К КАКИМ «НАРОДАМ» ИДТИ СЕГОДНЯ?

27 марта 2007 года Синод нашей Церкви принял «Концепцию миссионерской деятельности Русской Православной Церкви».

В ней прописаны миссиологические банальности (это хорошо, что эти тезисы теперь воспринимаются как банальности и что из книг о миссионерстве они, наконец, перешли в официальный документ).

Вот одно из этих неоспоримо-верных провозглашений: «использование принципа церковной рецепции культуры просвещаемого народа; освящение тех национальных черт, которые позволяют народам, при сохранении своей культуры, самоуважении и самоидентификации, внести свой уникальный вклад в молитвенное прославление Бога; проповедь Евангелия и совершение миссионерского богослужения на национальных и искусственных (например, разработанных для глухонемых) языках; подготовка клира и миссионеров из местного населения».

Но вот вопрос: «местное население» — это кто?

Только не-русские? А внутри русскоязычного и вроде бы крещеного населения разве нет достаточно тесно сплоченных групп населения со своими стилями жизни, речи, своей системой коммуникации, своими лидерами? Эти группы в своей жизни не принимают в расчет существование Церкви и ее проповедь, хотя могут собираться в одном шаге от древнего приходского храма.

И вот вопрос: можно ли к этим субкультурам русской молодежи отнести призыв к «церковной рецепции культуры просвещаемого народа»?

Почему этот замечательный принцип предлагается прилагать лишь к «народам»? Почему не к социокультурным группам, к субкультурам?

Тогда это звучало бы так: «использование принципа церковной рецепции молодежных субкультур (рокеров, толкинистов, рэперов, скинхедов…); освящение тех субукультурных черт, которые позволяют этим группам, при сохранении своей культуры, самоуважении и самоидентификации, внести свой уникальный вклад в молитвенное прославление Бога; проповедь Евангелия и совершение миссионерского богослужения на искусственных языках этих субкультур; подготовка клира и миссионеров из числа населения молодежных клубов».

Что, зябко? Так отчего же ради японцев или чукчей мы готовы идти на большие жертвы, чем ради московских, наших, детей? Ведь то, что относится к миссии среди японцев, наверно, можно приложить и к миссии среди русских детей. Вряд ли нынешняя российская нецерковная молодежь ближе ко Христу, чем японцысинтоисты…

По мысли святителя Иоанна Златоуста, «Моисей излагал все, приспособляясь к слушателям»[412].

Но если можно было приспособляться к древним евреям, почему нельзя этого делать по отношению к современным русским?

По мысли святителя Григория Богослова, обращаясь к молодежи, надо использовать светское красноречие — «Их трудно вдруг перестроить, пусть же будет в них некоторая благородная смесь. Но когда доброе со временем окрепнет, тогда отняв красное слово, как подпорку у свода, соблюдем в них самое доброе. Что может быть полезнее этого?»[413].

В ту пору это была вполне модернистская позиция. В церковной среде гораздо чаще звучали обличения апостола Павла в адрес языческого пустословия. Риторские школы готовили критиков «галилейской веры». Если сегодня наши прихожане боятся «неформалов», то в ту пору еще свежа была память о временах Диоклетиана и Юлиана, о временах, когда христиане были маргиналами, и прилизанные «мажоры» с хорошо воспитанными фигурами речи были на службе у той культуры, от имени которой христиан казнили. Да, «для спасения» красивая речь не нужна. Но святитель Григорий смог найти путь составления «благородной смеси», смог найти доброе слово о нецерковной культуре — и тем самым открыл путь для воцерковления античного культурного наследия. Его терпимость многим людям той переходной эпохи помогла дойти до Церкви.

Не значит ли это, что и мы, миссионеры XXI века, тоже можем и должны создавать свои «благородные смеси» из церковной веры («добра») и светски понимаемой красоты (пусть даже и принимаемой в таковом качестве не всем светским миром, а только теми или иными его частями — «субкультурами»)?

Вот ученая книга по миссиологии говорит, что у святого Стефана Пермского мы должны учиться двум чертам: «а именно использованию языка просвещаемого народа и привлечению к церковному служению новообращенных из местного населения»[414]. Опять прилагаем это к ныне «просвещаемому народу», к молодежной субкультуре — и что видим?

Да, я знаю, что есть немало священников, вышедших из рокерского сословия. Но они же втайне хранят свое прошлое! Нормально ли, если в церковной среде православный калмык будет стесняться того, что он калмык? Почему офицер, прошедший Афганистан или Чечню, став священником, не стесняется рассказывать о своем боевом опыте, а священник, бывший рокером, при такой попытке вызовет подозрительное отношение к себе? Опыт убийства менее удаляет от Христа, чем посещение рок-концерта?[415] (говорю это, конечно, не в осуждение священников из воинов, а для не-осуждения священников из рокеров)…

Вот эпизод из жизни святителя Григория Чудотворца (III век): Прошла волна гонений. Святитель Григорий выходит из убежища и устанавливает новый праздник в память убиенных мучеников — «и народ, собираясь ежегодно в определенные времена, веселился, празднуя память мучеников. Святитель Григорий, переводя к новой жизни современное ему поколение, послушным попускал несколько и поиграть веселием под игом веры. Он позволил им веселиться в дни памяти мучеников, предаваться радости и ликованию»[416].

Ну, а нашим детям мы можем позволить немного веселья (не путать последнее с «Аншлагом!»)?

Святой Колумба, один из апостолов Ирландии, встал на защиту «филидов» — сословия поэтов, которые позволили себе не хвалебно отзываться о королях. «Во второй половине Vl века филидам угрожало открыто враждебное отношение королевской власти и даже изгнание из Ирландии. Перипетии конфликта нам практически неизвестны, однако, учитывая многоплановость деятельности филидов, истоки его понятны. Известно, что деятельность филидов может быть лишь условно объяснена словом «поэтическая». Они являлись хранителями сакральной традиции и преданий об истории коллектива, обладателями признанной магической власти и провидцами. Могущество филидов ставило их (в известных пределах, разумеется) вне и над любой светской властью. Так называемая «сатира» филида, впервые произнесенная, по преданию, против короля Бреса, могла буквально уничтожить общественное лицо человека, против которого она была направлена, невзирая на его общественный статус. Владение тайнами поэтического искусства было тесно связано с магическими знаниями филидов, которые почитались и в языческую эпоху, но стали нередко вызывать протест в ином духовном климате. Как развивался конфликт, нам, повторяем, неясно, не разрешился он и на соборе в Друимкета (575 год), где на сторону филидов встал Колумба, что и спасло поэтов. По легенде, Колумба сам изучал искусство филидов и здесь смог защитить их главу Даллана Форгайла, впоследствии сложившего в честь святого знаменитую в Ирландии хвалебную песнь. Поэты не забыли благодеяния, и Колумба пользовался среди их последующих поколений особенным почитанием. Между тем разрешение спора о филидах столь же естественно, как и его возникновение. Упрочившая свое положение и организовавшаяся церковь никак не могла обойтись без услуг этого сословия. Одной из главных ее задач после христианизации острова было включение ее традиционной истории в христианское видение мира и прошлого, причем опираться она могла здесь лишь на местные предания и традиции, хранителями которых были исключительно филиды. Записывать и толковать их очень скоро стали монастырские писцы, многие из которых происходили из самого этого сословия»[417].

Рокеры все же не поэты-волхвы, так что тем более союз с ними никак не может быть расценен как нечто беспрецедентное.

Мы с радостью цитируем слова древнего «Послания к Диогнету» — памятника христианской письменности Il века: «Христиане не различаются от прочих людей ни страною, ни языком, ни житейскими обычаями. Они не населяют где-либо особенных городов, не употребляют какого-либо необыкновенного наречья, и ведут жизнь ничем не отличную от других. Обитая в эллинских и варварских городах, где кому досталось, и следуя обычаям тех жителей в одежде, в пище и во всем прочем, они представляют удивительный и поистине невероятный образ жизни. Живут они в своем отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всем, как граждане, и все терпят как чужестранцы» (гл. 5). Это — о жизни христианина, пришедшего в общину, сформировавшую свои вкусы и привычки еще до него. А если речь идет об общине, создавшей свою субкультуру после появления христианства и даже внутри христианского города, можно ли так же христианину вести себя и в ней?

… Впрочем, полагаю, что эти мои вопросы все же имеют ответ в «Концепции миссионерского служения». И этот ответ положительный, хотя и «страха ради монашеска» слегка примаскированный. В пункте 3.4 там рекомендовано «продуманное использование в миссионерской деятельности среди молодежи современных форм творчества: музыкального, литературного, художественно-изобразительного и т. п.». Вряд ли под «современной формой музыкального молодежного творчества» имеется в виду попса. Значит, наверно, речь идет о рок-музыке…

Аналогично я понимаю и решение Архиерейского собора 2004 года: «Следует активно развивать самые разные формы молодежного досуга, включая концерты, выставки, летние лагеря, строительные отряды и так далее. При этом во внебогослужебной сфере могут использоваться культурные стили и формы, привычные для современной молодежи, если они наполняются христианским содержанием» (Определение Собора о внутренней жизни Русской Православной Церкви, 13).

… 14 апреля 2006 года в канун Лазаревой Субботы, в Отделе Внешних Церковных Связей в Свято-Даниловом монастыре митрополит Кирилл встретился с легендами русского рока — Константином Кинчевым («Алиса»), Юрием Шевчуком (ДДТ), Романом Неумоевым («Инструкция по Выживанию»), Стасом Бартеневым («Если»), Олегом Кривошеевым («Братья Карамазовы»).

Митрополит Кирилл сказал, что взаимоотношения рока и Церкви — это частный случай распространённого ныне взаимодействия культур. «Вопрос о взаимоотношении культур является основным, — подчеркнул Владыка. — Если культурные модели не состыковываются, то это приводит к конфликтам. И вы знаете, что произошло с публикацией карикатур в отношении пророка Мухаммеда. Этот пример — некий символ, который даёт понимание того, что сейчас происходит. Но слово «культура» — в том контексте, в котором я сейчас говорю, имеет, конечно, более широкий смысл. А если говорить, о предмете нашей встречи, то здесь речь идёт о взаимодействии субкультур. Собственно говоря, что такое «литургическая культура»? Это субкультура. Может ли субкультура претендовать на то, чтобы стать культурой для всех? Может, но весьма сомнительно, что она действительно этой культурой станет и всех объединит. А Церковь призвана спасать всех. И здесь мы входим в соприкосновении с очень болезненными темами».

Далее митрополит Кирилл подчеркнул, что церковная проповедь и церковная миссия должны осуществляться путём некой инкультурации, то есть — вхождения в ту культуру, которая является народной. «И сегодня молодёжь находится под сильным влиянием той музыки, представителями которой вы являетесь, — заметил иерарх. — Я не знаю, хорошая это музыка или плохая. Но совершенно очевидно, что если эта субкультура является понятной и убедительной для молодёжи, то, конечно, возникает вопрос, может ли эта культура гарантировать, чтобы в этой среде возникали предпосылки для усваивания Божественного Откровения?».

В тот день мы узнали, что у митрополита Кирилла был собственный опыт проповеди на рок-концерте. Это случилось в 2004 году на смоленском фестивале «Рок против Наркотиков». Владыка сказал, что он не представлял — что такое выступать перед такой огромной молодежной аудиторией да еще на рок-концерте. «Когда я вышел на сцену и вгляделся в толпу, я понял, что о заповедях блаженств тут вряд ли можно сказать. И тогда я спросил: "Ребята, вы любите футбол?" "Д-а-а!" — закричала ошалевшая тусовка. "Вы хотете, чтобы сборная России стала чемпионом мира?" — "Да-а-а-аШ". — "Скажите, а может пьяный человек стать чемпионом?" — "Не-е-ет!" — "Ну, так и не пейте!". — "Ура-а-а-а!!!"»

Митрполит сказал, что после того концерта понял, что рок-музыканты должны быть духовно и физически сильными людьми. Иначе им не выдержать постоянное воздействие стольких децибел. «Рок-музыкантам надо давать молоко за вредность, — шутил митрополит на встрече. — Если хоть кто-то после рок-концерта задумается о смысле жизни, то, значит, эта жертва рокерами приносится не зря».

Рокеры отнюдь не неожиданно завели речь о попсе. Кинчев объявил «Фабрику Звёзд» «настоящим сатанизмом», а Шевчук неожиданно попросил Владыку: «Вы часто встречаетесь с Путиным. Шепните ему, чтобы на ТВ было побольше рока». Владыка жепризнался: «В моем лице вы столкнулись с человеком, который различия между рокмузыкой и, как вы говорите, «попсой» не делал никакого до сегодняшнего дня»[418].

Я взялся пояснить это различие: рок — это поэзия. Люди поют строки, которые они сами написали. Вот пример русского православного рока — песня «Я уже устал» рокбарда Сергея Трофимова: «А в конце пути ощущенье свободы оттого, что там, где рождается новь, за меня, дурного, над всем небосводом Тело держат гвозди, а душу — Любовь». А попса — это песенки в стиле «У меня букашки от моей Наташки».

Тут в репортаже об этой встрече следует такое наблюдение: «Строчка произвела на митрополита просто неизгладимое впечатление. Он её постоянно повторял и дивился, что такое вообще возможно на свете»[419].

А вообще на той встрече митрополит пошел дальше, чем даже я сам дерзаю. Владыка Кирилл сказал, что в нашей храмовой молитве перемен не будет и наше богослужение не будет переложено под рок-инструменты. Но дальше митрополит попросил рокеров самих написать новые молитвы и положить на свою музыку — чтобы молодежь могла бы сначала вдали от храма узнавать о том, что молиться Христу можно и сегодня, а потом уже шла в наши храмы учиться православию. Также важна была мысль митрополита о том, что не каждый священник имеет к этому талант, и огромная ответственность за выбор проповедника лежит на самих музыкантах[420].

Подводя итоги дискуссии, Владыка Кирилл отметил, что многое зависит от контекста, обстановки и способностей конкретного священника. Невозможно обратиться к аудитории рок-концерта с традиционной храмовой проповедью. «Нужно войти в эту среду и изнутри проповедовать, уметь дать слушателям правильный импульс. Если есть люди, которые могут обратиться с верными словами к этой аудитории, не надо им мешать»[421].

Обращаясь к рок-музыкантам, председатель ОВЦС подчеркнул: «Если в вашем творчестве имплицитно, незримо будет присутствовать Бог, если ваши зрители будут знать

0 вашей вере, это будет иметь огромное миссионерское значение».

Через три месяца митрополит Кирилл о том же сказал «Вечерней Москве»:

«— Как вы относитесь к тому, что рок-музыка проникает во все? — В церковную музыку рок не проникает, и я думаю, что не будет проникать, так как церковная культура является достаточно ярко выраженной и самодостаточной субкультурой, имеющей свою собственную ценность. Не думаю, что нужно разрушать эту особую церковную субкультуру, потому что она дорога абсолютному большинству верующих людей. Но и массовая субкультура сегодня является очень привлекательной для молодежи. Так почему же не использовать эту субкультуру для передачи христианского послания? Где сказано, что этого делать нельзя? Ведь в свое время в Православной Церкви было только унисонное византийское пение, так сейчас старообрядцы поют. Но с конца XVII века и, особенно с начала XVIII века, когда была создана придворная певческая капелла, в России стало развиваться церковное партесное пение. В результате в ней начал формироваться совершенно новый стиль церковного пения, которого не существует нигде больше, кроме русской церковной традиции. Наше церковное пение — это абсолютное новаторство. И если на это новаторство пошли в XVII–XVIII веках и даже включили его в литургию, то возникает вопрос: почему нельзя вне богослужения использовать музыкальный язык, понятный современной молодежи? Лично мне эта молодежная субкультура не очень понятна. Меня она не трогает. Но я вижу, что она трогает миллионы молодых людей. И если это так, то почему нельзя в этих музыкальных формах передавать им какое-то содержательное послание, исполненное сильного нравственного чувства, будоражащее их мысль, побуждающее задуматься о вечности, о своем земном предназначении?»[422].

Через полгода — 18 октября 2006 — митрополит Кирилл на встрече со студентами МГУ вернулся к этой теме:

«Если мы увидим, что современная рок-культура способствует нравственному росту личности, мы будем ее поддерживать. Сейчас же, по крайней мере, не надо ей препятствовать. Я отдаю себе отчет в том, что в молодежной среде большинство людей испытывает некоторое вдохновение в связи с рок-музыкой, и за последнее время стало ясно, что они связывают это вдохновение с религиозными переживаниями… Если сто или двести человек черпают некоторое религиозное вдохновение в этой музыке, неужели ее надо запрещать? Я не вижу причин бороться с этим явлением, если рок-музыканты сопрягают свое творчество с проповедью Евангелия или призывом отказаться от наркотиков. Часто бывает так, что рок-музыканты на концерте говорят несколько фраз

0 православии, которые производят на молодежь большее впечатление, чем долгая проповедь в храме. Если все это работает для спасения души, надо ли с этим бороться? В то же время при оценке различных явлений рок-культуры надлежит^#/все испытывать духом", помня, что ложных пророков различают от истинных^##по делам их"». «Говоря об этом, митрополит, в частности, назвал диакона Андрея Кураева, широко известного своей миссионерской деятельностью перед рок-аудиторией, "очень талантливым человеком, церковным публицистом, очень нужным нашей Церкви. Его вклад в национальную общественную дискуссию по теме религии, несомненно, положителен", — подчеркнул митрополит Кирилл, добавив, что свидетельство отца Андрея "очень уязвимо — он, не будучи официальным церковным дипломатом, действует более остро, чем это могут себе позволить официальные представители Церкви, и в результате получает больше шишек. Но, может быть, и награды на небесах он удостоится большей"»¹.

Вопрос, который поставил митрополит Кирилл, гораздо масштабнее вопросов о том, «можно ли православному юноше слушать рок-музыку» и «можно ли дьякону сказать слово на рок-концерте».

Опыт миссий среди «народов» учит, что недостаточно вырвать из языческого уклада жизни несколько десятков людей и назвать их «китайской» или «японской» Церковью. Это отнюдь не национальная церковь. Так создаются лишь кружки псевдоевропейцев, порвавших со своим окружением, изолированных от местной культуры. Они не столько распространяют, сколько изолируют Евангелие от «туземцев».

Для серьезного успеха нужно, чтобы неофиты сохранили органичность своей местной жизни, полноту своих связей со своим окружением, отличаясь от них лишь в принятии Евангелия. Им предстоит продолжать творить свою национальную культуру, плести своеобразно-национальную ткань своей жизни, но со вплетением золотой евангельской нити.

Перенесем этот принцип на рок-культуру. Если Шевчук станет монахом и оставит мир рока — то просто у нас станет одним плохим монахом больше. Но если он останется на рок-сцене, то его связь с Церковью может оказаться интересной, притягательной и внутренне разрешенной для тысяч людей, любящих рок.

Что «вреднее» для христианина — рок-музыка или «жидовство»? Но апостол Павел и когда стал апостолом, не переставал при случае и миссионерской необходимости «преуспевать в жидовстве» (Гал 1:14). Он лучше всех апостолов понимал, что некогда живое стало трупом. Но ради миссии среди своих братьев по плоти он, как и другие апостолы, продолжал соблюдать ветхозаветные ритуальные установления (Деян 21:17–39). Апостол Иаков считал это просто необходимым для христиан из евреев…

В середине второго века святой Иустин Философ был не против того, чтобы оглашаемый им иудей сохранял верность своим древним традициям:«— Но если кто и ныне, — спросил меня Трифон, — захочет жить по закону Моисееву и вместе уверует в этого Иисуса распятого, то могут ли спастись и такие? — Итак, скажи сам, прошу тебя, сказал я: какие постановления можно соблюдать? — Мы можем соблюдать субботы, отвечал он, — обрезываться, соблюдать месяцы, омываться, если прикоснемся к чему-нибудь запрещенному Моисеем, или после полового совокупления. Но спасется ли тот, кто

1 http://www.interfax-religion.ru/?act=news&div=1462919 октября 2006. признал Христа, верует Ему, но сверх того захочет соблюдать и эти постановления? — По моему мнению, Трифон, — сказал я, — такой спасется, если только не будет стараться всячески склонять к соблюдению того же и других людей, то есть язычников, и не будет утверждать, что они не могут спастись, если не будут соблюдать тех постановлений. — Зачем ты сказал: «По моему мнению, такой спасется», — разве есть люди, отвергающие возможность спасения для таких? — Есть, Трифон, — отвечал я, — они боятся даже иметь общение в беседе или в пище с такими людьми; но я не согласен с ними. Если кто по слабости духа захочет соблюдать и некоторые из постановлений Моисея, и при этом будет уповать на Христа и исполнять вечные и естественные правила справедливости и святости, жить с христианами, но не будет склонять их обрезываться, как он сам, соблюдать субботы и другое подобное, то, я думаю, таких должно принимать и иметь общение во всем с ними, как с родственниками и братьями. Если же, Трифон, — говорил я, — кто из рода вашего говорит, что он верует в этого Христа, но всячески принуждает уверовавших во Христа язычников жить по закону Моисееву или не хочет иметь общения с ними в жизни, то таких и я не принимаю. Впрочем думаю, что могут спастись те, которые убеждены ими соединять с исповеданием Христа Божия и соблюдение закона.» {Иустин Философ. Разговор с Трифоном Иудеем. 46–47).

Что дальше от христианства — рок-музыка или большевизм и компартия? Но наши пастыри советских лет не требовали от «никодимов» разрыва с советской системой и публичного сожжения партбилета. Они искали возможность показать самим коммунистам христианские истоки некоторых их тезисов.

Если миссия изолирует «туземцев» друг от друга, рост христианской общины будет медленным и трудным (вспомним судьбу «кряшенов» — крещеных татар, которых собирали в отдельные деревни для изоляции их от общения с некрещеными соплеменниками). В своем этносе они будут считаться «предателями». Поэтому должны быть сознательно и (с точки зрения традиционного христианина) жертвенно минимализированы пункты отличия их жизни (включая внешний облик, работу, речь и режим питания), по которым они будут отличаться от своих не-христианских сородичей.

Понятно, что если «инкультурация миссии» воспринимается всерьез, а не является лишь красивым словом для доклада, то нужно создавать «этнические» приходы. Это значит, что в Москве должны быть приходы для молдаван и кряшенов, якутов и казахов. Но еще — и для молодежи и для рокеров. Есть же храмы для милиционеров или ракетчиков…

Пусть эти храмы будут небольшими и недорогими. Пусть служба в них будет не-ежедневной, треб в них будет мало, а свечно-денежный оборот будет неприлично низким для московского прихода. Но ведь не рост такого оборота является целью Церкви? Или я чего-то упустил в истории некогда Христовой церкви?..

И это не «ересь филетизма». Епископ в городе будет общим для всех этих разнообразных приходов. А пример создания помимо все-открытой церкви еще и церкви национально-ограниченной мы видим в 12 апостолах: из Послания к Галатам следует, что остальные апостолы (кроме Павла) создавали церкви именно и только для евреев — оттого с такой радостью Павел пишет, что апостолы все же сделали исключения для Варнавы и Тита.

А вот еще более острая грань вопроса об «инкультурации» и «миссионерской терпимости» — а можно ли те принципы, что Миссионерская Концепция предлагает примерять к языческим народам, отнести к русским сектантам?

Со староверами этим путем наша Церковь уже пошла — через введение «единоверия» и отмену несправедливых «клятв», наложенных на древнерусские церковные обряды Московским Собором 1666 года.

А можно ли подобную унию заключить с баптистами? Наш Символ веры ведь они уже принимают. Представьте, некая баптистская община во главе со своим пастором приняла правду православного вероучения. Они признали библейскую обоснованность нашего иконопочитания, они приняли весь духовный опыт, накопленный православием. Они приходят в наши храмы для исповеди и причастия. Но они хотят сохранить свои добрые отношения между собой, они хотят сохранить себя как общину. Они желали бы сохранить свой стиль жизни и личного благочестия. Среди этих черт — добраяпривычка к изучению Писания и не менее добрая традиция относиться ко всем людям с миссионерским интересом.

Можно ли после присоединения к Православной Церкви позволить им собираться отдельно от наших обычных прихожан на свои «библейские кружки»? Да, по воскресеньям они приходят в обычные храмы и молятся на церковно-славянском, участвуют в нашей обычной службе. Но вот по пятницам могут ли они жить в привычном для них стиле? Можно ли позволить им на этих своих собраниях молиться своими словами — как они привыкли до вхождения в православия? Могут ли на этих собраниях они — как это присуще их «народу» и их «субкультуре» — позволить любому желающему мирянину поделиться собственными размышлениями о смысле Библейских слов?

А еще вопрос: есть человек, тяготящийся своим былым «баптизмом», всецело принимающий вероучение православия и желающий участвовать в наших таинствах. Он, понимая и принимая наше иконопочитание и его библейско-догматическое объяснение, готов молиться пред иконой. Он даже соглашается со словами преподобного Феодора Студита «Лучше тебе не оставить ни одной блудницы, чем отречься от почитания иконы Христовой»[423]. Но он не может понудить себя целовать икону. Потерпим его «немощь», или оставим вне Церкви, или понудим его переступить через его совесть?

В этой главе, как и в целом в этой книге по миссиологии, я привожу редкие, порой весьма исключительные случаи миссионерского «экстрима». Это энциклопедия компромиссов и исключений. Мне знакомы слова преподобного Иоанна Дамаскина — «То, что редко, не закон для церкви, и одно мнение не в состоянии опровергнуть предания всей Церкви» (Преподобный ИоаннДамаскин. Первое защитительное слово против порицающих святые иконы. 25).

Но если миссионерского предания нет, то особое внимание к «исключениям» тем более уместно.

Отношение к этим исключениям зависит от желания оценивающего читателя. В одном и том же эпизоде можно увидеть кощунство или любовь, кенозис или профанацию, подвиг или уступку. Мать, беседуя с младенчиком, совершает акт унижения или деяние любви? Можно при виде матери, коверкающей слова и лепечущей с малышом, возмутиться: «Смотрите, как унижена эта женщина! Она имеет диплом филфака МГУ — но до чего же она пала, забыв высокую литературную речь! Пора, давно пора разбить оковы старого быта и освободить женщину от этих унижений!..». А можно сказать — «Как велико смирение этой женщины, что с малышом она беседует на уровне, понятном для него!».

В аллергии многих церковных людей на миссионерские поиски проявляет себя опыт казарменной жизни: мол, если так «разрешено» теперь «им», то однажды так прикажут и мне. И скоро всех нас заставят молиться под грохот рок-музыки… Сами нося в себе вирус тотального единообразия, они опасаются, что с ними поступят по их же мерке. Так очередной раз мы видим, что проблема «внешней миссии» — это проблема внутренней здравости или болезненности самой Церкви.

Примечания:

4

См. Блаженный Иероним. Письмо 97 (121), Алгазии, 11 //Творения блаженного Иеронима Стридонского. Киев, 1903. Ч.З. С. 212.

41

Святитель Григорий Богослов. На лицемерных монахов // Творения. Т. 2. Троице-Сергиева Лавра, 1994. С. 254.

42

Святитель Григорий Богослов. О своих стихах // Творения. Т. 2. С. 408–410.

412

Святитель Иоанн Златоуст. Беседы на книгу Бытия 11,3// Творения. Т. 4. Кн. 1. С. 11

413

Святитель Григорий Богослов. О своих стихах // Творения. Т. 2.1994. С. 410.

414

СтамулисИ. Православное богословие миссии сегодня. M., 2003. С. 91.

415

Император Никифор Фока (963–969) «задумал издать закон, чтобы тех воинов, которые погибли на войне, причислять к лику святых только за то, что пали на войне, не принимая во внимание ничего иного. Он принуждал Патриарха (Николая Мистика) и епископов принять это как догмат. Патриарх и епископы, храбро оказав противодействие, удержали императора от этого намерения, делая упор на канон Василия Великого, который гласит, что воин, убивший на войне врага, должен быть отлучен на три года от причастия» (Недостатки правления Никифора // Лев Диакон. История. M., 1988. С. 118119). «Совершенно также вольное, и в сем никакому сомнению не подлежащее, есть то, что делается разбойниками и в неприятельских нашествиях, ибо разбойники убивают ради денег, избегая обличения в злодеянии, а находящиеся на войне идут на поражение противника, с явным намерением: не устрашить, и не вразумить, но истребить оных» (Первое каноническое послание святителя Василия святителю Амфилохию Иконийскому, Правило 8). «Разбойников взаимно поражающие, если не суть в церковном служении, да будут отлучаемы от причастия Святых Тайн; если же клирики — да низложатся со своего степени. Ибо сказано: всякий, взявший меч, мечом погибнет (Мф 26:52)» (3-е каноническое послание святителя Василия Великого, Правило 55). «Убиение на брани отцы наши (См. послание Святителя Афанасия к Амуну монаху) не вменяли за убийство, извиняя, как мнится мне, поборников целомудрия и благочестия. Но, может быть, добро было бы советовать, чтобы они, как имеющие нечистые руки, три года удержались от приобщения только Святых Тайн (Первое каноническое послание. Правило 13).

416

Святитель Григорий Нисский. Слово о жизни святителя Григория Чудотворца // Творения. Ч. 8. С. 191–192.

417

Шкунаев С. В. Преемственность традиции в раннехристианской Ирландии // Вестник древней истории. M., 1990. № 3. С. 44.

418

http://www.patriarchia.ru/db/text/105287.html

419

Ступников Д. Лазарева суббота русского рока, http://www.pravaya.ru/dailynews/7420 и http://music. km.ru/news.asp?id=855482d691584bd0b8e370430b3671 ef

420

http://www.patriarchia.ru/db/text/105287.html

421

http://www.mospat.ru/index.php?page=30881

422

Митрополит Кирилл. Антихрист придет, когда… // Вечерняя Москва. M., 2006.23 августа.

423

Преподобный Феодор Студит. Послания. M., 2003. Ч. 2. С. 429.