Классы и способы производства Мы подходим сейчас к ключевому момен...

Мы подходим сейчас к ключевому моменту, пункту, в котором против нас поворачиваются все иллюзии, в котором все идеалисты, увриеристы, индетерминисты и защитники личности сбросят свои маски, выкрикнув в один голос аргумент, который они носят в сердце с самого начала, который контрреволюция внедрила в миллионы голов, и который они с торжествующими нотками в голосе бросят нам в лицо: «Но в России, дорогой мой, нет больше капиталистов!». Вся троцкистская конструкция зиждется на этой неоспоримой и в то же время ложной очевидности. В России, после Октябрьской революции 1917 года, нет более «буржуазии». Этот жалкий, набивший оскомину, аргумент повторяется на все лады торжествующим оппортунизмом уже сорок лет и, кажется, не исчерпал еще своего воздействия. Это аргумент публичных собраний и книг академиков, преображение и апофеоз русского империализма. «У нас в Советском Союзе, где нет больше капиталистов…», «у нас, где ликвидирована эксплуатация человека человеком», — таков беспрестанный лейтмотив контрреволюции. Тот факт, что в России нет больше частных собственников крупных средств производства в промышленности, служит неисчерпаемой базой для бесконечных всякого рода анти-марксистских спекуляций, которые все опираются на обычные идеалистические суеверия и которые противостоят непоколебимой материалистической доктрине.

В «Капитале» Маркс расправился со всей вульгарной критикой капитализма, направляемой теми, кто не является его непримиримыми врагами и даже зачастую оправдывает его существование под видом его критики. К числу примеров подобной вульгарной критики следует отнести ту, которая упрекает капиталиста в чрезмерном потреблении и ту, которая обвиняет его в навязывании своей воли трудящимся «антидемократическими методами».

Прежде всего, как человек из плоти и крови, капиталист живет за счет своего капитала.

«Поэтому, поскольку вся деятельность капиталиста есть лишь функция капитала, одаренного в его лице волей и сознанием, постольку его собственное личное потребление представляется ему грабительским посягательством на накопление его капитала; так в итальянской бухгалтерии личные расходы записываются на стороне дебета капиталиста по отношению к его капиталу».

((К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, т.23, стр.606))

Капиталист — это не человек с огромным животом и сигарой в зубах, и тот, кто попытался бы доказать существование капитализма в России ссылаясь на чрезмерные расходы директоров доказал бы только свое полное незнание марксизма. Классовая доктрина сухо замечает: чем больше капиталист потребляет, тем меньше он капиталист. Чем больше он капиталист, тем меньше он потребляет. Тех китайских теоретиков, которые пытаются доказать свою марксистскую чистоту противопоставляя умеренность директоров предприятий своей страны расточительству новых советских царей, можно, следовательно, лишь упрекнуть в наивности.

Для марксизма очевидно: капиталист есть лишь агент социального механизма. Капиталист не только является настоящим капиталистом лишь тогда, когда он осуществляет накопление, но еще и только тогда, когда он доводит свое дело до конца, подавляя свои личные прихоти и стремясь познать и наилучшим образом соблюсти законы, вытекающие из конкуренции различных капиталов.

«Лишь постольку, поскольку капиталист есть персонифицированный капитал, он имеет историческое значение и…историческое право на существование».

((К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС, т.23; стр.605))

Свобода капиталиста есть лишь осознание им необходимости накопления капитала.

«Кроме того, развитие капиталистического производства делает постоянное возрастание вложенного в промышленное предприятие капитала необходимостью, а конкуренция навязывает каждому индивидуальному капиталисту имманентные законы капиталистического способа производства как внешние принудительные законы. Она заставляет его постоянно расширять свой капитал для того, чтобы его сохранить, а расширять свой капитал он может лишь посредством прогрессирующего накопления».

((там же, стр. 606))

Капиталист, следовательно, не является жуиром и угнетателем, как это представляют себе мелкие буржуа, или даже если они таков, то лишь в силу действия определенного социального механизма. Сущность капиталиста ни в коей степени не определяется обладанием прав собственности. Следуя материалистическим посылкам своей доктрины, Маркс показывает, что не сознание капиталистов создает общественные законы, а наоборот, законы рыночной экономики создают и капиталистов и их сознание.

Новообращенные любители «левых» тирад против «жирных котов» и «финансовых феодалов» всегда бывают очень удивлены, когда им случается перелистывать «Капитал». Они ожидали на первых же страницах встретить главных действующих лиц: с одной стороны — рабочего в деревянных башмаках, униженно мнущего в руках свой берет, с другой — пузатого капиталиста, полного высокомерия и с сигарой во рту. Они, может быть, ожидали увидеть два класса выстроившихся в боевом порядке и занявших исходные позиции. Ничего подобного. «Капитал» — книга весьма абстрактная, первый отдел которой называется «Товар и деньги» и которую можно прочитать до конца не обнаружив в ней определения классов как групп индивидуумов.

Маркс начинает не с выделения различных групп индивидуумов и рассмотрения затем их борьбы за распределение общественного продукта. Как материалист он знает, что индивидуумы не определяют материальные условия своего существования, а, напротив, узко детерминированы последними. Следовательно, прежде всего он изучает материальные условия существования индивидов; он определяет производственные отношения. В соответствии с уровнем своего развития, различные общества функционируют вполне определенным способом, независимо от сознания, которым обладают (или не обладают) отдельные индивидуумы. И это функционирование налагается как необходимость не только на эксплуатируемых, но и на эксплуататоров, не только на отдельных индивидуумов, но и на последовательный ряд поколений существующих классов. Именно это Маркс называет способом производства.

Исторический материализм не уделяет много времени таким понятиям, как «воля» капиталистов или «антидемократический» дух бюрократии. Он показывает, как зарождаются и в исторической последовательности сменяют друг друга различные способы производства, управляемые определенными законами, которые он тщательно изучает. Он не довольствуется тем, что говорит о том, что капитализм есть эксплуатация человека человеком, хотя это и превосходная агитационная формула, ибо это общая характеристика различных способов производства, которые следуют друг за другом со времени разложения первобытного коммунизма и, следовательно, не позволяет их отличить друг от друга. Маркс четко показал, как эта эксплуатация осуществляется при капиталистическом способе производства, установил и разобрал по частям ее основные механизмы: капитал, наемный труд, прибавочная стоимость, процентная ставка, земельная рента. Он не говорит только, что коммунизм — это ликвидация частной собственности на средства производства (формула, бесстыдно эксплуатируемая контрреволюцией), он уточняет также, что коммунизм — это ЛИКВИДАЦИЯ НАЕМНОГО ТРУДА.

Отношения собственности эволюционируют вместе с производственными отношениями. Мы различаем четыре типа собственности совместимые с капитализмом: индивидуальная собственность, кооперативная, акционерная, государственная. Так как капитал концентрируется беспрерывно на протяжении всей истории капитализма, вполне логично, что современные крупные средства производства подталкивают к возникновению ассоциаций капиталистов и, в конечном счете, требуют вмешательства государства. Это не составляло никакой тайны для Энгельса, который часто уточнял, что огосударствление средств производства само по себе не содержит ничего социалистического:

«Противодействие мощно возрастающих производительных сил их капиталистическому характеру… вынуждает класс самих капиталистов все чаще и чаще обращаться с ними… как с общественными производительными силами. Как периоды промышленной горячки…, так и самые крахи, разрушающие крупные капиталистические предприятия, приводят к такой форме обобществления больших масс средств производства, какую мы встречаем в различного рода акционерных обществах… на известной ступени развития становится недостаточной и эта форма: государство как официальный представитель капиталистического общества вынуждено взять на себя руководство указанными средствами производства и сообщения».

Энгельс продолжает по адресу будущих усовершенствователей марксизма:

«Если кризисы выявили неспособность буржуазии к дальнейшему управлению современными производительными силами, то переход крупных производственных предприятий и средств сообщения в руки акционерных обществ и в государственную собственность доказывает ненужность буржуазии для этой цели. Все общественные функции капиталиста выполняются теперь наемными служащими».

((К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, т.23, стр.288–289))

В «Капитале» Маркс рассказывает историю о разорившихся капиталистах, которые возвращаются на свои бывшие хлопчатобумажные фабрики в качестве управляющих и получают директорское жалованье. Из этого факта он даже извлекает аргумент для того, чтобы показать, что прибавочная стоимость или, точнее, прибыль, реализованная индивидуальным капиталом, вовсе не является вознаграждением, получаемым за какие-то «исключительные способности» капиталиста, которые на определенных условиях обмениваются на директорскую зарплату, размеры которой довольно скромны. Капитал не является капиталистом; в XIX веке это доказывается самим развитием промышленности, которое выявило различие между собственностью и функциями управления, о чем ранее было сказано в «Коммунистическом Манифесте» 1847 г., и чего троцкисты так никогда и не поняли.

Теперь, после благотворного обращения к классикам, вернемся к вышеупомянутому вульгарному аргументу: «в России не существует больше капиталистов, поскольку там уничтожена частная собственность на средства производства». Будем надеяться, что наш оппонент позволит не согласиться с ним в этом пункте и напомнить, что колхозники, которые представляют немалую часть населения страны, владеют приусадебными участками, часть продуктов которых они потребляют, что представляет собой докапиталистическую форму производства. В той мере, в какой колхозники выносят продукты своего труда на рынок, они являются также мелкими индивидуальными товаропроизводителями, таковыми они являются также и потому, что работают в сельскохозяйственном кооперативе, колхозе, хотя они и используют при этом ассоциированный труд. Кроме того, частная собственность на средства производства существует в кустарном производстве и в мелкой торговле. Наконец, необходимо напомнить о существовании временных подрядных организаций, в частности в строительстве. Теперь, правда, мы должны признать, что частной собственности на средства производства не существует в крупной промышленности. Это факт. Но делать из этого вывод, что не существует более ни классов, ни капитализма — это контрреволюционная теория.

Не упразднение капитала заменяет капиталистов наемными директорами, а его развитие. Даже если бы русская промышленность была бы гораздо более развитой, чем она является сегодня, даже если бы перестал существовать кооперативный сектор экономики и не было бы никакой частной собственности на средства производства, капитализм, тем не менее, не исчез бы. Даже если бы все директора предприятий стали бы наемными работниками, капитал все равно не прекратил бы своего существования. Общество, состоящее исключительно из лиц наемного труда, есть чисто капиталистическое общество. Такое общество, без всякого сомнения, есть фикция, но фикция научная и настолько неоригинальная, что она появилась уже в 1844 году в рукописях будущего автора «Капитала».

«Даже равенство заработной платы, как его требует Прудон, имело бы лишь тот результат, что оно превратило бы отношение нынешнего рабочего к его труду в отношение всех людей к труду».

((К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, т.42, стр.98))

Следовательно, ни превращение хозяев предприятий в наемных директоров (констатируемое в России), ни даже установление равной заработной платы (или его троцкистский эквивалент, «ликвидация привилегий советской бюрократии») не означает (или не означало бы) исчезновение капитала.

Ко всем тем, кто убежден в обратном, даже в ином контексте, чем концепция Прудона, применима критика Маркса: «В этом случае общество мыслилось бы как абстрактный капиталист» (там же). В реальном коммунистическом обществе, т. е. в обществе преодолевшем общественное разделение труда, характерное для общества буржуазного (какова бы ни была структура каждого отдельного класса в определенный момент своего развития), материальные условия, из которых возникают обмен, стоимость, наемный труд и т. д. исчезают и сами по себе становятся невозможными. Предположить, что общество, в котором, как в России, данные категории продолжают существовать, может преодолеть буржуазное разделение труда (или, что то же самое и чего господа троцкисты, однако, не знают, что исчезновение класса «частных собственников на средства производства» имеет значение решающего изменения общественного разделения труда) — это то же самое, что спутать «абстрактный капитализм» с социализмом. «Капитализм», поскольку таковым, неизбежно, является общество, в котором продолжают существовать буржуазные производственные отношения (стоимость, заработная плата, прибыль — это производственные отношения, а не «инструмент», который можно было бы использовать на похвальные, «социалистические», цели, но и это господам троцкистам не ведомо!). Но капитализм «абстрактный», поскольку материальные условия для этих отношений при этом отсутствуют.

Не «новая» истина, которую марксизм окончательно установил в XIX веке заключается в том, что в условиях реального капитализма «необходимость предварительно превратить продукт или деятельность индивидов в форму меновой стоимости, в деньги»[2] вытекает из факта, «что их производство не является непосредственно общественным, не представляет собой продукт ассоциации, распределяющей труд среди своих членов» (К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, т.46, ч. I, стр.101), или, другими словами, вытекает из разделения общества на классы, что всегда было лишь другим вариантом выражения буржуазного разделения труда (которое включает в себя противоречие между умственным и физическим трудом, также как имежду городом и деревней). Каждый, кто, констатируя существование в России обмена, денег, заработной платы и т. д., упрямо изучает юридические нормы, которые в ней действуют, а также пирамиду доходов, чтобы успокоить себя насчет возможной опасности «возврата к капитализму» вследствие того, что «бюрократии» удалось бы «создать социальную базу своего господства» (!) поступают точно таким же способом как те неграмотные, которые, наблюдая величественную смену дня и ночи, тем не менее спрашивают беспокойно людей, которые ходили в школу, насколько обоснована вера во вращение Земли. Троцкистской теории, которая видит в «восстановлении частной собственности на средства производства» единственную возможность «возврата к капитализму», мы противопоставляем тезис о том, что капитализм никогда не исчезал (и не мог исчезнуть) в этой стране, и что капитализм определяется производственными отношениями, а не нормами права.

Определение капитализма как «частной собственности на средства производства» — это диалектическое дополнение к определению социализма как обобществления наемного труда, которое как мы только что видели, Маркс отрицал. Основанием для этого является не только то, что наемный труд обобществляется именно по мере исчезновения частных собственников. Оно заключается в том, что это определение и эта концепция вытекают из той самой нематериалистической и недиалектической концепции истории и экономики, которая, что так хорошо было показано Марксом, с одной стороны «персонифицируетвещи», а с другой — «овеществляет отношения между людьми».

«Персонификация вещей». В марксистской теории «частный капиталист» является лишь агентом, инструментом (исторически обреченным, как показывает вся современная эволюция) капитала: в перевернутом восприятии идеологии вообще и троцкистской идеологии в частности, наоборот, именно капитал низведен до роли просто инструмента, которым пользуется капиталист, чтобы утолить свои властные аппетиты и жажду наживы; двигателем капитализма при этом была бы психология, свойственная классу буржуазии (которая в действительности и в марксистской теории сама должна быть объяснена и может быть объяснена только в связи с развитием производительных сил и производственными отношениями, которые из него вытекают и которые были установлены независимо от «воли» людей вообще и от «воли» господствующего класса в частности); и если класс буржуазии, в качестве «класса частных владельцев средств производства», исчезает, двигатель перестает работать! И, если, экономика, тем не менее, продолжает функционировать, то именно потому, что старый двигатель был заменен на совершенно новый!

«Овеществление отношений между людьми». В действительности и согласно марксизму товар и деньги являются результатом определенных отношений между людьми в процессе производства, «которые устанавливаются посредством вещей» («вещи», такие как средства производства, включая людей, — те, которые имеются в наличии в данную эпоху). В перевернутом видении идеологии, товар и деньги сами по себе являются «вещами»; соответствующими естественным и неизменным потребностям; тогда заработная плата и прибыль являются не тем, что они есть на самом деле — производственными отношениями, которые в будущем должны исчезнуть, но вечными категориями любого способа производства.

Это факт, что социальные условия, которые сделали возможным развитие новой экономики капитализма, начиная с простого товарного производства, были исторически основаны на существовании класса, лишенного средств существования, с одной стороны и класса частных владельцев товаров и денег — с другой. Но столь же неоспоримым фактом является то, что развитие этой новой экономики сопровождается широкой деприватизацией собственности (акционерные общества, национализированные предприятия), которая является простым юридическим отражением концентрации производства и того, что сам Маркс не колеблясь назвал «обобществлением», в экономическом смысле, производительных сил. Было бы странным, если бы «реальное движение общества» (которое Маркс четко поставил себе целью описать в «Капитале» и которое видит не только разрушение нерыночной экономики, но и разорение мелких производителей, возникновение различных категорий промышленного пролетариата, рождение новых слоев класса наемных работников, связанных с новыми функциями государства в странах передового капитализма) не оказало бы воздействия в области права, чтобы «государственная собственность» не оказалась бы в конце концов юридической формой наилучшим образом отвечающей либо развитию производительных сил, слишком больших для частной инициативы, в развитых капиталистических странах, либо особым условиям страны, откуда, как из России, буржуазия сбежала вследствие революции и где марксистская партия не могла терпеть «социалистической предприимчивости» русских рабочих, но чувствовала себя обязанной, используя средства централизованного государства, встретить лицом к лицу чрезвычайные проблемы реконструкции разоренной экономики в масштабах огромной территории, задача, которая могла быть определена самим Лениным как «социалистическая» только в политическом смысле этого термина (и так как это была партия, считавшая себя пролетарской, которая смело видела перед собой перспективу — которую позже будут отрицать могильщики большевизма — борьбы за мировую революцию), но которая не ставилась и не могла быть поставлена в смысле экономическом, как об этом, при всех неизбежных и досадных терминологических колебаниях, ярко свидетельствует вся деятельность Ленина.

Чтобы разрешить вопрос о «природе СССР», при размышлении над которым угасло несколько поколений троцкистов, так и не сумев дать ему удовлетворительного решения не только в глазах «высокой теории», но даже просто с точки зрения политической реальности и элементарного пролетарского инстинкта, у нас нет никакой нужды в разрешении неразрешимых вопросов поднятых учеными-социологами, которые забывают не только о том, что социальная реальность намного шире их книг, но и о том, что она не соизволяет становиться неподвижной из-за того, что им очень хочется ее сфотографировать. Нам достаточно (после констатации существования в так называемом «социалистическом лагере» капиталистических производственных отношений) констатировать, что там существует также и классовая борьба. Напомним этим господам, которые не понимают, что упразднение капитализма не может быть делом «народного» государства, говорящего языком мира и «честной» торговли, но лишь диктатуры пролетариата, пример, взятый из истории самого недавнего прошлого. В декабре 1970 г. в Польше мы увидели возмущение рабочих Балтийской судоверфи, вставших лицом к лицу с государством и его полицией. Они только протестовали против снижения заработной платы, но им противостоял не только корпус «социалистических» директоров… которые желали «повысить производительность труда», не только массы мелкого католического крестьянства, но и весь политический аппарат государства, его регулярная армия и полиция, а за всем этим (в случае, если бы дело зашло слишком далеко) армии мирового капитала. Перед лицом этих фактов социологический педантизм начинает придираться: «Нужно различать понятия. Бюрократия — это не класс!» Мы далеки от намерения доказывать, что бюрократия это класс. Мы попросту и в общих чертах говорим, что точно также, как присутствие капиталистических «категорий» доказывает существование капитала, классовая борьба доказывает, что общество имеет классовую структуру. И тем хуже для тех «борцов за рабочее дело», которые не удовлетворяются подобным доказательством.