Рассмотренные претенденты

глава 4

В последний день августа 2005 года президент Владимир Путин в своей сочинской резиденции «Бочаров ручей» принял министра обороны Сергея Иванова, который рассказал ему о том, как высока нынче боеготовность российских вооруженных сил. А журналистам министр обороны рассказал, как правильно делать бутерброд из огурца с черной икрой и какова судьба главкома ВМФ адмирала Куроедова.

Министру обороны хорошо было в Сочи. Густо ионизированная атмосфера «Бочарова ручья» расслабляюще действовала на господина Иванова.

– Что на вас произвело самое сильное впечатление на учениях объединенной системы ПВО России, Армении, Белоруссии и Таджикистана? – прямо спросил я министра.

– Самое сильное? – задумался господин Иванов. – Арбузы – это понятно, сезон в разгаре. А, килька! Потрясающая, невероятная там килька! Я этот вкус с детства помню! Этот нежный вкус кильки.

Он выжидательно посмотрел на меня, словно сомневаясь, в состоянии ли я поддержать разговор.

– Не в томатном ведь соусе, да? – наудачу предположил я. – Другая совсем.

– Да! – воодушевился министр. – В этих, больших таких.

– Круглых консервных банках! – и в самом деле вспомнил я.

– В них! И вот в Астрахани я снова попробовал кильку… Чудесно! В Астрахани было чудесно.

– И икры, конечно, попробовали?

– Только не просто икры. Вы знаете, как надо есть икру?! – возбужденно заговорил Сергей Иванов. – Берешь кусочек черного хлеба, тонкий срез огурчика… но не такого, не из теплицы (поморщившись, он кивнул куда-то направо. – А. К.), а такого!.. с пупырышками, живого… И на него – тонким слоем… икорочку… черную.

Я уж не стал расстраивать министра вопросом о степени боеготовности систем ПВО перед угрозой атаки вероятного противника. Это было бы слишком жестоко сейчас.

– И запиваешь это все…

– Чайком, чайком, – остудил он меня.

– С чем? – спросил кто-то, все еще надеясь на интерактивную искренность министра.

– С конфетой «Тузик», – неожиданно с вызовом ответил министр.

– Да таких нет, – недоверчиво произнесла юная сочинская журналистка.

– Эх, молодежь, – покачал головой министр и в поисках сочувствия посмотрел, кажется, в мою сторону. – Про «Тузика» сейчас никто, конечно, и не вспомнит.

Разумеется, сейчас у всех на устах Вадик (мини-лошадь, новое увлечение президента России. – А. К.).

– Вообще, учений у нас сейчас много, – министр по своей инициативе вернулся из детства (очевидно, исчерпав запас подходящих воспоминаний).

– Даже слишком. Не кажется? – спросил я.

– Нет, – резко ответил министр. – Все, что ходит… – только, умоляю, не пишите «плавает», – в море.

– В каком? – уточнил я.

– В Норвежском, – признался министр. – Даже «Адмирал Кузнецов» там. Я вспоминаю учения в Баренцевом море, когда с нами на «Петре Великом» президент был. Там были такие, я вам скажу, моменты!

– Опасались? Не были уверены в подчиненных?

– Ну, авианосец ведь не консерватория (кажется, прозрачный намек на прошлое министра культуры, бывшего ректора консерватории Александра Соколова. – А. К.), всякое может случиться.

– И какой момент был самым опасным? – спросил я.

– Когда один самолет садился на палубу, а другой в это же время взлетал. Там еще такой отбойник стоит, летчику надо взлететь, а отбойник успеть убрать. Опасно все это.

– Скажите, а правду говорят, что у нас в тот день садились на палубу «Адмирала Кузнецова» и взлетали все, кто сейчас на это способен в России, – то есть четыре экипажа? – поинтересовался я.

– Нет, – не согласился министр. – У нас были готовы 19 экипажей. Вот это действительно все. А четыре было в 2002 году. Так что у вас устаревшая информация.

– А у американцев сколько таких экипажей? – не удержался я.

– А у американцев одних авианосцев, если я не ошибаюсь, как раз 19, – не удержался и министр (на самом деле их, к счастью, всего 12. – А. К.).

– Решен ли вопрос с главнокомандующим ВМФ адмиралом Куроедовым? Он наконец уходит? – спросил я. – Контракт с ним продлен не будет?

– Подождите еще хоть чуть-чуть, и все объявим официально, – помедлив, ответил министр обороны. – Потерпите!

– Сколько?

– Немного!

– До какого числа? До 5 сентября? – спросил кто-то.

– До 5-го? Почему до 5-го? – переспросил министр.

– 5 сентября у него день рождения.

– Дело же не в этом, когда у него день рождения, а когда истекает срок действия его контракта, – объяснил Сергей Иванов.

Он, таким образом, ясно дал понять, что контракт (истекает 5 сентября) продлеваться не будет. Это было первое признание такого рода из уст министра обороны России.

Кроме того, министр подтвердил информацию о том, что 7 сентября 2005 года он приедет в Сочи вместе с коллегой – министром обороны Китая.

– Он же учился у нас, в Высшем артиллерийском училище, в Сочи отдыхал, – глаза министра обороны России наполнились теплотой. – Он наш…

Было понятно, что Сергей Иванов не рассматривает вооруженные силы Китая во главе с их министром обороны в качестве вероятного противника.

Главнокомандующему министр обороны рассказал совсем о других подробностях из жизни армии и флота.

– В Астрахани прошли учения, в ходе которых нам впервые удалось создать объединенный командный пункт, – докладывал он. – Все четыре страны – Россия, Армения, Белоруссия, Таджикистан – осуществили пуски, все мишени поражены. В Китае в ходе учений нам удалось создать мощную группировку со сложной техникой. Корабли Северного и Балтийского флотов образовали группировку, которая приступила к учениям в Норвежском море.

Кроме того, хорошую группировку—из восьмисот человек – удалось создать из граждан стран СНГ и Организации Договора о коллективной безопасности. Эта группировка на бесплатной основе будет учиться в российских военных вузах, как когда-то подобная группировка училась в советских.

– Я знаю, речь шла о том, что курсанты других стран будут нести дежурства наравне с нашими курсантами, а наше законодательство не позволяет этого, – вспомнил президент России. – Решили эту проблему?

– Решили, – успокоил его министр. – Мы обсудили это с министрами обороны стран, откуда эти курсанты. Министры позволяют это им.

– Министры позволяют – а наше законодательство? – переспросил господин Путин. – В наряд-то ходить будут?

– В наряды? – рассеянно уточнил министр. – Будут. По-моему, ничего странного тут нет.

– Я тоже считаю, что ничего странного нет, но надо же закон соблюдать! – ни с того ни с сего разволновался господин Путин.

– Соблюдем, – уверенно ответил министр.

В заключение он рассказал про очередные учения – в октябре-ноябре 2005 года, на этот раз на территории Индии.

– Воздушные десантники будут прыгать на неизвестную местность в незнакомых условиях, – доложил министр обороны.

В глазах его были тревога и восхищение.

Казалось, Владимир Путин получает особенное удовольствие, рассказывая журналистам, как то один, то другой госчиновник может быть претендентом на роль нового главы государства. В ночь с 15 на 16 июня 2005 года в китайском городе Шанхае Владимир Путин встретился с журналистами в своем гостиничном номере. Там он впервые заговорил об отставке генпрокурора Владимира Устинова и допустил, что его преемником может стать не Дмитрий Медведев или Сергей Иванов, а не слишком известный пока человек. Окончательный выбор Владимир Путин обещал оставить за народом.

Народ же был совершенно дезориентирован. Стоило председателю правительства Михаилу Фрадкову выступить на заседании Совета безопасности России 20 июня 2006 года с докладом о реализации нацпроектов, как для подобной растерянности появлялся очередной повод. Учитывая, что кроме него перед журналистами должны были выступить вице-премьеры Дмитрий Медведев и Сергей Иванов, можно было с большой долей вероятности предположить, что в списке возможных преемников господина Путина появилась еще одна (явно недостающая) кандидатура. Это впечатление усиливалось тем очевидным соображением, что в список преемников можно смело зачислять, как это ясно даже ребенку, всех, кто имеет хотя бы какое-нибудь отношение к реализации какого-нибудь из нацпроектов. (Один мой знакомый получил, например, заказ на производство высокотехнологичной медицинской аппаратуры для российской глубинки. И что же? Я смотрю на него теперь другими глазами!)

В Шанхае Владимир Путин жил в просторном номере. В этом номере был накрыт стол с угощением, которое, похоже, привезли из Москвы. Конфеты, печенье, пирожки. Все как в Кремле. Шампанское, коньяк в бокалах, водка в рюмках. Господин Путин до нашего прихода смотрел спортивный канал CCTV, по которому шел футбол Швеция – Парагвай. (Минут через двадцать после начала разговора президент России телевизор все-таки выключил.)

Владимир Путин сказал, что поездкой в Китай в принципе доволен:

– Хозяева старались, кухню китайскую я люблю, она не очень острая, повара у них искусники. Все разнообразно так, замысловато.

– И непонятно, что едите, – сострил кто-то.

– Все очень понятно, – твердо ответил господин Путин. – Есть, оказывается, у них утка по-шанхайски. Вот есть, все знают, утка по-пекински, ее насильно кормят, потом вкусно получается. Оказывается, у них утка по-шанхайски. Здесь она ест добровольно, и совсем по-другому получается. Вкус, я хочу сказать.

«Здесь» – он имел в виду в Шанхае. Ведь утка-то по-шанхайски.

Его спросили, какие подарки он привезет из Шанхая домой жене и детям.

– Мне очень меню понравилось, – застенчиво признался господин Путин. – Очень интересное, с такими блюдами… И с такими… ну, марками. Очень необычное меню.

Было не очень понятно, о чем он сейчас говорит, и я попробовал уточнить:

– То есть вы в качестве подарков везете домой меню с вашего обеда?

– Ну да! – искренне обрадовавшись, что его поняли, воскликнул господин Путин. – Оно с марками, я же говорю!

– А вы здесь без жены?

– Без, – уверенно подтвердил он. – Жена хотела поехать, но потом испугалась – жары. Я даже организаторам сказал, что она испугалась жары.

– И они поверили? – переспросил я, но он не услышал.

Он услышал другой вопрос:

– Почему вы уволили генерального прокурора?

– Уволил? – удивился президент. – Он же сам ушел.

– Но он не был похож на человека, который собрался уходить.

– А он скрытный! – засмеялся президент.

– Ну а все-таки – почему?

– Он шесть лет все-таки проработал на этом посту, – вздохнул господин Путин. – Это большой срок (то есть для президента России не очень большой и, может, даже маленький, а для генпрокурора, значит, он практически предельный. Конечно, мальчики кровавые постоянно, как говорится, в глазах… Устанешь. – А. К.). Ну, тут нет ничего необычного. К нему нет никаких претензий. Он ушел по собственному желанию. Он будет и дальше работать на этой службе.

– На какой?

– На государственной, – пояснил господин Путин.

– Это равноценная будет служба? – переспросил кто-то.

– Ну… да, наверное, – пожал плечами президент.

Ему уже не нравился этот разговор. Единственное, из-за чего он начал отвечать на этот вопрос, – он хотел, чтобы версия об усталости, собственном желании генпрокурора, с которым он не смог совладать, и об отсутствии претензий к нему стала канонической.

– А вы уже знаете, кто будет следующим генпрокурором?

– Ну… знаю, – демонстративно неуверенно пожал плечами господин Путин, давая понять, что на самом деле еще ничего по этому поводу не решил и, предупреждая следующий очевидный вопрос, добавил: – Но не скажу.

– А человек этот знает?

– Догадывается! – пошутил господин Путин и сам громко рассмеялся.

– А Владимир Устинов будет российским представителем в Евросоюзе? – продолжали допрашивать его.

– Чего вы привязались-то? – уже не очень хорошо усмехнувшись, но, впрочем, все еще миролюбиво пробормотал президент. – Видите, я же не хочу отвечать.

– А для него отставка была неожиданностью? Вот тут господин Путин мог попасться. Но он хорошо выучил каноническую версию:

– Это же по собственному желанию было! – снова засмеялся он. – Как же это могло быть неожиданно?

– Вы могли бы поделиться подробностями по делу мебельщиков? – спросили его.

Словосочетание ему не понравилось, он даже дернул головой: ну, понятно, успели назвать…

– Даже если бы и знал какие-то особенные подробности, то не сказал бы, – произнес на этот раз президент России чистую правду. – Все-таки в России действует презумпция невиновности. Но действительно, ряд людей по этому делу арестованы. Они являются невиновными и будут виновны, только если будет вынесен обвинительный приговор суда. Прокуратура поработала неплохо, – задумчиво и даже как-то мечтательно сказал он. – Писатели они хорошие. Вот такие тома написали. А какие они юристы… поймет суд. Правда, что я вынужден был… (долгая пауза) привлечь следователя из Ленинградской области к этому делу.

Это должен был быть человек, который не связан с правоохранительными органами и таможней.

На вопрос о судьбе Совета Федерации в его нынешнем виде господин Путин ответил, что это сейчас «можно думать о его усовершенствовании». Но чувствовалось, что эта тема не задевает ни его, ни кого-нибудь из присутствующих (тем более трех иностранных корреспондентов).

– А вообще-то я ведь самый большой демократ в стране, – неожиданно засмеялся господин Путин. – Так что я бы поддержал мнение народа, в том числе по этому поводу.

С особым, как говорится, цинизмом. Ему дали передохнуть на теме футбола.

– Я люблю красивый футбол, – заявил президент. – А так, если обычный, хочется, как старику Хоттабычу, дать каждому игроку по мячу, чтобы они так не переживали.

Он, как и первый вице-премьер правительства Дмитрий Медведев несколько дней назад, не сказал, за кого будет болеть на чемпионате мира в Германии.

– Представляете, я скажу – и что сразу будет?! – с расчетом на понимание спросил он.

– Чемпионат можно заканчивать, вся интрига все равно пропадет, – хотел сказать я, но не успел: президент уже отвечал на неизбежный вопрос о преемнике.

– Я благодарен, – сказал он, – нашим гражданам, которые считают, что я могу оставаться на этой работе (в вопросе была мысль коллективного разума 59 % респондентов последнего соцопроса, которые согласны оставить господина Путина на третий срок, и североосетинских общественников, которые предлагают провести по этому поводу референдум. – А. К.). Но такое решение подорвало бы мою внутреннюю уверенность в том, чего я делаю. Нельзя требовать от людей соблюдения того, чего сам нарушаешь.

Кстати он рассказал, как, по его версии, стали вице-премьерами два человека, которых все и называют (уже по привычке) возможными преемниками (господин Путин этого слова старательно избегает).

– Назначение Сергея Иванова и Дмитрия Медведева – инициатива Михаила Ефимовича Фрадкова вообще-то! – сказал он. – Вы, наверное, не знаете?! (Ну надо же, мы как-то, и правда, не в курсе были. – А. К.). Там шел разговор, что нужен человек в правительство на работу с нацпроектами. А администрация в это время приняла ряд неправильных, я считаю, решений по этому поводу. И он (Михаил Фрадков. – А. К.) говорит: «Ну, давайте назначим Дмитрия Анатольевича Медведева в правительство, раз они в администрации такие решения принимают». Я согласился. Потом и насчет Сергея Борисовича Иванова предложение последовало сделать его вице-премьером. Вот и все!

Теперь задача господина Путина состояла в том, чтобы дать понять: «Да ни на что я не намекал вам, когда они стали вице-премьерами! Вы это все сами придумали. Ну, вспомните!» При этом законы конспирации соблюдались в Кремле с таким энтузиазмом, что позволяли делать самые невероятные предположения насчет того, кто и какое место займет.

На встрече президента Путина с призерами XX зимних Олимпийских игр 6 марта 2006 года в Екатерининском дворце я попробовал создать своего рода «команду-мечту» – и это удалось, когда в зале появились министр обороны Сергей Иванов, глава администрации президента Сергей Собянин, первый вице-премьер правительства Дмитрий Медведев. Некоторое время они не находили себе места. Но потом в зал вошел премьер Михаил Фрадков, и вопрос решился. Леонид Тягачев и несколько тренеров пересели со своих мест на места в том же, последнем, ряду, только не слева, а справа от прохода. Освободившиеся позиции заняла вышеупомянутая четверка. Увидев недалеко от них еще одну четверку – бобслеистов, занявших на Олимпиаде в Турине второе место, я подумал, что и из мужественных парней, застенчиво севших в последний ряд, при должном отношении к делу вышла бы интересная команда. Господин Фрадков по техническим причинам (в силу своих недвусмысленных габаритов) стал бы разгоняющим. Вторым разгоняющим пришлось бы поработать Сергею Иванову. Рулевым по определению быть Дмитрию Медведеву. Ну а господин Собянин в этой четверке работал бы, конечно, тормозящим. При этом не следует забывать, что тех, кто разгоняет, а потом сидит в центре боба, спортсмены называют «мясом». В случае с Сергеем Ивановым, учитывая специфику его работы, можно было, очевидно, говорить, что это «пушечное мясо».

Впрочем, на этот раз мне показалось, что Владимир Путин начал уставать от разговора и теперь сам пытался веселить себя.

– А какими качествами хотя бы должен обладать преемник? – спросили его.

– Я считаю, что человек, претендующий на этот пост, должен обладать… – торжественно сказал президент, и я увидел, что он и в самом деле посерьезнел. – Во-первых, порядочность и честность. Во-вторых, профессионализм. В-третьих, умение брать на себя ответственность.

– А это может быть человек, которого сейчас нет в списке из двух-трех преемников?

– Ну да, – в голосе господина Путина тут же возникла трагическая неуверенность, которую он не собирался не то что скрывать, а намерен был продемонстрировать.

– А он может быть нам неизвестен?

– Ну, совсем неизвестен вряд ли. Все-таки кому-то он же известен, – продолжил веселиться господин Путин. – А так – может быть, конечно. Есть такая возможность.

– Но в списке его пока нет?

– Ну, в списке-то, вы сами говорите, два-три человека всего!

– А вы нам скажете, кто это? Что за человек? И когда скажете?

– Ну, боюсь точно сказать, когда скажу, – пожимал плечами президент. – Это все еще определится.

в плане стартовых возможностей.

– Ну, ближе к выборам скажете? – прозвучал умоляющий вопрос.

– Шутки шутками, но в конечном счете выбор-то остается за народом, – вздохнул президент с таким видом, словно это его тяготило.

Он решил, видимо, наконец перестать издеваться над журналистами и вернулся к теме, на которую мог поговорить серьезно.

– Это, правда, очень важно – уметь взять на себя ответственность, – продолжил он. – Мне в жизни несколько раз приходилось принимать решение: сделать что-то и получить серьезный политический негатив или спустить все на тормозах и попытаться решить проблему без этого. Нет, если я не буду брать на себя ответственность – все, шлюс дес абендс!

Господин Путин вспомнил, как Борис Ельцин предложил его на пост премьера, и ему надо было пройти собеседование во фракциях Госдумы:

– Я пришел к коммунистам (если вы спросите Геннадия Андреевича Зюганова, он расскажет) в день перед голосованием, и они спросили меня, как я отношусь к Собчаку. Я сказал, что Анатолий Александрович Собчак—человек честный и порядочный. Послышался сразу гул. Я говорю: «Чего вы гудите? Вы хотите, чтобы я ответил, как Сергей Вадимович Степашин, когда был в США недавно и его спросили, как он относится к коммунистам, а он сказал, что как бывший глава ФСБ считает, что коммунистическая партия никогда не придет к власти в России? Или чтобы я сказал вам по-другому? Что у нас любая партия может прийти к власти путем легитимных выборов? Вы хотите, чтобы я честно ответил, как думаю, или как Сергей Вадимович Степашин, то есть чтобы я говорил то, что от меня хотят услышать?»

Господин Путин говорил теперь максимально серьезно и даже слишком серьезно. Он очень хотел, видимо, чтобы и мы к этому относились так же.

– То есть должно быть мужество, чтобы довести до конца свою линию. Один-два раза спрячешься за чужую спину, скажешь, что они сами виноваты, – и все, нет страны. Уже завтра нет страны! Надо уметь признать свои ошибки и просто не прятаться.

– А вы можете признать свои?

– Ну, я не считаю, – не задумался господин Путин над ответом, который у него давно готов, – что были совершены вещи, от которых сейчас можно отказаться или сделать их принципиально по-другому. Как ни странно, такого нет! Есть что-то, что можно было чуть-чуть подправить…

– Что вы будете делать, когда уйдете с поста президента?

– А, я возглавлю политическую партию! – опять начал он радовать сам себя. – Какую? Оппозиционную, конечно!

– Кому оппозиционную?

– А какая разница? Главное, буду ругать власть – за антинародную политику, за то, что она не думает о простых людях. С вами буду чаще встречаться. Вам же интереснее будет, когда я буду все критиковать.

В этой последней фразе все-таки сказалась природная любовь Владимира Путина к журналистам.

– Хочется побродить по Питеру без охраны, в дом съездить, где я жил, – увлекся президент России. – Охрана же со мной в одном доме живет. Представляете?!

– Ну, вы и так часто в Питере бываете.

– А что я вижу? – переспросил он. – Сижу в машине, как таракан в бронированной банке.

Эта встреча закончилась, когда в Москве было три часа ночи. Потом у меня неожиданно появилась возможность задать господину Путину еще несколько вопросов. Я все-таки спросил еще раз, за что он уволил генпрокурора.

– Устал он! Я же сказал, – удивился президент.

Я еще некоторое время пытался выяснить подробности. Сам выдвигал какие-то версии и просил ответить, да или нет. Господин Путин в конце концов, потеряв терпение, начал демонстративно загадочно улыбаться.

«Да все равно же ничего не скажу», – молчал он.

И все-таки кое-что я понял из этого разговора. Настоящие причины отставки генпрокурора России – это то, о чем мы не узнаем не только сейчас, но и через пять лет. И через десять, скорее всего, тоже.

Публичные выступления Сергея Иванова, участившиеся во второй половине 2006 года, видимо, должны были подчеркнуть, что на самом деле именно он является главным конкурентом Дмитрия Медведева, а все остальные кандидаты в преемники – если они вообще существуют – всерьез рассматриваться уже не могут.

26 октября 2006 года президент России Владимир Путин вместе с министром обороны Сергеем Ивановым встретился с генеральным секретарем НАТО Яапом де Хоопом Схеффером. Главным героем этой встречи стал российский министр, который доказывал генсеку НАТО, что в семье, состоящей из России и НАТО, не без урода. И доказал.

Известие о встрече господина Путина с генеральным секретарем НАТО было многообещающим на фоне происходящего в последнее время с президентом России. Лидеры международных политических и военных организаций встречаются с господином Путиным, кажется, только для того, чтобы сказать ему обо всем, что у них накопилось к нему за эти годы. Господин Путин использует их для того же самого.

При этом господин Путин, войдя в Представительский кабинет, был настолько приветлив и ласков к своему гостю, что это настораживало, конечно, еще больше. Генсек НАТО тоже демонстрировал лояльность режиму. Настораживало в связи с этим выражение лица министра обороны Сергея Иванова. Он как-то широко и при этом очень неуверенно улыбался, словно стесняясь и пряча от окружающих свои зубы. Сначала я подумал, что просто они у него болят, но потом понял: ничего подобного. Наоборот, если не ошибаюсь, они у него больше не болят, ибо он, судя по их внешнему виду, ими активно занимается. Означает ли это, что предвыборная кампания одного из возможных преемников уже стартовала?

Разговор, который состоялся при журналистах, не представлял для них особого интереса (не хотелось не то что подслушивать, а даже подглядывать). Господин Путин рассказывал о сотрудничестве России с НАТО «в практических областях», прежде всего в «борьбе с терроризмом». Замечу (в скобках), практической эту область сделал сам терроризм.

Генеральный секретарь НАТО Яап де Хооп Схеффер рассказал, что «Россия, конечно, большая держава, которая отвечает за многое в мировых делах». После этого логично было бы ожидать, что следующую фразу он начнет с «но», – и тут наконец пойдет дело.

– И, конечно, ее присутствие в разрешении разных конфликтов незаменимо, – добавил генсек НАТО.

Было интересно, что такого случилось с господином де Хоопом Схеффером, что тот разговаривал с Владимиром Путиным с бесконечной осторожностью. Пожалуй, больше всего причин для такой осторожности у западных лидеров должна была вызвать субботняя встреча президента России с госсекретарем США Кондолизой Райс, на которой Владимир Путин, говорят, предупреждал госпожу Райс о том, что, если Грузия начнет вооруженный конфликт с Абхазией и Южной Осетией, России придется тут же признать суверенитет и той, и другой республики. Все, что будет дальше, было понятно без перевода.

Переговоры продолжались примерно час. После них с журналистами встретились мужественный Сергей Иванов и мужеподобный Яап де Хооп Схеффер.

– Могу доложить вам, – рассказал генсек НАТО после встреч с секретарем Совбеза России, депутатами Госдумы, министром обороны и президентом России, – что состояние отношений между Россией и НАТО очень хорошее. Но во всех отношениях, даже семейных, есть расхождения. Надо вносить в них вклад, чем я и занимаюсь.

Генсек НАТО намекал, очевидно, на то, что терпению его в деле укрепления семейных связей между Россией и НАТО нет и не может быть предела.

– Мы с Россией идем по восходящей, – продолжал он, – мы не во всем согласны по всем вопросам, но по многим вопросам все-таки согласны.

После этого он говорил только о тех вопросах, в которых он с Россией не согласен. Это прежде всего вопрос российско-грузинских отношений.

– Я сказал президенту, – добавил Яап де Хооп Схеффер, – что хотя НАТО напрямую не играет никакой роли (но какую-то все-таки играет. – А. К.), здесь участвуют другие организации, и мы призываем все стороны к деэскалации и соблюдению прав Грузии на территориальную целостность. Мы выступаем за мирное решение конфликтов в Абхазии и Южной Осетии. Я повторяю, что НАТО не играет здесь никакой роли (значит, все-таки не играет. – А. К.), а главное – деэскалация.

Генсек НАТО давал понять, что он предлагает Абхазии и Южной Осетии добровольно вернуться в состав Грузии, и это вдруг зазвучало как ультиматум. Яап де Хооп Схеффер сразу потерял всю свою осторожность.

А господин Иванов – свою. Министр обороны России рассказал, что генсек НАТО встретился с Игорем Ивановым, а также «с вашим покорным слугой» и с президентом России (непокорным слугой народа).

– Надеюсь, что Ивановы не запутали вам голову. – произнес он, и мне было понятно, что на самом деле он надеется на обратное. – В каждой семье есть разногласия, у нас тоже есть несовпадающие точки зрения по ряду проблем. Это вопросы расширения военной инфраструктуры НАТО в сторону границы с Россией… Затем планы США, члена НАТО, по размещению третьего позиционного района глобальной системы ПРО в Восточной Европе.

Название третьего района звучало так многообещающе, что заранее не хотелось жить.

– Не хотелось бы, чтобы сложилось впечатление, что мы чего-то боимся! – продолжал Сергей Иванов.

Нет, он мог не бояться этого.

– Просто это потребует, – продолжил министр обороны, – определенного изменения нашего военного строительства и того, чтобы Россия приняла определенные меры предосторожности. Мы следим за этими процессами.

Возможно, он имел в виду наших парней, арестованных в Грузии по обвинению в шпионаже.

– Мы понимаем, – продолжал Сергей Иванов, – что угрозы меняются, мы понимаем, что то, ради чего было создано НАТО – Советский Союз, – не существует, а вызовы и угрозы могут быть расположены в различных частях мира, и в основном они находятся вне Европы.

То есть кое-какие все-таки находятся и в Европе.

– Что касается Грузии. У нас с Грузией каких-то больших проблем нет! – с вызовом произнес Сергей Иванов, понимая, очевидно, что произносит заведомо дискуссионные вещи.

Ну, разве это проблемы, хотел он, видимо, добавить.

– Так же, как нет и санкций! – вместо этого произнес он.

– Деньги перемещаются, товары перемещаются. Прямых рейсов авиакомпаний нет, но их нет, так как у грузинских авиакомпаний долги! То, что мигрантов высылают, так их высылают во всех странах мира! Здесь, правда, могут быть перегибы некоторых ретивых чиновников… в отношении граждан России! Так это недопустимо! – твердо произнес Сергей Иванов.

Он раскрыл глаза на то, как «совсем недавно несколько сотен грузинских мигрантов были высланы из США», и сосредоточился на том же, на чем и президент России в финском городе Лахти неделю назад: что проблема на самом деле «в отношениях Грузии с ее бывшими автономиями Абхазией и Южной Осетией».

Господин Иванов, если не ошибаюсь, первым среди российских чиновников назвал эти автономии бывшими.

– По всем признакам мы ощущаем и видим, что руководство Грузии склоняется к военному решению. Это может привести к непредсказуемым последствиям для жизни и безопасности граждан этих народов. Россия здесь ни при чем!

Последние слова Сергей Иванов прокричал с каким-то страдальческим выражением лица. Возможно, вдруг дали все-таки знать о себе зубы.

Вообще-то, с конца 2006 года практически любое действие президента или правительства можно было рассматривать с точки зрения выбора преемника.

13 ноября 2006 года Владимир Путин встретился с членами правительства и вытянул из них несколько новостей федерального значения: о том, есть ли шанс к саммиту АТЭС закончить согласование российско-американских позиций по ВТО; о том, что с 2008 года бюджет в России будет верстаться сразу на три года; а также о том, что с 2007 года начнет функционировать отечественная система глобальной навигации, аналогичная американской GPS.

Президент России приехал на встречу с членами правительства в черном костюме и темном галстуке. Только что он, как и некоторые другие участники этой встречи, прощался с бывшим министром обороны Игорем Сергеевым.

– Герман Оскарович, – спросил президент России министра экономического развития и торговли господина Грефа, – как прошли ваши командировки по поводу согласования позиций по ВТО? И потом вы еще выезжали в Азию?

Герман Греф, который выглядел таким озабоченным, словно не успел еще заскочить домой после двух первых командировок и уже опаздывал в третью, – он и на встречу с президентом пришел последним и застенчиво протискивался сквозь бездушный строй подслушивающих и подглядывающих журналистов, – рассказал президенту захватывающие подробности своих переговоров по вступлению в ВТО.

– Владимир Владимирович, мы по всем принципиальным вопросам с США переговоры завершили, – объяснил он, и это была не новость, ибо об этом пару дней назад объявили американцы. – У нас остались технические вопросы и подготовка всех документов к подписанию. Это очень объемное соглашение, текст его насчитывает свыше 200 страниц. Сейчас идет техническая выверка и подготовка всех необходимых внутригосударственных процедур… В частности, нам необходимо принять целый ряд постановлений правительства.

А это уже была новость. Складывалось впечатление, что господин Греф готовит господина Путина к тому, что за пару дней такую работу не провернуть. И тогда получалось, что в Ханое на саммите АТЭС, как и в 2005 году в Братиславе, президенты России и США не смогут объявить о том, что российско-американские переговоры наконец-то закончились триумфально, и пусть теперь руководство Грузии попробует сказать, что оно против вступления России в ВТО – после того, как американцы оказались «за».

– Но задача, которая была поставлена вами к вашей встрече в Ханое с президентом Бушем, – все переговоры завершить с тем, чтобы обеспечить подписание соглашений… – сказал Герман Греф. – У нас есть шансы выпустить все документы и завершить техническую работу к этому времени. Мы сделаем все для того, чтобы во время вашей встречи с президентом Бушем обеспечить подписание соглашения.

Надо было отдать должное политическому мужеству Германа Грефа, который все-таки сумел не пообещать президенту, что к началу саммита – или, вернее, к началу встречи Владимира Путина и Джорджа Буша—техническая работа, и правда, будет закончена. Видимо, у него и в самом деле есть опасение, что никакой человеческий гений не может справиться с этой задачей.

– Хорошо, спасибо, – поблагодарил за не законченную пока работу господин Путин и не оставил Герману Грефу таким образом выбора. Придется успеть.

После этого у господина Путина состоялся диалог с министром финансов господином Кудриным. Выяснилось, что вот-вот будут готовы поправки в бюджет 2006 года.

– Всегда поправки в текущий бюджет по действующему законодательству должны быть рассмотрены в течение 15 дней. Я уверен, что Дума выдержит эти сроки. Таким образом, в первых числах декабря закон поступит на вашу подпись. Если он будет сразу подписан, – Алексей Кудрин бросил строгий взгляд в сторону Владимира Путина, – то мы успеем в декабре все остальные расходы, которые требуется в этом году осуществить, провести в этом году.

– А когда вы будете начинать работу над бюджетом следующего, 2008, года? – спросил господин Путин, на которого грубый политический шантаж не произвел, кажется, должного впечатления. И еле заметно улыбнулся, так что показалось, что он решил пошутить.

Но выяснилось, что тут совершенно не до шуток.

– Владимир Владимирович, – продолжил господин Кудрин. – в соответствии с вашим поручением мы провели проработку сроков подготовки и утверждения бюджета на 2008 год. В соответствии с вашим бюджетным посланием этот бюджет должен быть сразу принят на три года.

То есть страну ждет по крайней мере спланированная трехлетка. Вообще это поразительно: Владимир Путин намерен оставить преемнику сверстанный трехлетний бюджет! То есть преемнику, во-первых, ни о чем не придется думать, а во-вторых, у него даже шанса такого не возникнет. Господин Путин не рискует доверить преемнику решение, видимо, ни одного более или менее серьезного вопроса.

И именно это замечание господина Кудрина, мне кажется, говорит о том, что Владимир Путин не останется на третий срок гораздо яснее, чем все, что по этому поводу говорит сам Владимир Путин.

– Для качественного прохождения бюджета он должен быть внесен во второй половине апреля и принят в первых числах июля, – заявил министр финансов. – Я думаю, что такой вариант абсолютно возможен, то есть он осуществим.

Последняя фраза министра финансов претендовала на то, чтобы встать в одном ряду с крылатым выражением Владимира Ленина: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно».

После краткого и бурного отчета первого вице-премьера правительства Дмитрия Медведева о беспрецедентных закупках реанимобилей с «детскими кувезами» – в различные регионы будет поставлено 90 таких реанимобилей, что на несколько единиц больше, чем количество субъектов федерации, особенно с учетом тенденции к укрупнению регионов, характерной для государственной политики страны в последнее время, – президент повернулся к министру обороны:

– Сергей Борисович, я в начале этого года ставил задачу ускорить реализацию планов по созданию Глобальной космической навигационной системы. Как идет работа?

– Да, Владимир Владимирович, – Сергей Иванов охотно подтвердил, что президент и в самом деле ставил такой вопрос. – Весь проект как единое целое по созданию Глобальной навигационной спутниковой системы (ГЛОНАСС) готов… Напомню по срокам: к концу 2007 года по новому графику мы должны запустить всю систему на территорию страны в полном объеме. Для этого нам потребуется 18 космических аппаратов на орбите, а к концу 2009 года – в глобальном масштабе. И нам тогда нужно будет 24 аппарата. Сегодня у нас на орбите работают 14 космических аппаратов. То есть нам осталось четыре для покрытия собственной территории и десять. – он торжественно помедлил, – для покрытия всего мира.

Сергей Иванов объявил, что назначен генеральный конструктор системы ГЛОНАСС. Этого человека зовут Урличич Юрий Матэвич. Видимо, так и должны звать начальника настолько мудреной системы. С этой точки зрения выбор был безупречным.

– И он отвечает не только за орбитальную группировку, Владимир Владимирович, – продолжил Сергей Иванов, – но и за всю наземную составляющую, то есть наземную аппаратуру… К 1 января 2007 года генштаб снимает все ограничения по точности разрешения координат для того, чтобы вся система работала на экономику страны, на развитие транспорта.

– Кто отвечает за группировку спутниковую, ясно. Кто отвечает за наземную составляющую, ясно, – кивнул президент России. – А кто отвечает за освоение рынка услуг?

Господин Путин имел в виду, что кто-то же должен убеждать гражданских пользоваться беспрецедентной милостью Министерства обороны, открывающего для них систему отечественной GPS.

– За освоение рынка услуг мы будем отвечать вместе с Минэкономразвития, – сказал господин Иванов, ультимативно поглядев на Германа Грефа.

– Вместе – значит никто! – как будто даже обрадовался президент России. – Нужна конкретная фамилия человека! И человек специальный, который заранее, сейчас уже начнет прорабатывать эти вопросы с потребителем.

Чтобы у потребителя к тому времени, когда система начнет работать, не было даже иллюзий, что он сможет от нее отказаться в пользу, например, американской системы.

К 2007 году интрига с кандидатурой преемника достигла, казалось, апофеоза. Но это был еще не сам апофеоз.

7 марта 2007 года президент России встретился с женщинами, которые попросили его вернуть им институт санпросвета и пропаганды здорового образа жизни. В ответ Владимир Путин рекомендовал вернуть мужчинам право бесплатного просмотра футбольных матчей. Оставалось только порадоваться за тех и за других.

В Александровском зале Кремля женщины появились за несколько минут до президента. До этого их старались сохранить в девственной чистоте, не давая возможности журналистам поговорить с ними. Об этом очень просили сами дамы. Они берегли себя для встречи с президентом.

За круглым столом сидели руководители общественных организаций, дошкольных учреждений. Татьяна Шарыпова – патронатный воспитатель. Татьяна Боровикова – председатель общественной организации «Много деток – хорошо!». Ирина Полежаева на этой встрече, сидя за столом, иллюстрировала эту мысль: ее пригласили как многодетную мать. Впрочем, судя по ее бледному и слегка растерянному виду, у нее самой уверенности в этом девизе не было.

Владимир Путин поговорил с женщинами на интересную для них тему – о материнском капитале.

– Не знаю, – сказал он им, – как вы это ощущаете, насколько, по вашему мнению, это эффективно, но первое впечатление такое, что отдача должна быть.

Под отдачей он имел в виду, что за материнский капитал женщины страны рассчитаются с ее руководством живым товаром.

Господин Путин предложил дамам высказывать идеи и предложения. Идеи и предложения не заставили себя долго ждать. Идея члена Общественной палаты Александры Очировой состояла в том, чтобы поблагодарить Владимира Путина за то, что он вносит «стратегические начала в нашу внутреннюю и внешнюю политику», и за то, что рассказывает о них в посланиях к народу России.

Людмила Котик, главврач Тульской областной детской больницы, заявила, что все меры для повышения рождаемости и снижения смертности провалятся, если форсированными темпами не повысить уровень санитарной культуры населения.

– Всероссийский совет по санитарному просвещению в советское время был очень хорошей организацией, – заявила эта довольно молодая женщина, которая знала про санпросвет в лучшем случае из газет и одноименного бюллетеня, так как ни в какой другой реальности признаков существования этой организации обнаружить было невозможно. – Очень важно вновь вооружить нацию знаниями о здоровом образе жизни! Владислав Юрьевич Сурков горячо поддержал нашу идею! – с жаром воскликнула она (впрочем, вряд ли господин Сурков будет благодарен ей за упоминание его фамилии всуе в таком непредвиденном контексте. А может, и, наоборот, будет тронут. – А. К.). – Дмитрий Анатольевич (первый вице-премьер Дмитрий Медведев. – А. К.) поддержал!

Странно, что в этом списке не оказалось первого вице-премьера Сергея Иванова, за которым реальная промышленность. Наверное, вылетело из головы от волнения.

Нет, на такие вещи нельзя, конечно, не обращать внимания. Дуэт вице-премьеров, стоило им появиться вместе, обеспечивал пищей для ума в огромных количествах. Им не надо было даже ничего говорить. Вот на встречу с президентом России собираются члены правительства. Несколько министров уже сидят за столом в его ожидании, и тут в комнату одновременно заходят премьер-министр Михаил Фрадков и два его заместителя – Дмитрий Медведев и Сергей Иванов (такое впечатление, что встречаться с президентом поодиночке им с нового года как-то неловко, прежде всего друг перед другом). Обычно они появляются один за другим с театральной паузой, чтобы зрители (прежде всего телезрители) смогли оценить возрастающий с каждой секундой политический вес каждой фигуры в кабинете и достаточно разволноваться к моменту появления главного виновника торжества демократии Владимира Путина.

Или вот – в Георгиевский зал на церемонию награждения Госпремией России входят они же: Михаил Фрадков и два его первых заместителя – Сергей Иванов и Дмитрий Медведев не отстают друг от друга ни на шаг, но и не опережают друг друга (то есть все так же, как и в рейтингах; собственно, от этого прохода их рейтинги тоже зависят). Первые вице-премьеры и дальше все делали одинаково ровно и уверенно. Сергей Иванов поцеловал Джахан Поллыеву в правую щеку, Дмитрий Медведев – в левую (выбор щеки, наверное, тоже о чем-то должен был сказать думающим политологам).

Воссоздание же системы всероссийского санпросвета осталось поддержать только господину Путину. Людмила Котик сделала все для того, чтобы это случилось немедленно.

– Руководитель нашего государства не имеет вредных привычек. – произнеся эти слова, она со странным ожиданием посмотрела на президента, словно на самом деле не до конца была уверена в этом; и он, помедлив, легким кивком головы подтвердил: нет, не имею. – Занимается зимними и летними видами спорта! Прекрасно выглядит (еще один легкий подтверждающий кивок со стороны президента. – А. К.)!.. Это очень важно для подрастающего поколения!

Казалось, дело сделано, и санпросвет у госпожи Котик, так сказать, в кармане.

– А вы где работаете? – спросил президент России.

– Мы с вами знакомы уже много лет, – оскорбилась она, – если вы не помните! И мы вас в свое время решительно поддержали…

Она дала понять, что еще неизвестно, как бы все сложилось у господина Путина без этой поддержки. Впрочем, она так и не сказала, где работает.

– Это создается как общественная организация? – спросил президент.

– Может, вернуться к системе, которая в Советском Союзе существовала? – с надеждой переспросила она, опять не ответив на вопрос. Ответ для нее был гораздо важнее вопроса.

На этот раз не стал ничего отвечать господин Путин. За него сказала президент фонда «Семья России» Алла Кузьмина.

– А мне кажется, – сказала она, – надо использовать те структуры, которые работают сейчас.

Фонд «Семья России», надо полагать, не последний в списке этих структур.

– Ну нет! – решительно произнесла госпожа Котик.

– Человек приходит в этот мир не сам по себе. Он приходит от таинства духа между мужчиной и женщиной, – аргументировала Алла Кузьмина, и эту версию прихода в мир следовало признать оригинальной.

– Ваш, Владимир Владимирович, пример как семьянина очень важен для России! – продолжила госпожа Кузьмина. – Без семьи мы не сможем двигаться дальше! Нужен информационный проект по поддержке идеи семьи! Это должна быть хотя бы одна передача о семье!

Она не уточнила, в день или в год.

– Вот была «Семья Журбиных»… – вспомнила она о многосерийном советском фильме. – Фильм о любви и ненависти.

Она остановилась, поняв, очевидно, что зря сделала этот шаг, который отделяет одно от другого. Про ненависть в семье и так снимается сейчас много сериальных продуктов.

– Это фильм о династии! Надо пропагандировать семейные династии! – продолжила она.

– Я, во-первых, говорил об этом в своем послании… – увлекся было господин Путин самоцитированием (впрочем, в компании, где не процитировать президента России считалось верхом неприличия, невозможно было, видимо, удержаться от этого соблазна). Но тут он сбился, потому что начал рассказывать дамам об одном селе, история которого насчитывает более трехсот лет:

– Люди жили в одной деревне, ходили в одну церковь, были все друг у друга на виду… И так 300 лет!

Ну, хотя бы о санпросвете забыли.

Все это время в соседнем зале президента России ждали члены Совета по реализации нацпроектов. Около получаса они пили чай в Георгиевском зале Кремля. Здесь были лидеры думских фракций, губернаторы, министры.

Лидер ЛДПР не отходил от министра здравоохранения и социального развития Михаила Зурабова. Сначала они о чем-то мирно беседовали. Господин Жириновский говорил министру, что есть какая-то область, где никаких проблем с лекарствами нет, и вот надо распространить опыт этой области на всю Россию. Судя по выражению лица Михаила Зурабова, он категорически не верил в возможность существования такой области.

– Кто-то должен понести наказание за сегодняшнюю ситуацию с лекарствами? – спросили журналисты министра.

– А кого наказывать? – переспросил господин Зурабов.

Он даже как будто бы оглянулся вокруг в поисках такого человека и что-то не нашел его.

– Наказывать тут некого, – продолжил он уже спокойнее. – Кто должен пострадать, если соответствующие средства на эти лекарства не были предусмотрены законом? Кого наказывать?

– Некоторые считают, что вас, – сказал кто-то.

– Если это успокоит общественное мнение, – с нервной улыбкой на лице произнес господин Зурабов, – я бы это с удовольствием сделал.

То есть он намерен получить от своей отставки еще и удовольствие.

После этого господин Зурабов все-таки нашел крайнего в этой проблеме. Виноватыми оказались регионы.

– Долго рассказывать, что надо делать. – поморщился он. – Лекарства есть, проблема имеет сугубо финансовый характер. Средства Фонда обязательного медицинского страхования были предусмотрены в размере 41 млрд рублей, но субъекты не запрашивали их, поскольку считали, что могли направить их на другие расходы по здравоохранению.

Довольно быстро интерес к объяснениям Михаила Зурабова растаял. От него отошли и журналисты, и даже Владимир Жириновский. Я подошел к Сергею Нарышкину и спросил его, как он относится к тому, что назначение вице-премьером автоматически сделало его еще одним потенциальным преемником господина Путина. Сергей Нарышкин выслушал эти слова с большим вниманием и даже, казалось, участием.

– Да лучше бы не говорить об этом, – вздохнул он.

– Для кого лучше? – спросил я.

– Для меня лучше, – честно признался он.

– Но все равно уже все говорят с тех пор, как вас назначили вице-премьером.

– Честно говоря, для меня самого это назначение было такой неожиданностью… – как-то слабо улыбнулся он мне.

Так улыбаются интеллигенты в пятом поколении, когда видят хулигана в темной подворотне.

– Так я не люблю эту тему. – продолжил он. – Но я вам обещаю по крайней мере вот что: своего пресс-секретаря у меня нет и не будет.

Это была непростая мысль. С одной стороны, это мог быть намек на других вице-премьеров, которые не испытывают недостатка в пресс-секретарях. С другой (и скорее всего) – он хотел сказать, что не собирается, работая в правительстве, вести предвыборную кампанию. Ну и наконец нельзя же полностью исключить, что Сергей Нарышкин подразумевал: став президентом, он обойдется без пресс-секретаря.

– У вас монархическая фамилия. Это случайность или вы – цветущая ветвь генеалогического древа? – спросил я.

– Я на этот вопрос отвечаю так: на досуге пойду посмотрю, покопаюсь в архивах… – сказал Сергей Нарышкин и неожиданно подмигнул мне.

То есть он давал понять, что на самом деле уже давно покопался и все нашел, но говорить об этом не считает нужным.

Если бы господин Нарышкин и правда был включен в гонку преемников, то после короткого разговора этот ироничный умный человек прибавил бы себе довольно много очков в моих глазах.

Все это время господин Путин разговаривал с другими женщинами в Александровском зале, и в Андреевский зал, где сидели члены совета по нацпроектам, пришел с опозданием. На заседании, которое медленно и печально двигалось от начала к концу, президент говорил, что «концепция демографической политики должна быть востребована обществом, понятна ему и опираться на активность (прежде всего давайте будем реалистами, все-таки сексуальную. – А. К.) самих граждан».

Господин Медведев зачитал справку размером с доклад о ходе реализации демографического проекта, познакомив членов совета с «оперативными данными по рождаемости и снижению смертности, которые наметились в первые недели 2007 года. Это неплохие цифры… В январе 2007 года родилось детей на 14,7 % больше, чем в январе 2006 года… Смертность… на 9 % меньше». И то и другое стало возможным, как я понял, благодаря материнскому капиталу. Впрочем, возможно, я чего-то не уловил, так как следить за красной нитью доклада становилось все невыносимее.

Завершив доклад, Дмитрий Медведев хотел вернуться на свое место, но президент жестом удержал его. Для чего-то он был еще нужен господину Путину. Он попросил госпожу Очирову, которая вместе с президентом перешла с одной встречи на другую, «сказать, пока Дмитрий Анатольевич на трибуне, что касается работы средств массовой информации в этом направлении». У президента был какой-то план, по которому он действовал, давая слово то одному, то другому человеку.

– С удовольствием! – воскликнула она. – Речь идет о пропаганде здоровой жизни, о создании структур, имевших место быть в рамках нашей бывшей страны, Советского Союза!..

То есть она опять говорила про всероссийский санпросвет. Других идей не было и, похоже, не могло быть.

– Дмитрий Анатольевич, – сказал господин Путин, держа в кулаке всю эту мизансцену. – Я обращаю ваше внимание на то… чтобы расширить возможности приема канала «Спорт».

– Мы рассмотрим это на комиссии по развитию телерадиовещания обязательно, – все-таки, видимо, не до конца понимая, что он должен сказать, произнес Дмитрий Медведев.

– И детский канал, – добавил президент. – Об этом уже давно мы говорим, но пока что реализации этих планов нет.

– Там готовы предложения, я через какое-то время могу вам доложить… – успокоил его первый вице-премьер.

– Хорошо. И мне бы очень хотелось, когда мы говорим о расширении этих возможностей, чтобы мы не сокращали то, что уже есть, – сказал президент.

Эта фраза была не понятна не только Дмитрию Медведеву, но, кажется, и никому в зале. Впрочем, господин Путин тут же расшифровал ее, и стало по крайней мере ясно, из-за чего он вообще все это начал.

– Как мне стало известно, «НТВ-плюс» вместе с Российским футбольным союзом, вместе с председателем Виталием Леонтьевичем Мутко чего-то намутили в очередной раз. Хотят у нас, у рядовых болельщиков, – президент сделал короткую паузу, давая возможность осознать присутствующим, что он имеет в виду себя, – отнять возможность бесплатного просмотра футбольных матчей! Теперь, судя по их договоренностям, рядовым болельщикам придется истратить деньги на приобретение оборудования, чтобы смотреть это (он правильно назвал то, что в телепрограммах анонсируется, как матчи чемпионата России. – А. К.) через «НТВ-плюс» и платить еще абонентную плату! Вы, пожалуйста, с ними… – он подбирал слово, – пообсуждайте.

– Хорошо, Владимир Владимирович, – привычным эхом откликнулся господин Медведев. – Я позову всех участников.

– А то мы, с одной стороны, говорим о необходимости пропаганды здорового образа жизни, спорта, семьи, материнства, а с другой стороны, переводим на коммерческую основу. Так, пожалуйста, давайте по сельскому хозяйству.

Доклад министра сельского хозяйства Алексея Гордеева после этих слов уже не имел никакого значения, по крайней мере для сотрудников информагентств. Новость дня, а то и недели, к которой президент готовил участников совещания и журналистов, была озвучена в лучшем виде.

В последнем послании Федеральному собранию 26 апреля 2007 года Владимир Путин по сути ничего не сказал о преемнике, хотя об этом говорили все остальные. Но он сказал много чего другого, и из этого тоже стали делали выводы насчет, конечно, преемника.

А сначала пришлось разбираться, встали или не встали коммунисты в полный рост. Несколько членов собрания, выйдя после него из Кремля, рассказывали, что не встали, когда Владимир Путин попросил их сделать это, чтобы почтить память первого президента России.

Члены Федерального собрания начинают идти в Кремль на чтение послания в основном где-то за час до его начала. Идут они почти до самого полудня, а некоторые заходят в зал буквально вместе с президентом. Я пришел в 14-й корпус Кремля пораньше, чтобы не пропустить появление депутатов-коммунистов, которые накануне в Госдуме отказались встать, чтобы почтить память первого президента России. Я не то что хотел посмотреть им в глаза. Смотреть им в глаза бессмысленно: все равно ничего там нет, кроме внушающей адский трепет пустоты.

Я хотел спросить их, что же они будут делать, когда президент России начнет послание с предложения почтить память Бориса Ельцина. Ведь не могут же они за одни сутки переосмыслить всю жизнь, поменять мировоззрение на противоположное и встать. Или, наоборот, могут? Останутся сидеть или все-таки встанут просто потому, что покойного президента могут позволить себе не бояться и не уважать с такой же силой и страстью, с какой ловят каждое слово живого?

Странно, но коммунистов я не видел. Не было ни их лидеров, ни членов их фракции в Госдуме. Геннадий Зюганов был, видимо, еще на Кубе с товарищеским визитом, хотя и оттуда он накануне смог докричаться до Москвы и рассказать, что хороших слов для него нет, а плохие он говорить не хочет. И он тут же продолжил: «Годы правления этого человека обернулись для России большой бедой и большим горем для миллионов людей». В устах Геннадия Зюганова это был, видимо, комплимент.

Потом оказалось, что господин Зюганов, как выяснилось, и в самом деле передавал в этот момент Фиделю Кастро медаль, в которой тот, видимо, очень нуждается. Господин Зюганов нашел себе причину. Но его коллеги должны были бы быть. Они ведь не могли не прийти на послание. Но тогда что?

Позже выяснилось, что все до обидного просто. Коммунисты во главе с Иваном Мельниковым пришли и сели на свои места в зале гораздо раньше. Они полагали, видимо, что обезопасили себя таким образом от моральных и физических страданий. Но я подумал о том, что им придется возвращаться. Или они надеялись пересидеть журналистов в этом же зале по окончании мероприятия? Я представил себе, как они договариваются с уборщицами, чтобы те разрешили им покрутиться тут еще хоть пару минут. Нет, я бы не желал никому такой судьбы, даже коммунистам.

В фойе между тем было оживленно. Члены Федерального собрания с удовольствием комментировали все что угодно, кроме того, что через десять минут может сказать им президент.

– Как вы думаете, – спросил я лидера ЛДПР Владимира Жириновского, – может президент намекнуть на будущего преемника? Ну, так, между строк? Даже тема, которой он уделит больше внимания, чем остальным, может натолкнуть опытного политика на правильные выводы.

Против грубой лести Владимир Жириновский не устоял.

– Нет, – сказал он железным голосом, – не намекнет, не надейтесь. Он должен молчать. И он будет молчать!

– Он же, наоборот, должен говорить, – растерялся я. – Он для этого сюда идет.

– Будет молчать, – продолжил господин Жириновский. – И 2 декабря (день парламентских выборов. – А. К.) должен промолчать.

– Ну а вот представьте себе, – осторожно сказал я, – что он сегодня не молчит, а говорит, что преемник – это вы. Как лучше поступить в этом случае?

– Вообще-то, – без раздумий сказал Владимир Жириновский, – было очень правильно, если бы он взял и поломал эту сложившуюся вроде схему с двумя преемниками. А то все два и два! Ну что это такое?! Да, надо взорвать ситуацию! Он же умеет удивлять! Так пусть удивит!

Владимир Путин начал с того, что предложил почтить память первого президента России Бориса Ельцина. Зал встал. Мне сначала показалось, что не нашлось ни одного человека, который остался бы в своем кресле. Все встали сразу и, казалось, навсегда. То есть, если бы господин Путин не сказал им: «Прошу садиться», они бы так и стояли, пока он читал бы им свое послание. Но он попросил их садиться.

Тут-то и выяснилось, что несколько человек в зале, сидевшие в двух рядах друг за другом, то ли чуток привстали и постояли, то ли и в самом деле остались сидеть. Они стояли так словно для того, чтобы в случае чего можно было объяснить свое поведение тем, что у них все там вдруг зачесалось. А в случае чего – своей принципиальной позицией. Это уже как карта ляжет. Это и были коммунисты.

Почти в самом начале своего выступления Владимир Путин вернулся к Борису Ельцину. Он предложил назвать президентскую библиотеку, которая строится в Санкт-Петербурге, его именем. Я знаю, что идея рассказать Федеральному собранию о библиотеке была в этом тексте с самого начала. Но никто не ожидал, что это будет библиотека имени Бориса Ельцина.

Были в тексте и другие изменения, которые президент России внес, очевидно, в последний момент. Так, он не смог отказать себе в удовольствии рассказать о своем моратории на исполнение Договора об обычных вооружениях и об угрозе выхода из этого договора. Но из внешнеполитической части послания исчез кусок про экспансионистскую внешнюю политику США, чьи действия по отношению к остальному миру сравнивались с действиями колонизаторов по отношению к индейцам в резервациях.

То есть в этом случае президент России смог отказать себе в удовольствии, мир не услышал очередного интересного сравнения и может на какое-то время расслабиться.

Экономическая часть послания была, как известно, содержательной. В ней было много не запланированных бюджетом денег, и журналисты, слушавшие речь президента в фойе, только охали, когда он называл очередные цифры, и начинали сочувствовать министру финансов Алексею Кудрину, про которого к концу послания стали обеспокоенно говорить, что его, наверное, вынесут на носилках, потому что все, за что боролся, экономя бюджетные деньги, пошло прахом, и у него теперь противоположная задача: находить новые средства и беспощадно тратить, не допуская роста инфляции. У Алексея Кудрина ближе к концу послания появлялся выбор: вместо того чтобы слечь на носилки прямо в зале, он мог добраться до дома и спокойно застрелиться.

Аргументы, что Алексей Кудрин, без сомнения, является активным участником нового проекта и, выйдя на своих ногах, будет рассказывать о том, как и где без шума и пыли найти деньги на строительство дорог, мостов и ремонт ветхого жилья, а скорее всего о том, что деньги эти давно приготовлены и лежат в нужном месте, в стабфонде, например, ни на кого не действовали. Всем больше нравилась сама мысль о том, что Алексея Кудрина, искренне переживающего за свое дело, все-таки вынесут из зала на носилках.

Тем временем президент России сам высказывал именно эти мысли и уже заявил, что ту часть денег, которая нужна, чтобы «поддержать сограждан, оказавшихся в сложных жизненных условиях», можно найти, продав, например, за долги оставшиеся активы компании «ЮКОС». Про бывшего главу «ЮКОСа» Михаила Ходорковского, тоже оказавшегося в нелегкой жизненной ситуации, никаких новостей мы не услышали.

Впрочем, и произнесенная про активы «ЮКОСа» новость вдохновила западных коллег на молнирование, и вскоре мир, как обычно, вздрогнул.

В этот раз в отличие от предыдущих, когда президент России говорил о мировоззренческих вещах, экономические и политические новости вообще следовали, можно сказать, одна за другой. Так, было сказано о создании атомной корпорации, которая соединила бы мирный и военный атом в нечто более серьезное.

В общем, чем дольше президент читал свое послание, тем больше у меня было уверенности, что оно будет именно таким, как и рассказывали информированные источники: рабочим и, главное, не последним. А последнее он скорее всего прочитает в начале 2008 года, и вот там-то будет сказано все, о чем он до сих пор молчал.

В этот момент господин Путин сделал свое «лирическое отступление» и сказал, что «нам с вами давать оценки собственной деятельности здесь неуместно, а мне выступать с политическими завещаниями – преждевременно», и предупредил, что именно это его послание – последнее.

Таким образом, Владимир Путин еще раз предупредил, что он уходит: все, больше посланий не будет.

Правда, после этого президент России немедленно произнес что-то вроде политического завещания: про национальную русскую забаву, состоящую в маниакальных поисках национальной идеи, про «концептуальный план развития России», про отдачу сил. Мы наконец услышали, что собравшееся в зале «расширенное правительство России» должно «эффективно использовать то время, которое нам подарила судьба, чтобы послужить России». Что это было, как не политическое завещание или по меньшей мере его эскиз?

После того как президент России закончил, члены Федерального собрания и члены правительства начали покидать помещение, на ходу осмысливая сказанное. Они с разной степенью охоты делились осмысленным с журналистами.

Глава «Росатома» Сергей Кириенко вдохновенно рассказывал о перспективах новой объединенной корпорации, на этот раз атомной.

– А кто ее возглавит? – спросил я.

– Да это ведь неважно, – беспечно махнул он рукой. – Главное, чтобы механизм заработал!

– Да как же неважно? – искренне удивился я. – Да вы же спать не будете, пока не узнаете!

– Буду, – пообещал Сергей Кириенко.

– Почему? – переспросил я.

– Потому что я уже знаю, – рассмеялся он, и по его широкой улыбке я понял, что это тайное знание доставляет Сергею Кириенко огромное удовольствие.

Вице-премьер Сергей Иванов спросил, заметили ли журналисты, как «элегантно проблема ПРО была переброшена в корзину ОБСЕ, туда, куда последние лет 15 никто ничего такого не бросал». Я вынужден был признаться, что она была переброшена так элегантно, что я даже не заметил.

Потом Сергея Иванова атаковало фантастическое количество журналистов. Вот все журналисты, какие только пришли на послание, по-моему, оставили своих ньюсмейкеров и набросились на Сергея Иванова. Когда он через несколько минут отошел от них, впечатленный, по-моему, искренней заинтересованностью, я сказал ему об этом.

– Интерес ко мне? – переспросил он. – А как вы думаете, почему?

И, с намеком улыбнувшись, пошел к выходу.

Как-то запутал, честно говоря.

Между тем журналисты пытались докричаться до министра экономического развития Германа Грефа, который стоял высоко на ступеньках лестницы, ведущей со второго этажа в фойе, что он будет делать с инфляцией.

Интересно, что министра финансов Алексея Кудрина, который, к разочарованию многих коллег, вышел из зала все-таки на своих ногах и вообще держался крайне уверенно, журналисты спрашивали, где он возьмет деньги, а Германа Грефа – что он будет делать с инфляцией. Задать оба этих вопроса кому-нибудь одному из них (а это был единственный, по-моему, шанс получить качественный ответ) никто что-то не пробовал.

– А что такое инфляция? – с искренним любопытством переспрашивал Герман Греф, и на этом вопросы к нему вообще заканчивались.

Владимир Жириновский тем временем где-то рядом уже называл председателя Совета Федерации Сергея Миронова «сверхсрочником», кто-то кого-то собирался стерилизовать… Я все искал глазами коммунистов, обычно наслаждающихся этими минутами в фойе наедине с десятками телекамер и дорожащими этими минутами больше жизни.

Нет, не вышли. Так и не появились. Я думал, все-таки убеждают уборщиц пока не выгонять их, но потом мне сказали, что их, кажется, вывели другой дорогой. Безопасной.

Вот жизнь у людей.

И все-таки лучше такая, чем та, которая будет, когда их компартию сотрут с политической карты России.

Это ведь то, чего не сделал Борис Ельцин при жизни. И это то, на что он, если не ошибаюсь, окажется способен после смерти.

Президент России продолжал интриговать экспертов, делая новые намеки на кандидатуру преемника при любом удобном случае. Так происходило, впрочем, прежде всего потому, что журналисты использовали любую возможность, чтобы спросить его об этом. Так было, например, на президентских скачках, которые прошли в Ростове-на-Дону 30 июня 2007 года. На них, кроме Владимира Путина, были его гости – главы Армении, Азербайджана, Узбекистана, Молдавии и Венесуэлы.

Утром в субботу в Ростове-на-Дону президента России ждали на скачках. На ипподроме были накрыты доброкачественные столы. Интересно, что одинаковая еда предназначалась и для президентов, которые должны были приехать из Армении, Азербайджана, Узбекистана, Молдавии и Венесуэлы, и для журналистов, которых со всеми возможными почестями посадили на ту же трибуну, только метров за 150 от главных гостей.

На столах были сазан под маринадом, колбасная и рыбная нарезка, рыба в кляре, тарталетки с красной икрой, селедка, помидоры, огурцы, фрукты. Здоровая ростовская пища то есть.

Ипподром в Ростове большой, и это хорошо, потому что, как мне рассказали жители соседних домов, он уже предназначен под снос, и места под частные коттеджи хватит нескольким десяткам не последних, прямо скажем, ростовских семей, которые давно уже, видимо, живут с ощущением, что лошади топчут их землю и пылят своими копытами на их участках.

Люди эти уже, наверное, вселялись бы в эти дома, если бы некоторое время тому назад не стало известно, что на ипподром может приехать президент России. И тогда в дышавший на ладан ипподром его владелец успел к приезду президента вдохнуть три миллиона долларов. Ипподром и в самом деле выглядит если и не на три, то уж на миллион долларов точно.

Министр сельского хозяйства России Алексей Гордеев казался в этот день крайне озабоченным. Это был его день. С уверенностью можно было сказать, что это был день, к которому он готовился по крайней мере весь год.

– Вы же любите лошадей? – осторожно спросил я его.

– По работе, – быстро ответил он.

– И только?

– Нет, ну и бизнес какой-то еще, – так же быстро согласился он. – Теневые ставки на скачках, туда-сюда.

Я не стал спрашивать, шутит ли он. Все было слишком очевидным.

Министр вышел на улицу встретить президента. Здесь, у входа на ипподром, было пустынно. Метрах в двадцати, правда, я увидел рассеянных (по тротуару) горожан как раз из этих двух соседних домов. Их было человек десять.

У служебного входа затормозил какой-то очень серьезный кортеж. Я подумал, что президентский, и не ошибся. Из «шестисотого» мерседеса с номером 001 и буквами «К…РА» вышел президент Чечни Рамзан Кадыров. Он с чувством поздоровался с Дмитрием Козаком. Губернатор Ростовской области Владимир Чуб обрадовался, увидев его:

– О, либо первый, либо мертвый!

Это выражение господина Кадырова знакомо губернаторам и журналистам не первый год. По-моему, оно относится все-таки к жеребцам.

Впрочем, чеченский жеребец Джасил жив и здоров, хотя принимает участие не в первых скачках на приз президента России и все никак не выигрывает их.

То есть бывают все-таки случаи, когда слова президента Чечни расходятся с делом.

– Джасил в хорошей форме? – спросил я господина Кадырова, который приехал сюда вместе с сенатором Умаром Джабраиловым и еще с несколькими людьми, которые теперь довольно нервно посматривали на мирных горожан, при виде кортежа инстинктивно сбившихся в кучку у забора.

– В очень хорошей, – подтвердил президент Чечни. – Выиграет сегодня.

– А если не выиграет? – спросил я.

– Не выиграет? – задумался господин Кадыров. – Нет!.. Ну, как?.. Выиграет! Я сказал – выиграет!

– А если все-таки не выиграет? – переспросил я.

– Нет, ну, я сказал, что дерби выиграет, – резко повернулся Рамзан Кадыров к губернатору Ростовской области, – и что он, не выиграл?!

– Выиграл, – подтвердил губернатор, по-моему, нехотя.

Видимо, в дерби участвовала и ростовская лошадь.

– А вот когда Чавес подъедет, что кричать будем? – спрашивал тем временем Дмитрий Козак министра сельского хозяйства.

– Вива, по-моему, – пожимал плечами господин Гордеев.

Мимо на хорошей скорости, не притормозив, пролетел «Мазерати».

– И какой же русский не любит быстрой езды, знаете? – спросил господин Козак. – Тот, на котором ездят.

Те, кто стояли вокруг, засмеялись. Только Рамзан Кадыров внимательно посмотрел на полпреда и даже не улыбнулся. Я сначала подумал, что президент Чечни посчитал, что тут могут быть оскорблены национальные чувства русских людей, но потом подумал, что, наверное, он просто решал, над чем они тут вообще смеются.

Кортеж Владимира Путина притормозил у служебного входа. Господин Путин исподлобья огляделся по сторонам и кивнул группе снова некстати расслабившихся горожан. За пять-семь минут к этому же входу подъехали Владимир Воронин (ни с кем не поздоровался и не поглядел по сторонам), Ильхам Алиев (внимательно огляделся по сторонам и ни с кем не поздоровался), Ислам Каримов (произвел тот же эффект) и Роберт Кочарян (оглядел всех и поздоровался со всеми).

Наконец я увидел кортеж президента Венесуэлы. Он еще только притормаживал, а на приоткрытых дверцах уже гроздьями висели латиноамериканские юноши, которые были то ли его телохранителями, то ли группой его искренней поддержки.

– Ола! – крикнул президент Венесуэлы окружающим.

– Ола, – заявили они в ответ.

Его юркая охрана уже открывала ему двери служебного входа.

Скачки уже начинались. На президентской трибуне не было ни одного свободного места. Ростовские девушки ходили между столиков и принимали ставки. А надо было бы им принимать поздравления на конкурсах красоты.

Владимир Путин сидел в окружении коллег. Справа от него был президент Азербайджана, рядом с которым сидел президент Армении. Слева от Владимира Путина, наклонившись к нему и постоянно что-то негромко говоря, сидел президент Узбекистана. Этот полукруг замыкал господин Воронин.

Президент Венесуэлы сидел за другим столиком, метрах в двадцати и немного дальше от дорожек. Это был чисто венесуэльский стол, здесь сидели его жена, дочь, две внучки, каждую из которых Уго Чавес с нескрываемым удовольствием примерно раз в полминуты целовал в темечко (мне казалось, ответное удовольствие успело как-то притупиться).

– О, подслушивает! – Обрадовался президент России, увидев, что я стою несколькими метрами ниже.

Я сказал, что нет, сейчас подсматриваю, и покачал головой, что, по моей мысли, должно было обозначать: «Ну что здесь у вас можно услышать интересного?»

Господин Путин правильно истолковал этот жест:

– А следующий ГУАМ на Соловках только что предложено провести!

Разве это не интересно, давал, кажется, понять господин Путин.

Он радостно засмеялся. Эта идея ему искренне нравилась. Ильхам Алиев и Владимир Воронин, чьи страны являются активными членами организации ГУАМ (в нее входят Грузия, Украина, Азербайджан, Молдавия, которые, собираясь вместе, пару дней чувствуют себя оппозицией СНГ), осторожно улыбались, показывая, что шутка им тоже нравится, но что это все-таки такая шутка. Я подумал, что на самом деле некоторые из сидящих за столом не только входят в ГУАМ, но, кажется, и выходят из него.

– Вот думаем Виктору Андреевичу (президент Украины Виктор Ющенко. – А. К.) позвонить, посоветоваться, – продолжал Владимир Путин.

– Там ведь ипподрома нет, – сказал я.

– А он там и не нужен, – опять развеселился господин Путин. – Там другие развлечения.

– На кого надо ставить? – спросил я господина Путина, подойдя к нему и президенту Азербайджана.

Президент России поделился сокровенным знанием о том, что в третьем забеге все шансы, по мнению знающих людей, у Актрисы, и даже не может быть двух мнений.

– А в президентском? – спросил я.

– На первый номер надо ставить, – уверенно произнес Ильхам Алиев.

Я быстро посмотрел программку. Под первым номером должен был идти рыжий азербайджанский жеребец Авсарбей, арендованный в Турции.

– Понятно, – сказал я.

– В прошлый раз нас чуть не засудили, – с обидой произнес Ильхам Алиев. – Не хотели давать первого места. Пришлось Владимиру Владимировичу вмешаться.

И он с особой теплотой посмотрел на господина Путина.

Я хорошо помнил этот случай. Я сам поставил на азербайджанского жеребца и страшно расстроился, что он пришел вторым, хотя долго вел забег. И я помнил, как потом выяснилось, что фотофиниш неожиданно выявил двух победителей.

– Ну, вот тут есть мнение, что Ментик может выиграть, – задумчиво произнес господин Путин. – То есть даже не Мент… А если бы Мент был, вообще бы ни у кого, значит, шансов не было.

– Мент – это выросший Ментик, – высказал свое мнение президент Азербайджана.

На дорожках готовились к третьему забегу. Перед ним на лошадях с трюками выступали казаки.

– А как, кстати, – резко повернулся Владимир Путин, – правильно: казаки или казааки?

– А вы сами-то как думаете? – на всякий случай переспросил я.

– А я знаю: казаки, – пожал плечами президент России, – с ударением на последнем слоге.

То есть он хотел выяснить, только ли он это знает.

Позже я обратил внимание на то, что президент Азербайджана совершенно не общается с президентом Армении, и подумал, как каждый из них делает вид, что за этим столом сидят не пять человек, а четыре. И только я это решил, как Ильхам Алиев и Роберт Кочарян, улыбаясь и даже смеясь, начали интенсивный обмен какими-то любезностями.

Тем временем Актриса бездарно сыграла в третьем забеге. Я, как и многие люди на ипподроме, проиграл вместе с Актрисой. Она какое-то время шла первой, а потом, было такое впечатление, отвлеклась на что-то постороннее. По моим подсчетам, на угольного цвета собачку, шнырявшую под конкурными препятствиями.

Господин Путин выглядел виноватым больше жокея Актрисы.

Через несколько минут он сам уже активно общался с жокеем, который чертил в воздухе руками какие-то фигуры высшего пилотажа. За этим занятием господин Путин пропустил четвертый забег.

Поразительно, что президент России при этом совершенно, казалось, не замечал президента Венесуэлы. Он не обращал на него никакого внимания. Казалось, он вообще не в курсе, что тот здесь. Через полчаса я уже думал, что эта мысль не претендует даже на художественное преувеличение.

Вместе с тем президент Венесуэлы несколько раз вставал со своего места, переминался с ноги на ногу, но как-то не решался подойти к столу с президентами СНГ. И что-то эта история не вязалась с образом пламенного революционера, который обязан был бы давно обратить на себя внимание – хотя бы криком «Ола!». А мог бы, если такой уж пламенный, и скатерть поджечь.

Между тем я видел около Уго Чавеса только губернатора Ставропольского края Александра Черногорова. Президент Венесуэлы обрушил на него всю свою энергию. Губернатор только изредка поднимал руки, словно защищаясь от бури и натиска латиноамериканца.

– О чем вы с ним говорили? – спросил я потом господина Черногорова.

– Да приглашал меня к себе. – сказал тот. – Хочет, чтобы Ставрополь был побратимом какого-то венесуэльского города. Пшеницы нашей на самом деле хочет купить.

– Зачем ему? – удивился я. – Своей не хватает?

– Такой пшеницы у него нет, – обиженно сказал губернатор. – Такой ни у кого нет.

– Какой такой? – удивился я.

– С повышенным содержанием клейковины, – с нежностью произнес губернатор.

– В Венесуэлу-то когда поедете?

– Да нет, не поеду, – махнул он рукой. – Некогда мне. Да и президент Швейцарии на днях пригласил, я уж согласился, а еще там из одной королевской фамилии люди звали… А я больше одного-двух официальных визитов в год вообще не люблю делать.

– Так Уго Чавесу и сказали?

– Так и сказал, – с вызовом ответил господин Черногоров.

– Он же, наверное, обиделся.

– По-моему, немножко да. Но вообще-то это не в его интересах.

– Что, слишком в ставропольской клейковине нуждается? – уточнил я.

– Да не без этого, – подтвердил губернатор.

Все эти истории как-то слишком начинали походить на какой-то контрреволюционный заговор против президента Венесуэлы.

Лошади готовились к пятому забегу. Я подошел к президенту Татарстана Минтимеру Шаймиеву и спросил его как профессионала, кто тут все-таки выиграет через пять минут.

В этом забеге бежал и жеребец Рэди Сэт Суинг из Татарстана, и я был уверен, что господин Шаймиев начнет сейчас боготворить его.

– Я посмотрел предварительные результаты, – неторопливо сказал президент Татарстана, – есть, честно говоря, и порезвее жеребцы, но покрытие тут, на ипподроме, очень плохое, так что все зависит от того, как они тут тренировались. Кто больше тренировался, у того побольше шансов, кто меньше – у того поменьше…

– То есть у азербайджанского жеребца – минимум?

– Ну почему? – сказал господин Шаймиев. – Наоборот, есть шанс…

– Так он же не тренировался.

– Значит, он посвежее, – одними глазами улыбнулся президент Татарстана.

Не знаю, почему я поставил в этом забеге на второй номер. Под ним должен был бежать армянский жеребец, но в последний момент его заменили самой темной лошадкой, тверского конезавода, которая никогда ничего серьезного не выигрывала и ни с кем из жеребцов этого забега не встречалась. Наверное, поэтому я и поставил на него свои три тысячи рублей.

Зато я хорошо знаю, почему я поставил еще три тысячи на Ментика.

Тверской жеребец победил. Это была прекрасная уверенная победа. Владелец жеребца сидел, оказывается, недалеко от президента России и, когда второй номер пришел первым, вскочил с места и буквально заржал от восторга. Его нельзя и, главное, не нужно было успокаивать. Но были все-таки попытки.

Господин Путин хотел уйти сразу после пятого забега. Не получилось. Его окружили те самые девушки, которые принимали ставки. С каждой секундой их становилось все больше. Они бежали сюда со всего ипподрома. Их было неправдоподобно много. И всем был нужен как минимум автограф.

Президент Венесуэлы тем временем вышел на улицу, к служебному выходу, туда, где стоял лимузин российского президента. Владимир Путин так и не подошел к Уго Чавесу. Теперь президент Венесуэлы, похоже, решил покараулить президента России возле его служебной машины, рассчитав, что мимо нее он не пройдет.

В качестве операции прикрытия Уго Чавес подошел все к той же группе ростовчан, которая уже устала исполнять свой гражданский долг под палящим солнцем, и заговорил с ними. Говорить ему пришлось больше получаса, потому что у президента России был еще двусторонний протокол с президентом Азербайджана. Когда Владимир Путин подошел к машине, Уго Чавесу удалось перехватить его. Общение заняло полминуты, и встречей двух друзей назвать происшедшее не поворачивается язык. Это была встреча одного друга с человеком, который собирался ехать на встречу двух друзей, один из которых был врагом этого друга.

На этом день господина Путина, мягко говоря, не закончился. Он поехал на праздник «Русского поля», туда, где колосились поля пшеницы и стояли готовые сожрать их комбайны.

Выслушав объяснения колхозников, купивших огромную машину для полива полей удобрениями (в день поливает 300 га), Владимир Путин предложил идущему всегда рядом первому вице-премьеру Сергею Иванову (что-то нигде не было видно отвечающего за нацпроект «Сельское хозяйство» первого вице-премьера Дмитрия Медведева):

– Хорошая машина. В Рособоронзаказ, я думаю, можно включить.

Машину и в самом деле оставалось бы, по-моему, только чуток модернизировать.

Подойдя к новому комбайну «Ростсельмаша» и увидев, что дверца открыта, господин Путин забрался в него, крикнул: «Сереж, давай сюда!», дождался, пока господин Иванов сядет рядом, наскоро послушал, как управляется этот чудовищных размеров аппарат, понажимал на педали. Неожиданно у комбайна резко поднялась косилка и, по-моему, приоткрылся ее зев. Я вздрогнул, вспомнив трагические кадры из мультика «Ну, погоди!». Я до последнего не верил, что все это адское сооружение тронется с места. Хотя бы потому, что перед косилкой с камерами застыли десятки журналистов.

Но тут Владимир Путин захохотал – и оно тронулось. Правда, проехало всего несколько метров и встало. Но когда все было успокоились, вдруг тронулось снова. И опять почти сразу встало.

Владимир Путин и Сергей Иванов выбрались на свежий воздух, по-моему, чрезвычайно довольными.

– Что это было? – спросил я президента России.

– Тренировка прессы, – коротко ответил он.

Тренировали ее в таком случае, по-моему, на нового президента.

Еще через несколько минут президент России опять сел в машину, на этот раз в небольшой по сравнению с комбайном автомобиль, который работает на биотопливе (позже его конструктор с торжеством напомнил мне, что год назад в Ижевске я сказал ему, что модель этого автомобиля, стоявшая на такой же выставке, взята напрокат из мультика «Тачки», а он, обидевшись, ответил, что через год в нем можно будет покататься, – и вот обещание выполнено). И опять господин Путин не захотел ехать без господина Иванова, которого на этот раз довольно долго искали.

Это выглядело уже настолько демонстративно предвыборно, что вызвало подозрения, что нас тут не только тренируют, но и от нечего делать вводят в заблуждение.

Хорошо, что к этому моменту сил не осталось не только на тренировку, но и на заблуждения.