Глава 4 Бандикота и другие

Следующей ночью трое детективов выбрались через подземный ход и направились к помойке. Ориентируясь по запаху, Вин-Чун кратчайшим путем вывел друзей к заветному мусорному контейнеру. Остановившись перед ним, барсук прислушался. Ни малейшего шороха. В контейнере было тихо.

— Клык Мудрости, — позвал барсук.

Никакого ответа. Взобравшись на груду картонных ящиков, Вин-Чун перепрыгнул на борт контейнера и заглянул внутрь. Молочных пакетов там уже не было. Не было и старой крысы.

— Ты уверен, что это тот самый контейнер? — нервно спросила Мэлси.

— Уверен. Может быть, Клык Мудрости что-то перепутал? Давайте поищем его.

Детективы разбрелись по помойке, заглядывая в каждый уголок, но все их усилия оказались тщетными. Серая крыса бесследно исчезла. Местные обитатели — бродячие собаки, кошки, и вороны ничем не могли им помочь. Этой ночью они не видели на помойке ни одной крысы, что, впрочем, и неудивительно. Крысы стараются не попадаться на глаза кошкам и собакам.

Через два с половиной часа друзья потеряли последнюю надежду. Расстроенная Гел-Мэлси уже собиралась было вернуться в питомник, как вдруг в куче мусора послышался шорох, и оттуда вылезла долгожданная крыса.

— Простите за опоздание, — сказал Клык Мудрости. — Я был вынужден отлучиться в город по важным делам. Скоро рассвет, а мне нужно многое рассказать вам. Поэтому садитесь и слушайте меня, не перебивая.

Животные расположились вокруг него и затаили дыхание.

— Давным-давно, когда я был молод и полон сил, — начал свой рассказ Клык Мудрости, — я очень любил путешествовать и беседовать с разными зверями и птицами, узнавая о новых местах, о преданиях древности, о чудесах и всяких интересных событиях.

Хотя я и родился простой деревенской крысой, многие звери могли бы позавидовать моей жизни. Я появился на свет в амбаре, полном чудесного спелого зерна. Хозяин амбара был богатым и беспечным человеком, и не доставлял особого беспокойства крысам и мышам. Иногда мне даже удавалось полакомиться в его доме свежей колбаской или кусочком сала.

Компания в нашей деревне была довольно скучная — мыши, крысы, куры, коровы да козы, и никаких интересных событий не происходило. Вечерами мы собирались на скотном дворе, танцевали, закусывали и делились немудреными деревенскими сплетнями.

Однажды домовая мышь, живущая в хозяйском доме, рассказала, что в воскресенье хозяин ездил на ярмарку и привез оттуда удивительную птицу, говорящую человеческим голосом. Разумеется, мы не поверили ни единому слову мыши и подняли ее на смех, но мышь клялась и божилась, и в конце концов мы решили посмотреть на это чудо. Даже ленивая хозяйская корова оставила стойло и, тяжело ступая, направилась к окну комнаты, в которой, как утверждала мышь, хозяин разместил птицу.

Мы, крысы, пробрались в комнату через старую нору — и обомлели. Ничего подобного в наших краях еще не видывали.

На качелях в просторной клетке, сидела и чистила перья самая невероятная птица на свете. У нее был широкий массивный клюв с круто загнутым вниз заостренным кончиком и длинный ступенчатый хвост, переливающийся оранжевым, голубым, зеленым и фиолетовым цветами. Шея и голова птицы были золотисто-желтыми, а вокруг глаз сияли красные круги. Не прекращая чистить перья, птица равнодушно взглянула на нас и лишь переступила с ноги на ногу. Гораздо большее любопытство у нее вызвала заглядывающая в окно корова, прекратившая от изумления жевать свисающий изо рта пучок сена.

Птица заинтересованно склонила голову на бок, словно оценивая размер коровьих рогов, и, подтверждая слова мыши, заговорила самым что ни на есть человеческим голосом, правда, с заметным иностранным акцентом.

— Бим-бом-брам-сель меня раздери, — изрекла птица. — Р-рога хор-роши. Ар-ратинга-яндайя.

Корова в ужасе выронила сено и, протяжно мыча, помчалась в коровник. Крысы устремились обратно в нору, устроив на входе небольшую свалку. В комнате остался я один.

Разочарованная бегством коровы, птица огляделась по сторонам и, заметив меня, неподвижно застывшего у входа в нору, снова произнесла непонятные слова: «Ар-ратинга-яндайя».

— Простите, а что такое аратинга-яндайя? — спросил я.

Птица взъерошила перья и щелкнула клювом.

— Таких, как ты, было много на нашем корабле, бим-бом-брам-сель меня раздери, — сказала она. — Ты серая крыса. А я — аратинга-яндайя, клинохвостый попугай из Южной Америки. Я был главным попугаем пиратского корабля и избороздил все моря и океаны. Пираты звали меня Тинг-не-Дурак, или попросту Тинг.

Так я познакомился с попугаем Тингом. Каждый вечер, когда хозяин ложился спать и не мог помешать нашей беседе, я приходил к попугаю, протискивался сквозь прутья клетки и слушал длинные захватывающие истории о его жизни.

Пересказывать их было бы слишком долго, поэтому я перейду к самому главному. После того, как пиратское судно, на котором плавал Тинг, попало в руки представителей закона, попугая передали в зоопарк. Там он прожил около года. Потом какой-то бродяга, оставшись на ночь в зоопарке, похитил Тинга и на ярмарке продал его хозяину дома, где я жил.

Рассказы попугая о зоопарке поразили меня даже больше, чем кровавые похождения пиратов с корабля «Веселый череп». Людей я изучил достаточно, и они меня не интересовали. Другое дело — диковинные звери со всех концов земли. Чего стоили одни их названия: туко-туко, соневидный восьмизуб, сумчатый черт, личи, листонос-строитель, рато-до-мато.

Я принял решение отправиться в зоопарк и познакомиться со всеми удивительными животными, обитающими там.

Перед тем, как я двинулся в дорогу, Аратинга-яндайя дал мне множество полезных советов и подарил пакетик корма для попугаев. С болью в душе я простился с ним и с друзьями со скотного двора и направился в город.

Можете представить, какое впечатление произвел город на неотесанную деревенскую крысу, прежде не выбиравшуюся дальше скотного двора. Сейчас я вспоминаю о тех временах с ностальгической грустью. Все было новым, пугающим, непонятным, и в то же время безумно увлекательным. Пережив множество приключений, я все-таки нашел зоопарк и познакомился с его обитателями.

Там были звери самых разных видов, размеров и характеров. Одни прогоняли меня, другие пытались съесть, но были и такие, которые делились со мной кормом и предлагали дружбу. Только один зверь оставался для меня полной загадкой. Это была моя дальняя родственница, бенгальская крыса бандикота.

Много раз я пытался заговорить с ней, но бандикота не обращала на меня никакого внимания. День за днем она сидела, как столбик, скрестив задние лапки и подняв передние к небу. Эта крыса не ела, не пила (по крайней мере, мне ни разу не удалось застать ее за этим занятием), и, казалось, вообще ни на что не реагировала. Однажды я даже поднес зеркальце к ее носу, чтобы выяснить, не чучело ли она, но поверхность зеркальца затуманилась. Это означало, что крыса дышала.

Сосед бандикоты, словоохотливый грызун гофер, объяснил мне, что то, чем она занимается, называется медитацией, но что это такое, он так толком и не понял, хотя бенгальская крыса и пыталась ему это объяснить. Выяснилось, что бандикота прикидывается столбиком четыре недели подряд, но каждое полнолуние оживает, досыта наедается и начинает безудержно болтать, видимо, соскучившись по разговорам за период вынужденного молчания.

Именно в одно из полнолуний бенгальская крыса сообщила гоферу, что занимается медитацией и произнесла множество совершенно непонятных слов. После того, как бандикота попыталась объяснить грызуну теорию реинкарнации[5] и кармической зависимости,[6] бедняга так разнервничался, что от пережитого стресса потерял сознание и с тех пор каждое полнолуние притворялся беспробудно спящим. Между нами говоря, гоферы, хотя и очень милы, но малость туповаты.

История бандикоты и произнесенные гофером непонятные слова необычайно заинтересовали меня, и я принялся с нетерпением ждать полнолуния. Ждать пришлось долго — почти две недели. Наконец над горизонтом показался краешек яркой полной луны, и я со всех лап помчался к клетке бенгальской крысы.

Неподвижная доселе бандикота слегка зашевелилась. Нервный грызун гофер испуганно пискнул и отчаянно заметался по клетке в поисках надежного убежища. Зарывшись в кучу опилок, так что снаружи торчал лишь кончик носа, гофер, затаившись, затих.

Бенгальская крыса неторопливо распрямила онемевшие конечности, сделала себе легкий массаж и несколько раз подпрыгнула, как спортсмен, разминающийся перед стартом. Неожиданно она скакнула вперед и всеми четырьмя лапами приземлилась в широкую миску, до краев наполненную кормом.

Некоторое время из миски доносилось тяжелое сопение и чавканье. В рекордные срока она была вылизана до блеска. Утомленная поединком с пищей, отяжелевшая бандикота с трудом выбралась из опустевшей миски и переместилась к тазику с водой. Осторожно пощупав лапкой воду, крыса погрузилась в нее, закрыла глаза и умиротворенно икнула. По морде бандикоты разлилось блаженное выражение.

Около часа крыса наслаждалась, принимая ванну. Потом она выбралась из воды, отряхнулась, тщательно расчесала лапками шерстку и огляделась вокруг в поисках собеседника. В этот самый момент в ее клетку вошел я.

Радостно встрепенувшись, бандикота подскочила ко мне и прикоснулась лапой к моей груди. Я хотел поздороваться и представиться, но бандикота не дала мне на это времени.

— Молчи, о серый брат мой! — воскликнула она. — Я должен видеть твою ауру.[7]

Хотя гофер и предупреждал меня о странностях бандикоты, в первый момент я немного опешил. Бенгальская крыса встопорщила шерсть, скосила глаза к носу и замерла в таком положении, явно нацелившись на меня. Прошла долгая томительная минута.

— Я вижу твою сущность, о серый брат мой, — неожиданно провозгласила крыса. — Ты еще не уничтожил покрывала заблуждения и не осознал своей врожденной мудрости Праджньи, на тебя не пролилась божественная Прамудита — радость от преодоления всех препятствий для вступления на путь к просветлению. Но фиолетовые отблески в твоей ауре доказывают, что ты из породы Ищущих Истину. Я открою тебе тайны Аштавимокши — восемь стадий медитации, ведущие к освобождению.

Я попробовал было вставить слово, но эффект от этого был не больше, чем если бы майский жук своим жужжанием попытался остановить кандидата в президенты, произносящего перед избирателями предвыборную речь.

Бандикота не слышала никого, кроме себя и продолжала упоенно вещать о необходимости на Пути Терпения Кшанти, о «Пылающей Мудрости» Арчишмати и четырех догмах Чатварнарья Сатьяни.

Через полчаса я уже полностью понимал грызуна гофера, скрывающегося в опилках, и вполне созрел для того, чтобы составить ему компанию. И все же любопытство заставило меня остаться. Монотонный голос бенгальской крысы гудел в моих ушах, как встревоженный улей. Потеряв надежду хоть что-то понять, я перестал вслушиваться в ее слова, и лишь время от времени кивал головой, словно соглашаясь со сказанным.

Примерно через час я впал в глубокий беспокойный сон. Мне снилось, что просветленный архат,[8] пылающий от собственной мудрости, гоняется со сковородкой за улепетывающим со всех ног грызуном гофером, крича громовым голосом: «Тамбовский волк тебе товарищ».

Проснулся я на рассвете. Бандикота продолжала вещать, но уже слабым голосом, хрипя и запинаясь. Она пошатывалась от усталости, и я понял, что настал мой час.

Приблизившись к крысе, я дружески похлопал ее по плечу. Бандикота опрокинулась на спину и замолчала.

— Привет, — весело сказал я. — Я серая крыса из деревенского амбара, а ты кто?

Бенгальская крыса перевернулась и с трудом поднялась на лапы. Пошатываясь, она подошла к миске с водой, попила и прополоскала горло.

— Меня зовут Вивекасвати. Я принадлежу к тем, кто ищет Истину, — ответила она.

Дальше все пошло, как по маслу. Вивекасвати был слишком слаб, чтобы и дальше болтать без передышки, поэтому он только отвечал на мои вопросы, и его речь уже не была так пестро расцвечена непонятными словами.

Вот что мне удалось узнать.

Вивекасвати родился в небольшом местечке Карасапур, расположенном на побережье Бенгальского залива, недалеко от Мачилипатнама.

Волею судеб мой новый знакомый появился на свет в норе под земляным полом хижины йога и аскета Нарандапунанды. Йог был очень стар, тощ и мудр. Целыми днями он искал Истину, сидя в позе лотоса, но иногда для разнообразия стоял на голове или на большом пальце руки.

Тут Гел-Мэлси не выдержала.

— Уважаемый Клык Мудрости, — сказала она. — То, что вы рассказываете, очень интересно, но я не понимаю, при чем тут сыскное бюро, и какое отношение Ищущие Истину имеют к частным детективам.

Клык Мудрости неодобрительно покосился на черного терьера и покачал головой.

— Я полагал, что частные детективы тоже некоторым образом занимаются поисками Истины, — сказал он и задумчиво потрогал усы. — Ох уж это молодое поколение. Ему явно не хватает терпения Кшанти и «Пылающей Мудрости» Арчишмати. Возможно, я действительно чересчур углубился в воспоминания, но то, что я скажу дальше, непосредственно касается вас. Поэтому слушайте внимательно.

Сначала Вивекасвати вместе с другими крысами посмеивался над старым аскетом. Но как-то ночью он заметил, что комната отшельника залита ярким золотистым светом. Он очень удивился, так как знал, что йог никогда не пользовался лампами и светильниками.

Вивекасвати вылез из норы и обомлел: старый йог покачивался в воздухе на высоте примерно в пять крысиных ростов от пола и сиял не хуже, чем прожектор на пограничном катере. Вивекасвати зажмурился, а затем почему—то брякнул:

— Ну, парень, даешь! Тебе бы в цирке выступать!

К удивлению бандикоты, отшельник, клацнув костями, шлепнулся на землю и, с необычайным проворством ухватив Вивекасвати за хвост, поднял его высоко над землей.

— Ах ты, мерзкое божье создание! — с несвойственной ему эмоциональностью произнес йог. — Мне ведь прекрасно известно, кто прогрыз дыру в моей единственной набедренной повязке.

Вивекасвати безвольно обмяк в цепких костлявых пальцах, понимая, что оправдываться бесполезно.

— Но поскольку закон Дхармы утверждает, что все мы — братья, — продолжал тем временем йог, — я поступлю с тобой по—родственному. Вряд ли ты помнишь, мелкий зубастый грызун, что в прошлой жизни ты был моим учеником, грязным, тупым и прожорливым лентяем. Ты сбежал, утащив мою любимую чашку для подаяния, похитил у меня величайшую драгоценность в мире и оказался настолько глуп, что сам сунулся в пасть крокодилу, который тебя и сожрал. Сейчас карма вновь привела тебя в эту хижину, и на этот раз ты не сбежишь, пока не выучишь наизусть все буддийские сутры.[9]

С этими словами аскет прочитал заклинание, и на земле возник огненный круг. Нарандапунанда бросил Вивекасвати в центр этого круга. Тот попытался убежать, но пересечь пылающие границы было невозможно. Вернувшись к центру круга, бандикота увидела толстенную книгу буддистских сутр, приветливо раскрытую на первой странице.

Несколько лет Вивекасвати с отвращением зубрил сутры. Наконец настал день, когда книга сама собой захлопнулась, а огненный круг погас. Он был свободен! Вне себя от счастья, Вивекасвати бросился бежать со всех ног, подальше от хижины летающего отшельника и ненавистных сутр.

Бандикота мчалась, не разбирая дороги, много дней и ночей, лишь изредка останавливаясь, чтобы перекусить или ненадолго вздремнуть. В конце концов, отощавшая и измученная крыса свалилась без сил на берегу прозрачного горного ручья. Помутившимся взглядом бандикота обвела окружающие ее со всех сторон заснеженные пики священных Гималайских гор и потеряла сознание.

Вивекасвати очнулся оттого, что кто—то щедро брызгал на него водой из ручья. Над бандикотой возвышался огромный невиданный зверь.

«Настал мой последний час», — подумал Вивекасвати, но дружелюбная улыбка и ласковые глаза зверя оставляли слабую надежду на то, что сразу его не съедят.

Зверь смахивал на медведя с массивной головой и крупными стоячими ушами. Он был покрыт густой и мягкой белой шерстью. Нос, уши, кольца вокруг глаз и лапы медведя были черными, а туловище опоясывала аккуратная черная полоса.

— Наконец—то ты очнулся, ученик Нарандапунанды, — сказал зверь, — а то я уже начал беспокоиться.

— Кто ты такой? — удивленно спросил Вивекасвати, поднимаясь с земли. — И откуда ты меня знаешь?

— Я — большая панда, китайский бамбуковый медведь, — ответил зверь. — Мое имя — Юнь Чжоу. Я брожу по этим горам, собираю легенды о сотворении мира и изучаю различные учения. Тебя я не знаю, но каждое учение имеет особенный едва ощутимый аромат. По этому аромату я и догадался, что ты ученик Нарандапунанды. Должен сказать, что тебе повезло. У тебя был превосходный Учитель. Правда, — и тут Юнь Чжоу принюхался, — тебя трудно назвать хорошим учеником.

Впервые в жизни Вивекасвати стало стыдно. То ли от стыда, то ли от голода и усталости у него заложило уши и зашумело в голове. Перед ним, словно соткавшись из воздуха, возникло усмехающееся лицо Нарандапунанды. Пронзительный взгляд Учителя проник прямо в его душу, и Вивекасвати неожиданно понял, что буддийские сутры — не просто набор слов для наказания наглых крыс, и что в них действительно заключен некий непостижимый для него смысл. В этот самый момент Вивекасвати, бенгальская крыса бандикота, встал на путь Ищущих Истину.

Вивекасвати подружился с Юнь Чжоу и вместе с ним начал путешествовать по Гималаям, встречаясь со святыми, отшельниками, аскетами, поклонниками дьявола, Будды или Вишну и собирая древние легенды и предания.

Вскоре Вивекасвати понял, что его друг — далеко не простой бамбуковый медведь.

Панда свободно владел множеством человеческих языков и диалектов, каллиграфическим почерком выводил китайские иероглифы и, казалось, знал все на свете. Даже заросшие волосами святые из дальних пещер оказывали медведю почести. Один аскет, высохший, как старая вобла, как-то не выдержал и с завистью в голосе прошептал, полагая, что Юнь Чжоу его не слышит.

— У, зверюга мохнатая, дома ему не сидится. Святые столетиями умерщвляют плоть, чтобы попасть туда, где он запросто может бывать, а он по земле шляется, сказочки собирает.

Заметив, что Вивекасвати навострил уши, высохший аскет с резвостью, неожиданной для его возраста, юркнул в гроб, где обычно проводил большую часть времени, и сделал вид, что пребывает в трансе.

Сгорающий от любопытства Вивекасвати пристал к панде, как муравей к куску сахара, пытаясь узнать, откуда бамбуковый медведь пришел, и где его дом. Юнь Чжоу долго отшучивался, называя разные места в китайской провинции Сы-Чуань, чем приводил бенгальскую крысу в полное неистовство.

Придя в отчаяние после очередной безуспешной попытки, Вивекасвати залез на баньян, обернул свой хвост вокруг ветки и завязал его узлом. Юнь Чжоу с легким удивлением наблюдал за его манипуляциями.

— Что это ты делаешь? — осведомилась панда.

Вивекасвати отцепился от ветки и, раскачиваясь, повис на хвосте вниз головой.

— Я объявляю голодовку протеста, — упиваясь жалостью к себе, заявил он драматическим тоном.

Крупная слеза выкатилась из уголка его глаза и застряла, сверкая и переливаясь, в жестких крысиных усах. Уронив еще две слезы, Вивекасвати сообщил, что скоро он погибнет от голода и жажды, а бездушные грифы растерзают его хрупкое изнуренное тело.

Ласковые глаза медведя заискрились сочувствием. Вкрадчивым голосом опытного психиатра он произнес:

— К чему такие крайние меры? Может, ты спустишься, и мы спокойно все обсудим? Существуют ведь и более мягкие формы протеста. Если хочешь, я даже готов протестовать вместе с тобой.

— Нет, — завопил Вивекасвати, обильно орошая баньян слезами. — Я протестую против тебя, изверг! Лучше я умру от голода и жажды, чем проведу остаток своих дней, терзаясь от неудовлетворенного любопытства. Почему ты отказываешься сказать мне, откуда ты пришел? Клянусь, что сохраню твою тайну. Или ты не имеешь права ее разглашать? Может, ты связан со спецслужбами?

Панду даже передернуло от такого заявления крысы.

— Какие еще спецслужбы! — возмутился он. — Делать мне больше нечего. Я сам по себе. Делаю то, что хочу, и ни на кого не работаю. И место, откуда я пришел, совсем не тайное. Очень многие знают о нем. Ладно, будем считать, что ты меня уговорил. Отвяжи хвост от ветки и спускайся вниз. Я все тебе расскажу.

Тут Клык Мудрости замолчал и поднял лапу, привлекая внимание собак и барсука.

— А теперь слушайте внимательно. То, о чем вы сейчас узнаете, имеет непосредственное отношение к вашим планам. Место, откуда пришел Юнь Чжоу и где находится его дом — это и есть то самое место, где вы сможете открыть свое детективное агентство. Это место имеет множество названий на разных языках и диалектах, но мы будем называть его в точности так, как называл его панда — Звериный Рай.

— Звериный Рай? — в один голос переспросили собаки и барсук. — Неужели такое место действительно существует?

Клык Мудрости был явно доволен произведенным впечатлением. Он встал, потянулся, прошелся вдоль мусорной кучи, ловко подцепил пустую консервную банку, стряхнул с нее соринки и сел на нее, привалившись спиной к стопке старых журналов. Три пары глаз, не мигая, смотрели на крысу. Детективы затаили дыхание в предвкушении продолжения. Клык Мудрости не заставил себя долго ждать.

— Вот, что было дальше, — сказал он. — Вивекасвати слез с баньяна, и Юнь Чжоу рассказал ему историю Звериного Рая.

Примечания:

5

Реинкарнация — перевоплощение душ после смерти

6

Кармическая зависимость — согласно закону кармы, ответственность каждого живого существа за его действия и поступки в прошлых жизнях, определяющая его судьбу

7

Аура — свечение вокруг живых существ, которое видят только экстрасенсы

8

Архат — человек, достигший одной из самых высоких ступеней духовного развития

9

Сутры — священные писания