Фантазии обретают плоть

В общем, иначе, как причудливую выдумку, рассказ Хуэйшаня, казалось бы, воспринять никак и нельзя. Впрочем, если внимательно вглядеться, даже сама эта история не столь и причудлива — подобные рассказы о далеких странах, где живут странные люди, встречались в Китае тысячи лет назад. Ими, в частности, наполнен один из самых знаменитых компендиумов подобного рода — «Канон гор и море» («Шаньхай цзин»), описывающий некие далекие земли и животных странного вида. И поэтому, на первый взгляд, казалось, что Хуэйшань пересказал очередную порцию китайских традиционных побасенок.

И все же, как ни странно, Хуэйшань не был ни лгуном, ни фантазером, и он действительно побывал в каких-то далеких землях. Эти далекие территории столь поразили его, что он изложил увиденное традиционным языком китайских мифов и легенд. Надо учитывать, что китайцы всегда мыслили себя в центре Земли (впрочем, это характерно для архаического мышления всех народов мира), называя свое государство «Чжунго» — «Срединной империей», что сегодня мы переводим просто как «Китай». Само «срединное» положение определялось тем, что китайский император получал от Неба «благую силу» или «Благодать» (дэ), которую он передавал на своих подданных, в результате чего страна процветала. Если же император был по каким-то причинам не способен транслировать небесную благодать на свой народ, это означало, что «небо лишило его Мандата на правление», в стране воцарялись хаос и бедствия. Чаще всего в реальной жизни эта благодать воспринималась именно как часть культуры, в основном — культуры конфуцианской. А поэтому сама культура носила некое «энергетическое» свойство — ее можно было передавать, получать, воспринимать, утрачивать. Тот, кто находится рядом с правителем Китая, стоит и ближе к культуре, полнее воспринимает ее. Те же, кто был незнаком с культурой, например, не соблюдал китайских обрядов, обычаев, не носил китайских одежд, не умел говорить по-китайски, писать иероглифы, исполнять ритуалы, считались «варварами, подобными диким зверям». В их душе не было ни «соблюдения ритуальных уложений», ни «человеколюбия», ни «справедливости», ни осознания ритуальных норм — одним словом, всего того, что, по китайским понятиям, определяет человека именно как человека, отличает его от зверя. В сущности, если, например, человек не обладал «человеколюбием» (жэнь), то он в принципе и не считался даже человеком, его можно было убить или наказать как дикое существо.

Варваров в принципе можно было «окультурить», но речь в основном шла о «близких варварах», которые держали посольства при императорском дворе. В основном это были племена, населявшие периферию китайской империи. Дальние же варвары, о которых приходилось только догадываться, по-прежнему оставались зверями. Естественно, никакой культурой и «человеческими обычаями» они обладать не могли, и поэтому велико же было удивление китайского монаха Хуэйшаня, когда он за десятки тысяч километров вдруг встретил вполне цивилизованное и культурное государство. И иначе, как сказку, он свои впечатления изложить не мог.

И тем не менее, в рассказе монаха Хуйэшаня множество просто мифологических подробностей. Как, например, понять фразу о том, что «женщины входят в воду и становятся беременными» или про людей с туловищем человека и головой собаки?

Так стоит ли все эти рассказы воспринимать всерьез?

И все же если отбросить экзотические названия местностей типа «Черная глотка» и «Море Лака» (кстати, как будет видно в дальнейшем, они окажутся в действительности очень точными географическими указателями) и «людей с головами собак», то перед нами окажется достаточно точная географическая карта — только не рисованная, а как бы описанная. Надо только правильно прочитать ее.

Долгое время рассказ странствующего монаха воспринимался не иначе как одна из легенд, на которые столь богата китайская мифология. На самом же деле рассказ Хуэйшаня, который со своими пятью спутниками-буддистами побывал в каких-то далеких землях, почти математически точен. Прежде всего, у нас есть расстояние и направление, куда отправилась эта экспедиция, есть описание земель и народов.

Правда, несколько смущают «моря цвета молока», фонтаны, по вкусу напоминающие вино, огромные животные, страна, где живут одни женщины и приносят детей от собак, и множество других на первый взгляд чисто мифологических подробностей. Но на время оставим это в стороне и попробуем исходить из фактов, безболезненно укладывающихся в наше сознание, например, гор, весь год покрытых снегом, самой системы управления государством, дымящихся вершин (явно вулканов) и иных чисто географических и этнических примет. А уже одно это может нам дать богатую пищу для размышлений.

Прежде всего, у нас есть достаточно точное направление и расстояние — около 20 тыс. ли к востоку от Китая. Отложив по карте 10–12 тыс. км., мы «приплываем» на Американский континент. Может быть, здесь удастся обнаружить «моря цвета молока» и «Море Лака»? Но тогда окажется, что именно китайцы открыли Америку более чем за тысячу лет до того, как каравеллы Колумба в 1492 г. пересекли Атлантику! Причем не только открыли, но и достаточно подробно описали какие-то земли на ее территории. Этот факт парадоксален также и тем, что существуют даже «научные» объяснения, почему китайцы потенциально не могли открыть Америку!

Например, некоторыми современными исследователями делается выход об особом типе восточного нелюбопытно-прагматичного сознания. А тут оказывается, что за тысячелетие до «официального» открытия Американского континента (а может, даже и значительно раньше, но об этом потом) там высадилась целая экспедиция, да к тому же религиозного толка. Экая незадача… Впрочем, факт посещения китайцами Америки следует еще доказать.

О том, что китайцы, вероятно, побывали в Америке, европейские ученые заговорили еще в XVIII в. Известный французский исследователь Жозеф де Гинь в 1761 г. опубликовал труд под весьма длинным названием «Исследования о плаваниях китайцев к американскому берегу и о некоторых народах, обнаруженных на восточной оконечности Азии», а в 1865 г. Густав д’Эшиталь выпустил труд, одно название которого говорило о его основной идее: «Исследования о буддийских истоках американской цивилизации». Он однозначно указывал, что многое в культуре майя и ацтеков проистекает от буддийской традиции, возможно, привезенной сюда китайцами!

Еще дальше в своих рассуждениях пошла Генриетта Мертц, написав весьма примечательную, хотя и не лишенную известной доли спекуляций книгу «Потускневшая тушь», ссылаясь в этом названии на известную фразу Конфуция, утверждавшего, что «даже потускневшая тушь все же лучше, чем самая надежная память». Первое издание было опубликовано в 1953 г. и осталось практически незамеченным из-за своей явной абсурдности, как тогда казалось многим. Второе издание 1972 г. было намного точнее проработано в области фактов, снабжено подробными картами странствий китайцев по Американскому континенту — и о парадоксе культурного родства китайцев и индейцев широко заговорили.

Прежде всего, что это за страна — Фусан, которая получила свое название от одноименных деревьев?

Древних китайцев могли встретить огромные каньоны на территории Калифорнии и Колорадо

Древнее индейское поселение Месса Верде в Колорадо, сделанное прямо в алькове скалы.

На переднем плане хорошо видны круглые ритуальные сооружения кивы. Это место было внезапно покинуто населением в XIV в.

Фусан (другое название — кун-сан) — это древнее название полой шелковицы, упоминания о которой можно часто встретить в традиционных китайских преданиях.

Например, в ряде древнейших легенд с полой шелковицей связано рождение первопредка либо всего человечества, либо государства. Например, именно в полой шелковице был найден мудрый И Инь, который стал первым советником основателя первой китайской династии Инь.

Есть и еще один священный смысл дерева фусан. Существует распространенное народное предание о том, что дерево фусан растет в некой священной стране или на луне. Из его листьев, коры и плодов изготавливается снадобье для бессмертия или долголетия, которое толчет в ступе лунный заяц. Под ветвями дерева фусан обычно изображается богиня Чанъэ, чей образ также связан с бессмертием и циклом лунных преданий. И таким образом дерево фусан — не как конкретный вид флоры, но как обобщенный символ — всегда связывалось со священнодействием и магическим продлением жизни. И как следствие, страна Фусан в рассказах Хуэйшаня также приобретала священный смысл.

В повествовании Хуэйшаня скорее всего речь идет о шелковичном дереве, из которого действительно, как описывал Хуэйшань, можно делать и материю для одежд, и бумагу. Правда, речь может идти и о каком-то аналоге шелковицы, точного названия которого не знал монах и плоды которого действительно были съедобны.

Не вызывает сомнений и то, о каких съедобных зернышках или бобах говорится в тексте — речь идет, конечно, о кукурузе.

Еще один факт, что бросается в глаза — в рассказе кратко, но достаточно точно описаны жилища круглой или конусообразной формы, с узким входом («подобен норе»), сделанные из глиняных брикетов, — мы без труда узнаем в них типичные индейские строения. Подобные строения до сих пор можно встретить, например, на территории Колорадо, в национальном парке Месса Верде. Они располагались в высоких скальных пещерах из песчаника. Задняя часть такого жилища была образована самой скалой, а передняя стена выкладывалась из обожженных брикетов, в ней проделывались небольшие двери, которые одновременно служили и окнами. Здесь когда-то жил народ анасази, ушедший в неизвестном направлении, но оставивший после себя эти постройки. И они разводили кукурузу и маис, чьи зерна и описывал Хуйэшань.

Более того, название индейского народа пуэбло происходит именно от названия таких домов-крепостей (пуэбло), которые строились из кирпича-сырца или песчаника.

Отправившись из государства Женщин на запад, мы действительно встречаем многое из описываемого, в том числе горы, озера и фонтаны. Далее идет пресловутое «Море Лака» (имеется в виду китайский темный лак), то есть большое озеро с темными, непрозрачными водами. Это — озеро Лабрэ Тарпиц в Лос-Анджелесе. Если обмакнуть в него перо или кусочек меха, они действительно становятся темными.

Несколько сложнее обстоял вопрос с «морем, воды которого белые, как молоко», но и в этом случае нашелся разумный ответ. По сути, это высохшие и когда-то соленые озера, болота, которые, как показали исследования, еще существовали во времена Хуэйшаня, т. е. 1500 лет назад.

Но как объяснить странный вид мужчин, что нижней своей частью подобны людям, а верхней — собакам? Здесь действительно мы сталкиваемся с какой-то мистикой. И все же Г. Мертц и здесь находит правдоподобное объяснение — это ритуальные маски, связанные с тотемными животными: «По моему мнению, это лишь показывает нам то, как большинство китайцев рассматривало эти головы и каким образом было способно, вернувшись в Китай, поведать об этом — ничего более того». Объяснение не лишено смысла — в любом этнографическом музее мы можем увидеть индейские ритуальные и тотемные маски собак, змей или вообще невероятных существ. По сути дела, своим описанием Хуэйшань говорит о том, что мужчины надевают на голову «собачьи головы», т. е. маски, подражая повадкам и даже голосам этих животных.

Но вот еще один вопрос: почему буддийские миссионеры называют то место, куда они приплыли, государством Женщин? Не идет ли здесь речь о неких американских амазонках?

Кажется, исток представлений о государстве Женщин лежит там же, где и предание об амазонках — женщинах-воительницах, принципиально лишивших себя общения с мужчинами. В этнологии существует понятие локальности брака — куда уходят жить супруги после вступления в брак. В случае жизни в доме женщины это носит название матрилокальности, мужчины — соответственно патрилокальности (в основном у охотников). С этим же частично связано и то, по какой линии передается понятие рода. Род (не путать его с кланом или семьей!) всегда однолинеен и бывает матрилинейным, когда родство передается по линии матери, и патрилинейным, когда мы принимаем фамилию отца. У европейских народов род обычно патрилинеен — это, в частности, выражается в том, что у нас отчество принимается по имени отца, а не матери.

У большинства народов мира родство также вычисляется по линии отца, и этот «отцовский» стереотип плотно вошел в наше сознание. Но далеко не везде дело обстоит таким образом, причем в древности многие народы были явно матрилинейны. Сохранились сведения о том, что у ряда индейцев Центральной Америки род был именно матрилинеен, еще в 50-е гг. нашего столетия было установлено явное превалирование материнской линии у народностей монтана и пуэблос на юго-западе. Подобную же ситуацию мы встречаем у народа хопи, принадлежавшего к западной части индейцев пуэбло и связанного с культурой майя и ацтеков — сегодня их осталось несколько тысяч человек. Традиционный род у хопи строго матрилинеен. В частности, считается, что ребенок рождается именно в семье матери, а не отца, и дает ему имя исключительно мать жены. Молодожены поселяются в семье матери — это указание не только на матрилинейность, но и на матрилокальность рода. Так, в местности Ораиби в северо-восточной Аризоне все население хопи разделялось на 30 или 31 материнскую линию, которые в свою очередь были сгруппированы в девять кланов (фратрий), построенных также вокруг линии матери, а не отца.

У Хуэйшаня мы встречаем примечательное упоминание о том, что женщины берут себе в мужья змей, от которых и рожают детей. В северной части Мексиканской равнины находилось древнейшее поселение народа хопи, называвшееся Шунгопави, существовавшее по крайней мере уже во II в. Вероятно, Хуэйшань посетил именно это место, где существовал ритуально-тотемный танец змей, связанный с тем, что прародителем рода у хопи считалась именно змея.

Танец змей исполнялся обычно в августе, при этом танцоры брали себе живых змей в рот. В этот момент змей выпускали «по четырем сторонам», дабы те «нашли дождь» и предотвратили засуху. Это было частью очень большой и в основном тайной церемонии, которую в полном виде не разрешалось наблюдать ни одному члену другого рода. Большая часть такой «змеиной церемонии» проходила в кивах — полуподземных сооружениях, обычно круглой формы. Шаманы и специально подготовленные танцоры в состоянии соматического транса и, вероятно, после приема галлюциногенов пускались в неистовый танец, извиваясь всем телом и уподобляясь змеям. Одновременно во все стороны разбрасывались зерна кукурузы в качестве «жертвования земле». Сама площадка окружалась змеями, остальные члены клана исполняли ритуальные песнопения. Примечательно, что основными танцорами были именно женщины и именно они брали себе змей в рот — как бы «брали змей в мужья». Вот и ответ на странное описание Хуэйшаня о том, что «женщины берут себе змей в мужья». Более того, сами хопи непосредственно идентифицировали себя с этим пресмыкающимся и даже называли себя змеями. Обратим внимание, что здесь не было элемента наигрыша, но абсолютно полное уподобление человека змее, когда чисто психологически стирались все различия между представителем народа хопи и животным. Примечательно, что даже маленькие дети безбоязненно играли с ядовитыми змеями, а те не кусали их. Естественно, что женщины хопи считали, что они вступают в связь именно со змеями и рожают от них детей. Вероятнее всего, именно так они ответили Хуэйшаню на вопрос об отцах своих детей.

Женщины индейских племен вплетали себе в распущенные волосы белые ленты, что было знаком их супружеского положения, — и отсюда появилась фраза о том, что «молоко в волосах их».

Удалось и идентифицировать «некие листья соленых растений, которые напоминают некоторые китайские травы и имеют приятный запах».

Это действительно солоноватые растения Anemonopsis californica, имеющие характерный «медицинский» запах и в прошлом широко использовавшиеся в качестве медицинского препарата в северной Мексике.

Крылатое божество (Кецалькоатль?) в перьях, северная часть Юкатана

Что же касается использования индейцами драгоценных металлов, о чем упоминал китайский монах, то вспомним, что испанцы, высадившись на этот берег, действительно были поражены обилием в обиходе золота и серебра наряду с полным незнанием железа.

Было дано и объяснение животным гигантских размеров, о которых рассказывал Хуэйшань. Предположили, что речь идет о гигантских скульптурных изображениях животных, в частности, лошадей. Некоторые из них расположены недалеко от городов Блис и Нидл в Южной Калифорнии, куда скорее всего и заезжал Хуэйшань и где располагалось его знаменитое государство Женщин. А может быть, речь идет и об огромных знаменитых изображениях в пустыне Наска, где мы можем обнаружить рисунки лошадей, пауков, собак. Вероятно, буддийский монах рассказывал именно об этих статуях и рисунках, а те, кто записывали его рассказы, исказили их до утверждений о том, что «там живут огромные собаки, утки, лошади» — кстати, китайский язык позволяет предположить именно такие искажения.

Таким образом, название «страна Фусан» принадлежит весьма обширной территории к северу от современного Лос-Анджелеса и к югу от Гватемалы и Юкатана. Именно там и странствовали буддийские миссионеры.

Удалось «расшифровать» практически весь маршрут странствия Хуэйшаня и идентифицировать все его рассказы с существующими постройками, городами, местными традициями. В процессе странствий он обучал людей тем знаниям, которых достиг Китай к тому времени, — способам обработки металла, сельскохозяйственным циклам, постройке храмов и кумирен, календарю и гаданиям.

Но неужели в исторических повествованиях из регионов Центральной Америки, Мексики, Юкатана не сохранилось упоминаний о посещении этой территории какими-то чужестранцами необычного вида? Оказывается, такие упоминания есть и разбросаны практически повсюду, правда, представлены они весьма в замаскированном виде.

Прежде чем оценить, с какой культурой могли столкнуться китайские странники, напомним в самых общих чертах, что представляла собой Центральная Америка той эпохи. Пожалуй, не найдется человека, который бы не слышал о грандиозных величественных цивилизациях инков, майя и ацтеков. Но их расцвет был еще далек от описываемых событий. Во времена прихода сюда Хуэйшаня со своими спутниками здесь жили племена индейцев, говорящие в большей степени на языке кечуа, частично — аймара и хаки. Учитывая, что языки кечуа и аймара относятся к общей семье индейских языков кечумара, Хуэйшань скорее всего попадает в гомогенное сообщество индейцев с единой культурной средой. Попутно заметим, что до колонизации Южной Америки кечуа был официальным языком государства инков, которое существовало на этой территории в XV в., то есть почти через тысячелетие после прихода Хуэйшаня.

Судя по многим описаниям, теснее всего китайские странники сталкивались именно с племенами майя, которые достаточно рано (раньше, чем ацтеки и тем более инки) создают развитую цивилизацию на территории полуострова Юкатан, в горных районах современной Гватемалы, Западного Гондураса и Мексики.

Майя прославились строительством особых пирамид необычной формы, явно служивших храмами или кумирнями. Эти пирамиды встречались в Тикале, Вашактуне. Их отличал особый ступенчатый свод. Пирамиды начали возводиться задолго до возможного прихода сюда буддийских миссионеров (первая относится приблизительно к концу III в.), но постепенно их облик разительным образом меняется. Пирамиды приобретают явные «китайские черты», особенно те, которые возводились в низинных районах, куда и проник Хуэйшань.

Именно с этого момента начинается «золотой век» культуры майя, который характеризовался разительными трансформациями в архитектуре, астрономических знаниях. Кажется, происходит «взрыв» в культурном развитии народа, который до сих пор развивался хотя и быстро, но в общем-то без скачков. Например, для передачи информации начинает использоваться иероглифическое письмо, которого не знали даже инки, используя узелковую письменность. Возникает и особая каста жрецов-астрономов, которые вели регулярные и вполне «научные» наблюдения за движением Солнца, Луны и планет. Примечательно, что система календаря майя

Терракотовая фигура крылатого воина, Мексика

была значительно точнее и изящнее, нежели календарь в христианской Европе.

На вершинах пирамид возводились храмы, в которых проводились сложные ритуальные церемонии.

Церемониальным центром майя (мы бы назвали это столицей) считался город Чичен-ица, расположенный на полуострове Юкатан в Мексике. Сохранившиеся остатки древнейших построек обычно относятся археологами к IX — началу X вв., но встречаются и следы более ранних расселений, а это значит, что китайцы действительно могли посещать эти места. В X в., вероятно, племена тольтеков захватили Чичен-ицу, но крупным культурным и торговым центром этот город оставался еще по крайней мере в течение двух веков.

Но вот по причинам, которые не до конца ясны специалистам, с начала X в.

начинается внезапный и к тому же стремительный закат цивилизации майя, особенно ярко проявившийся в некогда высокоразвитых низинных районах. Может быть, иссякли некогда «позаимствованные» у китайцев знания? А может быть, все проще — откат культуры объясняется войнами, не случайно в Чичен-ице столь заметно влияние мексиканских племен, например, тольтеков.

Юкатан был покорен испанцами в 1541 г., но уже почти за столетие до этого цивилизация майя пришла в полный упадок, а скромный и заурядный город Май-япан, куда переместился из величественной Чичен-ицы ритуальный центр, был разрушен в междоусобицах.

Существуют, как кажется, в местных преданиях и прямые упоминания о пришельцах из далекого Китая, правда, представленные в традиционной мифологической форме. Прежде всего обращают на себя внимание легенды о неком «седом бородатом человеке». Нередко в преданиях его образ смешивается с образом одного из высших божеств — Кецалькоатлем.

Кецалькоатль — ключевое божество в пантеоне богов ацтеков — по многим описаниям предстает перед нами в виде пожилого человека с белой бородой. Среди племени майя первейшим из богов был Кукулкан, в котором ряд исследователей усматривают прямую аналогию Кецалькоатлю. Фактически речь идет об одном и том же человеке, представленном под разными именами.

Существовал и еще один лик Кецалькоатля-Кукулкана. Он изображался в виде пернатого змея. Примечательно, что нередко в виде змеи изображалась и одна из самых почитаемых богинь в китайском фольклоре — Нюйва. Она считалась сестрой первоправителя Фуси. Одновременно она была и его женой, и именно от инцестуального брака Фуси и Нюйва, как гласили китайские легенды, и родились все люди. Не рассказал ли Хуэйшань эту распространенную легенду о появлении людей на земле от Нюйва и Фуси на землях майя и ацтеков? Заметим также, что одно из самых знаменитых изображений и одновременно символов брака Нюй-ва и Фуси показывает их в виде существ, верхняя часть которых — человеческая, а нижняя — змеиная, причем змеиные хвосты переплелись между собой.

Кецалькоатль считался покровителем искусств и ремесел, он подарил людям земледелие и календарь, фактически выполняя здесь ту же самую мироустроительную и окультуривающую функцию, что и Фуси в Китае.

Примечательна двойственная природа Кецалькоатля. С одной стороны, он, безусловно, божество, но, с другой стороны, — человек, причем эта сторона явно превалирует в большинстве рассказов. Скорее он представитель неких высших сил, нежели их выражение. Если избавить Кецалькоатля от мифологических наносов, перед нами окажется пожилой, седой человек с убеленной бородой, обладающий большими знаниями в области астрономии, ритуалов, архитектуры и многого другого.

Не случайно племена тольтеков называли своего вождя Кецалькоатлем, вполне допуская его земную природу параллельно с обладанием «неземными» знаниями.

Итак, бородатый человек, известный у разных племен индейцев под разными именами, принес на эту землю календарь, систему установления времени по астрономическим наблюдениям, знания о металлургии, об обработке камня, об изготовлении мозаик из перьев птиц и даже сложную систему верований.

Другая легенда майя гласит о том, что в районы Юкатана приходит то ли бог, то ли могучий вождь Кукулкан (синоним Кецалькоатля), который приносит много знаний.

В весьма запутанных и противоречивых легендах майя мы встречаем упоминания о некой группе пришельцев, которых называли «ица» (некоторые относят их к мексиканским племенам). Они то ли захватывают, то ли просто занимают почетные места правителей в местечке Чичен, откуда начинают управлять большей частью Юкатана.

Среди индейцев широко были распространены рассказы о неких странных людях, пришедших с запада, которые заметно отличались от местных жителей. Они не имели детей и жен. Одна из легенд майя гласит о том, что Кукулкан долго путешествовал, а, возвратившись в Мехико, был обожествлен в качестве верховного божества Кецалькоатля. Затем он отправился к морскому берегу на восток, позже — на юг в район Чапы, после чего отплыл куда-то на запад. Примечательно, что легенды, распространенные у разных индейских народов, практически полностью совпадают друг с другом в описаниях внешности будущего божества и маршрута его передвижения.

Многое в этих индейских рассказах говорит о том, что речь, возможно, действительно идет о Хуэйшане и его спутниках (всего их было пять человек).

Прежде всего, Хуэйшань как буддист не мог иметь ни жен, ни детей, на что обратили внимание составители рассказов, поскольку в индейских поселениях наличие жены у взрослого мужчины считалось практически обязательным. В сущности, этот «Кецалькоатль» ведет себя как классический буддийский проповедник: приносит грамоту и учит наукам.

Сохранилась легенда, что Кецалькоатль был по каким-то причинам то ли изгнан из Мексики, то ли ушел сам, но при этом обещал вернуться г. Мертц. Было рассчитано, что маршрут передвижения Кецалькоатля и рассказ о путешествии Хуэйшаня совпадают практически во всех подробностях.

Существуют разные версии, когда же Кецалькоатль пришел на равнину Мехико.

Например, среди майя считалось, что это произошло в большом промежутке между 435 и 692 гг. Если измерять от времени создания города Чичен-ицы, то временной промежуток значительно сужается до 435–455 гг. В любом случае точную дату «прихода божества» искать бессмысленно, но все это весьма близко к предполагаемому времени посещения Хуэйшанем загадочных земель Фусан в 485 г.

Когда он вернулся в Мехико и решил вновь покинуть эту страну, отбывая на родину, пообещал вновь вернуться в год, который был назван его именем СЕ АСАТL.

Примечательно, что первая высадка испанцев в 1519 г. в местечке Вера Круз пришлась на год, обозначаемый СЕ АСАТL по местному календарю. Естественно, это было воспринято как долгожданное возвращение самого Кецалькоатля, к тому же многие пришельцы носили густые бороды.

Правда, возникает вполне закономерный вопрос: если Хуэйшань действительно проповедовал буддизм, почему же в культуре индейцев кечуа мы не встречаем буддийских верований, идеи о Будде и его спасительной миссии? И все же нашлось немало специалистов, которые привели ряд доводов тому, что буддийское влияние в индейской культуре все же существует: многие божества у майя и ацтеков изображались именно в буддийских позах, например, с поджатой одной ногой, с характерной конфигурацией пальцев «в кольцо» и т. д. А архитектура многих ступенчатых сооружений Чичен-ицы воспроизводит структуры китайских буддийских пагод.

На юге горного Перу и в северо-западной части современной Боливии внезапно начинают появляться высокие башнеобразные склепы — чульпы. По описаниям, в них, вероятно, хоронили вождей и старейшин племен аймара, хаки, чанка. Интересно, что чульпы настолько отличаются от всей предшествующей архитектуры, связанной с культурой Тауанако, что родились предположения, согласно которым чульпы строились какими-то совсем другими племенами, например — урукилья. Но практически в таких же чульпах производились и буддийские захоронения. Подобие чульп сохранилось и на территории современного Колорадо в местечке Месса Верде, где когда-то в XI в. жил индейский народ анасази. Анасази использовали в своей практике какие-то древние ритуалы, суть которых даже современные индейские шаманы не знают. Эти ритуалы совершались внутри полуподземных сооружений круглой формы, накрытой крышей, — чульпах.

Традиционные одежды и украшения в Тибете поразительно напоминают одежды жителей Центральной Америки

Дотошным исследователям даже удалось найти географические названия — топонимы на карте Мексики, Гватемалы и других стран этого региона, которые являются производными от слов «хуэйшань», «пику» (китайское производное от санскритского «бхикшу» — «монах»), «сакья» (производное от слова Шакьямуни или Сакьямуни — родовое имя Будды Гаутамы, которым нередко называли всех буддистов). Таковы топонимы Хуэйцзуко, Пичукалко, Пикачо, Сакапулос и еще десяток других. Правда, здесь не исключена явная передержка — местные языки вполне допускают существование таких слов и без китайского влияния.

Поразительным образом оказываются схожи образы Будды Шакьямуни и ацтекского божества Хуйцзылопо-читли, что подметил впервые еще Густав д’Эйшиталь в конце прошлого века, сравнивая верования и образ жизни китайцев и мексиканцев, а позже его выводы были подтверждены уже современными учеными.

Оба эти божества имели весьма схожие вероучения, истории земных жизней, призывали к самосозерцанию, к уходу в уединенные монастыри для благостной жизни и медитации.

Роль Хуэйшаня в местной культуре ацтеков и майя, по мнению Г. Мертц, была грандиозна. «Он внедрил здесь новую культуру и вскормил ее самостоятельно до такой высокой степени, что и по сей день мир остается в восхищении от нее, например, хотя бы от календаря, которому он обучил их и который более совершенен, чем наш собственный. Может быть, никто другой в мировой истории не сделал так много для такого большого количества народа в столь разнообразных сферах жизни, оставаясь при этом в безвестности. Его религиозные убеждения безусловно наложили отпечаток на жителей Мексики, и этот глубоко духовный народ по всей стране по-прежнему отражает его учение и через 1500 лет».

Если оставить в стороне столь высокую стилистику слова, не очень гармонирующую с научным исследованием, и, вероятно, не очень верную оценку буддийского миссионера как одного из величайших людей в мировой истории, то, по крайней мере, осмысление центрально-американской культуры получает совсем иное развитие. Достаточно лишь указать на то, что культурный взлет государств майя и ацтеков, произошедший в VIII–IX вв., таким образом, является отражением и продолжением проповеди Хуэйшаня. Это же и объясняет саму внезапность культурного скачка.

Были обнаружены и другие удивительные совпадения, например, в структуре календаря. Напомним, что, по преданиям, календарь майя принес сам Кецалькоатль.

Карл Люмгольц еще в 1901 году обратил внимание на примечательную подробность. Он изучал индейцев хуичоли, которые жили недалеко от вулкана Колима, и утверждал, что само это название, употребляемое мексиканцами, представляет собой производное от племенного самоназвания «вира-рика» или «вира-лика», что можно перевести как «проповедники» или «лекари». Они были широко известны среди соседних племен как искусные врачеватели, опирающиеся в своей практике на сложные религиозные обряды. Люмгольц утверждал, что в практике хуичоли много общего с обычаями буддистов — вплоть до того, что формы и украшения их посоха схожи с посохом странствующих монахов. В своих ритуалах они же используют характерную чашу, похожую на патру для подаяний у буддистов, причем на одной стороне чаши изображен диск заходящего солнца, называемый «сакай-мока», что вполне может быть производным от родового имени Будды Гаутамы — Шакьямуни. Традиции хуичоли столь похожи на китайские, что мексиканцы порой так и называют их — «китайцы».