К весне 1942 года войска Брянского фронта оборонялись в 350-км полосе от Белева до н/п Долгое. Фронт прикрывал направление на Тулу и Москву. В то время в составе Брянского фронта было три армии — 61-я, 3-я и 13-я: всего восемнадцать стрелковых дивизий и три отдельные танковые бригады. Оборона во всех армиях была построена в один эшелон со средней тактической плотностью около 15 км на дивизию. В резерве командармов имелось по одной танковой бригаде, а в 3-й армии — еще и стрелковая дивизия. У командующего фронтом в резерве находились 7-й и 8-й кавалерийские корпуса (каждый трехдивизионного состава) и одна стрелковая дивизия. Соседняя слева 40-я армия Юго-Западного фронта занимала оборону на фронте Долгое, Марьино.

Перед войсками Брянского фронта тогда действовала довольно сильная группировка противника — до двадцати дивизий (в том числе три-четыре танковых и, видимо, столько же моторизованных), входивших в состав 2-й танковой и 2-й полевой армий вермахта. Однако особой активности немцы не проявляли, так как именно в этот период в германской Ставке определялись планы на проведение летней кампании 1942 года.

С начала войны и до конца апреля 1942 года общие потери СССР составили 6839,4 тыс. человек, из них 4090,9 тыс. человек безвозвратные[1]. Германские войска и сами понесли потери, которые к концу февраля 1942 года на Восточном фронте составили 1005,6 тыс. человек, или 31 % от всей численности вооруженных сил. Их (потери) Германии все труднее и труднее становилось восполнять. Так, с 1 ноября 1941 года по 1 апреля 1942 года армия резерва сумела отправить на советско-германский фронт всего 450 тыс. человек пополнения, но это было меньше убыли на 336 тыс. человек[2].

Из сводки вермахта за 30 марта 1942 года видно, какую цену немцы заплатили, пытаясь ликвидировать последствия зимнего кризиса: из 162 боевых дивизий советско-германского фронта только 8 можно было считать пригодными для ведения активных действий; в соединениях группы армий «Юг» осталось около половины, а в группах армии «Центр» и «Север» — около 35 % от первоначальной численности пехоты[3]. Общие потери танков к 20 марта 1942 года составили 3319 единиц, а штурмовых орудий — 173. За это время в качестве пополнения поступило 732 и 17 единиц соответственно[4].

Германское командование пришло к выводу, что до лета повысить боеспособность всех соединений не удастся, поэтому готовилось к наступлению только на одном стратегическом направлении — юго-западном с последующим выходом на Кавказ. Для предстоящего наступления на южном крыле советско-германского фронта оно решило восстановить боеспособность лишь 65 дивизий, причем в первую очередь «обновить» 12 танковых и 10 моторизованных соединений, а также соединения и части РГК, предназначенные для действий на южном фланге советско-германского фронта.

На специальном совещании в «Волчьем логове» 28 марта 1942 года генерал-полковник Гальдер, начальник Генерального штаба сухопутных войск (ОКХ), отвечавшего за проведение военных операций на советско-германском фронте, изложил план действий германских вооруженных сил на 1942 год, направленный на окончательный разгром Красной армии.

Присутствующий на совещании немецкий генерал Варлимонт впоследствии вспоминал: «…Гитлер, невзирая на постигшие немцев неудачи, вновь возвратился к своей основной идее, которой он придерживался еще в декабре 1940 года, при утверждении плана „Барбаросса“ (в 1941 году он был вынужден от нее отказаться. — Примеч. авт.). Теперь он снова хотел сосредоточить основные усилия на крайних флангах широко растянутого фронта. Разница состояла лишь в том, что большие потери, которые понесла сухопутная армия, и которые ей не удалось целиком восполнить, вынуждали Гитлера ставить перед собой последовательно одну цель за другой, начиная с южного участка, с Кавказа. Москва как цель наступления… пока совершенно отпадала»[5].

Гитлер через три часа обсуждения утвердил проект документа, который впоследствии по этапам действий германской армии пытались реализовать в двух операциях: «Блау» (пер. с нем. — «синяя») и «Клаузевиц». Первоначально весь план должен был называться «Зигфрид», но «фюрер» не хотел более использовать имена героев германского эпоса в качестве названий для своих военных операций, поскольку это обязывало его ко многому, а наименование «Барбаросса» после грандиозного провала зимней кампании выглядело теперь уже не таким удачным. 5 апреля 1942 года доработанный документ был оформлен в виде директивы ОКВ № 41 (исх. № 55616, совершенно секретно) на проведение летней операции на Востоке[6].

Общий замысел кампании на лето 1942 года состоял в том, чтобы, «сохраняя положение на центральном участке, на Севере взять Ленинград и установить связь с финнами, а на южном участке фронта осуществить прорыв на Кавказ».

В первой части директивы говорилось об оперативных целях, предусматривавшихся на три месяца до начала собственно летнего наступления. Директивой определялось, что по завершении стабилизации всего нынешнего Восточного фронта до начала главной наступательной операции, прежде всего, надлежит очистить от противника Керченский полуостров в Крыму и овладеть Севастополем; далее, отрезать контрударом прорвавшиеся еще в январе под Изюмом советские войска и уничтожить их. Затем, собственно, и начиналось главное «летнее» наступление 1942 года, которое должно было проходить в два этапа.

Первый этап. Две армейские группировки образуют мощные «клещи». Войска северной части «клещей» наносят удар из района Курск — Харьков вдоль Дона в его среднем течении в направлении на юго-восток, в то время как войска южной части «клещей» из района Таганрога форсированным маршем выдвигаются прямо на восток. Обе армейские группировки соединяются западнее Сталинграда, смыкают «клещи» вокруг советских главных сил между Донцом и Доном и уничтожают их.

Второй этап: рывок на Кавказ, высокогорную местность протяженностью 1100 км, расположенную между Черным и Каспийским морями, и овладение кавказскими нефтеносными районами.

Город Сталинград, согласно плану операции «Блау», не представлял собой оперативной цели. Вопрос о том, овладеть ли Сталинградом или «подвергнуть его воздействию нашего (немецкого. — Примеч. авт.) тяжелого оружия» с тем, чтобы он утратил свое значение как центр военной промышленности и транспортный узел, был оставлен открытым.

К 11 апреля Генеральный штаб на основе директивы № 41 разработал планы ряда последовательных операций на южном крыле Восточного фронта. Это было обусловлено тем, что войска, предназначенные для решения конкретных задач, прибывали постепенно. Так, первую операцию — «Блау» должна была проводить на воронежском направлении армейская группа «Вейхс» (о ней будет сказано ниже. — Примеч. авт.). Входившим в нее (Командующий армейской группой «Вейхс» генерал-полковник фон Вейхс одновременно являлся командующим 2-й полевой армией вермахта. 4-й танковой армией командовал генерал-полковник Гот, а 2-й венгерской полевой армией — генерал-полковник Яни. — Примеч. авт.) 2-й полевой и 4-й танковым армиям и 2-й венгерской армии предстояло нанести удар из района северо-восточнее Курска на Воронеж, а 6-й армии — из района Волчанска на Острогожск. Вторую операцию — «Клаузевиц» планировалось осуществить силами той же группы и 1-й танковой армии. По замыслу германского командования, 2-я полевая и 4-я танковая армии группы «Вейхс» должны были по достижении Воронежа повернуть на юг и нанести удар на Кантемировку. Одновременно навстречу ей, из района Славянской, должна была наступать 1-я танковая армия с целью окружения войск Юго-Западного фронта. После этого предполагалось разделить группу армий «Юг» на самостоятельные группы армий, которые должны были развивать наступление в направлении Сталинграда и на Северный Кавказ. Начало операции первоначально планировалось на середину июня.

Как уже упоминалось, еще в апреле 1942 года в соответствии с основными положениями плана Верховное германское командование подготовило изменение структуры управления войсками, находившимися на советско-германском фронте. Так, группа армий «Юг» после начала наступления (это произошло только 7 июля 1942 года) «делилась» на группу армий «Б» под командованием генерал-фельдмаршала Ф. фон Бока (4-я танковая армия, 2-я и 6-я полевые немецкие и 2-я венгерская армии) и группу армий «А» под командованием генерал-фельдмаршала В. Листа (1-я танковая, 17-я и 11-я полевые немецкие и 8-я итальянская армии). Из группы армий «Юг» в группу армий «Б» передавалась армейская группа «Вейхс» (под командованием генерала М. Вейхса), которая включала в себя три армии из четырех — 4-ю танковую, 2-ю полевую немецкие и 2-ю венгерскую армии.

Несмотря на всестороннюю проработку операций директивы № 41, их реализация для немцев была очень рискованна. Характерно, что разведывательный отдел Генерального штаба сухопутных сил вермахта в докладной записке от 28 июня 1942 года пришел к выводу, что «оперативная цель летней кампании хотя и будет в основном достигнута, но не приведет… к полному уничтожению противника перед группой армий „Юг“»; «группы армий „Центр“ и „Юг“ не в состоянии проводить операции крупного размаха»; «в течение лета 1942 года в Советском Союзе не наступит политического и экономического поворота, который имел бы решающее значение для победы». Далее следовало заключение: немецкие войска не смогут ослабить Красную армию до такой степени, чтобы наступил ее «военный крах»[7].

Основной составляющей первой фазы операции «Блау» являлось взятие Воронежа, так как этот город, раскинувшийся по берегам двух рек, являлся важным военно-промышленным и экономическим центром. Он был также ключом к Дону с его многочисленными переправами, а также к реке Воронеж. Город представлял собой, кроме того, еще и узел транспортных коммуникаций Центральной России, где имелись шоссейная и железная дороги, а также водный путь, идущие в направлении с севера на юг — от Москвы к Азовскому, Черному и Каспийскому морям. В германской директиве № 41 Воронежу отводилась роль точки для поворота на юг, а также опорного пункта фронтового прикрытия.

По немецкому плану, удар из района Щигров на Воронеж должен был наноситься силами армейской группы «Вейхс», имевшей 10,5 пехотных, 4 танковых, 3 моторизованных немецких и 10 венгерских дивизий. 9 пехотных дивизий, выдвинутых в полосу сосредоточения 2-й полевой армии, были переброшены на советско-германский фронт из Франции и Германии. Одна танковая и моторизованная дивизия, а также управление 4-й танковой армии, танкового и двух армейских корпусов были переправлены из группы армий «Центр».

Основной удар в направлении на Воронеж наносила 4-я танковая армия. После выхода к реке Дон в районе Воронежа она должна была наступать совместно с 6-й полевой армией на Кантемировку, а затем на юго-восток и, соединившись с 1-й танковой армией, окружить силы Юго-Западного и Южного фронтов.

Если с германскими планами по действиям против основных сил Брянского фронта было все более или менее ясно, то у нашего фронтового командования весной 1942 года вообще не было никакого плана. По воспоминаниям генерала М.И. Казакова, в тот период являвшегося начальником штаба Брянского фронта, до апреля 1942 года командование и штаб Брянского фронта вообще не получали никакой ориентировки от Генерального штаба о предстоящей летней кампании. Предположения строились самые разные, а особенно беседы на эту тему оживились с приездом в начале апреля нового командующего войсками фронта — генерал-лейтенанта Ф.И. Голикова. Мысленно руководство фронта возвращалось к опыту осенней кампании 1941 года, когда операционное направление Орел, Тула, Москва было одним из главных направлений наступления германских войск. Исходя из этого, руководство Брянского фронта (командующий генерал-лейтенант Ф.И. Голиков; начальник штаба генерал-майор М.И. Казаков; члены Военного совета корпусной комиссар И.В. Сусайков, бригадный комиссар С.И. Шабалин) полагало, что и в летней кампании 1942 года это направление может стать одним из основных. О перспективе возможных наступательных действий всех наших армий руководство фронта стало думать только тогда, когда на усиление войск (фронта) начали прибывать новые стрелковые и танковые соединения: четыре танковых корпуса (1, 3, 4-й и 16-й), семь стрелковых дивизий, одиннадцать стрелковых бригад, четыре отдельные танковые бригады и значительное количество отдельных артиллерийских полков.

А между тем планы на летнюю кампанию у командования Красной армии имелись, просто до руководства Брянского фронта их не доводили. Изучая «Основные положения плана ГШ КА на летнюю кампанию 1942 г.», а также «Замысел наступательных операций…» на это же время, автор убеждается, что лишь на одном участке фронта, к северу от Ладожского и Онежского озер до Мурманска (и то на ближайшую половину лета!) была предусмотрена прочная и активная оборона. Остальным же фронтам (самостоятельно и во взаимодействии), на основании требования И.В. Сталина об изгнании захватчиков с оккупированной территории уже к концу 1942 года, были поставлены наступательные задачи. Так, в первой половине мая предстояло ликвидировать демянскую группировку, провести Орловскую и Харьковскую операции; одновременно Ставкой предусматривался разгром ржевско-вяземско-гжатской группировки врага войсками Калининского, Западного и частью сил Северо-Западного фронта. После овладении районами Вязьмы, Орла и Харькова планировались две одновременные операции: одна с целью разгрома любанско-чудской группировки и деблокады Ленинграда, а другая — на переднем левом фланге с целью освобождения Донбасса. «Не ждать удара противника, — говорилось в пояснительной записке, — а самим нанести мощный встречный или даже упреждающий удар, может быть, даже отказавшись от некоторых задач, истребив основные свежие резервы противника, перейти в решительное наступление на всем фронте. При этом главные усилия, очевидно, будут направлены на участок Двинск — Минск и со стороны Днепропетровска на Киев — Жмеринка, чтобы создать предпосылки для захвата и последующего разгрома всей центральной группировки противника»[8]. На карте была обозначена и стратегическая цель к концу 1942 года — выход на западную границу СССР. И только после этого — переход к обороне.

Таким образом, на лето 1942 года планировалось наступление почти на всем советско-германском фронте, подобно тому, что пыталась осуществить Красная армия в январе — апреле 1942 года. Авантюрность этого плана не могла не привести к катастрофическим последствиям. Во многом она была обусловлена переоценкой зимних успехов советских войск и в немалой степени недооценкой врага. В принципе злую шутку со Сталиным сыграла не столько его недостаточная осведомленность об истинных боевых возможностях Красной армии, сколько уверенность в том, что вермахт исчерпал свои наступательные возможности.

Главной ударной силой будущих наступлений Красной армии должны были стать танковые корпуса. Такие соединения, в спешном порядке создаваемые по личному указанию И.В. Сталина, начали формировать весной 1942 года.

Согласно директиве Народного комиссариата обороны СССР № 724218сс от 31 марта 1942 года, за апрель 1942 года было сформировано четыре первых танковых корпуса. Каждое такое соединение состояло из управления (штат № 010/369), двух танковых бригад (штат № 010/345—010/352) и одной мотострелковой бригады (штат № 010/370—010/380). На 1 апреля 1942 года в составе подобного корпуса должно было насчитываться 5603 человека, 100 танков (20 KB, 40 Т-34, 40 Т-60), двадцать 76,2-мм орудий, двенадцать 45-мм противотанковых пушек, 20 37-мм зенитных орудий, 66 ПТР, четыре 120-мм миномета, 42 82-мм минометов и 539 автомашин.

Командирами первых четырех бронетанковых соединений были назначены: 1 тк — генерал-майор танковых войск М.Е. Катуков, 2 тк — генерал-майор танковых войск А.И. Лизюков, 3 тк — генерал-майор танковых войск Д.Н. Мостовенко; 4 тк — генерал-майор танковых войск В.А. Мишулин.

Танковые бригады включались в состав из числа уже сформированных и находящихся в резерве Ставки, мотострелковые бригады формировались заново.

Штатная структура всех новообразованных танковых корпусов была более чем странной: мизерное управление тк всего из 99 человек предназначалось скорее для координации входящих в него бронетанковых и мотострелкового соединений, также в танковых корпусах сначала отсутствовали разведывательные, «связные» и тыловые подразделения.

Уже в процессе формирования несовершенную штатную структуру стали изменять. Директивой НКО № 724485 сс от 15 апреля 1942 года в состав корпуса была введена третья танковая бригада той же «смешанной» организации, как и две первые. Теперь в тк уже насчитывалось всего 150 танков: 30 KB, 60 Т-34, 60 Т-60. Также в апреле 1942 года директивой заместителя НКО № Орг./1/2303 в состав тк и мотострелковой бригады корпуса по штату № 04/218 была введена инженерно-минная рота численностью 106 человек.

Всего менее чем через месяц после начала формирования первые четыре танковых корпуса были отправлены на фронты. В отличие от последующих танковых соединений их оснащение было достаточно однотипным: тяжелые танки KB производства ЧКЗ, средние танки Т-34–76, поступавшие с трех заводов (Уралвагонзавода — УВЗ, СТЗ и завода № 112 «Красное Сормово»), а также легкие танки Т-60 и новейшие Т-70. Особенно хорошо был укомплектован 1-й танковый корпус (формировался в Москве, в Серебряном Бору) — в его составе были только последние модели Т-34–76 УВЗ с новой формой башни (выпущены на Уралвагонзаводе в феврале — марте 1942 года), а также 4-й танковый корпус, имевший много легких Т-70, которые впервые массово намеревались использовать в операциях лета 1942 года.

Между тем «кампания» по формированию новых танковых корпусов принимала поистине гигантский размах. Согласно директивам НКО № 724485сс от 15 апреля 1942 года и № 724486сс от 9 мая 1942 года, было предписано создать еще восемь танковых корпусов: 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14-й и 15-й.

Одновременно с формированием тк в системе резерва Ставки ВГК по директивам № УФ 2/88 — УФ 2/90 от 15 апреля 1942 года командование фронтов также приступило к формированию крупных бронетанковых соединений (семи танковых корпусов). Из них командованием Юго-Западного направления было сформировано четыре танковых корпуса: 21, 22, 23-й и 24-й; Военным советом Западного фронта — два корпуса (5-й и 6-й), Военным советом Калининского фронта — один корпус (7-й).

В мае-июне 1942 года в системе резерва Ставки ВГК начали формировать еще три тк: 16, 17-й и 18-й.

Танковые корпуса укомплектовывали в самые сжатые сроки времени. Например, лучше всего подготовленный 1 тк начал формироваться на базе 1-й гвардейской танковой бригады 31 марта 1942 года, а в конце апреля этого же года уже вошел в состав Брянского фронта. 24-й танковый корпус генерала В.М. Баданова начал формироваться в Ворошиловграде 20 апреля 1942 года в соответствии с приказом по войскам Южного фронта, а уже 2 мая 24 тк был сформирован. Но быстрее всех скомплектовали 17-й танковый корпус генерал-лейтенанта Н.В. Фекленко. Формирование соединения началось 19 июня, а уже 26 июня корпус вошел в подчинение командующего войсками Брянского фронта. Правда, следует учесть, что танковые бригады этого соединения формировались АБТ центром Сталинградского военного округа с 20 апреля по 20 июня 1942 года. Подобная быстрота крайне отрицательно влияла на сколоченность наших танковых корпусов, взаимодействие между подразделениями было не налажено. Да и четкого понимания задач, решать которые должны были танковые корпуса, у нашего командования не было[9].

По ходу формирования корпусов их штатная структура продолжала совершенствоваться.

Приказом НКО № 00106 от 29 мая 1942 года «смешанные» танковые бригады корпуса были заменены одной тяжелой тбр на KB в составе 53 танков (32 KB, 21 Т-60) и двумя средними тбр в составе 65 танков каждая (44 Т-34 и 21 Т-60 в бригаде). Таким образом, теперь в бригаде насчитывалось 183 танка. Но уже 1 июня 1942 года приказом НКО № 00108 состав тяжелой танковой бригады был снова изменен. Теперь в бригаде был 51 танк: 24 KB и 37 Т-60. Итого в тк имелся по штату 181 танк.

Лавинообразное нарастание численности танковых корпусов привело к пестроте танкового парка этих соединений. Нередко «тридцатьчетверки» заменялись британскими танками сопровождения пехоты МК II «Матильда II» и МК III «Валентайн II/IV», а тк, формируемые на фронтах, обычно создавались на базе уже имевшихся танковых бригад, поэтому часто имели довольно пестрый танковый парк. Мотострелковые бригады для подобных «фронтовых корпусов» создавались либо за счет резервов, либо путем переформирования каких-то частей, например лыжных батальонов. Боевое слаживание фактически не проводилось.

Между тем в штаты тк продолжали вносить изменения. Приказом НКО № 0484 от 15 июня 1942 года в состав корпуса включалась рота подвоза ГСМ по штату № 010–388-Б численностью 74 человека с целью обеспечения тк второй возимой заправкой. Директивой заместителя НКО № 726059с от 24 июня 1942 года в состав танкового корпуса была введена почтовая станция по штату № 014/69-В численностью 5 человек. Директивой НКО № 726444сс от 13 июля 1942 года танковые бригады некоторых из сформированных корпусов были переведены со штата № 010/345–010/352 на штат № 010/270–010/277 численностью 1066 человек, имевшие 53 танка, из них: 32 Т-34 и 21 Т-70. Количество танков в корпусе данной организации составило 153 единицы.

Наконец, 13 июля 1942 года директивой НКО № 726019сс в состав тк включили гвардейский минометный дивизион (штат № 08/83,250 чел. л/с, восемь артустановок М-13 или М-8), разведывательный батальон (штат № 010/389, численность 208 человек, 20 бтр британского производства «Универсал» и 12 бронемашин) и мотоциклетный батальон (штат № 010/353, численность 287 человек). Таким образом, к середине июля «формирование штатной архитектуры» советского танкового корпуса было завершено, так как последующие изменения в его структуру были внесены только 22 декабря 1942 года[10].

Всего в апреле — июне 1942 года в системе резерва Ставки Верховного главнокомандования было сформировано 14 танковых корпусов, а на фронтах — 11 танковых корпусов. В боевых действиях при проведении Воронежско-Ворошиловградской операции (с 28 июня по 24 июля 1942 года) принимали участие 13 танковых корпусов, из них три — в составе 5-й танковой армии. Это составляло практически больше половины танковых корпусов, имевшихся у Красной армии на советско-германском фронте в середине лета 1942 года.

Первые танковые армии (3-я и 5-я) были сформированы в период апреля — июня 1942 года на базе общевойсковых армий. Управление танковой армии было переформировано по штату № 02/158, части обеспечения и тыловые части сохранялись от общевойсковых армий.

Состав танковых армий был определен приказом НКО № 00106 от 29 мая 1942 года: три танковых корпуса и одна резервная танковая бригада. Для постоянного взаимодействия с танковыми корпусами в состав танковых армий включалось несколько стрелковых дивизий.

Эта новая структура из-за функциональных просчетов штатного расписания оказалась еще более неповоротливой, чем отдельные танковые корпуса, и 5 ТА после нескольких дней неудачных боев на Брянском фронте была очень быстро расформирована.

Но Ставка все-таки верила в положительную перспективу танковых объединений. Несмотря на то что 3-я танковая армия, находившаяся на Западном фронте, особо выдающихся результатов при проведении Козельской наступательной операции (22 августа — 10 сентября 1942 года) не показала, ее «неразгром» сочли успехом, а ряд соединений 3 ТА даже получил гвардейское звание. В августе возродили и 5-ю танковую армию. Вера в подобные объединения оправдалась — 5 ТА неплохо проявила себя в боях под Сталинградом, а затем, уже с новым штатом, до самого конца войны танковые армии стали «ударным кулаком» наших войск в наступательных операциях.

Оценив возможности бронетанковых соединений (а впоследствии и объединений) Брянского фронта, вернемся к середине апреля 1942 года. Силы фронта из-за полученных резервов значительно возросли. Только танков (в составе Брянского фронта) насчитывалось более 1500 единиц.

В связи с увеличением количества войск еще 20 апреля по инициативе командующего фронтом была создана новая, 48-я армия. Несколько раньше, 4 апреля, в состав Брянского фронта вошла 40-я армия, переданная из Юго-Западного фронта. Она обороняла полосу шириной 110–115 км, имея в своем составе пять стрелковых дивизий без средств усиления. С получением этой армии Брянский фронт должен был прикрывать новое важное направление — Курск, Воронеж, расходившееся с орловско-тульским почти под прямым углом. В случае наступления противника на обоих этих направлениях фронт мог оказаться в очень тяжелых условиях. Поэтому командование Брянского фронта внесло в Ставку предложение создать на воронежском направлении новое фронтовое управление, подчинив ему фланговые армии Брянского и Юго-Западного фронтов (40-ю и 21-ю) и две находившиеся на этом направлении резервные армии Ставки (3-ю и 6-ю). Однако Ставка ВГК расценила предложение командования Брянского фронта как посягательство на ее (Ставки) резервы и отклонила его.

Теперь рассмотрим, как Ставка и фронтовое командование оценивало складывавшуюся в полосе Брянского фронта и соседних фронтовых объединений обстановку. Необходимо отметить, что деятельность командования и штаба Брянского фронта весной и в начале лета строилась исключительно на частных указаниях Ставки, без широкого ориентирования руководства БФ во всех сложностях оперативно-стратегической обстановки в целом.

20 апреля Брянский фронт получил директиву Ставки ВГК о подготовке частной наступательной операции на курско-льговском направлении. Конечная ее цель командованию Брянского фронта не сообщалась. Директивой предусматривалось нанесение двух самостоятельных ударов на изолированных друг от друга направлениях: один 48-й армией в составе четырех стрелковых дивизий, восьми отдельных и двух танковых бригад в общем направлении на Введенское; другой, более сильный, — в полосе 40-й армии силами шести стрелковых дивизий, трех отдельных стрелковых бригад, двух танковых бригад и 4-го танкового корпуса. Направление этого удара шло южнее Курска, а объектом действия 4-го танкового корпуса назначался город Льгов. Данная директива Ставки предусматривала активные действия меньшей части войск фронта. Большая же их часть должна была выполнять пассивные задачи — удерживать занимаемые позиции. Такое решение Ставки командование Брянского фронта тогда объясняло тем, что она (Ставка) ожидала активных действий противника на орловско-тульском направлении и стремилась сохранить главные силы БФ для противодействия этому наступлению.

23 апреля командующий фронтом выехал в Москву для доклада плана наступления, разработанного в соответствии с директивой Ставки. По возвращении генерал Ф.И. Голиков передал в штаб фронта полученное указание: подготовить и провести наступательную операцию более широкого масштаба, уже на орловском направлении. Брянский фронт получил задачу — нанести концентрические удары силами 61-й и 48-й армии в обход Орла с северо-запада и юго-запада. Им должны были частью своих сил оказать содействие 3-я и 13-я армии. Готовность войск фронта к наступлению была определена Ставкой к 10–12 мая, то есть одновременно с наступлением войск Юго-Западного фронта в районе Харькова.

Планирование операции в штабе Брянского фронта было закончено к 5 мая. Но начать ее в указанный срок командование (фронта) не могло, так как еще не были подвезены необходимые припасы и горючее. Генерал-лейтенант Голиков попросил Ставку перенести начало наступления на 16 мая. Дав на это согласие, Ставка, однако, не изменила срока наступления Юго-Западного фронта, которое началось 12 мая. Таким образом, противнику пришлось отражать удар только одного фронта на относительно узком участке, что обеспечивало ему возможность маневра силами и средствами.

Однако у решения по отмене наступления Брянского фронта была еще одна причина. Надо признать, что перед летним наступлением на юге германскому командованию крупно повезло: в его руках оказался советский генерал А.Г. Самохин, до войны наш военный атташе в Югославии, а в роковой для него час — командующий 48-й армии Брянского фронта. Только недавно побывавший на приеме у Сталина, он летел на фронт. На его беду, пилот, который остался без штурмана и плохо знал навигационную обстановку, посадил самолет не в Ельце, а на аэродроме противника в Мценске! Немцам не пришлось силой выуживать у советского генерала нужные им сведения: при нем оказалась полевая сумка с секретными директивами, которые давали полную картину предстоящего наступления войск под командованием маршала Тимошенко с барвенковского выступа[11].

Несмотря на географическое «соседство», о ходе сражения в районе Харькова в штабе Брянского фронта знали очень мало. По непонятным соображениям Генеральный штаб Красной армии не информировал ни командующего, ни штаб фронта об обстановке на Юго-Западном фронте. Сведения же, поступавшие из штаба ЮЗФ, были весьма отрывочные. Но 16 мая командование Брянского фронта получило из Генштаба предупреждение, что предстоит изменение фронтового плана наступления. 17 мая на Брянский фронт прибыл представитель Ставки генерал-лейтенант П.И. Бодин. Он сообщил, что в результате сильных контрударов противника обстановка для войск Юго-Западного фронта чрезвычайно осложнилась. Для содействия войскам ЮЗФ Брянскому фронту по указанию Ставки надлежит провести частную наступательную операцию войсками 40-й армии, поддержав ее всей операцией фронта.

40-я армия не была готова к немедленному переходу к наступлению. Назначив его на 20 мая, генерал-лейтенант Ф.Н. Голиков выехал в 40 А для руководства подготовкой войск к операции. Через несколько дней намеченное наступление 40-й армии Ставка отменила, поскольку оно уже не могло повлиять на положение войск Юго-Западного фронта в районе Харькова. 24 мая войскам Брянского и Юго-Западного фронтов было приказано прочно удерживать занимаемые рубежи обороны.

В конце мая и в начале июня германские войска продолжали активные наступательные действия в районе Харькова. В ходе разгрома окруженных группировок Юго-Западного и Южного фронтов Красная армия понесла тяжелые потери. По существу, это была настоящая катастрофа. Согласно советским источникам, Юго-Западный и Южный фронты потеряли 277 190 человек, из них 170 958 безвозвратно и 106 232 ранеными[12]. Погибли там и наши известные военачальники: Ф.Я. Костенко, Л.B. Бобкин, A.M. Городнянский, К.П. Подлас. Некоторые из них предпочли покончить с собой, чтобы не оказаться в «руках противника». По немецким данным, только в плен было взято 239 тыс. человек[13]. Боеспособность вышеперечисленных фронтовых объединений была утрачена. Это отрицательно сказалось на исходе оборонительной операции Брянского фронта, начавшейся в последних числах июня.

Войска Брянского фронта, пять общевойсковых армий которого находились в непосредственном соприкосновении с противником, в течение июня продолжали совершенствовать свою оборону. 61, 3, 48-я и 13-я армии имели по две оборонительные полосы и сильные вторые эшелоны. Более слабой оказалась оборона в полосе 40-й армии, где не были еще так развиты инженерные сооружения, а тактическая плотность войск была меньшей, чем в других армиях. Тогда по распоряжению командующего фронтом усилили первый эшелон 40-й армии и создавалась вторая полоса обороны по рубежу река Кшень, Быково, занятая 6-й стрелковой дивизией, а также 111-й и 119-й стрелковыми бригадами, переданными в состав армии. Между первой и второй полосами армий расположились 14-я и 170-я танковые бригады, предназначенные для контратак. Район вокруг н/п Касторное, превращенный в противотанковый (район), заняла 284-я стрелковая дивизия, находившаяся во фронтовом резерве. Вблизи Касторного сосредоточились 115-я и 116-я отдельные танковые бригады фронтового резерва.

При разработке оборонительных планов командование Брянского фронта исходило из возможного наступления противника на двух основных направлениях: первое — Орел, Мценск, Тула и второе — Щигры, Касторное, Воронеж. Применительно к этому и размещались фронтовые резервы. Для отражения наступления на первом направлении предусматривались контрудары: с востока из района Ефремова на Чернь силами 5-й танковой армии, с начала июня находившейся в резерве Ставки, и 8-го кавкорпуса, а с севера — из полосы 61-й армии — силами 7-го кавкорпуса и двух танковых бригад; при наступлении на втором — предполагалось нанести контрудары также с двух направлений: с севера — силами 1-го и 16-го танковых корпусов, а с юга — 4-м танковым корпусом.

Командование и штаб Брянского фронта считали, что сделали все возможное для создания устойчивой обороны, но с точки зрения сегодняшнего дня она имела достаточно много недостатков. Главный из них заключался в том, что, располагая сильными фронтовыми резервами и в целом правильно наметив направления для их использования, руководство Брянского фронта не создало четкой системы управления ими (фронтовыми резервами) уже в ходе операции. Кроме того, предусмотрев использование резервов по отдельным направлениям, командование БФ не подготовило их массированного удара на каждом из этих направлений с тем, чтобы иметь возможность ответить на наступление противника не серией частных контрударов, а переходом в решительное контрнаступление во фланг и тыл основной ударной группировки врага, прорывающейся через полосу нашей обороны. Тем более, что к середине июня 1942 года Брянский фронт располагал самыми обширными (фронтовыми) резервами на советско-германском фронте.

В июне 1942 года в резерве Брянского фронта (61, 3, 48, 13, 40-я общевойсковые армии, 5-я танковая и 2-я воздушные армии) имелось два кавалерийских корпуса (7 и 8 кк), четыре стрелковые дивизии, шесть танковых корпусов (1, 16, 3, 4 тк; а также 2-й и 11-й танковые корпуса 5-й танковой армии, находившейся в полосе фронта с 6 июня 1942 года), четыре отдельные танковые бригады (14, 170, 115, 116 тбр) — насчитывавшие около 1640 танков, из них: 191 KB, 650 Т-34–76, 42 БТ и Т-26, а также 757 легких и пехотных танков соответственно советского и британского производства. Всего же танковых бригад в составе Брянского фронта было 12, но восемь из них были переданы на усиление общевойсковых армий. Совокупная мощь бронетанковых соединений являлась по тому времени гигантской силой, способной обеспечить реализацию любых фронтовых задач.

Между тем обстановка в полосе действий Брянского фронта стала обостряться. Уже в первой половине июня наша воздушная разведка стала отмечать сосредоточение вражеских войск в районе Колпны, Щигры, Курск. Точно силы противника не были определены, но становилось уже ясно, что идет сосредоточение новой оперативной группировки немцев. Внимание командования фронта, естественно, было приковано к этому направлению.

Новые данные о противнике в указанном районе штаб фронта немедленно докладывал в Генеральный штаб Красной армии. Но, несмотря на это, разведуправление Генштаба нацеливало внимание руководства Брянского фронта на совсем другое направление. 18 июня представитель разведуправления по телефону «ВЧ» сообщил генерал-лейтенанту Ф.И. Голикову о том, что немецкое командование сосредоточивает крупную группировку войск (не менее четырех танковых и до десяти пехотных дивизий) в районе Юхнова, против Западного фронта и северного крыла Брянского фронта. После такой информации командующему фронтом пришлось выехать на правый фланг, чтобы проверить готовность войск к отражению возможного наступления врага на тульском направлении.

В «правофланговой» 61-й армии Брянского фронта в конце июня 1942 года находилась достаточно крупная танковая группировка в составе: 3-го танкового корпуса (28 KB, 58 Т-34, 68 Т-60, 24 Т-70 — всего 178 танков; 59 пушек, 52 миномета, 72 противотанковых ружья; л/с 5645 человек в 103, 50, 51 тбр и 3 мсбр), 68-й (11 KB, 5 Т-34, 14 Т-60) и 192-й (М3 средних — 14, М3 легких — 30) отдельных танковых бригад, а также 20-го отдельного танкового батальона (2 KB и 9 Т-60). По другой статистике, всего в составе 61 А имелось 293 танка (45 KB, 66 Т-34, 14 М3 средних, 30 М3 легких, 26 Т-70,106 Т-60 и 6 БТ-7), из них исправными были 265 машин (42 KB, 62 Т-34, 14 М3 средних, 30 М3 легких, 24 Т-70 и 93 Т-60), а 28 находились в ремонте[14]. В тылу 61-й армии кроме бронетанковых соединений располагался хорошо укомплектованный и абсолютно «свежий» 7-й кавалерийский корпус.

Ставка на этом участке фронта опасалась наступления 2-й танковой армии из группы армий «Центр» (ее основу составляли 4, 17-я и 18-я танковые дивизии вермахта) и требовала держать здесь существенные резервы. Поэтому 61-ю армию «прикрывали» 3-й танковый и 7-й кавалерийский корпуса, а «в тылах» 3-й армии Брянского фронта вообще располагалась 5-я танковая армия (которая с 6 июня перешла в подчинение генерал-лейтенанта Голикова), имевшая к началу июля 641 танк: 83 KB, 228 Т-34, 88 МК II «Матильда II», 242 Т-60. Располагая собственными разведданными, которые не подтверждали информацию из разведуправления Генштаба КА, командование Брянского фронта вынуждено было выработать некий универсальный план «полуобороны — полунаступления», причем — и на правом и на левом флангах своего фронтового объединения. Например, для 61 А, в случае проведения операции по освобождению Орла, 3 тк, а затем и кавалерия должны были войти в прорыв вражеских позиций, взять Волхов, а затем удерживать его до подхода стрелковых частей. В случае обороны против соединений наступающей 2-й танковой армии — контратаками вражеских позиций поддерживать устойчивость (обороны) все тех же стрелковых соединений и частей.

Что же вышло на практике? После начала наступления армейской группы «Вейхс» в полосе обороны 13-й и 40-й армий Брянского фронта и 21-й армии Юго-Западного фронта быстро выяснилось, что 61 А на тот момент «угрожают» вовсе не 2-я танковая армия вермахта, а 296-я и 112-я пехотные дивизии противника, которые поддерживают немногочисленные боевые машины из 10-й танковой дивизии (это бронетанковое соединение не предполагалось использовать в летнем наступлении германской армии, поэтому реорганизации и массовому доукомплектованию оно не подвергалось. — Примеч. авт.). Нечто подобное вышло на участках обороны 3-й армии. И вместо того, чтобы сразу вступить в бой, 3-й танковый корпус так и остался в бездействии, а 5-я танковая армия была вынуждена готовиться и проводить сложную передислокацию по ж/д с последующим маршем на юго-восток, по существу опоздав к месту решающего сражения. Так просчеты Ставки и лично И.В. Сталина предопределили логику событий в сражении на воронежском направлении.

Между тем в полосе обороны Юго-Западного фронта произошло событие, которое могло «пролить свет» на многие детали операции «Блау». Следует заметить, что это германское наступление по личному указанию Гитлера было чрезвычайно засекречено. Даже командиры корпусов до самого начала наступления не должны были знать ни приказов корпусу, ни самой директивы № 41 и определяемых ей планов. Им (командирам корпусов) довели только задачи собственных соединений во время первой фазы операции «Блау», а они, в свою очередь, должны были устно довести общие положения до командиров дивизий, командующего артиллерией корпуса и некоторых штабных служб.

Но командир 40-го танкового корпуса генерал танковых войск Штумме нарушил этот приказ. 19 июня он продиктовал один документ объемом в половину машинописной страницы, начинавшийся словами: «Только для господ командиров дивизий! И только относительно первой фазы операции „Блау“». Сверхсекретный листок начальник оперативного отдела штаба 40 тк подполковник Гессе приказал доставить в штабы дивизий через особо надежных офицеров связи.

В 14.00 19 июня начальник оперативного отдела штаба 23-й танковой дивизии майор Генштаба Райхель на легком связном самолете «Физелер Шторх» вместе с пилотом обер-лейтенантом Дехантом вылетел в расположение штаба 17-го армейского корпуса с целью произвести оттуда еще раз рекогносцировку маршрутов выдвижения дивизии, обозначенных в упомянутом машинописном листе (на имя командира дивизии). Кроме этого листа при нем были карты с нанесенной боевой обстановкой, расположением дивизий корпуса и с указанными целями наступления согласно первой фазе операции «Блау».

Последний раз этот самолет между 15.00 и 16.00 видел передовой артиллерийский наблюдатель 336-й пехотной дивизии вермахта. «Физелер Шторх» кружил в очень низкой облачности, а когда на этом участке фронта началась сильная летняя гроза, сел вблизи расположения советских войск, где самолет атаковала разведгруппа Красной армии. Примерно так излагают ситуацию немецкие источники. По советским данным, германский самолет, пролетая над «нейтральной полосой» между позициями немецких и советских войск, был обстрелян бойцами из 76-й стрелковой дивизии 21-й армии Юго-Западного фронта. Получив пробоину в бензобаке, откуда стало вытекать горючее, «Физелер Шторх» был вынужден сесть для ремонта, где его и «достали» советские разведчики. В этом бою Райхель и Дехант оказали сопротивление и, к сожалению, были убиты (если бы удалось «разговорить» живого Райхеля, который в общих чертах знал все о «большом замысле», вплоть до Сталинграда и Кавказа, возможно, реакция Ставки на эти события была бы другой), а захваченные документы нашими разведчиками были переданы в вышестоящие инстанции.

Немцы были просто в панике. Они выкопали (наши бойцы похоронили германских офицеров прямо у самолета) трупы и провели их опознание, чтобы убедиться, что Райхель не был захвачен советскими войсками (ординарец опознал своего майора). Генерал т/в Штумме, его начштаба подполковник Франц, командир 23-й танковой дивизии генерал фон Бойнебург-Ленгсфельд за трое суток до начала наступления были сняты со своих должностей, кроме того, все они предстали перед особым присутствием имперского военного суда, а двое были приговорены к наказанию: соответственно 5 лет и 2 года содержания в крепости под стражей. Командир 23 тд был оправдан. Но уже через четыре недели «фюрер» отменил приговор суда, принимая во внимание их заслуги и выдающуюся храбрость. Штумме был откомандирован в качестве заместителя Роммеля в Африканский корпус, Франц последовал за ним, вступив в должность начальника штаба этого корпуса.

Ну а что же советское командование? 19 июня штаб Юго-Западного фронта передал руководству Брянского фронта «содержание оперативной директивы» командира 40-го немецкого танкового корпуса, захваченной на «сбитом» в полосе Юго-Западного фронта самолете противника. Из этого документа следовало, что 40-й танковый корпус в составе 3-й и 23-й танковых дивизий, 29-й моторизованной дивизии и двух пехотных дивизий (100-й легкопехотной (с 28 июня — егерской) и 376-й), находясь в составе 6-й немецкой полевой армии, участвует в операции «Блау». Он должен был наступать из района Волчанска на Новый Оскол. Ближайшей задачей 40 тк являлось соединение у Старого Оскола с частями 4-й танковой армии, наносившими удар из района Курска для окружения советских войск в районе Горшечное и Старый Оскол. После выполнения этой задачи корпус частью сил должен был наступать на Воронеж, а главными силами продвигаться на Острогожск. Стало очевидным, что противник готовит крупную наступательную операцию на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов. Но какой-либо действенной реакции на назревающие события так и не последовало. И причинами этому стали интриги во взаимоотношениях командующих фронтов и личное мнение И.В. Сталина о возможности проведения немецкой наступательной операции на этом участке советско-германского фронта.

Наряду со Ставкой руководство Брянским, Юго-Западным и Южным фронтами осуществлял главком и штаб межфронтового объединения — Юго-Западного направления, которое с декабря 1941 года возглавлял Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко, бывший народный комиссар обороны Советского Союза. Уже в мае 1942 года, после разгрома Юго-Западного фронта под Харьковом, Тимошенко (одновременно на тот момент являвшийся командующим ЮЗФ) начал стремительно терять доверие Сталина. Это хорошо понимал командующий Брянским фронтом генерал-лейтенант Голиков, который, получив информацию о содержании немецких трофейных документов Райхеля (Тимошенко считал их подлинными. — Примеч. авт.), принялся не укреплять оборону и производить необходимые перемещения войск, а стал аппелировать к Сталину, упрекая Семена Константиновича Тимошенко в бездействии.

Результатом этих споров стало появление директивы Ставки ВГК № 170458 от 21 июня 1942 года, по которой было упразднено Юго-Западное направление, а войска Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов вошли в непосредственное подчинение Ставки Верховного главнокомандования.

После получения германских трофейных документов, найденных у майора Райхеля, наши разведорганы «зашевелились». 19–21 июня авиаразведка Брянского фронта снова подтвердила сосредоточение крупных сил немцев в районах Курска и Щигров. 22 июня в докладе Ставки по «ВЧ» генерал-лейтенант Ф.И. Голиков указывал на наличие в этих районах 6–7 танковых и моторизованных дивизий врага и отмечал продолжающиеся туда железнодорожные перевозки с запада. Закончив доклад об обстановке, комфронта пожаловался на то, что командующий Юго-Западным фронтом Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко не принимает мер к усилению правого фланга 21-й армии, и просил назначить «единого хозяина» Воронежского района. Однако его просьба не была удовлетворена. 24 июня наша авиаразведка обнаружила открытое передвижение вражеских войск к Курску и Щиграм из района Орла. Таким образом, имелись все основания для вывода о том, что здесь готовится крупное наступление врага. Было принято решение нанести по немецким силам бомбоштурмовой удар. Он был проведен 26 июня, но особых результатов, как оказалось впоследствии, не принес.

Главная беда была в том, что без разрешения Ставки (а на самом деле — самого И.В. Сталина) командующие не могли самостоятельно перемещать крупные фронтовые резервы. Однако Верховный считал, что добытые документы «вскрывают лишь один участок оперативного плана противника. Можно полагать, что аналогичные планы имеются и по другим фронтам. Мы думаем, что немцы постараются что-нибудь выкинуть в день годовщины войны и к этой дате приурочивают свои операции»[15].

Сталин, несмотря на мнение очень авторитетных военачальников[16], втайне, видимо, опасался нового наступления немцев на Москву и отдавал приоритет тем сообщениям разведорганов (а сообщения порой поступали взаимоисключающие. — Примеч. авт.), которые склонялись считать главной угрозой летом 1942 года группу армий «Центр». Тем более, что немцы тоже «не сидели сложа руки».

С целью скрыть направление главного удара в летней кампании и создать ложное впечатление о подготовке крупного наступления на московском направлении, по распоряжению командования вермахта штаб группы армий «Центр» разработал дезинформационную операцию под кодовым названием «Кремль». Цель ее была сформирована в приказе о наступлении на Москву, подписанном 29 мая командующим группой армий «Центр» генерал-фельдмаршалом Клюге и начальником штаба генералом Велером: «Разгромить вражеские войска, находящиеся в районе западнее и южнее столицы противника, прочно овладеть территорией вокруг Москвы, окружив город, и тем самым лишить противника возможности оперативного использования этого района»[17]. Бросается в глаза, что совершенно секретный приказ был составлен в 22 экземплярах, в то время как приказы по другим операциям составлялись в 10, максимум в 16 экземплярах. Часть этих документов специально «подбрасывалась» советскому командованию, используя для этого самые различные приемы: «заблудившийся самолет», убитых немецких офицеров и др.

Для большей убедительности дезинформации в плане этой операции перечислялось много мероприятий, имитирующих подготовку наступления в полосе группы армий «Центр». Проводилась аэрофотосъемка московских оборонительных позиций, окраин города, районов Владимира, Иванова, Тамбова, Горького, Рыбинска и др. Осуществлялась радиодезинформация, усилилась переброска агентов через линию фронта на западном направлении. Были разосланы планы столицы и крупных городов в полосе наступления и с 10 июля разосланы во все штабы, вплоть до полков. Проводились полные перегруппировки и переброски войск, штабов, командных пунктов и др. По времени эти мероприятия тесно увязывались с подготовкой и осуществлением операции на южном крыле советско-германского фронта.

Псевдоданные о подготовке немецкого наступления в полосе обороны Западного фронта легли на «благодатную почву». К тому же Верховный считал, что по сравнению с вермахтом годичной давности немецкие вооруженные силы значительно ослабли. Мысли И.В. Сталина о планах германских вооруженных сил были «реализованы» в сообщении Совинформбюро от 23 июня 1942 года. В нем говорилось следующее: «К весенне-летней кампании немецкое командование подготовило, конечно, свою армию, влило в армию некоторое количество людских и материальных резервов. Но для этого гитлеровским заправилам пришлось взять под метелку все остатки людей, способных держать в руках оружие, в том числе ограниченно годных, имеющих крупные физические недостатки. В течение зимы гитлеровское командование неоднократно обещало немецкому населению весной начать решающее наступление против Красной армии. Весна прошла, но никакого решающего наступления немецкой армии не состоялось… Конечно, на фронте такой протяженности… гитлеровское командование еще в состоянии на отдельных участках сосредоточить значительные силы войск… и добиваться известных успехов. Так, например, случилось на Керченском перешейке. Но успехи, подобно на Керченском перешейке, ни в какой мере не решают судьбу войны… Немецкая армия 1942 года это не та армия, которая была в начале войны. Отборные немецкие войска в своей массе перебиты. Кадровый офицерский состав частью истреблен Красной армией, частью разложился в результате грабежей и насилия над гражданским населением оккупированных районов. Младший командный состав, как правило, перебит и теперь набирается в массовом порядке из необученных солдат. Ныне немецкая армия не в состоянии совершать наступательных операций в масштабах, подобно прошлогодним».

По мысли Верховного главнокомандующего получалось, что летом 1942 года ослабленная германская армия предпримет одно глобальное наступление — и эта операция будет проведена на западном направлении. Действия немцев на других участках советско-германского фронта — не более, чем локальные акции, которые можно нейтрализовать собственными контрударами. Вот почему 26 июня командующий Брянским фронтом был вызван в Ставку. Возвратившись на следующий день, он сообщил руководящим работникам управления фронта о том, что Сталин не верит в правдоподобность операции «Блау», и высказал большое неудовлетворение работой наших разведчиков. Сказав, что «нельзя давать противнику бить наши войска по частям, нужно самим наносить удары по войскам противника», он дал указание руководству Брянского фронта подготовить к 5 июля совместно с войсками Западного фронта операцию по овладению Орлом. 61-я армия (с 29 июня она передавалась из Брянского фронта в Западный) должна была нанести удар в обход Орла с севера и запада. Брянскому фронту ставилась задача нанести главный удар 48-й армией; ей должны были содействовать 3-я и 13-я армии, нанося в своих полосах вспомогательные удары. Читателю становится ясно, что с началом разработки подобной операции перебросить 5-ю танковую армию и 3-й танковый корпус (последний с 29 июня переходил в подчинение Западного фронта. — Примеч. авт.) становилось решительно невозможно. Время для передислокации войск было упущено.

Получив указания Сталина, штаб Брянского фронта немедленно приступил к разработке плана операции по овладению Орлом. К 2–3 часам утра 28 июня были сделаны первоначальные наметки этого плана. Днем штаб фронта предполагал работать над его детализацией. Но в этот день началось наступление немцев на воронежском направлении[18].

28 июня противник развернул наступление в полосе Брянского фронта на участке от Сетенева до Рождественского. Ранним утром в 02.15 он провел сильную разведку боем, которая была отбита, а уже в 10 часов — артиллерийскую и авиационную подготовку и начал наступление главными силами. Наиболее мощному удару подверглись соединения, находившиеся на стыке 13-й и 40-й армий — 15-я стрелковая дивизия 13-й армии, 121-я и 160-я стрелковые дивизии 40-й армии, против которых, как выяснилось позднее, наступали три танковые (11, 9, 24 тд), две пехотные (387, 385 пд), одна егерская или легкопехотная дивизия (6 егд), а также элитная моторизованная дивизия вермахта «Великая Германия». Уже в первой половине дня командованию Брянского фронта стало ясно, что оно имеет дело с крупным наступлением врага.

Организационно силы наступавшего противника относились к армейской группе «Вейхс», входившей в состав группы армий «Юг» генерал-фельдмаршала фон Бока.

Армейская группа «Вейхс» под командованием генерал-полковника фон Вейхса структурно состояла из 2-й полевой и 4-й танковой немецких армий и 2-й венгерской армии. Представляя из себя так называемую первую ударную группу (вторая ударная группа — это 6-я полевая армия генерала танковых войск Паулюса. — Примеч. авт.), она, как уже говорилось, должна была наступать с запада на восток на воронежском направлении. При этом на 2-ю полевую армию возлагалась задача прорыва советской обороны и обеспечение с севера стремительного броска 4-й танковой армии к Дону. В районе Воронежа предусматривалось захватить плацдарм на левом берегу этой реки. 3-й армейский венгерский корпус из состава 2-й венгерской армии, двигаясь на правом фланге 4 ТА, должен был создать внутренний фронт окружения советских войск западнее реки Оскол.

К моменту перехода в наступление армейская группа «Вейхс» включала в себя шесть армейских корпусов. Основные силы группы «Вейхс» в составе 12 пехотных, трех моторизованных и четырех танковых дивизий были сосредоточены в районе севернее и северо-восточнее н/п Щигры. Левофланговый 55-й армейский корпус вермахта в составе трех пехотных дивизий, 1-й мотобригады СС и 243-го дивизиона штурмовых орудий обеспечивал северный фланг ударной 4-й танковой армии генерал-полковника Гота, наступая на Ливны в полосе нашей 13-й армии. Главный удар наносила 4 ТА на стыке 13-й и 40-й советских армий Брянского фронта. Непосредственный прорыв обороны осуществлял 13-й армейский корпус вермахта, состоявший из трех пехотных дивизий и оперативно подчиненный Готу. Поддержку прорыва танками и его дальнейшее развитие осуществляли 24-й и 48-й танковые корпуса. Первый из них включал 9-ю и 11-ю танковые, а также 3-ю моторизованную дивизию. Второй — 24-ю танковую дивизию, а также 16-ю моторизованную дивизию и моторизованную дивизию «Великая Германия». 24-й танковой дивизии (прежде 1-й восточно-прусской и единственной кавалерийской дивизии вермахта, прошлой зимой реорганизованной и переименованной затем в танковую), которую поддерживал дивизион штурмовых орудий «Великая Германия», была поставлена задача — взять Воронеж. Правый фланг армейской группы «Вейхс» прикрывал 3-й венгерский армейский корпус (6, 7, 9 пд, однако в боях участвовали только две дивизии. — Примеч. авт.) из 2-й венгерской армии генерал-полковника Яни[19]. Предполагалось, что главные силы 2 А венгров, усиленные 7-м армейским корпусом вермахта после прорыва советской обороны южнее Щигров, должны будут развивать наступление на юго-восток и овладеть районом Старого Оскола, а в последующем выдвинуться на реку Дон южнее Воронежа до н/п Лиски. В интересах армейской группы «Вейхс» действовала 10-я зенитно-артиллерийская дивизия люфтваффе. Всего в 4-й танковой армии вермахта вместе с приданными соединениями насчитывалось около 250 тыс. человек, 799 орудий полевой артиллерии, 378 противотанковых пушек, 252 миномета, а также 828 зенитных орудий всех калибров. Главная сила группы составляла 733 танка и около 70 штурмовых орудий. В ближайшем резерве находились еще две немецкие и пять венгерских дивизий, а также 1-я венгерская танковая дивизия, для укомплектования которой немцы передали свое устаревшее танковое вооружение: 8 Pz. Kpfw. I Ausf.B, 102 Pz. Kpfw. 38(t) и 22 Pz. Kpfw. Ausf. D/F1[20]. Таким образом, германское командование армейской группы «Вейхс» дополнительно могло ввести в сражение еще 8 дивизий, одна из которых была танковой.

Против 13-й армии генерал-майора Н.П. Пухова и 40-й армии генерал-лейтенанта артиллерии М.А. Парсегова из состава Брянского фронта (тринадцать с половиной стрелковых дивизий на фронте в 180 км) армейская группа «Вейхс» выставила двадцать одну с половиной дивизию, из них четырнадцать с половиной пехотных, четыре танковых и три моторизованных.

Еще более значительным было превосходство на направлении главного удара (см. таблицу 1). Сложившаяся обстановка требовала от командования Брянского фронта и 40-й армии создания оборонительной группировки и возведения оборонительных сооружений. Однако стрелковые дивизии первого эшелона 40-й армии располагались почти равномерно. Второй эшелон армии (одна стрелковая дивизия и две стрелковые бригады) находились в 40–60 км от переднего края. Части генерал-лейтенанта М.А. Парсегова не подготовили оборонительных рубежей ни в тактической, ни в оперативной глубине, артиллерийские противотанковые резервы и противотанковые резервы не создавались вовсе. Герой Советско-финской войны командующий 40-й армией М.А. Парсегов был человеком увлекающимся, у него порой не хватало терпения на детальный анализ обстановки и кропотливую деятельность по созданию прочной обороны. Начальник штата Брянского фронта генерал М.И. Казаков впоследствии вспоминал разговор командарма 40 А с командующим Брянским фронтом.

— Как оцениваете свою оборону? — спросил Ф.И. Голиков.

— Мышь не проскочит, — уверенно ответил командарм.

Имея сведения о том, что в полосе обороны Брянского фронта располагаются многочисленные советские бронетанковые соединения, германское командование (в соответствии с указанием Гитлера от 28 сентября 1941 года) максимально насытило свои войска модернизированной техникой, способной на равных бороться с нашими Т-34 и КВ. Так, в составе танковых и моторизованных дивизий армейской группы «Вейхс» имелось 76 танков Pz. Kpfw. IV Ausf. F2 с 75-мм мощной длинноствольной пушкой Kwk 40 (длиной 43 калибра). Уже в ходе боев в танковые части вермахта стали поступать средние танки Pz. Kpfw.IV Ausf. G с еще более мощной 75-мм артсистемой Kwk L48. Кроме этого, в 243-м дивизионе штурмовых орудий, а также в дивизионе штурмовых орудий «Великая Германия»[21] одна или две батареи из дивизиона (7–14 единиц) оснащались новыми модификациями StuG III Ausf.F (длина ствола 75-мм пушки — 43 калибра) или StuG III Ausf. F8 (длина ствола 75-мм пушки — 48 калибров). Уточняя вопрос о модифицированных штурмовых орудиях, следует заметить, что модификации StuG III Ausf. F и StuG III Ausf. F8 могли вооружаться артсистемами с длиной ствола и в 43, и в 48 калибров. Отличия между вышеописанными модификациями штурмового орудия были связаны прежде всего с использованием бронекорпуса упрощенной формы (StuG III Ausf. F8), а также наличием ряда изменений в агрегатах САУ, в массовом количестве воспроизведенных в последующей модификации StuG III Ausf. G. Также впервые 3 мд, 16 мд и элитная моторизованная дивизия «Великая Германия» имели в составе танкоистребительных дивизионов (В моторизованной дивизии «Великая Германия» по одной батарее из 9 САУ было в каждом из двух пехотных полков соединения. — Примеч. авт.) по батарее самоходных истребителей танков Sd.Kf z. 132 «Мардер II», оснащенных 76,2-мм советской трофейной пушкой Ф-22, модернизированной германскими конструкторами (наименование — Pak 36(r); длина ствола — 54,8 калибра). Вместе с большим количеством средних танков Pz. Kpfw III последних модификаций J u М с 50-мм длинноствольными пушками Kwk L/60 немецкая танковая группировка являлась значительной и опасной силой.

Таблица 1

Соотношение сил и средств на участке прорыва Брянского фронта армейской группой «Вейхс» к 28 июля 1942 года

Также увеличился штатный количественный состав германских бронетанковых соединений. По директиве Генерального штаба вермахта от 18 февраля 1942 года в танковых дивизиях танковые полки впервые перешли с двух- на трехбатальонную организацию. В каждом батальоне имелось по две роты легких танков и одной роте средних танков. Эти танковые полки были укомплектованы полностью. Оставался лишь некомплект в частях, на вооружении которых находились устаревшие танки Pz. Kpfw.II, производство которых немецкой промышленностью было прекращено в июле 1942 года. Одна из рот мотоциклетного батальона, две усиленные роты при одном из мотопехотных батальонов и одна саперная рота получили на вооружение полугусеничные бронетранспортеры. Мотопехотная бригада была усилена одной батареей подвижных ЗСУ (20-мм зенитные орудия), а дивизионная артиллерия была усилена зенитным дивизионом РГК, состоящим из двух батарей 88-мм и одной батареи 20-мм зенитных пушек. Разведывательные батальоны были расформированы. Теперь для ведения разведки мотоциклетному батальону была придана рота разведывательных танков. Средства же тяжелой артиллерии смогли быть пополнены лишь до 75 % штатной нормы.

Моторизованные дивизии впервые получили в штат один танковый батальон, состоявший из двух рот легких и одной роты средних танков. Разведывательный батальон был расформирован. Для ведения разведки мотоциклетный батальон был усилен одной ротой разведывательных танков. Моторизованные полки дополнительно получили по одной батарее 20-мм зенитных орудий, артиллерия была усилена зенитным дивизионом РГК, так же как и танковая дивизия.

В некоторых артиллерийских истребительных противотанковых дивизионах две батареи были оснащены 76,2-мм советскими трофейными артсистемами, установленными на самоходных гусеничных лафетах германского производства. Элитная моторизованная дивизия вермахта «Великая Германия» имела по сравнению с другими немецкими моторизованными дивизиями лучшее вооружение. Ее моторизованный полк получил тяжелое оружие в большем количестве; танковый батальон состоял из трех рот средних танков. Кроме того, эта дивизия дополнительно получила дивизион штурмовых орудий «Великая Германия» трехбатарейного состава[22]. Состав материальной части германских танковых и моторизованных соединений, входящих в армейскую группу «Вейхс», представлен в таблице 2.

Таблица 2

Боевой состав 4 ТА армейской группы «Вейхс»[23] (данные на конец июня — начало июля 1942 года)

Хоть как-то на время задержать такую массу танков и самоходных орудий (817 — по подсчетам автора) врага, введенных в бой на относительно небольшом участке обороны Брянского фронта, могла наша артиллерия. Но из-за стратегических ошибок Ставки и тактических просчетов командармов плотность противотанковой артиллерии в полосах 15-й стрелковой дивизии 3-й армии, 121-й и 160-й стрелковых дивизий 40-й армии, оборонявшихся на стыке этих армий и испытавших самый мощный удар противника, не превышала 3–4 орудий на 1 км фронта. Артиллерийских противотанковых резервов в дивизиях не было. Артиллерия, стоявшая на закрытых позициях в расположении дивизий всего первого эшелона обеих армий, имела недостаточную для подобной ситуации плотность — от 4 до 7 орудий и минометов на 1 км фронта.

В обеих армиях имелись артиллерийские противотанковые резервы: один полк в 13-й армии и два полка в 40-й армии. Однако этих средств было явно недостаточно, чтобы преградить дорогу вражеским танкам, рвущимся вперед.

Зенитное артиллерийское прикрытие войск было слабым, так как штатные артиллерийские батареи стрелковых дивизий почти не имели орудий и зенитных пулеметов, а большинство зенитных частей усиления использовались для прикрытия тыловых объектов. Наша авиация качественно и количественно значительно уступала противнику и также не могла обеспечить надежного прикрытия своих войск.

Наступлению ударной группировки армейской группы «Вейхс» предшествовала 40-минутная артиллерийская и авиационная подготовка. Самолеты противника группами в 25–30 машин непрерывно бомбардировали боевые порядки нашей пехоты и огневые позиции артиллерии в полосе 15, 121-й и 160-й стрелковых дивизий. Артиллерийским огнем и ударами авиации врагу удалось в значительной степени подавить оборону наших войск, в том числе и артиллерию. На огневые позиции отдельных батарей налетало одновременно до 20 и даже до 60 самолетов, действующих с малых высот. Из-за больших потерь в личном составе и вооружении боевая деятельность наших батарей почти прекратилась[24].

Германские войска атаковали и на других участках Брянского фронта. В 03.00 28 июня силы противника провели разведку боем на участке между 160-й и 212-й стрелковыми дивизиями, а уже к 07.00 после массированной атаки оборона в этом секторе была прорвана.

Командующий 40 А имел в своем резерве вышеупомянутые 14-ю (располагалась в районе Средний Расховец, Ленинский) и 170-ю (располагалась в лесу восточнее Кузькино, Пузачи) танковые бригады — всего 83 танка (2 БТ-5, 16 БТ-7, 43 MKIII «Валентайн II», 2 МКII «Матильда II», 20 Т-60). В 09.45 оба этих соединения выдвинулись к месту прорыва, где сутки сражались «в одиночестве» (ведя бой из засад), только на второй день сражения установив связь с частями 212 сд и 4-м гвардейским артполком. Больше танковых резервов у командующего 40-й армией не было, а, как известно, в 10.00 началось основное наступление германских войск.

К исходу 28 июня немецкие соединения продвинулись на 10–12 км. Участок главного удара противника определялся ясно, но его силы, группировка и замыслы еще не были раскрыты, поскольку не имелось ни пленных, ни документов. Наша воздушная разведка оказалась полностью вытесненной из района боевых действий и не дала никаких данных о передвижениях немцев, как к линии фронта, так и в их ближайших тылах. По результатам развернувшегося сражения командование Брянского фронта считало, что в первом оперативном эшелоне в этот день наступало не менее 8–10 дивизий, из них 2–3 танковые. Что могло быть во вторых эшелонах и в резерве для нашего командования, оставалось неясным.

Исходя из складывающейся обстановки, руководство фронта вечером 28 июня стало принимать меры по противодействию немецкому наступлению. Войска получили указания об удержании оборонительных полос. 40-ю армию усилили 115-й (8 KB, 20 Т-34, 20 Т-60 на 18.30 28 июня 1942 года) и 116-й (8 KB, 18 Т-34, 20 Т-60 на 17.00 28 июня 1942 года) отдельными танковыми бригадами из резерва фронта[25]. На рубеж реки Кшень (на стык 13-й и 40-й армий) из фронтового резерва выдвигался 16-й танковый корпус, а к западу от реки (на левый фланг 13-й армии) — 1-й танковый корпус.

В этот день большое беспокойство за положение на воронежском направлении проявила и Ставка Верховного главнокомандования. По ее распоряжению (вечер 28 июня) фронт усиливался танковыми соединениями: из состава Юго-Западного фронта передавались 4-й и 24-й танковый корпуса (4-й танковый корпус до начала операции «Блау» находился в составе Брянского фронта, 28 июля был передан в состав Юго-Западного фронта, а на следующий день, после уяснения обстановки, вновь вернулся в состав Брянского фронта. — Примеч. авт.), выдвигающиеся в район Старого Оскола; из резерва Главного Командования в распоряжение командования Брянского фронта поступал 17-й танковый корпус, двигавшийся от Воронежа к н/п Касторное. Таким образом, с учетом находившейся в полосе фронта 5-й танковой армии (2-й и 11-й танковые корпуса) Брянский фронт располагал для противодействия наступлению противника семью танковыми корпусами (1, 16, 17, 4, 24, 2, 11-й), не считая отдельных танковых бригад. Одновременно в состав фронта включались дополнительно четыре полка истребительной и три полка штурмовой авиации. Но, к сожалению, немедленно использовать эти самолеты командование Брянского фронта не могло, так как авиация на аэродромы базирования прибыла, а топливо для нее не выделили.

Привлечение столь многочисленных бронетанковых сил Красной армии (см. таблицу 3) могло не только быстро остановить немецкое продвижение, но и восстановить положение. По существу, на 28 июня в пяти отдельных танковых корпусах (без 5-й танковой армии: 2-й и 11-й танковые корпуса) и четырех резервных отдельных танковых бригадах (14, 170, 115, 116 тбр) было 970 танков, из них Т-60 — 340. А ведь еще существовали армейские соединения и части! Силы сторон были примерно равны. Однако и командование фронта, и командующие армиями не сумели грамотно использовать прибывающие резервы, так как весьма смутно представляли себе текущую обстановку. Командные пункты управления находились в 70–100 км от войск, поэтому в большинстве случаев прибывающим соединениям и частям задачи ставились по карте или по телефону, в лучшем случае через офицеров связи.

Так, командующий 40-й армией М.А. Парсегов со своим штабом находился в районе Быково, в глубоком тылу своих войск. Ни он, ни его заместители ни разу не побывали в стрелковых дивизиях, ведущих тяжелые бои. Лично командарм 40 А поставил боевую задачу только одному соединению — 115 тбр, да и то в связи с критическими обстоятельствами, угрожающими ему лично. Управление 116 тбр осуществлялось только по радиосвязи.

Несмотря на то что ситуация на фронте ухудшалась с каждым часом, командование Брянского фронта пребывало в состоянии какой-то странной эйфории. Руководство БФ считало, что, определив направление главного удара противника, теперь «задавит» его мощным «танковым кулаком». Однако было нанесено несколько ударов, да и то — «растопыренными пальцами».

Таблица 3

Боевой состав отдельных танковых корпусов Брянского фронта (данные на конец июня 1942 года)

* В составе 1-й мотострелковой бригады имелось 20 бронеавтомобилей: 18 БА-10, 1 БА-3, 1 БА-20.

** Кроме танков в составе 16 тк имелось 10 бронеавтомобилей БА-10, БА-20 (по 5 машин в отдельной роте управления корпуса и в 15-й мотострелковой бригаде) и 19 английских бронетранспортеров «Универсал» (по 3 машины в танковых бригадах и 10 — в 15-й мотострелковой бригаде).

Утром 29 июня шел сильный ливень, который сковал действия германских соединений. Их операции на флангах вклинения (у н/п Ливны — на севере, у н/п Тима — на юге) не получили опасного развития. Однако в центре дела шли более чем скверно. Во второй половине дня противник опять возобновил свое наступление и после артиллерийской и авиационной подготовки сломил сопротивление 15, 121-й и 160-й стрелковых дивизий. Продвинувшись на 30–35 км, к вечеру немецкая ударная группировка на стыке 13-й и 40-й армий вышла ко второй оборонительной полосе, проходившей по реке Кшень. Возникла угроза прорыва Брянского фронта на воронежском направлении. У реки Кшень, в районе Волово наступающие немецкие войска столкнулись с частями 16-го танкового корпуса. Этот корпус совместно с соединениями второго эшелона 40-й армии — 111, 119-й отдельными стрелковыми бригадами и 6-й стрелковой дивизией — был развернут на восточном берегу Кшени. Завязались упорные бои.

Фактически каждое из наших соединений сражалось на этом участке обороны по принципу «каждый сам за себя». Какого-либо системного взаимодействия между стрелковыми дивизиями и 16-м танковым корпусом не было.

16 тк оборонял участок Вислый Колодезь, Аннинское протяженностью 22–24 км. Собственно на передовой линии, вытянувшись по всему фронту по восточному берегу реки Кшень, находилась только 15-я мотострелковая бригада, имея во втором эшелоне только по одной стрелковой роте. Танковые бригады находились в тылу: 107 тбр — в районе Воловчик, Волово; 164 тбр — в районе Большое; 109 тбр — в районе Липовчик, Куганы.

Когда немцы подошли к реке Кшень (вечером 28 июня), они решили преодолеть ее с ходу. Это удалось только частично. После того как артиллеристы и расчеты противотанковых ружей из 15 мсбр вывели из строя около 40 танков противника, германское командование на этом участке наступление прекратило. Однако н/п Новый Поселок отбить у немцев не удалось, он сохранялся противником как плацдарм для дальнейшего наступления на восток.

К рассвету 29 июня 107-я и 164-я танковые бригады выдвинулись во второй эшелон обороны и расположились за позициями 15 мсбр. Одновременно для ликвидации разрыва между левым флангом стрелкового полка из 143-й стрелковой дивизии и правым флангом 15-й мотострелковой бригады на рубеж Гордеевка (искл.), Вислый Колодезь был выдвинут мотострелково-пулеметный батальон 107 тбр с ротой мспб 164 тбр.

15-я мотострелково-пулеметная бригада, удерживая свои позиции, продолжала успешно отражать атаки танков и мотопехоты противника, нанося ему большие потери как в живой силе, так и в технике. К исходу дня 15 мсбр имела потери: убитыми и ранеными до 50 % личного состава, 3 противотанковых орудия вместе с прислугой, две 76,2-мм пушки, 5 автомашин и 2 бронеавтомобиля.

164-я танковая бригада боевых действий не вела, но в течение дня ее позиции неоднократно подвергались бомбардировкам авиации противника, которая в конце концов вывела из строя одну боевую машину и ранила несколько человек, находившихся под этим танком.

107-я танковая бригада во взаимодействии с 15 мсбр вела бой с танками и пехотой противника, переправившимися на левый берег Кшени в районе Нового Поселка. В результате было подбито 18 танков противника, из которых 5 сгорело. Но 6 KB, которые пытались отбить Новый Поселок и ворвались в этот населенный пункт, были расстреляны противотанковой артиллерией противника. Каждой из сторон удалось сохранить «статус-кво». Но немцы уже прорвались на другом участке.

Вечером 29 июня большая группа немецких танков, прорвав оборону 6 сд, подошла к Быково, где располагался командный пункт 40-й армии. Появление германских войск вызвало здесь панику и неразбериху. Штаб и командование 40 А, поспешно «отскочив» в район н/п Касторное, потеряли связь с большинством своих дивизий, а для прямой связи с дивизиями у штаба фронта в то время не имелось средств.

Бегство штаба 40-й армии с командного пункта в Быково удалось удачно провести только потому, что в этом районе находилась 115 тбр. В 18.30 29 июня в расположение соединения, которое в этот момент было сосредоточено в Голопузовке, лично прибыл генерал-лейтенант артиллерии Парсегов и отдал следующий приказ: «Бригаде контратаковать колонну танков и мотопехоту противника, остановить ее и прикрыть отход штаба 40-й армии на новый командный пункт, в дальнейшем воспретить прорыву танков (противника) на Горшечное». Весь вечер шел тяжелый бой. Наши танкисты в основном действовали из засад, ведя сражение с достаточно большой (танковой) группой противника, насчитывавшей до 60 машин. Потеряв 23 своих танка, с наступлением темноты немцы прекратили атаку, а 115-я танковая бригада продолжала удерживать свои позиции в районе Голопузовки.

В это же время в 116-й танковой бригаде, сосредоточившейся в районе Матвеевки, искали способы получить хоть какие-то указания из штаба 40-й армии. Дело было в том, что комбриг 116 во время сеанса радиосвязи со штабом армии вечером 29 июля был убит «вследствие налета немецкой авиации». Мощная радиостанция также была уничтожена, а нового расположения штаба 40-й армии в бригаде не знали. После того как удалось выяснить, что в районе Быково 115-я танковая бригада ведет тяжелейший бой с большой группой германских танков, исполняющий обязанности комбрига 116 тбр принял самостоятельное решение — идти на помощь 115-й танковой бригаде и вместе с ней вести дальнейшие оборонительные действия. В ночь с 29 на 30 июня 116 тбр двинулась на соединение с соседями.

Как уже говорилось, расширить прорыв в северо-восточном направлении на Ливны и в юго-восточном направлении на Тим немцам не удалось. Особое упорство в этот день проявили войска 13-й армии в районе юго-восточнее н/п Ливны. Удержали занимаемые позиции и части 40-й армии, оборонявшиеся в центре, хотя им пришлось «загнуть» свой правый фланг в район Тима.

Но, несмотря на отчаянные усилия наших бойцов, в течение двух дней наступления германские войска имели значительные успехи. Они прорвали оборону Красной армии на стыке 13 А и 40 А на фронте до 40 километров и продвинулись в глубину до 35–40 километров. Войска Брянского фронта не смогли в эти дни нанести контрудар, так как выдвигаемые резервы не успели сосредоточиться.

29 июня в бой на Брянском фронте впервые с начала операции «Блау» были введены наши бронепоезда.

Еще в мае 1942 года в распоряжение 40-й армии БФ прибыл 38 одпб в составе двух бронепоездов: № 1 «Челябинский железнодорожник» и № 2 «Южноуральский железнодорожник». Дивизион дислоцировался в районе станции Мармыжи.

В течение полутора месяцев «бепо» систематически использовались для артобстрелов по немецким позициям (в ходе которых выявилась ненормальная работа противооткатных приспособлений, установленных на бронепоездах 75-мм французских пушек образца 1897 года. — Примеч. авт.).

29 июня в ходе прорыва немецкими войсками советской обороны н/п Мармыжи стал ареной активного противоборства сторон. Бронепоезда дивизиона подвергались интенсивным бомбежкам группами до 20 самолетов с интервалами 5–10 минут. Несмотря на интенсивный огонь из пулеметов ДТ, ДШК и польских «Браунингов», 25-мм автоматов и даже 75-мм башенных орудий, был поврежден «Челябинский железнодорожник» — бомба попала между третьей бронеплощадкой и бронепаровозом, в результате чего последний вышел из строя. Примерно в 17.00 неподвижный бронепоезд атаковали прорвавшиеся к Мармыжам немецкие танки, от огня последних загорелись 1-я и 2-я бронеплощадки, на которых стали рваться снаряды, после чего команда покинула состав.

«Южноуральский железнодорожник» в начале боя находился на станции Росховец, где в течение всего дня отражал атаки немецкой авиации, сбив при этом 6 самолетов, часть из которых упала у станции. При этом один германский летчик был взят в плен и передан представителям 40-й армии. К 14.00 бронепоезд подошел к станции Мармыжи, но прорваться через нее не смог — пути были разбиты немецкой авиацией. Попытка восстановить ж/д полотно успеха не имела, во время очередного авианалета его снова разрушили, а примерно в 17.00 немцы начали обстрел «Южноуральского железнодорожника» из танков и минометов. Необходимо сказать, что к началу боя бронепоезд имел только два 75-мм орудия — 2 других из-за неисправностей сняли и сдали в ремонт. Во время боя с авиацией противника вышли из строя две оставшиеся пушки, а бомбами повредило 25-мм автомат, пулеметы ДШК, 7 ДТ и 5 «Браунингов», которые использовались для противовоздушной обороны. Понимая, что бронепоезд не может вести бой, а пути отхода отрезаны, командир дивизиона майор В. Коржевский приказал взорвать «бепо». Но сделано это не было, и к вечеру 29 июня «Южноуральский железнодорожник» был захвачен немцами. Потери дивизиона составили 15 человек убитыми, 19 ранеными и 35 пропавшими без вести, была полностью уничтожена база дивизиона, сожженная самолетами на станции Мармыжи.

Для разгрома прорвавшегося врага командование Брянского фронта готовилось нанести два удара. С севера, из района н/п Ливны, нанести удар должны были 1-й и 16-й танковые корпуса, а навстречу им, из района н/п Горшечное — 4, 17-й и 24-й танковые корпуса. Считалось, что такими силами Брянский фронт вполне сможет разгромить прорвавшуюся немецкую группировку и восстановить положение.

Три танковых корпуса, наступавших из района Горшечного, были объединены в оперативную группу под командованием генерал-лейтенанта танковых войск Я.Н. Федоренко — начальника Главного автобронетанкового управления Красной армии, специально прибывающего на фронт для оказания помощи в организации действий танковых соединений.

Ставка не была в восторге от действий командования фронта. В ночь на 30 июня генерал-лейтенанта Ф.И. Голикова вызвал к прямому проводу Сталин. «Нас беспокоят две вещи, — сказал он. — Во-первых, слабая обеспеченность вашего фронта на реке Кшень и в районе северо-восточнее Тим. Мы считаемся с этой опасностью потому, что противник может при случае ударить по тылам 40-й армии и окружить наши части. Во-вторых, нас беспокоит слабая обеспеченность вашего фронта южнее города Ливны. Здесь противник может при случае ударить на север и пойти по тылам 13-й армии. В этом районе у вас будет действовать Катуков (1 тк), но во втором эшелоне у Катукова нет сколько-нибудь серьезных сил. Считаете ли вы обе опасности реальными и как вы думаете рассчитываться с ними»[26].

Командующий Брянским фронтом доложил, что он считает более вероятным удар по тылам 40-й армии, так как войска 13-й армии успешно отразили все атаки пехотных дивизий противника. К тому же в глубине обороны 13-й и 48-й армий имеются значительные резервы. Командующий фронтом также сообщил, что 4-й и 24-й танковые корпуса крайне медленно продвигаются к Старому Осколу и прочной связи с ними фронт пока не имеет. Двигающиеся к линии фронта из Воронежа части 17-го танкового корпуса израсходовали горючее, а штаб корпуса не организовал его доставку. Считая, что на своевременный ввод в бой этих трех корпусов рассчитывать нельзя, командующий фронтом просил разрешения отвести войска левого крыла 40-й армии на вторую оборонительную полосу. Однако Верховный главнокомандующий не согласился с этим и дал следующие указания:

«1. Простой и неподготовленный отвод частей армии Парсегова на рубеж Быстрик, Архангельское будет опасен, так как рубеж этот не подготовлен и отвод превратится в бегство.

2. Самое плохое и непозволительное в вашей работе состоит в отсутствии связи с армией Парсегова и танковыми корпусами Мишулина и Баданова (4 и 24 тк). Пока вы будете пренебрегать радиосвязью, у вас не будет никакой связи и весь ваш фронт будет представлять неорганизованный сброд. Почему вы не связались с этими танковыми корпусами через Федоренко? Есть ли у вас связь с Федоренко?

3. Хорошо бы из района Оскол один танковый корпус направить для удара на Горшечное. Все против танков, занявших Быково. Сюда же направить корпус Павелкина (16 тк) рядом с Фекленко или во втором эшелоне.

4. Парсегов жалуется на авиацию, а что делала наша авиация…»[27]

Следовательно, по указанию Ставки усилия наших четырех (пока без 17 тк, совершающего марш. — Примеч. авт.) танковых корпусов направлялись не на фланги прорывавшегося противника, а против острия его клина в район, где, по имеющимся у советского руководства данным, сосредоточилось около 300 танков. По мнению командования Брянского фронта, обстановка требовала более глубоких ударов, а именно: западнее линии Касторное, Старый Оскол во фланг вражеской группировке. К участию в этих ударах следовало привлечь и часть сил общевойсковых армий. Но командование фронта не решилось предложить Ставке свой план действий и по радио поставило задачи танковым корпусам согласно указаниям Сталина, возложив контроль за их действиями на ВПУ (ВПУ — вспомогательный пункт управления. — Примеч. авт.) фронта, находившийся в Касторном. Этот слабый по составу пункт управления не мог осуществить контроля за действиями трех танковых корпусов, но иного выхода в тот момент у командования и штаба фронта, размещавшихся в Ельце, не было.

30 июля на ВПУ фронта в Касторное прибыл командующий бронетанковыми войсками Красной армии генерал-лейтенант танковых войск Я.Н. Федоренко. В этот же день в штаб фронта на его имя поступила следующая директива: «1. т. Федоренко немедленно вылететь в район расположения корпуса Мишулина (4 тк) и незамедлительно двинуть Мишулина для занятия Горшечное. 2. Если у Мишулина мотострелковая бригада еще не готова, пусть выступит с теми частями корпуса, которые готовы, а остальные подтянутся потом. 3. Если танковые бригады Фекленко готовы к бою, можно было бы и следовало бы двинуть на Горшечное хотя бы одну танковую бригаду Фекленко…» Из этой директивы можно было понять, что на генерала Федоренко возлагались не оценка и обобщение опыта действий большой массы танков, как сначала полагало командование Брянского фронта, когда он приехал, а руководство действиями нескольких танковых корпусов (причем в жестких рамках указанной директивы. — Примеч. авт.), хотя для этого у него не было ни штаба, ни средств связи.

Указания по использованию танковых корпусов Ставка продолжала направлять и в адрес командования фронта. Вслед за директивой, адресованной генерал-лейтенанту Федоренко, командующий генерал-лейтенант Голиков получил распоряжение, в котором, в частности, говорилось: «… запомните хорошенько, у вас теперь на фронте около 1000 танков, а у противника нет и 500 танков. Это первое. Второе — на фронте действия трех танковых дивизий (группировка противника в районе Горшечное тогда определялась в три танковых дивизии; на самом деле там была всего одна танковая дивизия и две моторизованные дивизии противника. — Примеч. авт.) у вас собралось более 500 танков, а у противника 300–400 танков самое большее. Все теперь зависит от вашего умения использовать эти силы и управлять ими по-человечески…» 30 июня обстановка в полосе 40-й армии еще более осложнилась. Противник продолжал продвижение в направлении Касторное и Горшечное, преодолевая сопротивление наших войск. Его 9-я танковая дивизия пыталась с ходу овладеть узлом обороны — н/п Касторное. Таким образом, ВПУ Брянского фронта был бы потерян. Однако здесь вражеские танки натолкнулись на хорошо организованную оборону 284-й стрелковой дивизии, прибывшей из резерва фронта.

Это соединение, усиленное 19-м гвардейским полком, оборонялось в полосе шириной 18 км. В составе артиллерии дивизии имелось 42 противотанковых орудия, 51 орудие калибром 76,2 мм и 152 мм и 84 миномета. Силами противотанковых средств и двадцати 76,2-мм пушек дивизионной артиллерии в боевых порядках соединения было создано 12 противотанковых опорных пунктов, каждый в составе 2–4 орудий и до взвода противотанковых ружей. 334 оптд (оптд — отдельный противотанковый дивизион. — Примеч. авт.) находился в артиллерийском противотанковом резерве. Опережая хронологию событий, рассмотрим весь период обороны н/п Касторное.

С утра 1 июля танки и мотопехота противника при поддержке массированных ударов авиации начали ожесточенные атаки на Касторное. В течение дня противотанкисты отбили четыре танковых атаки врага.

На отдельных участках противнику удалось потеснить нашу пехоту, но контратакой второго эшелона дивизии и огнем артиллерии положение было восстановлено. В этом бою прославились своим героизмом бойцы и командиры 1-го и 2-го дивизионов 820-го артиллерийского полка, которые расстреливали прорвавшиеся к огневым позициям вражеские танки огнем прямой наводкой.

Для усиления обороны Касторного из резерва фронта были переброшены 3-я и 4-я бригады 2-й истребительной дивизии, имевшие 45-мм орудий — 22, 76,2-мм артсистем — 32, 82-мм и 120-мм минометов — 24 и 1244-й противотанковый полк, располагавший двадцатью 45-мм орудиями. Истребительные бригады развернулись на флангах 284-й стрелковой дивизии, а 1244 птап оставался в резерве командира соединения, заняв огневые позиции на северо-восточной окраине Касторного.

2 июля вражеские войска продолжили атаки, стремясь охватить фланги 284-й дивизии. Особенно ожесточенный бой разгорелся на левом фланге.

К 3 июля германское командование подтянуло к району н/п Касторное значительное количество тяжелой артиллерии. Однако и это не принесло врагу успеха. Только в связи с обходом Касторного с севера и с юга 9-й и 11-й танковыми дивизиями противника наше командование в ночь на 5 июля решило отвести 284-ю стрелковую дивизию из района города. Это соединение вместе со своей артиллерией с боем пробилось на север, где соединилось с 8-м кавалерийским корпусом.

За время героической обороны Касторного наши части уничтожили несколько десятков танков, 50 автомашин, четыре минометные батареи, до полка пехоты противника и сбили три самолета[28]. Однако в подобных сложных условиях руководить войсками с пункта управления Брянского фронта в Касторном было, увы, невозможно.

Наряду с успешной обороной н/п Касторное удавалось сдерживать противника и на других участках обороны Брянского фронта. В полосе 13-й армии 30 июня частями 148-й и 143-й стрелковых дивизий при поддержке единственной в 13 А 129-й отдельной танковой бригады в районе н/п Ливны были отражены все атаки противника. Но положение в полосе действий 40-й армии продолжало ухудшаться.

30 июня должно было стать своеобразным «моментом истины» для руководства Брянского фронта, так как в тот момент готовились к переходу в наступление все пять танковых корпусов, входивших во фронтовое объединение.

«Северные» — 1-й и 16-й танковые корпуса (взаимодействующие в тот период между собой только в умах командования Брянского фронта. — Примеч. авт.) готовили два самостоятельных разнонаправленных контрудара: 1 тк — из района н/п Ливны на юг вдоль железной дороги Ливны, Мармыжи; 16 тк — из района Волово на юг вдоль восточного берега реки Кшень.

Оперативная группа генерал-лейтенанта танковых войск Я.Н. Федоренко, состоящая из 4, 24-го и 17-го танковых корпусов, наносила два разнонаправленных удара: 24 и 4 тк — из района Старого Оскола на север; 17 тк (и поступившими в его подчинение 115, 116 тбр) — из района Касторного в южном направлении.

В 04.00 30 июля 1942 года, пройдя ночной 35-км марш из н/п Ливны, начал наступление 1-й танковый корпус под командованием генерал-майора М.Е. Катукова. Это соединение имело следующую задачу — с рубежа Муравский Шлях, отм. 213,3 атаковать противника вдоль железной дороги в общем направлении на юг, уничтожить врага в районе Красный, Вышне-Долгое, Гремячка, Кузьмодемьянское, Марьино, Кривцов Плот и к исходу дня закрепиться на рубеже: Пятина, Вышне-Долгое, Гремячка, Александровское.

1-я гвардейская танковая бригада в течение всего дня вела бои на подступах к н/п Муравский Шлях. Против бригады противник бросил до двух полков пехоты и до 50 танков. Контрудары врага поддерживались 40–50 самолетами, которые беспрерывно бомбили боевые порядки бригады, задерживая продвижение танков. За танками 1 гв. тбр во 2-м эшелоне наступала 1-я мотострелковая бригада.

49-я танковая бригада столкнулась с силами противника в районе н/п Опытное Поле. К 18.40 49-й танковый батальон, «ломая сопротивление врага», овладел этим населенным пунктом. За боевыми машинами 49 тб двигались мотострелки и противотанковая батарея. К 22.00 части бригады вышли на рубеж: отм. 221,7; отм. 213,3 фронтом на юг, рассчитывая с утра 1 июля продолжить выполнение задачи.

89-я танковая бригада, оснащенная тяжелыми танками KB, находилась в резерве командира корпуса в районе Бутуровки.

Несмотря на то что 1-му танковому корпусу удалось продвинуться на 5 км к югу, задачи дня для этого танкового соединения выполнены не были. Зато удалось захватить пленных и узнать, что против 1 тк действуют 45-я и 95-я пехотные дивизии, 9-я танковая и 3-я моторизованные дивизии вермахта[29].

Части 16-го танкового корпуса (вступившего в бой еще 28 июня) генерал-майора М.И. Павелкина 30 июля вынуждены были обороняться на левом берегу реки Кшень, хотя 16 тк тоже имел задачу на наступление — атаковать и уничтожить противника в районе Нового Поселка, где немецким войскам удалось создать плацдарм, переправившись через реку с правого берега.

В течение всей ночи с 29 на 30 июня рота германской мотопехоты при поддержке танков пыталась вклиниться в оборону 2-го батальона 15-й мотострелковой бригады. 5-я рота батальона не выдержала натиска и отошла к н/п Воловчик. Остальные части 16 тк продолжали удерживать свои позиции, отбиваясь от немцев с помощью минометов и артиллерии.

С 13.00 до 19.30 авиация противника, имея абсолютное превосходство в воздухе, беспрерывно бомбила боевые порядки 15 мсбр. В перерыве между бомбежками до полка немецкой пехоты при поддержке танков атаковали позиции 1-го батальона бригады, но враг с большими потерями (подбито до 30 танков, рассеяно два батальона пехоты) был отброшен. Тогда германское командование, подтянув артиллерию, вновь атаковало позиции 2-го батальона и, несмотря на помощь роты танков из 107 тбр, прорвало нашу оборону.

В это время все танковые бригады корпуса (107 тбр совместно с ротой танков из 109 тбр, а также 164 тбр) пытались ликвидировать плацдарм противника у Нового Поселка (там было сосредоточено до 80–100 германских боевых машин, которые с западного берега прикрывала артиллерия), но потерпели неудачу. В результате боя, по советским данным, противник потерял 15 танков. Наши потери — 4 танка, 2 автомашины, рация ВВС и 8 человек ранено[30].

Таким образом, никакого мощного, а тем более согласованного удара 1-й и 16-й танковые корпуса 30 июня не нанесли. Все действия «северных» свелись к локальным операциям за улучшение позиций.

Ситуация на левом фланге 40-й армии, где во второй половине дня 30 июня началось встречное танковое сражение между соединениями 48-го танкового корпуса вермахта и танковыми корпусами из оперативной группы Федоренко (4, 17, 24 тк), также оставляла желать лучшего.

4-й танковый корпус генерал-майора В.А. Мишулина, перейдя в наступление из района Старого Оскола, двигался в район Горшечного. Первой в бой в районе н/п Просторный (в 17.00), встретив передовую группу из 30 немецких танков, вступила 102-я танковая бригада. В боестолкновении 8 германских танков было подбито (5 сгорело). Наши потери составили 3 сгоревших танка Т-70. Продвижение противника на Горшечное было остановлено.

Тем временем противник накапливал силы, которые концентрировались в районе Ключ, Быково. 102-я танковая бригада, закрепившись на оборонительном рубеже Березовка, МТС, юго-западная окраина Горшечного, провела разведку и из засады уничтожила 7 танков противника, потеряв один танк Т-70. Во время этих боев все соединения и штаб корпуса (последний находился в 3–5 км от своих бригад) подвергались непрерывным налетам больших групп вражеской авиации — до 50 самолетов одновременно при 18 налетах за день. Силы люфтваффе непрерывно бомбили и расстреливали наши позиции. Советской авиации в течение 30 июня над боевыми порядками 4 тк видно не было (только 1 июля над полем боя появились 4 наших истребителя, которым удалось сбить 3 немецких бомбардировщика)[31].

17-й танковый корпус генерал-майора Н.В. Фекленко (сформированный в Сталинграде в июне 1942 года) прибыл к месту сражения из Воронежа без тылов. Дело в том, что танки 17 тк решили отправить в район н/п Касторное железной дорогой, а мотопехота и колесный транспорт двинулись в район сосредоточения своим ходом.

66-я танковая бригада к 24.00 28 июня погрузила свои танки на станции Воронеж-2 и к утру 29.06.1942 года сосредоточилась в районе Хохловские Дворики, Бунино. 67 и 174 тбр, следовавшие за 66 тбр в железнодорожных эшелонах, ввиду загрузки путей горящими составами на перегоне Касторное — Нижнедевицк, вынуждены были выгрузиться на станции Нижнедевицк и продвигаться в направлении Погожевка, Ореховка. К утру 30 июня танковые бригады были сосредоточены в районе, указанном командующим Брянским фронтом.

30 июня в боях участвовали только два соединения 17-го танкового корпуса: 31-я мотострелковая и 67-я танковая бригада. 31 мсбр была атакована частями моторизованной дивизии «Великая Германия». Во время этого боя мотострелкам удалось уничтожить 17 вражеских танков. 67-я танковая бригада, перебрасываемая на помощь 31 мсбр и двигавшаяся без разведки, неожиданно столкнулась с немецкими танками. В результате часового боя 67 тбр потеряла 20 Т-34 подбитыми и сгоревшими. После этого боя наши войска отошли на рубеж, проходивший рядом с н/п Горшечное.

В этот же день генерал-лейтенант Федоренко распорядился подчинить командиру 17 тк остатки 115-й и 116-й отдельных танковых бригад (на 08.00 1 июля в 116 тбр оставалось 2 Т-34, 8 Т-60, 2 орудия ПТО и 160 человек мотопехоты. — Примеч. авт.), которые должны были отойти в район Красной Долины, занять там оборону и не допустить продвижения противника на Касторное. Но выполнить приказ, переданный по радио, оказалось не так-то просто. К 24.00 измученные боями остатки обеих бригад подошли к «северному» берегу реки Вучек, что протекала западнее Красной Долины. Тяжелые и средние танки не могли использовать местные мосты, не могли пересечь и злополучную реку вброд — требовалась оборудованная переправа. Чтобы выйти к Касторной и к Красной Долине, можно было воспользоваться переправой через реку Олым, но ее уже захватили немцы. Два дня л/с обеих бригад самостоятельно строил мост, и только к 03.00 2 июля наши войска переправились на южный берег.

30 июня в районе н/п Касторное продолжали драться остатки 14-й и 170-й танковых бригад, которые уничтожали наступавшего врага «методом танковых засад в обороне на выгодных рубежах и методом коротких контратак по наступающим танкам противника»[32]. С кем вели бои наши танкисты, они толком не знали, немецкие войска внезапно появлялись и исчезали. К тому же позиции бригад постоянно бомбила германская авиация.

24-й танковый корпус генерал-майора В.И. Баданова вообще не успел принять участие в боях 30 июня, потому что до начала операции «Блау» он находился в составе Юго-Западного фронта и только директивой Ставки ВГК 28 июня был передан в распоряжение командующего Брянским фронтом.

Корпусу было приказано немедленно выступить по маршруту через Волоконовку в район Старого Оскола (протяженность маршрута 17 км), куда прибыть не позднее утра 29 июня 1942 года.

Ночной марш совершался разными маршрутами. Тяжелые танки KB и тихоходные трактора везли по железной дороге. Средние Т-34 и легкие Т-60, а также автомашины двигались своим ходом. Но из-за различных трудностей 24 тк прибыл для занятия района обороны только к исходу 30 июня 1942 года.

Развертывание корпуса на позициях проводилось согласно директиве генерал-лейтенанта Федоренко, полученной в 16.00 30 июня. В ней, в частности, говорилось:

«1. Ответственность за оборону и удержание города Старый Оскол возлагается на командира 24 тк.

2. Корпусу подчиняется: 39-й дивизион бронепоездов, находящийся на станции Старый Оскол.

3. Корпусу быть в полной боевой готовности для нанесения удара противнику: а) Шляховая — Воросиновка, Ястребовка — Тим; б) Лукьяновка — Тим.

4. Мотострелковым частям, усиленным ПТО, занять оборону и прочно удерживать свои позиции.

5. Справа действует 4 тк в направлении Нижняя Кладовая, Зикетово, Воровка, Богатыревка»[33].

Из представленных документов видно, что 30 июня 24 тк вообще не собирался наносить каких-либо ударов.

В общем, как и на «севере», массированной атаки наших танковых войск из оперативной группы Федоренко в районе Горшечное не получилось. Вместо трех корпусов и двух отдельных бригад там дрались только отдельные соединения из 4-го и 17-го танковых корпусов.

В 2 часа 1 июля начальник Генштаба генерал-полковник A.M. Василевский вызвал к прямому проводу командующего фронтом: «…по проверенным данным, — сказал он, — в районе Ясенки, Кулевка (15 км северо-восточнее Горшечное) два часа тому назад были только отходящие части Фекленко (17 тк), никакого противника не было. По-видимому, Фекленко просто ушел со своим корпусом с поля боя, чем поставил Мишулина (4 тк), продолжающего драться, в тяжелое положение[34].

…Вам лично, т. Голиков, приказано передать следующее: Ставка недовольна также и тем, что у вас некоторые из танковых корпусов перестали быть танковыми и перешли на методы боевых действий пехоты — примеры: Катуков (1 тк) вместо быстрого уничтожения пехоты противника в течение суток занимается окружением двух полков, и вы, по-видимому, это поощряете; второй пример с корпусом Павелкина (16 тк) — отход 119 осбр заставляет кричать командира танкового корпуса об обнажении его фланга. А где же танки? Разве так должны действовать танковые соединения? Вам необходимо взять покрепче их в свои руки, ставить им конкретные задачи, присущие танковым корпусам, и категорически требовать их выполнения…»[35]

В ходе переговоров генерал Голиков доложил, что генерал Федоренко не внес никакого улучшения в управление танковыми корпусами, действовавшими в районе Касторного, ибо он не в состоянии осуществлять такое руководство один, без штаба, а его присутствие приносит ряд неудобств и осложнений в управлении войсками фронта.

Василевский на это ответил, что генерал Федоренко прислан для помощи командованию фронтом, и рекомендовал Голикову подчинить его себе и продолжать использовать для управления танковыми корпусами. В заключение переговоров Василевский от имени Ставки разрешил отвод войск левого крыла 40-й армии на рубеж Ястребовка, Панки, о чем командование Брянского фронта просило Ставку накануне, в ночь на 30 июня. Разрешение на отвод было дано в 2 часа 50 минут 1 июля. Соединения же Юго-Западного фронта начали отход вечером 30 июня и использовали ночь для отрыва от противника.

30 июня положение на воронежском направлении еще более осложнилось: в этот день противник организовал наступление против 21-й армии генерал-лейтенанта В.Н. Гордова Юго-Западного фронта. Активные действия 6-я полевая армия и 40-й танковый корпус вермахта начали в 4 часа утра, нанося основной удар в стык 21-й и 28-й армий, между реками Нежеголь и Волчья. Главный удар немцы нанесли по правому флангу 76-й стрелковой дивизии вдоль северного берега реки Волчьей. Создав здесь почти трехкратное превосходство в силах, части 6-й армии генерала Паулюса уже к 14 часам прорвали неглубокую и слабо подготовленную оборону советских войск. Преодолев оборону 21-й армии в районе Волчанска, танковые и моторизованные дивизии противника начали быстро распространяться на Волоконовку и Новый Оскол для соединения с войсками 4-й танковой армии, наступавшими в районе Горшечное. Создавалась угроза окружения для частей левого крыла 40-й армии. В этих условиях разрешение Ставки на отвод левого крыла 40-й армии на второй оборонительный рубеж являлось запоздалым. Командование фронта потеряло целые сутки, в течение которых обстановка для наших войск значительно ухудшилась: танковые части противника, которые вели успешные бои в районе Горшечного с бригадами нашего 4-го танкового корпуса, находились намного ближе к Старому Осколу, чем левофланговые соединения 40-й армии, а группа противника, наступавшая в полосе 21-й армии, уже подходила к Новому Осколу. Войска 21 А поспешно отходили на восток. В такой очень сложной обстановке речь могла идти не о том, чтобы отвести левое крыло 40-й армии на рубеж Ястребовка, Панки (что целесообразно было делать накануне), а о том, чтобы не допустить окружения наших войск в районе Старого Оскола и прикрыть направление на Воронеж, обнажавшееся в связи с выявленной частичной боеспособностью 17-го танкового корпуса.

В ночь на 1 июля командующий и штаб Брянского фронта приняли еще ряд мер к организованному отводу левофланговых соединений 40-й армии. Распоряжения дивизиям штабу фронта пришлось отдавать непосредственно, минуя штаб 40-й армии. Офицеры штаба фронта ночью и в ранние утренние часы, используя самолеты У-2, разыскивали штабы дивизий и вручали им распоряжения на отход. Копии некоторых распоряжений были вручены заместителю командующего 40-й армии генералу Ф.Ф. Жмаченко, который находился в районе войск левого крыла. Но июльская ночь короткая, и за несколько часов темного времени наши части не успели оторваться от противника.

В течение 1 июля ни Ставка, ни командование фронта не предприняли каких-либо крупных мер по отражению наступления основной вражеской группировки; войскам 13-й и 40-й армий были подтверждены прежние задачи, а командирам 4, 24, 16-го и 17-го танковых корпусов, кроме этого, было передано требование Ставки о более решительных действиях по разгрому противника.

В полосе 13-й армии попытки противника (здесь главной ударной силой немецкой группировки был 24-й танковый корпус вермахта, состоящий из 9, 11-й танковых и 3-й моторизованной дивизий) продвинуться на север пока успешно отражались. Причем введенные здесь в бой наши 1-й и 16-й танковые корпуса имели задачи общевойсковых соединений и поэтому, опасаясь за свои фланги и тылы, не предпринимали здесь крупных наступательных операций, несмотря на то, что тут у врага не было действительно крупных танковых сил.

1 июля 1942 года соединения и части 1 тк, согласно боевому приказу штаба корпуса № 07 от 01.07.42 г., медленно теснили войска противника.

49 тбр, разгромив в районе отм. 213,3 до полка пехоты из 88-й (пехотной) дивизии немцев, продолжала наступать на Студеный. Продвижение бригады задерживалось сильным прицельным артогнем врага, корректируемого с аэростата.

1 мсбр вела бой с германскими войсками в районе Бараново. Противник наступал тремя пехотными батальонами при поддержке 20–25 танков, скорее всего, из 11-й танковой дивизии вермахта. Бригада далее продвинуться не смогла и заняла оборону по восточному берегу реки Мокричек на фронте Редькино, отм. 216,7.

89 тбр мотострелковым батальоном и ротой легких танков вела огневой бой с противником на рубеже: овраг севернее Редькино, отм. 213,2; остальной состав бригады находился в резерве командира корпуса в районе Бутуровки.

1 гв. тбр мотострелковым батальоном овладела Покровским и продолжала наступать на Муравский Шлях.

Остальной состав бригады продолжал вести бои в районе отм. 195,5; 216,7.

307-й отдельный гвардейский дивизион PC произвел три залпа по скоплению живой силы противника, нанеся немецким войскам существенные потери.

Таким образом, 1 тк, имея непрерывную связь с соседями: 129-й отдельной танковой бригадой — справа и 143-й стрелковой дивизией — слева, осторожно, по существу проводя разведку боем, продвигался на запад и юго-запад. Комкор Катуков руководил боевыми действиями не с КП, а «по старинке» — из боевых порядков частей, выезжая непосредственно в район сражения[36].

Главные события этого дня развернулись в полосе действий 16-го танкового корпуса — 1 июля немецкие войска атаковали сразу несколько бригад из 16 тк. Разгорелось ожесточенное танковое сражение.

В 11.00 до 40 германских танков и пехота прорвали позиции 1-го батальона 15-й мотострелковой бригады и вклинились между 1-ми 3-м батальонами. Началось стихийное отступление частей 15 мсбр, а 3-й батальон вообще попал в окружение и выходил из него отдельными группами.

Тогда же до 100 немецких танков (видимо, из 11 тд) с пехотой, форсировав реку Кшень из района Кузьмодемьянское, Степановка, стали распространяться в глубь обороны 16 тк на восток и юг. В это же время 107 тбр с батальоном 109 тбр вели позиционные бои с пехотой противника в районе Нового Поселка. С изменением обстановки части бригад, отбиваясь от превосходящего противника, стали отступать к западной окраине Волово. Итогом этого «кровавого марша» стала потеря 14 KB (правда, 7 из них удалось впоследствии эвакуировать. — Примеч. авт.), прикрывавших отступление нашей группировки.

1 июля 1942 года в 20.00 107-я танковая бригада, оставшись без прикрытия пехоты, но имея приказ об удержании Волово, самовольно отошла в Спасское, а с утра 2 июля опять же без приказа переправилась в н/п Борки.

310-й танковый батальон 109 тбр с 07.00 1 июля должен был заниматься собственной задачей — атаковать противника в направлении северных скатов отм. 217,1 и Нового Поселка, уничтожая подходящие к этому населенному пункту танки и артиллерию. Немцы огнем из (танковых и артиллерийских) засад во время первой же атаки бригады уничтожили 5 наших боевых машин, а 109 тбр, не добившись какого-либо успеха, отошла на юго-западную окраину н/п Воловчик, где и заняла оборону.

В 10.30 батальон немецких танков пытался наступать на Воловчик, но напоролся на засады 109 тбр и атаки прекратил. Однако и в 310-м батальоне после этого боестолкновения осталось только три боеспособных танка, которые присоединились к 107-й танковой бригаде и батальону 15-й мотострелковой бригады, отступавшим на Волово.

Автор подробно приводит описание боевых операций различных соединений и частей 16 тк, чтобы показать, что к гибкому управлению в резко изменившихся условиях обстановки командование корпуса было совершенно не готово.

На 1 июля все соединения, входившие в 16 тк, имели свои тактические задачи, рассчитанные на определенные действия противника. Когда же немцы, «вопреки мнению нашего командования», нанесли свой контрудар, оборона корпуса в считаные часы развалилась на отдельные очаги сопротивления, а управление было полностью нарушено.

Причем германское командование так умело организовало свои удары, что бригады корпуса не могли помочь друг другу.

164-я танковая бригада в первой половине дня 1 июля также вела бой с сотней прорвавшихся немецких танков в районе Кшенского, а затем отошла на северную окраину Большого, имея один батальон в Васильевке. Туда на помощь 164 тбр двигались 106-я стрелковая бригада и 540-й легкоартиллерийский полк. Оценив группировку наших войск, германское командование не стало штурмовать Васильевку. Немцы просто обошли этот населенный пункт, ринувшись в тыл советских войск.

Бывшему командиру 109-й танковой бригады 16-го танкового корпуса, впоследствии генерал-полковнику танковых войск B.C. Архипову бои на реке Кшень запомнились «…особенно крепко из-за многочисленных неиспользованных нами возможностей… Вместо того, чтобы сбить противника с плацдарма ударом танкового кулака, мы пытались столкнуть его пальцем. В первый день бросили против двадцати немецких танков и двух батальонов автоматчиков, овладевших Новым Поселком, примерно столько же стрелков, но вдвое меньше танков. На второй день — 20 наших танков против 40–50 фашистских и так далее. Противник, наращивая свои силы, опережал нас, и если первый день боя за плацдарм мы имели общее превосходство в танках, но не использовали его в атаках, то к четвертому дню это превосходство перешло к противнику. Вот что значит применение танков с оглядкой, с дроблением танковых бригад и батальонов для закрытия брешей».

2 июля 1942 года основные бои в полосе ответственности 16-го танкового корпуса развернулись в районе Васильевки. Двигавшиеся колоннами 80 немецких танков были встречены огнем с места боевыми машинами 164-й танковой бригады и взводом 109-й танковой бригады. Это сражение было нами проиграно. 360-й танковый батальон бросил позиции и самовольно вышел из боя, беспорядочно отступая в направлении Набережной, где германская артиллерия его полностью и уничтожила.

Против основных сил 109 тбр в районе Волово и Большое немцы также наносили удары танковыми группами, которые стремились прорваться на Васильевку и Липовчик. Пехоты почти не было, танки противоборствующих сторон вели дуэли между собой. К вечеру 2 июля, потеряв большую часть штатной бронетанковой техники и уничтожив около 20 германских танков, остатки 109 тбр продолжали удерживать свои позиции.

Рядом от наседавшего врага продолжали отбиваться наиболее стойкие части 164 тбр. За 2 июля танкисты 164 тбр, по советским данным, потеряли 10 танков Т-34 и 2 легких Т-60, 2 противотанковые пушки и 4 автомашины. Немецкие потери (опять же по нашим данным) составили 31 танк, 2 противотанковые пушки, 6 автомашин и один самолет.

Для ведения позиционной обороны 16-й танковый корпус отчаянно нуждался в пехоте. Но 106-я стрелковая бригада, переданная в оперативное подчинение 16 тк, опоздала к месту решающих боев на 5 часов. За это время противник расположился на рубеже Казанка, Стучаново, Волово, окопался и встретил 106 тбр ружейным и минометным огнем. Под ударами 385-й пехотной дивизии вермахта два правофланговых батальона бригады бежали с поля боя и отошли за реку Олым (впоследствии они были возвращены на рубеж Вторая Александровка (искл.), Федоровка). Третий батальон 106 сбр «загнул свой правый фланг и встал фронтом на север» южнее Спасское, Богдановка, но вскоре после атаки 30 танков и двух батальонов пехоты противника стал отступать на Липовчик[37].

Фактически к исходу 2 июля 16-й танковый корпус, потеряв инициативу, продолжал оказывать немцам лишь очаговое сопротивление.

Для уничтожения противника, прорвавшегося через реку Кшень (на 1 июля силы врага оценивались советским командованием, как 385 пд с артиллерией и незначительным количеством танков. — Примеч. авт.), руководство Брянского фронта также решило привлечь 1-й танковый корпус.

На 2 июля 1 тк (без 1 мсбр, которая по приказу штаба фронта перешла в подчинение командующего 13 А. — Примеч. авт.) получил следующую задачу: «…передав боевой участок частям 109 сбр на рубеже Бараново, Баранчик, к 8.00 2.7.42 г. сосредоточиться в районе Воровка, Вобрани, Юрское, Гатищевские Высоты с целью уничтожения противника, прорвавшегося через р. Кшень». Задачи 1 тк определялись с расчетом поддержать активные наступательные действия 16 тк.

С рассветом 2 июля 1 тк начал марш к месту прорыва немецких войск, а уже в 06.00 89-я танковая бригада, сосредоточившись в районе Огрызково, с ходу вступила во встречный бой с переправившимися через реку Кшень частями 385-й пехотной дивизии вермахта. В течение всего дня шла жаркая битва в районе Калиновки, а к вечеру немецкие войска были отброшены на западный берег. К исходу дня 89 тбр вышла на рубеж Гордеевка, Елизаветинка, Ломигоры. В результате боя, по советским источникам, было уничтожено 9 танков, 52 пушки, 23 автомашины и до 500 солдат и офицеров противника.

49-я танковая бригада 2 июля должна была находиться в резерве командира корпуса в районе н/п Юрские Дворы. Но арьергард бригады из 6 танков и взвода автоматчиков с утра и до 19 часов был вынужден вести бой с перешедшим в наступление из района Муравский Шлях на Баранчик противником. Атака немцев была успешно отражена, противник потерял 6 танков, 4 орудия и до 200 солдат и офицеров.

1-я гвардейская танковая бригада также отбивалась от немцев в районе Мишино, отм. 219,3. За день боя 1 гв. тбр было уничтожено до батальона пехоты противника, 2 тяжелых орудия с тягачами, 2 противотанковых орудия, 2 миномета, один броневик.

Реактивные минометы 307 огмд составляли огневой резерв командира корпуса, находились в районе Хитрово и в боях в этот день не участвовали[38].

Таким образом, для 1-го танкового корпуса день 2 июля прошел в локальных столкновениях с наступающими германскими частями. Соединение генерала Катукова, с ходу вступив в бой, безусловно, показало себя в боях гораздо лучше несчастного 16-го танкового корпуса. Но инициатива была у немцев, а наши танковые бригады действовали разнонаправлено, выдвигаясь в предполагаемые районы продвижения противника. Поставленная 1 тк задача выполнена не была.

Существенной проблемой, затрудняющей маневр и боевые действия наших войск, стало господство на ТВД германской авиации. 1-й и 16-й танковые корпуса прикрывал 3-й истребительный авиакорпус генерал-майора Е.Я. Савицкого. Но существенной поддержки с воздуха не было. Изредка над полем боя появлялось 2–3 наших истребителя, но это было несравнимо с десятками германских самолетов различного назначения, «обслуживающих» любые тактические ситуации, которые моделировали стратеги вермахта. По воспоминаниям командира 1 тк М.Е. Катукова: «Были моменты, когда по ходу событий мы могли перейти в контратаку, нанести ответный удар гитлеровцам, потеснить их, но тут же появлялся над нашими боевыми порядками зловещий рой фашистских самолетов. Немцы бомбили нас так жестоко, что о каком-либо продвижении вперед и думать не приходилось. Щели, окопы — одно спасение и защита.

Острое положение на нашем участке, судя по всему, волновало не только штаб фронта, но и Ставку Верховного Главнокомандования. Из штаба фронта чуть ли не каждые пятнадцать минут спрашивали: „Доложите обстановку… Держитесь во что бы то ни стало… Не пропустите противника!..“

Это говорило о том, что оборонительным рубежам в междуречье (пространство между реками Кшень и Олым. — Примеч. авт.) придавалось особое значение. К тому же в первый день, едва мы обосновались на междуреченских рубежах, звонок из Ставки:

— Как дела? Где проходит ваш передний край?

Коротко докладываю обстановку, называю местные предметы, обозначенные на карте, поясняю:

— Рубежи удерживаем, а для контрудара сил не хватает. Немцы несут большие потери, но их атаки не ослабевают… Атакуют с земли и с воздуха…

Взываю в надежде, пожалуй, и беспочвенной, но все-таки взываю — может, войдут в наше положение и выручат:

— Бомбежки страшные, голову от земли не оторвешь. Было бы здорово, если бы на наш участок сегодня же подбросили истребителей.

Из Ставки переспрашивают:

— Говорите, бомбежки? Сколько самолето-вылетов предпринял противник на наши позиции?

Отвечаю. Жду, что услышу: „Подкинем вам самолеты“. Но об истребителях в Москве молчат»[39].

В тот период находившемуся в гуще сражения командиру 1-го танкового корпуса было совершенно невдомек, что участок ответственности 13-й армии на 2 июля был чуть ли не самым благополучным среди наших объединений, атакованных вермахтом согласно плану операции «Блау».

В полосе 40-й армии обстановка продолжала осложняться. 2 июля крупные силы пехоты и танков, заняв Горшечное и Старый Оскол, перехватили пути отхода войск левого крыла этого объединения. Как уже упоминалось ранее, противотанковый район у н/п Касторное продолжала удерживать 284-я стрелковая дивизия с приданными ей частями усиления. Восточнее Горшечного и Старого Оскола сражались потерявшие между собой связь части 4, 17-го и 24-го танковых корпусов, которые в мыслях нашего командования составляли оперативную группу генерал-лейтенанта т/в Я.Н. Федоренко, созданную для разгрома 48-го танкового корпуса вермахта (ударный «кулак» которого составляли 24 тд, 16 мд и мд «Великая Германия». — Примеч. авт.).

4-й танковый корпус 1 июля вместо блестящего флангового удара продолжал вести начатый накануне изнурительный бой с ударной группировкой врага. Достаточно сказать, что против 102-й и 45-й танковых бригад противник двинул до 250 танков и бронетранспортеров. Когда немецкая техника оказалась в зоне прямой видимости, две наших танковых бригады предприняли совместную «лобовую контратаку». Но немецкая группировка от боестолкновения «увернулась» — отошла назад, а затем, обрушив на наши позиции ураганный огонь из пушек и минометов, совершила фланговый обход бригад 4 тк юго-западнее Горшечного. В конце концов германскому командованию умелым маневрированием своих войск удалось разделить 45-ю и 102-ю танковые бригады, против каждой из которых действовало не менее 100 вражеских танков, бронетранспортеров и бронемашин.

45 тбр, имевшая на вооружении тяжелые танки KB, подбив до 32 бронеединиц противника, под давлением врага была вынуждена отойти в южном направлении.

102 тбр, получившая приказ командования «удерживать Горшечное во чтобы то ни стало», продолжала вести неравный бой, взаимодействуя с 67-м и 147-й танковыми бригадами и остатками 31-й мотобригады 17-го танкового корпуса.

4-я мотострелковая бригада 4 тк после изнурительного марша (перебрасывалась на ТВД двумя эшелонами и частично пешим порядком. — Примеч. авт.) 1 июля только вступила в сражение, пытаясь овладеть юго-западной окраиной населенного пункта Быково. В 04.00 454-й мотострелковый батальон (бригады) после успешного боя занял Немчиновку и организовал оборону н/п, ожидая подхода основных сил бригады. Когда прибыла вся 4 мсбр, наступать ей уже не пришлось, так как немецкая ударная группировка сама стала атаковать наши позиции.

Весь день 1 июля мотострелки держали оборону, подбив 11 танков и 3 бронетранспортера противника.

2 июля в 4-й мотострелковой бригаде стали кончаться боеприпасы. Волею судьбы и командования Брянского фронта к бригаде были ближе не соединения и части 4 тк, а 24-й танковый корпус. Его командир в помощи 4 мсбр боеприпасами отказал. Тогда комбриг 4 вечером 2 июля приказал всем частям бригады отходить на Бекетово. Но организованного отступления не получилось. Преследуемая германскими танками и мотопехотой 4 мсбр мелкими группами отходила на восток.

К вечеру 2 июля кончилось и сражение 102-й танковой бригады за Горшечное. К 22.00 2 июля, после трехдневных непрекращающихся боев, «когда основная сила бригады погибла, боеприпасы кончились, 102 тбр начала организованный вывод из боя и остатки ее (540 человек вместе с оставшимися в строю ранеными) пошли на соединение с 45 тбр в район Терехово»[40].

Фактически к 3 июля, как целостное бронетанковое соединение, наш 4 тк потерял боеспособность. Оставшиеся силы корпуса, отступая к Дону, с 3 по 6 июля вели только эпизодические оборонительные бои и никаких задач на активные действия не получали. Только к 7 июля, сосредоточившись в районе совхоза «2-я Пятилетка» с остатками частей и штабов, 4 тк в дополнение к уцелевшей боевой технике получил 44 танка Т-34, пополнив ими 102 тбр и доукомплектовав мотострелковый батальон этой бригады остатками мотострелкового батальона 4 мсбр. В этот же день по приказу штаба армии и Брянского фронта 45-я и 47-я танковые бригады начали операцию по овладению н/п Петропавловское.

Слева от 4-го танкового корпуса боевые действия вел 24-й танковый корпус. На 1 июля он имел в своем составе следующее количество боеспособных танков: 4 гв. тбр — 22 KB и 28 Т-60, 54 тбр — 19 Т-34 и 19 Т-60, 130 тбр — 17 Т-34 и 19 М3 легких, еще называемых британцами «Стюарт».

Согласно боевому распоряжению штаба корпуса от 30.06.42 г., соединения и части 24 тк к утру 1 июля сосредоточились в районе Каплино, Ястребовка, Ивановка, Лукьяновка с задачей — не допустить продвижения противника в юго-восточном направлении и удержать Старый Оскол. О каких-либо фланговых ударах по 48 тк вермахта наши командиры уже и думать забыли. Боеприпасами соединения и части корпуса были вполне обеспечены — на 1 июля 4 гв. тбр имела 2 б/к, 34 тбр — 1,5 б/к, 130 тбр — 2 б/к, 24 мсбр — 1,5 б/к, 50 мтцб — 1,5 б/к.

1 и 2 июля 24-му танковому корпусу крупно повезло, так как противник начал наступление в полосе обороны 4-го танкового корпуса, стремясь по стыку 4 и 24 тк прорваться на Старый Оскол.

До полудня 2 июля танковые бригады 24-го танкового корпуса с помощью боевого охранения пытались определить намерения германского командования на этом участке фронта. 24 мсбр вообще находилась в резерве комкора. Потери сторон были минимальны: немцы лишились одного танка, а у нас вообще все были живы и здоровы.

2 июля в 12.00 на основании боевого приказа «опергруппы тов. Федоренко» танковые бригады корпуса заняли указанный район обороны, вели сдерживающие бои с превосходящими силами 48-го танкового корпуса немцев. Из-за плохой связи между соседями части 54-й танковой бригады были окружены, но к вечеру сумели вырваться из кольца. При этом было потеряно шесть Т-60, один Т-34 и уничтожено 8 немецких танков.

По сравнению с 4-м танковым корпусом, 102-я танковая и 4-я мотострелковая бригады которого 2 июля буквально «истекали кровью», соединения 24 тк вели «вялое сражение» со сковывающей германской группировкой, заботясь больше о своих флангах и неспешно отступая под «напором» эпизодических групп вражеских танков.

Почему руководство 24 тк не помогло боеприпасами соседям, вообще трудно объяснить. Ведь главной заботой командования 24-го танкового корпуса на 2 июля стал поиск горючего к танкам типа М3 «Стюарт» американского производства.

В результате, два «соседних» танковых корпуса, решая общую оперативно-тактическую задачу по приказу единого командования, полностью проиграли очередное танковое сражение. И этому есть несколько причин. Во-первых, директивная, упрощенная постановка задачи «опергруппой тов. Федоренко», по существу не имевшей штабных органов. Без детально разработанного плана танковые корпуса вели бои как стрелковые соединения, вводя свои бригады разновременной «убивая» материальную часть в малополезных боестолкновениях. Во-вторых, не было должным образом организовано взаимодействие корпусов, которые предпочитали погибать по принципу «каждый сам за себя», не допуская взаимопомощи и создания оперативных боевых смешанных групп. В-третьих, германская авиация, несмотря на все усилия Ставки и командования фронта, на этом ТВД в июле 1942 года полностью доминировала в воздухе, постоянно нарушая маневренные действия наших бронетанковых соединений.

Все вышеперечисленные недостатки, а также «дополнительный список» своих специфических проблем имелся у сводной танковой группы, состоящей из 17-го танкового корпуса, 115-й и 116-й танковых бригад (вернее, их остатков. — Примеч. авт.), которым была поставлена общая задача: «… не допустить противника в г. Воронеж».

Выдвигаясь к указанному рубежу обороны, руководство корпуса с удивлением обнаружило, что на протяжении всей 35-км зоны ответственности 17 тк не имеет перед собой никаких стрелковых частей. Рубеж р. Олым никем не оборонялся, и только остатки полков из 160-й и 6-й стрелковых дивизий неорганизованными группами отходили за р. Девица. 31 мсбр была атакована передовыми частями немецких войск. В результате боя мотострелки совместно с подошедшей 102-й танковой бригадой 4-го танкового корпуса подбили и уничтожили 17 вражеских танков.

67-я танковая бригада, перебрасываемая на помощь 31-й мотострелковой и двигавшаяся без разведки, неожиданно столкнулась с немецкими танками. В результате часового боя 67 тбр потеряла 20 боевых машин подбитыми и сгоревшими и отошла.

С утра 1 июля перешла к активным действиям 174-я танковая бригада, но, не поддержанная 66-й танковой бригадой, как это предусматривалось планом, вынуждена была в одиночестве вести бои с превосходящими силами противника. В результате этого, а также четырех крупных авианалетов на боевые порядки 174 тбр, она потеряла 23 танка Т-34 и вынуждена была отойти. После отхода 174-й танковой бригады немцы, подтянув силы, атаковали деревню Кулевка, где располагалась 66 тбр. В результате многочасового боя части бригады покинули Кулевку, а сам 17-й танковый корпус был разделен на две части: правую (66 тбр, остатки 115-й и 116-й танковых бригад) и левую (остатки 31-й мотобригады, 67, 147-я танковые бригады и 102-я танковая бригада 4 тк). Левая группа связи с командованием 17 тк не имела и находилась в районе Горшечного.

2 июля основная драма развернулась в районе н/п Горшечное. К вечеру «левая группа корпуса (67, 174 тбр, остатки 31 мсбр и 102 тбр из 4 тк. — Примеч. авт.) после упорных боев с превосходившими силами противника была разбита в районе Горшечное и выходила из боя в район Нижне-Гнилое, отбиваясь до последнего танка и расходуя остатки боеприпасов». Правая группа корпуса (66, 115, 116 тбр: 10 KB, 11 Т-34, 17 Т-60 на 03.07.41 г.), активно действуя в направлении Кулевки, обеспечивала стык с 284 сд в Олымской Балке, продолжая оказывать отчаянное сопротивление элитной моторизованной дивизии вермахта «Великая Германия»[41].

Несмотря на изобилующий героическими эпизодами отчет 17-го танкового корпуса, Ставка ВГК и командование Брянского фронта оценивало действия этого бронетанкового соединения совсем по-иному. По их версии, вместо того, чтобы наступать на Горшечное западнее железной дороги, по кратчайшему направлению, и тем самым создать угрозу правому флангу ударной группировки врага с севера, командир корпуса направил части вверенного ему соединения на 10–12 км восточнее Горшечного. Видимо, в реальности 1 июля 17 тк «искал» свой рубеж обороны, блуждая где-то в районе н/п Горшечное. В результате всех этих маневров вместо удара во фланг 48-му танковому корпусу вермахта соединения и части 17-го танкового корпуса Красной армии, уклонившись от боя, медленно продвигались на юго-восток. Как уже говорилось, из-за того, что у корпуса в период выполнения боевой задачи отсутствовали тылы, части 17 тк постоянно испытывали перебои с горючим. И так продолжалось до тех пор, пока 2 июля «блуждающий» 17 тк не обнаружили немцы…

В результате войскам Брянского фронта не удалось локализовать прорыв и остановить продвижение немецких войск на оборонительном рубеже по реке Кшень. Противник своими подвижными соединениями к исходу 2 июля вышел на линию железной дороги Касторное, Старый Оскол, глубоко охватив с севера левофланговые дивизии 40-й армии, продолжавшей вести бой в главной полосе обороны.

Еще хуже было положение в зоне ответственности Юго-Западного фронта.

К вечеру 2 июля 1942 года оборона на стыке 21-й и 28-й армии правого крыла Юго-Западного фронта была прорвана на глубину до 80 км. Развивая успех в северо-восточном направлении, враг частями и соединениями четырех армейских и моторизованного корпуса к исходу 2 июля вышел к реке Оскол и захватил плацдармы на ее правом берегу. К этому времени, как уже упоминалось, армейская группа «Вейхс» достигла рубежа Касторное, Старый Оскол. В результате успеха противника в «котле» могли оказаться 40-я армия Брянского и 21-я армия Юго-Западного фронтов. Кроме того, вражеским войскам открывался путь на Воронеж, гарнизон которого составляли несколько частей войск НКВД СССР, 3-я дивизия сил ПВО страны и тыловые подразделения.

Правда, перед городом западнее Дона по линии Долгое — Репьевка имелся подготовленный оборонительный рубеж. Но для прочного его занятия у командования Брянского фронта поблизости не имелось необходимых сил. Находившиеся же на этом рубеже подразделения 53-го и 75-го укрепленных районов не могли самостоятельно его оборонять.

Упреждая новую катастрофу, Ставка ВГК отдала 2 июля распоряжение о выдвижении на рубеж Усмань, Воронеж и далее по реке Дон до н/п Лиски 3-й и 6-й резервных армий (всего для усиления обоих фронтов привлекались три общевойсковые армии: 3, 6, 63-я. — Примеч. авт.), имевшие 22 «свежие» стрелковые дивизии и одну стрелковую бригаду. Обе армии (3-я и 6-я) включались в состав Брянского фронта. Из-за того что н/п Касторное с вспомогательным пунктом управления практически находился в осаде (там от врага отбивались 284 сд, остатки 14 и 170 тбр, а также артиллерийские части), а городок Елец, где располагался штаб и командование Брянского фронта, мог в любой момент оказаться в тылу наступающих германских сил, для оптимизации управления (войсками) Ставка приказала генерал-лейтенанту Ф.И. Голикову вместе с оперативной группой штаба фронта лично выехать в Воронеж для руководства боевыми действиями войск в данном районе. Туда же для оказания практической помощи направлялся недавно назначенный (26 июня 1942 года. — Примеч. авт.) начальником Генерального штаба Красной армии генерал — полковник A.M. Василевский. Также было решено, что на основном командном пункте (фронта) Голикова сменит новый заместитель командующего Брянским фронтом — генерал-лейтенант Н.Е. Чибисов.

Подобное решение Ставки фактически с большим запозданием реализовало предложение командования Брянского фронта, с которым оно обращалось еще в апреле, — создать самостоятельный Воронежский фронт. Если бы это положение было тогда реализовано, в начале июля обстановка на Воронежском направлении могла быть совершенно иной. Теперь же спешно выдвигавшиеся к Воронежу резервные армии не имели возможности опередить противника не только в занятии подготовленных позиций западнее Дона, но даже и рубежа по верхнему его течению.

С отъездом командующего в район Воронежа управление войсками, по существу, раздвоилось. Прибыв в Воронеж, генерал Голиков прежде всего принял меры к ускорению выдвижения на рубеж Дона 3-й и 60-й резервных армий (переименованных в 60-ю и 6-ю армии соответственно), направив первую севернее, а вторую южнее Воронежа. Головная 232-я дивизия 60-й армии получила задачу — занять рубеж по реке Дон севернее н/п Семилуки, чтобы прикрыть Воронеж с северо-запада. На оборонительные позиции западнее и южнее Воронежа отходили правофланговые дивизии (121, 160-я и 6-я стрелковые дивизии) 40-й армии и части 17, 4-го и 24-го танковых корпусов. Кроме того, в район Ельца перебрасывалась только что сформированная 5-я танковая армия генерал-майора А.И. Лизюкова, а севернее и южнее Воронежа разворачивались 25-й и 18-й танковые корпуса.

25-й танковый корпус генерал-майора танковых войск П.П. Павлова состоял из 111, 162-й и 175-й танковых бригад (все три бригады предположительно оснащались только «тридцатьчетверками» и легкими танками), 15-й мотострелковой бригады, 219-го зенитного полка ПВО, 3-го отдельного разведбатальона, 53-го отдельного мотоциклетного батальона, 140-го и 173-го передвижных ремонтных батальонов и 2-й отдельной автотранспортной роты.

Управление корпуса, 219-й зенитный полк, 3-й отдельный разведбатальон, 53-й мотоциклетный батальон, 140, 173 орб, 2 оатр укомплектовывались в Москве. 111-я и 162-я танковые бригады формировались в городе Муром, а 175 тбр — в городе Куйбышев (поэтому «тридцатьчетверки» для всех бронетанковых соединений 25 тк поступали с завода № 112 «Красное Сормово»).

16-я мотострелковая бригада была сформирована в Гороховецких лагерях (Горьковская область).

За счет довольно длительного срока формирования (с 19 марта 1942 года) 25-й танковый корпус удалось довольно неплохо укомплектовать л/с и материальной частью. Однако на театр военных действий — район северо-восточнее Воронежа — 25 тк прибыл только 12 июля 1942 года (и сразу вступил в бои за город, которые непрерывно вел до 28 июля 1942 года. — Примеч. авт.)[42].

18-й танковый корпус генерал-майора И.Д. Черняховского (прежде всего управление 18 тк) начал формироваться Московским автобронетанковым центром на основании директивы народного комиссариата обороны № 725850 сс от 15 июня 1942 года. В корпус включались 110, 180-я и 181-я танковые бригады (первая формировалась в Тамбове, две другие — в Сталинграде), 18-я мотострелковая бригада, 52-й мотоциклетный батальон и 326-й отдельный гвардейский дивизион (реактивных минометов). До начала боевых действий в составе 18 тк был 181 танк: 24 KB и 27 Т-60 — в 180 тбр, 44 Т-34 и 21 Т-60 — в 181 тбр, 44 Т-34 и 21 Т-60 — в 110 тбр. Казалось бы, такое огромное количество боевой техники, но на самом деле корпус был абсолютно не подготовлен к боевым действиям.

Танковые бригады при формировании не получили необходимого зенитного вооружения и радиооборудования, а несколько выданных в пути следования к Воронежу радиостанций так и не были доведены до рабочего состояния.

Мотострелковая бригада 18 тк была вообще не боеспособна: в 18 мсбр не хватало 628 человек младшего комсостава, матчасть и л/с бригады прибывали в Воронеж раздельно, совершенно отсутствовали шоферы и боеприпасы.

Все соединения корпуса не имели средств эвакуации.

Управление корпуса л/с было укомплектовано плохо, «представляя из себя группу командиров, а не орган управления и контроля». Начальник связи, помощник начальника оперативного отдела к моменту выдвижения на ТВД не прибыли. Материально управление корпуса обеспечено не было.

По плану формирования 18 тк все соединения и части корпуса должны были выгрузиться и сосредоточиться в районе Воронежа уже 1 июля, но из-за постоянных бомбежек продвижение эшелонов к городу задерживалось. Первые соединения корпуса стали прибывать в Воронеж только 2 июля, а уже на следующий день им предстояло принять участие в боевых действиях[43].

Таким образом, командование Брянского фронта получило в дополнение к имевшимся силам еще 23 стрелковые дивизии, одну стрелковую, 5 мотострелковых и 16 танковых бригад (более 1000 танков). В район Воронежа была передислоцирована и истребительная авиационная армия РГК генерала Е.М. Белецкого, которая должна была надежно прикрыть войска, обороняющие город, с воздуха. По расчетам Ставки, с такими силами генерал Ф.И. Голиков должен был остановить врага на подступах к Воронежу.

^{Обстановка на Брянском фронте к началу мая 1942 года и направления ударов в операциях, намечавшихся в июне}

^{Боевые действия Брянского фронта с 28 июня по 2 июля 1942 года}

^{Схема боевых действий 1 тк с 30 июня по 2 июля 1942 года в районе южнее н/п Ливны. Представлена копия карты из отчета 1 тк}

Примечания:

1

Гриф секретности снят. Потери вооруженных сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. Статистическое исследование. М., 1993, с. 157.

2

KTB/OKW. Bd. 2. Hb 1, s. 46; Гальдер Ф. Военный дневник: Ежедневные записи начальника генерального штаба сухопутных войск. 1939–1942 гг. Пер. с нем., т. 3, кн. 2. М., 1971, с. 233.

3

Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Ист. очерки, документы и материалы. В двух томах, т. 2. М., 1973, с. 308.

4

Das deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Stuttgart, 1990, Bd. 6, s. 787.

5

Warlimont W. Im Hauptquartier der deutschen Werhmacht, 1933–1945. Frankfurt a. M., 1962, s. 239.

6

Мюллер-Гиллебрандт Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945. Том III. Война на два фронта. Пер. с нем. И.М. Глаголева. Под. ред. П.М. Деревянко. М., Воениздат, 1976, с. 72.

7

KTB/OKW. Bd. 2. Hb 1, s. 52–53.

8

ЦАМО РФ, ф. 16, оп. 1032, д. 21, лл. 38–40.

9

ЦАМО РФ,ф. 38, оп. 11353, д. 1112, лл. 1–32 (Справки штаба УК БТ и MB КА о боевой деятельности танковых и механизированных корпусов за период с 1942 г. по 1945 г.).

10

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80050 сс, д. 4, лл. 295–297 (Доклад организационно-штатного отдела Управления формирования и укомплектования УК БТ и MB КА о развитии бронетанковых и механизированных войск в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.).

11

Бирюзов С.С. Суровые годы. М., 1966, с. 84.

12

Гриф секретности снят. Потери вооруженных сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. Статистическое исследование. М., 1993, с. 225.

13

Мюллер-Гиллебрандт Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945. Том III. Война на два фронта. Пер. с нем. И.М. Глаголева. Под. ред. П.М. Деревянко. М., Воениздат, 1976, с. 91.

14

ЦАМО РФ, ф. 208, оп. 2534, д. 7, лл. 100–104 (Доклад штаба АБТВ 61 А о боевых действиях бронетанковых и механизированных войск армии с 5 по 10 июля 1942 г.).

15

Самсонов A.M. Сталинградская битва. М., «Наука», 1989, с. 65.

16

К мнению о том, что Германия летом 1942 года сосредоточит основные усилия на южном направлении, склонялись Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников и генерал армии Г.К. Жуков; они же считали, что Красной армии во второй половине 1942 года следует ограничиться активной обороной на всех фронтах (Шапошников) или провести только одну крупную наступательную операцию на западном направлении (Жуков).

17

Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Т. 2, с. 312.

18

Германское наступление должно было начаться на 1–2 дня раньше, но помешала ненастная погода, которая не давала люфтваффе возможности осуществлять воздушную поддержку.

19

2-я венгерская армия весной 1942 года насчитывала около 200 тыс. человек и организационно состояла из 3-го (6, 7, 9 пд), 4-го (10, 12, 13 пд), 7-го (19, 20, 23 пд) корпусов и соединений и частей армейского подчинения: 1-й танковой дивизии (30-й танковый и 1-й моторизованный полки, 1-й разведывательный батальон и 51-й противотанковый дивизион), 101-го тяжелого, 150-го моторизованного, 101-го моторизованного противотанкового дивизионов и 151-го инженерного батальона.

20

Всего в 1942 году немцы передали венграм 8 Pz.Kpfw.I Ausf.В, 6 Pz.Bf.Wg, 4 Pz.Kpfw.II Ausf.F, 5 САУ «Мардер II», 108 Pz.Kpfw.38(t), 10 Pz.Kpfw.III Ausf.М, 22 Pz. Kpfw.IV Ausf.D и Ausf.F1, 10 Pz.Kpfw.IV Ausf.F2, 10 StuG III.

21

Создан весной 1942 года на базе 640-й батареи и 192-го дивизиона штурмовых орудий.

22

Мюллер-Гиллебрандт Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945. Том III. Война на два фронта. Пер. с нем. И.М. Глаголева. Под. ред. П.М. Деревянко. М., Воениздат, 1976, с. 75–76.

23

Наряду с 4-й танковой армией вермахта в составе армейской группы «Вейхс» находился 243-й дивизион (22 StuG III), который поддерживал действия 55-го армейского корпуса вермахта.

24

Советская артиллерия в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. М., Воениздат, 1960, с. 134.

25

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 35, лл. 36–39 (Доклад заместителя командующего по АБТ войсками Воронежского фронта о боевой деятельности танковых войск Брянского и Воронежского фронтов с 28 июня по 27 июля 1942 г.).

26

Записано дословно с телефонной ленты.

27

Там же.

28

Советская артиллерия в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. М., Воениздат, 1960, с. 135–137.

29

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 30, лл. 128–153 (Отчет командира 1 тк о проведенной операции соединениями и отдельными частями корпуса с 30.06 по 11.07.1942 г.).

30

ЦАМО РФ, ф. 202, оп. 50, д. 9, лл. 38–49 (Обзор боевых действий 16 тк с 28 июня по 13 июля 1942 г.).

31

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 36, лл. 200–215 (Доклад командира 4 тк о боевых действиях корпуса с 25 апреля по 25 июля 1942 г.).

32

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 36, л. 258 (Доклад АБТУ Брянского фронта о боевых действиях танковых войск фронта с 28 июня по 30 июля 1942 г.).

33

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 35, лл. 41–42 (Доклад заместителя командующего по АБТ войсками Воронежского фронта о боевой деятельности танковых войск Брянского и Воронежского фронтов с 28 июня по 27 июля 1942 г.).

34

17 тк, наступавший из района Касторного, отклонился от заданного Ставкой направления на 12 км к востоку и участвовал в контрударе только номинально, ограниченными силами.

35

Архив ЦК КПСС, арх. № у/5 — 6/12.

36

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 30, лл. 128–131 (Отчет командира 1 тк о проведенной операции соединениями и отдельными частями корпуса с 30.06 по 11.07.1942 г.).

37

ЦАМО РФ, ф. 202, оп. 50, д. 9, лл. 42–44 (Обзор боевых действий 16 тк с 28 июня по 13 июля 1942 г.).

38

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 30, лл. 130–131 (Отчет командира 1 тк о проведенной операции соединениями и отдельными частями корпуса с 30.06 по 11.07.1942 г.).

39

Катуков М.Е. На острие главного удара. М., «Высшая школа», 1985, с. 157.

40

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 36, лл. 140–142 (Политдонесение командира 4 тк об итогах боевых действий корпуса за период с 27 апреля по 25 июля 1942 г. и состоянии партполитработы в боевой обстановке).

41

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 35, лл. 33–34 (Доклад заместителя командующего по АБТ войсками Воронежского фронта о боевой деятельности танковых войск Брянского и Воронежского фронтов с 28 июня по 27 июля 1942 г.).

42

Там же.

43

ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 36, лл. 19–20 (Доклад командира 18 тк о применении и о недостатках в использовании 18 тк на Воронежском фронте за период с 4 июля по 15 августа 1942 г.).