На следующее после родов утро я проснулась где-то в семь часов от того, что мой мочевой пузырь отчаянно подавал сигналы «sos». Я хотела было уже подняться, но тут вспомнила наказ медсестры не принимать вертикального положения до особого распоряжения. Интересно, когда оно поступит?

Очень быстро терпеть стало невмоготу. Что же делать? Как будто прочитав мои мысли, в палате появилась медсестра и наконец-таки «дала добро». Я вскочила, как ошпаренная, и понеслась в туалет. Ого! Не ожидала от себя такой прыти. Я и представить себе не могла, что всего через несколько часов после родов смогу нормально передвигаться. Да еще так ловко и быстро!

В туалете меня накрыл ужас: я не смогла выдавить из себя ни капли! И это притом, что содержимое мочевого пузыря было уже готово вылиться через уши! Мама родная! Меня что, и там заштопали?

Я опять кинулась к медсестре: помогите! Та невозмутимо посоветовала встать под душ, расслабиться и под журчание воды спокойно сделать свои дела. Посмотрим, посмотрим. Ой, боюсь, не поможет.

Помогло! Фу-у-ух, гора с плеч. Нет, жизнь после родов все-таки прекрасна. Избавившись от насущной проблемы, я оглядела себя. М-да-а-а! Зрелище глаз совсем не радует. Большой и упругий живот, к которому я уже привыкла, сдулся и повис как бурдюк. Неужели таким и останется? А что там с многострадальным детородным местом? Подгоняемая нездоровым любопытством, я опустила руку вниз. И тут же одернула. Ой, ужас-то какой! Вместо привычных изгибов и складочек мои пальцы нащупали... грубые толстые нитки. Бр-р-р! Нет, больше я туда не сунусь. Только бесконтактная мойка!

Выйдя из душа, я посмотрелась в зеркало! О-хо-хох... Здорово же меня потрепало. Челка стоит дыбом, в глазах полопались сосудики. А это что такое? Вся кожа на лице усыпана мелкими красными точечками. Хоть сейчас на обложку журнала «Беременность и роды» с подписью «Как родить и стать такой же красивой».

Я вздохнула и улыбнулась. О! С улыбкой намного симпатичней получается. Глазки хитрые, искрятся, и плещется в них неземная радость. Я СТАЛА МАМОЙ!

Приведя себя в относительный порядок, я вышла в пока пустынный коридор и огляделась. Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что представляет из себя послеродовое отделение. В самом центре длинного коридора находился холл, в котором располагался «пост» (широкая кафедра), где круглосуточно дежурили медсестры. Кафедру подпирал столик с разными бутылями, одна из которых явно была с зеленкой, а над столиком красовался листочек с инструкциями по обработки молочных желез после кормления. Это что, грудь зеленкой надо мазать? Ой! А это обязательно?

С одной стороны в коридор выходили двери общих палат на 6 человек, с другой – двери боксов на двоих. Плюс еще была столовая, процедурный кабинет, несколько служебных комнаток и два детских бокса в обоих концах. В котором из них находилась моя девочка, я не знала. На выкрашенных светлой краской стенах висели различные назидательные плакаты, распорядок дня, часы кормлений и даже словарь имен. Ну, наверное, чтобы молодые мамочки, еще не определившиеся с именем для своего чада, вернулись домой с уже выбранным вариантом.

Около девяти утра меня вселили в персональный бокс. Вообще-то я думала, что палата будет полностью отдельной, а тут две комнаты, выходящие в общий предбанник. Душ, туалет и раковину придется делить с соседкой из смежной комнаты. Ну да ладно! Тем более что соседний бокс пока пустует.

Убранство моей палаты было более чем скромным: застеленная веселеньким бельишком кровать, стол, стул, пеленальный столик и лоток на колесиках, служащий колыбелькой для малыша. Холодильник стоял в другой комнате – еще одно неудобство.

Я подошла к окну. Из рамы, естественно, дуло. Но это было неважно. А важно было то, что за окном стоял солнечный весенний день. ПЕРВЫЙ настоящий весенний день в этом году. Впервые за несколько недель небо полностью очистилось от мрачных туч, и на его лазурном фоне приветливо сияло солнышко. Снег как-то разом осунулся и потек по дорогам веселыми ручейками. Зима, до сих пор не желавшая уступать свои права, дрогнула и посторонилась. Я ахнула. Мне показалось, что природа все это время вместе со мной ждала рождения моей дочки и сейчас, как и я, радовалась ее приходу в этот мир.

Восторженный полет мысли прервали чьи-то шаги. Обернувшись, я увидела незнакомую женщину с кипой каких-то вещей на руках. С облегчением вывалив ее на стол, она сказала:

– Это все вам. Располагайтесь.

И вышла. Удивленная неожиданно свалившимся добром, я стала разгребать кипу. О, как интересно. Прокладки для родильниц, одноразовые трусики, подгузники для новорожденных, какие-то крема. Все очень нужное, особенно прокладки, а то существовать с пеленочкой между ног как-то не очень[28]. Какая забота о пациентках ДМС! Приятно-о-о, сил нет. Давайте-ка все это опробуем.

Ну, что за дела! От досады я чуть не расплакалась: трусики оказались ужасно неудобными, а прокладки – без «крылышек». Вот всегда у нас так: если халява – значит, «некондит». Придется просить Диму принести мне обычные «Always» и любимые «трусики АУ». Вообще-то официально свое белье в роддомах носить не разрешают. Но, будем надеяться, это формальный запрет.

Тем временем коридор, до сих пор мирно спавший, ожил и стал наполняться разными звуками. Туда-сюда ходили люди, слышались голоса, чувствовалось все нарастающее движение – в отделении наступило бодрое утро рабочего дня.

Ко мне снова пришли (да я пользуюсь безумной популярностью у медперсонала!), на этот раз ста-а-аренькая бабушка. Ей, наверное, лет сто. Пришла по поводу завтрака. Спросила, пойду ли я трапезничать в столовую или мне принести сюда. Ого, вот это сервис! Не, в столовку идти толкаться там со всеми неохота. Прошу принести (раз предлагают – надо пользоваться), хотя ужасно неловко (престарелый человек будет мне, молодой и почти здоровой, харчи таскать). Как сейчас помню, бабуля предложила на выбор кашу или омлет. Я выбрала омлет. Потому что, как мне разъяснили еще накануне, первые три дня нежелательно есть пищу, стимулирующую перистальтику кишечника. Короче, какать нельзя, а то швы разойдутся! Тогда почему в меню каша? Ах да, я же в отделении для родильниц после кесарева, им-то как раз запоров нужно избегать.

Через несколько минут бабушка вернулась с тарелкой и чашкой чая. Конечно, все холодное и безвкусное. Но я отнеслась к этому философски. В конце концов, роддом – это не санаторий, а больница. За государственный счет тут разносолами потчевать не будут. Жуй, что дают. Хочешь – ешь, а не хочешь – пусть родные в термосиках передают.

(Кстати говоря, за те шесть дней пребывания в роддоме я неоднократно слышала громкие возмущения других родильниц о качестве казенной пищи. Мол, что за дела, в меню сплошная капуста, которую есть противопоказано – пучит и маму, и малыша. Но я хотела бы вступиться за роддомовских поваров. Не виноваты они! Это государство поставило их в жесткие экономические рамки. Они, может, и хотели бы угостить молодых мамочек цесарками в ежевичном соусе, да нет у них таких возможностей! А капуста – это ведь самый дешевый продукт: напихал ее в суп – и готовы наваристые щи, смешал с фаршем – вот вам и диковинное блюдо на ужин. Зато порции большие, ими действительно можно наесться. Жаль только, что ужин рано – в шесть часов. Хоть и полезно, но все равно невесело).

Казенный омлет, больше похожий на студень, пошел у меня «на ура» (проснулся зверский аппетит). Получив порцию энергии, я повеселела. Ну, что там у нас по регламенту дальше?

В половине десятого в коридорный гул вклинился грохот, сопровождаемый звонким детским плачем – детишек повезли к мамочкам на завтрак. Мне не терпелось увидеть и прижать к себе мою девочку. Но в то же время все тело трясло от волнения: первое кормление (не считая прикладывания к груди в родблоке) – это же настоящее событие!

После секундного размышления я поняла, что единственно приемлемая для меня поза кормления – лежа на боку (сидеть-то нельзя – швы!). Я быстренько улеглась на левый бок и устремила взгляд на открытую дверь, в которой через мгновение появилась медсестра приятной наружности и средних лет с моей малышкой на руках. Плюхнув передо мной ребенка, она зашагала обратно к тележке с бесценным грузом. А мне хватило сообразительности крикнуть ей вслед:

– Пожалуйста, зайдите ко мне потом, покажите, что да как.

Мой ребенок, укутанный в роддомовский конверт, мирно спал. Видно, еще не оправился от пережитого стресса. Бедняжка! Ох, и несладко же тебе пришлось. И как же мне тебя разбудить? Во сне-то ты точно есть не будешь.

– Эй, Даша, ку-ку. Просыпайся! – я легонько потрясла дочку.

С Димой мы остановились-таки на имени Дарья. Но решили так: вот родится девочка, мы на нее посмотрим, если будет «похожа» на Дашу, так и назовем. Даша для меня – это темненькая девочка, а наша дочка родилась как раз такой.

– Да-ша, девочка моя, ау!

Ноль эмоций. Как спал ребенок, так и спит. Ладно, подождем медсестру. Авось, не забудет про меня. Не забыла – пришла!

– Может, пусть отсыпается? – робко кивнула я на дочку.

– Нет, нет и нет. Будить и кормить! Чего ценным каплям молозива пропадать. Смотрите. Чтобы разбудить малыша, нужно его подергать за щечку.

На этот маневр Даша не среагировала.

– Если не получается – тогда за ушко. И сильнее, сильнее.

И она немилосердно оттаскала девочку за ухо, отчего оно тут же заалело. Нет, я так не смогу, очень жестоко. Даша недовольно открыла глазки.

– А теперь быстренько открываем ротик, – медсестра надавила пальцем на детский подбородок, – и запихиваем, запихиваем сисю. Вот так. Подложите руку под грудь, так удобнее. Придерживайте ее снизу. И не надо пальцами ничего сдавливать – молочные протоки передавите. Следите, чтобы во рту был не только сосок, но и ареола.

Это я и сама знала – начиталась как-никак про технику грудного вскармливания. Только написать гораздо легче, чем сделать! «Когда вы увидите, что рот ребенка широко открыт, язычок находится глубоко внизу рта, необходимо дать ребенку шанс “ухватиться”». Чего только ни насоветуют! Ну и как тут разглядеть язычок, да еще и «глубоко внизу рта», а?

– Первый раз, не больше трех минут. Я скоро приду, – резюмировала моя спасительница и вышла.

Даша почмокала пару раз и снова заснула. А еще говорят, что у детей сильно развит сосательный рефлекс! Или у меня ребенок «неправильный»? Как я ни старалась повторить процедуру сначала, мне это не удалось. Нельзя сказать, что я расстроилась (ведь где-то было написано, что поначалу нескольких капель молозива вполне достаточно), зато явственно поняла – научиться кормить «на раз» не выйдет. Придется попыхтеть, прежде чем получится что-то путное. Тогда я еще не знала, насколько сильно мне придется «пыхтеть».

Лежать вместе с собственным ребенком, чувствовать его тепло, легкое дыхание, разглядывать и обнимать его – это, конечно, великое счастье. На свою девочку я не могла насмотреться. Казалось, ничего в жизни больше не нужно, только лежать вот так рядышком и любоваться.

Идиллию нарушил приход медсестры.

– Ну, как, получилось?

– Да что-то не очень. А можно мне ее оставить?

– Сейчас будет врачебный обход, процедуры. Давайте я вам ее оставлю после следующего кормления.

– Это в полпервого? Уговорили.

Детишек с грохотом увезли. А я взялась за мобильный телефон, и давай всем друзьям-знакомым названивать и хвастаться. Все меня поздравляли, причитали, расспрашивали. А я звонко смеялась, кокетничала и чувствовала себя абсолютно счастливой. Ощущения, конечно, неповторимые. Такой выброс положительной энергии, такой восторг, такое упоение, что словами не описать.

Потом ко мне зашла врач моего послеродового отделения, обаятельная и улыбчивая молодая женщина, Елена Юрьевна. Она рассказала, что меня ждет: обработка промежности зеленкой дважды в день, уколы окситоцина в попу для лучшего сокращения матки, в понедельник анализы, УЗИ, рентген, снятие швов. А во вторник контрольный осмотр и домой! Гуд бай, май лав, гуд бай!

– Побольше лежи на животе, к матке прикладывай лед, он в холодильнике, – напутствовала врач. – Но самое важное сейчас – сосредоточиться на груди. По неопытности на сосках могут появиться трещины, а через них прямая дорога инфекциям. Так что мой тебе совет – долго у груди поначалу не держи и после каждого кормления мажь соски зеленкой. Это и заслон микробам, и профилактика молочницы у ребенка. Отличная вещь!

Я скривилась. Уродовать грудь двумя зелеными фингалами ужасно не хотелось. Это же некрасиво! Я и так похожа на Бабу-Ягу, а с блямбами на сосках вообще превращусь в... ну, не знаю, в Кикимору болотную, например, она тоже зеленая.

– Когда придет молоко, – не обращая внимания на мою богатую мимику, продолжала Елена Юрьевна, – надо сцедиться. Молокоотсос купила? Пусть родные принесут. У нас здесь есть электрический, но лучше своим. Ни в коем случае нельзя допустить застоев молока. Так что бди! Будут вопросы – подходи, я здесь до трех.

Я осталась одна переваривать информацию. Зеленка! Прямо панацея от всех недугов. На швы – зеленку, на соски – зеленку. А внутрь зеленку, случайно, принимать не нужно? Небось, тоже полезно.

В предбаннике появилась медсестра. Что, опять ко мне? Нет, она прошла с соседнюю комнату и стала там прибираться. Ну, вот! Сейчас смежный бокс заселят, и прощай, мое уединение. Я немного расстроилась. Общаться с кем-либо из «товарищей по счастью» желания не было. Вон девчонки из общих палат. Им делать нечего, детей рядом с ними нет, вот они и чешут языками круглые сутки, тусуются. Мне же собственную энергию ни на кого тратить не хотелось, только на ребенка. Я была целиком погружена в себя и жаждала отгородиться от всего, что не было частью моего внутреннего мирка.

Через некоторое время привезли соседку, она оказалась огромной тучной темноволосой женщиной (интересно было бы посмотреть на ее мужа). У нее было кесарево. Наблюдая потом, как тяжело она отходит от наркоза, я поняла, почему физиологические роды считаются идеальным вариантом родоразрешения. Я через несколько часов после родов встала и побежала, а соседка моя двое суток с кровати подняться не могла.

Но это ерунда. Все можно пережить. Тем более ради появления на свет собственного ребенка. Вообще, мне не очень понятна депрессия (досада, чувство собственной неполноценности) некоторых женщин по поводу того, что они не смогли родить самостоятельно. Так уж ли это важно? Нет, с одной стороны, конечно, важно. Вагинальные роды абсолютно естественны, продвигаясь по родовым путям, малыш постепенно адаптируется к новой среде, в то время как при операции он приходит в этот мир абсолютно неподготовленным. Но для таких женщин, как мне почему-то кажется, важен сам факт того, что они САМИ произвели ребенка на свет. От этого зависит их самооценка. Глубочайшее заблуждение, на мой взгляд. Настоящая женщина должна родить непременно вагинально? Чушь! Может, не стоит себя зря накручивать? Так уж случилось, ничего не поделаешь. А удрученное мамочкино состояние никому на пользу не пойдет. Вас и так накроет послеродовая хандра, а если к ней добавится еще и депрессия по поводу кесарева, то вы вообще окажетесь психологически раздавленной. Главное – что вы стали мамой, что малыш благополучно родился, а как – это уже детали.

...И снова слышится грохот детских тележек. На часах – двенадцать тридцать. Все точно, как в аптеке. Многие мамочки высыпали в коридор, поджидая свое чадо. Я тоже в нетерпении оперлась о дверной косяк. В каталке детишки уложены плотно, словно поленца. Ой, какие они все разные! И лысенькие, и лохматики, и беленькие, и черненькие. Кто спит, кто кричит, кто настороженно сопит. Ура! Моя девочка бодрствует, а то я бы ее не добудилась.

Я смотрю на свою дочку, а она на меня. И хотя я знаю, что у новорожденных перед глазами туман, мне кажется что Даша меня изучает. И взгляд у нее вовсе не блуждающий, а такой осознанный-осознанный. Как будто ребенок... думает. Интересно, что происходит сейчас в этой маленькой головке?

С кормлением что-то опять не получается. То дочка ареолу не захватит, то сосать не хочет. Я выдавила несколько капель молозива ей на ротик. Может, этого достаточно?

Когда детей увозили, я подтвердила свое желание оставить дочку с собой.

– Перед кормлением ее переодели, так что вы пока ничего не трогайте, – сказала медсестра. – А вот перед следующим кормлением ее надо будет подмыть и сменить подгузник.

– Может, придете, поможете, – робко попросила я.

Медсестра благосклонно кивнула. Но особого рвения помочь неопытной мамочке я в ней не увидела. Ох, как часто в этой жизни нам приходится выступать в роли просителя. Не знаю, как вам, а мне эта роль совсем не нравится.

Даша опять заснула, я положила ее в лоток, а сама еле сдерживала свое возбуждение. Душа пела. Громко и победоносно. Та-да-да-дам! Все просто замечательно. А тут еще и обед принесли – бульон с суфле. Что ж, подкрепимся.

Есть стоя – это что-то новенькое. Это еще одна причина, почему я не стала ходить в столовую. Ведь там все рассядутся за столами (у кесареных нет проблем с залатанной промежностью), а я, как дура, окошко подпирать буду? Нет уж, лучше подпирать окошко своего бокса. Если и выбиваться из коллектива, то не очень заметно. В общую столовую я заходила только для того, чтобы вернуть посуду. Как правило, в этот момент девчонки наливали себе чай, щедро разбавляя его молоком. Подумать только, какие сознательные – лактацию стимулируют!

После трех часов жизнь в отделении стала медленно угасать, почти весь медперсонал испарился, остались только медсестра на «посту» да медсестры в детских боксах. И мы, горемыки-родильницы.

Около четырех, как и обещала, пришла детская медсестра. Даша все еще спала.

– Ну, смотрите. Часто ребенка перед кормлением ни за щечку, ни за ушко не разбудить. Тогда берете его, раскрываете, и сон как рукой снимет.

Она распеленала Дашу. Действительно, девочка проснулась и принялась недовольно кряхтеть. Господи, Боже мой! Какая она кроха! Ночки-ручки скрючены, движения неуклюжие. А что это под правой ручкой? Я еле сдержала слезы – под правой подмышкой моей дочки была уложена палочка из бинта, которая фиксировала плечико, а вместе с ней, видимо, и переломанную в родах ключицу.

Как и ожидалось, Даша обкакалась. Стул был густым и почти черным. Медсестра объяснила, что это меконий, он должен выйти, прежде чем заработает система пищеварения. Она ловко стерла какашки с детской попки краем подгузника и потащила ребенка к раковине мыть. Как здорово у нее получается! Интересно, этому все могут научиться или некоторым все же не дано?

– Мыть надо спереди назад, чтобы не занести инфекцию, – поучала меня медсестра. – Потом лучше помазать попку кремом под подгузник или детским кремом. Кожа нежная, чуть недоглядели, и пожалуйста вам – опрелости. Так. Одеваем памперс.

Я смотрела во все глаза, пытаясь запомнить алгоритм надевания подгузника. Да-а-а, сложная наука.

– А теперь, внимание! – продолжала медсестра. – Смотрите, что дальше.

Она обернула детские ножки марлевым подгузником (пропагандируемое широкое пеленание!). Затем, высвободив только одну – здоровую – ручку, туго завернула дочку в пеленку, и уже потом облачила в одеяльце, одним мановением руки сделав из него конверт. Все! Получился аккуратный тугой сверток, готовый к приему пищи и последующему сну. Хм, ловко! Как бы мне такую сноровку!

Мужской взгляд. Наутро после родов я принялся надраивать квартиру. Убирался я с особой старательностью. Увидев своими глазами только что родившуюся кроху, понимаешь, что это человечек, совершенно не защищенный от вирусов, у него еще нет своего иммунитета, поэтому я помыл ВСЕ поверхности в доме (в том числе потолок), кроватку, коляску, пеленальную доску, комод... Перемыл всю посуду, детскую – отдельной губкой, перегладил всю детскую одежду и одежду мамы, отдраил сантехнику.

По ходу уборки мне поступали многочисленные СМС о том, что принести жене в роддом, в результате чего получился довольно внушительный пакет.

С четырех часов дня к платницам могут приходить родственники. Диму я еле дождалась – так уже соскучилась и чувствовала себя одиноко. Находиться практически совсем одной в больничных стенах – это все-таки испытание. Я была безумно счастлива видеть родного человека, который к тому же принес мне долгожданные фен, дезодорант, шампунь, крем для лица, гель для душа и карандаш для глаз. После родов особенно хочется быть красивой!

Два с половиной часа нашего общения пролетели, как одна минута (хотя за это время Дима успел понянчить дочку, а я – ее покормить и сама поужинать). В половине седьмого нам вежливо напомнили, что пора бы мужу и покинуть помещение. Расставаться было ужасно тяжело. Мне, по крайней мере.

Мужской взгляд. Я побаивался брать дочку на руки, потому что она была совсем маленькой, к тому же спала и могла от малейшего шороха проснуться. И только потом я убедился, что выражение «спит, как младенец» придумано неспроста. Ребенок действительно крепко спит, несмотря на все внешние раздражители, и просыпается только от внутренних потребностей. Если сыт, ему тепло, попа не щиплет, и ничего не болит – пушкой не разбудишь!

Мы смотрели с Дашкой сквозь окна палаты на наступающую весну. Дочка при этом поразительно вертела глазками в разные стороны (у младенцев взгляд не фокусируется), а я держал ее на руках и думал о том, что у нас впереди вся жизнь, что я буду рассказывать своей девочке сказки и отвечать на ее бесконечные «почему?».

Иринка в это время пыталась расчесать стоявшую дыбом челку, но расческа никак не могла придать волосам иную форму, кроме вертикальной.

Поразило обильное количество памперсов, кремов и рекламных проспектов, которые дают родившим мамочкам. Все это я положил в освободившийся пакет и пошел домой.

Вечером – опять уборка квартиры до блеска!

В семь часов, когда доступ для посетителей был уже закрыт, я подслушала разговор медсестры с «поста» с кем-то из коллег:

– Там к одной ДМС муж пришел... Да знаю я, что уже поздно, но ты ведь знаешь этих платников. Лучше не связываться. Так что проведи его через приемное отделение, раздень, бахилы дай. Он посидит полчаса, не больше...

В тот момент я подумала, что мне повезло. В том плане, что кто-то задолго до меня показал здешнему младшему медперсоналу «кузькину мать», и теперь все знают, как надо себя вести с теми, кто заплатил деньги. Так вот почему такое обходительное отношение! «С платницами лучше не связываться», а то начнут качать права! Ну-ну.

После попытки покормить дочку в полночь, я отдала ее в детское отделение. Ночной перерыв – шесть часов. Значит, надо подняться в пять сорок, чтобы успеть приготовиться...

Следующий день оказался не таким радостным, как предыдущий. Начались проблемы: грудь во время кормления стала болеть, а на сосках проступили трещины. Ужас!

Какое пособие для новоиспеченных мамочек ни открой, везде написано, что трещины возникают из-за неправильного прикладывания к груди. Но разве оно может быть СРАЗУ правильным? Ты ни разу в своей жизни еще не кормила, ты вообще понятия не имеешь, каким боком ребенка к себе пристроить! Да и малыш, кстати, с таким способом приема пищи сталкивается впервые! Откуда здесь взяться отработанным навыкам? Как избежать ошибок, когда опыта – ноль? Так что трещины, наверное, явление неизбежное. Жаль только, что понимаешь это, лишь пройдя через шок и боль при их появлении и изрядно понервничав во время их лечения.

Про трещины я пожаловалась врачу. Та чуть ли не за руку отвела меня к столику возле «поста» и ткнула в бутыль с зеленкой и облепиховое масло. Делать нечего, пришлось украшать соски зелеными разводами и вязкой рыжей субстанцией.

– А лучше всего, – посоветовала Елена Юрьевна, – попроси мужа принести тебе силиконовые накладки на грудь. И мазь «Бепантен» или «Д-Пантенол». Они тебя спасут. Будешь мазать, трещины заживут.

Да как же я его попрошу?! Он ведь на работе, и даже если и купит, то передать уже не сможет. Вот я попала!

Настроение стало заметно ухудшаться. Восторг сменила озабоченность, переходящая в легкую панику. Ой, что будет? Ситуацию спасла моя мама, которая приехала меня проведать раньше разрешенного времени. Она развила кипучую деятельность, переговорила с Еленой Юрьевной, потом с педиатром и – о, чудо! – у меня появился пробничек мази «Бепантен», найденный в закромах бережливого медперсонала. Я спасена! Авось, все образуется.

Третий день моего пребывания в роддоме выпал на субботу. Вокруг все как будто вымерло. И если бы не обход дежурного врача, я бы подумала, что нас тут бросили на произвол судьбы. Девчонки тихо шушукались в своих палатах, медсестру с «поста» было не видно, не слышно, и только грохот тележек с детишками периодически нарушал неуютную тишину, воцарившуюся в отделении.

Мое моральное состояние стало еще хуже. Трещины не заживали, грудь болела, ребенок практически ничего не ел (да и что там есть – мизерные граммы молозива?).

– Ваша девочка теряет в весе, – грозно сдвинув брови, сказала мне новая детская медсестра, и я чуть не расплакалась.

Слышать это было не только обидно, но и странно. Ведь известно, что после рождения детишки теряют в весе, так почему я в чем-то виновата? Ну, нет у меня пока молока, что я могу поделать?! Во всех пособиях написано, что молозиво «полностью обеспечивает потребности ребенка в питательных веществах до появления зрелого молока у матери». Так в чем же дело?

Я засуетилась. Мне принесли электронные весы и наказали взвешивать дочку до и после кормления, чтобы знать, сколько она съела. Больше десяти грамм они, как правило, не показывали, а должны были высвечивать тридцать[29]. Моя суета перешла в нервозность.

И совсем мне поплохело, когда Даша начала плакать. Навзрыд. А я металась по палате и не могла понять, что ее беспокоит. Вызвала детскую медсестру. Та предположила, что ребенок голодный. Принесла бутылочку с молочной смесью. Я давай ее пихать в ротик. А в со#ске – дырка огромная! Даша стала захлебываться, а я затряслась мелкой дрожью. Но в итоге приноровилась, чуть-чуть покормила девочку, и она успокоилась.

Снова дочка зашлась в плаче, когда ко мне приехали Дима и его мама. К тому моменту я сама была уже готова разрыдаться. От былого восторженного состояния не осталось и следа. Меня накрывали волны негативных эмоций. Я стала раздражительной, несдержанной, нервной. Конечно, раньше я читала про послеродовую депрессию. Неужели это она? Но мне думалось, что, во-первых, «материнская грусть» наступит не так быстро, а во-вторых, будет «тихой», а не такой «агрессивной».

Ребенок плакал и плакал, а я не знала, чем его успокоить. Но тут Димина мама взяла Дашу на руки, покачала немного и та... заснула. Не знаю, в чем тут было дело. Может, девочка уже устала орать, а может, почувствовала тепло более опытного и, главное, СПОКОЙНОГО человека?

Под предлогом того, что мне надо отдохнуть, Дима с мамой ушли, а я разозлилась еще больше. Ну вот! Вместо того чтобы побыть со мной, поговорить, утешить, они оставили меня одну! Наедине с моими проблемами!

Мужской взгляд. Конечно, после предпринятых титанических потуг необходимо отдохнуть, к тому же и я толком не выспался. Да и квартиру еще надо доубирать. И о чем можно говорить в роддоме? Утешать Иринку, на мой взгляд, было не в чем. Все хорошо, причем настолько, что ни у нее, ни у меня не возникло мысли о том, что она лежит в больнице, а я пришел ее проведать. Просто человек для важного события в своей жизни воспользовался помощью профессионалов и через некоторое время (2-3 дня) вернется к обычной жизни.

К вечеру я немного упокоилась, и когда Даша опять заплакала, взяла ее на руки и стала ходить по палате, напевая детские песенки. А оказывается, я многие из них помню!

Утро воскресенья не сулило ничего хорошего. Молока по-прежнему не было, дочка продолжала плакать. Я опять попросила смесь. Но это не помогло. Ребенка что-то беспокоило. И это был не голод. Во время одного из переодеваний я увидела, с каким трудом Даша какает. И предположила, что у нее болит животик.

– Вполне возможно, – сказала медсестра, когда я поделилась с ней своим предположением. – Система пищеварения еще незрелая, вот и возникают трудности. Вы помассируйте ей животик по часовой стрелке, согрейте ладошкой. Должно полегчать.

Теперь, имея за плечами немалый опыт, я убеждена, что причиной плача был живот. Но в тот момент разве могла я, такая неопытная и беспомощная, это понять? Ведь во всех книжках написано, что проблемы с животом у младенцев начинаются, как правило, на 3-4 неделе жизни. Но если бы там хоть полсловечка сказали, что они могут возникнуть и раньше (например, еще в роддоме), я бы хоть морально к этому подготовилась. Теперь-то я знаю, что если здорового малыша в роддоме что-то сильно беспокоит, то это либо голод, либо живот. Но тогда я не была уверена в правоте своих выводов.

Мое удрученное состояние немного улучшилось, после того как меня зашла проведать Олеся Викторовна. Она спросила, не беспокоят ли швы, нет ли пульсирующей боли (признака инфицирования). Я ответила, что немного некомфортно, но в целом жить можно. Еще пожаловалась, что до сих пор нет молока. В ответ Олеся Викторовна рассказала самый забавный случай из своей медицинской практики.

Идет она как-то по коридору послеродового отделения и видит девушку, разговаривающую по телефону.

– Ну, нет у меня молока, – донеслись до Олеси Викторовны обрывки беседы. – И как ты не понимаешь: есть мясные коровы, и есть молочные. Так вот я – МЯСНАЯ!

Наверное, я тоже «корова мясная», раз до сих пор не могу кормить ребенка нормальной «едой».

(А что такое «корова молочная», я поняла, когда в коридоре нашего отделения увидела одну родильницу, на казенном халате которой отчетливо проступали мокрые круги от вытекающего молока. В тот момент я аж присвистнула от зависти. Живут же люди!)

И совсем я повеселела, когда днем ко мне приехали папа и Дима. Мы непринужденно болтали, я забыла обо всех неприятностях. А во время кормления Даши решила: ах, тебе не хватает еды, так ешь, сколько хочешь. И приложила дочку к одной груди на 25 минут, и ко второй минут на 20.

Я отчаянно завидовала соседке (в отношениях с которой поддерживала дружественный нейтралитет), у нее молоко пришло еще в ночь с субботы на воскресенье. Вообще, она оказалась очень приветливой и доброжелательной дамой, но с вредными привычками. Я была просто в шоке, когда она попросила у меня разрешения... курить в туалете.

– Понимаете, у меня зависимость. Если я перестану курить, меня замучает жуткий кашель, – умоляюще сказала она.

От удивления я открыла рот, но отказать не смогла. Я вообще не могу отказать, если меня о чем-то просят.

Но пагубные привычки – вещь ужасно коварная. И с моей соседкой они сыграли злую шутку. Молоко-то у нее пришло и в большом количестве, а вот наружу выйти не могло: оказалось, что у соседки полностью закупорены млечные протоки. И все! Врачи попросили ее родственников купить в аптеке специальные широкие бинты (в роддоме их почему-то не было) и перевязали ей грудь (прям как дворянским барышням из позапрошлого века). А ребенка перевели на искусственное вскармливание.

По идее молоко в перевязанной груди должно было перегореть. Но... Веками проверенный способ почему-то не сработал. Вечером в воскресенье моей соседке стало плохо. Температура зашкалила. Ой, как все забегали! Оказалось, что в выходной день в роддоме столько медперсонала! Только все это время они от нас где-то скрывались. К счастью, все закончилось благополучно. Но насмотревшись на эту свистопляску, я еще раз словила себя на занудной мысли о том, какая это огромная ценность – здоровье, и как важно беречь себя и не истощать собственный организм разными сомнительными удовольствиями.

Ночью я ощутила какие-то непонятные движения в груди, и меня осенило: МОЛОКО! И у меня! Ну, слава Богу!

Утром надо было сдать анализы и сделать УЗИ. Кабинет УЗИ начинал работу в восемь сорок пять. А в половине десятого – очередное кормление. Как успеть? Там ведь, небось, соберется весь роддом – понедельник как-никак, в выходные приема не было. Как пациентке по контракту мне полагалось везде проходить без очереди, помахивая перед носом «обычных» родильниц розовым вкладышем в карте. Но я так поступить не могла. Мне казалось это верхом высокомерия и презрительного отношения к окружающим. Поэтому я решила быть в очереди первой и прийти к кабинету УЗИ за... час до его открытия.

Я как в воду глядела. В половине девятого весь холл перед заветной дверью оказался забит новоиспеченными мамочками из всех послеродовых отделений. А я первая! В итоге, все успела – и УЗИ сделать, и анализы сдать, и позавтракать, и ребенка вовремя покормить. Ай да молодчина!

После кормления (сосала Даша по-прежнему плохо) я решила сцедиться. Полчаса собирала молокоотсос, потом долго не могла приноровиться – все-таки процесс доселе неизведанный. Ну, вроде заработало. Стала досцеживать грудь, из которой кормила, и вдруг... трещина на соске стала кровить.! Все, приплыли!

Я поставила молокосос с бутылочкой на стол и обхватила голову руками. Дура! Ну, какая же я дура! Ведь говорили, не держи долго ребенка у груди, а я, ненормальная, по 25 минут кормила! Докормилась! Все, теперь из этой груди кормить будет нельзя, только сцеживаться, чтобы молоко не пропало. Идиотка!

Пришлось вылить бесценные капли в раковину. Вторая грудь оказалась более стойкой. Ну, слава Богу! В следующее кормление покормлю из бутылочки, а к тому, что будет в полпятого, эта грудь, глядишь, опять наполнится.

(На новоиспеченную мамочку, только-только начавшую кормить, со всех сторон обычно сыплются предостережения: из бутылочки не корми – ребенок поймет, что так проще, и грудь больше не возьмет. Об этом я, конечно, знала, но в тот момент мне нужно было, чтобы дочка была сыта, поэтому, думала я, если пару дней малышка немного пососет из бутылки, ничего страшного не случится. А насчет упомянутого предостережения хочу сказать следующее. Мой опыт показал, что все зависит от ребенка. Моей Даше было совершенно ВСЕ РАВНО, откуда кушать. И бутылочка, и мамина сися были в ее понимании абсолютно идентичными источниками пищи. Так что еще раз повторю: долой предрассудки!).

Есть у меня одно хорошее качество: при форс-мажорных обстоятельствах я не впадаю в ступор или в истерику, а полностью мобилизуюсь и бросаюсь решать проблему. Вот и сейчас я обрушила на раненый сосок весь арсенал изученных мною за эти дни средств лечения. Будем надеяться, скоро заживет.

Несложно представить в каком подавленном состоянии я тогда находилась – ребенок и так изголодался, а тут еще одна грудь оказалась «нерабочей». Ужас! К счастью, молока прибывало достаточно, оно было жирным, и Даша, несмотря на скудное питание, даже немного прибавила в весе. Это было самое радостное событие за последние трое суток.

Днем Елена Юрьевна пригласила меня в процедурный кабинет для снятия швов. Я затряслась, как заяц. Шла за ней по коридору, а ноги предательски подгибались. Страшно было, аж жуть! Но, как известно, у страха глаза велики. Процедура оказалась, конечно, неприятной, но вполне терпимой.

Вечером всем обитательницам нашего отделения прочитали лекцию по уходу за новорожденным. Стандартный набор рекомендаций – как умывать, как купать, как обрабатывать пупочную ранку, как гулять, что делать, если вдруг появится молочница, конъюнктивит, как бороться с кишечными коликами.

Одна вещь меня очень удивила. Нам рекомендовали менять подгузник ДО кормления и не тревожить малыша его заменой ПОСЛЕ еды (срыгнет), тем более что новорожденные якобы сразу после принятия пищи умиротворенно засыпают (не забыв при этом опорожнить кишечник). Нас всех, конечно, смутил тот факт, что ребенок пролежит несколько часов в собственных какашках, которые будут разъедать его нежную кожу. По этому вопросу нам посоветовали не беспокоиться. Мол, ничего не случится. Крем под подгузник должен малыша защитить. Но жизнь показала, что этой рекомендации придерживаться не нужно. Все-таки если ребенок не впадает в спячку после кормления в течение двадцати минут, лучше его переодеть. Душа будет спокойной.

Еще нам всем раздали листочки с рекламой программ добровольного медицинского страхования для детишек. Там обещали райские кущи – и тебе личный доктор «с активным наблюдением ребенка», и осмотр специалистами, и забор анализов, и массаж, и вакцинация. И все это на дому или в лучших государственных медцентрах города. Только плати. Много. Около 1000 долларов в год (на тот момент).

Я загорелась. Мой ребенок достоин самого лучшего, думала я тогда. Чего нам ждать от обычной районной поликлиники, кроме огромных очередей, инфекций и замученного жизнью участкового педиатра? К тому же там наверняка нет некоторых специалистов – зарплата-то копеечная. А тут такой сервис предлагают! При выписке я уже была полна решимости отдать последнюю семейную заначку на медицинскую страховку дочки. Но муж воспринял мой порыв скептически (жадина). И предложил немного подождать, посмотреть, какой «прием» нам окажут районные врачи. «Прием» получился теплым! Наша поликлиника оказалась не такой уж плохой, какой я себе ее представляла. Там работают все специалисты (вакантных мест нет), делают массаж (на бесплатный – очередь, но можно за деньги на дому), все прививки современными вакцинами, в том числе от гриппа, есть кабинет УЗИ. А с нашим участковым педиатром мы вообще подружились, она оказалась очень внимательной и душевной женщиной. И хотя я горячий сторонник платных услуг, все-таки правы и те, кто утверждают: если тебе что-то положено бесплатно, то надо этим пользоваться. По полной программе.

Уже с утра во вторник меня охватило возбуждение – совсем скоро мы поедем домой! Больничная обстановка уже порядком надоела. Казалось, что до#ма при поддержке родных все мои волнения и страхи канут в лету. До#ма и стены помогают!

Елена Юрьевна дала мне последние рекомендации «по женской части» (швы обрабатывать марганцовкой и зеленкой, на «пятую точку» не садиться пару-тройку недель, с интимной жизнью подождать еще месяца два), вручила положенные документы (корешки обменной карты, справку в ЗАГС) и пожелала всего-всего. Во время обеда я зашла в общую столовую и торжественно и громко со всеми попрощалась.

– Уже?! Так быстро?! Везет тебе! – послышалось со всех сторон. А я зашагала в свой бокс, спиной ощущая на себе завистливые взгляды других родильниц. (Дело в том, что женщины после кесарева лежат в роддоме дольше – где-то 8 дней, а не 5-6, как мамочки, родившие вагинально). Бедные! Истомились они уже тут, надоели друг другу и тоже хотят домой.

...Выписка – это очень радостное мероприятие. Нарядно одетый малыш, светящаяся от счастья мама, гордый папа, улыбающиеся родственники и друзья с букетами, море поздравлений и шутливых напутствий. Разве это не праздник! А дома ждет шикарный стол, тосты, тосты, тосты и... совершенно новая жизнь.

В роддоме мы заказали фото– и видеосъемку, чтобы ни один момент такого эпохального события не стерся из памяти. Даша (вся в белом, включая смешную шапочку с помпончиком, и с малиновой лентой вокруг одеяла) вела себя просто идеально. Не плакала, терпеливо со всеми фотографировалась и поражала бабушек-дедушек своим «взрослым» взглядом и спокойным поведением.

Мужской взгляд. Все, конечно, очень торжественно. И видео-фотосъемка, и пеленание в парадные пеленки, и причипурившиеся мамочки. Но я в тот момент особых восторгов не испытал.

Во-первых, потому, что выписка окончательно и бесповоротно закрывала дверь в прошлую жизнь: мама с младенцем возвращаются домой. Прощайте, спокойные ночи, тихие мещанские вечера перед телевизором или у компьютера, посиделки в ресторанчиках и прочие радости ночной Москвы. Здравствуй, беспокойное отцовство, бесконечные памперсы, зубики-животики и т.д. Всего этого на выписке я, конечно, не знал, но что-то подсказывало мне, что скучать не придется.

Во-вторых, крошечного ребенка шести дней отроду из почти стерильного роддома для начала выносят на улицу, где +10, потом помещают в шумную машину, совершенно не стерильную, везут-трясут, потом заносят в лифт (вы видели наши лифты?), а потом дома бесконечно кантуют. Как это первое путешествие отразится на дочке? Вот что меня тогда беспокоило.

Выйдя на улицу, я еще раз удивилась тому, как изменился мир за какие-то шесть дней. Когда я переступила порог роддома, на дворе была настоящая зима, а сейчас, вы только посмотрите, «журчат ручьи, и тает лед, и сердце тает». Все-таки есть здесь какая-то божественная связь – так долго не наступавшее пробуждение природы и рождение новой жизни в нашей семье!

Я плюхнулась на заднее сиденье папиной машины и тут же подскочила. Швы! Не хватало еще, чтобы они разъехались по дороге домой, вот весело-то будет (в том смысле, что тогда надо будет поворачивать обратно к роддому)! Пришлось устраиваться бочком – на бедро, да еще мне всучили Дашу, которую я держала «столбиком», чтобы не плакала. Вот она, материнская доля – про свой комфорт забываешь, лишь бы дитятке было хорошо.

Дома все сияло чистотой. В холодильнике томились закуски, а в духовке на противне ожидало своего часа мясо «по-французски». Да, Дима постарался на славу. Молодой папаша, ха-ха!

Не успели мы раздеться, как Даша заплакала. На часах четыре. Все понятно, ребенок проголодался. Я погрела в бутылочке сцеженное еще в роддоме молоко и приступила к кормлению, наказав начинать застолье без меня. Из кухни слышались звон бокалов и столовых приборов, тосты и восторженные речи наших родителей. И я была уже готова присоединиться к этому празднику жизни, как тут... Даша снова заплакала. Как-то горько и безысходно.

Она рыдала до половины седьмого! Что я только ни делала, как ни пыталась ее успокоить. И столбиком держала, и укачивала, и песни пела, и к груди прикладывала, и подгузник триста раз проверяла. Все НАПРАСНО! Ребенок просто надрывался. Из кухни прибежали Дима с родителями. Каждый давал советы, пробовал убаюкать. Эффекта – ноль.

С каждой минутой ее рыданий и физические, и моральные силы покидали меня. К половине седьмого я уже просто билась в истерике. Мы никак не могли понять, ПОЧЕМУ ребенок плачет навзрыд, ЧТО его беспокоит?

В шесть тридцать я предприняла отчаянную попытку снова покормить дочку. Она с готовностью почмокала и... успокоилась! Не может быть! Я никогда в жизни не наслаждалась тишиной так, как в тот момент. Слава Богу, Даша заснула!

Я повеселела, даже поклевала еды с праздничного стола (стоя). В восемь родители разъехались. Мы с Димой только-только перевели дух, как вдруг... раздался детский плач. СНОВА! Нет, я этого не переживу.

Мужской взгляд. Первое ощущение, которое возникает дома после парадной процедуры выписки и радостного застолья – паника. И еще ужас от понимания того, что ты «попал». Ребенок плачет и кричит регулярно и нерегулярно (хотя Даша с младенчества – очень спокойный ребенок, и когда мы рассказывали другим молодым родителям, как было у нас, все говорили, что нам просто повезло), и ты не знаешь, как этот плач унять. Все нормальные люди очень чутко реагируют на рыдания своего чада и первое время не знают, чем помочь. Вроде накормили – плачет, памперс поменяли – плачет, запеленали – плачет, распеленали – плачет, дали капельки от болей в животике – плачет, укачиваем – плачет, положили – заснул! В общем, не поймешь.

Но когда я не спал первые две недели, то понял, что «Курс молодого отца» по тяготам и лишениям соизмерим с «Курсом молодого бойца» в армии.

А утром – снова на работу, без всяких скидок...

Тут уже и Иринка стала понимать, что Дашу не отдашь на пару часов или на ночь в детский бокс. Она постоянно, круглосуточно будет находиться рядом с мамой.

Именно в тот момент я поняла, что ничегошеньки не знаю и не умею. И рядом нет детской медсестры, которая подсказала бы, что делать. Что мы один на один с нашим ребенком и его непонятным беспокойством! И мы совершенно БЕСПОМОЩНЫ!

А еще именно в тот момент я осознала, что легких путей не будет, а будет очень-очень трудно. Что предстоит самой, без наставников и подсказок, осваивать самую главную жизненную науку – быть мамой. ХОРОШЕЙ МАМОЙ! Самой лучшей на свете. И никто не даст мне учебник, никто заботливо не подсунет шпаргалку или готовый рецепт. Это моя жизнь, это мой ребенок, и никакие чужие лекала тут не подойдут. До всего придется «доходить» самой.

Вот она, моя кроха, лежит поперек кровати. Это огромная радость, невероятное счастье и... испытание. Испытание меня как человека. На прочность, мудрость, дальновидность, умение принимать правильные решения, на понимание, что хорошо, а что плохо. Это мой экзамен перед высшими силами. Выдержу ли я его, или мне поставят «неуд»? Как бы ни хотелось знать «вердикт» уже сейчас, увы, ответ поступит через много-много лет.

Маша. Моя подруга Маша (о ней я еще не писала) тоже рожала в 72-ом роддоме. Мы лежали в одном и том же медучреждении, но впечатления у нас получились совершенно полярные. Из родблока Марию направили на третий этаж, в отделение, где женщины после физиологических родов пребывают вместе с детьми. Палаты, как правило, рассчитаны на троих (+ младенцы). И все укомплектованы под завязку!

Так вот – это был кошмар. Если твой ребенок тихо спит, так чужой обязательно орет. И не всякая мамочка будет свое дитятко успокаивать. С Машей, например, лежала родильница, которой было абсолютно все равно, плачет ее ребенок или нет, мешает он кому-то или нет. Она себе спокойно дрыхла, пока ее малыш рыдал и действовал всем на нервы. О каком отдыхе, а тем более о сне здесь могла идти речь?

В столовую ходили по очереди, на процедуры тоже. К тому же Маруське попалась дико продавленная кровать, на которой она отлежала себе все бока и спину, поэтому большую часть времени ей пришлось СТОЯТЬ (сидеть нельзя – швы!).

Я знаю, что многие мамочки считают совместное пребывание с ребенком в общей палате идеальным вариантом (с другими девчонками-то и веселее, и сподручнее!), но Маше он не подошел. Она тысячу раз пожалела, что решила не тратить деньги на отдельный бокс. И вместо того, чтобы хоть немного восстановиться после родов, перевести дух, сосредоточиться на собственном ребенке, своих ощущениях и потребностях, Маша нервничала, практически не спала и считала часы, когда же, наконец, уедет домой. В результате в родные стены она вернулась издерганной и полностью «разобранной». А о своем пребывании в роддоме до сих пор вспоминает с ужасом. Вот так!

Оксана. Кто бы мог подумать, что роддом провинциального городка Торжок по многим параметрам окажется ничем не хуже столичных клиник? Впрочем, условия пятизвездочного отеля там полагаются лишь пациенткам, щедро пополнившим роддомовскую кассу. Но моя коллега Оксана (помните, я описывала ее экстремальные роды, случившиеся нежданно-негаданно в гостях у родителей) была как раз из их числа.

В принципе, роддом как роддом. Общие палаты на четверых, детишки отдельно. Больничная обстановка, казенное отношение. Но! Для «избранных» все по-другому. Персональные палаты класса «люкс», кровать с ортопедическим матрасом, пеленальный столик с подогревом (!), люлька для малыша тоже с подогревом и, только не падайте, индивидуальная карта питания – заказывай яства, какие душе угодно.

Откуда, спросите вы, такая красота. Нет, это не местная власть так заботится о решении демографической проблемы страны, и не бизнес-элита городка скинулась ради комфорта своих рожающих жен и любовниц, и не губернатор позаботился, и не министр. Это сердобольные французские медики взяли роддом Торжка под свой патронаж (и как они вообще про него узнали?). Во Францию перенимать их опыт ездило даже несколько местных врачей. И пуповину Оксаниной дочке – Аришке – перевязали «по-французски», так что пупочек у малышки получился необычным – в форме лепестка.

Персонал поражал своей обходительностью и готовностью в любую минуту броситься на помощь. Но круглосуточное совместное пребывание с ребенком Оксана пережила тяжело. Привыкшая, как все нормальные люди, днем бодрствовать, а ночью спать, новоиспеченная мамочка оказалась совершенно не готова (и в первую очередь морально) резко изменить этот распорядок. В результате, за три дня пребывания в роддоме у Оксаны сбились биологические часы, что, как вы понимаете, на пользу ей не пошло.

Молоко пришло на третьи сутки, еще в роддоме, но никакой радости, к всеобщему разочарованию – сие обстоятельство не принесло, поскольку сразу случился лактостаз[30]. Оксана сменила четыре молокоотсоса, прежде чем поняла, что это не они бракованные, а с ней «что-то не так». Причиной лактостаза оказались слишком узкие молочные протоки. Аришка сосала плохо, ленилась, а молоко все пребывало и пребывало.

Покидая гостеприимный и комфортабельный роддом Торжка, медперсоналу которого она была безумно благодарна за свое сокровище, Оксана и представить себе не могла, что ждет ее вне его стен, в каком сумасшедшем угаре ей придется провести ближайшие три месяца. Я, пожалуй, прервусь на этом интересном месте. А о том, что пришлось пережить Оксане по возвращении домой, расскажу во второй части «Записок».

Лана. После родов Лану, как пациентку ДМС, тоже определили в отдельную палату. Устроившись на кровати, она решила немного поспать. Но сон не шел. В голове путались мысли. «Все позади. У меня родился сын. У меня мальчик», – повторяла она, но до нее ЭТО не доходило. Казалось, что все произошедшее НЕРЕАЛЬНО.

То, что она ощутила потом, можно описать одним словом – ПАНИКА. Нет, сначала, когда ей принесли в палату сыночка, Лану захлестнул восторг. «Какой же он КРАСИВЫЙ, просто услада для глаз!» – не могла налюбоваться она. И уже хотела было обнять малыша, как вдруг... ее парализовал страх. Всепоглощающий, неотступный. Глаза мгновенно намокли. И это были не слезы радости. Это были слезы необъяснимого отчаяния.

«Он такой маленький, беспомощный, беззащитный, – рыдала Лана. – А вдруг... Вдруг с ним что-нибудь случится? Я не смогу это пережить!»

Она не знала, в какой угол ей забиться, сходила с ума от жутких мыслей, боялась прикоснуться к ребенку, оставить его даже на 5 минут, но в тоже время находиться вместе с ним тоже было безумно страшно. Устав от душевных мук, Лана попробовала отдать сына в детский бокс, но тут же его оттуда забрала: как же он там совсем один, а вдруг заплачет, и никто к нему не подойдет?

В тот момент Лане как никогда нужна была моральная поддержка. Но Миша постоянно с ней находиться не мог. А в функции медперсонала психотерапевтическая помощь не входит! Как кормить, объяснили. Как пеленать, показали. Необходимые рекомендации дали. И все! Справляйся сама. Никто лишний раз не зайдет. Давать советы, стоять над душой, контролировать каждый твой шаг, проверять, правильно ли ребенок берет грудь или померила ли ты температуру, НИКТО НЕ БУДЕТ. И к этому надо быть готовой. Но Лана не ожидала такого, и поэтому чувствовала себя брошенной на произвол непредсказуемой судьбы.

Как-то после кормления Лана положила Михал Михалыча рядом с собой – привыкать. А он вдруг ка-а-ак срыгнет! Лана вскочила, стала звать на помощь, у нее началась настоящая истерика. Потому что она испугалась, что малыш ЗАХЛЕБНЕТСЯ. Конечно, ничего подобного и в помине не было, но подруга еще долго не могла прийти в себя. Страх за жизнь ребенка прочно поселился в ее мечущейся душе.

И все же она заставила себя мобилизоваться. Боишься – не боишься, а кормить ребенка надо. И подгузник менять. И в конверт упаковывать. Тут без курьезов не обошлось. Увидев памперс, полный мекония, Лана мужественно решила сама помыть малыша. Вроде старалась, мыла тщательно, а потом присмотрелась – батюшки, а какашки-то от кожи так и не отошли. Опять Михалыча под струю воды, мылом детским тщательно потерла. Ну? Нет, опять не удалось придать детской попке цвет поросячьего пятачка. Этот липкий меконий такой стойкий и въедливый, навсегда он, что ли, тут останется?

В этот момент к Лане зашла зав. послеродовым отделением:

– Ну, как вы тут поживаете? Смотрю, уже привыкаете к малышу-то?

– Да вот, стараюсь, только какашки никак не могу оттереть. Уж и мыла, и можно сказать, скоблила. Может, надо ногтями отковыривать?

Врачиха снисходительно улыбнулась:

– Мамочка, ну что вы такое говорите? Все спокойно отмывается.

Полностью ликвидировать меконий удалось лишь с третьей попытки.

Проблемы с грудью Лану стороной тоже не обошли. Михал Михалыч все никак не мог присосаться. Сосок-то захватывал, а вот ареолу – нет. Грудь, такую нежную и неподготовленную к работе детской челюсти, надо было разрабатывать, а это больно. В итоге, Лана наступила на грабли многих начинающих мамочек: пытаясь побыстрее развить у ребенка сосательный рефлекс, она слишком долго продержала его у груди. Результат известен и печален – на сосках образовались трещины. А в них через несколько дней коварно проник стафилококк. Вот тогда-то у Ланы и началась «веселая» жизнь. Мои дорогие читатели, вы обязательно узнаете подробности, но – в следующей книге.

Напоследок процитирую Лану. Вот ее самый главный вывод о начале материнского пути: «Готовиться к лактации нужно еще во время беременности. Готовить грудь, готовить мозги. Читать книги о грудном вскармливании, ходить в школы материнства. Мыть, пеленать – всему этому можно научиться. Потом. А сиськи – это действительно важно».

Оля. Кстати говоря, не все роддомы Москвы перешли на прогрессивную систему совместного пребывания малыша с мамой. Например, там, где рожала Оля, детишек, как в стародавние советские времена, держали отдельно. Но Ольге это было только на руку, поскольку после родов она не то что ухаживать за ребенком, а даже встать с кровати не могла!

Никто и не предположить не мог, что такое произойдет после вполне благополучного (если не считать жестокого эпизода накладывания швов) Олиного родоразрешения. А причиной жуткой слабости стал резко понизившийся уровень гемоглобина в крови. Первый раз подруга попыталась встать в туалет и... рухнула на пол. Ноги отказывались ее держать, в глазах – темнота.

Восстановление шло медленно. У Оли ломило все тело. Матка сокращалась очень болезненно. Голова гудела. Сил ни на что не было. Выглядела подруга ужасно – вся пожелтела, щеки впали, глазки сузились. Сердобольные медсестры ласково прозвали ее «наш китайский друг».

В выборе имени для мальчика Оля участия не принимала. Просто поначалу у нее не было ни сил, ни времени об этом подумать. А вот ее родные – Олег, родители и свекор со свекровью – подумали. Собрались в первый же вечер отмечать рождение наследника и решили назвать Максимом. Потом позвонили Оле и радостно известили ее об этом. Но подруге в тот момент было не до них и не до имени – очухаться бы!

К такому нерадостному физическому состоянию совершенно некстати прибавилась послеродовая депрессия. Оле приносили ее мальчика, она чисто механически пробовала его покормить и не могла дождаться, когда же его увезут обратно. Она его боялась. Если малыш в короткие мгновения их общения начинал плакать, Оля впадала в ступор. Она не знала, как его успокоить. Нервничала. Ей было ужасно неудобно перед соседками по палате: у них дети молчат, а у нее – орет.

Оля вспоминает, что атмосфера в роддоме была давящей. Никто ничего не объяснял и не показывал. От привычных продуктов питания нужно было отказаться, врачи стращали, что детишек будет пучить и крючить. А еще совершенно заморочили голову непонятной системой кормления. «Если вы покормили ребенка из правой груди, то в следующий раз... А если покормили из двух грудей, то тогда...» Неопытной мамочке сразу вникнуть во всю эту «арифметику» было очень трудно. Башка и так «не варит», а тут еще надо напрягаться, чтобы постичь неизведанное. Ужас!

Лежать в общей палате (инфекционного отделения, напомню) Оле было психологически некомфортно. Одна ее соседка, будучи из кавказской семьи, по-русски практически не говорила. Другая оказалась безбашенной 20-летней девчонкой, через три часа после родов убежавшей с подружками курить. Когда в шесть утра детишек привозили на первое кормление, она даже не просыпалась. И Оля всерьез опасалась, как бы соседка во сне не задавила малыша, положенного ей на кровать. Казалось бы, какое Оле дело до глупой малолетки и ее ребенка? Но подруга переживала, такой она человек.

Видя, как Оле плохо, врач перевела ее в одноместную палату совершенно бесплатно, из жалости. Избавленная от энергетической вибрации соседок, подруга ощутила душевный подъем и прилив сил. Но когда встал вопрос о совместном пребывании с ребенком, доктор ее отговорила:

– Отдохни! От тебя одна тень осталась. Выспись перед боем.

Сейчас Ольга сильно корит себя за то, что тогда якобы смалодушничала и не взяла Максима к себе. У нее развился настоящий комплекс вины! Как же она могла так жестоко поступить с малышом? Он ведь лежал в детском отделении, плакал, но никто к нему не подходил. Его там докармливали смесью, на которую у мальчика началась аллергия. Он был совсем один, и рядом не было мамы, он не чувствовал ее тепла, заботы, любви, не слышал нежных слов, а так в тот момент в них нуждался! И теперь, помня о своем «преступлении», Оля старается лишний раз обнять, приголубить Максика, как будто наверстывая то, что она тогда «упустила» в роддоме.

Вика. Первые сутки после родов Вика провела в реанимации, отходила от последствий экстренной операции кесарева сечения. Ее девочка находилась в палате интенсивной терапии. Малышку – через специальную стеклянную перегородку – могли видеть все родственники: и Леша, и родители. Все, кроме Вики.

Она лежала в реанимации, и все ее мысли были только о дочке. Какая она? Как она себя чувствует? Из головы не шли подробности родов. Вика в тысячный раз прокручивала их по себя.

– Ну как там Аленка? – постоянно спрашивала она у Леши, курсировавшего между женой и дочкой.

– Нормально, – пожимал плечами счастливый муж. – Обычный ребенок. Как у всех.

И, улыбаясь, добавлял:

– Но у нас лучше!

На второй день Вика предприняла невероятные усилия – встала с кровати и отправилась смотреть на девочку. Она шла по стенке. Шов безбожно болел. Шаги давались с трудом. Путь с четвертого на второй этаж занял полчаса.

Один взгляд на дочку сразу придал Вике сил. Как будто малышка поделилась с мамой энергией. Светлой, чистой и только позитивной. Вика успокоилась. В тот момент она поняла, что все будет хорошо. По-другому и быть не может!

Вечером стало прибывать молоко. Так быстро? Вика схватилась за молокоотсос, но он мало что сцедил – протоки не разработаны да вдобавок у подруги плоские соски. Здесь был нужен жадный детский ротик.

Аленку отдали маме на третий день. Вика тут же забыла про шов, боль и упадок сил. Ни о каком детском боксе не могло быть и речи. Подруга сама ухаживала за дочкой (это при том, что Аленка весила больше 4-х килограмм, а после кесарева, как известно, поднимать тяжелое противопоказано), никого не звала, сама мыла, пеленала, сама кормила. Она так боялась, что у нее не проснется материнский инстинкт, что пыталась пробудить его «искусственно» через активную заботу о ребенке.

Трещин Вика счастливо избежала. Но ее проблема оказалась в другом – молока прибывало невероятно, просто немыслимо много. Вика инстинктивно решила кормить девочку как можно чаще – через 1,5-2 часа. Даже если та спала, будила ее и прикладывала к груди. Молоко лилось рекой. Аленке даже не надо было предпринимать никаких усилий – все само попадало ей в рот. Но весы почему-то прибавки в весе не показывали. Наоборот, малышка, как и моя Даша, начала стабильно терять граммы.

Вике предложили ребенка докармливать смесью. Подруга возмутилась: зачем докармливать, ведь свое молоко девать некуда!

Тут еще неонатолог влезла со своими советами:

– Зачем вы ребенка будите? Пусть спит. Поко#рмите, когда она проснется.

Вика послушалась. Все-таки врач, такой опыт! Аленка продрыхла шесть (!) часов. За это время Викины молочные железы, уже привыкшие к частому прикладыванию, выдали на гора# столько молока, что произошел лактостаз. Грудь с первого размера выросла до 5-го. До нее было невозможно дотронуться! Внутри образовались болезненные уплотнения.

Это была катастрофа!

При лактостазе особенно важно, чтобы ребенок своим активным сосанием «выдаивал» молоко, «прочищал» застоявшиеся молочные протоки. Но Аленка, привыкшая к легкой жизни у маминой груди, трудиться не хотела и перестала есть. Молокоотсос неразработанную грудь «не брал».

У Вики – паника. Что делать? Ей посоветовали попробовать кормить через силиконовые накладки. С ними Аленка благосклонно согласилась кушать. Но помимо огромного плюса у этого чудо-приспособления были и два минуса. Во-первых, накладки под напором молока постоянно соскакивали, а во-вторых, их надо было стерилизовать, а как? К тому же проблема с грудью оказалась настолько запущенной, что даже после кормления легче Вике не становилось. Аленка отсасывала 30-40 грамм, а прибывало 150!

И тогда Вику стали расцеживать. С полотенцем в зубах. До сих пор, когда подруга вспоминает эту процедуру, она поеживается – так ей было больно. Чтобы хоть как-то уменьшить прилив молока, ей ограничили потребление жидкости – наказали пить всего 250 мл в день. Вика вспоминает, как ставила стакан с водой на подоконник палаты и жадно на него смотрела. Ни супы, ни компоты, заботливо приготовленные специально для родильниц элитной клиники, она потреблять не могла. Только этот один-единственный стакан воды. От обезвоживания у Вики растрескались губы, кожа зашелушилась, но избыточный прилив молока удалось остановить.

Проблема с грудью в роддоме до конца решена так и не была. И Вике предстояло самой, без помощи опытного и услужливого персонала, учиться кормить свою девочку. Впрочем, настроена Вика была очень решительно (никаких бутылочек, а тем более искусственных смесей) и планировала сохранять грудное вскармливание как минимум до года. Вот такая редкая в наши дни сознательность и «доминанта лактации»[31]!

А дальше начинается самое интересное! Но это, как любят говорить сказочники, уже совсем другая история. Не менее захватывающая и познавательная. И эта история во всех подробностях будет рассказана в продолжении «Записок сумасшедшей мамочки».

О чем там пойдет речь? О начале материнского пути со всеми его радостями и проблемами («Нам бы день простоять да ночь продержаться!»). О вопросах, на которые не найдешь ответов в мудрых книжках. О жизни, которая превращается в скачущий калейдоскоп.

И много еще о чем:

&& о взаимной «притирке» родителей и малыша;

&& о «битве за молоко» (я еще не встречала мам, у которых не было бы проблем с лактацией. И это притом, что на данную тему написаны тонны литературы с рекомендациями!);

&& о страхах, которые мучают и не дают спокойно жить;

&& о болезнях и других неприятностях, коварно подстерегающих маленького человечка;

&& о материнской грусти («Жизнь проходит мимо»);

&& о таком модном нынче «раннем развитии»;

&& о том, как воспитать Человека;

&& о том, как «угадать» с няней и полюбить детский сад;

&& о многом-многом другом.

Ну вот! «Раскололась» я по полной программе. Выболтала все свои секреты. Впрочем, нет, не все. Все будут в следующих «Записках».

Но прощаться пока рановато. Повествование данной книги еще не закончено. Как можно ставить точку, если в нашей жизни еще случилось «Чудо № 2» – рождение второго ребенка? Об этом – последние главы этой книги.

Примечания:

2

Разновидность хачапури: тесту придают форму лодочки, в середину которой щедро кладут сулугуни (и иногда яйцо). Едят следующим образом – от «лодочки» отламывают кусочек теста и макают в расплавленный сыр. Очень вкусно!

3

ЭКО – экстракорпоральное оплодотворение.

28

Неэстетичная интимная подробность: на протяжении нескольких недель после родов продолжается кровотечение из матки. Первое время выделения довольно обильны и ярко окрашены, затем они ослабевают, становясь светлее.

29

В первые десять дней жизни малыша количество необходимой ему «еды» рассчитывается по формуле: количество прожитых дней х 10. После этого вплоть до конца периода новорожденности (первый месяц жизни) малыш должен съедать за одно кормление в среднем 100 грамм.

30

Лактостаз – застой молока в молочной железе, приводящий к ее нагрубанию. Может привести к маститу – воспалительному процессу, сопровождающемуся повышением температуры тела и ознобом.

31

«Доминанта лактации» – четкое представление у женщины о безусловном преимуществе грудного вскармливания перед искусственным и твердый психологический настрой на длительное естественное вскармливание ребенка.