Мощь человеческого разума сводится на нет, если сам человек ставит жесткие ...

Мощь человеческого разума сводится на нет, если сам человек ставит жесткие границы своей пытливости.

Винер

Все зависит от всего.

(Народная мудрость)

Bесной Пифагор советовал отрываться от дел и для очищения души часами слушать музыку. Он усматривал в доставляемом ею наслаждении влияние любимых им чисел, скрыто действующих в гармонии, ритме и мелодии строго организованных звуков. Гнев и зависть, меланхолию и дурное настроение он предписывал лечить музыкой, и только ею. Может быть, он был прав? Древняя персидская легенда поддерживает его убежденность: некий музыкант своей искусной игрой за какой-нибудь час смягчил жестокое сердце полководца Теймурада, и тот раздумал казнить тридцать тысяч пленных соотечественников артиста. Правда это или поэтический вымысел?

В наше время зачинателем лечения больного мозга музыкой был Бехтерев. Очень много наблюдений накопили американские и чешские психиатры. Музыка успокаивает возбужденных больных и поднимает тонус угнетенной психики; при этом интересно, что больным в депрессии и меланхолии помогает не бравурная, а скорбная музыка, а маниакальное возбуждение порой стихает от военных маршей. Впрочем, нетрудно отыскать психиатров с прямо противоположными наблюдениями: веселая музыка взбадривала больных, грустная – сбивала нервный подъем. У людей со здоровой психикой реакция более единообразна: быстрый и жизнерадостный ритм повышает давление и стремительно возбуждает мозг; медленная и меланхолическая – погружает в оцепенение (у неподготовленных слушателей часто переходящее в сон). Именно поэтому марши и африканские тамтамы стали музыкой войн и парадов. Известно признание Наполеона: свое поражение он объяснял морозами и русской военной музыкой.

В деталях механизм воздействия музыки станет известен лишь через годы исследований. А пока успешно работает необъяснимый феномен: искусный подбор произведений восстанавливает душевное равновесие. И как! Мне рассказывал один молодой московский психиатр, по счастью, сам способный музыкант. Он лечил музыкой человека, находящегося в глубокой душевной депрессии, почти на грани самоубийства. Врач-музыкант превращался во время сеансов в чуткий прибор, живую передаточную систему между роялем и мозгом пациента. Врач импровизировал, неотрывно следя за малейшими жестами больного, за выражением его лица и мимикой. Глаза врача работали, как тончайший прибор обратной связи, сообщающий его мозгу об удачах и промахах музыкального воздействия, и мозг вырабатывал команды по изменению ритма, мелодии и тональности игры. Все существо врача вкладывалось в это лечение, и после сеансов он ощущал чисто физическую усталость. Эксперимент принес исцеляющий успех, а понимание причины – еще далеко впереди.

Так действует на психику музыка. А цвет? Влияние красок было замечено почти столь же давно, как власть звуков, и оставалось (как и сейчас, впрочем) столь же необъяснимым. Средневековье узаконило древние наблюдения в геральдических знаках: красный и багровый оттенки герба означали отвагу и мужество, лазурь – доброту и величие, пурпур – могущество и силу. Красным цветом средневековые врачи пытались лечить корь и оспу, скарлатину и кожные болезни. Красный одновременно считался цветом страсти. Интересно, что внутренние стороны бортов старинных кораблей подряд покрывались красной краской – считалось, что цвет этот пробуждает боевую ярость и удесятеряет силы. Цифра оказалась значительно преувеличенной, но как удивлены были исследователи, нашего века, обнаружив, что в оранжевом и красном освещении сила сжатия руки действительно возрастала! Но раньше физиков, физиологов и психиатров исчерпывающие наблюдения над цветом сделал поэт. (Сплошь и рядом поэты совершают чисто научные открытия, которые лишь потом ученые формулируют на профессиональном уровне, воздавая должное легкомысленным, но странно прозорливым певцам. Это не случайно и объяснимо. Настоящий поэт – всегда мыслитель, и те общие картины и закономерности мира, которые он чувствует, замечает и описывает, естественно включают в себя открытия, до которых специалисты доходят основательней, но поздней.)

Над теорией цвета Гёте размышлял около двадцати лет. «Цвета действуют на душу, – писал он, – они могут вызывать чувства, пробуждать эмоции и мысли, которые нас успокаивают или волнуют; они печалят или радуют». Ощущения легкости и тяжести, тепла и холода, печали и веселья, простора и сжатости вполне справедливо приписывал Гёте воздействиям цвета. Но еще до того, как умозрительные рассуждения Гёте сменились клиническими исследованиями, накопилось множество убедительных фактов о влиянии цвета на психику. Один из самых ярких – история большого лондонского моста Блэкфрай, который долгое время был выкрашен в черный цвет и славился огромным количеством самоубийц, был любимым местом решившихся покончить счеты с жизнью. Логично рассудив, что сам мрачный вид этого моста (а не только его дурная слава) могли являться для колеблющихся последним толчком, его перекрасили в зеленый. И число самоубийц немедленно сократилось на треть!

В конце прошлого века психиатры вплотную приступили к экспериментам. Ход их мыслей превосходно виден по рабочим заметкам врача: «В этом фиолетовом свете есть что-то меланхолическое, депрессивное, действующее на душу; поэтому-то поэты и одевали печаль в фиолетовые одежды. Может быть, фиолетовый свет уменьшит нервное возбуждение несчастного буйного?»

Результаты расходились с ожиданиями, но оправдывали надежды. Через три часа содержания в красной комнате глубокий меланхолик повеселел, стал улыбаться и после долгого перерыва впервые сам попросил есть. В синей – успокоился буйный маньяк. Подытоживая, психиатры писали: красный цвет повышает давление и ритм дыхания, желтый улучшает настроение при неврозах, зеленый снижает глазное давление, успокаивает истериков и помогает при нервных утомлениях, голубой замедляет пульс и выравнивает дыхание, коричневый усыпляет и подавляет.

Когда– то Бехтерев мечтал о больнице, где буквально лечили бы стены, даже разрабатывались проекты таких разноцветных палат. Успехи химии, принесшие более ощутимые и быстрые результаты, казалось, отодвинули или вовсе отменили проблемы цветовой терапии. И если в технической эстетике к советам цветоведов-психологов прислушиваются сейчас очень внимательно, то в психиатрии воздействие цвета стало историей.

Это несправедливо и временно. Недавние эксперименты в совершенно другой области вновь открыли перспективы, которые заставят возобновить поиски. В огородном луке, выращенном при красном освещении, резко возросло количество углеводов, при синем – белков. В зеленом свете задержалось цветение. Оттенки спектра влияют на обмен веществ! Так, может быть, именно в цветотерапии отыщется то тончайшее направленное влияние на психику, которого сильнодействующими химикатами пока не добиться? Время покажет.

Мозг по– хозяйски обращается с. тем диапазоном электромагнитных волн, которые несут видимый свет. Но по обе стороны этого крохотного отрезка лежит необозримое количество волн из семейства того же электромагнитного поля, и мозг, хотя и умеет получать от них сведения и обнаруживать эти волны, все же совершенно неизвестно, как на них реагирует. Речь идет не об инфракрасном и ультрафиолетовом свете, не о рентгеновских лучах -о них мы уже немного знаем, – а о необозримом наборе так называемых радиоволн – ультракоротких, коротких, длинных и сверхдлинных. Они приходят к нам из космической бесконечности, сотни тысяч радиостанций и телеустановок наводняют пространство вокруг нас электромагнитным излучением. Разве мозг ощущает его? Нет. Разве это не исчерпывающий ответ на вопрос о влиянии электромагнитного поля? Нет!

Ибо есть архив многолетних объективных наблюдений.

«Зачем на Солнце пятнушки, – писал чеховский урядник в письме ученому соседу, – если и без них обойтиться можно?» К его горестному недоумению сегодня с готовностью присоединились бы тысячи телеграфистов, операторов теле– и радиостанций, водителей судов, самолетов и космических кораблей. Дело в том, что крохотные «пятнушки» (диаметр их достигает десятков тысяч километров, значительно превышая земной), эти воронкообразные завихрения раскаленной солнечной плазмы – источник мощнейшего магнитного излучения. Покрывая миллионы километров, излучение достигает Земли, и бьются в судорогах стрелки компасов, нечто непонятное выстукивают телеграфные аппараты, шумливо бесчинствуют теле– и радиоприемники и передатчики, наводятся токи в электропередачах. А живые существа?

Еще три века назад человек догадался, что Земля – большой магнит. С тех пор паутина магнитных силовых линий, выходящих из Северного полюса и входящих в Южный (с небольшим в размерах Земли сдвигом – в несколько сот километров), стала объектом пристального изучения физиков, геологов, метеорологов. Сегодня к ним присоединились биологи. Живые существа, выраставшие в этой насыщенной магнитной среде, не могли не отразить в своем устройстве ее влияние – их нервная система должна была как-то откликаться и на колебания этой среды. А значит, нашествие космических магнитных полей, искажающее паутину земного поля, тоже не могло проходить незамеченным.

В фактах недостатка не было. И в каких фактах! Кривая магнитных возмущений, снимаемая в течение девяти лет (отметки делались через каждые несколько часов), в точности повторялась кривой психических расстройств и самоубийств, приступов судорог с потерей сознания, неожиданных обострений у сердечников (часто со смертельным исходом) и дорожных катастроф. Такое же совпадение (с крупными магнитными бурями – их периодичность равна одиннадцати годам) обнаружилось в мировых эпидемиях холеры, чумы и оспы, урожайности зерна, размножении рыбы, зверей и саранчи, утолщении годовых колец на деревьях.

Связь эта, издавна получившая название «всемирной симпатии» и тщательно изучаемая сейчас, особенно важна, конечно, в отношении человека. Дети Земли, мы оказались связанными сотней невидимых уз со всем космическим пространством, и его влиянием не пренебречь теперь не только в вопросах здоровья космонавтов, но и в обычной земной медицине.

А теперь маленькое отступление – о факте, которому следовало бы посвятить гораздо больше внимания, будь о нем известно хоть немного более подробно. Но несколько книг, посвященных периодическим колебаниям нашего внутреннего состояния, только называют и описывают странные наблюдения, связывая их с биологическими часами организма и почти не пытаясь объяснить.

Замечено и рассчитано периодическое колебание трех основных человеческих показателей: физического, интеллектуального и эмоционального состояний. События нашей жизни и внутренние изменения организма только вмешиваются, искажая эти неуклонные равномерные спады и подъемы. Периодичности трех этих кривых не совпадают, ибо цикл каждой из них – от 25 до 33 дней, и с интервалом в несколько дней они расходятся, поэтому в разные дни то находится на максимуме физическое состояние, а уровень интеллекта ниже среднего, то эмоциональная чувствительность понижена, а способности разума и тела достигают высшего предела. В многочисленных экспериментах психологов наперед вычисленное и предсказанное состояние отдельных испытуемых в точности оправдывалось. Это постоянное перемешивание трех главных показателей – не является ли оно той рулеткой, которую устроила природа, обеспечивая вероятностный, игровой характер жизненных процессов? Пока об этом можно лишь гадать. А знание таких циклических колебаний для отдельной личности может сослужить немалую службу людям, становящимся на ответственные дежурства – у пульта ли управления или просто у руля в трудном рейсе.

Мы тесно связаны с окружающей нас космической средой, в которой Земля несет и вращает нас, обеспечивая периодические перемены.

Но вернемся к магнитному полю. Серьезные опыты с влиянием магнита на психику проводил советский исследователь профессор Васильев.

Сидящий в кресле находится в гипнотическом сне – в той глубокой его стадии, когда с легкостью внушаются любые галлюцинации. И они внушены. Спящий явственно видит у себя на руке спокойно сидящего голубя. Другой – бабочку необычайной расцветки. Третий слышит приглушенные звуки оркестра, ощущает запах цветов. К затылкам их подносится магнит. Ах! Улетел голубь, исчезла бабочка, смолкает музыка, растворяется аромат.

Итак, галлюцинирующий мозг магнитным полем затормаживается. А спокойный? Предварительно возбудив мозг введением возбуждающих веществ – мескалина ли, кофеина, адреналина, – удавалось, поднося магнит, добиться действия прямо противоположного – вызвать ощущения ярких вспышек, как от падающей звезды или одинокой догорающей ракеты, а то и более сложные видения: мелькание фигур, звуки и шорохи.

Чуткость к направлению силовых линий обнаружили улитки и термиты, рыбы и жуки, мухи и даже бактерии. Что же касается человеческого мозга, то множество вживленных в его области электродов довольно быстро объяснили сумятицу и разноголосицу былых наблюдений: мозг весь, целиком, реагировал на магнитное поле. В каждой из его структур возникала реакция, передаваемая через электроды на самописцы приборов. Вот почему в гипнозе магнитное поле влияло ощутимей и значительней: выключение органов чувств убирало фон, который раньше тушевал влияние магнита.

Исследования ближайших лет будут тем более интересны, что совсем недавно сбылась одна из самых фантастических давних фантазий: от тела обезьяны был отделен, полностью обнажен и двое суток сохранялся живым ее мозг, продолжавший работать. Голый мозг, подвешенный над лабораторным столом, питаемый механическим сердцем и сотнями проводов связанный с пишущими приборами! Помещение его в магнитное поле откроет, очевидно, массу новых явлений.

А пока… Несколько миллионов жителей Земли носят сейчас, на руках магнитные браслеты. Считается, что они приводят в норму кровяное давление, ликвидируют бессонницу и дарят общее успокоение. Положительных результатов больше, чем нулевых. Но работает ли это магнит или вера в него, никто пока не может сказать. Возможно, именно так действовала шерстяная нитка, повязываемая когда-то на запястье. Она помогала от вывихов, ревматизма и головной боли. Не сразу, но помогала. А тем, кто смеялся над этим, не помогала. Никогда.

Однако слово – физикам: вода, прошедшая хотя бы ничтожно слабое магнитное поле, почти совсем перестает откладывать накипь солей на стенах труб и котлов. Причем эта обработка совершенно примитивна: труба, по которой подают воду, пропускается через кольцо с магнитами. Это не напоминает вам надетый на руку браслет? А мы ведь на две трети состоим с тобой из воды, читатель. Наша кровь, своим химическим родством с морской водой напоминающая о нашем происхождении, содержит огромное количество солей. Часть из них, образуя «накипь» на стенах кровеносных каналов, порождает обилие сердечно-сосудистых заболеваний. Кровь, прошедшая малозаметную магнитную обработку, – не ликвидирует ли она эту накипь? Во всяком случае, возможно, что предотвращает.

Интересно, что именно здесь, в этой самой разноречивой и запутанной области исследования мозга, сделан сейчас первый прорыв на уровень даже не молекулярный, а глубже – атомный. Группа физиков предположила, что магнитное поле меняет ориентацию атомов водорода в молекуле воды. Как связать это изменение с его такими далеко ведущими следствиями, еще неизвестно. Однако обилие наблюдений заставляет ожидать, что количество перейдет в качество – единую правдоподобную теорию. Какой Менделеев или Максвелл со специальностью биофизика обобщит набор фактов? Учится уже он в институте или еще ходит в детский сад? В науке о мозге сейчас такое время, что он не может не появиться.

И косвенно его работы скажутся на одиозной проблеме телепатии. Ибо основным переносчиком внушения на расстоянии уже несколько десятков лет считают электромагнитное поле. Известны чрезвычайно давние эксперименты: на небольшом расстоянии мысленно внушается гипнотический сон и пробуждение. С некоторыми особо внушаемыми испытуемыми это удавалось делать и на значительном расстоянии – за несколько километров. Но если на голову гипнотизера надевался заземленный железный обруч, внушение не удавалось. Это доказательство электромагнитной природы телепатии? Но другим группам исследователей вполне удавались передачи сигналов людям, сидящим в надежно экранированном боксе. Значит, какое-то иное поле? Что мы знаем сегодня овсе проникающем гравитационном поле, поле тяготения? Почти ничего. Часть физиков говорит о неуловимой частице нейтрино, для которой не существует преград. Но о ней зато ничего и неизвестно. Возможность какого-то еще не открытого поля категорически отвергается лишь теми скептиками, которые всего сто лет назад столь же уверенно утверждали бы, что электромагнитное поле (тогда неизвестное) – странная выдумка сумасшедших или жуликов.

Физики говорят: мощность, излучаемая мозгом, слишком ничтожна, чтобы передать сигнал на значительное расстояние. Если же это поле, которого мы пока не знаем, то не существует и приборов для фиксации этого поля. Однако иное поле трудно предположить: мозг состоит из клеток, те – из молекул, далее – атомы, это ядра и электроны, подчиняющиеся уже известным (тут поставим вопросительный знак, к которому вернемся) законам физики. В этих законах нет места иной материи, другому полю, частицы оказываются строго подвластными познанным законам, и контрольные эксперименты и наблюдения эти законы подтверждают.

Лишь от слабости (к сожалению, прямых доводов пока нет) я снова обращаюсь к аналогии. Поздравляя своих коллег с наступлением двадцатого века, физик Кельвин с торжеством говорил о законченности физической картины мира, полноте знания о его устройстве. Только два крохотных облачка на прозрачном насквозь небосклоне смущали объективного ученого. Одно из них – постоянство скорости света. К чему привело этот кристальный небосклон маленькое облачко, ныне известно всем. Сам Эйнштейн, кстати сказать, не грешил такой близорукостью: в своей «Автобиографии» он писал, что после Ньютона и его самого неминуемо явится третий, что процессу открытия мира длиться еще много веков. На небосклоне сегодняшних физиков уже множество облачных мест. И одно из них – подозрительное явление – редко встречающаяся способность обычнейших атомов (организованных, правда, в живую биологическую систему!) нарушать привычные представления, пробивать тот ажурный непоколебимый купол, который так хотелось бы видеть вокруг прирученных и изученных законов природы.

Те десятки тысяч (!) фактов, которые сообщают в письмах и устно самые различные люди (абсолютно не заинтересованные в том числе), справедливо расцениваются психологами как недоказательные. Чтобы удостовериться в наличии явления, его надо повторить сотни раз и добиться возможности воспроизвести при первой необходимости. В телепатии этого пока не удается. Какое-то необычное психофизиологическое состояние нужно для того, чтобы мозг принял сигнал. Недаром рабочее состояние телепата сравнивают с вдохновением поэта – оба они странно появляются и с легкостью исчезают. Подавляющее большинство бытовых случаев приема сигнала близкими людьми сопряжено было с тяжелыми, а порой и с трагическими моментами в жизни индуктора.

Необходимы строжайшие эксперименты. Они проводятся.

В жизни многих скептически настроенных физиков и биологов телепатия сыграла роковую роль той двери, которую не советовал открывать своим женам Синяя борода. Снисходительно согласившись принять участие в исследованиях передачи мыслей, они с головой уходили в эту область и уже весь остаток жизни посвящали поиску. Неизвестность, существует ли даже сам феномен, полная неясность механизмов такой передачи, дразнящее ощущение, что вот-вот последует догадка, – все это действует на разум ученого, как огонь на мотылька.

Открытие приходит с неизменностью, если специалисты от высокомерного отрицания поднимаются до заинтересованного скептицизма. И тогда лишь уровнем знаний и приборов определяется расстояние до успеха.

Но способность черного ящика к принятию и передаче сигналов – только первый раздел этой последней главы.