Речь

Итак, речь пойдет о речи. Здесь вполне резонно было бы предположить, что это и есть наша задача. А почему бы и нет? Может быть, развивая свою речь, мы, наконец-то, создадим то самое слово, которое все объяснит нам, изменит нас и сделает достойными Его? Задача, как поиск слова, которое изменит весь мир, объясняя его смысл и наше в нем место?

Не похоже. Во-первых, такое слово, которое все объясняет и должно все в нас изменить, уже есть, и это слово - Бог. Оно все объясняет, но ничего не изменяет ни в нас, ни в нашем мире. А другого слова нам не найти, сколько бы мы не искажались в этих поисках.

Во-вторых, не слово рождает новое содержание, а новое содержание рождает новое слово. Не имея о чем-то понятия, не создать о нем и слова. Если человек не знал ничего об электронах, то и слова этого не было и не могло появиться. Слово "телевизор" не могло появиться в Х1Х веке и изменить мир настолько, чтобы он сузился до размеров диагонали этого прибора. Все произошло как раз наоборот. Если что-то должно изменить нас и мир, то это должно быть на уровне понятий, а присвоим мы ему слово или не присвоим, и какое это будет слово по произношению, - вторично.

И, в третьих, совсем не похоже, что мы, как человечество в совокупности, занимаемся развитием языка и речи на протяжении всей своей истории. Скорее, наоборот. Здесь можно предвидеть как минимум удивление обыкновенного читателя и, как максимум, возмущение читателя-лингвиста. Но нас ничто не должно удерживать от подобного утверждения, поскольку наука не знает ни одного примера развития и усложнения языка! То, что происходит с языками на протяжении столетий, принято называть "развитием". Используется благородное слово для обозначения совсем не благородного дела. Но если мы нарушим научный этикет, и откажемся от этого слова, то увидим, что король не только голый, но и ему становится все хуже и хуже. Действительно: происходит смешение языков, видоизменение оборотов речи, взаимопроникновение словообразовательных приемов от одних народов к другим, но нигде нет никаких документальных источников, повествующих нам о развитии какого-либо языка.

Есть множество свидетельств о том, что люди сначала швырялись друг в друга в различных целях подручными камнями, затем стали насаживать эти камни на палки, повышая избирательность и точность поражения. Затем пошли в ход дубинки, мечи, топоры, копья, луки, арбалеты, мушкеты, пистолеты, ружья, нарезные ружья, пушки, гранаты, мины, самолеты, танки, автоматы, минометы, и, в конце концов, пришла атомная бомба, которая не избирательна и не точна, но настолько убедительна своими аргументами, что снимает все глупые вопросы о точности и избирательности. Вот - развитие и усложнение. Оно видно. Атомная бомба, конечно, не так изящна, как кавалерийская атака, но это и не попытка проломить камнем череп или откусить обидчику нос. Это даже не настойчивые тычки шпагой в разные места юркого противника. Это - прогресс! Так же точно можно сказать и о любом другом виде деятельности человека, кроме … речи.

Не собрано ни одного научного свидетельства о том, что древние смешные люди когда-то говорили очень односложно и упрощенно, а потом стали разговаривать все лучше и лучше, все успешнее и успешнее, непрестанно этому радуясь. Совсем наоборот - древние языки, как ни странно, всегда сложнее и выразительнее того, что из них получилось со временем. Современным языкам по этим показателям до древних языков очень и очень далеко.

Нет также ни одного свидетельства и о том, что когда-то развивалась письменность. Все письменные источники, какими древними они бы не были, выглядят в строго законченном виде и тоже всегда в более сложном варианте, чем они стали позднее. Никакой промежуточной, развивающейся, формирующейся письменности не обнаружено.

Похоже, что стереотип развития этой формы деятельности (речи) человека перекинулся на нее с других форм его деятельности. Если человек от купальников, имеющих когда-то вид облегченных боевых доспехов, перешел сегодня к бикини, то предполагается, что и во всем остальном людской род также мудро и совершенно прогрессирует во времени. На самом же деле никаких научных доказательств не только того, что речь прогрессировала, но и того, что человек вообще сам создал свою речь и свою письменность, - нет.

Может быть, к моменту исторических свидетельств этих языков и письменностей они уже окончательно развились усилиями человека, а более глубоко в историческую даль просто не представляется возможным заглянуть? В этом-то нас повсеместно и пытаются убедить. Но в это трудно поверить. Хоть какие-то доказательства эволюционного развития речи и письменности должны были бы быть. Но их нет. Ни одного! Что нового не найдут археологи, все абсолютно завершено по форме. Ну, а если таких доказательств нет, то всего разумнее предположить, что Бог дал человеку и готовую речь и готовую первую письменность. А, в таком случае, это вообще не может быть нашей задачей, поскольку после Него нам здесь уже делать нечего. Хотя, в любом случае, мы подошли к моменту, когда не помешает доказать или то, или иное.

Если принимать ссылки на то, что времена дикости были очень давно, и невозможно достоверно утверждать, что в тот период язык человека был таким же совершенным как наш, то мы ответим: эти времена совсем не так далеко, как нам говорят, а совсем даже и рядом. По соседству с нами. Достаточно обратиться к абсолютно диким племенам Африки, Азии, Австралии или Амазонии. Эти люди живут почти стаей, на самом раннем уровне первобытнообщинного строя, следовательно, их язык должен быть почти языком животных. Что же на самом деле обнаруживают лингвисты в этих племенах? Они обнаруживают, что примитивных языков нет. Разговоры о скудном словарном запасе членов племени "мумбо-юмбо" - выдумка потешников от художественной литературы. Язык этих племен, не прикрывающих даже своих половых достоинств одеждой, своей сложностью и выразительностью создал бы у этих литераторов, при сравнении с языком их творений, комплекс неполноценности. Как и сравнение половых достоинств. Это всегда богатые, точные и красочные языки, с превосходно развитой лексикой. Что же касается письменности, то те племена, у которых ее нет, даже и не пытаются что-либо изменить в связи с этим! Более того, выяснилась совершенно удивительная вещь, когда многие племена письменность имели, но утратили! За ненадобностью. Это народы Конго, Анголы, или, например, инки. Если она им сейчас не нужна, эта треклятая письменность, то, что могло бы заставить их изобрести ее раньше? На всякий случай, что ли?

О том, что речь не могла создаваться эволюционно, говорит и строение ушной раковины человека. Ее форма и ее складки, по исследованиям биологов, созданы для улавливания именно частот человеческой речи! При одновременном звучании нескольких источников шумов ухо лучше и чище услышит именно звук человеческой речи. Не по избирательной команде мозга, а по своему биологическому строению! Одновременно эти два процесса (развитие речи и надоевшая уже эволюция человека) идти не могли. Уши у людей одни и те же на протяжении тысяч лет, и были такими до возникновения речи, и что: они созданы естественным отбором для того, чтобы улавливать то, чего еще нет? В таком случае, эволюция большой провидец. Очевидно, что такой факт говорит о том, что уши изначально были созданы под то, чтобы распознавать самым оптимальным образом речь другого человека, а не просто набор звуков. Появилась речь в готовом виде сразу или в таком же готовом виде она появилась потом, но она обязательно должна была иметь готовый вид, потому что для этого готового вида были готовы специально под него задолго приспособленные уши.

Далее. В Москве живет девочка Наташа Бекетова. Она с младенчества (!) знает около 120 языков, и все это или языки мертвые, или диалекты, о которых ученые даже не подозревали. Наташа помогает японистам разобраться в древних иероглифах и свободно читает этрусские таблицы. Для того чтобы прочитать несколько слов этрусских таблиц ученым необходимо около месяца перебирать различные варианты звучания этих слов, потому что никто не знает какие звуки обозначают буквы этих таблиц, и как это должно звучать. Бекетова читает моментально, не задумываясь, а ученые потом на компьютерах останавливаются своими методами на нужном варианте, и выходит, что девочка всегда права, всегда точнее их и всегда дает правильный перевод. Лингвисты с удовольствием пользуются ее услугами, но не могут придать своим результатам законного статуса, поскольку, как лингвисты, то есть, представители науки, они же и утверждают, что всего этого не может быть. Факт на лицо, но этого быть не может. Что заставляет лингвистов не принимать во внимание самые достоверные факты? Не каприз. Лингвистика утверждает, что знание языка на таком свободном естественном уровне требует непременно того, чтобы человек мог этот язык услышать. А поскольку носителей языков, которые знает Наташа Бекетова, на земле давно уже нет, то возникает сомнение в том, что она их знает, хотя, несомненно и то, что она их, все-таки, знает. Бюрократия, как видим, также успешно использует принцип дополнительности.

Итак, - услышать. Это говорят и сами лингвисты. Тогда от кого древний человек мог услышать свой язык? Носителей его в то время, если сам человек предварительно и повсюду, куда ни обратись, был нем, тем более не было. Услышать было не от кого, кроме, как от Бога или от его посредников. Но мы далеки от предположения, что Бог кому-то задиктовал первые слова и обороты речи. Наташа Бекетова говорит, что каждый язык - это живое существо, и оно целое и гармоничное, это существо, и если она его знает, то знает полностью и сразу, и никогда не учила ни одного языка. Если в наше время каким-то нефизическим способом одна девочка получила 120 языков, то мы вполне можем говорить и о том, что когда-то тем же способом один человек мог получить один зык, а от него могли его услышать остальные. Пусть это происходило очень давно, но разве снимает давность того времени абсолютную истинность с того, что Бог дал Бекетовой в ХХ веке? И разве то, что произошло в ХХ веке без помощи научно-технических достижений этого века, (вообще без вмешательства любых научно-технических фокусов!), не могло произойти 60 или более веков назад? Ответ ясен, и он говорит о том, что у нас есть вполне научное и фактическое доказательство нашей версии получения языка от Бога, а у наших оппонентов - ни одного противоположного. Их позиция - не научна.

Для того чтобы говорить, предварительно нужно мыслить. Здесь опять некоторые удивятся, а некоторые возмутятся. Удивятся простые читатели, которые считают, что можно сказать и, не подумав. Это бывает. Здесь мы согласимся. Возмутятся же опять лингвисты, которые считают, что мышление не может предварять языка, поскольку мы думаем словами, причем, словами того языка, который считаем своим родным. Но вот здесь мы не согласимся, хотя нет ничего поразительнее, чем живучесть такого представления о нашем мышлении! Лингвистика - очень сложная наука. Если мы начнем в нее внедряться, то столкнемся не только со сложными терминами, которых не перечесть, но и даже с формулами. Как у высшей математики. В формулах будут надстрочные и подстрочные знаки, наборы латинских букв, расставленные по правилам факториалов, скобки всех видов, от обычных, до фигурных, и еще множество значков и символов, которые так и будут пестреть перед нашими глазами и говорить - тут тебе не халам-балам, а наука Лингвистика! И вся эта фантасмагория символов и знаков будет постоянно доказывать, что мы думаем словами, что речь и мышление развивались одновременно и, что не будь речи, не было бы мышления, и наоборот.

В ответ на это, прежде всего, хочется задать всего один вопрос, на который ни в одной книжке по языкознанию нет ответа - а как же глухие? Как глухонемые? Вспомним Герасима! Он речи не знал, читать не умел, даже на пальцах не изъяснялся! Но все понимал. Немного по-своему, за что Му-Му и пострадала, но понимал. Идиотом не был. Хотя, спроси мы его - зачем собачку угробил? - он бы нам не ответил. И не потому что говорить не умел.

Дети растут обычными детьми, играют, познают мир, проявляют характер и выражают конкретное отношение к происходящему, не зная речи. Сначала они становятся вполне умненькими, а потом начинают говорить.

Есть такой человек - Скороходова Ольга Ивановна. Она является научным сотрудником исследовательского института дефектологии. Автор ряда научных работ и литературных произведений. Одно из них называется "Как я познаю мир". Ольга Ивановна от рождения глухая, немая и слепая. Она не только не может услышать речи, но и "увидеть" ее в сурдоварианте не может. Откуда у нее возникло мышление, чтобы какими-то сложными способами научиться выражать свои мысли и понимать чужие? Откуда взялись мысли без слов?

И, наконец, если мы мыслим словами, то откуда все затруднения по передаче наших мыслей? Чего палить мозги над проблемой выражения своей идеи в слове, если достаточно просто произнести вслух те слова, которыми "подумал"? "Понимаю, но словами выразить не могу" - кому не знакомо это состояние? А чем тогда понимаю, если словами выразить не могу то, что понимаю?

Все это мы говорим только для того, чтобы задать еще один вопрос: если мышление, как мы убедились, появляется раньше речи и независимо от речи вообще, то какой самый простой физиологический способ общения между думающими людьми, которые еще не знают, что можно из звуков составлять слова? Конечно - жесты и знаки. Это проще и удобнее. А какой - самый сложный? Можно ответить, что - телепатия, но это не физиологический способ. Из физиологических самый сложный, - говорение! Врачи подтвердят, что научить говорить человека, которому вернули слух, сложнее, чем вернуть сам слух. Гортань не произносит нужных звуков, а язык не совершает нужных движений. Это целый подвиг - научиться говорить! И это при том способствующем обстоятельстве, что голосовые связки и все прочие органы речи у человека намного тоньше и подвижнее, чем у обезьяны! И это при имеющемся готовом для слуха и подражания языке доброжелательных окружающих людей! А изнурительно насиловать гортань и учиться произносить некие членораздельные звуки, сидя где-нибудь в углу пещеры, чтобы потом придумать слова, из которых эти невероятные звуки будут складываться - такое можно себе представить?

И последнее: чтобы слушать того, кто первый начнет произносить какие-то диковинные звуки, сначала нужно в мышлении иметь представление о том, что таким образом вообще могут передаваться сообщения! Иначе это будет просто отпугивать, а то и считаться неприличным, как другие некоторые звуки, которые человек издает непроизвольно. Даже если придет умелец, придумавший язык и пожелавший научить ему свое племя, то в голове у каждого члена этого племени должно иметься понятие о том, что он с тобой разговаривает, а не просто пугающе странно стрекочет, как кузнечик. Надо знать, что звуки могут иметь содержание слога, а слог может образовать слово, сложившись с другими слогами. После этого надо догадаться, что полученное слово может выражать собой не просто интересное нагромождение звуков, а какую-то идею, и если несколько таких идей сложить вместе, то получится одно предложение с одной обобщающей идеей. Скорее всего, никому не удалось бы создать даже и одного слова, поскольку их убивали бы добросердечные соседи по пещере уже на стадии осваивания произношения простых звуков "у" или "з".

К тому же, если дикий человек создавал язык, то этому должна была быть необходимость и потребность. Какова могла быть потребность для создания языка у человека того времени? Какие преимущества он ему дал бы? Интересно посмотреть.

Во-первых, язык это то, что разъединяет людей. Считается, что наоборот, но, по-видимому, это ошибка. Язык дает известную самостоятельность для выражения своего понимания событий и предлагаемого варианта действий каждым членом племени. Это нужно? Для охоты - совершенно не нужно. Один командир и его единственно правильный маневр, который должны повторить все, решает больше, чем любое горячее обсуждение планов. Волки вполне успешно охотятся совместно без всякого языка общения. Если бы волки потеряли навык понимать друг друга наитием и перешли бы к свободным формам речевого изложения своих намерений и планов, то им, в конце концов, пришлось бы обедать и ужинать друг другом.

Во-вторых, и мы говорили об этом выше, охота и выживание требует тишины. Чтобы всех врагов было слышно, а тебя не было слышно, чтобы одна нечленораздельная команда превращала стаю в долю секунду в один организм, совершающий одно единое действие, нужно чтобы речи не было. Болтовня даже одного умника в таких случаях только вредит. Однако и обезьяны, случается, кричат, и очень громко. Зачем? Напугать врага. Чем громче кричим, чем истошнее это делаем, чем самозабвеннее надрываемся, тем яснее нашему врагу, - нас много и мы решительные. И в этом случае природа бы развивала только страшный крик, а никак не способ деликатного убеждения противника длинными тирадами.

Человек мог кричать не только на врага, но и на своего соплеменника. Так решаются споры и сейчас. Но тогда аргументы были проще и естественнее - кто сильнее, тот и прав. А сила не доказывается витиеватыми угрозами в будущем времени, достаточно громко и грозно возопить, то есть, дать понять, что именно сейчас будут неприятности и - в природе любого человека заложено биологическое понятие о том, что тот, кто крупнее, имеет неоспоримые исходные преимущества при таком способе разрешения взаимных претензий. Разговоры здесь были бы излишни.

При воспроизводстве мы и сейчас не очень-то разговорчивы, а те междометия, которые мы при этом издаем, вполне законченно передают все, что мы должны были бы или хотели бы сказать. Конкретные комментарии процесса в таком случае больше сбивали бы с толку и отвлекали, чем служили бы общему делу. Не будем спорить, что сказанное из души в такие моменты, выводит этот праздник на совершенно заоблачные высоты, но, все-таки, это явно не тот случай, когда стоит отвлекаться на придумывание новых слов. Если уж здесь словами пользуются, то уже готовыми, вылетевшими из сердца. Правда, перед этим женщину надо "уговорить", что предполагает определенного вида речь, но в те благодатные времена "уговоры" были очень простыми, если они вообще были. Во всяком случае, слова и тогда и сейчас, не способствуют развитию отношений, если женщина сама не хочет "уговариваться", или не боится еще больших неприятностей.

Зачем вообще нужна была речь полуобезьяне? Самое надежное, быстрое и безошибочное средство общения - у рыб. У тех, кто вообще и звуков-то не может произносить. Посмотрите, как рыбий косяк в доли секунды отворачивает в сторону на полном ходу, причем все рыбы совершают один и тот же маневр одинаково и одновременно. Беззвучно! Очевидно, что ни одно красноречие мира не заставило бы рыб отказаться от этого способа взаимодействия в пользу речи.

Самые спаянные и созидательные коллективы - это дружные семьи муравьев и термитов, где также все управление осуществляется без речи, а все точно знают, что делать и никто ни с кем никогда не ссорится. Точно также никто специально назначенный посреди тучи саранчи не летает взад-вперед и не кричит в рупор: "Давайте, сядем и поедим!", или: "Хватит жрать, полетели дальше!". Вся эта армия, по непонятным пока биологам причинам, или разом садится, доставая ложки и вилки на десятках гектарах сразу, или, не испросив счета, также в одну секунду взмывает и направляется к следующему пункту общественного питания.

Речь только осложняла бы жизнь и вредила человеку в его повседневных делах, поскольку его повседневные дела не выходили за план повседневных дел любого животного, которые и тогда успешно обходились и сейчас успешно обходятся без речи. Ему выгоднее было бы ее забыть, чем развивать. Но даже если бы речь и возникла каким-то дурным образом из потребностей человека, то она выражала бы собой только нынешнее, сиюминутное состояние человека, связанное с его текущей потребностью, а не с отвлеченными понятиями, в которых для добывания пищи и уютного обустройства и в настоящее время нет никакой пользы, не то, что в каменном веке.

В нашей же речи нет ничего, что было бы отголоском тех биологических потребностей, о которых нам говорят. В ней очень много таких слов, которые никак не связаны с проблемами выживания или добывания пищи. Именно эти слова наиболее многочисленны и употребимы, а самые простые слова, которые необходимы нам и по сей день, например, для ориентации в пространстве, отсутствуют. Даже сейчас нам недостаточно одного понятия "сзади". Что это значит: сзади справа или сзади слева? Выше или ниже пояса? Близко или далеко от нас? Живое или неживое? Движется оно или стоит? Движется оно к нам, или пусть себе движется по своим делам? Больше оно нас, или меньше? Представляет угрозу для нас или нет? То же самое можно сказать и о понятиях "слева", "справа", "впереди", "вверху". Сами по себе они ничего не выражают, кроме общего направления. Надо еще повернуть голову, посмотреть, оценить. Разобраться, принять решение. Затратить на все время. Если древний человек хотел жить и создавал для этого речь, то это, несомненно, были бы слова, отражающие все нюансы не только местоположения замеченного кем-то объекта, но и нюансы самого объекта, которые могут повлиять на твою продолжительность жизни, поскольку ты объекта еще не увидел. В этом случае, для спящего питона, висящего справа сзади над головой на ветке дерева, было бы одно "сзади" (смотри - не разбуди!), а для кабана, кидающегося слева сзади с увеличивающейся скоростью, было бы совсем другое "сзади" (немедленно уходи с поворотом вправо!). Такие бесполезные для себя слова, как просто "сзади" или "слева", человек не стал бы создавать. Они к нему пришли в той достаточной точности, которая делает жизнь опаснее, но интереснее. Причем этот интерес - не в интересах человека, поэтому и авторство слов, обеспечивающих этот неинтересный человеку интерес, полагается относить не к человеку.

В самой основе речи нет логически предполагаемой базы, на которой она естественным образом должна была бы строиться, создавай ее человек. Например, человек, создавая слова о цветах, не стал бы создавать для этого абстрактные понятия: зеленый, белый, черный, красный и т.д. У всех этих цветов есть мощная природная база для названий, которая почему-то ни одним народом не используется. Ни в одном языке нет понятия "травяной", как зеленый, "облаковый", как белый, "кровяной", как красный, "небовый", как голубой и т.д. Что естественнее было бы при первых попытках общения, чем передавать понятие о цвете с помощью того, что под рукой - травы, неба, крови, облаков, луны, ночного неба, засохшей травы? Наверное, всегда легче было бы быть понятым, если сказать для первого раза: "на вид, как трава", чем для этого же раза сказать "зеленый", а затем доказывать, что имел в виду при этом не что-то плохое про вашу маму, а только - "на вид, как трава".

Слишком много в речи отвлеченных от природных факторов слов и понятий, чтобы предполагать, что они случайны и продиктованы окружающей обстановкой того времени. Верх нигде не произносится, как что-то, связанное с положением головы или неба, так же, как и "низ" нигде не имеет связи в корнях с ногами или землей. Зачем такие абстракции, если есть свое тело, земля и небо, от общепонятного всем положения которых в пространстве можно легко ориентироваться при передаче информации? Где логика в том, что "горячий" имеет иной корень, чем огонь? "Теплый" не связан корнем с солнцем, а мокрый не связан со словом "вода"? Никакой распознаваемой человеческой логики нет ни в каких формированиях речи. Логической связи между корнями просто невозможно установить везде и всюду. Например, гром - огромный - греметь. Гром должен "грометь", а не "греметь", а греметь должен не гром, а "грем". А при чем вообще "огромный" и "громадный" в связи с громом, хоть греми, хоть громи, - никогда не разберешься. Ноги вообще должны быть "пешами", потому что передвигаются на них "пешком". А если оставить их все же "ногами", то следует не "бежать", а "ножить", то есть, быстро передвигать ногами, а не "бегами". А если, все-таки, мы будем бежать, то будем подразумевать - срочно искать убежище? Но тогда, как быть, если бежать не спасаясь, а просто в целях торопливости? Это ведь совершенно разные вещи - бежать убегая, и бежать, торопясь урвать поцелуй. Почему так получается? Сама речь отвечает собой на это "почему" и говорит, что она отталкивается не от конкретных предметов природы или от знаковых органов человека, а от какого-то абстрактного источника абстрактных понятий, логика которых не человеческая, а высшая.

Если речь создана человеком, то мы знаем, на основе чего создается все, что нами создается. Этой основой является логика, последовательность действий, методов и понятий, каждое из которых имеет свой смысл только тогда, когда выходит из смысла предшествующего ему действия, метода или понятия. Если человек создает машину, то размер и количество зубцов шестеренки в ней будет определяться особенностями того механизма, который будет предавать ей движение. Сам этот механизм имеет именно этот вид, поскольку его определяет размер, устройство и принцип действия привода. Привод будет именно таким, а не другим только потому, что источник энергии выбран, скажем, электрический, а не механический. А источник энергии выбран исходя из необходимой мощности предполагаемой машины и соотнесения пользы от ее работы с затратами на совершение этой работы. Сама работа вызвана необходимостью решения какого-то производственного цикла некоей большой задачи. Сама задача… и т.д. От шестеренки можно перейти к планам развития государства на ближайшее десятилетие, а от этих планов, - к шестеренке. Логика подскажет. Человек создавал. А теперь попробуйте логически объяснить: почему "пошла" - прошедшее время, а "пойдет", - будущее? Если вы предварительно докажете логически, что "пойти" - это неопределенная форма. Объясните логически, почему "из" и "в" являются служебными словами, выражающими встречное направление действия? Почему родителя мужского пола зовут "отец", а женского, - "мать", а не наоборот? Где логика, что дед - это грубо, дедушка - это ласково, а дедок - амикошонство? Как логика может объяснить, что эти изменения слов изменяют самый смысл их применения? Если закутанный в шкуры дикарь находил этому обоснования, (а по-другому человек не может ничего создавать), то почему мы, такие цивилизованные, не можем проследить его логики? Значит, опять - при создании речи обошлось без человеческой логики. Иначе мы ее нашли бы.

Здесь возможно возражение, что, например, художники-абстракционисты тоже люди, а творят без логики. Мы согласны, но, стоя у картины такого художника, мы, сколько бы нас не было, будем понимать каждый свое. Общения и передачи мыслей на основе свободных форм искусства не произойдет. Каждый подумает о своем, причем неизвестно: думал ли вообще сам художник о том же, о чем подумал каждый. Речь - средство общения. Мы понимаем друг друга. На основе чего? Давайте искать логику, если без общей логики, как мы видим, каждый остается при своих понятиях! Но логики в формировании речевых единиц мы не находим. Опять речь является перед нами, как явление сверхлогическое, то есть, сверхчеловеческое, не физиологическое, а божественное, богоданное.

О том, что потребность в речи у человека не биологическая говорит и то обстоятельство, что когда человек от рождения не слышит речи, то он остается немым, будучи вполне способным слышать и говорить. Неизвестно доподлинно, было ли это на самом деле, но есть некоторые данные о том, что где-то в Индии некогда был проведен эксперимент над детьми, которых с детства воспитывали только глухонемые няни и прислуга. Цель этой жестокой затеи была проста - определить, какой язык данной местности является истинным, божественным, самым настоящим, пришедшим с неба, а не придуманным человеком. Ожидалось, что дети заговорят на одном из приоритетных языков религиозных обрядов, или на неведомом языке богов. Дети выросли нормальными и веселыми, но… немыми. Имел место этот факт или не имел - подтверждений документального характера найти не удалось, но он везде приводится лингвистами в доказательство того, что речь возникает только при слуховом восприятии. Хотя нам тут ясно и другое: биология ни при чем. Она не создает речь из своих потребностей, даже если есть коллектив, объединенный одними интересами и задачами.

О том же говорят и те случаи, когда нормальные дети глухонемых вырастают так же немыми, если рядом нет никого из говорящих. Были случаи, когда различные религиозно одержимые родители уходили в тайгу или в лес от искушений человеческого общества, уводя с собой детей. Там обмен словами сводился до минимума, в итоге, спустя несколько поколений, вырастали дети, которые не говорили, потому что и взрослые рядом с ними тоже этого уже не делали. Но полное отсутствие даже понятия о речи никак не сказывалось на их способности жить разумно и хитро в трудных условиях тайги или джунглей, (это к вопросу о связи речи и мышления), и, самое интересное, что - где та биология, которая создает речь своими потребностями, если она даже не может эту речь просто перенести из поколения в поколение без настоятельного подталкивания к этому условий цивилизации? Если, выпадая из цивилизации, человек забывает речь, то, как он может ее создавать вообще до цивилизации?

Теряют способность говорить и те несчастные, которые попадают в условия одиночества на несколько лет, (кораблекрушения и т.д.). Со временем они разучиваются говорить и забывают речь, но весьма разумно радуются, когда приходит спасение. Разговаривают они после спасения с трудом, забывая половину слов, но, не теряют при этом сообразительности.

Однако основа у внешнего проявления речи все же биологическая, поскольку, хотя потребность в ней лежит и вне биологии, но форма овладения ею имеет вполне физиологические проявления. Но эти проявления имеют физическую природу уже в готовом виде, а на стадии своего оформления и становления в них происходят процессы, явно не объяснимые анатомией. Например, в некоторых местах земли, (очень часто на многонациональном Кавказе), дети вырастают сразу полиглотами. Мальчик, выросший в поселке горнодобытчиков, где в большом бараке соседи говорят на армянском, русском, грузинском и мингрельском языках, к 5-7 годам свободно говорит на всех этих языках. Но с самого малого возраста, с самых первых произносимых слов, он никогда не путает языки между собой, и никогда не говорит на субстрате из нескольких языков сразу! Ребенок, еще не понимая, что к чему вокруг него, абсолютно твердо разделяет все языки между собой, сколько бы их не было. Он никогда не пролепечет предложение, где были бы намешаны слова из всех известных ему уже языков. Это всегда будет предложение, составленное только из слов одного языка. Дитё как бы переключается где-то внутри себя с одного языка на другой абсолютно автоматически, в зависимости от возникших обстоятельств.

Это говорит, во-первых, о том, что мозг запрограммирован на изучение любого языка, а во-вторых, о том, что языки уже существуют в готовом виде где-то обособленно в закромах мозга, каждый в своей ячейке, и можно обратиться к любому из них. Для этого достаточно того, чтобы язык как бы сам открылся и активировался в качестве специфической формы-носителя понятий и образов. Чтобы язык это сделал, необходимо раздражать его ячейку постоянными посланиями его специфических форм, получаемых с помощью слуха. Чужих слов он не воспринимает и не раздражается на них, а на свои реагирует все активнее и активнее. Когда накапливается определенный уровень раздражения, происходит пробуждение языка, и он начинает жить самостоятельно, находясь в постоянной готовности переводить мышление хозяина в орфоэпические формы своего вида.

Все это вместе говорит о том, что язык существует в законченной форме, довлеющей над биологическими законами природы, поскольку ребенок не способен понять ни склонений, ни падежей, ни форм времени глаголов, ни спряжений, ни принципов работы суффиксов и т.д. Биологически, используя разум и логику, ему усваивать грамматику в возрасте одного года невозможно. Безошибочное овладение языком происходит в это время, опять же, нефизическим способом, но абсолютно надежным. Человек и затем, до конца дней, путается в грамматике и синтаксисе, не понимая ничего из того, что требует от него школьная программа, и, пытаясь всю эту муть только вызубрить. Почему-то, никто никогда не удивляется - зачем тратить столько сил, времени и нервов на изучение того, что в совершенстве уже и так знаешь к 8-10 годам? За что ставится двойка нерадивому ученику, не выучившему склонения прилагательных женского рода, если он при этом готов рассказать совершенно дикую историю о том, что непредсказуемо помешало ему уделить внимание любимым прилагательным при совершенно правильном применении всех склонений всех частей речи и при абсолютно правильном применении в своем устном рассказе всей грамматики всего своего языка!?(и еще тысячу раз "!?")!?

Почему так трудно учить грамматику родного языка? Да потому, что нет ничего труднее, чем учиться тому, что знаешь и так, но знаешь это нефизическим образом, а тебе пытаются твое органическое знание раскрыть в человеческо-логическом преломлении. Внутренняя, неподвластная человеческой логике жизнь родного языка не может сходиться с методикой ее интерпретации в виде набора правил и исключений, поэтому все эти правила и исключения совершенно не прилагаются к языку и человек остается неграмотным, зная все правила, до тех пор, пока он не начнет много читать или много общаться на уровне изложения отвлеченных мыслей и суждений, требующих поиска нестандартных словосочетаний. А сделать грамотным по учебнику нельзя. Дать русский язык в школьной программе русскому ребенку - не сводит ли судорогой брови от напряжения постичь саму нелогичность этой задачи? Как можно дать кому-либо то, что у него уже давно есть и чем он давно и успешно, не напрягаясь, пользуется? Это то же самое, что поймать в небе птицу и отправить ее на курсы правильного взмаха крыла, где ей будут рассказывать на какой фазе полета ей необходимо совершить какое движение хвостом или крылом, и где ей никогда не вылезти из бездарных двоечников, если она это просто не вызубрит, и, получив троечку, с облегчением не улетит, забыв обо всем, чему учили на курсах.

Если у ребенка овладение языком происходит нефизическим способом и скорее язык овладевает ребенком, а не наоборот, то, как это происходит в случаях профессионального изучения иностранных языков, которые происходят уже в возрасте достаточном для того, чтобы применять логику и проникновенно пытливый ум? Неужели и здесь язык выступает как самостоятельно действующее существо, которое надо не выучить, а разбудить в себе? Похоже, что так оно и есть. В настоящее время в мире существует около 3000 языков. Из них около 1200 - это языки американских индейцев, которых в настоящее время осталось около 17 млн. человек. Получается, где-то около 15 000 индейцев на один язык. Давно пора смешаться и прекратить такое дробление, образовав один общий язык, тем более, что все языки родственные. Для одного народа иметь более тысячи языков очень неудобно. Почему 15000 соседей не перемешают свой язык со своими 15000 соседями? Был бы уже один язык на 30000 человек. Теперь эти тридцать тысяч смешали бы свой новый язык с пятнадцатью тысячами других добрых соседей и уже было бы 45000 соседей на один язык. Все удобней и удобней. Все говорит за то, что согласно эволюционным взглядам, потребность и биологическая и социальная - налицо. То же самое в Дагестане. В маленькой стране, где нет и миллиона жителей, более 100 языков! Где все это время была закономерность эволюционного развития? Почему не сработала? Потому что из двух людей создать одного зачастую было бы также интересно, но это невозможно. Так и с языками. Язык может умереть, но он не может проникнуть в другой язык и стать с ним одним целым. Это совершенно разные самостоятельные существа, о чем говорит вся историческая практика.

Увидев реальные проявления характеристик биологически материального явления речи в устах человека, но, не сумев объяснить ее сущности из этой материальной и биологической формы ее проявления, нам ничего не остается, как предположить, что источник этих характеристик опять находится в нематериальном, то есть изначальном материальному. В этом случае человек не только не творец языка как такового, но и приобретая новый язык, он должен получать или готовое прирученное самостоятельное существо, или не получать ничего. Если вернуться к вопросу изучения иностранных языков и посмотреть на методы их изучения, то они следующие, и мы попробуем с ними разобраться именно в этом аспекте - выучивает человек язык головой и разумом, вмещая его в себя и подчиняя, или раскрывает его где-то у себя внутри, и они начинают сотрудничать?

1. Прямой метод изучения. Предусматривает прямое натаскивание преподавателем ученика с помощью многократного повторения слов и фраз языка, пока они не закрепятся в памяти. Он требует около 200 часов работы. Как видим, здесь нет никакого "изучения", то же самое происходит с человеком и в детстве, когда метод осваивания языка как раз самый, что ни на есть, прямой. Однако этот метод дает словарный запас и грамматические знания, но не дает знания самого языка. Человек уже все знает про язык, но еще не знает самого языка! Чтобы знать язык, нужна практика его применения, во время которой человек спотыкается на каждом слове и на каждой фразе до тех пор, пока не перестанет составлять в голове грамматические конструкции языка и подыскивать его правильные обороты. Как только он махнет на все это рукой, он тут же семимильными шагами начнет входить в язык и говорить на нем совершенно свободно. Язык становится "выученным" тогда, когда отменяются все логические обоснования его закрепления в голове! Единственными обстоятельствами, связанными с успешным применением доселе неведомого языка, которые заставят его носителя теперь краснеть, будут только его нынешние ответы на контрольные вопросы его преподавателей по грамматике. Не говорит ли это о том, что методы работы нашей творческой логики не могут освоить языка только потому, что сам язык был создан не этими методами? То есть, без нашего творческого участия? Наши знания ничего не дают нам для приручения языка, они нас только знакомят с его повадками. Понятный и предсказуемый он живет вне нас до тех пор, пока мы не перестаем его логически понимать и методически прогнозировать, пока не впустим его в себя естественным и отрешенным от логики образом. Ткач может научиться класть кирпич, потому что приемы того и другого ремесла свойственно создавать человеку. Человек не может выучить язык по грамматическим таблицам и словарику, потому что ему не свойственно его создавать. Он может его только получать, Он его и получил от своих родителей, и, потянувшись к новому языку, так же его получает на каком-то моменте своего стремления к нему.

2. Лингафонный метод с помощью дисков или кассет. Этот метод дает более свободную форму выбора времени и настроения, чем предыдущий, но все, что относилось к первому методу, относится и ко второму. Разница только в том, что ехидный преподаватель заменяется здесь на неиссякаемо терпеливые технические средства.

3. Ускоренный метод. Это уже более продвинутый метод, при котором грамматика не изучается совсем, поскольку "польза" от этого изучения была замечена уже давно, как весьма сомнительная. При этом методе обучающегося заставляют разговаривать, разговаривать, разговаривать, слушать, слушать и слушать. Всё это только на языке изучения. Требование одно - как можно больше общаться и как можно больше слушать музыку (!). Язык при этом осваивается быстро и правильно. Это, скорее вторая фаза первого метода, когда на основе грамматики и законов языка происходит его практическое применение, но поскольку вся вторая фаза метода обходится без его первой фазы, то ее можно считать самостоятельным методом. А первую фазу изучения грамматики и словарных слов можно просто считать играми для любознательных. Поэтому нам здесь трудно что-либо добавить и в опровержение наших выводов или в их подтверждение, ибо о второй фазе первого метода мы уже достаточно поговорили. Единственно, что нам здесь интересно, так это упоминание о развитии музыкального слуха. Это как-то способствует, и мы не будем разбирать механизма этой помощи, отметив лишь то, что музыка - это единственный вид искусства, не имеющий в своей основе материальных образов! Если для изучения языка не нашлось ничего более родственного из всех видов человеческой деятельности, кроме самого нематериального в своей основе, то это только греет нам сердце, когда мы говорим о том, что источник жизни языков тоже нематериальный.

Есть еще один метод изучения иностранных языков, но он очень специфичен, и, наверное, в наше время уже не применяется. В средние века разведчики восточных государственных образований учили язык врага, просто находясь в их присутствии, и, заставляя их целый день разговаривать. Задачей разведчика было сидеть отрешенно среди болтающих пленников и стараться не думать ни о чем, а только впускать в себя их слова. В какой-то момент, после недолгих, но напряженных часов медитации на чужой речи, язык вдруг становился понятным все больше и больше, и, наконец, становился полностью вторым языком общения. Метод сложен, но в его основе опять находится не методологический прием, а нефизический ритуал получения.

Есть еще способ изучения языка не для устного общения, а для научно-технического перевода. Для этого изучается грамматика, а затем начинается чтение прессы стран изучаемого языка. Основное требование при этом - как можно реже заглядывать в словарь и пропускать целые массивы текста, если есть хоть какое-то предположение об их смысле. Чем больше будешь догадываться, тем быстрее выучишь язык. Говорить на нем не сможешь, понимать речи не будешь, но будешь все переводить из печатных источников. Основной прием опять не усвоение, а интуиция, то есть сверхлогический путь. Подобное и должно познаваться подобным. Если язык имеет сверхлогическую основу, то и познать его можно только подобным же сверхлогическим подходом.

В заключение следует сказать, что никогда, никто и нигде не будет знать иностранный язык лучше, чем человек, получивший его с детства, когда его мыслительные способности были почти на нуле. Сцепления механизма мышления с владением языком не наблюдается никакого, следовательно, это явления не родственные, и наша умственная деятельность по созданию языка ни при чем.

Отсюда перейдем к главному - если творец языка народ, как это постоянно утверждается, то он, как творил язык, так и должен творить его дальше. Никаких причин прекращению этого занятия найти нельзя. Жизнь развивается и усложняется. Появляется множество новых понятий и даже материальных предметов, которые постоянно требуют себе присвоения новых и новых слов. Как же это происходит? А никак. Вот уже 5 тысяч лет все развитие всех языков происходит на основе уже имеющихся корней! Никаких новых слов не появляется на пустом месте. Где великий творец? Почему он перестал творить? Новых слов во всех языках единицы! Даже не десятки! Даже - менее пяти! Мы назовем их почти все. Вот они:

"лиллипут" - человек маленького роста. Придумал его Дж. Свифт в своих "Путешествиях Гулливера".

"Кодак" - марка фотоаппарата. Автор слова Джордж Истмен, американец, конструктор фотоаппаратов. Так он назвал свою первую фотокамеру. Ему всегда необъяснимо нравилась (!) буква "К". Она ему казалась важной и внушительной. Путем подбора слогов, которые вместились бы между двумя буквами "к", "кодак" и появился.

"Нейлон" - слово создавалось за вознаграждение по конкурсу одной из американских фирм в 30-е года ХХ века, открывшей новый материал. Из 350 слов, присланных почтой, выбрали слово нейлон.

Вот и все за пять тысяч лет! Пора отчислять "творца" за прогулы!

Более того, врачи-психиатры, описывая различные формы психически ненормальных состояний своих пациентов, нашли одно интересное явление, всегда присутствующее при всех формах умственного расстройства. Это - стремление и попытки создавать новые слова! Как видим, способность создавать язык принадлежит только больному разуму, нормальному человеку она вообще не свойственна биологически! Джонатан Свифт, как мы знаем, сошел, в конце концов, с ума и умер сумасшедшим. Наделение какой-то буквы свойствами важности и внушительности тоже не отнесешь к явлению нормальной психики, а само количество участников конкурса (за вознаграждение!) на составление нового слова, (350 человек), объявленного по всей стране, знаменитой тем, что каждый ее житель просыпается утром и ложится спать вечером только с одной мыслью еще и еще хоть чуть-чуть заработать, очевидно, также отражает какой-то процент населения, имеющий болезненную тягу к словообразованию. Остальные нормальны.

Если мы хотим, чтобы история человечества не была историей потомков умственно помешанного животного вида, то мы не должны говорить, что человек когда-то создавал слова. Минздрав предупреждает!

Вызывает также сомнение участие человека в создании языка и тот факт, что в языке есть синонимы. В языках полно синонимов, но сам человек на поверку обнаруживает полную неспособность к их какому-либо образованию. Он пользуется тем, что уже у него есть, хотя явления, описываемые одним и тем же словом, давно уже перестали иметь однозначный смысл. Если человек умел когда-то создавать синонимы, и, согласно этой потребности, зачем-то насоздавал "жару-зной-пекло" или "дитё-ребенка-чадо-отпрыска", или "бездну-пучину", или "бездельничать-волынить-лодырничать", или "тоску-грусть-печаль-уныние" и т.д., то где синонимы таким современным процессам, как смотреть футбол, смотреть кино, смотреть в глаза, смотреть в суть? Каждому "смотреть" в каждом случае требуется добавочное слово, чтобы уточнить процесс. Где синонимы на звонить в дверь, звонить по телефону, звонить в колокольчик? Это абсолютно разные физические действия и по назначению и по манипуляциям. Разве не проще каждому из них придумать свой синоним?

А трубка мира может быть сотовой? И нельзя ли тогда раскурить телефонную трубку? А где синонимы, например, таким интересным действиям, когда мужчина любит мужчину, а женщина женщину? Рядом с нами как-то незаметно появилось и набирает силу некое новое человечество гомосексуальной устремленности, причем раньше это считалось преступлением, потом трактовалось как извращение, затем приобрело статус психического отклонения, дальше стало безобидной слабостью, а теперь отовсюду это вообще подается нам как совершенно обыденная, повседневная и, чуть ли не обязательная, вещь. Фабулой большинства произведений искусства по-прежнему остается любовный треугольник, но он все чаще и чаще оформляется в виде формулы отношений, в которой она любит его, а он любит другого. Стыд от этой беды совершенно утерян, и в настоящее время можно с удивлением увидеть, что на больших площадках старательно поет большой мужской хор … геев (интересно, как они сдают экзамены на вступление в этот творческий коллектив?)! Скоро вообще непонятно будет, кого относить к сексуальным меньшинствам - мужчин, бегающих за женщинами, или мужчин, бегающих за мужчинами? Скорее всего, к ним отнесут женщин, бегающих в поисках мужчин и мужчин, убегающих от мужчин. Но даже этот легион проказников не может дать своим играм специфических названий, а пользуется старым.

Если безо всякой пользы создавались синонимы таким понятиям, как грусть и печаль, между которыми нет никакой разницы, то где совершенно необходимые синонимы словам цветной телевизор, черно-белый телевизор, телевизор с плоским экраном, с полиэкраном, с телетекстом, и т.д.? Где синонимы к понятиям наручные часы, карманные часы, электронные часы, кварцевые часы, часы с самозаводом, мужские и женские часы, башенные часы, песочные, солнечные, золотые? Нет этих синонимов, а, следовательно, человек не только не может образовывать в здравом уме новые слова, но не может даже из готовых слов получить что-то выходящее за их звучание. Полная беспомощность сейчас, а тогда где основания утверждать, что некогда была столь же полная способность? Синонимы - признак речи, говорящий о том, что речь произошла не от человеческих дарований.

Также невозможно объяснить участием человека наличия в его речи и омонимов. "Придется поблудить по коридорам" - это как понимать? "Взять косу и обрезать косу, выйдя на оконечность косы" - в этом какой был смысл? Зачем надо было разным понятиям присваивать одно и то же слово? Если корова отелилась, то будет теленок, а если овца окотилась - то кто? А неужели цветы "калы" пахнут калами? А можно ли кактусом называть не только растение, но и обидно кого-либо обозвать? И - хранение в анналах, это, все же, смеем надеяться, не хранение анальным способом? Положительная женщина - это та, которую можно положить? А, тогда, стойкая, - это какая? И надо ли выводить деньги, если они "завелись", как в случае с тараканами? А если есть домашние хозяйки, то есть ли дикие? А "широчайшее покрытие" в рекламе сотовых телефонов должно ли особо привлекать зоотехников, которых всегда живо заботит - насколько плодотворно бык покрывает корову? А "первые десять секунд пользования - бесплатно" в рекламе тех же сотовых компаний - можно применять в рекламе публичных домов? И почему место, где заседают депутаты, называется "палатой"? Их там, что, - лечат? А если у некоторых стран парламенты двухпалатные, то это значит, что у них эпидемия и одна палата уже не справляется? Зачем одно и то же слово присваивать разным предметам и действиям? Если кто-то первый ошибся, то почему его второй сразу же не поправил? Потому что - получили, что получили, а пользуемся, как умеем, отсюда и омонимы. Тьма таит тьму опасностей. А вот фраза, составленная полностью из одних омонимов - клубы заволокли клубы. Куда они их заволокли? И кто кого "заволок"? Тут и готовое не сразу поймешь, не то, что создашь с нуля.

Есть еще более забавные факты, когда человек не только не дотягивает до уровня своего же языка, но и забывает некоторые его части, поскольку они непосильны для его сознания. Например, только у народов, имеющих письменность, сохранились обозначения всех цветов радуги. Они записаны, и их трудно, поэтому, забыть. Народы же, не имеющие письменность, или забывшие ее, забыли вместе с ней и названия некоторых, постоянно лежащих у них перед глазами, цветов! У них не все цвета имеют свое название, а несколько (до трех сразу!) цветов могут обозначаться одним словом. Есть даже европейские языки, где слов для цветов уже не хватает! Так у древних греков слово "кюанэос" означает одновременно и синий и черный. Этот народ не был дальтоником, но и он успел уже на заре человечества забыть, как называется каждый цвет! Ладно, синий и черный, - это еще полбеды, а вот как быть с сербским "плав", которое обозначает сразу и желтый цвет и голубой? Тут-то, какие ассоциации? Развитые греки и развитые сербы уже не могли забыть этих слов, это, конечно же, произошло раньше, когда язык был только-только получен, и трудно было его усвоить полностью. Невозможно же, в самом деле, утверждать, что человек сам создал слово по самой, что ни на есть насущной практической необходимости в нем, а потом эта насущная необходимость осталась, а слово для нее - утерялось. По всему видать, что никакой связи между лексиконом, и житейскими требованиями выживания нет, поскольку, если остаются житейские требования, то куда подевались слова?

Бывает и наоборот, когда из языка уходят слова, которые вообще не могли иметь никогда никакой житейской необходимости. С одной стороны понятно - связь земных задач и слова налицо, но с другой стороны понятно и другое - если слово существовало безо всякой применимости к земным задачам, то каким образом человек вообще мог его создавать? Для чего? В качестве примера можно назвать забытое русскими двойственное числительное. Трудно сразу вообще понять - что это такое, не так ли? Однако русские когда-то имели в языке способ одним числом называть сразу два числа вместе! Естественно, что это слово утерялось, но естественно ли то, что какой-то древний русский мог создать такое слово, которое мы и сейчас не знали бы куда приткнуть? Явно, такие части речи должны приходить сверху, от Него.

Интересную в этом направлении пищу для ума дают и наречия. Как известно они являются грамматической формой речи, образованной от других частей речи. В этом случае, вроде бы, легко проследить источник появления слова и предположить, что это именно человек приложил руку к его созданию. Хорошо - от хороший, звонко - от звонкий, тяжело - от тяжесть, налегке - от легкий, вдали - от даль, задом - от зад и т.д. Однако первое, что вызывает здесь недоумение, так это то, что логика образования наречий совершенно выпадает из логики всего языка. Если наречия образуются изменением окончания на -о, -е или -и, то почему наречия не формируют из себя существительных среднего рода, как в первых двух случаях, или существительных множественного числа, как во втором случае? Весь язык просто вопит русским людям о том, что -о и -е являются окончаниями существительных среднего рода, а в это время они (русские люди) образуют слова, не являющиеся вообще существительными, именно с помощью этих окончаний! Весь язык настойчиво повторяет человеку, что окончание -и образует множественное число из существительных, а человек берет и этим окончанием образует наречие? И здесь нет никакой человеческой логики. И тут нет никакой логики. И теперь нет никакой логики. И там нет никакой логики. И всегда нет никакой логики. Чего это мы повторяемся? А того, что пусть нам объяснят - от каких слов образовались наречия "там, здесь, тут, теперь, всегда" и другие наречия, не имеющие источников в речи? Они просто с неба взяты, эти наречия, еще раз доказывая собой, что даже сама форма речи, которая по нашей логике призвана идти от частей речи, на самом деле идет сверху, от Него.

Есть еще одно соображение относительно того, что все языки имеют один источник, но не человеческий. Человек, за что он не возьмется, обязательно создает что-то принципиально отличающееся от того, что создаст представитель другого племени, взявшийся за то же самое. Биологически это один и тот же человек, но, например штаны на всех континентах совершенно разные. Если они вообще есть. У соседних народов есть ятаган и сабля, два совершенно разных не только по виду, но и по способу применения, вида оружия. Музыка арабов для нас - какофония, а наш симфонический оркестр для них - оскорбляющий эстетику шум от потеющих в концертных костюмах людей. Одни народы пашут плугом, а другие совершенно другим приспособлением, но одну и ту же землю. Один и тот же сорняк встречается то с мотыгой, то с тяпкой, то с заступом, то еще с чем то непонятным, но таким же неприятным. Даже танцы у всех народов разные. Сравните присядку и бушменский танец, танец живота и выход грузинской девушки. Если европейка поставит вазу на центр стола, то азиатка ее машинально передвинет к краю - так для нее в картине стола появляется скрытое движение к центру и это соответствует ее понятиям о том, что такое "красиво". Все отличается не только по виду, но и по самому принципу осуществления, заложенному вовнутрь творчества.

Если подойти ближе к языку, то давайте посмотрим, как по-разному проявляются расовые и национальные особенности людей при создании ими письменности. Это творчество, наиболее приближенное к языку. Это почти и есть язык, вернее его кодирование специальными знаками. Здесь мы не найдем также ничего, что повторяло бы друг друга или было хоть в какой-то степени аналогичным. Здесь и квадратное арамейское письмо, и алфавитное письмо разных народов, и слоговое (японские хиракана и катакана), и иероглифы, и арабская вязь, и месопотамская клинопись, и грузино-армянские крючочки, и черточки санскрита и узелки инков и Бог еще весть что. Пишется все это и слева направо, и справа налево, и сверху вниз группами и сверху вниз строками и по всякому. Каждый народ создал себе письменность полностью отличающуюся по принципу кодирования языка от других письменностей! Это все потому, что существует расовое и национальное мышление, которое проявляется не только в мировоззрении и эстетике творчества, но, как видим, и в преобразовании речевых форм языка в зрительные формы. А теперь вопрос - если мышление у всех людей настолько разно проявляется в их творчестве, то почему все языки абсолютно одинаковы и созданы по одним и тем же принципам? Во всех языках есть местоимения, склонения, префиксы, склонения и наклонения, наречия, причастия, деепричастия, падежи, неопределенная форма глагола, согласование и т.д., то бишь есть все из того, что составляет основу любого языка? У лингвистов есть даже такое понятие - "языковые универсалии", то есть универсальные черты и свойства, присущие всем языка. Нигде нет ни одного языка, который был бы создан не по этому одному и тому же универсальному принципу! Где-то может отсутствовать род, где-то нет артиклей, а, где-то они есть, где-то есть долгие гласные, а где-то их нет, но основа языка, несмотря на все эти мелочи, везде одна и та же - и у полинезийского мечтателя и у североамериканского практика. Некоторые совпадения просто поразительны. Например, во всех языках название чисел от одного до миллиона составлено из 37 слов (от 1 до 20, от 30 до 100, от 200 до 900 и тысяча)! Везде есть служебные слова и никаких фокусов, заменяющих их! Ни в одном языке нет множественного числа к вопросительному местоимению "кто" или к указательному местоимению "кого"! А логично было бы их иметь! Разве не существенна разница в вопросе: "Угадай, милый, - кого я встретила сегодня, и кто завтра придет к нам в гости?" Не очень хорошо, конечно, если милая встретила ту самую подругу, с которой когда-то ходила на шейпинг, а что если вообще подразумевается, что она встретила рок-группу из семи человек, в которой когда-то солировала на бесшабашном первом курсе института? Простая способность языка передавать самим вопросом в этом случае единственное или множественное число участников завтрашнего вторжения избавило бы от шока в первом случае и не оттягивало бы катастрофы второго варианта, для чего можно было бы и не делать лицом вида искренней заинтересованности, а сразу изобразить предынфарктное состояние. Однако повторяем, что даже эта столь важная способность языка, также отсутствует у всех абсолютно народов. Разве не нарушение это общей закономерности того, что творчество разных рас всегда абсолютно отличается друг от друга? И разве не подтверждение это того, что это один и тот же по своей сверхчеловеческой логике язык, но переданный всякий раз разными своими оформлениями, которые придают ему ложный вид множества языков?

Есть даже общий признак этого общего закадрового языка, и этот признак объединяет абсолютно непонятным образом полностью все земные языки. Это такое одно общее свойство у всех языков, которое не показывает какого-либо специфического отличия одного языка от непосредственно соседского, но если взять все языки вместе, то это отличие проявляется, и получится интересная и теснейшая взаимосвязь языков между собой - мы говорим о процентном отношении гласных и согласных звуков внутри слов. Здесь чем ближе народ расселен к экватору, тем больше в его языке гласных звуков, а чем ближе народ умостился к северному или южному полюсу, то тем больше у него в языке согласных звуков. Физиологией этого объяснить нельзя. Люди везде анатомически одинаковы. И природными условиями этого объяснить нельзя - норвежцы и племена южной Африки живут совершенно в разных климатически-природных зонах. А закономерность сохраняется. Есть над чем подумать, не так ли?

Даже отхожие места у разных народов разные (попади вы в японский национальный деревенский туалет - долго придется соображать, как и куда там пользоваться, хотя "чем" и "как" нас с японцами ничто принципиально не рознит). Но нет ни одного случая, чтобы нельзя было легко и органично перевести тексты одного языка на другой язык. А ведь "Щелкунчик" не переложишь и не переведешь на индийский музыкальный язык! Из турецких шаровар французских брюк уже не пошьешь! Из ятагана сабли не сделаешь! Откуда одинаковые языки? Естественно, что от Него, потому что это Он один, а нас много. Вот Он и раздал нам всем одинаковые по технологии изготовления конфеты, но с разной начинкой и в разных обертках. Поэтому то, что существенного есть в одной конфете - есть и во всех остальных, а того существенного, чего нет в одной конфете, - нет и во всех остальных.

Однако если человек языка не создавал, то, что он с ним сейчас делает? Что это за процесс, который называется "развитием" языка? Языки развиваются, тут спору нет, но как они развиваются? Для пояснения приведем пример основного, доминирующего вида развития языков. Догадайтесь, что общего будет в тех словах, которые сейчас будут приведены ниже:

харчи, вермишель, известь, грамотность, сахар, чай, дом, прохвост, нервы, чемпион, ерунда, абсурд, август, агрегат, багаж, балкон, номер, шахматы, набекрень, протест, бельмес, билет, черешня, бунт, вал, гавань, дата, ералаш, жакет, закупорить, шашка, брюки, вата, гараж, делегат, жесть, зал, идеал, кабинет, шелк, буква, вентилятор, гардероб, деньги, журнал, залп, идея, шпаргалка, бумага, винегрет, гвардия, диван, зона, идиот, кавардак, шпион, агент, барабан, виноград, диспут, зонт, изюм, казак, поэзия, штаны, армия, блуза, винт, генерал, доска, инвалид, казарма, штукатурка, алый, блюдо, вокзал, герой, инженер, календарь, негр, этаж, акула, ботинок, вульгарный, гигант, институт, каникулы, ябеда, бригада, гимн, кандидат, такси, метро, конфета, магазин; ярмарка, буфет, гимнастика, капитал, кукла, лагерь, май, градус, капитан, кустарь, лампа, манка, мастер, набат, ад, бутылка, графин, каприз; лекция, материя, нота, суббота, грамота, карман, линейка, машина, операция, пельмени, картофель, лодырь, милиция, пепел, портрет, реклама, каторга; коридор, локон, министр, пенсия, сабля, томат, аккуратность, квартира, минута, перец, салат, табуретка, квитанция, монета, петрушка, президиум, рычаг, такт, кит, мораль, пиджак, почта, роман, сарай, таможня: класс, музей, пилот, приятель, роза, сарафан, тарелка, козырь, музыка, пионер, рисовать, сахар, театр, флот, койка, орган; планета, ремонт, секрет, тетрадь, форточка, концерт, офицер, поганый, резина, ситец, тормоз, корабль, очаг, помидор, редиска, собака; фуражка, космос, радио, пай, солдат, товар, фонарь, жираф, фартук, костюм, паспорт, реальный, спектакль, товарищ, кошка, парад; ранец, стакан, трамвай, фиалка, чужой, крестьянин, патриот, ракета, стиль, стул, трусы, флаг, тужурка, туфли, фат, фиолетовый, чулок; комбайн, трактор, танк, дивизия, характер, шеф, экзамен, канцелярия, консерватория; лекция, интерес, экспорт, импорт, дискуссия, координация, коллега, дама, нация, компромисс, пьеса, струбцина, бухгалтер; фамилия, слесарь, стамеска, жюри, шхуна, киль, инженер; аренда, габарит, бульон, десерт, рагу, пломбир, карта, телефон, трико, пудра, спорт, парфюмерия, люстра, телевизор, квадрат, плед; футбол, баскетбол, гандбол, волейбол, митинг, лидер, километр, куб, бойкот, пианино, фортепиано, опера, команда, кофе, штаб, гауптвахта, атмосфера, комета; контора, биография, география, математика, горизонт, комиссия, будка, алмаз, дефект, шоколад, гамак, ураган, тротуар, билет, маршировать, дрессировать; тамада, сабантуй, республика, религия, тенденция, студент, школа, церемония, форум, рецепт, траектория, эгоизм, фундамент; формула, инфекция, видео- и аудио-, абрикос; кавалер, дата, пицца; бант, галстук, бутерброд, касса, тип, хоккей, ритм, чек, кафе, ресторан. Продолжать можно еще очень долго и долго, и во всех этих словах будет одно общее - все эти русские слова имеют нерусское происхождение. Развился или не развился русский язык, позаимствовав столько иноземных слов? Несомненно, развился. Не прихвати он этих слов - это был бы совсем другой язык. Но с другой стороны, - а сам из себя язык развился? Нет. Он просто добавил к себе слова, но сам остался тем же по своей сути языком.

То, что мы называем "развитие", на самом деле не что иное, как взаимообмен словами между языками. Русский язык в этом не одинок. Самый распространенный сейчас международный язык, английский, на 75 процентов состоит из латинских и французских слов. Чем более язык восприимчив к усвоению в себя слов чужого языка, тем этот язык живучее и сильнее. Те языки, которые озабочены своей чистотой, чахнут и сворачивают пределы своего распространения. О чем нам это говорит? О том, что никакого развития в смысле творчества не происходит, а происходит повсеместное заимствование слов других языков, что процесс тоже творческий, но не творящий, а приспосабливающий. Человек может прекрасно полученное слово приспособить, но не может его создать сам. Ему не дано.

Еще это говорит и о том, что словарный запас ничего не дает для специфичности языка. Все слова в мире давно перемешаны. Специфика языка определяется грамматикой и фонетикой. Это то, что отделяет язык от языка непреодолимой стеной.

Если человек так настаивает на том, что он создал свои языки, то пусть создаст один общий язык в настоящее время, когда для этого не только биологические потребности, но и политические, социальные, информационные и другие условия общения народов просто вопиют об этой необходимости. Переводчики уже не справляются с той массой документов, которая растет и растет сообразно все большему объединению человечества вокруг одних и тех же общих проблем. Деятельность совместная, а разные языки тормозят ее до предела. Это уже стало одной из основных проблем человечества наряду с экологией и атомным оружием. В ООН лежат горы проектов о том, как выбраться из этой ситуации, когда настоятельная необходимость молниеносного распространения какой-либо информации научного или гуманитарного характера ждет своей очереди месяцами и годами на потоке документов, которые обрабатывают переводчики.

Другая сторона проблемы состоит в том, что любой перевод обязательно искажает первоначальный смысл документа. Чем больше языков прошел документ, тем дальше он от своего первоначального содержания. И бороться с этим совершенно невозможно. Каждый язык при почти одном и том же уже словарном составе - абсолютно обособленная вселенная, которая с трудом сопрягается с условиями соседней вселенной. Французские языковеды провели эксперимент, во время которого 14 лучших переводчиков разных национальностей сели за круглый стол и попытались поочередно перевести одну и ту же фразу. Каждый переводчик знал язык соседа справа, от которого он слышал фразу, переводил ее в уме и говорил на своем родном языке ее содержание своему соседу слева, и так по кругу. Текст был простым: "Искусство пивоварения так же старо, как история человечества". Первым произнес фразу немец и, когда она к нему вернулась, то он услышал: "С давних времен пиво является одним из любимейших напитков человечества". Вроде все то же, но совсем не то. Переводу доверять нельзя в том смысле, что он передает общее содержание точно, но мелкие нюансы, которые сопровождают это общее содержание, при переводе видоизменяются до такой степени, что совершенно искажают точно переведенные основные положения текста.

После этого в Москве решили доказать, что дело тут не в переводе, а только в его устной форме, при которой переводчик ограничен во времени для тщательного разбора фразы. Утверждалось, что если перевод производится письменно и не в пределах одной фразы, вырванной из общего контекста мысли, а на основе конкретного законченного абзаца, то результат будет удовлетворительным и искажений не будет. С социалистическим задором были привлечены профессиональные переводчики, преподаватели вузов, а также иностранные студенты, знающие смежные языки. Каждый из участников нового эксперимента знал два языка, получал текст, переводил его и передавал соседу. Чтобы утереть нос капиталистам, было взято не 14, а 20 переводчиков, которым был предложен следующий текст из Гоголя: "Она сплетничала и ела вареные бураки по утрам и отлично ругалась - и при всех этих разнообразных занятиях лицо ее ни на минуту не изменяло своего выражения, что обыкновенно могут показывать одни только женщины". Результат был поистине достоин размаха эксперимента. В итоге получилась фраза: "Выпив компот, она выбросила из хижины старье, а он радостно забил в тамтам". Мы разделить с "ним" эту радость не можем даже в самых скромных формах, поэтому необходимость во всеобщем языке давно постучалась в дверь человечеству, и тут самое время доказать, наконец-то, кто в доме настоящий творец языков!

Если человек из "бы бу ба" в диком состоянии когда-то смог создать мечтательное "бабу, бы!", а все остальные, такие же дикие, дружно подхватили, да так всем понравилось, что через короткое время появилась поэма о Гильгамеше, то сейчас это вообще должно быть проще простого! Ну, просто - раз плюнуть! Почему бы и нет, если мы можем? Такие цивилизованные и такие продвинутые! Можем же, если первобытный предок мог! Плюнуть, - можем. И не раз. А языка создать не можем. Ни разу. Полное фиаско. Может быть, не те люди этим занимались? Да нет, как раз - самые "те":

Таммазо Кампанелла, (1568 - 1639), полный провал, что-то получилось, но нигде не прижилось, умерло вместе с ним. Ян Каменский, (1592 - 1670), разработал всеобщий и полностью готовый язык - о Каменском знают все, а об его языке никто. Видно не по заслугам Каменского, а по заслугам созданного им языка.

После этого героические усилия на этой стезе предпринимали такие непростые люди, как Френсис Бэкон, Рене Декарт, Г. Лейбниц и Исаак Ньютон (!). У каждого из них были отдельные успехи, но даже сейчас, упоминая их ИМЕНА в связи с попытками создания общечеловеческого языка, хочется отнести это в раздел "Чудачества" или "Незатейливое Хобби", потому что не хотелось бы говорить об этом, как о научном фиаско, чтобы не подмачивать репутации поистине великих людей.

Екатерина II в свободное от работы время занималась тем, что, (не подумайте плохого), непрестанно интересовалась результатами деятельности специальной комиссии ученых, которую она назначила для создания единого всемирного языка. Может быть, именно роковые неудачи работы этой комиссии так повлияли на ее неустроенную и неупорядоченную личную жизнь…

Ни монаршая воля, ни честный помысел ученого не сдвинули проблему ни на йоту с той мертвой точки, на которой она находилась. Шанс у всемирного языка появился тогда, когда на арену человеческой истории вышла новая безумная сила, шизофреническая мощь которой должна была бы помочь в данном процессе, поскольку придумывание слов, как мы помним - неотъемлемое свойство шизофрении. В 1867 году на II Конгрессе психов, который назывался I Интернационалом, была принята естественная для такого сборища резолюция, где говорилось о необходимости проведения реформы орфографии как цели создания всеобщего языка для братства наций. Масла в огонь распаленного революционного бреда подлил К. Маркс, который заявил, что если бы был один язык, то ничего не препятствовало бы интернациональному объединению профсоюзов! Если эти люди за что-то брались, то брались. Чаще они брались за то, к чему их вообще нельзя было подпускать, но они всегда получали результат. Он был всегда отрицательный, но он всегда был. А то занятие, которое как бы специально могло было быть создано для таких, как они, вообще не дало никакого результата, даже самого плачевного. Резолюция была не выполнена. Если уж у них не получилось, то больше шансов не будет ни у кого!

Об этом, наверное, не знал француз Сюдр, который создал всемирный язык и назвал его "Сольфасоль". В этом языке все слова состоят из названий семи нот. Казалось бы - оригинально и просто, но человечество не оценило. Трудна стезя гениев и их творений.

После этого появлялись еще такие языки, как "универсалглот", "окуинденталь", "оджуванто", "новиаль", "интерлингва", "идо". Один из героев рассказов Джека Лондона объясняет неудержимое желание убить своего соседа риторическим вопросом: "Ну, скажите, имеет ли право жить на свете человек, у которого фамилия - Клеверхаузен?" Надо уточнить, что это только для него вопрос был риторическим, на самом же деле ответ не столь очевиден. Но в нашем случае будет достаточно отослать любого интересующегося вопросами создания искусственных языков только к названиям этих языковых шедевров, как сразу вывод становится совершенно очевидным и без дальнейшего подробного с ними ознакомления. Языки с такими фамилиями по определению не должны жить на свете. Они и не живут.

Один из таких языков остался совсем без названия, ибо никакое самое говорящее название не передало бы всю глубину идиотизма его идеи. Он просто известен как язык, созданный Е. Гуриным. Другой оригинальный талант этого направления, немец И. Шлейер, сумел, наоборот, в названии не только передать всю суть созданного им языка, но и всю глубину своего душевного состояние. Язык назывался "воляпюк". Но дальше гениального названия дело не пошло. В языке не смог разобраться даже Лев Толстой, который тоже не отличался показательной психикой. Но это обстоятельство ему не помогло. Как и воляпюку (трудно удержаться, чтобы еще раз не привести это прекрасное по отраженному смыслу слово).

После этого в 1887 году появился эсперанто, автором которого был варшавянин Людвиг Заменгоф. Это был очень простой по конструкции и по словообразованию язык. Шуму понаделал он много. Считалось, что вопрос, наконец-то, решен. Трубили фанфары и били барабаны. Развевались стяги и производились фейерверки. Празднование органично перешло в похороны. У эсперанто были шансы за более, чем столетний свой возраст. Он ими не воспользовался. А не воспользовался он ими потому, что у него этих шансов не было.

Люди не могут делать то, что может делать Бог! Когда Адам захотел стать как Бог, он увидел, что он - наг.

В настоящее время этим интеллектуальным эксгибиционизмом занимается еще множество людей. Число имеющихся международных языков перевалило уже за 300. В данном случае, когда множество состоит из нулей, оно должно также считаться нулем, каким бы количественным числительным этот нуль не выражался.

Безумствовать можно бесконечно. Мы даже можем предложить свой вариант всемирного языка. В 1975 году компьютер подсчитал, что Шекспир обошелся в своем творчестве 31 000-ю слов. Следовательно, набором числительных 1,2,3,4,5,6,7,8,9,0, и их взаимной комбинацией, можно выразить тридцать одну тысячу слов и язык готов! Однако и этого для общения слишком много. 14000 слов Шекспир употребил всего по одному разу, 4000 по два раза, 2000 - по три, 1500 по 4 раза, 1000 по 5 раз, 800 по 6, 600 - по семь и т.д. Итого более 80% слов, (26 000), употреблялось не более 10 раз. Чтобы выразить оставшееся количество слов достаточно десяти арабских цифр, причем местоимения сразу же получат символы от 1 до 6 цифры. Падежей достаточно оставить не более двух, (вспомним, сколько их в английском). Для существительных примем четную комбинацию цифр, а для глаголов - нечетную. Для прилагательных привлечем какой-нибудь арифметический знак, например "\", (если стоит такой знак перед комбинацией цифр, то вне зависимости от того четная она или нечетная, мы будем знать, что это прилагательное), а для остальных грамматических форм - римские цифры и их комбинации. Для каждой части речи - своя комбинация. Примирили и Восток и Запад, создав общий язык в письменной форме. Для устной его формы возьмем любой язык, где образование и произношение числительных самое простое, быстренько выучим счет до тысячи, и начнем полученный язык набирать универсальным языком. Римские цифры будут звучать так же, как и арабские, но выделяются щелчком языка, чтобы разделять части речи. Прилагательные выделяем присвистом, (поганить что-нибудь - так до конца!). Не более 15 минут работы, и язык придуман.

За сутки можно придумать до десяти искусственных языков между приемами пищи, отдыхом, актами ликования, процедурами и обходами дежурного врача.

Резюме можно подвести одним анекдотом, в котором после просмотра передачи по телевидению об одной из экзотических стран, где датой рождения считается только тот момент, когда человек уже обзаводится собственным домом, машиной и достигает безбедного существования, один из телезрителей обращается к своему соседу: "Кум, когда я умру, напиши мне на могиле - "Родился мертвым".

Все эти языки рождаются мертвыми, но очень похожими на настоящие языки так же, как остаются мертвыми скульптуры, созданные людьми, ибо они созданы людьми. Оживлять может только Бог. Для этого достаточно набору звуков попасть в зону действия языка, как они оживают и начинают нести в себе смысл и неограниченные возможности трансформации. Попадая в искусственную безжизненную зону псевдоязыка, создаваемого человеком, самые продуманные слова и грамматические приемы остаются мертвыми и неспособными жить самостоятельной, законоформирующей жизнью. В этой связи очень показателен феномен матерного языка, где есть всего три слова, два из которых обозначают мужской и женский половые органы, а третье - то действо, которое совершается этими органами при их соответствующей подготовке. В качестве украшательного элемента в этом языке служит всего одно, четвертое слово, которое считается литературным, но его не принято приводить даже в литературе без особой крайней надобности. У нас этой надобности не возникает, несмотря на опасную близость темы, поэтому мы, не называя ничего своими именами, но, будучи уверенными, что все понимают, о чем идет речь, просто напомним, что этими четырьмя словами образован целый язык, на котором не ругаются, а разговаривают! По выразительности он не уступит, а зачастую и превзойдет литературный язык. Если кого коробит такой пример, то мы ему предложим два слова: "перифрит" и "мезолефер". Они нам ни о чем не говорят, как искусственно созданные, но, если мы представим их в таком, например, виде, как "Перифрит Мезолеферович", то они станут сразу же нести абсолютно конкретную информацию. Таково то свойство живительного поля языка, в которое они попали. Если мы возьмем только одно слово "мит", которое ничего не значит, то из него одного мы можем получить вполне определенные фразы на нескольких языках сразу: Митный мит митно митнул митиху, митуя митяев, - русский язык. Мити Мит митли моут Мити, митинг митиз, - корявый английский язык без артиклей для чистоты картины. Митерер Мит митзам гемитте Миттенин, бемитинг Миттенен, - плохой немецкий тоже без артиклей. Митнеули мити митоба митда калмитонад, митеби митод, - ужасный грузинский, но все же грузинский. Экспериментировать можно с любым языком, везде будет получаться так, что язык передает нам смысл не через содержание конкретных слов, а через некий неуловимый, но неумолимый закон, формирующий у нас мгновенную картину содержания мысли нелогическим путем получения каких-то готовых порций взаимосвязанных понятий. Получается, что мы можем знать язык, не зная его слов, и не знать языка, даже зная все его слова. Слова, как явления материальные, являются лишь придатком, конечным оформлением чего-то нематериального, но законодательно первичного. Можно заменить все слова языка на другие, но язык останется тем же самым языком. Можно ввести во все языки одни и те же слова, но эти языки останутся разными языками. Если сущность языка не подвержена изменению путем изменения материальной его составляющей, то, следовательно, эта сущность нематериальная, а надматериальная и к нам никакого отношения в смысле возникновения не имеет.

Но мы не только не умеем создавать языки, но еще и губим то, что нам досталось в свое время. Там, где человек прикасается к языку методологически, происходит его полная идиотизация. Например, умные дяди и тети уже не один век пытаются убедить русских, что "кофе" не среднего рода, а мужского. С чего они такое взяли - совершенно непонятно! Все слова, имеющие окончание -о или -е в русском языке - среднего рода. Отнесение кофе к существительным мужского рода - явный признак затянувшейся шизофрении на почве лингвистики. Точно также нельзя говорить о пальто во множественном языке "польта". Если бы заумники не мешали этому процессу, то это слово давно прижилось бы и стало естественным, а язык более живым. Даже на ударения в словах получили монополию некие лица с научными регалиями, а не сам язык, который хочет баловать ребенка с ударением на первом слоге, а они предписывают ему это делать с ударением на третьем слоге. То же самое можно сказать о слове "красивее", где предпочтение для ударения отдается почему-то букве "и". Спросите у любого электросварщика от Бреста и до Курил: "Чем ты осуществляешь свой рабочий процесс?", (спросите именно так, ибо, если вы спросите: "Что ты все время держишь в правой руке во время работы?", то его ответ может или не уложиться в рамки нашей темы, или радостно воспринят как предложение), и он вам четко ответит: "Держаком!". А, начиная с тридцатых годов, официальная отраслевая литература называет держак "электрододержателем", и сварщик получает двойки на переаттестациях, если держал несколько раз непосредственно перед экзаменом в правой руке совсем не держак, и не может выговорить его официальной фамилии. Очиновненный человек убивает живой язык всеми силами своего таланта. В этом он видит свой прямой долг перед потомками.

Между тем и простой люд обходится с языком совершенно определенным образом, который никак нельзя назвать показательным в плане способности народа что-либо в этой сфере создавать. Все происходит ровно наоборот. Рассматривая процесс заимствования слов языками, постоянно натыкаешься на тот способ, который является основным и сопутствующим в этом процессе. Это - неуклонное упрощение слов и словосочетаний от языка к языку. Для начала рассмотрим, как это происходит с тем, что человек, вроде бы сотворил сам - с топонимикой. С географическими названиями. Здесь, несомненно, авторство человека. Но и здесь, во-первых, не придумано ни одного слова, а использованы все уже имеющиеся, а, во-вторых, посмотрим - что происходит со временем с географическими названиями, когда они передаются из уст в уста? Здесь название не несет никакого идеального понятийного смысла, оно относится к абсолютно реальному, конкретному месту или наглядному объекту. Надо только его запомнить (это название) и повторять. Ничего трудного. Но даже и здесь вот что происходит:

Ялитпа (от греческого "приморская") - получилось Ялта;

Корчев (древнерусское "город кузнецов") - Керчь;

Баконго (название африканского племени) - Конго;

Трэс Таберна (древнеримское Три Таверны) - прошли столетия и теперь это немецкий город Цаберн;

Сан-Франциско еще так и пишется на картах, но сами американцы давно уже называют его просто Фриско, то же самое произошло и с Лос-Анжелесом, который теперь в разговорной речи называется не иначе, как Элэй;

Данар - Днепр и Данастр - Днестр, на первый взгляд это небольшие изменения, но не в сторону увеличения числа букв;

Ринос (кельтский "река") - Рейн;

Кольдельерас Де Лос Андес (по-испански "медный хребет") по выбору можно называть хоть Кордельерами, хоть Андами, но даже на географических картах этот горный массив уже никогда не пишется полностью;

Бронта - Прут;

Олегов - Льгов;

Дебрянск - Брянск;

Староград - Штаргард;

Драждяне - Дрезден;

Аугуста Виндикорум (римское "крепость Августа в стране вендов") - Аугсбург;

Ени Гель (турецкий, "новое озеро") - озеро Ингул;

Санкт-Петербург - давно всем известен как просто Питер, Приморско-Ахтарск упорно называется "Ахтарями", Горячий Ключ легко узнается любым в фразе: "Сколько километров до Горячего?", а Владивосток молодится повсеместно под именем "Владик";

Ораниенбаум - Ранбов;

Бурятский Острог превратился в Братский Острог, а далее - в Братск;

Сьестарйоки (финское "смородинная река") - Систербек (шведский "сестрин ручей") - русская река Сестра, (ударение на первом слоге), так русские, отвоевав речку у финнов и шведов, оставили от ее названия одни ошметья;

Келаат аль Хамрах (арабский Красный Замок) - Альгамбра;

Джебель-эль-Тарик (арабский "гора Тарика") - Гибралтар;

Цезарис Остиум (латинский "Врата Цезаря") - сначала стал Цезариумом - а теперь это вообще французский город Жизор;

Медиоматрицес - Метц;

Из "Махабхараты" мы знаем названия пяти деревень, на которые претендовали Пандавы. Удивительная привязанность индийцев к своим деревням сохранила эти населенные пункты до нашего времени. Там и сейчас живут люди. Посмотрим, как изменились их названия со времен древнеиндийского эпоса:

Панипрастхи - Панипат, Тилапрастхи - Тилпат, Индрапрастхи - Индрапат, Сонапрастхи - Сонепат и Варикапрастхи - Багпат. Изменение звука "в" на звук "б" в наименовании последней деревни не должно нас удивлять, поскольку это какой-то сопутствующий упрощению языковой процесс сокращения названий деревень в Индии, как, например, в случае с древним поселением Варнавата, которое теперь называется соответственно Барнава.

Базилеа (греческое "царственная") - Базила - город, опять во Франции, Баль;

Брайтельстоун - Брайтен, Лондиниум - Лондон, два английских города, утерявших со временем по два слога;

Портус-Леманус превратился в Лиин, и эта удивительная история произошла в Англии;

Понтерфрант - Помфрет;

Сьюдад де Сан-Доминго - Сан-Доминго;

Брита Сильва - Брийе;

Крадиа Сильва - Грюйе (славно поработали, однако!);

Камборитос - Шамбор;

Адрианополь - турецкий город Эдирнэ;

Колонь - Кельн;

Аурелианум - Орлеан;

Аугустодунум - Отен (!);

Грационопулос - Гренобль;

Константинополь - Костанбул - Истанбул - Стамбул;

Беллум Вадум (латинский "прекрасный брод") - Бильбао;

Конфлуэкт - Кобленц;

Медиоланум ("латинская "срединная равнина") - Милан.

Несомненно, что при таком подходе, не включись в дело на каком-то этапе официальная статистика географических названий, от самих названий остались бы только их слабые воспоминания. Налицо та форма обращения народов с языком, которую можно назвать упрощением. Если человеку свойственно что-либо только упрощать, то ему не свойственно это же создавать, то есть производить процесс, обратный, противоположный самому созданию. <вшм> На самом деле это далеко не шутки. Это очень важный признак, который нельзя расценивать как исторический курьез. Если, например, человек, получив когда-то от первых изобретателей механическую повозку на двигателе внутреннего сгорания, через сто лет сделал из нее автомобиль Нисан "Лаурель", то мы с полным на то основанием можем голову давать на отрез, что человечеству свойственно создавать и развивать автомобили до совершенства. А если человек, получив Нисан "Лаурель", через сто лет сделает из него самокат на подшипниках, то не вправе ли мы отрезать голову тому, кто будет утверждать, что человеку свойственно усовершенствовать и создавать автомобили? Не рискует ли головой и тот, кто утверждает, что человек может язык развивать и усовершенствовать?

Может быть, такое упрощение свойственно только случаям с географическими названиями? Но, обратившись к языкам, нетрудно заметить, что и в их жизни упрощение не просто присутствует, а является его основной формой владения человеком языком во времени.

Лингвистика очень сложная наука. Чтобы привести здесь ее факты для доказательства наших выводов, потребовался бы сложный и длинный вводный курс в языкознание. Нам этого не осилить в рамках непритязательного разговора, поэтому мы приведем только самую верхушку данных накопленных лингвистикой, из того слоя, который мы можем воспринимать без специальной подготовки. Для этого мы пройдемся по некоторым языкам и посмотрим, как происходил исторический процесс их "развития".

Греческий язык. В 4 веке до нашей эры греческий язык пережил "период морфологических утрат", который характеризуется упрощением склонения, устранением оборотов с неопределенной формой склонения, заменой причастий относительными местоимениями. Произошло также устранение атематического типа строения. Ничего из того, что произошло с языком, нельзя отнести к созидательному процессу. Вывод один - язык был сложнее, а стал проще. Утраты, устранения и прямые упрощения - вот что произошло с языком за время его жизни с человеком.

Иврит, древнееврейский язык. 3 век нашей эры характеризуется лингвистикой как период упрощения грамматики. Конец 19 века и начало 20 века определены как период упрощения синтаксических конструкций. В настоящее время язык является государственным в Израиле, где языковеды отмечают образование периода "отмирания некоторых глагольных форм". В конце концов, третий период может характеризоваться таким же периодом упрощения, как и два предыдущих, ибо что такое "отмирание", как не упрощение?

Индонезийский язык. С середины 20-х годов двадцатого века идет период упрощения в употреблении глагольных форм.

Голландский язык. В 15-16 веках произошел переход к новоирландскому периоду истории языка, который помимо разграничения с фламандским языком, характеризуется "последовательным разрушением флексии". Флексии - это изменяемые окончания слов, которые отвечают за склонение частей речи. Если флексии "разрушаются", то это напрямую говорит о непосредственном упрощении языка, поскольку согласование слов становится смысловым, а не грамматическим. Например, "встречайте Петра" в этом случае заменяется на "встречайте Петр". Флексия "-а" разрушилась, язык стал проще, все подразумевается по простому смыслу произнесенной фразы, а не по более сложному виду грамматического построения. Можно сказать, что голландский язык в 15-16 веках "последовательно упростился".

Великий латинский язык. Язык науки и юриспруденции. Уж более сжатого по смыслу языка трудно себе представить. В нем одним словом выражается зачастую смысл, который раскрывается в других языках несколькими фразами. Например, попробуйте дать изложение понятия, которое заложено всего в одном латинском слове из пяти букв - "алиби". На эти пять букв и пяти слов не хватит. Язык очень древний, но и он во 2-5 веках нашей эры претерпел значительные изменения, наиболее серьезным из которых считается "утеря древнего количественного противопоставления долгих и кратких гласных". Утеря! Но это была не единственная утеря, хотя весьма и весьма упростившая язык. Еще много проще он стал из-за повсеместной редукции конца слова. Редукция - это когда мы не произносим некоторые буквы в слове. Например, говорим "сонце" вместо "солнце". С латинским произошло еще хуже - канули в бездну времени целые окончания слов. Так русский язык обходится, например, с греческим, когда из "алебастроса" делает "алебастр", и это можно как-то объяснить русским менталитетом, который постоянно наседает на все новое: "Ты, мил человек, покороче - показывай, куда седло одевать!" Но каким менталитетом народа можно объяснить отбрасывание им окончаний собственного языка? Только общим менталитетом всех народов относительно речи - "упростим все, что имеем!". Ну и, наконец, в это же время в латинском языке произошло "ослабление флективного строя", о чем мы уже имеем понятие. Ушли короткие и сложные по смыслу смыслообразующие изменяемые частицы в конце слов, из-за чего в латинском языке, доселе очень сжатом, появились неведомые ранее "предложные и описательные конструкции". Вместо трех слов, выражающих необъятный смысл, появились длинные, ссылающиеся друг на друга фрагменты предложений. Так проще.

А какой язык является в настоящий момент самым многозначным и самым сложным? Есть ли такой язык вообще? Есть ли язык, который выделяется своей сложностью из всех остальных языков? Есть такой язык! Аналогов ему нет ни в одном краю, ни у одного народа и он стоит по своей сложности полностью особняком от всех остальных языков. Исходя из того, о чем мы говорили выше, не надо быть гением, чтобы предположить, что это какой-то очень древний и вымерший язык, который человек не успел "усовершенствовать" по причине его благополучной кончины (языка). Так оно и есть! Только это не древний, а самый древний из известных языков! Шумерский! Когда Гротефенд и Раулинсон представили ученому миру первые данные по дешифровке этого языка, то поднялся такой возмущенный шум мировой общественности ученых, что итогом этого шума были прямые требования запретить Раулинсону и остальным заниматься дискредитацией науки через свои "антинаучные идей". Заметим, что речь шла именно не о "ненаучных" идеях, а прямо об "антинаучных", то есть противоречащих и оскорбляющих саму науку. Раулинсон и Гротефенд подвергались прямым оскорблениям не только потому, что первый был школьным учителем, а второй чиновником. Оба были просто умными людьми, но не кадровыми учеными. Особую уверенность в таком беззастенчивом унижении Раулинсона ученые черпали в том аргументе (внимание!), что изложенный им в начатках язык не может вообще существовать из-за своей немыслимой сложности! Даже если бы он и мог существовать, (допускали добрые ученые), то на нем совершенно невозможно было бы разговаривать! Неизвестно, чем бы все это закончилось для Раулинсона, но через несколько лет в Куюнджике археологи нашли несколько сотен глиняных табличек, которые оказались… школьными учебниками шумеров именно тому языку, который предположил структурно Раулинсон. Дети шумеров учили в школе тот язык, который взрослые дяди-ученые 19 века не могли признать в качестве возможного для овладения! Шумеры успели дать человечеству первую цивилизацию, но не успели разобраться со своим языком. Иначе от него сейчас остались бы только рожки да ножки. И сами шумеры довольно успешно начали этот процесс. Первые письменные источники у них использовали более 2000 знаков, на которых велась поначалу только запись материалов и продуктов, выдаваемых на содержание храмов, рабочих армий и ремесленных мастерских. Шумерская цивилизация - это учет и контроль, где экономика была очень экономной. Далее письменность стала распространять свой охват и на другие стороны жизни, постоянно расширяя сферу своего применения и, соответственно, усложняя уровень своих задач. Параллельно с этим к третьему тысячелетию от 2000 письменных знаков осталось около 600. Логика упрощения настолько сильна, как видим, что свободно преодолевает логику потребности.

История с шумерским языком интересна нам еще и тем фактом, что первые источники письменности этого языка, (как и всех других древних языков, кстати), обнаруживаются археологами сразу в максимальном количестве своих знаков. А как только они проникают в слои, предшествующие по времени максимальному количеству письменных знаков, источники письменности вообще не попадаются! Письменность возникает сразу в своем самом громоздком и сложном варианте, а затем упрощается. Хотя нам постоянно твердят, что письменность наоборот развивалась от первых закорлючек к системе идеографических рисунков. Как археологи объясняют несоответствие материальных данных раскопок этой утвердившейся незыблемо теории? Точно так же, как эволюционисты объясняют отсутствие ископаемых полувидов животных - случайное совпадение исторических обстоятельств, по причине которых останки обособленных видов сохранились, а останки переходных форм разрушились. В отношении письменности такое же гениальное по простоте и расчету на доверчивость утверждение - начаточная письменность и письменность этапа совершенствования наносилась на … непрочные материалы, которые затем разрушились. Мы должны это представлять себе так, что шумеры, когда у них было 100, 200, 300, 400 и так далее до 2000 знаков, вели государственный и хозяйственный учет на непрочных материалах, а когда поняли, что они достигли заветного числа "2000", то перешли на прочные материалы и именно с тех пор опять начали уменьшать количество знаков в письменности, но уже на прочных материалах. Интересно, хотелось ли шумерам, чтобы через несколько тысяч лет среди людей, изучающих их культуру, были хоть какие-то люди, которых они смогли бы считать не глупее себя?

Китайский язык. У китайского языка очень богатый фонетический состав. Когда-то этот язык имел в своем распоряжении 2000 возможных слогов. В настоящее время их осталось 420. Кто скажет, что это не упрощение, пусть произнесет это по-китайски, используя 1600 отмерших слогов.

Японский язык. Приблизительное число общеупотребительных и наиболее простых иероглифов в нем от 7500 до 8000. В 1872 году была предпринята реформа языка, целью которой было свести их количество до 3167 (боролись за каждый иероглиф!), а остальное писать каной - несложная японская слоговая письменность. Устали японцы от своих же иероглифов. Но в 1946 году Министерство просвещения Японии дает рекомендацию еще сократить этот список до 1850 штук (здесь уже цифра круглая, время-то идет, лиха беда - начало!). Так хочется хоть чего-то простого в этом сложном мире! Наверное, в этом стремлении к блаженной простоте попутно 740 иероглифов из оставшихся 1850-ти были реформированы в "упрощенную и сокращенную формы написания".

Раньше в японском языке употреблялось 16 (!!) слов для обозначения местоимения "ты". В настоящее время мы с удовлетворением отмечаем, что их количество не дотягивает и до десяти, а некоторые формы постепенно выходят из употребления. Думается, что японцы разделяют с нами наше удовлетворение.

Английский язык. Здесь и лингвистики не надо. Просто перечислим остатки некогда полных фразеологических оборотов, которые сейчас существуют самостоятельно. "О,кэй", "гдэй" (вместо "гуд дэй" в Австралии), "айл" вместо "ай вилл", "донт" вместо "ду нот", "ам" вместо "ай эм", дальше можно не расшифровывать, принцип понятен - "итс, айнт, хэвнт" и т.д. и т.д. Причем - все происходит прямо на наших глазах в наше время. Чистые аббревиатуры, то есть произнесение начальных букв или созвучий слов вместо самих слов. Цель всего этого, конечно же, не создание чего-либо нового, или совершенствование и развитие старого. Это - упрощение уже имеющегося. Пройдемся по английскому дальше - автобус стал "бусом", "хау ду ю ду" - "хай", "тэнк ю" - "тэнкс", "ай эм сори" - "айм сори" - "сори", "гуд бай" - "бай".

Артикли а (an) и the произошли от слов "один" и "этот", это то, что осталось от этих слов, то есть слова когда-то упростились до артиклей. В настоящее время местоимение whom (кого) постепенно выходит из употребления и заменяется другим местоимением who (кто). Согласимся, что когда вместо двух местоимений остается одно для обоих случаев, это упрощение.

Так называемые нестандартные глаголы в английском языке остались от староанглийской системы спряжения. Это такая бессистемная система изменения корня, от которой язык сам отказался. Десятки тысяч новых глаголов спокойно спрягаются по простому принципу - прибавляй в конце -id или -d и получишь прошедшую форму. А вот около 120 глаголов, спрягающихся по старому образцу, принимают прошедшую форму каким-то совершенно необъяснимым образом: "гив - гэйв", "рид - ред", "телл - тоулд", "би - воз", "кэн - куд", "ноу - нью" и т.д.. Отказавшись от таких фокусов, язык несомненно упростился и стал более удобен, но уже сам принцип формирования прошедшей формы говорит за то, что человек такого придумать не мог, ибо этот принцип хоть безошибочно и ощущается каждым англичанином, но не может быть им изложен в логической системе.

В настоящее время появилась тенденция употреблять there are вместо there is там, где второе подлежащее стоит во множественном числе. Если раньше английский язык говорил: "На столе лежит одна тетрадь и лежат четыре книги", то теперь он обходится простым сообщением: "На столе лежат одна тетрадь и четыре книги". Опять упрощение.

Когда-то множественное число английских существительных образовывалось за счет изменения корневой гласной ("мэн - мен", "вумэн - вимин"), то есть опять бессистемно, а настоящий период это происходит очень просто, достаточно добавить окончание -с или -з ("сити - ситиз", "бэйби - бэйбиз").

В 12-15 веках в английском языке произошло значительное упрощение "морфологической структуры языка", сообщает нам лингвистика. И это в добавок ко всему тому, что происходит сейчас. В итоге путь данного языка - также путь упрощения.

В заключении посмотрим, что понатворили англичане и американцы с уменьшительными формами своих имен. Уменьшительные формы полных имен есть во всех языках, Александр - Саша, Михаил - Миша, Людмила - Люда и т.д. Но того, что мы увидим сейчас, нет нигде:

Бел - это Изабел, Изабелла, Анабел и Арабелла; Берт - это Алберт, Бертрам, Герберт и Роберт; Крис - Кристиан, Кристина, Кристин и Кристофер; Эд - Эдгар, Эдмунд, Эдвард и Эдвин; Фло - Флоранс и Флора; Кит - Кристофер и Кэтрин; Нэнси - Агнесса, Энн, Анна; Нэд - Эдгар, Эдмунд, Эдвин и Эдвард; Нэлли - Элеанора, Хелен, Хелена; Пэдди - Патриция и Патрик; Пэт - Патрик, Патриция и Марта; Пэтти - Марта и Матильда; и это только одна сторона явления. Есть и другая сторона, она не менее парадоксальна:

Александр может быть Алеком, Сэнди, Элом и Сандерсом; Элизабет - Элси, Лиз, Бетти, Бесс; Анна - Энни и Нэнси; Роберт - Боб, Добин, Роб, Бобби, Робин; Кэтрин - Кэти, Кетлин. Китти, Кейт; Флоренс - Фло, Флосси, Флой; Дженет - Дженни и Джесс; Джеймс - Джем, Джим и Джимми; Кристиан - Крис, Тин, Кит, Кристи; Маргарет - Мэдж, Мэг, Марджори, Мэй, Пэг, Марджи, Мэгги, Пэгги; Мэри - Мэй, Молл, Мэг, Пол, Молли, Полли; Сара - Сейди, Сэлли, Сэл. Люди притворно соглашаются с правилами, установленными нотариатом, и записывают своих детей именами, которые требуют от них узаконенные святцы. Затем они называют их теми именами, которые будут идти за ними дальше всю жизнь, то есть их настоящими именами, и уже неважно, Мэг - это Мери или Маргарет, в этом пусть разбираются официальные установления. Если бы таких установлений не было, то, как количество имен, так и их фонетический состав, давно сократились бы до неузнаваемости их источников. Всё упростились бы, строго говоря, так же, как упростились в свое время "шэл нот" до "шаант", "вил нот" до "воунт", "нид нот" до "ниднт", "шуд нот" до "шуднт" и т.д.

Последнее, очень характерное замечание об упростительных процессах английского языка: герундий был когда-то существительным, образованным от глагола, а затем стал герундием, то есть не совсем существительным, (так как он упростился, потеряв способность принимать множественное число и утеряв артикль), но и не глаголом, до которого не дорос. Что-то вроде глагола, но не глагол. То "новое", что он из себя представляет, есть не что иное, как упрощение старой формы, не захотевшее усложняться переходом в новую форму.

Французский язык. Сам язык является смесью латинских, кельтских и германских элементов, которые он "резко упростил, сократив сложный звуковой состав. Итак, целый язык сформировался за счет упрощения. Из французского тоже можно привести характерные примеры упрощения слов во времени: аугустус - у (август), магистр - мэтр (учитель), аква - о (вода), аквэсекстиэ - э (Aix).

Перейдем теперь к великому русскому. Здесь сразу же также пойдут живые примеры без всякой лингвистики:

Спаси тебя Бог - спасай Бог - спаси Бог - спасибо, вот так экономия на вежливости привела к "безбожию".

Здравствую тебя (то есть, "желаю здоровья") - здравствуй.

Четыре на десять - четырнадцать, три на десять - тринадцать. Девять на десять - девятнадцать и т.д.

Азвестион (греческое) - известь, гадэс (греческое) - ад, питтура акуарелла (итальянское) - акварель, харбюза (иранское) - арбуз, битумен (латинское) - бетон.

Лубанджави (арабское) - бензое (латинское) - бензин.

Балясы точить - лясы точить, (балясы - столбики перил, простая и неказистая работа, во время которой можно было о многом поговорить).

Близозоркий - близоркий - близорукий, здесь двойное упрощение, - и количественное и смысловое до искажения первоначального смысла.

Вэсткурт (французское "короткий пиджак) - куртка.

Гевинэ (немецкое) - винт, генерались (латинское) - генерал, гороухща (старорусское) - горох, карафинэ (немецкое) - графин, диспутарэ (латинское) - диспут.

Графике технэ (греческое "искусство рисования) - графика.

Дэнариус гроссус (латинское) - сначала упростили немцы до "гроше" - а неуважительные к деньгам русские умалили его совсем до "грош".

Девять до ста (девять десятков до ста) - девяносто, пять десятков - пятьдесят, шесть десятков - шестьдесят и т.д.

Декембрис (греческое) - декабрь, курюзюм (турецкое) - изюм, дубно (старорусское) - дуно - дно, жароворонок - жаворонок, генетта (латинское) - женет (французское) - енот.

Ни згинки (искорки) не видать - ни зги не видать, пулдэндон(французское) - дэндон (уже русское) - индюк (совсем русское), куадратум (латинское) - кадр (французское) - кадр, иоахимсталлер (одна из монет в Германии 16 века) - таллер (немецкое) - доллар, календариум(лат.) - календарь, колоподион (греч.) - колонна, каприччо (итал.) - каприс (франц.) - каприз, кинематограф - кино, метрополитен - метро, таксомотор - такси.

Козья шкура - козья - кожа (это не шутка, этимологи доподлинно установили это удивительное превращение).

Камера комината (латинское "отапливаемое помещение") - комната.

Кометес астэр (гречкское "волосатая звезда") - комета, какахоатль (мексиканский) - какао, лампадус (греч.) - лампада (старорусское) - лампа (новорусское), оселедь (старорусское) - осел, лоуксна (древнеславянский) - луна, таметафизика (греч. "то, что за физикой") - метафизика, мякчик - мякч - мяч, надоба - надо, на обход ума - наобум, восван (старорусское) - воса - оса, эквитес позити (лат) - поста (итал.) - почта, рисикон (греч.) - риск, тостакан (тюркский) - достакан (русское) - стакан, тюпос (греч.) - тип.

Кюлотт трюссэ французские и без того "короткие штаны" совсем укоротились до "трусов".

Панто феллос (греч.) - пантофола (итал.) - пантоффель (нем.) - туфель (нем.) - туфля.

От героя чешских плутовских сказок Франтишека в русском языке осталось только слово "франт".

Цезарь (лат.) - царь, сэрикус (лат.) - сильки (скандинавские языки) - шелк, приветствую тебя - привет, дольметшер (нем.) - толмач.

Ко всем этим примерам следовало бы добавить тот факт, что русский язык со временем потерял целый падеж (звательный). Развился?

Даже без этих примеров, читая русские первоисточники, мы видим, насколько проще стал наш язык. Говорят - это на пользу. Проще - всегда удобнее, но не всегда связано с преимуществами. Попробуйте пересказать новым языком содержание пушкинского "Пророка" и все величие метафор сразу превратится в анатомическое описание переделки организма человека в пророческое тело путем пересадок и вживлений. "И жало мудрыя змеи в уста замершие мои вложил десницею кровавой" превратится в "и правой рукой, забрызганной кровью, вставил мне в онемевший рот змеиное жало, как символ мудрости". Читая Новый Завет с элементами старославянских слов и в варианте старорусского способа изложения, получаешь сокрушающий эстетический удар, а, прочитав какое-либо очередное изложение Евангелий в современных переводах, (типа "Книга Жизни"), получаешь впечатление как от картонного макета диадемы царей.

Пойдем дальше и обратимся к немецкому языку. Уж он, казалось бы, должен полностью опровергать все наши выводы, поскольку этот язык славится тем, что не уменьшает слова, а наоборот составляет из них длинные и неудобопроизносимые. Вопрос "сколько слогов будет составлять задуманное слово?" - единственный вопрос, который совсем не волнует немцев при образовании слов. Вспомним пародию Марка Твена на немецкое словообразование, где все эти "готтентоттенмуттерклаппертоттен" все нарастают и нарастают в количестве, когда судья спрашивает готтентота о том, кого он привел в суд в качестве убийцы готтентотки. Однако, все не совсем так, и даже, вероятно, не так. Немецкий язык - очень строгий по грамматике язык. Научно-технические переводчики утверждают, что, зная немецкую грамматику, или имея ее таблицы перед собой, можно переводить любые немецкие тексты от способов разведения гусей до теории оползания грунтов. Грамматика сама поведет от слова к слову и никогда не даст просторов для двойного толкования связи слов в предложении. Так же строго у немцев все и в литературной речи, поскольку она тоже вся построена на такой жесткой грамматике. Но и здесь наблюдается живая борьба говорящего человека с языком, на котором он говорит. Примеры:

"Унтергрундбанн", что означает подземную дорогу, может быть в качестве смиренного бунта, но простые обыватели все же превратили эту дорогу в "У-бан". "Форнамэ" всегда в немецком языке означало "имя", а "цунамэ", соответственно, фамилию. В настоящее время немцы заговорщицки употребляют для двух этих слов одно только слово "намэ", то есть, "то, как зовут". Опять тихий бунт под флагом упрощения.

Ихь бин цванциг яре альт" - мне двадцать лет, так это звучит по-русски и именно так правильно произносить это по-немецки. Буквально этот набор немецких слов переводится, как "я есть двадцать лет старости". Может быть, из-за эстетического неприятия самого понятия старости, а может быть все из того же стремления к упрощению языка, но сейчас немцы так говорят все реже и реже, и все чаще говорят просто "ихь бин цванциг" - я есть двадцать. И проще, и никакого намека на возраст при упоминании возраста! Куда там тонким французам!

"Ви геет ес иннен?" спрашивали раньше немцы, осведомляясь о состоянии дел собеседника. В настоящее время они просто вопрошают "ви геет ес?", что просто звучит: "Как дела?", а уточнение "у вас" - отбрасывается. Может быть, этим они просто подчеркивают, что вопрос задается только ради проформы и не стоит ни в коем случае на него подробно или честно отвечать. А, может быть, просто так проще, поскольку становится короче ритуал ничего по сути не значащего ни для кого приветствия?

Не избежал общей судьбы и злополучный автобус, который даже в педантичном немецком извернулся и стал "бус"-ом. А вот с троллейбусом произошло явное восстание пассажиров, ибо спрашивать каждый раз "куда идет "оберляйтунгомнибус" выводило из терпения даже вежливых немцев. Бескровная революция придала этому кошмарному слову вполне симпатичный вид "обус"-а. Компромисс был достигнут тихо, но настолько решительно, что правительство даже не рискнуло вывести на улицы войска.

Ну и последний пример - "вас зинд зи фон беруф?", то есть "чем вы занимаетесь", тоже в настоящее время сократился до полу-пароля "вас зинд зи?", что буквально означает - "что вы?". Отзыв - назвать свою профессию.

Негусто с примерами в немецком языке не потому, что он выбивается из общей массы упрощающихся языков по своим внутренним причинам. Причины здесь абсолютно внешние. Дело в том, что в наше время существует четыре немецких языка:

1. Литературный. Это тот строгий, о котором мы говорили и где почти не происходит никакого движения. Это язык немецких языков, если можно так сказать. Он искусственно общепринят для всех немцев в качестве государственного языка. Это язык литературы, государственных документов и прессы. Немцы на нем не разговаривают, а общаются между собой! Поэтому в нем так мало упростительных процессов. Разговаривают немцы на других языках, где нет никаких строгих узакониваний и шлагбаумов, (как, говоря о немецком, обойти этот германизм?). Там и происходят все упрощения. Это языки:

2. Обиходно-разговорная форма. Мы ее совершенно не знаем и не слышим. Иногда она приводится в подписях под юмористическими рисунками в немецких журналах. Там слова все немецкие или очень похожи на немецкие, а перевести совершенно ничего нельзя! Совсем другой язык.

3. Диалект. Это местные говоры, которые наряду с обиходным языком №2 добавляют собой еще огромное количество внутринемецких языков, носители которых хоть и немцы, но плохо понимают друг друга. Здесь еще один неведомый нам пласт языкотворчества, поскольку практически каждая деревня имеет свой диалект, и что там с языками происходит, мы не знаем, но со всей определенностью догадываемся.

4. Полу-диалект. Это ослабленные формы диалектов, которые уже почти стали обиходной формой языка №2, но еще не потеряли своих отличительных особенностей, как диалектов.

В настоящее время немцы ставят вопрос о частичной реформе орфографии, что, прежде всего, должно означать "устранение колебаний в написании иностранных слов". Устранение колебаний можно с полным на то основанием считать уменьшением числа вариантов, то есть, тоже упрощением. Далее ставится задача "унификации отдельных орфографических вариантов", что предполагает освобождение от ненужных вариантов и возведение в стандарт отобранных вариантов, что тоже, по сути, имеет целью упрощение. В третьих, будет проводиться "замена кодифицированных ранее норм" произношения свободными, что опять упростит дело, ибо теперь станет возможным говорить, как хочешь, а к чему это приведет, мы, думаю, долго гадать не будем. Как видим, даже там, где за язык берется не просто какой-то "великий творец" народ, а самые матерые языковеды, максимум, что получается - это организованное отступление.

Говоря о немецком языке, как об уникальном явлении среди языков, следует сказать и о венгерском языке, который уникален не только по своему синтаксису, (это самый сложный из европейских языков), но и по ситуации, в которой он исторически оказался. Дело в том, что венгерский язык, этот выразительнейший и красивейший язык, стал государственным только в 1843 году. До этого он угнетался и забивался иноземными властителями до такой степени, что те готовы были идти на любой компромисс, (вплоть до использования в официальной переписке латинского), лишь бы не иметь дела непосредственно с венгерским. Всем правительствам, которым подчинялись венгры, было легче совершить личный ратный подвиг, чем осилить венгерский язык. Когда венгры получили языковую независимость, все предшествующие мытарства тут же отразились на правилах использования языка. Венгры очень любят свой язык и оберегают его всеми силами создаваемых литературных традиций и лингвистических установлений. Слишком дорого он им достался, чтобы теперь пользоваться им без особых правил предосторожности и почитания. Отсюда - повышенное стремление венгров не пропускать в свой язык иностранные слова, благодаря чему появляются такие чисто венгерские превращения распространенных международных слов, как сифилис (по-венгерски "байвер", буквально "беда с кровью"); "лабдаруго" ("пинание мяча", футбол); "форрадалом" ("переворот-вскипание", революция); "тавират" (здесь - шедевр венгерских лингвистов, поскольку это набор корней, одновременно обозначающих и "пошаговое письмо" и "дальнее сообщение", то есть телеграмма); "теркеп" ("рисунок земли", карта); "харишньянадраг" ("чулковые брюки", колготки); "фенькепезёгеп" ("светом дающее картинку устройство", фотоаппарат); "рендёршег" ("порядкоустройствость", полиция) и т.д. Наряду с этим, получивший, наконец-то, жизнь, язык утверждается и как разговорный, и как литературный, и как канцелярский в обстановке всеобщего праздника и чувственного наслаждения смакованием каждого его слова и каждого его звука. Так подросток, впервые одевший часы, смотрит на них по поводу и без повода, ложится с ними спать, играет в футбол, пытается с ними на запястье сыграть в баскетбол, добить одноклассника аудиокассетой по голове, отстоять для девушки место в очереди школьного буфета на большой перемена, а потом удивляется - почему от часов так мало осталось буквально через три дня после покупки? Вроде бы все внимание было только им! Недостатком внимания и любви венгерский язык от своего народа после его официального признания в качестве государственного не страдал, как ни один другой язык, и вот что случилось только за 150 лет:

приветствие "йо реггельт киванок" (хорошего утра тебе желаю), превратилось в "йо реггельт" (хорошее утро, доброе утро).

"Телевизио" (телевизор) превратился в "теве", "аутобус" - "бус" (как это знакомо!), "тролибус" - "троли", "доханьболт" (табачная лавка) - "трафик" (вообще не в связи с исходным словом!).

"Ёнкисолгало елельмисерарухаз" - так почтительно назывался раньше в Венгрии гастроном самообслуживания. Его титул немного уменьшился со временем и стал произноситься как "абецеарухаз", а в настоящее время вообще растерял все свое величие и приобрел самый плебейский вид - "абеце".

"Йонатаналма" (яблоко сорта джонатан) стало просто "йонатан".

В Венгрии в магазинах не говорят "дайте килограмм масла или сто граммов водки", там говорят: "будьте любезны, отвесьте 10 декаграмм масла и 10 декалитров водки". Меряют на десятки. Покупают венгры, видно, часто, потому что в итоге "декаграмм" стал "дека", а "децилитр" - "деци", даже если им меряется и водка! Управились.

"Фекете каавее" (черный кофе) стал просто "фекете", то есть, "черный". Кофе вместо имени и отчества получил кличку.

"Хютёсекрень" ("охлаждающий шкаф", холодильник) превратился в "хютё", "охладитель", отбросив от себя лишнюю половину.

"Ренделёинтезет" - поликлиника, превратилась в "естека"; "едьетемишта" (студент) - "диак", "реуматизмо" (радикулит) - "реума", "вецемошдо" (туалет) - "веце".

Исчезло целое личное местоимение 3-го лица "белёле"(из него) в выражениях "из него получился врач, художник, карманник" и т.д. Звучало раньше "орвош летт белёле" (он стал врачом), а теперь звучит просто "орвош летт", "врач получился".

Автомобильная катастрофа в русском языке давно заменена на "аварию" из-за неудобства ее произношения. Если бы русские знали, как произносится это словосочетание на венгерском, то они не считали бы исходно русский вариант неудобным или сложным. У венгров оно звучит как "аутосеренчетленшег", что страшно уже само по себе. Два ужаса от одного происшествия венгром было переносить тяжело вдвойне, и они заменили один из ужасов, ужас названия, на игривое "карамбол". Это даже не "авария", а что-то вроде "вот те на!".

Тот, кто ездит в Венгрии на электричке, тот поймет почему из "хейиердекю вашут" этот электропоезд превратился в "хев", так же, как "дьёршвонат" (скорый поезд) скоренько стал просто "вонат"-ом. "Ментёауто" (скорая помощь) отбросила упоминание о механическом способе спасательных рейдов и стала "ментё", и даже "кеньедеш пайтааш" (закадычный друг) стал еще закадычнее, став просто "кеньедеш".

Фраза, относящаяся к временам венгерского рыцарства "тельешитени а кётелешшегет", (что означало "исполнить свой долг"), теперь произносится просто "мегтенни" (исполнить), что упоминает о некотором рыцарском оттенке взятых на себя обязательств.

"Фогадья ёсинте ресветемет" - "примите мои искренние соболезнования", заменено кратким упоминанием об общем горе - "ресвет".

"Тейешитёкепешшег" (емкость) независимо от реального объема теперь звучит короче - "капациташ", Адриатенгер (Адриатическое Море) - Адриа, "бочанатот керек" (прошу у тебя прощения) - "бочанат" (прощение, извинение), "фельветели вижга" (приемный экзамен) - "фельветели" (приемный), "фёльдалатти вашут" (подземный трамвай, метро) - "фёльдалатти", "шюлтхуш" (жареное мясо) - "шюлт". Наверное, следует остановиться, поскольку направление "развития" и венгерской речи нами уже вполне понято, несмотря на особое отношение к ней венгров.

Кроме отдельных слов мы находим в этом языке и такое явление, при котором некоторые, некогда самостоятельные, существительные, образовали из себя сначала наречия, а потом эти же наречия довели до состояния просто приставки. Очень ловко, и главное просто стало произносить разные фразы одним словом, например "идти домой" - "домоидти", или "дай сюда" - "сюдай" или "тудай" (дай не мне, а ему, например). Также стало возможным говорить, используя этот прием упрощения существительного до уровня приставки, когда подстрочный перевод имеет некое более глубокое значение, чем набор корней: "мозгобить" (избивать до смерти), мозгопалить (расстреливать), мозгоделать (работать, не щадя себя). Когда существительное используется как приставка - это упрощение.

Еще один очень интересный момент: в последнее время стало возможным употреблять вместо утвердительного ответа всего лишь одну приставку вопросительного глагола! По-русски это могло бы звучать так: "Ты приедешь завтра?" - "При", (то есть, "конечно приеду, о чем разговор, когда я тебя подводил?"), или: "Не передадите, пожалуйста, салат?" - "Пере", ("с превеликим удовольствием, сколько угодно, давайте вашу тарелку"). Венгерский язык идет знакомым нам и правильным путем.

Когда-то у венгров было три указательных местоимения - "е", "ез" и "аз". Теперь осталось только два из них, а "е" уже не употребляется. Только иногда-иногда в научной литературе, в качестве тонкого изыска.

Ну и дадим слово лингвистам: "современный венгерский язык имеет меньше глагольных форм", чем старый венгерский. Также исчезли составные формы прошедшего времени глагола для выражения длительных или многократно повторяющихся однообразных действий. "Упрощение - главный побудительный мотив любого "развития" любого языка" - говорит нам и венгерский язык на чистейшем и давно упрощенном русском языке.

Есть еще и такой язык, как санскрит. На нем записаны какие-то индийские священные тексты, которые до этого в десятках поколений передавались друг другу устно. Ничего не можем про него сказать, кроме того, что это очень древний язык, который в настоящее время в повседневной жизни не используется, потому что он очень … сложный! В санскрите существует (внимание!) 4000 (четыре тысячи!) строгих правил! Какой из современных языков может похвастать таким количеством правил? Вот если бы на санскрите люди все же исхитрились говорить, а не только писать в свое время, то от него осталось бы сейчас правил сорок основных, и еще десяток вспомогательных. Тогда бы санскрит существовал на равных в общем бравом строю тех современных языков, которые человек за это время добросовестно "усовершенствовал" и "развил". А так - пусть обижается сам на себя.

А вот современный таджикский язык, наверное, представляет собой то, во что превратятся со временем все другие мировые языки, которые наберут столько же почтенных лет, сколько этот среднеазиатский ветеран. В настоящее время таджикский язык является языком аналитического типа, утратившим флективную падежную систему. То есть, обходится вообще без падежей. Рудаки, Фирдоуси и Саади писали еще с падежами, а потом их потомки язык развили и усовершенствовали до состояния "аналитического типа". Это такое коматозное состояние языка, при котором он может лишь поводить глазами и шевелить одним из пальцев безжизненной руки, а близкие родственники (таджики) из малейших нюансов этих проявлений остатков жизни извлекают правильные сведения и необходимую информацию о желаниях больного. Проще говоря, все, что говорится на таджикском, должно подвергаться мгновенному специфическому анализу, для чего надо или быть таджиком, или учить язык непосредственно у таджиков. Грамматики не осталось. Очевидно, это то, что ждет все остальные более молодые языки, потому что человек постоянно заботится о том, чтобы его речь стала более человеческой.

Естественно, что перекопать все языки на предмет их неуклонно устойчивого упрощения, задача очень интересная. Но этот интерес может удовлетвориться только на базе специальных знаний, так как, вытаскивая из лингвистических описаний различных языков то, что непосредственно говорит об их упрощении в веках, мы не везде можем распознать это упрощение, если о нем не говорится нелингвистическим, раскодированным и открытым текстом. Многие термины лингвистики пугают своими слогосочетаниями и взаимными комбинациями не хуже, чем свойства логарифмов или состав какой-либо химической смеси. Если знать лингвистику, то, несомненно, фактов можно привести намного больше, чем приводим мы. Но даже наши скромные сведения убеждают нас достаточно основательно в наших выводах. Поэтому, закругляя приведение примеров, просто отметим, что те тенденции, которые мы увидели в характеристиках некоторых языков, чье описание было достаточно простым для непрофессионала, чтобы увидеть то, что мы надеялись в нем увидеть, несомненно присутствуют и в тех языках, через дебри сложных терминов описания которых нам продраться не удалось.

Нам осталось еще два языка, первым из которых будет чешский. Итак, мы читаем: "В начале XY века язык избавляется от многих архаичных черт в грамматике и лексике". Такое читать особенно интересно! Получается, что люди говорили до пятнадцатого века архаично, а потом стали от этого избавляться. Надоело. Интересно, а как они вообще догадались, что они говорят архаично? Но даже не это самое интересное. А самое интересное то, что для того, чтобы жить стало легче и веселей, людям в очередной раз пришлось от чего-то в языке избавиться! Здесь надо правильно понимать - то, что перестало использоваться в языке (то есть, из всего массива имеющегося языка что-то стало уже непосильной ношей!) признается тут же архаичным (то есть, не соответствующим новому времени), и от него избавляются. Мы не найдем ни одного примера, когда для приведения языка в соответствие с новым временем, к нему что-то добавляется человеческим гением, или язык усложняется в ногу с усложняющимся уровнем информации! Из языка, наоборот, постоянно что-то выбрасывается или что-то попросту теряется в запарке дел (от форм глаголов до падежей включительно). Ничего другого не происходит. Как мог человек ранней цивилизации создать язык, который человек зрелой цивилизации постоянно присобачивает к своему времени путем остругивания синтаксиса, лексикона и грамматики, в результате чего от старого языка остаются только клочья? В том же чешском языке во второй половине IX века произошло то, что и должно было произойти: "чешский язык постепенно освобождается (!!) от лексических и фразеологических архаизмов, (внимание!) сложный синтаксис упрощается (!!!)". Вот так. Насоздавал пращур сложных синтаксисов по своей дикости, а перед самым двадцатым веком высокообразованный его потомок еле-еле все это упростил. Если есть более забавный анекдот, чем рассказ о том, как человек создал и усовершенствовал свой язык, расскажите мне его.

Ну и последний язык, на котором мы также остановимся несколько подробней. Еще один красивый язык: Грузинский. Остановимся мы на нем из-за того, что это один из самых древних языков на земле, развившийся очень давно и остающийся неизменным также очень давно. На грузинском языке говорили еще до нашей эры, рано появилась его письменность, а закрепился он в незапамятные времена и находится в законченной и совершенной форме уже 15 веков. Любой не только грузин, но и знающий грузинский язык негрузин может сегодня свободно читать и понимать сочинения от 5 до 18 веков, которые относятся к грузинской истории. Вряд ли какой язык еще может этим похвастать, но нам интересно другое - все процессы в языке уже свершились, если пятнадцать веков он один и тот же, следовательно, если и остались какие-то процессы, то как отголоски самых мощных языковых бурь прошедшего. Как слабые периферийные круги самых определяющих некогда возмущений его сердца. Есть ли сейчас отголоски процесса упрощения в грузинском языке? Судите сами, мы не специалисты по грузинскому языку, и материала по нему, в отличие от венгерского, практически нет, но даже при таком малом по объему материале и нашей малой компетенции удалось найти вот что.

Во многих языках есть глаголы-связки, "я есть, ты есть, он есть" и т.д. В русском языке они опускаются, а, например, в немецком они сохраняются, поэтому немцы и по-русски говорят: "Я есть хотеть познакомиться с хороший девушка для переписка". В грузинском глагол-связка - обязательный член речи и звучит он как "арис", не опускаясь в разговорной речи. В современной грузинской речи этот глагол все чаще не произносится полностью, а заменяется на свой первый звук "а". Упрощение.

В грузинском языке семь падежей. Один из них звательный. Он применяется только при обращении одного лица к другому лицу. Однако сейчас при обращении звательный падеж начинает все чаще заменяться просто именительным падежом, особенно когда обращаются по имени и фамилии. Падеж обречен. Одним падежом со временем станет меньше, и это также не процесс усложнения. Как видим, даже в грузинском супердревнем по стабильности языке, все идут и идут упрощения.

Ну и, наконец, вершина того процесса упрощения, который протекает абсолютно во всех языках, независимо от их древности, - сложносокращенные слова, образованные первыми буквами нескольких слов, или их первыми звуками. Здесь мы отходим от конкретно каждого языка и характеризуем это явление, как присущее абсолютно всем языкам. Это повсеместный непрекращающийся случай, начавшийся в XX веке, когда вместо двух-трех слов создается одно слово, составленное из первых слогов или звуков этих слов. Это называется аббревиацией. XX век отменно отличился этим процессом в языковых трансформациях. Началось все сравнительно недавно, но аббревиация в настоящее время стала просто единственным и довлеющим способом образования новых слов из все тех же старых корней. Уж проще аббревиации вообще придумать что-либо было бы сложно! И мы, наконец-то, закономерно всему тому, что мы умеем делать с языком, придумали! И язык нашими дружными усилиями покатился необратимо к междометийной форме.

Началось это, повторяем, в двадцатом веке и особенно усердствовала в этом молодая Советская Республика, отражая в этом всю присущую ей натужную извращенность традиционных безобидных форм человеческого мышления. Процесс был намеренным, государственно одобряемым и целенаправленным, благодаря чему появлялись всякие "наркомпросы" (народные комиссариаты просвещения), "реввоенкомы" (революционные военные комитеты), "коминтерны", "тюзы", "совнардепы", "комбеды", "кимы", "мопры", "вопры", "исколаты", "рабкрины", "чревколапы" и прочие птичьи слова. Докатились в высоком рвении даже до "замкомпомордел" (заместитель командира по морским делам) и "шкрабов" (школьные работники). Однако этот ветер в голове устроителей нового общества всего лишь предвосхитил тот лингвистический процесс, который царствует сейчас повсеместно и монопольно. Перечислим для наглядности слова-аббревиатуры, а, чтобы было понятней иногда, что имеется в виду, мы соединим их раскрывающими глаголами. Также мы пойдем на некоторое нарушение правил их грамматического написания, когда будем писать их не так, как они должны писаться, а так, как они произносятся, поскольку уже все чаще многие аббревиатуры стали писаться именно так, как они звучат (самбо вместо САМБО), и эта судьба рано или поздно постигнет все используемые на всех углах аббревиатуры:

Диджей, камаз, цээска, поехать на вэдээнха, вуз, дать цэу, исполком, профсоюз, госсовет, главком, начпрод, завхоз, комсомол, партактив собрался, служить в вэвээс, мопед, эсминец (эскадренный миноносец), прораб (производитель работ), колхоз, универмаг, завуч, нии; выстрелить из тэтэ, пэпэша, акээма; полететь на миге, су, ту, яке; атээс, квазар, лавсан, лазер, мазер, мельхиор, мотель, напалм, радар, самбо, смог, универсам, полпред, завмаг, гаи, гибэдэдэ, спид, спецназ, собр, руоп. Джи-ай (рядовой американской армии), краз, маз, ваз, бээмвэ, послушать новый сиди; эсэс, сос, оон, юнеско, дживиси, элджи, учхоз, членкор, элдэпээр, матфак, филфак, биофак и т.д. Завком, партком, дурдом, местком - слова одного ряда и понятия; госкомстат, система гас (выборы); бэтээр, бээмпэ, бээрдээм - военные средства передвижения; жэбэи и смики - заводы по изготовлению железобетона; пиар (технология выборов), выстрелить эрэсами или птурсами; включить агэвэ (котел); оэртэ, энтэвэ, рентиви, эмтиви, эстээс, эртээр, бибиси и т.д.; зил, сэшэа, фээргэ, аре; отремонтировать на эстэо дэвээс, шрусы (шарнирные регуляторы угловых скоростей!) и капэпэ; газ (марка грузовика) заправить гэсээмом с разрешения завгара, дэпээс, вэдэвэшники и зэки тоже хотят играть в кавээн; кзот вохровцу не указ; затормозить абээсом; послушать БэГэ (Бориса Гребенщикова) или эрхэчепэ (Ред Хот Чили Пэйперз) ; выкурить пачку элэм; зип, фиат, тэдэка, фэбээр, цэрэу, кэгэбэ, гэрэу, обээсъе; фидэ, фифа, уефа; морпехи, гэбэшники, фээсбэшники; генсек, оуновцы, и-мейл, и-нет, интернет; энбэа, энхаэл, аська, примат (прикладная математика); омоновцы задержали на жэдэ бомжа, такое чмо!; сексот (секретный сотрудник), эмчеэс; включить тэны и послушать ремикс; минюст, минфин, сми, уфо, энлэо, эвээм; увэче, узи, экагэ; иномарка, инофирма; случилось чепе; гост главнее ту, телефон с аоном (автоматический определитель номера); загс, рэп, оэрзэ, кабэ, сизо, капэзе, капэпэ. Посмотрим, что мы сделали с размерами одежды: миддл (средний) стал "эмкой", смолл (маленький) стал "эской", ладжь (большой) стал "элькой", или просто эм, эс и эль.

Учения по гэо; заплатить эндээс, указав иэнэн, начислить фот; израсходовать энзэ; засесть в дзоте (деревоземляной огневой точке); кей-фор; давать команды с цупа; наса, интерпол, опек, волны эфэм, укавэ; комбат, лэп, хай-фай, вгиковское образование и мхатовская постановка на просторах эсэнгэ; госстрах и медстрах; гознак, грэс, гэс, аэс, госиздат, политиздат, детгиз, учпедгиз; басф, освод, досааф, дээндэ, эмгэу, бэцэжэ (вакцина от туберкулеза); военторг, агропром, военспец, сиэнэн, интерфакс, вип-концерт и пр. и пр.

Вот так в последнее время осуществляется "развитие" речи и "совершенствование" языка. От чего-то еще оставшегося сложного, к новому дебильно-простому. Но это еще не вершина падения, вершина - это смайлики на форумах, которые появились от бессилия человека в своей письменной речи без голосовых интонаций передать собеседнику легкую иронию, тонкую насмешку, доброе подначивание, дурашливый прикол, издевательский смех или торжествующе-снисходительную шутку. Вместо всего этого и много другого - смайлики. Понимай, как хочешь. Допрыгались.

В общем, подведя итоги, напрашивается вывод, что мы за все время существования человека такое сделали с речью, что просто обязаны теперь на ней жениться.

Но как бы мы теперь ни поступили, а факт остается фактом - невозможно представить себе, чтобы человек когда-то создал нечто такое из ничего, что потом до седьмого пота упрощал бы применительно к своим способностям этим воспользоваться. Бог польстил нам, когда дал такие сложные и многогранные языки. Нам всегда была непосильна ноша Его интеллекта, и мы упорно и мастерски низводим его продукт до своего понимания.

Исходя из этого предположения существует великая возможность проникнуть в Его тайны, если пристальнее взглянуть на языки, как на Его творение. Здесь многое могло бы нам открыться, так же, как открывается все больше и больше в физическом мире, сотворенном Им. Однако никто, насколько известно, с этой стороны на язык не смотрит, и в этом аспекте его не исследует. Есть еще одна наука, которая занимается языком и она называется этимологией. Но она занимается взаимопревращениями уже готового языка, и не дает ответа, почему именно эти слова и понятия выражены именно этими словами. Если бы этимология занималась, например, не словом, а камнем, а мы спросили бы у этимологии - "а что такое камень?", то она ответила бы нам: "О, камень - это такая прекрасная и чудесная вещь! Из камня могут получаться мосты, дома, дороги, есть драгоценные камни, даже песок - все это камень!" Если мы будем настаивать, и спрашивать, - "а что же такое камень?", этимология нам раздраженно ответит: "Неужели до сих пор непонятно? Есть даже искусственные камни - кирпич и бетон, причем кирпич может войти в состав бетона… и т.д." Но - что такое именно сам камень, эта наука тоже не ответит.

Тот, кто разгадает тайну слова, его исконную связь между звуком и смыслом, тот приблизиться к Тайне Тайн. Нам это пока не по силам, мы можем только предполагать, что слово "Бог", означает "Тот, которому принадлежит все", поскольку слова "богатый" и "богатеть" означают меру владения чем-то. Слово "человек", произносилось раньше как "целовече", где "вече" - собирать, а значит человек - это нечто собранное в целое, сборная деталь. "Сознание" - дает нам понятие через приставку со-, что когда наше знание соответствует какому-то Знанию, только тогда оно становится сознанием, знанием совместным с Ним. Слово "мысль" - это то, что мы и есть. Мы это мысль, а мысль это мы. Семья - должна состоять из семи "я". Строить - сложить вместе три компонента: материал, идею и действие. Слово - то, что осмысленно ловится, улавливается, славливается из набора слышимых звуков. Родить - ввести в род. Воздух - дух, который вокруг. Вода - то, что ведет куда-то, ибо раньше дорожно-строительных фирм не было, и передвигались вдоль берегов рек. Смерть - от умирать. Успокаиваться или переходить в другой мир? Правда - то, что правит, доминирует. Ложь - то, что отклоняется от прямой правды, ложится. Исцелять - делать целым, неповрежденным, устранять повреждения от ран. Душа - уменьшительное от Духа, маленькая аналогия большого Духа. Жизнь - от "жито", хлеб, то есть жить, это питаться.

Все это лишь смешные догадки, но и за ними можно набрести на определенные подсказки. А если кто-то достаточно умный начнет искать в речи Его подсказки осознанно и самоотверженно, то не миновать революционных открытий. Может быть, Господь кого и сподобит со временем на это, а мы остановимся на той мысли, что кроме таких подсказок, речь, если она явление нематериальное, должна нести в себе обязательно нечто нематериальное и иррациональное. Помимо непознаваемой нами высшей сверхлогики в речи должны быть и еще какие-то признаки, указывающие на ее непривязанность к человеку. Но мы видим, что она полностью привязана к земному и человеческому. Даже идеи, которые она собой выражает, несут нематериальный, но все же вполне рациональный, опирающийся на земную базу и земные потребности, смысл. Нематериальный характер речи должен проявляться не в содержании речи, потому что болтать можно обо всем, но это будет болтовней материального человека, а в самой какой-то особенности речи, которая упархивала бы при ее (особенности) проявлении от законов реального мира и превышала бы узкие материальные задачи, которые ставит перед ней человек. Если человек только использует полученную речь, то у самой речи должно быть и нечто такое, что при неправильном использовании сохраняло свой особый смысл, раз человек только вторичен.

Пояснить эту мысль можно следующим примером. Если мы возьмем цветы, то их создавал не человек. Поэтому, как бы ни складывал человек цветы в букет, это все равно будет букет цветов. Цветы не созданы человеком. Следовательно, они не созданы применительно к человеческой логике, поэтому у цветов есть своя внутренняя логика, не зависящая от человека, которая позволяет им в любом количестве и в любых сочетаниях создавать из себя цветник или букет. А если мы возьмем запчасти к какой-то обособленной машине, которую создал человек, то они или будут располагаться в порядке, оговоренном человеческой логикой, создавая при этом машину, или будут просто грудой металлического хлама. По своей внутренней логике множество гаек может нанизаться на множество болтов, а множество червячных передач взаимодействовать со множеством шестеренок, но если они будут собираться по своей внутренней логике, то машины не получится. В данном случае вся логика замысла человека распадется на отдельные логики сопрягающихся механически частей и получится белиберда, а не действующий механизм.

Так же точно каждое слово имеет свою внутреннюю логику, и если слова будут сочетаться случайно - то получится ли что-нибудь? Если не получится ничего, то мы вынуждены будем сказать, что слова - это создание человека и они, создаваясь человеком применительно к своим потребностям, должны применяться человеком только в определенном наборе, который определен исходным замыслом и общей человеческой логикой применения, или не применяться вообще. То есть внутренняя логика слов должна подчиняться внешней логике создавшего их человека без способности создавать что-то свое без участия человека. А если даже случайный набор слов дает всегда хоть какой-то смысл, то мы должны будем признать, что у слов есть своя внутренняя логика, которая выше логики человека, а такое может быть только в том случае, если источник жизни слов не в человеке.

Всем понятно, что здесь даже и споров не должно быть. Любому ясно при самых поверхностных экспериментах, что человек всего лишь только использует независимую внутреннюю логику слов, создавая из них что-то применительное к себе, но не может, устранившись из этого процесса, сделать из набора любых слов абсолютно бессмысленную рухлядь. Так аранжировщик цветов (есть такая странная профессия) составляет в магазине букет и получает за это деньги, но даже если бы он этого не делал, то собранные произвольно с закрытыми глазами любым покупателем в одну кучу, цветы все равно составили бы из себя букет, - и чем это не метод аранжировки?

Человек, таким образом, только приспосабливается к использованию внутренней логики речи, все упрощая и упрощая ее, поскольку речь и сама может создавать из себя нечто несущее собой вне человеческой логики, но все же имеющее какой-то смысл. На этом свойстве речи устроены так называемые гадания по книге, когда называется несколько раз страничка, строка, номер слова по порядку в строке, и так составляется фраза, которая дает ответ на загаданный вопрос. В этом случае слова вынимаются из книги совершенно случайным порядком, но всегда формируют собой некую фразу, которая несет собой мысль или суждение, которые можно толковать в качестве ответа на волнующий девушек вопрос.

Своя иррациональная логика языка, независимая от человека, прослеживается не только в тех тяжелых случаях, когда слова набираются случайно, но даже и тогда, когда человек со своей логикой влезает в речь и начинает ее неквалифицированно "аранжировать". Это вообще сверхудивительно, потому что здесь идет прямое столкновение двух логик - нецеленаправленной и свободной речевой, естественно и без усилий исходящей просто из собственной жизни слов, и целенаправленной человеческой, исходящей от всей силы его интеллекта. Мы имеем в виду те случаи, когда человек хотел сказать одно, а у него получилось другое. Например, когда независимая девушка отрезает: "Я вам - не девочка!" и только потом понимает, насколько откровенно звучит в ее устах эта информация. Что при этом происходит? А происходит при этом то, что речь имеет абсолютно свою логику, которая, если ее недостаточно умело использовать, в прямом столкновении с намерениями говорящего запросто побеждает логику человека, как вторичную. Иными словами, нематериальное происхождение речи просвечивается за содержанием, набранным неумелым человеком, или вообще стоит над ним, если человек набрал нечто, полностью отменяющее первоначальный его замысел внутренней силой логики самой речи. Для примере можно привести известные афоризмы-оговорки: девиз транспортников - "Каждому пассажиру - по мягкому месту!", девиз лесорубов - "Дадим дуба раньше срока!", девиз сталеваров - "Наша сила - в плавках!", девиз птицеводов - "Каждому жителю на завтрак - по яйцу!", девиз курсантов-артиллеристов - "Наша цель - Генеральный штаб!" и т.д. Или, например, такая обескураживающая исполнительного человека оговорка из утренней радиозарядки: "Откройте форточку, встаньте прямо, ноги на ширине плеч, глубоко вдохните, разведите руки и наложите их на себя". Если человек первичен - то такие абсурды, как "неслыханные голосовые данные", невозможны. При ошибках содержания в этом случае должна получаться лишь абракадабра, как в случае, если человек из телефона и сапожных принадлежностей вздумает собрать тостер. А если человек вторичен, то что-то обязательно должно получаться, хотел человек, или не хотел этого, что мы и увидели, потому что слова живут самостоятельной жизнью по принципу - хоть берите нас, хоть не берите, мы и без вас живем вполне осмысленно.

И еще одно обстоятельство, прямо намекающее на то, что человек в речи вторичен ей. Человек изобрел микроскоп, и если он его разберет и неправильно соберет, то микроскопа не получится и человек сильно огорчится. Здесь человек первичен и, если нарушается его замысел, то он резко воспринимает это как неприятность. Кроме того, этот чертов микроскоп, если человек хочет его получить из разобранного состояния во вновь рабочее, должен, собака, собираться только в определенной последовательности и только определенными способами и никак не иначе! Как какой-то человек его задумал, так ты и расхлебывай. А если будешь пытаться собирать микроскоп всякими дикими и неправильными методами, то никогда больше микроскопа не получишь. Опять человек первичен. Но рождается, например, человек по воле Бога, и как бы неправильно и дико человек не проводил половой акт, у него все равно родится человек, а не кружка с пивом. Человек вторичен. То есть этот процесс по своей внутренней логике автономен от человека и не зависит от последовательности его действий. Мы уже выяснили, что речь также автономна, и как бы дико человек не обращался со словами, они все равно создают смысл, независимо от того, закладывал в них человек именно этот смысл или нет. Но вот - что сказать о том самом огорчении, когда не получилось? Если у человека что-то не получается, то он обязательно расстраивается или раздражается. Если человек первичен, то неправильные сочетания слов должны его раздражать и неприятно тревожить как что-то, нарушающее эстетику его замысла. А если человек вторичен, то неправильные сочетания слов должны или оставлять его равнодушным или вызывать другое чувство, но не связанное с нарушением его внутреннего ощущения разрушения гармонии того, что им создано. Если дыра даже не на своей рубашке вызывает у человека чувство дискомфорта, потому что он знает, что рубашку человечество задумало без дыр, то дыра в горе возбуждает у него лишь любопытство или добрый интерес, потому что горы не задумывались человечеством ни с дырами, ни без дыр вообще, и человеку эстетически все равно есть ли в них дыры, потому что он вторичен.

Есть ли в речи наличие такой вторичности человека? Представляется, что есть. Это -юмор. Во-первых, как мы знаем, неправильные сочетания слов человека не только не оскорбляют, но и даже нещадно веселят. Этого не происходит больше нигде ни в одном виде творчества или деятельности человека! Потому что везде в своем творчестве и в своей деятельности человек - сам создатель, и любое искажение порядка создаваемых им вещей режет ему глаза, возмущает душу или коробит слух. Представьте себе человека, который разобрал телевизор, собрал его совершенно неправильно, уселся перед ним в кресло - и покатывается со смеху от того, что получилось! Невозможно себе такое представить, а если это с кем-то и произойдет, то все мы знаем, куда следует, не затягивая, звонить в таких случаях. Или представьте себе, что в картине Ильи Репина "Иван Грозный убивает собственного сына" поменять между собой части тела у всех персонажей. Будет смешно? Будет глупо. Правда изначальным составлением частей реального мира в неоправданные сочетания может получиться или невразумительный Пикассо или совершенно потерянный Сальвадор Дали, но и от их картин мы не прыскаем в ладошку. Они нас слегка шокируют, на что они и рассчитаны, но и шок, ведь, - это тоже не положительная или равнодушная реакция. Следовательно, смешные сочетания слов не нарушают нашего спокойствия или не вызывают шока только потому, что - не нами делалось и не нам судить: как оно правильно, а как неправильно. Мы можем только судить - это нам подойдет в данный момент, или подойдет в следующий раз.

А теперь - во-вторых. Прямое содержание юмористических фраз ничего не даст не только тому, кто чувства юмора не имеет, но и даже тому, у кого этого чувства в избытке. Юмор находится за логическим содержание и над логическим содержанием. Это послание от Него. Даже тот, кто чувства юмора не имеет, не может преодолеть своей вторичности и может постоянно говорить смешные вещи, не подозревая об этом и не желая этого. Если человек не хочет, а получается смешно, то кто Автор того, что смешно? Содержания нет, а сверхсмысл, нелогичное сочетание нелогичных частей в абсолютно улавливаемое конкретное понятие смешного - есть. Если нет содержания, то это абстракция. Так это принято называть. Абстрактное отражается в реальном на уровне смеха. Получается стык нематериального и материального в единой форме веселого казуса. Если пересказать анекдот с подробными аннотациями, то смешно не будет, потому что выверенное логически содержание убьет абстракцию. Следовательно, пренебрегая логикой и конкретностью, мы отвлеченностью добиваемся эффекта смешного. Так что вторично, а что первично в этом случае? Разумный и детально правильный человек, или не осязаемое и невыразимое состояние соприкосновение с мгновенным состоянием истины абсурда?

Приведем несколько примеров, для этого мы не будем выдумывать новые шутки или эксплуатировать старые, а просто возьмем известные пословицы с поговорками и просто перемешаем их. Что будет, если смешать глину с глиной? Будет глина. Потому что глина не имеет никакой самостоятельной логики. А что получится, если смешать одно содержание с другим содержанием? Получится убогое содержание, но вполне значительное ощущение, что первоначальные содержания слов тут вообще ни при чем, и за ними теперь стоит совсем другое содержание, которое невозможно выразить нашими понятиями, но которое мы улавливаем и нам становится смешно. Из двух глин получится одна глина. А из двух содержаний получается совершенно третье содержание. Это нам и надо было доказать - содержание есть даже там в речи, где нет ни смысла ни замысла.

Береги честь смолоду, а бабу с возу.

Сделал дело - и кобыле легче.

Слово не тетка, не вырубишь топором.

Незваный гость не воробей, сколько ни корми, все как с гуся вода.

Имеющий уши да не разбросает камни, а имеющий глаза да не посеет, что пожнет.

Семь раз отмерь, и береги смолоду. А если не лает, не кусает, то один раз отрежь, но чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы.

Сколько волка не корми, а гусь свинье не подарок.

Тише едешь - там и слезешь.

Где сядешь, там и висит груша.

Из пруда встречают по одежке, а из огня провожают по уму.

Жареный петух дареному коню в зубы.

С пылу с жару - в зад.

Не копай другому яму, пока не перепрыгнешь.

Не говори "гоп" неубитому медведю.

Не плюй в колодец, - кони дохнут.

В тесноте да в темноте подложи милому свинью.

Любовь зла: взялся - играй, назвался - полезай, а после нас - хоть потоп, не поминай лихом и всегда невестка виновата.

Полюбил волк кобылу? Полюбишь и козла?

Красота - залог здоровья, а чистота - спасет мир.

На чужой каравай не садись.

В большой семье рот не разевай - не получишь зла.

Не в свои сани не делай добра.

Температура воздуха от минус пяти градусов до семи вечера.

Выпьем, братец-Иванушка, и снова нальем!

Век живи, век учись, а рожа все равно кирпича просит.

У него семеро Пятниц по лавкам сидит.

Семеро с ложкой, а один в поле ни "тпру" ни "ну"!

"Голубая" мечта - он и слесарь, он и бык, он и баба и мужик! А вокруг благодать: рыбак - рыбака, рыжий - красного, сытый - голодного, семеро - одного, трое - в лодке, бурлаки - на Волге, часовые - на посту, двое - на узкой тропе, зайчики - в трамвайчике, комарики - на воздушном шарике, петух - пионера, старый конь с журавлем в небе, волки - с волками по волчьи, ворон - ворону, миру - мир и даже сучка не захочет и кобель не вскочит. Детей приносят аисты, у них сбоку бантик и их находят в капусте…

Одна голова хорошо, а каждой твари по паре - лучше!

Выгляни в окошко - дам тебе на орехи.

Чем чаще начинать от печки, тем больше дров.

Потехе - час, а терпенье и труд оставь врагу.

Завтрак съешь сам, а сумой и тюрьмой поделись с другом.

Лучше один раз увидеть, чем семь раз ударить лицом в грязь!

Русский мужик долго запрягает, но повезет в любви.

Не могу удержаться, чтобы не привести абсолютный шедевр из старой серии "У моего дяди": "А у моего дяди была собачка. Она была очень мааааааленькая, но большуууууущая дура: у нее не было задней лапы, и, когда она писала на дерево, она падала!" Что здесь смешного, если подойти к этому с логикой и традиционными этическими устоями? Но достаточно представить себе эту картину, как логика и этические нормы мгновенно улетучиваются!

Вот такими моментами речь воспитывает в нас чувство запредельного, ибо сама причина нашего веселья - всегда запредельна. Если бы человек был первичен, ничего смешного в мире не было бы. Только речь придает своими неуловимыми манипуляциями характер смешного обыкновенному, которое человек излагает. Именно за словами, а не в словах кроется все сокровенное в юморе. Поэтому из бумаги можно соорудить колпак и одеть на себя, это смешно не будет, а из двух слов "негр загорает" разворачивается целая панорама ощущений высокого сюра. Смешное можно выразить даже одним словом, как в самом коротком анекдоте - "Коммунизм".

Во всех этих случаях речь сама знает, что она хочет сказать. Без всякого нашего участия. Мы здесь ни при чем. Конкретные слова, обозначающие конкретные предметы и действия, создают нечто абсолютно абстрактное, потому что образуют в своем сочетании совсем не то, что они обозначают! Речь проявляет свое абстрактное, нематериальное содержание.

Еще одну великую функцию несет речь, которой мы никак не можем воспользоваться полностью. Речь дает нам основы нелинейного мышления. Того единственного мышления, свободного от логической и линейной последовательности выводов, которое единственно способно на истинное познание. Речь - это постоянное и ежедневное наше упражнение в нелинейном мышлении, поскольку если мы начнем воспринимать речь линейным образом, то есть, анализировать каждую букву, затем буквосочетание, затем слоги, затем слова, затем падежи и согласование между словами, затем все то, что они обозначают, контекст, в котором они применяются, будем складывать слова в предложения, запоминать их смысл и далее опять переходить к новым буквам, буквосочетаниям и т.д., то мы не сможем быстро и не напрягаясь ни передать, ни уловить даже простого призыва о помощи. Мы воспринимает речь нелинейно, то есть сразу в целокупности того, что произнесено, не разбивая ее на смысловые составляющие, подлежащие отдельному анализу. Все отдельные маленькие смыслы каждого слова и их сочетаний осознаются нами сразу, без всякого анализа, в общем смысле всей фразы.

Представьте себе ситуацию, что вы находитесь на работе, и к вам зашла сотрудница, которая говорит: "Иван Иванович, к вам пришли". Вы выходите и видите перед собой племянника из провинции. Радушно улыбаясь, вы протягиваете ему руку и произносите: "рад видеть! Проездом или по делу?". Пока вы это говорите, в мозгу у вас нелинейно, со скоростью вспышки фотоаппарата, единой картиной возникает: "Что там у них случилось? Что ему надо? Неужели - с ночевкой? А вдруг - на несколько дней! И откуда он узнал адрес моей работы? Зинка, зараза, проболталась! Говорил я Сергею - не надо ей говорить, где я работаю - у нее язык без костей. А я ей с дровами помог на эту зиму, неблагодарной, а матери и теткам только пообещал, но не сделал. Виноват, виноват! Кстати, мать забор покрасила, или мне его еще весной красить придется? Ну, Зинка, помело чертово! Теперь вся деревня будет приезжать по разным поводам, спасу не будет! Как бы его уклончиво отвадить? Эх, лучше бы я вчера на командировку согласился! Надо будет говорить с ним потише, чтобы коллеги не прислушивались. Меньше знают - лучше спят". Все это происходит в вашей голове менее чем за секунду, одним мгновенным образом. В ответ вам говорят: "Я по делу, Иван Иванович, я ваш новый пожарный инспектор". И опять включается нелинейное мышление: "О, Боже! Надо же было так обознаться! Но похож-то как, похож-то, а! Ну, как две капли! И рост, и рожа, и голос и повадки! Черти его принесли! Огнетушители исчерпали все сроки, план эвакуации старый, ответственный за пожарную безопасность по приказу Петров, а он уже как три месяца уволился, пень старый! Решетку на складе приварили не распахивающуюся - будет, сволочь, кровь пить. Хорошо хоть пожарную сигнализацию по акту сдали, тут все в порядке. Надо срочно Таньке позвонить! У ее подруги Нинки любовник есть майор усатый из горуправления. Пили вместе на Новый Год (анекдоты чешет - как радио!), коньяк любит, надо срочно через Нинку передать, может прикроет. А может, и с этим договориться удастся, не зверь же он, тоже, наверное, коньяк любит!" - все это проносится молнией, пока вы, не подавая виду, что обознались, с еще менее оправданным радушием, но с еще более широкой улыбкой, приглашаете пожарника в кабинет одним коротким жестом, якобы вытекающим логически из вашего почти чувственного приветствия, произнесенного три секунды назад.

Это свойство мгновенно все охватывающего нелинейного мышления, но это и то чудо произнесенной речи, к которому мы привыкли, и которое не можем перенести на все остальное наше мышление. Иногда, правда, у нас это происходит: нелинейное мышление срабатывает и мы называем это "озарением", "наитием", "интуицией" и т.д. Мы считаем это аномальными, великими моментами нашей жизни, не понимая, что, вставая утром, сразу же начинаем общаться друг с другом этим аномальным и великим способом. Потому что, слушая речь, мы абсолютно выключаем логику, и наше общение происходит совершенно помимо нее. В звучащих в нашем направлении словах мы постоянно нелинейно, великими озарениями узнаем в наборе звуков вот таких вот "племянничков" совершенно естественно и без напряжения. Если способ восприятия и передачи речи у нас сверхлогичный и нелинейный, то и принцип создания речи тоже должен быть сверхлогичным и нелинейным. А такими способами творчества человек не располагает.

Почему мы не можем переступить этот порог мышления и распространить его на все остальное? Загадка. Но способности в нас присутствуют, и чтобы они не затухали, Он дал нам возможность их тренировать с помощью речи.

Может быть, в этом и есть великое предназначение речи - в развитии способности нелинейно мыслить? Может быть. Но вряд ли, потому что, несмотря на ежедневный тренинг, мы не совершенствуем не только этой возможности, но и потихоньку профанируем и саму речь. Находясь в состоянии ежесекундного озарения при речевом общении, мы даже не осознаем этого, и не видим никаких способов развивать это состояние до постоянно присутствующего. Это небольшая уступка нам с Его стороны, но не больше, и Он же, очевидно, заложил в нас контрольно-предупредительные устройства, которые мгновенно выключают эти наши способности, как только мы перестаем говорить или внимать говорящему, и, так же мгновенно, включают обычное косное мышление для всего остального, что не относится к речи.

Для того чтобы это выключение происходило надежней, существует письменность, потому что в ней речь воспринимается уже линейно. От буквы к слову, от слова к предложению до самой его точки. Затем от новой буквы к новому слову и т.д. Поначалу люди решили, что письмо не для непосредственного общения, а для чего-то, выходящего за пределы задач общения, и поэтому они автоматически начали писать справа налево, потому что это нефизиологично для чтения. Человек устроен так, что при рассматривании чего-то его глаза двигаются слева направо на высоте 1 метр 70 сантиметров. Когда пишешь справа налево, то речь и письмо остаются двумя абсолютно разными по физиологии действиями, поскольку слышать для нас естественно, а смотреть справа налево - не очень. Нелинейное здесь отделяется от линейного. В этом случае записанная информация при прочтении идет встречным курсом нашему естеству и существует несколько в самостоятельном значении. Появляется возможность нелинейного восприятия написанного. Еще один канал передачи информации абстрактным способом, наитием. А когда читаешь слова слева направо, то речь укладывается в логическую схему написания и теряет свой нелинейный характер. Пробелы, существующие между словами, до конца убивают потребность в нелинейном осмыслении сообщения (в речи пробелов между словами нет). Мышление замирает, замедляется и подчиняется логической схеме. Для примера возьмем фразу, и напишем ее без пробелов. Сами убедимся, как трудно будет нам докопаться до ее смысла и как натужно и тяжело будет работать наше мышление для того, чтобы логически освоить совершенно простую и несложную информацию, полученную таким "беспробельным" письменным образом:

"вотвотвотводводоразделарастаявклубаминанетсползетучастникбеспределаотжившийреактивныйслед"

Чтобы прочитать это, придется попотеть. А если это услышать, то без всякой оценки отдельных фрагментов сразу появится вполне понимаемый отрезок речи. Попробуйте прочитать вслух, и вас поймут, хотя сама фраза тоже по не по-простому закручена, ибо это отрывок из стихотворения:

Вот-вот в отвод водораздела,
Растаяв клубами на нет,
Сползет участник беспредела
Отживший реактивный след.

Пример, конечно, утрированный, но так он выглядит убедительнее. Читаем мы линейным способом, а слышим - нелинейным.

Поскольку речь не дает нам никакого прорыва из нашего обычного состояния, то надо обратиться к письменности, которая наше состояние меняет в корне, ибо позволяет хранить и передавать накапливаемую информацию, причем искать надо там, где письменность проявляется нелинейно, потому что обычная линейная фонетическая письменность является лишь слабой копией речи и не может иметь самостоятельных задач.

Естественно, что, предполагая за письменностью какие-то особые задачи, мы должны по-прежнему исходить из нашего методологического убеждения, что все создано Им и создано неспроста. Однако препоны нашей методологии может создать такой факт истории, что в большинстве случаев авторство человека в его письменности не может оспариваться. Большинство из видов письма возникли в обозримые времена, а авторов некоторых из них мы даже знаем (Кирилл и Мефодий, например). Поэтому выход у нас один - обратиться к той письменности, которая создана до самой официальной истории, то есть очень давно. Настолько давно, что у нас появляется шанс говорить о том, что эта письменность была как-то санкционирована Им. Чем глубже мы закопаемся в историю, тем вернее у нас будут шансы на успех. А уйти более глубоко, чем разобрать первую письменность человека, вряд ли удастся, поскольку если пойти еще дальше первой письменности в "дописьменные" времена, то там можно будет исследовать все, кроме самой письменности. А нам это сейчас ни к чему.

Ну, что ж. Обратимся к самой первой письменности человека. Возраст ее - тысячелетия, и известно всего три таких первых вида письменности. Разберем по порядку.

1. Вампумы. Это нити с нанизанными на них раковинами. Цвет раковин, их количество, величина, взаиморасположение и другие мелкие хитрости позволяли с помощью этих нисок хранить и передавать сообщения.

2. Кипу. Это узелковое письмо. С помощью узелков различного вида, их количества, взаиморасположения и др. удавалось собирать и хранить информацию не только по содержанию, но и по логической связи передаваемых сообщений во времени.

3. Пиктография. Рисуночное письмо. С помощью условленных рисунков также передавалась и хранилась информация.

Это все. И это создано с санкции Бога? - удивятся скептики. Не будем торопиться. Не стоит легко останавливаться на поверхностных выводах, какими бы очевидными они на первый взгляд нам не показались. Сейчас считается, что это очень наивное и несовершенное письмо, которому далеко до современного письма. Письмо почти дикарей. Просто, как говориться, - и ставить близко нельзя друг с другом их письмо и наше письмо! И не зря человечество от этих видов письма отказалось и перешло к нынешним. Повторяем - так считается учеными и простыми людьми, и это, вроде бы, очевидно. А мы разберем все по порядку.

Во-первых, - давайте не будем никогда говорить о наивности и несовершенстве того, что вполне успешно исполняет свою функцию. Раз эта письменность использовалась, значит, она устраивала этих людей. На ней, между прочим, велся хозяйственный учет, отдавались указания на окраины и передавались донесения в центр, записывались приговоры судов и отдавались военные приказы. Раз она передавала сообщения и хранила информацию, значит она - письменность как минимум. А вот, наивная ли? Что легче - запомнить 33 буквы алфавита, или овладеть способом передачи и хранения мысли, составленным из бесчисленного по возможным вариантам количества сочетаний раковин на нитке, поскольку сами варианты информации бесчисленны? Да по сравнению с двоечниками тех времен наши профессора просто дети несмышленые! За сколько, как вы думаете, времени можно изучить все сочетания узелков и их виды, или несколько десятков тысяч рисунков современному аспиранту? А за сколько дней осваивает алфавит шестилетний ребенок? Так что про наивность - стыдливо забудем.

Во вторых, - это письмо линейное или нелинейное? Долго думать не будем, и скажем сразу - это абсолютно нелинейное письмо, поскольку в нем нет логических единиц, а все строится на общевоспринимаемой картине сочетаний разных отдельно не несущих логического смысла составных частей. Каждая раковина не говорит ни о чем. А несколько раковин вместе говорят о многом. Смысл и информация возникают не логическим, а нелинейным путем, А наши буквы? Каждая из них означает звук или слог. Надо только, высунув кончик языка, записать их в той последовательности, в какой они звучали бы. И все! Нет - вампумы, кипу и пиктограммы не для дураков! Это было гениальное нелинейное явление, чего уже нет в нашей современной "совершенной" письменности.

В третьих, - что общего во всех этих трех письменностях, несмотря на их абсолютно разное техническое воплощение? Они не языковые! С их помощью нельзя ни передать особенностей языка, ни сохранить сам язык во времени! Они оторваны от языка и находятся в надъязычной области сознания и их задачи не связаны, таким образом с задачами устной речи, от которых мы отказались. Они не являются приблизительной копией устной речи, каковой является вся наша письменность. А это еще один аргумент в их пользу, поскольку, как не связанные с языком, они могут нести какую-то особую задачу, которую не может нести язык. Мы даже теперь уже можем сформулировать эту задачу первой письменности - создать способ передачи и хранения информации, не связанный с особенностями языков. То есть - универсальный, общечеловеческий способ! Неплохо для "наивных" и "примитивных" способов письма, не так ли?

И, наконец, в четвертых. О том, что человечество отбросило со временем эти языки, как несовершенные и неуклюжие. Ой, ли? Оглянитесь вокруг - кругом вампумы, кипу и пиктография! Человечество отказалось от внешнего оформления способа первой письменности, но самые главные письменности человека, которые создают сейчас на Земле цивилизацию, сегодня созданы по тому же древнему принципу! Поясним: чем математические формулы отличаются от первой письменности пиктографии? Они также передают сообщения и хранят информацию общечеловеческим неязыковым способом! Как в свое время набор узелков вызывал определенную ассоциацию, так и набор математических знаков в настоящее время вызывает такую же ассоциацию. Причем совершенно одинаково поймет эту формулу и англичанин, и тунгус, и конголезец, и китаец и маори, и мореплаватель и плотник. А физика, химия, астрономия, геометрия и прочие науки - разве они не создали свои неязыковые языки, понятные каждому народу одинаково и позволяющие хранить и передавать информацию наивным способом взаиморасположения значков и знаков? А электротехника, а черчение, а машиностроение? А дорожные знаки, понятные всем во всем мире одинаково? Что это, если не корявая пиктография? А спектрограммы, сейсмограммы, кардиограммы? Чем всплески их прямых не узелки на нитях? А железнодорожная семафорная сигнализация? А дорожный светофор? Чем он не набор зеленых, красных и желтых раковин, расположенных в определенном порядке друг над другом, и передающих своими сочетаниями более двадцати сообщений? А флаги морской сигнализации? Ничего нового мы не придумали! Даже наши восклицательные знаки и вопросительные знаки наряду с многоточиями в конце предложения - это пиктография от бессилия передать способами нашей письменности нечто неязыковое и эмоциональное! Но гордимся-то как перед "дикарями"!

А теперь сравним мощь первых древних письменностей с силой нынешних их подражаний. С помощью любого из трех видов древней письменности можно было передавать универсальную информацию. Они могли бы передавать и хранить в себе сообщения любого характера. Им было все равно. Они были всесильны для того времени. А какая из аналогичных письменностей нынешнего времени всесильна сейчас? Ни одной. Каждый язык знаков - для своей отрасли науки и знания. Так что, стыдно должно быть вдвойне от того, что не только не сохранили принципы тех письменностей (опять Его идея оказалась нам не под силу), но и от того, что создав нынешние жалкие отраслевые подобия универсальным древним пиктографиям, кипу и вампумам, мы заносчиво дерем нос вверх и не видим того, что в этих языках была Его сила.

Итак, вот что мы можем вынести из логики наших рассуждений. Ему нужна была речь и Он дал нам ее, чтобы мы могли обмениваться информацией, не связанной с задачами питания и выживания, а связанной с теми понятиями и фактами, которые нуждаются зачем-то в сохранении. Для этого Он дал нам неязыковой способ передачи и сохранения такой информации с помощью пиктографических в своей основе, или подобных вампумам и кипу, общечеловеческих языков. Не надо долго усердствовать здесь в рассуждениях, чтобы понять, что целью всего этого было дать возможность человеку совместными усилиями развивать науку.

Добавить к этому можно еще и то, что помимо обслуживания именно науки, речь нигде не выполняет своей функции непосредственно как средства общения. Только в науке слова выражают то, что они выражают, однозначно. Представьте себе, что вы подслушали случайно разговор двух незнакомых людей в троллейбусе - там речь идет о Светке, Артеме, соседе с четвертого этажа, и прочем. Вы поймете каждое слово, но не поймете - о чем, собственно, речь? Всякий раз, и не только в троллейбусе, но и повсеместно, от литературы и до обращения политических деятелей, помимо самой речи нужно еще что-то третье, некая преамбула предварительной информации, которая будет раскрывать одни и те же слова для слушателя индивидуально для данных обстоятельств по-разному. И только в науке каждое слово - это термин, и всегда без всяких предисловий ясно, о чем идет речь даже в любом наугад выбранном абзаце.

Итак, речь через специфическую письменность, способную одинаково для понимания всех людей хранить и передавать информацию, и через специфическую функцию общепонятийных научных терминов влияет на наше бытие, создавая на Земле науку и цивилизацию. Если бы не было речи, то было бы все, кроме науки. Ничего не изменилось бы ни в нашем мышлении, ни в нашем бытие, если бы наука не вторгалась в наш мир и не переделывала его, переделывая одновременно и самого человека. Следовательно, хоть мы и выгодно отличаемся речью от животных, но это не позволило бы нам далеко от них уйти, не будь науки. Самый естественный в этом случае вопрос - не наука ли является нашей задачей и не для нее ли мы созданы?