|
||||
|
Глава 6 СТАЛИН И ЦАРСКАЯ ОХРАНКА 1. Смысл и подлинные мотивы фабрикации мифов о тайных связях Сталина с царской охранкой Политическая биография Сталина не может считаться полной и объективной, если мы не рассмотрим, хотя бы в сжатом виде, вопрос о его взаимоотношениях с царской охранкой. Это диктуется не только тем обстоятельством, что значительная часть его предреволюционной жизни и политической деятельности прошла, можно сказать, в постоянном контакте с карающей дланью старого режима. Аресты и ссылки, побеги и подпольная работа так или иначе ставили его перед необходимостью постоянно учитывать действия своего незримого противника, каковым являлись органы сыска и дознания царской России. Необходимость рассмотреть данный вопрос мотивируется в еще большей степени тем, что на протяжении многих десятилетий вокруг характера отношений Сталина с царской охранкой сложилась определенная система мифов и фальсификаций. Их зарождение и даже в — определенные отрезки времени — расцвет порождены самой логикой политической борьбы, развернувшейся вокруг имени Сталина и его роли в истории. Если говорить по существу, то вопрос об отношениях Сталина с полицейскими властями стал одним из наиболее изощренных методов политической дискредитации как самого Сталина, так и его политического курса вообще. Методы здесь применяются не новые, они были многократно апробированы и на других деятелях в истории. Они просты и вместе с тем достаточно эффективны. В широкий оборот вводится политический ярлык, вокруг которого намеренно раздувается пропагандистская шумиха. Затем этот политический ярлык обретает как бы права гражданства и становится своеобразным постулатом, не требующим доказательств. Нельзя сказать, что такие методы не использовались в политической и идеологической борьбе прежде, Они столь же стары, как и сама политическая борьба. Однако в наше время такие методы получили чрезвычайно широкое распространение, превратились в своеобразный эталон политической и моральной дискредитации определенных личностей нашей истории. Излишне говорить, что подобные приемы не имеют ничего общего с подлинно научным и объективным исследованием деятельности той или иной политической фигуры, особенно такой сложной и противоречивой, каким был Сталин в жизни и каким он остался в исторической памяти. Было бы неправильно с порога и без всяких аргументов отбросить обвинения в его адрес о сотрудничестве с царской охранкой. Интересы выяснения истины требуют привести наиболее существенные обвинения в его адрес, проанализировать их как с точки зрения логической и политической состоятельности, так и с точки зрения исторической достоверности. Просто отмести как несостоятельные все «аргументы», которые приводятся в подтверждение вымышленной версии, значит оставить без серьезного опровержения широко распространяемые вымыслы. Иными словами, голое и бездоказательное отрицание данной версии по существу играет на руку тем, кто ее выдвигает и защищает. Такой подход мне представляется неверным, хотя бы по той причине, что он оставляет неосвещенными некоторые деликатные эпизоды из политической биографии Сталина. Фигура умолчания или же возмущенного отрицания утверждений о сотрудничестве Сталина с полицией оставляет почву для новых измышлений на этот счет. Хотя, повторюсь, с самого начала ясно, что мы здесь имеем дело с провокационными фальсификациями, продиктованными четко выраженными политическими мотивами. Следует обратить внимание на одно весьма примечательное обстоятельство: версия о тайном сотрудничестве Сталина с охранкой в своем, так сказать, наиболее полном и обнаженном виде появилась уже после смерти Сталина. Правда, некоторые глухие намеки на это стали циркулировать в эмигрантских, преимущественно грузинских, меньшевистского толка, изданиях. Однако они носили какой-то невнятный и явно приглушенный характер. Складывалось впечатление, что просто забрасывают удочку и ждут, кто и как на нее клюнет. Всерьез такие намеки и завуалированные обвинения никто из солидных политических деятелей или историков не принимал. Даже такой смертельный враг Сталина, каким был Троцкий, никогда не поднимал этого вопроса и не рассматривал данную версию в качестве имеющей какие-либо шансы на достоверность. Последнее обстоятельство заслуживает особого внимания, поскольку в своих обвинениях в адрес Сталина Троцкий не останавливался буквально ни перед чем, стремясь опорочить своего главного противника, изобразить его в качестве человека, которого судьба не обделила едва ли не всеми пороками, свойственными людям. Что же касается политических оценок, то здесь Троцкий также не знал никакой меры и зачастую, вопреки логике и здравому смыслу, порой противореча самому себе, рисовал такой облик Сталина, что все исторические злодеи буквально меркли перед ним. Однако в богатом арсенале антисталинских эскапад Троцкого никогда не присутствовало подозрение, а тем более обвинение его в сотрудничестве с царской охранкой. И надо сказать, что Троцкий не по наслышке был знаком с царской полицией и методами ее действий, как и с материалами охранки, ставшими известными после Февральской революции. Более того, не кто иной, как Троцкий в своей книге о Сталине счел необходимым не только фактически отмежеваться от обвинений Сталина в сотрудничестве с охранкой и в доносах на своих товарищей по революционной борьбе, но и решительно возразить тем, кто выдвигал подобные обвинения. В частности, он писал: «Ему начинают приписывать многое, в чем он не повинен. Социалист-революционер Верещак, близко сталкивавшийся с Кобой в тюрьме, рассказал в 1928 году в эмигрантской печати, будто после исключения Иосифа Джугашвили из семинарии директор получил от него донос на всех его бывших товарищей по революционному кружку. Когда Иосифу пришлось давать по этому делу ответ перед тифлисской организацией, он не только признал себя автором доноса, но и вменил себе этот акт в заслугу: вместо того, чтоб превратиться в священников или учителей, исключенные должны будут стать, по его расчету, революционерами. Весь этот эпизод, подхваченный некоторыми легковерными биографами, несет на себе явственное клеймо измышления. Революционная организация может поддерживать свое существование только беспощадной строгостью ко всему, что хоть отдаленно пахнет доносом, провокацией или предательством. Малейшая снисходительность в этой области означает для нее начало гангрены. Если бы даже Сосо оказался способен на такой шаг, в котором на треть Макиавелли приходится две трети Иуды, совершенно невозможно допустить, чтобы партия потерпела его после этого в своих рядах»[515]. Конечно, на довод о том, что даже Троцкий — самый ярый и бескомпромиссный противник Сталина — считал, что Сталина начинают обвинять в том, в чем он не повинен, могут возразить, что это еще ничего не доказывает. Действительно, это ничего не доказывает, но само по себе о многом говорит. И любой мыслящий читатель не может оставить этот факт вне поля своего внимания. Правда, американский биограф Сталина Р. Хингли, на которого я уже ссылался прежде, констатируя этот факт, тем не менее утверждает, что даже если бы имелись документальные подтверждения сотрудничества Сталина с охранкой, то ни Троцкий, ни другие противники Сталина якобы не решились бы использовать это оружие в борьбе, чтобы не скомпрометировать саму партию[516]. Этот аргумент может вызвать лишь саркастическую усмешку, поскольку за ним не стоит реальная логика политической борьбы. В ней обе стороны — Сталин и его оппоненты — использовали всякие методы, такие, например, как организация заговоров, сколачивание тайных организаций и т. п. Трудно поверить, что, если бы соперники Сталина располагали хотя бы малейшими доказательствами на этот счет, то они не преминули бы их использовать в своих целях. Да и сам американский профессор, по существу, ставит под знак вопроса возможность того, что документальные свидетельства о сотрудничестве Сталина с охранкой имелись, поскольку в начальный период Советской власти, когда архивы охранки стали доступны большевикам, Сталин и его приспешники не располагали возможностями скрыть их. Приводя этот довод, американский автор, тем не менее, вопреки своим же высказываниям в целом не отвергает версию о работе Сталина на охранку. В этой связи, стоит со всей определенностью признать, что хотя все, что написано Троцким о Сталине, и пронизано духом ненависти к нему, высокомерным презрением и откровенной тенденциозностью, но нигде не несет на себе печати фальсификации или подтасовок фактов. Он интерпретирует многие факты совершенно однобоко, пристрастно, порой упрощая всю картину происходившего. Но его нельзя упрекнуть в научной недобросовестности, чем его биография Сталина выгодно отличается от подавляющего большинства современных писаний на эту тему. Методы современной политической борьбы, в особенности в сфере исторических оценок, поражают даже самых законченных циников. Они служат как бы своеобразной визитной карточкой тех, кто их культивирует. Невольно приходит на ум мысль о том, что недоброй памяти теоретик и блестящий практик концепции чудовищной лжи как эффективного средства достижения поставленных целей Геббельс, покажется легковесным дилетантом, если сопоставить его методы и приемы с методами и приемами современных политических кухонь. С экранов телевизоров, со страниц газет и журналов, по радио и в Интернете распространяются самые невероятные бредни, выдаваемые за правдивую, объективную и достоверную информацию. Это имеет прямое отношение к освещению советской истории, в особенности того периода, когда во главе партии и страны стоял Сталин. И находится, как это ни странно, много людей, которые верят всему, что они слышат или читают. Как не вспомнить слова одного из мудрецов древнего Китая, который сказал: «Если ты веришь всему, что пишут, то лучше бы ты не умел читать.» В советские времена часто с гордостью повторяли, что наш народ — самый читающий в мире. С этим можно соглашаться или не соглашаться — дело зависит от того, с каких позиций к этому подходить. Но мне кажется бесспорным, что в нашем народе за многие годы укоренилось не достойное его исторического прошлого и лучших черт национального характера слепое доверие к тому, что ему кто-либо внушает. Если это и был самый читающий народ, то едва ли он был и самым мыслящим. Тем более критически мыслящим. Эту характерную и явно негативную черту национального характера умело, по-иезуитски бесстыдно, используют сейчас в оболванивании людей всякого рода политические проходимцы и прохиндеи от мнимой исторической науки. Они непрерывно фабрикуют всякого рода мифы и откровения, цель которых вполне соответствует знаменитой фразе Геббельса о том, что чем чудовищнее ложь, тем легче в нее поверят. При этом авторов таких мифов ничуть не смущает то, что их измышления не выдерживают никакой критики и сопоставления с реальными фактами истории и действительности. К примеру, сколько шума было поднято по поводу так называемого «золота партии». Публиковались многочисленные статьи, издавались многотысячными тиражами столь же бездарные, сколь и лживые книги на эту тему. Но ничего доказать не удалось, если иметь в виду серьезные факты и аргументы. Однако в голове обывателя остался какой-то след, нечто вроде зарубки в подсознании. А именно это и составляет главную, но, конечно, не единственную цель подобного рода мифов и фальсификаций. Тема о тайном сотрудничестве Сталина с охранкой как раз и является, на мой взгляд, одним из примеров подобного рода фальсификаций. Причем авторы фальсификаций переходят всякие границы. Их версии и домыслы порой напоминают бред сумасшедшего, что, однако, не мешает тому, чтобы они находили выход на страницы газет и журналов. В качестве наглядной иллюстрации можно привести такой пример: «Независимая газета» в 1996 году в очередную годовщину рождения Сталина поместила статью некоего А. Образцова, который с маниакальной настойчивостью «доказывал», что Сталин был английским агентом. Процитируем некоторые пассажи этого, с позволения сказать, исследователя биографии Сталина.
Автор в качестве доказательства своей версии, вопреки общеизвестным фактам, утверждает, что Сталин всю жизнь ненавидел Россию и боролся против нее и что его связи с английской разведкой объясняются его стремлением с помощью англичан нанести максимально возможный вред России. Автор пишет: «Сталин ненавидел все русское. Он считал русских своими личными врагами. И это было отмечено уже первым английским разведчиком, коммерсантом из Батума. (Кстати, именно здесь причина того, что Булгаков не был допущен туда Сталиным для написания известной пьесы.)» И уже совсем скорее из области патологической психиатрии, нежели истории, выглядят бредовые фантазии автора о встречах Сталина с Черчиллем. Вот цитата из означенного опуса: «…Первая встреча Сталина и Черчилля произошла в Лондоне в мае 1907 года. Сталин прибыл туда на V съезд РСДРП. Черчилль готовился к своей фантастической карьере — уже в 1910 году он стал министром внутренних дел. А пока он занимался тем, чем занимались все молодые английские политики, — шпионажем, разведкой, интригами. Основной интерес Англии всегда находился где-то на Ближнем Востоке. Тот, кто владел Ближним Востоком, владел миром. Это подтверждается и сегодня. Англичане никогда не пренебрегали знакомствами с туземными лидерами. В той встрече, в 1907 году, Черчилль и Сталин произвели друг на друга отличное впечатление. Да это и понятно: их отношение к восточному монстру было однозначным… Сталину было предложено перебраться в Баку — бакинская нефть завораживала Англию…». И, наконец, последний пассаж: «…Вторая встреча Сталина и Черчилля в Тегеране в 1943 году была встречей двух старых друзей. Во время встречи один на один Черчилль упрекнул Сталина в том, что тот вместо развала России возродил ее. На что Сталин ответил кратко: «Если бы я так руководил Англией, ее уже не было бы на карте мира…»[518] Читатель, даже самый несведущий в вопросах истории, несомненно, воспримет подобные изыскания именно так, как они того заслуживают. Я же привел этот пример в качестве наглядной иллюстрации, раскрывающей кухню политических манипуляций вокруг Сталина и его деятельности. Конечно, не все фальсификаторы, подвизающиеся на этой ниве, столь примитивны и низкопробны. Охотно используются и приемы, облекающие всякого рода измышления и бредовые фантазии в форму свободных литературных произведений, будь то повесть, роман и т. п. Здесь, как говорится, заслонов фантазии авторов вроде и не существует, хотя каждому понятно, что художественные произведения, касающиеся исторических личностей, должны обладать хотя бы одним единственным достоинством — они не должны самым грубым и бесцеремонным образом искажать исторические факты. В оценках и различного рода деталях у каждого автора полная свобода выбора, и его за это трудно упрекнуть. Но другое дело, когда в основу такого «творения» ложатся не реальные исторические факты, а прямые измышления и откровенная ложь. Так, один из активных поборников «демократических преобразований» — писатель А. Адамович (кстати, уже умерший, что оберегает литературу от засорения его «творческими изысканиями») в разгар антисталинской кампании конца 80-х — начала 90-х годов опубликовал то ли роман, то ли повесть под названием «Фикус», которая была напечатана в одном из многотиражных российских журналов. Под кличкой «Фикус»[519] в истории российского революционного движения фигурировал один из провокаторов, который был разоблачен. Адамович же приклеивает эту кличку Сталину и сладострастно живописует все подробности его провокаторской и личной жизни. Как говорится, с автора взятки гладки: он лишь использовал чисто литературные приемы. Может быть, автор передоверился публикациям, которые в то время мутным потоком хлынули на читателей? Но это не меняет сути дела. Речь идет фактически об одном из распространенных приемов тенденциозной деятельности по фальсификации истории вообще и жизни и деятельности Сталина, в частности. Писатели и публицисты «демократического» пошиба очень уж охотно прибегают к таким методам и приемам, не гнушаясь ничем. Причем надо заметить, что такие приемы являются отнюдь не исключением, а скорее повседневной практикой нашей действительности. С точки зрения широкой исторической перспективы вопрос касается не только, а может быть, и не столько оценки личности самого Сталина, сколько того, чтобы вдолбить в сознание населения довольно простую мысль: социализм как общественный строй и коммунисты как носители этой идеи всегда были, есть и будут порочны в самой своей сущности. Их вожди были не только жестоки, коварны и лицемерны, но и не останавливались даже перед прямым предательством своего собственного дела, поступая на службу царской охранки. Вождь большевиков Ленин был агентом германского Генерального штаба, Сталин — агентом царской охранки. Утвердившая свою власть путем осуществления тщательно разработанной программы буржуазной контрреволюции новая российская элита (да и не только российская) всячески поносит Октябрьскую революцию, как, впрочем, и всякую революцию вообще (кроме, разумеется, «вполне законной» буржуазной контрреволюции). Она проводит широкомасштабную непрерывную пропагандистскую кампанию по одурачиванию широких слоев населения. И, пожалуй, центральным тезисом этой кампании служит тезис о том, что Советская власть была чужеродна для России, что она повинна во всем и вся. Деятели же большевистской партии, и прежде всего ее лидеры в лице Ленина и Сталина, заслуживают того, чтобы история расценивала их чуть ли не как уголовников от политики. Ни больше, ни меньше! Мол, ни о каком позитивном вкладе этих фигур исторического масштаба в исторические судьбы страны не может быть и речи, они не только не принесли своей деятельностью пользы ей, но, напротив, обрушили на нее неисчислимые бедствия и страдания. Короче говоря, раздувание вопроса о причастности Сталина к провокаторской деятельности — одно из звеньев в цепочке мощной кампании по дискредитации идей социализма. Кому-то может такой вывод показаться слишком примитивным и упрощенным. Однако лишь на первый взгляд он выглядит упрощенным. Как показала новейшая история нашей страны, в особенности, последнего десятилетия, материальные интересы нового господствующего класса — вот та движущая сила, которая определяет в конечном итоге его позиции по любому сколько-нибудь важному вопросу. Это прямо и непосредственно относится и к вопросам оценки новейшей истории нашей страны. Это в такой же степени относится и к оценкам государственных и политических деятелей, в том числе и к Сталину. Правда, необходимо сделать одну оговорку. В исторической литературе в нашей стране и за рубежом тема о причастности Сталина к работе на департамент полиции поднималась отнюдь не в последнее десятилетие, а гораздо раньше. С позиций здравого смысла нет ничего предосудительного, а тем более недопустимого в изучении данной проблемы. Разумеется, если речь идет о серьезном, основанном на фактах и документах, исследовании в интересах установления подлинной исторической правды. К сожалению, по большей части приходится сталкиваться не с объективным рассмотрением указанной темы, а с попытками обосновать версии с заранее заданными результатами. Факты и документы интерпретируются произвольно, вне всякой связи с историческим контекстом, в качестве неопровержимых доказательств приводятся какие-то устные свидетельства из третьих рук. Причем, как правило, исходят они от лиц, пострадавших в так называемый период культа личности, или их родственников. Сами по себе такие свидетельства едва ли можно считать надежным историческим документом, не говоря уже о том, что целый букет таких свидетельств попросту оказался плодом или вымысла, или аберрации памяти. 2. Домыслы и слухи вместо фактов В предыдущих главах я в той или иной степени уже затрагивал вопрос о мнимом сотрудничестве Сталина с царской охранкой. Здесь же более обстоятельно рассмотрим основные аргументы тех, кто доказывает достоверность данной версии. Видимо, имеет смысл хотя бы кратко коснуться и вопроса о характере и масштабах той работы, которая проводила охранка для вербовки провокаторов из среды участников революционного движения. Это поможет более предметно понять саму рассматриваемую проблему. Совершенно бесспорным представляется то, что полиция, конечно, пыталась завербовать Сталина в качестве своего агента с тем, чтобы он работал на нее, способствуя выявлению подпольщиков, информируя о деятельности партийных организаций, словом выполнял функции провокатора. Такое предположение логично и объясняется просто: по существу каждого, кто попадал в лапы охранки, она непременно пыталась завербовать, поставить себе на службу. Сталин едва ли мог быть в этом отношении исключением. Каких-либо вполне достоверных исторических документов на этот счет в нашем распоряжении нет. Можно сослаться лишь на косвенное свидетельство. Речь идет о записях старой большевички И.Г. Морозовой — активной участнице революционного движения в Закавказье, которая с подпольных времен была лично знакома со Сталиным. После революции она принимала участие в работе специальной комиссии, в обязанности которой входило выявление лиц, сотрудничавших с охранкой. «Как проходит вербовка, она интересовалась у многих. Однажды спросила у Кобы, пробовала ли полиция поймать его в свои сети, и вызвала усмешку: — Пробует-то она поймать каждого, но не всегда ей это удается. Если ты тверд, то никакая охранка тебе не страшна.»[520] Так что Сталин не был в этом отношении каким-то счастливым исключением. «И легендарного революционера Камо пытались вербовать во время первого ареста. Тот прикинулся дурачком — отвечал глупо, не к месту смеялся, и жандармский офицер сразу же вернул его в камеру, назвав тупицей. Камо спросил: «Кого вы имеете в виду?» — «Тебя, дурак!» — ответил офицер. «Я думал, кого-то другого», — наивно пояснил Камо. А в кабинете они были вдвоем»[521]. Вербовка тайных осведомителей среди участников революционного движения была повседневной практикой царской охранки. К этой работе в полиции относились с исключительным вниманием, придавая ей первостепенное значение. Еще С. Зубатов (в конце XIX — начале XX века он был начальником московского отделения охранки, а затем начальником особого отдела департамента полиции) учил своих коллег по сыску: «Вы, господа, должны смотреть на тайного сотрудника, как на любимую женщину, с которой вы находитесь в нелегальной связи. Берегите ее, как зеницу ока. Один неосторожный ваш шаг, и вы ее опозорите. Помните это, относитесь к этим людям так, как я вам советую, и они поймут вас: доверятся вам и будут работать с вами честно и самоотверженно… Никогда никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию и помните только по псевдониму»[522]. Надо отдать должное царской полиции в том, что касается организации вербовки секретных агентов для работы в ее интересах. Здесь она действовала довольно эффективно на протяжении многих лет. И это было не случайно, поскольку департамент полиции был укомплектован достаточно квалифицированными кадрами, имевшими хорошую профессиональную подготовку. Так, С. Белецкий, стоявший в 1911–1914 гг. во главе департамента полиции, свидетельствовал после Февральской революции: «В мою пору департамент полиции плохо или хорошо — это другой вопрос, — но эволюционировался; 9/10 служащих были люди с высшим образованием и в большинстве с практическим судебным стажем. Все, что было нового в подпольной прессе и на русском и заграничном книжном рынке из области социальных вопросов, все выписывалось, переводилось, читалось, посылалось в форме ежемесячников розыскным офицерам; всякие сведения, даже личного свойства, касающиеся того или другого политического видного противника, мною принимались во внимание при обсуждении плана борьбы и т. п. Изучая с одинаковым вниманием как большевистское, так и меньшевистское течение того времени, я большевиков в ту пору, взятых в отдельности или, лучше сказать, в своей обособленности, не так опасался, чтобы предполагать в лице их одних наличность достаточных в то время сил и средств для нанесения серьезного удара правительственному строю. Для меня более серьезную опасность в ту пору представляли меньшевики…»[523] С помощью своей агентуры в различных оппозиционных режиму партиях полицейские власти имели вполне адекватное истине представление об основных направлениях их деятельности, численном составе, руководящих деятелях, конкретной работе отдельных организаций и т. д. В недрах полицейских органов, боровшихся с революционным движением, тщательно изучались программные установки партий, скрупулезно фиксировались внутрипартийные споры и разногласия, и в соответствии с интересами охранки выстраивались основные направления и методы борьбы против этих партий. Можно сказать, что в целом делалось это на высоком профессиональном уровне, хотя, конечно, случались и серьезные «проколы», допускались по стародавней российской бюрократической традиции всякого рода приписки, преувеличения и т. п. При вербовке секретных сотрудников из революционной среды основная ставка делалась на подкуп. Не менее значительную роль играла и практика запугивания и устрашения взятых под подозрение участников движения. Большую роль играла также ставка на дискредитацию того или иного кандидата в глазах его товарищей по партии, что помогало полиции в отдельных случаях сломить волю к сопротивлению намеченного к сотрудничеству кандидата. Словом, набор средств и методов был весьма обширным и постоянно совершенствовался. В итоге по существу все-более менее радикальные революционные партии и движения в той или иной степени оказались под колпаком полиции. Об этом дает наглядное представление публикация документов Московского охранного отделения по партии большевиков за период с 1903 по 1916 год, впервые изданных еще в 1918 году. Знакомство с этими документами оставляет впечатление того, что буквально каждый сколько-нибудь серьезный шаг партии становился известным полиции и она могла предпринимать свои контрмеры. Партии революционного толка, конечно, знали, что полиция засылает в их ряды и вербует провокаторов самого различного пошиба. Однако они не знали и не могли знать подлинных масштабов проникновения провокаторства в их среду. По неполным подсчетам, в различных политических партиях и организациях имелось около 6,5 тысячи провокаторов и других работников политического сыска самодержавия[524]. Согласно последним подсчетам исследователей данной проблемы, только в разных охранных отделениях и губернских жандармских управлениях работало в общей сложности около 2070 секретных сотрудников, дававших сведения о РСДРП, Социал-демократии Латышского края и Социал-демократии Королевства Польского и Литвы[525]. Приведенные выше цифры говорят сами за себя, хотя их точность, может быть, и не столь уж бесспорна. Однако каковы бы ни были погрешности в полной достоверности указанных цифр, картина поистине массового распространения провокаторства в последние полтора десятка лет существования царского режима вполне отвечала реалиям времени. Истории дореволюционной России печально известны громкие дела, связанные с разоблачением провокаторов. Надо отметить, что ввиду массового распространения этого мерзкого феномена деятельность некоторых революционных организаций зачастую находилась на грани паралича. Большевики и их руководители, в частности В.И. Ленин, сознавали опасности для партии, связанные с провокаторской работой полиции. Они, разумеется, принимали меры противодействия подрывной активности охранки. В.И. Ленин рассматривал борьбу с провокацией как важнейшую составную часть нелегальной партийной работы. По его мнению, лучшее средство борьбы против подрывной агентуры царизма — «довести революционную организацию, дисциплину и конспиративную технику до высшей степени совершенства»[526]. Главное — создать такую организацию, которая будет способна преследовать и обезвреживать шпионов. «Перебить шпионов нельзя, а создать организацию, выслеживающую их и воспитывающую рабочую массу, — можно и должно»[527]. И хотя охранке удалось нанести ощутимые удары по партии большевиков благодаря «услугам» провокаторов, она в целом все же смогла выстоять и сохранить себя как влиятельная политическая сила именно благодаря тому, что опиралась на широкое массовое движение, последовательно и настойчиво укрепляла партийную дисциплину, умело сочетала методы нелегальной и легальной работы, совершенствовала свою конспиративную технику. Можно сказать, что она сумела выдержать противоборство с царской полицией, и в этом плане выгодно отличалась от некоторых других российских партий, которые были парализованы провокаторской работой охранки (прежде всего имеется в виду партия социалистов-революционеров). После Февральской революции при Временном правительстве была проведена большая работа по выявлению провокаторов. Вот что пишут об этом компетентные специалисты поданной проблематике: «1917 г. в Петербурге, Москве, на местах были созданы комиссии, которые занимались вопросами секретной агентуры и ее выявлением. Назовем основные из них: Чрезвычайная следственная комиссия для расследования противозаконных по должности действий бывших министров и прочих должностных лиц; Комиссия по заведованию архивом заграничной агентуры в Париже; Комиссия по обеспечению нового строя; Комиссия по разбору дел бывшего департамента полиции, а также созданная на базе последней в июне 1917 г. Особая комиссия по обследованию деятельности бывшего департамента полиции и подведомственных ему учреждений. Результатами работы комиссий были выявление документов по секретной агентуре, публикация именных списков, принятие тех или иных мер против бывших агентов (арест, подписка о невыезде, временное запрещение участвовать в общественной и политической жизни). Наиболее значительная работа была проведена Комиссией по обеспечению нового строя и Особой комиссией по обследованию деятельности бывшего департамента полиции. Ими был собран и систематизирован большой материал, проведены допросы подозреваемых лиц, опубликованы списки секретных сотрудников. После Октябрьской революции разработка материалов по выявлению секретных сотрудников велась в созданной в апреле 1918 г. Особой комиссии при историко-революционном архиве в Петрограде, которая продолжала исследование документов департамента полиции, охранных отделений, жандармских управлений. В 1919 г. эта комиссия была упразднена, но работа продолжалась самим архивом (Историко-революционный архив Петрограда), а затем, с переездом его в Москву — Архивом революции и внешней политики. В ЦГИАМе[528] эта работа активно проводилась вплоть до 1941 г. Архив стал центральным учреждением, куда стекались сведения из государственных архивов страны. На основании этих данных составлялась единая картотека на всех выявленных по стране секретных сотрудников, которая достаточно полно отражала состав агентуры, работавшей в различных партийных организациях в России и за границей»[529]. Я привел эту обширную выдержку, чтобы подчеркнуть одно весьма важное обстоятельство: после падения царизма как Временное правительство, так и Советская власть, провели большую и весьма результативную работу по выявлению и наказанию бывших провокаторов. Архивы охранки, как на местах, так и в провинции, сохранились и подверглись тщательному изучению. Вызывают серьезные сомнения утверждения некоторых публицистов, что уже в то время проводилась соответствующая «санация» архивов с целью изъятия документов, могущих скомпрометировать тех или иных политических деятелей. Тогда это едва ли было возможно, чего, конечно, нельзя сказать о более поздних периодах. К тому же, например, архивы охранки в Закавказье почти на протяжении трех лет находились в распоряжении тогдашних властей (в Грузии, например, меньшевиков), которые, несомненно, предали бы гласности имена провокаторов из числа своих политических противников-большевиков, особенно если последние занимали руководящие посты в Москве. Но таких эпизодов никто не зафиксировал, потому что их просто не было. Некоторые из документов царской охранки оказались в США, где хранятся в специальном фонде в Гуверовском институте при Стэнфордском университете. В своем подавляющем большинстве они уже введены в научный оборот, в частности, многократно цитировавшимся в предыдущих главах автором тенденциозной биографии молодого Сталина Э. Смитом. Объективная оценка использованных документов не дает основание расценивать их как нечто новое, а тем более сенсационное в сравнении с уже находившимися в научном обороте источниками. Кроме того, некоторые весьма солидны западные советологи довольно резко высказались в отношении книги Смита, указывая на то, что она не отвечает необходимым критериям научной объективности, гипотезы выдает за факты и т. п. Эти краткие замечания в связи с тем, как обстоят дела с документальной базой обвинений в адрес Сталина о его сотрудничестве с охранкой, конечно, необходимы, хотя и не рисуют картины в целом. Проблема документальной базы выдвигаемых обвинений, а вернее сказать, ее фактического отсутствия, заслуживает специального исследования, в котором необходимо тщательно и скрупулезно проанализировать буквально все версии и аргументы, выдвигаемые обличителями Сталина. Здесь же я ограничусь рассмотрением проблемы в самом обобщенном виде, невольно сужая круг затрагиваемых эпизодов и лишь обозначая некоторые аспекты темы, не вдаваясь в их детальный анализ. Итак, перейдем непосредственно к существу аргументации тех, кто в той или иной форме и в той или иной степени защищает версию о причастности Сталина к работе на царскую охранку. Начнем с версии, которая приписывает самому Сталину прямое или косвенное признание в том, что он якобы в какой-то форме сотрудничал с охранкой. Здесь серьезных, заслуживающих доверия фактов практически нет. Их заменяют так называемые свидетельства современников или же сомнительного свойства домыслы и гипотезы. Так, в своих мемуарах Н. Хрущев, рассказывая о репрессиях 30-х годов, вспоминает такой эпизод: во время одной из бесед Сталин спросил его: ««Что, арестовали ваших помощников?». Отвечаю: «Да, хорошие были, честные ребята» «Да? А вот они дают показания, сознались, что они враги народа. Они и на вас показывают, что фамилию вы носите не свою. Вы вовсе не Хрущев, а такой-то. Это все чекисты стали делать, туда тоже затесались враги народа и подбрасывают нам материал, вроде бы кто-то дал им показания. И на меня есть показания, что тоже имею какое-то темное пятно в своей революционной биографии». Поясню, о чем шла речь. Тогда, хоть и глухо, но бродили все же слухи, что Сталин сотрудничал в старое время с царской охранкой и что его побеги из тюрем (а он предпринял несколько побегов) были подстроены сверху, потому что невозможно было сделать столько удачных побегов Сталин не уточнил, на что намекали, когда разговаривал со мной, но я полагаю, что эти слухи до него как-то доходили. Он мне о них не сказал, а просто заявил, что чекисты сами подбрасывают фальшивые материалы»[530]. Что можно сказать по поводу этого свидетельства? Ставить под сомнение сам факт того, что такой разговор мог иметь место, нет оснований. Вполне возможно, что Сталин действительно говорил Хрущеву, а, может быть, и другим своим соратникам об этом. Однако всерьез принимать такого рода «жалобы» вождя в отношении органов безопасности, мне думается, нет никаких оснований. Подобные высказывания, если они вообще были в действительности, вполне укладываются в русло довольно своеобразного, граничащего с откровенным лицемерием, поведения Сталина в некоторых ситуациях. В ряд подобных эпизодов вписывается и такой (кстати, он всячески мусолился в советской печати хрущевского периода в связи с разоблачениями репрессий 30-х годов.). Речь идет о том, что якобы жена Орджоникидзе рассказывала одному из сотрудников своего мужа некоему С. Гинзбургу следующее: работники НКВД произвели на квартире Орджоникидзе обыск. Когда последний пришел домой и узнал об этом, он сразу же позвонил Сталину и начал выражать со свойственным ему пылом свое негодование, но тот якобы спокойно ему заметил: «Серго, что ты волнуешься? Этот орган может в любой момент произвести обыск и у меня»[531]. Как бы в скобках следует оттенить такую черту Сталина, отложившую самую прямую печать на весь период, в особенности последние годы, его правления, как недоверие и подозрительность. Причем это подтверждается большим массивом фактов и свидетельств. Но я счел уместным сослаться на один — не вызывающий абсолютно никаких сомнений. Речь идет о книге А. Барбюса, о которой уже шла речь выше. В заключительной главе А. Барбюс как бы обобщает целостную характеристику Сталина как вождя и государственного деятеля. И это обобщение, если его экстраполировать в прошлое, многое говорит о Сталине и как о человеке, и как о политике: «Он крайне осмотрителен и доверие свое дарит нелегко. Один из его ближайших сотрудников не доверял другому. «Здоровое недоверие — это хорошая основа для совместной работы», — сказал ему Сталин. Он осторожен, как лев»[532]. Как можно судить на основе приведенного выше факта, сам Сталин считал не только возможным, но и свидетельствующим в его пользу, подчеркивание такой его черты, как недоверие (в данном случае суть дела не изменяется, если это недоверие даже смягчить эпитетом «здоровое»). В конечном счете недоверие остается недоверием, а оно легко и незаметно трансформируется в свое логическое продолжение — подозрительность. Но обратимся снова к непосредственному предмету рассмотрения. Вероятность того, что органы ОГПУ, а затем НКВД и МГБ могли вести некое подобие «разработки» Сталина, будь то его гипотетическая причастность к работе царской охранки, или же еще какие-либо иные эпизоды его деятельности, представляется мне в высшей степени маловероятной. Так могут думать лишь те, кто строит свои версии в отрыве от действительности тех дней, вне реального исторического контекста. Достоверно известно — и это подтверждается многочисленными документальными фактами — что после смерти Дзержинского в 1926 году Сталин установил свой личный контроль над органами государственной безопасности. Это, конечно, не означает, что до того времени он не оказывал на эти органы серьезного влияния. Но все-таки, каким бы ни было вначале его деятельности в качестве Генерального секретаря это влияние, оно в своей основе было ограниченным, не безраздельным и, конечно, не полным. Лишь позднее, на исходе 20-х — начале 30-х годов, органы безопасности стали в значительной степени орудием и главным инструментом утверждения его личной власти. И допустить, что эти органы могли вести деятельность, направленную против своего патрона, особенно по таким деликатным моментам, как сотрудничество с царской охранкой, более чем невероятно. И уж совсем нелепо воспринимается даже намек на то, что эти органы могут в любой момент произвести обыск у самого Сталина. Сам вождь явно лицемерил, ибо прекрасно знал, что подобные вещи относились к разряду бредовых фантазий. Видимо, он хотел продемонстрировать, что в партии все равны и одинаково ответственны перед ней, независимо от занимаемого поста. Едва ли стоит подобные высказывания воспринимать серьезно. В несколько ином ракурсе, но в том же самом генеральном русле лежит и версия, согласно которой Сталин работал на охранку, но проник туда якобы по заданию партии. Ф. Волков, автор одной из весьма заурядных, но довольно претенциозных книг о Сталине, с особым рвением доказывает, что Сталин был агентом охранки. В частности, приводится такое, с позволения сказать, доказательство: «В одной из многочисленных бесед, происходивших между В.М. Молотовым, уже находившимся на пенсии, и писателем И.Ф. Стаднюком, он прямо спросил Молотова: — Верны ли слухи, что Сталин был агентом царской охранки? — Да, — ответил Молотов, — он был внедрен в царскую охранку по заданию большевистской партии. Вряд ли, — пишет далее Ф. Волков, — можно принять версию о том, что Сталин не добровольно сотрудничал с царской охранкой, а был заслан туда по заданию партии. Если бы это было так, то работа Сталина в царской охранке по заданию партии не скрывалась бы так тщательно и о ней бы писали его биографы — академики Г. Александров, П. Поспелов, М. Митин и другие авторы»[533]. О степени доказательности подобных версий говорит хотя бы такой факт: в качестве документального подтверждения Волков дает такую «документальную» ссылку — «Из беседы с И.Ф. Стаднюком 15 апреля 1989 года». Нисколько не утрируя, могу сказать, что на такой «документальной базе» вообще можно доказать все, что взбредет в голову. Удивляет лишь то, что такие «аргументы» фигурируют в качестве доказательства. Впрочем, я невольно оговорился: в свете того, что я писал в самом начале данной главы, такие аргументы как раз не должны удивлять, поскольку они являются едва ли не главной доказательной базой выдвигаемых некоторыми авторами версий. Тот же Волков в качестве доказательства службы Сталина в полиции ссылается и на такой «факт», обнародованный в журнале «Вопросы истории КПСС» в № 4 за 1989 год: «… Ветеран партии Б.И. Иванов дал такие показания журналисту Александру Лазебникову о пребывании Сталина в Курейке: «Действительно, я был в ссылке, жил в Курейке с Джугашвили. Все время, пока он находился там, в нашей маленькой колонии большевиков постоянно случались провалы. Мы решили поговорить начистоту, так скачать по «гамбургскому счету» (На суде чести — Ф.В.). Назначили день собрания большевиков Курейки, но Джугашвили на него не явился. Назавтра мы узнали, что он исчез из Курейки — ушел в побег, а до первого поселения пятьсот верст. Такой побег можно было совершить только с помощью властей» По свидетельству Г.И. Петровского, Сталин обязался и далее активно сотрудничать с царской охранкой»[534]. О каких провалах среди большевиков в Курейке могла идти речь, если их там было всего несколько человек? В чем выражались эти вымышленные провалы? Что они повлекли за собой? Кто от этого действительно пострадал? Да и что они вообще могли предпринять с точки зрения революционной деятельности, будучи оторванными от всего мира, находясь, как говорится, у черта на куличках? Из писем Свердлова известно, что в Курейке проживало 38 мужчин и 29 женщин и все поголовно были неграмотными. О какой-либо революционной работе там и тем более о провалах говорить смешно. Все это — не более чем какой-то полусумасшедший бред или измышления, рассчитанные на легковерных людей. Я уже не говорю о том, что все общеизвестные и общепризнанные факты однозначно свидетельствуют о том, что Сталин никогда не совершал побега из Курейки, тем более с помощью полиции. Кстати, там всего был один полицейский, наблюдавший за ссыльнопоселенцами, к которым и относился Сталин. Так что читатель сам может по достоинству оценить лживость такого рода «показаний» (обратите внимание на терминологию — как будто речь идет о свидетельских показаниях, данных в суде!). Характерно и другое: практически чуть ли не вся «доказательная база» как у Волкова, так и у многих других авторов, строится на свидетельствах отдельных репрессированных или умерших лиц. Разумеется, такие свидетельства никак нельзя проверить, сопоставить с другими, т. е. провести необходимую экспертную проверку их достоверности. Но они преподносятся в качестве чуть ли не аксиом, которые надо принимать на веру. Думаю, что стоит привести еще один образец грубо сработанных фальсификаций, призванных доказать версию, что Сталин якобы сам признавался в том, что был связан с царской охранкой. (Хотя и приводимый ниже материал довольно обширный, но, видимо, в интересах истины стоит процитировать его наиболее существенную часть, с тем, чтобы последующий комментарий был понятен читателю):
Редактор-составитель сборника Ю. Фельштинский, приводя указанную версию-слух, пишет о том, что найти в указанной газете цитировавшийся выше материал не удалось. Но он пишет, что могла быть допущена ошибка в ссылке на дату упомянутой публикации. Словом, как явствует из смысла его рассуждений, сама версия заслуживает внимания и не ставится под сомнение, хотя нет никаких документальных подтверждений ее. По всем параметрам эта версия не выдерживает никакой критики. И вот почему. Публикаторы ее утверждают, что Сталин вел такую беседу с молодыми грузинскими коммунистами в 1920 году в Тифлисе. Но в 1920 году он не был и не мог быть там. В Грузию он приехал лишь в 1921 году, и этот факт подтверждается всеми доступными и достоверными источниками. Это — первая неувязка. Сама же мнимая беседа излагается так, как будто она записана профессиональной стенографисткой. Между тем даже многие важные заседания и совещания в то время не стенографировались просто в силу нехватки стенографисток. Но для будущих биографов Сталина, видимо, специально сделали исключение и пригласили для записи беседы стенографистку. Но и это не все. Сталин, видимо, должен был знать свою собственную биографию, поэтому абсурдно звучит его мнимое заявление, что в 1907 году «царское самодержавие арестовало меня и, продержав шесть месяцев в тюрьме, выслало в Сибирь.» Хорошо известно, что в 1907 году он не подвергался арестам и высылке в Сибирь. Едва ли он перепутал все на свете, в том числе и такие важные в его жизни события. Более чем сомнение вызывает и то обстоятельство, что Коба так легко получил у охранки удостоверение, что он состоит ее сотрудником. Как мы помним, вербовка агентов и учет их дел были поставлены на строго конспиративную основу (Зубатов даже рекомендовал не называть настоящих имен агентов начальству). Предположить, что охранка могла так просто выдать Кобе удостоверение о его принадлежности к самой этой службе — значит поверить мифу. А таких мифов много, они встречаются на каждом шагу, когда речь заходит о биографии Сталина. И дело здесь не только в Сталине, но прежде всего в авторах подобных фальсификаций. Они фабрикуют свои версии, даже не потрудившись внимательно изучить хронологию его жизни и деятельности. И все это закономерно, поскольку мы имеем дело с политическим жульем, приемы и уловки которого всегда и везде одинаковы по своей сути, хотя и разнятся по способам и манере исполнения. В данном случае налицо грубо сфабрикованная стряпня, доказать несостоятельность которой достаточно просто. Я уже не говорю о существе так называемого откровения Сталина перед молодыми грузинскими коммунистами и комсомольцами. Оно скорее напоминает своим содержанием и стилем манеры Хлестакова, чем Сталина. Надо заметить: при всех присущих ему недостатках и пороках, его никто не упрекал в хлестаковщине. Но авторы подобных мифов и выдумок, видимо, не обладают чувством меры и сами себя ставят под удар. В наборе аргументов, якобы доказывающих непреложность версии о сотрудничестве Сталина с полицией, одно из центральных мест занимает тот факт, что ему удавалось довольно легко совершить шесть побегов из ссылки. Действительно, это обстоятельство требует убедительных обоснований. Приведем наиболее существенные из них. Во-первых, как уже отмечалось выше, Сталин никогда не представал перед судом, ему всегда выносились приговоры, по существу, как бы сейчас сказали, в административном порядке в соответствии с действовавшими тогда процессуальными нормами. Соответственно, и меры наказания не отличались особой суровостью. Его не приговаривали к тюремному заключению, а тем более к каторге. Ссылки и водворение под надзор полиции — отнюдь не самые суровые виды наказания за революционную деятельность. Соответственно, и меры надзора не отличались особой суровостью. Их нельзя, разумеется, сопоставлять с тюремным заключением. Кстати, Сталину никогда не удавалось совершить побега из тюрем, в которых он провел немало времени. Авторы обвинений в адрес Сталина почему-то в упор не замечают этого факта и не принимают его во внимание в системе своей аргументации. На минутку представим себе, как обстояло дело с полицейским надзором за высланными ссыльнопоселенцами. Последние должны были в определенные сроки отмечаться в полиции, а в остальном они вели достаточно вольную жизнь, не многим отличавшуюся от жизни других подданных Российской империи. Так что бегство из ссылки не представляло собой какую-то особо героическую одиссею. Сошлемся здесь на такого наиболее авторитетного в данном вопросе человека, как бывший заведующий Особым отделом Департамента полиции Л.А. Ратаев: «Ссылка, — признавал он, — существовала только на бумаге. Не бежал из ссылки только тот, кто этого не хотел, кому, по личным соображениям, не было надобности бежать»[536]. Так что можно сказать, что многократные побеги из ссылок не только большевиков, но и членов других революционных партий — эсеров, меньшевиков и т. д. — было явление чуть ли не ординарное. И пристало бы скорее удивляться тому, что некоторые революционеры не совершали побеги из ссылок, чем тому, что такие побеги совершались достаточно часто и весьма успешно. Чтобы убедиться в том, что Сталин в данном отношении не являл собой пример какого-то уникального, неуловимого революционера, достаточно обратиться к автобиографиям и авторизованным биографиям деятелей СССР и Октябрьской революции, впервые опубликованным к 10-летию Октябрьской революции. Многие из деятелей большевистской партии многократно подвергались арестам и ссылкам и совершали оттуда побеги. Например, Енукидзе — 7 раз, Орджоникидзе — 5 раз. Неоднократно совершали побеги Свердлов, Ногин и многие другие большевики. Знакомясь с их биографиями, как правило, неизменно наталкиваешься на то, что большинство из них не раз подвергалось арестам и ссылкам, причем чуть ли не сразу же по прибытии на место поселения ими предпринимались попытки бежать. В значительной части эти попытки завершались успешно, хотя некоторые оканчивались неудачей, что, впрочем, не останавливало их. Так, например, о побегах из ссылки Свердлова можно прочитать в данном издании следующее: «Несколько неудачных побегов не сломили упорства Свердлова, и только осторожность жандармов, отправивших его под более усиленный надзор в Максимкин Яр — самое отдаленное место ссылки, на некоторое время заставила его сидеть на месте. Не имея теплой одежды, он простудился и долго пролежал больным, после чего был переведен обратно в Нарым. Немного подлечившись и отдохнув, он снова бежит, но опять неудачно. Лодка, на которой он ехал по бурной реке, перевернулась, пройдя несколько верст. Свердлов пробыл несколько часов в ледяной воде, был вытащен из реки рыбаками и в непросохшей одежде отправлен с жандармами обратно в место своей ссылки. Приезд жены и ребенка в Нарым успокоил на некоторое время жандармов. Но вскоре после их приезда Свердлов совершает новый смелый побег, окончившийся на этот раз благополучно»[537]. О видном большевике В.П. Ногине можно прочитать следующее: после первого ареста в 1898 году «…начинается непрерывная цепь высылок, побегов, арестов, сидений по тюрьмам, путешествий за границу и возвратов вновь на революционную работу в Россию… Как-то, вспоминая прошлое, он подсчитал количество тюрем, известных ему по личному сидению в них. Таких тюрем он насчитал 50»[538]. Перечень подобных примеров можно было бы продолжить. Но, думаю, читатель уже убедился в том, что замечание относительно не то что ординарности, но отнюдь не исключительности побегов Сталина из ссылок, является справедливым. Акцентировка же внимания биографов Сталина, да и не только биографов, на данном обстоятельстве объясняется, конечно, масштабами самой фигуры. Здесь злую шутку сыграло то, что в период, как принято говорить сейчас, культа личности Сталина, его революционные заслуги непомерно раздувались, в том числе, конечно, и серия его побегов из ссылок. Это не могло не породить каких-то сомнений и обернулось своего рода бумерангом, ударившим позднее по репутации самого Сталина. Однако успешные побеги их ссылок не служат и не могут служить доказательством его причастности к работе на царскую полицию. В таком случае, следуя этому критерию, заподозрить в провокаторстве можно многих большевиков, и среди них тех, кто впоследствии стал жертвой сталинских репрессий. Ясно, что данный аргумент нельзя признать сколько-нибудь убедительным. Важно подчеркнуть еще один существенный момент. Если бы Сталин был на тайной службе в охранке, то какой логикой можно объяснить то, что та же охранка упекла его в период нарастания революционного подъема в России в столь отдаленные места, откуда побег совершить было практически невозможно. Что же, охранка работала против своих же собственных интересов? Такое предположить невозможно, ибо она весьма высоко ценила секретную работу своих информаторов, особенно если они занимали достаточно видное место в ряду большевистских деятелей (пример Р. Малиновского). А Сталин к тому времени уже стал фигурой общероссийского масштаба. На доводах тех, кто утверждает, что охранка якобы была недовольна его своеволием и пассивностью в выполнении ее заданий и потому «упекла» его в Туруханскую мглу, мы остановимся чуть ниже. Здесь же со всей определенностью подчеркнем, что элементарная логика и простой здравый смысл никак не могут объяснить действия охранки, если бы Сталин действительно был ее секретным агентом. Но вопрос не исчерпывается только лишь эпизодом с ссылкой Сталина в Туруханский край. Надо принимать во внимание и предыдущие аресты и ссылки. Проясняя суть проблемы А.В. Островский с полным основанием пишет: «Чисто теоретически можно допустить, что его завербовали позднее, после ареста 23 марта 1910 г. Однако такое предположение находится в противоречии со всей последующей его судьбой. Из семи лет после этого ареста И.В. Сталин провел на воле всего лишь 10 месяцев, т. е. менее года. Невероятно, чтобы, приобретя столь ценного секретного сотрудника, охранка предпочла держать его в тюрьмах и ссылке»[539]. Возникает еще вопрос о том, что охранка якобы могла использовать аресты своих секретных сотрудников как прикрытие их деятельности, как надежную гарантию от возможности их разоблачения со стороны революционных организаций, в которых они действовали. Как же обстоит в свете этого дело с арестами Сталина? А.В. Островский дает на этот вопрос убедительный и неоспоримый ответ. Он пишет: «…арест секретного сотрудника как форма прикрытия его сотрудничества с охранкой входит в практику политического сыска дореволюционной России только с 1910 г. Однако подобный арест секретного сотрудника с последующими его ссылкой или тюремным заключением допускался только с согласия его самого. Если с этих позиций подойти к арестам И.В. Сталина 1910, 1911 и 1912 гг., то их можно было бы рассматривать как форму прикрытия, но этого никак нельзя сказать об аресте 1913 г. и последовавшей за ним ссылке в Туруханский край. Исходя из этого, можно утверждать, что частые аресты и ссылки И.В. Сталина не могут рассматриваться даже в качестве косвенного аргумента в пользу версии о его сотрудничестве с охранкой. Более того, с учетом сказанного выше, они выглядят не столько как улика, сколько как алиби.»[540] Что же касается вопроса о том, почему Сталину не удалось бежать из Туруханской ссылки, то на него я уже частично ответил ранее. Необходимо сказать, что не только Сталину, но и многим другим не удалось бежать из этой ссылки, в частности Свердлову. Нельзя забывать, что в то время страна уже была втянута в бойню первой мировой войны. Коренным образом изменились в сторону ужесточения меры по пресечению всякой антиправительственной деятельности. Естественно, что несравненно более строгими стали и меры по предотвращению побегов из ссылки. Читая упомянутые выше биографии видных большевиков, обращаешь внимание на то, что примеров успешного побега из ссылки в этот период немного. Значит, это была общая особенность тогдашней ситуации, которая отразилась и на судьбе Сталина как ссыльнопоселенца. Мотивы, толкавшие на путь предательства и провокаторства, были довольно тривиальны. Среди них доминирующим являлось желание получать от полиции за свое сотрудничество деньги, иными словами алчность. Об этом свидетельствует такой авторитет, как жандармский генерал А. Спиридович: «Причины, толкающие людей на предательство своих близких знакомых, очень часто друзей, различны… Чаще всего будущие сотрудники сами предлагали свои услуги жандармскому офицеру, но бывали, конечно, случаи, и очень частые, когда предложения делались со стороны последних. Так или иначе, но из-за чего же шли в сотрудники деятели различных революционных организаций? Чаще всего, конечно, из-за денег. Получать несколько десятков рублей в месяц за сообщение два раза в неделю каких-либо сведений о своей организации — дело нетрудное… Если совесть позволяет»[541]. В приложении к Сталину этот мотив вербовки выглядит абсолютно неубедительным. Как известно, — и это отмечали почти все, знавшие его, в том числе и политические противники, — его отличали простые, весьма скромные запросы. Некоторые даже писали о скудности его потребностей, доходившей до некоего рода аскетизма. Отметая этот мотив вербовки, я хочу подчеркнуть, что во всех версиях причастности его к тайной работе на охранку она не фигурирует, видимо, в силу своей явной неприложимости к личности Сталина. Другой, и при том весьма распространенной причиной перехода на путь предательства, была слабость характера, страх перед наказанием, податливость на угрозы жандармов и т. п. Сталин, по всем отзывам, отнюдь не отличался слабостью характера, паническим страхом перед лицом возможного наказания. Даже наоборот. Господствует почти единодушное мнение, что он отличался твердостью характера, упорством и жесткостью в своем поведении, в том числе и в тюремных условиях и в ссылках. Об этом свидетельствуют многочисленные его конфликты с тюремной администрацией и стражниками, под надзором которых он находился. Тот же Троцкий писал: «Нет оснований сомневаться, что в тюремных конфликтах Коба занимал не последнее место и что в сношениях с администрацией он умел постоять за себя и за других»[542]. Да и трудно представить себе, что Сталин, с молодых лет обрекший себя на жизнь профессионального революционера со всеми вытекающими из этого последствиями, испытывал страх перед наказанием, которое грозило ему в виде тюремного заключения или ссылки. В.И. Ленин в своих показаниях комиссии по расследованию дела Р. Малиновского в 1917 году после возвращения в Россию говорил о Сталине: «Русских членов ЦК было немного; ведь я и Зиновьев жили за границей. Из здешних Сталин (Джугашвили) большею частью был в тюрьме или в ссылке»[543]. Можно сделать вывод, что Сталин приобрел достаточно привлекательную в глазах большевиков репутацию чуть ли не вечного обитателя тюрем и ссылок. Естественно возникает вопрос: зачем же полиции нужен такой секретный агент-провокатор, который львиную долю времени проводит в лапах самой же полиции? Что-то нет логики в таких действиях царской охранки, в которой работали не круглые идиоты, а хорошо подготовленные профессионалы. Вот почему сторонники версий о работе Сталина на охранку как-то обходят стороной эти принципиально важные для выяснения картины вопросы. Если же они и касаются их, то в обоснование своей точки зрения приводят какие-то маловразумительные или вообще сомнительные доводы. Видимо, интуитивно или сознательно чувствуя шаткость такой позиции, они стремятся подкрепить свои утверждения прямыми подтасовками и грубой фабрикацией «документов», якобы прямо свидетельствующих о роли Сталина как агента-провокатора. Здесь мы подошли к давно известному и давно разоблаченному факту фабрикации нашумевшего документа по этому вопросу. Хотя об этом уже написано много, и убедительно доказано, что данный документ является грубой фальшивкой, мне думается, что есть смысл остановиться на нем более подробно, а не отсылать читателя к соответствующим публикациям. Но прежде чем перейти непосредственно к этому злополучному «документу», необходимо коснуться еще одного момента, так или иначе связанного с ним. Речь идет о нашумевшей статье бывшего крупного советского разведчика А.М. Орлова[544]. Вскоре после XX съезда КПСС он опубликовал в американском журнале «Лайф» статью под названием «Сенсационная подоплека осуждения Сталина». Статья эта вызвала широкий резонанс и явилась тоже своего рода сенсацией. Квинтэссенция его публикации состояла в следующем: подлинной причиной разоблачения на XX съезде культа личности Сталина стало то, что тогдашнему хозяину Кремля Н. Хрущеву стала известна папка с материалами, якобы документально подтверждающими работу Сталина на царскую охранку. Орлов выдвигает и мотивирует свою гипотезу весьма невразумительно, что особенно видно сейчас по прошествии многих лет. Я не стану специально останавливаться на этом вопросе. Коснусь лишь того, что он писал по поводу сотрудничества Сталина с царской полицией и как эти факты стали достоянием известности среди некоторых высокопоставленных деятелей сталинского режима в 30-х годах и что все это повлекло за собой. Согласно версии Орлова, высокопоставленный сотрудник НКВД Штейн, участвовавший в подготовке материалов для московских процессов того времени, наткнулся в архивах на папку, в которой заместитель директора департамента полиции Виссарионов хранил секретные документы. В них были донесения Сталина, якобы написанные им собственноручно. Но предоставим слово самому Орлову: «Обширные рукописные докладные и письма были адресованы Виссарионову, почерк же принадлежал диктатору и был хорошо знаком Штейну. Папка действительно прекрасно характеризовала Сталина, однако не Сталина-революционера, а Сталина — агента-провокатора, который неутомимо работал на царскую тайную полицию. Несколько мучительных дней Штейн прятал папку Виссарионова в своем кабинете. Наконец решение было принято. Он забрал папку и полетел в Киев, чтобы показать ее своему бывшему начальнику по НКВД, который был к тому же его лучшим другом. Это был В. Балицкий, очень влиятельный член ЦК Коммунистической партии Советского Союза. Балицкий также руководил НКВД Украины. Мой двоюродный брат Кацнельсон был близким другом Балицкого с первых дней революции, а теперь и его заместителем. Когда Балицкий изучил обжигающую руки папку, то был потрясен не менее Штейна. Он позвал к себе Зиновия. Они детальнейшим образом исследовали каждый документ в подшивке. Хотя и простым глазом было видно, что документы подлинные. Все же провели необходимую экспертизу и анализы, чтобы установить возраст бумаги и конечно же идентичность почерка. Не оставалось и тени сомнения: Иосиф Сталин долгое время был агентом царской тайной полиции и действовал в этом качестве до середины 1913 года»[545]. Я не стану далее утомлять читателя пересказом почти фантастических вымыслов Орлова о том, как обнаруженная папка якобы подвигла некоторых военных, в частности, Якира и Тухачевского, на организацию заговора против Сталина. Вообще надо сказать, что версия, представленная Орловым, абсолютно несостоятельна во всех отношениях. Характерно, что многие ярые противники Сталина, такие, как Р. Медведев, сочли целесообразным подвергнуть эту версию убедительной критике. Трудно сказать, что лежало в основе такой критики — то ли научная добросовестность, то ли желание отмежеваться от явно сфабрикованной лжи, но фактом остается то, что и с точки зрения таких исследователей версия Орлова фальшива. Р. Медведев, книги которого о Сталине и сталинизме, отличаясь явно выраженной тенденциозной заданностью, тем не менее написаны вполне компетентно, со знанием исторических реалий. Не соглашаясь с его оценками и интерпретацией важнейших событий и фактов той эпохи, следует сказать, что написанное Р. Медведевым разительно отличается по своему уровню от писаний таких, мягко выражаясь, малокомпетентных и амбициозных авторов, как Э. Радзинский. По мнению Р. Медведева, статью Орлова «иначе как сознательным вымыслом, порожденным жаждой сенсации, не назовешь. Начать хотя бы с того, что Кацнельсон в 1937 году не был ни членом, ни кандидатом в члены ЦК ВКП(б). Арестовали перечисленных Орловым «заговорщиков» отнюдь не одновременно, причем никто из них не пытался скрыться. Например, Косиор был арестован через год после ареста Тухачевского. Если бы существовали фотокопии документов из «папки Виссарионова», хоть одна из них должна была бы сохраниться или же попасть за границу, ведь многие «заговорщики» вполне могли обеспечить сохранность или передачу зарубежным друзьям любого документа. Так что версия о заговоре высших военных и политических деятелей с целью военного переворота совершенно несостоятельна. К тому же трудно поверить, что до 1937 года никто в НКВД не пытался изучить столь важный архив. В статье Орлова очень много и других несообразностей, и вся она представляет собой не слишком ловко состряпанную фальшивку.»[546] Р. Медведев вполне справедливо дает такую уничижительную характеристику версии Орлова. То, что писаниям последнего ни в малейшей степени нельзя доверять как, пусть субъективному, но все же достоверному источнику, видно хотя бы из такого пассажа, содержащегося в его статье: «В то время как Ленин руководил деятельностью партии из-за границы, Малиновский был главным депутатом в России и имел право принимать новых членов в Центральный Комитет партии, когда считал это необходимым. Именно Малиновский в 1912 году включил Сталина в состав Центрального Комитета. Сталин жил тогда в Санкт-Петербурге и в ряде случаев служил посредником между Малиновским и Лениным»[547]. Каждый мало-мальски знакомый с историей большевистской партии прекрасно понимает, что такие утверждения не имеют ничего общего с подлинными обстоятельствами дела. Никто, даже Ленин, не мог самолично решать вопросы о введении того или иного активиста в состав Центрального Комитета. Предположить, что этим «правом» обладал Малиновский, который сам только что на Пражской конференции был впервые избран в состав ЦК, — верх несуразности, если не идиотизма[548]. Подобного рода нелепости полностью компрометируют его автора. Не в меньшей мере они компрометирует и тех, кто в стремлении доказать причастность Сталина к работе на царскую охранку используют в качестве аргументов «факты», почерпнутые из таких или подобных им «исторических источников». Словом, «свидетельства» бывшего советского разведчика относительно истории сотрудничества Сталина с полицией — яркий, но отнюдь не единичный пример заведомо лживой фальсификации. Теперь остановимся еще на одном примере подобного рода. В некотором смысле он может служить вершиной пирамиды лжи, воздвигнутой усилиями фальсификаторов разного уровня профессиональной подготовки. Речь идет о так называемом письме Еремина — заведующего особым отделом департамента полиции начальнику Енисейского охранного отделения Железнякову. В этом письме сообщается о сотрудничестве Сталина с охранкой. Я думаю, что нет резона детально останавливаться на всех перипетиях, связанных с историей появления этого письма, с полемикой вокруг него, в которую были вовлечены многие видные западные советологи и представители российской эмиграции в западных странах. Отмечу лишь, что впервые оно было предано гласности Исаком Дон Левиным, экспертом по советской политике и автором одной из первых подробных биографий Сталина, изданной за рубежом. Приведем это письмо полностью, в том виде, в каком оно фигурирует в соответствующей литературе.
Мне представляется, что исчерпывающую экспертизу данного документа провели авторы статьи, из которой я и позаимствовал его. Будучи сами работниками архива и занимаясь изучением соответствующей проблематики, они заслуживают доверия как профессиональные специалисты. Мне остается лишь в конспективном виде изложить их аргументацию в связи с данным документом. Они пишут, что при внимательном рассмотрении документа встает много вопросов. Письмо направлено начальнику Енисейского охранного отделения Алексею Федоровичу Железнякову. И в одном этом обращении содержатся три ошибки, которые не мог бы себе позволить такой ас политического сыска, как полковник Еремин, якобы подписавший этот документ. Во-первых, в 1913 г. Енисейского охранного отделения как такового не существовало. Был Енисейский розыскной пункт, и его заведующий имел статус помощника начальника Енисейского губернского жандармского управления. Заведующим Енисейским розыскным пунктом был действительно Железняков, но не Алексей Федорович, как указывается в документе, а Владимир Федорович. Далее, обращает на себя внимание угловой штамп документа. В просмотренных за 1906–1913 гг; материалах особого отдела департамента полиции не встречается ни один штамп, который был бы идентичен (по расположению строк, шрифту) публикуемому документу. Нигде сверху штампа не указывалась подведомственность «М. В. Д.», так как особый отдел — структура департамента. «М. В. Д.» указывалось в том случае, если между особым отделом и МВД стояло название учреждения — департамент полиции. Со второй половины 1910 г. в переписке особый отдел пользовался бланком, где в штампе слово «заведывающий» было заменено на слово «заведующий» Вызывает некоторое сомнение штамп входящей документации. Во всех жандармских учреждениях штампы входящей документации были с зафиксированной на каждый день датой, и только входящий номер заполнялся от руки. В данном случае и дата, и входящий номер — рукописные. Авторы статьи указывают, что рассматриваемое письмо идет в учреждение с пометой «лично», которая не говорит о каких-то личных отношениях, а указывает на серьезность документа. В переписке такого рода необходимо указывать не только должность, но и чин Железнякова. Кстати, и в подписи эти моменты отсутствуют. Это наводит на мысль, что авторы фальсификации не были уверены или не знали, в каких чинах находились упоминаемые ими лица. Далее, авторы обращают внимание на то, что в документе имеется несуразица с исходящим номером. Проведя сопоставления с другими документами полиции, они заключают, что из особого отдела не мог выйти документ с таким исходящим номером. Анализируя текст самого документа, они отмечают, что согласно правилам дореволюционного правописания нигде в жандармской переписке не встречается такое написание отчества, как Иван Петрович, Михаил Васильевич, Иосиф Виссарионович. В документах указывается: Петров, Васильев, Виссарионов. Вызывает сомнение арест Джугашвили в 1906 г. В публикации документа в журнале «Лайф» в 1956 году утверждалось со ссылкой на Л. Троцкого, что Сталин был арестован 15 апреля 1906 г. при раскрытии Авлабарской типографии в г. Тифлисе. Однако архив данными об аресте Сталина в 1906 г. не располагает. В документах за более позднее время арест его в 1906 г. никак не отражен, что вызывает сомнение в возможности его ареста в 1906 г. (в департаменте подобные вещи фиксировались скрупулезно). В связи с провалом Авлабарской типографии в архиве имеется несколько дел, в которых фигурируют 17 человек, задержанных в разное время — с 15 апреля по 21 мая. Фамилия Джугашвили среди этих лиц отсутствует. Типография была захвачена 15 апреля 1906 г. Джугашвили в это время был в Стокгольме на IV съезде РСДРП, который открылся 10 апреля. Не подтверждается версия о том, будто Сталин выдал Авлабарскую типографию. Судя по документам, типография была обнаружена случайно, никаких агентурных данных о ее существовании на территории Авлабара у жандармерии не было. В рассматриваемом документе Джугашвили неоднократно называется Сталиным. Видимо, департаменту полиции это имя было известно только как имя автора работ по национальному вопросу, безотносительно к Джугашвили. В материалах департамента полиции Джугашвили фигурирует как «Коба», «Сосо», «Кавказец», «Молочный» — две последние клички были кличками при наружном наблюдении. И ряд фамилий, под которыми он жил и которыми пользовался при переписке. Возникает еще один вопрос: мог ли Еремин, крупный специалист по политическому розыску, автор ряда инструкций по ведению агентуры, в том числе и по правилам переписки, так открыто писать о своем агенте? Отрицательный ответ напрашивается сам собой. Кроме того, если даже данные о Сталине — Джугашвили как секретном сотруднике надо было сообщить в Енисейск, то обе эти фамилии должны были быть зашифрованы. Авторы статьи убедительно доказывают, что Еремин не мог подписать этот документ, поскольку в это время уже был переведен на другой пост — начальником Финляндского жандармского управления. Делая безоговорочный вывод о том, что данный документ не является подлинным, они попутно делают довольно любопытный и важный комментарий. Речь идет о том, что в препроводительных документах к письмам полиции указывалось, что направляются агентурные сведения, автором которых является гласно-поднадзорный Туруханского края Иосиф Виссарионов Джугашвили. И ничего нет странного, что автор перехваченных писем был назван «автором агентурных сведений». Слово «агентурный» в данном случае употребляется для обозначения того, что сведения получены агентурным путем, то есть нелегальным, с применением перлюстрации, проводившейся в нарушение законодательства. Иначе говоря, слово «агентурный» относится к способу получения информации и не связано с ее источником[550]. Чтобы завершить этот небольшой экскурс в историю, связанный с так называемым документом Еремина, добавлю, что сразу же по его публикации в американском журнале, Комитет Государственной Безопасности провел соответствующую экспертную проверку. Выводы проверки были изложены в записке председателя КГБ И. Серова на имя первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева. Заключение звучало вполне однозначно: указанный документ является подделкой. Причем приводились соответствующие аргументы в его подтверждение. В частности, в справке КГБ говорилось: «Комитетом госбезопасности проведена проверка этого сообщения и установлено следующее: ЕРЕМИН с 1910 года по июнь 1913 года действительно служил заведующим Особого отдела департамента полиции, а затем был переведен на службу в Финляндию. Таким образом, дата в приведенном документе из журнала «Лайф» не совпадает на месяц. Проверен также журнал исходящей корреспонденции Особого отдела департамента полиции за 12 июня 1913 года, по которому документ за № 2988 не отправлялся. Все номера исходящей корреспонденции за июнь месяц 1913 года не четырехзначные, а пяти и шестизначные. Документ за подписью ЕРЕМИНА адресован начальнику Енисейского охранного отделения Алексею Федоровичу ЖЕЛЕЗНЯКОВУ. Проверкой архива в Красноярске установлено, что в списке общего состава чиновников отдельного корпуса жандармов за 1913 год действительно значится ротмистр ЖЕЛЕЗНЯКОВ, но не Алексей, а Владимир Федорович. Причем его должность была не начальник Енисейского охранного отделения, а прикомандированный к Енисейскому жандармскому управлению без штатной должности. Других документов по этому вопросу не обнаружено»[551]. Как видим, аргументация экспертизы КГБ во многом совпадает с выводами, сделанными позднее двумя уже цитировавшимися авторами статьи на эту тему. Заслуживает быть отмеченным одно обстоятельство. Общепризнанный знаток Советского Союза и советской истории, видный американский дипломат (он был послом в СССР в конце жизни Сталина) Дж. Кеннан в своей солидной работе, посвященной изучению политики Советской России и ее взаимоотношениям со странами Запада при Ленине и Сталине, также не обошел стороной вопрос о мнимой причастности Сталина к связям с царской охранкой. Он ссылается на свои беседы с эмигрантами из Советского Союза, знакомыми с той эпохой и конкретной политической обстановкой, в том числе и теми, кто тщательно изучал рассмотренную выше фальшивку. Так вот, Кеннан приходит к выводу, что данная публикация является фабрикацией, хотя, добавляет, что имеется много неясного в ее происхождении. «Кто бы ни написал этот специфический документ, он, несомненно, имел близкое знакомство с положением дел в революционной среде и в полиции», — заключает Кеннан. Однако, по мнению Кеннана, круги бывших белогвардейцев, из среды которых в прошлом в основном и исходили подобного рода документы, имели весьма скудные знания об истории революционного движения и это их невежество ярко проявлялось в их трудах[552]. Полагаю, что вывод такого известного специалиста, как Кеннан, заслуживает если не доверия, то безусловного внимания. Хочу акцентировать особое внимание читателя на еще одном обстоятельстве, которое походя уже затрагивалось. Речь идет о следующем. В многочисленных публикациях, посвященных подпольной деятельности Сталина и его отношениям с царской охранкой, упоминание термина «агентурным путем» однозначно и совершенно неправомерно трактовалось так, будто Сталин сам давал полиции соответствующую информацию. Тогда как в действительности речь шла о сведениях, полученных агентурными способами, и к их передаче охранке Сталин не имел никакого отношения. С помощью подобных «мелких хитростей», а точнее — заведомо ложного истолкования существа проблемы «аргументировалась» версия и строилась система доказательств о причастности Сталина к агентурной работе в полиции. И завершая рассмотрение вопроса о подлинном, а не выдуманном характере связей Сталина с полицейскими властями царской России, приведем еще один, бесспорно, подлинный, а не сфабрикованный документ, исходивший из недр охранного отделения. Речь идет о представляющем несомненный интерес письме начальника московской охранки Мартынова директору департамента полиции от 1 ноября 1912 г. Служебное донесение шефа московской охранки свидетельствует о том, что полиция вела тщательное наблюдение за Сталиным, буквально фиксируя каждый его шаг. Естественно приходит в голову мысль: зачем вести столь тщательное наблюдение за своим агентом? Причем использовать для этого дела столь ценного для царской охранки секретного агента-провокатора, каким был Р. Малиновский. Тем более, что по всем канонам секретной работы охранки категорически исключались варианты, при которых один тайный агент мог распознать другого. На подобный риск полиция не шла, оберегая свою агентуру от провалов. Приводимое ниже письмо важно прежде всего в том отношении, что может служить веским и объективным доказательством того, что Сталин ни с какой стороны не был причастен к работе на царскую охранку. Поэтому, мне кажется, что несмотря на определенный перебор по части цитирования соответствующих документов, все-таки есть смысл представить вниманию читателей указанное письмо. Хотя бы по той причине, что оно убедительнее всяких логических аргументов и авторских умозаключений раскрывает ключевые аспекты рассматриваемой проблемы. Итак, Мартынов сообщал своему начальству:
Петербургскому охранному отделению была послана также телеграмма о том, что «Коба-Джугашвили» отправился в Питер и что следует его «задержать не сразу, лучше перед отъездом за границу…». Из содержания этого документа ясно, что Джугашвили выступал здесь лишь в качестве источника для агента-провокатора[554], — делают неопровержимый и единственно верный вывод авторы статьи. Из письма Мартынова видно, как скрупулезно соблюдает секретность и конспирацию начальник московской охранки, считающий необходимым предостеречь даже свое начальство на предмет того, чтобы не произошло утечки информации о его агентуре. Так что в данном контексте особенно высвечивается грубо сработанный характер письма Еремина. Сам же провокатор Р. Малиновский, который информировал охранку о встрече и беседе с Кобой, впоследствии, уже перед трибуналом, судившим его в ноябре 1918 года и приговорившим к расстрелу, признал, что выдал Свердлова. Что же касается Сталина, то он показал: «Другой случай с Кобой (Сталиным). Тут я его не выдал, но Белецкий (директор департамента полиции — Н.К.) мне сказал, чтоб я был как можно дальше от Кобы, так как он будет на днях арестован, а он как назло, точно желая меня испытать, терзать и так уж гниющую рану, пришел к нам, а от нас в Калашниковскую биржу, где и был арестован»[555]. Рекомендация Белецкого «как можно дальше держаться от Кобы» имела целью не поставить под удар самого Р. Малиновского в связи с предстоявшим арестом Сталина. И если бы последний действительно был секретным информатором, то полиции не составляло бы труда и ему дать соответствующие рекомендации, чтобы даже по чистой случайности не поставить под удар столь ценного агента, каким являлся Малиновский. Арест же Сталина после контактов с Малиновским мог вызвать в организациях большевиков определенные подозрения. Кстати, впоследствии именно путем такого рода сопоставлений некоторые видные в то время деятели большевистского подполья пришли к выводу о гипотетической и даже вероятной причастности Р. Малиновского к провалам ряда работников и организаций. В качестве своего рода резюме рассмотрения вопроса об отношениях Сталина с царской охранкой хочется высказать следующее. Конечно, каждый имеет безусловное право по-своему относиться к Сталину и соответствующим образом оценивать его деятельность на том или ином историческом отрезке времени. Но это право не включает в себя свободу выносить исторический приговор на основе всякого рода фальсификаций, слухов и домыслов. Как говорится, у Сталина и без того на душе было много грехов, чтобы еще и «вешать на него дохлых собак» в виде версии о тайной работе на царскую охранку. Апологеты этой версии, как может убедиться читатель, не располагают ни одним сколько-нибудь достоверным и неопровержимым фактом, способным подкрепить их позицию. Отсюда вытекает и их тактика фабриковать «факты», сеять сомнения, полагаться на слухи и не заслуживающие серьезного доверия позднейшие свидетельства. Следует отметить еще одну сторону вопроса. Более или менее серьезные и не полностью утратившие чувство объективности исследователи эпохи Сталина и его деятельности признают зыбкость и неубедительность аргументации в защиту версии о сотрудничестве с охранкой. Они исходят из того, что доказательства в пользу этой версии малоубедительны. Однако, вопреки стародавнему принципу права о так называемой презумпции невиновности, они тем не менее не исключают возможности подобного сотрудничества. Мол, представленные документы и аргументы неубедительны, но всякое могло быть, поэтому, де, версия о тайных связях с царской полицией остается в повестке дня. Что можно сказать поэтому поводу? Конечно, исторические оценки и выводы — это не юридический процесс, и категория презумпции невиновности едва ли приложима к оценкам исторических событий и личностей. Здесь совершенно иное поле столкновения интересов и различного рода противостояний. И чем выше ставка в таком противостоянии, тем больше элементов субъективизма, а порой и откровенной тенденциозности. Единственным принципом, который может хоть в какой-то степени предохранить от вынесения неправомерных выводов в исторических оценках, — это строго следовать фактам, объективно интерпретировать их, а не подгонять их под заранее определенную схему. Именно этому принципу я и стремился следовать, рассматривая данную проблему. Наконец, позволю себе сослаться на такого достаточно серьезного специалиста, как профессор истории Массачусетского университета Р. Макнил. (Он, кстати, был редактором 14–16 томов сочинений, которые как бы завершили публикацию прерванного в связи со смертью Сталина издания его произведений). В своей книге о Сталине, касаясь рассматриваемого нами вопроса, он, в частности, пишет: «Нет достоверных документов, свидетельствующих о том, что Коба был полицейским агентом, хотя многие исследователи ищут их в архивах парижского отделения секретной полиции (охранки — Н.К.) — богатом собрании материалов, которые доступны на протяжении многих лет в Гуверовском институте. И тот факт, что полиция арестовала Сталина в 1913 году и сослала его в особо отдаленный район Сибири и не освободила его или не позволила бежать на протяжении всего времени существования режима, все это демонстрирует, что, по крайней мере в этот период, полиция не обращалась со Сталиным, как со своим агентом»[556]. Достаточно определенный, хотя и с некоторыми оговорками, вывод американского исследователя говорит сам за себя. Действительно, зададимся простым вопросом: почему в период, когда власти были особенно обеспокоены нараставшим революционным движением и когда они особенно нуждались в получении максимально полной и достоверной информации о деятельности революционных партий и групп, они не нашли ничего более разумного, как отправить своего чрезвычайно ценного информатора в ссылку? Неужели работники царского сыска были начисто лишены элементарного здравого смысла и расчета? Если им нужно было каким-то образом замаскировать работу Кобы на полицию, скажем, путем демонстративного ареста и высылки, то едва ли для этого был бы избран Туруханский край. Выбраться оттуда, как я уже отмечал, шансов имелось мало. Вполне закономерно сделать заключение, что так со своим ценным агентом могли поступить только законченные идиоты. Причислять к таковым сотрудников царской охранки, памятуя о той широкой сети агентуры, созданной ими в рядах революционных организаций, нет ни малейших оснований. Уже этот довод, основанный не на каких-то умозрительных построениях и маловразумительных предположениях, а на железной и неопровержимой логике, говорит за то, что Сталин не был агентом царской охранки. Всевозможные спекуляции относительно того, что он якобы, говоря, современным полублатным жаргоном, решил «кинуть» своих хозяев и они в отместку за такое поведение упекли его за Полярный круг, на мой взгляд, выглядят, по меньшей мере, несерьезно. У полиции было достаточно средств и способов, чтобы держать под контролем своего давнего и весьма ценного секретного сотрудника. Я попытался осветить лишь некоторые из наиболее существенных вопросов, касающихся данной темы. Из всего изложенного, на мой взгляд, вытекает один бесспорный вывод: Сталин не был агентом царской охранки, хотя в силу своей революционной деятельности неизбежно вынужден был постоянно соприкасаться в той или иной форме с ее сотрудниками. Многочисленные аресты, ссылки и побеги столь тесно и замысловато переплелись в его судьбе, что по прошествии стольких лет нет возможности дать четкий и однозначный ответ на многие стороны его жизни в тот период. Неясности, недоуменные вопросы вполне закономерны при рассмотрении подпольного периода его жизни и деятельности. Сам характер этой конспиративной деятельности уже предполагал наличие тайн и всякого рода мистификаций, к которым прибегал не только он, но и многие другие деятели революционного движения. Будь то большевики или эсеры, меньшевики или националисты из различных окраинных революционных организаций. Все это, как говорится, было. И не могло быть иначе! Однако на базе каких-то сомнительных, малодостоверных и тем более фальсифицированных свидетельств делать заключение о причастности Сталина к работе на царскую охранку, нет никаких оснований. Позволю себе сделать еще одно замечание по данному сюжету. Как известно, в годы правления Сталина был организован ряд широкомасштабных политических процессов. В их ходе видным деятелям партии большевиков предъявлялись всякого рода обвинения вплоть до заговора с целью свержения Советской власти, шпионажа в пользу иностранных разведок и т. д. Некоторым обвиняемым, к тому же предъявлялись обвинения в сотрудничестве с царской охранкой. Делалось это с заведомой целью провести прямую параллель между борьбой против политики Сталина со службой на полицию старого режима. Я не буду сейчас вдаваться в детали и рассматривать вздорность или обоснованность такого рода обвинений. Это станет предметом специального рассмотрения во втором томе мой работы. Здесь же мне хочется заметить, что с позиций простой осторожности, если бы у Сталина были какие-либо грехи по части работы на охранку, он, по всей вероятности, не стал бы специально делать акцент на том, что некоторые его противники имели связи с полицией. Тем более делать этот вопрос предметом открытого судебного разбирательства. Инстинкт самосохранения и осторожности подсказывал бы ему иное решение: не акцентировать внимание на данном вопросе. Думается, что отмеченный момент также может служить дополнительным, правда, косвенным аргументом в пользу точки зрения, которую я отстаиваю. Эту главу хочется закончить таким замечанием: у Сталина как партийного и государственного деятеля и без того достаточно грехов, а порой и преступных деяний, чтобы вешать на него еще и высосанное из пальцев обвинение в сотрудничестве с полицией. Но некоторые продолжают мусолить эту тему, преследуя очевидные и однозначно неблаговидные цели. Маскируется же все это разглагольствованиями о стремлении установить историческую правду. Причем широко используется весьма примитивный, но достаточно эффективный метод: если нет возможности доказать данную версию, то, на худой конец, достаточно посеять сомнения, бросить лишний ком грязи на эту фигуру нашей истории. Мертвые, как известно, отмываться от подобной грязи не способны. Хотя приходит на память и другое высказывание, сказанное, правда, по другому поводу великим русским князем Святославом: «мертвые сраму не имут.» Примечания:5 Лев Троцкий. Портреты революционеров. М. 1991. С. 59. 51 Так, Л. Троцкий, И. Дойчер — один из солидных западных биографов Сталина, Троцкого и Ленина, (с которым мы еще будем возможность сталкиваться в дальнейшем), Р. Такер — автор фундаментальной трехтомной биографии Сталина, английский автор И. Грей пишут о том, что Иосиф был четвертым ребенком в семье Джугашвили. Д. Волкогонов в своей известной работе, посвященной Сталину, пишет, что «из троих сыновей Михаил и Георгий, не прожив и года, скончались, остался лишь Сосо (Иосиф).» Дмитрий Волкогонов. Сталин. Политический портрет. М. 1996. Книга 1. С. 37. Разноголосица по этому вопросу, очевидно, объясняется тем, что все эти авторы использовали различные источники (а таковыми являлись преимущественно воспоминания), а не документальные материалы, которых нет, хотя, как мне представляется, в соответствующих метрических записях в церковных книгах могут содержатся эти данные. Однако для политической биографии Сталина все это или не имеет существенного значения, или является малозначимым фактом, никак не повлиявшим на формирование его как личности. С другой стороны, эти факты свидетельствуют о том, что жизненные условия, в которых обитал Иосиф, были суровыми и в них не так-то просто было даже просто выжить. 52 «Шпион». Альманах писательского и журналистского расследования. 1993 г. № 2. С. 40. (В дальнейшем «Шпион»). 53 «Заря Востока». 8 июня 1937 г. 54 См. Ian Grey. Stalin. p. 9. 55 Детство и юность вождя. С. 26. 515 Лев Троцкий. Сталин. Т. 1. С. 85. 516 Ronald Hingley. Josepf Stalin: Man and Legend, p. 36–37. 517 «Независимая газета». 21 декабря 1996 г. 518 Там же. 519 По материалам департамента полиции, по отчетам Бакинского охранного отделения установлено, что под этой кличкой работал Ериков Николай Степанович, крестьянин Тифлисской губернии, рабочий, проживавший нелегально по паспорту Бакрадзе Давида Виссарионовича. Он состоял секретным сотрудником Бакинского охранного отделения с апреля 1909 г. по 1917 г., давал сведения по РСДРП. Получал вознаграждение от 35 до 50 руб. ежемесячно. Он состоял в партии с 1897 г. В 1906 г. был членом комитета одной из городских организаций. В 1909 г. вошел в состав Балаханского комитета. В 1910–1913 гг. он освещал работу Бакинского, Балаханского, Сураханского комитетов социал-демократов. Он сообщил о приезде в Баку руководителя Тифлисской организации Ноя Жордания, а также отдельных известных ему лиц (в том числе и Джугашвили), принимавших участие в работе социал-демократических организаций (См. Б.И. Каптелов, З.И. Перегудова. Был ли Сталин агентом охранки? «Вопросы истории КПСС» 1989. № 4. С.98.) 520 Виктор Джанибекян. Провокаторы. Воспоминания, мысли и выводы. М. 2000. С. 44. 521 Там же. С. 45. 522 Там же. 523 Дело провокатора Малиновского. М. 1992. С. 108. 524 Большевики. Документы по истории большевизма… С.7. 525 См. Перегудова З.И. Источник изучения социал-демократического движения в России (Материалы фонда департамента полиции) «Вопросы истории КПСС» 1988 г. № 9. С. 96. 526 В.И. Ленин. Полн. собр. соч. Т. 4. С. 194. 527 Там же. Т. 7. С. 17. 528 Центральный государственный исторический архив СССР в Москве. 529 Б.И. Каптелов, З.И. Перегудова. Был ли Сталин агентом охранки?. «Вопросы истории КПСС». 1989 г. № 4. С.91. 530 Н.С. Хрущев. Воспоминания. Т. 1. С. 184. 531 О.В. Хлевнюк. Сталин и Орджоникидзе. Конфликты в Политбюро в 30-е годы. М. 1993. С. 116. 532 Анри Барбюс. Сталин. Человек, через которого раскрывается новый мир. С. 353. 533 Ф.Д. Волков. Взлет и падение Сталина. М. 1992. С. 20. 534 Ф.Д. Волков. Взлет и падение Сталина. С. 34. 535 Был ли Сталин агентом охранки? Сборник статей, материалов и документов. М. 1999. С. 6–7. 536 Провокатор. Правда о революционном терроре в России. Л. 1991. С. 139. 537 Деятели СССР и Октябрьской революции. Автобиографии и биографии. Часть III. С. 15. 538 Там же. Часть II. C. 82. 539 А.В. Островский. Кто стоял за спиной Сталина?. С. 475. 540 А.В. Островский. Кто стоял за спиной Сталина?. С. 465. 541 Цит. по Виктор Джапибекян. Провокаторы. С. 47. 542 Лев Троцкий. Сталин. T. I. С. 62. 543 Цит. по Дело провокатора Малиновского. С. 53. 544 В кадрах НКВД он фигурировал также под псевдонимом Л.Л. Никольский. Настоящая фамилия Фельбинг Лейба Лазаревич. В 30-х годах был нелегальным резидентом советской разведки в ряде стран Западной Европы. Имел звание майора госбезопасности, чин — равнозначный генералу в армии. В июле 1938 года стал невозвращенцем. Жил в США. Выступал со статьями, разоблачающими сталинский режим, на базе которых и была издана его книга «Тайная история сталинских преступлений». В России она вышла на русском языке в 1991 году под тем же названием. 545 Цит. по книге Был ли Сталин агентом охранки? С. 35. 546 Вождь. Хозяин. Диктатор. Сборник. М. 1990. С. 318–319. 547 Цит. по книге Был ли Сталин агентом охранки? С. 35. 548 Надо сказать, что в утверждениях относительно единоличного решения Р. Малиновского о кооптации Сталина в состав членов ЦК А.Орлов не одинок. В ряде публикаций, посвященных Сталину, в том числе и биографиях последнего, написанных некоторыми западными советологами, эта версия также получила «права гражданства». Причем ссылаются на некую договоренность между Лениным и Малиновским во время Пражской конференции, согласно которой ввиду сложных условий нелегальной работы в России последний наделялся правом кооптировать в состав ЦК отдельных партийных активистов. Между тем давно и хорошо известно, что Пражская конференция приняла по данному вопросу следующее решение: «Предоставить право кооптации простым большинством без ограничения количества кооптированных... Выбирается ЦК тайной баллотировкой...» (См. Москалев М. Бюро Центрального Комитета РСДРП в России. С. 193.) Решение о кооптации Сталина и И.С. Белостоцкого было принято на заседании вновь избранного ЦК в Праге. Там же. С. 194). Все это — общеизвестные факты, которые, однако, не мешают некоторым авторам безапелляционно утверждать, что именно Малиновский ввел Сталина в ЦК большевистской партии. 549 Б.И. Каптелов, З.И. Перегудова. К спору о «Кобе» Джугашвили и «Фикусе». Статья помещена в сборнике Историки отвечают на вопросы. Выпуск 2. М. 1990. С. 174. 550 Б.И. Каптелов, З.И. Перегудова. К спору о «Кобе» Джугашвили и «Фикусе». Статья помещена в сборнике Историки отвечают на вопросы. Выпуск 2. С. 176–180. Этой же проблеме посвящена во многом идентичная статья этих же авторов в журнале «Вопросы истории КПСС». 1989 г. № 4. С. 90–98. 551 Цит. по фотокопии записки, воспроизведенной в книге А.В. Островского «Кто стоял за спиной Сталина?». 552 George F. Кеnnаn. Russia and the West under Lenin and Stalin. Boston — Toronto. 1961. p. 246. 553 Б.И. Каптелов, З.И. Перегудова. К спору о «Кобе» Джугашвили и «Фикусе». С. 181–182. 554 Там же. С. 182. 555 Дело провокатора Малиновского. С. 145–146. 556 Robert Н. Me Neal. Stalin. Man and Ruler. L. 1988. p. 17–18. |
|
||