4. ДОВЕРИЕ

Возлюбленный Мастер,

Активно старайтесь очистить свой ум, тогда вы не собьетесь с пути; если вы не собьетесь с пути, правильное осмысление возникает само собой. Когда правильное осмысление возникает само, внутренняя истина адаптируется к явлениям; когда внутренняя истина адаптируется к событиям и вещам, события и вещи сливаются со своей внутренней истиной. Когда явления сливаются со своей внутренней истиной, вы накапливаете силу; когда вы чувствуете накопление, это дает вам власть для изучения пути. Достигая власти, вы накапливаете неограниченную силу; накапливая силу, вы приобретаете неограниченную власть.

Эти вещи могут быть усвоены блистательными, сообразительными людьми, но, если вы полагаетесь на свою блистательность и остроту ума, вам не удастся продержаться долго. Легко проницательным и смышленым людям войти, но трудно удержаться. Это из-за того, что обычно их вхождение не очень глубоко и власть ограничена. Стоит разумным и сообразительным услыхать, как духовный друг касается этого вопроса, как их глаза немедленно оживляются, и они уже пробуют достичь понимания с помощью своего различающего интеллекта. Подобные люди сами создают себе помехи и никогда не достигнут момента пробуждения. «Когда дьяволы извне накличут беду, этому еще можно пособить»; но эта опора на интеллектуальное различие держится лишь до поры до времени: «Когда собственная семья создает бедствие, то его уже не отвратить». Вот это и подразумевал Юн Цзя, когда сказал: «Потеря богатства дхармы и утрата добродетели — все это берет свое начало от различающего интеллекта ума».

Заграждение пути умом и его концептуальным различением — хуже, чем ядовитые змеи и свирепые тигры. Почему? Потому что ядовитых змей и свирепых тигров можно избежать, в то время как разумные люди делают концептуальное различение ума своим домом, так что не бывает ни единого мгновения — ходят они, стоят, сидят или лежат, — чтобы они не имели дел с ним. С течением времени, не видя того и не отдавая себе в том отчета, они становятся одним целым с ним — и не потому, что они хотят этого, а потому, что с безначального времени они придерживались этой единственной маленькой дороги, пока она не стала укатанной и привычной. Хоть они и видят ее временами и желают сойти с нее, однако не могут. Потому-то и говорится, что ядовитых змей и свирепых тигров еще можно избежать, но от концептуального различения ума вам, поистине, сбежать некуда.

Огромная проблема с такими людьми, как Да Хуэй, — это их собственный интеллект. Даже если они и высказываются против интеллекта, это не что иное, как их собственный интеллект. Интеллект способен вызывать иллюзию того, что вы выходите за пределы интеллекта, но эта иллюзия может быть легко обнаружена.

То, что Да Хуэй говорит в этих сутрах, он, очевидно, услыхал из очень верного источника. Но сам он только интеллектуал; поэтому все то, что проходит через его интеллект, изменяет свою форму. Эта перемена так неуловима, что, если человек не стал просветленным сам, он никогда не заметит, где интеллект обманул его.

Прислушайтесь к тому, что он говорит: Активно старайтесь очистить свой ум. Кто вы? Знаете ли вы самого себя как нечто отличное от ума? Если вы знаете самого себя как нечто отличное от ума, то ум уже очищен. Вопрос активного старания очистить свой ум и не возникает. Ум есть, потому что вас нет; вы крепко спите, вы не бдительны. Темнота есть, потому что вы не принесли ни единой свечи, — а всего лишь небольшой свечи достаточно, чтобы рассеять огромную темноту. Вот как ум превратно истолковывает — и, тем не менее, чувствует, что вы идете по верному пути.

Просветленный человек может сказать вам: «Рассейте всю темноту». Но единственный путь рассеять темноту — это принести свет. Интеллектуал поймет, что разгонять темноту означает бороться с темнотой, выбрасывая ее из дома. Но разве удастся вам опорожнить свою комнату от темноты, просто вынося ведра, наполненные темнотой? Единственным, чего вы достигнете, будет чудовищное расстройство, усталость, отвращение ко всей этой затее. Но если бы у вас было понимание того, что это не от ума, но из-за его пределов... Такое понимание приходит только благодаря медитации, а этот человек не говорит о медитации вообще.

Только благодаря медитации тот ваш внутренний свет, который бездействовал, становится вдруг активным и живым. Это вечный источник света. Раз есть свет, темнота автоматически рассеивается. Даже сказать «рассеялась» — неправильно, потому что темноты не существует: это только отсутствие света. Темнота не имеет своего собственного существования; поэтому вы ничего не можете делать непосредственно с ней. Всякий раз как вы хотите заняться темнотой, вам придется делать что-то со светом. Если вам нужна темнота, выключите свет. Если вам не нужна темнота, включите свет. Но вы можете действовать только со светом, потому что свет имеет позитивное существование. Темнота — это просто отсутствие света; и таково же состояние нашего ума.

Ум — это ваше отсутствие. В тот момент, когда вы присутствуете, ума нет.

Поэтому абсолютный акцент всех будд всех веков был вот таким: «Придите к сознанию, станьте присутствием, и уже не будет места для ума и всех его составляющих: алчности, гнева, заблуждения, грез, галлюцинаций, амбиций — всей этой груды».

Если вы начинаете слушать таких людей, как Да Хуэй, и работаете в соответствии с их идеей, вы попадаете во все большую и большую неразбериху. Он говорит: Активно старайтесь очистить свой ум. Он дает вам неверное направление без малейшего намерения повести вас по неверному пути. Но намерения не существенны. Существенно, в истинном ли направлении дано указание.

Ничего не может быть сделано непосредственно с помощью ума.

Он говорит: «Активно старайтесь очистить свой ум, тогда вы не собьетесь с пути»; но первое условие не может быть исполнено. Вы будете двигаться неправильно все время. Но он допускает, что первое условие можно осуществить.

Ни один просветленный никогда не говорил, что вы можете делать что-нибудь непосредственно с помощью ума, но, допустив такую идею, он продолжает и продолжает... тогда вы не собьетесь с пути; если вы не собьетесь с пути, правильное осмысление возникает само. Опять-таки, это осмысление.

Медитация — это не осмысление.

Медитация — это состояние не-ума.

Осмысление — это все еще разумность. Вы можете быть очень разумны — это не означает, что вы знаете медитацию. Великий современный британский философ Джоад был глубоко взволнован идеями Георгия Гурджиева и его ученика, доктора философии Успенского. Он был болен, когда читал книгу Успенского об учении Гурджиева. Он был одним из великих философов века.

Джоад говорил одному из своих друзей: «Я слыхал, Успенский в Лондоне, но я не в достаточно хорошем состоянии, чтобы пойти и поговорить с ним. Доктора велят мне отдыхать в постели. Но я не могу ждать, потому что может быть, что я просто отсчитываю свои последние дни, любой день может стать последним. Сходите к Успенскому и объясните ему мое положение... и если он сможет прийти, это будет очень любезно с его стороны. Я хочу поговорить с ним, потому что мне не понятно, что такое не-ум. За пределами ума я не могу помыслить ничего».

Джоад всю свою жизнь работал умом, и он знал, что такое ум, но он никогда не выходил за его границы. «На самом деле, — говорил он другу, — люди, которые идут за пределы ума, отправляются в приют для умалишенных. Мы говорим, что сумасшедшие люди не в своем уме! А этот странный человек, Гурджиев, продолжает говорить о не-уме. Пойдите и уговорите Успенского! Быть может, зная мое имя, он и придет».

Успенский пришел, и Джоад сказал ему: «Я не могу понять вообще, что такое этот не-ум. Я могу понять ум, я могу даже понять осмысление, но не-ум просто за пределами моего восприятия».

Успенский сказал: «Это самое простое дело. Я сижу здесь. Вы просто закройте глаза и помните одну вещь: все то, что проходит перед вашим внутренним взором, есть ум, а то присутствие, перед которым проходит ум, есть не-ум».

Джоад еще никогда не делал ничего подобного. Он закрыл глаза... полчаса прошло, час прошел, а его лицо выглядело так спокойно, так безмятежно. У Успенского было еще одно свидание, поэтому он разбудил его и сказал: «Прошу прощения, что беспокою вас, — вы ушли действительно глубоко».

И Джоад сказал: «Я безмерно благодарен. Не могу выразить свою признательность... я никогда не думал о возможности наблюдать ум; это, несомненно, означает, что я не есть ум. Наблюдатель, безусловно, отличается от наблюдаемого. И вместо того, чтобы объяснять мне интеллектуально, вы дали мне само переживание. Оно было так прекрасно и так безмолвно. Эти последние дни в постели мне нечего больше делать. Я собираюсь продолжать наблюдать свой ум.

Возможно, Гурджиев прав, и возможно, восточные мистики правы. А для меня это самое подходящее время. Если я могу отправиться из ума внутрь самого себя, в мое свидетельствование, в мое наблюдение, — которое они называют не-ум, — быть может, я уйду из жизни не чувствуя того, что жил бессмысленно».

Всего через десять дней он умер. Но перед смертью он продиктовал секретарю небольшое заявление для передачи Георгию Гурджиеву и Успенскому.

Он сказал: «Я умираю с великой признательностью — вы показали мне путь. Теперь смерть не имеет значения, теперь ничто не имеет значения. Я вкусил нечто от запредельного, от вечного. Ум был барьером. Я полагал, что ум — это все, что мы имеем, и я никогда не думал, что ум — просто инструмент, подобный любому другому инструменту».

У вас есть характеры, у вас есть руки, у вас есть ноги; если ваша рука отрезана, это не означает, что вы уничтожены. Вы больше, чем полная сумма ваших частей, — таков смысл не-ума. Вы не арифметическая сущность, вы духовное существо.

Мне хочется повторить, так, чтобы вы запомнили это: вы больше, чем полная сумма ваших частей, а то, что больше полной суммы своих частей, и есть ваше настоящее существо. Машина — не более чем полная сумма; машина в точности равняется полной сумме ее частей.

Только жизнь больше, чем ее полная сумма. И когда жизнь становится сознательной, это еще больше.

А когда жизнь становится абсолютным озарением, это ошеломляюще больше. Полная сумма ваших частей остается далеко позади, это совсем маленькая, крошечная вещь.

Вы становитесь так же бескрайни, как само небо.

Но Да Хуэй все еще не понимает. Он по-прежнему говорит как мыслитель. Когда правильное осмысление возникает само, внутренняя истина адаптируется к явлениям; когда внутренняя истина адаптируется к событиям и вещам, события и вещи сливаются со своей внутренней истиной. Когда явления сливаются со своей внутренней истиной, вы накапливаете силу.

Это тоже должно быть понятно. Сила в устах Да Хуэя — это не та же самая сила, о которой может вести речь Гаутама Будда.

Сила — согласно уму — это всегда власть над другими. Ум беспрерывно старается доминировать, порабощать, господствовать над другими, потому что ум не имеет своей собственной силы. Вся его сила заимствована. Что имеет премьер-министр любой страны в качестве своей власти? Просто голоса, которые он выпросил. Он на самом деле величайший нищий в стране. Вся его власть принадлежит людям; у него нет никакой собственной власти.

Поэтому когда ум говорит о силе, он говорит о политике, он говорит о господстве, он говорит о погоне за наживой; он говорит об увеличении вашей империи богатства, власти, престижа любым путем, о том, как вы можете стать доминирующей фигурой.

Но сила, о которой говорит пробужденный, — это не власть над другими. Он говорит об этом как о внутреннем взрыве, подобном атомному взрыву. Это не та сила, которая приходит извне; это та сила, которая скрыта глубоко внутри атомной клеточки. Из-за того, что атом взорвался, сила распространяется повсюду.

Очень странная информация попала ко мне на днях... Японский ученый все время вел наблюдение, изучая эффекты атомной энергии, и ее радиации внутри и вокруг Хиросимы и Нагасаки. Сорок лет прошло с тех пор, как там произошел атомный взрыв, когда была сброшена атомная бомба на Нагасаки и Хиросиму. Этот ученый действительно рисковал своей жизнью; никто не приходил в Хиросиму, потому что все там наполнено радиацией, но он отправился туда и прожил несколько недель, просто чтобы увидеть, какой эффект может иметь радиация.

А когда он возвратился, то преподнес огромный сюрприз своим коллегам ученым. Он выглядел на десять лет моложе и здоровее, чем когда-либо.

Все они были поражены, потому что никто не думал... всегда полагали, что радиация убивает, но он обнаружил, что радиация убивает только в определенном большом количестве. Это вопрос степеней. В малых количествах она может помочь уничтожить болезнь, дать человеку более долгую жизнь, сохранять его молодым до самой смерти. Теперь он изготовил небольшую керамическую бумагу с очень малой радиационной дозой в ней. Он считает, что держать это в своей комнате достаточно для того, чтобы оставаться здоровее и моложе!

Я всегда говорил, что энергия нейтральна: то, что может разрушать, может также и созидать; мы просто должны выяснить, как она разрушает и как она созидает. Этот японский ученый сослужил громадную службу грядущему человечеству: если нации согласятся и если их глупые политики не помешают этому, то всю атомную энергию и ядерное оружие, которое они собрали, можно поставить на службу жизни — принести больше здоровья миру, рассеять болезни, рассеять голод, рассеять старость, дать человеку жить дольше и оставаться моложе.

Сила атомной бомбы — это не сила, приходящая извне; это сила атома, который был бездействующим, спящим, и был пробужден. Если это возможно через атом, который является частью электричества, всего лишь небольшой частицей, — то, что же возможно, если мы сможем взорвать живую сущность человека? Небольшая частица его сознания, если она взрывается, принесет очень много света и очень много энергии.

Возможно, мистики, которые всегда говорили о силе, говорили о силе, которую они чувствовали внутри себя. Она не имеет ничего общего, с чьим бы то ни было доминированием. Их сила использовалась как сострадание, их сила использовалась для осыпания цветами других людей. Их сила не использовалась, ни для какой разрушительной цели на службе смерти.

Но само слово «сила» опасное, потому что обычно его ассоциируют с политикой. Когда Да Хуэй пользуется словом сила, он не понимает того, что мистики использовали его в другом смысле, совершенно противоположном. Он говорит: Когда явления сливаются со своей внутренней истиной, вы накапливаете силу; когда вы чувствуете накопление, это дает вам власть для изучения пути. Достигая власти, вы накапливаете неограниченную силу; накапливая силу, вы приобретаете неограниченную власть. То, как он говорит, ясно показывает: неограниченная власть — над кем? Зачем этот акцент на власти?

Сила, исходящая из медитации, не приходит как власть. Она приходит, как будто цветы осыпают вас; она приходит как благоухание, она приходит как любовь, она приходит как сострадание. Она приводит все великие качества и все великие жизненные ценности, внезапно, к их цветению. Это весна вашего сознания. Все вдруг становится зеленым, все становится прохладным; ветерок наполняется ароматом, потому что вы взрываетесь цветами, которые невидимы для глаза. Но те, у кого есть сердце и смелость открыться этому, будут, несомненно, чувствовать эту весну. Они почувствуют ее песню, они почувствуют ее танец.

Но слово «власть» не должно использоваться. Оно ассоциируется с дурными людьми — они запятнали его.

Эти вещи могут быть усвоены блистательными, сообразительными людьми... — и сам он не кто иной, как блистательный, сообразительный человек, — но если вы полагаетесь на свою блистательность и остроту ума, вам не удастся продержаться долго. Легко проницательным и смышленым людям войти, но трудно удержаться. Это из-за того, что обычно их вхождение не очень глубоко и власть ограничена. Стоит разумным и сообразительными услыхать, как духовный друг касается этого вопроса, как их глаза немедленно оживляются, и они уже пробуют достичь понимания с помощью своего различающего интеллекта.

Да Хуэй понимает неправильно. Ум обладает только одной силой, и это различающий интеллект; у него нет другой силы. Благодаря своему различающему интеллекту ум очень полезен в науке — и абсолютная помеха в духовном росте. Здесь не нужен никакой интеллект. Все, что вам необходимо, — это глубокое доверие к сущему и глубокое благоговение перед жизнью.

Интеллект никогда не доверяет, он всегда сомневается. Духовному росту сомнение препятствует больше, чем, что бы то ни было иное, но как же вам обрести доверие? Сомнение естественно для ума; доверие не принадлежит к уму. Как же вам прийти к доверию?

Вот почему все духовные учения подчеркивают глубокую интимную связь с тем, кто идет впереди вас. Вам необходимо связаться с тем, кто уже пробудился. Само его пробуждение станет основанием, аргументом для вас, рассеет всякое сомнение и рассеет весь ум. Вам надо войти в контакт с человеком, который живет как не-ум, который живет как безмолвие. Его безмолвие сияет. Оно заразительно.

Если вы приближаетесь к такому человеку, то неизбежно попадаете в сеть его лучащейся любви, его сияющего осознания. Только такое переживание создаст доверие в вас, даст вам почувствовать, что если это прекрасное цветение может произойти с одним человеком... и я тоже человек. Оно будет напоминать вам ваш собственный потенциал: нет нужды сомневаться; если этот человек может расцвести таким прекрасным цветком... я тоже человек.

Присутствие просветленного человека придаст вам огромное достоинство, огромную гордость, которая — не от эго... гордость оттого, что вы человеческое существо, наполненное потенциалом бытия будды.

И если доверие возникло в вас, вы на пути.

Доверие — это другое название пути.

Сомнение — это название заблуждения.

Интеллект — это не что иное, как другое название сомнения. Сомнение — прекрасный инструмент для науки, но оно никак не поможет выйти за пределы ума. Чтобы выйти за пределы ума, вам необходимо доверие, и доверие обладает своей собственной красотой. Сомнение не обладает красотой, оно уродливо. Оно не дает вам целостности, оно всегда удерживает вас в подозрении.

Как только доверие возникло в вас — вы уже вне опасностей ума.

Но Да Хуэй не понял, хоть он и бывал то у одного мастера, то у другого; он побывал у многих мастеров. Возможно, это и вызвало у него всю эту путаницу. Из тех многих мастеров некоторые могли быть просто учителями, другие, возможно, даже и учителями не были, а просто любили давать советы, независимо от того, знают ли они что-нибудь или не знают. Люди получают удовольствие, давая советы, потому что, советуя, они становятся выше вас; вы невежественны, а они — знающие.

Я принимал участие в работе психологического отделения университета. В отделении было четыре других психолога, и все они практиковали психоанализ, кроме меня. Я никогда не верил, ни в какого рода анализ, ни в какого рода психологию, потому что я вообще ничего не хочу делать с помощью ума. Но вы поразитесь: они давали указания больным людям — а сами страдали от точно тех же проблем.

Я единственный был у них под руками, поэтому все они спрашивали меня: «Как быть вот с этой проблемой, она никогда не оставляет нас?»

Я сказал: «Вы же великие психоаналитики; вы даете указания людям, вы помогаете людям».

Они сказали: «Не делайте посмешища из нас! Мы знаем технику, мы изучили психоанализ, и мы советуем».

Но я сказал: «Если вы не можете следовать своему собственному совету, какое вы имеете право давать его кому-то другому?»

Я пересказал им древнюю суфийскую историю. Женщина очень переживала за своего маленького ребенка — у нее был только один ребенок, а муж умер. Она была богата, но утратила всякий интерес к жизни. Она жила лишь ради этого ребенка, и, безусловно, при таких обстоятельствах дети портятся; ребенок не ел ничего, кроме сладостей. Врачи говорили: «Это плохо, все его здоровье будет испорчено». Но ребенок не слушался.

Женщина бывала у суфийского мистика, поэтому однажды она подумала: «Он не слушается меня, но, возможно, он послушает мистика, потому что это человек такой излучающий, что каждый, кто приближается к нему, оказывается под впечатлением».

Она взяла ребенка и сказала мистику: «Он не слушается никого. Врачи говорят ему, что его здоровье испортится, и я повторяю это ему каждый день. Вся его пища состоит только из сладостей; иначе он предпочитает оставаться голодным. Это мой единственный ребенок, мой муж умер, и я живу только ради малыша. Я не могу видеть его голодным, поэтому мне приходится давать ему сладости, хорошо зная, что даю ему отраву: белый сахар — это белый яд. Вот я и привела его. Скажите ему что-нибудь! Вы человек божий, может быть, ваши слова окажут другое воздействие».

Мистик взглянул на ребенка. Он сказал: «Сын мой, я не в состоянии ответить тебе прямо сейчас, потому что сам люблю есть сладости. Возвращайся через две недели. Две недели я не буду есть сладостей, если справлюсь с этим. Только после этого я смогу советовать; а пока я неподходящее лицо для советов».

Женщина поверить не могла этому. Это могло оказаться даже опасным... Но на ребенка это произвело огромное впечатление. Он коснулся стоп мистика. Он сказал: «Меня водили ко многим людям; моя мать продолжает брать меня то к этому, то к другому мудрецу, и все они тут же принимаются советовать. Вы первый искренний человек. Я приду через две недели, и все, что вы скажете, я сделаю. Я доверяю вам».

Человек, который признается перед ребенком... «Вот сейчас у меня не подобающее состояние, чтобы даже советовать тебе, потому что мне самому нравятся сладости; поэтому за две недели я испытаю свой совет на себе самом, а тогда приходи. Если я не справлюсь, то скажу: прошу прощения, я не могу советовать тебе. Если же сумею удержаться, тогда я скажу: «Не беспокойся, если удалось мне, старику, — ты так молод, так силен и так разумен — тебе тоже удастся. Только попытайся!»

Мать была в шоке. Если мистик скажет через две недели, что ему не удалось, то все дело кончено; тогда больше не к кому ей вести ребенка.

Через две недели они пришли снова. Мистик сказал: «Сын мой, это трудно, но не невозможно. Мне удалось не есть сладостей две недели, и я обещаю, что всю свою жизнь я не прикоснусь к сладостям снова. Как ты думаешь, могу я советовать тебе? Только если ты позволишь мне посоветовать, я сделаю это».

Ребенок сказал: «Не нужно ничего говорить. Я получил послание. И я благодарю вас. Такой человек, как вы, который готов отказаться от сладостей на всю жизнь только ради того, чтобы посоветовать мне свое средство, заслуживает доверия. Я доверяю вам. Я тоже обещаю вам, что не буду есть сладостей с этой минуты, никогда больше».

Я обычно говорил таким психологам: «Когда вы советуете другим людям, то задумываетесь ли хоть когда-нибудь, что совет исходит от человека, который сам страдает от той же проблемы?»

Так и наш Да Хуэй, очевидно, ходил к ученым людям, к знающим, к учителям всех сортов. Время от времени, возможно, он случайно встречал и пробужденного человека, мастера, мистика, и он брал из всех этих источников; поэтому время от времени у него встречается утверждение, которое кажется абсолютно верным. Но большая часть из собранного им — всевозможные клочки из источников, таких же невежественных, как и он сам; но они любили советовать, точно так же, как любил советовать и он.

Мне хочется, чтобы мои люди помнили это: никогда не советуйте, если это не ваш опыт. Во всем мире совет — это единственная вещь, которую каждый дает, и никто не берет; так зачем беспокоиться? Каждый получает удовольствие, давая совет, но никто никогда не принимал его; поэтому каждый знает: совет предназначен для других — не для себя.

Мне хочется, чтобы мои люди запомнили: никогда не советуйте, если это не было вашим собственным достоверным переживанием. Тогда действительно вы можете просто сказать: «Это был мой опыт. Не обязательно это окажется верным и для тебя — можешь экспериментировать. Если ты чувствуешь, что это приносит больше гармонии в твою жизнь, больше радости, — можешь двигаться дальше. Если же чувствуешь, что это не приносит ничего... ведь индивидуальности так различны; то, что годится для меня, может не подойти тебе; то, что лечит меня, может быть просто ядом для тебя».

Человек абсолютно бдительный, всегда заботится о том, какой совет давать, а какой не давать. Даже если он и дает совет, это всегда обусловлено — обусловлено экспериментом. Он предложит это только как гипотезу: «Попробуй немножко — возможно, это сработает. Если сработает — хорошо. Если не сработает, не продолжай. Мне помогло, это верно, но это не значит, что оно поможет всем на свете».

Люди различны; каждая индивидуальность уникальна, и каждой индивидуальности необходим уникальный путь, который соответствует ей.

Подобные люди сами создают себе помехи и никогда не достигнут момента пробуждения. «Когда дьяволы извне накличут беду, этому еще можно пособить»; но эта опора на интеллектуальное различие держится лишь до поры до времени: «Когда собственная семья создает бедствие, то его уже не отвратить».

Он дает хороший совет, но он не обладает опытом. Я так уверен, что он не имеет опыта, потому что столько предложений, столько сутр четко указывают на невежество.

Вот это и подразумевал Юн Цзя, когда сказал: «Потеря богатства дхармы и утрата добродетели — все это берет свое начало от различающего интеллекта ума».

То, что он говорит, правильно, но сам он не тот человек, который может сказать это. Все его понимание основано на интеллекте.

Утверждение Юн Цзя абсолютно справедливо: «Потеря богатства дхармы и утрата добродетели — все это берет свое начало от различающего интеллекта ума». Юн Цзя был просветленным мастером. Он говорит, что благодаря уму мир становится нерелигиозным; благодаря уму все великое исчезло. Это совершенная истина для Юн Цзя; это был его собственный опыт. Но Да Хуэй только повторяет это. Слова прекрасны, предложение прекрасное — он собирает прекрасные цветы отовсюду.

Заграждение пути умом и его концептуальным различением — хуже, чем ядовитые змеи и свирепые тигры. Просто не верится, что человек говорит то, чего он не переживал! И он не вышел за их пределы.

Почему? Потому что ядовитых змей и свирепых тигров можно избежать, в то время как разумные люди делают концептуальное различение ума своим домом, так что не бывает ни единого мгновения — ходят они, стоят, сидят или лежат, — чтобы они не имели дел с ним. С течением времени, не видя того и не отдавая себе в том отчета, они становятся одним целым с ним — и не потому, что они хотят этого, а потому, что с безначального времени они придерживались этой единственной маленькой дороги, пока она не стала укатанной и привычной. Хоть они и видят ее временами и желают сойти с нее, однако не могут. Потому-то и говорится, что ядовитых змей и свирепых тигров еще можно избежать, но от концептуального различения ума вам, поистине, сбежать некуда.

Все, что он говорит, — правильно, но он — не правилен. Это нужно понимать ясно: неправильный человек может говорить правильные вещи, хотя правильный человек не может никогда сказать неправильную вещь. Для правильного человека сказать неправильную вещь невозможно, но для неправильного человека говорить правильные вещи очень возможно, потому что это скрывает его неправильность. Это становится покрывалом для его невежества.

В мире миллионы учителей, священников, монахов, принадлежащих к разным религиям и разным путям; все они повторяют прекрасные слова, но поскольку эти слова исходят от них, они утрачивают всю красоту.

Те же самые слова говорились Заратустрой, Лао-Цзы, Иисусом Христом, Гаутамой Буддой; одни и те же слова, но человек, который говорит, — не тот же самый. А те слова имеют значение, только если они поддержаны экзистенциально, живой индивидуальностью, стоящей за ними. Те слова живут, только если они исходят от живого источника. Поэтому — вот мое настояние: никогда не беспокойтесь об умерших святых, никогда не беспокойтесь о священных писаниях.

Старайтесь найти живого мастера.

Живой мастер вмещает в себе все писания и всех умерших святых. Все, что приходит к вам через живого мастера, идет прямо в ваше сердце.

Живой мастер никогда не делает промаха.

Замечательная история для окончания. В городе проходил карнавал, и Мулла Насреддин попросил всех своих учеников пойти с ним. Ему хотелось взять их на карнавал, чтобы научить нескольким вещам; таков был его обычный метод — брать своих учеников в реальные ситуации. Стоило им прийти, и вся толпа тут же заинтересовалась ими, потому что все знали: там, где появляется Насреддин, обязательно происходит что-нибудь интересное.

Он был там со своими пятьюдесятью учениками, они следовали за ним. Он зашел прямо в палатку, где люди ставили деньги; если они попадали стрелой в яблочко мишени, владелец палатки давал им втрое больше денег, а если промахивались, то теряли свои деньги. Многие люди пробовали, но это не так легко, если вы не лучник.

Мулла Насреддин пошел туда, поставил десять рупий на кон и взял лук и стрелу. Воцарилась глубокая тишина. Его пятьдесят учеников встали позади него, а огромная толпа смотрит и рассуждает: «Никогда мы не думали, что Мулла Насреддин тоже лучник. Ну-ка, посмотрим, что случится!» Он выстрелил, и стрела упала далеко за мишенью.

Все засмеялись! Он сказал: «Погодите!» Затем обернулся к своим ученикам и произнес: «Видите, вот это стрела человека слишком амбициозного. Он всегда промахивается, метит слишком далеко». Даже владелец палатки заинтересовался...

Насреддин взял еще одну стрелу, выстрелил, и стрела упала прямо перед ним. Опять люди засмеялись. Он сказал: «Да перестаньте же, идиоты! Я привел сюда моих учеников, чтобы научить их кое-чему». Он обернулся к ученикам и объяснил: «Смотрите, вот стрела человека нерешительного, ни то ни се: хочется или не хочется? умирать или не умирать? Из-за этого "или-или" ему постоянно не везет; он никогда не попадает в яблочко». Люди притихли: «Он прав».

Он вынул третью стрелу. Владелец палатки тоже молчал: «У этого человека есть какие-то идеи, он не ошибается». А Мулла попал в «яблочко», забрал свой задаток — десять рупий — и потребовал еще двадцать. «Что такое!?» — вскричал владелец палатки.

Мулла сказал: «Это стрела Муллы Насреддина: он никогда не промахивается. Давай сюда двадцать рупий!»

Люди смеялись, но владельцу палатки пришлось отдать двадцать рупий. Ученики тоже говорили: «Это уже слишком! Конечно, если бы он промахнулся снова, то опять нашел бы какое-то объяснение; это же просто случайность. Но он великий человек, в этом нет сомнения».

Он был в состоянии найти столько объяснений, сколько потребуется. Если вы продолжаете стрелять, то однажды попадете; а как только попадете — это и есть стрела Муллы Насреддина.

Мулла Насреддин ушел со своими тридцатью рупиями и учениками. Он сказал: «Пойдемте насладимся сладостями, фруктами. Берите эти двадцать рупий. Оставьте мне десять, потому что только те десять принадлежат мне; остальные двадцать родились от хитрости».

Так называемые учителя, вроде Да Хуэя, продолжают говорить, и среди стольких слов время от времени одна стрела попадает в цель. Но я хочу продемонстрировать вам, как человечество было обмануто учителями.

Император Китая оказал почести Да Хуэю как великому чаньскому мастеру, великому дзэнскому мастеру, и с тех пор его признавали как великого мастера дзэн. Если император удостоил его титулом, кто же поспорит с этим?

Вот и теперь, почти тысяча лет миновала, и никто не поднимает вопроса, что это не слова человека просветленного. Главное — научить вас некоторому осознаванию и ясности, так, чтобы когда вы слушаете кого-то или читаете что-то, вы почувствовали, исходит ли это от просветленного источника или от темного источника — от того, кто знает, как насобирать красивых слов, кто знает, как обманывать даже императоров. Но императоры — это не что иное, как человеческие существа — точно как и вы!

За тысячу лет даже люди дзэна не призвали Да Хуэя к ответу. Об этом тоже стоит задуматься. Каждая традиция продолжает защищать своих людей; правы они или ошибаются, дело не в этом. Дело в том, что они принадлежат своей традиции; они должны быть правы. Это запутало всю мировую атмосферу. Это вызвало такой беспорядок во всем человечестве — похоже, люди не заинтересованы в том, чтобы возрастало сознание человечества; они больше интересуются своей собственной линией, своим собственным наследием и доказательством того, что это правильно. Естественно, никто больше не вмешивается. Возможно, я единственный человек, кто продолжает поиски. Для меня безразлично, индуист этот человек, мусульманин, христианин, буддист, иудей или джайн.

По-моему, все человечество едино.

А все наследие прошлого есть ум.

Мне хочется сделать четкое различие на будущее, с тем, чтобы всех тех, кто неправ, знали как неправых, а тех, кто прав — к какой бы традиции они ни принадлежали, — объявили бы правыми. По существу, выражаясь другими словами, мне хотелось бы, чтобы было только две традиции в мире: люди, которые правы, и люди, которые ошибаются, — для упрощения вещей. Тогда грядущим поколениям не придется беспокоиться; но пока что получается приводящая в замешательство путаница. Вам нельзя называть что-нибудь неправильное неправильным, потому что оно относится к вашему наследию.

Случилось так, что в моей деревне между нашим домом и храмом был участок земли. По некоей технической причине мой отец мог выиграть этот участок в случае суда — только по технической причине. Земля была не наша, земля принадлежала храму. Но техническая причина заключалась вот в чем: на карте храма не было показано, что участок относится к их территории. То была какая-то ошибка конторских служащих муниципалитета; они включили эту землю в собственность моего отца.

Естественно, в суде не могло быть сомнений: храм не имел прав на эту землю. Каждый знал, что это была их земля, и мой отец знал, что это была их земля. Но земля была драгоценной, она находилась прямо на главной улице, и любая техническая и юридическая экспертиза была на стороне моего отца. Он передал дело в суд.

Я сказал ему: «Послушай, — а мне было тогда, наверное, не больше одиннадцати лет, — я пойду в суд защищать храм. У меня нет ничего общего с храмом, я никогда даже не заходил внутрь храма; как бы там ни было, тебе прекрасно известно, что земля не твоя».

Он сказал: «Ну что ты за сын такой? Ты будешь свидетельствовать против собственного отца?»

Я сказал: «Это же не вопрос отца и сына; в суде это вопрос о том, что истинно. И там будет не только твой сын; твоего отца я тоже убедил».

Он воскликнул: «Что?!»

У меня была глубокая дружба с моим дедушкой, так что мы посоветовались. Я сказал ему: «Ты должен поддержать меня, потому что мне только одиннадцать лет. Суд может не принять мое свидетельство, я ведь не взрослый, так что ты должен поддержать меня. Тебе известно совершенно точно, что земля не наша».

Он сказал: «Я с тобой».

Тогда я заявил отцу: «Послушай две стороны — твоего отца и твоего сына... Просто забери назад это дело; иначе ты попадешь в большую неприятность, ты проиграешь. Только технически ты можешь требовать. Но мы не намерены поддерживать техническую ошибку муниципального сотрудника».

Он сказал: «Ты не понимаешь простую вещь, не понимаешь, что такое семья... тебе нужно поддерживать свою семью».

Я ответил: «Нет, я буду поддерживать семью, только если семья права. Я буду поддерживать того, кто прав».

Он переговорил с моим дедом, а тот заявил: «Я уже пообещал твоему сыну, что буду с ним».

Мой отец сказал: «Значит, мне придется забирать дело назад и терять ценный участок земли!»

Дед сказал: «Что с этим поделаешь? Твой сын намерен создать тебе неприятности, и, видя, что его никаким путем не отговорить, я согласился с ним — просто чтобы укрепить его позицию; так что ты можешь забирать дело назад; лучше забрать, чем потерпеть поражение».

Мой отец сказал: «Ну и странная семья! Я работаю для всех вас. Я работаю для тебя, я работаю для моего сына — я не работаю ради себя. Если у нас будет хорошая лавка на той земле, у тебя будет более комфортная старость; он получит лучшее образование в лучшем университете. И вы же идете против меня».

Мой дедушка сказал: «Я не иду против тебя, но он взял с меня обещание, и я не пойду против своего слова — по крайней мере, что касается его, — потому что он опасен, он может доставить мне неприятности. Так что я не могу обмануть его; я буду говорить все то, что говорит он. А он говорит истину — и тебе известно это».

И моему отцу пришлось забирать дело назад — с неохотой... но он вынужден был его забрать. Я попросил дедушку принести сладостей, чтобы мы могли раздать их соседям. Мой отец вернулся к здравому уму, это надо отпраздновать. Дед сказал: «Похоже, это то, что нужно».

Когда отец увидел, что я раздаю сладости, он спросил: «Что ты делаешь? — для чего? Что произошло?»

Я сказал: «Ты возвратился к своему здравомыслию. Истина победила». И я дал конфету ему тоже.

Он рассмеялся. И сказал: «Я понимаю твою точку зрения, и мой собственный отец на твоей стороне, и я подумал, что лучше мне тоже быть с вами. Лучше забрать дело назад, и не будет проблемы. Но зато я выучил урок: я не могу полагаться на свою семью. Когда случится какая-то беда, они не станут поддерживать меня только потому, что связаны со мной как с отцом, сыном, братом. Они намерены поддерживать все то, что истинно».

И с тех пор другой ситуации никогда не возникало, потому что он никогда не делал ничего, с чем мы должны были проявить несогласие. Он оставался правдивым и искренним.

Много раз потом он говорил мне: «Это было так здорово с твоей стороны; я ведь собирался отобрать эту землю и совершил бы преступление сознательно. Ты предотвратил меня, и не только от того преступления, ты предотвратил меня и от дальнейших. Каждый раз, когда бывала сходная ситуация, я неизменно решал в пользу истины, какова бы ни была потеря. Но сейчас я вижу: истина — это единственное сокровище. Ты можешь потерять всю свою жизнь, только не теряй свою истину».

Это и есть то, чему я хочу, чтобы вы научились из поучений Да Хуэя: опыту видения — что правильно и почему это правильно, что неправильно и почему это неправильно, — а также знанию того, что даже правильное становится неправильным, когда исходит от неправильного ума, от неправильной личности.

Истине необходимо родиться из переживания истинности. Это очень нежный цветок, но и самое драгоценное сокровище в жизни, потому что оно приносит освобождение, приносит свободу, приносит вам ваше собственное бессмертие.

Но никогда не будьте заимствующими, никогда не полагайтесь на чужое знание. Малая частица собственного опыта гораздо более важна, чем все Веды, все Кораны, все Библии, все Талмуды. Небольшое переживание своей внутренней сущности более ценно, чем все будды всех времен.

Истина должна быть вашей собственной.

Только тогда она — живая, с бьющимся сердцем.

— Хорошо, Маниша?

— Да, Мастер.