|
||||
|
Синявинская операция (19 августа — 1 октября 1942 года)
Обстановка на ТВД Всплеск активности бронетанковых войск Ленфронта во второй половине 1942 года был связан прежде всего с проведением Синявинской операции — очередной неудачной попытки деблокировать Ленинград. В этот период в районе города на Неве сложилась парадоксальная ситуация — и советское и германское командования готовились к наступательным операциям, догадываясь, что противник, в свою очередь, предпримет что-то подобное. После взятия в июле 1942 года Севастополя, главного бастиона нашей обороны на южном фланге советско-германского фронта, немцы готовились к уничтожению северного бастиона — Ленинграда. По личному приказанию Гитлера от 17 июля 1942 года было решено перебросить из Крыма штаб 11-й полевой армии, штабы двух армейских корпусов (30-го и 54-го), пять дивизий (24, 72, 132, 170-ю пехотные и 28-ю егерскую) и большое количество частей РГК для направления их в группу армий «Север», где они должны были захватить город на Неве[74]. Первоначально германское руководство даже не помышляло о такой масштабной операции. Оно планировало наступление только на Ораниенбаумский плацдарм советских войск с целью его ликвидации. Однако подготовка этой частной операции была приостановлена в связи с решением самого фюрера, а затем и командования вермахта, предпринять более крупное наступление непосредственно на Ленинград. Также была отменена и другая частная операция, имевшая целью ликвидировать прорыв советских войск в районе Погостья (30 км северо-западней Киришей). 19 июля генеральный штаб сухопутных войск (ОКХ) информировал командование группы армий «Север», что в настоящее время имеются соображения «… вместо наступления на фронте Кронштадской бухты начать наступление на Ленинград с задачей овладеть городом, установить связь с финнами севернее Ленинграда и тем самым выключить русский Балтийский флот»[75]. А через день, 21 июля, уже в директиве главного командования вермахта (ОКВ) № 44 говорилось: «… Не позднее чем в сентябре будет взят Ленинград и благодаря этому высвобождены финские силы». В директиве № 45 от 23 июля группа армий «Север» получила конкретные указания о подготовке новой операции по захвату Ленинграда: «Операции, к которым сейчас ведется подготовка па участках фронта групп армий „Центр“ и „Север“, должны быть проведены быстро, одна за другой. Таким путем в значительной мере будет обеспечено расчленение сил противника и падение морального духа его командного состава и войск. Группе армий „Север“ к началу сентября подготовить захват Ленинграда. Операция получает кодовое название „Фойерцаубер“ („Волшебный огонь“). Для этого передать группе армий пять дивизий 11-й армии (штурмовавшей Севастополь. — Примеч. авт.) наряду с тяжелой артиллерией и артиллерией особой мощности, а также другие необходимые части резерва главного командования»[76]. Чтобы обеспечить полный успех операции, было решено привлечь к наступлению на Ленинград как можно больше финских войск. Но официальный ответ главнокомандующего вооруженными силами Финляндии К. Маннергейма на запросы немецкого командования, как отмечал германский представитель при штабе финской армии В. Эрфурт, «был весьма неопределенным. Он (Маннергейм) может в нужное время выступить с небольшими силами и только с ограниченной задачей». Немцам пришлось справляться самим. За месяц подготовки к наступлению операцию успели переименовать. Планы по захвату Ленинграда теперь назывались «Нордлихт» («Северное сияние»). 23 августа 1942 года о штурме Ленинграда шла речь на специальном совещании в германской ставке. Планировалось в течение шестидневного активного периода обрушиться на город мощными силами авиации и артиллерии сверхтяжелых калибров, провести террористические акции против руководства города, фронта и основных промышленных предприятий, и таким образом нарушить всю организацию обороны Ленинграда, а также «парализовать массы рабочих и гражданского населения». Руководство операцией по штурму города было поручено «герою» взятия Севастополя, тогда еще генералу, но в скором времени генерал-фельдмаршалу фон Манштейну. Гитлер лично поставил перед ним задачи со следующими формулировками; «Операция „Нордлихт“ является лишь средством для освобождения Балтийского моря и овладения Карельским перешейком. Задача: 1-й этап — окружить Ленинград и установить связь с финнами; 2-й этап — овладеть Ленинградом и сравнять его с землей»[77]. Срок наступления ориентировочно планировался на 14 сентября 1942 года. Несмотря на то что на августовском совещании присутствовал командующий группы армий «Север» генерал-фельдмаршал Г. Кюхлер и особых претензий у Гитлера к нему не было, все-таки было окончательно решено перебросить под Ленинград не только 11-ю армию, но и ее управление во главе с командующим армией «новоиспеченным» генерал-фельдмаршалом Э. Манштейном, которому была поручена операция «Нордлихт». Специалист по крепостям должен был решить сразу несколько проблем германской армии. Разработанный Манштейном замысел по захвату города заключался не в штурме городских улиц, а в операции по пресечению подвоза каких-либо припасов по Ладожскому озеру и даже Балтийскому морю. Взятый в плотное кольцо Ленинград без продовольствия и боеприпасов должен был вскоре капитулировать сам. Основной замысел подобной операции заключался в том, чтобы после сильного артиллерийского и авиационного удара по советским войскам прорвать силами трех корпусов оборону Ленинградского фронта и выйти к южной окраине города. «После этого, — писал впоследствии Манштейн, — два корпуса должны были повернуть на восток, чтобы с ходу внезапно форсировать Неву юго-восточнее города. Они должны были уничтожить противника, находившегося между рекой и Ладожским озером, перерезать путь подвоза через Ладожское озеро и вплотную охватить город кольцом также и с востока. В таком случае захвата города можно было бы добиться быстро и без тяжелых уличных боев…»[78] Советская сторона, укрепляя оборону города, готовила свою наступательную операцию. Первые предложения по прорыву блокады Ленинграда посредством разгрома мгинско-синявинской группировки врага были направлены в Ставку Военным советом Ленинградского фронта еще в мае 1942 года. Ставка в принципе согласилась с этой идеей, но проведение наступления отложила, так как при создавшейся обстановке на юге выделить необходимые силы и средства не представлялось возможным. На тот момент главной задачей Ленинградского фронта являлось совершенствование обороны и проведение частных наступательных операций. Но после последовательных поражений под Керчью, Харьковом и Севастополем советское командование решило взять реванш у Ленинграда, разработав план по прорыву блокады, осуществляемой немецкой группой армий «Север». Оно намеревалось встречными ударами Ленинградского и Волховского фронтов при помощи части сил Краснознаменного Балтийского флота и Ладожской военной флотилии деблокировать город уже в конце лета 1942 года. Основная тяжесть операции, согласно советским планам, ложилась на восстановленный 8 июля 1942 года Волховский фронт (его было легче питать резервами), который активно насыщался артиллерией и танками, в том числе новейшими огнеметными тяжелыми КВ-8. Решение командующего Волховским фронтом опытнейшего генерала армии К. А. Мерецкова сводилось к тому, чтобы сосредоточенным ударом прорвать вражескую оборону на 15-километровом участке между Гонтовой Липкой и Вороновом, соединиться с Ленинградским фронтом в районе Мги и вместе с ним разгромить мгинско-синявинскую группировку врага. Ударный «кулак» Волховского фронта создавался из двух оперативных эшелонов: в первом должна была наступать 8-я армия генерал-лейтенанта Ф. Н. Старикова, во втором — переформированная 2-я ударная армия генерал-лейтенанта Н. К. Клыкова. Кроме того, генерал Мерецков сосредоточил сильный фронтовой резерв (5 стрелковых дивизий и стрелковую бригаду) в районе Волхова. Предусматривалось нанесение вспомогательных ударов в полосах действий остальных армий Волховского фронта. Ленинградский фронт с блокированной территории должен был силами 55-й армии и Невской оперативной группы сковать противостоящие дивизии противника, расположенные на шлиссельбургском выступе, и оказать содействие Волховскому фронту авиацией и артиллерией. Наступательную операцию ЛФ планировалось начать во второй декаде августа 1942 года. Основными мотивами к проведению такого наступления являлись следующие проблемы: бедственное положение основной массы населения Ленинграда (за первую половину 1942 года в Ленинграде умерло около 600 тысяч обессилевших людей, или половина жертв обороны блокадного города); срыв германских планов по овладению Ленинградом; сковывание на ТВД основных сил группы армий «Север», чтобы не позволить перебрасывать их на южные ключевые в 1942 году фронты в район Сталинграда и на Кавказ. Общая концепция всей комбинированной операции была в принципе аналогична замыслу операции 1941 года и состояла в том, чтобы встречными ударами двух фронтов при содействии Балтийского флота и Ладожской флотилии разгромить мгинско-синявинскую группировку противника и снять блокаду Ленинграда с суши. Советским войскам предстояло преодолеть хорошо подготовленную и сильно укрепленную оборону врага с большим количеством естественных и искусственных препятствий. Командующий Волховским фронтом К. А. Мерецков впоследствии вспоминал: «Всего лишь 16-километровое пространство, занятое и укрепленное противником, разделяло войска Волховского и Ленинградского фронтов. Казалось, достаточно было одного сильного удара, и войска двух фронтов соединятся. Но это только казалось. Я редко встречал местность менее удобную для наступления. У меня навсегда остались в памяти бескрайние лесные дали, болотистые топи, залитые водой торфяные поля и разбитые дороги. Трудной борьбе с противником сопутствовала не менее трудная борьба с природой. Чтобы воевать и жить войска вместо траншей вынуждены были строить деревоземляные заборы, вместо стрелковых окопов — насыпные открытые площадки, на протяжении многих километров прокладывать бревенчатые настилы и гати и сооружать для артиллерии и минометов деревянные платформы»[79]. Замысел и план Синявинской наступательной операции были изложены командованием Волховского фронта 3 августа 1942 года в документе «План Военного совета Волховского фронта на наступательную операцию на мгинско-синявинском направлении»[80]. В нем главной оперативно-тактической задачей плана был четко указан «разгром мгинской группировки противника и выход на рубеж Дубровка / р. Нева, Красный Бор с целью соединения с войсками Ленинградского фронта». Решить эту задачу планировалось в три этапа. Соответственно, командование Волховского фронта предусматривало построение ударных группировок в три эшелона. На первом этапе войска 8-й армии генерал-лейтенанта Ф. Н. Старикова силами 7 стрелковых дивизий, поддержанными 7 танковыми батальонами и огнем около 600 орудий, полками реактивной артиллерии, должны были прорвать фронт обороны противника в промежутке 15 км (от Липок до Воронова), овладеть Синявином, пос. Михайловский, Сигалово. На втором этапе войска 4-го гвардейского корпуса под командованием генерал-майора H. A. Гагена, имея в своем составе 2 стрелковые дивизии и 4 стрелковые бригады, при поддержке 3 танковых бригад, должны развивать наступление в общем направлении на Отрадное и выйти на линию Мустолово — Никольское. Эта группа также должна была овладеть укрепленным пунктом Мга. На третьем этапе войска переформированной 2-й ударной армии (фактически в составе 2-й ударной армии по состоянию на 1 августа 1942 года числилась 19-я гвардейская и 327-я стрелковые дивизии, по состоянию на 1 сентября — 191-я и 374-я стрелковые дивизии) под командованием генерал-лейтенанта Н. К. Клыкова силами 4 стрелковых дивизий и 2 стрелковых бригад при поддержке 3 танковых бригад, должны соединиться с войсками Ленинградского фронта на рубеже Дубровка, Красный Бор; затем, перегруппировавшись в сторону фланга, овладеть районом Ульяновка — Красный Бор. Прикрытие наступающих войск справа, на фронте Рабочий поселок № 7 — Дубровка, организовывал командарм-8 силами 6-го гвардейского корпуса. Итак, планом операции предусматривалось использование в наступлении 16 стрелковых дивизий, 10 стрелковых бригад, 6 танковых бригад и 4 танковых батальонов из состава Волховского фронта. В нашем плане указывалось, что непосредственно перед фронтом прорыва 8-й армии противник имел 3 дивизии: 227, 228-ю и 207-ю, но быстро может подтянуть еще 5–7 пехотных дивизий и одну танковую дивизию. Поэтому «успех операции будет зависеть, прежде всего, от темпа прорыва и успеха его развития». По мнению командующего войсками Волховского фронта генерала К. А. Мерецкова, советские войска могли прорвать оборону противника и продвинуться до реки Невы за 2–3 дня. Как впоследствии писал К. А. Мерецков: «В указанном виде план операции… был одобрен в начале августа Ставкой ВГК. Для пополнения ослабленных соединений фронту выделялось достаточное количество маршевых рот, танков, гвардейских минометных частей, снарядов и материально-технических средств»[81]. Шла интенсивная подготовка к операции. Начальник оперативного отдела штаба Волховского фронта генерал-майор В. Я. Семенов сообщал, что летом 1942 года «было переброшено 13 стрелковых дивизий, 8 стрелковых и 6 танковых бригад, 35 артиллерийских и минометных полков, большое количество специальных и обслуживающих частей и подразделений, 120 маршевых рот пополнения, конский резерв и крупные запасы боевого снаряжения, продовольствия, горючего и фуража»[82]. Всего для выполнения операции были сосредоточены силы (Волховский и Ленинградский фронты, часть сил КБФ и Ладожской военной флотилии) общей численностью около 190 тыс. человек. Выполняя указания Ставки, командующий Ленинградским фронтом генерал-лейтенант Л. А. Говоров готовил свою часть Синявинской операции. Два главных удара наносили здесь 55-я армия и Невская оперативная группа, соответственно, одна — в направлении Тосно, другая — на Синявино с целью соединиться с войсками Волховского фронта. Остальные силы Ленфронта должны были вести наступательные действия на урицком и старопановском направлениях, сковывая как можно больше сил противника и не позволяя ему перебрасывать их на направление главного удара фронта. К операции привлекались малые корабли Балтийского флота. Им предстояло высадить десанты на противоположный берег Невы и Тосны, захватить мосты и переправы и обеспечить форсирование силами Ленинградского фронта водных рубежей и развитие ими наступления на Тосно и Синявино. А пока шли бои местного значения за улучшение позиций. Перед битвой 20 июля 42-я армия Ленфронта силами 85-й и 21-й стрелковых дивизий, 1-й Краснознаменной танковой бригады, 2-го отдельного бронебатальона и 72-го отдельного дивизиона бронепоездов предприняли наступление на германские позиции в районе Урицк, Старо-Паново. Населенный пункт Старо-Паново являлся важным заслоном на подступах к южной части Ленинграда, прикрывая Урицк и Петергоф. Немцы собрали на этом участке фронта целый «интернационал» — кроме 538-го полка и 1-го батальона 272-го полка вермахта здесь оборонялся 21-й латышский батальон, 21-й запасной голландский батальон, легион «Норвегия»[83] и полицейские подразделения. Собственно на предполагаемом участке прорыва находились пронацистски настроенные латыши и 538-й пехотный полк. В резерве имелась маневренная группа из 5–6 танков. Перед линией фронта находилось проволочное заграждение «в 3–4 кола» и минные поля. На переднем крае и в глубине обороны было несколько ДЗОТов. русло реки Дудергофка было местами эскарпировано, на перекрестках дорог и в дефиле имелись надолбы. Плотность артиллерии составляла 6–8 орудий на 1 км фронта. Германское командование на этом участке вело себя тихо, тем более, что производилась плановая замена частей 93-й и 58-й пехотных дивизий подразделениями 215-й пехотной дивизии, находившейся в районе Урицк — Красное Село. Национальные русские особенности при планировании операции нашим командованием в этом районе были очень типичны — по немцам и их прихвостням — латышам (не путать с истинными патриотами Латвии, сражающимися в рядах Красной армии. — Примеч. авт.) должна была нанести удар всесокрушающая дубина русской мощи, грозная, но не всегда организованная. Планировалось после прорыва обороны врага 85-й стрелковой дивизией у Старо-Паново ввести в бой десант, размещенный на боевых машинах 1-й Краснознаменной танковой бригады (1 тб: 11 KB и 7 Т-34; 2 тб: 11 KB и 9 Т-34; 4 САУ Т-26). Во второй линии за танками должны были следовать 76,2-мм самоходки на базе легкого танка Т-26, чтобы уничтожать пехоту и огневые точки противника. За ними следовала пехота и артиллерия на тракторах. 21-ю стрелковую дивизию, которая вела наступление на ст. Лигово и юго-восточную окраину Урицка, поддерживали 2-й отдельный бронебатальон (22 бронеавтомобиля БА-10), сводная танковая рота и бронерота 3-го разведывательного отдельного батальона (2 БТ-5, 7 БТ-2 и 4 БА-20). Два бронепоезда 72-го отдельного дивизиона бронепоездов были в резерве[84]. С 21.00 10 июля 1942 года 1 ктбр начала сосредоточение танков в районе исходных позиций. Концентрация техники производилась под прикрытием темноты, шум танков маскировался ружейно-пулеметным и артиллерийско-пулеметным огнем. До наступления рассвета танки двигались в одиночном порядке с большими интервалами, на малых скоростях заняли исходные позиции в указанных районах, где заблаговременно для каждого танка были отрыты капониры. Сосредоточение наших боевых машин, согласно советским предположениям, противником обнаружено не было, но уже потом пленные показали, что слышали, как наши танкисты активно «газовали». 141 сп 85 сд в течение ночи скрытно сосредоточился на линии боевого охранения. В 09.00 20 июля, после артподготовки и воздушного налета нашей авиации, подразделения 141-го стрелкового полка, атакуя противника, стремительным броском овладели первой линией окопов противника и дали сигнал на движение танков. 1 тб 1 ктбр с получением сигнала от пехоты двумя эшелонами с десантом из роты автоматчиков на броне на большой скорости, опередив продвижение пехоты, с боем прорвался на восточный берег реки Дудергофки (при этом 5 танков подорвалось на своем же минном поле, большая часть десанта рассеялась, а трактора с артиллерией безнадежно отстали и в бою не участвовали), откуда огнем и маневром обеспечил продвижение 141-го стрелкового полка и закрепление его подразделений на установленных рубежах. Несмотря на громадные потери, атака «в лоб» удалась. В течение второй половины дня и наступившей ночи танки и пехота отражали контратаки небольших групп противника. Управление танковыми подразделениями и связь в бою производились только по радио, что было большим достижением для наших танковых войск. Правда, перед боем штаб 1 тб забыл установить «ключи» комбату по переговорной таблице, поэтому связь с ним не работала в течение часа. Связь с пехотными подразделениями 141 сп была только зрительной или через посыльных, сам же командир 141 сп имел с танкистами радиосвязь. Таблицу радиосигналов наши штабисты знали плохо, вследствие чего часто набирали фразы буквами, в то время как они имелись целиком. 2-й танковый батальон бригады находился в районе станции Предпортовой для парирования возможного контрнаступления противника в полосе действий 85 сд или ее соседей. Танковая рота 3 орб с наступлением темноты была переведена на восточный берег реки Дудергофки и расположилась в боевых порядках пехоты 8 сп 21 сд, закопав там свои танки в качестве неподвижных огневых точек. 21 июля на фронте было относительно спокойно, а 22 июля в 11.00 подразделения 141-го и 59-го стрелковых полков 85-й стрелковой дивизии при поддержке танков 1-го батальона перешли в наступление с задачей последовательно овладеть восточной частью Старо-Паново, ст. Лигово и Урицком. С помощью танков, которые подавили огневые точки противника, наши войска к 13.00 закрепились на западном берегу Дудергофки, а также овладели западной частью Старо-Паново и ст. Лигово. В 14.00 два батальона пехоты противника из района Урицка и один из района Ново-Наново контратаковали наши войска, которые под прикрытием танков отошли на восточный берег Дудергофки. 23 июля оба стрелковых полка 85-й стрелковой дивизии при поддержке того же танкового батальона в 12.00 вновь атаковали противника и с боем заняли станцию Лигово, а затем продвинулись до Ново-Койерово, где окопались и перешли к обороне. Танки располагались на позициях пехоты. 2-й батальон 1 ктбр был переброшен в Старо-Паново, для возможной помощи нашим войскам в случае немецкой атаки из Ново-Паново. И тут комбат 2 сумел «отличиться» — он организовал охрану танков часовыми, которые дежурили рядом с каждой боевой машиной. В результате случайного обстрела позиций подразделений несколько красноармейцев погибли. Их число превысило боевые потери всего батальона. После закрепления стрелковых подразделений на занятых рубежах танковые батальоны были выведены с передовой и находились в тылу для отражения возможных атак противника. Надо сказать, что для наших танкистов это была достаточно удачная операция. С 20 по 26 июля погибло 22 человека (16 убито, 6 сгорело в танках), ранено 44 человека, контужено 5 человек. Только один танк Т-34 был потерян безвозвратно (подорвался на фугасе и сгорел). 2 KB были подбиты артогнем, сгорели, но могли быть восстановлены. 5 KB и Т-34 были подбиты артогнем и подорвались на минах — эти машины требовали капитального и среднего ремонта. Еще 6 KB и 7 Т-34 «после знакомства» с артиллерией противника и минами требовали текущего ремонта. Во время атак 1 тб 1 ктбр, не считая подорвавшихся на минах 5 машин, противником было подбито всего 4 наших танка. Но, чтобы пехота обретала моральную устойчивость, вопреки правилам тактики, танки оставались в оборонительных порядках стрелковых подразделений. И за эти 96 часов немцами было подбито еще 8 наших машин. Сам же 1 тб 1 ктбр в боях за Старо-Паново уничтожил: одну полковую батарею, одну батарею ПТО, одну минометную батарею, 9 пулеметов, 25 ДЗОТов, 7 отдельных орудий ПТО, 4 тяжелых орудия, 4 блиндажа с живой силой, одну автомашину и до 175 человек пехоты. В плен сдался один латыш из 21-го латышского батальона[85]. В этой операции нашей пехотой было захвачено несколько десятков пленных. Потом в пропагандистских целях их провели по улицам города. Зрелище было примечательное: прославленные Геббельсом завоеватели мира выглядели после жаркого боя действительно побитыми — оборванные, грязные и небритые, плелись они с опущенными головами, 23 июля начала активные действия 55-я армия Ленинградского фронта. В боевых действиях по овладению населенным пунктом Путролово с нашей стороны принимали участие 947 сп 268 сд и 84 тб 220 тбр (10 KB, 10 Т-26, 3 Т-50). Наступление было предпринято в полосе обороны 56-й стрелковой дивизии Красной армии, то есть вышеозначенная группировка предназначалась специально для нанесения удара. С немецкой стороны за системой из ДЗОТов, траншей, минных полей и проволочных заграждений находились части Полицейской дивизии СС и 121-го пехотного полка вермахта. В 08.00, построившись в боевой порядок «углом назад», два эшелона наших танков (впереди 10 KB, за ними 10 Т-26) 84-го танкового батальона изготовились к атаке. В одной из боевых машин первой линии находился комбат, который ждал радиосигнала с КП бригады. Вообще все взаимодействие между танкистами осуществлялось только по радиосвязи, чувствовался уровень культуры ленинградцев! Сигнал атаки прозвучал, и две роты тяжелых KB на больших скоростях ринулись на врага. Обогнув боевые порядки нашей пехоты, они с ходу ворвались в Путролово. За ними «во весь опор» бегом неслись пехотинцы из 947-го полка. Немцы, привыкшие здесь к неспешной позиционной войне, не ожидали от наших войск такой прыти, поэтому первая линия траншей была захвачена просто молниеносно. Постепенно германское сопротивление стало возрастать, и наша пехота показала свои «лучшие» качества. 947 сп «непроходимо» залег, и никакими приказами поднять в атаку его было невозможно. Более того, стрельба наших танков с места по немецким позициям нервировала пехотинцев. Тут же нашлись делегаты, которые требовали прекратить активный пушечный огонь, так как это могло спровоцировать ответную стрельбу с немецкой стороны. После двухчасового боя, когда первым эшелоном танков были израсходованы боеприпасы (потерь практически не было — только у одного KB заклинило башню), в сражение был введен второй эшелон, а также артиллерия на мехтяге. Пока одно танковое подразделение сменяло другое, позиции нацистов бомбила авиагруппа советских ВВС. Фланги наступавших танков обеспечивались огнем противотанковых артиллерийских батарей. Через несколько часов Путролово было освобождено. Во время заключительной фазы боя было подбито 5 танков Т-26: у трех разбита ходовая часть, у одного снарядом смяло башню и сорвало люки, у другого была разрушена ходовая часть, разбита башня и подбашенная коробка, а также лопнула маски пушки. Всего в 84 тб погибли 5 человек, а 6 получили ранения. В результате боя танками 84-го батальона было уничтожено: до 200 солдат и офицеров, 62 ДЗОТа и блиндажа, 105-мм орудие, 7 ПТО, 9 минометов и 13 ручных пулеметов. Выло разбито 3 каменных постройки с пулеметными и пушечными амбразурами[86]. Немцы не собирались мириться с нашими успехами, и в начале августа 1942 года бои за Старо-Паново закипели с новой силой. 215 пд вермахта (380, 390, 348 пп) при поддержке 10 танков, артиллерии и авиации предприняла наступление на Урицком участке фронта. Но бои приняли затяжной характер — советские войска успешно удерживали позиции. А наступление 55-й армии продолжало развиваться. 942-й стрелковый полк 268-й стрелковой дивизии при поддержке восстановленной матчасти 84-го танкового батальона 220-й танковой бригады (11 KB, 8 Т-26 и 4 Т-50) 2 августа 1942 года предприняли новую атаку, на этот раз с задачей овладеть населенным пунктом Ям-Ижора. Боевые машины должны были действовать тремя эшелонами, которые состояли: 1-й — из 5 танков KB, 2-й — также из пяти KB, а 3-й — из 8 танков Т-26. Пехота 942-го полка должна была действовать двумя эшелонами. В 06.55, когда пехота достигла проволочного заграждения, танки начали свою атаку. Но противотанковый ров тяжелые KB с ходу преодолеть не смогли. Пока они ездили вдоль рва в поисках подходящих проходов и вели по противнику стрельбу, весь немецкий огонь был сосредоточен на этих танках. Зато наша пехота «под шумок» заняла кладбище и быстро продвигалась вперед, тесня противника на юг. Саперы, которые находились в боевых порядках одного из стрелковых батальонов, должны были содействовать преодолению противотанкового рва танкистами и были оперативно подчинены «местному» комбату. Тот, не особо задумываясь об исходе всей операции, приказал им оставить специальное снаряжение и вести бой простыми стрелками. Результат его «стратегического мышления» проявился очень скоро. К 10.30 пехотные подразделения 942 сп совместно с переправившимся через реку Ижора десантом овладели участком Московского шоссе рядом с н/п Ям-Ижора, но под шквальным пулеметным огнем противника залегли. А танки, находившиеся за рвом, ничем помочь им не могли. Более того, часть KB уже наскочила на минное поле и повредила ходовую часть, одна машина была подбита артиллерией. Нужно было вводить в бой уже второй эшелон танков. Несколько ранее «с грехом пополам» была сформирована другая группа саперов, которая быстро делала проход через противотанковый ров и минное поле. Потом оказалось, что быстро — совсем не значит хорошо. В 09.30 командир саперной роты доложил об окончании работ. В бой немедленно был введен 2-й танковый эшелон — 6 танков KB (один KB уцелел из первого эшелона), которые двинулись на помощь пехоте — в район отметки 19,1. Но работа саперов была проведена не со знаком качества. Пересекая проходы, 3 KB тут же подорвались на минах, а остальные машины возвратились на исходные позиции. Пока происходили все эти фокусы, пехота успела еще немного продвинуться вперед и овладела юго-восточной окраиной Ям-Ижоры. Только к 13.35 танкисты, проклиная на чем свет стоит бестолковых командиров и начальников, самостоятельно сделали проходы во рву. Однако повторно минное поле саперы так и не разминировали. Решили двигаться наугад по собственному разумению и наитию, благо, что танков было много — подошел 3-й эшелон — еще 8 боевых машин Т-26. В результате к сражающейся в Ям-Ижоре пехоте смогли присоединиться только четыре танка: три Т-26 и КВ. Остальные с разбитой ходовой частью остались ждать ремонтников. Связь между экипажами практически отсутствовала, так как после налетов германских пикирующих бомбардировщиков большинство штырей радиоантенн было сбито. И все-таки, как это ни удивительно, к вечеру населенный пункт Ям-Ижора был нами взят. Потери пехоты автору неизвестны, но 84 тб потерял 18 танков. Из них: 10 KB и 4 Т-26 — подорвались на минах противника, 1 KB и 2 Т-26 — были подбиты артогнем, а один Т-26 — был подбит и сгорел[87]. Начало операции Ободренные локальными успехами 19 августа 1942 года наши войска приступили к осуществлению элементов плана по прорыву блокады Ленинграда — Синявинской операции. Первый удар по противнику нанесли войска Ленинградского фронта в районе Усть-Тосно, который оборонял пехотный полк Полицейской дивизии СС[88]. Поселок Усть-Тосно был превращен противником в ротный опорный пункт. Рота его обороняющая, имела несколько десятков ручных и станковых пулеметов, укрытых в ДЗОТах и ДОТах, как на переднем крае, так и в глубине обороны противника: по западным и восточным берегам реки Тосна и вдоль насыпи железной дороги. Передний край обороны врага имел хорошо развитую систему траншей и ходов сообщений. Овраги, идущие на запад и юго-запад от Усть-Тосно, позволяли противнику проводить скрытую перегруппировку войск, подводить резервы и служили хорошим укрытием от огня советской артиллерии. Германские противотанковые пушки располагались по обоим берегам реки Тосна в ДЗОТах и ДОТах, прикрывая главным образом подходы к мостам через реку. В целом позиции опорного пункта располагались в труднодоступной для танков местности, а с юга и юго-запада пробиться вообще не было никакой возможности — там было болото. Единственный путь для атаки — дорога из Новой в Усть-Тосно, шедшая по берегу Невы, — защищалась минными полями, траншеями, воронками и находилась под обстрелом германской артиллерии. Крупнокалиберные орудия (11 батарей) калибром 105–150 мм, прикрывавшие опорный пункт, действовали из районов Красный Бор, Степановка, Торфоразработки и Рождествено. Основную задачу наших войск — освободить населенные пункты Усть-Тосно и Ивановское, а также захватить железнодорожный и автомобильный мост через реку Тосна — должны были выполнять 268 сд и 86 отб (9 КВ, 12 БТ). Огневую поддержку обеспечивали аж 7 артиллерийских полков, а десант через реку Тосна осуществлялся при помощи КБФ — в район наступления на катерах прибыл взвод моряков. Итак, наступление началось! В 10.00 19 августа после мощной артподготовки части 268-й стрелковой дивизии генерал-майора С. И. Донскова подошли к проволочному заграждению противника. Одновременно на восточном берегу реки Тосна в районе Ивановского был высажен десант. В 13.20 по сигналу 942 сп 268 сд одна рота KB из 5 машин двинулась в атаку вдоль дороги, огнем и гусеницами обеспечивая продвижение пехоте, которая, в свою очередь, намеревалась отбить у немцев шоссейный мост. При появлении в рядах наступающих танков противник всю мощь своего огня обрушил на них. Два KB, маневрируя, стали уклоняться от намеченного курса вправо и застряли на заболоченном участке. Еще один танк завалился в воронку. Две боевые машины, двигавшиеся впереди, наскочили на мины и повредили ходовую часть. Один из этих KB тут же был подбит и сгорел. Остальные машины из этой группы продолжали вести огонь с места. В 14.20 командующий 55-й армией лично приказал ввести в бой все танки 86-го батальона, чтобы поддержать с трудом продвигавшийся вперед 947-й стрелковый полк. Однако местность не позволяла тяжелым машинам развернуться в боевой порядок, часть танков была подбита, а другие застряли в болоте. Задача по поддержке действий стрелкового полка была сорвана. Пехота продолжала наступать и к исходу дня освободила Усть-Тосно и в нескольких местах форсировала реку Тосна. Но позиции наших войск с юга не были прикрыты (эта задача и ставилась танкам), поэтому ночью немцы «просочились» через фланг 947 сп и отбили железнодорожный мост, а затем вышли к линии шоссе вдоль Усть-Тосно. 20 августа вновь пошли в наступление уже наши войска. В бой был введен 952 сп, который поддерживали 3 танка — KB и 2 БТ-5. Под шквальным немецким огнем пехота залегла, KB немецкие артиллеристы подбили выстрелом в упор, а «бэтэшки» повернули назад. Атака была сорвана. На второй день операции к месту боев прибыло немецкое подкрепление — 151 пп 61 пд, 636-й охранный батальон и рота танков 12 тд. 21 августа советские танкисты чинили разбитую матчасть, а 22 августа «удары молота по наковальне» последовали снова. Через речку Тосна на восточный берег был высажен наш десант. А танкисты, прорвавшись через мост, должны были огнем поддержать развитие успеха. В 08.30 атака началась. Головной KB на предельной скорости с грохотом пронесся по мосту и, давя разбегавшихся немецких пехотинцев, достиг восточной окраины н/п Ивановское, однако наших войск в этом районе он не обнаружил. KB опять двинулся к переправе, но так до нее и не дошел — был подбит германскими артиллеристами. Два других БТ были уничтожены немцами прямо на мосту, там же они и догорали. Переправа была заблокирована сгоревшими остовами, и наши танки обстреливали врага с правого берега. Результат опять достигнут не был. 23 и 24 августа наши войска наступательных действий не вели и укреплялись на занятых позициях, а танкисты из 86 отб ремонтировали матчасть и получали пополнение. 25 августа 6 танков БТ поддерживали наступательные действия 947 сп вдоль шоссе, идущего рядом с железной дорогой, но особых успехов не добились: 2 БТ сгорели, 2 машины подбили, а 2 танка застряли в болоте. К этому дню наступление наших войск на участке 55-й армии полностью выдохлось. Немцы не дали до конца освободить н/п Ивановское, а затем отбили и Усть-Тосно. Для достижения успеха нужно было привлекать более крупные контингенты войск, но в период осложнившейся обстановки под Сталинградом Ставка крупных резервов дать не могла. Тем более, что главный удар Волховского фронта был еще впереди. С 19 по 25 августа 86 отб потерял почти всю свою матчасть: 2 KB, 1 БТ-7, 3 БТ-5, 5 БТ-2 — сгорели; 4 KB, 3 БТ-7, 4 БТ-5 — были подбиты. По-другому и быть не могло: немцы, сосредотачивая удар всех своих батарей на площади в несколько квадратных километров, буквально сметали с земли наши танки и пехоту[89]. К концу операции на этом участке уже сражались следующие германские части: 1 пп Полицейской дивизии СС, 151 пп 61 пд, 100 гпп 5 гпд, 25 мп 12 тд, танковая рота 29 тп 12 тд, рота 407 пп 121 пд. В результате почти трехнедельных боев (по 8 сентября 1941 года), ввода в бой 43-й (комдив полковник Сенкевич), 85-й (комдив полковник Введенский) и 136-й (комдив полковник Симоняк) стрелковых дивизий войскам 55-й армии удалось отстоять половину деревни Ивановское. Это предмостное укрепление на правом берегу реки Тосны получило название «Ивановский пятачок» и удерживалось войсками 55 А до весны 1943 года. В целом прорыв соединений 55-й армии Ленфронта в направлении Мги провалился. Причины неудач отражены в приказе командующего войсками Ленинградского фронта № 00215 «О причинах невыполнения боевой задачи 55-й армией в Усть-Тосненской операции», подписанной генерал-лейтенантом Л. А. Говоровым 22 сентября 1942 года[90]. Согласно этому документу, основными виновниками провала этой операции стали командарм 55 и ряд дивизионных командиров. Между тем необходимо отметить, что во время Усть-Тосненской операции в боях впервые участвовала прославившаяся впоследствии 61-я легкотанковая бригада, оснащенная легкими танками Т-60 и бронеавтомобилями БА-10 (сформирована 7 июля 1942 года в составе 65 Т-60 и 46 БА-10/БА-20). Ее срочно подчинили командарму 55 и не до конца сформированное соединение перебросили в район Усть-Ижоры для поддержки 43 сд. Но танки Т-60 в условиях сильно заболоченной местности оказались совершенно неприменимы, так как постоянно вязли в мягком грунте. Другое подразделение 55-й армии, но уже с трагической судьбой — Отдельный легкотанковый батальон (плавающих танков, был создан 14 августа 1942 на основании постановления Военного совета Ленфронта № 001155) находился на участке наступления 85 сд. Но приказ об использовании танков штабом 85-й стрелковой дивизии так и не был отдан. Немецкое командование вначале не было готово к наступательной операции именно с территории блокированного Ленинградского фронта. Когда 19 августа наши соединения уже перешли в атаку и при поддержке огня артиллерии и катеров под покровом дымовой завесы форсировали Неву и захватили плацдарм в районе Ивановского, Гальдер в своем дневнике отмечал: «Группа армий „Север“: местные атаки, как обычно, но на этот раз и на невском участке фронта, где противник прибегает к помощи малых быстроходных катеров». Но, надо признать, — немцы быстро оправились. Они не только отбили большинство атак, но и в конце августа, ломая все наши планы, сами стали переходить в наступление. 26 августа после 50-минутной артподготовки один из батальонов 215 пд вермахта атаковал советские позиции в районе Старо-Паново и занял первую линию траншей. 109-й стрелковый полк Красной армии, чтобы восстановить положение, пошел в штыковую атаку. Нацисты, оставив на поле боя около 100 трупов, бежали. 27 августа немецкие атаки неожиданно прекратились — началось наступление Волховского фронта. Основной удар Надо честно признать — скрыть перегруппировку наших войск (13 стрелковых дивизий, 8 стрелковых и 6 танковых бригад, свыше 20 артиллерийских полков и значительное количество других специальных частей и подразделений) на участке наступления Волховского фронта не удалось, хотя мероприятия дезинформационного характера, конечно, проводились. Уже 4 августа 1942 года начальник штаба ОКХ генерал Гальдер в своем дневнике писал: «Перебежчики говорят, что 17 августа начнется наступление южнее Ладожского озера». В конце августа генеральный штаб сухопутных войск (ОКХ) и штаб группы армий «Север» обнаружили реальные признаки готовящегося наступления в полосе Волховского фронта и на участке южнее Ладожского озера. В дневнике Франца Гальдера есть и другое упоминание: «Группа армий „Север“: обстановка прежняя. Интенсивные железнодорожные перевозки… На восходе противник переносит вперед свои командные пункты». А на следующий день, 26 августа, сказано еще более определенно: «Множатся признаки близкого наступления русских южнее Ладожского озера». Однако установить точный срок начала операции и ее масштабы германское командование не смогло. Немцы спешно готовили свою операцию. Именно в конце августа (26–27.08.1942 г.) на ленинградском участке фронта был развернут штаб 11-й полевой армии вермахта. В это же время на северо-западный ТВД прибыли из Крыма 4 дивизии: 24, 132, 170-я пехотные, 28-я егерская, а также части тяжелой артиллерии. К тому времени, как уже говорилось, был разработан общий замысел операции по захвату города, который «заключался в том, чтобы, используя вначале сильнейшее артиллерийское и авиационное воздействие на противника, прорвать силами трех корпусов его фронт южнее Ленинграда, продвинувшись при этом только до южной окраины самого города. После этого два корпуса должны были повернуть на восток, чтобы с ходу внезапно форсировать Неву юго-восточнее города. Они должны были уничтожить противника, находившегося между рекой и Ладожским озером, перерезать пути подвоза через Ладожское озеро и вплотную охватить город кольцом также и с востока. В таком случае захвата города можно было бы добиться быстро и без тяжелых уличных боев…» Разработанный штабом 11-й армии план операции был одобрен командованием группы армий «Север». Учитывая то, как соединения 11-й полевой армии под руководством Манштейна атаковали в июне 1942 года Севастополь, направив свой основной удар через Северную бухту, действуя в полосе наступления шириной 850 метров и разбивая казематы, сооруженные в скалах огнем орудий особой мощности, надо признать: этот момент блокады в обороне Ленинграда мог стать наиболее опасным. 27 августа 1942 года началась основная фаза Синявинской операции — перешла в наступление 8-я армия Волховского фронта. На указанном направлении оборонялись части 227, 228 пд и 12 тд вермахта. На 26 августа немецкие силы оценивались нами в 18 пехотных батальонов, 24 артиллерийских батареи, 35 минометных батарей и около 20 танков. В известной книге Томаса Йенца «Танковые войска Германии», изданной на английском языке, приводятся данные по боевому составу 12-й танковой дивизии вермахта на 1 июля 1942 года. В ее 29-м танковом полку было 48 средних танков Pz. Kpfw.III Ausf.J с «короткоствольными» пушками (длина ствола 42 калибра), 6 средних Pz. Kpfw.IV Ausf.F1 с действительно короткоствольной артсистемой (длина ствола в 24 калибра) и только 4 новейших Pz. Kpfw.IV Ausf.F2 с 75-мм длинноствольной пушкой (длина 43 калибра). Не думаю, что в момент прорыва германских войск к Сталинграду и на Кавказ какие-либо крупные партии танков посылались на второстепенный для немцев театр военных действий. Германские танки, за исключением нескольких немногочисленных Pz. Kpfw.IV Ausf.F2, практически не могли бороться с тяжелыми KB, которых на северо-западном ТВД было достаточно много. Не повезло немецким танкистам и с «тридцатьчетверками». Так получилось, что в марте — апреле 1942 года объединенный Ленинградский фронт (а до этого и Волховский фронт) получили для оснащения своих бронетанковых соединений с завода № 112 «Красное Сормово» несколько партий экранированных танков Т-34–76. Экранирование — наваривание 15-мм бронелистов на лобовую часть корпуса и башню танка — серийно осуществлялось на заводе согласно постановлению ГКО № 1062 от 25 декабря 1941 года. Это делалось для того, чтобы появившиеся в конце 1941 года у немцев средние танки Pz. Kpfw.III Ausf.J с 50-мм длинноствольной пушкой Kwk39 (с длиной ствола 60 калибров) не могли поражать наши «тридцатьчетверки» с передней полусферы. Но в середине 1942 года таких танков в 12-й танковой дивизии не было! А экранированных машин подобной модификации Т-34 в составе двух фронтов к середине лета оставалось достаточно много. К тому же на ленинградских заводах стали мелкосерийно экранировать легкие танки семейства Т-26 и более современные, но немногочисленные Т-50. Поэтому главные надежды по обороне у немцев были связаны с инженерными укреплениями. Германская система обороны располагалась на заболоченной местности и опиралась на множество ДОТов и ДЗОтов. Чтобы объяснить последующие сложности наших войск в боях на мгинском направлении, автор считает нужным более детально охарактеризовать наиболее значительные опорные пункты обороны противника. Опорный пункт «Липка» был расположен на болотистой местности, недоступной для действия танков в летнее время, и состоял из 16 ДЗОТов, соединенных развитыми ходами сообщения. На подступах к переднему краю проходило проволочное заграждение «в 2 кола». Этот опорный пункт прикрывал дороги, идущие на Шлиссельбург вдоль Новоладожского и Староладожского каналов. Опорный пункт «Рабочий поселок № 8» был расположен на торфяном болоте, имел 10 ДЗОТов, расположенных на восточных и южных окраинах РП № 8, включал в себя развитую сеть траншей и значительное количество пулеметных гнезд. Передний край между этими опорными пунктами имел множество траншей и значительное количество пулеметных гнезд. Опорный пункт «Синявино» состоял из 30 ДЗОТов, соединенных между собой траншеями и ходами сообщения. Большинство ДЗОТов было расположено на восточной и юго-восточной окраинах н/'п Синявино. Подступы перед ДЗОТами были заминированы. Этот опорный пункт располагался на возвышенности и позволял просматривать местность кругом на 1000 м, что давало возможность поражать своим огнем наступающего с больших дистанций. Опорный пункт «Синявино» прикрывал подходы с северной и восточной стороны к совхозу «Торфяник» и с южной стороны к Рабочему поселку № 5. Опорный пункт «Роща Круглая», находящейся в 1 км севернее Гонтовой Липки, был расположен на опушке леса и проходил по восточной окраине Гонтовой Липки. Он имел 28 ДЗОТов, много землянок, связанных между собою ходами сообщения. Подступы к переднему краю были минированы противопехотными и противотанковыми минами, а перед передним краем проходило проволочное заграждение «в 2 кола». Этот опорный пункт прикрывал дорогу на Синявино и Рабочий поселок № 7, а также имел много противотанковой артиллерии. Передний край обороны противника от опорного пункта «Рабочий поселок № 8» до н/п Гонтовая Липка проходил по торфяному болоту и южнее отметки 23,4, а далее — по опушке заболоченного леса. Вдоль переднего края имелись отдельные ДОТы и много траншей. Подступы к переднему краю были заминированы преимущественно противотанковыми минами. Опорный пункт «Мишкино» был расположен на возвышенности. С северной и северо-восточной стороны местность была открытая и просматривалась на несколько километров вперед. На юго-восточной стороне местность была лесистая и заболоченная. Этот опорный пункт имел 15 ДЗОТов, 4 полевых орудия и батарею ПТО. ДЗОТы и позиции артиллерии были связаны между собой ходами сообщения. На юго-восточной окраине Мишкино располагались малозаметные противотанковые препятствия. Перед передним краем проходили проволочные заграждения «в 2 кола», а подступы к переднему краю были заминированы. Этот опорный пункт прикрывал железную дорогу к н/п Мга и дорогу, идущую вдоль ж/д (рядом с высоковольтной линией), а также подступы к Славянке и разъезду Праксин. Район Гонтовая Липка — Мишкино составляли батальонный узел сопротивления. Передний край обороны противника от Гонтовой Липки до Мишкино проходил по западному берегу реки Черная, отметка 29,9, Тортолово, Мишкино. На участке Тортолово — Мишкино местность заболоченная, а на остальных участках — холмистая, и местами сухие луга. Вдоль переднего края имелось множество траншей и землянок, в которых были расположены огневые точки. Подступы к переднему краю были заминированы противотанковыми и противопехотными минами. На рубеже Гонтовая Липка — отметка 29,9 создавались лесные завалы. Опорный пункт «Вороново» был расположен на возвышенности. С северной и восточной стороны эта местность просматривается на 1600 м, что давало противнику возможность огневого поражения наступающих с больших дистанций. Этот опорный пункт имел 23 ДЗОТа, связанных между собой ходами сообщения. Перед передним краем проходило проволочное заграждение «в 2 кола». Подступы к переднему краю были заминированы противотанковыми минами. Опорный пункт «Вороново» прикрывал дороги на разъезд Апраксин, Турчикино, гора Пушечная. Передний край от Мишкино на Вороново проходил вдоль грунтовой дороги, идущей от ж/д, отметка 40,4, восточная окраина Поречье, Вороново. Вдоль переднего края обороны противника имелись ДЗОТы, землянки и траншеи, связанные между собой ходами сообщения (особенно они были «развиты» в районе отметки 40,4 и в районе Поречье). Участок Мишкино — Вороново представлял собой батальонный узел сопротивления, состоящий из ротных опорных пунктов. Таким образом, противником была построена мощная оборонительная линия, которая к тому же располагалась на одной из самых заболоченных территорий Советского Союза (заболоченность 58,7 %). Летом эти болота (к тому же располагавшиеся с севера на юг и представлявшие из себя естественную защитную линию) были малопроходимы. 45 % общей площади участка наступления покрывали леса, что автоматически делало эту территорию непригодной для движения тяжелой техники. Для атаки оставалось всего несколько участков, не покрытых болотом и лесом. Такие участки (перечисленные выше) были основательно укреплены германскими пехотными соединениями, а также инженерными войсками[91]. Предстоящее наступление советских войск должно было быть «лобовым» и кровавым, а победить должен был тот, у кого имелось больше людских резервов, авиации, артиллерии и танков. Собственно искусство фланговых обходов здесь не могло быть применено в полном объеме. Все эти факторы Мерецков, воевавший на северо-западном ТВД еще в финскую кампанию, прекрасно понимал и всеми силами стремился обеспечить перевес над обороняющимся противником. Как и в 1941 году, основной целью наших войск было овладение районом Мга — Синявино. Мга — в то время центр Мгинского района Ленинградской области, одновременно крупный железнодорожный узел в северо-западной части Советского Союза. Здесь сходятся и пересекаются железнодорожные линии Ленинград — Волхов (с ответвлением на Петрозаводск и Мурманск) — Тихвин — Вологда, Ленинград — Мга — Кириши — Москва и ветка Мга — Ульяновск, с дальнейшим выходом на все железнодорожные магистрали к югу от Ленинграда. В свою очередь, через Синявино проходил старинный Путиловский тракт — один из автогужевых путей на восток области от Ладожского озера до района Киришей. Одновременно через этот район проходила и высоковольтная линия, по которой электроэнергия передавалась от Волховской гидроэлектростанции в Ленинград. Поэтому в случае удачного исхода этой наступательной операции можно было быстро наладить коммуникационные связи с Ленинградом, а также обеспечить город электроэнергией. Наступление 8-й армии поддерживалось громадным количеством артиллерии: 28 артиллерийскими и минометными полками, четырьмя зенитными полками, тремя полками и 20 дивизионами реактивной артиллерии. Плотность артиллерии на направлении главного удара (фронт в 12 км) составляла 85 орудий и минометов (без учета реактивных минометов, 45-мм орудий, 50-мм минометов) на 1 км фронта. Наступлению предшествовала мощная артиллерийская подготовка, продолжавшаяся 130 минут. Для уничтожения долговременных укреплений противника 8-й армии Волховского фронта было выделено особое новейшее оружие — отдельные огнеметные танковые батальоны (оотб), оснащенные тяжелыми огнеметными танками КВ-8 и средними ТО-34. Таких частей к началу операции насчитывалось четыре: 500-й (10 КВ-8, 10 ТО-34), 502-й (10 КВ-8, 10 ТО-34), 503-й (7 КВ-8, 13 ТО-34) и 507-й (8 КВ-8, 12 ТО-34)[92]. Машинами разных типов огнеметные батальоны оснащали не случайно (это было уже сделано на Волховском фронте по опыту предыдущих боев). Для 47-тонного КВ-8 огнемет АТО-41 являлся основным вооружением. Огнеметная установка, разработанная инженером И. А. Аристовым, монтировалась в башне танка рядом со спаренным пулеметом ДТ. Запас огнесмеси размещался в трех баках: на 450 литров на дне танка и два по 120 литров в нише башни — всего 960 литров. Смесь могла быть стандартной — из мазута и керосина или вязкой — специального состава. Запас огнесмеси позволял сделать 92 выстрела, хотя запас «поджигательных» патронов для АТО-41 был равен 107 единицам. Чтобы КВ-8 визуально не отличался от базовой машины KB, 45-мм танковую пушку обр. 1934/1938 гг., установленную вместо 76,2-мм артсистемы, укрыли кожухом, придававшим ей сходство с 76,2-мм душкой Ф-32. Боекомплект 45-мм пушки составлял 88 артвыстрелов. Также имелось 4 пулемета ДТ, один из которых был зенитным. Штатные средства связи сохранялись. КВ-8 начали производиться на ЧКЗ с апреля 1942 года. Синявинская операция стала их первым массовым «боевым крещением». В среднем на ТО-34 тот же огнемет АТО-41 являлся дополнительным вооружением, установленным в лобовой части корпуса танка, вместо пулемета ДТ. Насадок огнемета полностью укрывался подвижной бронемаской. Стрельба велась одиночными выстрелами или очередью, по 3–4 выстрела с темпом 3 выстрела за 10 секунд. Дальность огнеметания смесью мазута и керосина составляла 60–65 м, вязкой спецсмесью — 90–100 м. 100 литров огнесмеси хватало на 10 выстрелов. Установка огнемета допускала углы наведения в горизонтальной плоскости 4-12,5°, в вертикальной — от 2° до 10°. Огонь из огнемета вел механик-водитель (экипаж такого танка составлял 3 человека), поэтому в движении стрельба из спецсредств ТО-34 была очень затруднительна. Зато на ТО-34 основное вооружение — 76,2-мм пушка Ф-34 — сохранялось. Сохранялся и его боекомплект, уменьшался лишь только боекомплект пулеметов. ОТ-34 производили разные предприятия, но во второй половине 1942 года огнеметные танки выпускали на СТЗ и УВЗ. Таким образом, устанавливался некий симбиоз: КВ-8 подавляли с помощью огнеметов укрепленные точки врага (ДОТы, ДЗОТы и т. д.) на дистанциях ближнего боя (до 100 м), но в период сближения с противником (от 1,5 км до 100 м) они (КВ-8) нуждались в защите мощных 76,2-мм пушек ТО-34 (тем более что часть «тридцатьчетверок», которыми пополнялись огнеметные танковые батальоны, были обычными линейными машинами. — Примеч. авт.). Также к наступательной операции привлекался 107 отб в составе 2 KB и 4 Т-34, ранее оснащенный трофейной матчастью. Вся эта техника должна была поддерживать в атаках 11, 31, 286, 265, 327-ю стрелковые дивизии, 3-ю и 24-ю гвардейские стрелковые дивизии. Большая часть техники была задействована в общем наступлении 8-й армии на участке Гонтовая Липка — Вороново. 5 танков 503 оотб вместе с 5 сп 3 гв. сд наступали в направлении Гонтовой Липки, 8 танков 503 оотб с 19 гв. сд атаковали южнее Гонтовой Липки, 507 оотб вместе с 24 гв. сд наступали вдоль высоковольтной линии. 502 оотб вместе с 265 сд атаковали в направлении северной окраины Тортолово. Группа огнеметных танков 500 оотб в составе 3 КВ-8 и 2 ТО-34 поддерживала атаку 163 сп 11 сд на южную окраину Тортолово. Другая группа танков 500 оотб из 7 КВ-8 и 7 ТО-34 вместе с пехотинцами 286 сд атаковала н/п Вороново с севера. По одному танку КВ-8 из 500, 502 и 507 оотб распоряжением заместителя командующего по АБТВ 8-й армии были дополнительно переданы в 107 отб без экипажей и специального дополнительного материального обеспечения огнеметных танков, так как обычных линейных танков в группировке катастрофически не хватало. Батальоны имели задачу совместно с пехотой прорвать передний край обороны противника и в дальнейшем развивать успех: правофланговая группировка — в общем направлении на Синявино, левофланговая — в направлении на станцию Мга[93]. 80 огнеметных танков (из имевшихся 87 машин), введенных в бой на небольшом участке фронта, — это нешуточная мощь! В результате первых же атак советских войск 27 августа германская оборона начала разваливаться, а противник начал общий отвод своих войск с оборонительных рубежей. Однако большое количество наших танков так и не достигло переднего края обороны немцев. Много советских боевых машин застряло в ручье Черный и подорвалось на минных полях. В первый же день прорвать немецкую оборону удалось только на участке Гонтовая Липка — Тортолово. Здесь частям 24-й гвардейской дивизии (комдив полковник П. К. Кошевой) и 265-й дивизии (комдив полковник Б. Н. У шинский) удалось преодолеть речку Черная, вклиниться в оборону противника на глубину от 1,5 до 2,5 километра, овладеть опорным пунктом немецкой обороны — Тортоловым (находился севернее железной дороги Мга — Волхов; отсюда начинается ее спуск в сторону станции Назия). Наши войска заняли населенные пункты Гонтовая Липка, Тортолово, подошли к Мишкино. На второй день наступления наибольшего успеха добилась 19-я гвардейская стрелковая дивизия (комдив полковник Д. М. Баринов), которая продвинулась на запад до 5,5 км и вышла на подступы к Синявино, Части 265-й стрелковой дивизии овладели 1-м Эстонским поселком. Несмотря на наши успехи, было видно, что темп продвижения сразу оказался в 2 раза меньше расчетного. Третий день наступления был отмечен появлением на поле боя германских частей 12-й танковой дивизии, переброшенной с ленинградского участка фронта, и гренадеров 170-й пехотной дивизии из состава 11-й армии. Сопротивление противника войскам 8-й армии резко возросло. Существенно активизировалась немецкая авиация. Генерал Мерецков для достижения конечного результата готовился ввести в бой новые резервы. Так, с 27 по 30 августа в район операции прибыл и и готовились к вводу в бой еще три танковые бригады — 16, 98 и 122 тбр, имевшие в общей сложности 104 танка (29 KB, 27 Т-34, 36 Т-60, 10 Т-70 и 2 САУ Т-26). Даже 500-й отдельный танковый батальон (не огнеметный, линейный — Примеч. авт.), укомплектованный с трудом передвигающимися сильно изношенными БТ (26 машин с выработанным моторесурсом), также был привлечен к операции, но использовался только в обороне. До Невы оставалось 7–8 км. Тяжелые КВ-8 наводили ужас на врага, особенно большой моральный эффект огнеметание производило в ночных условиях (в пределах лесистой местности огнеметание было возможно в пределах 40–70 метров. — Примеч. авт.). Примечательно эффективной была ночная атака 507 оотб (с 30 на 31 августа) в районе отметки 40,4 против немецких автоматчиков, напавших на штаб 24-й гвардейской стрелковой дивизии. Немцы бежали в разные стороны, срывая с себя верхнее обмундирование и белье. Много германских солдат погибло. Результативна также была атака 500 оотб деревни Вороново против немцев, засевших в домах. В этом бою дотла спалили 15 строений вместе с их гарнизонами, а н/п был оперативно взят нашими войсками. Характерно то, что из всех потерь наших огнеметных танков ни один не был сожжен германскими пехотинцами. Солдаты врага боялись вести с огнеметными танками ближний бой. Механик-водитель 502 оотб красноармеец Патурнак рассказывал, что после того, как он дал выстрел из огнемета в направлении орудия ПТО, ведущего по нему огонь, расчет, обслуживавший пушку, бежал, а «два немца с испугу легли на землю и были раздавлены гусеницами танка». Нашим танкистам тоже было нелегко. После выстрела патрона АТО выделялось много ядовитого газа, который приводил экипаж в полуобморочное состояние. В 507-м огнеметном танковом батальоне несколько экипажей КВ-8 в бою даже потеряли сознание. Башенные баки для огнесмеси емкостью 120 литров каждый оказались опасны в сражении, так как при попадании в них снаряда смесь разливалась по танку и боевая машина загоралась. В 502-м и 507-м батальонах начался стихийный демонтаж подобных конструкций баков. Специальные огнестойкие костюмы для экипажа, изготовленные опытной партией, получил только 500-й огнеметный батальон[94]. Также немцы, позиционировавшие себя великими гуманистами, считали применение огнеметного оружия аморальным и нередко без суда и следствия расстреливали попавших в плен советских танкистов-огнеметчиков. Причем удивителен тот факт, что в германской армии огнеметы, хоть и в меньших масштабах, но тоже использовались. Но вскоре немецкое командование оправилось от шока. 29 августа в бой, как уже говорилось, была введена 170-я пехотная дивизия вермахта, ранее прибывшая из Крыма и находившаяся во второй линии, а также новейшее немецкое оружие — тяжелые танки «Тигр». Эти 56-тонные тяжелые машины, оснащенные 88-мм длинноствольной пушкой (длина 56 калибров), были запущены в производство на фирме «Хеншель», в конце июля 1942 года и стали носитьиндекс Pz.Kpfw.VI (Sd. Kfz.181) «Tiger» Ausf.H1. Впоследствии в одном из технических отчетов автор прочитал утверждение наших специалистов о том, что для уничтожения одного «Тигра» в конце 1943 года приходилось в среднем терять подбитыми двенадцать Т-34–76. Возможно, это и преувеличение, но в умелых руках подобный танк был действительно опасным противником, поражавшим в 1942 году всю нашу бронетехнику с расстояния 1,5 км. К счастью, в августе 1942 года эти танки толком не умели эксплуатировать и сами хозяева, но указания Гитлера о немедленном боевом испытании нового «чудо-оружия» выполнялось неукоснительно. Для «Тигров» была создана особая тактическая единица — тяжелый танковый батальон. По первоначальному штату, в составе батальона имелось 4 роты — штабная и обеспечения, две танковых и ремонтная. Батальон (schwere Panzer-Abteilung) представлял собой отдельную воинскую часть, которая могла действовать как самостоятельно, так и придаваться более крупным соединениям. Первым боевым подразделением «Тигров» стал 502-й отдельный батальон тяжелых танков под командованием майора Меркера. Символикой этой части стала эмблема в виде мамонта или, как у нас говорили, «слон». Несмотря на то что батальон так и не был укомплектован до полного штата, он все равно спешно отправился на советско-германский фронт. В поход на Восток двинулись 1-я танковая рота (4 «Тигра» и несколько средних Pz. Kpfw III), штабная и половина ремонтной роты. Ранним утром 29 августа эшелоны этой элитной части прибыли под Ленинград, на станцию Мга. Разгрузившись, примерно в 10 часов «Тигры» разместились на заранее подготовленной стоянке. А уже в 11 часов поступил боевой приказ — поддержать огнем атаку своей пехоты. Понятно, что времени на подготовку к операции практически не было, экипажи едва успели проверить вооружение и приборы. Примерно через полчаса 4 «Тигра» под руководством командира батальона майора Меркера, который находился в головном танке, выдвинулись на боевую позицию. Отстрелявшись по указанным целям, танки повернули обратно. По ним открыла огонь советская артиллерия. Перед небольшой высоткой группа разделилась — две машины пошли направо, две налево. Тут же один из «Тигров» остановился из-за поломки коробки перемены передач. Чуть позже поступило сообщение о неисправности в двигателе еще одного «Тигра», а десятью минутами позже вышел из строя третий танк. Таким образом, первое же участие «Тигров» в бою показало их низкую техническую надежность — из вышедших на операцию четырех машин сломалось три. Было сильно подорвано доверие к этим танкам у солдат и офицеров. Впрочем, наличие «детских болезней» у новых видов техники в подобных условиях — дело обычное. Ночью началась эвакуация вышедших из строя «Тигров», К счастью для немцев, советское командование не знало, что это за техника, и практически не препятствовало эвакуационным работам, если не считать редкого ружейно-пулеметного огня. Каждый «Тигр» приходилось вытаскивать тремя 18-тонным тягачами, которые с трудом двигались по заболоченной местности. К утру, после долгих мучений, все три танка были доставлены в тыл. Чуть ли не из германской ставки поступил приказ — «Тигры» должны быть немедленно восстановлены и подготовлены к боевому использованию. Неисправные механизмы в срочнейшем порядке на транспортном самолете «Юнкерс-52» отправили в Германию, на завод фирмы «Хеншель». Через несколько дней отремонтированные детали доставили на фронт тем же самолетом. Для ремонтников и танкистов 502-го отдельного тяжелого танкового батальона вермахта первые недели сентября стали временем лихорадочной работы по восстановлению вышедших из строя «Тигров». Одновременно эта часть понесла и первые потери в людях — 1 сентября советский снаряд попал в ремонтные мастерские, в результате чего несколько человек было убито и ранено. К этому времени советское наступление остановилось. Врагу удалось задержать продвижение наших частей на флангах прорыва — в районе Рабочий поселок № 8, Мишкино и Поречье. Жесткой обороной германские войска сковали значительные силы атакующих и вынудили их вести многодневные кровопролитные бои. Противник, отброшенный с рубежа реки Черной, стремился задержать наступление частей Красной армии и ликвидировать прорыв. Германское командование спешно подводило из глубины свежие части, закреплявшиеся на втором оборонительном рубеже вдоль грунтовой дороги совхоза «Торфяник» — Кейколово, опираясь на узлы сопротивления опорного пункта «роща Круглая» (севернее Гонтовой Липки), Синявино, совхоз «Торфяник». Немецкие войска переходили в частные контратаки, которые успешно отбивались нашими частями. В лесах южнее Синявино противник имел только автоматчиков и мелкие группы пехоты с пулеметами, которые противодействовали выходу советских подразделений на вторую оборонительную полосу. Больше всех во время этого периода наши войска донимала германская авиация, владевшая превосходством в воздухе. 30 августа генерал Гальдер записал в своем дневнике: «Группа армий „Север“. Противник продолжает атаки южнее Ладожского озера, но без существенного успеха. Однако и наши контратаки не обеспечили продвижения вперед. Силы, подготовленные для штурма Ленинграда, все больше и больше используются для сдерживания этого наступления»[95]. Чтобы прорвать 2-ю линию немецкой обороны, ядром которой была мощная группировка из шести полнокровных германских дивизий (на 1 сентября 1942 года наше командование оценивало немецкую группировку[96] следующим образом: людей — 20 700, винтовок — 11 000, автоматов — 1394, ручных пулеметов — 740, станковых пулеметов — 197, минометов — 212, орудий ПТО — 167, легких орудий — 45, тяжелых орудий — 78, танков — 15) генерал К. А. Мерецков принял решение о вводе 1 сентября в сражение выдвинувшегося из второго эшелона фронта 4-го гвардейского стрелкового корпуса под командованием генерал-майора H. A. Гагена, который поддерживали приданные 122, 98-я и 16-я танковые бригады. Задача корпуса была следующая — к вечеру 1 сентября войска 4 гв. ск должны были выйти к реке Неве у поселка Анненское. Но эта мера оказалась запоздалой, к тому же сил таких уже было недостаточно, чтобы прорвать вражескую оборону. Требовались свежие соединения для наращивания удара из глубины. Однако новых значительных резервов в нужном количестве не было. На 1 сентября в состав корпуса входили: 259-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора М. Ф. Гаврилова, 22, 23, 32, 33, 53, 137, 140-я стрелковые бригады, а также приданные 98-я и 16-я танковые бригады. Через несколько дней в состав 4 гв. ск передали 122-ю танковую бригаду. При поддержке танкистов 98-й бригады (командир подполковник И. Г. Гордеев) частям 4-го корпуса удалось продвинуться еще на 2–3 километра на запад — до поворота реки Мойки у Келколово. До Невы оставалось пройти еще около 6 км, и блокада была бы прорвана. Однако силы наступавших иссякли. Именно об этих днях генерал-фельдмаршал фон Манштейн писал: «4 сентября вечером мне позвонил Гитлер. Он заявил, что необходимо мое немедленное вмешательство в обстановку на Волховском фронте, чтобы избежать катастрофы. Я должен немедленно взять на себя командование на этом участке фронта и энергичными мерами восстановить положение»[97]. Одновременно с борьбой в районе Синявино войска Волховского фронта сделали попытку развернуть наступление на вспомогательном направлении в сторону н/п Шапки, Тосно. Однако трехдневные наступательные бои здесь успеха не принесли, и наступательные действия советских соединений на этом участке также прекратились. Ожесточенные бои продолжались на флангах образовавшегося прорыва, где войска из состава ударной группировки Волховского фронта, блокировав Рабочий поселок № 8, а также районы Мишкино и Поречье, вели борьбу за овладение этими опорными пунктами вражеской обороны. В центре полосы наступления продолжались «кровавые лобовые» атаки на Синявино. До сих пор не существует точной оценки по поводу продвижения наших сил Волховского фронта в этот период проведения Синявинской операции. Генерал Мерецков указывал, что «первый эшелон прорвал вражескую оборону на фронте в пять километров и углубился в ее боевые порядки на расстояние до семи километров. К 5 сентября наибольшая глубина прорыва составила девять километров…»[98] Генералы С. П. Свиридов и В. П. Якутович сообщали: «К 4 сентября войска Волховского фронта, действуя севернее ж/д… захватили участок фронта немецко-фашистской армии шириной более 12 километров и продвинулись в западном на правлении в глубину противника на 15–20 км»[99]. Наконец, в книге фельдмаршала Э. Манштейна, руководившего германским контрнаступлением, сказано: «Севернее дороги, идущей из Ленинграда через Мгу на восток, противнику удалось захватить участок фронта 18-й армии шириной 8 километров в западном направлении до района севернее Мги»[100]. Последнее «осмысленное» наступление на Синявино началось 8 сентября 1942 года. К этому времени уже стало ясно, что введенный в сражение 31 августа второй эшелон армии (4-й гвардейский корпус с частями усиления) не сумел прорвать оборонительный рубеж противника и выйти к реке Неве. Элемент внезапности уже прошел, началось позиционное противостояние. Противник к этому периоду подтянул и продолжал подтягивать свежие части, прочно удерживая и опираясь на свои опорные пункты: роща «Круглая», Рабочий поселок № 7, Синявино, Рабочий поселок № 6 и другие. Стремясь восстановить утраченное положение, то есть выйти на рубеж реки Черной, германские войска проводили частые контратаки при поддержке артиллерии и авиации. Особую активность враг проявлял, действуя из рощи «Круглая» по правому флангу советских войск. Доставалось также и левофланговым соединениям. Проблема прочного обеспечения наших флангов (особенно правого) стала самой насущной задачей. Поредевшие части первого эшелона с трудом справлялись с этим делом, но они не смогли воспрепятствовать просачиванию мелких групп автоматчиков противника, которые, выходя в тылы наших частей, нарушали подвоз и эвакуацию. Авиация противника, господствуя в воздухе, практически непрерывно массированными налетами «утюжила» советские боевые порядки и тылы. Но наше командование все же надеялось на успех, а может, и на чудо, и опять решило продолжить наступление на Синявино, а далее двигаться на 2-й городок. Для этой цели были привлечены совершенно свежие 191-я стрелковая дивизия и 122-я танковая бригада, тем более что наши войска находились всего в 1,5 км от Синявино. Однако из-за опоздания к исходному рубежу пехоты 191 сд атака, назначенная на 6 сентября, была отменена. 8 сентября наступление началось, но уже в несколько другом — северном направлении. В нем участвовали уже 53-я отдельная гвардейская стрелковая бригада и танки 122-й танковой бригады. Советское командование стремилось обойти крупные опорные пункты обороны немцев и просочиться в тыл противника. Сначала это удалось: пехотинцы и танкисты без потерь достигли высоковольтной линии. Но на этом все и закончилось. Как и всегда в случае неудач, наше руководство стало «тасовать» командующих, способных выполнить поставленную задачу. С 9 сентября начался ввод в наступление 3-го эшелона войск Волховского фронта — вновь сформированной 2-й ударной армии. Название армии было только на бумаге, так как в этот момент в ней имелись штаб, «одна стрелковая дивизия 8-тысячного состава и одна стрелковая бригада»[101]. Директивой Мерецкова от 8 сентября 4-й и 6-й гвардейские корпуса были подчинены командарму 2 генералу Клыкову[102]. Задачи наступления были определены в директиве комфронта от 8 сентября следующим образом: «… П. 2. Северная группа войск Волховского фронта вводит в бой 3-й эшелон и переходит в общее наступление с задачей разгромить синявинскую группировку противника, стремительным ударом в направлении Анненское выйти к восточному берегу р. Нева на соединение С войсками Ленинградского фронта… П. 3. 2-я ударная армия (128, 259, 191, 294, 374 сд, 3 гв. сд, 23, 32,33 и 53 сбр, 16, 98 и 122 тбр). Ближайшая задача — овладеть районом роща „Круглая“, предварительно изолировав ее от Синявино, Рабочий поселок № 5, Рабочий поселок № 6, Синявино и стремительно, развивая удар в направлении Московская Дубровка, выйти на восточный берег р. Нева. Для обеспечения ударной группы с юга овладеть Келколово… П. 4. 8-я армия (265, 11, 286 и 24 гв. сд) прочным удержанием рубежа Келколово, пос. 1-й Эстонский, Тортолово, Вороново надежно обеспечить операцию 2-й ударной армии от контрударов противника с направления Мга, оз. Синявинское, пос. Михайловский, Гайтолово и Турышкино, Вороново…»[103] Этот этап операции, скорее всего, проводился «для отчета Ставке». Свежих соединений 2-я ударная армия практически не имела, поэтому какого-либо перелома добиться было уже невозможно. В течение 9 и 10 сентября части 53 огв. сбр и 122 тбр продолжали вести безуспешные бои на северном направлении: на север наши войска продвинулись всего на 200–250 метров от высоковольтной линии. Впереди лежало торфяное болото и располагались мощные укрепления противника, который к тому же заминировал этот участок и подтянул орудия ПТО. Легкие танки сразу же завязли в болоте, тяжелые туда и не совались, так как для действий на этой местности постоянно требовались саперы. Последних было очень мало, к тому же инженерные войска во время работ несли тяжелые потери от вражеских автоматчиков, так как нашей пехоты для прикрытия всей операции было крайне мало. За два дня боев бригада потеряла 1 KB, 2 Т-34 и 1 Т-60. Вследствие весьма тяжелых условий движения по болоту 5 танков вышло из строя по техническим причинам. С 11 по 14 сентября оборонялись уже наши войска, причем танки были расставлены в боевых порядках пехоты. Отразив несколько контратак противника, 122-я танковая бригада потеряла 3 KB, 1 Т-34, 3 Т-60, 1 Т-26 и 1 САУ Т-26. С 14 по 17 сентября 122-я танковая бригада и теперь уже введенная в бой 22-я отдельная стрелковая бригада продолжали атаки на рощу «Круглая». Находясь у горловины прорыва войск 8-й армии, она (роща) стала местом концентрации немецких сил для контрудара, но продвинулись всего на 700 метров на север вдоль высоковольтной линии. 20 сентября, в том числе и на этом участке, противник перешел в контрнаступление[104]. В разгар боев, 8 сентября 1942 года, на синявинский участок Волховского фронта прибыл последний резерв Ставки — 29-я танковая бригада (7 KB, 11 Т-34, 36 Т-60), которую намеревались ввести в бой в ближайшие дни. Но время было упущено — 7 сентября на ТВД начались затяжные дожди и местность, и без того болотистая, стала совершенно непроходима для танков. 12 сентября бригада все-таки была введена в операцию, но выполняла она скорее оборонительные задачи, тем более что противник активизировался. Немцы, подтягивая к периметру прорыва все новые и новые части и соединения 11-й и 18-й армий, артиллерию и авиацию, 10 сентября сами перешли в контрнаступление. Но нашим частям тогда еще удавалось отражать германские удары. Об этом говорят следующие записи в дневнике Гальдера:
Но, несмотря на изменение обстановки, 2-я ударная армия все еще пыталась наступать. Что это было за наступление, хорошо видно из воспоминаний командарма генерал-лейтенанта Н. К. Клыкова[105].
В этот же день (11 сентября) командующий Волховским фронтом К. А. Мерецков директивой № 0/20/0п приказывает командарму Клыкову продолжить наступление на синявинском направлении, уповая на успехи Ленинградского фронта (об этой операции будет сказано ниже. — Примеч. авт.). Указывая в директиве, что «войска Ленинградского фронта частью сил форсировали р. Нева и закрепились на ее восточном берегу в районе Арбузово, Анненское — главной задачей 2-й ударной армии является быстрейший выход к восточному берегу Невы на соединение с войсками Ленинградского фронта. Приказываю: 1. Обеспечивая себя со стороны Синявино, главными силами 4 гв. ск нанести 12 сентября 1942 года удар в направлении треугольник желдорог, Московская Дубровка. Ближайшая задача — овладеть районом свх. „Торфяник“, треугольник ж.д., отметка 19,8 на трассе высоковольтной линии. С прорывом фронта выбросить на соединение с войсками Ленфронта 29 танковую бригаду. 2. Продолжить наступление силами 6 гв. ск. с целью перехвата дороги между рощей „Круглая“ и Рабочим поселком № 7». Однако, поскольку к 11 сентября соединения Ленфронта окончательно покинули плацдарм на левом берегу Невы, «идти на соединение» было уже не с кем. Активизации наступательных действий не произошло, а 29 тбр помогала обеспечивать оборонительные задачи. Мерецков, в критических ситуациях скорый на расправу, снимает генерал-майора H. A. Гагена с должности комкора и назначает его командиром 259-й стрелковой дивизии. С 13 сентября 1942 года 4-м гвардейским стрелковым корпусом стал командовать генерал-майор C. B. Рогинский, 6-й гвардейский стрелковый корпус продолжал возглавлять генерал-майор С. Т. Бияков. К 17 сентября наступательные действия Волховского фронта фактически прекратились, однако враг продолжал перебрасывать в этот район новые силы. В период с 10 по 20 сентября командование противника перебросило на мгинское направление 96-ю пехотную и 5-ю горнопехотную дивизии (в советских документах иногда упоминается как 5-я горнострелковая дивизия), сняв их с тосненского направления. 28-ю егерскую (легкопехотную) дивизию перебросили с участка Кириши — Грузинов, 121 пд прибыла с Ленфронта, а 132 пд — из Крыма. Впоследствии с помощью этих соединений были организованы мощные фланговые контрудары, которые наносились по советским позициям с 20 сентября. В течение сентября не прекращались и боевые действия Ленинградского фронта, который отчаянно стремился помочь своим соседям. В первой половине месяца с 9 сентября 55-й армией предпринимались попытки очистить от нацистов район Ям-Ижоры, но они оказались неудачными. Тогда было решено помочь Волховскому фронту — с 3 сентября Невская оперативная группа (НОГ) Ленфронта начала подготовку к форсированию Невы в районе бывшей московской Дубровки. Штабами Ленинградского и Волховского фронтов согласовывается решение о ведении 9 сентября 1942 года одновременного наступления: частей НОГ с предполагаемого к восстановлению Невского «пятачка» в сторону Синявина, соединений Волховского фронта из района Келколово им навстречу. Основная цель операции состояла в том, чтобы двумя дивизиями прорвать вражескую оборону на левом берегу Невы, овладеть Мусталово и, развивая успех на Синявино, соединиться с застрявшими в позиционных боях соединениями Волховского фронта. Но автору кажется, что в реализацию скорого форсирования Невы не верило даже командование Ленинградского фронта. За несколько дней до преодоления этой водной преграды командующий Ленинградским фронтом Л. А. Говоров вместе с командующим артиллерией Ленфронта генералом Одинцовым приезжали на предполагаемый участок прорыва и осматривали его.
Как и предполагало командование Ленинградского фронта, в спешке по приказу Ставки подготовленная операция по форсированию Невы уже 9 сентября провалилась. Две дивизии (86 и 46 сд), переправившись через реку, вклинились во вражескую оборону на противоположном берегу (их усилия поддерживала 11 сбр), однако развить свой успех не смогли и отошли на исходную позицию. Чтобы избежать напрасных потерь, Ставка 12 сентября приказала Военному совету Ленинградского фронта прервать операцию и выделила на подготовку нового наступления две недели. Потери в этой бесславно закончившейся «акции» указаны в донесении Ленфронта от 12 сентября — «в результате проведенной операции наши потери выражаются: в личном составе — убитых 738, раненых 2245 человек…» (далее перечисляются потери в материальной части). Ставка ВГК, по указанию которой и было осуществлено подобное неподготовленное действо, обличала командование Ленинградского фронта в директиве № 170610 от 12 сентября 1942 года (подписана Сталиным и Василевским): «Так как Ленинградский фронт оказался неспособен толково организовать форсирование р. Невы и своими действиями глупо загубил большое количество командиров и бойцов. Ставка Верховного главнокомандования приказывает операции по форсированию р. Нева прекратить»[106]. 20 сентября 1942 года Манштейн перешел в контрнаступление против ударной группировки Волховского фронта. Сначала немецкие войска начали давить по нашему авангарду севернее Мги, стараясь отсечь соединения 4-го гвардейского корпуса. Затем силы 30-го армейского корпуса 11-й армии вермахта (132, 170, 24-я пехотные дивизии), наступая со стороны Сологубовка — пос. Михайловский, а войска 26-го армейского корпуса — с севера, от рощи Круглая и Рабочего поселка № 7, соединились в районе поселка Гайтолово, в конце концов отрезав «клин» наших наступающих войск. Вот как описывал финал Синявинской операции генерал армии К. А. Мерецков: «20 сентября противник перешел в контрнаступление, пытаясь отрезать наши авангардные части… Шесть пехотных дивизий, три горноегерских и части танковой дивизии стали сжимать клещи вокруг нашего авангарда. На земле и в воздухе развернулось ожесточенное сражение… Горели леса и болота, земля застилалась густым едким дымом. За несколько дней этой невероятной по своей силе артиллерийско-минометной и авиационной дуэли весь участок был превращен в изрытое воронками поле, на котором виднелись одни обгорелые пни…»[107] В этой операции германское командование повторно применило новейшие немецкие танки «Тигр», тем более что к 15 сентября были полностью восстановлены все вышедшие из строя тяжелые гусеничные боевые машины. 21 сентября четыре «Тигра» и несколько средних танков Pz. Kpfw.III Ausf.N из 502-го батальона тяжелых танков были приданы 170-й пехотной дивизии вермахта (к этому времени в состав батальона прибыло еще три «Тигра»), Танки должны были действовать против полуокруженной группировки Волховского фронта в районе поселка Тортолово. Командир батальона майор Меркер пытался доказать вышестоящему командованию, что местность после дождей стала совершенно непроходима для тяжелых танков. Однако все его возражения были бесполезны — приказ об участии «Тигров» в наступлении был подписан лично Адольфом Гитлером, который «категорически настаивал на их применении». 22 сентября танки начали наступление, которое закончилось полным провалом. Один Pz. Kpfw.III перевернулся при переходе через дамбу, несколько других средних танков были подбиты советской артиллерией и загорелись. У одного из «Тигров» по непонятной причине заглох и не заводился двигатель (после боя механик-водитель сказал, что возникла неисправность в электропроводке танка), а экипаж покинул машину. Позже этот танк загорелся, так как кто-то из экипажа, предположив, что машину спасти не удастся, бросил в люк ручную гранату. Три других «Тигра» под обстрелом советской артиллерии сумели немного продвинуться вперед, но застряли в болоте. Через несколько дней с большими трудностями при поддержке артиллерии и пехоты удалось эвакуировать 3 танка. «Тигр», который увяз дальше и глубже других, несмотря на все усилия, вытащить не удалось. Кроме того, он находился под постоянным огнем советской артиллерии. Техническому персоналу и командиру 502-го батальона майору Меркеру этот танк доставлял сильную «головную боль». Предложение Меркера взорвать танк было отвергнуто командованием ОКВ, так как оно опасалось, что даже по отдельным деталям противник может получить какие-либо сведения. Судьбой этого «Тигра» озаботилось высшее командование вермахта и даже сам фюрер. Меркер получил указание: «Танк ни в коем случае не должен попасть в руки противника». Только 25 ноября, после долгих препирательств, его наконец взорвали. Сам же батальон 26 сентября был выведен с линии фронта. Так, совсем бесславно, прошло первое применение знаменитого впоследствии тяжелого танка «Тигр» в боевых условиях, за что и расплатился майор Меркер, который в конце ноября 1642 года был смещен со своего поста. Главным виновником этого провала был не «майор-стрелочник», а совсем другой человек. В своих «Воспоминаниях солдата» знаменитый германский военачальник Гейнц Гудериан говорил о том, что в неудаче применения «Тигров» виноват сам Гитлер: «В сентябре 1942 года „Тигр“ вступил в бой. Еще по опыту Первой мировой войны было известно, что при создании новых образцов вооружения следует запастись терпением и дождаться их массового производства, а затем применить их сразу в большом количестве. Зная об этом, Гитлер тем не менее хотел как можно быстрее увидеть в деле свой главный козырь. Однако перед новыми танками была поставлена абсолютно второстепенная задача: локальная атака в труднопроходимой местности в заболоченных лесах под Петербургом. Тяжелые танки могли двигаться только в колонну по одному по узким просекам, попадая под огонь противотанковых пушек, расставленных вдоль них. В результате — потери, которых можно было избежать, преждевременное рассекречивание новой технологии, и, как следствие, невозможность в будущем застать противника врасплох». С мнением Гудериана соглашались министр вооружений Шпеер и начальник Генерального штаба вермахта Гальдер. В целом все специалисты были едины во мнении, что местность под Ленинградом была совершенно неподходящей для применения «Тигров». Кроме того, экипажи таких танков еще не были достаточно подготовлены, а неудачное применение новой техники имело тяжелые психологические последствия и для пехоты, и для боевых экипажей, формируемых в 500-м тяжелом учебном танковом батальоне. Конечно, даже несколько таких суперсовременных танков, как «Тигр», не могли решить судьбу этой достаточно крупной операции. Действительный результат могло показать только массовое применение подобных машин. А пропагандистский эффект, на который, по-видимому, и рассчитывал Гитлер, не состоялся из-за неподходящей для применения танков местности и тактических просчетов. На этом история «Тигров» в Синявинской операции закончилась, но и без этого «чудо-оружия» дела у нашей ударной группировки Волховского фронта были плохи. Хочется привести несколько цитат из дневника Франца Гальдера, посвященного этим дням:
К сожалению, на «самом интересном месте» дневник генерала Гальдера заканчивается: 24 сентября Гитлер уведомил его об отставке (ввиду давних разногласий по вопросам ведения войны); историки лишились важного источника информации о ходе боевых действий, в том числе на нужном нам этапе. Новым начальником генерального штаба сухопутных сил Германии (ОКХ) стал генерал Цейтлер. Передовые части советской «наступающей» группировки потеряли связь со своими тылами уже 25 сентября 1942 года, так как именно в этот день некоторые наши соединения (например, 372 сд) получили приказ отбить Гайтолово и Гонтовую Липку. В районе Тортолово, не давая окончательно сомкнуться немецким «клещам» окружения, сражалась 73-я морская стрелковая бригада. Официально приказ о выводе наших частей, находившихся западнее Черной речки, на восточный берег последовал 27 сентября 1942 года. Медлить было нельзя — еще «дырявый» внешний и внутренний фронт германских «клещей», отрезавших от основных сил Волховского фронта соединения 8-й и 2-й ударной армий, могли в любую минуту превратиться в неприступный бастион. Ставка, обеспокоенная возможным повторением истории боев под Харьковом, 29 сентября 1942 года направила Мерецкову директиву № 107629, которая в названии имела следующую фразу: «… о выводе 2-й ударной из окружения». Заканчивался этот документ следующими пунктами приказа:
Основные силы ударной группировки Волховского фронта были выведены на восточный берег реки Черной 29–30 сентября. Сделано это было следующим образом — пехота и танки (7 гв. тбр), переброшенные с других участков (Волховского) фронта, наносили удары по хилому германскому периметру окружения. Образовывались проходы, через которые по ночам просачивались группы изможденных воинов, вырвавшихся из окружения. На вопрос: «Откуда, братишки? Из каких частей?» — коротко отвечали: «Из ада… 2-я ударная». Исход продолжался до 2 октября (хотя в отечественной историографии официально датой окончания Синявинской операции считается 1 октября. — Примеч. авт.). Местность болотистая, дорог нет. Днем все пространство простреливалось насквозь, даже проползти невозможно. В этих условиях разведчики из деблокирующих соединений Волховского фронта отыскивали проходы, встречали и сопровождали выходившие из «котла» подразделения[108]. В начале октября 73-я морская стрелковая бригада фактически выполнила свою деблокирующую задачу, но тут в окружении оказался 3-й батальон этого соединения. Остатки подразделения — 147 человек — спас разведчик Н. В. Чекавинский, отыскавший единственную тропу через болото. Бойцы 3 километра ползли по ней «на животе», но вышли из окружения. По немецким оценкам, наши войска, окруженные в районе Синявино — Мга — Гайтолово, были частично (7 дивизий из 16, 6 стрелковых бригад из 10, 4 танковые бригады из б) уничтожены или взяты в плен. Манштейн в своих воспоминаниях приводил следующие цифры потерь: «Нами было захвачено около 12 000 пленных, противник потерял свыше 300 орудий, 500 минометов и 244 танка. Потери противника убитыми во много раз превышали число захваченных пленных». Манштейну после успешно проведенной операции по разгрому наступательной группировки Волховского фронта в октябре 1942 года Гитлером в торжественной обстановке был вручен фельдмаршальский жезл, соответствующий ранее присвоенному ему высокому званию генерал-фельдмаршала. Но людских и материальных ресурсов, необходимых для восполнения потерь (6 октября Манштейн сообщил в ставку Верховного командовании, что для наступления ему необходимы еще 18 пехотных батальонов и 10 тыс. солдат, — Примеч. авт.), понесенных в сражении с войсками 8-й и 2-й ударной армий, у Германии не было. Без этого вновь наступать на Ленинград стало невозможно. Однако в тот момент, когда уже «вырисовывалась» невозможность достижения Волховским фронтом реки Невы, некая инерция оперативных планов вновь заставила предпринять наступление уже Ленинградский фронт. Борьба за плацдарм В конце сентября 1942 года для бронетанковых войск Ленфронта наиболее важной задачей стала поддержка стрелковых соединений Невской оперативной группы в ходе форсирования реки Невы и захвата плацдарма у Невской Дубровки. Бои продолжались с 26 сентября по 7 октября 1942 года. Так как форсирование Невы, начатое войсками Ленинградского фронта 9 сентября 1942 года, потерпело полное фиаско, Ставка приказала подготовить операцию более тщательно и привлечь к ней более крупные силы. Поэтому войска Невской Оперативной группы Ленинградского фронта получили следующую задачу: «…силами 86, 46, 70 сд и 11 осбр со средствами усиления форсировать реку Нева на участке Пески — Выборская Дубровка, прорвать оборону противника, овладеть плацдармом на левом берегу, установить связь с войсками 8 А (Волховского фронта. — Примеч. авт.) и, во взаимодействии с ними, окружить и уничтожить синявинскую группировку противника, снять блокаду с Ленинграда»[109]. Новое наступление было назначено на 26 сентября. Форсирование планировалось осуществить на участке Анненское, 1-й Городок вышеозначенными в приказе стрелковыми дивизиями и стрелковой бригадой при поддержке танковых частей, авиации и десантов морской пехоты. Для усиления стрелковых соединений НОГ к 8 сентября 1942 года было переброшено около 90 танков: 86-й и 118-й отдельные танковые батальоны, а также Отдельный легкотанковый батальон (плавающих танков). Что же представляли собой эти бронетанковые части? Самым подготовленным являлся 86-й танковый батальон (31 танк), и ранее представлявший собой сколоченное подразделение с боевым опытом. 86 отб в качестве усиления придавался правофланговой 86-й стрелковой дивизии полковника В. А. Трубачева, действовавшей в направлении на н/п Анненское. 118-й отдельный танковый батальон был спешно сформирован на базе 48-го танкового батальона 152-й танковой бригады 10 сентября 1942 года (поэтому в документах нередко вместо 118 отб используется старое название — 48 тб. — При меч. авт.) и имел в своем составе 30 танков: 10 Т-34, 10 Т-26 и 10 БТ-2. 118 отб был придан 11-й отдельной стрелковой бригаде генерал-майора Н. Ф. Никитина. Несмотря на спешное доукомплектование, 86 и 118 отб были неплохо обучены и сколочены, оба командира батальона и часть комсостава имели опыт форсирования реки Невы на том же участке в операции 1941 года[110]. Самым «проблемным» был Отдельный легкотанковый батальон, который укомплектовали легкими плавающими танками Т-37 и Т-38, изъятыми из расформированных армейских разведывательных батальонов Ленфронта. Древние машины наскоро подлатали на заводах Ленинграда, и 14 августа 1942 года эта часть была сформирована. Ввиду того, что со дня формирования и до 7 сентября 1942 года батальон находился на исходных позициях в составе 55-й армии и выполнял задачу по усилению стрелковой дивизии в Усть-Тосненской операции, время на специальную боевую подготовку по преодолению водных преград он не имел. Часть машин из 29 танков олтб из-за технической изношенности вообще не могла плавать. Штаб батальона полностью сколочен не был, да и командир батальона капитан Белов не имел необходимого боевого опыта по проведению специальных операций. Поэтому тренировки танкистов начались за неделю до начала событий — 19 сентября 1942 года[111]. Из трех десятков танков реально годились для форсирования реки только несколько Т-38. Сама эта боевая машина представляла собой легкий плавающий разведывательный танк, запущенный в производство в 1936 году. Т-38, разработанный под руководством видного советского конструктора H. A. Астрова в КБ завода № 37, весил 3,5 тонны, был вооружен только 7,62-мм пулеметом ДТ и имел противопульную защиту. Для движения на плаву использовался трехлопастный гребной винт. Экипаж танка составлял 2 человека. Эта машина серийно производилась в 1936, 1937 и 1939 годах (всего было выпущено 1382 танка) несколькими различными сериями. В 1936 году выпускались три (условные) разновидности этого танка: с бронекорпусами и башнями Подольского завода имени Орджоникидзе и ходовыми тележками раннего образца (по типу Т-37А); с бронекорпусами Подольского завода, башнями Ижорского завода от Т-37А и ходовыми тележками раннего образца; с бронекорпусами и башнями Подольского завода и ходовыми тележками позднего образца (они отличались отсутствием поршня внутри горизонтальной пружины, а для того, чтобы направляющий стержень не вышел из трубки при возможности в случае разгрузки катков, к кронштейнам тележки крепился стальной трос. — Примеч. авт.). С начала 1937 года в конструкцию танка Т-38 ввели ряд изменений: на смотровую щель в лобовом щитке механика-водителя стали устанавливать броневую планку, предохраняющую от попадания свинцовых брызг при ружейно-пулеметном обстреле танка, в ходовой части использовались, как уже говорилось, тележки нового (позднего) образца. Кроме того, в производство пошел радиофицированный (тогда говорили радийный. — Примеч. авт.) вариант Т-38, оснащенный радиостанцией 71-ТК-1 со штыревой антенной. Ввод антенны находился на верхнем переднем листе корпуса между местом механика-водителя и башней. Радиофицированная машина называлась Т-38 РТ. Весной 1937 года выпуск танков Т-38 был приостановлен. Да и правда, машина была плохонькая: слабое вооружение, тонкая броня, низкая скорость движения на местности и главное — недостаточные возможности на плаву. Десант даже из двух человек не посадишь — машина, словно подводная лодка, медленно уходила под воду. В случае же нарушения герметичности корпуса скорое затопление этого «судна» было неизбежно. Поэтому машину стали модернизировать и даже изготовили 10 новых Т-38М, которые, впрочем, не слишком отличались от старых (все Т-38М использовали только в качестве учебных. — Примеч. авт.). В стадии разработки находился новый плавающий танк Т-40, производство которого могло начаться только в 1940 году. Поэтому в 1939 году завод № 37 получил разрешение на выпуск некоторого количества обычных танков Т-38 (не модернизированных). Используя имеющийся задел бронекорпусов, изготовленных в «далеком» 1937 году, было собрано еще 112 линейных танков Т-38. Таким образом, разведывательные танки Т-38 не особо годились для форсирования реки под обстрелом противника, но выбирать было особенно не из чего. Из 29 машин олтб были отобраны 10 относительно новых танков Т-38 с лучшими экипажами: все боевые машины были тщательно проверены и подготовлены к плаванию, а танкисты тренировались в вождении танка на воде. Каждый экипаж проплыл пять раз на своей машине через озеро Коркинское (в составе одиночного экипажа, взвода и роты) и два раза — через Неву (в составе взвода). Во время тренировок 2 танка утонули (один в озере и один в реке), наскочив «на подводные предметы», но через два дня были эвакуированы и вновь вошли в строй. Все остальные экипажи олтб, 86 и 118 отб тренировались на озере в погрузке и выгрузке по аппарелям, для чего 41-й отдельный инженерный моторизованный батальон (оимб) собрал и спустил на озеро 12-тонный паром. Тренировки шли с 20 по 25 сентября, и к концу тренировок экипажи уже удовлетворительно «водили» танки на плаву и лихо «загружались» на паром по аппарелям. Политико-моральное состояние личного состава всех трех танковых батальонов НОГ (в оперативном подчинении командующего НОГ был также 1-й бронебатальон на БА-10 и БА-20, но он в операции не участвовал. — Примеч. авт.) было «здоровым, настроение приподнятым». Наши бойцы стремились как можно скорее переправиться на левый берег Невы и освободить Ленинград от блокады. Экипажи рот, которые были назначены для переправы в последнюю очередь — рота Т-34 из 118 отб и рота БТ-5–7 из 86 отб, — просили бросить их в бой первыми. Однако укрепления противника и особенности местности делали задачу наших войск архисложной. Германские войска, находившиеся в течение года на левом берегу Невы, имели здесь прочно укрепленный оборонительный рубеж. Все подступы на правом берегу и рубежи на левом берегу реки Невы противником были тщательно пристреляны артиллерийским и минометным огнем и хорошо наблюдались с левого берега из района 8-й ГЭС и Анненского. Подобные обстоятельства сильно затрудняли выбор подходящих исходных позиций на левом берегу реки Невы и действия танков после осуществления переправы. Сама Нева в предполагаемом районе форсирования достигает ширины 400 метров и имеет крутые берега, недоступные для выхода танков. На всем участке форсирования имелся лишь один более или менее пригодный участок для выхода танков — на востоке в районе пристани по лощине вдоль узкоколейной железной дороги. Этот единственный выход был тщательно пристрелян противником. Скорость течения реки была довольно высокой и составляла около 1 метра в секунду. Местность на правом берегу, который занимали наши войска, западнее и северо-западнее Невской Дубровки — лесисто-болотистая, с хорошими подступами для танков, с наличием «исходных и выжидательных позиций», укрытых как от наземного, так и от воздушного противника. Но крутость правого берега допускала паромную переправу танков лишь в отдельных местах, а именно: а) переправу в 200 метрах южнее устья реки Дубровки — пристань Московская Дубровка; б) Пески — пристань Анненское. На левом берегу местность непосредственно у берега была захламлена разбитыми лодками и бревнами. Сама же болотистая почва с трудом давала возможность выгрузки танков с парома и затрудняла передвижение гусеничных боевых машин вдоль берега. К востоку от «обреза реки» местность была открытая, сплошь изрытая траншеями, в воронках от снарядов и авиабомб, к тому же заполненных водой. Советское командование понимало, что в таких условиях передвижение и транспортировка танков возможна только ночью, а днем боевые машины могли поддержать пехоту лишь в качестве неподвижных огневых точек. Поэтому было принято следующее решение: а) поддержать первый эшелон стрелковых дивизий главного направления ротой плавающих танков олтб (10 машин Т-38); б) переправу танков начать по выходу пехоты на рубеж второй высоковольтной линии (однако обстановка заставила сделать это гораздо раньше); в) после переправы танков на левый берег использовать их в качестве неподвижных огневых точек в системе обороны стрелковых дивизий на основных направлениях; г) танки придавать: правофланговой 86 сд, действовавшей в направлении н/п Анненское — 86 отб; центральной 70 сд — олтб, левофланговой 11 осбр — 118 отб. Таким образом, фланговым дивизиям намеревались придать пушечные танки, а центральной — пулеметные. Подобное решение вытекало из предположения о контратаках противника с флангов — из района 8-й ГЭС и Мусталово, что в ходе боев и подтвердилось. Однако впоследствии выяснилось, что успех сопутствовал только 86-й и 70-й стрелковым дивизиям (для 86 сд местом переправы был определен район Бумажного комбината, а для 70 сд — район устья реки Дубровки). Операция готовилась очень тщательно. Наши танкисты и саперы выбрали и оборудовали (были улучшены спуски к берегу, а сам берег расчищен) два пункта паромных танковых переправ. Для танков активно готовились исходные позиции (экипажи рыли капониры и маскировали размещенные там танки). Командиры взводов и рот выбирали пути движения с исходных позиций на переправы, а механики-водители занимались изготовлением указателей маршрутов (стойки с указателями, покрашенные в белый цвет). В бинокли и стереотрубы БСТ наш комсостав тщательно изучал противоположный берег. Ввиду того что пропускная способность каждой танковой переправы не превышала возможности одной танковой роты (10 танков) за ночь, с исходных на выжидательные позиции выдвигалась только одна рота от каждого переправляющегося батальона. Выло определено, что за 30 минут до готовности 12-тонного парома (максимальной грузоподъемностью 14 т) из лодок А-3 (к движению) танки попарно выдвигались к нему, располагаясь на следующих рубежах: 2 танка — на пункт переправы (100 м от берега), 2 танка — на промежуточный пункт (400–500 м от берега), остальные — на исходных позициях. Таким образом достигалось рассредоточение боевых машин от артиллерийского огня противника и гарантировалась бесперебойная подача танков на паром. После отплытия одного танка на пароме очередные подходили на свои места, ведомые связными-проводниками. У парома должен был находиться старший по погрузке — танкист (помощник коменданта переправы), из лиц среднего комсостава. На противоположном берегу был приемщик танка — также средний командир (как правило, помощник командира переправляющейся роты по техчасти). Связь командного пункта переправы с паромом по опыту 1941 года осуществлялась световыми сигналами при помощи «трехцветных карманных фонариков». Вся подготовительная и организационная работа в основном была проведена командирами танковых и понтонных батальонов, а руководство осуществлялось оперативными группами АБТВ и инженерного отдела НОГ без участия командиров и штабов стрелковых соединений, коим были приданы танки и понтонные батальоны. «Стрелковые командиры» лишь ограничились отдачей необходимых приказов, что привело в дальнейшем к столь любимой русским народом импровизации. 25 сентября 1942 года 1-я рота плавающих танков олтб получила задачу по форсированию Невы в первом эшелоне. В 03.30 утра 26 сентября подразделение из десяти плавающих танков Т-38 организованно выступило с исходных позиций и в 04.30 спустилось на берег. При спуске в воду одна машина неожиданно сломалась, а у двух свалились гусеницы. Их потащили на исходные позиции, а 7 оставшихся танков в боевом порядке «развернутая линия» спустились в воду и поплыли на левый берег. В 70 метрах от берега один Т-38 наскочил на какой-то подводный предмет и затонул. Противник обнаружил наши боевые машины и открыл сильный артиллерийский и минометный огонь. Бронебойные пули, которые легко поражали наши Т-38, отправили на дно еще 3 танка. Оставшиеся три машины все-таки прорвались на левый берег и открыли стрельбу по противнику, но вскоре были подбиты. Паромы с пехотой первого эшелона задержались, и, чтобы не попасть в плен, экипажи поплыли обратно. Живыми на правый берег вернулись только 3 человека. У немцев было подавлено 2–3 легких пулемета и убито несколько автоматчиков[112]. Пусть и несколько позже, но пехота постепенно начала переправляться на левый берег Невы, где 86 сд и 70 сд удалось отбить плацдарм шириной по фронту 2–2,5 км, а глубиной 400 м. Затем плацдармов стало два — в районе Арбузово и Московской Дубровки. К концу первого дня на левый берег удалось переправить части двух дивизий и бригады. Однако германские войска непрерывно контратаковали, и, чтобы удержать плацдарм, вопреки первоначальным планам наше командование решило начать переправу танков немедленно. Из-за маленькой площади плацдарма и невозможности построить необходимое количество паромов решили переправлять только легкие танки. Вечером 26 сентября 1942 года командир 86 сд отдал приказ об организации переправы 86 отб на левый берег. В 24.00 26.09.42 г. танкисты и саперы приступили к сборке двух паромов на двух пунктах переправ. На пункте № 1 к 07.00 27 сентября был готов паром, но при подходе танка к берегу противник открыл сильный огонь с флангов, а затем начал бить через реку «прямо в лоб». Паром был разбит, танк «уехал обратно». Следующей ночью наши бойцы опять собирали паромы. К 06.00 на пункте № 1 снова удалось подготовить один паром. На него погрузили танк, и паром двинулся к левому берегу. Немцы обнаружили плавсредство и открыли по нему огонь. Из-за того что танк «обстреливался» из пушки и пулеметов, боевая машина была сожжена, но паром уцелел. Так паром с догоревшим танком и причалил к вражескому берегу. На пункте переправы № 2 паром сделали раньше — к 24.00 27 сентября. Танк быстро погрузили, но при отходе паром был поражен снарядом и затонул, экипаж на танке пытался эвакуироваться своим ходом по накренившемуся настилу. В итоге боевая машина сползла с накренившегося настила и тоже утонула. В 05.00 на вновь собранном пароме очередной танк опять отчалил от берега и под сильным огнем противника форсировал реку. Наконец высадиться удалось, но танкисты на берегу встретили лишь небольшую группу пехотинцев 86 сд, отрезанную от основных сил. Это небольшое «войско» вместе с танком двинулось на соединение с основным гарнизоном плацдарма. Однако за 250–300 метров от переднего края обороны 86 сд этот танк был мастерски подбит нашей пехотой, принявшей его за немецкий, так как «он шел от позиций противника». 29 сентября германские войска атаковали правый фланг 86 сд и потеснили наши силы в районе Анненской. Переправу 86 отб пришлось прекратить. К этому моменту все первоначальные планы потеряли актуальность. Для группировки войск на плацдарме стала действовать новая переправа на участке 70 сд генерал-майора A. A. Краснова — на 200–300 м выше устья реки Дубровки. Это было очень удачное решение! За четыре ночи — 30 сентября, 1, 2 и 3 октября — без каких-либо потерь на левый берег Невы было переправлено 26 танков — 19 пулеметных и 7 пушечных. По маркам: Т-37/Т-38 — 16, Т-26 пулеметных — 2, БТ-2 пулеметных — 1, Т-26 пушечных — 7. Погрузка танков занимала 10–15 минут, один рейс — 1 час 30 мин.[113] Переправленным на левый берег танкам приходилось действовать в исключительно тяжелой и сложной обстановке. Боевые машины выдвигались на указанные рубежи под артиллерийским и пулеметным огнем противника, а некоторые уничтожались врагом еще до занятия огневых позиций. Выход на фланги — в район Арбузово и школы п. Московская Дубровка — был совершенно невозможен из-за непроходимой местности. Из-за вышеизложенных причин лишь только один танк Т-26 (пушечный) с великими приключениями прорвался в район Арбузово (правый фланг 86 сд), а остальные боевые машины в качестве огневых точек заняли огневые рубежи на стыке 70-й и 86-й стрелковых дивизий. Танки были зарыты в землю по обе стороны узкоколейной железной дороги. В качестве огневых точек пулеметные и пушечные боевые машины ежедневно отражали контратаки противника, которые следовали непрерывно с 1 по 6 октября. Самый тяжелый бой произошел 5 октября 1942 года. Между 14.30 и 16.00 немецкий отряд из 40 человек во главе с несколькими офицерами просочился сквозь оборонительные позиции наших войск на стыке 70-й и 86-й стрелковых дивизий. Враг, следуя вдоль узкоколейки, прорвался через нашу оборону и почти дошел до Невы. Фактически плацдарм был разрезан на две части. Началась паника, и несколько групп советских пехотинцев, бросая винтовки, побежали к берегу. Танкистам отступать было некуда, поэтому 2 танка, находившиеся на огневых позициях, открыли по немцам шквальный огонь из пулеметов. Один из механиков-водителей 118-го отдельного танкового батальона (башенный стрелок этого танка был убит, командир танка ранен, а сама боевая машина увязла в болоте) посадил башенным стрелком танка пехотинца и открыл по немцам огонь. Группа командиров-танкистов в составе старшего политрука Орлова, красноармейца Байды (оба из олтб), капитана Мазура, лейтенанта Ставницкого, лейтенанта Рындина (все из 118 отб), взяв два ящика гранат, забросали ими немцев, а затем бросились на врага врукопашную. В результате схватки большая часть германских солдат была убита, остальные бежали. При этом красноармеец Байда заколол немецкого офицера ножом, а механик-водитель Рожков несколько немцев убил из револьвера системы Нагана[114]. Потери нашего десанта были достаточно значительны. Согласно докладу командующего Ленинградского фронта Ставке ВГК от 4 октября 1942 года, за четыре дня наступления 86 и 70 сд, а также танковые части и другие обеспечивающие подразделения понесли общие потери в 8244 человека. Ввиду изменения общей обстановки в межфронтовой операции и трудности удержания плацдарма Ставка разрешила командованию Ленфронта отвести на правый берег части 70-й дивизии и 11-й отдельной бригады (директива Ставки № 170638 от 5 октября 1942 года). 6 октября было решено очередную неудачную наступательную операцию прекратить и перейти к обороне. Волховский фронт закончил отвод своих войск еще раньше — 1 октября. Начальнику АБТВ Невской оперативной группы было приказано эвакуировать уцелевшие личный состав и материальную часть на правый берег (так как сам плацдарм при обороне был слишком мал для танков). Но состояние машин было к этому времени таково, что из 26 танков после незначительного ремонта можно было эвакуировать лишь 5. Остальные были сильно повреждены артогнем и авиацией противника или так застряли в болотах, что никакая эвакуация этих боевых машин была невозможна. В ночь с 6 на 7 октября на левый берег реки Невы для ремонта и подготовки к эвакуации уцелевших пяти танков были направлены две ремонтные бригады в составе 10 человек под руководством помощника командира 118-го отдельного танкового батальона по техчасти. Эти бригады за 7 октября отремонтировали 4 танка, но противник снова разбил их артогнем; также вскоре отремонтированный БТ-2 уже при подходе к парому от прямого попадания снаряда сгорел. Таким образом, эвакуировать удалось только один Т-26 пушечный, а остальные танки после снятия с них исправных пулеметов, оптики и «стреляющих механизмов» пушек были подорваны саперами из 12-го гвардейского «минерного» батальона. Отдельный легкотанковый батальон, потерявший 23 из 29 танков, был расформирован[115]. Расширить захваченные плацдармы, прорвать оборону на всю глубину и соединиться с Волховским фронтом войска Ленинградского фронта не смогли. По приказу Ставки Верховного главнокомандования бои на плацдармах прекратились, основные силы были эвакуированы на правый берег. 55-я армия, продолжавшая вести бои за плацдармы в районе Ивановского, также получили приказ отойти на правый берег и прочно закрепиться. Необходимость отвода войск была вызвана тем, что врагу удалось к этому времени полностью отразить удар Волховского фронта и, по существу, восстановить положение на шлиссельбургско-синявинском выступе. «При создавшейся группировке войск противника, — отмечал в телеграмме начальник Генерального штаба генерал A. M. Василевский, — не исключена возможность его попытки форсировать реку Неву… с целью нанести удар с юго-востока на Ленинград и перерезать наши коммуникации на этом участке»[116]. 10 октября 1942 года последние части и подразделения ударной группировки Невской оперативной группы, которой временно командовал начштаба Ленинградского фронта генерал-лейтенант Д. Н. Гусев, покинули левый берег Невы. Небольшой плацдарм, отвоеванный нашими войсками в районе Арбузово и Московской Дубровки, остался под советским контролем (с 10 по 20 октября плацдарм обороняла только одна рота 70-й стрелковой дивизии под командованием капитана H. A. Бритикова), а с 20 октября 1942 года по январь 1943 года оборонялся достаточным для этой цели количеством войск Красной армии — усиленным батальоном 314-го стрелкового полка 46-й стрелковой дивизии полковника Е. В. Козика. Несмотря на большие потери боевых машин, советские танкисты сыграли одну из ключевых ролей при обороне плацдарма (особенно 5 октября). Но отвоеванный плацдарм для использования танков в обороне был слишком мал: если бы пехоте удалось отбросить врага хоть еще на 1 км от берега, чтобы плацдарм был не менее 1,5–2 км в глубину и 3–4 км по фронту, можно было бы перевести на левый берег эвакосредства и средства ремонта и в условиях наступающей зимы не зависеть от паромной переправы. Но этого не произошло. Таким образом, Синявинская наступательная операция не решила задачи по прорыву блокады Ленинграда. Однако она имела положительное значение для общего хода борьбы на советско-германском фронте, и прежде всего под Ленинградом. Противник был вынужден перебрасывать в район сражения соединения с других участков фронта, в том числе подготовленные и для летнего штурма города. В результате активных действий Волховского и Ленинградского фронтов враг отказался от проведения операции «Нордлихт», на которую германская Ставка возлагала большие надежды. Синявинская операция сорвала очередной план штурма Ленинграда. Манштейн, который с 4 сентября возглавлял действия германских войск по отражению удара Волховского фронта, впоследствии писал: «И вот вместо запланированного наступления на Ленинград развернулось „сражение южнее Ладожского озера“… Если задача по восстановлению положения на восточном участке фронта и была выполнена, то все дивизии нашей (11-й. — Примеч. авт.) армии понесли значительные потери. Вместе с тем была израсходована значительная часть боеприпасов, предназначавшихся для наступления на Ленинград. Поэтому о скором проведении наступления не могло быть и речи»[117]. Следует отметить, что после провала нашего «всеобщего наступления» в первой половине 1942 года Ставка ВГК дает указания командующим фронтами усилить внимание вопросам создания прочной обороны. В частности, по директиве Ставки от 5 октября командующий войсками Волховского фронта обязывался организовать на наиболее опасных направлениях Мга — Волхов и Мга — Кириши не менее трех-четырех оборонительных рубежей, иметь здесь оперативный резерв для контрудара по противнику. Такие же указания давались и по другим ответственным участкам фронта в районе Ленинграда, в частности, по укреплению западного берега реки Невы. При проведении Синявинской операции войска Волховского и Ленинградского фронтов, силы КБФ и Ладожской военной флотилии понесли общие потери в 113 тысяч 674 человека. Из них безвозвратные потери — 40 тысяч 85 человек[118]. По докладу командующего Волховским фронтом от 1 октября 1942 года, «… общие потери противника за всю операцию составляют: убитыми и ранеными 51 700 человек, уничтожено 260 самолетов, 140 орудий, 300 минометов, 400 пулеметов и 197 танков». Автор склоняется к тому, что немецкие потери были еще меньше, но доказать этого не может. Оставляя в стороне точность приводимых данных, получаем соотношение общих потерь личного состава наших войск и противника как 2,2:1. Печально, но лучше воевать мы тогда не умели. Примечания:1 В соответствии с директивой Генштаба в июле 1941 года вновь было сформировано управление Ленинградского военного округа. Задачи округа: подготовка резервов, формирование и обучение частей и соединений. Командующим войсками округа был назначен генерал-лейтенант Т. И. Швалдин, начальником штаба — генерал-майор А. И. Субботин. В августе 1941 года управление округа было расформировано. 7 Гальдер Ф. Военный дневник… 1939–1942 гг. М., 1973, т. 3, с. 328. 8 Маршалы Советского Союза. Личные дела рассказывают. М., Институт военных и историко-патриотических проблем и исследований / «Любимая книга», 1996, с. 45–46. 9 Грабин В. Г. Оружие победы. М., Политиздат, 1989, с. 319–320. 10 Сухопутные войска России: Истории создания, становления и развития. М., Воениздат, 2001, с. 326–327. 11 История Ордена Ленина Ленинградского военного округа. М., 1974, с. 237. 74 Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945. Том III. Война на два фронта. М., Воениздат, 1976, с. 94. 75 KTB/OKW, Bd.II, s. 77. 76 Hitlers Weisungen fuer die Kriegfuehrung 1939–1945, s. 199. 77 KTB/OKW, Bd.II, s. 78. 78 Манштейн Э. Утерянные победы. Перевод с немецкого. М., 1957, с. 265–266. 79 Мерецков К. На службе народу. М., 1968, с. 299. 80 ЦАМО РФ, ф. 204, оп 89, д. 196, лл. 1–7. 81 Мерецков К. А. На службе народу. М., 1968, с. 298. 82 На Волховском фронте. 1941–1944 гг. М., 1982, с. 154. 83 Официальное название «Добровольческий легион „Норвегия“», был создан 1 августа 1941 года. Согласно штату, легион должен был состоять из 1218 человек (но 20 октября 1941 года добровольцев было уже 2000). Командиром части являлся легион-штурмбанфюрер Артур Квист. Структурно легион «Норвегия» состоял из штаба, противотанковой роты, взвода военных корреспондентов, пехотного батальона под командованием Моргена Баке (три пехотных роты и одна пулеметная), моторизованной части легиона (мотоциклы БМВ), двухдивизионного подразделения самокатчиков (велосипеды), моторизованного отделения телефонистов и четырех отделений радиосвязи под общим командованием штурмбаннфюрера Финна Ганнибала Кьельструпа. Частью легиона также считался запасной батальон под командованием Генриха Петерсена, созданный в Хальместранде под Осло. 16 марта 1942 года легион прибыл на ленинградский участок советско-германского фронта, где был введен в состав 2-й пехотной бригады СС. В этом районе части легиона несли патрульную службу, находясь в подчинении командования полевой жандармерии, затем участвовали в боях. 84 ЦАМО РФ, ф. 217, оп. 1221, д. 1634, лл. 324–326. 85 Там же, лл. 331–333. 86 Там же, лл. 328–330. 87 ЦАМО РФ, ф. 217, оп. 1283, д. 109, лл. 155–158. 88 Полицейская дивизия СС была сформирована из членов полиции в октябре 1939 года по штатам пехотной дивизии; в этом качестве и использовалась в боях под Ленинградом. 89 ЦАМО РФ, ф. 217, оп. 1283, д. 109, лл. 155–158. 90 ЦАМО РФ, ф. 218, оп. 1258, д. 129, лл. 34–38. 91 ЦАМО РФ, ф. 204, оп. 89, д. 1474, лл. 1–6. 92 Там же, лл. 6–8. 93 Там же, лл. 8–12. 94 ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 37, лл. 230–232. 95 Гальдер Ф. Военный дневник… 1939–1942 гг. М., 1971, т. 3, кн. 2, с. 332. 96 ЦАМО РФ, ф. 204, оп. 89, д. 1474, лл. 14–15. 97 Манштейн Э. Утраченные победы. М., 1958, с. 266. 98 Мерецков К. А. На службе народу. М., 1968, с. 304, 307. 99 Свиридов В. П., Якутович В. П., Василенко В. Е. Битва за Ленинград. 1941–1944 гг. М., 1962, с. 266. 100 Манштейн Э. Утраченные победы. М., 1958, с 266. 101 Мерецков К. А. На службе народу. М., 1986, с. 308. 102 На Волховском фронте. Л., 1978, с. 159, 160. 103 ЦАМО РФ, ф. 204, оп. 89, д. 102, лл. 83–85. 104 ЦАМО РФ, ф. 204, оп. 89, д. 1474, лл. 18–22. 105 Вторая ударная в битве за Ленинград. Л., 1983, с. 21–25. 106 ЦАМО РФ, ф. 217, оп. 1258, д. 128, лл. 160–162. 107 Мерецков К. А. На службе народу. М., 1986, с. 308–309. 108 Вторая ударная в битве за Ленинград. Л., 1983, с. 171–172. 109 ЦАМО РФ, ф. 217, оп. 1221, лл. 1–2. 110 Там же, лл. 2–3. 111 Там же, лл. 3–4. 112 ЦАМО РФ, ф. 217, оп. 1221, д. 1661, лл. 14–17. 113 Там же. 114 ЦАМО РФ, ф. 217, оп. 1221, лл. 1–4. 115 Там же. 116 ЦАМО РФ, ф. 217, оп. 203156, д. 8, л. 134. 117 Манштейн Э. Утерянные победы. Перевод с немецкого. М., 1957, с. 266–267. 118 Всероссийская книга памяти. 1941–1945. Обзорный том. М., 1995. |
|
||