Часть 3

Тамга Прави

(написана с использованием отрывков из дневников Анастасии)


Наступила весна. На одной из тренировок прошел слух о том, что на следующие выходные не будет занятий, якобы Сэнсэй куда-то уезжает вместе с Николаем Андреевичем. Если бы в этом разговоре не фигурировало имя доктора, никто бы из нас не обратил на это внимание. А так чрезмерное любопытство нашей компании привело к тому, что мы не только разузнали, куда собираются ехать Николай Андреевич с Сэнсэем, но и напросились к ним в попутчики. Еще бы, пропустить поездку в Крым, в горы, вместе с Сэнсэем, было бы непростительно! Тем более, как объяснил Николай Андреевич, причина поездки была проста. Мол, он в последнее время стал увлекаться спелеологией, а Сэнсэй согласился показать ему одну из пещер.

Правда, молодое пополнение доставило Николаю Андреевичу дополнительные хлопоты. В нашем же воображении прогулка по пещерам граничила с романтикой. И никакого представления о реальной действительности. Чего там особо собираться? Взял рюкзак за плечи — и вперед! Николай Андреевич же, надо отдать ему должное, подошел к вопросу о снаряжении очень серьезно. По роду своей деятельности ему не раз приходилось сотрудничать с ВГСЧа (военизированной горноспасательной частью). Городок-то наш шахтерский, все друг друга знают. Так что благодаря заботам доктора мы были обеспечены всем необходимым снаряжением для подземного спуска: и брезентовыми комбинезонами, и шахтерскими касками с канагонками (канагонка — это фонарик на ремне, прикрепляющийся к каске), и дополнительными электрическими фонарями. Впоследствии это снаряжение оказалось более чем кстати в данном путешествии.

Помимо нашей компании, то есть Костика, Андрея, Татьяны и меня, а также Стаса, Женьки, Володи и Виктора, в поход, оказывается, собирались Валера, отец Иоанн и Сергей. Сергей, как нам объяснили, был старым другом Сэнсэя, который с некоторых пор появился в его окружении.

В Крым решили ехать на машинах. Путь, естественно, не близкий. Но, возможно из-за того, что мы выехали на ночь, для пассажиров он показался не таким утомительным.

Утром Крымский полуостров приветливо встретил нас своей неповторимой природой. Весна здесь уже вовсю бушевала, покрывая свежей зеленью окружающие просторы. Сменяющиеся пейзажи за стеклом автомобиля были один очаровательнее другого, они словно соревновались перед нами, как на конкурсе красоты. Мягкий климат позволял расти здесь самым разнообразным деревьям и кустарникам, в том числе, и реликтовым, порой придавая им самые причудливые формы.

Вскоре мы заехали в один из населенных пунктов и остановились у ворот какого-то дома. Сэнсэй с Николаем Андреевичем договорились с хозяином. Оставив в его дворе машины, наш небольшой отряд, груженный палатками и продовольствием, двинулся в сторону гор. Идти пришлось довольно долго. Однако поход был только в удовольствие.

Все вокруг утопало в зелени. То и дело попадались поляны, сплошь усеянные цветущими весенними цветами. А воздух — просто чудо! Удивительно легкий, чистый, насыщенный самыми изысканными природными ароматами. В одном уголке веяло горной свежестью, бодрящим озоном. В другой порывы ветра доносили неповторимый запах моря. На полянах царствовал аромат целого букета эфирных масел растений. А лесная чаща угощала нас успокоительным хвойным коктейлем. Неудивительно, что жители этого края обладают отменным здоровьем. Здесь один только воздух многого стоит по своим неоценимым лечебным свойствам.

Подножие горной гряды, к которой мы направлялись, было уже недалеко. Однако Сэнсэй предложил остановиться и заночевать на полянке возле леса, поскольку уже вечерело, а в горах сумерки наступают быстро. Пока мы возились с установкой палаток, уже совсем стемнело. Благо наши ребята не поленились насобирать хворост по пути, и мы не остались без горячей пищи. Наших любимых ночных посиделок возле костра устраивать не стали. Во-первых, все устали, а во-вторых, завтра, по словам Сэнсэя, нас ожидали не меньшие испытания на физическую выносливость. Поэтому сразу после ужина все пошли спать.

Утро встретило нас молочным, густым туманом. Так что собирались мы и продолжали свой дальнейший путь прямо как главные герои любимого народного мультфильма «Ежик в тумане». Впрочем, в горах погода также меняется непредсказуемо быстро. Вскоре туман рассеялся, и мы к тому времени очутились возле самого подножия гряды. Но вместо того, чтобы двигаться к вершинам гор, Сэнсэй повел нас вдоль подножья.

Солнце уже стояло довольно высоко. Небо было безоблачным. Вокруг пели на разный лад птицы. И все это в совокупности с красивым горным ландшафтом рождало прекрасное весеннее настроение. Парни всю дорогу обсуждали между собой, какие высокие участки скал они могли бы преодолеть с прихваченным ими скалолазным снаряжением. Но хотя они мечтали о покорении вершин под неустанные комментарии и шутки Вано и Жени, Сэнсэй не спешил подниматься в горы, а по-прежнему шествовал вдоль подножья гряды.

Вскоре мы подошли к выступающему скальному образованию, о котором Сэнсэй сказал, что это и есть конечный пункт нашей «поверхностной» прогулки. Правда, вход в пещеру, нарисованный в нашем воображении не иначе как огромный полукруглый грот, нигде не было видно. Даже ни одного намека на расщелину! Заинтригованные такой загадочностью, мы стали облачаться в костюмы спелеологов, натягивая комбинезоны поверх шерстяной одежды. Быстрее всех оделся Женька. Ожидая других, он стал исследовать местность. Но, не обнаружив искомую щель в скале, в удивлении пожал плечами.

— Сэнсэй, а здесь случайно «Сим, сим, откройся» говорить не надо?

Тот усмехнулся:

— Обойдемся без формальностей.

Когда мы оделись, Сэнсэй предложил оставить здесь «лишний груз» в виде палаток, дополнительного снаряжения и вещей, которые наша компания по незнанию на всякий случай прихватила из дома. Мы занялись рассортировкой. А когда закончили, покомпактнее упаковали в свои рюкзаки еду и самые необходимые вещи, а остальное «замаскировали» за грудой камней. Когда всё было готово, Сэнсэй подошел к одному из довольно объемных камней, беспорядочно наваленных у скалы и визуально казавшихся неподъемными, и легко отодвинул его в сторону.

— Прошу, — пригласил Сэнсэй, указывая на открывшийся лаз.

Мы удивленно переглянулись и подошли поближе, разглядывая эту зияющую темную дыру. Особенно усердствовал Женька. Он даже лег на живот и наполовину протиснулся в лаз, пару раз угугукнув для смеха. Затем попятился назад, присел на колени и, автоматически отряхнув пыль с комбинезона, с улыбкой сделал признание:

— Да, теперь я понял, что чувствовал Вини-Пух, когда побывал в гостях у кролика.

Все рассмеялись. А отец Иоанн весело и наставительно произнёс:

— Вот до чего человека доводит грех чревоугодия! Ублажаешь без конца свою плоть белками да углеводами, а потом не то, что в пещеру, во врата райские не протиснешься…

— Ничего, — подбодрил сам себя Женя. — Там, где нельзя протиснуться, будем брать штурмом.

— А штурма-то хватит на твою «тискалку»? — «по-стариковски» прищурившись, поинтересовался Вано.

Новая волна смеха заглушила ответ расплывшегося в улыбке Женьки. Посмеявшись и немного отдохнув, наш коллектив стал готовиться к преодолению лаза. Сэнсэй показал нам, как нужно привязывать свой вещмешок к ноге, чтобы было удобнее передвигаться. Включив канагонку, он полез первым. За ним последовал Валера. Причем у обоих это получилось достаточно ловко, несмотря на кажущуюся узость прохода. Потом поползли Стас, Женька, Андрей, мы с Татьяной, затем и остальные.

Передвигались по-пластунски, упираясь локтями, прямо как разведчики на передовой. Гора охватила нас плотным кольцом своих каменных тисков. Мрачное подземелье встречало угрюмым молчанием. Лишь наше кряхтение да шорох комбинезонов с вещмешками нарушали могильную тишину. В этом узком лазе гора словно проверяла непрошеных гостей на прочность, выдержку и самообладание.

Да, попадая в эти каменные клещи, испытываешь обостренное чувство перехода в совершенно иной мир. Еще несколько минут назад твое тело ощущало простор, находилось среди ярких красок природы и солнечного света, слух радовало пение птиц и жужжание проснувшихся после долгой спячки насекомых. А теперь чувствуешь себя словно заключенным в каменные оковы под многотонными глыбами могучей горы. Повсюду царила темнота. В прохладном воздухе ощущался запах камней.

Вначале было трудно свыкнуться со столь ощутимой разницей. Под этой огромной, ошеломляющей толщей скал, которая угрожающе нависала над нашими расплющенными телами, ощущаешь себя крохотным насекомым, судьба которого зависит от прихоти природы. Ярче обостряются мысли и чувства. Даже какой-то легкий страх сковывает движения. Но все же любопытство пересиливает древний животный инстинкт. И жажда лицезреть таинственный мир подземелья придает уверенность и решительность пройти это первое испытание до самого конца.

Преодолев на животе метров двадцать пять, и около десяти — на четвереньках, мы выбрались в небольшую пещерку, где вполне можно было стать в полный рост. Пока мы с Татьяной вылезали и дожидались остальных, Женя и Стас со смехом уже делились с Сэнсэем своими ощущениями и изворотливостью в лазе. Высокий рост и соответствующее могучее телосложение в данных условиях не совсем выгодны. Благо, руки у парней были достаточно крепкими, а то совсем худо бы пришлось не только им, но и всем нам: ведь мы ползли за ними. Стас назвал это лазание шкуродерством. В некоторых местах им приходилось проявлять, по их словам, чудеса дыхательной гимнастики, пытаясь выдохнуть воздух так, чтобы сильно уменьшить объем грудной клетки и, благодаря этому, протиснуться через узкие щели. Парни тоже по-своему пережили не самые приятные минуты встречи с подземным миром. И не только они. Судя по лицам Костика, Виктора и Николая Андреевича, не говоря уж о нас с Татьяной, те тоже испытали незабываемые ощущения. Последними выбирались Володя, Сергей и Вано. Но у тех был такой спокойный и естественный вид, словно преодоление лаза для них — пара пустяков. И если после такой неожиданной встречи с горой наша компания несколько приуныла, то Сергей и Вано, казалось наоборот, получили от этого удовольствие, точно вспомнили свою шаловливую юность.

Когда все были в сборе, Сэнсэй повел нас дальше. Двигались мы цепочкой по каменному коридору с низким потолком, который буквально метров через пятьдесят стал незаметно расширяться. Несколько минут пешего хода вдоль однообразно тянущихся стен, и мы наконец-то были вознаграждены первым дивным видением, которое несколько приподняло нам настроение. На нашем пути предстал небольшой зал, украшенный сталактитами и сталагмитами. Довольно захватывающее зрелище — увидеть среди царства тоскливого мрака белоснежный островок, словно мираж в пустыне.

У ребят невольно вырвались возгласы восхищения. Мы побросали вещи и разошлись по залу, с интересом рассматривая это природное творенье. К потолку пещеры крепились длинные сосульки-нити сталактиты. А под ними, куда капала вода, от пола пещеры возвышались изумительные сталагмиты, напоминающие стволы пальм. Любопытно было наблюдать тончайшую работу природы в виде ажурной бахромы вдоль трещин. А в некоторых местах, словно заколдованные кудесником, свисали такие причудливые сталагмиты, будто им вовсе неведомы законы силы тяжести.

— Вот это красотища! — промолвил Андрей.

Все ходили по залу, как завороженные.

— Надо же, какая трудоемкая работа, — подметил Николай Андреевич, рассматривая очередной сталагмит. — Капля за каплей из года в год, из тысячелетия в тысячелетие. Целая летопись эволюции по сантиметру в год.

— Чьей эволюции? Пещеры? — полюбопытствовал Костик.

— Побережья Крыма.

Костик посмотрел на сталагмит со всех сторон и поправил очки.

— Вы это образно?

— Нет, почему? — Николай Андреевич посветил фонарем на соседний сталагмит. — Вот смотри сюда, здесь лучше просматриваются эти кольца, видишь, как у деревьев на срезе. Это химические записи формирования климата вне пещеры в течение всего периода, что рос сталагмит. А поставляют ему эту информацию с поверхности дождевые и талые воды.

— Здорово! А откуда вы это знаете?

— Читай больше, и ты будешь знать.

Андрей, стоявший также возле нашего доктора, протянул руку к сталагмиту, но Николай Андреевич его поспешно остановил:

— Не трогай его! Если ты даже приложишь руку к сталагмиту, то частички твоего пота будут уничтожать его в течение многих лет. — Андрей стыдливо отдернул руку. — Здесь ведь среда постоянная. Тут даже наше дыхание изменяет химический состав воздуха.

— Понял?! — подтрунил Андрея Костик. — Так что замри.

Женька, услышав эту беседу, тотчас выдвинул «рациональное предложение».

— Тут перед входом надо табличку соорудить: «Дышать, чихать и кашлять человеческим воздухом строго воспрещается».

В темноте послышался смешок Вано:

— Да уж! Несмотря на то, что человек давно покинул пещеры, у некоторых индивидов, не будем показывать пальцами, пещера явно не покинула своих хозяев. Так и зияет в их серых извилинах своей непроглядной темнотой. — И вынырнув из темноты, хлопнул Женьку по плечу. — Пошли уже… пещерная инфекция.

Пока мы любовались красотами этого подземного зала, Костик вдруг присел, схватившись за живот, и начал учащенно дышать.

— Ты чего? — спросил Сэнсэй, заметив его состояние.

— Просто как-то не по себе стало…

— Может, у тебя клаустрофобия? — поинтересовался Николай Андреевич.

— Да вроде нет. Я вообще-то не страдаю болезнью замкнутого пространства. Просто как-то не по себе…

Разговор привлек внимание других ребят.

— Э-э-э, ты смотри! — шутливо пригрозил Володя. — Болеть в танке нельзя.

— Да все нормально, — махнул рукой Костик в свете лучей фонарей, направленных на него. — Просто не по себе… Сейчас пройдет.

— Ну что ж, бывает, — спокойно проговорил Сэнсэй. — Иногда даже тем, кто ничем не страдает, становится в пещерах не по себе, особенно когда они впервые там оказываются. Тут человеческое воображение такие шутки может выкинуть…

— Вот, вот, так страху может нагнать, — подхватил Николай Андреевич, — что потом пятки долго будут сверкать на поверхности.

Ребята засмеялись. А Костик с улыбкой поднялся, сконфуженный столь непредвиденным всеобщим вниманием к его персоне. Чуть позже, когда ребята вновь разошлись по залу, Костик стал шептаться с Татьяной, а затем подошел к Сэнсэю. Немного помялся, как будто его красноречие корова языком слизала, но потом все же пробормотал:

— Тут это… хм… может, мы с Татьяной останемся?.. Мы лучше на поверхности вас подождем… Так сказать, вещи покараулим.

— Как хотите, дело ваше, — с улыбкой промолвил Сэнсэй. — Мы вернемся не скоро. — И уже серьёзнее добавил: — Вам помощь-то нужна, чтобы выбраться на «поверхность»?

Костик неуверенно пожал плечами.

— Да справимся… надеюсь.

— Так, понятно. Сейчас я вас выведу. — И отыскав Вано, Сэнсэй сказал ему, кивнув на Костика и Татьяну. — Остаешься за старшего. Я ребят выведу на «поверхность».

Вано улыбнулся и тихо произнёс:

— Что, всё? Романтика под землёй закончилась?

Сергей, услышав их разговор, предложил свои услуги.

— Сэнсэй, давай я их выведу, быстрее будет. Верёвкой соединимся в цепочку. Я первый пойду, и если чего их вытяну.

— Верно, пусть Серёга идёт! — подхватил Вано и в шутку проговорил Сэнсэю. — А то ты у нас сегодня в роли Сусанина, тебя беречь надо.

— Добро, — усмехнулся Сэнсэй, и, повернувшись к Сергею, попросил. — Только ты там аккуратнее на поворотах.

— Да понял я, понял.

Костика, Татьяну и Сергея соединили одной верёвкой. И когда всё было готово, те отправились в обратный путь. Оставшиеся же ребята, пользуясь этой временной передышкой, кто отдыхал, кто продолжал осмотр сталактитов и сталагмитов пещеры. Вскоре вернулся Сергей, в шутку отрапортовавший Сэнсэю об удачном завершении «операции».

Наш отряд двинулся дальше. Шли цепочкой друг за другом, правда, как мне показалось, в довольно быстром темпе. Я еще подумала: надо же, пришли сюда, чтобы на пещеры поглазеть, а экскурсия у нас, точно с борта реактивного самолета. Сэнсэй, как бывалый гид, уверенно вел нашу группу. Проходы сменялись небольшими залами, залы — галереями. Наша дорога несколько раз меняла свое направление: то она пролегала вверх по склону, то уходила вниз под уклон, то резко поворачивала через какие-то узкие расщелины, выбравшись из которых мы шли, как мне показалось, вообще в обратном направлении. То мы заходили в какие-то непроходимые, на первый взгляд, каменные ловушки, и Сэнсэй, не сильно утруждая нас на сообразительность, уверенно выводил всех оттуда абсолютно неприметными ходами.

Чувствовалась, что в некоторых местах менялась температура помещений. Где-то воздух был более влажным. На стенках таких проходов в свете фонарей блестели капельки воды. Где-то ощущался явный сквозняк. А на одном из перекрестков вроде бы слышался далекий шум подземного водопада.

Вначале я пыталась как-то ориентироваться. Но потом, когда мы несколько раз поменяли направление и прошли перекрестки с ветвящимися в разные стороны ходами, я поняла, что мои усилия бесполезны. Но что удивительно — несмотря на столь извилистый, сложный по направлениям путь, мы шли по какой-то еле заметной тропе, причем в основном в полный рост, хотя иногда все же приходилось протискиваться и ползти на животе или на четвереньках. Там, где тропа спускалась резко вниз или поднималась круто вверх, виднелись шероховатые своеобразные ступеньки. Рядом с ними камень был совершенно гладким. Из-за нашей торопливости мне так и не удалось толком рассмотреть, являлись ли эти ступеньки природного происхождения или все-таки искусственного. К нашему немалому удивлению передвигались мы довольно комфортно. Хотя лично я почему-то готовилась к каким-то невероятным испытаниям, как в психологическом плане, так и в физическом.

И еще одно немаловажное наблюдение я сделала, правда, касающееся своей человеческой натуры, попавшей в подобные условия. С самого начала пути, особенно после лаза, я постоянно испытывала странные ощущения какого-то неестественного страха. В результате и движения мои были скованными, и идти я старалась непременно в середине отряда, да и смотрела от страха больше себе под ноги. Окружающее казалось мне мрачным и пугающим. И чем больше об этом думала, тем больше тряслись мои поджилки. Я на ходу искала разные причины своему страху, сваливая в основном все на странное воздействие пещеры. В конце концов, довела себя до такого состояния паники, что еще чуть-чуть — и точно бы рванула к выходу, если бы знала, конечно, где он находится.

Но моя теория о негативном воздействии пещер на психику лопнула, как мыльный пузырь, когда во время очередного пятиминутного отдыха, наполненного неизменными шутками наших ребят, я заметила олимпийское спокойствие большинства участников похода, явно наслаждавшихся пребыванием здесь. Николай Андреевич, тот вообще зря время не терял, по возможности, с интересом рассматривая породу окружающих стен. Такое моё наблюдение дало своеобразную взбучку нахлынувшим негативным мыслям, этим мелкопакостным агрессорам Животного начала, которые, казалось, так и караулили момент, чтобы поизголяться над моим воображением. Страх сменился любопытством…

Интересно, из какого подземелья я так желала бежать: из природного или собственного «пещерного сознания», как точно выразился отец Иоанн? Чего я так боялась? Ведь совершенно очевидно, что где бы ни находился человек — под поверхностью земли, над ее поверхностью, в любой среде — сила его страха заключается в его мыслях. Как говорится, о чем человек думает, тем и является. И мне просто стало смешно от своего страха, такого пустякового подвоха Животного начала. Успокоившись, я сконцентрировала свои эмоции и чувства на медитации «Цветка лотоса». И через некоторое время все стало на свои места. Даже мозг занялся полезным делом, по достоинству оценивая удивительные творения подземного мира.

Едва спала пелена страха, передо мной открылся диковинный мир, о существовании которого я даже не подозревала, проводя свои будни на поверхности. Разглядывая по мере возможности причудливые каменные своды и стены, искусно выточенные водой за многие века, я приходила в восторг от такой грандиозной по масштабам работы. Ландшафт внутри пещер оказался чрезвычайно разнообразным. По крайней мере, то, что мы успевали выхватить лучом света наших фонарей из вечной темноты, впечатляло. Созерцая эту красоту, я точно растворялась в чувстве восхищения, словно сливаясь в единое целое с невидимой жизнью таинственных недр.

Теперь я понимала, что тянет спелеологов в подземные путешествия. Это неповторимое чувство восторга, открытия удивительных уголков подземного мира, где, возможно, никогда не ступала нога человека. Это потрясающее ощущение вечного таинства, загадочного покрова, открывающего свои сокровища лишь смелым, решительным людям, для которых преодоление трудностей стало правилом. Их огромная сила воли и настойчивость заставляет упорно идти вперед измученное, уставшее тело, балансируя порой на грани жизни и смерти. Мы шли в отряде, и то испытывали своеобразный волнующий трепет. А если идти в одиночку? Это сколько надо иметь мужества, чтобы не только физически преодолеть подземный путь, но и быть внутри себя целостной, волевой личностью? Личностью, которая ради великого таинства природы готова победить, в первую очередь, себя и свои страхи!

Ведь пещеры прочно изолируют от внешнего мира. Своей абсолютной тишиной и непроглядной темнотой они заставляют человека невольно погрузиться внутрь себя, заглянуть себе в душу. Пещеры даже своей жизнью, тысячелетним существованием в неизменных условиях внутреннего климата чем-то похожи на самого человека, на его двойственность. Как бы внешне у человека не изменялась судьба, обстоятельства, как бы его тело не развивалось, а потом не старело, в душе его, если туда не направлять свой взор, остаются все та же темнота, тоска, тишина и вечное одиночество. И, кроме тебя, никто не имеет доступа к тому прекрасному и божественному, что скрывает тьма в подземельях твоего подсознания. И только ты своей неизменной любовью ко всему сущему способен не только обрести свое настоящее сокровище внутри себя, но и огранить его в сверкающий кристалл, который озарит во тьме мыслей божественный путь.

Если же смотреть с другой стороны, то столь идеальная изоляция пещеры от внешнего мира напоминает изоляцию сознания во время медитации или молитвы, когда человек, отключаясь от внешнего мира, сосредотачивается на внутреннем. Такое же уединение от людской суеты, от проблем бытия, такая же идеальная тишина в сознании, в которой произносятся слова молитвы. Удивительные совпадения… А может быть, для природы в глобальном масштабе именно такие вот места с неизменным климатом и являются своеобразными отдушинами, где природа, независимо от внешних условий может сохранить в пещерах зачатки первичной жизни на Земле, то есть самое для нее важное и дорогое. Ведь как для духовного человека важна душа, так и для природы — жизнь. Да, сколько дивного мы порой пропускаем, недооцениваем, сосредотачиваясь лишь на потребительском отношении к природе, на том, что то или иное место на Земле именно даёт человеку. Мало кто задумывается над тем, чем это самое место является для самой природы. И, к сожалению, такие наши массовые эгоистичные мысли и действия не проходят бесследно, как для самой природы, так и для людей.


* * *

Наш отряд шел довольно долго. Преодолев очередной туннелеобразный переход, мы попали в пещерный зал с множеством каменных перегородок. Там Сэнсэй объявил очередную большую стоянку на двадцать минут. Кто уселся на камни, кто просто снял вещмешок, оглядываясь вокруг. Женька же усиленно отряхивал свой комбинезон от пыли.

— Ну, ё-моё, сколько же ее! — всерьёз возмущался парень, но потом, улыбнувшись, перевел всё в шутку: — Вот я всегда не понимал двух вещей: откуда берется пыль, и куда деваются деньги?

Сэнсэй, устраиваясь на отдых, промолвил, словно за между прочим:

— Если бы люди не были такими ленивыми, уже давно бы создали «отталкиватель» грязи. Вон, поучились бы у природы, у цветка лотоса. Его листья прекрасно самоочищаются, отталкивая воду и грязь.

— Ну, то природа, в ней все ра-зум-но, — выделил последнее слово Николай Андреевич, восседая на камне и пытаясь освободить ногу от сапога. — А человек по большей части химией балуется, всё мыло усовершенствует.

— О то ж, — Сэнсэй усмехнулся, присев и прислонившись спиной к каменной перегородке. — Ну что поделать, бизнес, он и есть бизнес…

— А что это за «отталкиватель» грязи? — поинтересовался Стас.

— Да элементарная вещь, — проговорил Сэнсэй, прикрыв глаза. — Защитное покрытие в виде пленки. Наносится на любую одежду. Весьма удобно… Да и делать-то ее — раз плюнуть при современных технологиях. Берешь полимер и соединяешь его с наночастицами серебра…

Поскольку Сэнсэй замолчал, пытаясь немного вздремнуть, никто не стал тревожить его дальнейшими расспросами.

Пока он отдыхал, мы тем временем рассматривали пещеру. Надо сказать, что она произвела на нас особое впечатление, прежде всего, своей необычностью. Пещера напоминала объемный лабиринт. Все ее уголки были очень похожи друг на друга, так что если куда-то отойдешь, потом долго ищешь обратный путь. И вроде идешь на свет фонарей, отражающихся на куполе пещеры, а попадаешь опять в глухой угол. Даже наши мастера приколов, испытав на себе шутку пещеры в подобной дезориентировке в пространстве, старались без особых причин не отходить от отряда.

Но Женька, плут, и в этих условиях оставался в своем репертуаре. Сначала он решил напугать Вано, когда тот пошел осматривать лабиринт. Едва отец Иоанн скрылся за камнями, Женька показал нам жестами: мол, сейчас вы услышите крики из фильма ужасов. И тут же пошел вслед за ним. Ожидаемого шумового эффекта не последовало. Вано вернулся довольно быстро, причем с другой стороны, а Женьки все не было. В конце концов, издали послышался его жалобный голос откуда-то из темноты: «Люди, вы где? Ау-у-у! Выходите на связь. У меня батарейки в фонарике сели, голосовые связки тоже. Помогите! SOS!!! У-у-у…»

Сэнсэй открыл глаза, слушая непрерывное завывание Женьки, и, глянув на довольное лицо отца Иоанна, умастившегося рядом с Серёгой, серьезно произнес:

— Да вытащите его оттуда, пока окончательно не заблудился. А то же потом неделю будем искать.

Вано заулыбался и, приподнявшись, стал светить фонарем в определенный угол потолка пещеры.

— Иди на свет, чадо многогрешное…

Через некоторое время парень появился перед нами, сияя счастливой улыбкой. А затем тут же для смеха сотворил из себя образ слепого нищего, протянув вперед руки. Он стал шутливо раскланиваться и благодарить всех за спасение его «немощного» тела. А перед батюшкой и вовсе упал на колени и стал отбивать земные поклоны. Во время своего очередного лобоприкладства, «слепой нищий» неожиданно «прозрел», обнаружив у себя подранную штанину комбинезона.

— Ну и качество, мать их за ногу…

Прикрыв рукой дырку, под смех ребят, он подошел ко мне и попросил нитку с иголкой в качестве «единовременной благотворительной помощи его пострадавшей натуре». Получив необходимое, Женька удалился в соседний тупик, спрятавшись за угол, чтобы не смущать присутствующих своим портным делом. Он долго усаживался. Потом на стенке от входа обозначилась тень парня, отбрасываемая от света электрического фонаря, кропотливо зашивающая штанину. Мы же заговорили на житейские темы. Неожиданно Стас произнес:

— О, чего это с ним?

Все посмотрели в сторону Женькиной «каморки». По тени было видно, как парень отмахивался от огромного мохнатого паука, который нападал на него сверху. Из-за угла действительно раздавались приглушенные хриплые звуки, словно человек прилагал все усилия для борьбы с «плотоядным насекомым». Стас даже привстал. Потом улыбнулся и бесшумно подкрался к тупику под наши бдительные взгляды. Украдкой заглянул внутрь. И также неслышно возвратился, еле сдерживаясь от смеха. Оказывается, Женька усиленно разыгрывал трагикомедию театра теней, превратив мою легкую шапочку с махровыми кисточками, которую он, видимо втихаря стащил у меня из-под носа, в огромного теневого паучищу. Когда Стас рассказал нам эти пикантные подробности, мы не выдержали и расхохотались, зааплодировав нашему неизменному комедианту. Женька, услышав хохот и овации, понял, что его авантюра с треском провалилась. Но он и тут не растерялся и воспроизвел в игре теней чинный поклон «паука» и его «задушенной жертвы».

Этот прикол Женьки настолько всем понравился, что парни стали при возможности пугать друг друга тенями «живых» пещерных львов, огромных медведей. И неважно, что эти млекопитающие обитали тридцать-сорок тысяч лет назад. Главное, как говорится, сам процесс игры, рождающий незабываемые впечатления в незнакомом месте.

Наши шутники оживились. Новая забава заметно прибавляла адреналина в кровь и скрашивала время в походе. Именно скрашивала. Ведь наш путь не требовал приложения каких-то суперусилий. Никакого тебе преодоления подземных рек, никаких бездонных пропастей, на что некоторые из нас тайно надеялись. Володя, к примеру, тащил в своем рюкзаке болотные сапоги, уверяя Сэнсэя, что они обязательно понадобятся. Стас и Женька прихватили с собой веревки и некоторое скалолазное снаряжение, как они объясняли, так, на всякий случай. Сэнсэй не стал им тогда возражать, махнув рукой. Сейчас, протопав достаточно длинный путь, парни, видимо, сами начали понимать ненужность всего того «хлама», что они несли на своих плечах. Наверное, мы как-то удачно обходили опасные места подземелья, поскольку наш путь в основном был, я бы сказала, очень цивилизованным в природном варианте.

Единственная «большая вода» встретилась лишь однажды. Пройдя очередную путаницу подъемов, спусков и поворотов, мы протиснулись сквозь узкую расщелину, петляющую, как угорь, и очутились на небольшой площадке. Сразу повеяло сыростью. Почувствовалось, что мы попали в объемное пространство. Лучи наших фонарей заскользили по темноте, высвечивая грандиозные сталактитовые красоты. В это время мы находились наверху, на скальном уступе. Под нами простиралось великолепное озеро, с кружевной, белоснежной окантовкой и сталагмитами внутри. В центре озера находилось семь огромных белоснежных сталагмитов, которые своей формой просто идеально были похожи на цветки лотоса. Если бы не их огромные размеры, можно было подумать, что это действительно живые цветы.

Мы осторожно спустились вниз по наклонному каменному уступу со своеобразными ступеньками в виде наплывов. Вдоль озера тянулась еле заметная тропа. Потрясающая красота нарядного ажурного зала заставила нас заметно сбавить ход. Да и какая могла быть дальнейшая дорога? Может быть лучшего мы не увидим на своем пути. Сэнсэй, наверное, понимая наше состояние, пошел медленнее, давая нам возможность рассмотреть богатое убранство этого сказочного «дворца». С потолка величественно свисали сталактиты в виде экстравагантных перевернутых канделябров. А среди них громадными соцветиями по форме белых роскошных лилий свешивались букеты неувядающих цветов. Стены зала были буквально усеяны оригинальными белоснежными кисточками и помпонами, а в некоторых местах, словно легкой вуалью, покрыты очень тонким слоем белых кристаллов. И вся эта прелесть сверкала и переливалась ослепительным фейерверком в лучах наших фонарей. Все выглядело до того кружевным, ажурным, хрупким и нежным, что я невольно затаила дыхание, глядя на столь изумительный, вечно цветущий в течение многих тысячелетий райский уголок, с любовью охраняемый недрами гор.

Но особенно поражали своими размерами и идеальной формой лепестков сталагмитовые лотосы. Глаз нельзя было оторвать от их белоснежной красоты. Никогда в жизни я не видела столь удивительных, чистых цветов, выращенных из минералов самой природой. Судя по восхищенным возгласам нашей команды, подобные мысли о необычно красивом видении посещали многих. Парням просто не верилось, что это чудо могла сотворить природа, мол, это нереально. На что Николай Андреевич возразил:

— Несомненно, это дело рук природы! Похоже, эти лотосы являются субаквальными образованиями, натёчными отложениями. Это естественный природный процесс. На поверхности озера образуется тонкая кальцитовая пленка. Затем она нарастает на сталагмиты, которые достигают уровня воды. Прирастая к бортикам «ванночек», кальцитовая пленка постепенно увеличивает их высоту…

Но даже при столь исчерпывающих объяснениях Николая Андреевича, при его твердокаменном научном толковании, трудно было поверить, что подобная лотосовая красотища, именно в количестве семи штук, была создана только природой. Хотя, если не природой, то кем? Кто так точно на тысячелетия вперед мог рассчитать направление и путь капли, сотворившей впоследствии своей неустанной работой подобное чудо?

Честно говоря, не хотелось уходить от этого завораживающего взгляд лотосового озера. Однако Сэнсэй дал нам лишь немного времени на всё про всё, а потом двинулся дальше. Мы, естественно, пошли за ним, не желая отставать. На прощание это место преподнесло нам еще один неожиданный сюрприз. В той стороне, куда мы шли, направляя свет, стали вырисовываться из темноты величественные скульптурные изваяния огромных сросшихся сталагмитов и сталактитов. Они, словно гигантские стражи, молчаливо охраняли лотосовое озеро.

Когда мы подошли поближе, то увидели, что один из них, находящийся посредине, напоминал лежащего Сфинкса, выступающего из скалы, похожего на того, что охраняет вечный покой у Египетских пирамид в Гизе. Почему-то из всех «скульптур» он больше всего приковывал взгляд своей просто мистической фигурой. Создавалось такое жуткое впечатление, будто белоснежный Сфинкс, как живой призрак, выдвинулся наполовину из стены огромной пещеры, дабы разглядеть со своей высоты тех, кто посмел нарушить границы его тысячелетнего покоя.

Просто мурашки бегали по коже, когда наши жалкие лучики света освещали огромную голову Сфинкса высотой, наверное, метров пять. С затылка на плечи спускались большие сосульки сросшихся сталактитов, похожих на царский намес. А на лбу возвышалась белоснежная фигурка в виде некого подобия урея — кобры с раздутым капюшоном. Выражение же его человеческого лица не было достаточно четким, но это только усилило наши впечатления. Такая туманная загадочность лицевого рельефа была еще привлекательнее, поскольку давала возможность каждому из нас мысленно воспроизвести воображаемый образ. Но, пожалуй, наиболее впечатляюще из туманного лика проявлялись его глаза, играя причудливыми отблесками от направляемого нами света. Благодаря такому световому эффекту вся сталактитово-сталагмитовая скульптура оживала, превращаясь в могучего Стража, охраняющего многовековые тайны своего подземного мира.

Его глаза произвели впечатление на всех. Наш отряд стал робко перешептываться. Кто-то считал, что на месте его глаз находятся алмазы, поэтому дают такой удивительный блеск, кто-то просто рассматривал это как отражение света от природной выпуклости сталактита, а кто-то вообще убеждал остальных, что подобный эффект можно создать только искусственным путем. Один Сэнсэй сохранял в этом споре невозмутимое молчание.

Как ни странно, но путь наш пролегал именно к Сфинксу. По мере того, как мы ближе и ближе подходили к этому природному изваянию, я стала испытывать даже какой-то легкий, суеверный страх. Муравьиным строем наш отряд миновал его правую сталагмитовую лапищу. И, подойдя к левой, мы неожиданно свернули в очень узкий и тесный проход, незаметно расположившийся между вторым и третьим «когтем». Мне вдруг подумалось, что очутись я в этой пещере одна, вряд ли догадалась бы искать проход именно здесь, возле фигуры, вызывающей своим видом непонятный страх. Возможно, подстегнутые такой же мыслью, каждый из участников путешествия пытался не отставать, все шли друг за другом след в след. Поскольку перспектива остаться один на один со Сфинксом, взгляд которого не просто пугал, а приковывал к месту, не очень радовала. И хотя каждый из нас хорохорился, споря, из чего сделаны глаза вечного Стража, но, по сути, видимо, просто успокаивал этим свой мандраж от впечатляющей гигантской фигуры.

Когда мы выбрались через лапу Сфинкса в более просторный проход, кто-то даже вспомнил легенду о Сфинксе, вернее, о Сфинге из греческой мифологии. Эта полукрылатая полуженщина, полульвица, обитавшая на скале около Фив, задавала прохожим одну и ту же загадку: «Кто утром ходит на четырех ногах, в полдень — на двух, вечером — на трех?» Кто не знал ответа, того пожирала. Разгадать смог Эдип, ответив, что это человек — в детстве, зрелости и старости. После чего Сфинга бросилась со скалы… Но одно дело — читать эту легенду дома, сидя с кружкой чая в удобном кресле. И совершенно другое — слушать ее вновь после такой вот психологической встряски, когда ты реально испытал на себе всю гамму ощущений от встречи пусть и минеральным, но не менее мистическим Сфинксом. Все воспринимаешь совершенно по-другому, точно ты и есть тот прохожий, для которого загадка Сфинкса так и осталась неразрешимой, ставшей причиной гибели.

Ведь если глубже вдуматься, тут дело даже не в Сфинксе, а в самом человеке, застигнутом врасплох. Что вызывает у нас столь панический страх перед неизвестным? Наша внутренняя неподготовленность к этому явлению, стихийность в мыслях, включающая фантазию воображения и порождающая жуткие образы, диктуемые Животным началом. И именно Животное начало поглощает наше внимание, заслоняя нагнетаемым страхом огромный источник духовной силы, для которой нет преград в этом мире. То есть человек, застигнутый врасплох, включает свою привычную доминанту в сознании. И, если он оказывается «обычным прохожим», его будет ожидать та же участь, что и многих, для которых лишь эта жизнь — их единственная реальность. Смерть означает для них не только физический, но и «духовный конец». А если на их месте будет духовная личность, тогда то, что для «обычного прохожего» казалось конечным в виде непреодолимого препятствия, для духовной личности будет всего лишь шагом на пути в вечность.


* * *

После такого впечатляющего белоснежного зала мы вновь погрузились в тусклые темные проходы и галереи. Камень стал для взгляда опять-таки привычным. И я уже больше смотрела себе под ноги, чем по сторонам. Вот и еще одна склонность человеческой натуры — привычка. Сколько мы под землей? Всего несколько часов. Сколько впечатлений было по поводу камня в самом начале пути — от панического страха до чувства подлинного восхищения! А теперь? А ведь прошло совсем немного времени, но все вновь стало привычным, исключая, конечно, карстовые пещеры, в которых чуть ли не каждая сосулька казалась произведением искусства, полетом фантазии великого художника-скульптора Природы. Хотя я больше чем уверена, что если бы карстовые пещеры были бы такими же бесконечными лабиринтами, как наши каменные галереи, по которым мы передвигались, даже эту белоснежную красоту наш несовершенный мозг вскоре сделал бы привычной. А привычность вновь бы увела мысль в глубины своего «неповторимого Я», и мы бы в сотый раз обдумывали то, что каждый тайно считает для себя самым важным.

Во главе с Сэнсэем наш отряд прошел еще несколько подземных переходов. В каком-то месте туннель настолько сузился, что нам вновь пришлось ползти по-пластунски. Но результат наших усилий превзошел ожидания. Мы попали в достаточно просторный зал. Хоть тут не было сталактитов и сталагмитов, это помещение удивило нас не меньше. Его поверхность представляла собой овальное дно давно высохшего озера. Посередине него находилось какое-то непонятное нагромождение огромных вертикальных валунов.

Сэнсэй повел нас вдоль зала по левой стороне. Почти на самой середине боковой стены мы обнаружили ступеньки, которые поднимались метра на три, углубляясь в скалу, и заканчивались у входа в своеобразную лоджию. И если насчет глаз Сфинкса мы спорили, сомневаясь в том, естественного ли они происхождения или кем-то искусственно созданы, то в отношении этих ступеней сомнений ни у кого не возникало. Над уступом скалы явно хорошо потрудились какие-то неизвестные мастера. Сэнсэй предложил расположиться здесь для длительного отдыха. Мы стали взбираться по ступенькам, по которым, очевидно, очень давно не ступала нога человека. В такую минуту испытываешь странное чувство, словно соприкасаешься с тайной неведомого прошлого, свидетели которого — эти молчаливые древние камни. Как будто ты сам становишься одним из героев, промелькнувшим своей тенью в летописи многовековой истории данной пещеры.

В «лоджии» оказалось три длинных ряда монолитных каменных скамеек, в виде больших ступеней. От усталости мы сбросили свои рюкзаки с плеч и с радостью повалились на скамейки, вытянув натруженные ноги.

Но долго сидеть не пришлось. Едва свет от наших фонарей пробежался по помещению пещеры, мы замерли в удивлении от открывшейся нам панорамы. Валуны, которые мы считали простым нагромождением камней, оказывается, располагались определенным рисунком в центре зала. Причем он хорошо просматривался именно сверху, так как верхушки монолитов были словно срезаны на одной и той же высоте. Первым свое предположение относительно контура рисунка высказал батюшка:

— Хм, выглядит прямо как старославянская буква «ж» с перекладиной посредине.

— Да, есть сходство, — кивнул Сергей.

— «Живица», «живите», «живот»… — пробормотал батюшка.

— Чего? — не понял Андрей.

— Так в кириллице называется эта буква, — пояснил отец Иоанн.

— А-а-а, — протянул тот.

— Проще говоря, «жизнь», — сделал вывод Николай Андреевич.

— Эта буква в древности означала не только жизнь. Это своеобразный символ Мирового Дерева, в коем есть два таинства: Жизнь и Познание, — уточнил батюшка.

— Да уж, — промолвил психотерапевт, — что вверху, то внизу. Прямо Явь и Навь.

— А мне это больше напоминает две каменные лилии, перевернутые друг относительно друга, — заметила я.

— Похоже на какое-то огромное насекомое, — высказал свое видение Виктор.

Пока мы перебирали варианты, Сэнсэй, казалось, абсолютно не обращал внимания ни на наши удивленные возгласы, ни на общую панораму валунов. Единственное, что его интересовало, это желание использовать выдавшуюся минутку для полноценного отдыха. Он потер руками свои ноги, выполнив небольшой расслабляющий массаж через одежду. Именно в этот момент Виктор, не отрывая восхищенного взгляда от валунов, в удивлении спросил:

— Сэнсэй, а правда, что это?

— Иди да посмотри, — добродушно предложил ему Сэнсэй, не отрываясь от своего дела.

Такая идея понравилась всем. Наш отряд дружно спустился вниз, оставив своего командира на отдыхе. Получив изрядную дозу адреналина от представшего перед нами зрелища, мы вообще забыли про усталость и стали ходить по залу, разглядывая его главную достопримечательность в немом удивлении. Двухметровые монолиты стояли в определенной последовательности друг за другом. Между ними находились практически ровные промежутки-проходы. Лишь у некоторых из них, расположенных посредине, проходы кое-где отличались расстоянием. Камни были хорошо обработаны, почти гладко. Женька дотянулся до скошенной верхушки и потрогал ее руками.

— И как? — осведомился у него стоящий рядом Володя.

— Гладкая, как отполированная… Только пыли полно, — отряхнул парень руки и усмехнулся. — Одно могу сказать со стопроцентной уверенностью: «уборщиков» здесь точно давно не было.

— Да, — задумчиво произнес доктор, осматривая валуны. — Сколько же нужно вложить труда и знаний, чтобы сотворить такое! Тут одной геометрией не обойдешься.

— Похоже, тот, кто это устанавливал, обладал еще и недюжинным художественным талантом, — отозвался Вано, зайдя в самый центр валунного скопления, образующего своеобразный внутренний ход между двумя продольными половинками буквы «ж».

Мы ринулись к нему, протискиваясь между каменными глыбами. Пред нами в свете фонарей предстали загадочные символы, иероглифы, орнаменты и довольно необычный резной рельеф. В изумлении, открыв рты, наша компания стала рассматривать соседние монолиты. Многие из них были исписаны, но не все. Здесь, как мне показалось, не соблюдалась какая-то особая последовательность изрисованных и пустых каменных валунов.

— Прямо какой-то кладезь математических кодов, — заметил Сергей, разглядывая изображения.

— С чего ты взял? — спросил Вано, словно ректор студента, заложив руки за спину.

— А вот смотри, видишь повторяющееся одинаковое число клиньев? И здесь, и здесь… А на том столбе их больше. Явно смысловая нагрузка математического характера… Дело осталось за малым, — Сергей усмехнулся, — всего лишь узнать ключ.

— Хм, как говорил польский математик Хуго Штейнхаус: «Между духом и материей посредничает математика», — деловито подметил отец Иоанн, правда, еле выговорив фамилию автора этих слов.

— Любопытно, любопытно, — восхищенно пробормотал Николай Андреевич, бережно поглаживая выпуклые рельефы рукой. — Если это действительно математический код, тогда… Великолепная идея: послание, не привязанное к какому-то определенному времени. И в то же время его сможет прочесть любое разумное существо, владеющее азами математических исчислений…

Их интригующий разговор невольно приковал наше внимание к этим рисункам. Ничего особо математического я там, конечно, не увидела. Ну, были повторяющиеся символы, но мне это ни о чем не говорило. Гораздо интереснее показались рисунки и рельефы. Казалось, изобретательность тех, кто наносил их на поверхность камня, не знала границ. Здесь были спирали и треугольники, волнистые змееобразные линии, переплетающиеся друг с другом, борозды, напоминающие какой-то гигантский отпечаток пальца, концентрические круги, замысловатые фигуры и непонятные иероглифы. Причем, что интересно, некоторые монолиты были словно обособлены своей общей картиной. А другие, наоборот, представляли лишь часть общего большого рисунка, продолжение рельефа или орнамента которого визуально наблюдалось на рядом стоящих каменных глыбах. А в некоторых местах, особенно где монолиты образовывали угол поворота, продолжение рисунка было на валуне, расположенном через пустой монолит.

Любопытно было и то, какое воздействие оказывало на нас это место. Не договариваясь, мы ходили от монолита к монолиту друг за дружкой, словно боясь отстать или вырваться вперед. Хотя, по сути, заблудиться здесь было невозможно, да и не в правилах наших парней воотчую проявлять свой страх, даже если он есть. Но тут… Один только Валера, да в паре Сергей и Вано бродили вокруг монолитов самостоятельно, осматривая рисунки. А все остальные, сами того не замечая, кучно передвигались за Николаем Андреевичем, точно на экскурсии.

Бегло осмотрев стены этого своеобразного комплекса, мы с заметным облегчением стали взбираться по ступенькам наверх к Сэнсэю. Ну, как тут было удержаться от расспросов, находясь под такой лавиной впечатлений от монолитов? Усевшись на каменные лавочки, мы просто засыпали Сэнсэя вопросами. Но он лишь отшучивался, посмеиваясь над нашим эмоциональным ажиотажем.

— Сэнсэй, как ты нашел эту пещеру? — удивлялся Андрей.

— А что там за символы изображены? — спрашивал Виктор.

— Кто же эти камни так хорошо обработал? — лукаво интересовался отец Иоанн.

— Нет, правда, что за странный бункер? — выпытывал Женька, озираясь по сторонам.

— Да так, — махнул рукой Сэнсэй. — Комната для кроликов.

— В каком смысле? — не понял Андрей. — Здесь что, кроликов разводили?

— Ну, где-то приблизительно так, — смеясь вместе со всеми, уклончиво ответил Сэнсэй.

— Угу, ты сейчас расскажешь, — с усмешкой проговорил себе под нос отец Иоанн.

Минут десять мы мучили Сэнсэя на совесть своими нескончаемыми вопросами. Но он, как стойкий оловянный солдатик, только и знал, что отшучивался. И поскольку толком от него так и не удалось ничего добиться, в бой догадок ринулись наши интеллектуальные «тяжеловесы».

— Несомненно, это достаточно древнее сооружение, — начал выдвигать свою версию Николай Андреевич. — Похоже на какой-то древний культовый комплекс.

— И кто же, интересно, его построил? — полюбопытствовал Володя.

— Ну, Крым один из древнейших районов заселения, — пожал плечами Николай Андреевич. — Тут издревле жили люди Восточной Европы. Кажется, с конца второго тысячелетия до нашей эры Крым был населен киммерийцами. В первом тысячелетии до нашей эры здесь жили тавры, потом — скифы. А затем кто только тут не побывал: и греки, и римляне, и готы, и гунны, и армяне, и потомки алан, печенегов, монголы…

— А русские? — не вытерпел Андрей всех перечислений.

— И русские, когда Крым перешел под покровительство России в 1774 году, — Николай Андреевич сделал паузу и вновь возвратился к интересующей его теме: — Но вряд ли кто-то из вышеперечисленных мог все это построить. Мне кажется, этот комплекс намного древнее…

— Согласен, — кивнул отец Иоанн и выжидающе посмотрел на Сэнсэя.

Но тот сохранял невозмутимое молчание, явно наслаждаясь ходом стихийно возникшей дискуссии.

— Хм, намного древнее? — повторил Сергей и усмехнулся. — Намного древней — это уже неандертальцы.

— Ага, в каменном веке! — со смехом произнес Володя.

— А что, — подхватил идею Вано и стал в шутку ее раскручивать, — всё может быть. Неандертальцы — народ особый. Вон, в последнее время поговаривают, что якобы мы уже не их потомки, мол, это была отдельная тупиковая ветвь вида человеческого. Какие-то там сурьёзные различия в генах нашли. Короче, нашему роду гомосапиевскому они двоюродными братьями приходятся. Так у них, говорять, какая-никакая культура была. Огонь знали. Кстати, в пещерах жили. Да и шибко они шустро камень выделывали. Техника обработки была дюже особая, не походила на ту, что у нашего-то брата сапиенса… Да и вообще, неандертальцы населяли Европу, — в качестве главного аргумента своей шутливой идеи выдвинул батюшка. — Это была их Родина.

— Здрасьте! — заявил Женька и в иронично-претензионном тоне проговорил: — А сапиенсы-то где вылупились?!

— Ну, где вылупились предки некоторых «особо одаренных» сапиенсов, что до сих пор своей жуткой мутацией топчут землю, я не знаю, — с ухмылкой сказал отец Иоанн, делая акцент на слове «вылупились». — Природа пока скрывает подлинную историю этого кошмарного эксперимента. А вот родиной homo sapiensa является Африка.

— Африка?! — удивленно переспросил Женька, словно это было для него неожиданной новостью, и тут же закатился в приступе заразительного смеха. — Вот так! Банан всем вам, оказывается, мы — негры!

— Ну, кто «негр», а кто и «человек разумный», — насмешливо произнес отец Иоанн, и, глядя на немного перепачканное лицо парня, добавил: — И вообще, попрошу не обобщать массовость в свою черномазую, реликтовую индивидуальность.

Мы дружно посмеялись над этой очередной клоунадой наших юмористов и, когда те притихли, вновь устремили взоры на каменный комплекс.

— Да, чтобы построить такое, нужна четкая организация труда, соответствующая техника, чтобы обработать и установить эти глыбы, — повторил свое предположение Николай Андреевич. — Все это предполагает наличие серьезных знаний. И, в первую очередь, в области геометрии, математики, — перечисляя, Николай Андреевич стал старательно загибать пальцы на руке, — не исключено, и астрономии…

— Физики, — добавил в тон Сэнсэй, словно помогая доктору с перечислениями.

И поскольку это было единственное серьезное слово Сэнсэя среди его шуток, все заинтересованно посмотрели на него. Это всеобщее внимание заставило Сэнсэя замолчать. Но деваться было некуда, слово уже вымолвлено. Однако вместо объяснений, Сэнсэй, глянув на Вано, с юмором проговорил:

— Хочешь местный прикол?

— Давай, — охотно согласился тот.

— Пойдешь вон туда, — Сэнсэй посветил фонариком в сторону, откуда мы входили в пещеру. — Видишь вот эти ямки в стене? Взберешься по ним в нишу. Отсюда, правда, ее не видно.

— И что будет?

— Увидишь.

Вано недоверчиво посмотрел на друга, очевидно, пытаясь разгадать какой-то подвох, и на всякий случай с улыбкой предупредил:

— Ну, гляди, чадо!

Он направился в указанную сторону. Мы с интересом стали наблюдать за ним и его последующим восхождением по отвесной стене. А потом, некоторые из нас (Женька, Стас, Андрей и я) не поленились спуститься вниз и посмотреть, куда же полез батюшка, поскольку с лоджии была видна только выступающая часть скалы, за которой скрылся Вано. Оказывается, он взобрался чуть ли не под самый свод пещеры и попал в довольно вместительную нишу в виде широкого балкона. Когда мы подошли, отец Иоанн уже осматривал его с помощью фонарика. Очевидно, не найдя ничего особо примечательного, он пожал плечами. Опершись на «перила», Вано посмотрел на нас сверху и громко спросил, чтобы быть услышанным Сэнсэем:

— Ну, и в чем фокус?!

Громогласное эхо разнеслось по всей пещере так, как будто кто-то дал в руки Вано мощный микрофон и включил его на всю громкость. Мы аж непроизвольно вздрогнули. А Женька отскочил в сторону и пригнулся, как от взрыва.

— Ё-моё! Ну, все, конец света настал! У батюшки голос прорезался…

Вано, тоже удивившись такому акустическому эффекту, воскликнул:

— Ого-го-го-го!

Эхо мощно прокатилось по залу, отчего Женька вообще в ужасе закрыл уши руками.

— Пошли отсюда, пока он нас глухими не сделал, — со смехом предложил парень.

Примечательно, что по дороге назад мы отчетливо слышали не только распевку батюшки, но и его тихий разговор с самим собой. Звук с того места отлично резонировал по всей пещере.

Вернувшись, Женька сразу спросил:

— Сэнсэй, ты что, из батюшки Джельсомино сделал? — Мы засмеялись, вспоминая давнишний фильм нашей юности «Волшебный голос Джельсомино». А парень с улыбкой продолжил: — И так от него житья не было некоторым порядочным людям, так теперь он и вовсе одними децибелами забьет.

Мы удобнее устроились в «лоджии» с блаженством вытянув натруженные ноги. Накопившаяся усталость брала своё. После стольких километров пешего хода, даже камень мне показался мягче пуховой перины. В это время отец Иоанн восхищенно бормотал у себя на балкончике:

— Вот это, я понимаю, акустика! Здорово! Мне бы такой акустический эффект в мою церквушку…

И уже громче повторил:

— Слышь, Сэнсэй? Я говорю, мне бы такую акустику…

Вместо Сэнсэя крикнул Серега:

— Да слышим мы, слышим! Только не кричи, а то уже тут все оглохли.

— Да? — удивился Вано. — Вот это, я понимаю, акустика…

Он вновь прочистил голос, попробовал разную громкость и тональность звука. Приноровившись к оптимальному варианту силы звука, который, видимо, ему больше всего понравился, Вано певучим поповским голосом промолвил:

— Слава Отцу и Сыну, и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. А-ми-и-инь…

Его голос разлился по залу, заполняя пространство своим торжественным звучанием. Батюшка помолчал, очевидно, прислушиваясь к эху, и, явно оставшись им вполне довольным, стал читать молитву Святому Духу:

— Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша.

Звук, расходившийся по залу, действительно производил потрясающий эффект. Даже мурашки по коже бегали от столь мощных вибраций голоса отца Иоанна, раздающегося из темноты. Этот звук порождал какое-то внутреннее вдохновение, пробирал до глубины души, как будто заставлял каждую клеточку тела вибрировать ему в унисон. Когда отец Иоанн закончил читать молитву, наступила абсолютная тишина, благодаря которой последние слова, как эхо, повторялись в собственном сознании, до мелочей точно воспроизводя тембр голоса батюшки. Словно завороженные, мы сидели, не шелохнувшись, наслаждаясь этим изумительным звуковым эффектом. Батюшка так разошелся, что стал проводить целую церковную службу. Он менял интонацию и постепенно перешёл на тихое, однотонное пение молитв. Его голос стал бархатистым, мягким, убаюкивающим. Я прикрыла глаза. Лёгкая дремота охватила моё сознание.


* * *

— Отличная акустика! — не переставал восхищаться батюшка, наконец-то спустившись со «звукового» балкончика.

— Это еще что, — загадочно промолвил Сэнсэй и, глянув на свои часы с подсветкой, добавил: — Ладно, так тому и быть. Хотите еще один фокус?

Мы закивали.

— Только надо будет потрудиться всем, чтобы все заработало, — предупредил Сэнсэй, еще больше интригуя нас.

Не раскрывая, в чём, собственно, дело, Сэнсэй вытащил из своего вещмешка длинную мягкую тряпку и разорвал ее на лоскуты, вручив их каждому из нас. Сохраняя тайну предстоящего «фокуса», он повел наш отряд на «боевые посты», как он в шутку выразился.

— И против кого мы будем воевать с этим страшным оружием? — со смехом спросил Женька, неся впереди себя свою тряпку как флаг.

— Против госпожи Пыли, — с улыбкой ответил Сэнсэй. — Ты же сам сетовал, что здесь давно «уборщиков» не было.

— Я?! — наигранно возмутился Женька. — Та то я так, не подумавши, сказал. Ведь что такое пыль?! Это же украшение седой древности. Это же ценная частица богатого прошлого этой пещеры…

И далее Женьку понесло в бурном изложении целой эпопеи из жизни пылинки и соответственного «статуса ее неприкосновенности на старости лет в этой священной пещере». Володя же со смехом коротко резюмировал его пламенную речь:

— И что только человек не придумает, лишь бы не работать.

Мы полагали, что сейчас начнется грандиозная уборка по очистке комплекса от пыли. Но вопреки нашим ожиданиям, Сэнсэй повел нас не к монолитам, а расставил с правой и левой сторон овального зала относительно ступенек, дав задание тщательно протереть указанные им места в камне. И если ребятам достались участки на стенах, то Володе и мне — странные выемки, находящиеся между ступеньками, ведущими в «лоджию». Мы принялись усиленно чистить указанные места. Они представляли собой ровные, круглые углубления, в виде подноса, чуть утопленного одним концом в каменную породу под определенным углом. Когда я начала освобождать свой участок от слоя пыли и грязи, то обнаружила под ними гладко отполированный кристалл, похожий на горный хрусталь. То же самое оказалось у Володи и у остальных ребят. Все эти кристаллы, чем-то похожие на автомобильные фары, были разных размеров и вмонтированы в стены пещеры на разной высоте, под разными углами. По мере того, как мы удаляли с них грязь, освещая их своими канагонками, зал пещеры стал оживать в игре теней и света. В восхищении мы озирались по сторонам, думая, что это и есть тот самый фокус, который обещал нам Сэнсэй. В это время он сам, усевшись на ступеньках, возился с какими-то двумя замысловатыми предметами, оттирая их мелкие детали от пыли и что-то пытаясь в них наладить. То, что это оказалось двумя, видимо, очень древними, необычными светильниками, я поняла тогда, когда Сэнсэй, закончив работу, запалил зажигалкой их фитильки, создавая какое-то неестественное свечение.

— О, надо же, еще работают, — удивился он сам себе, проверив и потушив древние лампы.

Когда мы справились со своим заданием, Сэнсэй пригласил нас занять места в «лоджии», а Женьке поручил собрать тряпки. И тот, напустив на себя маску строгого контролера, вернее, контролерши бальзаковского возраста, с забавными монологами стал собирать у нас тряпки, словно билеты на входе в кинотеатр.

Сэнсэй поставил Володю возле одного из кристаллов, находящегося в правой стене, недалеко от входа в пещеру. Сначала он помог ему направить под определенным углом свет электрического фонаря на кристалл. Перед нашими глазами возник феноменальный оптический эффект. Свет, несколько раз отразившись от зеркальных кристаллов, прошел сквозь комплекс монолитов и… На противоположной каменной стене справа возникли две тени, похожие на человеческие фигуры со своеобразными скафандрами на головах. Помимо этих фигур в полутенях позади них просматривался пейзаж — море, горы и висящая над ними то ли луна, то ли солнце, в общем, чтобы быть точнее, круг, светлый изнутри. Среди нас пробежал ропот удивления.

— Это кто? Водолазы, что ли? — удивился Андрей.

— Почему водолазы? — отозвался Виктор. — Может, космонавты…

— Точно, космолазы! — утвердительно кивнул Женька.

Сэнсэй тем временем поставил Стаса к противоположной стене относительно той, где стоял Володя. Когда Сэнсэй отрегулировал угол падения света электрического фонаря Стаса на другой кристалл, свет вновь пробежал в своих многочисленных отражениях по пещере, дополнив объемную подсветку монолитного комплекса. И слева на «экране» возникла огромная тень ящера-динозавра. Но, самое интересное, над его головой зависло уже четыре больших круга, а позади них — несколько меньших кругов, но уже каких-то нечетких.

По просьбе Сэнсэя мы потушили свои фонари. Он вновь зажег фитиль древней лампы и заменил ею фонарь Стаса. Тень динозавра стала расплывчатой. Но Сэнсэй, наверное, как-то отрегулировал угол падения света, поскольку вскоре тень приобрела не просто четкие черты, а стала точно живая. Движение динозавра были настолько реальными, будто он и впрямь присутствовал в пещере. Когда Сэнсэй проделал то же самое с Володиным освещением, заменив его древней лампой, на «экране» ожили и фигуры в скафандрах. Однако их движения были такими, словно они что-то обсуждали между собой относительно динозавра и круглых объектов на «небе». Тут мы, конечно, пожалели об отсутствии звука. Хотя, когда у нас прошел первый шок от увиденного, Женька с успехом восполнил этот пробел, на ходу придумав смешную историю о большом гуляющем шашлыке. На что отец Иоанн заметил по поводу Женьки, мол, «на дурной роток не накинешь платок».

Сэнсэй присоединился к нам, усевшись между Николаем Андреевичем и Вано.

— Ну, как вам фокус?

— Круто! — ответил за всех Виктор.

— Очень даже занимательно, — сказал батюшка. — Неужели это от мерцания огня фитилька создается такая живая иллюзия? Даже не верится.

— Да, непростая схемка волновой оптики, — добавил Сергей, прикидывая путь движения и отражения света.

— А что вы хотели? — довольно произнес Сэнсэй. — Седая древность была не столь примитивной, как полагают некоторые…

Он искоса посмотрел на отца Иоанна. Тот улыбнулся.

— Седая древность, говоришь… Ну, и насколько она была седая?

— Если я тебе скажу, ты все равно не поверишь, — усмехнувшись, махнул рукой Сэнсэй. — Так что, как говорится, не будем портить воздух цифрами. Главное — суть. А суть перед глазами.

Некоторое время мы молча созерцали живую картину на «экране».

— Игра света и тьмы — вечный вопрос, — по-философски заметил «суть» Николай Андреевич. — Древние считали, что видимый мир образован слиянием двух противоборствующих начал — света и тьмы, добра и зла.

— Можно и так сказать, — согласился Сэнсэй. — Первое — свет, рождает душу человека, второе — тень, рождает тело человека. Когда произойдет освобождение заключенного в темницу света, тогда наступит конец мира.

— А что это за круги вверху? — полюбопытствовал Володя.

— Это напоминание и предупреждение потомкам о том, что было, и о том, что будет.

— А что было и что будет?

— Да все, как всегда. Конец и начало. Уничтожение, предшествующее обновлению мира.

— А причем тут пять кругов? — не понял Николай Андреевич.

— Одновременное появление на небосводе нескольких светил, как вон, видишь, над динозавром, означает начало конца, гибель изжившего себя мира. А одиночное «солнце» в стороне — начало новой обновленной жизни.

— Интересная трактовка символики, никогда такого не слышал, — признался Николай Андреевич.

— Да ну, старо как мир, — возразил ему Сэнсэй. — На Востоке полно об этом преданий. Возьми хотя бы буддийские. Там ясно говорится, что разрушение мира наступает вследствие того, что огонь овладевает миром. «…Когда семь солнц восходят одно за другим, воды источников высыхают и огонь утверждается в мире даже изнутри. Жизнь наступает, когда огонь покидает этот мир и переходит в другой…» И такие знания есть не только на Востоке. Эта информация закреплена в народной памяти людей почти всех континентов. К примеру, у майя была легенда о пяти солнцах. Она гласила: «Четыре раза было дано людям солнце. Но прошло время, а люди не изменились: они не стали лучше, и пороки их не уменьшились. Тогда боги решили уничтожить людей. Но один из богов, больше всех их любивший, решил дать людям последний шанс. Он бросился в костер и превратился в пятое солнце, которое вновь стало светить людям и дарить им жизнь».

— Пятое солнце? — проговорил Сергей. — Это то, под которым мы живём? Ну да, если еще учесть, что календарь майя заканчивается 2012 годом… веселенькая история получается.

— Это называется: «Все не так плохо, как вы думаете. На самом деле все гораздо хуже», — в качестве послесловия прокомментировал отец Иоанн.

Сэнсэй вновь усмехнулся и со скептицизмом проговорил:

— Ну, что вы уж так трагично все трактуете. Некоторые, например, считают это всего лишь «безосновательными легендами».

Мужчины улыбнулись, но ничего не ответили. Некоторое время наша компания сидела молча.

— А что это за ребята? — спросил Сергей, кивая на «космолазов».

— О, это конкретные товарищи. — Сэнсэй, снова посмотрел на свои часы. — Но о них расскажу как-нибудь потом… Ну, что, хорошего понемножку? Пора, как говорится, и честь знать… Володя, Стас, тушите огни.

Мы зажгли свои электрические фонари и стали собираться. От такой обрушившейся волны впечатлений и переизбытка информации в головах наступил «полный вакуум». И нужно было время, чтобы, как говорил Николай Андреевич, во всем разобраться и разложить по полочкам. Мы надели свои рюкзаки и направились за Сэнсэем дальше вдоль левой стенки за уступ скалы. За ним, оказывается, имелся второй проход.

Этот достаточно удобный и широкий ход несколько сужался, образуя круглое отверстие в диаметре где-то около двух метров, а потом вновь расширялся. На первый взгляд, ничего необычного. Ход как ход, мы уже таких много встречали на своем пути. Сэнсэй спокойно его прошел. Валере, шедшему за ним, тоже это не составило труда. А вот остальные, в том числе, Володя, Виктор, Вано явно затормозили возле этого круглого отверстия, создавая пробку в движении. И тут в нашем маленьком отряде началась какая-то непонятная смута. Парни вдруг, ни с того ни с сего, стали изъявлять желание остаться в этой пещере и подробнее все рассмотреть. Мол, зачем спешить, ведь когда еще такое увидишь. Виктор предложил основательно здесь отдохнуть и заодно перекусить. Женя активно его поддержал, оправдываясь тем, что уже достаточно длительное время его кишки показывают друг другу большие кукиши, отчего в животе непрерывно урчит. Даже отец Иоанн, всю дорогу подкалывающий парня по поводу выносливости, на удивление легко согласился с ним, правда, больше мотивируя остановку более тщательным осмотром достопримечательностей пещеры.

Когда парни, уговаривая Сэнсэя, в замешательстве отошли от кольцевого прохода, я, наоборот, поспешила к нему, не собираясь отставать. Какой может быть отдых, если и так уже достаточно отдохнули? Но едва я приблизилась к кольцу, внезапно почувствовала нарастание какого-то необъяснимого страха. Что-то внутри меня словно останавливало, что называется, тормозило, явно не желая переступать эту грань. В непонятном испуге я отошла немного назад, почувствовав при этом значительное облегчение. Собрав все остатки воли, я вновь решительно приблизилась к кольцу, твердо намереваясь переступить через него. И снова почувствовала неописуемый панический страх, который к тому же усилился в несколько раз. Я вновь попятилась, не в силах объяснить, что же со мной не так.

Сэнсэй, наблюдая за нашим ступором, обыденно перешагнул через кольцо, слушая высказывания внезапно расклеившихся ребят, и со своим неутомимым юмором стал поддерживать их дух. При этом он ободряюще похлопал Сергея и Николая Андреевича по спине, а заодно и меня, как мне тогда показалось, лишь потому, что я в тот момент просто случайно оказалась рядом. Его похлопывания пришлись мне где-то в районе лопаток. И тут я внезапно почувствовала необычный прилив сил. Мне стало так легко, как будто я начисто лишилась всех своих страхов. Чувство невероятной свободы охватило меня, словно передо мной не существовало никаких преград, словно во мне проснулась всемогущая сила. Над ухом я услышала тихий голос Сэнсэя.

— Ну, смелее…

Мой взгляд устремился на непроходимое кольцо. И пока ребята убеждали Сэнсэя остаться, я с каким-то упорством и уверенностью пошла на таран. К моему величайшему изумлению, на сей раз я спокойно прошла через кольцо, будто никогда и не существовало того невидимого, непреодолимого препятствия, которое преграждало мой путь в собственном сознании. Более того, я даже смогла рассмотреть этот кольцеобразный проход, осветив его с помощью своего фонаря. Это был идеально ровный круг, явно искусственного происхождения, словно кто-то каким-то непонятным способом впечатал круг в скальную породу, а потом его вынул, оставив идеально гладкий, точно оплавленный желобок шириной тридцати пяти—сорока сантиметров. После этого круга вновь шло обычное туннельное расширение.

Когда я перешагнула через канавку круга, настроение у меня гораздо улучшилось. Но главное, я почувствовала себя так свежо и бодро, будто за плечами вовсе не было этого утомительного многочасового пути по подземным пещерам. Я подошла к ожидавшему Сэнсэя Валере. Вскоре к нам присоединились в таком же бодром духе Сергей, Николай Андреевич и сам Сэнсэй. Остальные же с «превеликой радостью», как выразился Женька, решили подождать нашего возвращения в пещере. Они почти сразу направились в зал, подальше от злополучного прохода. Сэнсэй улыбнулся, в шутку пожурив их за ленивые тела, и промолвил напоследок:

— Ну, ладно, ждите нас здесь, и мы когда-нибудь вернемся.

Пока шли по тоннелю, чувство внутренней свободы, появившееся у меня после прохода кольца, стало незаметно исчезать. Анализируя все недавно произошедшее, я начала детально прокручивать его в своих мыслях, припоминая, что же этому предшествовало. Мне стало любопытно, только ли я испытала на себе столь непонятные изменения настроения. Позади меня шел замыкающим Николай Андреевич, и я решила поделиться с ним своими наблюдениями. Оказывается, и он пережил тот же строй противоположных чувств, испытывая и страх, и вдохновение, и прилив сил. Доктор высказал предположение, что, очевидно, мы прошли через какое-то силовое поле, находящееся в районе кольца.

Туннель начал ветвиться. Вскоре мы попали в замысловатый лабиринт, прямо как в сыре, где много ходов, и все они похожи друг на друга. На нашем пути стали появляться такие неудобные проходы, через которые может пройти, петляя между скальными расщелинами лишь один человек. Причем, когда он выбирался оттуда на одиночный пятачок, его ждал новый сюрприз — несколько узких однотипных ходов. Здесь нам пришлось пробираться с помощью веревки, соединявшей всех единым звеном с Сэнсэем. Без такой меры предосторожности запутаться в этих лазах и свернуть не туда, куда надо было как дважды два. Я с ужасом подумала, как страшно потеряться в таких лабиринтах. Здесь не то что погибнешь от безысходности многочисленных тупиков, а от одних только панических мыслей. Мое Животное начало, казалось, так и караулило в этом месте удобный момент для подвоха. И хоть я упорно старалась сопротивляться таким мыслям, все же легкий страх невольно охватывал меня при проходе сложных и запутанных мест. Правда, потом, когда мы благополучно выбрались из лабиринта, я почувствовала не только значительное облегчение, но даже некоторое удивление по поводу своего страха. Ведь чего, по сути, я боялась? Сэнсэй и мужчины были рядом. Кстати, Сэнсэй шел по этим ходам довольно уверенно, явно бывал здесь уже не раз.

Мы вышли в очередную галерею пещер. Еле заметная тропа огибала сильно выпирающий скальный выступ причудливой формы. Я подумала, что наш неведомый путь пролегает дальше, но Сэнсэй внезапно остановился. Попросив нас немного подождать, он осветил фонариком это скальное образование. Потом забрался по его пологому склону, исчезнув за большим камнем. Через минуту послышался какой-то непонятный шум, похожий на проворачивание тяжелого камня. Затем последовал щелчок и равномерный гул, длящийся несколько секунд. Сэнсэй вновь появился из-за камня и позвал нас к себе, освещая фонариком то место, где лучше всего было взбираться по скале.

Когда все добрались до Сэнсэя и зашли за камень, то увидели открытый вертикальный лаз в виде люка. В нем виднелись даже каменные ступеньки, уходящие вглубь, в кромешную темноту. Поодиночке мы стали спускаться друг за другом в бездну этого каменного колодца. Я уже практически все выполняла на «автопилоте». Куда идем? Зачем идем? Эти вопросы теряли здесь всякий смысл. Просто шла какая-то внутренняя работа, нацеленная на психологическую и физическую выносливость.

Через несколько метров вертикальный лаз плавно перешел в горизонтальный. Он был узким, но потом стал заметно расширяться. Однако передвигаться все равно приходилось на четвереньках. Серега с Николаем Андреевичем уже начали шутить по поводу нашего нескончаемого ползания по шахте, рассказывая по этому поводу анекдоты и отвлекаясь таким способом от тяжёлой физической нагрузки. От их шуток и всем остальным стало намного веселей передвигаться. Вынырнув из-за очередного поворота, видимо, на финишную прямую, мы заметили впереди дневной свет.

— О! — усмехнулся Серега. — Мы что, гору насквозь прошли? А я думал, мы ползем в сердце недр.

Мы рассмеялись такому неожиданному концу нашим приключениям и удвоили силы для последнего рывка. Лаз, по мере приближения к свету, все больше расширялся. Наконец мы встали в полный рост, и пошли на свет. Однако когда достигли источника «дневного света», то увиденное заставило нас замереть на месте и позабыть обо всем на свете, в том числе, и о трудном пройденном пути и натруженных, уставших мышцах. Мы застыли в немом изумлении, не ожидая и даже не предполагая, что когда-нибудь судьба предоставит нам возможность увидеть такое восхитительное чудо.

Перед нами предстал огромный холл, напоминающий половинку шара. Его стены выглядели, как монолитное черное стекло, которое было гладким, словно его кто-то оплавил. Но самым потрясающим оказался великолепный, белоснежный храм, сделанный в виде распускающего цветка лотоса, который стоял посередине черного холла. В диаметре храм был метров двенадцать, а в высоту — метров семь. Сотворен он был из камня, похожего на белый мрамор, но этот мрамор был какой-то неестественный, полупрозрачный.

Храм находился в центре огромной монады, украшавшей пол. Все иероглифы и сложные узоры этой монады были так четко и ювелирно вырезаны, что я просто прониклась невольным уважением к тем, кто выполнил столь сложную работу. Ведь пол был изготовлен из непростого материала, точно такого, как и стены. При этом не было видно ни одного острого ребра иероглифов или узоров. Все было гладко закруглено, словно обожжено. Замысловатые иероглифы такой же искусной работы были высечены над широким арочным проходом, в который мы вошли.

Это изумительное сочетание контраста черного и белого создавало необыкновенную гармонию помещения. Но самым потрясающим был дневной свет, который, казалось, исходил именно из глубины храма. Он был настолько нежным, мягким и приятным, что невольно порождал какое-то блаженное, успокаивающее состояние умиротворения и всеобъемлющей радости.

В храме имелся полукруглый вход. Внутри его виднелась белая перегородка, заслоняющая дальнейший обзор. Этот таинственный вход в светящийся храм больше всего привлекал наше внимание.

— Ну что, пришли в себя? — весело спросил Сэнсэй и, не дожидаясь нашего ответа, сказал: — Тогда пошли дальше.

Мы, не сговариваясь, все одновременно ринулись ко входу храма.

— Э-э, ребята, вы куда? — остановил нас с улыбкой Сэнсэй. — Нам в другую сторону.

Вопреки нашим надеждам, он повел нас по огромному кольцу монады вокруг храма. Глаз нельзя было оторвать от такого грандиозного творения и его нежной красоты. Свет, исходящий от храма, был дневной, он не слепил глаза, но был достаточно ярким и освещал все вокруг. И что удивительно, нигде не было видно тени ни от наших тел, ни от храма. Я провела рукой в воздухе, пытаясь создать тень на стене, но безрезультатно. Более того, моя рука каким-то непонятным образом хорошо освещалась как с одной стороны, так и с другой. Даже когда я близко свела обе ладони, то увидела между ними вместо тени все тот же мягкий свет.

На другой стороне холла имелся точно такой же арочный выход, только с другими иероглифами по бокам. К нашему немалому удивлению и в храме с обратной стороны находился еще один вход. Однако и там, кроме той же белой перегородки, видневшейся внутри, мы ничего больше не увидели.

Через вторую арку мы вышли из этого необычного места, попав в пещерный тоннель. Правда, миновали буквально несколько метров в виде пары поворотов. Это меня даже заинтриговало. Ведь раз мы прошли мимо такого великолепного храма, значит, впереди нас ждет более потрясающее зрелище. Однако наш маленький отряд вошел в обыкновенную комнату, искусно вырубленную и отделанную тем же черным материалом, что и стенки холла. С левой и правой стороны ее стен располагались два больших, белых круга в виде выпуклых полупрозрачных щитов. Посередине, чуть в углублении комнаты, на каменном постаменте, к моему удивлению, покоился лошадиный череп с рогом во лбу, за которым находилась своеобразная ниша, аккуратно вырубленная в стене.

— Ух ты! — изрек Сергей, едва мы вошли в комнату. — Так что, единороги и вправду существовали?

— Кто тебе такое сказал?! — усмехнулся Сэнсэй. — Это миф!

— А это что?

— А, это… — Сэнсэй посмотрел на череп, как мне показалось, каким-то теплым, добрым взглядом. Однако произнес совершенно противоположные своему душевному состоянию слова, не лишенные нотки юмора. — Не обращай внимания. Это «Чернобыль», так, мутация.

Все удивленно посмотрели на Сэнсэя. Он улыбнулся.

— Да пошутил я, пошутил… Это просто подделка!

Сергей внимательно посмотрел на череп, посветив на него со всех сторон, и хмыкнул себе под нос:

— Угу, «подделка», как же…

— Лучше смотри сюда, — предложил Сэнсэй, обращая его внимание на белый, слегка выпуклый щит, метра три в диаметре, вмонтированный в стену.

Как только Сэнсэй навел в его центр свет фонаря, щит начал светиться изнутри, освещая комнату мягким светом. Но как только Сэнсэй увел луч в сторону, свет снова мягко погас, погрузив помещение в первоначальное состояние.

— Нормально, — ответил Сергей. — А если посветить туда, эффект будет такой же?

И он показал на щит, вмонтированный в противоположную стенку.

— Да.

Мы поэкспериментировали игрой свет и на втором щите, и на двух вместе, словно кучка первобытных людей, которым показали включатель, и они по очереди щелкали им, дивясь такому «чуду».

— Я так понимаю, конечная цель нашего путешествия уже недалеко? — поинтересовался тихо Сергей у Сэнсэя, пока мы с Валерой наблюдали за световыми опытами Николая Андреевича.

— Да. За этим щитом, — указал Сэнсэй на левый щит.

Сэнсэй пытался развязать затянувшийся узелок своего вещмешка.

— Это что, сейф?

— Ну, что-то типа того. Вход.

— Вход? — Сергей с любопытством посмотрел на щит. — А там тоже вход?

Он кивнул на второй щит.

— Да. Только я бы не советовал туда попадать ни одному живому существу.

— Понятно. А как сюда проникнуть?

Сэнсэй глянул на него, слегка прищурившись, и с улыбкой предложил:

— А ты подумай.

Предложение Сэнсэя открыть левый щит заинтересовало и нас. Пока мы с Валерой создавали полное освещение помещения, Сергей и Николай Андреевич принялись отыскивать механизм, приводящий щит в движение. Они ощупали стену и сам щит. Сергей даже простукал вокруг него. Все было глухо, гладко. Никаких тебе выступов, отдельных каменных блоков. Щит был словно впаян в стену. Лишь небольшой ободок, сделанный из того же белого материала, окаймлял его. Сергей стал задумчиво перед щитом, скрестив руки. Потер подбородок, оглянулся, и тут его осенило.

— Надо череп передвинуть!

— Не тронь старинный раритет! — с усмешкой вступился за череп Сэнсэй. — Он тут ни при чем.

— Да? Ну, тогда не знаю. По-моему, лучшая отмычка этому сейфу — пластид.

— Бесполезно, — сказал Сэнсэй, трудясь над неподатливым узелком вещмешка. — Этот материал нейтрален к любым химическим и механическим воздействиям… Он изготовлялся при абсолютном нуле. В состав смеси входили определенные ингредиенты, благодаря которым вещество становилось довольно текучим. Это давало возможность отливать из него любые формы. При застывании вещество сохраняло некоторое время пластичность. Можно было его спокойно дообработать. Но после окончательной кристаллизации оно становилось очень прочным. По прочности ему равных нет. И износоустойчивость у него очень высокая.

— И насколько высокая? — полюбопытствовал Николай Андреевича.

— Ну, к примеру, — Сэнсэй глянул на его сапоги, — если на подошву, скажем, на каблуки, как на самое уязвимое место твоей обуви, нанести всего один микрон этого материала, то ты бы смог всю жизнь бегать в них без единой царапинки.

— Хорошая вещь! — удивившись, по-хозяйски оценил Николай Андреевич.

— Мечта военных, — в свою очередь изумился Сергей, похлопав по щиту, а потом озадаченно спросил, глядя на Сэнсэя: — Так как же его открыть?

Сэнсэй загадочно улыбнулся и еще более интригующее сказал то ли в шутку, то ли всерьез:

— Это вам не какая-нибудь седая древность этой цивилизации. Это высокие технологии предшествующей цивилизаций …

Развязав наконец-то узел, он вытащил из вещмешка какой-то тряпичный мешочек. Аккуратно расстелил на полу кусок ткани и вытряхнул на него содержимое мешка. Оттуда со звоном посыпались фигурные пластины, сделанные из серебристого металла.

— Это что, платина? — удивился Сергей, подняв один из них и повертев его в руках.

— Нет, гораздо ценнее, — ответил Сэнсэй, принявшись складывать фигуры в единый предмет. — Можешь не ломать голову. Этого металла еще нет в известной вам периодической системе химических элементов…

Собрав какой-то необычной конфигурации предмет, отдаленно напоминающий неправильный изрезанный круг, Сэнсэй поднялся и приложил его к центру щита.

— Ну-ка, Валер, направь вот сюда свет, — указал он на одно из фигурных отверстий в предмете.

Валера выполнил его просьбу, целенаправленно посветив лучом карманного фонарика, но ничего не произошло.

— Хм, — Сэнсэй убрал предмет со щита и повертел его в руках, словно что-то для себя вычисляя, а потом, вспомнив, воодушевленно проговорил: — А-а-а, не так… Валера, посвети-ка!

Сэнсэй перевернул серебристую форму и прислонил ее к щиту по-другому, указав, куда направить луч. И едва свет попал в указанное Сэнсэем отверстие, весь серебристый металл словно обдало сиянием изнутри, яркое свечение вспыхнуло во всех его прорезанных конфигурациях. После этого послышался глухой звук «пу-ф-ф-ф», точно паровоз спустил пар. И щит чуть приоткрылся, немного отделившись от стены. Мы устремились к нему. Но Сэнсэй остановил нас и попросил всех зайти в нишу, находящуюся за постаментом, на котором находился череп. А сам, открывая дверь щита, быстро прикрыл нос и рот платком и отбежал к нам, пока та отворялась, отклоняясь в нашу сторону.

— Сейчас, проветрится, — объяснил он нам, сворачивая свой носовой платок.

Странно, но никакого особенного запаха я не ощутила, даже затхлости не чувствовалось. Мне подумалось: «А если там какой-то опасный газ? Тогда почему мы вообще не вышли из этого помещения, а стоим, как кучка идиотов, за постаментом? Так же недолго и того… так сказать, составить компанию лошадиному черепу на долгие века». Но Сэнсэй вел себя вполне спокойно, словно ничего страшного не произошло. Минут через десять он объявил:

— Ну, все, капсула готова к принятию гостей.

— Почему капсула? — удивилась я.

— Потому что капсула она и есть капсула, — проговорил с улыбкой Сэнсэй. — Даже если вся Земля взорвется, одни капсулы и останутся.

Мы вышли из нашего необычного укрытия и направились в комнату, уже скромно двигаясь за Сэнсэем во избежание других непредвиденных сюрпризов. Свои электрические фонари потушили почти сразу, поскольку там было достаточно светло. Комната оказалась небольшой, искусно выделанной таким же материалом, что и храм. На двух ее противоположных стенках возвышались причудливые наросты в виде ярко светящихся белых шишечек, которые, очевидно, и создавали такую яркую иллюминацию. Одна из стенок была сделана в виде длинного белого шкафа с открытыми ячейками. На них лежали какие-то старинные свитки, папирусы, стояли небольшие амфоры с загадочными рисунками и еще много непонятных вещиц. Сэнсэй привычно зашел в комнату и, не обращая внимания на предметы, сразу направился к ячейке, где лежал темный, небольшой цилиндр. Аккуратно открыв его, он бережно вытащил оттуда какой-то старинный пергаментный лист, пробежал текст глазами, а потом с такой же аккуратностью засунул его обратно, прикрыв крышкой цилиндра. Эту замысловатую вещицу Сэнсэй неожиданно протянул мне.

? Держи, это то, что ты просила.

? Я?! ? несказанно удивилась моя особа.

Я стала быстро рыться в памяти, усиленно вспоминая, когда я что просила у Сэнсэя. Но, так и не вспомнив ничего конкретного, в растерянности произнесла:

? Спасибо… А что это?

? Это пергами?н Ага?пита.

И тут меня осенило. От нахлынувшего волнения сердце учащенно заколотилось в груди. Я бережно приняла это бесценное сокровище. Подумать только, в моих руках находился пергамин самого Бодхисатвы Агапита, написанный по приданию самим Духом Святым! Пергамин того самого русского Бодхисатвы, который прославился далеко за пределами Киевской Руси и не только как искуснейший монах-врачеватель, но и как человек огромной духовной силы. Сколько тайн и легенд было связано с этим пергаментом и его обладателями!

Полную историю об Агапите я узнала, когда наша компания вместе с Сэнсэем отдыхала на море. Это было в год моего окончания школы. Именно тогда Сэнсэй поведал нам о древнерусском лекаре XI века Агапите, монахе Киево-Печерского монастыря, от нетленных мощей которого люди продолжают исцеляться до сих пор. Агапит был непростым монахом. Это был Бодхисатва из Шамбалы, доживавший свой век в монастыре. Про него говорили, что в нем пребывал сам Дух Святой. Во многом именно благодаря Агапиту Киевская Русь пережила лучшие годы своего расцвета и небывалого духовного подъема. Именно благодаря его неординарной личности, Киево-Печерская Лавра стала впоследствии не только сосредоточением науки и культуры, но и крупным духовным центром Древней Руси.

Моя любопытная особа хотела было открыть цилиндр, но Сэнсэй, остановив меня, сказал:

? Потом посмотришь.

Я бережно уложила цилиндр в рюкзачок под заинтересованные взгляды Сергея, Валеры и Николая Андреевича. Сэнсэй же подошел к другой ячейке, где находился каменный ларец очень красивой резной работы. Свободно открыв его без всяких ключей и секреток, он извлек оттуда золотую вещицу. Повертел в руках и слегка протер её о свою одежду.

— О, — удовлетворенно проговорил Сэнсэй, — блестит, как новенькая.

Все столпились вокруг Сэнсэя.

— Это и есть тамга? — спросил Сергей.

— Она самая!

Мы с интересом стали разглядывать этот предмет. Он представлял собой золотую пластину, в виде бутона цветка лотоса, состоящего из трех лепестков. Внутри его располагалась усеченная пирамида с глазом посредине. Над пирамидой в центральном лепестке возвышался объемный треугольник, словно срезанная верхушка пирамиды. Внутри треугольника находились три выдавленных круга. На лепестках и основании цветка лотоса были нанесены параллельные изогнутые линии. В зрачок глаза пирамиды вставлен камешек, по виду напоминающий бриллиант. От такой красоты у нас невольно вырвались возгласы восхищения.

— Великолепная работа! — в восторге произнес Николай Андреевич.

— Да все это ерунда, — проговорил Сэнсэй. — Все это золото, это так, обрамление, которое постоянно обновляется.

— А рисунок? — поинтересовался Сергей.

— Он всего лишь означает принадлежность к Шамбале. А вот этот камешек в глазе, это да… Это самое главное.

Словно в подтверждение этих слов камешек завораживающе сверкнул, когда Сэнсэй чуть повернул тамгу в руках.

— Бриллиант? — спросил Сергей.

— Нет. Просто огранка мастерски выполнена, как у бриллианта. Хотя на самом деле это не бриллиант. Это искусственный камень внеземного происхождения. По структуре нечто среднее между стеклом и кристаллом. В мире не существует такого бриллианта, который стоил бы этого камня, — серьезно проговорил Сэнсэй, и немного помолчав, добавил: ? Он обладает удивительными свойствами, для тех, кто имеет достаточно личной силы и знаний, чтобы им пользоваться. А для остальных людей, этот камень не представляет никакой ценности… так, всего лишь стекляшка.

Он вытащил из кармана коробку, достал оттуда мягкую тряпочку и бережно, с любовью стал протирать тамгу.

? Данный кристалл — особый камень. Он способен хранить энергию вечно, и не только хранить, но и приумножать заключенную в нем мощь. Этот кристалл очень древний. Мало того, что он имеет внеземное происхождение, так еще с ним медитировало не одно поколение Прави. Он оказывает неоценимую помощь, особенно для тех, кто работает над серьезными медитациями. Кристалл изменяет частотные характеристики поля человека, который с ним соприкасается во время медитации. Он усиливает действие энергий. В результате, при постоянной работе с ним, владелец доходит до духовного уровня тех, кто ранее владел кристаллом и ушел в Нирвану. В этом кристалле заключена сила многих поколений Прави.

? Интересная вещица, ? проговорил Сергей. ? Не удивлюсь, если этот камешек окажется единственным на планете Земля, так сказать «последним из Могикан», прибывший с далеких разумных миров.

? Отнюдь не единственным, ? возразил Сэнсэй. ? Всего на Земле имеется семь таких камней. Пять камней находится в тамге Владыки Шамбалы, один ? в тамге Нави и один, здесь, в тамге Прави.

? В тамге Нави? ? удивился Николай Андреевич и осторожно спросил. ? У сопредельной стороны?

? Да, ? ответил Сэнсэй. ? Это необходимо для уравновешивания монады. Правда, на той тамге другие знаки. Но камешек практически такого же размера, как и в тамге Прави.

? Нормально! ? шокировано проговорил Николай Андреевич.

? Значит, в настоящем противостоянии выигрывает не сила камней, а сила духа соперников, ? сделал свои выводы Сергей.

? Совершенно верно. Все дело в накопленной личной силе обладателей этих камней.

? А Нави ? это кто? Кандуки?

? Нет, конечно, ? сказал Сэнсэй. ? В иерархии темных сил Кандуки стоят на нижней ступени. А вот Нави ? это уже конкретная проблема.

? Так, получается, Этимоны и Гелиары борются не только с Кандуками?

? Да. Это можно сказать универсальные Воины Света.

Некоторое время мы молчали, наблюдая как Сэнсэй, о чем-то задумавшись, тщательно протирал тамгу.

? А как выглядит тамга Владыки Шамбалы? ? наконец, решилась спросить я, нарушив это молчание.

? Тамга Владыки? ? переспросил Сэнсэй и стал объяснять: ? Ну, в принципе тамга Прави по некоторыми деталями схожа с ней. В тамге Владыки такой же цветок лотоса с пирамидой и глазом внутри. Только в оправу глаза вставлен камень гораздо больших размеров, чем у Прави и Нави вместе взятых. Это символ «всевидящего Ока», обозначающее Шамбалу. Над пирамидой же, в центральном лепестке расположен малый глаз, в который вставлен еще более интересный камешек. По своей плотности он намного превышает алмаз. Его малые размеры относительно больших камней отнюдь не преуменьшают его значимости. Он словно семя По. И сила, заключённая в нем неиссякаемая. Этот камешек символизирует абсолютную власть Бога, в том числе и над «всевидящим Оком»… В тамге Владыки Шамбалы цветок лотоса прикреплен к золотой круглой монаде, на которой имеется три больших камня, расположенных треугольником. Они символизируют в расшифровке созвездие Орион, откуда был доставлен маленький камешек, и не только… Эти камни указывают на божественную тройственность, силу и власть над жизнью и смертью. Этот знак в миру ещё называют знаком Грааля… Практически в комплексе изображений эта монада и цветок лотоса символизирует все мировые религий, как обозначение того, что все духовное в людском мире выходит из Шамбалы… Да, еще по бокам от монады, так сказать в качестве украшения, которые были сделаны при последнем обновлении тамги, находятся скульптурные изображения на египетскую тему.

? Увесистая получается тамга у Владыки Шамбалы, ? проговорил Сергей и с наигранным сарказмом добавил: ? И вся ж из чистого золота.

? Еще бы, это ведь не просто так, а самого Владыки, ? в таком же тоне с улыбкой ответил Сэнсэй, а потом добродушно пояснил. ? А вообще золото в данном случае использовалось как удобный материал, который не подвергается эрозии как, например, железо, и окислению, как серебро. Так что золото — это всего лишь подходящий материал. А вот знаки… ? И со смешком промолвил. ? Только в наше время на знаковое значение тамги вряд ли кто обратит внимание. В лучшем случае, увидев ее, подумают, что какой-то новый русский выпендривается.

? А где хранится тамга Владыки? ? поинтересовался Николай Андреевич.

? Сейчас она хранится в такой же капсуле, при храме Лотоса, ? и, очевидно, предвидя последующий вопрос от Сергея, открывшего было рот, добавил, ? который находится в районе третьего глаза головы Осириса.

Сергей почесал затылок и со смешком сказал:

? Или этот мужик, Осирис, такой головастый, или же это ты опять надо мною издеваешься. ? И умаляющее глянув на Сэнсэя, проговорил: ? Сэнсэй, честное слово, у меня сейчас мозги не работают, чтобы твои ребусы разгадывать. Давай лучше сам, добровольно рассказывай.

? Отнюдь, я над тобой вовсе не издеваюсь. Храм Лотоса действительно находится в голове Осириса, ? возразил Сэнсэй.

? Ну, надеюсь, это в переносном смысле? Или всё-таки в прямом?

? Почти в прямом, — улыбнулся Сэнсэй, — точнее сказать в рельефно-географическом. ? Мы вопросительно уставились на Сэнсэя. А тот, выдержав небольшую паузу, сказал: ? Сейчас на том месте столица Древней Руси, град Киев.

?Киев?! ? изумился Николай Андреевич.

? А где же располагается третий глаз? ? спросил Сергей.

? Этот участок находится как раз там, где Андрей Первозванный по просьбе Иисуса возложил семена лотоса. Ныне там расположена Киево-Печерская Лавра, ? уточнил Сэнсэй.

? Надо же, сколько раз бывал в Киеве и даже не знал об этом, ? удивился сам себе Николай Андреевич.

? Кто бы мог подумать, что Киев является головой Осириса? ? размышлял Сергей о своем. ? Этот город у меня больше ассоциируется с событиями Чернобыльской катастрофы…

? Да, из-за этого Чернобыля, чуть все карты не перепутались, ? задумчиво проговорил Сэнсэй.

? Какие карты? ? не понял Сергей.

? Ну, какие? Предсказания о голове Осириса… Дело в том, что после взрыва реактор стал быстро разгораться. Естественно, никакие пожарные его бы не потушили. Ситуация стала настолько критическая, что Шамбала вынуждена была вмешаться. И этот процесс, к сожалению, зафиксировали специалисты, ибо в нарушение законам физики ядерная реакция вместо того, чтобы нарастать, начала интенсивно сворачиваться… ? И немного помолчав, очевидно, размышляя о чем-то своем, Сэнсэй добавил: ? Но, с другой стороны, если бы не Шамбала… и Киева б уже не было… И предсказания не сбылись.

? А что за предсказания? ? спросил Николай Андреевич.

? Да длинная история, потом расскажу.

Сэнсэй закончил протирать тамгу Прави и, полюбовавшись проделанной работой, промолвил, обращаясь к Николаю Андреевичу.

? Кстати говоря, о легендах… Ты слышал миф за волшебное око Гора?

? Да, ? утвердительно ответил тот.

? А что это за миф? ? живо поинтересовался Сергей.

Николай Андреевич поспешно пояснил.

? Это древнеегипетский миф. Сын Осириса Гор боролся со злым богом пустыни Сетом. В начале Гор потерпел поражение, и Сет вырвал у него Глаз в битве. А потом Гор все же победил Сета, и отобрал у него свое волшебное Око.

? Верно, ? сказал Сэнсэй. ? А знаешь, что это было за «волшебное Око»?

Николай Андреевич растерянно пожал плечами. Сэнсэй кивнул на тамгу Прави.

? Вот это Око! И борьба шла за обладание силой этого камня.

? Значит… это был не миф… Это правда! ? шокировано произнес Николай Андреевич. ? Вот это да! Получается, это была борьба Прави и Нави?!

? Совершенно верно. Но об этом позже, ? улыбнувшись, проговорил Сэнсэй.

Он аккуратно завернул тамгу Прави в тряпицу, и, уложив в коробочку, сунул ее в карман. Мы же стояли в состоянии полного изумления и наблюдали за его действиями.

— Ну что, пошли назад? — неожиданно предложил Сэнсэй, возвращая нас к реальности.

Мы даже немного растерялись, поскольку уходить отсюда так поспешно явно никому не хотелось. Так долго добирались и на тебе, на самом интересном месте — «пошли назад».

— А-а… — протянул Сергей.

— Как, уже? — удивился Николай Андреевич.

— Что, всё? — почти одновременно с ним разочарованно спросила я.

— А чего вам, мало? — усмехнулся Сэнсэй, глядя на нашу реакцию. — Идемте. Нам еще назад сколько идти. Пока до ребят доберемся… Да и вообще, — он улыбнулся, — налазился я уже тут с вами по этим горам…

Возражать особо никто не стал, да и бесполезное это занятие. Действительно, надо признать, что путь назад тоже предстоял долгий и трудный. Однако я заметила, что когда Сэнсэй шел сюда, он ни разу не пожаловался, что устал или чем-то недоволен. Наоборот, шел так быстро, что мы еле поспевали за ним. А тут откуда что взялось… И все же выходила я из этой каменной кельи с тайной надеждой побывать хотя бы в храме. Когда еще такой случай представится? Видимо, подобные мысли были не только у меня одной. Когда мы передвигались по коридорчику, связывающему комнату с большим залом, Сергей начал расспрашивать Сэнсэя о храме.

— А что это за храм?

— Один из храмов Лотоса.

— А что там внутри?

— Да ничего особенного, Стиратель тени.

— А можно туда зайти?

— Да что там интересного? Храм как храм, — отшучивался Сэнсэй.

В это время мы вышли к завораживающему своей редкостной красотой и мягким светом древнему сооружению. Окунувшись в океан света, все невольно остановились, с замиранием сердца созерцая это диво. Особенно притягивал взгляд вход в храм. Так и хотелось подняться по его белокаменным ступеням и проникнуть в сокровенную тайну этого необыкновенного цветка. Мы посмотрели на Сэнсэя с немой мольбой в глазах. Он же опустил голову, немного подумал, а потом серьезно произнес:

— Ладно. Кто первый?

— А что, надо по очереди? — удивился Николай Андреевич.

— Да.

— А что там?

— Увидишь.

— Тогда первым пойду я, — вызвался Сергей.

Он благодарно взглянул на Сэнсэя и, не спеша, пошел к входу, словно наслаждаясь самим моментом приближения к этому великолепному таинственному творению неведомой цивилизации. По мере приближения к свету его фигура становилась все более темной и нечеткой, охватываемая со всех сторон светом. Он поднялся по ступенькам. И… дивный цветок принял его в свои солнечные объятия. Около минуты мы стояли молча, всматриваясь в таинственный проход храма. Но он по-прежнему сиял своим изумительным светом, не давая даже звуком малейшего намека на присутствие там живого существа.

— Следующий, — спокойно сказал Сэнсэй и посмотрел на меня.

Честно говоря, в этот момент я испытала легкий страх. И все же доверия к Сэнсэю во мне было гораздо больше, чем собственного испуга перед неизвестностью, таящейся за входом в храм. Я пошла ко входу в некотором волнении и ожидании того, что же мне придется там увидеть. Излучавшийся свет был мягким и ласковым, и это меня несколько успокаивало. Я смело вошла внутрь. Проход сворачивал направо, потом налево, приглашая пройтись по своему извилистому лабиринту, заполненному светом. Странно, чем дальше я заходила, тем больше испытывала какой-то необъяснимый нарастающий внутренний холод. Хотя воздух, который я вдыхала, был теплый. Руки стали замерзать, словно на морозе.

Из небольшого лабиринта я вышла в круглую комнату, видимо, расположенную в самом центре цветка. Мне показалось, что ее середина светилась ярче всего, словно столб солнечного света. И мне так захотелось окунуться в этот струящийся свет, поскольку подумала, что именно в нем я наконец-то согреюсь. Не раздумывая, я шагнула в середину и… Вместо предполагаемого тепла мною овладел такой леденящий холод, что невольно сжались кулаки. Сильная дрожь охватила все мое тело, точно в него вонзили тысячу электрических иголок. Голова стала кружиться. Пол стремительно уходил из-под ног.

Со зрением стало происходить что-то неестественное. Яркий свет чередовался с какими-то темными пятнами, а скорость их движения стремительно нарастала. В конце концов, вокруг все исчезло. Сделалось совсем темно. Потом в темноте стали вспыхивать яркие точки. Они расширялись, становились цветными, соединялись друг с другом, превращаясь в объемные живые картины. Попытка открыть и закрыть глаза ни к чему не привела, картины, как были, так и остались. Более того, я совершенно потеряла ощущение тела. Вместе с этим исчезли и чувства, и мысли, как будто я стала совершенно независимой и свободной от земного мира. И хотя картины были более чем устрашающие, воспринимала я их почему-то спокойно. Вместо тревоги присутствовала необыкновенная ясность, глубинная суть понимания происходящего вокруг.

События сменялись одни за другими, проявляясь то фрагментарно, то в глобальном масштабе. Крушение огромного моста, смерть всемирно известного религиозного деятеля, разрушительные землетрясения, наводнения, смерчи, цунами, стирающие волнами населенные пункты. Неожиданно проснувшиеся вулканы, уничтожающие выбросом своего пепла и лавы все живое, встретившееся на их пути. Таяние ледяных шапок полюсов, столкновение огромных айсбергов. Стремительный подъем уровня океана, вод рек. Целые прибрежные мегаполисы уходили за считанные часы под воду. Некоторые прибрежные государства вообще исчезали с лица Земли за достаточно короткий промежуток времени. И все эти катаклизмы происходили, словно приливной волной — внезапно нахлынули, потом затихали, затем снова накатывались, только еще с большей силой, большими разрушениями и снова временно затухали.

На Солнце происходили невероятно сильные вспышки. Острова и континенты сдвигались со своих мест, сближаясь довольно быстро в единую сушу. Теплые течения океанов поменяли свои русла. Времена года перепутались. Резкое потепление сменилось резким похолоданием. Неурожаи, голод, разруха… Какое-то сплошное царство паники и хаоса. Ужас глобальных катаклизмов объял всю планету. Единственные участки суши, которые меньше всего пострадали от природных стихий, были некоторые районы Евразии, словно последний духовный оплот и приют гибнущей цивилизации…

Картины стали исчезать так же стремительно, как они появлялись, разъединяясь на отдельные фрагменты, сужаясь до точки. Все вновь потемнело. Внезапно вернулось ощущение собственного тела в виде своеобразного давления. Вспыхнувший яркий свет вновь возвратил и чувства, и мысли. Как ни странно, но я по-прежнему устойчиво стояла на том же месте. Правда, мои ногти до боли впились в ладони. Осознав это все и вспомнив об увиденных картинах бедствий, меня охватил жуткий страх. Не понимаю, почему, но я была твердо уверена, что увиденное случится в ближайшие годы. Тягостная безысходность, граничащая с апатичностью, охватила меня, когда я по инерции вышла из столба света и направилась в следующий лабиринт. Пугающие сцены катастроф одна за другой прокручивались в памяти, усиливая в моих мыслях страх и отчаяние перед грядущим.

Поглощенная этим гнетущим состоянием, я не заметила, как очутилась на выходе из храма. Под аркой, в которую мы не так давно входили, задумчиво стоял Сергей, ожидавший остальных. Я молча присоединилась к нему. Весь увиденный кошмар снова и снова прокручивался в голове. Охваченная страхом неизбежной гибели, я смотрела со щемящей душу тоской на это великолепное сооружение неведомой цивилизации, на безупречность его линий, его неповторимое сияние и белоснежную чистоту. И меня неожиданно осенило, насколько разителен контраст между вечно духовными ценностями и тем, что временно, негативно, порочно. Сколько цивилизаций, сколько природных катаклизмов пережило это сооружение? И дело даже не в нем, а в тех, кто его создавал. Это какую надо иметь базу знаний, чтобы обезопасить этот храм на многие тысячелетия вперед от каких-либо разрушительных воздействий?

В этот момент моих размышлений на выходе из храма показалась фигура Николая Андреевича. Удивительно, но она была не просто окружена светом. Создавалось такое впечатление, словно его тело охвачено плотным кольцом радуги, от которой отскакивали снопы искорок. Особенно их много было вокруг головы. Мне почему-то это напомнило эффект Кирлиана. Но только стоило Николаю Андреевичу выйти из храма, это свечение вмиг пропало. Заинтересованная таким необычным явлением, я немного отвлеклась от своих мыслей и стала более внимательно следить за «входом-выходом» из храма. Через минуту после того, как к нам присоединился Николай Андреевич, в проеме появился Валера. Его свечение было гораздо объемнее и насыщеннее. Оно настолько красиво переливалось, что даже Николай Андреевич не удержался от тихого комментария:

— Ого! Да, парень явно за эти месяцы постиг гораздо больше, чем мы за столько лет рядом с Сэнсэем.

Но когда выходил Сэнсэй, все присутствующие невольно затаили дыхание. Мы даже не сразу поняли, что это — Сэнсэй. Это был Некто с огромной, ослепительно сияющей аурой. На нем была белая туника. Белокурые волосы обрамляли очень красивые, правильные черты лица. Но, пожалуй, самыми необыкновенными были его глаза, его неповторимый до боли знакомый взгляд. И тут меня неожиданно осенило, где я видела этот взгляд. Когда-то давно мы с нашей компанией отдыхали на море. Мне приснился тогда довольно странный сон о Красном Всаднике, спускавшемся с вершин гор. Его потрясающий взгляд, взгляд Ригден Джаппо, до мельчайших деталей всплыл сейчас перед глазами.

Внутренний трепет охватил все мое существо. Внезапно «Цветок лотоса» сам по себе проявил свое невидимое, но вполне ощутимое «колыхание лепестков» в солнечном сплетении. Чувство восхищения перемешалось с чувством умиротворенности от столь потрясающего реального видения истинного Лика. Внутри мне стало так спокойно и хорошо, словно кто-то саму душу укутал в пелену белоснежных нежнейших лепестков.

Это необычное видение длилось всего несколько секунд. Но каких секунд! Секунд из цикла неизвестной Вечности. Секунд, оставляющих свой неизгладимый след в самом священном уголке души. Секунд, память о которых даже через многие годы с волнующим трепетом в точности воспроизводит свои восхитительные кадры, заставляя вновь и вновь пережить эту невероятную гамму возвышенных чувств, неподдающихся словесному описанию. Над этим мигом время действительно было не властно.

Как только это великолепное Существо стало под арку выхода из храма, свет словно дрогнул, ослепив глаза на какое-то мгновение. Но когда зрение пришло в норму, мы увидели, что к нам шел Сэнсэй с привычными для нас чертами лица, в явно приподнятом воодушевленном настроении, в обычной своей походной одежде, с рюкзаком за плечами. Пораженные таким резким преобразованием, мы в немом удивлении созерцали его приближение. Он же, с добродушной улыбкой подойдя к нам, оглянулся на храм, а потом сказал:

— Ну что, довольны ваши душеньки?

— Еще бы! — ответил за всех Сергей.

— Тогда в путь, друзья.

И первым вошел под арку скалы, переходящую в туннель. А мы, бросив прощальный взгляд на великолепный храм Лотоса, не договариваясь между собой, одновременно преклонили перед ним головы. Видимо, такое искреннее желание зародилось у каждого из нас в душе, и, очевидно, оно было настолько сильным, что никто из нас не постеснялся это сделать в присутствии остальных. Сэнсэй остановился, и, глядя на нас, со смехом произнес:

— Пошли уже, фанатики!

Обратный путь со сложными переходами я почти не замечала, автоматически преодолевая препятствия. Моим настоящим лабиринтом, который я в реальности проходила, стали мысли, вернее, тот фейерверк из двух различных состояний, который был порожден в стенах таинственной пещеры с древним храмом. Картины катастроф и природных катаклизмов переплетались со спокойным взглядом Ригдена. И этот взгляд давал какой-то поразительный эффект: он успокаивал, ласкал душу своей необыкновенно проникновенной добротой. Под его натиском животный страх испарился вовсе, словно его никогда и не было. Теперь картины стихий уже спокойно прокручивались в голове, давая мне возможность анализировать увиденное.

Как же хрупка наша человеческая цивилизация, так гордящаяся своими высокими технологиями! Один вздох Земли, и вместо городов — руины, вместо полезной техники — груда ненужного металлолома, вместо мирного общества — кланы, воюющие за кусок хлеба и земли. Как безнадежно и призрачно все то материальное, на накопление которого люди тратят всю свою жизнь. Сколько нервов, душевных сил растрачивается впустую! А сколько черного негатива выбрасывается человеком в окружающее пространство, заставляя страдать от этого не только людей, но и природу, и все живое в ней. Разве после всего подобного злодеяния может быть удивительным то, что Земному терпению приходит конец?..

За раздумьями я не заметила, как пролетело время, и мы вышли к знакомой пещере. Кстати, на сей раз, все прошли кольцевой проход достаточно обыденно, без всяких психологических фокусов. Оставшиеся ребята мирно спали, расположившись в «зрительской» лоджии кто где. Мы тихонько поднялись к ним, чтобы их не разбудить, и с усталостью уселись на каменные скамьи.

— Ну, ещё часок на отдых и надо продвигаться назад, — сказал Сэнсэй, устраиваясь поудобнее.

Он улёгся на скамейку, положив рюкзак под голову. Мы тоже последовали его примеру.


* * *

— Это кто так храпит? — услышала я сквозь сон голос Сэнсэя.

— Неужели Вано?! — со смехом проговорил Сергей.

— Он самый, инквизитор! — подключился сонный голос Женьки. — Достал уже своим храпом! Мне эта «заезжая пластинка» уже начинает действовать на нервы.

В помещении действительно стоял громкий храп, точно спящему человеку поднесли микрофон к самым губам. Я открыла глаза. Состояние было такое, словно тебя разбудили после глубокого сна и ты ещё плохо соображаешь, где ты находишься, и что вообще от тебя хотят. Точно реальность граничила с нереальностью происходящего, и ты ещё не совсем понимаешь, в какой половинке ты ныне существуешь. Голова была что называется «тяжёлая». Я протёрла глаза и огляделась. Большинство ребят ещё спали. Сэнсэй с Сергеем и Женей стояли внизу.

Пока мужчины посмеивались над храпом Вано, я несколько сориентировалась в обстановке, припомнив прошедшие события. В памяти всплыл впечатляющий храм Лотоса, и мои воспоминания оживились. Но с другой стороны, очевидно, потому что я ещё не совсем проснулась, во мне закрались сомнения: «А было ли это на самом деле?»

Сэнсэй, Сергей и Женя, перекидываясь шутками, направились к «звуковому» балкончику, откуда видимо, и раздавался столь мощный храп Вано. Я решила последовать за ними, чтобы окончательно развеяться ото сна. Но, догоняя мужчин, на меня опять нахлынула волна сомнений относительно реальности недавно происшедших событий.

Я остановилась и посветила фонариком на уступ скалы, находившийся в конце левой каменной стенки. По идее за ним был тот самый кольцеобразный проход, с которого и начиналось наше захватывающее путешествие к тайне этих гор. Дабы развеять все свои сомнения я направилась к уступу и зашла за угол. Кольцеобразный проход в глубине тоннеля по-прежнему находился на своём месте, ожидая новых смельчаков-посетителей. Я осветила его фонарём. И вновь меня удивила идеальная гладкость желобка, мастерски «впечатанного» в скальную породу. Тут из зала послышался дружный смех мужчин. И я поспешила покинуть это место, дабы присоединиться к ним. Вроде все сомнения развеялись, но всё равно оставалось какое-то странное ощущение, что что-то было не так как раньше. Но что именно, не могла понять.

Отец Иоанн, видимо удобно расположившись на «звуковом балкончике», сладко спал. Великолепная акустика этого зала передавала все фуги, которые выводил батюшка своим залихватским храпом. Мы собрались крикнуть ему, чтобы разбудить. Но Женька всех нас остановил, выдвигая свою кандидатуру для столь специфического дела. Он решил добраться до балкончика и самолично разобраться с Вано.

— Сейчас я ему устрою ужас Судного дня! — с победоносной улыбочкой проговорил парень. — Сейчас он на себе прочувствует все часы моего кошмара…

Женька потер в предвкушении руки, затем слегка размял свои конечности и с энтузиазмом стал ловко карабкаться по отвесной скале на балкончик. Мы с интересом следили за развитием событий снизу. Парень с кошачьей грацией бесшумно взобрался на «перила» балкона. Осталось сделать лишь последнее движение, чтобы достать отца Иоанна. Женька, очевидно, приготовился к прыжку, как пантера на дичь. И только он начал воплощать свою задумку «кошмара», как навстречу его движению резко вылетела рука Вано, вцепившись мертвой хваткой в горло.

— Ой, ё-ё-ё! — прокатилось по залу, и на балконе послышался грохот массивного тела.

— А, это ты, чадо! — прозвучал удивленный голос батюшки одновременно с его сладким зевком. По балкону замелькал луч света от фонаря. — Тебе чаво? О, а что это у тебя с лицом, глазки на лоб вылезли…

Женька прокашлялся, а потом хрипло произнес:

— Чаво, чаво, я ему хорошую весть принес, что назад идти пора, а он…

Сэнсэй с Сергеем грохнули со смеху от столь явного преображения «истинных намерений» Женьки. Заспанное лицо Вано выглянуло с балкончика.

— О, что уже назад? — проговорил он, увидев Сэнсэя. — Так быстро? А я вот только прилег, только глаза закрыл, а тут вы…

— Угу, глаза он закрыл, — проворчал Женька, поднимаясь на ноги, но потом, потерев шею, сымитировал подхалимный, писклявый голос: — Продолжение вашей «непревзойденной проповеди», святой отец, мы имели удовольствие слушать достаточно длительное время…

— Да? — улыбнулся батюшка. — Ничего, сын мой, это для вас даже весьма полезное дело. Ибо только смирение отсекает пагубные страсти, только терпение телесное возвышает дух…

С этими словами батюшка стал покидать свое лежбище, спускаясь вниз. Женька последовал за ним и позволил себе немного возмутиться лишь тогда, когда обрел твердую почву под ногами. Неудачная шутка с Вано лишь ещё больше раззадорила Женьку на приколы. И когда Сэнсэй попросил его разбудить всех парней для сбора в обратную дорогу, вот тут-то он и проявил всю свою бурную фантазию. «Жертвами» Женькиных шуток стали Стас и Андрей. Другие же просто проснулись от повального хохота ребят. В общем, закончилась эта история, как всегда, веселыми шутками и смехом.

Я же, несмотря на общее веселье, всё пыталась разобраться со своими странными ощущениями. И тут меня внезапно осенило, что было не так. В пещерном зале почему-то нигде не было видно тех изумительных «светильников», похожих на горный хрусталь, кои мы с таким усердием освобождали от пыли. Я быстро отыскала те самые ступеньки, между которыми должен, по идее, находиться «светильник», что я ещё недавно самолично очищала от пыли и грязи. Но вместо сверкающего в своей ослепительной частоте гладко отполированного кристалла, я обнаружила на том месте лишь ровное, круглое углубление, чуть утопленное одним концом в каменную породу под определённым углом. Причём оно ничем не отличалось по цвету от окружающей серости. Вновь потоком нахлынули сомнения относительно реальности произошедших событий, и волна разочарования накрыла меня, как говорится с головой.

Я механически потёрла рукой по круглому углублению. В свете фонаря на поверхности «камня» проявился тусклый блик. Окрылённая надеждой, я достала платочек и тщательнее протёрла небольшой участок от пыли. Так и есть под слоем многовековой пыли и грязи скрывался знакомый мне гладко отполированный кристалл. «Как такое могло случиться, что все очищенные нами кристаллы разом покрылись тем же самым налётом пыли и грязи? А может, мы их не очищали вовсе? Может, это был всего лишь сон? Ну как же сон, если я отчётливо помню, что протирала этот кристалл…» Ничего не понимая, моя особа направилась к своим вещам, убеждая себя, несмотря на все «доводы», что скорее всего это всё приснилось. Но тут, проходя мимо собирающихся парней, я случайно услышала, как Вано тихо спросил у Сергея:

— Ну, как, взяли тамгу?

— Порядок в танковых войсках, — кивнул тот.

«Тамга! Точно! Но раз «взяли тамгу», значит, в рюкзаке у меня должен лежать пергамин Агапита!» — осенило меня. Я побежала к своему рюкзаку и торопливо стала развязывать верёвки. Наконец, открыв его, я с поспешностью запустила туда руку. И практически сразу нащупала цилиндр. Меня охватил волнительный трепет. Но только я хотела вытащить цилиндр из рюкзака, как незаметно подошедший Сэнсэй, положил свою руку на мою, остановив её движение, и одновременно настойчиво промолвил:

— Я же сказал, потом посмотришь.

Его слова и внезапное появление на столь волнующем моменте заставили меня вздрогнуть. С поспешностью нашкодившего ребёнка, которого застали врасплох, я отдернула руку от цилиндра и демонстративно затянула верёвки рюкзака в тугой узел. Мои сомнения насчёт похода к храму вновь рассеялись, не оставив и следа от былого присутствия.

Уже позже я подумала: «Надо же, оказывается, это путешествие в Крым было не случайным, как нам умудрился внушить Николай Андреевич». Да и чему удивляться? За время знакомства с Сэнсэем я заметила, что рядом с ним вообще не происходило ничего случайного. Более того, «случайности» его действий и образа жизни незаметно порождали в судьбах столкнувшихся с ним людей целую последующую цепочку событий.

Собравшись, мы двинулись в обратном направлении. Идти назад всегда немного тяжелее, чем вперед в заманчивую неизвестность, по крайней мере, мне так казалось. Усталость многочасового перехода брала свое, мы все чаще останавливались для передышки. Подземелье уже воспринималось вполне привычной средой, и как все привычное мало обращало на себя внимание. Это давало возможность сосредоточиться на прерванном размышлении о событиях в таинственном Храме, которые потрясли меня до глубины души. Неоднократное прокручивание в голове тех незабываемых кадров, пика волны возвышенных чувств погружали в какое-то необыкновенное состояние внутренней легкости, открытости. Вспоминание истинного облика Сэнсэя, его незабываемый взгляд, проникающий в глубину души человеческой, породило во мне внутренний трепет, переросший почти в какой-то религиозный мандраж. Я всматривалась в фигуру впереди идущего Сэнсэя, и мои возвышенные мысли сами собой возводили его в ранг великого Существа, пришедшего в наш падший мир ради нашего спасения.

Внезапно Сэнсэй поранил руку, зацепившись об острый камень. Все засуетились, предлагая ему помощь. Но он лишь небрежно отмахнулся, мол, царапина, тут до выхода осталось недалеко, вылезем, забинтуем. Несмотря на этот случай, мой религиозный мандраж не прошел, а даже наоборот, усилился. В памяти стали всплывать сцены страданий Великих людей. В это время мы уже входили в карстовую пещеру с «пальмами». Дорога была более чем знакома, до выхода оставалось совсем немного. Сэнсэй приотстал. И пока ребята продвигались дальше, он подошел ко мне. Сердце у меня бешено заколотилось, взволнованное очередным взлетом возвышенных мыслей о Существе из иного мира, которое спасет гибнущее человечество. Сэнсэй же, осуждающе покачав головой, сказал следующее:

— Я обыкновенный человек… Видишь у меня идет кровь, мне тоже больно… Каждый сам должен позаботиться о своем спасении, а не ждать, что кто-то придет и все за него сделает. Божественное надо искать не во внешнем, а в своем внутреннем. И не просто искать, а стремиться слиться с Ним и стать добрым Творцом своей жизни. Бог внутри каждого человека. И только через свой внутренний мир мы можем постичь Его и дойти к Нему.

Этими словами Сэнсэй несколько остудил мой пыл, заставляя реальней взглянуть на мир. И действительно, все в человеке, и никто за него не решит насущные проблемы. Только нам хочется, чтобы было, как в сказке, чтобы кто-то пришел и все за нас сделал… А самим лень преобразовать себя «из ползающего червя в прекрасную бабочку». Хотя для этого нам даны все инструменты, только твори… Вся сложность в простоте…

Едва эти мысли исчезли, сознание тотчас захлестнула новая волна размышлений об увиденных картинах массового горя, которые все не давали мне покоя. Именно этими волнующими мыслями я стала впопыхах делиться с шедшим рядом Сэнсэем, даже не позаботившись о том, чтобы пересказать пережитые мною в храме видения.

— Но ведь люди… Они же не знают, их надо предупредить об опасности. Там же было столько горя. Я хочу помочь им… хочу донести до них… Я уверена, они поймут, они станут лучше, они смогут спастись…

— О, наивное дитя, — тихо вздохнул Сэнсэй, отводя взгляд в сторону. — Ты не представляешь себе, сколько до тебя пытались это сделать. Так это были великие Мастера, владеющие тайной человеческой мысли. И то из их хлопотов мало что путного вышло. Люди остаются людьми. И, к сожалению, по прошествии тысячелетий они не изменились.

— Ну, почему же Мастера зря старались?! — возразила я. — Ведь хоть чуть-чуть, но что-то путное вышло. Уже радует! Я понимаю, конечно, я не Мастер и еще даже не Человек, над собой работать и работать… Но мне очень хочется помочь людям, донести до них то, что узнала я… Ведь для кого-то это окажется той единственной, спасительной соломинкой, благодаря которой он сможет узреть суть. В любом случае это Шанс!

Сэнсэй по-доброму улыбнулся, очевидно, из-за моей искренности, и сказал:

— Ну, что я тебе могу сказать по этому поводу? Благие мысли при сильном желании — предвестники благих деяний. Благие деяния — суть созревающих душ. Смелость порождает Силу духа. Сила духа сплачивает в Единство. Единство удесятеряет Силу, Единый Дух изменяет цикл. Общий результат зависит от усилий каждого. Усилия каждого от изменения внутренней частоты. Частота есть скачок мгновения, выводящий за пределы По.

Сэнсэй замолчал. И хоть он произнес вроде бы простые слова, у меня в голове возник, как говорится «полный ступор». Тогда эти предложения просто врезались в мою память своей необычностью и не совсем понятным для меня смыслом. Но впоследствии сама жизнь стала для меня ключом чуть ли не к каждому произнесенному тогда слову Сэнсэя.


* * *

Когда мы проползали лаз — последнее препятствие горы, отделявшее нас от выхода — он уже не казался таким пугающим, как в первый раз. Наоборот, последние метры преодолевали с особым энтузиазмом, желая поскорее вырваться наружу. Руководствуясь своими субъективными ощущениями, я почему-то подумала, что мы пробыли под землей двенадцать часов, и ожидала увидеть сумерки. Но когда мы вылезли, к моему удивлению, светило солнце. Выходит, мы пробыли там около суток. И, надо отметить, я испытала большое удовольствие, вновь очутившись в родной стихии необъятных просторов. Вот уж действительно стоит побывать в пещере хотя бы ради того, чтобы понять ценность дневного света после долгой темноты, когда перед тобой раскрывается целая гамма разнообразных красок природы, чтобы почувствовать этот свежий, бодрящий воздух, малейшее дуновение ветерка, чтобы ощутить телом пространство и охватить взглядом его дали и наконец-то расслабиться от накопившегося подземного напряжения во время нескончаемой ходьбы по подземным темным лабиринтам.

Татьяна и Костик по-хозяйски разбили палатки недалеко от входа, дожидаясь нашего возращения. Они радостно встретили изнуренный отряд, расспрашивая о подземном путешествии. Но у народа хватило сил, разве что поведать в общих чертах, и то далеко не всё из того что было.

Поскольку все изрядно устали, то решили этот день посвятить капитальному отдыху, и лишь на следующий день отправиться к селению, где мы оставили машины. Тоже ведь путь предстоял неблизкий. Пообедав, мы разошлись по палаткам. Я так мечтала выспаться, но когда уже забралась в спальный мешок, моего блаженства от соприкосновения с «подушкой» хватило минут на двадцать. А потом сон как рукой сняло. Татьяна уже вовсю сопела под боком, а я все ворочалась и никак не могла заснуть. Мысли всё время прокручивали самые волнующие кадры нашего похода. Но в то же время и сомнения не дремали. Они словно рой надоедливого гнуса кружили вокруг воспоминаний загадочных событий этого путешествия и пытались «укусить» при каждом удобном случае своими вопросами. «Почему на светильнике лежал толстый слой пыли, словно его тысячелетиями никто не касался? Хотя я точно помню, что протирала. Почему в храме Лотоса не было тени? Ведь даже когда я свела обе ладони, между ними вместо тени стоял мягкий свет. Почему мы не покинули помещения, когда открывался щит капсулы, а спасались от какого-то неизвестного газа в нише за постаментом черепа единорога. Единорога?! Может это бред моего мозга? Устала, уснула, мало ли что присниться? А цилиндр?! А цилиндр, возможно, Сэнсэй отдал мне, когда я была в полудрёме и моя особа автоматически положила данную вещь к себе в рюкзак, сразу не придав этому значения. Очевидно, из-за этого и сон такой странный получился. Но если это был сон, то откуда такая исчерпывающая информация за то, что узнала в данном «сновидении» от Сэнсэя?! Ведь я до этого точно нигде ничего подобного не слышала и не видела! Хотя, как говорил Сэнсэй, подсознание иногда выкидывает такие шутки с человеком… Хм, искусственный камень внеземного происхождения… Какая-то тамга Прави, тамга Владыки?! Воины Света… «Волшебное Око» Гора… Киев…Чернобыль… Шамбала… Голова Осириса. Ерунда какая-то, как может Киев являться головой Осириса? И тем более в этой голове находится храм Лотоса?! Да нет, это точно мой бред. В жизни такого не бывает. Это явно был сон!»

В конце концов, чтобы отвлечься от своих мыслей, я встала и решила проветриться. Возле тлеющего костра, на котором готовился обед, сидели Сергей и отец Иоанн. Причем, если Сергей выглядел уставшим, то Вано, наоборот, бодрым и свежим.

— Не помешаю? — осведомилась я, подходя к костру.

— Присоединяйся, — с улыбкой пригласил Вано. — Что, не спится?

— Да какой там! — махнула я рукой.

— Ну, давайте тогда почаевничаем, — предложил Сергей.

Минут через пять к нашему молчаливому чаепитию присоединился Валера, затем Николай Андреевич. Причем на тот же вопрос Вано: «Что, не спиться, доктор?», тот ответил, так же как и я: «Да какой там!» События, произошедшие в походе, явно произвели на всех неизгладимое впечатление. Вскоре из своей палатки вышел и сам Сэнсэй. Он выглядел вполне отдохнувшим, хотя после нашего обеда прошло всего около двух часов.

— О, вы уже встали? — глянув на нашу компанию, с юмором произнёс Сэнсэй.

— Мы и не ложились, — также шутливо ответил ему Вано.

— Разве тут уснешь после всего того, что было? — заявил наш психотерапевт. — Как говорил Бертольд Брехт: «Никакой поход не дается с таким трудом, как возвращение к здравому смыслу».

Сэнсэй засмеялся и сказал:

— Ну, раз спать не хотите, тогда пошли… Еще что-то интересное покажу.

«Ещё что-то?!» — встрепенулась я. Это меня заинтриговало.

— А мне можно с вами? — осторожно поинтересовалась моя особа у Сэнсэя.

— Конечно можно, — как само собой разумеющееся промолвил Сэнсэй.

Несмотря на усталость, никто из присутствующих не стал не только возражать против этой прогулки, но даже расспрашивать, куда и зачем мы идём. Наоборот, все дружно зашевелились, вставая со своих мест, будто так и надо. Сергей предусмотрительно затушил тлеющие угли водой из чайника, дабы не случился пожар.

— А снаряжение понадобится? — спросил Николай Андреевич.

— Да нет, так пройдемся, — махнул рукой Сэнсэй.

Мы пошли сначала вдоль склона прогулочным шагом, наслаждаясь крымским горным воздухом и неповторимым пейзажем. Потом наша невидимая тропа, пролегающая сквозь строй удивительных деревьев разных видов, вывела наверх к поляне, устланной зеленой муравой. Трава, не успевшая выгореть на солнце, пучками тянулась к светилу, отвоевывая у камней каждый клочок земли. Попадался на глаза и можжевельник, отчетливо выделяющийся своей темной зеленью хвои на светлом горно-луговом ковре. Он словно низко кланялся матушке-Природе, прижимаясь к земле и распластав свои ветви в разные стороны. Чем выше мы поднимались, тем больше нам открывалась красивейшая панорама горного пейзажа, порождая захватывающее чувство свободы и мысленного полета в этом огромном воздушном пространстве.

Вано с Сергеем рассказывали какие-то смешные истории, что делало наш путь еще приятнее. Все-таки на поверхности, может быть, из-за такого разнообразия природных красок, ее кипящей жизни, дорога не казалась столь тяжелой и утомительной, как под землей. Мы и не заметили, как пролетело время, когда добрались до конечного пункта нашей пешей прогулки по горам.

— Здесь, — кивнул Сэнсэй, указывая вниз по склону.

Наша компания спустилась к большому каменному «памятнику». Этот многотонный красавец являлся, очевидно, очень древним сооружением. Некогда хорошо обработанные его бока обветрились, кое-где уже частично разрушились. Но что поделать, как говорится, ничто не вечно под луной. Все когда-то разрушается и всему когда-то приходит конец. Но пока долгожитель-великан устойчиво стоял на своих каменных ногах, удерживая на себе, как Атлант небо, тяжелую каменную плиту-ношу, некогда кем-то взваленную на его могучие плечи.

— Да, восхитительное творение! — сказал Николай Андреевич.

— И кто это так от безделья маялся? — в шутку проговорил отец Иоанн.

— Ну, ты даешь! — со смехом возмутился Сергей. — Это же дольмен! Это же великая архитектура древности!

— Вот это архитектура?! Да дайте мне подъемный кран, я вам таких «архитектур» сколько угодно наштампую.

— Так в том-то и дело, что тебе «дай подъемный кран», а те, кто это возводил, обходились без него.

— И на кой им это было нужно? — пожал плечами Вано, продолжая видимо, специально подкалывать Серегу.

— На кой? — передразнил тот, но, подумав, с юмором ответил: — Вот и археологи гадают: «Ну, на кой было это сооружать?»

Компания рассмеялась. Пока Сергей и Вано шутили, мы с Николаем Андреевичем и Валерой обошли дольмен.

— Да, — тихо говорил доктор, прикасаясь к каменным глыбам, — несомненно, доисторические строители обладали какой-то универсальной силой или техникой.

— Интересно, кто же их обрабатывал и устанавливал? — спросила я.

— Загадка. Обработку некоторых древних дольменов датируют каменным веком. А в то время как утверждает наша официальная история, жили лишь охотники да собиратели. Хотя… — Николай Андреевич улыбнулся, — говорят, никто не изменяет так историю, как историки. Но парадокс дольменов и других мегалитических сооружений в том, что чем древнее комплекс, тем он больше и мощнее. То есть, для глубокой древности характерны были гигантские, тщательно продуманные и спланированные сооружения да еще зачастую с воплощением в них астрономических, геометрических знаний. Это говорит о чем? О том, что в старину владели серьезными знаниями.

— Это же сколько людей нужно было привлечь, чтобы соорудить такую махину?

— Самое любопытное, что раньше людей по количеству было гораздо меньше на Земле, чем сейчас. Да и те были разбросаны по земному шару. Это же не сегодняшние наши миллиарды.

— Интересно, а зачем им нужно было сооружать эти дольмены?

Николай Андреевич пожал плечами.

— Считается, что это «погребения витязей», хотя в основном многие из дольменов пусты. Никаких тебе следов бренных человеческих останков. Главное, эти дольмены есть по всему миру, на всех континентах разбросаны. В одних только регионах доисторической Европы более тысячи примерно одинаковой архитектуры. Ученые даже вычислили по обмерке каменных монолитов, что в древние времена в Европе была общепринята одна и та же мера длины — мегалитический ярд. Он равнялся 82,9 сантиметра. Следовательно, можно смело предположить что те, кто строил, неплохо владели еще и математикой. Кроме того, непонятно, как они все это устанавливали.

Обойдя дольмен, мы присоединились к Сэнсэю и Валере, которые уселись на камни, валявшиеся неподалеку. Чуть позже рядом расположились Вано с Сергеем. Некоторое время мы все молчали, наслаждаясь картиной природы. Ветер властно прогуливался волнами по зеленому склону горы, шевеля верхушки деревьев, расположенных ниже. Чарующий горный пейзаж, открывающийся с этого места, завораживал своей объемной панорамой. Вокруг царил необыкновенный покой — вечный страж многовековой памяти.

— Да… — задумчиво сказал Сэнсэй. — Сколько лет прошло…

Сергей глянул на него и как-то робко спросил:

— Интересно, сколько же веков этому старичку-дольмену?

— Много… очень много, — ответил Сэнсэй. — Это дольмен Прави. Он был возведен еще во времена Альт-Ланды, когда и моря-то Черного здесь не было… — и неожиданно добавил: — Тут если прямую линию визуально провести вот в этом направлении, как раз она бы вышла на «резиденцию» Ригден Джаппо, которая когда-то находилась поистине в райском месте. К сожалению, ныне там плещутся волны Черного моря.

— Так что, при желании можно отыскать на дне остатки этого древнего сооружения?

— При желании все можно, — добродушно ответил Сэнсэй.

Сергей немного помолчал, а потом сказал:

— А камни этих глыб явно не местные, судя по породе.

Сэнсэй кинул взгляд на дольмен.

— Да, их взяли километров за девяносто отсюда.

— Красивые, — произнес Сергей.

— Да, — подтвердил Сэнсэй.

Все посмотрели в ту сторону. Честно говоря, я так и не поняла, о какой красоте шла речь. Камни как камни, ну, немножко отличаются от местных камней. А так…

— Здесь был похоронен один из Прави, — промолвил Сэнсэй.

— Так что, тут покоятся его останки? — поинтересовался отец Иоанн.

— Это последнее пристанище его тела на Земле. Отсюда он ушел в Нирвану.

— Если здесь похоронен сам Прави, то тут по идее должна быть мощная энергетика, — заметил Сэнсэй. — Маленький кристалл и то как чувствовался, а здесь целый дольмен. И никаких тебе внутренних ощущений.

Сэнсэй, глядя куда-то вдаль, произнес:

— Этим камням уже много тысяч лет. Бывший здесь энергетический фон уже давно рассеялся. Данные камни — достаточно слабый излучатель по сравнению с кристаллом. Поэтому ничего нет удивительного в том, что вы ничего не чувствуете.

Николай Андреевич, Валера и Сергей почти одновременно в изумлении глянули на Сэнсэя, очевидно, не меньше меня заинтригованные этой информацией.

— А другие дольмены тоже подобного назначения? — спросил Николай Андреевич.

— Смотря какие, — пожал плечами Сэнсэй. — Иногда это были творения Гелиаров и Этимонов. Эти дольмены раньше использовали и как ловушки силы.

— В каком смысле? — спросил Сергей.

— Да потом как-нибудь расскажу… Позже люди стали подражать им в строительствах уже меньших дольменов.

— Значит, в этом покоятся останки Прави? — вновь уточнил отец Иоанн.

— Да нет там никаких останков.

— Как нет? Ты же сказал, он тут похоронен.

— Здесь он умер в нашем понимании этого слова. А по факту сознательно ушёл в Нирвану, прежде разрушив своё тело на атомные и субатомные частицы. Так что здесь ты даже праха не найдешь.

Вано недоверчиво покосился на Сэнсэя и тихо сказал:

— Так не бывает.

— Еще как бывает, — добродушно ответил ему Сэнсэй. — Тело человеческое есть лишь иллюзия, как всякая материя. Это сфокусированная волна. И я тебе об этом уже неоднократно рассказывал. При желании с ним можно сотворить все, что угодно, особенно если Человек, пребывающий в нем, достиг значительных духовных высот. Он может спокойно разложить свое тело по энергетическим составляющим, а может сохранить тело в самом наилучшем виде, затормозить жизненные процессы настолько, что его органика очень долго будет сохраняться практически живая, хотя его там по сути уже не будет. То есть его тело ничем — ни органикой кожи, ни волос, ни ногтей — не будет отличаться от органики живого. Даже запаха, возвещающего о процессе гниения, не будет. Одно благоухание! Причем неважно, где это тело будет находиться: в земле, в пещере или на открытом воздухе. Вариаций с материей масса. Ведь если в тебе главенствует душа, открывается сила Бога. А для Божьей силы невозможного просто не существует.

— Ну, с последними утверждениями я, безусловно, согласен, — также мягко проговорил отец Иоанн и тут же возразил: — Но ведь даже мощи святых подвержены процессу разрушения органики.

Сэнсэй таинственно улыбнулся, глядя на него каким-то проницательным взглядом, и молвил:

— В твоей жизни будет случай, когда ты сможешь лично убедиться в моих словах. Через пять лет в Бурятии ты будешь присутствовать при извлечении тела буддийского монаха, похороненного в 1927 году.

— Я?! — удивленно вскинул брови отец Иоанн. — В Бурятии? Да что я там забыл, да еще у могилы буддийского монаха?.. Ты шутишь?

— Отнюдь, — ответил Сэнсэй.

Вано с улыбкой смотрел на друга, пытаясь определить для себя процент правды в его словах. Сергей же похлопал батюшку по плечу и произнес, прищелкнув языком:

— В каждой шутке есть доля шутки. Так что как ни крути, а тебя ждет одна дорога — в Бурятию!

И сделал приглашающий жест в ближайшее будущее. Все рассмеялись.

— Да, Сэнсэй, круто ты меня послал, — усмехнулся Вано. — Надо же, в Бурятию! Не мог уже куда-нибудь поюжнее, например, там, на Канарские острова…

— Та, — махнул рукой Сэнсэй, поддерживая его шуточный тон, — зачем они тебе нужны, те Канары? Там скоро снег выпадет и будет холодно.

— Ты чё, Сэнсэй, это же Канары! Это же Испания, северо-западное побережье Африки! Какой снег среди вечного лета?! — смеясь, возмущался Вано. — Нет, ты точно географии не знаешь!

— Да я виноват, что ли, если она каждый раз меняется? — в тон ответил ему Сэнсэй. — Попробуй, запомни все эти земные дроби с дробинками.

Все вновь рассмеялись.

— А что, жизнь — штука непредсказуемая, — лукаво проговорил Сергей. — Я, например, не давеча как несколько часов назад видел себя стоящим в церкви, в рясе, с бородой и крестом на пузе. И к чему бы это?

Сергей глянул на Сэнсэя.

— Ну, пути Господни неисповедимы, — невозмутимо ответил тот.

— А вот что я видел, — неожиданно сказал Николай Андреевич серьезным тоном. — Сначала какие-то непонятные, я бы даже сказал, неестественные знаки природы. Якобы после землетрясения и затмения луны ядовитая змея, совершенно не привычная для наших мест, разворошила в лесу большой муравейник и улеглась в его середине, давя муравьев своим весом. Лежит она, а к ней со всех сторон подползают рабочие черные муравьи, лезут прямо под нее, словно не замечают опасности. А она знай проворачивает свои кольца и давит их своей массой. Я взял палку и хотел ее прогнать. Змея как зашипела, как встала в стойку кобры… Да такая здоровая, в два человеческих роста. Я со страху прямо обомлел. Смотрю, а в середине ее колец земной глобус, на памятник похож. И как только эта змея стала нападать, меня выкинуло из этого жуткого видения…

— Слышите, мужики, вы чего в пещерах, газу, что ли, какого надышались? — попытался пошутить Вано. — Один в Бурятию посылает, второй крест на пузе рассматривает, третий вообще к рептилиям пристает.

Вместо ожидаемого смеха отец Иоанн увидел лишь некое жалкое подобие вялых улыбок.

— Может быть, — нехотя поддержал его шутку Николай Андреевич. — Только уж слишком все реально… Ведь та змея лишь вначале была змеей. Понятно, что я испытываю некоторый страх перед рептилиями, и мой мозг просто ассоциативно преобразовал какую-то опасность в подобный образ. А если учесть то обстоятельство, что в последние дни мои мысли были заняты вопросом о Деструкторах и Кандуках, то логично предположить, что именно об этом мое подсознание и пыталось донести до меня какую-то информацию… Так вот, едва я успел отскочить, меня вышибло из одного видения в другое, с еще более пугающей реальностью. Стою я среди огромной толпы, которая что-то скандирует. Но люди ведут себя как-то очень странно, будто сомнамбулы. Одни и те же лозунги без конца повторяют, как закодированные, одну и ту же информацию слово в слово друг другу пересказывают. За внешними улыбками — скрытая агрессивность, за «праведными речами» с трибун — сплошной обман…

Когда Николай Андреевич закончил рассказ, Сэнсэй произнес:

— То, что ты видел, это, к сожалению, ближайшее будущее, начало конца.

Сэнсэй немного помолчал, а потом вдруг без предисловий стал читать странное стихотворение:

— Во времена Перекрестья

Кривда заменит Правду.

У крайя за год Слово дано

Но эхо его — крик в пустоту

Мало кто слышит.

Число, в сумме бесконечность,

Перевернутая в вертикаль,

Откроет врата Гнева.

Ошибка есть ключ,

Вскрывший ящик Пандоры.

Владыка морской в день сей проснется,

Встряхнув волосами,

И сотни тысяч жизней поглотит

Первой расплатой за Глупость и Эго.

Вторая расплата настигнет внезапно

Мир людской в больший ужас ввергая…

Я слушала это странное стихотворение сплошных катастроф, безуспешно пытаясь в мыслях конкретизировать географию и грядущее событие. Когда же Сэнсэй закончил читать, воцарилась тишина.

— Ну, ты и загнул, — первым не выдержал Вано. — Умеешь, однако, успокаивать.

Сэнсэй пожал плечами.

— Не время расслабляться.

— Да какой там расслабляться? У меня теперь в голове сплошные «китайские иероглифы» в древне европейском исполнении. И что этот «сборник» означает?

— Понятное дело, звездец скоро! — не раздумывая, высказался Сергей и тут же поправился, глянув в мою сторону. — Извиняюсь, конечно, за выражение.

— Ну, это и чукче понятно, а что конкретно? — добивался отец Иоанн.

— Даже если я тебе скажу, что будет конкретно, ты все равно не поверишь, — сказал Сэнсэй.

— Это почему же не поверю?!

— А ты сильно бы поверил в распад Союза, если бы я тебе об этом сказал на следующий день после того, как Батька стал Генсеком?

— Нет, конечно.

— Вот, а теперь ты хочешь, чтобы я рассказал за то, что по сравнению с распадом Союза, как небо и земля.

— Неужели так хреново?

— Хуже.

— А лично мне кажется, что хуже, чем распад Союза, моей Родины, уже и придумать невозможно. Даже катаклизмы не так страшны, — произнес Сергей.

— К сожалению, — ответил Сэнсэй, — впереди славян ожидают такие испытания, которые, дай Бог, им выдержать и пройти! Славянские территории скоро станут очень лакомым кусочком для многих климатических беженцев земного шара. И особенно на них положат глаз Деструкторы, кои находятся сейчас в большинстве своем в «самом сильном государстве мира». Правдами-неправдами они будут предпринимать все попытки, чтобы любым способом завладеть этими землями и стать там хозяевами. Они будут вкладывать в покупку земель большие денежные средства, поскольку прекрасно будут понимать, что деньги скоро превратятся в ничто. Бумажкой не наешься. Деньги потеряют свою значимость. Кому, к примеру, будут нужны доллары, если не будет самой Америки? Так что можете не копить деньги на старость, — улыбнулся Сэнсэй, задержав взгляд на Николае Андреевиче. — Очень скоро наступят времена, когда единственной материальной ценностью среди людей станет еда, тепло и крыша над головой. Но и это, конечно, будет временным явлением, как и все в этом мире. Когда люди утратят свои материальные ценности, ради которых они жили, то на себе прочувствуют и поймут важность скорейшего обретения духовного богатства. — И помолчав немного, добавил: — Планету ждут серьезные, большие катаклизмы. И лишь духовное объединение славян сможет спасти и помочь выжить людям на Земле. Поскольку славяне — это единственный оставшийся духовный оплот мира, способный спасти не только самих себя, но и человечество в целом. В противном случае, если в людском мире по-прежнему будет сохраняться доминация Животного, которое, естественно, попытается раздробить славян и сделать из них рабов Эго, в истории этой цивилизации будет поставлена окончательная точка…

Перед моими глазами, словно вживую, вновь предстали картины увиденных в Храме глобальных катастроф. Мир рушился за короткий промежуток времени. Многие люди гибли, застигнутые врасплох природным гневом. Я чувствовала, что этот мир балансировал на грани огромной пропасти. И прекрасно понимала, что в этой мясорубке природных катаклизмов и людской злобы выжить мало шансов у всех людей, в том числе, и у меня. Это обостряющееся ощущение неизбежной гибели придавало новый импульс жизни, ценности проживаемых мгновений. И захотелось только одного: прожить эти последние мгновения с максимальной пользой для своей души, во имя Бога и на благо людей.

Во время моих размышлений к моему очередному удивлению разговор мужчин зашел о Гелиарах.

— …Раз наступает такой глобальный конец, так хоть перед смертью по-настоящему уважить свою душу, оказывая духовную помощь людям, служа на их благо, — закончил свою речь батюшка.

— Да, Гелиары жили совершенно другой, настоящей реальностью, а не той материальной иллюзией бесконечных проблем, в которой пребывает человечество, — кивнул Сэнсэй, отвечая отцу Иоанну. — Своей ежедневной борьбой с нечистью они совершенствовали и наращивали духовную силу. Духовная же сила может не только управлять стихиями, но и двигать планеты. Нет ничего невозможного для того, кто пребывает в реальности Бога. Поэтому Гелиары и Этимоны по праву назывались Великими Воинами. Эти люди, вышедшие из простых смертных, сумели побороть в себе Животное, обрести целостность и вступить в битву с нечистью за людей на той стороне сознания. Чистотой своего духа, своим реальным служением Богу они заслужили себе самую ценную духовную награду: обрели власть над смертью и право уйти в Нирвану, в настоящую реальность Бога. Оценить это счастье близости с Богом может лишь тот, кто каждый день приближался к нему в упорном духовном труде.

— Да, — задумчиво произнес Николай Андреевич, — это действительно не сравнимо ни с какой земной наградой, признанием обществом твоих заслуг. Да в общем-то и признание это во многом фальшивое, так, одобряющий хлопок по плечу…

— … и смачный пинок под зад, — закончил его предложение Сергей.

— Вот то-то и оно, — печально промолвил Николай Андреевич. — Одна кажущаяся видимость.

— Люди во многом заблуждаются, считая, что истинная награда — признание их заслуг окружающим обществом, — проговорил Сэнсэй. — От этого внешнего сюжета внутренняя суть человека не обретет своей целостности. И на подсознательном уровне человек так и остается неудовлетворенным со своим комплексом психологических проблем… Жизнь пролетает быстро, и кажущиеся важными ценности также меняются достаточно часто. И это неудовлетворение собой, обман надежд, собственных иллюзий в прожитой жизни, в конце концов, лишь усиливает гнет внутреннего груза причинности и бессмысленности своего существования. Все, что ранее казалось важным, со временем теряет свою актуальность и превращается в прах, ненужный хлам прошлого. Каждый человек, оценивая прожитую жизнь, пытается утешить сам себя в оправданиях, что все же он прожил не зря. Почему? Потому что на самом деле понимает, что, несмотря на все события, он остается неудовлетворенным, ведь жизнь внутри его была пуста. Все силы он растратил на внешнее, не удосужившись поработать над внутренним. И все внешнее оказалось как дым, как мираж, ослепив своим видением и канув в темноту.

Животное начало всегда найдет путь обмана. Поскольку этот мир есть его вотчина. Человек же здесь как гость. Мир этот временный, попросту иллюзия, где каждый индивид, попадая в него, мечтает обрести счастье. В разные времена царит разная иллюзия этого счастья. Сегодня — это мода на деньги. Многим кажется, вот они заработают немного денег и достигнут желанного счастья. Денег человек заработал, а в душе по-прежнему тоскливо. Думает, ну, вот разбогатею, тогда уж точно обрету счастье. Разбогател, а внутри все чего-то не хватает. Человек мечтает, ну, сейчас обрету власть, и больше ничего не нужно. Обрел власть, а неудовлетворенность все присутствует. Ну, думает, вот достигну президентского кресла. И тут, став президентом и оставшись наедине все с той же проблемой отсутствия счастья, понимает, что все его старания были напрасны. Ничего из пройденного пути не принесло ему долгожданного счастья. Потому что настоящее счастье человек может обрести только внутри себя, пребывая в гармонии со своей душой.

Есть одна доходчивая притча на сей счет, правда, очень древняя и длинная. Но если коротко о главном, то в современном понимании она звучит приблизительно так. «Природа не спрашивала, когда воспроизводила человека на свет, хочет ли он глотка жизни. Но человек подрос и стал мыслящим существом среди таких же, как он сам. Когда он ходил в детский сад, ему хотелось поскорее пойти в школу. Ведь там, он думал, будет гораздо интереснее. Подрос человек и пошел в школу. Но его быстро постигло разочарование. Оказывается, в школе такая же скучная жизнь, только еще проблемы появились. И человек мечтает скорее окончить школу и поступить в институт. Вот там-то, по его мнению, настоящая жизнь. Оканчивает школу, поступает в институт. Жизнь, о которой мечтал, все не наступает, а проблем еще прибавилось. Человек думает: ладно, устроюсь на хорошую работу и должность себе покруче отхвачу, заведу семью, вот тогда поживу как следует. Прошло время, исполнились его намерения. А настоящей жизни как не было, так и нет, все какие-то хлопоты, сплошная череда нескончаемых проблем. Человек думает: вот на пенсии уж точно реализую все свои мечты. Дожил до пенсии, старый стал, никому не нужный. Оказывается, и смерть не за горами, и пожить толком не успел, и мечты о счастье так и остались мечтами. Жизнь пролетела от детского садика до пенсии, а человек так и не познал, какая она — настоящая жизнь. Как пришел в этот мир голый, так и ушел, ничего не взяв с собой. Природа не спрашивала, когда забирала человека на тот свет, хочет ли он сделать еще один глоток жизни». А мораль такова, что самый большой обман Животного заключается в том, что оно пытается скрыть от человека настоящую силу его внутреннего и то, что рано или поздно, но наступит «сейчас», в котором он умрет, каких бы он ни строил планов на свое будущее…

Сэнсэй говорил, а во мне возникали разные чувства. Да, если смотреть с позиции материи, жизнь вроде и бесценна, единственна и неповторима. Но, если разобраться, то мы действительно живем в потемках своих иллюзий. И главное, все силы отдаем своему внешнему, не заботясь о своем внутреннем. Живем какой-то призрачной надеждой, что уже завтра жить станет лучше. Если мы утрачиваем эту надежду, то впадаем в уныние от бессмысленности своего существования. А ведь жизнь — это постоянное «здесь и сейчас». И, в первую очередь, — это жизнь твоего внутреннего состояния, жизнь твоих мыслей. Но если душа находится в постоянном внутреннем угнетении нескончаемых желаний материи, разве это жизнь? Это бесконечное страдание.

— … Гелиары тем и отличаются от простых людей, что они рвут иллюзию Животного, — продолжал рассказывать Сэнсэй. — Для них жизнь — это борьба. Они посвящают ей свою жизнь и ни секунды не тратят на иллюзию. Гелиары служат Богу, борются за жизни простых людей, отбивая у нечисти охоту беспредельничать. У людей из поколения в поколение передаются легенды о последнем сражении сил Добра и Зла. Гелиары же не дожидаются его, а мужественно вступают в битву «здесь и сейчас». Они жертвуют своей жизнью во имя людей, во имя их спокойствия, дабы люди могли познать красоту творения и любовь Господа. — Сэнсэй вытащил из кармана коробочку очень похожую на ту, что я видела во «сне». От неожиданности у меня аж дух перехватило. Но он, повертев её в руках, не стал открывать. — Безусловно, это действительно путь, который позволяет за короткий промежуток времени попасть в реальность Бога. Но вы, мужики, не представляете, насколько он тяжелый… Во-первых, это далеко не безопасный путь. Вы не ведаете, что такое бой с нечистью, сколько он потребует от вас мужества и усилий. Это ни в какое сравнение не идет даже с тем опытом, что у вас имеется. Потому что, чтобы вступать в борьбу с нечистью, нужно, в первую очередь, приложить максимум усилий, дабы свое Животное посадить на цепь, иначе оно вас уничтожит. Во-вторых, вы не представляете себе, что такое жизнь Гелиара. Это двойное существование, где помимо обычной жизни для глаз окружающих, Гелиар ведет напряженную, ежедневную, изматывающую духовную работу, которая никогда не будет оценена ни вашими близкими, ни уж тем более теми, кого вы защищаете. Поскольку люди остаются людьми. Каждый из них занят своим бытием, живет своей жизнью, блуждая бесприютным призраком в потемках своего Животного. Нужно настолько любить людей, чтобы оказывать безвозмездную помощь даже тем, кто кажется вам совершенно недостойным её иметь. Так что путь не из легких. На такой духовный подвиг способен далеко не каждый. Прежде всего, надо иметь действительно огромное желание помочь людям, доброту в вашем сердце и чистую веру в Бога. Так что подумайте хорошо, готовы ли вы к этому? Еще не поздно отказаться…

По мере того, как Сэнсэй говорил, я почувствовала, что мой «цветок лотоса» словно стал раскрывать свои «лепестки» от прилива каких-то благодатных волн, отчего на душе сделалось очень приятно. В сознании наступила необыкновенная ясность и чистота. И тут я неожиданно поняла именно на каком-то глубоко внутреннем уровне, насколько эта помощь, о которой говорил Сэнсэй, ценна для людей! Насколько необходимо, в первую очередь, для тебя то добро, которое ты творишь втайне! В памяти всплыли строки из Библии: «Чтобы милостыня твоя была в тайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно». Ведь перед этой благой целью действительно все меркнет. Я вспомнила, как буквально несколько минут назад пыталась сожалеть о каких-то своих меркантильных, личных интересах в своей жизни. И здесь поймала себя на том, как же сильно еще во мне Животное. Как я вообще могла возвеличивать до такой степени материю, если совсем рядом со мной бесценное вечное? Какой смысл в этой бренной материальной жизни, где ты не живешь душой, а влачишь жалкое существование? Какой смысл в ближайшем будущем, если природа восстанет против людей и будет хуже, чем самая страшная война? Успею ли я дожить до старости? И что вообще может дать старость при стремительных нынешних переменах далеко не в лучшую сторону? Какой смысл в этих иллюзорных планах на будущее, которые Животное так усиленно навязывает мне в мыслях, если в реальности не знаешь, что с тобой произойдет через минуту? И тут мне стало смешно: я заметила, что даже в этой нарастающей волне мыслей начинает бояться моё Животное. «Да и хрен с ней, с этой материей! — подумала я. — А насчет будущего… Чему быть, того не миновать. Но хоть напоследок пожить душой, для собственной совести, во имя Бога, на благо людей! Возможно, в предстоящих глобальных катаклизмах и гибели цивилизации для меня это последний шанс спасти свою душу». И хоть Сэнсэй обращался в своей речи не ко мне, и, очевидно, многого я не знала в отличие от тех, кто находился здесь, но все же и мне тоже очень захотелось стать на путь Гелиара.

После того, как закончил говорить Сэнсэй, в очередной раз, предупреждая насколько это сложный путь, точно в унисон моим мыслям Сергей произнес:

— Я для себя давно все решил. Этот мир Животного уже достал! Он словно поганка: внешне привлекает, а внутри ядовит. Лично с меня хватит его галлюциногенов.

— Дело это богоугодное, много стоит, — подтвердил отец Иоанн.

Николай Андреевич кивнул, соглашаясь с остальными:

— Чтобы там ни было, я рад такому шансу в своей судьбе.

— И я тоже! — заявила моя особа, пребывая на волне всеобщего патриотизма.

Все с удивлением обернулись. Сергей и отец Иоанн, посмотрев на мой «воинствующий» вид, как-то быстро опустили головы, чтобы скрыть улыбки. Сэнсэй же скрывать улыбку не стал и как можно мягче мне объяснил:

— Каждый, солнышко, безусловно, выбирает свой путь. Но для человека тот путь особо ценен, который ему не только под силу преодолеть, но и на котором он сможет с максимальной пользой реализовать свой индивидуальный внутренний потенциал.

Он замолчал и внимательно посмотрел на всех присутствующих проницательным взглядом, особенно задержав его на мужчинах, точно изучая самые потаенные глубины их внутреннего мира. Потом глянул на сияющий солнечный диск и промолвил:

— Ну что ж, раз вы так решили, так тому и быть! Значит, пришло время эзоосмосу Гелиаров вновь увидеть солнечный свет.

Он открыл коробочку и освободил из ткани… ту самую тамгу Прави! Солнечные лучи небесного светила приветливо заиграли на ее поверхности в руках Сэнсэя. Воздух вокруг словно вздрогнул, когда древние кристаллы вспыхнули в ответ ослепительным светом, озаряя наши лица изумительным блеском своих идеальных граней. Эти сияющие, чистые лучи стремительно заполняли окружающее пространство. Казалось, для них не существовало никаких препятствий. Безудержным потоком они хлынули в наши души, порождая невероятный внутренний всплеск могучих сил Добра.