К 3 июля в войсках Брянского фронта царило полуофициально оформленное двоевластие. Комфронта генерал-лейтенант Ф.И. Голиков, находясь в Воронеже, непосредственно руководил новыми 60-й и 6-й армиями, а также правофланговыми стрелковыми дивизиями (121, 160-й и 6-й) 40-й армии и через начальника Главного Автобронетанкового управления Красной армии генерал-лейтенанта Я.Н. Федоренко (он же являлся Командующим бронетанковыми и механизированными войсками Красной армии. — Примеч. авт.) — потрепанными 17, 4-м и 24-м танковыми корпусами. Целью его деятельности являлась организация обороны подступов к Воронежу и недопущение германских войск к переправам через Дон.

Однако вверенные ему (Голикову) силы 3 июля не смогли оказать противнику действенного сопротивления. Стрелковые дивизии 40-й армии, понесшие в предшествующих боях тяжелые потери, были сбиты с оборонительного рубежа и отошли к северо-западу от Воронежа. Части 4-го танкового корпуса, потерпев неудачу в боях с превосходящими силами противника в районе Горшечного, отступали на восток, не участвуя в боестолкновениях до 7 июля 1942 года. Состояние 17-го танкового корпуса также было ужасным: в результате боев 3 июля «левая группа» корпуса перестала существовать, а «правая группа», имея в своем составе 38 танков, под давлением противника оставила Нижнедевицк и отошла на восточный берег р. Жабиха, стремясь на широком фронте задержать дальнейшее продвижение на восток. Связь с командованием из опергруппы Федоренко, а также с руководством 40 А[44] в этот период у 17 тк отсутствовала.

4 июля германским войскам в районе Верхне-Турово (там находилась одна из переправ через Дон. — Примеч. авт.) удалось отрезать 17 тк «от своих частей и г. Воронеж». В боях по выходу из очередного «котла» была потеряна почти вся материальная часть, а немногие оставшиеся танки не имели горючего и боеприпасов. Командир корпуса принял решение на выход из боя.

Выделив отряд из 10 Т-34 и 2 Т-60 для поддержки обороняющейся в районе Гвоздевки 121 сд, 5 июля остатки 17 тк переправились через Дон и к 18.00 сосредоточились в районе н/п Бор. За весь недолгий период своей боевой деятельности, согласно отчетам, танкисты 17-го танкового корпуса уничтожили 205 танков противника (в чем автор очень сомневается), 72 орудия, 17 минометов, 5 пулеметов, 72 автомашины, 3 транспортера; было убито и ранено около 5 тыс. солдат и офицеров.

Потери 17 тк составили 132 танка: 23 KB, 62 Т-34, 49 Т-60, 23 орудия, 22 миномета, 14 пулеметов; убитыми около 400 человек, ранеными 827 человек и пропавшими без вести 837 человек[45].

24-й танковый корпус к 3 июля сохранил почти всю свою матчасть и должен был отражать германские атаки на группировку наших войск, отходивших к Дону. Правда, делал он это не очень умело. К тому же танковые бригады в ходе боев были отрезаны от своих тылов и испытывали большие трудности с обеспечением ремонтными и эвакуационными средствами, а также горючим. Поэтому большое количество танков было подорвано своими экипажами, не имевшими возможности заправлять и чинить вышедшие из строя машины. Например, только за 3 июля 4-я гвардейская танковая бригада подорвала 4 вышедших из строя KB, а 54-я танковая бригада 5–6 июля уничтожила три Т-34 (2 из-за отсутствия горючего и один застрявший в болоте из-за невозможности его эвакуировать).

А между тем это соединение должно было выполнять поставленные командованием боевые задачи. Тем более, что к утру 3 июля противник захватил Болотово и стремился продвинуться на юго-восток. Части 40 и 21 А отходили на рубеж реки Оскол.

Боевым распоряжением от 03.07.42 г. войска «группы тов. Федоренко» получили задачу: удерживая переправу, высоты и переправы на северном берегу реки Угля, обеспечить отход войскам 40 А, находящимся западнее Старого Оскола. Из трех корпусов группы хоть какую-то боеспособность сохранял еще 24 тк, поэтому он и должен был выполнять поставленные задачу.

24-й танковый корпус занял для обороны участок фронта от Терехово до устья р. Угля. Но части противника, прорвавшиеся группами в северном направлении, к исходу 3 июля вышли на рубеж: Комчанский, Берцовая, Вислая, Старое Меловое. С юга части противника в ночь с 3 на 4 июля овладели Старым Оскол ом, форсировали р. Угля и под прикрытием авиации теснили наши войска в восточном направлении.

Соединения и части 24 тк начали отход по маршруту Знаменка, Шаталовка на восточный берег рек Боровая и Потудань. К исходу 3 июля части корпуса, совершив 35-км марш и сосредоточившись (на восточном берегу рек Боровая и Потудань) в Знаменке, приводили себя в порядок. В это время из оперативной группы пришел новый приказ — двигаться на соединение с 17 тк в район Курбатово. Но уже в 08.00 4 июля пришло другое указание — к 13.00 срочно перейти в наступление в направлении Петровки, так как передовые части немецких войск вышли на рубеж Кончанское, Вислое и быстро продвигались вперед.

Из-за тяжелого положения с горючим исходное положение для контрудара (рубеж Скупая, Потудань, Калиново) части 24 тк заняли с опозданием на два с половиной часа. Правда, к тому моменту нашей разведкой было установлено, что противник уже опередил действия корпуса и его танковые части вышли на рубеж: Боровая, Потудань, Рассечная, Остренка. Командование корпуса решило атаковать противника на марше.

Части 54 тбр, выдвинувшись на правый фланг 4 гв. тбр в район Песочной, совместно с мотострелковой бригадой контратаковали колонну танков противника, двигавшуюся на Боровую. Немцы не приняли боя и стали обходить 54 тбр и 4 гв. тбр с запада, по-видимому, имея задачу соединиться со своей второй танковой колонной, двигавшейся на Остренку. Противник четко реализовывал свой замысел, рассчитывая выйти к р. Дон севернее Коротояка и южнее Острогожска, чтобы отрезать нашим частям отход на восточный берег Дона.

5 июля части 24 тк заняли оборону на рубеже: Урыво-Покровское, Болдыревка, Богуславка, Свистовка, Малиново, Уколово, Русская-Тростянка, Хохол-Тростянка с задачей — не пропустить противника в восточном направлении, обеспечивая плановый отход советских войск через Дон через переправы в Острогожске и Коротояке.

Где-то в районе 14.00 перед позициями 130 тбр появилось до 100 немецких танков. Пока бригада пыталась остановить германскую армаду, в 17.30 от Федоренко пришел новый приказ, согласно которому 24 тк корпус выводился из боя и должен был двигаться к переправам в Острогожске и Коротояке для передислокации на левый берег Дона.

Но выполнить приказ удалось лишь частично. Дело в том, что пока 5–6 июля части корпуса ожидали своей очереди на переправу, один из мостов в районе Корояка утром около 06.00 был разрушен артогнем вновь прорвавшихся немцев.

Не имея возможности переправиться на левый берег, 24 тк днем 6 июля занял оборону на правом берегу Дона, рассчитывая на восстановление переправы. 4 гв. тбр находилась северо-западнее окраины Урыв-Покровки, 54 тбр — в Восдыревке (так в документе. — Примеч. авт.), 130 тбр — в Девице, 24 мсбр — западнее Давыдовки, 24 отп — на восточной окраине Тресоруково. Штаб корпуса находился в Троицком. К тому времени горючее и продовольствие в 24 тк было на исходе, но танки еще имелись. На 07.07.42 г. в 24 тк числился исправным 81 танк: 12 KB, 26 Т-34, 17 «Стюартов» и 26 Т-60. Распределение по бригадам было следующее: 4 гв. тбр — 12 KB и 16 Т-60, 54 тбр — 14 Т-34 и 10 Т-60, 130 тбр — 12 Т-34 и 17 «Стюартов»[46].

7–8 июля соединения и части корпуса вели оборонительные бои с немецкими войсками, пытавшимися занять полуразрушенную переправу через Дон в районе Урыва. В этот период управление бригадами корпуса неоднократно нарушалось, поэтому в условиях неразберихи и паники росли не только боевые потери. Так, в ночь с 7 на 8 июля 1942 года командир 2-го танкового батальона 54-й танковой бригады капитан Бессонов и комиссар батальона старший политрук Кривенко, оставив все свое подразделение, переправились на восточный берег, «откуда отдали приказание командирам подразделений, чтобы они вели свои танки на другой берег реки для их затопления. В результате этого 3 Т-34 потоплены в Доне… а 5 Т-34 брошены на поле боя, 2 из которых уничтожены (подорвана моторная группа)».

24-му танковому корпусу удалось удержаться на правом берегу Дона. Впоследствии, передавая свою материальную часть оставшимся силам, на правый берег переправилась сначала 4 гв. тбр (11 июля), а затем и 54 тбр (14 июля). 4-я гвардейская танковая бригада, убывая, передала оставшиеся 3 KB и 13 Т-60 24-й мотострелковой бригаде. Другому соединению — 130 тбр из 54-й танковой бригады — передали 5 Т-34 и 5 Т-60. Кроме танков, в распоряжение 130 тбр были переданы мотострелковые батальоны 4-й гвардейской и 54-й танковых бригад.

Соединения 24 тк вели бои в районе Урыва вплоть до конца июля 1942 года, а затем уже все соединения и части корпуса были отведены в тыл для доукомплектования.

Пока наши войска откатывались к рубежу Дона, Гитлер и его генералы вели споры о тактических способах реализации планов операции «Блау». 3 июля «фюрер» во время своего молниеносного визита в ставку генерал-фельдмаршала фон Бока в Полтаве рекомендовал командованию группы «Юг» вопреки планам, намеченным директивой № 41, остановить наступление на Воронеж, ограничившись лишь выходом к Дону. Он полагал, что советские войска в сложившейся ситуации будут вести сковывающие оборонительные бои, поэтому вряд ли стоит опасаться их наступления. Ко всему прочему Гитлер считал, что основные силы Брянского и Юго-Западного фронтов уже уничтожены, а те, что еще остались, непременно окажутся в очередном котле. Главный смысл, по его глубокому убеждению, теперь состоял не в сосредоточении усилий у Воронежа, а в достижении Дона южнее его, а также в прикрытии левого фланга танкового удара пехотными соединениями. «Воронеж — это не главная цель. Гораздо важнее уничтожение крупного авиационного завода и железнодорожного узла в этом районе», — подчеркнул Гитлер при посещении штаба группы армий «Юг» в Полтаве[47]. Он решил не наступать через Дон на восток, а повернуть подвижные соединения (в первую очередь 4 ТА Гота) как можно быстрее на юго-восток, чтобы обеспечить успех второго этапа операции по крупномасштабному окружению Юго-Западного и Южного фронтов[48]. Как и в сентябре 1941 года под Киевом, Гитлер выбрал уничтожение максимально большой группировки Красной армии, а не овладение выгодным географическим рубежом. Командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал фон Бок теоретически был согласен с доводами «фюрера», но под влиянием настойчивых уговоров своего подчиненного — командующего одноименной армейской группой генерала Вейхса никак не мог отказаться и от мысли быстро, а главное, легко занять Воронеж и удерживать его до тех пор, пока не будет проведено запланированное разрушение города[49].

Однако по оперативным соображениям пожелание Гитлера встретило серьезное противодействие даже еще на более низком управленческом уровне. Дело заключалось в том, что захват плацдарма в районе Воронежа был совершенно необходим для создания благоприятствующих продвижению германских войск условий. До тех пор пока в руках советского командования находилась рокада Москва — Елец — Свобода (Лиски), существовала угроза удара крупных сил Красной армии в тыл наступавших на юг немецких войск. Особенно в условиях, когда двигавшиеся пешим порядком дивизии германских союзников уже отстали от всех графиков. Кроме того, было психологически трудно отказаться от перспективы окружения советских войск на рубеже Дона и похода на Москву с юга.

В этой обстановке генерал Гот, игнорируя мнение «фюрера», принимает самостоятельное решение — форсировать Дон и овладеть Воронежем. Действуя таким образом, Гот исходил из сложившегося у него и у его подчиненных мнения о том, что сопротивление войск Брянского и Юго-Западного фронтов вот-вот должно иссякнуть. Поскольку 48-й корпус его танковой армии продвигался, практически не встречая сопротивления, в тот момент он полагал, что победа вместе с Воронежем со дня на день должна была «упасть в его руки». Как уже говорилось, солидарны с Готом в этом сложном вопросе были и его непосредственные начальники — Вейхс и фон Бок. Но к этому времени германские тылы были уже не в состоянии обеспечить непрерывное снабжение горючим всех подвижных соединений группы армий «Юг». Поэтому было принято решение оставить без горючего 23 тд из 40-го танкового корпуса вермахта, которая должна была из района Старого Оскола двинуться на соединение со своим корпусом, чтобы усилить его удар. Дефицитное топливо в первую очередь шло в дивизии и части 4-й танковой армии.

Германское командование так «манил» Воронеж, что оно не стало доводить до логического завершения операцию по окружению левого крыла 40-й армии Брянского фронта. Дело в том, что в ночь на 3 июля в районе Старый Оскол, Горшечное соединились передовые части 4-й танковой армии и 40-го танкового корпуса 6-й полевой армии вермахта. В результате этого маневра от основных сил были отрезаны правофланговые дивизии 21-й армии и части 13-го танкового корпуса Юго-Западного фронта и левофланговые соединения 40-й (212, 45, 62 сд; 141 осбр) армии Брянского фронта. Но так как «добыча» по германским меркам в то время была слишком ничтожна (по немецким оценкам, в «старооскольском котле» находилось около 40 тыс. чел. — Примеч. авт.), сплошного фронта окружения немцы создавать не стали. Поэтому группа войск 40-й армии, ведомая замкомандарма 40 генерал-лейтенантом Ф.Ф. Жмаченко и членом Военного совета армии бригадным комиссаром И.С. Грушецким, вскоре пробилась из окружения. Штаб командующего 40-й армией к этому времени находился под Воронежем (генерал-лейтенант М.А. Парсегов в ночь со 2 на 3 июля, наряду с командующими 21-й и 28-й армий Юго-Западного фронта, был снят со своего поста и заменен генерал-лейтенантом М.М. Поповым. — Примеч. авт.) и никакой связи с «окруженцами» не имел. Приказы на отход правофланговым соединениям 40-й армии, которые не попали в «капкан», сообщались по радио или доставлялись на самолетах У-2 офицерами связи.

Немецкие войска, словно «стая гончих», приближались к Дону в районе Воронежа. Уже утром 3 июля разведывательные подразделения 48-го корпуса вермахта вышли на широком фронте к Дону выше устья реки Воронеж. Из всех советских войск на этом рубеже располагалась только 232 сд. Все три полка этого соединения имели задачу удерживать районы переправ через реку, создав там предмостные укрепления. Правофланговый 712-й полк этой дивизии и часть сил 75-го полевого УРа находились на правом фланге соединения у Хвощеватки в районе Новожитинного, значительно севернее того участка, где немцы пытались форсировать Дон, и участия в боях не принимали. Именно через эти переправы впоследствии отошли за Дон дивизии 40-й армии.

Центральную группу мостов в районе Семилук прикрывал 605-й стрелковый полк при поддержке орудий из 425-го артполка 232 сд. Южнее, у устья реки Воронеж, оборону занимал 498-й стрелковый полк, который в свою очередь был усилен истребительно-противотанковым дивизионом соединения. Стык между полками в районе Петино прикрывал сводный батальон учебного центра Юго-Западного фронта. Другой батальон центра и два эскадрона 11-го запасного кавалерийского полка располагались южнее устья реки Воронеж. Они прикрывали рубеж Дона с направления Гремячего. В резерве комдива 232 И.И. Улитина имелся учебный батальон соединения, вооруженный только личным оружием младших командиров — револьверами.

Появление немецких войск у Воронежа днем 3 июля явилось полной неожиданностью для советского командования. И Ставка, и командующий Брянским фронтом ожидали, что к городу должны были в самое ближайшее время подойти соединения 40-й армии. На это же рассчитывал и новый командарм 40 генерал-лейтенант М.М. Попов. Поэтому оборона мостов через Дон имела своей целью удержать переправы. Задача недопущения немцев на левый берег Дона была с точки зрения советского командования менее актуальной. Поэтому на западном берегу части 232 сд создали предмостные укрепления, в которых находилось до трети сил соединения. Основная группировка наших войск располагалась на восточном берегу.

В тылу этих позиций помимо прибывающего эшелонами и сосредотачивающегося 18 тк находился и гарнизон города Воронежа. Он состоял из семи батальонов (из состава) четырех полков НКВД, батальона народного ополчения, подразделений двух зенитно-артиллерийских и одного зенитно-пулеметного полков ПВО. Кроме того, имелся еще бронепоезд «Чапаев», но он действовал на левом берегу реки Воронеж.

На 3 июля все вышеперечисленные части, даже 232 сд, не подчинялись командующему Брянским фронтом. Более того, полки НКВД, за исключением 125-го полка по охране ж/д сооружений, имели приказ покинуть город и прибыть в распоряжение своих непосредственных начальников. В этих условиях максимум того, что могли сделать командиры 41, 125, 233, 287-го полков НКВД — это занять оборонительные рубежи непосредственно в Воронеже, но даже в ходе борьбы за город они не раз получали приказ сняться с занимаемых позиций и убыть к своим соединениям. Войска уходили, а затем, после вмешательства командования фронта или представителя Ставки, их (позиции) приходилось занимать вновь, нередко уже с боем. Командование 3-й дивизии ПВО выделило для огневой поддержки этих шести батальонов девять батарей зенитных орудий и один зенитно-пулеметный батальон, полностью оголив противовоздушную оборону всех пригородных аэродромов, Чернавского и ВОГРЭСовского мостов, городских ж/д вокзалов. Но удар передовых отрядов 48-го танкового корпуса вермахта днем 3 июля приняли на себя только части и подразделения 232 сд общей силой до двух батальонов. Благодаря их стойкости немцам не удалось с ходу смять советские войска на правом берегу Дона. Недавно сформированные, несколько раз за последние месяцы менявшие место дислокации и потому проведшие большую часть времени не в занятиях боевой подготовкой, а в вагонах, получившие боевое оружие только два дня назад, стрелковые роты в предмостных укреплениях оказывали противнику упорное сопротивление. Только после ввода германским командованием основных сил разведывательных и мотоциклетных батальонов, а затем и вышедших к Дону подвижных соединений вермахта, советская пехота, не уничтожая переправы, отошла на левый берег Дона.

Обороняющиеся ожидали подхода соединений 40-й армии, поэтому мосты не разрушались. Немецкие силы у переправы пока не могли прорваться за Дон, так как меткий огонь артиллеристов 425-го артполка 232 сд рассеивал атакующих. Подавить советские батареи противник тоже не мог. Его артиллерия отстала на марше и лишь к вечеру стала занимать огневые позиции.

Получив огневую поддержку и подтянув имеющиеся десантные средства, германские войска в сумерках сумели вцепиться в восточный берег Дона, нащупав слабое место на левом фланге 498 сп в районе Малышево. Как указано в отчете 18-го танкового корпуса: «Подразделения 498 сп 232 сд, оборонявшие восточный берег р. Дон на этом участке (Петино — Малышево. — Примеч. авт.) под незначительным воздействием авиации противника отошли, открыв свободный доступ к г. Воронеж с юго-запада»[50]. К исходу ночи на 4 июля Ставка наконец осознала всю драматичность ситуации под Воронежем. С 08.00 все находившиеся в районе этого города войска были подчинены командующему Брянским фронтом. Для борьбы с немецкими танками из Ельца в Воронеж двигалась 16 иптабр (20 76,2-мм дивизионных пушек Ф-22 УСВ, 12 45-мм противотанковых орудий и 2 батальона ПТР). Однако прибытие бригады ожидалось только через несколько дней. Также со 2 по 4 июля в районе Воронежа разгружался 18-й танковый корпус, но ввести его в сражение можно было только с разрешения Ставки.

За ночь командир 232 сд стал принимать меры, чтобы ликвидировать плацдарм противника в районе Малышево. На помощь действующим здесь войскам он перебросил две из пяти батарей 425 ап, а также двинул сюда свой последний резерв — учебный батальон. Немцы тоже не теряли времени даром, решительно наращивая свои силы на плацдарме. И хотя возможности переправы были невелики, но на «пятачке» вскоре появились вражеские танки и легкие орудия. Полевая германская артиллерия готовилась с утра полностью подавить советскую, обеспечивая расширение имеющегося плацдарма и форсирования Дона севернее, у Семилук, силами моторизованной дивизии вермахта «Великая Германия».

А бои в районе Воронежа продолжались с прежним ожесточением. Попытка контратаки 498 сп не удалась — германские войска сами перешли в наступление. Атаки и контрудары противоборствующих сторон следовали одни за другими. В кровавом «круговороте» сражения были выбиты все командиры батальонов 498 сп, выбыл из строя командир полка, а затем и сменивший его офицер. Затем под гусеницами танков погибли на позициях орудия и расчеты противотанкового дивизиона и батарей артполка. Полк, который еще сутки назад отступил под незначительным воздействием противника, теперь держал оборону против нескольких дивизий врага. Остатки 498 сп были оттеснены на 5–7 км, но «мертвой хваткой» они держали Шиловский лес на окраине Воронежа. Уже днем войска противника попытались форсировать Дон ниже устья р. Воронеж, но батальон учебного центра и кавалеристы не допустили врага на свой берег, рассеяв огнем передовой немецкий батальон.

Ставка категорически запрещала вводить в бой 18 тк до тех пор, пока обстановка не прояснится полностью. Поэтому в середине дня 4 июля в бой за Шиловский лес был брошен последний резерв — учебный батальон 232 сд. Это подразделение состояло из 600 обстрелянных солдат, в основном после ранений, которых готовили для занятия должностей младших командиров. Вооруженные только револьверами и гранатами, они почти все погибли в бою, немного задержав врага. Но в этот момент поступило разрешение на ввод в бой 18-го танкового корпуса.

Указания на использование соединений 18 тк при защите Воронежа противоречили сразу нескольким приказам[51] наркома обороны по использованию бронетанковых войск. Но за подписью заместителя командующего Брянским фронтом генерал-майора Яркина 3–4 июля появилось три приказания. В приказании № 1 штаба БФ требовали 180 тбр «вывести в Придача и закопать фронтом на юг». Так началась «эпопея» этого соединения, которое, с 4 по 8 июля получив в общей сложности 11 взаимоисключающих приказаний (помимо тех, что отдавал штаб 18 тк), «моталось» по Воронежской области, совершив 300-км марш без единого выстрела.

В приказании № 2 требовалось «выбросить» на юго-западную окраину Воронежа один батальон средних танков Т-34. Вскоре, когда стала понятна вся серьезность положения, появилось приказание № 3 — «атаковать на Малышево, выбить и уничтожить автоматчиков противника». Реализовывать этот план отправили 110-ю и 181-ю танковые бригады. Однако противник атаковал сам. А танковые бригады (110 и 181 тбр), не имея пехоты, артиллерийской поддержки и прикрытия с воздуха, самостоятельно вели упорные бои, отбивая по 5–8 раз в сутки наступления танковых отрядов противника, поддержанных артиллерией и авиацией[52].

Таким образом, вместо получения общей задачи 18-й танковый корпус вводился в бой частями, а соединения корпуса были растянуты по фронту на 78 км, располагаясь в зонах ответственности 60, 40-й и 6-й армий.

Севернее Воронежа, в районе Семилук также продолжались тяжелые бои. Там рвалась переправиться через Дон моторизованная дивизия «Великая Германия». Несколько раз понтоны и резиновые лодки подходили к восточному берегу. Но каждый раз меткий огонь орудий 425 ап отгонял их обратно, а немногих высадившихся немцев уничтожали стрелки 605 сп. Лишь к вечеру 4 июня, когда артиллерия 232 сд 40 А из-за нехватки снарядов и потери орудий снизила свою эффективность, германским войскам удалось закрепиться на левом берегу, потеснив подразделения 605 сп. Частично разрушив оба моста через Дон, советские солдаты отошли на новый рубеж обороны.

На следующий день 5 июля все утро 605 сп безуспешно атаковал позиции противника, но без поддержки артиллерии сделать ничего не смог. А во второй половине дня мотопехота и танки немцев сами перешли в наступление. Германская полевая артиллерия с правого берега Дона сметала своим огнем боевые порядки наспех окопавшейся советской пехоты. Враг постепенно расширял плацдарм, а 605-й стрелковый полк, не имея сил для удержания все увеличивающегося фронта, стал отходить вдоль Дона на север. Немцы с ходу ворвались в село Подгорное и устремились к западной окраине Воронежа. Но в бою, разгоревшемся на исходе дня у противотанкового рва, проходившего вдоль Песчаного Лога, два батальона 233-го полка НКВД остановили германские войска, а подоспевший на помощь обороняющимся 694 ап из состава 16-й истребительно-противотанковой артиллерийской бригады своим огнем рассеял атаковавшие немецкие танки. К ночи на этом направлении германские войска отошли к селу Подгорное.

Южнее обстановка складывалась значительно хуже. Утром в районе 8 часов немецкая авиация разбомбила штаб 232 сд на окраине Воронежа. Погиб начальник штаба, был контужен командир дивизии, а самой худшей вестью стало то, что был уничтожен узел связи. Фактически с этого момента 232 сд перестала существовать как единый воинский организм. Ее полки в последующие дни вели бои практически самостоятельно. Но обескровленные подразделения 498 сп и двух учебных батальонов удерживали Шиловский лес, отражая атаки основных сил 48-го танкового корпуса вермахта в течение всего длинного дня 5 июля. Лишь вечером врагу удалось выйти к окраинам города с юга. Оборонявшийся в районе Чижовки 287-й полк НКВД при поддержке зенитчиков отбросил наступающих. Но противник и не думал останавливаться. Перегруппировавшись, он атаковал севернее. Удар принял на себя 41-й пограничный полк НКВД. Противотанковых средств у него не имелось, да и л/с был в бою впервые. Но этим чекистам не пришлось долго участвовать в сражении. Прямо во время боя поступил очередной приказ — всем частям НКВД покинуть город и присоединиться к своим соединениям. Оставшись без пехоты, артиллерия 16 иптабр тоже начала отходить на восточный берег Дона. Через несколько часов стрелков и орудия волевым решением опять вернули на западный берег и, поднявшись в контратаку, они даже отбили свои позиции. Решив использовать этот успех, командующий Брянским фронтом приказал 110 тбр 18-го танкового корпуса атаковать немцев и сбросить их в Дон. Около 21.00 вечера бригада ударила по врагу. Поначалу ей удалось смять германские подразделения и прорваться к Шиловскому лесу, соединившись с остатками 498 сп. Но в последовавшем за этим успехом тяжелом ночном бою командование бригады потеряло управление своими подразделениями. Отрезанный от танков, был уничтожен в Шиловском лесу мотострелковый батальон соединения. Танки Т-34 и Т-60, которыми была оснащена 110 тбр, израсходовав боекомплект, частью вышли из боя и отошли в город, частью были уничтожены немецкой противотанковой артиллерией. 110-я танковая бригада понесла тяжелые потери, но и противнику был нанесен существенный урон: за 5 июля танкисты нашего соединения сожгли и уничтожили 36 танков врага и 22 противотанковые пушки с расчетами. Оба полка НКВД не смогли поддержать 110 тбр в бою, так как срочно совершали передислокацию на новые позиции: 41-й погранполк НКВД пришлось оперативно перебросить на левый берег реки Воронеж, а 287-й полк, вдвое удлинил свой фронт, заняв и участок соседа.

Произошло это из-за следующих обстоятельств. Продвижение германских войск вдоль реки Воронеж к городу привело к тому, что в их руках оказался протяженный участок правого берега (этой реки), а на противоположном берегу советских войск практически не было. У немецкого командования быстро родилось решение — переправить на левый берег части 16-й моторизованной дивизии, захватить станцию Масловка и перерезать железную дорогу на Свободу (Лиски). Вечером в районе Масловки была обезврежена германская разведгруппа, несколько немцев попали в плен, благодаря чему о немецком плане стало известно советскому командованию.

К месту предполагаемой высадки ускоренным маршем выдвигался 796 сп из 141-й стрелковой дивизии 6-й резервной армии. Подтягивались 392 тб из 180-й танковой бригады, а также батареи 16 иптабр. Именно артиллеристы, развернув с марша свои пушки, рассеяли огнем немецкий десант на реке, уничтожив большую часть переправочных средств противника. Несмотря на это, отдельным понтонам с личным составом и техникой врага удалось пристать к берегу. За ночь они сконцентрировались в районе населенных пунктов Таврово и Придача. Здесь имелись две пехотные и танковая роты, до двух батарей артиллерии. Но оказать им помощь через реку германское командование в тот момент не могло. Около 6 часов утра 6 июля немецкую группировку обнаружила разведка 392 тб. Именно угроза продвижения противника к ВОГРЭСовскому мосту по левому берегу и вынудило командование Брянского фронта на треть сократить силы защитников города. Во избежание обострения ситуации на этом участке фронта пограничный полк спешно занимал круговую оборону на левом берегу Воронежа, у моста ВОГРЭС.

Бои на ближних подступах к Воронежу породили у Ставки неуверенность в способности командующего Брянским фронтом отстоять город. Поэтому «надзирать» за действиями генерал-лейтенанта Ф.И. Голикова и его штабной группы в Воронеже штабами 40-й армии и Воронежского боевого участка был направлен представитель Ставки ВГК командующий Войсками ПВО территории страны генерал-лейтенант М.С. Громадин. Он же во время боев за Воронеж лично руководил частями Воронежско-Борисоглебского района ПВО, выполнявшего задачи по борьбе с воздушным и наземным противником.

Понимая, что его судьба «висит на волоске», Ф.И. Голиков решил реабилитироваться перед вышестоящим командованием, разгромив дивизию «Великая Германия» и сбросив это соединение в Дон. Для реализации столь смелого замысла были сконцентрированы основные силы 18 тк: 181-я танковая бригада и 18-я мотострелковая бригада. На рассвете стремительным ударом они выбили немецкие войска из Подгорного. Однако за селом наше наступление было остановлено заградительным огнем германской артиллерии из-за Дона. К середине дня сюда подтянулись основные силы 48-го танкового корпуса вермахта. Обе бригады 18 тк и 605 сп к вечеру вынуждены были перейти к обороне на достигнутых рубежах.

На южной окраине Воронежа 287-й полк НКВД с утра 6 июля отбивал атаки германских войск. Немцам никак не удавалось прорваться в город. Лишь к вечеру, около 17.00, вражеской танковой роте с десантом на бронетранспортерах удалось пробиться в Чижовку и далее в центр города. И хотя в конце концов прорыв был ликвидирован подразделениями 110 тбр, контратаковавшей врага от вокзала, результаты борьбы были печальными. Из-за этого прорыва и боя по его ликвидации были повреждены и вышли из строя оба воронежских моста — ВОГРЭС и Чернавский.

Несмотря на то что сражения в районе Воронежа шли уже третьи сутки, германское командование также не добилось поставленных задач. Очередная попытка ворваться в город с запада вечером 6 июля натолкнулась на ожесточенное сопротивление 233-го полка войск НКВД при поддержке орудий 16 иптабр. Немцам становилось ясно, что «в лоб» этот рубеж им не взять. Тем более что германские подразделения на левом берегу реки Воронеж в районе 18.00 были атакованы советскими танками из 180 тбр при поддержке двух взводов пехоты и одной батареи артиллерии. Лишь с напряжением всех сил немцам удалось отбить эту атаку. 6 июля все германские соединения в районе Воронежа были втянуты в бой, а по немецкому плану отвод 48-го танкового корпуса с плацдарма должен был начаться еще сутки назад. Тогда для высшего командования удалось отговориться тем, что не подошли еще пехотные дивизии, которые должны были сменить танкистов. Однако к исходу 6 июля уже поступил категорический приказ: «ввиду усиления советского сопротивления» сменить 48-й танковый корпус 3-й моторизованной дивизией из 24-го танкового корпуса, хотя было вполне очевидно, что она самостоятельно, хоть и через несколько дней, город не возьмет. К тому же Гитлер требовал повернуть 4 ТА на юг, где все еще, хоть и с трудом, но продвигался 40-й танковый корпус.

Под давлением всей совокупности обстоятельств германское командование решило предпринять решительный штурм Воронежа. Используя то, что северная группа советских войск «выдохлась», было решено сосредоточить свои основные силы против обнаруженного слабого места советской обороны в Чижовке. Осуществление прорыва возлагалось на 24 тд. Следующей ее целью был захват центра города.

С утра 7 июля немцы планировали разгромить северную группу наших войск, во второй половине дня — захватить Отрожку и соединиться с десантом в Придаче. Тем более, что в ночь на 8 июля должен был начаться плановый отвод 48-го корпуса на юг. Его меняли три пехотные дивизии, которые должны были удерживать плацдарм.

Тем временем на советской стороне была затеяна очередная реорганизация управления. Из Воронежа выводился командный пункт Брянского фронта, а все войска в городе переводились в подчинение 40 А (КП которой должен был немедленно разместиться в городе. — Примеч. авт.). Пока наши командиры принимали меры к исполнению полученной директивы, германское командование приступило к осуществлению своего плана.

В 22.00 6 июля 24 тд всей своей мощью обрушилась на позиции 287-го полка НКВД. Позже в сражение ввели 16-ю моторизованную дивизию. В неравном ночном бою 287 сп был рассечен и обойден, а затем немцы вышли к Чернавскому мосту и после короткого боя выбили подразделения 125 сп НКВД с территории вокзала «Воронеж-2». В сложившейся обстановке все подразделения 287-го полка с большим трудом пробились к ВОГРЭСовской переправе и около нуля часов 7 июля отошли на левый берег реки Воронеж. Той же ночью остатки 498 сп и 110 тбр вплавь (через реку Воронеж) перебрались на левый берег. Несмотря на то что западные окраины, районы железнодорожных мостов и вокзала «Воронеж-1» оставался в руках советских войск, основная часть жилых кварталов города была захвачена немцами.

Советское командование ясно отдавало себе отчет в том, что вот-вот будет пройдена «точка невозврата». Было понятно, что если не принять срочных мер, то завтра три батальона войск НКВД, еще остающиеся в городе, будут уничтожены. Не смогут задержать врага и потрепанные части, находившиеся севернее города. В этом случае немецким войскам удастся форсировать Воронеж до подхода основных сил 3-й резервной (с 7 июля — 60 А) армии. Поэтому было решено сейчас же, ночью, бросить 41-й и 287-й полки НКВД в атаку на центральные кварталы со стороны Петровского острова и Чернавского моста соответственно. Оборона левого (восточного) берега и ликвидация германского плацдарма на нем возлагалась на только что подошедшую с переправ у Новожитинного частей 6 сд — первой из вышедших из окружения соединений 40 А.

Атака удалась лишь частично. К середине дня чекисты отбили у врага центральные районы города, соединившись с подразделениями 125-го и 233-го полков НКВД.

Несмотря на изменение обстановки, германское командование не оставило своего плана разгромить советские войска севернее Воронежа. Днем основные силы 48 тк обрушились на Подгорное. Советские войска не сумели удержать село и начали откатываться на север. Отбросив их на Задонское шоссе, ударная группировка немцев повернула на город, стремясь ворваться в него с запада. Однако противотанковый рубеж, защищаемый 233 сп НКВД и 16 иптабр, не был преодолен противником. Понеся здесь тяжелые потери, враг откатился к Подгорному, а в 19.00 после атаки советских войск покинул и этот населенный пункт.

Удача «улыбнулась» немцам в другом месте. 7 июля 3-я моторизованная дивизия вермахта, пользуясь беспечностью 605 сп, захватила переправу через Дон в районе н/п Подклетное и к исходу дня овладела всей северной частью Воронежа: жилыми кварталами, железнодорожными станциями «Воронеж-1» и «Воронеж-2», отрезав таким образом 110-ю и 181-ю танковые бригады, так как мосты через реку Воронеж взорвали по распоряжению начальника гарнизона. В результате боев за удержание города 110 и 181 тбр потеряли всю свою матчасть, а л/с соединений был выведен на доформирование в Большую Приваловку[53].

К вечеру 7 июля штаб 40-й армии наконец-то сумел взять в свои руки руководство обороной города. По личному указанию генерала М.С. Громадина (генерал-лейтенант М.С. Громадин являлся командующим войсками ПВО территории страны и заместителем наркома обороны СССР по ПВО. В июле 1942 года при обороне Воронежа по указанию Ставки лично руководил частями Воронежско-Борисоглебского района ПВО. — Примеч. авт.) 7 июля из подразделений зенитной артиллерии были сформированы специальные зенитно-артиллерийские группы, способные бороться как с воздушными целями, так и поддерживать наземные войска. 8 и 9 июля германское командование еще несколько раз пыталось очистить Воронеж от советских войск, но до конца это ему сделать так и не удалось. В ночь на 10 июля основные силы 48-го танкового корпуса вермахта двинулись на юг. На этом участке фронта на длительный период (до конца января 1943 года) развернулось позиционное противостояние.

Другой составляющей двоевластной структуры Брянского фронта стала автономная группа войск на северном фланге фронтового объединения, которую немцы иногда называли «сухопутным фронтом на Дону». Там также имелся мощный танковый «кулак» наших войск, состоящий из двух отдельных танковых корпусов (1 и 16 тк) и трех танковых корпусов в составе 5-й танковой армии.

Именно с активизацией действий всех вышеперечисленных бронетанковых объединения (5 ТА) и соединений командование Брянского фронта связывало свои основные надежды на стабилизацию положения на всем ТВД. Из полосы ответственности 13-й полевой и 5-й танковой армий по противнику планировалось нанести сразу несколько контрударов. Руководить проводимыми операциями с основного командного пункта в Ельце должен был недавно прибывший заместитель командующего Брянским фронтом генерал-лейтенант Н.Е. Чибисов.

В первую очередь на правом фланге 13-й армии пытались создать новый ударный «кулак» — оперативную группу Катукова в составе 1-го и 16-го танковых корпусов. Эта «импровизированная усеченная танковая армия» получила задачу прорваться в междуречье Кшени и Олыма, и затем продвигаться на юг. Расчет строился на том, что вспомогательный пункт управлении (ВГУ) в Касторном успешно оборонялся 284 сд и взаимодействующими с ней соединениями: частями 2-й истребительной дивизии, 111-й и 119-й отдельными стрелковыми бригадами, 14-й и 170-й отдельными танковыми бригадами. Об этот узел обороны, словно об утес, разбивались германские атаки. В случае удачного наступления танковой группы Катукова, а затем и 5-й танковой армии и продвижения их на юго-запад можно было значительно сократить протяженность Брянского фронта. После выхода наших наступающих войск в район Касторного указанный узел обороны должен был стать центральной конструкцией устойчивости боевых порядков Красной армии на этом участке театра военных действий, прикрывая танковую группу и 5-ю танковую армию от фланговых обходов бронетанковых сил врага. Но реализация такой цели могла быть успешной только тогда, когда оба контрудара танковых объединений Брянского фронта завершатся успехом.

Пока же планируемой танковой группе катастрофически не хватало пехоты (из 1 тк ранее даже изъяли мотострелковую бригаду. — Примеч. авт.), которая могла закрепить достигнутый танками успех. Поэтому на помощь Катукову спешно двигались новые резервы: 1-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора И.Н.Руссиянова и 135-я стрелковая бригада. Также для поддержки наступающих танкистов к линии фронта подтягивался 8-й кавалерийский корпус[54]. Но все вышеперечисленные соединения могли быть введены в бой лишь через несколько дней, а до этого 1-й и 16-й танковые корпуса, а также 15-я стрелковая дивизия, должны были обходиться только собственными силами. Однако ситуация на фронте обороны 13 А была настолько запутанной и сложной, что даже скоординировать действия увязших в позиционных боях корпусов было большой проблемой. Поэтому танковая группа Катукова в составе 1 и 16 тк, а также 15-й стрелковой дивизии была официально создана (распоряжением штаба Брянского фронта № 00266/ оп. — Примеч. авт.) лишь 8 июля 1942 года[55], и тогда же составлявшие ее соединения приступили к «осмысленным» совместным действиям. До этого момента каждый из корпусов создаваемой танковой группы вел «личный бой» с немецкими войсками.

Некоторая степень взаимодействия существовала между бригадами 1-го танкового корпуса и 15-й стрелковой дивизии, тем более что командиры вышеназванных соединений знали друг друга еще до войны.

Катуков по этому поводу в своих мемуарах вспоминал следующее:

«Справа от меня оборонялась 15-я стрелковая дивизия полковника Афанасия Никитича Слышкина. С ним я тоже был хорошо знаком. Перед самой войной, когда в Бердичеве я командовал танковой бригадой, А.Н. Слышкин был начальником военно-строительного участка. Выходец из донских казаков комдив 15-й отличался незаурядной личной храбростью»[56].

3 июля общая обстановка в полосе действий 1 тк и 15 сд была следующая. Противник, находясь на рубеже Мишино, южная окраина Алексеевки, прикрывая свой левый фланг артиллерией и танковыми засадами, главными силами развивал удар с рубежа Захаровка, Федоровка в северном и северо-восточном направлении.

1 тк (без 1 мсбр) вместе с 15 сд имели следующие задачи. Основными силами стрелковых частей удерживать рубеж Красный, Огрызково, Гордеевка — Елизаветинка; отм. 219,3; выс. 224, 4; Большая Ивановка. Главными силами танковых бригад нанести удар в двух направлениях:

а) Мишино, Тураново, Замарайка; б) Большая Ивановка, Захаровка, Алексеевка (Ново-Панино), Волово; имея задачей «окружить и уничтожить прорвавшуюся группировку противника в районе Мишино, Замарайка, Волово, Хитрово».

В этот день нашим войскам сопутствовал успех.

89-я танковая бригада, оставив одну танковую роту для усиления 676 сп 15 сд в районе Гордеевка — Елизаветинка, главными силами при поддержке 321 сп 15 сд наносила удар в направлении Мишино, Турчаново, имея дальнейшую задачу овладеть н/п Замарайка. К 17.30 бригада стремительным ударом разгромила противника в Мишино, буквально разметав до полка германской пехоты и два дивизиона 385-го артполка. За день боевых действий 89 тбр было уничтожено: орудий разных калибров — 63, орудий ПТО — 14, танк — 1, повозок с боеприпасами — 8, станковых пулеметов — 7, ручных пулеметов — 24, минометов — 10 и около 2 тысяч солдат и офицеров.

1-я гвардейская танковая бригада вместе 253-м танковым батальоном и мспб 49-й танковой бригады вела наступление в следующих направлениях: а) одним танковым батальоном на Алексеевку (Старо-Панино), Волово; б) двумя танковыми батальонами и мспб с исходного положения — лощина западней Большой Ивановки, наносила удар на Захаровку (Хитрое, Алексеевка), Волово. Эта группировка имела задачу — во взаимодействии с 89 тбр и частями 15 сд уничтожить противника в районе Алексеевка, Захаровка. Но вражеским войскам на этом участке фронта, несмотря на большие потери, удалось удержать свои позиции. За день боя 1 тбр уничтожила: 3 орудия ПТО, автомашин с боеприпасами — 7, минометов — 3, станковых пулеметов — 16, один танк и до 600 солдат и офицеров противника.

Большая часть 49 тбр находилась в резерве в районе н/п Юрские Дворы, недалеко располагался и 307 огмд, который из-за нехватки боеприпасов дал по позициям противника всего один залп, за день боевых действий уничтожив 15 автомашин, 25 подвод с боеприпасами и до 200 германских солдат.

Пока наши танковые бригады громили врага в районе Мишино, Алексеевки и Захаровки, вечером 3 июля германские силы из 88 пд вермахта с приданной артиллерией и танками, форсировав р. Кшень, исхитрились взять Огрызково, которое было предписано оборонять всеми возможными силами и средствами.

Весь день 4 июля прошел «под знаком великой битвы» за Огрызково. На этот раз в бой была двинута 49-я танковая бригада. В 04.00 части бригады перешли в наступление, затем атакующие были усилены 89 тбр и остатками 15 сд. К 20.30 после многочасового боя Огрызково, Вобрани, Новая Жизнь были взяты штурмом. Противник опять был отброшен за р. Кшень. В 24.00 49 тбр была выведена из боя, передав участок обороны 676 сп 15 сд.

В этот день также отличился 307-й дивизион PC, накрывший одним залпом из 4-х установок немецкую переправу в Калиновке.

5 июля, перегруппировавшись, 88 пд немцев опять стала теснить бригады 1 тк. Пехоты из 15 сд для создания многоэшелонированной позиционной обороны не хватало, поэтому штабом корпуса на наиболее опасных направлениях были расставлены несколько танковых засад — по 2–3 «тридцатьчетверки» в каждой. Таким образом, за день было подбито 12 германских танков.

Опять особо удачно действовал 307 огмд под командованием капитана С.В. Гаврюкова. «Катюши» расположили в н/п Гатище. С рубежа обороны 15 сд были подготовлены данные для открытия огня по участкам Ясная Поляна, Гордеевка — Елизаветинка, Мишино. Как только немцы начинали накапливаться в одном из районов для подготовки к атаке, их «накрывал» залп реактивных минометов. Таким образом, за день боя было уничтожено около 1100 германских солдат.

Но немцы, к вечеру 5 июля овладев Большой Ивановкой, постепенно теснили наши войска. 1-й танковый корпус (без 1 мсбр), отступая вместе с остатками 15 сд, в ночь с 5 на 6 июля имел задачу закрепиться на рубеже (искл.) Нижняя Кирилловка, выс. 189, 5, выс. 201, 0, Калабино, южная окраина Хитрово, Гдино, Секирино, уничтожать противника и не давать ему продвигаться в северном направлении.

6 июля германские войска перегруппировывали силы, поэтому на фронте царило относительное затишье. Только над штабом корпуса днем долго кружил вражеский разведчик «Хеншель-126», который нервировал руководство и нашу зенитную артиллерию. Самолет был сбит, летчики погибли.

7 июля немцы снова овладели инициативой. Несмотря на то что из-за активного сопротивления 1 тк и 15 сд их наступление на север затормозилось, германское командование вновь благодаря оперативному маневру сосредоточило танки и пехоту в районе Большая Ивановка, Захаровка, Александровка и перешло к активным действиям теперь в восточном направлении, против только что развернутого 8-го кавалерийского корпуса.

В преддверии организации танковой группы (видимо, устные указания об этом тогда были получены. — Примеч. авт.), пытаясь предотвратить прорыв фронта, командование 1 и 16 тк уже старалось координировать свои действия.

1 тк (без 1 мсбр) вместе с 15 сд и 16 тк имели задачу — прочно удерживать рубеж отм. 189,5, Калабино, Дробышево, Секирино. Поскольку пехоты было мало, обороняться решили довольно парадоксальным способом — путем нанесения контрударов.

16-й танковый корпус в свою очередь начинал наступление по противнику с рубежа Шишкино, Красный в направлении Большая Ивановка, Александровка, и во взаимодействии с 8-м кавкорпусом должен был овладеть Александровкой.

Атака началась 7 июля в 03.00. К 04.00 неорганизованные группы пехоты и танков (именно такие слова характеризуют действия 16 тк в отчете 1 тк. — Примеч. авт.) достигли Большой Ивановки, но, встреченные сильным огнем противника, откатились назад.

Согласно опять же отчету 1 тк 16-й танковый корпус задачи не выполнил: «В Большую Ивановку врывалась одна пехота без танков, или наоборот — танки без пехоты. Отсутствовало всякое управление своими частями. Все атаки легко отбивались огнем противника и части корпуса, не имея связи между собой, откатывались в исходное положение, чем открыли фланги наших соединений (1 гв. тбр)»[57].

В это время танковые бригады 1 тк были скованы позиционными боями, в отсутствии достаточного количества пехоты представлявшие собой «странную смесь» из контратак, сменяющихся обстрелами противника из танковых засад.

49 тбр 07.07.42 г. в тесном взаимодействии с 676 сп 15 сд удерживала рубеж: Нижняя Кирилловка (искл.), Калабино, дорога в 2 км юго-восточнее Юрских Дворов. Активными огневыми действиями и короткими ударами в направлениях отм. 219,3, Мишино бригада обеспечивала правый фланг 89 тбр. Около 18.00 до батальона пехоты противника атаковало наши войска из района Калиновки в направлении н/п Новая Жизнь. Под огнем танковых засад противник залег, а затем, контратакованный двумя танковыми взводами, был с большими потерями отброшен в исходное положение.

89 тбр 7 июля вместе с 321 сп 15 сд обороняли рубеж: большак в 2 км юго-восточнее Юрских Дворов, южная окраина Хитрово, берег ручья Юрской, Юдино. В 10.45 взвод легких танков Т-60 из 203-го батальона контратаковал противника, выдвинувшегося с высоты 211,2 на Юдино. Бой с немецкой пехотой продолжался два часа. Тут-то наши легкие танки Т-60, вооруженные 20-мм скорострельной пушкой ШВАК, и показали свои лучшие качества, шквальным огнем «срезая» цепи германских солдат. Бежавшие немцы оставили на поле до роты убитых пехотинцев.

1 гв. тбр в этот день стремительными контрударами отбивала атаки противника с высоты 212,2, нанося ему крупные потери. Откатившиеся в исходное положение, войска врага «утратили» батарею на конной тяге, 4 автомашины и около 200 солдат и офицеров. Наша бригада потерь не имела.

307 огмд в течение дня в операциях не участвовал, находясь в резерве командира корпуса.

Боевые действия 16 тк до объединения корпусов в единую танковую группу описаны очень скупо, правда, в отчете не забыли «лягнуть» уровень боевой подготовки 1 тк.

С 3 на 4 июля, по оперативным данным штаба 16-го танкового корпуса, противник сосредотачивал свои войска в районе Захаровка, Богданово, Спасское.

4 июля 16 тк получил задачу совместно с 1 тк овладеть Захаровкой, но, «в силу отставания 1 тк и понесенных потерь 16 тк, атака не удалась»[58].

В течение 4 и 5 июля части корпуса вели бой на западном берегу р. Олым. 109 тбр 5 июля под ударами вражеских танков от Самарино начала отход на восточный берег р. Олым, куда ранее также отошли 107 и 164 тбр, 15 мсбр, 106 сбр и 540 лап.

Ожесточенные танковые бои в междуречье рек Кшень и Олым, как видно из архивных документов, продолжались вплоть до 7 июля, однако ни действия танковых корпусов 3–6 июля, ни совместное наступление 7 июля не привело к разгрому германской ударной группировки, так как организация боевых действий командованием соединений оставляла желать лучшего.

Особенно «разобранным» к моменту создания танковой группы был 16 тк, который уже к 4 июля имел в своем составе не более 50 танков (а к 8 июля их оставалось не более 40). Соединение генерала М.И. Павелкина, предназначенное для ведения маневренной войны, управлялось из Ельца только посредством «аппарата Морзе», так как мощных радиостанций 16 тк не имел. Из-за особенностей штатного расписания войсковая разведка не справлялась со своими обязанностями — часто в бригадах корпуса вообще не знали, что за противник воюет перед ними, какова его численность и намерения. В 1-м танковом корпусе героя битвы под Москвой генерала М.Е. Катукова дела обстояли не столь мрачно — там и радиосвязь была, и соединения (за исключением 1 мсбр, переданной по приказу свыше в 13 А) сохраняли некоторую боеспособность. Но 1-й танковый, вынужденный выполнять функции нескольких пехотных дивизий в позиционной обороне, лишенный способности широкого маневра, постепенно утрачивал людей и материальную часть. Поэтому решение о создании танковой группы являлось актом объединения еще уцелевших войск под руководством наиболее способного военачальника, чтобы опять попытаться нанести по врагу мощный фланговый контрудар.

Теперь автору хотелось бы остановиться на организации контрудара 5-й танковой армии. После провала 3 июля на воронежском направлении командование Брянского фронта могло думать только о том, чтобы не допустить противника на левый берег Дона. Но в центре и на своем северном крыле фронт еще располагал крупными резервами, которые можно было использовать для нанесения сильного контрудара по войскам противника, прорывающимся к Воронежу. Как уже говорилось, еще в начале июня из резерва Ставки фронту была передана 5-я танковая армия, которую впоследствии дополнительно усилили вновь прибывшим 7-м танковым корпусом. Удар танковой армии предполагалось скоординировать с наступательными действиями 1-го и 16-го танковых корпусов, нуждавшихся, по мнению Ставки, лишь в твердом управлении (на самом деле причины неудачных действий 1 и 16 тк были несколько иные; вообще удивительно, что, выполняя совершенно не соответствующие их функциям поставленные Ставкой задачи, они сохранили боеспособность. — Примеч. авт.). Кроме того, сильная ударная группа из общевойсковых соединений могла быть создана из не затронутых боями сил 3-й и 48-й армий. Таким образом, имелась реальная возможность собрать сильную фронтовую ударную группу (пять танковых корпусов, 7–8 стрелковых дивизий), способных при правильном управлении, как думалось тогда, изменить весь ход операции в нашу пользу. Этому в принципе способствовала и оперативная обстановка. Бронетанковые и моторизованные дивизии противника при выходе к Дону растянулись на широком фронте северо-западнее и южнее Воронежа[59]. Они уже понесли серьезные потери и были связаны боями с частями 40-й армии, отходившими к Воронежу, и 284-й стрелковой дивизии с частями усиления, оборонявшимися в районе н/п Касторное. Развернувшиеся фронтом на север против войск нашей 13-й армии части 55-го и 13-го армейских корпусов врага успеха не имели. У противника практически не было оперативных резервов. В этих условиях сильный массированный удар в направлении Елец, Старый Оскол первоначально под прикрытием противотанкового узла в Касторном, который на тот момент еще удерживался нами, мог бы резко изменить обстановку.

Но кто должен был организовать этот удар? Командующий фронтом уже находился в районе Воронежа, и все его внимание было привлечено к обороне этого направления. Тем более, уезжая, генерал-лейтенант Ф.И. Голиков по «организации сосредоточения и организованного ввода в сражение» 5 ТА указаний никому не давал. Штаб фронта и только что прибывший заместитель командующего БФ генерал-лейтенант Н.Е. Чибисов, временно заменявший на основном КП комфронта, не могли предпринять контрудара без детального одобрения этой операции Голиковым. Видя «полный паралич власти» на Брянском фронте, инициативу по организации контрудара 5-й танковой армии взял на себя Генеральный штаб. В ночь на 4 июля командующий 5-й танковой армией генерал-майор А.И. Лизюков получил директиву Ставки о подготовке и проведении контрудара. В ней говорилось: «Ударом в общем направлении Землянск, Хохол (35 км юго-западнее Воронежа) перехватить коммуникации танковой группировки противника, прорвавшейся к реке Дон на Воронеж; действиями по тылам этой группы сорвать ее переправу через реку Дон. С выходом в район Землянск, Хохол помочь отходу левого крыла 40-й армии через район Горшечное, Старый Оскол на Воронеж…»[60]

Утром 4 июля на КП Брянского фронта прибыл начальник Генерального штаба генерал-полковник A.M. Василевский и сразу выехал в штаб 5-й танковой армии. Здесь он в присутствии начальника штаба фронта генерала М.И. Казакова уточнил ей (5 ТА) задачу, которая, на взгляд НШ Брянского фронта, была очень осторожной. В 5-й танковой армии имелось около 650 танков, тогда как у противника севернее Касторного было не более 300 танков, которые уже в течение недели вели ожесточенные бои.

Боевой состав 5-й танковой армии (данные по БТТ на 6 июля 1942 года)

* Как видно из табличных данных, всего на 6 июля 1942 года в 5-й танковой армии насчитывался 641 танк, из них: 83 KB, 228 T-34, 88 MK II «Матильда» и 242 T-60. Таким образом, танки T-60 составляли 38 % общего количества боевых машин 5 ТА.

** Помимо 19-й танковой бригады командованию армии напрямую подчинялись 340-я стрелковая дивизия, 66-й минометный полк, 611 лап РГК, отдельный зенитный дивизион, отдельный батальон связи и отдельная рота охраны.

В таких условиях 5-й танковой армии можно было поставить более решительную задачу, а для содействия ее удару привлечь возможно большее количество сил северного фаса Брянского фронта. Но даже поставленная 5-й танковой армии ограниченная задача, если бы она была выполнена, могла существенно повлиять на обстановку под Воронежем. При нашем численном превосходстве в танках основные (танковые) силы противника могли быть разбиты и войска левого крыла фронта получили бы возможность закрепиться на оборонительном рубеже западнее Дона. Операцию было приказано начать не позднее 15–16 часов 5 июля, не ожидая полного сосредоточения всех сил армии.

Но попытка комбинированных действий объединенных сил северного фланга Брянского фронта разваливалась на глазах у нашего командования. 1-й и 16-й танковые корпуса 4 июля не могли наладить элементарного взаимодействия. Пользуясь этим, германские войска стали опять штурмовать Касторное: 11-я танковая и 377-я пехотная дивизии вермахта обошли Касторное с севера, а 9-я танковая — с юга. Из-за угрозы полного окружения в ночь на 5 июля 284-я стрелковая дивизия в полном порядке, со средствами усиления, прикрываемая оставшимися танками из 14-й и 170-й танковых бригад, отошла и сосредоточилась в районе н/п Тербуны.

Таким образом, наступление 5-й танковой армии 5 июля не могло рассчитывать на какие-либо активные вспомогательные действия на других участках северного фланга Брянского фронта.

Теперь коснемся истории создания этого новейшего бронетанкового объединения. К формированию 5-й танковой армии командование Брянского фронта приступило 29 мая 1942 года на основании директивы Ставки ВГК № 994021. В состав 5 ТА первоначально вошли 2-й (26, 27, 148-я танковые и 2-я мотострелковая бригады) и 11-й (53, 59, 160-я танковые и 12-я мотострелковая бригады) танковые корпуса, 340-я стрелковая дивизия, 19-я отдельная танковая бригада, 66-й гвардейский минометный полк, 611-й легкий артиллерийский полк РГК, отдельный батальон связи, отдельный зенитный дивизион и рота охраны штаба армии[61]. Все части формировались и располагались в Ельце и его окрестностях. Основная фаза формирования армии проходила с 29 мая по 12 июня 1942 года, но штаб 5 ТА удалось лишь кое-как сколотить к 17 июня. Например, начальник штаба, военком штаба и начальник оперативного отдела объединения прибыли только 11 июня, а помощник начальника оперативного отдела, начальники отделов кадров и укомплектования и того позже — к 17 июня. До этого их функции выполняли «случайные» люди из оперативного отдела, совмещая дополнительную работу со своими прямыми обязанностями. Также только 17 июня в распоряжение армии прибыли необходимые для эффективного функционирования штаба части и подразделения — батальон связи, штабная авторота, а также 57-й автобатальон.

Командующим 5-й танковой армии был назначен генерал-майор А.И. Лизюков, а военкомом — дивизионный комиссар Г.Л. Туманян (начальником штаба 5 ТА был назначен полковник П.И. Другов. — Примеч. авт.). Биография командарма была довольно типична для советского периода той эпохи. Александр Ильич Лизюков, 1900 года рождения, был средним из трех сыновей в семье гомельского учителя. Вступив добровольцем в Красную армию в 1919 году, он связал с ней всю свою последующую жизнь. Участвовал в Гражданской войне в качестве командира взвода, а затем батареи на Юго-Западном фронте. По указанию партии боролся с отрядами Антонова. В 1923 году окончил КУКС — курсы усовершенствования командного состава, после чего стал сначала заместителем командира бронепоезда, а затем командиром отдельной танковой роты. Вскоре А.И. Лизюков — уже командир 2-го отдельного танкового полка РГК Ленинградского военного округа, а с 1935 года — командир 6-й тяжелой танковой бригады имени С.М. Кирова. В 1936 году за успешное руководство вверенными ему танковыми частями Александр Ильич получил орден Ленина, что являлось тогда чрезвычайно редким явлением (в 1938 году он также получил медаль XX лет РККА. — Примеч. авт.).

По сравнению с большинством средних и старших командиров, управлявших деятельностью Красной армии в предвоенный период, особенно во второй половине 30-х годов, Александр Ильич Лизюков был достаточно образованным человеком. Как известно, образование закладывается в семье, а командарм 5 ТА как-никак вырос в семье служащего — учителя. Революция помешала ему получить целостное образование, но общий уровень интеллектуального мировоззрения Лизюкова был достаточно высок — не зря его направляли служить только в «технические» рода войск: в артиллерию, в бронепоездные и танковые части. Кроме того, в конце 30-х годов Александр Ильич преподавал на Ленинградских курсах усовершенствования комсостава. Такая разносторонняя деятельность свидетельствовала о том, что Лизюков очень неплохо разбирался в тактике и стратегии использования механизированных войск, а главное — имел и теоретические, и практические представления о применении различных типов танков в условиях надвигающейся войны.

Как и многие талантливые командиры РККА, в 1938 году Александр Ильич был необоснованно репрессирован. Лишь перед началом войны полковника Лизюкова вновь вернули в строй. В конце июня 1941 года назначенный на должность заместителя командира 36-й танковой дивизии А.И. Лизюков следовал (в одном вагоне с писателем К.М. Симоновым) к новому месту службы в Белоруссию. Но дальше Борисова поезд не пошел, впереди уже был противник.

Вскоре состав стала бомбить германская авиация. Спасаясь от смертоносного огня, люди бросились в лес, где уже скопилось немало советских бойцов, пробивающихся на восток из окружения. Обладая несомненным военным дарованием, Александр Ильич мгновенно оценил обстановку и принял решение: предотвратить панику и не допустить захвата противником с ходу моста через реку Березину, к которому настойчиво продвигались передовые части 47-го моторизованного корпуса из 2-й танковой группы вермахта генерала Гейнца Гудериана.

В течение нескольких суток Лизюкову удалось сколотить импровизированную воинскую часть, которая во взаимодействии с подразделениями Борисовского танко-технического училища (начальник корпусной комиссар И.З. Сусайков) заняла выгодный рубеж обороны. Несмотря на нехватку вооружения и боеприпасов, сводным частям Красной армии удалось удержать позиции до подхода 1-й мотострелковой дивизии генерала Я.Г. Крейзера, развернувшейся на восточном берегу Березины. Германские войска надолго задержались на этом участке.

После стабилизации обороны, согласно предписанию для дальнейшего следования в расположение 36 тд, Александр Ильич получил справку, в которой говорилось, что А.И. Лизюков «действительно с 25.6 по 9.7.41 г. находился при штабе Борисовской обороны в должности начальника штаба». Этот документ был отпечатан на бланке с грифом: «НКО. Штаб группы Борисовской обороны», подписан руководителем обороны И.З. Сусайковым и скреплен соответствующей печатью.

Действия Александра Ивановича в этом сражении высоко оценил Маршал Советского Союза К.С. Тимошенко, в тот период командующий Западным фронтом. Бывший попутчик А.И. Лизюкова писатель Константин Симонов впоследствии писал: «Под Борисовом, в сложной остановке растерянности и неразберихи, я запомнил на всю жизнь полковника Лизюкова… Он с тех пор мысленно стал для меня одним из образцов не только чисто военного, но и — шире говоря — гражданского мужества».

За проявленное мужество и героизм при обороне в районе Борисова на реке Березина (лично ходил в штыковую атаку) уже 5 августа 1941 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза. В дальнейшем А.И. Лизюков последовательно — заместитель командира 36-й танковой дивизии, командир 1-й Московской мотострелковой дивизии, а затем — 2-го танкового корпуса. Таким образом, исходя из всех перечисленных фактов, следует признать, что с мая 1942 года 5-ю танковую армию возглавил образованный, храбрый и мужественный командующий.

Теперь проанализируем состав новообразованной танковой армии. По своему составу включенные в нее танковые корпуса были достаточно однотипны — они состояли из одной тяжелой танковой бригады на KB и двух бригад средних танков, укомплектованных средними Т-34 и легкими Т-60. В 11-м танковом корпусе вместо Т-34 были малоподвижные, но зато хорошо бронированные танки сопровождения пехоты британского производства MKII «Матильда II».

17 июня командование армии получает приказ штаба Брянского фронта о передислокации объединения в район городка Ефремов для прикрытия участка возможного прорыва германских частей. На новом месте соединения и части 5 ТА занимались боевой подготовкой, вели разведку и строительство оборонительных сооружений.

После прорыва немецкими войсками нашей обороны на стыке 40-й и 21-й армий, боевым распоряжением штаба Брянского фронта от 3 июля 1942 года № 00259/ оп 5-я танковая армия стала перебрасываться в район Ельца. Сосредоточение частей и соединений шло по смешанной системе — пехота, гусеничные машины и грузы перевозились по железной дороге, остальная техника выдвигалась походным порядком. Однако малая пропускная способность железной дороги Ефремов — Елец и одновременная перевозка в район Ефремова частей 3-й танковой армии привели к тому, что сосредоточение 5 ТА сильно растянулось по времени. Например, части 340-й стрелковой дивизии заканчивали выгрузку лишь 6 июля.

Директивой Ставки ВГК, полученной в 2 часа ночи 5 июля, в состав армии был включен перебрасываемый из Калинина 7-й танковый корпус (3-я гвардейская, 62, 87-я танковые и 7-я мотострелковая бригады) полковника П.А. Ротмистрова. В подчинение командарму 5 ТА 7-й танковый корпус переходил с 23.00 5 июля 1942 года (в некоторых документах указана другая дата — 4 июля. — Примеч. авт.).

Усиление армии являлось положительным моментом, но отрицательной составляющей, влияющей на ситуацию, стало требование Ставки начинать операцию, не дожидаясь сосредоточения всех соединений и частей 5-й танковой армии, «вводя 2-й и 11-й танковые корпуса в бой побригадно». Прикрытие бронетанковых соединений должна была осуществлять авиационная группа генерал-майора Ворожейкина.

Свой боевой приказ № 1 командарм Лизюков отдал еще в 14.00 5 июля 1942 года. Согласно этому документу, 7 тк ставилась задача, указанная директивой Ставки, и уточнялось, чтобы 3 гв. тбр до смены ее частями 53 тбр 11 тк «иметь на рубеже Вислая Поляна, Новосельское для обеспечения действий армий справа. Начало действий — немедленно».

11 тк (без 12 мсбр) должен был ударом в направлении Вислая Поляна, Казинка, Нижняя Ведуга, Нижнее Турово во взаимодействии с 7 тк овладеть н/п Казинка, Долгое, Зацепино, а в дальнейшем — Верхнее и Нижнее Турово.

2 тк (без 2 мсбр) — наступать за 7 тк в направлении Перекоповка, Землянск, Хохол, расположив 148 тбр в районе Нережа, Калабино, с задачей обеспечения переправ у Задонска. Начало боевых действий планировалось с подхода к рубежу — река Кобылья Снова.

340 сд приказывалось к исходу 5 июля занять оборону на рубеже Виктория (Рублевка), отм. 110,6, (севернее Ольшаный Колодезь, Ксизово (Кейзово), имея один полк во втором эшелоне на северном берегу реки Дон в районе Верхне-Казачье[62].

Генерал-майор А.И. Лизюков в точности реализовал практически невыполнимые указания Ставки, за что затем и поплатился. Впоследствии в своих воспоминаниях генерал М.И. Казаков, летом 1942 года бывший начальником штаба Брянского фронта, напрямую винил в провале очередного наступления советских войск себя (что достаточно редко случается. — Примеч. авт.) и командующего 5-й танковой армией: «Подготовленное в спешке наступление не имевшей боевого опыта 5-й танковой армии успеха не имело. Командующий армией слабо организовал взаимодействие между артиллерией, штурмовой авиацией и танками, а штаб фронта ему в этом не помог. При постановке задач корпусам генерал Лизюков ограничился повторением на карте той задачи, которую получил сам. Вслед за этим командиры корпусов также по карте поставили задачи командирам бригад. Вместо того чтобы организовать одновременно массовую атаку танков силами хотя бы четырех-пяти бригад на фронте 12–15 км, командиры корпусов вводили их в бой из колонн по методу ввода в готовый прорыв с выделением передовых батальонов, примерно по два батальона от корпуса.

В итоге наступление танковых корпусов свелось, по существу, к боевым действиям только этих передовых батальонов, а остальные их силы стояли на месте и несли потери от огня немецкой авиации. Но даже эти весьма слабые удары вынудили противника повернуть на север обе танковые дивизии 24-го танкового корпуса: 11-ю в направлении на Тербуны, а 9-ю через Землянск на Озерки»[63].

Вроде бы все понятно — «вырисовывается» целостная картина ситуации, а также указаны причины и виновники неудачи: немного провинился штаб Брянского фронта — «недоглядели», не проконтролировали должным образом Лизюкова; ну а основная вина — это «целый ворох» просчетов самого командарма. Однако когда изучаешь документы 5 ТА, начинаешь подозревать Казакова в использовании популярного тезиса о том, что «самокритика — это лучшая защита от чужой критики».

В отчете «О боевых действиях 5-й танковой армии с 6 по 18 июля 1942 года» наряду с задачами объединения (то есть 5 ТА) четко указаны сроки начала операции — «не позднее 15–16 часов 5.7, не ожидая окончательного сосредоточения всех сил армии. Уже сосредоточенный 7 тк — передислоцировать к первой половине дня 5.7 в район Каменка, Большая Поляна, Вислая Поляна, Тербуны 2-е, Перекоповка и, усилив его 157 и 161 тбр, 2 и 12 мсбр, уничтожить противника в этом районе и занять Землянск. Прибывающие тбр 2 и 11 тк вводить в бой побригадно восточнее 7 тк»[64]. Цитата из документа позволяет взглянуть на известные события «под несколько другим углом зрения».

Почему 5 ТА вдруг внезапно придали 7-й танковый корпус, который перебрасывали на ТВД железнодорожным транспортом из Калинина? Да потому, что он был полностью погружен на платформы еще несколько дней назад, в составе десятка эшелонов прибыл на ТВД и мог развернуться в районе назначения хоть и к вечеру, но 5 июля, чтобы 6 июля начать реальные боевые действия. Но и это еще не вся правда. Собственно 5-я танковая армия в составе штаба, двух танковых корпусов, соединений и частей усиления только двигалась к местам сосредоточения, поэтому даже ее передовые бригады не могли начать операцию ранее 6 июля. А в Ставку еще ранее доложили, что наступление 5 ТА планируют начать 5 июля. Его формально и начали — в 23.00 5 июля 1942 года. Но реально кроме маневров никаких действий не произошло, а немецкие войска не были скованы боями с 5 ТА и реализовывали свои собственные намерения как хотели.

7-му танковому корпусу, как было описано выше, поставили задачу начать операцию по разгрому землянской группировки противника, а с подходом остальных соединений и частей 5-й танковой армии «вводить их в бой». Штаб армии был развернут в районе н/п Слепуха.

Командир 7 тк отдал приказ на нанесение контрудара только в 01.30 ночи 6 июля с задачей начать атаку в 06.00, то есть через четыре с половиной часа. Главный удар наносился в направлении Землянска, с дальнейшим развитием наступления на н/п Хохол. Приданные 157 и 161 тбр «найти» не удалось, но 2-ю и 12-ю мотострелковые бригады изыскали.

Эшелоны 11 тк стали прибывать на станцию Долгоруково только к вечеру 5 июля 1942 года, а 20-й танковый корпус в это время еще начинал погрузку на станции Ефремов. 340 сд только одним полком к вечеру 6 июля заняла оборону южнее Задонска.

11 тк вышел в район Ивановка, Вислая Поляна лишь 7 июля к 02.00, при этом весь предыдущий день его движущиеся колонны бомбила немецкая авиация.

2 тк вышел в назначенный район лишь к 10.00 7 июля, а его 148-я танковая бригада начала разгрузку на станции Долгоруково только в 11.00 этого же дня.

Таким образом, утром 6 июля нанести контрудар смог только усиленный 19-й танковой бригадой, 2-й и 12-й мотострелковыми бригадами 7-й танковый корпус (правда, около половины собственных бригад которого находилась во втором эшелоне и резерве). В ходе атаки соединения и части корпуса встретились с пехотой 11 мп и танками (33 тп) наступающей 9-й танковой дивизии вермахта, с которыми вели бой в течение всего дня. В результате сражения 6 июля 7-й танковый корпус с приданными частями вышел на рубеж реки Кобылья Снова, отражая атаку танков противника в направлении Озерков, Каменка. А к исходу дня наши войска на участке Перекоповка, Каменка овладели правым берегом реки Кобылья Снова, но дальше продвинуться не смогли.

Противник, понеся значительные потери на рубеже реки Кобылья Снова, закрепился на рубеже: лес 0,5 км восточнее Ивановки, южнее н/п Скаты, высоты 218, 89, Перекоповка. Танки немецких войск действовали: до 30 — на участке западнее Хрущево и до 150 — в районах Перекоповка, Каменка. Всего перед фронтом 7 тк и приданных ему частей действовало до 200 танков и полка мотопехоты противника (находящихся в основном в районе Перекоповка, Каменка).

7-й танковый корпус вместо намеченной даты 5 июля начал действовать на сутки позже. Отсутствие энергичных действий, разведки и маневра привели к тому, что, столкнувшись с противником, которого наши войска превосходили численно, и имея более совершенные конструкции танков (200 германских танков против 246 наших; один немецкий мотополк против трех наших мотобригад и четырех мотобатальонов), 7 тк 6 июля только немного потеснил врага.

Наша разведка, а затем и основные силы пытались захватить переправы через реку Кобылья Снова в населенных пунктах, но впоследствии оказалось, что через водную преграду есть несколько вполне пригодных для форсирования бродов, пользуясь которыми, можно было легко обойти германские позиции с востока.

Таким образом, ночью с 6 на 7 июля 1942 года командарм Лизюков, не добившись немедленных успехов, которых ждали от него руководство Брянского фронта и Ставка, должен был продолжать наступление. Значительная часть войск армии еще находилась в процессе сосредоточения. Несколько забегая вперед, хочу отметить, что 66-й гвардейский минометный полк прибыл только утром 7 июля, 2-й танковый корпус вышел в назначенный район лишь к 10.00 7 июля, а его 148-я танковая бригада начала разгрузку на станции Долгоруково по достижении 11 часов утра.

Вести активные боевые действия 7 июля могли — «блуждающий» в поисках переправ «усеченный» 7-й танковый корпус с соединениями и частями усиления и 11-й танковый корпус. Последнему, несмотря на то, что 6 июля германская авиация непрерывно бомбила его части во время марша, к двум часам ночи 7 июля удалось сосредоточиться в районе Вислая Поляна, Ивановка, Приклоновка (танки и пехота расположились на опушках лесного массива вблизи этих населенных пунктов. — Примеч. авт.). Реально имея в распоряжении два танковых корпуса, командующий 5 ТА своим приказом № 2 от 07.07.42 г. в 03.30 поставил ближайшей задачей армии — уничтожение противостоящего противника в районе Ломовка, Перекоповка, Озерки (северные). Для этого 11 тк было определено направление: Новосильское, Хрущево (западное), Спасское, Высочнино. 7 тк должен был действовать из района Перекоповка, Каменка, также наступая на Высочнино. 2 тк, подходивший ночью к району сосредоточения по мере выгрузки, был оставлен в резерве в районе Карташевка, Заречье, Ломовец, имея 148 тбр на рубеже Нережа, Калабино. 340-я стрелковая дивизия продолжала выполнять задачу согласно приказу № 1/оп[65].

Войска армии продолжали действовать очень вяло. Командование 11 тк приказ из армии получило только в 06.40 7 июля. 53-я танковая бригада атаковала противника, и к 15.00 танкисты овладели н/п Хрущево (западное). 59-я бригада в сражении поучаствовать не успела, так как нашла брод и переправилась через реку Кобылья Снова только к 17.00. 160-я танковая бригада переправилась через речку еще позже. Таким образом, из всего 11 тк бой 7 июля вела только 53-я танковая бригада.

7-й танковый корпус в середине дня вновь переправился через речки Кобылья Снова и Каменка, а к ночи опять оказался на ее левом берегу.

2-й танковый корпус, оставаясь в резерве, как уже говорилось, к 10.00 закончил свое сосредоточение, но в этот день боевых действий не вел.

Наступательные действия 5-й танковой армии 7 июля, как и днем ранее, особо успешными назвать нельзя. По оценкам командования Брянского фронта, «провальные» результаты имели следующие причины: нерешительность действий командиров бригад, отсутствие организации разведки и маневра. Кроме того, 11 тк вопреки директиве Ставки вводился не восточнее 7 тк, где скорее можно было бы продвинуться вперед, а западнее, против уже организованной обороны противника. «Вместо того, чтобы согласно директиве Ставки, быстро наращивать силы левее 7 тк, ожидали, пока весь 11 тк сосредоточится, а введенный в бой 11 тк начал действовать только во второй половине дня, да и то, по существу, одной бригадой. 2 тк в этот день в бою ни одной бригадой не участвовал. Кроме того, даже те небольшие успехи, которых удалось достигнуть, переправившись на южный берег реки Кобылья Снова, закреплены не были. С наступлением темноты бригады отходят для заправки и приведения себя в порядок на северный берег».

Попытки наступления командованием 5-й танковой армии продолжались до 8 июля. Они привлекли на себя еще некоторые вражеские части, но разгрома его основных сил западнее Воронежа не получилось.

Обличая неудачные действия командования 5-й танковой армии, руководство Брянского фронта одновременно указывало на то, что боевую задачу Лизюкову определял непосредственно Генеральный штаб, поэтому прямой вины БФ в провале наступления вроде бы нет. Однако через 22 года бывший начальник штаба Брянского фронта генерал М.И. Казаков скажет следующую фразу: «Но если бы даже штаб Брянского фронта был привлечен к руководству контрударом, от этого ход событий вряд ли бы улучшился, так как штаб фронта к этому еще не был подготовлен»[66]. Что же стояло за этими словами?

Конечно, все вышеперечисленные ранее недостатки при ведении боев 5 ТА имели место. Но главной причиной неуспеха объединения Лизюкова в его наступательных действиях 5–7 июля, по мнению автора, следует считать стратегические и тактические просчеты командования Брянского фронта, которое не только не смогло эффективно противостоять наступающей немецкой группировке, но и, боясь ответственности, искажало информацию о реальной обстановке на вверенном ему ТВД, вводя, в свою очередь, в заблуждение Ставку, которая, уже в свою очередь, посылала на фронт нереальные директивы, невозможные для выполнения командованием Брянского фронта и подчиненных ему объединений, что заставляло руководство БФ формировать новые искажения реальной информации. Таким образом, ложь разрасталась как снежный ком, где новые порции вранья наслаивались друг на друга. Подобные «византийские» отношения в связке «начальник — подчиненный» очень характерны для этнопсихологии нашей страны и, честно говоря, российскому государству много пользы не приносят. Выходов из подобной патовой ситуации всего несколько: реорганизация фронтового объединения и включение в его состав новых людей (а значит — и новых «глаз». — Примеч. авт.); назначение нового командующего фронтовым объединением, который не отягощен предыдущими неудачами, а значит, может давать более объективную информацию об обстановке на вверенном ему фронте; отправка на передовую высокопоставленных наблюдателей — контролеров, имеющих возможность самостоятельно влиять на ситуацию.

Все эти «лечебные меры» по отношению к руководству Брянского фронта начали применяться уже через неделю после начала германского наступления. Как уже неоднократно упоминалось ранее, утром (по воспоминаниям М.И. Казакова, начальник Генштаба прибыл на командный пункт в районе Ельца 4 июля 1942 года. — Примеч. авт.) на КП Брянского фронта в район Ельца прибыл начальник Генерального штаба Красной армии генерал-полковник A.M. Василевский (в тот момент на КП находились начальник штаба фронта генерал М.И. Казаков и заместитель командующего фронта генерал Н.Е. Чибисов, комфронта генерал Ф.И. Голиков уже выехал в Воронеж для организации обороны города. — Примеч. авт.), который в разговоре с Казаковым «доверительно» сообщил ему, что в ближайшие дни на воронежском направлении будет создаваться новое фронтовое объединение в составе 60, 40-й и 6-й армий. Командующим Воронежским фронтом будет назначен генерал-лейтенант Ф.И. Голиков, а руководство Брянским фронтом будет поручено новому военачальнику[67].

К вечеру 7 июля все решения были приняты. Согласно директиве Ставки, огромный Брянский фронт с двумя самостоятельными центрами управления разделили на два (фронтовых) объединения: собственно Брянский фронт в составе 3, 48, 13-й общевойсковых, 5-й танковой армии, 1, 16-го отдельных танковых, 8-го кавалерийского корпусов и авиации фронта (в конце июля переформирована в 15-ю воздушную армию), и Воронежский фронт — 60, 40, 6-я общевойсковые армии, 4, 17, 18, 24-й отдельные танковые корпуса и 2-я воздушная армия. Не мудрствуя лукаво, возглавить новый Брянский фронт было пока поручено заместителю командующего предыдущим фронтовым объединением — генерал-лейтенанту Н.Е. Чибисову.

Биография нового комфронта была достаточно типична для советских военачальников. Никандр Евлампиевич родился 5 ноября 1892 года в крестьянской (казачьей?) семье в станице Романовская Донской области. В 1913 году был призван в «царскую» армию. С осени 1914 года участвовал в боях Первой мировой войны. В 1915 году окончил Петергофскую школу прапорщиков и был вновь отправлен в действующую армию, где успешно командовал ротой на Западном и Юго-Западном фронтах. В Красной армии с 1918 года. В годы Гражданской войны сражался в рядах РККА на Петроградском, Карельском, Псковском и Западном фронтах, а также против повстанческих отрядов Антонова и Колесникова (был командиром взвода, роты, батальона, полка, помощником начальника и начальником штаба стрелковой бригады). В 1922–1937 годах служил на штабных и командных должностях в Красной армии. В 1931 году Н.Е. Чибисов вступил в ряды ВКП(б). Три года спустя был направлен в Военную академию им. М.В. Фрунзе, которую успешно окончил в 1936 году.

С 1937 года Чибисов стал командиром стрелковой дивизии, а с 1938 года — стрелкового корпуса. В период советско-финляндского конфликта возглавлял штаб 7-й армии. С июля 1940 года Никандр Евлампиевич был назначен заместителем командующего войсками Ленинградского военного округа, а с января 1941 года — стал командующим Одесским военным округом. В 23.00 21 июня Н.Е. Чибисов отдал приказ о приведении войск вверенного ему округа в полную боевую готовность, что позволило организованно отразить первый удар противника.

С начала Великой Отечественной войны — командующий 9-й отдельной армией, Приморской группой войск Южного фронта (позднее Отдельная Приморская армия), затем 6-й армией и, наконец, до 7 июля — в должности заместителя командующего Брянским фронтом[68].

Автор не случайно останавливается на биографии этого человека. Безусловно храбрый (указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 октября 1943 года в связи с успешным форсированием 38-й армии Днепра командующему генерал-лейтенанту Н.Е. Чибисову было присвоено звание Героя Советского Союза. — Примеч. авт.), опытный и достаточно образованный генерал «продержался в кресле комфронта» всего неделю, не сумев реализовать указания Ставки, отметился стычкой с командующим 5 ТА Лизюковым, что послужило косвенной причиной гибели последнего, но был «плавно» без последствий понижен до командующего группой войск, а затем командующего армией. Современники не отмечают каких-то патологических особенностей в характере Н.Е. Чибисова (Известнейший советский полководец К.К. Рокоссовский характеризовал Н.Е. Чибисова как «неторопливого, пожалуй, даже флегматичного человека». Однако уже в бытность командующим оперативной группой войск Брянского фронта генерал Н.Е. Чибисов отдал тогда уже пониженному до командира 2 тк генералу А.И. Лизюкову приказ лично прорваться к 89 тб 148 тбр и вывести его из окружения. Лизюков и комиссар Ассоров приказ выполнили, но при прорыве из окружения 25 июля их танк KB был подбит, а сами они погибли. — Примеч. авт.), но все-таки успешно командовать фронтом — это такая же «искра божья» и своеобразный вид творчества, и не каждому подобное было дано. А воевать в начале войны с румынами — это совсем не то, что встретиться с германской армией, да еще и в период ее наивысшего расцвета. Недолгое командование Брянским фронтом станет вершиной военной карьеры Никандра Евлампиевича Чибисова (впоследствии он будет командовать армиями, а с июня 1944 года генерал-полковник Н.Е. Чибисов станет начальником Военной академии РККА им. М.В. Фрунзе. — Примеч. авт.), но это выяснится гораздо позднее. А пока Брянскому фронту нового формирования была поставлена задача: «Прочно удерживать силами 3, 48-й и 13-й армий занимаемый фронт, силами 5-й танковой армии, усиленной 7-м танковым корпусом и одной стрелковой дивизии за счет 60-й армии, активными действиями на юг, по западному берегу реки Дон в направлении на Хохол, перехватить пути подвоза и тыла танковой группы противника, прорвавшейся на Дон у Воронежа».

Ближайшей задачей войск Воронежского фронта, которыми теперь командовал генерал-лейтенант Ф.И. Голиков (после реорганизации он также долго не продержался в своей должности. — Примеч. авт.), было перейти в наступление и «во что бы то ни стало очистить восточный берег реки Дон от противника и прочно закрепиться для обороны на этом берегу в пределах всей полосы фронта».

В тот же день командующим Брянским, Воронежским, Юго-Западным и Южным фронтами было приказано провести рекогносцировку местности и приступить к строительству оборонительных рубежей в тылу своих войск.

Для оказания помощи в организации обороны в район Воронежа были направлены представители Ставки: начальник Главного автобронетанкового управления Красной армии генерал-лейтенант Я.Н. Федоренко (находился на Брянском фронте прежнего формирования с 28 июня 1942 года), заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин и член Военного совета ВВС РККА армейский комиссар 2-го ранга П.С. Степанов.

Таким образом, период двоевластия в сражении под Воронежем закончился.

День 7 июля стал судьбоносной датой, определившей весь ход кампании 1942 года, а может быть, и всей войны. Старая «общегерманская» болезнь — недооценка сил и возможностей противника — опять дала о себе знать. Гитлеру казалось, что, как и несколько дней назад, он может вновь «поправить» директиву № 41 и поставить перед германскими войсками еще более масштабные задачи.

7 июля 1942 года полоса наступления группы армий «Юг» была разделена. В этот день генерал-фельдмаршал фон Бок записал в своем дневнике: «Поступил приказ на принятие генерал-фельдмаршалом Листом командования над 11-й, 17-й полевыми и 1-й танковой армиями. Тем самым сражение расчленяется на две части»[69].

Подобное разделение группы армий «Юг» было предусмотрено германскими планами. Однако из-за неожиданных успехов немецких войск в боях с Брянским фронтом (наступление, как известно, здесь началось 28 июня) ситуация позволила быстрее начать операцию против Юго-Западного и Южного фронтов (наступление на этом участке началось 30 июня), войскам которых вермахту тоже удалось довольно оперативно нанести несколько локальных поражений. В целом, в ходе наступления с 28 июня по 7 июля германским силам удалось прорвать оборону Красной армии на 300-километровом фронте. Продвинувшись на 150–170 километров, немцы вышли к Дону в районе Воронежа и глубоко охватили войска Юго-Западного фронта с севера.

Таким образом, а в этом мнении были едины и «фюрер» и управленческие штабы вермахта, через 10 суток после начала операции большая часть задач операции «Блау» была реализована. Правда, ряд кварталов Воронежа еще оборонялись советскими войсками, но 7 июля германское радио сообщило своему населению о взятии города, что практически и было правдой. Содержание германских сводок свидетельствовало о том, что Гитлер считал взятие Воронежа делом нескольких дней и не видел более опасности от советских танковых группировок на левом фланге группы армий «Юг». Считая невозможным нанесение Красной армией каких-либо контрударов, он уже без всякой боязни решил примерно за неделю до намеченного срока (с 9 июля) начать третью наступательную операцию, позднее оформившуюся в военно-исторической литературе под наименованием «Клаузевиц».

Однако в сравнении с директивой № 41 от 5 апреля 1942 года и разработанными на основе этой директивы боевыми документами новые планы Гитлера отличались не только по временным, но и по сущностным параметрам. «Фюрер» считал, что прорыв на Сталинград в новой операции легко осуществим, поэтому имеется дополнительная возможность начать широкомасштабное окружение советских войск на нижнем Дону с центром в Ростове. В связи с этим Гитлер своим указанием прервал марш 4-й танковой армии вдоль Дона в направлении на Сталинград, остановил ее перед большой излучиной Дона и повернул ее прямо на юг, кардинально изменив смысл и содержание большого плана. Точно так же как ранней осенью 1941 года он остановил продвижение германских группировок к Москве и бросил танки Гудериана для окружения войск Юго-Западного фронта, так и теперь «фюрер» хотел неожиданно разгромить советские войска в районе Ростова в ходе импровизированной операции. Реализуемая им идея должна была стать самой большой операцией на окружение во всей войне.

В новых условиях 6-я полевая армия Паулюса вынуждена была продолжать роковой путь к Сталинграду уже без своих «стенобитных таранов» — соединений и частей 40-го танкового корпуса, которые вместе с другими привлекаемыми силами должны были участвовать в операции под Ростовом.

Изначальная идея, заложенная в планах, составленных в соответствии с директивой № 41, заключалась в сосредоточении сил в каждом случае ради конкретной задачи, делая уничтожение войск противника основной целью, как итога в цепи рационально выверенных во времени шагов — овладения отдельными пунктами. Но Гитлер не только изменил «расписание» своего большого летнего наступления. Он изменил все построение немецких сил южного фланга советско-германского фронта и их цели.

Рискованное изменение расстановки сил делало очевидным то обстоятельство, что Гитлер уже поверил в возможность достижения обеих крупных оперативных целей в летней кампании 1942 года, изначально предполагавшихся к реализации поочередно одна за другой, все же одновременно и даже при условии разделения своих сил. Своим главным союзником «фюрер» теперь считал время. Тут же из ОКВ последовала новая руководящая директива с требованием «быстрее вперед». В ней, в частности, говорилось, что каждый день, на который поставленную цель (третьего наступательного этапа операции. — Примеч. авт.) удастся достигнуть раньше, будет иметь исключительное значение для решения дальнейших оперативных задач года.

В изменившихся условиях командование сухопутных сил вермахта приняло решение начать проведение операции «Клаузевиц» в рамках измененного Гитлером плана: 4-я танковая и 6-я полевая армии должны были ударить из района Острогожска, а 1-я танковая армия — из района Артемовска в общем направлении на Кантемировку с целью глубокого двустороннего охвата войск Юго-Западного фронта.

Теперь судьба противостояния решалась на юге, хотя упорные бои в Воронеже заставили ОКХ направить в район города 29-й армейский корпус 6-й армии, а это в свою очередь, хоть и ненамного, но ослабило удар против войск Юго-Западного фронта[70].

Наученная горьким опытом Крыма, и особенно Харькова, Ставка ВГК уже 6 июля приняла решение на отвод войск Юго-Западного и правого крыла Южного фронта на восток. Одновременно она приступила к сосредоточению свежих сил и подготовке обороны на подступах к Сталинграду и Кавказу. К дополнительно формировавшейся в районе Сталинграда 7-й резервной армии перебрасывалась 1-я резервная армия. Командующий Северо-Кавказским фронтом получил распоряжение о развертывании 51-й армии на левом берегу Дона, от Верхне-Курмоярской до Азова, и подготовке этого района к обороне[71].

В ночь на 7 июля, в то время как войска 28, 38-й и 9-й армий Юго-Западного, а также 37-й армии Южного фронтов начали отходить на восток, противник перешел в наступление силами 4-й танковой и 6-й полевой армий вдоль правого берега Дона на Кантемировку. За два дня он вынудил советские войска отойти на левый берег реки. Перед Юго-Западным фронтом возникла реальная угроза окружения. В этих условиях Ставка ВГК вынуждена была дать указания о дальнейшем отступлении войск Юго-Западного и Южного фронтов.

Сразу же после первого неудачного контрудара 5-й танковой армии Брянского фронта Ставка ВГК потребовала от его командования создать две оборонительные полосы, а для их занятия приказала использовать два укрепленных района, три истребительно-противотанковые бригады, а также отходившие войска 21-й и 28-й армий и перебрасываемые из глубины части 22-го танкового и 3-го гвардейского кавалерийского корпусов[72]. К сожалению, выделенные войска не смогли своевременно выйти в назначенные районы; сильно ослабленные в боях 21-я армия под натиском врага отошла за Дон, а 28-я армия — на Валуйки. Одновременно Ставка, как уже говорилось ранее, приказала войскам Воронежского фронта перейти в наступление и очистить от противника междуречье Дона и Воронежа, обеспечив за собой переправы через Дон. В тот же день командующим Брянским, Юго-Западным и Южным фронтами было приказано провести рекогносцировку местности, а затем приступить к строительству и восстановлению оборонительных рубежей в тылу своих войск. На командующего Южным фронтом дополнительно возлагалась ответственность за строительство Сталинградского оборонительного рубежа по линии Суровикино — Нижнее-Чирская.

Однако вернемся к немецким планам. Юридически реорганизация группы армий «Юг» произошла только 9 июля после начала новой фазы германского наступления. Группой армий «Б» в составе 2-й и 6-й немецких полевых армий, а также 2-й венгерской армии первоначально продолжал командовать генерал-фельдмаршал фон Бок.

Группой армий «А» в составе развертываемой на ТВД 11-й полевой армии[73], 17-й полевой. и 1-й танковой армий командовал генерал-фельдмаршал Лист. Главной стратегической целью группы армий «Б» по-прежнему являлся Сталинград, а группа армий «А» должна была двигаться на захват Кавказа. В высших штабных и армейских эшелонах она (группа армий «А») неофициально так и называлась — «Кавказский фронт». Ближайшей текущей задачей двух групп армий являлось окружение и уничтожение противостоящих им советских войск в районе западнее Миллерово. Для этого с севера, из района Воронежа, 4-й танковой армии предстояло нанести удар в направлении Миллерово, а с юга, из района Славянска и Артемовска, навстречу ей наступала 1-я танковая армия.

В этот период на Сталинградском направлении, вдоль среднего течения Дона, продолжала свое наступление только армия генерала Паулюса. Поскольку Гитлер теперь лично руководил операцией на юге (группами армий «А» и «Б» через штаб группы армий «А»), он решил перенести свою ставку из «Вольфшанце», которая находилась в Восточной Пруссии, ближе к Волге и Кавказу — в Винницу. Здесь в 15 км от города, в небольшом лесу была оборудована новая ставка, получившая название «Вервольф» («Оборотень»).

«Фюрер» считал, что большая часть советских армий разгромлена, а Красная армия полностью утратила инициативу, которая уже не может быть возвращена без помощи союзников по Антигитлеровской коалиции. 9 июля 1942 года Гитлер издал совершенно секретный приказ (ОКВ, штаб оперативного руководства вермахтом, исх. № 551213/42. — Примеч. авт.), который начинался следующими словами:

«Быстрые и громадные успехи на Востоке могут поставить Англию перед альтернативой: или немедленно предпринять крупную десантную операцию для открытия второго фронта, или потерять Советскую Россию как политический и военный фактор. Поэтому с большой вероятностью следует считаться с тем, что вскоре состоится высадка противника в зоне командования Запада».

Этим приказом предписывалось убытие моторизованной дивизии СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» из состава перешедшей в наступление 1-й танковой армии и моторизованной дивизии СС «Рейх» из группы армий «Центр» на Запад. Далее, командованию Армии резерва предписывалось немедленно укомплектовать три пехотные дивизии и перебросить их на Запад, что возможно было сделать лишь в ущерб посылке пополнений на Восток. Новые пехотные дивизии, сформированные в июле 1942 года, также должны были быть оставлены на Западе. Туда же с советско-германского фронта перебрасывались две авиагруппы бомбардировочной авиации[74].

Прогнозы германского командования пока продолжали сбываться. В ходе дальнейших боевых действий две армии Юго-Западного фронта продолжали вести тяжелые бои юго-западнее Кантемировки, причем без всякой связи со штабом фронта, а две другие отдельными группами отходили за Дон. Штабам этих объединений так и не удалось наладить управление подчиненных им войскам. Так как штаб Юго-Западного фронта находился в отрыве от войск в районе Калача (юго-восточнее Воронежа), все его четыре армии были подчинены Южному фронту. Между тем на юге враг продолжал развивать успех. Танковый и армейский корпуса 6-й армии Паулюса форсировали реку Черная Калитва и к исходу 11 июля вышли в район Боковской, а передовые соединения 4-й танковой армии Гота достигли Россоши.

Ставка ВГК решила в период с 9 по 11 июля отвести войска Южного фронта на левый берег в его нижнем течении, оставив Донбасс и часть Ростовской области, а армии Юго-Западного фронта перебросить за Дон, передав их в состав Южного фронта. Управления и части Юго-Западного фронта, отходившие на восток, направлялись в район Сталинграда для развертывания в большой излучине Дона нового, Сталинградского фронта (создан 12 июля 1942 года. — Примеч. авт.) во главе с маршалом С.К. Тимошенко (член Военного совета Н.С. Хрущев, начальник штаба — генерал-лейтенант П.И. Бодин), которого вскоре сменил тоже, впрочем, несчастливый генерал-лейтенант В.Н. Гордов. А бывший нарком обороны после неоднократных провалов окончательно впал у Верховного в немилость.

Новообразованные Воронежский и Брянский фронты должны были реализовывать поставленные Ставкой задачи. Но сдвигов к лучшему наблюдалось мало, хотя ситуацию «спасали всем миром». В первой декаде июля на Брянском фронте находился начальник Генерального штаба Красной армии генерал-полковник A.M. Василевский (до 5 июля. — Примеч. авт.), а в районе Воронежа представители Ставки: командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной армии генерал-лейтенант Я.Н. Федоренко, заместитель начальника Генерального штаба начальник Оперативного управления генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин, член Военного совета ВВС армейский комиссар 2-го ранга П.С. Степанов, командующий войсками ПВО территории страны — заместитель наркома обороны СССР по ПВО генерал-лейтенант М.С. Громадин. Впоследствии К.К. Рокоссовский, прибывший в тот момент на Брянский фронт, вспоминал, что его «уже тогда удивило то… что в самый ответственный момент на фронте начальник Генштаба и начальник оперативного управления Генштаба — „мозг армии“ — заняты были организацией фронтового контрудара, подменяя командующего фронтом. Повторялись ошибки лета 1941 года, когда Г.К. Жуков делал то же самое на Юго-Западном фронте»[75]. Подобные действия приводят еще к одному логическому выводу — Ставка и лично И.В. Сталин новоназначенным командующим фронтами совершенно не доверяли. Да и было за что.

8 и 9 июля в полосе действий Воронежского фронта продолжались кровопролитные бои за город, хотя большая часть Воронежа была уже под контролем немецких войск. К этому времени в распоряжении командующего фронтом генерала Ф.И. Голикова имелись три армии: 60, 40-я и 6-я генералов A.Л. Антонюка, М.М. Попова и Ф.М. Харитонова, а также пять танковых корпусов — потрепанные 4, 17, 18, 24-й и абсолютно свежий 25-й (танковые корпуса). Кроме того, для реализации наступательных задач Воронежского фронта ему передавалось два отдельных батальона (475 и 476 отб), а также 12 отдельных танковых рот KB — всего около 160 тяжелых танков. Последние подразделения должны были войти в подчинение военных советов армий и в качестве усиления передаваться стрелковым дивизиям[76]. Всего подобная группировка насчитывала около 270 тыс. человек, приблизительно 600 танков — в итоге 23 расчетные дивизии (или эквивалент 15 германских дивизий). Однако к 10 июля реально на фронте в районе города Воронежа находилось только семь сильно потрепанных стрелковых дивизий общей численностью немногим более 18 тыс. человек. Здесь же действовали соединения 18 тк, сюда подходил и вышедший из окружения 17 тк. Таким образом, наличные силы Красной армии в районе Воронежского плацдарма немцев составляли, даже с учетом остатков гарнизона города, не более чем эквивалент одной германской дивизии.

Южнее Воронежа по Дону действовали сильно потрепанные в боях 4-й и 24-й танковые корпуса и арьергарды спешно отходившей на юг, в полосу своего фронта, 21-й советской армии. Что касается 11 стрелковых дивизий двух бывших резервных армий, то они еще не успели выйти к рубежу Дона, тем более что выдвигались эти соединения по частям. В первом эшелоне находилось только шесть сд: три выдвигались в составе 60-й армии к Воронежу, три соединения 6-й армии выходили к Дону южнее, причем фронт развертывания последних составлял почти 200 км.

Таким образом, к 10 июля противник продолжал сохранять превосходство во всей полосе Воронежского фронта. К Дону, южнее Воронежа, выдвигалась 2-я венгерская армия. Для ее усиления из резерва подошла 75 пд вермахта. Однако наиболее силен был враг на Воронежском плацдарме. Захвативший большую часть города 48-й танковый корпус вермахта приступил к смене, но все три его дивизии все еще находились недалеко от Воронежа, за рекой Дон. Для замены соединений корпуса сюда прибывали две пехотные дивизии из 2-й полевой армии, а эту перегруппировку немцев прикрывали части 3-й моторизованной дивизии 24-го танкового корпуса вермахта. Противник старался поддерживать численность группировки на Воронежском плацдарме в пределах трех дивизий.

Севернее города, на правом берегу Дона действовали основные силы 2-й полевой армии и 24-го танкового корпуса вермахта. Всего по совокупности — до десяти германских дивизий. Им противостояли войска правого крыла Брянского фронта: 5-я танковая и 13-я армии генералов А.И. Лизюкова и Н.П. Пухова, а также два танковых корпуса (1 и 16 тк), две стрелковые дивизии и 8-й кавкорпус, подчиненные непосредственно фронту, — всего около 15 расчетных дивизий. На этом участке противостояния было примерное равенство сил: германское превосходство в полевой артиллерии до известной степени уравнивалось советским перевесом в танках.

Подобные подробности при анализе сил противостоящих группировок в районе Воронежа автор приводит не случайно. Вышеописанная ситуация стала результатом проигранного танкового сражения, развернувшегося с 28 июня по 7 июля 1942 года в полосе ответственности Брянского фронта. Красная армия имела здесь гораздо больше танков, чем вермахт. Затем в маневренных боях, развернувшихся под Воронежем, из-за неправильного тактического использования растеряла материальную часть и численное преимущество, но так и не добилась перехода инициативы в «свои руки». Зато в отличие от Юго-Западного и Южного фронтов территориальные потери (за исключением утраты самого города. — Примеч. авт.) были не такими уж и катастрофичными. Фронт удалось удержать; более того, танковое сражение не закончилось, а перешло в новую фазу — непрерывно наносили контрудары по противнику 5-я танковая армия и отдельные танковые корпуса Брянского фронта, в соответствии с указаниями Ставки готовились наступать усиливаемые резервами бронетанковые соединения Воронежского фронта. Однако результаты их действий будут представлены читателям уже в последующих военно-исторических исследованиях.

Русский национальный характер имеет склонность к аналитическому мышлению, поэтому вопрос, кто виноват в поражении наших войск во время танкового сражения на Брянском фронте, не может остаться без ответа.

Причин, конечно, несколько. Это и стратегические просчеты Ставки на ведение всей летней кампании 1942 года, и неправильное определение главного удара противника, слабость нашей авиации и недостаточный тактико-специальный уровень подготовки л/с. Ио главная причина поражений именно в этой операции связана, по мнению автора, со слабой компетентностью командования Брянского и Юго-Западного фронтов, а также командующих некоторых армий, не сумевших грамотно действовать в быстро меняющихся условиях боевой обстановки.

Проблемы «субъективного фактора» при управлении фронтовыми объединениями после фиаско под Воронежем осознали и в Ставке. Поэтому генералов Голикова и Чибисова, как «творцов» недавнего поражения (тем более, что за неделю руководства новыми фронтами каких-либо существенных сдвигов в обстановке в лучшую сторону так и не произошло. — Примеч. авт.), решили заменить на молодых генералов, хорошо зарекомендовавших себя в сражениях Великой Отечественной войны.

Вопрос о назначении командующих был предрешен 11 июля на совещании в Ставке. Представитель Генштаба A.M. Василевский и Н.Ф. Ватутин называли возможных кандидатов, а Верховный лично давал им характеристики. На должность командующего Брянским фронтом кандидатуру подобрали быстро: генерал-лейтенант К.К. Рокоссовский был достойным военачальником, он хорошо зарекомендовал себя как командующий армиями. Сложнее оказалось с кандидатурой на должность командующего Воронежским фронтом. Назвали несколько военачальников, но Сталин отводил их. Вдруг встает Николай Федорович (Ватутин) и говорит:

— Товарищ Сталин! Назначьте меня командующим Воронежским фронтом.

— Вас? — И Сталин удивленно поднял брови. Василевский поддержал Ватутина, хотя последний был высококомпетентным штабным работником (с 15 мая по 11 июля 1942 года генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин проходил службу в должности заместителя начальника Генштаба. — Примеч. авт.).

Верховный немного помолчал, посмотрел на генерала Василевского и ответил:

— Ладно. Если товарищ Василевский согласен с вами, я не возражаю[77].

Так Красная армия получила двух талантливых и способных командующих фронтами (замена командующих произошла 13–14 июля 1942 года. — Примеч. авт.), которые в общем и не подвели Родину в последующих сражениях Великой Отечественной (членом Военного совета Брянского фронта был назначен полковой комиссар С.И. Шалин, начальником штаба — генерал-майор М.С. Малинин; членом Военного совета Воронежского фронта был назначен корпусной комиссар И.З. Сусайков, начальником штаба — генерал-майор М.И. Казаков). Одновременно с отбором фронтового командования шла замена нерадивых командармов. Новые руководители, назначенные в результате оценки эффективности именно их полководческой деятельности, своей компетентностью сильно укрепляли боеспособность вооруженных сил страны.

У немцев же шел обратный процесс. Какая-либо локальная неудача, имевшая, возможно, и объективные причины, приводила порой к отставке военачальника. Иногда причиной отставки было недостаточно четкое выполнение указаний «фюрера». Именно так и произошло с генерал-фельдмаршалом фон Боком. 13 июля штаб группы армий «Б» докладывал в ОКХ, что перед 4-й танковой армией и левым флангом группы армий «А» неприятель прорвался на восток и юго-восток и снова большой группировкой двинулся к югу. Генерал-фельдмаршал фон Бок потребовал направить 4-ю танковую армию через Морозовскую (Морозовск) к Дону для более глубокого охвата советских войск, а сам послал следующее донесение Гальдеру: «Я думаю, что уничтожение значительных сил больше не может быть достигнуто в одной операции, когда в центре — крупные силы, а на флангах — слабые»[78]. Это донесение стало предметом бурного обсуждения на совещании 13 июля в германской ставке. Гитлер, взбешенный критикой его действий и угрозой провала операции, прежде всего фон Боку поставил в вину задержку вывода подвижных войск 4-й танковой армии из Воронежа. Неожиданно для всех он отстранил генерал-фельдмаршала Бока от командования. Уже вечером фон Бок получил телеграфное уведомление от Кейтеля немедленно вылететь в Берлин. Позднее, 18 сентября, Гитлер в беседе с Кейтелем так оценивал действия фельдмаршала: «Он теряет из-за этого (Воронежа) 4–5 дней. И это в то время, когда дорог каждый день для того, чтобы окружить и уничтожить русских; он продолжает сидеть там, наверху, с четырьмя лучшими дивизиями, в первую очередь с 24-й танковой дивизией и моторизованной дивизией „Великая Германия“, цепляясь за Воронеж. Я еще сказал — не нажимайте, если встретите где-либо сопротивление, идите южнее к Дону. Решающее — продвинуться как можно быстрее на юг, чтобы мы могли действительно захватить противника в клещи. Так нет, этот человек делает совершенно обратное. Затем пришла эта беда — несколько дней плохой погоды, в результате чего русские неожиданно выиграли 8–9 дней, в течение которых они смогли выбраться из котла…»[79] Новым командующим группы «Б» с 15 июля стал генерал-полковник Вейхс.

Красная армия начала летнюю кампанию с поражения, но разгромом результат недельного сражения назвать никак нельзя. Отступая, советские войска заставляли противника распылять силы. Вольно или невольно германское командование направляло свои армии именно туда, куда отходили наши соединения. Переоценив собственные успехи в мае и июне, а также недооценив возможности противной стороны, командование вермахта под нажимом «фюрера» начало изменять свои первоначальные планы. Так, 4-я танковая армия была переброшена со Сталинградского направления на кавказское, а 11-я полевая армия перенацелена с кавказского на ленинградское направление. Все это было на руку советскому руководству. А самое основное — Гитлер заставил вермахт наступать по двум расходящимся направлениям, при этом главный удар постепенно перемещался с Кавказа в сторону Сталинграда. Для такого наступления у немцев было явно ограниченное количество сил и средств. Несмотря на успех весной и летом, они прямиком устремились к своей собственной катастрофе.

Примечания:

4

Das deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Stuttgart, 1990, Bd. 6, s. 787.

5

Warlimont W. Im Hauptquartier der deutschen Werhmacht, 1933–1945. Frankfurt a. M., 1962, s. 239.

6

Мюллер-Гиллебрандт Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945. Том III. Война на два фронта. Пер. с нем. И.М. Глаголева. Под. ред. П.М. Деревянко. М., Воениздат, 1976, с. 72.

7

KTB/OKW. Bd. 2. Hb 1, s. 52–53.

44

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 35, л. 34 (Доклад заместителя командующего по АБТ войскам Воронежского фронта о боевой деятельности танковых войск Брянского и Воронежского фронтов с 28 июня по 27 июля 1942 г.).

45

Там же, л. 35.

46

Там же, лл. 45–46.

47

Das Deutche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd. 6, s. 876.

48

Там же.

49

Там же, s. 877.

50

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 36, лл. 18–19 (Доклад командира 18 тк о применении и о недостатках в использовании 18 тк на Воронежском фронте за период с 4 июля по 15 августа 1942 г.).

51

Имеются в виду приказы наркома обороны СССР № 057 и № 0455.

52

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, лл. 20–21 (Доклад командира 18 тк о применении и о недостатках в использовании 18 тк на Воронежском фронте за период с 4 июля по 15 августа 1942 г.).

53

Там же, л. 21.

54

8-м кавалерийским корпусом в тот период командовал генерал-майор А.С. Жадов (Жидов), впоследствии известный советский военачальник.

55

В мемуарах Катукова названа другая дата формирования танковой группы — 3 июля. Но согласно архивным данным (ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 30, л. 140. Отчет командира 1 тк о проведенной операции соединениями и частями корпуса с 30.6 по 11.7.1942 г.) объединение было официально объявлено 8 июля. Координировать же свои действия 1 и 16 тк начали пытаться 4 июля.

56

Катуков М.Е. На острие главного удара. М., «Высшая школа», 1985, с. 156.

57

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 30, л. 140 (Отчет командира 1 тк о проведенной операции соединениями и частями корпуса 20.6 по 11.7.1942 г.).

58

ЦАМО РФ, ф. 202, оп. 50, д. 9, лл. 44–45 (Обзор боевых действий 16 тк с 28 июня по 13 июля 1942 г.).

59

На тот момент советским командованием было установлено участие в боях 11, 9, 24-й танковых, 3-й и 16-й моторизованных дивизий, а также моторизованной дивизии «Великая Германия».

60

Казаков М.И. На воронежском направлении летом 1942 года. Военно-исторический журнал № 10, 1964, с. 39.

61

ЦАМО РФ, ф. 331, оп. 5041, д. 155, л. 56 (Краткий итоговый доклад политического отдела 5 ТА о формировании и боевых действиях армий с 29 мая по 12 июня 1942 года).

62

ЦАМО РФ, ф. 331, оп. 5041, д. 18, лл. 1–2 (Отчет штаба 5 ТА о боевых действиях армии с 6 по 18 июля 1942 года).

63

Казаков М.И. На воронежском направлении летом 1942 года. Военно-исторический журнал № 10, 1964, с. 40.

64

ЦАМО РФ, ф. 331, оп. 5041, д. 18, л. 2 (Отчет штаба 5 ТА о боевых действиях армии с 6 по 18 июля 1942 года).

65

Там же, л. 4.

66

Казаков М.И. На воронежском направлении летом 1942 года. Военно-исторический журнал. № 10,1964, с. 41.

67

Там же.

68

Великая Отечественная. Военный биографический словарь. М., «Триада-фарм», 2003, с. 97–98.

69

Карель П., Беддекер Г. Восточный фронт. Книга III. Сталинград. Крах операции «Блау». Военнопленные. Вермахт за колючей проволокой (пер. С. Гукова, С. Липатова). М., Эксмо, 2008, с. 68.

70

Стратегический очерк Великой Отечественной войны 1941–1945, с. 395–396.

71

Там же.

72

Там же, с. 395.

73

17 июля 1942 года Гитлер, вопреки первоначальным планам, снял с фронта начавшегося наступления штаб 11-й армии, штабы двух армейских корпусов (30-й и 54-й), пять дивизий (24, 72, 132, 170-ю пехотные и 28-ю легкопехотную (егерскую) и большое количество частей РГК для включения их в группу армий «Север», где они должны были захватить Ленинград.

74

Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945. Том III. Война на два фронта. Пер. с нем. И.М. Глаголева. М., Воениздат, 1976, с. 94.

75

Военно-исторический журнал. № 7, 1991, с. 5–6.

76

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 35, лл. 50–54 (Доклад заместителя командующего по АБТ войскам Воронежского фронта о боевой деятельности танковых войск Брянского и Воронежского фронтов с 28 июня по 27 июля 1942 г.).

77

Василевский A.M. Дело всей жизни. Мн., Беларусь, 1988, с. 196.

78

Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd.6, s. 884.

79

Проектор Д.М. Агрессия и катастрофа: Высшее военное руководство фашистской Германии во Второй мировой войне 1939–1945. М., 1972, с. 409.