Глава 10

Переоценить значение этого события невозможно. Вновь, как и века назад, как Феникс из пепла, восставала из небытия Валаамская обитель. Если верить документам, последние иноки покинули Валаам пятого марта 1940 года. Отчего я делаю оговорку «если верить документам»? Да потому, что 40-е годы — и недавняя, казалось бы, история, а белых пятен в ней поныне великое множество. Рассказывали мне в Финляндии, что тогда, в 40-м, несколько иноков остались-таки на острове и всю войну пребывали там, а ушли только в 44-м вместе с финским гарнизоном. Но от себя добавлю: «И что, в период пребывания там "наших" с мая 40-го по сентябрь 41-го не были репрессированы?» По меньшей мере, странно.

Одни источники — наши, советские — гласят, что в период Второй мировой войны Валаам был необитаем, не было на нем ни нашего гарнизона, ни финского, только наведывалась разведка. С другой стороны, в 1991 году один пожилой финн из моей экскурсионной группы на берегу монастырской бухты с точностью до метра показывал мне, где стояла их третья зенитная батарея, и рассказывал, что ушли они осенью 44-го. Кто-то из наших ветеранов упоминал вскользь, еще в 70-х годах, что в конце весны 1944 года была попытка высадки десанта на острова. Если так, то это полное безумие. Достаточно взглянуть на укрепления артбатарей на островах Оборонном, Польяк и других, достаточно пройтись по скалистому берегу и увидеть полуобвалившиеся ныне пулеметные гнезда буквально каждые 100–150 метров, чтоб даже неспециалисту понять, что такая попытка десанта была обречена на неудачу. Документов не сыскать, а посему и такая неопределенность: было, не было. Россказни же людей «бывалых» принимать на веру безоговорочно не следует. Припомните, читатель: у нас участников «несения бревна» с Лениным насчитывали до недавнего времени сотни, если не тысячи. (Это какой же длины должно было быть бревно? До самого коммунизма, что ли?) В общем, этот период еще ждет своего въедливого исследователя. Несомненным является одно: спустя почти ровно полвека, 13 декабря 1989 года, в день Святого апостола Андрея Первозванного, на остров пришел ледокол, и первые иноки возрождающегося монастыря взошли на благословенную землю Валаама.

Святейший Патриарх Алексий II проводит службу в церкви Сергия и Германа Валаамского монастыря

Читателю непосвященному сообщу, посвященному напомню: Святой апостол Андрей, Покровитель Земли Русской, был родом из Вифсаиды, он одним из первых воспринял учение Иоанна Крестителя об Иисусе агнце Божьем и вместе с апостолом Иоанном Богословом первым последовал за Христом, отчего и наименован был Первозванным. С братом своим Петром одними из первых апостолов они стали. После сошествия Святого Духа апостол Андрей по жребию отправился проповедовать слово Божие в страны причерноморские. Он прошел Малую Азию, Македонию, побережье Черного моря и по Днепру поднялся до места, где стоит теперь Киев.

По преданию, остановился он там со спутниками своими на ночлег и изрек: «Видите ли горы эти? На этих горах воссияет Благодать Божия, будет великий город, и Бог воздвигнет много церквей». Он водрузил там крест. Затем пошел далее на север, по Днепру и на Волоки. (Это и был, кстати, древний путь «из варяг в греки»). Дойдя до поселений славян в районе будущего Новгорода, он двинулся далее через земли варягов и на юг, в Рим. Оттуда пришел во Фракию. Им была основана первая церковь в последнегреческом Византе, ставшем впоследствии Константинополем. В городе Патры он был распят на «косом» кресте, именуемым ныне «Андреевским». При императоре Константине мощи его были положены в храме Святых Апостолов в Константинополе, возле мощей Евангелиста Луки и ученика апостола Павла — Тимофея.

Читатели, вероятно, припомнят, что на первых страницах повествования своего я упоминал об апокрифе, бытующем с древних времен среди валаамской братии, о посещении острова апостолом Андреем. Трудно поверить в это посещение сегодня, представив в воображении дикость этого края на заре христианской эры. Но не будем и отвергать этой легенды. Андрей — апостол, а не простой смертный, и что не по плечу нам, грешным, то по силам Святому Апостолу!

Итак, как видите, день прибытия на Валаам первой братии — 13 декабря — был выбран не случайно. Отзвучал тропарь: «Яко Апостолов первозванный и верховного брат, Владыке Всех, Андрее молися, мир вселенней даровати и душам нашим велию милость». И опять, в который раз, начали обустраиваться. Правда, были уже стены.

Надо отдать должное усилиям музея в деле реставрации валаамских памятников. Еще в 1982 году одет в леса был Спасо-Преображенский собор. Проделали огромную работу: поставили новую медную кровлю на купола и шпиль колокольни, начали наружные штукатурные работы. Увы, дальше этого дело не пошло. Зато почти завершили реставрацию Никольского скита, особенно много хлопот было с реставрацией росписи церкви. На игуменском кладбище провели наружную реставрацию церкви и звонницы. В скиту Воскресенском капитально отремонтировали келейно-трапезный корпус. Завершили наружную реставрацию храма. Купола его тоже покрыли медным листом, позолотили маковки и кресты. Заново окрасили церковь Успения Богородицы в Гефсиманском скиту. В скиту Всехсвятском завершили наружную реставрацию храма и его тоже покрыли новой медной кровлей, начали разбирать завалы находившихся в руинах келейных корпусов. Отремонтировали музей и главную монастырскую дорогу от Никоновской бухты до монастыря. Довольно значительные работы были проведены по приведению в порядок зимней монастырской гостиницы, да и летней тоже. Была отремонтирована большая Успенская трапезная. Все это я перечисляю так подробно для того, чтоб можно было понять: за 8 лет существования музея была проделана огромная плодотворная работа. Иноки пришли не совсем к руинам, не на пустое место.

И еще надо отметить, что отдел фондов, руководимый Ларисой Николаевной Печериной, за эти годы собрал по городам и весям Приладожья внушительную коллекцию предметов старого быта, икон, значительное собрание картин старых мастеров и художников современных. Отдел природы разработал и осуществил целую серию серьезных природоохранных мероприятий. Велась основательная природоведческая научная работа. Омолаживались фруктовые сады. Зачеркнуть все это и приписать деятельности монастыря было бы недобросовестно.

Но и перед монастырем встал целый ряд труднейших проблем. Первая и наиглавнейшая: ни в одной из церквей невозможно было проводить службу. За годы советской власти внутреннее убранство было порушено совершенно. В какой храм ни войди — полная разруха. Да и келейные корпуса не лучше. Везде требовался капитальный ремонт. Во Всехсвятском скиту кельи вообще лежали в руинах. У музея просто до всего этого не дошли руки. Правда, была одна причина, по которой не начинались внутренние реставрационные работы в храмах — не существовало генеральной доктрины последующего их использования. Все прожекты на этот счет были по сути своей нелепы. Люди, их составлявшие, не только не были воцерковленными, но и не христиане вовсе.

Рискуя быть обвиненным в веронетерпимости, замечу: почему устроить склад в хоральной синагоге, в мечети, в буддийском храме — грех, а в православной церкви — сойдет?! Православный храм так же, как и все перечисленное, предназначен только для богослужения. И ни краеведческий музей, ни картинная галерея, как бы она ни была хороша, ничто другое быть размещено там не может. Это истина. Уже тогда на ученых и методических советах, на всяких совещаниях я всегда вопрошал: отреставрируем, а что дальше? «Организуем музей монастырского быта и вообще всякие экспозиции». — отвечали мои оппоненты. Когда я доказывал всю нелепость этих затей, от меня просто отмахивались. Прошло совсем немного времени, и истина возобладала.

За десять возрожденческих лет монастырь в деле восстановления тоже преуспел немало. Служба идет в прекрасно отремонтированной церкви Сергия и Германа (нижняя церковь собора), в церкви Успения Богородицы (самая старая каменная церковь монастыря — творение Назария). Для мирян служат в надвратной церкви Петра и Павла (хотя там еще работы по горло). Службы идут уже и в великолепной церкви Николая Угодника в Никольском скиту (шедевр творчества Алексея Максимовича Горностаева), служат и в нижней церкви Всех Святых (в скиту Всехсвятском). Проводятся молебны в церкви Воскресения Христова в Воскресенском скиту. Привели в порядок келейные корпуса внутреннего каре. Там сейчас братские кельи.

Что говорить, работа сделана немалая. Да если учесть, что каждый гвоздь, каждый кирпич привозятся с материка — и только в период навигации, с мая по ноябрь, то, безусловно, видимо взору, каких усилий все это стоит. Кстати, на день сегодняшний монастырь владеет внушительным грузопассажирским флотом. Что, конечно же, учитывая островное положение обители, совершенно необходимо. Но ведь все не даром. На все-все-все нужны средства. А где их брать сегодня в нашей, дошедшей до окаянства, державе? Тем, кто сетует, что монастырь нынче зарабатывает на приеме туристов: «Господа, считайте деньги в своем кармане». Нынче добровольных жертвователей, тем паче щедрых, раз-два — и обчелся. Такие вот дела…

Но не белизной стен своих, грациозностью храмов, золотом маковок славен русский православный монастырь. Иная красота должна наполнять его: красота высокой духовности. Вот о возрождении этой красоты и пойдет далее речь.

Монастыри русские, действительно, поражали всегда воображение сторонних посетителей образцовостью порядка, безупречностью чистоты и красот внешних. Как правило, лучшими зодчими задуманные и лучшими мастерами возведенные стены келейные, храмы, часовни, да еще сады и цветники вокруг них не могут не восхитить воображение путника, тем паче человека верующего.

Но более впечатляет всегда пышность отделки храмов: дивной красоты росписи, виртуозная резьба золоченых иконостасов, драгоценные оклады на иконах, обилие позолоты на всей утвари и благолепие икон. Это не оставляет равнодушными даже иноверцев, что уж говорить о православных верующих. Но все это великолепие не придумано русской православной церковью, оно воспринято нами от Византии: ее пышность пришла в наши храмы одновременно с пришествием христианства на Русь. Быть может, еще и поэтому нарекли некогда Русь «третьим Римом». Но бывали ли вы в церквушках русского северного захолустья? Церковь, что твоя избенка: рубленая «в лапу», с незатейливым крыльцом, который и папертью-то назвать трудно. Над барабаном, рубленным восьмериком, деревянная же маковка, крытая лемехом и завершенная деревянным же крестом. Да и интерьер прост, как «Отче наш»: дощатый, часто без резьбы, иконостас, кованое железное паникадило, иконы местного богомаза, писанные, как ему Бог на душу положил. Ни позолот, ни окладов драгоценных. Но разве меньшая благодать наполняет этот бесхитростный храм Божий? Разве человек, к службе пришедший, испытывает меньшее благоговение и разве моление его менее истово, чем того, кто пришел в храм богатейший? Конечно, нет. Значит, дело не убранстве и обличье храма. Из роскошного храма можно выйти с душой пустой и темной, как улицы ночного города, а из церквушки этой — переполненным истовостью веры. Так в чем же дело, спросит человек несведущий, в чем?

А дело, наверное, в том, кто и как ведет в храме службу. Если священник в убогой приходской церковке или иеромонах в заштатном монастырьке или скиту сам исполнен благодати Божьей, если вера его истова, наполнена душа его добротолюбием, нестяжанием и любовью к ближним своим, если чтит он непреложно заповеди Господни, то и всякому, в храм вошедшему, вселит он в душу эти драгоценнейшие дары, которые и есть сама суть Христовой веры. Если же этого нет — все будет мертво и пусто. И всякое внешнее благолепие будет бессильно. Но как же достичь в себе человеку, священнослужителю тем паче, состояния этой благодати? Тернист и неисповедим путь духовного восшествия к совершенству. Достаточно почитать и задуматься над высказываниями на этот счет Святого Серафима Саровского, чтоб познать, что это такое. Доставьте себе труд на досуге, читатель, прочтите.

С конца XVIII века под влиянием великого подвижника Пенсия Величковского в Русской Православной Церкви, в монастырях прежде всего, распространялось и постигалось его учение о добротолюбии. К середине XIX века в монастырях русских, особенно таких как Оптина Пустынь, Валаамский, Дивеевский и многих других, возник институт старчества. Целая плеяда духовных наставников, которые и вели братию, особенно новопослушников и новообращенных, по тернистому пути совершенствования. Шаг за шагом постигали иноки под руководством мудрых старцев, что есть «труд и молитва Единому Богу», что есть нестяжание подлинное. Приведу пример. Будущий настоятель Валаамского монастыря Ионафан II, тогда еще инок Ионафан, взял без благословения настоятеля подаренную ему просфиру. Когда он явился к Дамаскину и исповедался ему в этом, тот наложил молитвенную епитимью на него, ибо, по разумению Дамаскина, поступок сей явил грех стяжания!

Старцы-наставники, сами пройдя этот путь, вели по нему иноков, воспитывая в них духовное совершенство. Монах, уходя от мира, должен отрешиться от всего мирского, все мирские радости и печали должны им быть отринуты. Все деяния его и помыслы должны быть обращены только к Господу. Нелегки сии задачи, и особенно в наше время. Где те старцы? За годы советской власти институт старчества иссяк. Путь духовного совершенствования по письменным наставлениям? Он еще более тернист, чем прежде. Да и, простят меня, весьма сомнителен.

Монастырь — прежде всего монашеская община, сообщество отрешенных от мира людей, а не стены. Стены тоже, конечно, нужны. Но если в монастыре нет высокой духовности, то остается только название, а не суть. В XVIII веке Валаамской обители потребовалось (с момента ее возрождения формального, приказного в 1715 году) почти 70 лет, чтоб начать возрождение ее духовное. И не случайно не настоятелями, а строителями именовали до 1756 года наместников монастырских.

А ведь вспомоществование материальное в те годы было не чета нынешнему. Богатые особы, купцы в частности, жертвовали суммы по тем временам значительные, помогало и епархиальное казначейство, да и государственная казна, по окончании Северной войны начавшая наполняться, не забывала о Валаамской обители. Особливо во времена Елизаветы Петровны, императрицы набожной и щедрой. Достаточно взглянуть в Петербурге на роскошный ансамбль Смольного монастыря, возведенного ее повелением, чтобы понять рачение государыни о монашестве русском. И только по пришествии на Валаам отца Назария обитель стала монастырем в высоком смысле этого слова. 70 лет срок не малый. Хотя и потрясением для церкви было тогда упразднение патриаршества Петром. Но срок петровских реформ — каких-то двадцать лет. А тут — 80 лет советской власти, да Гражданская война, да Вторая мировая, да всего и не перечислишь. 80 лет церковь наша находилась под мощным присмотром карательного органа — КГБ, я уж не говорю о чудовищных репрессиях, обрушивавшихся на нее в 20-е и последующие годы. Так какое время потребуется нынче и церкви самой, и оплоту ее — монастырям православным — до полного, поистине духовного возрождения? Я думаю, срок немалый.

Как человек мирской, искренне сожалею, что тогда, в XV–XVI веках, победили иосифляне, а не нестяжатели. Идейным представителем нестяжателей явился Нил Сорский. в его трудах была обоснована (согласно евангельским заповедям) несовместимость собственности с монашеским уставом, в том числе и собственности на землю. Но, получив первый удар на Соборе 1503 года от противника своего Иосифа Волоцкого, поддержанного Великим Князем Иваном III, Нил и соратники его не успокоились. На Соборе же 1531 года они потерпели поистине поражение, ученики Нила Сорского Матвей Башкин и Вассиан Косой были осуждены собором. Для справки: если б не это — меньше было бы забот сегодня у иерархов православных о внешнем блеске храмов и монастырей, а более пеклись бы о духовном содержании оных. Ну, да свершенного — не вернешь.

Не собираясь пускаться в богословскую полемику, что, мол, «Господу так угодно было», замечу лишь от себя: не в простом ли хитоне ходил Христос? Собирал ли дань с верующих в него? В роскошные ли храмы призывал на молитву? Не он ли дал нам всем заповедь: «Поклоняйтесь Богу, а не Маммоне?» И не он ли изгнал торгующих из храма и заповедовал: «Храм мой, храмом молитвы наречется?». Не мне поучать, но, наверное, об этом должны размышлять иноки сегодняшние. Ведь в монастырь идет сегодня человек из нашего с вами мира. А уж каков он, этот мир, не мне вам рассказывать. И, конечно, непросто, ах, как непросто отрешиться человеку от всей грязи мира на пути к Богу. Но уж если избрал путь сей — устремляйся по нему и не ищи дорог окольных. Их нет. Пути Господни поистине неисповедимы, и в старые времена различные причины побуждали мирянина укрыться от мира в стенах монастырских. Тем более сегодня.

В последнее десятилетие нашего несусветного века столь много появилось людей неприкаянных, потерявших всяческие нравственные ориентиры, всяческую опору в жизни, немудрено, что взоры свои обращают они к церкви, к стенам монастырским. И идут туда, плохо себе представляя, что от них в стенах этих потребуется. Не понаслышке, из прямого общения знаю, что многие невольно, подспудно воспринимают монастырь как некую лечебницу. Один приходит, чтоб избавиться от наркомании, другой — от запоев, бомж ищет крова и куска хлеба. Знаю и таких, кто после четырех «ходок» в зону, не желая более становиться на эту стезю, ищет в обители хоть какого-то пристанища. На воле, в миру — ни прописки, ни работы, а значит — через месяц-другой опять за старое. А там, не за горами, и «суд идет». Куда деться? В монастырь. Но все они понимают, что в стенах этих они временно подлечатся, выправятся, «отдохнут», а там и опять в мир, начинать «новую биографию». «Новых» биографий не бывает, не следует обольщаться на этот счет.

Но монастырь ведь не лечебница, не временное пристанище. Он, конечно, поможет наркоману, остановит алкоголика, даст кров бомжу, приютит «завязавшего» уголовника. Но пристанищем для души станет только для того, кто пойдет по дороге к Богу. А ведь многие, ныне приходящие, и понятия не имеют, что это такое. По уставу Валаамского монастыря испытуемый даже в послушании проходит некую лестницу (не служебную, избави Бог): трудник, кафтанник, послушник, рясофор — и только потом уже монах. В старые-то времена некоторым до пострижения требовалось по 15–20 лет. И это тем, кто «шел» к Богу! Что же говорить о многих нынешних.

Чтоб у читателя не создалось превратного мнения, что именно такие люди только и являются сегодня насельниками монастырскими, скажу, что это, конечно, не так. Да, таких людей немало, что поделаешь, но основную массу составляют все-таки люди истово верующие, идущие в монастыри обретать пути ко спасению души. Они не ищут похвалы, награды здесь, сейчас. Они веруют: награда ждет их на небесах, в жизни вечной. Входя в стены монастырские, не следует сегодня мирянину так уж восторженно умиляться, что вот-де, мол, святые люди перед ним. Все в этих стенах нынче не просто. До святости пока далеко. Обилие возрожденных и вновь возникших монастырей, открытых для службы храмов не означает еще, что народ русский так стремительно нашел дорогу к Богу. На это потребуется время. Время, время, время и еще раз время. И великое терпение. Пока же суета сует мира, увы, проникает и в стены монастырские.

Но «возжжен светильник монашества» на островах, и это вселяет надежду. Уже сейчас возобновлена скитская жизнь на островах: Предтеченском (там заново выстроен келейный корпус, реставрируется самая старинная на Валааме церковь Иоанна Крестителя, срубленная иноками-изгоями еще в 1618 году в монастыре Василия Кесарийского), на Никольском, Святом, Скитском. В скит Всех Святых, возобновленный по старому уставу, как и прежде, не допускают мирян 364 дня в году, и только на день Всех Святых ворота его растворяются для паломников. Так же строго теперь с посещением острова Святого и Предтеченского. Да и в Воскресенском скиту теперь не турбаза (закрыта в 1983 году), а паломническая служба монастыря.

И живет теперь Валаам как бы уже тремя жизнями. Монастырской, «поселковой» (население-то местное, то самое, осталось) и туристическо-паломнической. Богомольцы-паломники прибывают на остров в небольших пока количествах. На большие праздники: на Троицу, на день Сергия и Германа (11 июля), на Преображение Господне (19 августа) их бывает несколько сотен, а так — небольшие группочки по 20–30 человек, и то не часто. Туристов же, конечно, в десятки раз больше. И хоть среди них встречаются люди верующие, паломниками их назвать нельзя. Их всех принимают по одной, туристической программе. Да и они воспринимают Валаам, в основном, по мерке туристической, ну, и Валаам их меряет такою же мерою.

В этой связи вот что еще хочу сказать. Сколь бы ни было противников туризма сегодня на Валааме, именно мирского, если хотите, светского туризма, и сколь бы, на первый взгляд, ни были весомы аргументы этих противников, туризм прекращать на острове нельзя. Ни в коем случае нельзя! Исключая аргументы пустяшные: доходы, которые он дает, привычку к нему на Валааме и другое — никоим образом нельзя исключить аргумента наиважнейшего. Я уже излагал это выше. Содержатся в этом клочке земли Русской, затерянном на просторах Ладоги, три ипостаси, составляющие у человека понятие Родины: природа, история и культура.

Иностранцу, природы нашей не чувствующему, истории не знающему и культуры не понимающему, нужен Валаам как щуке зонтик. И совсем иное дело — наш соотечественник. Именно ему Валаам необходим сегодня, как воздух. Политический взрыв в Беловежской пуще, разваливший державу на куски, разметал не только народы этой державы по разные стороны искусственно созданных границ. — он разрушил мораль и нравственность, уничтожил чувства добрососедства, веротерпимости, чувство локтя, взаимопомощи и многое другое.

То, что мы сегодня видим, с полным правом можно выразить древним изречением, взятым в свое время Радищевым в качестве эпиграфа к произведению «Путешествие из Петербурга в Москву»: «Чудище обло, озорно, стозевно и лаяй». Даже большевики не додумались развалить созданную до них державу. Наши же безумцы пошли и на это. Одна Чечня чего стоит. А гонение на русских во всех бывших окраинах империи? Когда это было, чтоб в Европе не считались с Россией?

Так можно ли сегодня лишать соотечественника Валаама, где он приобщается к великой истории России, дивится красотами ее природы, постигает величие ее культуры. Из каждодневного общения с туристами знаю, сколь благотворным бывает для них посещение Валаама. Униженным, раздавленным он позволяет расправить грудь, он вселяет надежду, дает силы жить дальше. Разбухшим от неправедного богатства дает понять, что не они есть соль земли, а все их псевдоидеалы есть не что иное, как суета и тлен.

Народ русский, воспитанный в течение веков в духе православной морали и за годы предыдущей власти в значительной степени ее утративший, должен обязательно вновь обратиться к православию. Потому что только оно способно восстановить духовное здоровье русской нации. И где же, как не на Валааме, обернуть лицом человека русского к Православной Церкви. Много на Руси святых мест, много мест, напоминающих человеку о славе его Родины, наполняющих сердца гордостью за деяния предков его. Но такого места, как Валаам, не сыщешь во всем белом свете. И убедиться в этом очень просто. Надо прибыть сюда и ступить на эту благословенную землю.