ГЛАВА ШЕСТАЯ

Томительно потянулись бесконечные часы. Я находился в состоянии ступора, в полном оцепенении, когда реальности не существовало, когда прошлое, настоящее и будущее закружились в одном общем вихре: моя прошлая жизнь, мое нынешнее беспомощное состояние, когда я не мог ни передвигаться, ни видеть, и мой жуткий страх за свое будущее после того, как я выйду отсюда, — если я действительно когда-нибудь выйду.

Время от времени появлялись женщины и производили надо мной какие-то удивительные манипуляции. Мои конечности гнули и скручивали, мою голову крутили во все стороны и каждую часть моего уже почти превратившегося в скелет тела сдавливали, стискивали, тузили и месили.

Порой заходила группа мужчин, которые, окружив меня тесным кольцом, что-то оживленно обсуждали. Я, конечно, не понимал того, о чем они говорили, но об этом нетрудно было догадаться. Потом они что-то в меня вонзали, но я не доставлял им удовольствия видеть, как я вздрагиваю от острой боли, — я все время чувствовал, как мое сознание куда-то уплывает.

Наступил момент, когда я опять ощутил тревогу. Я находился в полудреме невесть сколько часов. Хотя до моего сознания дошел звук открывающейся скользящей двери, меня это не обеспокоило. Я полностью ушел в себя, я чувствовал себя так, как будто весь окутан мягкой шерстью, и мне было все равно, что бы ни случилось вокруг, даже если это будет касаться меня самого.

И вдруг я почувствовал острую боль, которая, казалось, рвет череп на части. Меня зондировали и протыкали. Я услышал голос, который говорил на моем языке:

— А, хорошо, давайте его оживим!

Подавленный гул голосов, который я осознал только после того, как он прекратился, со слабым щелчком оборвался, И тут же я почувствовал, что жив, и попытался сесть. Но я опять потерпел поражение, самые невероятные усилия не могли заставить мои конечности пошевельнуться.

— Он опять с нами, — произнес голос.

— Эй! Ты нас слышишь? — спросил кто-то другой.

— Да, слышу, — ответил я, — но почему вы говорите по-тибетски? Я думал, что только сэр Доктор может разговаривать со мной. Я услышал сдерживаемый смех.

— Это ТЫ пользуешься НАШИМ языком, — ответили мне. — Теперь ты будешь понимать все, что мы станем тебе говорить. Его прервал другой голос, адресованный кому-то другому:

— Как вы его зовете?

Голос, в котором я узнал голос Доктора, ответил:

— Как зовем его? О! У нас нет для него имени, я всегда к нему обращаюсь про сто «ты».

— Адмирал требует, чтобы у него было имя, — отрезал его собеседник. — Решайте, как к нему обращаться.

Началось очень оживленное обсуждение, во время которого было предложено множество имен. Некоторые из них были ОЧЕНЬ оскорбительными и говорили о том, что эти люди ставят меня ниже, чем мы яков или грифов, которые питаются мертвыми. Наконец, когда комментарии уже становились совсем грубыми, Доктор сказал:

— Давайте прекратим это. Этот человек — монах. Пусть это и будет его именем, давайте называть его «Монах».

Последовало короткое молчание, потом я услышал шум, производимый руками, который, как я понял, означал аплодисменты.

— Очень хорошо, — произнес голос, которого я до сих пор не слышал, — принято единогласно: теперь он получает прозвище «Монах». Так и запишем.

Продолжался бессвязный разговор, один из тех, которые не вызывают у меня интереса, так как оказалось, что эти мужчины обсуждают достоинства и недостатки различных женщин и оценивают легкость, с которой можно ими овладеть. Некоторые из анатомических ссылок находились за пределами моего понимания, так что я не делал попыток следить за нитью их рассуждений, а занялся тем, что пытался представить себе их внешний вид.

Одни из них были очень маленького роста, другие весьма крупными. Но вот что было наиболее странным и крайне меня занимало, — так это то, что, насколько я знал, никто на Земле не обладал такими особенностями и такими размерами.

Внезапно послышавшиеся шарканье ног и звук, который, как оказалось, издавали скользящие спинки этих странных сидений, вернули меня к действительности. Люди вставали и один за другим покидали комнату. Наконец остался только один, Доктор.

— Скоро, — сказал он, — мы опять перенесем тебя в Зал Заседаний, тот, который находится внутри горы. Не нервничай, Монах, бояться здесь нечего, это может показаться тебе странным, но тебе ничто не причинит вреда.

С этими словами он тоже покинул комнату, и я опять остался один на один со своими мыслями. По какой-то непонятной причине в моей памяти всплыла сцена, заставившая меня содрогнуться: я был привязан к стене, как распятый орел. Один из китайских палачей приблизился ко мне и с дьявольской улыбкой произнес:

— Мы даем тебе последнюю возможность рассказать нам то, что мы хотим узнать, или я вырву твои глаза.

— Я простой бедный монах, — ответил я, — и мне нечего вам рассказать.

При этом китайский палач вставил большой и указательный палец в уголки моего левого глаза и вынул глаз, как косточку из сливы. Я был подвешен за шею. Боль была невыносимой. Правый глаз, который они еще не тронули, смотрел прямо вперед, левый, свисающий на мою щеку, смотрел прямо вниз. То, что отражалось при этом в моем сознании, было ужасно. Потом резким движением китаец оторвал глаз и бросил его мне в лицо, а после этого проделал то же самое с правым глазом.

Я помню, как, наконец пресытившись своей оргией пыток, они бросили меня в кучу мусора. Но я не умер, как они надеялись, ночной холод воскресил меня, и я побрел прочь, слепой, спотыкающийся, пока в конце концов какое-то «чувство» не вывело меня подальше от владений Китайской Миссии, а потом и из города Лхасы.

Так я лежал, предаваясь этим невеселым мыслям, и, когда наконец в мою комнату вошли люди, я почувствовал облегчение. Теперь я понимал, что они говорят. Над моим столом поместили специальное подъемное устройство, носящее странное название «антигравитационного». Когда это устройство «включили», стол поднялся в воздух, и люди стали направлять его через дверь и дальше по коридору.

Мне объяснили, что стол теперь не обладает никаким заметным весом, но у него сохранилась инерция и механический момент, — хотя это для меня ничего не значило. Нужно было внимательно следить, чтобы ничего не повредить. Вот это для меня имело значение.

Стол вместе со связанным с ним оборудованием осторожно тащили или подталкивали вниз по металлическому коридору с его искаженным эхо, потом дальше, вон из космического корабля. Мы опять оказались в большом каменном помещении, и звуки, которые я здесь услышал, говорили мне о большом скоплении народа, что напомнило мне внешний двор Лхасского Храма в более счастливые дни моей жизни. Мой стол продолжал двигаться дальше, наконец пару раз качнулся и опустился на несколько дюймов, коснувшись пола. Ко мне подошел человек и прошептал:

— Главный Хирург подойдет через несколько минут.

— А вы не собираетесь дать мне зрение? — спросил я в ответ.

Но он уже отошел, и моя просьба осталась неуслышанной. Я продолжал лежать, пытаясь нарисовать в своем воображении все, что происходит вокруг. Я помнил то, что бегло успел увидеть раньше, но мне очень хотелось, чтобы мне опять дали искусственное зрение.

По каменному полу раздались знакомые шаги.

— А! Они доставили тебя в полном порядке. Все нормально? — спросил доктор — Главный Хирург.

— Сэр Доктор! — ответил я, — я бы чувствовал себя гораздо лучше, если бы вы позволили мне видеть.

— Но ты СЛЕПОЙ, и ты должен привыкать быть слепым, тебе придется прожить очень долгую жизнь в таком состоянии.

— Но, сэр Доктор, — сказал я с раздражением, — если вы не дадите мне искусственного зрения, КАК я смогу изучать и запоминать все те удивительные вещи, которые, как вы обещали, я должен УВИДЕТЬ?

— Оставь это нам, — ответил он. — МЫ будем задавать вопросы и отдавать приказания, а ТЫ — только делать то, что тебе будут говорить.

В зале водворилось молчание, именно молчание, а не тишина, ибо не может быть тишины там, где собралось такое количество людей. Это молчание нарушили очень отчетливые шаги, которые внезапно резко оборвались.

— Сидите! — скомандовал отрывистый голос военного.

Последовал шорох, который свидетельствовал о том, что люди расслабились, шорох тесных одежд, скрип кожи и шарканье множества ног. Потом скрип откинувшегося странного сиденья. Звуки, который издает человек, поднимаясь на ноги. Секунду-другую собравшиеся напряженно молчали в ожидании, затем голос раздался снова:

— Леди и джентльмены! — начал свою речь этот глубокий, хорошо поставленный голос, тщательно выговаривая слова. — Наш Главный Хирург считает, что теперь здоровье этого туземца восстановлено и он в достаточной степени подготовлен к тому, чтобы мы без особого риска могли познакомить его со Знанием Прошлого.

Определенный риск, конечно, остается, но мы вынуждены на него идти. Если это существо умрет, нам опять придется возобновить утомительные поиски, чтобы найти другое. Этот туземец сейчас в плохом физическом состоянии, поэтому приходится надеяться только на то, что он обладает сильной волей и крепко держится за жизнь.

По моему телу прошла дрожь от этого бессердечного пренебрежения МОИМИ чувствами, но Голос продолжал:

— Среди нас есть такие, кто считает, что мы должны использовать только письменные Записи, открываемые некоему Мессии или Святому, которого мы специально для этого посылаем в этот мир, но я утверждаю, что эти Записи вызывали в прошлом суеверное благоговение, которое сводило на нет все их достоинства, потому что их слишком часто неверно истолковывали.

Туземцы не понимали смысла того, что содержится в писаниях, а брали только внешнюю сторону и при этом часто неправильно ее интерпретировали. Часто они сами наносили ущерб своим открытиям, создавая искусственную систему каст, когда отдельные туземцы полагали, что ОНИ избраны Высшими Силами, чтобы учить и проповедовать то, что НЕ было написано.

У них нет никакого реального представления о нас и нашем внешнем пространстве. Когда они видят наши корабли, ведущие наблюдение, они принимают их за различные природные небесные объекты или за галлюцинации очевидцев, которых в результате осмеивают и часто подвергают сомнению состояние их психики.

Они верят, что Человек создан по образу и подобию Бога и поэтому не может быть жизни более великой, чем жизнь человека. Они твердо убеждены в том, что этот ничтожный мир есть ЕДИНСТВЕННЫЙ источник жизни, даже не подозревая о том, что число населенных миров больше, чем число песчинок, которое насчитывается во всем их мире, и что их мир один из самых маленьких и незначительных.

Они верят, что ОНИ являются Хозяевами Жизни и что все животные являются их добычей, хотя продолжительность их собственной жизни позволяет им только бросить беглый взгляд на мир. По сравнению с нами они похожи на насекомых, которые живут только один день и должны успеть за это время родиться, достичь зрелости, несколько раз спариться и умереть — и все это за считанные часы. Наша средняя продолжительность жизни составляет пять тысяч лет, их — пять десятков лет.

И все это, леди и джентльмены, из-за их особой веры и их трагически неверных представлений. Именно поэтому мы игнорировали их в прошлом, но теперь наши Мудрецы утверждают, что в течение ближайших пятидесяти лет эти туземцы откроют некоторые секреты атома. И в результате они могут взорвать свой маленький мир. И тогда опасные дозы излучения могут проникнуть в космическое пространство, создав угрозу его загрязнения.

Как известно большинству из вас, Мудрецами было отдано распоряжение найти подходящего туземца — мы нашли вот этого — и обработать его мозг таким образом, чтобы он мог запомнить все, чему мы собираемся его научить. Он должен быть поставлен в такие условия, чтобы он мог передать эти знания ТОЛЬКО одному человеку, которого мы, когда придет время, поместим в этот мир, чтобы он рассказал всем, кто будет слушать, факты, а не вымыслы о других мирах за пределами этой маленькой вселенной.

Этот туземец, самец, специально подготовлен, чтобы стать реципиентом сообщения, которое будет ему передано и которое он позже передаст другому. Напряжение будет очень сильным, он может его не выдержать, поэтому давайте пожелаем ему силы, потому что, если его жизнь закончится на этом столе, нам придется опять начинать искать другого, а это, как мы уже убедились, довольно утомительное занятие.

Некоторые члены экипажа полагали, что мы должны взять туземца из более развитой страны, — того, кто пользуется хорошей репутацией среди своих товарищей, но мы считаем, что это было бы неправильным решением: дать знания такому туземцу и отпустить его к своим товарищам — значит обеспечить его немедленную дискредитацию среди других ему подобных, что существенно задержит осуществление нашей программы.

Вы, все, кто здесь находится, должны стать свидетелями этого обращения к Прошлому. Это очень редко случается, поэтому помните, что вы принадлежите к избранным.

Не успел этот Великий кончить свою речь, как поднялось очень странное шуршание и скрип. А потом раздался Голос, но КАКОЙ Голос! Это не был человеческий голос, это не был голос ни мужчины, ни женщины. Услышав его, я почувствовал, как мои волосы встали дыбом, а кожа покрылась мурашками озноба.

— Я прошу записать, что как Старший Биолог, который не несет ответственности ни за флот, ни за армию, — дребезжал этот на редкость неприятный голос, — я не одобряю этих действий. Мой полный отчет будет оформлен должным образом и направлен в Главное Управление. А сейчас я требую, чтобы меня выслушали.

Казалось, у всех собравшихся перехватило дыхание. Потом донеслись беспокойные движения, и наконец поднялся первый выступающий.

— Как Адмирал этой флотилии, — произнес он резко, — я командую этой экспедицией по наблюдению, независимо от того, какие особые аргументы может выдвинуть наш рассерженный Старший Биолог. Тем не менее послушаем еще раз аргументы оппозиции. Можете продолжать, Биолог!

Не произнеся ни слова благодарности, без каких бы то ни было формальных приветствий, медлительный дребезжащий голо с продолжал:

— Я возражаю против бессмысленной траты времени. Я протестую против любых новых попыток использовать эти несовершенные создания. В прошлом, когда их раса оказалась неудовлетворительной, они были истреблены, а планета была засеяна заново. Давайте сохраним свое время и труд и уничтожим их прежде, чем они успеют загрязнить космос.

— А есть ли у вас, Биолог, какие-то конкретные объяснения того, ПОЧЕМУ они несовершенны? — прервал его Адмирал.

— Да, есть, — ответил Биолог, и в голосе его послышалась злость. — Самки этого вида несовершенны. Их механизм воспроизведения содержит дефекты, их аура не соответствует тому, что было запланировано. Мы недавно поймали одну из них в той местности, которую рекомендовали нам как лучшую местность в этом мире. Она визжала и сопротивлялась, когда мы снимали с нее одежды, в которые она была закутана. А когда мы ввели зонд в ее тело, чтобы сделать анализ его выделений, она сначала впала в истерику, а потом потеряла сознание. Позже, придя в сознание, она увидела одного из моих помощников и его вид лишил ее разума, если они вообще им обладают. Мы вынуждены были ее уничтожить, и несколько дней нашей работы пошли насмарку.

Старый отшельник замолчал и сделал глоток воды.

Молодой монах был просто ошеломлен теми странными вещами, которые он услышал, теми странными событиями, которые произошли с его наставником. Некоторые из его описаний казались до странности ЗНАКОМЫМИ. Он не мог объяснить почему, но некоторые замечания старого отшельника вызвали странное волнение, как будто в нем воскресли подавленные воспоминания. Как будто рассказ отшельника послужил настоящим катализатором. Осторожно, боясь расплескать воду, старый человек поставил рядом с собой чашу, сложил руки и продолжал свой рассказ.

— Находясь на этом столе, я слышал и понимал каждое слово. Все страхи и сомнения покинули меня. Я должен показать этим людям, как тибетский священнослужитель живет или умирает. Движимый своей природной неосторожностью, я громко сказал:

— Смотрите, сэр Адмирал! Ваш биолог еще более далек от цивилизации, чем я, потому что МЫ не убиваем даже тех, кого считаем низшими животными. МЫ — более цивилизованные создания!

На мгновение наступила полная тишина. Казалось, зал перестал дышать. Потом, к моему глубочайшему изумлению, раздался взрыв аплодисментов, и с разных сторон послышался смех. Люди громко хлопали рука об руку, что, как я понял, было признаком выражения одобрения. Раздались крики восхищения, а какой-то стоявший рядом со мной работник нагнулся и прошептал:

— Молодец, Монах, молодец. Теперь больше ничего не говори, не искушай судьбу!

Заговорил Адмирал.

— Вы слышали, что сказал туземный Монах. К моему удовлетворению, он продемонстрировал, что действительно является разумным созданием и вполне пригоден для выполнения порученной ему задачи. И я, э-э, полностью одобряю его замечание и включу его в свой отчет, который буду отправлять Мудрецам.

— Я не участвую в эксперименте, — огрызнулся Биолог.

С этими словами создание — он, она или оно — с невероятным шумом удалилось из зала заседаний. Раздался общий вздох облегчения: по-видимому, Старший Биолог не пользовался у них большим расположением.

В ответ на распоряжение, отданное с помощью жеста, которого я не мог видеть, шепот стих. Послышалось легкое шарканье ног и шелест бумаги. Атмосфера ожидания стала почти осязаемой.

— Леди и джентльмены, — донесся голос Адмирала, — теперь, когда мы избавились от возражений и помех, я хочу сказать несколько слов для тех, кто впервые попал на этот Наблюдательный Пост. До некоторых из вас доходили слухи, но слухи никогда не заслуживают доверия. Я собираюсь рассказать вам, что должно произойти, что все это значит, чтобы вы лучше могли оценивать события, в которых вы скоро примете участие.

Люди этого мира разработали технологию, которая, если ее не контролировать, может их уничтожить. В процессе этой работы они могут так загрязнить космос, что это окажет вредное влияние на другие зарождающиеся миры этой группы. Мы должны этому помешать. Как вам хорошо известно, этот и другие миры данной группы — наша опытная почва для различных типов созданий.

Подобно тому как растения, за которыми не ухаживают, дичают, так и в мире животных: они могут быть чистопородными или помесью. Люди этого мира относятся к последним. Мы, кто засевал этот мир расой гуманоидов, должны теперь гарантировать, чтобы нашим другим посевам в других мирах не грозила опасность.

Перед нами туземец из этого мира. Он из той группы стран, которая называется Тибетом. Там теократия, то есть страна управляется лидером, который придает большее значение строгому соблюдению религиозных правил, чем политике. В этой стране отсутствует агрессия. Никто не ведет борьбы за земли соседа. Все они, за исключением представителей более низкого уровня, которые почти все без исключения являются туземцами, пришедшими из других стран, не отнимают жизнь у животных.

Хотя их религия и кажется нам вымышленной, они полностью ей следуют и не досаждают другим народам, не пытаются силой заставить их принять ту же веру. Они наиболее миролюбивы, и нужны очень серьезные побуждения, чтобы заставить их прибегнуть к силе. Поэтому было естественно предположить, что именно здесь мы сможем найти туземца с феноменальной памятью, которую мы сможем еще усилить; туземца, которому мы сможем внушить знания, чтобы он передал их другому, которого мы позже пошлем в этот мир.

У некоторых из вас может вызвать недоумение, почему мы не можем их передать непосредственно через нашего представителя. Мы не можем этого сделать с полной уверенностью, потому что это приведет к упущениям и искажениям. Мы уже неоднократно пытались прибегнуть к такому способу, но никогда не получалось так, как нам того хотелось.

Как вы позже увидите, значительного успеха мы добились с помощью человека, которого земляне называют Моисеем. Но даже в этом случае переданные знания не были ПОЛНЫМИ, и в них преобладают ошибки и неправильные толкования. Теперь, несмотря на возражения нашего уважаемого Старшего Биолога, мы хотим попытаться использовать ту систему, которую разработали Мудрецы.

Точно так же, как еще миллионы земных лет назад мы совершенствовали свою научную квалификацию, мы совершенствовали метод передачи Хроник Акаши. В созданной учеными системе каждый, кто находится внутри специального устройства, может видеть все, что происходило в прошлом. Настолько, насколько позволит ему его воображение, этот человек действительно ПЕРЕЖИВЕТ весь этот опыт: он сможет ВИДЕТЬ и СЛЫШАТЬ все точно так же, как если бы он жил в эти незапамятные времена. Для него все будет происходить так, как будто он действительно НАХОДИТСЯ ТАМ!

Особое приспособление, соединенное с его мозгом, позволяет каждому принять в этом участие. Он — вы — или, скажем, «мы» — должны отказаться от всех целей и намерений, чтобы существовать в пределах этого времени и этой воли, так чтобы наши ощущения, зрение, слух и эмоции принадлежали этим давно прошедшим годам, настоящую жизнь и события которых мы должны переживать точно так же, как мы переживаем все, что происходит снами здесь, сейчас, на борту этого корабля или на маленьких сторожевых кораблях, или же в наших подземных лабораториях, расположенных глубоко под поверхностью этого мира.

Я не пытался полностью разобраться в принципах, заложенных в эту систему. Некоторые из находящихся в этом зале разбираются во всем этом значительно лучше меня, и именно поэтому вы здесь и находитесь. Некоторые, кто исполняет здесь различные вспомогательные обязанности, знают меньше меня, и именно им адресованы мои разъяснения.

Вспомним, что для нас тоже существует что-то святое в жизни. Некоторые из вас могут относиться к этому туземцу с Земли просто как к лабораторному животному, но, как он уже показал, он обладает чувствами. Он обладает интеллектом и — запомните это хорошо — в данный момент для нас это самое ценное создание в мире. Вот почему он находится здесь.

Некоторые из вас могут спросить: «Но как, набив это создание знаниями, можно спасти мир?» Мой ответ — его спасти нельзя.

Адмирал сделал драматическую паузу.

Я, естественно, не мог его видеть, но предполагал, что другие испытывают то же напряжение, которое переполняло меня. Выждав несколько секунд, он продолжал:

— Этот мир очень болен. МЫ хорошо знаем, как он болен. Хотя и не знаем, почему. Мы пытаемся это узнать. Первая наша задача — это осознать, что это болезненное состояние действительно существует, во-вторых, мы должны убедить живущих в нем людей, что они больны. В-третьих, мы должны внушить им желание вылечиться. В-четвертых, мы должны точно определить, в чем природа заболевания. В-пятых, мы должны разработать лекарство, и, в-шестых, мы должны убедить людей делать то, что поможет эффективному лечению.

Болезнь связана с аурой. Пока мы еще не можем определить, почему. Должен прийти другой, посланник из другого мира, — ибо может ли человек заметить недомогание своих слепых собратьев, если он тоже слеп?

Это замечание подействовало на меня, как удар. Оно мне показалось противоречащим всему, что он говорил: я был слепым, и тем не менее они выбрали именно меня для этой работы. Но нет, не меня: я должен стать только хранилищем каких-то знаний. Знаний, которые дадут возможность другому действовать в соответствии с заранее намеченным планом. Но Адмирал продолжал свою речь.

— Наш туземец, после того как мы его подготовим и закончим с ним свою работу, будет перенесен в такое место, где он сможет прожить очень долгую (для него) жизнь. Он не сможет умереть, пока не передаст свои знания. Благодаря годам слепоты и одиночества он приобретет внутренний покой и понимание того, что он должен многое сделать для своего мира. А теперь проверим в последний раз состояние туземца и начнем.

После этого началась сильная, хотя и довольно упорядоченная суета. Я ощущал мягкие движения вокруг себя. Мой стол схватили, подняли и понесли вперед. Опять послышалось знакомое звяканье, которое возникает при соприкосновении стекла с металлом. Главный Хирург подошел ко мне и прошептал:

— Как тебе сейчас?

Мне трудно было понять КАК я сейчас или ГДЕ я сейчас, поэтому я ответил:

— То, что я услышал, не могло способствовать тому, чтобы я лучше себя чувствовал. Но почему у меня до сих пор нет зрения? Как я смогу пережить все эти чудеса, если вы опять не дадите мне зрения?

— Не волнуйся, — прошептал он, стараясь меня успокоить, — все будет хорошо. В нужный момент ты будешь видеть самым наилучшим образом.

Он сделал паузу, прислушиваясь к реплике, которую кто-то бросил ему, проходя мимо, потом продолжал:

— Вот как это будет выглядеть: мы наденем тебе на голову что-то вроде шапки из проволочной сетки. Она будет казаться тебе холодной, пока ты к ней не привыкнешь. Потом мы наденем на стопы твоих ног приспособления, которые ты мог бы назвать проволочными сандалиями. К твоим рукам уже присоединены провода.

Сначала ты почувствуешь странное и, возможно, неприятное покалывание, но это скоро пройдет, и ты больше не будешь испытывать никакого физического дискомфорта. Уверяю тебя, мы сделаем все возможное, чтобы ты чувствовал себя хорошо. Это имеет очень большое значение для всех нас. Мы все хотим, чтобы все прошло успешно: мы все слишком много теряем в случае неудачи.

— О да, — прошептал я, — но я могу потерять больше любого из вас: я могу потерять свою жизнь!

Главный Хирург остановился и повернулся в другую сторону:

— Сэр! — сказал он очень официальным тоном. — Я обследовал туземца и считаю, что он готов. Разрешите приступить?

— Разрешаю, — донесся степенный голос Адмирала. — Приступайте!

Послышался резкий щелчок и какое-то бормотание. Чьи-то руки схватили меня за шею и приподняли голову. Другие руки натянули на нее что-то, что показалось мне мешком из мягкой проволоки, который закрыл всю голову, лицо и грудную клетку. Потом раздались три странных отрывистых звука, и металлический мешок крепко затянули и привязали к моей шее. Руки удалились.

В то же время другие руки работали над ступнями моих ног. На них нанесли какой-то (Странный, скользкий, дурно пахнущий лосьон, а потом надели два металлических мешка. Я не привык, чтобы мои ноги были так стеснены» и это было, пожалуй, самым неприятным. Но мне ничего не оставалось делать. Атмосфера напряженного ожидания нарастала…

Внезапно старый отшельник, прервав свой рассказ, опрокинулся на спину. Молодой монах окаменел от ужаса и долго не мог прийти в себя, но очень скоро ощущение опасности заставило его действовать. Он быстро вскочил на ноги и принялся шарить под камнем в поисках спрятанного там лекарства, приготовленного как раз для такого случая.

Отвинтив крышку дрожащей рукой, он опустился перед старым человеком на колени и влил несколько капель через его ослабевшие губы. Очень осторожно, стараясь не пролить ни единой капли, он закрыл пузырек и положил его на место. Уложив голову отшельника себе на колени, юноша стал мягко поглаживать его виски.

Постепенно смертельная бледность стала отступать. Очень медленно старый отшельник начал приходить в сознание. Наконец он приподнял дрожащую руку и произнес:

— А-а, ты сделал все как надо, мой мальчик, ты сделал все как надо. Теперь я должен немного отдохнуть.

— Почтенный, — сказал молодой монах, — отдыхай, я приготовлю тебе горячий чай, у нас еще осталось немного сахара и масла.

Он заботливо положил под голову старца свое сложенное одеяло и поднялся.

— Я пойду вскипячу воду, — сказал он, поднимая жестянку, которая еще была наполовину заполнена водой.

Снаружи, в холодном предвечернем воздухе, было как-то странно думать о тех удивительных вещах, которые он услышал. Странно, потому что многое из этого казалось… ЗНАКОМЫМ. Знакомым, но забытым. Это было подобно пробуждению от сна, только память об этом времени устремилась назад, вместо того чтобы расплыться, как это обычно бывает после сна.

Угли костра еще были раскалены. Он быстро подбросил в него мелких веток, и над костром поднялось голубоватое облако дыма. Легкий ветерок блуждал по горному склону, то окутывая молодого монаха клубами дыма, то унося дым прочь. Дым разъедал глаза и вызывал кашель. Когда костер опять разгорелся, он осторожно поставил жестянку в самую его середину, рядом с ярким пламенем. Потом он вернулся в пещеру, чтобы проверить, как чувствует себя старый отшельник.

Старый человек продолжал лежать, но было видно, что ему значительно лучше.

— Мы выпьем чаю и съедим немного ячменя, а потом я буду отдыхать до утра, мне необходимо сохранять свои угасающие силы, иначе я могу умереть, и моя задача останется невыполненной.

Молодой монах опустился перед старцем на колени и посмотрел на его истощенное тело.

— Все будет, как ты скажешь, Почтенный, — ответил он. — Я пришел, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке, а теперь я схожу за ячменем и позабочусь о чае.

Он мягко поднялся и отправился в конец пещеры к хранящимся там запасам. Он уныло посмотрел на ничтожное количество сахара, оставшееся на дне мешка. Еще большее уныние вызвал у него крохотный кусочек масла. Чаю было достаточно, нужно было только встряхнуть брикет и выбрать негодные веточки и листья. Ячмень тоже был в достаточном количестве.

Молодой монах решил отказаться от сахара и масла, чтобы больше досталось старцу.

В жестянке на костре весело кипела вода. Молодой монах всыпал чай, энергично его размешал, потом, чтобы улучшить вкус, добавил щепотку буры. День клонился к закату, солнце быстро садилось. А еще нужно было переделать много работы. Надо принести еще дров, принести воды, к тому же он в течение дня не делал никаких физических упражнений. Повернувшись, он поспешил в сгущающийся мрак пещеры. Старый отшельник сидел в ожидании чая. Он бережно всыпал небольшое количество ячменя в свою чашу, положил туда маленький кусочек масла, потом протянул чашу юноше, чтобы тот налил туда чаю.

— Такого наслаждения я не испытывал больше шестидесяти лет, — воскликнул он. — Я думал, что мне и не захочется ничего после всех этих лет. Я сам даже не мог разжечь костер, однажды попробовал — и моя мантия попала в огонь. У меня до сих пор сохранились следы ожогов, хотя они уже и зажили. Прошло несколько недель, прежде чем они зажили. Да ладно, что-то я пытаюсь себя пожалеть!

— У тебя есть преимущество, Почтенный, — рассмеялся молодой монах. — Свет и тьма ничего не значат для тебя. В этой темноте я разлил свой чай, потому что я его не вижу.

— О! — воскликнул старец. — Возьми мой.

— Нет-нет, Почтенный, — ответил юноша с нежностью в голосе, — у нас его достаточно. Я сейчас налью себе еще.

Какое-то время они сидели молча, потягивая чай. Потом молодой монах поднялся и сказал:

— А сейчас я пойду принесу еще воды и веток для костра. Могу я взять твою чашу, чтобы вымыть ее?

Юноша направился к выходу из пещеры, неся опустошенный жестяной сосуд и две чаши в нем. Старый отшельник сидел, выпрямив спину и ожидая, как он привык ожидать много прошедших десятилетий.

Солнце уже опустилось за горизонт. Верхушки горных пиков еще купались в его золотых лучах, на глазах молодого монаха постепенно приобретая пурпурный оттенок. Глубоко внизу, на затененных склонах горной гряды, одна за другой вспыхивали светлые точки — это зажигались масляные лампы в далеких монастырях Равнины Лхасы.

Еще ниже, в долине, вырисовывались темные очертания монастыря Дрепунг, напоминающие обнесенный стеной город. Отсюда, со склона горы, молодому монаху хорошо был виден Город, монастыри, мерцающая поверхность Счастливой Реки. На противоположном склоне была видна Потала и Железная гора, которые, даже несмотря на большое расстояние, выглядели очень внушительно.

Но нельзя было терять время зря! Молодой монах, отругав себя за медлительность, поспешил к озеру по быстро темнеющей тропе. Он старательно вымыл и вычистил песком обе чаши и сосуд для воды, торопливо зачерпнул полный сосуд чистой воды и направился обратно, волоча за собой большую ветку, которую не смог захватить в прошлый раз, так как был сильно нагружен.

Ветка была большой и тяжелой, и он остановился на минуту, чтобы перевести дыхание: далеко впереди, на горном пути, ведущем в Индию, вспыхивали мерцающие огоньки — это караван купцов разбивал свой ночной лагерь. Ни один купец не отправится в путь ночью.

Сердце юноши сильно забилось. Завтра купцы опять медленно двинутся в путь по горным тропам и, без сомнения, прежде чем отправляться в Лхасу, разобьют лагерь на берегу озера. Чай! Масло! На лице молодого человека появилась радостная улыбка. Он с новыми силами взялся за свою ношу.

— Почтенный! — позвал он, входя в пещеру, — Я видел купцов на горной дороге. Может быть, завтра мы получим масло и сахар. Я буду внимательно за ними наблюдать.

Старый человек усмехнулся.

— Хорошо, а теперь спать, — бросил он. Молодой человек помог ему подняться и положил его руку на стену. Нетвердой походкой старец вошел во внутреннюю часть пещеры.

Молодой человек опустился на песок и выкопал углубление для своей бедренной кости. Некоторое время он лежал, обдумывая все, что услышал от старого отшельника. Правда ли, что люди — это всего лишь сорная трава? Просто подопытные животные?

«Нет, — подумал он, — некоторые из нас проявляют столько энергии в самых трудных условиях, и наши лишения толкают нас вперед и выше, потому что на вершине всегда найдется место!»

С этими мыслями он крепко уснул.