Я учу разным подходам, дабы наилучшим образом направлять учеников.

(— Ланкаватара-сутра)

Мы находимся в положении человека, имеющего прекрасный автомобиль, но не умеющего водить.

(— Бокар Ринпоче, «Медитация: совет начинающим»)

Есть старая буддийская пословица: «Чтобы летать, птице нужны два крыла». Одним из этих «крыльев» служит понимание принципов страдания, природы будды, пустоты и т. д. Выше мы назвали это относительной истиной, осознанием способа существования вещей, приобретаемым путём анализа переживания. Но относительная мудрость сама по себе — лишь начало пути преображения. Её необходимо применять на практике, чтобы действительно сделать частью своей жизни.

Другое «крыло» — это практическое применение, также называемое методом. Речь идёт о методе или процессе, посредством которого относительная мудрость преображается в истинное переживание свободы, запредельной субъекту и объекту, понятиям «я» и «другие», «положительное» и «отрицательное».

Важность сочетания мудрости и метода можно пояснить, приведя историю об Ананде, двоюродном брате Будды, ставшим ему ближайшим помощником. Ананда всеми силами обеспечивал Будде жизненные удобства, старался, чтобы во время любых путешествий у Будды всегда была еда, хорошее место для ночлега и защита от стихий: жары, ветра, холода и дождя. Также у Ананды была довольно хорошая память, и он мог повторять учения Будды слово в слово. «Какое бы учение ты не давал, я хочу его слушать», — просил он брата. И, конечно, Будда не был против.

Была только одна маленькая трудность: Ананда мог повторять учения Будды, но не слишком много их практиковал.

Другой же спутник Будды, Махакашьяпа, не только слушал, но и претворял услышанное на практике, а потому обрёл точно такое же состояние свободы и ясности, что и Будда. Когда Будда лежал на смертном одре, он назначил Махакашьяпу своим главным продолжателем линии, так сказать, человеком, который мог бы передавать другим не только учения, но и живое переживание освобождения.

«После тебя, — добавил он, — главным держателем моей линии может быть Ананда».

Разумеется, Махакашьяпа согласился, но стал думать: «Как бы мне помочь Ананде, ведь он так редко практикует?».

Размышляя над этим, он придумал довольно остроумный план. После смерти Будды Махакашьяпа, выражаясь современным языком, «уволил» Ананду. «Покинь, пожалуйста, эту местность, — сказал он, — потому что при жизни Будды ты не относился к нему с должным уважением и совершал много ошибок».

Конечно же, Ананда очень огорчился. «Когда Будда был жив, — думал он, — я был самым важным, а теперь Махакашьяпа гонит меня прочь!».

Он отправился в другую область Индии, где было много людей, которые когда-то слушали Будду и хотели ещё слушать учения. И Ананда стал учить, а его ученики претворяли учения в практику. Многие обрели освобождение ума — прямое, ясное знание переживания, не изменяющего природы воспринимающего, — которого достиг Будда. Но сам Ананда по-прежнему не слишком усердно занимался практикой.

Как рассказывается дальше, во время медитации один из его учеников проник взором в ум Ананды и понял, что тот ещё не достиг просветления. Ученик сказал ему: «Учитель, прошу вас, медитируйте! Вы не освободились».

Тогда Ананда просто обезумел от горя: «Даже мои ученики меня опередили», — думал он.

Наконец он уселся под деревом и, начав практиковать то, чему учил, в конце концов обрёл освобождение и познал сопровождающую это событие радость. Достигнув пробуждения, он вернулся повидать Махакашьяпу, и тот, устроив большой праздник по случаю пробуждения Ананды, официально признал его вторым главным держателем линии учений Будды.

Наш ум… полон заблуждений и сомнений.

(— Согьял Ринпоче, «Тибетская книга жизни и умирания»)

Согласно большинству классических текстов буддизма, процесс достижения такого рода свободы включает в себя три стадии: слушание, размышление и медитация. Первые две стадии не слишком отличаются от принципов современной системы образования. «Слушание», по сути, означает, что обучаемый даёт самому себе возможность быть ознакомленным с новыми фактами или представлениями, подаются ли они в устной форме или в письменном виде. Во время моих путешествий я встречал учителей, которые говорили, что эта фаза практики соответствует начальной стадии обучения, когда учеников знакомят с основными принципами — например, с таблицей умножения, правилами грамматиками или дорожного движения.

«Размышление», как называется вторая стадия практики, может звучать загадочно, но на деле оно подразумевает глубокое обдумывание прочитанного или услышанного и исследование, является ли это прочитанное и услышанное надёжным средством познания и реагирования на жизненные события. Наверное, не требуется долгих размышлений, чтобы убедиться, что девятью девять будет восемьдесят один или что дорожный знак на перекрёстке с буквами С, Т, О и П на красном фоне действительно подразумевает, что вы должны затормозить и подождать, чтобы выяснить, нет ли пешеходов, переходящих улицу или приближающихся автомобилей. Но, когда дело касается более значительных вопросов, например выяснения, насколько глубоко ваша жизнь окрашена неудовлетворённостью, дуккхой, или зависит от неё, то требуется несколько большее усилие. Размышление над такими масштабными вопросами может начаться с простой мысли: «Доволен ли я всем, прямо сейчас, в собственной шкуре? Удобно ли мне в этом кресле, с этими лампами сверху и в окружении этих звуков?». Не требуется сложного анализа, нет нужды в длительном исследовании. Это процесс осознания проживаемого момента, прямо здесь, прямо сейчас.

Затем вы можете задаться вопросом о мыслях и эмоциях, которые изредка, или, возможно, довольно часто, всплывают в вашем сознании. Не ощущаете ли вы иногда приступов сожаления о тех решениях, которые вы приняли в прошлом? Не испытываете ли вы чувства гнева или возмущения по отношению к людям, с которыми общаетесь в настоящее время, или к нынешним вашим личным или профессиональным обязанностям?

Если вы ставите перед собой такие вопросы, это вовсе не подразумевает некоего нравственного или этического анализа. Они просто служат отправными моментами для размышления, не испытываете ли вы дискомфорта на умственном, эмоциональном или физическом уровнях: не соответствует ли ваше личное переживание главным прозрениям Четвёртой благородной истины? «Хорошо ли мне?». «Может быть, я чем-то недоволен?». «Не хотел бы я от жизни чего-то большего?». Слова, в которые вы облекаете такие вопросы, не слишком важны. То, что вы исследуете, мои учителя называли непосредственной, или свежей, сущностью личного переживания.

«Медитация», третья стадия практики, предлагает нам начать с простого наблюдения своих физических, умственных и эмоциональных переживаний, не давая им никаких оценок. Неоценивающее наблюдение — основа медитации, по крайней мере с точки зрения буддийской традиции. Разумеется, во многих культурах развивались собственные особые формы практики медитации, и каждая из них соответствует именно той культурной среде, в которой она возникла. Поскольку моя собственная практика опирается на те методы, которые были разработаны в буддийской традиции, я не могу говорить о тонкостях практик, развившихся в других традициях и других культурах.

Хотя в буддийской традиции, которую основал Буддой и на протяжении столетий развивали и детализировали великие учителя, жившие в тех странах, где распространился буддизм, существует множество практик, основа всех этих медитативных техник — нерассудочное наблюдение переживания. Даже наблюдение за такой мыслью: «Да, двадцать лет назад я сделал то-то и то-то. С моей стороны очень глупо убиваться по этому поводу: ведь тогда я был ещё ребёнок!» — тоже медитация. Это упражнение в простом наблюдении мыслей, эмоций и ощущений, возникающих и исчезающих в нашем переживании.

И это действительно упражнение в медитации.

Несколько лет назад один европеец приехал в Шераб Линг, где Тай Ситу Ринпоче, глава монастыря и один из самых влиятельных учителей тибетского буддизма, давал учение о медитации и пустоте. Быть может, этот слушатель спал во время учения о медитации или его мысли где-то блуждали, но, когда Тай Ситу Ринпоче начал рассказывать о пустоте, к тому вернулось внимание. «Мне необходимо избавиться от своего “я”, — думал он. Если я избавлюсь от “я”, то постигну пустоту. Я стану свободным. Больше не будет проблем, не будет страдания. Я просто прекращу говорить “я”».

Когда он поведал Тай Ситу Ринпоче о своём решении, Ринпоче сказал, что в нём нет никакой пользы. Проблема не в «я». Чтобы постичь пустоту, тебе нужно смотреть в корень «я» — неведение, желание и т. п.

Но тот человек не прислушался. Он и вправду верил, что его рационализаторское изобретение будет действовать намного быстрее и эффективнее, чем любой из старых методов, которым учил Будда.

И вот он просто прекратил употреблять слово «я». Вместо того чтобы сказать: «Я иду спать», он говорил «Отход ко сну». Если он собирался в расположенный поблизости город Бейджнатх, он говорил: «Отправление в Бейджнатх». И через год такой жизни он сошёл с ума. Он не получал переживание пустоты. Он не отсёк корень причин страдания. Он просто делал вид, что его самого не существует.

Не знаю, что сталось с ним после того, как он покинул Шераб Линг, но было ясно, что его изобретение не слишком полезно. На деле оно отражает распространённое заблуждение относительно учений Будды: будто для обретения освобождения нам нужно избавиться от того, что в наше время часто называют «эго».

Однако, как я недавно узнал, эго — это просто неправильный перевод того, что Зигмунд Фрейд называл сознающим аспектом ума. Это ряд функций, в том числе принятие решений, планирование и анализ информации, которые действуют совместно для достижения равновесия между инстинктивными склонностями, такими как желание и неприязнь, воспоминания, представления, и событиями, происходящими в окружающем нас мире. В своих трудах сам Фрейд обозначал эту совокупность функций словом «я», имея в виду всем понятное чувство самого себя, которое возникает из этого тонко уравновешенного акта. Позднее в переводах слово «я» заменили слово «эго», чтобы сделать глубокие идеи этого учёного более приемлемыми для научного сообщества середины двадцатого века.{4}

С годами слово «эго» и связанные с ним термины, стали обозначать нечто негативное. «О, этот человек такой эгоист!», — восклицают люди. Или, допустим: «Простите, я был эгоистичным». Это несколько отрицательное содержание слова «эго» получило распространение во многих текстах и переводах буддийских учений.

Однако, с точки зрения буддийской философии, в том, чтобы ощущать или использовать чувство «я», или эго, нет ничего, что было бы в корне неверным или негативным. Эго — это просто ряд функций, призванных помогать нам ориентироваться и действовать в мире относительной реальности. Точно так же мы могли бы осуждать себя за то, что у нас есть руки или ноги. Трудности возникают, когда мы начинаем питать привязанность к эго как к единственному средству, позволяющему установить контакт с нашим переживанием. Точно таким же предубеждением было бы связывать переживание только с руками или ногами. Большинство из нас, вероятно, согласилось бы, что мы — это не наши руки или ноги, но мы не стали бы отрубать себе руки или ноги из-за того, что они не являются полной совокупностью того, что мы собой представляем и что способны переживать.

Точно так же, хотя эго, «я», или «чувство самого себя», может существовать на некоем более тонком уровне, нет никакой нужды отсекать его или отбрасывать. Вместо того нам нужно подходить к нему как к орудию — или, возможно, к набору орудий, — благодаря которым мы устанавливаем связь с переживанием.

Разумеется, вряд ли мы, проснувшись в одно прекрасное утро, говорим себе: «Отныне я буду рассматривать всё то, что я происходило и воспринималось мной в течение всей моей жизни, просто как временное собрание взаимозависимых возможностей». Для того, чтобы мудрость стала неотъемлемой частью нашей жизни, её необходимо методично воплощать на практике.

Большинство из нас могут допустить, что мы в большей или меньшей степени испытываем какой-то дискомфорт и что наше восприятие в какой-то мере обусловлено нашим умом. Но мы обычно немного спотыкаемся на этом пункте — или пытаясь изменить свой ум или просто сдаваясь на милость своих мыслей, эмоций, влечений и т. п.

Третий вариант — метод, или средство, предложенное Буддой, — это просто наблюдать различные мысли, эмоции и прочее как различные разновидности бесконечного потенциала самого ума. Иными словами, использовать ум исследования ума. Это основное содержание того, что обычно называют медитацией. Как уже упоминалось в начале книги, по-тибетски медитация называется гом, что значит «ознакомление», «привыкание». С помощью медитации мы знакомимся с собственным умом.

Однако ум настолько тесно связан с нашими отношениями к самим себе и к окружающему миру, что поначалу его трудно заметить. Как выразился один из моих учителей, наблюдать ум — всё равно, что пытаться разглядеть собственное лицо без помощи зеркала. Вы знаете, что у вас есть лицо, и, возможно, у вас есть некоторое представление о том, как он выглядит, но это представление довольно смутное. Черты нашего лица покрывают наслоения впечатлений, которые постоянно изменяются в зависимости от нашего настроения, эмоций и других условий, влияющих на наше представление о собственном облике.

Точно так же мы знаем, что у нас есть ум, но его черты затушёваны смешением мыслей, чувств и ощущений; мыслей и чувств относительно своих мыслей, чувств и ощущений; мыслей, чувств и ощущений относительно своих мыслей относительно своих мыслей, чувств и т. д. Они громоздятся друг на друге, будто автомобили, столкнувшиеся на скоростном шоссе. «Мне нужно слушать это учение о пустоте. Я слушаю недостаточно внимательно. Я никогда не усвою его. Видно, что все остальные слушают и понимают. Почему же я не могу? Может, потому, что у меня болит спина? И ещё я не выспался ночью. Но ведь это не должно иметь значения, не так ли? В конечном счёте, мой ум — это пустота. Эта боль в спине — пустота. Но до меня это не доходит. Она не кажется мне пустотой». И среди всей этой сумятицы в голову может прийти что-то совершенно постороннее: «Где я оставил свой сотовый телефон?» — или может накатить воспоминание: «Эту глупость я сказал такому-то десять лет назад. До сих пор не могу поверить, что я такое сказал» — или даже может появиться какое-то желание: «Я бы с удовольствием съел сейчас кусочек шоколада».

Ум всегда активен: различает, оценивает и вновь различает согласно своим оценкам — и переоценивает согласно новым или более тонким различениям. Довольно часто мы оказываемся в плену всей этой активности. Это кажется таким же нормальным и естественным, как и смотреть в окно на движение транспорта по оживлённой улице. Даже если улица, на которой мы живём, не слишком оживлённая, мы всё равно то и дело поглядываем в окно, чтобы проверить, какая там погода. Идёт ли снег? Или дождь? Облачное небо или ясное? Мы даже ходим от окна к окну, чтобы посмотреть на свой передний двор, задний двор, на подъездную дорожку на одной стороне или на соседский дом на другой.

Захваченные привычкой смотреть в окно и определять переживание с точки зрения того, что мы через него видим, мы не осознаём, что само окно и есть то, что даёт нам возможность видеть. Повернуть ум так, чтобы он смотрел на ум, — всё равно, что смотреть на окно, а не направлять внимание исключительно на открывающийся из него вид. Поступая так, мы мало-помалу начинаем понимать, что окно и то, что мы через него видим, сосуществуют одновременно. Например, посмотрев в окно в одном направлении, мы увидим вереницы автомобилей, облака, дождь и т. п. с одной из точек зрения. Если мы посмотрим в другом направлении, мы увидим всё несколько иначе: облака могут показаться более низкими или более тёмными, а автомобили и люди большего или меньшего размера.

Отступив на шаг назад и глядя на всё окно, мы можем начать осознавать, что эти ограниченные, односторонние картины — различные аспекты намного более широкой панорамы. Существует безграничный мир мимолётных мыслей, эмоций и ощущений, видимых через наше окно, но не затрагивающих его.

Двадцать пять сотен лет тому назад Будда предложил некоторые практики, призванные помочь нам отступит на шаг и начать наблюдать свой ум. На следующих страницах мы рассмотрим три самые основные из них, которые может практиковать кто угодно, когда угодно и где угодно — независимо от того, считает ли он себя буддистом. Однако прежде чем сделать это, вероятно, будет полезным рассмотреть некоторые основные положения.

Чтобы ум был спокоен, следует обуздать тело.

(— Девятый Гьялва Кармапа, «Махамудра: океан достоверного смысла».)

В раннем детстве я любил подглядывать за отцом и его учениками, особенно, когда они медитировали. Тесное помещение с деревянными балками, где учил отец, было полно ощущения глубокого покоя, сколько бы народу в нём ни собиралось (и оно очень часто было переполнено). Я заметил, что большинство людей сидели определённым образом: ноги скрещены, руки лежат на коленях или на бёдрах, спина прямая, глаза полузакрыты, а рот слегка приоткрыт. Когда я сбегал в горы, в одну из пещер, и делал вид, что медитирую, я старался подражать этой позе, хотя и не понимал, зачем нужно сидеть тем или иным образом.

Однако, когда я начал получать формальное образование, меня познакомили с примером, который из поколения в поколение передавался в Тибете буддийскими учителями и учениками. В нём практика медитации сравнивается со взаимоотношениями коня и всадника. «Всадник» — это ум, а «конь» — это тело. Как невозмутимый всадник может успокоить норовистого скакуна, так и смирный конь тоже может умиротворить беспокойного всадника.

Когда мы впервые начинаем медитировать, ум похож на беспокойного всадника: иногда он возбуждён, в нём мечутся разные мысли, эмоции и ощущения. Подчас он настолько переполнен всеми этими метаниями, что тупеет, теряет способность сосредоточиться или лишается сил. Поэтому важно, особенно поначалу, садиться, так сказать, на спокойного коня: принимать позу, которая будет одновременно расслабленной и подтянутой. Слишком много расслабленности — и конь может просто остановиться, заняться, скажем, щипанием травы. Слишком много подтянутости — и конь может перевозбудиться от окружающей его обстановки или из-за настроения или темперамента всадника. Нам необходимо найти физическое равновесие: ни слишком расслабленно («не распущенно», как часто говорится в буддийских текстах), ни слишком натянуто, (не «туго»). Прежде чем скакать на коне, необходимо его обуздать.

Есть официальный метод обуздания и менее формальный способ. Официальный метод описывается как «семь особенностей» позы тела. На протяжении столетий эту позу называли позой Вайрочаны, имеющей семь особенностей. Вайрочана — санскритское имя, которое можно приблизительно перевести как «Светоч» или «Солнце», что подразумевает нашу способность «просиять», скорее в плане переживания, а не идей или представлений.

Первая особенность подразумевает, что нужна твёрдая основа, или якорь, который соединяет вас с местом, где вы практикуете, и задаёт правильное положение остальной части тела. Если можете, скрестите ноги так, чтобы обе стопы лежали на противоположном бедре. Если не можете, то пусть одна стопа лежит поверх, а другая — под противоположным бедром. Если и это для вас трудно, просто скрестите ноги. А если сидеть скрестив ноги на полу или на подушке — и даже на диване или кровати — трудно, то просто сядьте так, чтобы стопы опирались на пол или подушку равномерно. Не беспокойтесь, если стопы или голени не находятся точно в таком же положении, как у всех остальных в комнате. Цель в том, чтобы обеспечить физическую опору, которая была бы одновременно удобной и устойчивой именно для вас, такого, какой вы есть, здесь и сейчас: ни слишком напряжённая, ни слишком расслабленная.

Вторая особенность заключается в том, чтобы положить кисти рук на бёдра, одну поверх другой, тыльной стороной вниз. Не имеет значения, какая рука будет сверху, и вы можете менять их положение когда угодно. Например, если вы практикуете в тёплом и влажном помещении, нижняя ладонь может через некоторое время слишком нагреться и вспотеть. Если вы сидите в холодном месте, в верхней ладони может появиться небольшое ощущение онемения или покалывания. Также допустимо просто положить ладони на коленные чашечки тыльной стороной вверх. Разумеется, у одних людей бывают короткие руки и длинные ноги или длинные руки и короткие ноги, и поэтому в любом случае им трудно класть ладони прямо на коленные чашечки. Одним может быть удобно класть ладони поверх коленей, а другим — немного ниже. Однако, как бы вы ни располагали свои ладони, суть в том, чтобы они покоились.

Третья особенность — в том, чтобы оставить некоторое пространство между руками и верхней частью туловища, для чего нужно чуть поднять и расправить плечи. Во многих классических буддийских текстах эта особенность описывается так: поднять плечи, чтобы они «напоминали крылья грифа». Это описание часто понимают неверно: будто плечи нужно поднять до ушей. На самом деле сохранять такую напряжённую позу было бы слишком трудно, особенно людям с полными или мускулистыми руками, сидящими очень близко к телу. «Где это пространство? Я не нахожу никакого пространства! Нет-нет, я должен сделать так, чтобы было какое-то пространство!».

Суть третьей особенности просто в том, чтобы вы позволили себе дышать. Это можно понять и в буквальном смысле — как способность делать вдохи и выдохи, и в переносном смысле — как способность принимать в себя переживание и отпускать его. Чаще всего мы сидим, стоим и ходим с опущенными плечами, ссутулившись, причём наши лёгкие так сдавливаются, что мы не в состоянии сделать глубокий вдох полной грудью, — и точно так же сдавливается наша осознанность, вследствие чего мы не в состоянии впитывать всевозможные переживания во всём их разнообразии или отпускать их. Если мы поднимаем и расправляем плечи — это как бы предвосхищение глубокого вдоха или возможностей переживания. Мы словно говорим: «Привет, дыхание! Привет, мир! Как у вас сегодня дела? О, теперь вы уходите. Но я уверен, вы вернётесь».

Четвёртая особенность заключается в том, чтобы держать спину как можно более прямой, и это высшее физическое выражение бдительности: «Я здесь! Я бодрствую! Я жив!». Но и здесь нужно найти меру — ни слишком жёстко сохранять осанку, так что вы практически отклоняетесь назад, ни сутулиться. Вам нужно быть, как говорится в классических текстах, «прямым как стрела».

Пятая особенность касается шеи. Много лет давая учения по всему миру, я заметил, что в культуре некоторых народов появились какие-то странные привычки, касающиеся именно этой особенности. Азиатские ученики склонны с силой прижимать подбородок к груди, хмурясь от напряжения и пытаясь удержать всё внутри. Они выглядят как «воины медитации», не допускающие, чтобы хоть одна мысль потревожила их ум. Западные же практики склонны наклонять шею назад, чуть ли не упираясь затылком в плечи, выставляя горло и широко улыбаясь, словно объявляя миру: «Я так умиротворён и расслаблен! У меня такое ясное переживание, такое радостное, полное блаженства!». Тибетцы, в том числе и я сам, наклоняют голову то в одну, то в другую сторону, так что вся верхняя часть туловища раскачивается то направо, то налево, как бы не находя удобного положения: «Может, так, а может, этак, сам не знаю…».

На самом деле следует удлинить шею, наклонив подбородок вперёд, к горлу, немного больше, чем обычно, чтобы предоставить себе свободу движений. Это ощущение можно описать так: голова просто покоится на шее.

Шестая особенность касается рта и всего с ним связанного: губ, зубов, языка и челюстей. Если присмотреться, можно в себе заметить склонность тесно смыкать губы, зубы, челюсти, прижимать язык: Я никоим образом не допущу, чтобы что-то входило и выходило без моего разрешения! Это не значит, что нам нужно насильно удерживать рот открытым, думая: Теперь я обрёл покой, теперь я буду открыт. И то и другое подразумевает напряжение. Вместо того мы можем просто оставить рот в естественном состоянии, в каком он находится, когда мы вот-вот заснём: возможно, он чуть приоткрыт или полностью закрыт, но в любом случае безо всякого усилия и напряжения.

Последняя из семи особенностей касается глаз. Новичкам в медитации иногда кажется более лёгким ощутить покой и уравновешенность, если глаза закрыты. Это хорошо поначалу. Однако я очень рано узнал одну вещь: держа глаза закрытыми легче впасть в такое состояние расслабленности, что ум начинает блуждать или несколько затуманивается. Некоторые же просто засыпают. Так что через несколько дней практики лучше держать глаза открытыми, чтобы сохранять внимательность и ясность. Это не значит, что нужно уставиться перед собой немигающим взглядом. Это было бы противоположной крайностью: излишним напряжением. Точно так же, как при чрезмерно прямой спине, когда шея отклоняется назад. Просто оставьте глаза открытыми, какими они обычно бывают в течение дня.

В то же время лучше всего особым образом фокусировать глаза, чтобы взгляд не блуждал всё время, перебегая от одного объекта к другому: Ох, этот человек передо мной заслоняет мне Мингьюра Ринпоче. А кто это заходит в дверь? Где эти люди, что шепчутся друг с другом, хотя мы должны медитировать? Это что, дождь стучит по окну? Вон бежит мой кот. Куда он направился? Может, он голоден или хочет пить?

Но в тоже время нам не нужно особым образом фокусировать взгляд. Иногда взгляд может быть направлен немного вниз, ниже уровня носа. Иногда он может быть направлен прямо вперёд, а иногда — немного вверх. Главное, выбрать такой фокус, устойчивую зрительную перспективу, благодаря которой мы можем видеть множество перемен, но не отвлекаться на них.

Существует также сокращённая поза с двумя особенностями, которую можно принимать иногда, в том случае, когда неудобно (например, когда вы за рулём, готовите обед или делаете покупки в магазине) или физически невозможно принять более формальную позу с семью характеристиками. Эти особенности просты: держите спину прямой, а мышцы расслабленными. Как и поза с семью особенностями, вариант с двумя особенностями помогает установить равновесие между расслаблением и настороженностью: ни излишнее раскрепощение, ни напряжённость, но нечто посередине.

Оба подхода к «укрощению коня» помогают противостоять распространённой склонности сутулиться, так что это оказывает давление на лёгкие и органы пищеварения, сокращая наши физические возможности. Также они дают физическую опору, которая может помочь нам вернуть нашу осознанность к настоящему мгновению переживания, если ум, «всадник», отклоняется от курса, блуждает или фиксируется на той или иной точке зрения. Исходя из личного опыта, я могу сказать, что хороший способ вернуть себя к настоящему моменту во время занятия медитацией — это чуть приподняться и шлёпнуться назад. Осознание напряжения в мышцах или других частях тела приносит довольно большую пользу, когда нужно выявить свои умственные и эмоциональные привычки, основанные на страхе, желании и других проявлениях привязанности к чувству своего «я», отличного от всего, что не есть «я».

Обретение физического равновесия тоже помогает установить равновесие между тремя аспектами переживания, которые на санскрите называются прана, нади и бинду, а по-тибетски — лунг, ца и тигле. Под праной, или лунг, подразумевается энергия, поддерживающая движение; нади, или ца, — это каналы, по которым течёт энергия; а бинду, или тигле, — это «капли», или «точки» жизненной энергии, которые энергия движет по каналам. На материальном уровне, бинду, или тигле, можно сравнить, если говорить просто, с клетками крови. Нади, или ца, можно сравнить с артериями, венами и капиллярами, по которым кровь течёт к мышцам и различным органам. Прану, или лунг, можно сравнить с энергией, заставляющей сердце нагнетать кровь по сложной системе вен, артерий и капилляров, пронизывающих все наши мускулы и органы, и возвращать её назад. Прана, нади и бинду работают слаженно вместе. Если ток праны нарушен, то и движение бинду по системе нади будет нарушено. Если нади перекрыты или забиты, то прана застаивается, а движение бинду ограничивается. Если бинду находятся под влиянием чего-то, например выброса адреналина, их перемещение по каналам затрудняется.

На тонком уровне прана, нади и бинду — это различные аспекты ума: бинду представляет собой совокупность представлений («я», «ты», «что я люблю», «чего я не люблю»); нади — связь между этими представлениями, а прана — энергия, заставляющая эти представления двигаться и течь. Между материальным и тонким измерениями праны, нади и бинду существует связь. Если мы можем организовать своё тело так, чтобы уравновесить его физические аспекты, мы открываемся для возможностей проявления его тонких аспектов. Иными словами, «укрощение скакуна» создаёт физическую основу для «укрощения всадника».

Пребывай как движение зыби морской.

(— Джамгон Конгтрул Лодро Тае, «Зарождение и завершение»)

Тот же принцип, который лежит в основе подбора расслабленной и одновременно подтянутой позы тела, применим и к установлению равновесия в вашем уме: он не должен быть ни слишком отпущен, ни слишком скован. Когда ваш ум естественно покоится между расслаблением и бдительностью, его потенциал проявляется сам собой.

Когда я даю учения, я пользуюсь очень простой аналогией, показывая три разных варианта реакции на собственную жажду, если стакан с водой стоит прямо передо мной.

Первый — я пытаюсь достать стакан, говоря себе: «Мне нужно достать стакан. Мне нужно поднести его ко рту. Мне нужно отпить из него воды, или я умру от жажды». Но мои ладони, мои руки и моё намерение — всё это так плохо слушается, что я не могу достать стакан, стоящий в десяти сантиметрах от меня, и отпить из него. И даже если мне удастся дотянуться до стакана, руки так сильно трясутся, что я, скорее всего, расплещу воду, прежде чем донесу до рта.

Это пример излишней напряжённости: желание достичь чего-то настолько сильно, что отчаяние мешает нам обрести желаемое.

Второй вариант — я демонстрирую противоположную крайность, вяло поднимая руку и устало говоря: «Мне бы хотелось воды, но, мне кажется, я не дотянусь до стакана… Он так далеко, и нужно приложить столько усилий. Может, я попью позже. Вечером. Или еще позже».

Таков пример излишней расслабленности: мы не достигаем чего-то, потому что это кажется нам слишком трудным.

Наконец, я демонстрирую срединный путь: «Вот стакан с водой, говорю я себе. — Просто высвободи руку, протяни её вперёд, возьми стакан и пей».

Как и в случае с физической позой, главный момент умственной «позы» — найти равновесие. Если ум слишком напряжён или слишком сфокусирован, это приведёт вас к беспокойству по поводу того, хороший ли вы практик медитации: Мне нужно наблюдать свой ум. Мне нужно видеть всю картину. Если мне это не удаётся, я — неудачник. Если ваш ум слишком расслаблен, то вы или будете отвлекаться, или впадёте в некую разновидность замутнённости сознания. Ох, наверное, мне нужно медитировать, но это отнимает столько времени. Да-да, вот появилась мысль, вот появилось чувство, вот ощущение, но какое мне до этого дело? Они просто уходят и снова приходят.

Идеальный подход лежит между этих двух крайностей. Гм, вот мысль. Вот чувство. Вот ощущение. О, вот оно ушло. Вот вернулось. Теперь снова ушло. Снова вернулось.

Мы можем относиться к этим появлениям и исчезновениям как к игре, так, как дети иногда смотрят на облака: «Что ты видишь?», — спрашивает ребёнок. «Я вижу дракона!», — допустим, кто-то отвечает ему. Другие могут добавить свои впечатления. «Я вижу лошадь!». «Я вижу птицу!». Если среди них будет циник, он просто скажет: «Я не вижу ничего, кроме облака».

Особенно поначалу важно продолжать эту «игру» недолго, отводя на неё, согласно классическим буддийским текстам, столько времени, сколько нужно для того, чтобы съесть ложку еды, сделать глоток чая или пройти два-три шага по комнате. Разумеется, поскольку на тарелке много ложек еды, в чашке чая много глотков и много шагов можно пройти по комнате, эти краткие игры можно повторять много раз за день.

Если продвигаться именно так, медитация становится частью вашей повседневной жизни, а не остаётся чем-то, что вы делаете, поскольку оно считается «полезным для вас». Со временем вы заметите, что вам стало легче выполнять более длительные занятия, и будете рассматривать любую избранную вами практику из трёх основных как интересную саму по себе, а не считать её навязанной необходимой.

Чтобы увидеть гору на другой стороне, тебе надо смотреть на ту гору, что на этой стороне.

(— Дусум Кхьенпа, цитата из книги «Махамудра: океан достоверного смысла»)

Предоставленный самому себе, ум похож на неугомонную птичку, которая всё время пархает с ветки на ветку или слетает на землю и вновь взмывает на другое дерево. В этом примере ветви, земля и другое дерево символизируют запросы наших пяти чувств, а также мыслей и эмоций. Всё кажется очень интересным и неотразимо привлекательным. А поскольку внутри и вокруг нас всегда что-то происходит, бедной непоседе-птичке очень трудно угомониться. Неудивительно, что многие из тех, кого я встречал, жалуются на почти постоянный стресс! Такого рода порхание, в то время как наши чувства перегружены, а мысли и эмоции требуют своего признания, чрезвычайно затрудняет пребывание в расслабленном и сосредоточенном состоянии.

Первая из основных практик, которой меня обучили еще в детстве — и которую большинство учителей дают начинающим медитирующим, — заключается в том, чтобы дать птичке успокоиться. На санскрите эта практика называется шаматха, а по-тибетски шинэ. Слова шама и ши имеют много разных значений, в том числе «мир», «отдых» или «успокоение» умственного, эмоционального или сенсорного возбуждения. Возможно, современным эквивалентом было бы словечко «расслабуха». Санскритское слово тха, как и тибетское нэ, означает «пребывать», «оставаться». Другими словами, шаматха и шинэ означают пребывание в таком состоянии, в котором «птичка» успокоилась, «расслабилась», что позволяет ей некоторое время просто посидеть на ветке.

У большинства из нас, когда мы смотрим на что-то, слышим что-то или наблюдаем некую мысль или эмоцию, появляется то или иное суждение о том, что мы переживаем. Это суждение можно рассмотреть с точки зрения трёх основных «ветвей»: есть ветка «мне это нравится», ветка «мне это не нравится» и ветка «я не знаю». От каждой из этих веток отходят мелкие веточки: веточка «хорошее», веточка «плохое», веточка «приятное», веточка «неприятное», веточка «мне нравится, потому что…», веточка «мне не нравится, потому что…», веточка «возможно, хорошее или плохое», веточка «возможно, приятное или неприятное», веточка «возможно, хорошее и плохое, приятное и неприятное», и веточка «ни хорошее ни плохое, ни приятное ни неприятное». Возможности, представленные всеми этими веточками, соблазняют птичку, заставляя порхать между ними, исследуя каждую.

Практика шаматхи или шинэ подразумевает, что мы отпускаем все наши оценки и мнения и просто смотрим, или уделяем внимание, тому, что видим с каждой ветки, на которой сидим. Возможно, мы видим сплошной полог из веток и листьев. Но, вместо того чтобы порхать с ветки на ветку, чтобы лучше что-то разглядеть, просто смотрите на каждую ветку или листок, уделяйте внимание их форме или цвету. Сидите на одной ветке. Если мы будем прислушиваться к своему переживанию именно так, это позволит нам отличать наши суждения и мнения от простого переживания зрительного процесса.

Эта практика имеет глубокие последствия для нашего подхода к неуправляемым эмоциям и различным трудностям, с которыми мы сталкиваемся в повседневной жизни. В большинстве случаев наши переживания обусловлены веткой, на которой мы сидим, или целым пологом ветвей перед нами. Но, если мы просто непосредственно взглянем на своё переживание, мы сможем увидеть каждую веточку и листок на ней, свои мнения и суждения, как они есть, — не в общей массе, но как отдельные аспекты переживания. В этот момент остановки на простой осознанности мы открываемся не только возможности обойти свои привычные представления, эмоции и реакции на физические ощущения, но и возможности свежо откликаться на каждое переживание, как только оно случается.

Эта простая осознанность — проявление ясности присущей нам природы будды: способность видеть и узнавать то, что мы видим, но не сопровождая это никакими представлениями и не затуманивая своё видение. Мы можем осознать, что понятия: «мне нравится», «мне не нравится» и т. д. — отличны от ветвей, листьев или цветов. Поскольку ясность безгранична, мы можем схватывать все эти разные вещи сразу, не смешивая их. На самом деле ясность всегда функционирует, даже тогда, когда мы не отдаём себе в этом отчёта: когда мы осознаём, что голодны или устали, когда понимаем, что попали в дорожную пробку, или замечаем на упаковке сыра надпись о наличие в нём перца чили. Не будь ясности, мы не смогли бы думать, чувствовать или воспринимать что бы то ни было. Практика шаматхи, или шинэ, помогает нам развивать и ценить свою врождённую ясность.

Есть много подходов к практике шаматхи. Многие из тех, с кем мне довелось встречаться в течение не одного года, просили, чтобы я руководил ими шаг за шагом. «Что я должен делать сначала? — спрашивали они. — Что я должен делать потом?». На последующих страницах я попытаюсь описать пошаговый подход к каждой из основных практик.

Наиболее базовый подход к вниманию называется «безобъектный» — здесь нет сосредоточения на какой-то отдельной «сцене» или на аспекте переживания, но мы лишь смотрим и изумляемся необъятности всей картины в целом, когда она появляется и исчезает. Во время недавней поездки в Бразилию, в Рио-де-Жанейро, я часто совершал прогулки по расположенному поблизости высокому холму, поросшему похожим на джунгли лесом, деревья в котором были увешаны разнообразными плодами. На полпути до вершины холма меня побеждали жара и влажность, большая высота над уровнем моря и невероятное разнообразие листвы — я уставал. Но в определённых местах там были деревянные скамьи и стулья. Я садился на такой стул и отдыхал, просто наблюдая свою физическую усталость и всё окружающее.

Вам не нужно взбираться на холмы в окрестностях Рио-де-Жанейро, чтобы в полной мере получить это чувство расслабленной открытости и осознанности. Вы можете ощутить его, перемыв гору посуды. Закончив мыть посуду, вы можете сесть на стул с глубоким вздохом: «Ах!». Возможно, ваше материальное тело устало, но ваш ум умиротворён, полностью открыт, полностью спокоен и погружён в тот самый миг, когда звучит ваше «ах!». Возможно, в другой комнате шумят ваши дети или вы смотрите телевизор — со всеми сменами сцен и перерывами на рекламу. Но ничто не нарушает вашего чувства «ах!» Мысли, чувства и ощущения могут приходить и уходить, но вы лишь наблюдаете их. Вы их замечаете и уделяете им лёгкое, ненапряжённое внимание — или такое, которое в буддийской традиции называется «обнажённое», — пребывая со своим «ах!» в простой открытости данному моменту. Прошлое (мытьё посуды или лазание по южноамериканским джунглям) уже позади, а будущее (новая порция грязной посуды, другие джунгли, счета, требующие оплаты, или дети, требующие воспитания) ещё впереди. Прямо здесь, прямо сейчас есть только нынешнее «ах!».

Вот так нужно оставлять ум в безобъектном внимании: будто вы только что выполнили большую, длительную или трудную работу. Просто отпустите всё и расслабьтесь. Вам не нужно препятствовать любым возникающим мыслям, эмоциям или ощущениям, но не нужно и гоняться за ними. Пребывайте в настоящем моменте своего «ах!». Если возникают мысли, эмоции или ощущения, просто позвольте себе их замечать.

Безобъектное внимание не подразумевает, что нужно просто позволить своему уму витать в фантазиях, воспоминаниях или мечтах. Вы можете не сосредоточиваться ни на чём в частности, но вы всё равно осознаёте, присутствуете в том, что происходит здесь и сейчас. Например, когда недавно я застрял в Денверском аэропорту, я наблюдал, как множество челночных поездов, курсирующих по подвесному рельсу, развозят людей по разным терминалам. Я сидел в кресле, наблюдая движение поездов взад и вперед, довольный тем, что смотрю на них просто как на видимости, возникающие благодаря моей способности воспринимать. Не было никакой нужды вставать и бежать за каждым из поездов, вопрошая: «Куда он идёт? Откуда он идёт? Сколько времени ему нужно на дорогу от начала до конца?» Я просто наблюдал за проезжающими поездами.

Выполняя практику на уровне безобъектного внимания, мы на самом деле оставляем ум в его естественной ясности, незатронутой потоками мыслей, эмоций и физических ощущений. Эта естественная ясность всегда присутствует и доступна нам, точно так же, как всегда присутствует и доступно пространство. В некотором смысле, безобъектное внимание можно сравнить с тем, что мы позволяем себе замечать ветки и листья перед собой, при этом осознавая наличие пространства, которое даёт нам возможность в первую очередь видеть ветки и листья. Мысли, эмоции и ощущения движутся и вибрируют в нашей осознанности точно так же, как ветки и листья качаются и трепещут в пространстве. Кроме того, как пространство не определяется объектами, которые в нём движутся, так и осознанность не определяют и не ограничивают мысли, эмоции и ощущения, которые она воспринимает. Осознанность просто есть.

Безобъектное внимание подразумевает пребывание в этом «есть», просто наблюдая мысли, эмоции, видимости и т. п., когда всё это появляется на фоне «пространства» или в самом этом фоне. Некоторым эта практика кажется такой же лёгкой, как просто сидеть в кресле после мытья посуды, а другие находят её довольно трудной. Трудной считал и её и я. Когда отец и другие учителя старались объяснить, что такое безобъектное внимание, я был озадачен и даже несколько возмущён. Я не мог понять, как можно просто наблюдать всё, что происходит, будто это кино или, как говорится во многих буддийских текстах, «отражение луны в озере». В моменты сильнейшей тревоги мои мысли, чувства и физические ощущения вовсе не казались мне отражениями. Они бесспорно выглядели страшно реальными. К счастью, есть и другие шаги, благодаря которым мы можем направлять себя через процесс, заключающийся в том, чтобы просто осознавать.

Вследствие того, что у нас есть тело из плоти, многие из наших переживаний фильтруются через то или иное из наших пяти чувств: зрение, слух, обоняние, вкус и осязание. Но, поскольку наши способности чувств, или сознания чувств, как они называются в большинстве буддийских текстов, могут лишь регистрировать чувственные восприятия, буддийская наука говорит о шестом чувстве, или шестом сознании, которое называется «сознание ума». Это шестое чувство, или шестое сознание, не следует путать с экстрасенсорным восприятием, то есть со способностью видеть будущее, или с любой другой мистической способностью. Оно больше сродни тому, что нейробиологи называют способностью систематизировать информацию, полученную через чувства, и формировать понятия или мысленные образы.

Сознание ума похоже на уже упоминавшуюся неугомонную птичку, которая перепархивает с ветки на ветку, собирая виды, открывающиеся с каждой ветки. Оно пытается извлекать смысл из получаемой информации и вынуждено реагировать. Но можно научить эту птичку на некоторое время успокаиваться, осознанно направляя её внимание на то или иное чувство.

Как?

В ходе обычного переживания ум уже и так склонен фиксироваться на информации, получаемой от органов чувств. Однако информация, получаемая через наши сенсорные сознания, чаще всего служит источником отвлечения. Поскольку мы являемся существами из плоти, мы неизбежно испытываем чувство тщетности, если пытаемся полностью освободиться от своих чувств или блокировать получаемую через них информацию. Более практичным подходом было бы подружиться с этой информацией и использовать её как средство успокоения ума.

Как меня учили, эта дружба легче всего устанавливается, если сосредоточиваться на зримых аспектах объекта, например розы. Не имеет значения, что мы думаем и чувствуем при виде этой розы: «хорошая роза», «плохая роза», «не понятно какая роза». Если мы только лишь смотрим на неё, то начинаем отделять собственные мнения от простого переживания видения. Наши мнения сами по себе не являются ни хорошими, ни плохими, ни непонятно какими. Но, когда мы смешиваем их с объектом, наш ум отвлекается. Мы начинаем задаваться вопросами: «Хорошая это роза или плохая? Когда в последний раз я видел розу?». Неугомонная птичка щебеча перелетает с ветки на ветку, пытаясь «понять» розу. Однако требуется не понимать розу, а просто её видеть.

Специальный термин, обозначающий использование чувства зрения в качестве средства успокоения ума, — это «медитация с образом». Звучит немного пугающе, не правда ли? Очень строго и точно. На самом деле медитация с образом — это довольно просто. Ведь мы неосознанно практикуем её в течение дня, смотрим ли мы на телевизионный экран, на гору грязной посуды в раковине или на человека впереди нас в магазинной очереди. Медитация с образом подразумевает просто перенесение этого неосознанного процесса на уровень активной осознанности. Если всего лишь смотреть с обнажённым вниманием на конкретный объект, неугомонная птичка усядется на свою ветку.

На какой бы объект вы ни предпочли смотреть: на розу, экран телевизора или на человека, стоящего впереди вас в очереди к магазинной кассе, вероятно, вы заметите, что этот объект имеет два аспекта: форму и цвет. Сфокусируйтесь на любом объекте, который вам больше нравится. Сам фокус ничего не значит: одних людей больше привлекает форма, а других — цвет. Смысл в том, чтобы просто остановить своё внимание на форме или на цвете, используя осознанность только на уровне чистого восприятия формы или цвета. Нет необходимости пытаться сосредоточиться так сильно, чтобы суметь разглядеть все мельчайшие подробности. Если вы попытаетесь это сделать, то будете напрягаться, тогда как цель медитации с образом — оставаться в покое. Фокусируйтесь расслабленно, прилагая лишь столько внимания, чтобы удерживать обнажённую осознанность на том объекте, который вы наблюдаете. Зримый предмет служит лишь ориентиром, помогающим вашему уму успокоиться, сигналом для птички, призывающим её прекратить порхать с ветки на ветку — хотя бы на миг — и просто отдохнуть.

Как практиковать этот метод?

Во-первых, в зависимости от ваших обстоятельств примите любую позу тела, которая для вас наиболее приемлема или удобна. Затем дайте своему уму на мгновение успокоиться в безобъектном внимании. Просто наблюдайте все мысли, ощущения и т. п., которые у вас возникают. Затем выберите, на что вы будете смотреть: на цвет чьих-то волос, форму их стрижки или на розу, персик или на свой рабочий стол — и просто остановите на этом объекте своё внимание, отмечая его форму или цвет. Вам не нужно смотреть пристально, а если нужно моргнут, — моргайте. (Ведь если вы не мигаете, это может вызвать раздражение глаз и всё, на что вы смотрите, может казаться раздражающим.) После того как вы смотрели несколько минут на что-то или кого-то, дайте своему уму просто снова расслабиться в безобъектном внимании. Верните фокус на объект на несколько минут, затем снова дайте уму расслабиться.

Всякий раз, когда я выполняю практику с использованием зрительного объекта в качестве опоры для остановки ума, мне вспоминается один из моих ранних уроков, который я усвоил от своего отца. Чередование сохранения внимания на объекте с разновидностью безобъектного внимания, описанной выше, приносит огромную пользу. Когда вы останавливаете внимание на объекте, вы видите его как нечто отличное или отдельное от самого себя. Но, когда вы отпускаете его и просто оставляете ум в чистом внимании, то постепенно начинаете воспринимать всё, что вы видите и то, как вы это видите, как образ, состоящий из мыслей, воспоминаний и ограничений, налагаемых нашими органами чувств. Иными словами, нет разницы между тем, что вы видите, и умом, который это видит.

Обращение к звуку очень похоже на обращение к форме, за исключением того, что теперь вы используете не чувство зрения, а чувство слуха. Начните с «обуздания скакуна» принятием подходящей позы, с двумя или семью характеристиками. Затем отведите несколько минут «обузданию всадника», оставаясь в безобъектном внимании, просто открыв свою осознанность всему, что происходит, и не привязываясь ни к чему конкретному. Затем постепенно дайте себе возможность уделять внимание звукам, близким для собственного восприятия, например биению сердца или дыханию. Или же вы можете сосредоточиться на естественных звуках в своём непосредственном окружении, например на шуме дождя, барабанящего по окну, на звуках телевизора или музыкального центра, доносящихся из соседней квартиры, на рёве пролетающего в небе самолёта или даже на щебете и свисте неугомонных птичек за окном.

Вам незачем пытаться определить эти звуки или настраиваться исключительно на какой-то конкретный звук. Ведь легче просто воспринимать всё, что вы слышите. Суть в том, чтобы развивать в себе простое, обнажённое восприятие звука, как только он достигает ваших ушей. Как и зримые объекты, звуки служат просто центром притяжения внимания, помогающим уму успокоиться.

Вероятно, как и в медитации с образом, вы обнаружите, что способны сосредоточиться на окружающих вас звуках лишь на несколько секунд, а потом ум начинает блуждать. Это вовсе не редкость, и на самом деле очень хорошо! Это блуждание служит своего рода сигналом, что вы слишком расслабились. То ли конь сбежал, унося всадника, то ли всадник ускакал на своём коне. Заметив, что ум блуждает, просто вернитесь к открытому вниманию, а потом снова сосредоточьтесь на звуках. Дайте себе возможность выбирать между тем, чтобы остановить внимание на звуках, и тем, чтобы позволить уму просто оставаться в расслабленном состоянии открытой медитации.

Одно из преимуществ медитации со звуками заключается в том, что она может помочь нам постепенно отвыкнуть от приписывания значения различным звукам, которые мы слышим. Благодаря практике мы можем научиться слушать звуки, не обязательно реагируя эмоционально на их содержание. Привыкнув уделять голое внимание звукам просто как звукам, мы научимся выслушивать критику, не возмущаясь и не занимая оборонительную позицию, сможем выслушивать похвалы, не испытывая гипертрофированного чувства гордыни и ликования.

Некий молодой человек, участвовавший в одном крупном событии в Шераб Линге, подошёл ко мне, чтобы обсудить свою проблему, связанную со звуками. «Я очень чувствителен, — объяснил он. — Чтобы практиковать, мне требуется покой и тишина. Я стараюсь держать окна закрытыми и пользуюсь берушами, но звуки всё равно проникают в сознание и мешают мне сосредоточиться. Особенно трудно бывает по ночам, когда постоянно лают собаки». (Вокруг этого монастыря много собак, и они любят лаять и ещё они дерутся друг с другом и обороняются от хищников.)

«Я не могу спать, — продолжал молодой человек, — потому что, как я уже упоминал, я крайне чувствителен к звукам. Я очень хотел присоединиться сегодня к группе практикующих, но я не выспался. Что мне делать?».

Я дал ему советы по медитации со звуком, в которой звуки используются как средство, помогающее сосредоточиться и успокоить ум.

Однако на следующий день он снова пришёл ко мне в комнату и сказал:

— Ваши советы мне немного помогли, но не слишком. Эти собаки не давали мне спать всю ночь. Как я пытался объяснить, я действительно чувствителен к звукам.

— Ну, — ответил я, — здесь я ничего не могу поделать. Я не могу убить собак и не могу вылечить вас от чувствительности к звукам.

В этот момент прозвучал гонг, созывающий на пуджу, род группового религиозного ритуала, напоминающего службы, исполняемые в других духовных традициях. Тибетская пуджа часто выполняется в сопровождении барабанов, труб, тарелок и хорового пения, и всё это звучит довольно громко. Это такая какофония, которая в прошлом пугала меня, доводя до состояния крайней тревоги, до приступа паники. Но, когда я оглядел помещение, я увидел того самого парня, который был «так чувствителен» к звукам; он сидел в глубине храма скрестив ноги и его туловище обмякло и наклонилось вперёд. Он дремал посреди самой громкой, шумной части пуджи!

По окончании ритуала мы встретились у выхода из храма. Я спросил его, каким образом он мог спать при таком шуме и гаме. Он подумал и ответил:

— Наверное, это потому, что я не противился этим звукам. Они были лишь частью пуджи.

— Может быть, вы просто устали, проведя столько бессонных ночей? — предположил я.

— Нет, — ответил он, — думаю, я только что понял, что моя чувствительность к звукам была моей собственной выдумкой, которую я внушил себе, фантазией, которая засела у меня в голове, наверное, с раннего детства.

— Так что же вы собираетесь делать ночью? — спросил я.

Он улыбнулся:

— Быть может, я буду слушать собак и услышу в этом лае их собачью пуджу.

На следующий день он пришёл и гордо заявил, что спал как младенец.

— Думаю, — сказал он, — я, наверное, расстался с привязанностью к идее о своей избыточной чувствительности к звукам.

Мне нравится эта история, потому что она демонстрирует важный принцип. Ощущения тревожат нас в той степени, в какой мы им сопротивляемся. Этот молодой человек после некоторой практики обнаружил, что звуки, которые мы слышим, подобны музыке вселенской пуджи — празднества нашей способности слышать.

Обстоятельства таковы, что если вы читаете эту книгу, то живёте, так сказать, в материальном теле. На каком-то уровне мы склонны рассматривать воплощение как нечто ограничивающее. Не лучше ли было бы просто свободно парить, не скованными физическими нуждами и потребностями, неведением, желанием или неприязнью? Но наше воплощённое состояние — это на самом деле благословение, плодородная почва, благодаря которой мы можем раскрыть в себе возможности осознанности.

Один из способов обрести эти возможности заключается в том, чтобы уделять внимание физическим ощущениям; этот процесс проще всего осуществить, наблюдая своё дыхание. Всё, что от вас требуется, это без напряжения направить своё внимание на простой акт вдоха и выдоха. Вы можете сосредоточиться на прохождении воздуха через ноздри или на ощущении того, как он наполняет ваши лёгкие и покидает их.

Сосредоточение на дыхании особенно важно, если вы ловите себя на том, что ощущаете напряжение или отвлеклись. Такое простое действие, как направление внимания на дыхание, приносит состояние покоя и осознанность, позволяющую вам отступить на шаг назад от любой проблемы, с которой вы можете столкнуться, и реагировать на неё более спокойно и объективно. Если вы подавлены ситуациями, событиями, яркими мыслями или сильными эмоциями, просто перенесите своё внимание на ощущение дыхания. Никто не заметит, что вы медитируете. Вероятно, никто даже не обращает внимания на то, дышите ли вы вообще!

Также есть более формальный способ успокоения ума: фокусироваться на физическом ощущении дыхания. Мне он показался очень полезным в самом начале моего обучения, особенно когда страх или тревога грозили взять надо мной верх. Сидите ли вы в позе с семью или с двумя характеристиками, просто считайте вдохи и выдохи. На счёт «один» — первые вдох и выдох, на счёт «два» — вторые вдох и выдох и т. д., пока не дойдёте до двадцати одного. После этого снова начните счёт с одного.

Способ сосредоточения на дыхании можно распространить и на другие аспекты физического переживания. За последние семь лет я встречал много людей, испытывающих постоянную физическую боль, является ли она последствием несчастного случая или хронической болезни. Понятно, что из-за боли им труднее сосредоточиться на чём либо, кроме этой самой боли. Но и сама боль может стать предметом сосредоточения, помогающим обрести более широкое осознание боли как проявления ума.

Я видел, что это возможно, когда наблюдал, как умирал мой отец. Боль терзала его тело до такой степени, что он не мог опорожнить мочевой пузырь или кишечник без посторонней помощи. Но каждое мгновение боли он воспринимал как откровение, центр осознанности, благодаря которому его ум становился более расслабленным и устойчивым. Даже в свои последние мгновения отец наблюдал процесс онемения своих рук и ног, закупорку лёгких и прекращение сердцебиения с каким-то детским любопытством, как бы говоря: «Эти впечатления ни хороши ни плохи. Они лишь то, что происходит в данный момент». Даже в кульминационный миг смерти, каковы бы ни были его физические ощущения, он принимал их как благоприятную возможность успокоить свой ум.

Можно сказать, что ему повезло, поскольку он очень много практиковал, используя физическое ощущение как центр сосредоточения для успокоения ума. Но, наблюдая, как он умирает, я вспоминал некоторые самые первые уроки, которые он давал мне, объясняя, как использовать физическое ощущение в качестве основы для успокоения ума — иными словами, как опираться на физическое ощущение и относиться к нему не как к угрозе или к врагу, а как к благоприятной возможности испытать осознанность.

Как и в случае с другими практиками с использованием внимания, начать лучше всего с принятия устойчивой позы и оставаться некоторое время в безобъектной шаматхе. Затем мягко направьте внимание на физическое ощущение в конкретной области: в шее, коленях, руках или во лбу. Ощущение в любой из этих областей может быть и так очевидно, но обычно мы склонны избегать его, сопротивляться ему или относиться как к определяющему условию нашего переживания. Вместо этого просто медленно перенесите своё внимание в эту область своего тела.

Быть может, вы почувствуете покалывание, или тепло, или, скажем, какое-то давление. Что бы вы ни чувствовали, просто предоставьте себе возможность осознавать это минуту-другую. Просто отметьте своё ощущение, мягко останавливая на нём своё внимание и не оценивая его как хорошее или плохое, приятное или неприятное. Оно такое, какое есть. Наблюдая так физическое ощущение, вы благодаря этому понемногу начинаете понимать, что ваши мнения и оценки относительно ощущения — вторичные факторы, ваши интерпретации, накладывающиеся на простое осознание самого ощущения. Через какое-то время отпустите своё внимание от физического ощущения и оставьте ум как он есть. Затем снова направьте внимание на физические ощущения.

Уделив немного времени тому, чтобы останавливать внимание на ощущениях в одной части тела, можете расширить этот процесс, мягко перемещая своё внимание по всему телу. Я иногда называю этот процесс наблюдения физических ощущений «сканирующей практикой», потому что он напоминает мне, как я лежал в одном из аппаратов МРТ и ФМРТ, которые могут сканировать всё ваше тело. Однако в нашем случае сканером является не машина, а ваш собственный ум, ваша осознанность.

Когда я впервые начал практиковать внимание на уровне физического ощущения, я обнаружил, что, если я пытаюсь избежать того или иного ощущения, сила его воздействия на меня возрастает. Я активно участвовал в том, что происходило в этот самый момент. Я боролся с собственной осознанностью. Моё внимание разделялось между тем, чтобы сопротивляться болевому ощущению или сдаться на его милость. Благодаря наставлениям моих учителей, я начал наблюдать эти противоборствующие импульсы одновременно. Мало-помалу — и вовсе не без труда — я стал понимать, что весь мой ум занят борьбой между уклонением и принятием. Наблюдать такую битву стало более интересным, чем принимать в ней участие. Просто следить за ней постепенно стало само по себе захватывающим занятием.

Физические ощущения, такие как «жарко», «холодно», «я голоден», «я сыт», «кружится голова», «болит голова», «болит зуб», «заложен нос», «больно глотать», «ноют колени» или «ломит поясницу» стремятся непосредственно предстать перед осознанностью. Поскольку мы испытываем боль и неприятные ощущения очень живо, они на деле являются действенным средством сосредоточения на уме, который осознаёт боль: нет боли — нет и осознанности ума, который эту боль ощущает.

Я не имею в виду, что нам следует думать, будто благодаря нашему вниманию к боли она исчезнет. В этом случае только возрастала бы сила надежды и страха: надежды, что боль пройдёт, и страха, что она не пройдёт. Лучше всего наблюдать ум, который воспринимает боль, что не всегда легко. На самом деле практика обращения к ощущениям боли таит в себе много неожиданного. Иногда ощущаемая нами боль может перемещаться по разным частям тела. Иногда она совсем исчезает, и тогда мы лишаемся опоры медитации. Иногда ощущение боли может стать таким сильным, что захватывает нас целиком. В этих двух случаях нужно прекратить фокусироваться на боли. Перейдите к чему-то другому, скажем, к зримым образам или звукам. Или просто прекратите наблюдение и займитесь чем-то совсем другим — прогуляйтесь, если можете, или почитайте книгу, или посмотрите телевизор.

Конечно, если вы испытываете хроническую или серьёзную боль, важно показаться врачу. Эти симптомы могут указывать на тяжёлое расстройство здоровья, требующего медицинского вмешательства. Внимание к боли не подразумевает, что её физические причины прекратятся. Если ваш врач обнаружил тяжёлое расстройство здоровья, разумеется, обязательно следуйте его указаниям. Хотя внимание к болезненным физическим ощущениям может помочь нам справиться с болью или недомоганием, связанными с тяжелыми недугами, оно не является заменой лечению.

Даже проходя курс лечения, прописанный врачом, вы можете испытывать боль. В этом случае можете попытаться использовать физическое ощущение боли как опору для медитации. Если боль является симптомом тяжёлого состояния, избегайте сосредоточиваться на желаемых результатах. Если ваша основная побудительная причина — избавиться от боли, то на самом деле вы усиливаете умственные и эмоциональные привычки, связанные с надеждой и страхом. Лучший способ ослабить зацикленность на этих привычках — это просто постараться наблюдать боль объективно, а результаты пусть проявляются сами.

Работа с активностью разных видов сенсорного восприятия — это своего рода подготовка к работе с самой неугомонной птичкой: множеством мыслей, оценок и понятий, заставляющим её непрестанно прыгать с ветки на ветку. Мысли — это нечто куда более неуловимое, чем образы, цвета, звуки или физические ощущения. Во-первых, они обрушиваются стремительно, словно водяной поток, падающий с горного уступа. Вы не можете видеть их воочию. Однако, уделяя им внимание, точно так же, как вы уделяли внимание звукам или зримым предметам, вы можете прийти к осознанию их течения. Делая это, вы научитесь осознавать ум, благодаря которому появляются и исчезают все эти мысли. Как говорил мой отец: «Мышление — естественное дело ума, выражение его созидательной способности».

Уделять внимание мыслям — означает не препятствовать им, а просто их наблюдать. Точно так же как смотреть на розу или слушать звук, наблюдать свои мысли — не значит анализировать сами мысли. Главное здесь — сам акт наблюдения, который естественно успокаивает и удерживает на месте наблюдающий ум. Вы можете использовать свои мысли, вместо того чтобы они использовали вас. Если за одну минуту в вашем уме проносится сотня мыслей, это значит что у вас будет сто опор для медитации. Если непоседливая птичка перепрыгивает с ветки на ветку, это здорово. Вы можете просто наблюдать за этой порхающей птичкой. Каждый прыжок, каждое перелёт — опора для медитации.

Незачем застревать на осознании мысли или сосредоточиваться на ней так пристально, что ваша попытка рассмотреть её будет терпеть неудачу. Мысли появляются и исчезают, как «снежинки, падающие на горячую сковородку» — так гласит старая буддийская пословица. Что бы ни мелькало в уме, просто наблюдайте появление и исчезновение, без напряжения и привязанности, точно так же, как вы мягко останавливали своё внимание на формах, звуках и физических ощущениях.

Для большинства из нас мысли кажутся чем-то очень надёжным, очень достоверным. Мы или привязываемся к ним, или боимся их. Так или иначе, мы позволяем им взять власть над нами. Чем более надёжными и достоверными они нам кажутся, тем большую власть они имеют. Но если мы начинаем наблюдать свои мысли, их власть слабеет.

Иногда, наблюдая мысли, вы начинаете замечать, что они появляются и исчезают очень быстро, оставляя между собой небольшие промежутки. Поначалу промежуток, отделяющий одну мысль от другой, может быть невелик. Но с практикой промежутки становятся длиннее, и ваш ум начинает более спокойно и открыто оставаться в безобъектном внимании. Иногда простая практика наблюдения мыслей становится чем-то вроде просмотра телевизионной программы или фильма. На экране может происходить что угодно, но вы сами не внутри фильма или телевизора. Между вами и тем, что вы смотрите, есть некоторое пространство. На самом деле вы не создаёте этого пространства: оно всегда есть. Вы просто даёте себе возможность его замечать.

Какое бы из этих переживаний не посетило вас — прекрасно, и ваши переживания, несомненно, на протяжении практики будут видоизменяться. Иногда вы наблюдаете мысли достаточно пристально, видя, как они появляются и исчезают, и замечая разделяющий их промежуток. Иногда вы просто наблюдаете их несколько отстранённо. Практика — или метод — намного легче, чем думает большинство людей. Каково бы ни было ваше переживание, если вы осознанно наблюдаете, что происходит, — это и есть практика. Это и есть преображение понимания в переживание.

Единственно, от чего наблюдение мыслей перестаёт быть медитацией и становится чем-то иным, — это ваши попытки контролировать или изменять свои мысли. Но даже и при попытке контролировать мысли, если в ней присутствует некоторая осознанность, — это тоже практика. Ведь, с чем вы работаете, — это ваш ум, а потому никто не может вас судить, никто не может ставить оценку вашему переживанию. Практика — дело личное. Переживания двух людей не бывают одинаковыми.

Если вы будете продолжать, то обязательно обнаружите, что день ото дня или даже от минуты к минуте ваше переживание меняется. Иногда может оказаться, что ваши мысли очень ясны и наблюдать их легко. Иногда они стремительны, как водопад. Иногда оказывается, что ваши мысли омрачены или затуманены. Это прекрасно. Вы можете просто наблюдать их вялость или возбуждённость. Если вы уделяйте обнажённое внимание любому своему переживанию — это в любой данный момент и есть практика, или метод. Даже такие мысли, как: «я неспособен медитировать», «у меня слишком неспокойный ум», «я так устал, нужно ли мне медитировать?» — могут быть опорой для медитации, пока вы их наблюдаете.

Особенно если вы новичок в медитации, бывает очень трудно просто наблюдать мысли, связанные с неприятными переживаниями или с ярко окрашенным эмоциональным содержанием. Это особенно верно по отношению к тем мыслям, которые связаны с устоявшимися мнениями: что вы всегда будете одиноки, никогда не будете привлекательными или что некая авторитетная особа — родитель, партнёр или начальник на работе — это «враг», тем или иным образом постоянно вас угнетающий. Особенно тогда, когда мысли неприятны, лучше всего избегать сосредоточения на объекте этих мыслей: на ссоре, на содержании неприятных воспоминаний или на цепочке событий, которая привела к формированию определённых мыслей. Просто смотрите на сами мысли, а не на причины и условия, из которых они возникли.

Есть одна, взятая из сутр, старая-престарая история, в которой Будда показывает тщетность рассмотрения причин и условий, порождающих определённые мысли, приводя в пример воина, раненного в битве отравленной стрелой. Врач собирается извлечь стрелу, но раненый говорит: «Постой, прежде чем ты вытащишь стрелу, мне нужно знать имя того, кто пустил в меня стрелу, откуда он родом, как зовут его родителей и деда с бабкой. Еще мне нужно знать, из какого дерева сделана эта стрела, из чего именно сделан её наконечник и от какой птицы взяли прикреплённое к ней перо…» и т. д. К тому времени, когда врач выяснил все эти вопросы и вернулся с ответами, воин уже умер. Это пример самостоятельного созданного страдания, разновидность интеллектуальной избыточности, которая мешает нам справляться с болезненными ситуациями просто и непосредственно.

Мораль этой истории в том, что необходимо отказаться от поисков причин и от рассуждений и просто смотреть прямо на переживание. Извлеки отравленную стрелу страдания прямо сейчас, а потом задавай вопросы. Когда же стрела извлечена, вопросы уже неуместны.

Лучший способ разобраться с мыслями — это отступить на шаг и ненадолго оставить свой ум в безобъектной шаматхе, а потом переносить своё внимание на каждую мысль и вращающиеся вокруг неё представления. Наблюдайте непосредственно то и другое несколько минут, как вы наблюдаете форму или цвет. Затем оставайтесь в простой осознанности обнажённого внимания, чередуя внимание к мыслям с более широкой областью безобъектного внимания. Так вы избежите зацикленности на наблюдении мыслей и привнесёте в свою практику больше открытости и свежести.

Начните с принятия позы, в котором ваше тело расслаблено и подтянуто. Затем несколько минут оставайтесь в безобъектном внимании. Потом начните наблюдать свои мысли. Не пытайтесь практиковать слишком долго — только несколько минут, — чередуя безобъектное внимание и внимание к своим мыслям.

На минуту оставьте свой ум в безобъектном внимании…

С минуту наблюдайте свои мысли…

Затем оставьте свой ум в безобъектном внимании…

В конце этого процесса спросите себя, каково переживание при наблюдении своих мыслей. Мчатся ли мысли стремительно, словно водопад? Способны ли вы ясно рассмотреть свои мысли? Были ли они смутными и неотчётливыми? Исчезли ли они, едва вы попытались взглянуть на них? Замечали ли вы промежутки между мыслями?

Каково бы ни было ваше переживание, намерение наблюдать и есть практика. Ваши мысли могут быть стремительными, они могут быть смутными и неотчётливыми или они могут быть застенчивыми и вовсе не появляться. Но ваше намерение наблюдать все эти вариации переживания со временем обязательно изменит ваши взаимоотношения с ними.

Эмоции часто бывают яркими и длительными. Но именно эти их качества могут быть очень полезными в качестве опора для практики. Сила и стойкость могут сами по себе стать центром внимания при наблюдении ума. В то же время эти же самые качества силы и стойкости могут несколько затруднить непосредственную работу с эмоциями. Иногда эмоция или эмоциональная склонность сохраняется на таком глубоком уровне осознанности, что нам очень трудно понять их воздействие. Вот почему важно сначала предпринять первые несколько шагов. Благодаря этому вы можете лучше освоить успокаивающую осознанность, до такой степени, чтобы иметь возможность наблюдать всё, что происходит в вашем уме, не питая при этом излишней привязанности или неприязни.

В начале моего обучения отец и другие мои учителя внушили мне, что есть три самых основных категорий эмоций: положительные, отрицательные и нейтральные. Все они соответствуют трём главным коробочкам, по которым мы раскладываем самих себя и своё переживание: это коробочка «мне нравится», коробочка «мне не нравится» и коробочка «я не знаю».

«Положительные», или, как мы могли бы их назвать «конструктивные» эмоции, такие как сострадание, проявление дружелюбия и верности, укрепляют ум, наполняют нас уверенностью и усиливают способность помогать тем, что нуждается в помощи. «Отрицательные» эмоции, такие как страх, гнев, печаль, ревность и зависть, скорее, ослабляют ум, подрывают уверенность и усиливают страх. На этом основании их часто называют «деструктивными». Более или менее нейтральные состояния, по сути, заключаются в нашей позиции по отношению к таким вещам, как, скажем, карандаш, лист бумаги или канцелярская скрепка.

Метод наблюдения эмоций как опор для практики варьируется в зависимости от разновидности испытываемой вами эмоции. Если вы ощущаете положительную эмоцию, то можете сосредоточиться и на чувстве, и на объекте этого чувства. Например, если вы чувствуете любовь к ребёнку, то можете остановить своё внимание и на ребёнке, и на испытываемой к нему любви. Если вы чувствуете сострадание к тому, кто попал в беду, то можете сосредоточиться на человеке, нуждающемся в помощи, и на своём чувстве сострадания. Так предмет вашей эмоции становится опорой для самой эмоции, тогда как эмоция становится опорой для сосредоточения на объекте, вызывающем эту эмоцию.

С другой стороны, пристальное внимание к отрицательной эмоции скорее усиливает представление о том, что этот человек, ситуация или вещь и есть причина отрицательной эмоции. Как бы вы ни старались развивать в себе сострадание, доверие или любое другое положительное чувство, вы почти автоматически связываете этот объект с отрицательной эмоцией. «Этот человек (или ситуация, или вещь) причиняет вред. Сопротивляйся. Пытайся изменить. Избегай».

Порой я наблюдаю эту тенденцию и тогда, когда люди говорят о человеке, к которому испытывают романтическое влечение. Они ощущают это влечение довольно сильно, но, чем сильнее они пытаются добиваться внимания того человека, тем больше тот склонен отвергать эти попытки. В итоге тому, кто влюблён, начинает казаться, что он сам недостоин или непривлекателен. Или же что объект его влечения жесток, коварен или испорчен по своей природе. На самом деле ни в том человеке, кто испытывает влечение, ни в том, на кого оно направлено, нет ничего плохого. Оба они проявляют бесконечную способность присущей им природы будды: испытывать влечение или нет, желать или не желать. Но мы склонны принимать эти проявления на личный счёт, как определения нас самих и наших взаимоотношений.

Более практический подход к эмоциям, похожий на тот, который применяется по отношению к мыслям, — это просто останавливать своё внимание на самой эмоции, а не на её объекте. Просто смотрите на эту эмоцию, не анализируя её умом. Не пытайтесь удержать её или сопротивляться ей. Просто наблюдайте её. Когда вы это делаете, эмоция уже не будет казаться такой основательной, устойчивой или истинной, какой казалась раньше.

Однако иногда объект, связанный с разрушительными эмоциями, будь то человек, какое-то место или событие, — слишком ярок или явен, чтобы его игнорировать. Если это так, ни в коем случае не пытайтесь от него избавиться. Остановите своё внимание на чувственном восприятии, связанном с объектом вашей эмоции, используя те методы применения внимания, о которых шла речь. Если вы будете так поступать, объект эмоции, равно как и сама эмоция, может стать очень эффективной опорой для медитации.

Так что давайте начнём использовать метод внимания для наблюдения эмоций. Делайте короткие занятия практикой: продолжайте её минуту или две, чередуя безобъектное внимание и внимание к своим эмоциям.

Начинайте с «укрощения коня», приняв позу, которая одновременно расслабленна и подтянута. Затем несколько мгновений оставайтесь в безобъектном внимании. Потом перенесите внимание на любую эмоцию, которую вы испытываете. Возможно, у вас есть одновременно не одна эмоция, поэтому направьте внимание на ту, которая в этот момент более явственна. Поскольку некоторые эмоции, такие как ревность, неудовлетворённость, гнев или желание, могут быть особенно сильны, важно просто смотреть на них без напряжённости. Не пытайтесь их анализировать или гадать, откуда они взялись. Главное — просто дать себе возможность осознать их наличие.

На минуту оставьте свой ум в безобъектном внимании…

С минуту наблюдайте свои мысли…

Затем оставьте свой ум в безобъектном внимании…

В заключение спросите себя, каково было переживание от наблюдения своих эмоций? Остались ли они? Изменились ли? Были ли они совершенно ясными? Не прятались ли они, когда вы пытались смотреть на них? Замечали ли вы какой-нибудь промежуток между одной эмоцией и другой? Были они преимущественно конструктивными или деструктивными?

Когда мы именно так смотрим на свои эмоции, мы начинаем видеть потенциал каждой разновидности эмоции как основу для знакомства с умом, который осознаёт эмоции. Иногда мы их открыто проявляем. Мы обнаружим, что в случае с положительными, или конструктивными, эмоциями, могут иметь место исключительно благотворные последствия и не только для нас самих, но и для тех, кто нас окружает. Однако большинство из нас погружено в некую смесь конструктивных и деструктивных эмоций. Эти два аспекта почти всегда уложены слоями, словно слоистая порода в скалах Гранд-Каньона. Польза от наблюдения непосредственно каждого слоя заключается в том, что мы узнаём в каждом из них проявление нашей способности видеть.

Следующий цикл практик предлагает метод работы с этими слоями, позволяющий прорваться сквозь их кажущуюся прочность.

После усиленной деятельности интеллекта интуитивный ум, по-видимому, берёт верх и может породить внезапные озаряющие прозрения, которые приносят так много радости и восхищения.

(— Фритьоф Капра)

Для буддийских практиков было довольно обычным делом медитировать на «небесных кладбищах» — больших пространствах, усеянных человеческими костями и разлагающимися трупами. Они проводили там ночи, которые обычно считаются самым страшным и опасным временем суток, когда, даже при полной луне, всё видится смутно, а звуки — шум ветра, обдувающего кости, или собачий вой — не сразу и определишь. Целью их практики было взглянуть в лицо собственной привязанности к своему телу, своим желаниям, надеждам и страхам и обрести глубокое переживание непостоянства и пустоты.

Недавно я услышал об одном монахе, который удалился на кладбище в Индии и воткнул пурбу — ритуальный кинжал, символизирующий устойчивость осознанности, — в землю перед грудой костей. Он спокойно сидел, глядя на кости и медитируя о непостоянстве и пустоте, порождающей все переживания. Потом он услышал поблизости звук — испугавший его вой. Он хотел было убежать, но каким-то образом в темноте он пригвоздил пурбой край своего одеяния, а потому не мог встать. Он не мог убежать, не мог отодвинуться, и его охватил ужас. «Вот оно! — подумал оно. — Сейчас я умру».

Через мгновение он понял: «Именно чтобы познать это, я сюда и пришёл. Нет «я», нет никакого монаха — только груда костей посреди гниющей плоти, движимая представлениями, эмоциями и физическими ощущениями. Он вытащил из земли свою пурбу и пошёл домой в монастырь, но обогащённый глубоким переживанием пустоты.

Это не значит, что за пониманием пустоты и непостоянства вам нужно отправляться на кладбище, втыкать нож в штанину или край юбки и испытывать ужас оттого, что вы не в силах встать. У нас и так достаточно всяких ужасов — а также неуверенности, привязанности, неприязни — в нашей повседневной жизни: на работе, во взаимоотношениях и в том, как мы чувствуем себя, отправляя детей в школу. Вопрос такой: кто испытывает ужас? Кто неуверен? Где живёт желание, или ревность, смятение, одиночество, отчаяние? Откуда берутся все эти личности: мать, ребёнок, сотрудник, начальник и т. д.? Куда они уходят, когда их уже нет? Где они существуют, когда мы их воспринимаем?

Одно постижение собственного ума,
Включает в себя всякое понимание.

(— Джамгон Конгтрул Лодро Тае, «Краткое изложение сущностных моментов»)

Понимание — это всё равно, что карта. Она показывает нам, куда нужно отправляться и какими дорогами туда можно попасть. Однако карта — ещё не путешествие. Интеллектуальное понимание пустоты, получаемое путём последовательного расчленения вещей на всё более мелкие части, признание непостоянства и взаимозависимости (о чём говорилось выше) и есть то, что мы могли бы назвать аналитической медитацией. На уровне анализа может стать очевидным, что «я» — это не моя нога, рука или мозг. Но этот уровень аналитического размышления представляет собой лишь первый шаг путешествия.

Я слышал, что есть люди, которые, услышав о пустоте, сразу же всё понимают, и лелеемые понятия «я» и «другие», коробочки «мне нравится», «мне не нравится» и «я не знаю», а также все более мелкие ящички исчезают в них мгновенно. Я не принадлежу к числу этих счастливцев. Мне до сих пор требуется прилагать усилие. Внутри коробочек есть ещё коробочки, которые только предстоит обнаружить. Устойчивость в переживании единства ясности и пустоты развивается со временем, благодаря практике.

Однако с годами я узнал, что этот постепенный процесс развёртывания является не препятствием, а благоприятной возможностью обнаружить всё более и более глубокие уровни осознанности. Можно ли наложить ограничения на то, что по сути своей безгранично?

К счастью, меня научили средству, или методу, преодоления рассудочных понятий, позволяющему прийти, причём мгновенно, к прямому переживанию пустоты, объединённой с ясностью. Этот метод на санскрите называется випашьяна, а по-тибетски лхагтонг. Традиционно эти термины переводят как «прозрение», хотя на самом деле они означают скорее «высшее видение» или «видение за пределами».

Что мы видим за пределами? Все наши представления: «я» и «моё», «они» и «их» и зачастую пугающие, нерушимо прочные взгляды на «реальность».

Випашьяна, или лхагтонг, — не просто интеллектуальное упражнение. Это практика на интуитивном уровне, напоминающая то, как вы находите дорогу к двери в тёмной комнате. На каждом своём шагу вслепую вы спрашиваете: «Где я?», или «Где гнев?», или «Кто тот, на кого я сержусь?»

Сочетая понимание пустоты с методом внимания, випашьяна, или лхагтонг, предлагает основанный на личном переживании метод преодоления привязанности к понятиям «я», «моё», «вы», «ваше», «они», «их», «гнев», «ревность» и т. п. Мы лицом к лицу сталкиваемся со свободой осознанности, не ограниченной умственными и эмоциональными привычками.

Хотя мы привыкли отождествляться скорее с мыслями, мелькающими в нашей осознанности, чем с самой осознанностью, эта осознанность, представляющая собой нашу истинную природу, обладает бесконечной гибкостью. Она способна на любые переживания, пусть это будут даже ошибочные представления о самой себе как ограниченной, заблуждающейся, безобразной, тревожной, одинокой или испуганной. Когда же мы начинаем отождествлять себя с безвременной изначальной осознанностью, а не с мелькающими в ней мыслями, чувствами и ощущениями, мы делаем первый шаг к тому, чтобы лицом к лицу встретиться со свободой своей истинной природы.

Одна ученица выразила это следующим образом: «Когда мне пришлось пройти через развод, я очень старалась осознавать ту боль, которую испытывала. Я стёрла её в порошок, благодаря тому, что наблюдала мысли, возникавшие в моём уме, и ощущения, захватывавшие моё тело. Я много думала о боли, которую, возможно, испытывает тот, кто вскоре станет моим бывшим мужем, и о боли, возможно, испытываемой другими людьми в нашей ситуации, и поняла, что не одинока. А мысль о том, что они мучаются, наверное, не извлекая никакой пользы от наблюдения своей печали, тревоги и чего угодно, побуждала меня желать им облегчения.

Работая таким образом с болью, я постепенно начала понимать, причём не просто умом, а интуитивным образом: “да, вот так оно и есть”, что моя боль — это не я сама. Кем бы или чем бы я ни была — это наблюдатель моих мыслей, чувств и физических ощущений, которые часто сопровождают его. Конечно, временами я испытывала горечь одиночества, ощущала тяжесть в области сердца или в животе, спрашивала себя, не сделала ли ужасную ошибку, и желала бы повернуть время вспять. Но, наблюдая за тем, что происходило в моём уме и теле, я поняла, что есть нечто (или некто) большее, чем эти переживания. Что это нечто — “наблюдатель”, присутствие ума, которое не нарушают мои мысли, чувства и ощущения, но оно просто наблюдает их, не оценивая как хорошие или плохие.

Тогда я начала искать “наблюдателя” и не могла его найти! Дело не в том, будто ничего не было, — оставалось это чувство осознанности, — но я не могла подобрать ему имени. Даже “осознанность” не слишком подходила. Это слово не передавало всего смысла. В течение пары секунд, быть может, больше, оно одновременно казалось и «наблюдателем», и наблюдением и наблюдаемым.

О, я знаю, что не могу выразить этого как следует, но присутствовало лишь чувство чего-то большого. Это так трудно объяснить…».

На самом деле, она объяснила очень хорошо, или так хорошо, как могла, поскольку переживание пустоты действительно невозможно чётко облечь в слова. В традиционном буддийском примере, поясняющем это переживание, оно сравнивается с состоянием немого, которому дали конфету: он ощущает сладость конфеты, но не может её описать. На современном языке мы могли бы, как уже упоминалось, описать переживание как «невинный взгляд», в котором мы сталкиваемся с такой обширной панорамой, что присутствует лишь осознанность видения: на мгновение нет никакой разницы между «видящим», «видимым» и актом видения.

Иногда мы случайно переживаем этот невинный взгляд, проснувшись утром. В течение секунды или двух имеется дезориентация, когда мы не можем прикрепить никакого понятия к тому, кто видит, что он видит, и к акту видения. В эти моменты есть просто осознанность, свободная от понятий открытость, превосходящая «здесь», «сейчас», «это» или «то».

Потом стремительно всплывают привычки относительного взгляда «искушённого», и мы начинаем думать: «Вот он я. Вот рядом со мной на кровати мой муж (или жена, или подруга, или собака, или кошка). Вот стены спальни. Потолок, окна и занавески. Вот лампа на тумбочке у кровати. Вон там комод с зеркалом…»

В то же время у нас возникают мысли и чувства относительно самих себя, о комнате, о предстоящем дне или прожитых днях, о людях, с которыми мы, наверное, встретимся или хотим встретиться, о людях, которых мы потеряли и т. д. Совершенно бессознательно мы участвуем в процессе проведения различий. Иногда постепенно, иногда быстро мы начинаем хвататься за них как за определяющие и дающие нам чувство прочности вехи, помогающие нам ориентироваться в своём внутреннем и внешнем мире.

Стойкая привычка считать эти различия абсолютными, а не относительными, вероятно, является самым основным содержанием санскритского термина сансара, который на тибетский язык переводится как кхорва. Оба термина можно понимать как кружение на колесе, которое постоянно вращается в одном и том же направлении. У нас есть ощущение движения и ощущение перемен, но на самом деле мы просто в разных формах вновь и вновь прокручиваем те же самые старые умственные и эмоциональные шаблоны.

Освобождение от такого умственного и эмоционального буксования обычно называют санскритским словом нирвана или тибетским ньянгдэ. Оба термина обозначают постижение, благодаря прямому переживанию, собственной, по своей сути свободной, природы — совершенного покоя ума, свободного от рассудочных понятий, привязанности, неприязни и т. п. Типичное заблуждение относительно учения Будды заключается в том, что люди думают будто для достижения нирваны нам нужно отказаться от сансары — освободиться от неё, избавиться, уйти. Сансара — враг! Сансара — босс!

Сансара не враг и не хозяин. К тому же она и не какое-то «место», как часто ошибочно толкуют этот термин. Более точно было бы понимать сансару как точку зрения, которую мы навязали себе в попытке определить самих себя, других и окружающий мир, пребывая в условиях непостоянства и взаимозависимости.

Как бы ни была неудобна сансара, она, по крайней мере, знакома. Випашьяна, или практика прозрения, поначалу может показаться трудной или даже неудобной, потому что она подрывает нашу привязанность к тому, что нам знакомо. Если использовать очень простой пример, представьте своё переживание в виде листка бумаги, который долго оставался свёрнутым. Вы можете попытаться распрямить его, но он обязательно будет скатываться обратно. Чтобы увидеть весь лист бумаги, вам нужно закрепить его с обоих концов. Тогда вы сможете увидеть всё, что на нём написано, а не только несколько слов. Есть много того, что мы можем увидеть, кроме тех нескольких слов, которые мы привыкли читать.

Теперь представьте, что бумага продолжает разворачиваться и этому нет конца! Слова — это не бумага и не акт чтения слов на бумаге. Всё это появляется одновременно: слова, бумага и чтение слов на бумаге.

Конечно, это всего лишь пример, но, возможно, он может помочь объяснить, что внешние проявления сансары и даже наша привязанность к ним возможны только потому, что основа нашего переживания — нирвана, то есть способность переживать что угодно, связанная с нашей способностью воспринимать всё, что бы ни проявлялось. Сансара — это выражение нирваны, как относительная реальность есть выражение абсолютной реальности. Нам нужно только практиковать, познавая, что даже наша привязанность к конкретным вехам относительной реальности возможна благодаря единству пустоты и ясности.

Как и в практике шаматхи, нам нужно предпринять определённые шаги, чтобы достичь прозрения, прямого переживания ясности и пустоты. Я не хочу сказать, что процесс развития такого прямого переживания прост или лёгок. Нет, его проходят очень медленно, по горсточке, по глоточку. Нет быстрых или лёгких средств преодоления умственных и эмоциональных привычек, которые копились всю жизнь. Но этот путь сам по себе приносит свои награды.

Теперь рассмотрим этот процесс.

Кто я?

Этот вопрос преследует нас, чаще всего на тонком уровне, почти в любой момент нашей повседневной жизни. Как бы мы ни пытались, на самом деле мы не можем найти это «я», не так ли? Наши мнения меняются, а наши отношения с другими отражают различные аспекты «я». Наше тело претерпевает постоянные перемены. А потому мы начинаем искать то неотъемлемо присущее «я», которое не определяли бы внешние обстоятельства. Мы действуем так, как будто у нас есть «я», чтобы его защищать, избегая боли и стремясь к удобству и стабильности. Когда боль или дискомфорт возникают, мы стремимся отдалить себя от этих переживаний, а когда случается нечто приятное, мы стремимся приблизить себя к этому. Подразумевается, что боль и удовольствие, удобство и неудобство и тому подобное являются чем-то чужеродным по отношению к этому «я».

Что странно, как бы глубоко мы ни наблюдали свои реакции, мы не получаем ясной картины того, что такое на самом деле это «я». Где оно? Есть ли у него определённая форма, цвет или любое иное физическое измерение? Что вы можете сказать о том «я», которое постоянно или независимо от переживания?

Выход за пределы этого переживания «я» не подразумевает умственного анализа, существует ли «я» на самом деле. Такой логический анализ мог бы представлять интерес в философском смысле, но он вовсе не помогает в обретении прямого и непосредственного переживания. Практика прозрения лхактонг подразумевает наблюдение самого себя, с целью определения нашего собственного вклада в это «я», существующее независимо от обстоятельств как надёжная опора и центр всякого переживания.

Чтобы начать это исследование, разумеется, важно принять позу, при которой тело расслабленно и подтянуто. Затем успокойте ум, используя практику безобъектного внимания, описанную выше. Теперь ищите «я» — того, кто наблюдает течение мыслей, эмоций, ощущений и т. п.

Поначалу этот процесс может включать в себя некую разновидность анализа.

«Я» — это моя рука?

Моя нога?

«Я» — это неудобство, которое я чувствую, оттого что сижу скрестив ноги?

«Я» — это приходящие мысли или ощущаемые эмоции?

Что-то из этого является «я»?

Затем мы можем перейти от анализа к поискам «я».

Где «я»?

Что такое «я»?

Не занимайтесь этим исследованием слишком долго. Искушение занять умозрительную или философскую позицию довольно сильно. Суть этого упражнения — просто дать себе обнаружить в собственном переживании чувство свободы от представления о «я» как о чём-то постоянном, неделимом и самодостаточном. Пустота, как уже говорилось, — это не наше решение по поводу природы абсолютной реальности или осведомлённость, достигнутая с помощью анализа или философской аргументации. Это переживание, которое, когда вы его испытали, может изменить вашу жизнь, открыв новые измерения и возможности. Такова суть практики прозрения.

Объединение шаматхи с пониманием пустоты не означает отрицания относительной реальности. Относительная реальность — это система координат, в которой мы действуем в этом мире, и отрицание этой системы — как мы видели на примере парня, который просто перестал говорить «я», — дорога к безумию. Но есть третий уровень переживания, который я называю «поддельная относительная реальность». В ней мысли, чувства и ощущения тесно переплетены в нашем восприятии самих себя, других людей, ощущений и ситуаций. Поддельная относительная реальность — главный источник самостоятельно созданного страдания. Она возникает из привязанности к представлениям, чувствам и восприятиям самих себя и других как к внутренне присущим, истинным характеристикам.

После приобретения небольшого опыта в наблюдении пустоты «я» — «зрителя», как назвали его мои ученики, — мы можем приступить к исследованию пустоты того, на что или на кого мы смотрим, то есть объекта нашей осознанности. Этот процесс, вероятно, лучше всего осуществляется путём наблюдения нашего переживания с намерением понять, что расчленение каждого момента осознанности на зрителя, или «наблюдателя», и на то, что этот зритель, или наблюдатель, воспринимает, — это, по сути, создание умопостроений.

Будда часто объяснял это расчленение восприятия, говоря о сновидении. Во сне у вас есть восприятие «себя» и восприятие «других». Разумеется, большинство его примеров соответствовало условиям, привычным для людей того времени: например, случалось на них нападали львы и тигры. Подозреваю, что это не беспокоит большинство наших современников, хотя от многих людей я слышал рассказы о том, как во сне за ними гнались чудовища или как они заблудились в большом доме или в незнакомой местности.

Более современным примером может быть сон, в котором кто-то даёт вам хорошие дорогие часы, скажем «Ролекс», — я слышал, что это действительно очень красивые и дорогие часы. Допустим, во сне вы были страшно взволнованы тем, что получили «Ролекс», не заплатив за него ни одного доллара. Возможно, вы старались похвастаться ими, почёсывая запястье, на котором они были надеты, когда разговаривали с кем-то в этом же сне, или указывали кому-то направление так, чтобы обязательно были видны ваши часы.

Но потом, быть может, к вам подкрадывается вор, выкручивает запястье, ранит вас и похищает «Ролекс». Во сне вы можете ощущать боль очень правдоподобно, а ваше огорчение по поводу утраты часов может быть довольно сильным. Во сне у вас нет никакой гарантии, что вам вернут часы и восполнят потерю крови. Возможно, вы проснётесь в поту или слезах, потому что всё казалось таким ярким, реальным, трагичным.

Но «Ролекс» был всего лишь сном, не так ли? И испытанные вами радость, боль и горе тоже были частью сна. В обстановке сна всё это казалось реальным. Но, когда вы проснулись, у вас не было «Ролекса», не было и вора, и рука была цела. «Ролекс», вор, рана и т. д. — всё это возникло как проявление неотъемлемых от вашего ума пустоты и ясности.

Точно так же всё, что мы переживаем на уровне относительной реальности, можно сравнить с переживаниями, испытываемыми нами во сне: такие яркие, такие реальные, в конечном счёте они — лишь отражения единства пустоты и ясности.

Мы можем «пробудиться», так сказать, ото сна относительной реальности и осознать, что всё, что мы переживаем, — это единство пустоты и ясности. Практика прозрения даёт нам возможность понять, на уровне прямого переживания, насколько глубоко наше восприятие обусловливает наше переживание. Иными словами, понять то, что всё воспринимаемое нами по большей части является построениями нашего ума.

Точно так же, как и в случае с практикой прозрения в отношении «я», начните с принятия такой позы, при которой тело расслабленно и одновременно подтянуто. Несколько минут оставайтесь в безобъектном внимании. Затем без напряжения перенесите внимание на объект: зримый образ, звук или физическое ощущение. Хорошо, не правда ли? Очень расслабляет.

Но где этот зримый образ, этот звук или это физическое ощущение на самом деле имеют место? Где-то внутри мозга? Где-то «не здесь» — вне тела?

Вместо того чтобы анализировать всё это, просто наблюдайте (или слушайте, или чувствуйте), словно это отражения в зеркале ума. Объект осознанности, осознание объекта и тот, кто осознаёт объект — всё имеет место одновременно, именно так, как это происходит когда мы смотрим в зеркало. Без зеркала нечего было бы видеть, а без видящего не было бы кому видеть. Их объединение делает видение возможным.

Практика прозрения предлагает способ обращения к переживанию, подразумевающий, что мы направляем ум внутрь, чтобы посмотреть на сам ум, имеющий переживание. Этот процесс, возможно, трудно понять, пока вы сами его не попробуете. Конечно, для этого потребуется практика, а познание ума, возникающее одновременно с переживанием, — чувство «чего-то большого», описанное моей ученицей, пережившей развод, — поначалу может длиться всего секунду-другую. В таких случаях порой возникает искушение воскликнуть: «У меня получилось! Я действительно понял пустоту! Теперь я смогу жить в полной свободе».

Это искушение особенно сильно, если вы работаете с мыслями и эмоциями, а также со своим отношением с другим людям и к различным жизненным ситуациям. Краткие проблески прозрения могут застыть, превратившись в рассудочные представления, которые заведут нас на такие пути восприятия или поведения, которые могут оказаться пагубными для нас самих и других людей. Есть старая-престарая история о человеке, который провёл много лет в пещере, медитируя на пустоте. В пещере было много мышей. Однажды очень крупная мышь запрыгнула на камень, служивший отшельнику столом. «Ага, — подумал он, — мышь — это пустота». И он схватил башмак и убил мышь, при этом думая: «Мышь — пустота, мой башмак — пустота и убийство мыши — пустота». Однако на самом деле он всего лишь превратил идею о пустоте в косное понятие о том, что ничего не существует, а потому можно делать что угодно и чувствовать что хочешь, не испытывая при этом никаким последствиям.

Когда мы поворачиваем ум внутрь, чтобы он смотрел на себя самого, — наблюдаем ли мы своё «я», «других», мысли или чувства — мы можем мало-помалу начать различать сам ум. Мы становимся открытыми для возможности того, чтобы ум — единство пустоты и ясности — стал способен отражать что угодно. Мы не зацикливаемся на том, чтобы видеть что-то одно, но становимся способны видеть множество вещей.

Человек — часть целого, которое мы называем вселенной.

(— Альберт Эйнштейн, из письма, цитируемого Говардом Ивсом в книге «Прощайте, математические круги»)

Люди, окружающие нас, ситуации, с которыми мы сталкиваемся, и информация, поступающая от наших чувств, — всё это определяет то, что наш статус и положение не только подвержены переменам, но и могут быть обозначены разными способами, и определения эти, сами по себе тоже подвержены перемене. Я мать. Я отец. Я муж. Я жена. Я работник, выполняющий определённые задания согласно требованиям своего работодателя и своих коллег.

Тем не менее, в нашем привычном отношении к самим себе, к другим людям, вещам и ситуациям глубоко коренится некое чувство одиночества, отчуждённости — идея собственной независимости, мешающая нашей сплочённости с другими. Это трудноуловимое чувство различия, отдалённости лежит в самом сердце многих личных и межличностных проблем. Практика сочувствия принимает любую трудность или жизненный кризис, с которыми мы можем столкнуться, как отправную точку для осознания своего сходства и родства с другими. Она постепенно открывает наш ум к глубокому переживанию бесстрашия и уверенности, в то же время преображая личные трудности в сильное побуждение помогать другим.

Есть старая история, рассказанная в нескольких сутрах, о женщине, которая очень горевала о смерти своего юного сына. Она отказывалась верить, что её сын умер, и бегала по деревне из дома в дом в поисках лекарства, которое могло бы его оживить. Конечно же, никто не мог ей помочь. Ей говорили, что мальчик мёртв, и пытались помочь ей смириться с этим. Однако один человек, поняв, что она тронулась умом от горя, посоветовал ей поискать Будду — самого способного из лекарей, — который находился тогда в монастыре пососедству.

Прижав своё дитя к груди, женщина побежала туда, где жил Будда, и попросила у него лекарства, чтобы вылечить ребёнка. Будда в то время произносил проповедь перед большим числом людей, но эта женщина прорвалась сквозь них, и Будда, видя её отчаяние, откликнулся на просьбу. «Возвращайся в деревню, — велел он, — и принеси мне несколько горчичных зерен из того дома, где никто ещё не умирал».

Она побежала обратно в деревню и стала просить у всех своих соседей горчичных зёрен. Соседи были рады дать их ей, но она была вынуждена спрашивать: «Кто-нибудь умер здесь?».

Они смотрели на неё с удивлением. Одни просто кивали, другие говорили «да», третьи рассказывали, где и при каких обстоятельствах умер кто-то из членов их семьи.

К тому времени, как она закончила свой обход деревни, она поняла на собственном опыте, который проникает глубже, чем слова, что не одна она в мире страдает от ужасной личной потери. Перемены, горе и утрата — переживания, знакомые всем.

Всё ещё горюя о смерти своего сына, она поняла, что не одинока, и её сердце раскрылось. После завершения похорон сына она присоединилась к Будде и его ученикам. Она посвятила свою жизнь тому, чтобы помогать другим в достижении той же степени осознания.

Когда в нашем сердце зарождается сострадание, мы видим, что жизнь у всех одинакова и что каждое существо желает быть счастливым.

(— Калу Ринпоче, «Дхарма, освещающая всех существ беспристрастно, словно свет солнца и луны»)

Так легко думать, что мы единственные, кто страдает, тогда как другие люди родились с уже упоминавшимся выше «Учебником счастья», которого мы, по нелепой случайности, не получили. Я, как и все остальные, тоже был грешен, думая в таком ключе. В юности почти постоянно испытываемая тревога заставляла меня чувствовать себя одиноким, слабым и глупым. Однако когда я начал практиковать любовь и сострадание, я обнаружил, что моё чувство одиночества стало уменьшаться. В то же время я постепенно начал ощущать себя уверенным и даже успешным человеком. У меня появилось понимание, что я не один такой пугливый и ранимый. Со временем мне стало ясно, что забота о благе других очень важна для обретения покоя собственного ума.

Начав тренировать устойчивость ума с помощью чистого внимания к возникающему переживанию, мы можем перейти к тому, чтобы чуть более расширить своё внимание. Мы можем растворить иллюзию независимо существующих «себя» и «других» с помощью того, что в буддийской традиции называется практикой любящей доброты и сострадания. На современном языке эту практику, возможно, лучше называть сочувствием, имея в виду способность понимать ситуации, в которых могут оказаться другие, или отождествляться с ними.

Многие спрашивают, почему практику сочувствия называют любящей добротой и состраданием? Почему не используют какой-нибудь один из этих терминов?

Согласно буддийскому пониманию, есть два аспекта сочувствия. Любящая доброта подразумевает желание, чтобы все обрели счастье в этой жизни, и усилие, которое мы вкладываем в то, чтобы достичь этой цели. Сострадание — это стремление освободить всех существ от коренного страдания, проистекающего от их неведения относительно собственной изначальной природы, и личное усилие, которое мы прикладываем к тому, чтобы помогать им обрести избавление от этого коренного страдания.

Эти две заботы: жажда счастья и желание избавиться от страдания — разделяют все живые существа, хотя и не всегда могут выразить это сознательно или вербально, на сложном языке человеческого разума. Страдание, его причины и условия подробно обсуждались выше. Счастье — намного более расплывчатый термин, который проще всего объяснить как «благополучие». Это значит иметь в достатке пищу, кров и жить, не подвергаясь угрозам и опасностям. Даже муравей, который, по моим сведениям, не обладает физиологической структурой, регистрирующей боль, всё равно хлопочет, выполняя свои повседневные задачи: ищет пищу, приносит её в гнездо и выполняет другие функции, которые вносят вклад в его собственное выживание и в выживание его колонии.

Для большинства из нас процесс развития любви и сострадания развивается, как я говорил, постепенно. Он начинается — как у той женщины, потерявшей ребёнка, — с осознания собственного страдания и желания избавиться от него. Постепенно мы распространяем пожелание счастья и свободы от страданий и на других. Этот медленный, но верный путь ведёт от осознания собственных трудностей к пробуждению потенциала гораздо более глубокого и сильного, чем мы могли даже представить, сидя в своей машине в дорожной пробке и проклиная обстоятельства, которые нас задержали, или стоя в очереди в банке и отчаянно желая, чтобы она двигалась быстрее.

Начальную стадию, как правило, называют обычными любовью и состраданием, и она начинается с развития чувства любви и сострадания к самому себе и распространения этого благопожелания на тех, кого мы знаем. Вторую стадию часто называют безграничными любовью и состраданием, и это подразумевает распространение пожелания счастья и освобождения от страдания на тех, кого мы даже не знаем. Третью стадия называют бодхичитта — это ум, который пробуждён к страданию всех живых существ и спонтанно действует ради избавления их от этого страдания.

Развитие обычных любви и сострадания подразумевает несколько этапов. Первый заключается в том, чтобы научиться по доброму относится к самим себе и ценить собственные положительные качества. Это не значит жалеть себя. Это не значит бесконечно прокручивать сценарии страдания или сожаления и думать о том, как могло бы всё обернуться, если бы обстоятельства были иными. Нет, это подразумевает, что вы наблюдаете своё переживание самих себя в настоящий момент как объект медитативного сосредоточения. В этом случае мы ищем не представление о «я», а скорее яркое ощущение своей жизни в данный момент. Было бы прекрасно, сумей я обрести счастье и его причины! Вероятно, самый простой метод — это разновидность «практики сканирования», описанной в связи с практикой шаматхи, где уделяется внимание физическим ощущениям.

Начните с «укрощения коня». Если вы выполняете практику по всей форме, то, по возможности, примите позу с семью характеристиками. Или же просто держите спину прямой и сохраняйте всё тело расслабленным и уравновешенным. «Укротите всадника», позволив своему уму просто расслабиться в состоянии безобъектного внимания.

Через несколько минут выполните быстрое «сканирующее упражнение». Однако на этот раз вместо того чтобы сосредоточиваться на самих ощущениях, без напряжения позвольте себе осознать, что у вас есть тело, а также ум, способный его сканировать. Позвольте себе осознать, насколько прекрасны эти фундаментальные факты вашего бытия и как ценно иметь тело и ум, способный это тело осознавать. Чувство благодарности за эти дары закладывает в нас семена счастья и облегчения страдания. Такое облегчение кроется уже в простом осознании того факта, что вы живы и сознаёте.

На минуту останьтесь в этой простой признательности, а затем без напряжения зародите мысль: «Как было бы прекрасно, если бы я всегда был способен наслаждаться этим чувством благополучия и всеми причинами, которые приводят к ощущению удовлетворения, открытости всем возможностям». Слова, которые вы выберете, конечно, могут быть разными в зависимости от вашего характера. На традиционном буддийском языке эти мысли выражаются как молитва благопожелания: «Да обрету я счастье и причины счастья. Да освобожусь я от страдания и причин страдания». Но смысл, по сути, всегда одинаков. Подберите слова, которые подходят лично вам.

Затем просто дайте уму пребывать в покое, открытости и расслабленности.

Не пытайтесь продолжать эту практику дольше пары минут, если вы выполняете её по всей форме, или дольше, чем несколько секунд, если вы практикуете неформально. Вы можете удивиться тому, что ощущаете бодрость и осознанность, ходя по магазину, попав в автомобильную пробку или занимаясь рутинным мытьём посуды. Очень важно практиковать короткими периодами, делая перерывы на отдых, — иначе этот драгоценный опыт может стать умозрительным представлением, а не прямым переживанием. Со временем, по мере того как вы будете повторять это упражнение, перед вами начнёт открываться сфера обширных возможностей.

Немного познакомившись с собственным переживанием облегчения, вы можете распространить эту возможность на других. Ведь осознание страданий других может преобразить ваше собственное переживание. Один мой непальский друг перебрался в Нью-Йорк в надежде найти работу получше и зарабатывать больше денег. В Непале он занимал руководящую должность на ковровой фабрике. Однако после переезда в Нью-Йорк он не смог найти ничего лучше, чем работа в каком-то гараже, — довольно низкое падение по сравнению с его прежней работой в Непале. Иногда он расстраивался по этому поводу до слёз, пока как-то раз один из его начальников не спросил: «Чего ты плачешь? Нельзя этого делать! Что подумают наши клиенты?!».

Однажды этот мой приятель заметил незнакомого человека, который что-то делал в гараже, — на нем была большая шляпа. Присмотревшись, он узнал мужчину в шляпе: это был владелец ковровой фабрики в Непале. Тот бросил свой бизнес и поехал в Нью-Йорк в той же самой надежде разбогатеть, но в итоге оказался в том же положении разнорабочего, зарабатывая меньше денег, чем там, в Непале.

Моего приятеля сразу же осенило, что не один он испытал удар судьбы. Он был не одинок.

Вторая стадия обычных любви и сострадания — осознание, что всё происходящее в уме кого-то другого, возможно, очень похоже на то, что происходит в вашем уме. Помня это, мы постепенно начинаем понимать, что нет никакой причины бояться кого-то или чего-то. По большей части мы боимся, не понимая, что тот, с кем мы столкнулись, мало чем отличается от нас самих: он всего лишь обычный человек, желающий себе благополучия.

Классические буддийские тексты учат, что поначалу нам нужно сосредоточиваться на своих матерях, которые проявили по отношению к нам предельную доброту, выносив в собственном теле и дав возможность увидеть свет. В большинстве культур, восточных и западных, традиционно поощрялось уважение, если не сердечная любовь, и к матери и к отцу, как воздаяние за те жертвы, которые они принесли ради нас. Однако это традиционное отношение весьма изменилось на протяжении жизни последних двух поколений. Немало людей, с которыми я беседовал в эти годы, далеко не всегда поддерживают нежные и близкие отношения со своими родителями, особенно в том случае, если те позволяли себе словесно или физически оскорблять детей. В таких случаях было бы не слишком полезно брать свою мать или отца в качестве опорного объекта для практики любви и сострадания. Ничуть не хуже, если вы будете сосредоточиваться на другом человеке: любящем родственнике, добром учителе, близком друге, супруге, партнёре или своём ребенке. Некоторые предпочитают сосредоточиваться на своих кошках, собаках или других домашних любимцах. Объект вашей медитации на самом деле не имеет значения. Важно без напряжения направить внимание на того или на то, с кем или с чем вас связывают узы теплоты или нежности.

Практика обычных любви и сострадания по отношению к другим несколько отличается от практики любви и сострадания по отношению к самому себе. Для начала примите позу с семью характеристиками, или, по крайней мере, выпрямите спину, оставив другие части тела покоиться естественно.

Теперь оставайтесь несколько минут в безобъектном внимании. Расслабьтесь на своем сиденье, как будто только что выполнили трудную работу, и просто наблюдайте свой ум, все мысли, чувства и ощущения, проносящиеся в нем.

Побыв так несколько минут без напряжения перенесите внимание на того или то, к кому или чему вы питаете особую нежность, любовь или заботу. Не удивляйтесь, если образ, который вы не избирали намеренно, проявится более отчётливо, чем тот объект, с которым вы изначально намеревались работать. Это часто случается самопроизвольно. Один из моих учеников начал формальную практику, намереваясь сосредоточиться на своей тёте, которая была очень добра к нему, когда он был молод. Однако образом, который неизменно представал перед ним, был щенок — друг его детства. Это всего лишь пример заявляющей о себе естественной мудрости ума. У моего ученика действительно было много тёплых воспоминаний, связанных с этим щенком, и, когда он наконец, вместо того чтобы пытаться сосредоточиваться на тёте, отдался воспоминаниям о щенке, практика у него пошла очень легко.

Позвольте чувству теплоты, сердечности обосноваться в вашем уме, через каждые несколько минут чередуя это чувство с пребыванием ума в безобъектном внимании. Чередуя эти два состояния, желайте, чтобы предмет вашей медитации мог переживать то же самое чувство открытости и теплоты, которое вы ощущаете по отношению к нему. После чередования безобъектного внимания и внимания к объекту медитации можете продолжить одним из двух способов. Первый способ — это представить избранный вами объект в удручающей или мучительной ситуации. Разумеется, если объект вашей медитации и так уже глубоко страдает или скорбит, вы можете просто вспомнить его нынешнее состояние. В любом случае образ, всплывающий в вашем уме, естественно порождает чувство нежности и близости, а также глубокое желание облегчить его боль.

Другой подход заключается в том, чтобы без напряжения остановив своё внимание на избранном вами человеке или предмете, задать себе вопросы: «Насколько я сам хочу быть счастливым? Насколько я сам хочу избежать боли и страдания?». Пусть ваши мысли на эти темы будут как можно более конкретными. Например, если вы находитесь где-то на сильной жаре, не стоит ли перейти в более затенённое и прохладное место? Если вы ощущаете физическую боль, хотите ли вы, чтобы эта боль стихла? Обдумывая свои ответы, постепенно переносите внимание на избранный вами объект и представляйте, что он чувствовал бы в той же ситуации.

Такая практика не только открывает ваше сердце для других существ, но и разрушает отождествление самого себя с любой болью или неудобством, которые вы, возможно, испытываете в этот момент. Как обнаружил мой непальский друг, увидев, что его бывший босс, спрятав лицо под большой шляпой, работает в Нью-Йорке в том же самом гараже, — мы не одиноки. Возможно, люди, щенки и другие создания стремятся к благополучию и избавлению от боли каждый по-своему, но их основные побуждения по сути своей похожи.

Развивать в себе любовь и сострадание по отношению к тем, кого вы знаете и о ком заботитесь, не так трудно, потому что, даже если вам нужно отругать их за глупость или упрямство, главное, что вы всё равно их любите. Немного труднее распространить это же самое чувство теплоты и объединяющей вас связи на тех людей, с которыми у вас, возможно, нет общих личных или профессиональных взаимоотношений, или на тех, кого вы по каким-то причинам недолюбливаете.

Например, один мой ученик страшно боялся пауков. Он рассказывал, как приходил в ужас при виде паука в углу комнаты, на подоконнике или над ванной. Паук просто занимался своим делом: плёл паутину, надеясь заманить туда муху или другое насекомое (которые, вероятно, тоже боятся паука), — но этот ученик в страхе всегда пытался избавиться от него, выметая веником или засасывая пылесосом. Через несколько месяцев наблюдения над собственным желанием благополучия и своим страхом перед болью и страданием в нём начало развиваться несколько иное отношение к паукам. Для начала он стал подходить к каждому столкновению по-разному. Вместо того чтобы выметать паука или убирать его пылесосом, он набрался достаточно храбрости, чтобы поймать паука в банку и выпустить его на улицу. В конце концов он даже стал говорить: «Всего хорошего, дружок. Ищи пропитание, ищи своё счастье… но только не в моём доме, хорошо?».

Разумеется от этого пауки не перестали появляться на окнах или в ванной, но, вместо того чтобы относиться к ним как к врагам, человек стал узнавать в них созданий, во многих похожих на него самого.

Возможно, ловить пауков в банку и выпускать их на природу — не самый типичный путь к развитию второй стадии обычных любви и сострадания. Но это только начало.

В качестве упражнения представьте, что вы протыкаете себе щёки, и правую и левую, двумя очень острыми иголками. Отличается ли как-то боль, которую вы ощущаете в правой щеке, от той, что вы ощущаете в левой? Боль в правой щеке символизирует несчастье и страдание, испытываемые вами. Боль в левой щеке символизирует несчастье и страдание, испытываемое кем-то другим, кого вы не любите. Болит ли одна щека больше, чем другая? Может, да, может, нет. Возможно, вы так привыкнете к иголке, длительное время пронзающей правую щёку, что уже не будете её замечать, — это тупая боль. Но иголка, воткнутая в левую щёку, причиняет свежую боль — вы остро её чувствуете. Вы можете вытащить иголку из правой щеки, прибегнув к практике любви и сострадания по отношению к самому себе или к тем, к кому вы питаете какую-то нежность. Но иголка в левой щеке останется там до тех пор, пока вы не начнёте по-настоящему распространять пожелание счастья и избавления от страдания на тех, кто вам неприятен. Вы хотите, чтобы они страдали или не были счастливы. Возможно, вы чувствуете по отношению к ним ревность или недовольство. Но кто испытывает боль этого недовольства, ревности или нелюбви?

Вы.

Есть дополнительная польза в том, чтобы принимать людей, которых вы не любите, с любовью и состраданием. Представьте, что такой человек относится к вам или к кому-то другому недружелюбно. В таком случае вы тоже можете реагировать на его поведение враждебно, занять оборонительную позицию или даже — имея должное самообладание — пытаться поступать хладнокровно и взвешенно. Однако любовь и сострадание позволят вам понять то, почему этот человек говорит или делает то, что наносит вред другим. Возможно, он несчастен, расстроен и отчаянно хочет обрести чувство покоя и защищённости.

Например, один из моих учеников только что начал работать в отделе маркетинга крупного промышленного предприятия, и его пригласили на собрание, в котором участвовала женщина, руководившая бухгалтерией. Собрание началось очень плохо. Та дама была настроена очень конфликтно, говорила без остановки, а если кто-то её прерывал или предлагал другую точку зрения, её лицо краснело и она отстаивала свою позицию ещё более энергично.

Сидя сзади и видя это, мой ученик стал наблюдать за этой женщиной с любовью и состраданием, и за стеной гнева он увидел девочку, которую в детстве никто не слушал. Тогда он стал утвердительно кивать и соглашаться с нею, говоря ей, как умны её замечания и как хороши её идеи. Постепенно дама начала расслабляться. Её гнев улетучился, и она смогла выслушивать мысли других людей и по-настоящему учитывать их. Мой ученик и эта женщина не стали лучшими друзьями, но после той первой встречи его почти всегда приглашали на собрания с её участием и ему, казалось, всегда удавалось её успокоить. Когда же ему приходилось посещать бухгалтерию, в этом отделе всегда слышался явный вздох облегчения, которым реагировали на его появление остальные сотрудники. Его влияние было таким успокаивающим, что главный бухгалтер стала относиться к другим людям в своём отделе немного добрее.

Так что всё закончилось для всех «взаимовыгодной ситуацией». Когда женщину выслушали и оценили её компетенцию, она испытала некоторое облегчение своего страдания. Её подчиненные уже не подвергались постоянной критике, а потому неприятные чувства, которые они испытывали по отношению к ней, тоже начали ослабевать.

Что до моего ученика, то он стал ощущать большую уверенность в самом себе, когда сумел понять, что способен управлять трудными ситуациями благодаря ясности и мудрости, порожденным любовью и состраданием.

Конечно, развивать в себе любовь и сострадание по отношению к тем, кого мы уже знаем, не так трудно после некоторой практики. Немного труднее распространить то же чувство теплоты и объединяющей вас связи на тех, кого вы не знаете и даже не могли знать. Когда мы слышим о трагедиях, разыгрывающихся во всём мире или даже по соседству, у нас может появиться чувство беспомощности и безнадёжности. Хотя есть так много дел, в которых мы могли бы участвовать, подчас наша работа и семейная жизнь не дают нам возможности оказывать конкретную помощь нуждающимся. Практика безмерных любви и сострадания помогает освободиться от чувства безнадёжности. Кроме того, она наполняет нас уверенностью в том, что на любую ситуацию и на любого человека, с которыми нас может столкнуть жизнь, мы вполне способны реагировать без излишнего страха или обречённости. Мы можем видеть возможности, к которым в противном случае были бы слепы, и начать больше ценить потенциал, заложенный в нас самих.

Особенно эффективная практика для развития безмерных любви и сострадания по-тибетски называется тонглен, что можно перевести как «отдача и принятие». Тонглен — это на самом деле довольно простая медитативная техника, требующая лишь координации визуализации и дыхания.

Первый шаг, как всегда, — это найти удобную позу для тела, а потом оставить ум в безобъектном внимании. Затем мягко перенесите внимание на такую мысль: «Как я хочу обрести счастье и избежать страдания, так хотят того же и другие существа». Вам не нужно представлять себе конкретных живых существ, хотя вы можете начать и с конкретной визуализации, если она вам помогает. В конце концов тонглен распространяется за все доступные вашему воображению пределы, когда вы представляете всех и вся, включая зверей, птиц, насекомых и прочих созданий, которые страдают или будут страдать тем или иным образом.

Суть, как я уже объяснял, состоит в том, чтобы просто помнить, что мир наполнен бесчисленным множеством живых существ, и думать: Как я хочу обрести счастье, так хотят счастья и все существа. Как я хочу избежать страдания, так хотят избежать его и все живущие. Точно так же, как и в практике с обычными любовью и состраданием, когда вы даёте этим мыслям возможность проноситься в своём уме, вы начинаете по-настоящему активно желать другим счастья и освобождения от страдания.

Следующий шаг — сосредоточиться на своём дыхании как на средстве дарования всем живым существам всякого счастья, которое вы могли бы испытывать или испытываете теперь, и принятия на себя их страданий. Делая выдох, представляйте, что всё счастье и блага, приобретённые за всю вашу жизнь, изливаются из вас в виде чистого света. Этот свет направляется ко всем существам и растворяется в них, исполняя всех их нужды и устраняя страдания. Делая вдох, представляйте боль и страдание всех живых существ в виде тёмного маслянистого дыма, который вы поглощаете через ноздри и растворяете в своём сердце. Продолжая эту практику, представляйте, что в результате этого все существа освобождаются от страдания и их переполняет счастье и блаженство.

После нескольких минут такой практики просто оставьте ум в покое. Затем снова начните медитацию, чередуя периоды тонглен и отдыха.

Если так вам будет легче выполнять визуализацию, можете сидеть с выпрямленным туловищем, положив несильно сжатые кулаки на поверхность бёдер. Делая выдох, разожмите пальцы и скользите ладонями по бёдрам к коленям, представляя при этом, что свет идёт ко всем существам. Делая вдох, скользите ладонями в обратном направлении, несильно сжимая кулаки и как бы втягивая в себя тёмный свет страданий других и растворяя его в себе.

В мире так много разнообразных существ, что даже невозможно представить их всех, а тем более предоставить принесение прямой и непосредственной пользы каждому из них. Но благодаря практике тонглен вы открываете свой ум для бессчётного множества живых существ и искренне желаете им благополучия. Результатом этой практики явится то, что ум ваш станет яснее, спокойнее, сосредоточеннее и осознаннее. Вы будете развивать в себе способность помогать другим всеми возможными способами, как прямо, так и опосредованно.

Заключительная стадия — это бодхичитта. Этот санскритский термин часто переводят как «ум пробуждения» или «пробуждённый ум». В нём сочетаются два санскритских слова: бодхи (от санскритского корня будх, который переводится как «пробудиться», «осознавать», «замечать» или «понимать») и читта (которое обычно переводят как «ум» или иногда «дух» в смысле «вдохновение»).

В буддийской традиции мы различаем два рода бодхичитты: абсолютную и относительную. Абсолютная бодхичитта подразумевает ум, который стал абсолютно чист благодаря завершению всех уровней практики и, как следствие, прямо зрит природу реальности, вне сомнений и колебаний. Семя природы будды, скрыто пребывающее во всех живых существах вырастает в великолепное дерево. Способная видеть и знать всё, абсолютная бодхичитта содержит в себе острое осознание страдания всех существ, длящегося, пока они не ведают о собственной природы. Кроме того, она содержит стремление освободить всех существ от этого глубочайшего уровня страдания. Это состояние, которого достиг Будда, а то полное и окончательное просветление, которого достигают все те, кто следует по его стопам.

Однако немногие из нас способны переживать абсолютную бодхичитту сразу же. При жизни исторический Будда трудился шесть лет, чтобы достичь этой полностью пробужденной осознанности. Согласно легенде, только он один был способен обрести её за такой относительно короткий период, потому что до этого уже посвятил достижению этой цели множество жизней.

Большинству из нас необходимо упражняться на более постепенном пути относительной бодхичитты. Это несколько расширяет рамки практик любви и сострадания в плане развития желания, чтобы все живые существа постигли — не умом, а благодаря личному переживанию — полный расцвет присущей им природы будды и предпринимали все необходимые действия для достижения этой цели.

Развитие относительной бодхичитты всегда подразумевает два аспекта: намерение и применение. Бодхичитта намерения предполагает развитие искреннего желания поднять всех живых существ на тот уровень, на котором они полностью узнают свою собственную природу. Мы начинаем с мысли: «Я желаю достичь полного пробуждения, чтобы помочь всем живым существам обрести то же самое состояние». Большинство буддийских практик начинаются с подобной молитвы, формулирующей данное устремление. Просто повторять эту молитву на любом языке и с использованием любых терминов, которые вам знакомы, — безусловно, чрезвычайно полезно, поскольку это помогает нам расширить мотив и цель нашей практики. Однако такие молитвы и выражения устремления будут оставаться всего лишь словами, до тех пор пока мы на самом деле не уделим время работе с обычными и безмерными уровнями любви и сострадания. Как мы уже убедились, мы не сможем обрести полное счастье и положить конец собственным страданиям, не породив искреннего стремления к тому, чтобы другие обрели счастья и освободились от страданий. Стремиться к собственному освобождению — всё равно, что вытащить иголку только из одной щеки. Пока иголка остаётся в другой щеке, мы всегда будем чувствовать некоторый дискомфорт, боль или страх.

Создаётся впечатление, что это нелёгкий труд, не правда ли? Кажется, что довольно трудно пробудиться самому, а тем более привести других к пробуждению. Но если мы вспомним историю о женщине, потерявшей ребёнка, то начнём понимать, что в присутствии того, кто уже пробуждён, для других людей тоже появляется возможность пробудиться. Иногда процесс пробуждения может принимать форму следования наставлениям, выслушивания учения или подражания учителю.

Цель бодхичитты применения — пробуждение других людей. Бодхичитта намерения — это желание перевести людей из одного «места» в другое. Бодхичитта применения — это средство, с помощью которого мы исполняем наше намерение.

Есть много способов практиковать бодхичитту намерения. Например, воздерживаться от воровства, лжи, сплетен, а также от слов и действий, умышленно причиняющих страдание. Кроме того, можно проявлять щедрость по отношению к другим, улаживать ссоры, говорить мягко и спокойно, а не «срываться», радоваться удачам окружающих, не допуская, чтобы тобой овладели ревность или зависть.

Такое поведение распространяет переживание любви и сострадания в медитации на все аспекты нашей повседневной жизни, создавая для каждого беспроигрышную ситуацию. Мы выигрываем, потому что понимаем: мы не одиноки в переживании тревожащих эмоций или сложных обстоятельств. Когда мы проникаемся этим пониманием, мы начинаем обретать глубокое чувство уверенности в самих себе и способны более заботливо и сочувственно относиться к другим. Те, кто окружает нас, выигрывают потому, что благодаря обретению интуитивного понимания их страдания мы начинаем поступать по отношению к ним более добросердечно и внимательно.

Нет ничего более вдохновенного и отважного, чем намерение вести всех существ к совершенной свободе и великому благу осознания своей истинной природы. Неважно, достигнете ли вы этой цели. Само намерение имеет такую силу, что, когда вы его в себе развиваете, ваш ум становится сильнее, ваши ментальные и эмоциональные стереотипы теряют силу, и вы становитесь более искусными в служении другим. Поступая так, вы создаёте причины и условия для собственного благополучия.

Понимание страдания и его причин, заложенного в нас потенциала и метода преображения этого понимания в переживание можно было бы считать «Учебником счастья», который, как нам казалось, не достался нам при рождении.

Однако многие спрашивают, каким образом следует применять уроки понимания и переживания к собственным жизненным ситуациям? Что нам делать при столкновении с тревогой, горем, ревностью, гневом или отчаянием?

Чтобы ответить на эти вопросы, нам нужно предпринять несколько более глубокое исследование, используя собственную жизнь как экспериментальную лабораторию.

Примечания:

4

Бруно Беттельхайм, «Фрейд и человеческая душа» (Bruno Bettelheim, Freud and Man’s Soul. New York: Alfred A. Knopf, Inc., 1982)