|
||||
|
|
История 15 «За какую-то бабу из театра» 1В 1934 году, 1 декабря, в Ленинграде был убит член Политбюро и секретарь ЦК ВКП(б), первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Сергей Миронович Костриков. Известный в Советском Союзе как партийный и государственный деятель Киров.
Известно, что Сергей Миронович был большим любителем оперного искусства. Он не только в силу своих партийных обязанностей посещал Ленинградский театр оперы и балета, но и просто обожал это делать. Кстати, театру впоследствии присвоят его имя; а вот до 1917 года театр назывался Мариинским (историческое имя возвращено в конце XX века). Особую любовь Сергей Миронович начал проявлять к театру в 1929 году, когда свой дебют в знаменитом театре начала Вера Давыдова, никому еще не известная 23-летняя актриса, закончавшая Ленинградскую консерваторию.
Вместе с Верой Александровной в театре работал и ее муж, грузин Дмитрий Семенович Мчедлидзе-Южный. Но это не стало особой помехой партийному боссу Ленинграда, оказывавшему знаки внимания очень красивой молодой актрисе. Их отношения буквально сразу же приобрели страстность. Благодаря Сергею Мироновичу юная актриса получила вблизи театра благоустроенную квартиру, состоявшую из шести комнат, прислугу из двух человек, за ней закрепили и персональный автомобиль с водителем. Так что ее благоверному супругу батоно Мчедлидзе оставалось только тихохонько вздыхать. Как-то Верочке понадобилось сделать какое-то важное дело и она обратилась с просьбой к мужу. Но тот испугался, его руки затряслись, он весь побледнел и через короткое время куда-то скрылся из театра. Она позвонила домой, но домработница ответила, что ее муж не появлялся. В гневе Вера Александровна в присутствии коллег по сцене выкрикнула лермонтовские слова: «Бежали трусливые грузины…» Атак как у нее этот вечер был свободен от спектаклей, то она позвонила домой и потребовала прислать автомобиль. Через некоторое время они уже встретились с Сергеем Мироновичем Кировым на даче в районе Комарово, где в компании его друзей провели веселую ночь. Но не так уж часто выпадали любовные утехи; их встречам мешали чрезвычайная занятость первого секретаря, его поездки в Москву, семья, встречи с трудовыми коллективами, даже встречу нового 1931 года он толком не мог вспомнить… Надо отдать должное, Сергей Миронович был очень работоспособным. Его принципиальная позиция в отстаивании интересов компартии и активная непримиримая борьба с троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами и другими «врагами» были замечена в Москве. Уже несколько месяцев, как он являлся членом Политбюро ЦК ВКП(б). Этот человек постепенно стал занимать конкретное место в ряду руководителей ЦК партии. В течение 1932–33 годов он, буквально забывая о личной жизни, занимался партийными делами в Ленинграде и в Москве. Все реже и реже пламенный трибун уделял внимание своей семье и еще реже — нежной пассии из театра. В 1934 г. состоялась конференция партии; в числе тех, кто вновь баллотировался в состав Политбюро и Оргбюро ЦК ВКП(б), а также на должность секретаря ЦК ВКП(б) был и товарищ Киров. После подсчета голосов стало очевидным, что он лидирует. А это означало, что после совместного заседания Политбюро и Оргбюро ЦК ВКП(б) он может стать во главе этих органов партии. Сталин, находившийся к тому времени более 10 лет в руководстве партии, еще не имел такого веса и авторитета, чтобы любые выборы сразу же превратить в безальтернативные. Надо отметить, что все минувшие годы — с 1922-го, когда Сталин стал Генеральным секретарем ЦК ВКП(б) по 1934-й — он делал все, чтобы превратить должность Генсека, как руководящего служащего партии, в поистине сильную номенклатурную единицу власти. Этим годам характерны бурные дискуссии, различные течения и взгляды разнообразных группировок; кто-то шел единым курсом за Лениным, кто-то — за Троцким, Бухариным, Зиновьевым, кто-то был уклонистом, а кто-то, да простят меня за каламбур, чекистом. Кстати, последние не особенно-то доверяли Генсеку. Разумеется, Сталин и наиболее приближенные к нему работники ЦК не могли допустить, чтобы Киров одержал верх. В результате закулисных операций количество голосов было уменьшено ровно настолько, чтобы Киров с перевесом в один голос мог остаться членом Политбюро и рассчитывать максимум на прежний статус секретаря ЦК и, конечно, быть уверенным, что его вновь переизберут первым секретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б). Конечно, Кирову стало известно о том, что он не набрал голосов чтобы стать Генсеком и что эти голоса у него были изъяты членами избиркома в пользу действующего Генсека. Сергей Миронович направился к Сталину и потребовал объяснений. Вождь раскурил трубку, подошел к находившемуся в нише сейфу, извлек из него папку и глубокомысленно произнес: «Ми не забыли, как ты в Астрахани командовал 11-й армией и чуть било не сорвал разгром армии белых». В те летние дни вооруженные силы юга России под командованием генерала Деникина развили успешное наступление, имея конечную цель захватить Москву и завершить разгром большевистского режима. Находившаяся в подчинении у генерала Деникина армия барона и генерал-лейтенанта Врангеля имела стремительный успех. В ней насчитывалось около 18 тысяч человек и около 70 орудий. Эта сила выступила против почти 30 тысяч красных, имевших 1,5 сотни орудий. Красную 10-ю армию возглавлял Клюев. Врангель при содействии 1-го корпуса Донской армии разгромил части большевиков, отбросил их на север и в плотную подошел к городу Камышин. Положение красных было незавидным. Врангелевские войска уничтожили 38-ю дивизию красных. А контрнаступление, предпринятое войсками Буденного было не только разгромлено, но и отброшено далеко от Камышина. Врангель взял в плен более 15 тысяч человек и полсотни орудий. Тогда член реввоенсовета И. В. Сталин приказал Буденному максимально использовать маневрирование и контратаки противника с целью спасти армию от полного уничтожения. Одновременно Сталин дал телеграмму в Астрахань в штаб 11-й красной армии об оказании помощи 10-й красной армии Клюева. В 11-й армии членом военного совета был С. М. Киров, который в буквальном смысле царствовал и в городе, и в самой армии. Смысл его партийно-политической работы заключался в том, чтобы… раскрывать покушения и заговоры против него самого. Так, он разоблачает работавшую секретаршей в военном совете небезызвестную княжну Туманову, которую неоднократно насиловал. В числе тех, кого он считал личными врагами был и граф Неродов, который, по словам Кирова, пробрался в Астрахань с целью его отравления цианистым калием. Подобных «разоблачений» были десятки. Один из таких фактов связан с председателем полковой ячейки большевиков, членом ВКП(б) с 1905 года Ревеккой Вассерман. Как-то среди актива коммунистов та высказалась, что Киров удивительным образом схож с известным черносотенцем иеромонахом Илиодором. Киров отомстил за неудачное сравнение: признал Ревекку деникинской шпионкой, а секретарей Астраханского губисполкома — сообщниками. Всех этих людей по приказу Кирова расстреляли. Но «друг рабочих» Сергей Миронович не учел некоторых нюансов, к примеру, не знал что княжна Туманова была личным агентом в военном совете 11-й армии товарища Сталина. Вместо того, чтобы организовать оперативный выход своей армии на боевые позиции, Киров продолжал заниматься выявлением врагов и шпионов. Не придал он значения и телеграмме члена РВС фронта товарища Сталина. В результате войска генерала Врангеля наголову разбили 11-ю армию. А Киров, видя отступление частей армии, быстренько ретировался в Баку. …Ознакомившись с материалами папки, «любимец пролетариата города Ленина» стал слезно умолять Генсека не придавать огласке документы. После цэковского форума Сергей Миронович вернулся в город на Неве. И, невзирая на моральное состояние, также энергично и рьяно продолжал трудиться на своем посту. У него была закваска человека, фатально верящего в светлые идеалы коммунизма, а потому всякий, кто мог стоять на его пути, должен был быть уничтожен единственным радикальным большевистским средством — выстрелом из нагана. Так он сам поступал и когда вел подпольную борьбу в Томской губернии, и в Иркутске, и когда переехал на Кавказ и работал в газете «Терек» (во Владикавказе, переименованном впоследствии в г. Орджоникидзе).
В годы Первой мировой войны благодаря его большевистской убежденности и фатальной работоспособности все партийные организации на Северном Кавказе были очищены от всех недовольных идеями Ленина методом отстрела. Эх, любил Киров это дело! Он примчался в Петроград и стал одним из самых активных участников так называемого вооруженного восстания в Петрограде. На самом деле, это был массовый отстрел бывших чиновников имперской столицы, банковских служащих, аристократов, офицеров и генералов Николая II… В период гражданской войны он проявил решительные действия по уничтожению белых в Астрахани, после чего возглавил Астраханский край, одновременно являясь членом военного совета 11-й армии; затем стал членом реввоенсовета Южной группы войск. В конце мая 1920 года за отсутствием собственных дипломатов, московское большевистское правительство назначает его полпредом РСФСР в Грузию, где власть захватили меньшевики. А спустя несколько месяцев кровавый трибун уже направляется в Ригу для заключения мирного договора с Польшей. Наконец, снова Кавказ, где с июля 1921 г. он избирается секретарем ЦК Компартии Азербайджана. С. М. Киров был одним из основателей ЗСФСР — Закавказской Советской Федеративной Социалистической Республики (декабрь 1922 г.). Заслужив доверие, направлен был в 1926 г. возглавить партийную организацию Ленинградской губернии. Вот с таким политическим и террористическим багажом пришел Сергей Миронович к партийному форуму, состоявшемуся в Москве в 1934 году. В один из дней ноября газета «Правда» в передовой статье писала, что руководитель ленинградских коммунистов, беспредельно преданный делу Ленина и партии товарищ Киров пользуется у большевиков и у народа огромным авторитетом и любовью. Конечно, Сергей Миронович читал хвалебные слова о себе в главной партийной газете, которую он ежедневно перечитывал от первой фразы «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» до сообщений внизу последней страницы. Ему приятно было, что бывший его сотоварищ по борьбе против контры и белогвардейщины напомнил читателям «Правды», что Сергей Миронович за свою партийную преданность и работоспособность удостоен орденов Ленина и Красного Знамени. А спустя 2–3 дня Сергей Миронович, как всегда, в числе первых работников Ленинградского обкома партии (благо не нужно было душиться в трамваях, как рядовые работники), прибыл на работу в Смольный. Выйдя из персонального автомобиля, он широким шагом вошел в здание и поднялся на свой этаж. Свернув к своему кабинету он увидел хорошо знакомого человека, шагнувшего навстречу. Сергей Миронович еще протягивал руку для рукопожатия, как прозвучали выстрелы и пламенный трибун партии, славный кандидат на пост лидера ВКП(б) рухнул замертво. Его прах был торжественно захоронен в Кремлевской стене в столице СССР — Москве. Урну с прахом несли руководители партии и правительства и лично сам Иосиф Виссарионович Сталин. На лице у Генсека была неподдельная скорбь. Что ж, эта немалая по габаритам фигура соперника, помещенная сейчас в баночку в виде оранжевого пепла, больше никогда не будет беспокоить Генерального секретаря… Ах, да, было бы нечестным сказать, что Иосиф Виссарионович оставил убийство любимца народа безнаказанным. Он, — понимая скорбь народа и величину утраты, — приехал в славный город Ленинград, чтобы выслушать на месте как все произошло. Уже уезжа^ из Ленинграда, Сталин вспомнил как пару лет назад его в городе-на-Неве принимал товарищ Киров. Они тогда посетили театр оперы и балета, после спектакля состоялась кулуарная встреча Сталина и Кирова с ведущими актерами, главным режиссером и директором. После чего к театру подъехала кавалькада легковых автомобилей и назначенные Кировым артисты, среди которых была и Вера Давыдова, выехали на одну из обкомовских резиденций на берегу величаво-прекрасного Финского залива. Естественно, это еще не было время угодничанья и страха, когда никто из партийных функционеров не мог свободно и просто взять да и отойти от товарища Сталина. Однако кто посмеет проявить подобное своевольство, если товарищ Сталин что-то говорит? А вот овеянный революционной славой Сергей Миронович, даже не обратив внимание на говорившего Генсека, подошел к Верочке Давыдовой и, бесцеремонно взяв ее под локоток, сказал: «Слушай, Вера, пошли отсюда, надоело». О, как он просчитался; этот горячий крупнолиций мужчина не знал гордый нрав товарища Сталина. Он не знал, да и не мог знать того, что стоявший в полуобороте к нему на расстоянии нескольких шагов Генсек все видит и слышит. Вокруг него шумели людей, — артисты и парт-функционеры; скоро, очень скоро они не будут шуметь в его присутствии, а лишь будут содрогаться и ловить каждое его слово, взгляд, движение. Сталин видел и слышал что делал и говорил Киров. И когда тот уже намеревался уйти с любовницей, приказал своему охраннику вернуть Кирова к нему. Охранник подошел к Сергею Мироновичу и передал, что его ждет Сталин, на что последний (какая глупая уверенность, какой грубый просчет!) ответил: «Передай, я занят, потом подойду». В момент, как только эти слова были произнесены, к нему подошли три очень крупных чекиста, кто-то незаметно для всех крепко взял его за руки, кто-то прошипел в ухо: «Подойдите к товарищу Сталину, товарищ Киров». Тот же, кто первым просил его вернуться к Генсеку, спокойно сказал актрисе: «Вера Александровна, товарищ Сталин доволен вашим выступлением. — И твердо добавил: — Идите к своим коллегам». Ранней весной 1932 года Вера Давыдова вместе с труппой оказалась на гастролях в Москве; должны были давать «Аиду», где главную партию исполняла ленинградская прима Софья Преображенская. Все были уведомлены о посещении Большого театра руководителем партии и страны товарищем Сталиным и оттого волновались еще больше. Не так ли писали после советские газеты: «С большим и заслуженным успехом прошли в Москве гастрольные спектакли ленинградского Малого оперного театра. Познакомив москвичей с последними работами театра, эти спектакли по существу превратились в своеобразный смотр советского оперного творчества…» Трафаретная цитата из статьи А. Шавердяна «Путь советского оперного искусства» начала 50-х годится и к гастролям годов 30-х. Как всегда, Верочкиному взлету помог классический случай: Софья Преображенская заболела и ее место на сцене заняла Давыдова, вместо «Аиды» звучала не менее блистательная «Кармен». Вот начинается спектакль, исполнители основных партий выходят на авансцену, но пристальные взоры публики устремлены в правительственную ложу, где рядом с товарищем Сталиным находятся члены Политбюро Молотов, Ворошилов, Орджоникидзе, Микоян, др. и личный пилот товарища Сталина Александр Голованов. В задачу последнего входило фиксировать реакцию вождя на людей; он увидел как внимательно Сталин рассматривает молодую талантливую исполнительницу. — А ви, товарищ Да-авидова, хотели би жить в Москве и трудиться в Ба-альшом театре? — спросил Веру Александровну вождь, когда по окончании спектакля ее привели в правительственную ложу. А через несколько дней Сталин, вызвав наркома культуры, приказал издать приказ о переводе артистки Давыдовой Веры Александровны из Ленинградского театра оперы и балета в качестве с, олистки в Большой театр Союза ССР. И через месяц после гастролей Верочка переехала в столицу. Вот тогда-то Сергей Миронович почувствовал нанесенную ему вождем первую существенную пощечину, но не за политику, а, как он сам неосторожно болтал в кругу своих коллег, «за какую-то бабу из театра». Дорогу товарищу Сталину — шаг за шагом — запрещалось переходить всем и вся; неважно в чем: касалось ли то политики или частной жизни. После перевода в Москву, Вера Александровна вскоре попала в число ведущих актеров Большого театра. Вскоре последовала и первая встреча с Генсеком тет-а-тет. В новогоднюю ночь актриса пела в Кремле, а после присутствовала на праздничном ужине, сидя рядом с вождем. В полночь гости начали расходиться. Неважно где и как Вера Александровна обнаружила записку, в которой указывалось, что ей следует сесть в машину, которая ее будет ждать возле Манежа. Была глухая морозная ночь; Вера недолго колебалась, догадавшись, от кого последовала эта просьба. Неподалеку от Кремля к ней подошел А. Голованов и провел к машине; по дороге к прекрасному особняку, где жил Генсек, они свернули к одной из закрытых спецполиклиник. Там молодую женщину осмотрел медперсонал; был сделан быстрый анализ крови и мазков на предмет выявления венерических заболеваний. Надо сказать, подобную процедуру проходили все сталинские любовницы. …После угощения фруктами и экзотическими заморскими вкусностями, как выразился сам Сталин, он вполне уверенно и бесцеремонно снял с нее кофточку и расстегнул бюстгальтер. После чего сказал: «Сними все остальное». Ей ничего не оставалось, кроме по-советски стыдливого: «Товарищ Сталин, а давайте выключим свет». Сталин чмокнул губами, невнятно заклокотал горлом и согласился: «Хорошо». Если Вера Давыдова стеснялась и находилась в состоянии шока, то товарищ Сталин не стеснялся и шока не испытывал. Однако увидев обнаженное до талии очаровательное тело 28-летней красавицы, Сталин, которому тогда было 54 года, и в самом деле не захотел показывать физически несовершенное и несколько уродливое, как ему казалось, свое тело. Через неделю после той новогодней ночи актриса Давыдова переехала из театрального общежития в прекрасную трехкомнатную квартиру. Когда они встретились в четвертый или пятый раз, Вера сказал о том, что в Ленинграде находится ее муж, который очень беспокоится. Надеялась ли она, что его тоже переведут в Большой? Скорее всего, нет. Но, удивительное дело, Сталин, услышав ее слова, тут же ответил: «Хорошо, товарищ Давидова, ми переведем вашего мужа». На следующий день он лично позвонил ей и сказал, что нарком культуры подписал приказ и отныне ее муж переведен. Вместо того чтобы радоваться, Верочка Давыдова растерялась, испугалась, не зная что делать, ведь не сегодня-завтра к ней приедет муж и… что же будет тогда? Так, в смятении, она провела полдня, день. Но ни на второй, ни на третий день Мчедлидзе не приехал. А через пять дней он позвонил ей в театр и она, сорвавшись с репетиции, подбежала к телефону. Муж коротко сказал, что звонит из Тбилиси и что приказом наркома СССР по культуре он назначен… ведущим солистом театра оперы и балета в Тбилиси. Его попытка объясниться в накромате культуры Грузии окончилась предупреждением в наркомате внутренних дел Грузии. И там же, — жаловался Мчедлидзе, — сказали, чтобы я тебя, дорогая Верочка, не беспокоил и разрешили мне с тобой поговорить лишь пять минут. Не успела Верочка что-либо ответить, как в телефонной трубке раздались протяжные гудки. Ее попытки дозвониться в Тбилиси окончились безуспешно. Во время очередной тщетной попытки в трубке раздался щелчок и какой-то грубый голос сказал: «Вера Александровна, я вам рекомендую не звонить в Тбилиси и не беспокоить его. И он вас тоже беспокоить не будет». А на следующий день ей позвонил Поскребышев, попросив приехать в особняк, где у ней были свидания с Генсеком. Сталин сразу бесцеремонно «взял» ее, а затем сказал, что у него есть сврбодное время и он готов ее послушать. «Только не пойте, а говорите». Вера попыталась решить все вопросы сразу и выпалила сгоряча: «Я что, разведена с мужем?» Сталин спросил: «Что еще тебя интересует?» Вера ответила что ничего, но у нее есть просьба и она хотела бы работать в Тбилиси. Сталин среагировал и, прищурив звериные глаза, подошел к ней вплотную, так что она невольно встала. — Ты спала с каким-то мелким грузином. Тебе ш-то, не понятно, кто ты? Если ты будэшь спать с товарищем Сталиным, ты сумеешь прославить наше оперное искусство… И она терпеливо и… увлеченно выслушала интереснейший рассказ об оперном искусстве, об истории Большого театра, неожиданно для себя узнавая такое, чего не слышала ни на одной лекции профессоров за время своего обучения в Ленинградской консерватории. Великие знатоки оперы из консерватории, по ее мнению, прекрасно разбирались в этом волшебном искусстве. Она с затаенным дыханием слушала их лекции. Но то, что ей поведал Сталин, ставило этих профессоров на несколько порядков ниже его; знания Иосифа Виссарионовича об этой сфере искусства (как и в других областях знаний) были уникальны. Пораженная, Вера Александровна забыла обо всем на свете. А Сталин неожиданно перешел на другую тему: «Товарищ Давидова, отсюда вас отвезут в новую квартиру на улицу Гор-кого. Таких льгот, как делал вам проходимец, за-а-тесавшийся в наши ряды Киров, не будет. То, што он вам предоставлял — мелкое мещанство. А там, где ви живете, ви уже ви-пи-саны. У моего помощника во-о-зьмите свой паспорт с новой пропиской». Веру Александровну поселили в роскошный дом на улице Горького, в котором жили очень известные деятели литературы, искусства и партийные функционеры из идеологического отдела и отдела культуры ЦК ВКП(б). В новой квартире имелось 8 комнат. 2Как-то Вера Александровна заканчивала накладывать грим в своей уборной; сегодня была ответственная партия Кармен в одноименной опере. Через 10–15 минут ожидался ее выход. В дверь постучали и не дожидаясь приглашения открыли, вошел начальник службы безопасности Большого, он же и комендант театра. Сразу, с порога он доложил, что только что за ней прибыл автомобиль из Кремля и ей надлежит немедленно ехать, куда будет сказано сопровождающим. Актриса, поняла что вступать в пререкания с чекистом бесполезно и, подняв трубку правительственной связи в своей уборной, попросила Поскребышева соединить с товарищем Сталиным. Александр Николаевич вежливо осведомился, что собственно сказать товарищу Сталину. Вера Александровна начала объяснять ситуацию и неожиданно услышала голос вождя. «Хорошо, товарищ Давыдова. Партия Кармен, как и сама опера да-астойны таго, што товарищ Сталин подождет. Жилаю успеха». Связь прервалась. Актриса попросила непрошеного гостя оставить уборную, тогда как недоумевающий комендант требовал ее немедленно направиться в автомобиль. Верочка от души рассмеялась и вежливо сказала: «Уважаемый товарищ комендант, неужели вы не поняли, что я разговаривала с самим товарищем Сталиным». После спектакля, прошедшего как всегда с успехом, она засобиралась домой. Она вдруг почувствовала неимоверную усталость и желание принять душ и сразу же броситься в постель, провалиться в сон. Но ее тревожила мысль, что вместо своей квартиры придется на ночь глядя ехать ублажать вождя. Но ехать не пришлось. На следующий день она проснулась поздно, привела себя в порядок и направилась в столовую, где ее уже поджидала домработница. «Вот билеты, — сказала она, — у нас два купе в вагоне люкс. Сегодня вечером мы выезжаем на поезде «Москва — Адлер» на море». Не успела Давыдова рассмотреть билеты, как раздался звонок телефона. «Ви готовы, Вера Александровна? Надэюсь, ви не опоздаете. Машина доставит вас к самому поезду». Через несколько дней она, забыв все московские дела и всю шумную, неспокойную жизнь столицы, беззаботно предавалась отдыху, часами просиживала в шезлонге, наблюдала за кричащими чайками, за пароходами у горизонта и мелкими ракушками на пустынном морском берегу. Вождь редко приходил на пляж, а если и приходил, то был одетым. А ее предупредил, чтобы всегда приходила в халате, а на пляже была в купальнике. И она слушалась. Еще реже он виделся с ней наедине. В какой-то мере это облегчало ее участь и она без помех наслаждалась хоть и принужденным, но все же прекрасным отдыхом в золотое время года — разгар бабьего лета. Как-то она поднялась с восходом солнца, спать больше не хотелось, набросив после душа халат и взяв полотенце, Верочка направилась на пляж. Удобно разместившись в шезлонге, она листала модный итальянский журнал, — незнаемое роскошество для простых советских тружениц, затем, почувствовав дремоту, закрыла глаза и уснула. Проснулась когда солнце вовсю припекало ее левое плечо, молодая женщина потянулась, разминая затекшее тело. Усевшись удобней, она опустила чашки бюстгалтера на живот, обнажив красивой формы белую грудь. Она, даже не заботясь про ожоги, снова закрыла глаза. В какое-то мгновение отчетливо почувствовала чужой взгляд, кто-то ее пристально рассматривал. Сомнений быть не могло; открыв глаза Верочка увидела вождя. «Красивая. Што скажешь, когда женщина красивая», — неожиданно Сталин резким шагом пошел под навес, наклонился и… она не поняла, что произошло, но услышала выстрел («…а может, не один, а два выстрела; уже не помню», — говорила мне Вера Александровна во время нашей встречи в самом начале 70-х годов.). Сразу же за этим резким звуком неподалеку что-то упало. Затем до ее слуха донеслась сталинская брань, мгновенно подбежали два чекиста. Громко выматерившись, Сталин подошел к Вере Александровне и жестким тоном произнес: «Штоби я вас не видел, товарищ Давидова, в таком безобразном виде. Уходите отсюда!». Она безропотно надела бюсгалтера, запахнулась в халат, и бросив на плечо полотенце, немедленно пошла по ступенькам вверх к своему коттеджу. Проходя мимо ближайшего куста, она увидела как охранники Сталина перевернули окровавленное тело молодого человека, переложили на носилки и понесли. Как оказалось позже, это был новобранец, который должен был проходить службу в охране вождя. Мальчишка, он подглядывал за полуобнаженной женщиной, замаскировавшись в кустах. Пуля попала в голову. А через несколько часов один из чекистов охраны сказал ей: «Вера Александровна, вы ничего не видели и не слышали. Правда, у нас тут произошло незначительное происшествие, но товарищ Сталин приказал высоко оценить подвиг нашего молодого коллеги, и вот мы подготовили выписку из приказа о героическом поступке молодого чекиста, в котором выражаем сердечную благодарность его родителям за хорошего сына, а комсомольской организации школы — за то, что в их рядах воспитываются такие честные и отважные герои… Как вы думаете, Вера Александровна, высоко товарищ Сталин оценил подвиг героя?» Давыдова уже усвоила многие нравы и правила каверзной среды, в которую она попала не так волей обстоятельств, как благодаря своей особой женственной красоте. Не раздумывая, актриса ответила: «Лучше, чем товарищ Сталин сказал, подвиг солдата, погибшего при исполнении служебных обязанностей, не может быть оценен». После возвращения с юга в Москву дни буквально летели бесконечной чередой репетиций, спектаклей, встреч; вот уже в театре отпраздновали очередную годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Вера Александровна получила весьма существенную денежную премию и, как всегда, самые высокие гонорары за исполнение ведущих партий на сцене Большого. А незадолго до нового года, 24 декабря, ей позвонил Маршал Советского Союза Михаил Николаевич Тухачевский. Он сказал, что есть прекрасный повод встретиться, ведь завтра праздник. Она удивилась: какой? Он ответил, что по всей видимости, кто-то из его предков был польским шляхтичем. «А поляки, дорогая Верочка, это католики. А завтра католическое рождество», — торжественно-игриво наседал маршал. Верочку испугали эти слова, упоминание о каком-то далеком католическом рождестве могло принести большие неприятности обоим. Конечно, она хорошо относилась к заместителю наркома обороны и, скорее не из-за его высокого государственного положения, сколько из-за того, что он был ей просто симпатичен. Хотя и первое играло весьма существенную роль. Но ей не нравилось, что Михаил Николаевич (так она всегда звала его по телефону, на что он болезненно реагировал, ибо ему хотелось чтобы и по телефону, как при личном общении, она звала его Мишенька); неужели маршал не понимал, что их телефоны прослушивались, или же он бравировал своим отношением к ней? — впрочем, все это неприятно… Но Тухачевский, нисколько не удивившись ее холодности, продолжал рокотать басом в трубку и, так и не дождавшись согласия Веры Александровны, сказал что сегодня вечером после спектакля за ней приедет его машина и они отправятся праздновать таинственное Рождество.
Однако случилось так, что за артисткой Давыдовой в тот вечер приехала не машина Тухачевского, а машина Николая Ивановича Ежова, наркома внутренних дел, которому буквально совсем немного осталось быть на этом грозном посту. Его вот-вот переведут в наркомат речного флота, а оттуда — в подвал его любимой Лубянки. Вера села в автомобиль и тот рванулся с места; неожиданно стекло, разделяющее салон от водителя, опустилось. Полной неожиданностью для нее явилось то, что справа от водителя над спинкой переднего сиденья возвышалась некая подозрительная маленькая головка с торчащими ушами. Головка повернулась, тонкие губы рта разжались и она услышала: «Ну как я вас, Верочка? Наконец-то вы меня полюбите. Глупый у вас любовник, хоть и маршал. Вот то ли дело я, Генеральный комиссар Государственной безопасности СССР Николай Иванович, о котором ходит слава: берет ежовыми рукавицами… Ну что вы, Верочка…» — липкие небольшие руки выскочили из-за спинки, потянулись и стали шарить по ее открытой шее. Не успела она опомниться, как он запустил руку ей под бюстгальтер и сжал соски. Сжал так больно, что она чуть не вскрикнула. Единственное, что могла сделать актриса, это выскочить на полном ходу, но куда? При огромной скорости… Но она все-таки нажала ручку дверцы, пытаясь приоткрыть ее и требуя от Ежова отвезти ее обратно в театр. Дверца не поддалась, и до нее дошло, что она взаперти. Конечно же, этот карлик Ежов был не так прост, как иногда казался некоторым. Впрочем, до недавнего времени он ей не казался и страшным. Ее привезли в один из домов НКВД, в подвале которого ежеминутно шли жестокие пытки. Тогда как на верхних этажах здесь любили повеселиться; шло веселье и сейчас. Как правило, тут находились начальники краевых, областных УНКВД, вызываемые Ежовым в Москву. Но среди разряженных гостей можно было встретить и высших чинов с Лубянки, жен высокопоставленных чекистов, но… без своих мужей, ибо те находились либо в долгих дальних командировках или уже в подвале. Когда Ежов, ведя себя почти галантно, поднялся вместе с Верой Александровной в зал в самый разгар показушно-неугомонного бала, он вдруг переменил тактику и фамильярно-небрежно схватив за талию, сказал с легкой издевкой: «Я вас, барышня, оставляю на попечение Маршала Советского Союза, вашего Мишеньку Тухаческого», — и грубо толкнул ее в нишу, из которой в эту минуту выходил заместитель наркома обороны Тухачевский. Он протянул к ней руки, она, растерянная, хотела что-то спросить, обратиться к нему, но между ними неожиданно опять возникла фигура карлика Ежова: «Мишенька, отмечай католическое рождество, и если Верочке-свет-Александровне что-то не понравится, проведи ее в подвал. Там хорошее медвежье красное вино льется рекой». И так же неожиданно исчез. То была одна из самых жутких ночей в жизни актрисы. Она с трудом пробыла в этом дьявольском доме чуть больше часа, пока не уговорила маршала увезти ее. По всему видать, Тухачевский тоже был не в лучшем расположении духа. Конечно, об этом свидании с маршалом стало известно Сталину. Но удивительное дело, вождь молчал, и у него были на то причины, о которых Вере Александровне знать не следовало. Да они ее и не касались. А вот Ежов решил максимально использовать ситуацию для удовлетворения своей похотливости. Но, к счастью для Давыдовой, обстоятельства складывались так, что Ежову никак не удавалось настичь актрису… Как-то будучи на гастролях в Киеве, Вера Александровна решила прогуляться по улицам древнего города. Она уже привыкла к тому, что ее сопровождают трое мужчин, по ее убеждению, чекистов. Так оно и было; за ней постоянно следовали и в Москве и здесь, не вступая ни в какие разговоры. Практически не обращая внимания на свиту, она дошла до Владимирской горки, приблизилась к памятнику князю Владимиру и, задумавшись, надолго застыла, засмотревшись с кручи на медленно текущие воды Днепра-Славутича… Москва. Кремль. Кабинет вождя. В кабинете Сталин и Ворошилов. — Товарищ Сталин, согласно плану, войсковые учения частей и соединений Московского военного округа должны завершиться через восемь дней. Руководителем учений от наркомата обороны назначен заместитель НКО Маршал Советского Союза Тухачевский. В настоящее время войска округа развернуты и «боевые» действия достигли апогея. А руководитель учений преступно покинул расположение войск и убыл в неизвестном направлении. Принятыми мною мерами по розыску товарища Тухачевского установлено, что он находится в столице советской Украины городе Киеве. Мои попытки связаться с ним по телефонной и радиосвязи успехов не имели. Я обязал командующего войсками Киевского военного округа командарма 1-го ранга Уборевича разыскать товарища Тухачевского и передать ему мое требование о том, чтобы он созвонился со мной. А об исполнении моего приказания поручено товарищу Уборевичу донести мне немедленно. — Что, Клим, с…бл…сь наши маршалы. Ну ш-то ж… Сталин поднял трубку телефона. — Ты уже приехал? Это хорошо. А как дела в Тбилиси? Ты сдал там партийные дела и НКВД? Ма-алодец… Слушай, Лаврэнтий, што у тебя есть по Киеву? Казалось, Сталин безразлично слушает что говорят с Лубянки. Недавний первый секретарь ЦК КП(б) Грузии Лаврентий Павлович Берия по приказанию вождя был освобожден от обязанностей партийного руководителя и прибыл в Москву для принятия дел и должности наркома внутренних дел СССР вместо освобожденного Ежова. Сталин лично поручил ему сразу взять под контроль работу оперативной группы, которая уже длительное время отслеживала военачальников РККА: Тухачевского, Уборевича, Якира и многих других. Услышав от Берия информацию, вождь обратился к Ворошилову: — Ну вот, Клим, я не ошибся: на бабу променяют и партбилет, и родину, и семью. Я не ошибся. Сейчас ездит по Киеву и ищет эту курву артистку из Большого театра… Ми ей — високое доверие, «народную» дали, орденом наградили, Сталинскую премию дали, квартиру, високие оклады, а она, понимаешь, когда ми с тобой тут говорим, гуляет на Владимирской горке. А он, дурак, по Киеву мотается. Што прикажешь делать, Клим, твои люди… — Товарищ Сталин, я не сомневаюсь, что ты осведомлен где сейчас товарищ артистка и товарищ Тухачевский. Но ты всегда принимал и примешь сейчас правильное решение. Киев. Вера Александровна спустилась по ступенчатой аллее и вышла на проспект, который в скором времени будет носить имя С. М. Кирова. Она направлялась к стоянке такси, когда неожиданно перед ней затормозил легковой автомобиль и еще более неожиданно из него выскочил здоровенный Тухачевский, прокричав, как показалось, на весь Киев своим громогласным басом: «Я нашел тебя, Верочка!» Удивлению Веры Александровны не было предела. Они тут же уехали на одну из дач командующего войсками округа, благо в этот вечер не было спектакля. Наутро Тухачевский проснулся очень рано, и немного полюбовавшись крепко спавшей красавицей, растормошил ее. Та с трудом воспринимала что он говорит. «Верочка, я бы тебя не будил, но мне надо срочно уезжать. Я тебе выдам небольшую военную тайну. В лесах Подмосковья идут серьезные маневры и Ворошилов приказал мне быть на них руководителем. Я вчера днем примчался к тебе самолетом и сейчас вот еду на аэродром, чтобы вернуться назад. А если у тебя спросят, зачем у тебя был Тухачевский… вот тебе удостоверение «Ворошиловского стрелка» с твоей фотографией и печатью и значок… по существующему положению, это звание присваивается наркомом или его заместителем. Так вот, запомни: я, как заместитель, присвоил тебе это звание и привез удостоверение, чтобы лично вручить. Но имей в виду: на удостоверении не моя подпись, а Ворошилова. Этим я бы хотел подчеркнуть значимость и твой особый статус в Москве». Чмокнув ее в ухо, он покинул коттедж, где прошла сладкая ночь. Москва. Наркомат обороны СССР. Нарком обороны Маршал Советского Союза Климент Ефремович Ворошилов собрал все материалы на своего зама Тухачевского, сел в служебный автомобиль и приказал ехать в Кремль. Через несколько минут он уже поднимался по лифту в кабинет вождя. Там он положил личное дело Маршала Советского Союза Михаила Николаевича Тухачевского на стол. Сталин взял в руки документы и стал негромко читать. Из текста следовало, что…
Итак, Сталин взял в руки документы и стал негромко читать. Из текста следовало, что… Тухачевский Михаил Николаевич родился 16 февраля 1893 года в имении Александровское Дорогобужского уезда Смоленской губернии. Из дворян. Закончил Александровское военное училище в 1914 году. Участник боевых действий 1914–18 г.г. в качестве офицера лейб-гвардии Семеновского полка. Поручик царской армии. В 1915 г. попал в плен, а в 1917 совершил побег с группой офицеров. Офицеры при побеге погибли, а поручик остался жив. По обнаруженным архивным документам военной разведки рейхсвера под руководством полковника Вальтера Николае выходило, что группа офицеров русской армии, находившаяся в плену под руководством старшего из них в чине полковника совершила побег. Но сотрудниками беглецы вскоре были настигнуты. В случае их задержания их бы водворили в карцер, каждого младшего офицера — на 5 суток, старших офицеров — на 3 суток, а полковника — на сутки. После чего они были бы возвращены в бараки военнопленных. Но офицеров немецкой контрразведки поразило то, что один из бежавших военнопленных офицеров, человек с погонами поручика, неожиданно вырвал у одного из контрразведчиков наган и разрядил в своих товарищей все патроны. Сраженные наповал русские офицеры не подавали признаков жизни. После этого поручик довольно сносно обратился на немецком языке к немецким оперативникам и сказал: «Я готов выполнить любое ваше задание по уничтожению ваших врагов». Старший группы захвата гауптман, неплохо владевший русским языком, вынул наган и произнес: «Есть такое слово у русских: с-с-сука. Пошел прочь, руськая свинья». Поручик бросился бежать, и когда он скрылся за холмом, гауптман вложил в кобуру наган и вместе с сослуживцами направился к своим. А вскоре за убитыми пришла повозка с немецкими солдатами и тела их были преданы земле. В 1918 г. болтавшийся без дела Тухачевский нанялся на службу в качестве военного комиссара в Красную армию. Его старания по расстрелу бывших своих товарищей по лейб-гвардии Семеновскому полку и других офицеров быстро заметили чекисты. Особенно красочными и яркими были его донесения в ЧК по выявлению контрреволюционных элементов. Он перечислил адреса всех своих знакомых из дворян и учившихся с ним в военном училище или служивших в русской армии и когда-нибудь встретившихся ему на пути. За что получил псевдоним «Стукачевский». По рекомендации начальника Московской ЧК он был представлен Главнокомандующему РВС Каменеву, который предложил ему занять должность командующего 1-й армии Восточного фронта. Затем спустя полгода Тухачевского перевели командовать 8-й армией Южного фронта, но уже через 2,5 месяца он возглавил 5-ю армию Восточного фронта. Эта армия под его командованием провела ряд жесточайших карательных операций в местах, где когда-то находилась армия адмирала Колчака. Его заслуги были замечены и 5-ю армию бросили на польский фронт. Где Михаил Николаевич проявил чудеса «стратегического искусства», — он с передовыми частями погнался за польскими жолнежами, но так как большая часть польских солдат была родом из Варшавского повета, они туда и бежали. И тут «красного полководца» обуяла слава Наполеона. Он решил захватить Варшаву и сделать ее ни много ни мало «Польской первой Советской Республикой». Тогда он руководил целой армией, как когда-то руководил взводом в Первой мировой войне. Есть такие люди, которые не замечают разницы: управлять 30 солдатами или 30 тысячами солдат и офицеров… С такими подходами к объединению, как и ко взводу, ничего дельного не получится; спесь и бездарность, — качества, характерные подобным полководцам. Тылы армии Тухачевского отстали на сотни километров, благодаря чему в польском генштабе удалось сгруппировать незначительную, но мощную группировку войск, которая нанесла внезапный удар огромной силы в арьергард армии Тухачевского, устроив ей тотальный разгром. Трусливый потомок польских шляхтичей, позорно бросив разбитые войска, бежал. В этом он оказался похожим на Наполеона, бросившего разбитые французские войска в России. Надо было как-то оправдываться перед большевистской властью. И он дал слезные обязательства о том, что выполнит любое задание партии, Советского правительства и высшего командования Красной армии. Надо полагать, ему не поверили, но все же из-за отсутствия каких-либо военачальников сгодился и трусливый поручик. Его назначили командовать 7-й армией и в 1921-м он участвовал в новом кровавом беспределе, на этот раз на фортах военно-морской базы Кронштадт. Пулеметные батальоны его армии бесконечными очередями срезали безоружных моряков крепости. На лед замерзшего Финского залива были уложены десятку тысяч окровавленных тел в черных штанах и бушлатах — недавних мужиков из деревень и рабочих из городов — потребовавших от Советского правительства прекратить жестокий беспредел и насаждение чудовищной власти в их деревнях, селах и городах. После чего Тухачевский в запале неизвестно откуда бравшейся в нем ненависти сел на тачанку, взяв с собой несколько десятков других тачанок, на которых восседали его головорезы, и из пулеметов добивал еще живых, истекающих кровью матросов. Этот «подвиг и талант военачальника» был замечен лидерами террористов, будущими идолами советского народа, товарищами Троцким и Лениным. Тут же Михаила Николаевича направляют на подавление Тамбовского мятежа. Мастер геноцида против собственного народа — Тухачевский — широкомасштабно применял химическое оружие; использовались газы, отравлялись целые деревни, гибли и старики, и младенцы… После разгрома крестьян тамбовщины во главе с атаманом Антоновым пошла по стране гулять крылатая фраза: тамбовский волк тебе товарищ. Подразумевалось, что этим волком является любой крестьянин тамбовщины, имеющий в своем амбаре хотя бы горсть зерна… Впоследствии это ассоциировалось со всем русским крестьянством на всей территории страны. По завершению гражданской войны Тухачевский принял активное участие в реформе Красной армии. Но только следует заметить, что предложил он в самые сжатые сроки построить предприятия, чтобы затем вооружить Красную армию 50 тысячами — 100 тысячами танков, потом еще столько и еще столько и… немедленно начать войну за мировую революцию. Гений военного искусства, ничего не скажешь. С таким полководцем весь мир насилья мы разрушим… Происходило подобное следующим образом. В 1927 г. был сверстан 5-летний план государственного строительства, в котором на основе заявок Генштаба РККА экономисты просчитали количество необходимой боевой техники и вооружений для Красной армии и флота. В ЦК партии план одобрили; очередной съезд зафиксировал строительство Вооруженных Сил в программе партии. На основе этого 5-летнего плана были заложены новые доменные и мартеновские печи, электростанции, прокатные станы, смежные предприятия и т. д. Но через год ни с того ни с сего грамотей Тухачевский заявил, что этот план неправильный и что нужно выпустить 50 тысяч — 100 000 танков и… немедленно! Следует заметить, что танки в сражении не могут участвовать без авиационного прикрытия. Значит, нужно будет выпустить примерно и такое же количество самолетов. Подобную мысль о неимоверном количестве танков и немедленно Сталин назвал «бредом отдельно взятого военачальника». Вождь тогда заметил: «Гдэ, на каком участке фронта ми сможем разместить такое количество танков? Это не-мис-лимо». Следует учесть, что в конце 20-х годов Советскому государству реальной физической угрозы уничтожения со стороны сопредельных стран не было. А потому подобные военные предложения и в самом деле выглядели бредом… На плане Тухачевского, в котором на полном серьезе предлагалось создать армию, расходы на содержание которой превышали бы возможности Советского государства, товарищ Сталин поставил резолюцию: «План» т. Тухачевского является результатом модного увлечения «левой» фразой, результатом увлечения бумажным, канцелярским максимализмом. Поэтому-то анализ заменен в нем «игрой в цифири», а марксистская перспектива роста Красной Армии — фантастикой. «Осуществить» такой «план» — значит наверняка загубить и хозяйство страны, и армию».
Его «выдающиеся способности» по строительству Красной армии были замечены не менее достойными военачальниками. И вскоре Михаил Николаевич назначается начальником военной академии РККА (руководил чуть больше месяца). Уразуметь «бездарность» бывших царских профессоров было не под силу «гениальному» Тухачевскому, и он дал им по-большевистски точную аттестацию: «наймиты империализма», «враги народа», «неграмотные и достойные одной меры наказания революционной справедливости — расстрела». Он вскоре будет возглавлять войска округа, станет начальником Штаба РККА, напишет «сверхгениальный» военный труд «Гомеостратегия и декавильки». По авторитетному мнению теоретика военного искусства XX века Бориса Михайловича Шапошникова, Генеральный штаб является мозгом вооруженных сил, во главе его должен быть чрезвычайно аккуратный и пунктуальный человек, мыслитель высочайшего класса, который досконально разбирается в экономике страны, в политических целях и задачах руководства государством, в помощь ему придаются тысячи высших и старших офицеров по профессионализму своему являющимися экспертами в своей области. В задачу Генштаба входит планирование стратегических операций, осмысление, учет и расчет, системный анализ всех сопутствующих и противоборствующих сторон, а также осуществление замыслов руководства вооруженными силами в мирное и военное время. Понимал ли Михаил Николаевич Тухачевский, занимая пост начальника Генштаба РККА, что он делал и умел ли он просчитывать ходы в качестве мыслителя и стратега? Понимал ли он цифры, этот скрупулезный язык экономики страны? Скорее, он понимал другое. Ему нравились различные непонятные и необъяснимые слова, расплывчатые мыслишки; нечто из сферы музыки, ведь он любил поиграть на скрипке. Ему одному, по мнению Сталина, казалось, что он говорит понятно. Но… Кто из докторов военных наук объяснит даже слушателям военных академий что означают понятия: «полемостратегия», «декавильки», «увеличивается железнодорожный факультатив», «гармоника расчленения сил»… Кстати, если Тухачевский действительно так гениален, как утверждают советские и некоторые российские военачальники, то почему бы его труды не опубликовать полностью в открытой печати? Ведь там ничего секретного нет, чтобы ослабить мощь сегодняшних российских вооруженных сил. Но опубликовывать нечего, ибо сразу же станет ясна глупость Тухачевского. И читатель поймет, что на протяжение нескольких лет во главе Генштаба стоял дурак. На протяжении существования советской армии никто — доктора военных наук, военачальники и офицеры — так и не поняли и не объяснили что же такое «гомеостратегия» и что такое «декавильки»… …Прочитав текст биографии и аттестации маршала, Сталин помолчал, прошелся вдоль стола, затем подошел к столику, налил в стакан охложденной боржоми, и отхлебнув несколько глотков, сказал: «Клим, хочешь, выпей, ба-аржоми ха-роший… Ну што ж, биография славная. Палкаводиц што надо, но он не пишится в мои планы. Я даже не знаю где ему найти применение. Разве што дать еще пару-тройку орденов. Лампасы пошире нашить. Пару дворцов в Сочи по-да-рыть. И б…дьей ему поставлять. Может, этим укрепим нашу армию… Ну што, Клим, принимаешь мое предложение? Ты ведь его начальник». И, не дожидаясь ответа наркома, продолжал: «Ш-то ты понимаешь, Клим, живешь с своей жи-идовкой, бабы — это знаешь што? Любую армию, любую страну променяешь ради них, только дай волю чувствам. Па-анимаешь што наделал, он пасмел своим грязным Х…М лезть к моей жен-шщи-не… То, што она дура, я знаю, но если би он не поступил так. Што он из себя корчит? Поступи с ним как всегда». Ворошилов, боясь гнева, быстро спросил: — Иосиф, как поступить? — Што ты трясешься? Ты што, баба или маршал у меня? Ну и хер с тобой. Отправляй его в Куйбишев. Спусти его наниз. Может бить, на округе сообразит, кто такой заместитель наркома и кто такой товарищ Сталин. В этот же день маршал Тухачевский был освобожден от занимаемой должности; в жесткой форме Ворошилов потребовал от него немедленно выехать в Куйбышев на должность командующего войсками Приволжского военного округа. А еще через несколько дней по прибытии на Волгу Тухачевский был арестован и доставлен в Москву, в подвал Лубянки. Где сотрудниками органов была проведена серия жестоких допросов для того, чтобы, как писали впоследствии лживые советские историки, добиться каких-то признаний. На самом деле признания его никому не были нужны. Его вина очевидна: бандитизм, массовые расстрелы жителей нашей страны на протяжении всего пребывания его в рядах Красной армии, а также его бездарность в военном искусстве. …В аттестации по случаю его производства в офицеры командир учебной роты Александровского училища писал: «Я много наслышан о роде Тухачевских, я считаю что дворяне из этой семьи — достойные России патриоты и верные слуги царя. Но за 2,5 года этих качеств ни на малейшую толику не проявил кадет Тухачевский М.Н. Будучи всегда чистым душой и совестью я, как офицер его Императорского Величества считаю нецелесообразным выпускать офицером из Александровского училища отрока Михаила Николаевича Тухачевского…» Признаний в подвалах Лубянки никто от Тухачевского не требовал. Зато он сам напрашивался на встречу с руководителями НКВД. Маршалу дали бумагу, ручку и он самым добросовестным образом оболгал себя и… предложил наркому внутренних дел разыграть сцену допроса, во время которой бы он, Тухачевский, рассказал, что будучи в плену в Германии был завербован немецким командованием. А присутствующий при вербовке начальник 6-го управления «Аусланд СД» РСХА оберфюрер СС Хайнц Мария Карл Йост сбросил информацию о вербовке президенту Чехословакии Бенешу. А Бенеш в свою очередь, якобы из дружеских чувств передал эту информацию руководителю СССР Сталину. И таким образом, он был бы разоблачен… Михаил Николаевич получив от наркома добро кивком головы, красочно все это расписал. Когда его «признания» (правильней, его фантазии) были переданы Сталину, тот, прочитав и зная реальное состояние дел в советско-германских отношениях, о которых Тухачевский даже не мог помыслить, усмехнулся и совершенно безразличным тоном сказал: — Иногда подлость имеет бескрайние размеры. И она можит визвать озлобленность, а здесь ничего кроме отвращения нэт. Так пусть же эта б… сдохнет, штоби я ее нэ видел, не слышал никогда. Рассказывают о громком суде над Тухачевским. Ужасаются, что на последнее заседание 6 июня 1937 г. его принесли на носилках, что Ульрих зачитал слова о вынесении смертного приговора и подвел итог жизни великого стратега. Ужасаются, что дальше пошли расправы над его единомышленниками: Уборовичем, Якиром, другими военачальниками. Все это чушь… Невзирая на дикость советской юриспруденции и одиозность фигуры Ульриха в судебных процессах, следует прямо заявить: каждый из этих высокопоставленных военных Красной армии получил по заслугам! Ибо были они далеки от истинного военного искусства и благородства чести офицера, понятий стратегии и тактики, развитых со времен Петра Великого в русской армии. Не приближались эти так называемые военачальники — по своим знаниям и опыту — к мышлению и научному обоснованию военного искусства маршала Шапошникова, военных ученых Иссерсона, фортификатора Д. М. Карбышева и многих других достойных исследователей военного искусства в XX ст. Приговоренные как враги народа к смерти, эти военачальники и в самом деле были врагами: бандитами с большой дороги и палачами нашего народа. А что до клише агенты всех разведок империализма, то «великий» Михаил Николаевич Тухачевский написал подобное признание добровольно. После казни бывшего заместителя наркома оброны Сталин сказал Ворошилову: — Армию вичистить до конца от этих бандитов! Иначе они вичистят нас, и ми не выполним нашу главную задачу. Иды, работай. 3Незадолго до войны Вера Александровна встретилась с вождем, как ей тогда казалось, в последний раз. Встреча состоялась вскоре после празднования 60-летия Сталина. По всем признакам Сталин был не в духе. — Говорят, товарищ Дави-дова, што ви много себе позволяете в разговоре с руководителями партии. Вот и коллеги по вашему цеху очень недовольны вашим поведением. Ш-то ви на это скажете? — Товарищ Сталин, мною могут быть многие недовольны. А если вы вообще не будете на меня обращать внимание, мне станет совсем худо, — грустно отпарировала актриса. — Товарищ Давыдова, не темните, отвечайте на вопрос. — Тогда скажите, пожалуйста, товарищ Сталин, кто эти коллеги по цеху. — Ха-ра-шо, — смилостивился вождь и перечислил: — Барсова, Златогорова, Лепешиньская. Што ви на это скажете? Повзрослевшая Верочка знала что Сталина можно разжалобить слезами, а после посетовать на этих лжеподруг, наговорив на них любую клевету. Но Сталин был настолько зол, что она не рискнула вести игру. И неожиданно для себя, и, скорее всего, для товарища Сталина тоже, на одном дыхании выпалила: — Товарищ Сталин, извините, вы сделали меня своей любовницей, а ваша бывшая любовница Валерия Барсова, понимая что намного старше меня, стала беситься, что вы ее к себе больше не зовете. Она даже выражает неудовольствие, что всего лишь четырежды получила премию вашего имени, и заявляет что достойна большего. И, запугав более молодых, чем я актрис, — Лепешинскую, Златогорову, Шпиллер — склонила их на свою сторону… А ведь вы и с ними спите, товарищ Сталин. Вождь растрогался, подошел, взял руками за плечи и с силой усадил ее в кресло. — Верочка, из всех этих б…, не обижайся, ты самая лучшая. Нет-нет, ты не б…, я действительно правду сказал, ты самая лучшая. Мне с тобой всегда спокойно. И ты ничего не просишь как Барсова, Лепешиньская, и эта за-алотая Дюймовочка. Иди, а-атдохни, я позову тебя. Позвал он ее… осенью 1944года, находясь на Ближней даче. Настроение у него было хорошее, наши войска выдворили с советской территории немцев, кровопролитная изнуряющая война переходила в завершающую стадию. Почти полтора года назад Сталин участвовал в работе международной конференции в Тегеране. И вот скоро, всего через несколько месяцев, будет проводить конференцию у себя; шла интенсивная подготовка к этому историческому событию. Сталин, решив немного отдохнуть, вспомнил о своей прежней возлюбленной. Она тотчас приехала, они долго разговаривали, он все угощал ее сладостями, иногда полушутя обнимал, а потом совсем неожиданно сказал: — Стар я, Верочка, стал. Да и тебя не звал давно. Ну тут вот у меня жи-вет экономка, то пару раз я вспомнил тебя, а позвать не решился. То вот тогда и переспал с ней. А сейчас и она не нужна. И рад, ш-то вижу тебя… Ты, Верочка, нэ держи зла против меня. Я как помру, так эти собаки съедят тебя… Так што я тут подумал: па-аезжай в Грузию. Там што би ни случилось, тебя любить будут. Грузины меня и боятся, и любят. И когда я умру, тебе будет там спокойно. Ты будешь… как бы символ, што была любимой женш-щиной та-ава-рища Сталина. И сейчас тэбе надо подумать о том… Ведь ты вот у нас за-аме-чательная артистка, я помню все твои спектакли, твои партии: Любавы в «Садко» Римского-Корсакова, Марфы в «Хованщине» Мусоргского, Кармен в «Кармен» Бизе, Амнерис в «Аиде» Верди, Аксиньи в «Тихом Доне» Дзержинского, Груни в «Броненосце Потемкине» Чишко, Миловны в «Мать» Желобинско-го… Ты, Вера-ачка, не переживай ш-то на тебя написали доносы эти б…дьц. Они нэ достойны твоего имени ви-ду-щей солистки Большого театра. За концерно-исполнительскую деятельность Вера Александровна Давыдова удостоена Сталинских премий, награждена двумя орденами. Но не знала товарищ Давыдова, да и вряд ли когда узнала, что почти такой же разговор у вождя был и с другими близкими женщинами. К примеру, с народной артисткой Советского Союза Валерией Владимировной Барсовой, самой старейшей из актрис-любовниц вождя. Она на 12 лет была старше Верочки Давыдовой.
Впервые на сцене Барсова появилась в 1915 г., исполняла партии Людмилы в «Руслане и Людмиле», Антониды в «Иване Сусанине» Глинки, Розины в «Севильском цирюльнике» Россини, др. В награду за талант (рассказывают, что актриса не могла запомнить свои партии и на сцене ходила от стула к стулу, за спинками которых крепились листочки с текстом) и за предоставленные удовольствия получила от Сталина особняк в городе Сочи, где и ушла из жизни 13 декабря 1967 года. Блистая на сцене Большого, она организовала ряд подметных писем и доносов в НКВД на В. А. Давыдову. После привлекла к своему грязному сотрудничеству своих подруг по любовному цеху Лепешинскую, Златогорову и молодую певичку Наталью Дмитриевну Шпиллер, которые охотно начали травлю против Веры Александровны. Особенно старалась Златогорова. Сталин по очереди встречался с ними и, куражась над каждой из них в отдельности, говорил что более великих певиц, чем они сами, нет. Валерии Барсовой сказал о том, что Лепешинская и Златогорова — бездарные, и что «Лерочка совершенно права, что они курвы». Лепешинской сказал те же слова о Барсовой и Златогоровой. Последней, что Барсова и Лепешинская — бесталанные певички и отвратительные проститутки и тд. И лишь Давыдову он никак не обозначил в характеристиках при них. Вот на этот немаловажный нюанс как-то обратила внимание Барсова и попыталась в который раз подбить своих подруг по постели на новую грязную игру против соперницы. Первой спохватилась Ольга Васильевна Лепешинская, сказав: — Валерия Владимировна, если ты хочешь потерять все-все и даже дачу в Сочи, то это твое право. А я ничего не хочу терять, не хочу, чтобы потом меня е…л какой-то забулдыга из московской подворотни… Уволь, я больше о Давыдовой даже слова плохого не подумаю. С ней вдруг стала солидарна и Златогорова. После смерти вождя все они остались в Москве. Лишь Барсова, ощутив ухудшение здоровья, уехала на жительство в Сочи, как оказалось, навсегда. Но Вера Александровна была вынуждена покинуть российскую столицу после XX съезда КПСС и развернувшихся после него событий, связанных с неприятием имени вождя. Она, как того и хотел Сталин, уехала в Тбилиси (шел конец 1956 г.), получила благоустроенную трехкомнатную квартиру в привелегированном районе грузинской столицы, должность профессора в консерватории и, что немаловажно после пережитого за почти три десятилетия творческой жизни — хорошее отношение к себе чиновников от власти. Она продолжала состоять в браке со своим мужем Д. С. Мчедлидзе-Южным, но жизнь его с ее приездом нисколько не изменилась; они были порознь. Да и Вера Александровна не настаивала на изменении отношений. После очень уникальных отношений и любви со Сталиным, при котором она имела лишь нескольких других мужчин, да и то скорее не по своей воле, она просто не стремилась к тому чтобы сейчас быть с кем-то. Есть мужчины, после которых интимная близость с другим просто не нужна… Единственным верным из всех поклонников оставался Георгий Максимилианович Маленков; он присылал ей поздравления на день рождения 30 сентября и в женский день 8 марта. Интимные отношения с этим партийным и государственным деятелем приключились лишь однажды, когда не было никаких сил устоять перед его напором. Это произошло за 1,5–2 года до кончины Сталина. Примерно тогда же состоялась и интимная связь с секретарем вождя Алексанром Николаевичем Поскребышевым. Конечно, это были весьма влиятельные лица и на всем протяжении ее отношений с великим Сталиным оба весьма деликатно и уважительно относились к ней. Возможно, это в какой-то степени и послужило поводом к ее, скажем так, согласию на близость с ними. Тогда как остальные воспринимали красивую актрису как вожделенный кусок с барского стола; все они — это ходячее быдло, кружившее вокруг Сталина — считали за честь затащить в постель его женщин… |
|
||
