Т. П. Кудрявцева

ОЧЕРК ИСТОРИИ

МОСКОВСКОЙ АРХИТЕКТУРЫ

XV–XVIII веков

Планировку Москвы можно сравнить с разрезом могучего дерева: сколько колец, столько и лет дереву. Так и Москва. Но ее кольца вырастали не каждый год. Однако, как и в дереве, чем ближе к границе, тем толще сердцевина между ними.

Небольшой поселок притулился на вершине крутого Боровицкого холма над рекой Москвой. Поселок обнесли деревянной стеной, и весь он был деревянный. Потом он окреп, расширился, старые деревянные стены заменили белокаменными, поселок превратился в крепость. В конце XV века вместо обветшавших каменных стен поставили мощные кирпичные стены и башни, и Московский Кремль занял уже все пространство холма.

У его стен вырос городской посад, заселенный торговым и ремесленным людом. В первой половине XVI века вокруг него возвели каменные стены; возникло второе кольцо — Китай-город. В конце того же века городской посад перешагнул эти стены, и новые районы пришлось опять окружить новыми стенами. Так появилось третье кольцо — Белый город. А спустя всего несколько лет построили четвертое кольцо укреплений — Земляной город, надолго определивший границы Москвы. Но город рос, и после окончания Отечественной войны 1812 г., когда Москва получила новый проект планировки, ее границы расширили, построив пятое кольцо — Камер-Коллежский вал.

Вторая половина XIX века отмечена бурным развитием капитализма в России. В это время растет число промышленных предприятий, прокладываются железные дороги. В Москве появляются первые железнодорожные вокзалы, которые надо было соединить между собой грузовой веткой. Была проведена Окружная железная дорога — шестое кольцо, служившее вплоть до 1961 г. границей города.

Прошли десятилетия. Над страной отгремели бури революции и войн. Москва стала столицей первого в мире социалистического государства. И к 1961 г. она далеко перешагнула свои старые границы; было создано седьмое кольцо — автострада в 109 километров длиной, которая опоясала 884,6 квадратного километра городской территории.

Далее вокруг Москвы протянулась широкая лесозащитная полоса, сливающаяся с необозримыми просторами среднерусских земель.

Если мысленно проложить еще одно кольцо радиусом около 300 километров от Москвы, то в него войдут ближние города: на севере — Ярославль, на северо-востоке и востоке — Ростов Великий, Переславль-Залесский, Владимир, Боголюбово, Суздаль, Юрьев-Польской — древние города, в которых и надо искать изначальные корни архитектуры Москвы.

Рост территории Москвы и ее укрепленных стен (к началу XVII века их длина составляла 23 км) явился как бы материальным воплощением роста ее могущества. Нужен был такой географический, экономический и политический центр, вокруг которого можно было бы собрать разрозненные русские земли в единое сильное централизованное государство. Волею истории таким центром становится Москва. С XIV века владимиро-суздальский период в русской истории сменяется московским, и страна на долгие века получает название Московской Руси.

Одним из первых каменных сооружений Москвы являются белокаменные стены Кремля, построенные в 1367 г. при Дмитрии Донском. Они сменили старые дубовые стены Ивана Калиты и почти достигли теперешних границ первого укрепленного пояса. Но еще до их возведения в Московском Кремле уже были каменные постройки. Все они сгруппировались на Соборной площади. Это первый Успенский собор (1326–1327), церковь Иоанна Лествичника "под колоколы" (1329), служившая также дозорной башней, соборы Спаса "на бору" (1330) и Архангельский (1333). На западной стороне площади находились дворцовые здания и за ними Спасский монастырь с каменной церковью. Все эти каменные здания, расположившиеся на вершине Боровицкого холма, доминировали над низкой деревянной застройкой внутри Кремля и посада, раскинувшегося за его стенами.

Представление об архитектуре этих ранних, несохранившихся каменных сооружениях Москвы дают результаты археологических раскопок, изображения на иконах и скупые летописные описания. Так стало известно, что первый Успенский собор был четырехстолпным трехапсидным однокупольным храмом с тремя притворами. К одному из них примыкала усыпальница, образующая на восточной стороне четвертую апсиду. Московский Успенский собор повторял в плане собор Юрьева-Польского (1230–1234), имеющего такие же притворы и усыпальницу.

Другим примером продолжения традиций домонгольского зодчества в московской архитектуре XIV века служит не сохранившийся до наших дней собор Спаса "на бору". О его архитектуре можно судить по перестройке XVIII века, когда были точно воспроизведены первоначальные формы собора. Это был тоже четырехстолпный трехапсидный однокупольный храм. Столбы, поддерживающие купол, имели крестообразную форму, а древние камни наружной кладки были покрыты плоским резным орнаментом. Уже в этом раннем каменном сооружении был применен перспективный портал, известный нам по порталам владимирских Успенского и Дмитровского соборов. Таким образом, и этот пример свидетельствует о непрерывности процесса развития древнерусского зодчества, пронесшего через страшные века татаро-монгольского засилья свои национальные традиции.

Постепенное объединение русских земель вокруг Москвы, повышение ее роли как центра русской государственности оказало огромное влияние на дальнейшее развитие русской культуры. Москва не только наследует все накопленное, но и становится центром развития духовной жизни народа. В искусстве архитектуры этот период отмечен поисками новых художественных и технических средств.

К простым плановым и объемным композициям, воспринятым московскими мастерами от древних мастеров домонгольской Руси, прибавились новые архитектурные формы: килевидные очертания порталов и закомар, ярусы кокошников, шлемовидные купола, затем перешедшие в луковичные. В интерьерах раннемосковских церквей, за исключением звенигородского собора "на Городке", исчезают хоры.

Сообразно с общим развитием культуры в Московском государстве приобретает другие формы монументальная живопись и, что очень важно, энергично развивается станковая живопись. Творчество великого русского художника Андрея Рублева проникнуто глубоким гуманизмом, и в его произведениях уже ощущаются черты реализма. Этот великий мастер и его ученики явились создателями московской живописной школы конца XIV — начала XV века.

Уже в раннем московском зодчестве намечается тенденция к преодолению технической отсталости, вызванной прекращением каменного строительства во время татарского ига-. Скромные экономические возможности Москвы, отсутствие опыта в строительстве крупных зданий определили их небольшие размеры, так же как кладку стен из белого камня, которого было много в ближних окрестностях Москвы. Новое, что вносят московские зодчие этого времени, — появление ступенчатых арок, получивших форму килевидиых кокошников, окружающих центральный барабан. Это было выдающимся конструктивным приемом, сразу определившим своеобразное лицо московских сооружений XIV — середины XV века. В качестве примера можно назвать древнейшие из дошедших до наших дней храмов: Успенский собор "на Городке" в Звенигороде (1399), собор Саввино-Сторожевского монастыря (1405), собор Троице-Сергиева монастыря (1422–1423). Эти архитектурные сооружения целиком принадлежат раннемосковской школе зодчества.

В Москве от этого времени сохранился Спасский собор Андроникова монастыря (1410–1427) — одно из лучших произведений архитектуры Москвы первой половины XV века. В его строительстве, судя по преданию, принимал участие Андрей Рублев.

С конца XIV — первой половины XV века началось становление московской архитектуры. Скромное раннемосковское зодчество приобретает черты величавости: архитектурные сооружения своим обликом утверждают идею объединения русских земель; введение нового строительного материала — кирпича — способствует усилению пластической выразительности зданий.

К этому времени относятся и первые известия о строителях, которых в то время называли «предстатели», "нарядчики". Среди них известные по летописям братья Ховрины и Василий Дмитриевич Ермолин, внесшие большой вклад в зодчество Москвы.

Для московской архитектуры того времени характерно применение народных мотивов в декоративном убранстве фасадов. Среди декоративных элементов внешнего убранства: поребрик — ряды кирпича, положенного или поставленного ребром к лицевой поверхности стены; бегунец — ряды, сложенные из треугольных лекальных кирпичей с заглублениями через один, напоминавшие зубчики вышитых полотенец или подзоры деревянных крыш; ряды полукруглых арочек и прямоугольных углублений размером в половину кирпича. Московские зодчие использовали и более сложные узоры, применяли терракотовые балясины, «красные», т. е. неглазурованные, и цветные изразцы, которые вставлялись в углублениях на фасадах.

Полосы узорной кладки украшали верхние части стен, верхи апсид и барабанов, отмечали конструктивные границы между стенами и покрытиями. Расположенные ярусами килевидные закомары с выполненными из кирпича профилями, такого же очертания перспективные порталы со сложными капителями и бусинами в середине портальных колонок, кирпичная и терракотовая орнаментика, появляющиеся подклети и неотделимые от них крыльца, террасы-паперти на аркадах — все эти приемы и формы придавали своеобразие московскому зодчеству. Оставаясь в канонических рамках плана, тесно связанного с религиозным обрядом, московские храмы XV — начала XVI века постепенно обретали свой неповторимый облик. Народные мастера вкладывали в свои произведения свое понимание красоты и свои строительные приемы.

В качестве примера, иллюстрирующего московское зодчество второй половины XV века, можно указать на прекрасно сохранившуюся церковь Ризположения в Кремле (1485–1486), отличающуюся изысканностью и чистотой пропорций.

К этому же времени относится и Духовская церковь Троице-Сергиевой лавры (1476). Она является одним из первых такого рода церковных зданий, затем бытующих в московской архитектуре на протяжении веков. Мастера, возводившие Духовскую церковь, между сводами перекрытий и световым барабаном поместили вышку-звонницу с открытыми арочными проемами. Оригинальное завершение храма явилось результатом поисков московских зодчих, создавших новый тип церковного здания — так называемой церкви "под колоколы". Стены церкви украшены узорными поясами не как обычно — в середине плоскости стены, а по ее верху. Декоративное убранство, поднятое почти под закомары, завершало гладкие стены, придавая стройность всему зданию.

Таким образом, в древнейший период московской архитектуры продолжают развиваться традиции зодчества домонгольской Руси. Причем в XIV–XV веках Москва пользуется архитектурно-строительными приемами не только ближних земель — владимиро-суздальских и рязанских, но и новгородских, псковских, черниговских. В это время отрабатывается тип кубического, одноглавого, трехапсидного храма, небольшого по размерам и скромного по убранству. Пластически богатый аркатурный фриз, как в Дмитровском соборе Владимира, заменяется тремя горизонтальными поясами резного белого камня с орнаментом, очертания которого. близки деталям деревянной архитектуры. Такие простые по рисунку фризы, поднятые к подножию закомар или расположенные в середине стены (Троицкий собор Троице-Сергиева монастыря, 1423), типичны для раннего московского зодчества.

Скупость орнаментального украшения, простота порталов, большие плоскости гладких стен объясняются не только скромностью материальных возможностей тогдашнего Московского княжества, но и желанием подчеркнуть эпический характер храма. Изысканность достигалась благодаря применению ступенчатых арок и закомар, сгруппированных вокруг центральной главы храма.

Создание централизованного государства в конце XV века способствовало формированию основ общерусской национальной культуры. Москва становится признанным политическим, экономическим, религиозным и культурным центром. Строительство в ней приобретает важное политическое значение.

Великий князь Московский Иван III (1462–1505), естественно, стремился создать для себя и своего двора архитектурные сооружения, которые бы наглядно свидетельствовали о возросшей мощи Русского государства. Эти новые задачи требовали и новых строительных масштабов, и новой строительной технологии, которые бы опирались не только на традиции, но и на глубокое знание современного западноевропейского архитектурного искусства. В этом был смысл обращения к итальянским мастерам, чей опыт в строительстве фортификационных сооружений, общественных зданий и храмов был повсеместно признан в Европе. Начиная с 1469 г. в Москву прибывают из Италии мастера различных специальностей, в том числе замечательный болонский инженер и архитектор Аристотель Фиораванти.

"Фрязины", как называют летописные источники итальянцев, работая в Москве, старались сохранить национальные традиции и формы русской архитектуры, но обогатили их новыми прогрессивными приемами строительной технологии, привнесли новое понимание пропорций, объемно-пространственной упорядоченности.

Аристотель Фиораванти, обладавший уже до приезда в Россию огромным опытом, друг и соратник одного из ранних теоретиков итальянского Возрождения Антонио Аверелино Филарете (1400–1469), в 1475 г. приступает к сооружению Успенского собора в Кремле. Этим сооружением была открыта новая глава в истории московской и русской архитектуры в целом.

Деятельности итальянских зодчих в Москве посвящен специальный очерк. Поэтому остановимся вкратце лишь на отдельных особенностях их творческих индивидуальностей.

Алевиз Новый, Марко Фрязин, Пьетро Антонио Солари и другие зодчие воздвигают в Кремле и на посаде церкви и соборы. В это время энергично строятся также здания гражданской архитектуры: каменные палаты — Малая Набережная, Теремной дворец, единственное сохранившееся от конца XV века общественное сооружение — знаменитая Грановитая палата, предназначенная для приема послов, проведения торжественных церемоний, важных государственных собраний.

Во второй половине XV века во вновь возводимых монастырях широкое распространение получили трапезные, которые, как правило, представляли собой квадратное в плане здание на подклете. Во втором этаже размещалась одностолпная палата, перекрытая четырьмя крестовыми сводами, опирающимися на центральный квадратный столп. Подобная архитектурно-строительная схема трапезной продолжала традицию столовых палат — гридниц в древних Киеве и Новгороде. Трапезные Андроникова, Симонова монастырей, Троице-Сергиевой лавры своими мощными стенами, украшенными только поясами «красных» изразцов, поребрика или бегунца под свесами крыш, с узкими проемами окон, обрамленными перспективными уступами, напоминали более крепостные сооружения, чем светские постройки.

Итальянские зодчие Марко Фрязин и Пьетро Антонио Солари, сохранив традиционную схему одностолпной палаты, вносят в нее орнаментально-декоративные элементы, великолепно украшенные порталы, придающие Грановитой палате тот светский, представительный характер, соответствующий уровню двора "государя всея Руси".

Начало XVI века ознаменовалось сооружением в Кремле Архангельского собора — второго по величине, который служил усыпальницей великих князей и царей. Это назначение собора потребовало от архитектора Алевиза Нового поисков соответствующих архитектурных форм. Алевиз Новый вошел в историю русской архитектуры и прикладного искусства как великолепный мастер орнамента, тех "фряжских трав", которые затем расцвели в русском искусстве, особенно в XVII веке.

Заслугой Алевиза Нового явилось и то, что он познакомил русских зодчих с ордером, с оригинальной переработкой древнего перспективного портала, бытовавшего еще в архитектуре домонгольской Руси.

В Кремле работали и многие русские зодчие, московские строителя и мастера из различных русских княжеств. Так, на строительстве Благовещенского собора (1485–1486) трудились мастера из Пскова. В соборе сочетается типично псковская обработка кокошниками восьмигранника под центральной главой с московскими ярусными сводами. Оригинальное обрамление глав собора арочками, попеременно опирающимися то на колонки по бокам окон, то на кронштейны, становится излюбленным мотивом декоративного убранства московских сооружений.

Конец XV века был значительной вехой в истории московской архитектуры. Московские мастера внимательно приглядывались к архитектурно-художественным и строительным приемам зарубежных архитекторов и включали в свою практику только то, что способствовало совершенствованию их строительного опыта, облегчало и ускоряло труд, но не изменяло национальному, выработанному в веках пониманию искусства.

На переломе двух веков Москва далеко перешагнула стены "срединного города" — Кремля и Великого посада, известного под названием Китай-города. Растет население — посадские торговые люди, ремесленники, множество «переведенцев» — людей разного звания, пришедших из княжеских городов, присоединившихся к Москве. О том, насколько быстро растет город, видно хотя бы из такого факта: Алевиз Новый за шесть лет (с 1514 по 1519) воздвигает в разных местах посада одиннадцать церквей. Они не сохранились, но сохранились другие, сооруженные русскими зодчими. Поиски новых средств выразительности в архитектуре продолжали московские мастера в этих посадских храмах. G ростом и укреплением торгово-ремесленного посада скромные деревянные церкви начинают заменяться каменными. Первые храмы (из тех, что дошли до наших дней) были выстроены еще в конце XV века. Среди них церковь Зачатия Анны "что в углу" (около гостиницы "Россия"), храм в Старом Симонове, церковь в селе Каменском и др. Эти небольшие постройки еще сохраняли традиционную композицию одноглавых храмов, что приводило к загромождению внутреннего пространства конструкциями — столбами, стенами, алтарными преградами.

Для того чтобы перекрыть небольшой храм сводами, не опирающимися на внутренние столбы, и таким образом освободить внутреннее пространство, в начале XVI века был использован крестовый свод, опирающийся только на наружные стены. Крестовый свод был оригинальным изобретением русских зодчих.

Новая конструкция была применена в небольшой посадской церкви Трифона в Напрудной слободе (начало XVI века, Трифоновская улица) и в подмосковной боярской усадьбе Юркино (1504). Планы 8тих храмов близки квадрату, имеют одну апсиду, фасады завершаются трехлопастной аркой мягкого очертания, отделенной от плоскости стены горизонтальными тягами. Небольшой барабан со шлемовидной главой, перспективные порталы, узкие проемы окон — все это придает сооружению ясность и выразительность образа.

Перенесение упора свода с внутреннего столба на наружные стены привело к возникновению так называемых бесстолпных храмов, которые первоначально получили распространение в посадском, монастырском и вотчинном строительстве. Это церкви Благовещения на Ваганькове (1514), Николы в Мясниках (середина XVI века), Антипия на Кольшажном дворе (вторая половина XVI века), в селе Городня (конец XVI века) и др. Во второй половине XVI века к основным объемам бесстолпных посадских храмов пристраивается один или два боковых придела, что придает сооружениям большую представительность.

XVI век в истории московского зодчества отмечен поисками, дерзанием, созданием замечательных произведений.

Заканчивается процесс объединения русских земель под эгидой Москвы. Уже близко было падение последнего оплота татар — Казанского ханства. Росло национальное самосознание русских людей. Ив их среды выдвигаются профессионалы-зодчие, которым по плечу решение сложнейших архитектурно-художественных и строительных задач.

Если XV век в истории московской архитектуры был веком возобновления древних традиций в новом качестве и накопления опыта, то для XVI характерны реализация этого опыта и поиски новых форм. Этому способствовало применение крестового свода, которое открывало возможности новых формообразований в архитектуре.

Эволюция архитектурной формы, начатая с возникновением бесстолпных храмов, привела к созданию нового архитектурного типа — высотного сооружения храма-памятника, который наиболее ярко отметил новый этап в развитии Русского государства — объединение земель вокруг Москвы.

Первым и самым значительным сооружением такого рода явилась церковь Вознесения в селе Коломенском (1532). Строго центрическая башнеобразная композиция увенчана огромным шатром, ее высота около 60 м. Прототипом такого необычного в каменной архитектуре завершения послужили шатровые деревянные церкви. О том, что зодчий, строивший коломенскую церковь, был вдохновлен формами деревянной народной архитектуры, заметил еще современник, записавший в летописи, что она построена "верх на деревянное дело".

Удивительная цельность отмечает этот памятник. И весь в целом, и каждая его деталь устремлены ввысь. Это достигается и прекрасно найденными пропорциями, и плавным переходом от нижнего массивного объема, окруженного папертью, ко второму через ярусы килевидных кокошников.

Церковь Вознесения, построенная Василием III в связи с рождением долгожданного наследника, будущего царя Ивана IV, стала непревзойденным образцом для мемориальных храмов-памятников, которые посвящались различным значительным событиям.

Церковь в селе Коломенском — это своеобразная антитеза массивным объемам пятикупольных храмов. Своими формами она подвела итог тому прогрессивному, что дало развитие бесстолпных храмов, и тем самым определила дальнейшие пути московского зодчества.

Для XVI века характерна большая свобода в выборе приемов и архитектурных типов. Бесстолпные храмы давали возможность для их завершения не только шатром, но и луковичной главой, можно было применять композицию столпообразную или ярусную, с переходом от яруса к ярусу рядами кокошников, которые уже в это время не только выявляют в фасадах ступенчатую арку, но и становятся чисто декоративным элементом.

Таким примером многообразия средств, применяемых зодчим в одном сооружении, может служить церковь Иоанна Предтечи (1547) в селе Дьякове, по соседству с Коломенским. Группировка пяти отдельных башен по диагонали плана составляет существенное композиционное новшество и предвосхищает будущую схему построения архитектурных форм церкви Покрова "на рву". В декоративном убранстве дьяковской церкви свободно соединились детали деревянной и каменной архитектуры, различные элементы украшения культовых зданий, что положило начало развитию московского узорочья.

Произведение, озарившее в архитектуре весь XVI век, — это собор Покрова "на рву", получивший позднее в народе название собора Василия Блаженного. В его облике зодчие Барма и Постник (по другим предположениям, зодчий Барма Постник, тут ученые еще не пришли к согласию) синтезировали художественный опыт развития бесстолпных храмов и создали памятник, равного которому по силе эмоционального воздействия нет в истории московского зодчества.

Собор Василия Блаженного — одно из тех редких сооружений, о котором можно говорить как об ансамбле, целом комплексе зданий, слитых в одно неразрывное целое.

Построенный за стенами Кремля, собор Покрова "на рву" не стал посадским храмом, требующим относительно большого внутреннего пространства. Это храм-памятник в честь покорения Казанского ханства. Поэтому древние строители все внимание сосредоточили на компоновке объемов и их декоративном наружном убранстве, а не на интерьерах храма.

Так же как Успенский собор в Кремле стал самым значительным сооружением XV века, так для XVI века главным произведением стал собор Василия Блаженного. Он определил дальнейшее развитие декоративного стиля в архитектуре Москвы вплоть до конца XVII и первого десятилетия XVIII века.

XVI век в истории Москвы ознаменован ростом ее городской территории. За Красной площадью у стен Кремля возникает Великий посад с плотной массой деревянных домов и одиночных каменных церквей (впоследствии он получил название Китай-города). Это был шумный деятельный район города, со смешанным в социальном отношении населением. Здесь издавна строили свои усадьбы знатные бояре, удельные князья и духовенство. Они поселялись со своей челядью, ремесленниками и холопами. Пришлые люди, беглые крепостные также вливались в общую массу посадских людей. К XVI веку Великий посад постепенно выделялся во вторую, после Кремля, часть столицы. Возникла необходимость в укреплении Великого посада.

В 1535–1538 гг. под руководством итальянского зодчего Петрока Малого и при участии всех жителей Москвы были возведены стены и башни Китай-города. Двумя своими концами стены Китай-города примыкали к Кремлю, образуя замкнутое пространство, куда вошла и Красная площадь.

Еще более грандиозные работы по укреплению Москвы били произведены во времена правления Бориса Годунова: в 1585–1589 гг. строится Белый город, а в 1591 — 1592-м, всего за год, поднялись стены и башни Скородома, или Земляного города.

К этому же времени (1583–1584) относится образование Приказа каменных дел. Тогда же была введена первая стандартизация в строительном деле — кирпич и белый камень приведены к единым мерам. Приказ каменных дел учел и подчинил себе всех строительных мастеров, начиная от кирпичников и кончая зодчими. Благодаря этому удалось осуществить в конце XVI века названные выше военно-оборонительные работы, не имевшие себе равных в Европе того времени.

Очевидно, в XVI веке велось и большое гражданское строительство, однако от него почти ничего не сохранилось. Известно, что были расширены палаты Большого Теремного дворца и выстроен новый на берегу Москвы-реки, возведен мост через реку Неглинную, в Китай-городе в 1596 г. были заложены "лавки в рядах каменных". На Великом посаде сохранились фрагменты палат бояр Романовых (нижний полуподвал с великолепными белокаменными сводами), заново восстановленные в 1856–1859 гг. архитектором Ф. Рихтером.

Таким образом, мы можем судить о возросшем мастерстве древнерусских зодчих и наборе художественных приемов в архитектуре Москвы в период сооружения "Василия Блаженного" в основном только по дошедшим до нас церковным зданиям.

Борис Годунов уделяет большое внимание и реконструкции городов, и строительству храмов. "Церкви многи возгради и красоту градскую велелепием исполни", — писала летопись о царе Борисе. Большое число храмов было построено им в родовых усадьбах под Москвой: Спасо-Михневе (1593), Хорошове (1596), Вяземах (1598), Никитском и Троицком-Лобанове под Коломной (конец XVI века). Они отличались богатым декоративным убранством. В последнем десятилетии XVI века был надстроен столп Ивана Великого, возобновлен и украшен Новодевичий монастырь, выстроен большой храм Николы Чудотворца на Арбате, не сохранившийся до наших дней.

Москва сильно пострадала во время польско-шведской интервенции в начале XVII века. В летописи об этом сказано: "…падоша тогда высокосозданные дома, красотами блиставшие, все огнем поядашася и вси премудроверхие церкви скверными руками до конца разоришася".

Архитектура Москвы первой четверти XVII века свидетельствует о продолжении традиций предыдущего столетия, но к середине века все более явственно проступают черты нового. От принципа объединения в одном комплексе нескольких разномасштабных, недостаточно функционально связанных объемов московское зодчество пришло к единству и законченности однообъемных зданий с большим внутренним пространством. Увеличение размеров сооружений потребовало заполнения освободившихся стенных плоскостей крупными деталями — наличниками больших размеров, фризами, карнизами и т. п.

Церковные здания «обмирщаются», в архитектурно-конструктивных решениях чаще используются хоромные элементы, в декоративном убранстве внешние формы и детали по многообразию используемых приемов не уступают богатству внутренней отделки.

В 1626 г. страшный пожар уничтожил большую часть деревянной застройки Москвы не только на посаде, но и в Кремле. Правительство издает специальные указы о каменном строительстве и предоставляет ряд льгот для их возведения. Благодаря деятельности Приказа каменных дел в Москве возникает много казенных и частных кирпичных заводов, которые создали материально-техническую базу для обновления Москвы после пожара 1626 г.

Еще за год до пожара, в 1625 г. русский зодчий Важен Огурцов и английский мастер Христофор Галовей надстраивают шатер на Спасской башне. Кирпичные стены Кремля, к счастью, устояли в пожаре, и первое шатровое завершение главного въезда в Кремль послужило затем примером для завершений на остальных башнях. Вслед за кремлевскими надстраиваются башни Симонова монастыря, в том числе известная башня Дуло, шатер которой с многочисленными слухами-окнами был предвестником знаменитого шатра Воскресенского собора в Ново-Иерусалимском монастыре.

К числу произведений, характеризующих гражданскую архитектуру 30-х годов XVII века и определяющих ее развитие до конца столетия, относится Теремной дворец (1635–1636), построенный выдающимися московскими зодчими Антипом Константиновым, Баженом Огурцовым, Трефилом Шарутиным и Ларионом Ушаковым. Это сооружение продолжает национальные традиции русского зодчества. Но если в культовом зодчестве эти традиции питались богатым многовековым опытом, то в каменной гражданской архитектуре опыта и примеров в прошлом мы знаем немного. Естественны поэтому обращение к архитектурным формам деревянного зодчества и их интерпретация применительно к каменному строительству. В архитектуре Теремного дворца это сказалось в использовании двух первых этажей для подклета, типичного в планировке деревянных хором; третий этаж имел служебное назначение, четвертый состоял из жилых помещений. Все завершалось теремком — двусветным залом, имеющим на углу смотрильную башенку.

В планировке жилых комнат также сказался опыт деревянного строительства: все они расположены анфиладой, все одного размера и прямоугольной формы, которые в деревянных хоромах определились длиной бревна. Тесноватые, уютные жилые комнаты с невысокими сомкнутыми сводами, с нарядными изразцовыми печами, узорчатыми слюдяными окошками и резными порталами дверей были расписаны «травным» орнаментом. Для росписи интерьеров были использованы и рисунки привозных восточных тканей.

Украшением дворца были живописные крыльца с шатрами и резные белокаменные наличники, отделенные друг от друга рваными пилястрами. Сложные по рисунку, двухарочные, с центральной гирькой наличники венчались попеременно трехугольным и разорванным фронтонами. Изразцовые карнизы двух верхних этажей, изразцовые вставки в парапете гульбища, сочетание белого резного камня с красным кирпичным фоном стен — все это явилось образцом для строительства во второй половине XVII века.

К этому времени каменное строительство ведется на всей территории Москвы. Еще в первой половине века частные усадьбы были главным образом деревянными и включали не только жилые и подсобные постройки, но и большие «огороды» — сады; вокруг усадьбы строились крепкие ограды. Перед жилым домом находился внутренний двор, который сначала имел утилитарное назначение, а позднее превратился в парадный въезд.

В середине столетия каменные дома были большой редкостью; однако в последние десятилетия они строились не только для бояр и дворян, но и для посадских людей средней зажиточности и богатых купцов. Планировка первых каменных домов была еще тесно связана с приемами, характерными для деревянного «хоромного» зодчества. Дома отличались сложным силуэтом, большой высотой, особенно при наличии «чердаков» — легких верхних этажей, и живописными крыльцами. Наиболее яркими примерами могут служить палаты думного дьяка А. Кириллова на Берсеневской набережной (1657), ансамбль подворья Крутицких митрополитов, созданный в 1693–1694 гг. (зодчие Л. Ковалев и О. Старцев), палаты боярина Волкова в Большом Харитоньевском переулке (конец XVII века), позднее принадлежавшие Юсуповым, Лефортовский дворец в Немецкой слободе (1697–1698, зодчий Д. Аксамитов), скромный дом Яцковой в Кожевниках (конец XVII века).

Павел Алеппский, секретарь антиохийского патриарха Макария, побывавшей в Москве, так описывает каменные жилые дома: "…мы дивились на их красоту, украшение, прочность, архитектуру, изящество, множество окон и колонн с резьбой, кои по сторонам окон, на высоту этажей, как будто они крепости, на их огромные башни, на обильную раскраску разноцветными красками снаружи и внутри…"

К концу века каменные дома становятся более компактными, однообъемными, высокие «чердаки» сменяют более пологие крыши с широкими карнизами-антаблементами. В палатах В. В. Голицына (около 1689), Троекурова в Охотном ряду (конец XVII века), доме Сверчкова в Сверчковом переулке (конец XVII века) и др.; внутренняя планировка еще близка древней «хоромной», но композиция фасадов сближается с западноевропейской трактовкой фасадов жилых домов и дворцов.

В это же время получает развитие строительство монументальных каменных общественных зданий административного назначения. Здания приказов в Кремле (1675) сдержанностью своих форм отличались от живописных жилых домов Москвы. Каменные здания складов (житные дворы на Басманной и у Калужских ворот), Печатного двора, построенного в 1642–1645 гг. Т. Шарутиным и И. Невериным, Нового Монетного двора в Китай-городе (1697) имели замкнутые внутренние дворы, что отвечало их назначению. По внешним углам этих зданий и над въездными воротами стояли башни. Окна были украшены наличниками, более сдержанными по рисунку, чем в гражданских и жилых зданиях, а ворота и шатровые башни — ордерными колонками и скульптурой, белокаменной резьбой.

Башенные завершения, получившие в Москве широкое распространение, отмечали не только въездные ворота, но и мосты, плотины, общественные и промышленные сооружения. Одной из уникальнейших башен XVII века стала знаменитая Сухарева башня у Сретенских ворот Земляного города (зодчий М. Чеглоков, 1692–1695).

Развитием шатровой формы московского храмового зодчества явилось создание одного из замечательных произведений XVII века — церкви Рождества Богородицы в Путинках (1649–1652). Она относится к типу храмов с декоративными двойными и тройными шатровыми завершениями, распространение которых приходится на 40 — 50-е годы XVII века. Асимметричность плана усиливается разномасштабностью отдельных объемов и многообразием их завершений. Обилие различных по форме кокошников и шатров придает церкви необыкновенную живописность и красоту.

Наиболее типичными образцами московского церковного зодчества середины и конца столетия, декоративные формы которых подсказаны яркой, нарядной архитектурой боярских и купеческих палат, являются церкви Николы на Берсеневке (1656), Троицы в Останкине (1678–1692), храм в селе Тайнинском (1675–1677), церковь Грузинской божьей матери в Никитниках (1628–1653). Асимметричные планы этих зданий родственны планам жилых домов. Вокруг основного объема группировались колокольня, приделы, паперти, лестницы с крыльцами и переходами; все сооружение было поставлено на широком подклете, служившем утилитарным целям.

Эти храмы могут служить примером исключительно богатого узорочья. Кирпичное «кружевное» убранство достигает в них необычайной виртуозности в разнообразных по рисунку кокошниках, наличниках, порталах и карнизах. Каждая деталь отличается пластической выразительностью и проработанностью. Убранство внутренних небольших помещений не уступало фасадам. Узорность иконостасов, красочность икон и росписей, орнаментика многочисленных деталей и обстановки — все это придавало храмам праздничную приподнятость, вызывало ощущение радости бытия и удивление мастерством зодчих.

Церковная реформа патриарха Никона, приведшая к расколу православной церкви, очень серьезно отразилась на архитектуре московских храмов. Разработанные патриархом архитектурно-строительные правила должны были очистить культовое зодчество от светских наслоений и вернуть ему суровую монументальность эпохи становления Русского государства. С 1653 г. было запрещено строительство шатровых церквей; такие завершения сохранялись только над колокольнями. Таким образом, церковь Рождества в Путинках, сооруженная за год до издания никоновских правил, была последним шатровым храмом.

Примером своеобразной реакции на «обмирщение» церковной архитектуры может служить Спасо-Преображенский собор Новоспасского монастыря, сооруженный в 1640-х годах, в бытность Никона митрополитом этого монастыря. Грандиозные размеры этого собора, несущего по закомарному покрытию пятикуполье, скупость декоративного убранства возвращали московскую храмовую архитектуру к ее истокам — к эпической строгости сооружений XV и первой половины XVI века. Они должны были выражать, по мысли Никона, идею неподкупности церковной власти, подчеркнуть ее главенствующее место в государстве.

Из гражданских сооружений Никона следует отметить Патриарший двор в Кремле. Его перестройка началась еще при предшественнике Никона, продолжалась с 1642 г. зодчими Д. Л. Охлебининым и А. Константиновым и закончена мастером А. Мокеевым в 1656 г. Соседство Успенского собора и «правила» патриарха определили художественную обработку фасадов: южный, выходящий на Соборную площадь, украшен аркатурными поясами, близкими древним владимиро-суздальским, северный более наряден — членен лопатками, междуэтажными поясками, с двухэтажной лоджией.

Достопримечательностью Патриаршего двора является Крестовая палата. Перекрытая сомкнутыми сводами с распалубками и без внутренних опор, она чрезвычайно велика и обширна. Масштаб и смелость конструктивного решения определялись общественным назначением здания.

Художественный и строительный опыт, обретенный зодчими на протяжении веков, синтезировался в произведениях второй половины XVII века. Развитие бесстолпной конструкции, дающее широкие возможности варьирования сводчатыми покрытиями; применение ступенчатой арки при переходе от четверика к восьмерику с ее внешним декоративным выражением — килевидными и дугообразными кокошниками; возврат к прямоугольному объему храма, увенчанного пятикупольем, привели к созданию новых архитектурных форм. Возникает вытянутая с запада на восток трехчастная композиция церковного сооружения, где шатровая колокольня, трапезная и прямоугольный пятикупольный объем последовательно дополняют друг друга, объединенные щедрым московским узорочьем — белокаменными резными деталями и многоцветными поливными керамическими вставками, органично вплетенными в общую композицию здания.

Несмотря на жесткую схему трехчастной композиции, русские зодчие были необыкновенно изобретательны в подборе пропорций взаимосвязи отдельных частей здания и особенно в его декоративном оформлении. Это видно на примере ряда церквей, сооруженных на протяжении немногим больше одного десятилетия; среди них: Воскресения в Кадашах — одно из лучших произведений «узорчатого» стиля московской архитектуры (1680-е годы), Николы в Хамовниках (построена в 1682 г.), церковь Успения в Гончарах (1654) и др.

Наиболее ярко «узорчатый» стиль последнего десятилетия XVII века проявил себя в столпообразных храмах, берущих свое начало от церкви Вознесения в Коломенском, но очень далеко ушедших от своего прототипа усложненностью плана и декоративно-живописной трактовкой масс. Собственно, в этом сказалась логика развития стиля: нельзя до бесконечности нанизывать декор на статические прямоугольные объемы. Необходимо было достигнуть единства декора и объема. И вот возникает церковь Знамения в Дубровицах (1690–1704) — удивительный образец слитности двух составляющих ее художественный образ. Она сооружена из белого камня, обильная резьба покрывает ее стены. Первый ярус составляет в плаце квадрат, обстроенный со всех четырех сторон глубокими конхами. В верхних ярусах четверик переходит в восьмерик, завершенный короной из кованого, позолоченного железа, несущий крест. Белокаменная резьба группируется на фасадах там, где необходимо подчеркнуть ту или другую конструктивную и функциональную деталь: окна, порталы, изгибы фасадов, их завершение карнизом полного профиля и т. п.

Среди многих сооружений конца XVII века церковь Знамения в Дубровицах занимает особое место своим свободным обращением с канонами православной церкви: она отличается обилием круглой скульптуры, совершенно неожиданным завершением восьмерика красиво нарисованной короной, деталями орнамента, заимствованными из западноевропейской художественной практики. Все это в какой-то степени объясняется теми новыми веяниями, какие приходят в русское общественное мировосприятие еще задолго до реформ Петра I.

Принцип центрического построения архитектурной композиции, заложенный в дубровицкой церкви и других культовых сооружениях того времени, давал зодчим широкие возможности для создания разнообразных по форме произведений и выявления своей творческой индивидуальности. Примером иного построения центрической композиции может служить не менее знаменитая церковь Покрова в Филях, построенная в 1693–1694 гг. Фили — ближние окрестности Москвы, где в конце XVII века находилась усадьба бояр Нарышкиных. Это дало повод для наименования стиля церкви Покрова нарышкинским. Целый ряд памятников обладает определенными чертами этого стиля. В истории русской архитектуры их объединяют термином "московское барокко". Для этого есть все основания, ибо им присущи многие, элементы, характерные вообще для художественной барочной культуры: живописность силуэта, усложненность плана, полихромия фасадов, достигаемая сочетанием красного кирпича стен и белокаменных резных деталей. Но вместе с тем все это создается чисто национальными художественными средствами, которые и определили неповторимый облик церкви Покрова в Филях.

Отличие Покровской церкви от церкви Знамения в Дубровицах заключается в дальнейшей разработке типа бесстолпных храмов и в ярусной центрической композиции типа "восьмерик на четверике", где четверик первого яруса окружен «лепестками» приделов и апсид. Над восьмериком поднялась небольшая колокольня, завершенная барабаном и главкой; первый ярус поднят на высокий подклет, к которому ведут три великолепные пологие лестницы.

К числу выдающихся сооружений московского барокко типа "восьмерик на четверике" следует отнести также церкви Спаса в селе Уборы (1694–1697), Троицы в селе Троицком-Лыкове (1698–1703), построенные известным каменных дел мастером Яковом-Бухвостовым, церковь Знамения на Шереметевой подворье в Москве (1690-е годы)..

Сооружения 80 — 90-х годов XVII столетия отличаются исключительно, высокими архитектурно-художественными качествами и ярко отражают процесс изменения традиционных представлений и взглядов, свидетельствуют о появлении нового, светского мировоззрения, что в свою очередь подготовило почву для восприятия новых форм архитектуры XVIII века.

Дореволюционная историография русской архитектуры проводила резкую грань между XVII и последующими веками в развитии московского зодчества. Считалось, что реформы Петра и строительство новой столицы положили конец самобытной истинно русской архитектуре, и все, что последовало затем, объявлялось заимствованием западноевропейских образцов, не имеющих ничего общего со всем предыдущим архитектурно-строительным опытом страны. Таким образом, из истории русской архитектуры механически отсекались два века исключительно плодотворной деятельности русских архитекторов, создавших прекрасные произведения национального зодчества.

Современная советская историография доказала абсурдность такой точки зрения. Диалектический процесс развития московской архитектуры — накопления новых элементов и их переход в новое стилевое качество — прослеживается постоянно: и в период становления Москвы, и когда Москва становится общерусской столицей, в в XV веке, когда пришло избавление от татарского ига и начался особенно быстрый рост национального самосознания народа, и в начале XVII столетия, после изгнания интервентов и стихийных бедствий, когда обновление Москвы определило новый этап в истории ее архитектуры.

Конец XVII — первая четверть XVIII века знаменуют собой наступление нового периода московской архитектуры. В это время Россия вступает в число европейских стран полноправным и сильным государством, и ее приход был отмечен рядом побед и на дипломатическом и на военном поприще. И естественно это желание быть равными во всем со всеми партнерами — в культуре, в быту, в искусстве, в новом устройстве городов и их архитектуре. Возникает процесс взаимной ассимиляции, нечто схожее с приходом на Русь в XV и XVI веках «фрязиных» — итальянских архитекторов и инженеров, которые столкнулись с самобытной древнерусской художественной культурой, заставившей их пересмотреть творческие позиции и сочетать свои технические знания и художественное мастерство с традициями и миропониманием людей Московского государства. Поэтому московскую архитектуру петровского времени следует рассматривать не как результат механического перенесения на русскую почву западноевропейских образцов, а как поиски сочетания традиционных форм с новыми велениями жизни.

Крупные масштабы строительных работ в начале XVIII века, необходимость выполнения этих работ в кратчайшие сроки потребовали новой организации строительного дела, разработки неизвестных доселе типов зданий (арсенал, госпиталь, коллегия, канцелярия и т. д.), подготовки большого числа архитекторов и строителей. Деловитость и целеустремленная практичность, свойственные этой эпохе, определили и особенности архитектуры начала XVIII века. Четкость и простота композиционных построений, строгая и симметричная планировка, ордерное членение фасадов, тесно связанные с элементами барокко, определили стилевое единство построек петровского времени. На первый план выдвигается строительство зданий гражданского назначения, почти неизвестных в Древней Руси.

Одним из таких зданий общественного назначения стало здание Главной аптеки на Красной площади (не сохранилось), в котором очень интересно сочетались элементы старого и нового. Первый и второй этажи были объединены ордером, поддерживающим карниз; над ним высился третий этаж, обработанный полуколоннами, что характерно для новых веяний в архитектуре. Центр фасада был завершен башней в виде четверика и двух убывающих восьмериков. Новые ордерные формы здания, его внутреннее убранство с росписью светского содержания сочетались с богатыми оконными наличниками и многоцветными поливными изразцами на фасадах, типичными для узорочья Москвы второй половины XVII века.

Другим примером петровского строительства в Москве служит огромное здание Арсенала в Кремле (начато в 1702 г., закончено в 1736 г.). Зодчие Арсенала Дмитрий Дванов, Христофор Конрад и другие создали монументальное суровое сооружение. Гладкие стены его скупо прорезаны спаренными окнами в глубоких арочных нишах, что подчеркивает толщину стен. Главный фасад, обращенный внутрь Кремля, украшен богато декорированными воротами. Все фасады объединены горизонтальной линией карниза.

В культовом зодчестве начала XVIII столетия особо следует выделить церковь Архангела Гавриила (Меншикова башня), построенную в 1707 г. архитектором И. П. Зарудным. Традиционная композиция церкви — "восьмерик на четверике" — сближает ее с постройками XVII века, но ее завершение в виде шпиля 30-метровой высоты со скульптурой ангела (шпиль существовал до пожара 1723 г.) и обильные лепные украшения в характере европейского барокко говорят о новых тенденциях в архитектуре, пришедших вместе с реформами Петра.

Меншикову башню отличают смелость решения высотной композиции, оригинальное применение ордерных деталей, торжество светского начала. Вместе с тем это образец переходного периода между барокко XVII века и тем же стилем первой половины XVIII века.

В 1704 г. для упорядочения жилой застройки Москвы и для архитектурного выделения «знатнейшей» части города был издан указ, предписывающий строить в Москве и Китай-городе только каменные строения "по чертежу архитекторов" вдоль улиц, а не так, как это было принято в Москве, — "середь дворов". Позднее это предписание было распространено и на Белый город. Но новые требования выполнялись с большими трудностями, практически застройка по красной линии улиц велась только на магистралях, ведущих в Немецкую слободу — дворцовый центр столицы начала XVIII века.

В начале 30-х годов архитекторы И. А. Мордвинов и И. Ф. Мичурин начали работы по составлению нового плана застройки Москвы. В 1739 г. этот план, получивший название мичуринского, был утвержден и стал таким образом первым градостроительным документом Москвы XVIII века. По этому плану к Немецкой слободе, где возле Лефортовского дворца возводился архитектором Б. Растрелли крупный ансамбль Анненгоф и строились обширные дворцы придворной знати, вели спрямленные магистрали (Покровка, Басманная), застроенные каменными домами по красной линии. Для упорядочения планировки некоторые улицы и переулки были расширены и частично выпрямлены, часть городских кварталов укрупнена. План 1739 г. сохранял общую градостроительную структуру города и сеть его улиц.

К середине XVIII века московская архитектурная школа становится одним из важных элементов в развитии русской архитектуры. Ее отличие от петербургской школы, очевидно, кроется в социальной специфике этих двух столиц. Если Петербург к концу века представляет средоточие дворянско-бюрократической верхушки русского общества, то Москва сохраняет дворянско-помещичий уклад. Кроме того, Петербург строился, как говорят, от нуля, на пустом месте, над ним не довлело прошлое, и поэтому его зодчие могли смелее прокладывать новые пути в искусстве. Любопытным образцом богатого московского дома того времени является дом Апраксиных-Трубецких на улице Чернышевского, Построенный неизвестным архитектором в 1766–1769 гг. Это памятник эпохи развития барокко со всеми атрибутами стиля (обилие портиков, прихотливые изгибы стен, пышные декоративные и архитектурно-пластические детали, изумрудно-лазоревая раскраска стен). Самым разработанным фасадом, с выступающей овалом центральной частью, оказался фасад, обращенный в сторону парадного двора. Ко двору примыкал приусадебный сад. Таким образом, архитектор, выполняя требования о регулярной застройке улиц, выносит на красную линию главное здание, но при этом не отказывается от усадьбы, а лишь располагает ее позади главного дома.

Образцом культового здания эпохи барокко является церковь св. Климента, которая строилась в течение двадцати лет — с 1754 по 1774 г. Эта самая «петербургская» из всех барочных церквей Москвы и, по мнению некоторых исследователей, не имеет себе аналогий в московской архитектуре. С этим можно согласиться, если иметь в виду только главный объем церкви, увенчанный пятью куполами на высоких световых барабанах и обработанный сдвоенными коринфскими колоннами, сильно раскрепованным карнизом, наличниками и декоративной скульптурой. Если же иметь в виду всю церковь, то она сохраняет традиционный трехчастный план (колокольня, трапезная и собственно церковь) и в этом отношении является целиком московской.

Последние три десятилетия XVIII века в истории Москвы примечательны усиленным каменным жилым и общественным строительством. Ведущую роль в сложении архитектурно-пространственного облика столицы играли дворянские усадьбы. Именно к ним приложим термин "городская усадьба", если под ним понимать комплекс жилых и хозяйственных построек, принадлежащих одному владельцу и окруженных рядовой городской застройкой.

Классицизм, сменивший в эти годы барокко, мало отразился на планировке городской усадьбы. Пожалуй, только произошла более резкая типологическая дифференциация, обусловленная требованиями городского благоустройства. Появилось два типа городских усадеб: в первом — главный дом вынесен на красную линию улицы, а весь усадебный комплекс как бы спрятан внутри квартала, во втором — дом расположен "середь дворов", т. е. в глубине участка, и передний двор отделен оградой или решеткой от улицы, а все хозяйственные постройки находятся в прилегающих флигелях.

В Москве сохранилось большое количество городских усадеб обоих типов. Примерами первого типа могут служить уже упоминавшийся дом Апраксиных-Трубецких, дом А. Ф. Талызина (ныне Музей архитектуры имени А. В. Щусева в начале проспекта Калинина), дом М. П. Губина на Петровке (1799) и др., примерами второго типа — дом И. И. Барышникова на улице Кирова (1803–1804), дом И. Р. Баташова на Интернациональной улице (1797), дом-усадьба А. К. Разумовского на улице Казакова (1800–1801) и др.

И все же основную городскую застройку в Москве XVIII века составляли частные, «партикулярные» дома чиновников, купцов, мелкого и среднего духовенства, отставных военных, ямские и ремесленные слободы, к тому времени уже перебравшиеся на городские окраины. Все эти дома возводились вдоль красной линии улиц в силу регулирующих мероприятий и отчасти из-за уплотнения застройки.

Новые тенденции в развитии русской архитектуры последних десятилетий XVIII века сложились в единую систему композиционных приемов и средств классической школы архитектуры, несколько отличную от петербургской школы. Основоположниками классицизма в Москве были архитекторы В. И. Баженов, его ученик М. Ф. Казаков, И. Е. Старов. Творчество этих зодчих, как и их петербургских собратьев, питали одни и те же источники: изучение античной ордерной системы, которая была организующим и образным средством для архитекторов конца века. Однако изучение античности не давало ответа на вопрос, как применить ордерную систему к потребностям XVIII века. Поэтому архитекторы обращаются к теории и практике мастеров Возрождения, к творчеству Андрея Палладио, тонко интерпретировавшего ордерную систему. Строгость и лаконизм палладиевых зданий импонировал и петербургским зодчим, которые застраивали императорскую столицу. Одним из наиболее ортодоксальных палладианцев был Д. Кваренги. Московские зодчие более свободно обращались с канонами классицизма. Они работали в условиях старого, сложившегося города, который требовал других пропорций и других плановых решений. Наконец, зодчие Москвы строили за редким исключением не для государства, а для богатого и родовитого владельца. Отсюда более мягкая трактовка ордера, более «очеловеченные» пропорции, поиски материала, соответствующего климату, сложившемуся бытовому укладу. Одним из примеров такого свободного обращения с правилами классицизма, предписывающими общность, центричность плана и фасада, может служить дом М. П. Губина (М. Ф. Казаков). Это образец первого вида городской усадьбы. Главный дом по фасаду украшен симметричным портиком, который по правилам классической архитектуры должен подчеркивать центральный вход в здание с вестибюлем и лестницей на парадный этаж. Большие залы и гостиные симметрично располагались по бокам этой оси. Однако в доме Губина всего этого нет. Есть портик, но главный вход находится в торце, боковая лестница ведет к анфиладе парадных залов. Такое несоответствие фасада и внутренней планировки усадебного дома объясняется не только желанием владельца, но и тем, что дом поставлен на узкой улице. Таких примеров городских усадебных домов можно привести немало.

Центрическое решение фасада и плана чаще всего сохранилось в усадьбах второго типа. В этом отношении характерен дом-усадьба А. К. Разумовского, построенный в 1799–1802 гг. архитектором А. А. Менеласом. Этот дом интересен вдвойне: во-первых, потому, что это редкий памятник деревянного классицизма, сохранившийся от допожарной Москвы, а во-вторых, он является образцом полной идентичности плана и фасада. Портал в виде арки, перекрытой фронтоном и фланкируемой двумя портиками, акцентирует центр фасада. Здание поднято на высокий цоколь, на уровень которого к главному входу ведет наружная двухсторонняя лестница. Внутренние помещения, сейчас перестроенные, когда-то располагались симметрично по обе стороны от вестибюля.

Архитектор А. А. Менелас, много работавший в окрестностях Петербурга, не только опытный строитель, но и прекрасный планировщик английских пейзажных парков, применил здесь редкий способ возведения деревянных зданий. Дом Разумовского — буквально свайная постройка. Его стены выведены из вертикально поставленных и плотно пригнанных стволов, которые образуют сплошную стену, прорезанную окнами. Снаружи и внутри стены оштукатурены и украшены лепниной. Примененный материал — в данном случае дерево — определил пропорции, рисунок отдельных деталей (колонн, карниза и т. д.).

От деревянных частных домов допожарной Москвы сохранились буквально единичные образцы, но они дают яркое представление об облике классической Москвы.

Дворянско-помещичья Россия XVIII века украшала свою древнюю столицу не только усадьбами. Необходимо было благоустроить город в целом, воздвигнуть здания общественного назначения, урегулировать городское движение, которое все возрастало и требовало спрямления основных магистралей.

В 1775 г. специальным департаментом Комиссии для строения был утвержден новый план перепланировки Москвы. Он сохранял исторически сложившуюся структуру города, но предполагал упорядочить планировку улиц, создать вдоль стен Кремля и Китай-города полукольцо площадей, образовать на месте разрушаемых стен Белого города бульвары. Кремль оставался основным ядром композиции, а зона центра расширялась, и здесь было намечено создание крупных представительных архитектурных ансамблей. Былд точно определена граница города. Она проходила по Камер-Коллежскому валу (1742).

Планировалось построить грандиозное здание дворца в Кремле и создать систему площадей и магистралей, что должно было внести новый градостроительный масштаб в пространственную структуру всего города. Над этим проектом работал крупнейший зодчий конца XVIII века В. И. Баженов.

С середины 60-х и до конца 90-х годов XVIII века Москва обогатилась крупнейшими зданиями, которые по размерам и строгой классической архитектуре не уступали лучшим произведениям петербургской классики. Одним из первых общественных сооружений было здание Воспитательного дома (1764–1770, архитектор К. И. Бланк при участии М. Ф. Казакова), затем здания Сената в Кремле (1776–1787) и Благородного собрания (1780-е годы) на Моховой, Колонный зал которого послужил образцом для залов во многих губернских дворянских собраниях; здание Московского университета (1786–1793) и в самом конце века — здание Голицынской больницы (1796–1802). Все эти сооружения связаны с именем крупнейшего московского зодчего М. Ф. Казакова; по существу, они создали облик современного центра Москвы.

В конце XVIII века в московской архитектуре, особенно усадебной, проявляется стремление приблизить архитектурные формы к естественности природы, желание уйти от строгости классических форм престижного строительства. Отсюда возникновение английского пейзажного парка, сменившего французские регулярные сады, увлечение своеобразными «экзотизмами». Предполагалось, что возврат к архитектуре средневековья поможет прийти к естественности «бытия» и быта. В Петербурге эти романтические настроения не выходили за рамки архитектуры малых форм и украшения интерьера, за исключением Чесменского дворца Ю. Фельтена, созданного в стиле английской готики. В Москве эти романтические поиски проявились значительно сильнее и развивались параллельно основному стилю эпохи — классицизму.

Ярким примером московской «псевдоготики» стали дворцовые усадьбы Царицыно (В. И. Баженов, 1775–1785), Булатниково (М. Ф. Казаков, последняя четверть XVIII века), Михалкове (В. И. Баженов, конец XVIII века), Петровский дворец (М. Ф. Казаков, 1775–1782).

"Псевдоготика" Баженова и Казакова отличается своеобразным применением древнерусских декоративных деталей и полихромии фасадов. От готики только и остаются, что стрельчатые окна в Царицыне и угловые башенки в Петровском дворце. Очевидно, что для людей конца XVIII века древнерусская архитектура тоже уже стала своего рода «экзотизмом», но более близким, особенно в Москве, чем западноевропейская готика.

В последней трети XVIII века освобожденное от обязательной государственной службы дворянство принялось обстраивать свои подмосковные усадьбы. Такие загородные усадьбы, как Кусково, Быково, Гребнево, Середниково, Ярополец, Ольгово, Петровское-Алабино и многие другие, поражают чувством гармонии, которым проникнута архитектура дворцовых сооружений и регулярных и ландшафтных парков. Жемчужинами среди таких загородных усадеб являются Кусково, Останкино, Архангельское.

Вот такой, окруженной древними монастырями, царскими и дворянскими усадьбами, с улицами, в своем большинстве застроенными деревянными домами, с рынками и базарами, расположенными на площадях у бывших ворот Белого города, с ямскими слободами, откуда с лихим посвистом почтовые ямщики гнали свои кибитки во все концы Руси великой, с ремесленными слободами, откуда с утра и до ночи раздавался грохот кузнечных молотов и шум ткацких станков, с барскими великолепными домами, соборами, церквами, церквушками и часовнями, с этой поразительной смесью древнего и современного вступила Москва в XIX век. На конец первого десятилетия XIX века в Москве было 275 тысяч жителей.

В 1812 г. началась Отечественная война. 2 сентября 1812 г. в Москву вступила армия Наполеона. В тот же день начались пожары, продолжавшиеся до 6 сентября. Выгорело две трети города. В 1811 г. в Москве был 9151 дом, из них 2567 каменных и 6584 деревянных; после пожара уцелело только 526 каменных и 2100 деревянных домов. После ухода из Москвы французов все надо было начинать сначала.

В 1813 г. была организована Комиссия для строения Москвы, куда вошли крупнейшие архитекторы О. И. Бове, В. П. Стасов, Д. И. Жилярди, В. И. Гесте, А. Г. Григорьев и другие. В обязанности членов комиссии входила разработка проектов планировки и застройки города, наблюдение за их выполнением.

Государственная программа восстановления Москвы предусматривала разработку нового генерального плана, который должен был усовершенствовать сложившуюся систему города с центральным ядром — Кремлем и Красной площадью — на основе архитектурного единства всей городской застройки. Полукольцо главных площадей Москвы вокруг ядра, которое было заложено еще в плане 1775 г., предполагалось застроить комплексом общественных зданий, число которых значительно выросло за последние сорок лет. Вокруг Кремля, включая Красную площадь и свободную, незастроенную территорию по течению реки Неглинной, планировалось создание парадной зоны города — торжественного преддверия Кремля.

Для других районов города и рядовой уличной застройки были созданы «образцовые» проекты. Чтобы придать единообразие фасадам домов, Комиссия для строения Москвы наладила производство дверей, оконных рам, лепнины. Изменился облик улиц: усадьбы уступили место особнякам, главные фасады которых выходили на красную линию улицы.

Московские архитекторы этого времени стилистически продолжают традиции классической архитектуры допожарной Москвы, но уже в другом аспекте. После победоносного окончания Отечественной войны 1812 г. и в петербургской и в московской архитектуре возникают идеи обширных градостроительных ансамблей. В Петербурге с ними связано имя архитектора Карла Росси, в Москве — Осипа Бове. В этот последний этап развития классицизма, получивший в истории архитектуры не совсем точное название ампир (в подражание стилю французской империи Наполеона), наряду с ансамблями и грандиозными общественными зданиями создаются прекрасные особняки; они связаны главным образом с именем архитектора А. Г. Григорьева (дом Д. Н. Лопухина, 1817–1822; усадьба Усачевых — Найденовых, 1829–1831, и др.).

Так после пожара 1812 г. складывается облик города, который будущие поколения назовут пушкинской Москвой.