Глава 9

Сейчас моё время. Не думаю, что кто-то на свете давал дикурсы в кресле дантиста. Я чувствую себя первооткрывателем. Я вижу будд, которые завидуют мне.

Продолжаем постскриптум…

Первая книга сегодня: «Судьба разума», написанная Хаасом. Я не знаю, как точно его имя произноситься: х-а-а-сс… Я произношу его: ХААС. Книга не очень известна, по просто причине — она достаточно глубока. Мне здаётся, этот парень, Хаас, должен быть германцем; но даже так он написал книгу огромного значения. Он не поэт, он не писал, как математик. Он тот, кто подарил мне слово ?филосия ?.

?Философия? значит ?любовь к мудрости? — ?фило? — любовь, ?софия? — мудрость, — но это не было применимо к даршану, восточному методу созерцания целого. Слово ?философия? жестковато и неточно.

В своей книге «Судьба разума» Хаас использует для обозначения даршана вместо слова философия, слово ?филосия?. ?Фило? так же означает любовь, а ?осия? значит истина, реальность, предельное — не любовь к знанию, формальной мудрости, а любовь к самой истине, реальности, какой бы она ни была, вкусной или горькой.

Это одна из книг, которые сделали Запад и Восток ближе — но всего лишь небольшое сближение, книги не могут сделать большего. Для встречи нужны не книги, нужен человек, и Хаас не был таким человеком. Его книга красива, но сам он ординарен. Для реальной встречи нужен Будда, нужен Иисус, нужен Мухаммед или Боддхидхарма… может быть, Баал Шем. Короче говоря, нужна настоящая медитация, а я сомневаюсь, что Хаас когда-либо в жизни медитировал. Он мог заниматься сосредоточением — немцы знают много о концентрации… концентрационные лагеря… прекрасно! У меня были медитационные лагеря, а они создавали коцентрационные. Концентрация — это по-немецки, медитация нет. Конечно, даже в Германии может случиться медитирующий, но этому ещё далеко до правила, это лишь исключение, а исключения всегда доказывают правило. Я знаюЭкхарта, я знаю Боэма…

И второе имя сегодня — Экхарт. Я любил бы его, будь он рождён на Востоке. Быть рождённым среди немцев и потом писать или говорить о предельном — это нелёгкий труд. Но ему приходилось этим заниматься, и выходило у него замечательно. Немцы есть немцы; что бы они ни делали, они деляют это на отлично. Даже сегодня, кажется, один из немецких санньясинов всё ещё колотит, строит… Прекрасно! Слушайте эти стуки — как красиво они вливаются в тишину…

Экхарт был неграмотен. Странно, что многие мистики неграмотные. Должно быть, что-то не так с образованием. Почему так не много образованных мистиков? Образование, должно быть, разрушает что-то важное, почему ты впоследствии не можешь стать мистиком. Да, система образования разрушает! Двадцать пять лет непрерывно, от детского сада до аспирантуры, — это разрушает всё, что в вас есть естественно красивого внутри. Ваш лотос сминают все эти учителя, роза убита так называемыми профессорами и прочими: ректорами, деканами. Какие красивые названия они выбрали для себя!.

Настоящее образование ещё не внедрено. Ему ещё предстоит начаться. Это должно быть образование сердца, не головы, женского в вас, а не мужского.

Это так удивительно, что Экхарт, живя среди германцев, самой шовинистической нации на свете, умудрился остаться в сердце, и после говорить оттуда. Бедный, необразованый, не имеющий ни политического, ни экономического статуса… — он был так богат. Всего несколько человек за всю историю были столь же богаты… Их богатство — это БЫТИЕ.

Напишите «бытие» заглавными буквами…

Эти два слова, «бытие» и «становление»[10] должны быть поняты. Становление — это процесс, не имеющий ни начала, ни конца, он только продолжается. Но бытие — это вообще не процесс, это то, что есть. Можно назвать это ?есть-ность?, и это будет очень близко.

Бытие не от времени и пространства, это нечто трансцендентное. И снова, напишите это заглавными — ТРАНСЦЕНДЕНТНОЕ. Жаль, что вы не можете написать это золотыми буквами. Это слово должно быть написано чистым золотом, не восемндацать карат или двадцать четыре — 100 %-ным золотом!

Экхарт сказал всего несколько вещей, но их было досточно, чтобы привести в раздражение уродливое духовенство, попов и демонов, окружавших его. Они сразу же остановили Экхарта. Они сказали ему, что ему говорить, а что нет. Нужен был безумец, такой как я, чтобы не послушаться этих идиотов. Но Экхарт был простым человеком, он послушал, он согласился с авторитетом и силой. В конце концов, немцы есть немцы. Когда им говорят: «Налево!», они поворачиваются налево, когда говорят «Направо», они поворачиваются направо.

Меня выгнали из армейских сборов в университете — потому что, когда коммандир говорил: «Напра-во!», я ещё обдумывал это. Все, кроме меня, немедленно поворачивались. Коммандир был озадачен. Он сказал: «Что с тобой? Ты не услышал? Что-то не так с твоими ушами?..»

Я отвечал: «Нет, что-то не так со мной. Я не вижу смысла. Почему я должен поворачиваться вправо или влево? Нет никакой надобности, нет причины. И эти дураки, которые поворачиваются по вашей команде вправо или влево, в конце концов возвращаются в то же положение, в котором я нахожусь и сейчас».

Конечно, меня прогнали — и я был несказанно рад. Все думали: ?Как ему не повезло?, я же был уверен, что мне несказанно повезло. Они шептались, что со мной что-то не так: «Его прогнали, а он улыбается…» По этому случаю я устроил вечеринку с виной и разными вкусностями.

Но Экхарт послушался. Немцы не могут быть по-настоящему просветлёнными, это для них слишком трудно. Вималкирти, должно быть, первый немец, ставший просветлённым. Но Экхарт был очень близко… ещё один шаг — и мир был закончился. И открылось бы нечто, то, что ЗА дверью, запредельное этому миру… Но он говорил — просто потому, что был германцем, потому что поддался давлению политиков от духовенства, — он говорил просто красивые вещи. Всего лишь небольшая доля истины проходит через его слова — поэтому я включаю его в список.

Третий номер — ещё один немец: Боэм. Я не знаю, как произноситься его имя — но кому это нужно! Вот как оно пишется: Б-о-э-м.[11] Немцы произносят его иначе, в этом я уверен. Но я не немец и я никогда не иду ни с кем на компромисс. Я всегда называл его ?Бомэй?. Даже если бы он пришёл ко мне и сказал: «Не так нужно произносить моё имя!..», я бы сказал ему: «Не переживай! Для меня это и есть твоё имя — и это будет твоим именем, Бомэй».

Странно, но когда бы Арпита ни заходила в мою комнату, всегда начинает пахнуть Боэмом, я почему-то сразу вспоминаю о Боэме. Наверно, это просто асоциация — он был сапожником, обувным мастером, и Арпита делает для меня обувь. Тебе повезло, Арпита, — ты напоминаешь мне Боэма, одного из прекраснейших немцев всех времён.

И снова: он был беден. Это похоже на правило: ты должен быть беден, чтобы быть мудрым; это и сейчас так. Но это не обо мне. Что касается меня, вы должны быть богаты, чтобы просветлеть. Позвольте мне повторить: вы должны быть богаты, чтобы быть просветлённым…

Иисус говорил, что богатый не войдёт в Царствие Божье. Это архаично. Я настаиваю, что лишь богатейший сумеет войти в это Царство. Впрочем помните, то, что я говорю, — это то же, что говорил Иисус, тут нет противречия. ?Бедный? в терминологии Иисуса — это ?богатый? в моей терминоологии, т. е. одно и то же. Он называет бедным того, кто потерял себя, своё эго, того же человека я называю богатым. Чем меньше в тебе эго, тем более ты богат. Но в прошлом очень редко человек подобный Боэму, рождался в богатой семье, особенно на Западе.

На Востоке по-другому. Будда был принцем, Махавира был принцем; двадцать четыре тиртханкары джайнов все были королями. Кришна был королём, Рама был королём. Все они были богаты, очень богаты. Это имеет некоторое значение. Это подразумевает то богатство, о котором я говорил. Человек становится богат, лишь лишившись эго. Когда тебя нет, только тогда ты есть..

Боэм сказал несколько вещей, всего несколько. Он не мог сказать многого, так что не переживайте. Одно из этих высказываний я хотел бы упомянуть: сердце — это храм Бога. Да, Боэм, это сердце — это не голова…

Четыре: человек по имени Идрис Шах. Я не буду говорить о какой-то отдельной его книге, потому что все его книги прекрасны, я могу порекомендовать вам любую из них для прочтения.

Не беспокойтесь, я по-прежнему безумен. Ничто не может сделать меня рациональным вновь. И всё-таки одна книга Идрис Шаха стоит выше всех остальных. Все его книги прекрасны, я бы мог сказать о всех них — но книга «Суфии» это подлинная драгоценность. Невозможно оценить то, что он сделал в «Суфиях».

Не прерывайте, всё идёт замечательно.

Говорить — очень легко для меня. Я могу говорить, даже когда сплю, и это будет вполне разумно. Хорошо. Когда бы я ни вспомнил что-то вроде этого, я это всегда оцениваю. И это чудесно — это то, что вам нужно понять, если вы хотите понять «Суфии» Идриса Шаха. Этот человек привёл Муллу Насреддина на Запад, и этим он сделал им неоценимую услугу. Это выше всякой оценки. Запад навсегда остантся ему обязанным. Идрис Шах сделал небольшие анекдоты о Насреддине даже более красивыми. Этот человек имеет не только достаточно знаний, чтобы перевести притчи, но он также может украсить их, сделать их острее, пикантнее. Я включаю все его книги.

Верна ли моя нумерация?

?Да, Ошо?.

Под пятым номером я собираюсь упомянуть ещё одного мужчину, Алана Уотса, со всеми его книгами. Я любил этого человека чрезвычайно. Я любил Будду по другим причинам; я любил Соломона по другим причинам. Они просветлены, а Алан Уотс нет. Он американец — хотя не рождён в Америке, и это единственная надежда. Он эмигрант. И он написал потрясающе ценные книги. «Путь дзэна» нужно считать одной из лучших; и «Это оно» — тоже замечательная книга по красоте и существенности… От человека, который всё ещё не просветлён!. Поэтому это более ценно.

Когда вы просветлены, всё, что вы говорите, прекрасно; так должно быть. Но когда вы не просветлены и всё ещё рыщете в темноте, вы можете отыскать небольшое окошко света, и это чудесно, фантастически. Алан Уотс был пяьницей, но всё же он был очень близок.

Он был всего лишь обычным христианским монахом — что за несчастье! — но он отверг это. Очень немногие имеют мужество, чтобы отказаться от монашества, так как оно даёт столь многие вещи в этом мире. Он всё отверг и стал простым бродягой. Но каким бродягой! — он напоминает Бодхидхарму, Башо, Ринзая… Алан Уотс не может долго оставаться не буддой. Он давно умер… но сейчас он уже, должно быть, окончил школу и готов прийти ко мне… Я ожидаю всех этих людей. Алан Уотс один из них — я жду его!..

Шесть… Кстати, только я упомянул имя Ринзая. Шестой номер сегодня — это его ВЫСКАЗЫВАНИЯ, коллекия его высказываний. Нумерация верна?

?Да, Ошо?.

Это хорошо. Ты что-то шептал Ашу, так что я удивился. Прошу прощения, что прерываю вас. Ты так сосредоточен на своих записях.

Ринзай… Его китайское имя Лин Цзы, его японское имя Ринзай. Я выбрал японское, Ринзай. Оно выглядит красивее, эстетичнее.

Высказывания Ринзая — это как бомба. К примеру, он говорит: «Вы идиоты — последователи Будды! Забудте его. Если вы не забудете его, вы не найдёте его». Ринзай любил Будду, потому только и мог сказать так. Он также сказал: «Употребляя имя Гаутамы Будды, знайте, что вашего Будды нет в реальности. Будда вне вас, тот, что сидит в пагоде — не настоящий Будда. Будда только внутри вас… — то, о чём вы не знали, не подозревали и даже не слышали. Это и есть настоящий Будда. Избавтесь от внешнего Будды, и вы узнаете внутреннего».

Ринзай сказал: «Нет никакой доктрины, нет учения, нет Будды». И помните: он не был врагом Будды, но последователем, учеником. Это Ринзай, который принял цветок дзэна у Китая и принёс его в Японию. Он смог перенести дух дзэна в японский язык, и не только в язык, но в саму культуру, а это и искусство составления цветочных композиций, и керамика, и живопись, и устроение садов… Один человек, простой человек, изменил жизнь целой нации.

Семь: на этом месте не просветлённый человек, как Ринзай, но очень близкий, Хан. Хазрат Иннаят Хан. Человек, внедривший суфизм на Западе. Он сам не писал книг, но все его лекции были собраны и изданы в двенадцати томах. Они прекрасны во многих частностях. Извините меня, но я не могу сказать, что они прекрасны полностью, но лишь там и здесь, особенно когда он рассказывает суфийские истории.

Он также был музыкантом, и в этом он по-настоящему мастер. Он не был мастером в духовном мире, но в мире музыки, без сомнения, да. Иногда он взлетал к духовному, он возвышался над облаками… чтобы потом с грохотом упасть, конечно. Он, должно быть, страдал от… Дэварадж, как ты это называешь? Множественные переломы? Множество переломов, да, должно быть, именно так.

На восьмом месте сын Хазрата Иннайата Хана. Его имя хорошо известно искателям с Запада — Хазрат Вилайят Али Хан. Это прекрасный человек. Он всё ещё жив. Отец умер, а Вилайат жив, и в самом деле имею это в виду — не просто дышит… Дышит, конечно — но не только дышит. Из-за чего я включаю в список все его книги. Хазрат Вилайят тоже музыкант, точно как его отец, только более высокого качества, большей глубины. Он более углублён и… слушайте его паузы — в нём больше тишины.

Девять. Я хочу включить ещё одну книгу Калила Джебрана «Иисус, сын человеческий». Это одна из книг, которые практически проигнорированы. Христиане проигнорировали её потому что Иисус там назван сыном человека. И они не только проигнорировали — конечно, они осудили её. И, естественно, кому ещё заботиться об Иисусе? Если сами христиане осудили, то больше никому до этого и дела нет.

Калил Джебран — сириец из предместья Иерусалима. Если хотите знать, на склонах Сирии ещё по меньшей мере несколько людей говорят на арамейском — языке, на котором говорил Иисус. Среди этих высоких, неимоверно высоких кедров, кто угодно, даже дурак, будет поражен, заворожен… Калил Джебран был рождён в Сирии среди кедров, которые достигали звёзд. Он был очень близок в изображении жизни реального человека Иисуса — намного ближе, чем четверо так называемых учеников, написавших евангелия. Это скорее болтовня, чем благая весть.[12] Калил Джебран ближе, но христиане разгневаны, так как он называет Иисуса сыном человека. Я люблю эту книгу.

Книга объединяет истории разных людей об Иисусе: рабочего, крестьянина, рыбака, сборщика налогов — да, даже сборщика налогов — мужчина, женщина, все возможности. Может показаться, будто Калил Джебран взял интервью у всех этих людей об Иисусе — не христианском, а реальном Иисусе — Иисусе из плоти и крови… И эти истории замечательны. Над каждой из них можно медитировать. «Иисус, сын человеческий» — мой девятый выбор на сегодня.

Десятая — ещё одна книга Калила Джебрана «Безумец». Я не могу оставить её, хотя признаю, хотел бы. Я хотел оставить её вне списка, потому что тот безумец, о котором там говориться, это я. Но я не могу опустить эту книгу, не включить её. Он говорит так обосновано и так подлинно о самом глубоком ядре безумца. И этот безумец — не обычный сумашедший, но Будда, Ринзай, Кабир. Я удивлён — меня всегда удивляло, — как Калил Джебран мог справиться с этим. Сам он был не безумец и не просветлённый. Он родился в Сирии, но жил, к сожалению, в Америке.

Но это порождает ещё больше удивления, ещё больше вопросов без ответа. Как ему удалось? Должно быть, он не сам, наверно, ему помогли — то, что суфии называют Кхидр, теософы называют аббревиатурой К.Х., Кутуми — должно быть, это овладело им. Он был заворожен этим, но не всегда. Когда он не писал, он был самый ординарным человеком, даже не просто обычным, но хуже: очень ревнивый, сердитый, полный различных страстей. Но иногда он был одержим, одержим свыше, и тогда что-то начинало проливаться через него — картины, поэзия, притчи…

Примечания:

1

Der Ubermensche (нем.)

10

being and becoming

11

Boehme (переводчик и сам не знает — как оно переводиться точно…)

12

gossips than gospels