История 10

«Армянин без коньяка, что лоза без земной влаги…»

В начале 70-х годов довелось мне прибыть на излечение в Центральный военный клинический госпиталь Министерства обороны. Стоял погожий летний день; прогуливаясь вдоль больничных корпусов, я остановился напротив здания, в котором, как поговаривали больные офицеры, лечились генералы и маршалы советских Вооруженных Сил. Очевидно я надеялся увидеть кого-нибудь из великих советских полководцев. Продолжая приглядываться, неожиданно услышал за спиной голос с явно выраженным кавказским акцентом. По всей видимости, обращались ко мне. «Что смотришь, молодой человек? Знакомых, что ли, ищешь в этом санбате?»

Оглянувшись, я увидел сидящего недалеко на скамейке пожилого человека в пижаме. Не узнать его мне, военнослужащему, было невозможно. Круглое лицо, лысая голова, жгучие черные зрачки глаз, горбатый нос, усы кавказца, — конечно, то был заместитель министра обороны СССР по тылу — начальник тыла Вооруженных Сил СССР, дважды Герой Советского Союза, Маршал Советского Союза Иван Христофорович Баграмян. Обаятельный человек, интереснейший рассказчик былей и небылиц, слава о котором уже долгие годы ходила из уст в уста всех жителей нашей страны.

«Меня, понимаешь, зовут Иван Христофорович, а тебя как?» Я представился, на что он сразу отреагировал: «О, да ты большой человек, уже капитан 3-го ранга. Слушай, ты-то большой человек, но ты такой молодой и уже лежишь в госпитале. Что случилось?» Я назвал диагноз. «Пустяки, дорогой, сто лет проживешь. Слушай, ты мне понравился. Подойди вот к тому окну и скажи, что я зову подполковника.» На мой зов вышел офицер, глянул в сторону маршала и, увидев, жест его руки, ответил: «Будет исполнено, Иван Христофорович».

Через несколько минут он принес две маленькие бутылочки армянского коньяка, хлеб и мелко нарезанные ломтики сыра и колбасы. Прославленный полководец тут же предложил: «Давай выпьем, только ты не говори моей жене, что я пил… Никакого в жизни нет порядка. Я армянин и не могу выпить. А что за офицер, и тем более маршал, который не пахнет дорогим одеколоном и самым изысканным коньяком? Это не только не маршал, это вообще не горец, не мужчина».

Темперамент, эмоциональность полководца Второй мировой войны привели меня в неописуемый восторг. Я слушал его разговоры о том о сем и не заметил как мы разделались с небольшими бутылочками коньяка. Маршал неожиданно поднялся, пожал мне руку и сказал: «Слушай, заходи ко мне. В любое время. В любое, какое посчитаешь нужным».

На следующий день я решился воспользоваться приглашением и посетить Ивана Христофоровича; через дежурного по телефону я вышел на связь с адъютантом, тот спустился ко мне и сказал, что маршалу нездоровится. Если быть откровенным, я расценил это как дипломатическое недомогание, наступающее, когда не желают видеть посетителя. Но… одернул я себя… с какой стати заслуженный военачальник будет жаждать встречи с почти незнакомым человеком? Конечно, мне льстило еще раз повидать знаменитого маршала, но коль не хотят видеть, то не стоит и напрашиваться. В принципе, это был лишь интерес к человеку, который был причастен к большим историческим событиям XX столетия.

Баграмян Иван Христофорович (р. 2.12.1897, г Елизавет-поль), советский военный деятель. Маршал Сов. Союза (1955).

Дважды Герой Советского Союза (1944 и 1977).

Совсем еще молодым человеком, в 1915 году, Иван Христофорович Баграмян был призван на военную службу в русскую армию. Участвовал в гражданской войне, и особо в ней не отличился. Надо полагать, не проявил какой-либо безудержной жестокости в отношении «классовых врагов», которых вряд ли он считал таковыми. Ибо до этой войны он участвовал в Первой мировой, видел революционный взрыв, видел политическую возню, весь ужас и мучительный процесс разделения населения и участников Первой мировой войны на тех, кто стали на сторону нового режима, и тех, кто оказался в Белой армии… Иван Христофорович закончил курсы прапорщиков, служил в запасном Армянском полку, который практически не принимал никаких активных боевых действий против Красной армии, т. к. находился в отдаленности от ее великих кровавых дорог.

Лояльность способствовала его отправке в КУВНАС (Курсы усовершенствования высшего начальствующего армейского состава), где он учился с рядом известных людей, в частности, с будущими Маршалами Советского Союза Константином Константиновичем Рокоссовским, Андреем Ивановичем Еременко, Георгием Константиновичем Жуковым. В его домашнем архиве, как позже я узнал, сохранилась фотография слушателей, в числе которых и вышеперечисленные командиры Красной армии.

Затем — служба в войсках; в 1931 г. его вновь рекомендовали для учебы в Академии имени Фрунзе, которую он закончил в 1934 г.

А спустя два года Иван Христофорович по рекомендации командарма 1-го ранга Бориса Михайловича Шапошникова был зачислен в только что открытую (восстановленную) Военную академию Генерального штаба РККА. Помимо уникальных знаний, которые преподавали весьма умные ученые Иссерсон, Лапчинский, др. известные ученые того времени, у слушателей академии была не менее уникальная форма. Следует учесть, что по положению, в академию принимались командиры, у которых было воинское звание полковник. На их бриджах (галифе) предусматривалось ношение генеральских лампасов. А воротник на гимнастерке был изготовлении из черного бархата. Лампасы вскоре отменили и вместо них появился кант по виду (роду) войск. А вот воротник из бархата остался.

Кстати, эту форму одежды скопировали в германском вермахте. Полковники генерального штаба вермахта носили галифе, на которых были широкие генеральские красного цвета лампасы. Даже в известном кинофильме Николая Озерова «Освобождение» один из организаторов покушения на Гитлера полковник генштаба вермахта граф Штауфенберг был одет в галифе с генеральскими лампасами. У части наших советских офицеров это вызвало, мягко говоря, удивление от их… незнания, и тем более это делало честь авторам фильма, не потерявшим столь существенный нюанс.

Вскоре по окончании академии в 1938 году Иван Христофорович получил назначение в штаб Киевского Особого военного округа.

Прибыв к новому месту службы в Киев, он принял под свое начало оперативный отдел штаба округа. Летом 1940-го, как известно, в Европе произошли серьезные изменения в расстановке политических сил. Гитлеровский вермахт разгромил французскую армию и оккупировал Францию, Бельгию, Голландию, Люксембург. А Советский Союз отхватил существенный кусок Финляндии, присоединил к себе Бессарабию, Северную Буковину, Эстонию, Литву, Латвию.

Таким образом, на европейском театре возможных военных действий дислоцировались одна сверхмощная армия — советская и весьма сильная — германская.

Сложившуюся политическую обстановку и расклад вооруженных сил руководителям Советского государства необходимо было осмыслить, прежде чем принять определенное решение. В связи с этим в сентябре 1940 г. по распоряжению наркома обороны в Москве собрались командующие войсками округов, армий, начальники их штабов, здесь им было предложено тщательно подготовиться к будущему совещанию высшего командного состава, которое и состоялось в декабре. Естественно, такое значимое событие могло состояться только с санкции Сталина.

Предусматривалось, что присутствовать будет не только Генсек, но и все члены Политбюро ЦК ВКП(б), предстояло заслушать и обсудить ряд докладов военачальников. Основной доклад «Характер современной наступательной операции» обязан был подготовить командующий войсками Киевского Особого военного округа генерал армии Г. К. Жуков… Часть военных историков считает, что этот доклад являлся вершиной военного теоретического исследования; что ж, можно согласиться с авторами подобных утверждений. Только это не относится к имени Георгия Константиновича, ибо в своей жизни никаких научных исследований Жуков не провел. Автором же действительно уникального доклада был полковник Иван Христофорович Баграмян. И это его словами тот, кого называют «гениальным стратегом», то бишь Жуков, громогласно поражал слушателей широтой и глубиной военного мыслителя.

Неудивительно, что перлы военной мудрости, заложенные в блистательном докладе армянина-полковника, использовались военным плагиатором. Но они сыграли свою службу и в жизни Ивана Христофоровича. Никому не известный советский полковник в годы войны вырос до командующего войсками фронта, закончил ее генералом армии, Героем Советского Союза, кавалером полководческих орденов высшей категории, а спустя несколько лет —  в 1955 г. — удостоен был высокой чести, когда стал Маршалом Советского Союза.

Как-то уже в послевоенные годы некоторые маршалы высказали недоумение Георгию Константиновичу, дескать, дорогой товарищ маршал, что это вы себе приписываете доклад, который составил Баграмян? На что полководец ответствовал: «Был очень занят, поэтому вынужден был обратиться к начальнику оперативного отдела подготовить доклад».

Я вернулся» к себе в палату, взял какую-то книгу, не слишком вникая в содержание. В этот момент открылась дверь и медсестра сказала, что ко мне пришел какой-то подполковник. Выйдя, я увидел адъютанта маршала Баграмяна. Тот, вежливо извинившись, сказал, что Иван Христофорович просил придти к нему сразу после ужина. Я был приятно удивлен и с нетерпением ждал вечера.

И вот я переступил апартаменты, в которых лечился полководец Второй мировой войны. Он встретил радостно, всплеснул руками и заговорщически зашептал: «Слушай, Ованес, наплевать на решение врачей. Давай еще по бутылочке армянского».

Он разлил душистый дорогой напиток в фужеры, как-то совсем по-мальчишески в два приема выпил и, подмигнув мне, потребовал: «Побыстрей выпивай». На какую-то минуту-другую он задумался, затем неожиданно заговорил, словно это он не продолжает наш предыдущий разговор, а вот только что, буквально за несколько минут до нашей встречи, вел с кем-то диалог. А, может, монолог… на тему, которая его беспокоила всегда… Мне лишь изредка удавалось вставлять свои вопросы или вставлять короткие реплики. Впечатленный его откровенностью (надо сказать, умышленной; о причинах сего говорить не будем), я ловил каждое слово.

«Ты понимаешь, что делается, Никита его заткнул. Правильно сделал. А вот при Брежневе, ты смотри, он снова стал подниматься. А что он сделал в ту войну? Ты посмотри как его защищают… И защищают те, кого он лупил дубиной… Считают, что он один гений и он один выиграл войну. Я видел как он работал в Киеве в начале войны. Да на его совести потеря Киева…

Мне, конечно, приятно, хотя и горько вспоминать как было тяжело нам под Киевом, когда немцы напирали на нас… Я знаю, сейчас об этом говорят, да, это я был автором того знаменитого доклада на декабрьском совещании. И это нормально, когда офицеры-операторы помогают командующему принимать ответственные решения… Но если Сталин лично поручает подготовить доклад, то его должен осмыслить тот человек, которому это поручено. А литературно обработать, наверное, — операторы и военные литсотрудники. Задача командующего заключается в том, чтобы организовать работу штаба округа так, чтобы все его подчиненные работали слаженно и четко. Даже если командующий отсутствует на командном пункте или находится в Москве… Знаешь, что я тебе скажу, он не выполнил требование Сталина и перепоручил подготовку доклада мне. Я, конечно, старался… Но Жуков не мог себе представить, что какой-то задрипанный армянин… скажи правду, ведь так говорят? — чурка… что какой-то задрипанный чурка за каких-то три с половиной года станет командующим войсками фронта, генералом армии, а потом еще и Маршалом Советского Союза.

И он не ожидал… Он даже предвидеть этого не мог. Потому и перепоручал получаемые им задания офицерам-операторам, ссылаясь на то, что чрезвычайно занят, да будучи уверенным, что его никто никогда не обойдет… Сейчас говорят, что этот, с позволения сказать, гениальный стратег был очень и очень занят… Что у него так много было всего, что он даже не мог думать о завтрашней войне… Удивительно. А чем же должен заниматься командующий войсками самого сильного военного округа, как не размышлять о войне? О том, как надо готовить войска к этой войне…

Он не мог представить, что какой-то Баграмян, в годы Первой мировой войны служивший в запасных частях, а затем, в период гражданской войны, служивший комвзвода, да после командиром кавалерийского эскадрона, причем не в Красной, а в Белой армии, станет… э-эх… В Армении, где мне довелось тогда воевать, не было крупных сражений и операций. А когда была установлена там советская власть, я и пошел служить в Красную армию. Но за то, что я был в Белой, меня понизили до комвзвода. Жуков, когда я учился в КУВНАСе, откуда-то об этом узнал и хорошо запомнил, что до декабря 1920 года я был в Белой армии. Знал он и что я хорошо закончил две академии, и то, что был в числе первых выпускников Академии Генштаба, и то, что для учебы меня рекомендовал великий профессор Шапошников… потому-то мне и поручил он дать научное обоснование для того, декабрьского совещания в Москве…

Должен заметить, что мне совершенно не хочется иметь дело с нашими горе-историками… В докладе для Жукова я писал о том, что главная цель — это продолжение и завершение мировой революции, и методом для достижения этой цели являются внезапные сокрушительные наступательные стратегические операции… Я писал о завершении Мировой революции путем агрессивной войны. А что же написали историки?! Что они говорят слушателям военных академий?! Они утверждают, что Жуков в том докладе на совещании планировал одним взмахом отразить агрессию немцев и тут же перейти в решительное наступление. И это-то мои слова?! Но этого не могло быть в тексте, ведь я об этом не писал.

Но если историки такие умные и говорят, что в докладе было написано про отражение агрессии, тогда я хочу спросить наших военных историков и заодно Жукова: почему же генерал армии Жуков не отразил агрессию в 1941 году? Отвечу на этот вопрос, потому что историки высказали дурацкое мнение и это дурацкое мнение подхватил Жуков… Тебе я скажу: тогда, в декабре 1940-го, и вплоть до начала боевых действий никто никогда не думал и, конечно, не говорил, что агрессия Германии против СССР возможна. Потому стратегическая оборона нашей армии не предусматривалась и не планировалась.

Я хорошо помню лекции Бориса Михайловича в Академии Генштаба. Я участвовал во многих закрытых секретных совещаниях, и ни от одного из военачальников не слышал о планах обороны. Только и была речь о том, что мы разгромим врага на его территории. Да что там говорить, об этом свидетельствует и стенограмма декабрьского совещания… Как-то я спросил Георгия Константиновича: «Почему ты тему совещания назвал в своих воспоминаниях, а текст совещания не опубликовал?»… Не опубликовал… Все, что я писал в том докладе, он предложил Сталину и Сталин решил воспользоваться этими предложениями. Можно говорить и о том, что я говорил о стратегических запасах, о господстве авиации в воздухе, о дислокации аэродромов от фронта, — все это было принято, все рекомендации были учтены. Но не все было сделано…»

Иван Христофорович вытер вспотевший лоб платком, взглянул на меня и сказал: «Налей мне минеральной водички, что-то пересохло в горле. Мне мой адъютант сказал, где ты учишься, вот когда закончишь, о-очень хорошенько думай что ты узнал, как, зачем и кому ты будешь передавать свои информацию и знания. И, вот еще что: это совещание высшего комсостава Красной армии завершилось поздно вечером 31 декабря. На совещании присутствовали руководство Наркомата обороны и Генштаба, начальники центральных и главных управлений, командующие и начальники штабов военных округов и армий, командующие родов войск, начальники военных академий и много других генералов. Всего 276 человек маршалитета, генералитета и адмиралов Военно-Морских сил. Руководил совещанием в действительности лично Сталин, присутствовали все члены Политбюро; обстановка была строжайше секретная. Генералы и адмиралы с периферии прибывали в Москву тайно, их скрытно доставляли во внутренний двор гостиницы «Москва». Выход в город им был категорически запрещен. Военные газеты дальних округов и флотов на своих страницах в те дни публиковали репортажи об их повседневной деятельности на местах, словно они там, никуда не выехали… В гостинице, кроме военачальников, никого не было и она находилась под жесткой охраной сотрудников госбезопасности…»

Маршал замолчал, задумавшись.

И мне невольно думается: после той встречи прошло много лет, десятилетия. И, странное дело, наша секретность зачастую «рассекречена» за рубежом, а у нас и по сей день охраняют давние тайны. Когда же об этом начинаешь говорить, то возникают странные вопросы: откуда ты знаешь и где это написано или напечатано?

С тех декабрьских событий 1940 года прошло более 60 лет, а об этом до сих пор нельзя не то что писать, а и, пожалуй, нельзя даже говорить, — говорить о том, что обсуждали почти что десять дней руководители страны и первые лица Вооружениях Сил. Нельзя! — Потому что они готовились не к обороне, не к вторжению агрессора, а готовились к скорому нашествию против Европы… Удивительно другое. Об этом поведал Иван Христофорович. Странно, немыслимо: «Никому не разрешено говорить об этом совещании, ни одному руководителю ЦК, ни одному участнику того совещания, оставшемуся в живых… Нельзя! А вот Жукову ЦК почему-то разрешил. Знаешь, почему? Объясню. Потому что он — самый большой из военных фальсификаторов. Он сказал о том, что было, но не сказал как было… Но меня удивляет другое: если Жуков выдает секрет особой государственной важности, а другим военачальникам это делать нельзя, то что это за исключение? Ведь если он выбалтывает секреты государства, то нарушает военную присягу. И ты, и я, и Жуков клялись и ставили свою подпись «хранить военную и государственную тайну», и ты, и я, и Жуков, и всякий, кто пошел служит в Красную армию, говорили: «Если же по злому умыслу я нарушу эту торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся». Если Жуков открыто и свободно говорит о том секретном совещании, то он нарушает присягу и его надо судить… Меня поражает: почему этого никто не видит? Где наши компетентные органы? Ты понимаешь, о чем идет речь?»

Маршал поднялся с кресла, подошел к буфету, достал две полные бутылочки все того же армянского коньяка. «Давай выпьем! Армянин без коньяка, что лоза без земной влаги… Так ты понимаешь о чем идет речь? Жуков нас всех обманул. Он прикидывался изменником, но никаких военных тайн он никому не выдал. А потому присягу он не нарушил. Потому что о том, что говорилось на совещании высшего командного состава, он все врал. Я даже не думал, что он напишет в своей книге то, чего не было. Посмотри, я выписал из его книги себе в блокнотик слова. Запиши, если хочешь… «Все принявшие участие в прениях и выступивший с заключительным словом нарком обороны были единодушны в том, что, если война против Советского Союза будет развязана фашистской Германией…»

Несмотря на тонизирующий жгучий напиток, Иван Христофорович почувствовал себя сразу каким-то уставшим, посмотрел на меня внимательным и немного грустным взглядом и негромко спросил: «Как ты думаешь, зачем я тебе об этом говорю?…В моем далеком детстве мне говорила бабушка: «Остерегайся, Ваня, посторонних людей. Если ты чувствуешь какое-то смятение в душе, не открывайся этому человеку. Но если тебе на душе покойно, хорошо, знай, — перед тобой добрый и понимающий тебя человек. И он тебя не подведет». Послушай, капитан 3-го ранга, иди отдыхай. Я немножко устал… Э-э… не забывай, завтра тебе мой адъютант скажет, когда мы сможем встретиться. Я тебе расскажу еще один очень важный эпизод об учениях Киевского и Белорусского округов в канун войны. О войне Жукова с Павловым. И-иди, дорогой».

На следующий день мы встретились вновь. Причем мой собеседник специально готовился, и это было ясно из первых слов.

«Я тут кое что поручил принести мне из архивов, — деловым тоном сказал Иван Христофорович. — В бытность начальником Академии Генерального штаба, я основательно занимался вопросами начального периода боевых действий в 1941 году. Особенно меня, как ты понял, интересовало совещание высшего командного состава Красной армии, завершившееся в конце дня 31 декабря 1940-го. С краткой информацией по характеру современной оборонительной операции выступил командующий войсками Московского военного округа генерал армии Иван Васильевич Тюленев. Он сказал, что мы не имеем современной обоснованной теории обороны, но предусмотрительно добавил, что такая оборона нам и не нужна. Ведь цель у нас иная — не защита Отечества от агрессии, а осуществление гигантских наступательных операций на территории противника. Для этого требуется комплектовать огромные силы на узких участках. И чтобы эти силы сформировать, говорил он, мы будем снимать почти весь личный состав и вооружения со второстепенных участков сражений. И если предстоит иногда обороняться, то на этих оголенных участках.

После завершения совещания большая часть генералитета была немедленно и скрытно отправлена к местам своей службы, но еще до окончания совещания, около полудня 31 декабря сорока девяти генералам были вручены приказы на оперативно-стратегическую игру. Предстояли учения между «Восточными» и «Западными». По важности и охвату территорий эта игра была своеобразной репетицией перед боевыми действиями. Войска «Восточных» (подразумевалось —  советские войска) возглавил командующий Западным Особым военным округом Герой Советского Союза генерал-полковник танковых войск Дмитрий Григорьевич Павлов. «Западные» войска (подразумеваем —  германские) возглавил командующий Киевским Особым военным округом Герой Советского Союза, генерал армии Георгий Константинович Жуков. Штаб генерала армии Павлова состоял из 28 генералов и адмиралов, среди них — начальник штаба генерал-майор В. Е. Климовских; генералы Н. Галич, В. Григорьев, С. Клыч, командующий ВВС, Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации И. Кобец и другие руководители управлений и отделов штаба. А также все командующие армиями с начальниками штабов, командующий Балтийским флотом вице-адмирал В. Трибуц, командиры механизированных корпусов. Штаб генерала армии Жукова в составе 21 генерала — с теми же должностными единицами руководителей. Обоим военачальникам на изучение обстановки было выделено немногим более двух часов.

Затем состоялось заключительное заседание совещания. После него, когда прозвучал бой Кремлевских курантов, известивших о наступлении Нового 1941 года, участникам игры было выделено еще три часа на составление директив в соответствии с занимаемыми в игре должностями. Затем директивы были изъяты и на осмысление дальнейших действий генералам армии Павлову и Жукову отвели двое суток… нет, две ночи и день: с 31 декабря на 1 января, день 1 января и ночь с 1 на 2 января… Да, тридцать шесть часов…

Военная игра началась утром 2 января 1941 года в Генштабе РККА. Руководитель игры — нарком обороны СССР Герой Советского Союза Маршал Советского Союза Семен Константинович Тимошенко. В руководстве игрой участвовали двенадцать высших военачальников РККА, в числе их пять Маршалов Советского Союза — С. К. Тимошенко, Б. М. Шапошников, К. Е. Ворошилов, С. М. Буденный, Г. И. Кулик. Наблюдали за игрой Генеральный секретарь ЦК ВКП(б), Герой Социалистического Труда Иосиф Виссарионович Сталин и все члены Политбюро ЦК ВКП(б)».

Иван Христофорович сделал паузу в длинном монологе, редко прерываемом моими возгласами и короткими вставками, вытер платком вспотевшую лысину и спросил меня: «А ты знаешь, что Сталин на 60-летие был награжден Золотой медалью «Серп и Молот» № 1?» Я ответил, что знаю. «Хороший у тебя начальник, я чувствую, он тебя во многое посвящает… Так вот, слушай дальше…»

«И вот на генштабовских картах развернулось гигантское сражение; сутки напролет без сна и отдыха генералы и командиры различных рангов отдавали приказы, распоряжения, принимали решения. И — пока еще на бумаге — вводили в сражение части и соединения Красной армии… Об этой игре Жуков в своей книге старался написать красочно. Но не справедливо, не так, как было… Жуков сообщает, что игра длилась около восьми суток и изобиловала многими драматическими моментами для «восточной» стороны. По его мнению, игра… точь в точь повторила события, которые возникли после 22 июня 1941 года. Он пишет, что командовал «синими» и играл за немцев, а Павлов играл за «красных» и на Юго-Западном фронте Павлову подыгрывал Штерн, якобы взяв реальные исходные данные и силы противников-немцев. А он, Жуков, развил операцию именно на тех направлениях, на которых потом развивали ее немцы. Словом, точь в точь как в действительности наступали немцы. Этим он нам сейчас хочет доказать, как глубоко он предвидел что было после 22 июня!

Далее Жуков пишет, что в этой стратегической игре он в пух и прах разбил генерала Павлова. В январе 1941 года он на штабных картах гнал Павлова до Барановичей точно так же, как немецкие генералы Гот и Гудериан гнали его полгода спустя, но только не играя, а всерьез. И это его войска были разбиты немцами.

Еще Жуков говорит, что 4 июля 1941 года генерал Павлов по приказу Сталина был арестован, судим и 22 июля расстрелян…»

Писатель Симонов в своей книге «Живые и мертвые» пишет, что Маршал Советского Союза Семен Константинович Тимошенко, встретившись с генералом армии Дмитрием Григорьевичем Павловым после его отстранения от командования войсками фронта, на вопрос Павлова: «Что теперь со мной будет, товарищ маршал?» ответил: «Отправим тебя на Украину командовать корпусом».

Действительно, встреча наркома обороны маршала Тимошенко с генералом армии состоялась. Но никаких вопросов Семен Константинович от Павлова не услышал. Маршал приказал Павлову убыть на Украину в должность заместителя командующего Юго-Западным фронтом. По приезде в Москву он доложил о вынесенном решении Верховному Главнокомандующему Вооруженными Силами товарищу Сталину, который сказал Семену Константиновичу: «Нужно очень тщательно разобраться са-а случившейся трагедией в Минске. А то здесь находятся личности, в частности, Мехлис, которые считают бившего батрака Павлова членом «пятой колонны». Ми нэ должны этого допустить. Павлов до конца выполнял наши приказы правильно, помня о главной задаче. И не его вина в том, што немцы с-умели отсечь и окружить подчиненные ему армии от штаба войск фронта. Если ми будем судить Павлова, тогда как нам поступать с ка-амандующими армиями Западного особого округа? С другими генералами?»

Воодушевленный словами вождя, маршал Тимошенко поручил главному военному прокурору провести тщательное расследование деятельности генерала Павлова в первые часы и последующие дни вторжения немцев на нашу территорию. А также по возможности выяснить действия командующих армиями Западного фронта и генералов, находившихся в подчинении Павлова.

Но Маршал Советского Союза Тимошенко, немедленно приступивший к выполнению указания вождя, все же опоздал.

Буквально после его встречи с генералом Павловым тот был арестован и доставлен в Москву по распоряжению наркома Госконтроля армейского комиссара 1-го ранга Льва Захаровича Мехлиса.

Павлов оказался в одном из закрытых помещений Наркомата обороны, а уже через несколько часов по приказу генерала армии Жукова его оттуда вывели и в коридоре Генштаба он был застрелен.

Практически одновременно на территории Смоленской области были арестованы и также скоро расстреляны начальник штаба фронта генерал Климовских, начальник войск связи генерал Гапич, генералы Григорьев, Клыч и другие.

Узнав об убийстве генерала Павлова, маршал Тимошенко сообщил об этом Сталину. На что вождь ответил: «Не горячитесь, товарищ Тимошенко. Время разберет кто прав и кто виноват. Па-аезжайте на фронт, займитесь своими прямыми а-абязанностями».

О, как же Жуков торопился разделаться с серьезным соперником Павловым и свидетелями пресловутой игры на штабных картах. Понятно, что и Мехлис, и Берия без приказа Сталина ничего бы не сделали с генералом армии Павловым. Да и состоись встреча генерала с Генсеком, тот услышал бы совершенно нелицеприятные сведения о Жукове, в том числе и о его попытках установить контакты с гитлеровским генштабом еще в течение первой половины 1941 года, и многое-многое другое. Этого можно было избежать одним путем…

Павлов Дмитрий Григорьевич/ р. 23.10. (4.11) 1897, дер. Вонюх, ныне Павлово Кологривского р-на Костромской обл., — июль 1941/, советский военачальник, генерал армии (1941), Герой Сов. Союза (21.6.1937). Чл. КПСС с 1919. Участник 1-й мировой войны 1914–18, в Красной армии с 1919, участвовал в гражд. войне 1918–20 в должностях пом. командира полка и командира эскадрона.

Окончил Омскую высшую кав. школу (1922), Воен. академию им. М.В.Фрунзе (1928) и академич. курсы при Военно-технич. академии (1931). С 1928 командовал кав. и механизированными полками. В 1936–37 добровольцем сражался на стороне респ. пр-ва в Испании, был командиром танковой бригады. С нояб. 1937 нач. Автобронетанкового управления РККА.

Участвовал в сов. — финл. войне 1939–40. С июня 1940 командующий войсками Зап. Особого воен. округа, с 22 июня по 2 июля 1941 командующий восками Зап. фронта.

Деп. Верх. Совета СССР 1-го созыва. На 18-м съезде ВКП(б) избирался кандидатом в чл. ЦК ВКПб. Награжден 3 орденами Ленина, 2 орденами Красного Знамени.

…медалью «XX лет РККА» и, конечно же, Золотой Звездой Героя Советского Союза.

Хочу заметить, что средствами кинематографии отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС с целью возвеличивания культа личности Жукова организовал съемку многосерийной киноэпопеи Юрия Озерова «Освобождение». Вот разыгрывается сцена ареста Павлова в исполнении известного белорусского актера. Генерала упрекают: как же вы допустили такой разгром войск Белорусского военного округа менее чем за неделю? На что Павлов со злобой ответил: «Кто же думал, что немцы будут действовать так, как предсказал Жуков!»

Надо полагать, Озеров, как постановщик, и Курганов, как сценарист, вложили эту фразу в уста актера с целью признания гениальности прозорливого Жукова всей страной — от мала до велика.

Мемуары Жукова в первом издании вышли в 1969 г., и не надо быть военным высокого ранга или профессором академии Генштаба, чтобы заметить, что книга написана с целью показать мудрость партии Ленина, некомпетентность Сталина, при этом возвеличить мнимое превосходство германского вермахта и показать, что большинство генералов Красной армии были тупицами и лишь один-единственный великий Жуков был гением, спасшим Советский Союз и все человечество от «чумы XX века» — фашизма.

Иван Христофорович Баграмян в нашем с ним разговоре высказал ряд предположений.

Коль эта стратегическая игра есть своеобразная генеральная репетиция в преддверии великих событий, то почему войска в этой игре возглавляют два из шестнадцати командующих военных округов, тем более в присутствии руководителей страны?

Если это — генеральная репетиция, то, по мнению маршала Баграмяна, эту игру должен проводить нарком обороны и начальник Генерального штаба РККА генерал армии Кирилл Афанасьевич Мерецков. Сама стратегическая игра на картах в случае ошибочных ходов ущерба армии не принесет. Интерес высших руководителей НКО в том, чтобы присутствующий при этом высший командный состав мог обнаружить просчеты в планах и замыслах будущих боевых действий. Лучше ошибки обнаружить в процессе игры, в тиши штабных помещений, чем потом — в грохоте и пламени битв.

Если верить Жукову, то Павлов проиграл это сражение. Но Сталин почему-то не наказал командующего «красными», хотя, как известно, вождь был жестким в отношении провинившихся, а порой и беспощаден. Как ни старается автор мемуаров показать, что Павлов не способен управлять войсками, — все понапрасну. Уже в феврале 1941 г. Сталин удостоил генерал-полковника танковых войск воинского звания генерал армии.

Как известно, с 4 июня 1940 г. постановлением советского правительства восстановленные в русской армии генеральские чины или новые звания, как стали называть, были присвоены 966 генералам и 74 адмиралам. Высшее генеральское звание — генерал армии — получили три военачальника: Тюленев, Жуков, Мерецков. 23 февраля 1941 г. воинское звание генерал армии присвоено было сразу двум генерал-полковникам: Апанасенко Иосифу Родионовичу и Павлову Дмитрию Григорьевичу.

Удивительно, в процессе разговора констатировал Иван Христофорович, — по Жукову выходит, что Сталин был и вовсе глуп и туп, если проигравшему учения Павлову он присваивает очередное звание! А может, дело в другом, — рассуждал Иван Христофорович, — присвоение двоим военачальникам высшего генеральского звания вызвало у Жукова глубокое озлобление, что это с ним — таким значимым и незаменимым, — сравняли менее авторитетных по его мнению генералов…

«И потом, представлял ли Жуков, кто такие гитлеровские военачальники Браухич, Кейтель, Йодль, Гудериан, Клейст и др.? Мне кажется, что Жуков просто распоясался и превратился в элементарного хвастуна. Он присвоил себе право хаять Павлова, Штерна, Черевиченко, Кирпоноса, других генералов. Вот если ты когда-нибудь внимательно начнешь изучать биографии наших полководцев, командующих фронтами, то можешь увидеть много интересного, но… не подтверждающегося биографиями и какими-либо документами…

Я знал одного человека, который на заключительном этапе войны командовал войсками 4-го Украинского фронта и вошел вместе с ними в Болгарию, Маршала Советского Союза Федора Ивановича Толбухина. За умелое руководство войсками и проведение ряда стратегических операций, в частности, успешно проведенной Яссо-Кишиневской операции, благодаря которой на левом фланге советско-германского фронта была существенно изменена обстановка в пользу Красной армии, Федор Иванович был удостоен высокого звания Маршала Советского Союза и награжден орденом «Победы». Я глубоко убежден, что это награждение и оценка полководческого таланта Федора Ивановича произошла вне ведома заместителя Верховного Главнокомандующего Жукова. И это явилось главной причиной неприязни его к Толбухину.

Все командующие фронтами на заключительном этапе войны были представлены к присвоению званий Героя Советского Союза, а иные к награждению второй медалью Золотая Звезда Героя. Но из списка был вычеркнут Федор Иванович. Для этого Жуков обратился к своему другу заместителю наркома внутренних дел, начальнику СМЕРШа генерал-полковнику Ивану Серову, а затем к еще одному другу — наркому внутренних дел Маршалу Советского Союза Лаврентию Берии. Нашел и причину: Толбухин женат на графине, что унижает достоинство члена ВКП(б) и высокое звание маршала. Более того, Федора Ивановича вскоре не стало. Официальное заключение о его смерти гласит: умер от тяжелой болезни. Неудивительно. В 55 лет люди тоже ведь умирают…»

Толбухин Федор Иванович /4.(16).6.1894, дер. Андроники, ныне Толбухинского р-на Ярославской обл., — 17.10.1949, Москва/, советский военачальник, Маршал Сов. Союза 12.9.1944), Герой Сов. Союза (посмертно, 7.5.1965). Чл. Коммунистич. партии с 1938. Род. в крест, семье. Окончил коммерч. уч-ще (1912). В 1914 призван в армию, окончил школу прапорщиков (1915). Участвовал в 1-й мировой войне 1914–18 командиром роты и батальона, штабс-капитан. После Февр. революции 1917 избран пред. полкового к-та. В авг. 1918 добровольно вступил в Красную Армию.

Окончил школу штабной службы (1919), курсы усовершенствования (1930) и Воен. академию им. М. В. Фрунзе (1934).

Во время Великой Отечеств, войны 1941–45 нач. штаба Закавк. (авг. — дек. 1941), Кавк. (дек. 1941—янв. 1942) и Крымского (янв. — март 1942) фронтов, зам. команд, войсками Сталинградского воен. округа (май — июль 1942), команд, войсками 57-й и 68-й армий на Сталинградском и Сев.-3ап. фронтах (июль 1942—март 1943). Смарта 1943 командовал войсками Южного, с окт. 1943–4-го Укр., с мая 1944–3-го Укр. фронтов. Войска под командованием Т. участвовали в Сталинградской битве, в освобождении Украины и Крыма, в Ясско-Кишиневской операции, в освобождении Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии и Австрии. С июля 1945 главно-команд. Юж. группой войск, с янв. 1947 команд, войсками За-кавк. Воен. округа…

Награжден 2 орденами Ленина, орденом «Победа», 3 орде нами Красного Знамени, 2 орденами Суворова 1-й степени, орденом Кутузова 1-й степени, орденом Красной Звезды и медалями, а также иностр. орденами и медалями. Почетный гражданин Софии (1946) и Белграда (1947). Похоронен на Красной площади у Кремлевской стены. В Москве в 1960 поставлен памятник Т. (скульптор Л. Е. Кербель, архитектор Г. А. Захаров).

«Итак, с начала 1947 года Толбухин —  командующий войсками Закавказского военного округа. Находясь в этой должности, Федор Иванович был просто затерроризирован Жуковым и застрелился. Он ушел из жизни, покинув красавицу-жену…

А что же великий стратег Жуков?…Утверждает, что он великолепно предугадывал планы Гитлера и сам громил на учениях войска Павлова… Это было точно так же, как и в истории с моим докладом в декабре 1940 года. Он все присваивает. Все… В оперативной группе командующего Жукова выполняли роли операторов генерал-полковник Григорий Штерн, а также генерал-лейтенанты Яков Черевиченко и Михаил Кирпонос. Буквально сразу после учений они оба были удостоены воинских званий генерал-полковников и станут командующими фронтами. Был в группе и генерал-майор Федор Иванович Толбухин, который спустя три года, пройдя на войне все ступени генеральской карьеры, возглавит войска фронта и удостоится звания Маршал Советского Союза, став по праву считаться одним из выдающихся сталинских полководцев… Были другие. Два генерала авиации — Петр Жигарев и Александр Новиков — будущие главные маршалы авиации и командующие ВВС. Выдающиеся штабисты — генерал армии Павел Курочкин и будущий генерал армии Михаил Пуркаев, оба будут впоследствии командовать армиями и фронтами. Головко Арсений — командующий Северным флотом в течение всей войны, адмирал, а впоследствии командующий Балтийским флотом и первый заместитель главнокомандующего ВМФ».

Иван Христофорович, разволновавшись, вдруг хлопнул себя по колену и громко выматерился: «Как он смел…? Ни одного из этих талантливейших военачальников не упомянул в книге! Зато чуть не на каждой странице хвастается: я предвидел, я нанес удары, я развил операцию, я уничтожил противника… Умный…! Да он вообще не имеет права называться стратегом, потому что стратег работает не только как единоначальник, а в первую очередь стремится сформировать команду единомышленников, чтобы опираться на них.

Должен заметить, Дмитрий Григорьевич Павлов имел под своим началом в игре не менее блестящих генералов. Это командующий войсками Среднеазиатского военного округа генерал-полковник Иван Апанасенко. После игры он будет удостоен звания генерала армии. Так вот, если бы генерал Апанасенко на этих учениях проявил бездеятельность, то сомневаюсь, что он был бы тут же переведен Сталиным со второстепенного округа командовать войсками Дальневосточного фронта с целью предотвратить возможные агрессивные намерения Японии, всегда претендовавшей на Сахалин, Курилы, Дальневосточные и Забайкальские земли. Подумай, разве Сталин направил бы его на столь ответственный участок?

В состав группы Павлова входил и командующий войсками Северо-Кавказского военного округа генерал-лейтенант Федор Кузнецов, который также после учений удостоится звания генерал-полковника и будет переведен с внутреннего военного округа на войска Прибалтийского Особого военного округа в качестве командующего.

Да, замечу, что ни в Среднеазиатском, ни в Северо-Кавказском военных округах, которыми командовали эти генералы до перевода, не было полевых армий. А в новых округах было уже по три таких воинских объединения. Ну а генерала армии Дмитрия Павлова Сталин оставил командовать войсками Белорусского Особого военного округа… Не менее значительной фигурой на учениях при штабе генерала Павлова был командующий войсками Забайкальского военного округа генерал-лейтенант Иван Конев. После игры его назначили командующим войсками Северо-Кавказского округа вместо Кузнецова, где ему вменили в обязанность скрытно формировать 19-ю армию и готовить ее к переброске к западной границе…

Следующим человеком в группе генерала Павлова был генерал-лейтенант авиации Павел Рычагов. После учений он стал заместителем наркома обороны СССР, как видишь, поднялся даже выше Павлова.

Если же верить хвастливым байкам Жукова, который заверяет нас, что он в стратегической игре с позором разбил и унизил всех перечисленных военачальников во главе с Павловым, то непонятно, зачем Сталин тогда их всех повысил? Ответ здесь простой: никого Жуков в этой игре не разбил, никого не разгромил. Не мог разгромить…».

Иван Христофорович был очень выдержанным человеком. В серьезном разговоре он мог неожиданно заулыбаться и рассмеяться, а после оборвать смех и вновь серьезно продолжать. «Он же паяц, хвастун! Как можно дожиться до такого хвастовства?» — иронично посмеиваясь и негодуя время от времени повторял он. Держа в руках книгу, о которой он не единожды упоминал и на которую ссылался, он стал перелистывать страницы. И вот, тыча пальцем и повторяя «смотри, какой лжец!», Иван Христофорович стал цитировать:

«— Когда начнется у вас военная игра?» — спросил И. В. Сталин.

— Завтра утром, — ответил Тимошенко.

— Хорошо, проводите ее. Но не распускайте командующих. Кто играет за «синюю» сторону, кто за «красную»?

— За «синию» (западную) играет генерал армии Жуков, за «красную» (восточную) — генерал-полковник Павлов».

…Какой лжец, он вводит прямую речь вождя!

Да это все Жуков выдумал. Потому что совещание завершилось вечером 31 декабря. Не мог Семен Константинович… мы можем ему сейчас позвонить, — тут же не задумываясь предложил запальчивый горячий армянин, — …сказать товарищу Сталину, что игра начинается завтра утром. Ибо она началась 2 января. Уж кто-кто, а вождь понимал, что рано утром 1 января учения начинать не следует. Я хорошо знаю, что когда было дано время на обдумывание, вот те самые 2,5–3 часа, все участники будущей игры выпили не только новогоднее шампанское, но и кое что покрепче… Так же все мы выпивали в новогодние ночи 1942-го, 43-го, 44-го и последующих годов… кто дожил, не погиб в боях…

И потом, не мог Семен Константинович Тимошенко сказать Сталину, что за «синюю» сторону играет Жуков, а за «красную» —  Павлов. Знаешь, почему? — Маршал наклонился ко мне и его голос стал чуть-чуть тише. — Потому что была не первая игра, а… вторая. Сталин поменял их местами, а указания Сталина исполнил нарком Тимошенко. И это очень важно… А знаешь, почему Жуков хорошо помнит первую игру, вплоть до нюансов, а вторую — память, видишь ли, подвела — не помнит… И знаешь, что он забыл? — название темы. А официально игра называлась: «Наступательная операция фронта с прорывом укрепленных районов — УР».

…Это очень дорогая вещь, в свое время затеянная Сталиным, — эти укрепрайоны. На нашей территории этих УРов — сам знаешь… А для всех —  их нет и не может быть. Зато они есть на территории противника, на территории, еще недавно входившей в состав Польши, Румынии… И это говорит о том, что рвать мы будем укрепрайоны на территории врага. И еще одно: я не зря упомянул о стоимости и дороговизне этих объектов. Жуков никогда не думал о народных деньгах.

Мы много говорили о том, что будем воевать на территории противника, мы готовились. Имелась в виду «глубокая операция», но всегда при этом говорилось: если враг нам навяжет войну… В Полевом уставе Красной армии так об этом и говорилось… И почему-то всегда получалось… — Баграмян лукаво улыбнулся, сделал паузу и продолжил, — получалось, что враг нападал именно тогда, когда у нас все было готово для захвата его страны…»

Мы оба помолчали, я взял из рук собеседника книгу и пока он пристально смотрел на меня, полистал ее страницы, раздумывая о двух секретных играх в канун войны 1941–45 годов.

«Кому-то это может показаться смешным, а мне нет», — грустно подытожил маршал.

Сразу после игры на картах Генштаба, началась вторая, куда как более серьезная учебная игра. «Сражения» 8–11 января шли на территории Восточной Пруссии и в Белоруссии, при этом Павлов и Жуков поменялись местами: первый — наступал, второй — отбивался.

Известно, что Тимошенко по окончании первой игры считал, что у обеих сторон особого перевеса не было, хотя признал положение Жукова несколько лучшим. Но не потому, что Жуков был способнее Павлова, а в силу определенных обстоятельств. Во-первых, Жуков был в обороне, а это намного легче, чем наступать в той местности, где происходило «сражение». Во-вторых, войска Павлова, нанося удар по Восточной Пруссии, форсировали ряд полноводных рек в нижнем течении. Для генерала Павлова это препятствие, для Жукова — рубеж обороны. Сама Восточная Пруссия имеет множество каналов, рвов, что является естественным препятствием для наступающих танков. И еще. Этот регион укреплялся на протяжении столетий и имеет множество крепостей, насыпей, валов, замков.

И потом, Жуков имел в своем подчинении значительно большее количество войск. В завершение самой игры генерал Жуков собрал для контрудара группировку войск, которой на самом деле… не существовало. Надо быть откровенным, это спасло Жукова от полного и позорного разгрома. В реальной же обстановке генерал Павлов сбросил бы Жукова с его войсками в Балтийское море.

Рассказывая мне об этих событиях, Иван Христофорович несколько раз надолго замолкал. В очередной раз сделав паузу, он как-то отрешенно произнес: «…о ней не хочет Жуков вспоминать… о второй игре…»

Согласно поставленным задачам, вторая игра предусматривала вторжение войск Германии на советскую территорию. В каждой группе играющих произошли определенные изменения, часть генералов от Павлова перебросили к Жукову и наоброт. Некоторые военачальники не участвали в игре, потому как вместо них уже были другие. Теперь Жуков командовал не «синими», а «красными», т. е. «советскими» войсками, а Павлов — «немецкими», пытаясь советское наступление отразить. Но в процессе игры произошли и другие изменения. Ответные действия Красной армии отражал не один фронт противника, а два. Условными «войсками Германии и Венгрии» командовали генерал Павлов, а «войсками Румынии» —  генерал Кузнецов… С какой целью войсками Румынии поставили командовать Кузнецова, ведь он на границе с Румынией никогда не служил да и после будет командовать войсками Прибалтийского фронта? На первый взгляд это странно. Но только на первый взгляд, — уточняет Баграмян, — ибо ввод в игру «войск Румынии» и назначение на пост командующего не знавшего региона генерала Кузнецова демонстирирует военный полководческий талант Сталина, его невероятную способность неординарно мыслить.

Сталин провел не одну, а две игры. Почему же он не позволил руководить учебно-боевыми операциями руководству наркомата, а возложил это на Жукова и Павлова? По мнению Баграмяна, сталинская загадка кроется в том, что одному из участников учений отводилась особая роль. Кому? Командующему войсками Прибалтийского особого военного округа генерал-полковнику Кузнецову.

Сталин логично размыслил, что в пространстве между Балтийским и Черным морем находится Полесье. А это самый болотистый район в Европе, что весьма невыгодно для передислокации войск и ведения боевых действий. Эта территория разделяет театр военных действий на два стратегических направления. Если мы будем стремиться быть сильными одновременно севернее и южнее Полесья, то раздробим свою мощь, а это не допустимо. Поэтому на одном стратегическом направлении мы должны сосредоточить основные силы и нанести мощный удар, а на другом — организвать удар вспомогательный. Но вот проблема: какое направление является главным, а какое второстепенным?

Если сражение начать севернее Полесья — это идти ближайшим путем для нанесения удара по Берлину, но при этом преодолевая препятствия — сверхмощные укрепления Восточной Пруссии и вермахт. А если удар наносить южнее Полесья — значит идти обходным путем, но зато это и возможность отрезать нефть Румынии от Германии.

Потому Сталиным было принято единственно верное решение…

В этом месте маршал сделал долгую паузу, после чего уверенно сказал мне: «Ты сейчас поймешь что решил Сталин и раз и навсегда будешь сторонником этого решения».

Во время первой игры главный удар в Европу Сталин наносил севернее Полесья, с территории Белоруссии и Прибалтики. И очень внимательно следил за развитием событий на этих учениях.

Затем он приказал начать вторую игру.

Теперь наши войска вторгаются в Европу с территории Украины и Молдавии.

Замысел сталинского гения был уникален. Его великие военные задумки теоретически и так же гениально обосновал Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников.

И в Германии после этих учений поняли, что такой сокрушительный сталинский удар по Европе будет для Германии смертельным.

Сталин знал и видел, что настало время сокрушить Германию. Она уже оккупировала Европу, а уничтожив вермахт, Красная армия откроет себе дорогу к Атлантическому океану.

…Если наносить удары севернее Полесья —  из Белоруссии и Прибалтики, то тогда командующий войсками Западного Особого округа генерал Павлов наверняка наденет на себя лавры победителя и имя его навсегда войдет в военную историю Советского Союза. Не меньшая слава, осуществись подобная ситуация, ждала и генерала Кузнецова, командующего войсками Прибалтийского Особого военного округа.

Но в таком случае роль командующего войсками Киевского Особого военного округа генерала Жукова окажется второстепенной. Еще меньше будет роль командующего войсками Одесского военного округа генерала Черевиченко.

…Если удар наносить южнее Полесья — с территории Украины и Молдавии, тогда все лавры достанутся Жукову и Черевиченко. А генералы Павлов и Кузнецов окажутся в забвении.

И хитрющий мудрый плут Сталин принял решение столкнуть их. Столкнуть, посмотреть их в действии, выбить из них спесь, заставить думать, действовать вопреки и наперекор обстоятельствам, играть, играть на нервах друг друга, рассчитывать, выдумывать, корячиться, показывая свое истинное нутро… Во что бы то ни стало они хотят обыграть друг друга, потому что заинтересованы: Павлов — атаковать севернее Полесья, Жуков — южнее Полесья.

Иван Христофорович остановил свой рассказ и, жестом руки показав на круглый столик, сказал, чтобы я подал ему объемистую папку. «Читай, а я пока отдохну», — предложил он и вышел на веранду.

Я стал читать текст, набранный на машинке. Он гласил, что в игре на стороне «синих» (западных) участвовали 3515 танков, 3340 самолетов. На стороне «красных» (восточных) 8810 танков, 5700 самолетов.

Во второй игре Жуков, командуя советскими войсками, наносит удар по Румынии и Венгрии. Здесь нет рвов и укреплений, как в Восточной Пруссии. Он имеет подавляющее превосходство в авиации, танках и десантных войсках. Нарком обороны и Генштаб считают, что у Жукова в этой игре преобладающее в сравнении в Павловым количество войск, более того, значительную часть у генерала Павлова забрали, поставив над ними генерала Кузнецова. А по условиям учений эти выделенные Кузнецову войска Павлову уже не подчиняются. Таким образом, мощной группировке войск под командованием Жукова противостоят две ослабленные группировки, которые разделены между собой и находятся под командованием Павлова и Кузнецова. Маршалы Советского Союза Тимошенко, Шапошников, Буденный и Кулик поставили Павлова и Кузнецова в чрезвычайно сложную ситуацию. Исходя из этого, все четверо маршалов тем самым выражали мнение, что вторжение Красной армии в Европу будет происходить южнее Полесья.

К такому выводу пришел и Сталин.

Итак, четыре маршала умышленно создали для генерала Жукова ситуацию, в которой он не мог проиграть. Сталин на второй игре не присутствовал, разбора учений не проводил, ибо он сделал свой выбор о нанесении стратегического удара по Европе южнее Полесья. Потому руководители учений и подыгрывали Жукову, лишив этим самым Павлова возможной победы.

Но, как известно, события, начавшиеся 22 июня 1941 года, произошли по иному сценарию. Немецкие войска разгромили войска генерала армии Павлова, а он был арестован…

Основным направлением для армии вторжения Советского Союза согласно разработанному Маршалом Советского Союза Шапошниковым плану «Гроза» была выбрана территория южнее Полесья. И апробирована в результате учений.

Решающая роль в наступательной стратегической операции отводилась Первому стратегическому эшелону, основой которого являлись войска Киевского особого военного округа под командованием генерала армии Жукова, при начале наступления они преобразовывались в Юго-Западный фронт. При благоприятном развитии запланированных событий логичным было назначение Жукова начальником Генерального штаба РККА. Если бы основным направлением для армий вторжения была бы выбрана территория севернее Полесья, то начальником Генштаба мог бы стать генерал армии Павлов.

Жуков Георгий Константинович /р.19.11(1.12). 1896, дер. Стрелковка, ныне Угодско-Заводского р-на Калужской обл./, советский военачальник, Маршал Сов. Союза (18.1.1943), четырежды Герой Сов. Союза (29.8.1939, 29.7.1944, 1.6.1945, 1.12 195$), Герой Монг. Нар. Республики (1969). Чл. КПСС с марта 1919. Род. в семье крестьянина-бедняка. (В самой деревне рассказывают, что Егорка, а также еще двое ребятишек родились после того как приглашенный печник поставил в нескольких деревенских хатах печи. Жукова — фамилия матери Егорки, не бывшей замужем). Трудовую деятельность начал с 1907 учеником, затем мастером-скорняком в Москве. С 1915 в армии, участник 1-й мировой войны 1914–18, младший унтер-офицер в кавалерии. С окт. 1918 в Сов. Армии…

В послевоенных документах и исследованиях, особенно после смерти Сталина, изобилуют высказывания, что это Маршал Советского Союза Жуков являлся единственным творцом побед всех грандиозных сражений Великой Отечественной войны. Однако факты минувших сражений в совершенстве… искажены. Начать хотя бы с того, что ни один полководец — ни у нас, ни за рубежом — не имел таких грандиозных поражений, какие были у Жукова.

В первые месяцы войны Красная армия и ее кадровый состав были полностью разгромлены.

Большего позора не имела ни одна армия мира!

А всю оставшуюся войну воевали наскоро призванные и поверхностно обученные резервисты из гражданского населения.

Подробнее?

Пожалуйста.

В 1941 году почти 6-миллионная Красная армия была уничтожена. Часть военнослужащих оказались в плену. И это не считая раненых в боях. Более того, в результате почти мгновенной оккупации, которая была осуществлена немцами в 1941-м, мы оставили на этой территории 5,5 млн. военнообязанных. Большая их часть оказалась вывезенной в Германию на работы.

За этот же период Красная армия потеряла около 7 млн. единиц стрелкового оружия, — этого оружия было бы вполне достаточно, чтобы заново вооружить весь вермахт!

За этот же период было утеряно более 20 тысяч танков, — этим количеством можно было бы вооружить 5 таких армий, как вермахт! И в придачу — армии США, Великобритании, Италии и др. стран.

В 1941 г. было потеряно более 10 тысяч самолетов: Ил-2, Пе-2, Як-4, Як-2, ДБ-ЗФ, Пе-8, Ер-2. У Гитлера ничего подобного ни по количеству, ни по качеству на тот момент не было.

Было утеряно 102 тысячи орудий и минометов, что многократно превышает артиллерию всех вооруженных сил мира вместе взятых!

Непосредственно у самой границы было оставлено более 1,5 млн. тонн боеприпасов.

…С июня 1940 командовал войсками Киевского особого воен. округа. С конца янв. по 30 июля 1941 нач. Генштаба и зам. наркома обороны СССР. В начале Великой Отечеств, войны командовал войсками фронтов: Резервного (авг. — сент. 1941), Ленинградского (сент. — окт. 1941)…

Знал ли начальник Генштаба генерал армии Жуков о таком количестве вооружений? Он был в этой должности уже около полугода. Безусловно, знал. Хотя после войны он неоднократно оправдывался, что за пять месяцев никак не мог освоиться в этой должности. Зато в своей книге все время подчеркивал, что, мол, «я предвидел, что Гитлер на нас нападет, я неоднократно предупреждал Сталина, но он не внял моим советам».

Уместно спросить, что же тогда второй человек в Красной армии предпринял, чтобы с мощнейшей армией в мире не случилось то, что случилось? Почему же бездействовал? И кто ответит за чудовищную катастрофу Красной армии, произошедшей в 1941 году?

Жуков — истинный виновник — нашел крайних, ими оказались… расстрелянный генерал армии Дмитрий Гиригорье-вич Павлов, начальник его штаба генерал-майор Климовских, начальник войск связи генерал-майор Галич, начальник тыла войск округа генерал-майор Григорьев, командующие объединениями войск Белорусского особого военного округа, ставшего с первого дня войны Западным фронтом.

Можно спросить и другое: если Павлов со своими генералами оказался таким бездарным и бестолковым, что на шестой день сдал Минск врагу, то почему начальник Генерального штаба, который в послевоенные годы кричит о том, что это он уничтожил фашистскую Германию и спас СССР и весь мир от порабощения, — не настоял перед Сталиным на том, чтобы самому выехать на Западный фронт и отстранить Павлова от командования, занять его должность и нанести сокрушающий удар по гитлеровскому вермахту и разгромить его?!

Это оказалось не под силу «гениальному провидцу».

Жуков проявил в первые месяцы войны элементарную трусость, неспособность управлять вооруженными силами в качестве начальника Генштаба. И должен нести перед советским народом персональную ответственность за постигшую страну катастрофу.

Он, как начальник Генштаба, обязан был знать, что в предвоенные годы наш народ, ведомый своими руководителями, сделал огромный рывок в индустриализации страны буквально ценой своей нищеты, ценой миллионов жизней. Народ, заплатив страшную цену, преодолел чудовищное отставание от ведущих стран мира, создал экономический фундамент, обеспечивший невиданную мощь Красной армии. Советский Союз вышел на второе место в мире по совокупному объему произведенной продукции! И стал одной из трех стран, способных производить все виды продукции и развивать все научно-исследовательские работы того времени. Мощь Красной армии была обусловлена титаническим напряжением всего советского народа: созданием современных промышленных отраслей народного хозяйства, авиационной, танковой, атомобильной, судостроительной и другими видами производств. На укрепление армии работали целые промышленные регионы: Магнитогорск, Кузбасс, Донбасс, Турксиб, производственные мощности Востока, Сибири, а также научные силы Академии наук СССР, обусловившие технические возможности для создания лучших видов боевой техники.

И вот все это начальник Генштаба Красной армии генерал армии Жуков добросовестно и почти моментально… уничтожил.

Уничтожил своей безответственностью и безграмотностью.

Благодаря его «заслугам» у нас сформировалась ситуация из 3 фаз. 1. Вермахт вторгся на территорию Союза, разгромил полностью Красную армию, а остатки ее отбросил до Москвы. 2. Вынудил еще более напрячься всему советскому народу, чтобы обеспечить воссоздание армии. 3. СССР вынужден был всю свою мощь экономики направить на решение специфических задач.

В начальный период войны страна потеряла важнейшие для ее развития индустриальные районы, на территории которых проживало 40 % населения, производилось 65 % чугуна, около 60 % стали и алюминия, почти 60 % угля, заводов, производивших 40 % железнодорожного оборудования, 84 % сахара, 38 % зерна.

Если таких вещей не понимает начальник Генштаба Красной армии и при этом бахвалится, что он предвидел всю эту катастрофу и ничего не предпринял, то закономерен вопрос: кто вы, Георгий Константинович Жуков, пред которым преклонялась вся советская страна?

На одной из страниц своей книги «Воспоминания и размышления» Жуков утверждает, что 29 июля он якобы спорил со Сталиным и вождь обвинил его в том, что он-де несет чепуху. И тогда смелый Жуков вызывающе ответствовал: «Если вы считаете, что начальник Генштаба способен только чепуху молоть, тогда ему здесь делать нечего».

Но подобного разговора не существовало вообще. Впрочем, уважающий себя руководитель высокого ранга всегда может заставить вышестоящего чиновника согласиться со своим мнением. Если же это не происходит, то доказать правоту помогает заявление об отставке.

Так поступил в октябре 1941 года командующий войсками Дальневосточного военного округа генерал армии Иосиф Родионович Апанасенко, когда Сталин приказал изъять с Дальнего Востока артиллерийские части и соединения, которые предстояло отправить на московское направление. Когда все слова убеждения, сказанные генералом, так и не были восприняты вождем, он выматерился по телефону и заявил: «Вы можете сорвать с меня генеральские звезды и лампасы, расстрелять, но ни одной пушки не дам!» Он отстоял себя, свои орудия и свое личное мнение военачальника.

Жуков в 1941 году не занял твердой позиции.

Сталин никоим образом не мешал ему работать.

Вождь наблюдал и осмысливал.

Жуков бездействовал. Он так же фанатично боялся ответственности, как и смерти.

…Все время, пока я изучал бумаги, Баграмян сидел в плетеном кресле на веранде. Он так и не закурил, а только прикрыв глаза, вдыхал чудесный сумеречный воздух Подмосковья. Конечно, он боялся прослушки, потому предоставил мне документы и ушел, думая, может, что я отсниму их, сфотографирую… Отдал ли бы он в руки первому встречному секретные материалы? Понятное дело, нет. Знал ли я, что Баграмян не терпел Жукова? Понятное дело, да. Я сам спровоцировал его на этот разговор, который он охотно поддержал…

Короткое время пребывания Жукова на посту начальника Генштаба не оправдывает его бездарных действий. Ведь перед назначением на эту должность он длительное время служил на высших командных дожностях в Белорусском особом военным округе, командовал Киевским особым военным округом. Более того, Генштаб — этот мозг армии — владеет в максимальной степени всей информацией, начиная от подробностей из жизни бойцов до военной обстановки во всех вооруженных силах мира.

Удивительно-то как: Жуков пишет, что 2 января 1941 года он, будучи командующим округом, с первого взгляда оценил и понял обстановку, и увидел, что немцы непременно (!) нападут, а вот, став 13 января 1941 года начальником Генштаба, так долго смотрел на карту, что не мог в течение пяти месяцев сообразить, что немцы раздолбают подчиненные ему войска. Прямо какое-то тугодумство охватило Георгия Константиновича с 13 января по 22 июня 1941-го… И враг напал, а у начальника Генштаба даже приказа об отражении агрессии нет…

Жуков запросто утверждает, что Сталин в военных вопросах не разбирался и ничего не понимал в стратегии. Тогда резонно спросить: что мешало ему уже в качестве начальника Генштаба провести третью игру и пригласить на нее вождя, — поучиться, посмотреть на мудреца-военачальника.

…Вся история войн и военного искусства вмещает в себя две непреложные истины. 1. Полководец не разгадал замыслов противника и за это поплатился разгромом своей армии, а то и личной гибелью (значит, ему повезло, смыл позор). 2. Замыслы противника он предсказал, что-то этим замыслам противопоставил и в результате получил желаемую победу.

…Вот представился уникальный случай для «гениального» маршала Жукова: он (по его словам) разгадал замысел противника, но… предпринять ничего не смог.

В Красной армии была выработана и отлично отлажена система управления боевыми действиями в ходе захватнической войны на чужой территории. Еще раз акцентирую внимание: в ходе захватнической войны на чужой территории.

В этом смысле командованию сталинской армии повезло. У нее был, пожалуй, самый мудрый военный теоретик, бывший Генерального штаба полковник Борис Михайлович Шапошников. Не вина Бориса Михайловича, что он не разрабатывал планов оборонительной войны и в системе управления боевыми действиями Красной армии она отсутствовала.

Жуков, когда пишет о победах Красной армии, заявляет: я предположил, я знал, я предвидел, а когда совершаются просчеты или преступная халатность по его вине, оправдывает это каким-то упущенным временем на строительство командных пунктов, а чаще находит крайних.

Буквально в первой половине 1941 года войска приграничных военных округов, которыми командовали генералы Павлов, Кирпонос, Кузнецов и Черевиченко были скрытно выдвинуты к самым границам и попали под внезапный удар, не успев по тревоге даже добежать до своих танков и орудий. Случилось это не потому, что командующие фронтами оказались не готовыми к войне. К примеру, аэродромы советской авиации также находились у самых границ и предельно были забиты самолетами. Стратегические запасы также находились у границ. И главный удар вермахт нанес севернее Полесья по войскам генерала Павлова. А основные силы Красной армии, как вы знаете, дислоцировались южнее Полесья.

Жуков, который так уверенно и значительно пишет в книге, что он знал и предвидел нападение, тем самым… выносит себе приговор. Все потому же: если знал, то почему не предпринял мер как начальник Генштаба? Но теперь вопрос иной: почему же тогда Сталин, прекрасно зная цену Жукову, не расстрелял его? Вместо наказания истинного виновного вождь, приказав опубликовать статью в газете «Правда», объявил виновинками (как и 9 лет назад в статье «Головокружение от успехов») местных руководителей, в данной ситуации — командование на местах. Под топор пошли Павлов и другие нижестоящие генералы, а вот Жуков остался жив.

Почему так случилось?

Жуков красочно в книге описывает сражение на Курской дуге под Прохоровкой. Ему вторят тысячи и тысячи авторов, что это было самое грандиозное сражение Второй мировой войны.

Но так ли это?

К словам маршала надо относится крайне осторожно, ибо то, что произошло под его руководством 23–27 июня 1941 года в районе городов Луцка, Ровно и Дубно, не идет ни в какое сравнение с танковым сражением под Прохоровкой. На этой линии столкнулись 6 советских механизированных корпусов с первой танковой группой вермахта. Преимущество Жукова было очевидным. Сравним.

У вермахта — 799 танков. При этом полное отсутствие тяжелых танков, плавающих, с дизельными двигателями, с противоснарядным бронированием, ни одного танка с длинноствольными пушками калибра 75 мм.

Против них (этих 799 танков) Жуков выставил 8069 танков! Что более чем в 10 раз (!) больше только по количеству. В 4-м мехкорпусе у него было из 892 танков 414 новых Т-34-ИКВ. В 8-м корпусе 858 танков, из них 171 Т-34 и КВ. В 15-м —  из 73 танков 131 КВ и Т-34. В 22-м мехкорпусе 647 танков, из них 31 КВ и Т-34.

По суммарной мощности артиллерийского вооружения эти корпуса можно сравнить с танковой армией, причем — каждый в отдельности!!!

В состав же этих мехкорпусов входили: Т-28–215 шт., БТ-7М — 370 шт., Т-37–669 шт., Т-38–123 шт., Т-40–84 танка, Т-35–51 шт. Это те танки, о которых Жуков говорит, что они якобы крайне устаревшие, что является откровенной ложью (!)…

И вот, имея такое гигантское превосходство над противником, Герой Советского Союза генерал армии Георгий Константинович Жуков это танковое сражение сумасбродно, позорно проиграл.

23–27 июня было сражение под Дубно; после сражения застрелился второй член Военного совета Юго-Западного фронта корпусной комиссар Николай Николаевич Вашугин, служивший в Киевском Особом военном округе с апреля 1940 года. А первый член Военного совета корпусной комиссар Михаил Алексеевич Бурмистенко, член Политбюро и секретарь ЦК КП(б)У застрелился 9 сентября 1941 года, — сразу же после рассмотрения итогов сложившейся критической ситуации обороны Киева, оказавшегося в клещах противника, оставления правобережной Украины, в том числе и потери танковых корпусов в сражении под Дубно на закрытом заседании Политбюро Центрального Комитета Коммунистической партии большевиков Украины. Выйдя из зала, он свел счеты с жизнью. Михаилу Алексеевичу было 39 лет. Еще при жизни он был удостоен ордена Ленина. А орденом Отечественной войны 1-й степени был награжден посмертно.

Оба партийных политработника не готовили это сражение и профессиональными военными никогда не были. Но совесть коммунистов не позволила им оставаться в жизни после такого чудовищного поражения. (Именно так была написана эта фраза в бумагах, которые дал мне Баграмян; хорошо помню эти слова). А высокопрофессиональный военный и «гениальный» полководец спланировал операцию, бездарно осуществил ее и за несколько дней сжег все танки шести мехкорпусов, потерял весь личный состав, остальные корпуса обескровил, но — не застрелился. А сел в самолет и улетел в Москву. Шевельнулась ли в его мозгу хоть одна извилина, отвечающая за совесть? Вопрос риторический…

У генералов Павлова, Кузнецова, Черевиченко такого неимоверного количества танков не было, и, проиграв сражение, они не бросили свои войска, свои разгромленные части и соединения, а разделили вместе с ними тяжкую участь отступления. Командующий войсками Юго-Западного фронта генерал-полковник Кирпонос, еще ранее осознавая свою беспомощность, поднял в атаку бойцов из роты охраны и погиб в бою с немцами…

Закончив читать отпечатанные листы и сложив их в папку, я вышел на веранду. Иван Христофорович был то ли в глубокой задумчивости, то ли даже дремал. Через одну-две минуты он открыл глаза и с сильным кавказским акцентом спросил: «Ну что, ты все понял?» Его черные глаза как-то потускнели. И он, грузно вставая с плетеного кресла, добавил: «Я много слышал о твоем начальнике. Он знает очень, очень много. Может быть, все… Потому я дал тебе прочитать…»

Этими словами он давал ясно понять, что знает, что я все-равно доложу о прочитанном своему начальнику. Затем подошел к буфету, вновь достал две небольшие бутылочки армянского коньяка, а из холодильника нарезанную колбасу на тарелочке. Мы выпили и закусили.

— Ты все понял, что прочел?

Ему хотелось убедиться, что я понимаю важность сведений.

— Иван Христофорович, из написанного можно легко понять, что у начальника Генштаба был какой-то скрытый и подлый мотив предать замысел Сталина, поведав о нем Гитлеру. Иначе как объяснить нашествие Гитлера на нашу страну? И как объяснить, что Сталин не расстрелял Жукова?

Казалось, моим вопросам несть числа, но Маршал Советского Союза жестом приказал замолчать и сказал:

— Ты прав. Если бы Сталин расстрелял Жукова, тень его предательства стала бы очевидной и упала бы на него самого. Но разве мог великий грузин подобрать на вторую должность в Красной армии подонка и предателя? Разве мог вождь ошибиться? Нет! Потому-то он и не возражал против казни Павлова и других генералов. Более того, он, все поняв, отошел, отсранился, отдал на откуп Жукову ведение всей кампании 1941–1945 годов. Словно говоря презренному: что сможешь, то и делай, а я посмотрю… Таково было решение вождя. Жуков и все мы, вся страна — от мала до велика, — как могли, как получалось, так и делали эту страшную войну…

И еще он сказал, показывая на стол:

— Вон там возьми зажигалку. И зажги свечу.

Я нашел свечу, зажег фитиль. После чего маршал стал один за одним поджигать листы бумаги. Каждый охваченный пламенем листок он бросал в принесенный мною из ванной комнаты тазик. По его приказу я спустил весь пепел в унитаз. Мы выпили еще по бутылочке золотистого армянского коньяка, я поднялся из кресла, не забыв громко поблагодарить Ивана Христофоровича за чудесно проведенный день и самое главное — за самый лучший в мире коньяк, который даже я, не будучи уроженцем Кавказа, могу по достоинству оценить. Маршал хлопнул меня ладонью по плечу и на прощание с характерным кавказским акцентом произнес: «Какой молодец, как хорошо превозносишь священные напитки, рожденные у подножия Арарата».

Время и последующее общение с высокопоставленными чиновниками нашей страны подтвердили аналитические размышления Маршала Советского Союза Ивана Христофоровича Баграмяна.

В середине 1968 года мне пришлось находиться на войсковой стажировке в Приволжском военном округе. Сама стажировка состояла из двух частей. Первая проходила вблизи города Саратова, в военно-авиационном училище. Вторая часть — в поселке Шиханы, в соединении военно-химических войск; однако там довелось мне встретиться не только с преподавателями и специалистами высшего Военного химического училища.

Недалеко находился полигон Вольского военного училища имени Ленинского Краснознаменного комсомола. Я познакомился с однум из офицеров-преподавателей, то был капитан 2-го ранга Игорь Васильевич Крутько-Цукровский, старший военно-морской начальник училища, готовившего помимо будущих офицеров тыла и специалистов материально-технического обеспечения для ВМФ. В свое время он долгие годы служил на Северном флоте в различных должностях штурманской службы. Перед назначением в Вольское училище занимал должность флагманского штурмана дивизиона охраны водного района (ОВРа) и заместителя командира части.

Нас, естественно, свело то, что мы оба были офицерами флота. Не мог я знать или предполагать, что по окончании учебы мне доведется служить на Северном флоте и именно в той военно-морской базе, в которой когда-то служил Игорь Васильевич. Финское название этой базы звучит красочно: Лии-нахамари.

…Вторая моя встреча с полководцем Второй мировой войны Маршалом Советского Союза Иваном Христофоровичем Баграмяном произошла спустя почти 1,5 года после первой. Мы увиделись на одном из состоявшихся в Москве совещаний, участвовать в котором были приглашены все маршалы и генералы — ветераны минувшей войны, кто мог еще себе это позволить по состоянию здоровья. Завидев маршала, я возжелал засвидетельствовать свое почтение и напомнить о нашем давнишнем общении в госпитале. Приложив руку к козырьку фуражки, я приветствовал полководца, на что маршал сказал: «A-а, помню, помню…» и больше ничего не говоря направился в сторону таких же как он, высших чинов армии.

Однако по окончании дневного заседания ко мне подошел адъютант Ивана Христофоровича и сказал, что маршал ждет меня в салоне. Наш разговор начался с расспросов, как мои дела, где служу, чем занимаюсь… Отвечая, я вдруг вспомнил, что довелось мне как-то быть в одном из учебных заведений тыла, где увидел надпись на стенде в ленинской комнате, гласившую: «Во всякой победе 50 % принадлежит тылу нашей армии, нет, чуть-чуть больше, чем 50 %» и подпись: «заместитель Министра Обороны СССР по тылу —  Начальник Тыла Вооруженных Сил СССР Маршал Советского Союза И. X. Баграмян».

Судя по реакции военачальника, я понял, что ему было очень лестно. Он тут же поинтересовался, где это его цитировали и имелся ли там портрет? Портрет находился на отдельном стенде, где на фотографиях при всех регалиях и орденах красовались руководители Министерства обороны СССР и главнокомандующие видами Вооруженных Сил СССР. Я решил схитрить, перенеся фотографию маршала с этого стенда к тому, где имелась цитата. Маршал удовлетворенно хмыкнул, затем сказал: «Наверное, это ты видел в Вольском военном училище, ты ведь говоришь, что был там. А ты знаешь, это я туда назначал начальника училища, моего старого помощника Николая Ивановича Гаретнина. Сейчас он работает начальником отдела туризма здесь, в Москве, в Министерстве обороны. Кстати, он живет недалеко отсюда, на Калининском проспекте и вроде бы собирается переехать на Мосфильмовскую, что-то там у него с дочерью». «А знаете, Иван Христофорович, когда я был в этом училище, я обратил внимание еще на одну фотографию, на которой генерал Гаретнин изображен в парадной форме со всеми наградами, но из трех имевшихся у него орденов Красного Знамени, под планочкой не было второго. Говорили, что он утерял орден на территории большого парка училища и что его нашел некий курсант Иван Паршиков, и когда курсант возвратил генералу его орден, тот сказал: вот вырастешь, сынок, до положения командующего войсками округа. А в то время войсками Приволжского военного округа командовал генерал-полковник Паршиков, однофамилец этого курсанта».

Услышав сказанное, маршал живо отреагировал: «А знаешь, капитан Иван Паршиков служит уже на должности подполковника в тылу Вооруженных Сил. Толковый офицер. Подожди, а-а, часом ты с ним не знаком? Или ты такой проницательный, что читаешь мои мысли?»

Я ответил, что мысли не читаю, но очевидно есть что-то такое в подсознании, что дает нам общую тему для разговора. «Наверное, ты прав», — ответил Иван Христофорович. И коротко рассказал о том, что Вольское училище специалистов тыла было организовано на базе бывшего Вольского командно-технического училища, точнее ракетного, которое было расформировано в связи с предательством сотрудника Госкомитета по внешне-экономическим связям полковника Пеньковского. «Я не знаю подробностей о предательстве этого человека, но может быть, благодаря всему случившемуся, если так можно сказать, у меня решилась проблема размещения военного училища. И многих из тех, кого мы туда определили на преподавательскую работу, я хорошо знаю… И сейчас там скорее против моей воли, — бывает и такое, — начальником училища после перевода Гаретнина в Москву назначен начальник штаба Кантемировской танковой дивизии полковник Владимир Федорович Горюн, удостоенный недавно генеральского звания. Но зато другие офицеры — мои. Это заместитель начальника полковник Владимиров, полковник Донец, кстати, флотский офицер. Еще подполковник Баретдинов, капитан 2-го ранга Крутько-Цукровский, начальник цикла научного коммунизма полковник Макаров, начальник цикла иностранных языков Эмма Федорова. Есть там два о-очень интересных офицера, одного из которых жалуют курсанты, это подполковник Хорошев. А второго не жалуют, это — майор Нехорошее. Вот ведь как…»

Иван Христофорович замолчал, на его лице была благодушная улыбка, наверняка ему было приятно вспоминать этих офицеров. Крякнув, он сказал: «А ты знаешь, что осталось от ракетчиков? Там стоит высотное здание, чем-то оно напоминает мне элеватор. В нем стояла учебная ракета, смотрящая в зенит». Я ответил: «А вы знаете, Иван Христофорович, ведь до ракетного училища оно было авиационно-техническим…» — «А еще до войны, — тут же включился он, — оно было летное и сохранило почетное название Ленинского Краснознаменного комсомола». — «А когда оно было ВАТУ, от него остался средний бомбардировщик Ил-28, который служит основой для баек курсантов училища тыла».

Поговорив о приятных и малозначительных вещах, маршал вдруг сказал: «Скажи, ты меня все-таки любишь? Потому что если бы ты был подлый, после того нашего разговора мне бы не поздоровилось… Я вот тут сегодня встретил многих еще здравствующих своих бывших коллег по войне. Поговорили с ними, коснулись в разговорах темы войны и послевоенных событий… К лету 1945 года в нашей стране был один Генералиссимус Советского Союза и двенадцать Маршалов Советского Союза, которые в годы военного лихолетья командовали войсками фронтов. И когда она закончилась и фронты расформировали, встал вопрос о трудоустройстве сталинского маршалитета. Практически только Маршал Советского Союза Лаврентий Павлович не состоял в Советской армии, будучи наркомом внутренних дел. Да Семен Михайлович Буденный, хотя и числился в кадрах Вооруженных Сил, был на заслуженном отдыхе и более из-за возраста и болезней уже не претендовал на какую-либо реальную должность. Его лучший друг Клим Ворошилов занимался вопросами культуры, кинематографа, курировал прессу и радио. И продолжал еще через своего порученца генерал-лейтенанта Руду Хмельницкого заниматься вопросами трофейного комитета. Ясно было, что ему не светила какая-либо серьезная военная должность, но к кормушке ЦК он был пристроен. Оставалось девять маршалов.

Конечно, вождю такого количества маршалов в Москве иметь было не нужно. Ему нужен был умный, дипломатичный, со светлой головой полководец. Таким он считал, и не без оснований, кавалера двух орденов «Победы», достойно заслужившего эти награды, дважды Героя Советского Союза Маршала Советского Союза Александра Михайловича Василевского. Пожалуй, самого талантливого из всех нас. Александр Михайлович обладал феноменальной памятью, владел неопровержимой логикой и мощным аналитическим мозгом.

Как известно, минувшая война прошла не по сценарию, задуманному Сталиным и разработанному гениальным военным аналитиком маршалом Шапошниковым. Он, по состоянию здоровья практически до самой смерти в феврале 1945 года не занимавшийся никакими военными делами, более не мог выполнять функции главного советника вождя. По его рекомендации функции эти на протяжение 1941–45 гг. выполнял генератор всех идей войны Василевский… Должен тебе заметить, что Жуков на должность Главного военного советника Сталина подходить не мог. У него были слабые умственные способности, аналитик с него был никудышный.

Мне как-то говорил Рокоссовский, что еще в конце ноября 1930 года, когда он был командиром соединения, в подчинении у него служил Жуков, так он написал тому в аттестацию: «На штабную ^преподавательскую работу назначен быть не может —  органически ее ненавидит, совершенно ее не признает и абсолютно не понимает работу оператора или военного человека, который способен обосновать теоретически любую военную идею»… А ведь штаб, как говорил Борис Михайлович Шапошников, это — мозг, и любая часть или соединение без штаба — это безмозглая толпа командиров и солдат…

И еще тебе скажу: на это совещание не пришли только те, кто лежит в кремлевке или госпитале. А маршалы, даже те, что не здоровы, все здесь. Но вот Жукова нет. Он себя держит высоко, но не потому что умнее всех, а потому что он человек неграмотный и в военном мышлении и в поступках… О нем некоторые подхалимы, в том числе и наш знаменитый писатель Константин Симонов, утверждают, что он крупнейший военный мыслитель всех времен и народов. Но ведь он не написал ни одной осмысленной строки в том или ином приказе на войне.

На штабной работе он был всего полгода и то на должности начальника Генштаба, а чем обернулась его деятельность на этом посту, мы с тобой уже говорили. Так вот, после войны такой полководец Сталину в Москве не был нужен. Сталин сделал правильный выбор, оставив себе одного Александра Михайловича. Ну а всех остальных маршалов надо было определять на должности. После завершения войны в освобожденных от фашистов странах для установления советской власти были оставлены войска Вооруженных Сил СССР и созданы группы войск. Вот Сталин и принял решение этих бездельников с титулами Маршалов Советского Союза отправить туда вершить дело коммунизма. Ворошилова отправил в Венгрию, Толбухина оставил в Болгарии, Рокоссовского определил на пост министра обороны Польши с присвоением ему звания Маршала Польши. Конева — в Австрию, Тимошенко назначил командовать последовательно Барановичским, Белорусским, Южно-Уральским и снова Белорусским округами, вплоть до 1960 года. Правда, я должен заметить, что Семен Константинович, как в годы войны, так и после практически не выезжал из Москвы, прокомандовал этими округами с улицы Грановского, 3. Толбухина вскоре вернули в Закавказский военный округ, Конева — в Прикарпатский военный округ, а «хитрый ярославец» Кирилл Мерецков последовательно командовал Приморским, Московским, Беломорским и Северным военными округами. Малиновский —  Забайкальским, потом Дальневосточным…

А вот Жукова Сталин назначил на свой самый дорогой плацдарм Второй мировой войны — в Германию. Мол, попробуй, построй там социализм, докажи свою состоятельность после рейха… скажу тебе по правде, хитрый грузин знал что делал. Он всегда, чтобы показать несостоятельность Жукова, ставил перед ним заведомо сложные задачи. Сталин не считался с тем, что у такого самодура погибнут миллионы и миллионы людей, — бесцельно, абсурдно, нелепо —  именно для таких дел и годился Жуков, чтобы показать кто есть кто. Слушай внимательно: Сталин знал, Сталин предвидел, что все-равно когда-нибудь наступит время и за свои деяния он будет нести ответственность, но не только он, а и его кровавый исполнитель Жуков, удостоенный высших полководческих наград. Этим противоречием Сталин заложил бомбу замедленного действия, может быть, на десятилетия или на столетия… но… правда выплывет наружу…

…После войны —  главнокомандующий Группой советских войск в Германии и главноначальствующий Сов. администрации (июнь 1945 —  март 1946), главнокомандующий Сухопутными войсками и зам. министра вооруженных сил (март —  июнь 1946). В 1946–53 командующий войсками Одесского и Уральского военных округов. Смарта 1953 1-й зам. министра, а с февр. 1955 по окт. 1957 министр обороны СССР. С марта 1958 в отставке…

Жуков не справился в Германии с возложенными на него обязанностями. Грабеж немцев, насилие женщин достигли запредельных высот на немецкой территории. И неудивительно, ведь Жуков сам был разбойником с большой дороги и эшелонами вывозил материальные ценности в свои личные закрома. И способствовали ему в этом его закадычный друг генерал Крюков, а также заместитель наркома внутренних дел, начальник управления особых отделов 1-го Белорусского фронта, затем Группы советских войск в Германии, Герой Советского Союза генерал-полковник Иван Серов (кстати, по истечение времени я узнал, что он стал генералом армии).

Жуков как бы мстил немцам своим разбоем и грабежом за то, что фашисты грабили наш народ…»

Иван Христофорович сделал паузу, тяжело вздохнул и каким-то не своим голосом произнес: «Чем же тогда он, да и, пожалуй, все мы отличаемся от фашистов?…Ничего удивительного, что в 1945 году в Германии солдаты и офицеры нашей армии так себя вели. Ведь точно так же они вели себя при оккупации Львова в 1939 году, в Риге, Таллине, Вильнюсе в 1940-м, в Польше… Мы вели себя в оккупированных странах не лучше, чем фашисты. И я всегда задаю себе вопрос: откуда взялся Гитлер? Откуда эти подонки, которые пришли на нашу землю? И мне страшно становится от мысли, что это мы, — слышишь? мы! — способствовали приходу Гитлера к власти. Мы готовили летчиков люфтваффе в Липецке, танкистов — в Казани, химиков и артиллеристов — в Саратове. Мы разрешили немецким конструкторам проектировать и строить свои подводные лодки в Ленинграде. А конструкторов Мессершмидта и Юнкерса допустили в конструкторские бюро советской авиации в Филях, в Жуковском…

…Я хорошо понимаю, где ты служишь… и понимаю, чем занималась твоя организация, когда тебя еще на свете не было… народ не знал, что твой штаб Мировой революции готовил та-а-акие дела, о которых ты еще даже не догадываешься. Хотя должен заметить, что народу и не обязательно это знать. Хотя… все это нехорошо… потому что если народ соглашается с подобными делами, то он невольно превращается в соучастника этих дел…

Еще за десять лет до твоего рождения установились очень хорошие отношения наших, советских военных и партийных работников с офицерами вермахта и партийными функционерами национал-социалистической партии. А всякий приезд к нам министра иностранных дел Германии Иохима фон Риббентропа помимо политических решений давал импульс нашим людям называть рождающихся у них детей Адиками, Адольфами; то же случалось и воинских гарнизонах, когда нас посещали офицеры вермахта…

И не надо удивляться тому, что случилось после завершения боев в Германии… Мародерство и спекуляция легко были приняты и солдатами, и офицерами, и генералами. Коли этой дармовщинкой занимался сам «великий» полководец Жуков. Его военный «гений» никак не мог совладать с обуявшей его сверхжадностью. Это видели окружавшие его генералы, солдаты, слухи об этом расходились до самых отдаленных гарнизонов нашей армии. И даже его надсмотрщик от ЦК ВКП(б), недавний член Военного совета 1-го Белорусского фронта, а ныне заместитель главноначальствующего Советской военной администрации и главнокомандующего Группой советских войск в Германии Маршала Советского Союза Жукова генерал-лейтенант Константин Федорович Телегин не в состоянии был проконтролировать всю преступную деятельность «великого» полководца.

Махнув на все рукой, Телегин в конце концов сделал вид, что не замечает разбоя Жукова, и сам соблазнился на чудовищное воровство. А чтобы все было шито-крыто, Жуков ему порекомендовал брать… как можно больше, ведь накормить надо наворованным и московских начальников, то есть «крышу». Сам Жуков крышевал многих генералов, заворовавшихся на фронте и в оккупированной Германии.

И когда генерал Телегин, надсмотрщик ЦК партии, оказался в камере под следствием, и следователи рвали клещами его кожу и подтягивали крюком за ребро к потолку, то Константин Федорович быстро признался и в своих, и в жуковских злодеяниях… так что спустя годы ему не стоило выдавать себя за жертву сталинского беспредела, обиженный, понимаешь ли… праведник…

…Имея почти неограниченную власть, Жуков среди своих подхалимов тогда, в Германии, создал мощную структуру связей и блата, дотянув нити до окружения Сталина. Расплачивался награбленным у немцев добром. Это было неслыханное богатство для страны, где на десятилетия затянулась нищета всего народа, где в 1947 году разразился чудовищный голод…

На XX съезде Хрущев решил раскрутить Сталина, придумав пресловутый культ личности с целью повесить всех собак за провалы социалистического строительства, за массовые аресты советских людей, неимоверный размах насилия и нищеты в стране, чудовищные катастрофы на фронтах минувшей войны на него одного… перед которым сам недавно угодливо смиренничал… на недавнего вождя…

Тем самым Никита решил отмазать себя от этих злодеяний…

Толпа, восхвалявшая Сталина, все эти лизоблюды, уцелевшие после стольких страшных лет, единодушно и единогласно бросилась восхвалять нового вождя.

Им всем нужна была амнистия; они не желали быть причастными; не хотели отвечать за свои собственные преступления…

И охотно, все как один подписались, что это Сталин виновен во всех мыслимых и немыслимых грехах.

Как же все хотели быть чистыми в глазах народа и истории. Первыми побежали к новой кормушке Телегин и Серов, а вот Георгия Жукова-то не позвали… Хотя он очень старался на XX съезде отпустить свою грозную оплеуху мертвому Сталину. Но пройдет еще несколько месяцев, и в 1957 году Никита его выбросит. С тех пор он и стиснул зубы, и воспрял лишь когда в октябре 1964-го Никиту скинули».

Баграмян умолк и устало улыбнулся. «Да он просто военный диссидент!» — с неким восхищением думалось мне. Конечно, многое из того, что говорил Иван Христофорович, мне было давно известно, однако подобные мысли не озвучивались просто так, нигде и никогда… Отдышавшись, мой собеседник продолжил рассуждения. Я внимал его фразам, его мыслям, в то время как мой мозг, словно тренированная адская машина, фиксировал, запоминал и сопоставлял.

«…Вождь понимал, что при социализме номенклатурных работников необходимо регулярно менять. Это был неписаный основной закон социалистического государства. Причем всех снятых с работы высокопоставленных чиновников необходимо было немедленно истреблять. Особую рубку вождь устроил в 1937 и 1938 годах. Армия была вычищена от жуликов среди высших военных чинов, НКВД —  от зарвавшихся чекистов, а Центральные Комитеты партии —  от заевшихся партийных вождей. Новые выдвиженцы быстро освоились в обстановке всеобщего страха и террора и… так же, как их истребленные предшественники, продолжали обкрадывать свой и без того уже нищий народ.

Так что обвинения, обрушиеся на XX съезде в адрес усопшего диктатора, в том, что он расстреливал людей без разбора, не выдерживают никакой критики. Потому что если посмотреть внимательно и непредвзято, получится, что Сталин вряд ли зря карал. Да и волю его, как закоперщика, охотно выполнял не только один заклятый враг народа Берия, но и те же Хрущев, Булганин, Жуков, Каганович, Серов, да и секретари ЦК компартий республик, и первые секретари крайкомов, обкомов, райкомов, — каждый на своем уровне. Старались друг перед другом… зверье… Теперь же они дружно повернули свои персты в сторону Сталина: это он во всем виноват, а мы лишь его невинные жертвы…

Предавали и воровали не только в войну и после. Страна была разворована и предана номенклатурной челядью задолго до 22 июня 1941 года.

Процесс разложения настолько вошел в норму, что это стало правильным, даже нормативно-обоснованным. Так что у меня невольно возникает вопрос: что, — разбой, хищение, предательство, облаченные в рамки социалистической законности, стали нормой жизни всех, кто попадает в обойму номенклатуры? Этому обогащению служат нефть, газ, золото, уран, марганец, никель, лес, — все неисчислимые богатства, которые природой даны нашему народу, а принесшие ему неисчислимые страдания и нищету…

…Мне кажется, что Сталин все видел и понимал. Он принял решение главного бандита нашей армии перевести в Москву. Это для него он приказывает ввести в штат министерства обороны должность главнокомандующий Сухопутными войсками. Нужна ли эта должность? Ведь министр и начальник Генштаба через своих офицеров в управлениях передают директивы и приказы прямо в военные округа, которыми командуют достаточно неплохие генералы и промежуточная должность главкома, по их мнению, не нужна. Они не могли предположить, что Сталину такую должность надо было придумать, чтобы тихо убрать Жукова из Германии и после без шума схватить мародеров и грабителей в Германии.

В Москве Сталин не задержал Жукова и отправил его командовать войсками второстепенного Одесского военного округа… В то время в коридорах власти ходила крылатая фраза, приписываемая вождю: «Много их развелось, маршалов».

Так вот, всех их Сталин и разогнал по стране… Это был второй круг расплаты…

Расскажу тебе одну байку. На новый, 1947 год, Жуков, бросив штаб и войска в Одессе, вылетел в Москву, чтобы встретить праздник со своей женой Александрой Диевной и с генералом Телегиным с супругой. В тесной компании была еще одна женщина, мать Жукова. После традиционного тоста Жуков уселся в кресло и неожиданно для всех горько зарыдал. Его мать вязала в руки платочек и вытерла слезы своему великовозрастному сыночку. О чем он плакал? Это было непонятно… А я думаю, рыдал он оттого, что всю недавнюю войну Сталин держал его на второй в стране должности, а тут на тебе, — такие пробросы… Но, в конце концов, не только ведь он оказался в такой ситуации, все маршалы были понижены, великое множество генералов и офицеров армии ввиду резкого сокращения Вооруженных Сил, были просто уволены в запас. И это естественно. Держать многомиллионную армию крайне накладно в стране, разоренной войной. Да и в Новый год не слезы лить надо… А если вокруг в новогоднюю ночь не множество подхалимов, как это было при апогее его военной карьеры, а только близкие… так и радуйся, ведь это, говорят, праздник семейный. Да и кто тебе виноват, что чарку не с кем выпить?

А тут в середине ночи к нему неожиданно приехали старые друзья — артистка Лидия Андреевна Русланова и ее муж генерал-лейтенант Крюков, закадычный друг маршала в годы войны. Тогда многие после этого Нового года рассказывали, что Лидия Андреевна, человек исключительно чувствительный, сразу уловила настроение маршала, развернула большой пакет и по-барски бросила на стол подстреленных тетеревов. «Я желаю тебе, дорогой Георгий Константинович, чтобы так выглядели все твои враги».

Иван Христофорович замолчал, и после долгой паузы я решил нарушить затянувшееся молчание.

«Простите, Иван Христофорович, но друзья и родственники у Жукова и впрямь глупые. То, что вы сказали, это еще не вся правда. А правда в том, что особняк Жукова полностью прослушивался и снимался скрытыми камерами с разных точек. И вся болтовня в ту новогоднюю ночь, как и в последующие дни в Москве, в Одессе ли, а позже в Свердловске в бытность его командования войсками Уральского военного округа, прослушивалась и записывалась… Что же касается врагов Жукова, то вы, Иван Христофорович, наверное знаете, что их было двое. Один — министр государственной безопасности, в то время генерал-полковник Абакумов Виктор Семенович, который занимался преступными деяниями, проще говоря, разбоем и воровством Жукова, Телегина, Серова и их окружения. А вот второй злодей и враг Жукова, которого Лидия Андреевна пожелала увидеть с прострелянной, как у тетеревов, головой, — это товарищ Сталин».

Маршал мгновенно среагировал на мои слова.

«Понятно, ты знал об этом… точнее, слушал записи, которые у твоего босса… Вот ты моряк, и здесь их собралось немало, но самого интересного человека среди них сегодня нет. Это бывший Адмирал Флота Советского Союза, ныне вице-адмирал в отставке Николай Герасимович Кузнецов. Я не моряк и флота не знаю, хотя о нем мне много рассказывал такой же, как я, армянин Адмирал флота Советского Союза Иван Степанович Исаков… Но ты можешь поинтересоваться у своего босса».

…Я интересовался многим, слишком многим; а всем, что касалось ВМФ, — в первую очередь. Естественно, не мог я обойти вниманием и выдающегося советского флотоводца Николая Герасимовича Кузнецова.

Через несколько лет после смерти Сталина Жуков достиг вершины своей воинской власти и возглавил Министерство обороны СССР. Главной для него задачей на этом посту было разделаться со всеми неугодными ему людьми в армии и на флоте. Не меньшим, а скорее большим препятствием на этом пути был Первый секретарь ЦК КПСС Хрущев. Жуков был вынужден делить руководство с ним, как с руководителем партии, но сам пост позволял ему, — нет, скорее обязывал — бывать в военных округах и на флотах. Особое неудовольствие вызывали визиты на флота. Результатом этих поездок было изгнание из Военно-Морского флота и лишение воинских званий без пенсий большого количества старших офицеров. Как правило, занимавших должности командиров кораблей 1 и 2 рангов, — т. е. основы совесткого ВМФ.

Зверевший в мгновение ока Жуков в буквальном смысле срывал погоны с офицеров, адмиралов и генералов, с криком и бранью обрушиваясь на этих людей. Он обвинял их в том, что они зажрались на своих стальных коробках и прятались в каютах за броневыми переборками от настоящей войны. И что офицеры флота только и способны делать, что красоваться свой формой перед женщинами. Между тем, практически все изгнанные с флота офицеры и адмиралы прошли всю войну на боевых кораблях.

Обычно рабочий день Жукова продолжался 10–12 часов практически без перерывов, а на то, чтобы исковеркать судьбу офицера, тратилась минута-другая. Известно, что после таких глумливых разборок он устраивал пьяные оргии и занимался развратом.

Штаб ВМФ — из всех штабов видов вооруженных сил — был единственным, который Сталин после войны не поменял; еще с довоенных лет и до последнего дня войны возглавлял флот Николай Герасимович Кузнецов. Так же на протяжение четырех лет войны практически не сменили ни одного командующего флотом. Разве что короткое время после освобождения адмирала Филиппа Сергеевича Октябрьского (Иванова) должность командующего Черноморским флотом исполнял адмирал Леонид Владимирский. Но затем Октябрьский был вновь возвращен в Севастополь.

За время руководством Министерством обороны СССР Жуков побывал на Северном и Черноморском флотах, а вот на Балтийском и Тихоокеанском не успел. Во время этих двух поездок он устроил настоящий разгром офицерскому корпусу двух флотских объединений. Но разгром он начал с Главного штаба и управлений Главнокомандующего ВМФ.

После гибели в октябре 1955 года в Севастополе линкора «Новороссийск» Адмирал Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецов был вызван к министру обороны СССР Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову и в буквальном смысле был им практически размазан. А ведь Николай Герасимович еще не отошел от перенесенного им инфаркта миокарда, случившегося за полгода до трагедии на Севастопольском рейде. Известно, что в связи с ухудшившимся здоровьем 1-й заместитель министра обороны СССР Главнокомандующий ВМФ Кузнецов находился на длительном излечении, но несмотря на это правительственная комиссия поставила ему в вину гибель боевого корабля и большей части личного состава.

Впоследствии в своей записке в ЦК КПСС Кузнецов писал, что был вызван бывшим министром обороны Жуковым и в течение 5–7 минут «в исключительно грубой форме мне было объявлено о решении понизить в воинском звании и уволить из Вооруженных Сил СССР без права на увольнение. После чего меня никто не вызывал для уведомления об увольнении. Представитель главного управления кадров в мое отсутствие принес и оставил на квартире документы об увольнении…»

Николай Герасимович рассказывал о том, что его буквально пытались раздавить. «Без вызова к руководству страны, без дачи объяснений, и даже без предъявления документов о моем освобождении я был отлучен от Военно-Морского флота. Маршал Жуков в грубой, присущей ему форме общения, объявил что снят с должности, понижен в звании до вице-адмирала.

На мой вопрос: на основании чего и почему это сделано без моего вызова, усмехнувшись, ответил что это совсем не обязательно.).»

Судьба этого человека уникальна и по-своему трагична. В 1939 г. Сталин назначил его народным комиссаром Военно-Морского флота, он был избран кандидатом в члены ВКП(б).

В то время Жуков вернулся из Монголии в звании комкора.

В конце войны, в 1945 г. Кузнецов был удостоен высшего военно-морского звания Адмирал Флота Советского Союза в возрасте 41 года. Помимо него и начальника Главного морского штаба Исакова этого звания был удостоен и руководивший флотом в течение 29 лет Сергей Георгиевич Горшков.

Если сравнивать бывшего наркома, главкома, министра ВМФ с бывшим министром обороны СССР Жуковым, то по степени одаренности, образованности, корректности и культуре Николай Герасимович несказанно выше. Кузнецов хорошо закончил военно-морское училище, и отлично —  Военно-морскую академию, свободно владел четырьмя языками: английским, немецким, французским, испанским.

В то время как язык Жукова был косноязычен и все, что он умел хорошо, так это материться. Его образование ниже начального, так и зафиксировано в автобиографии: «Образование 4 класса и кавалерийские курсы». На курсах будущего «гениального» полководца учили посылать бойцов Красной армии на смерть. Это о нем как-то Хрущев сказал: «Он посмотрел на меня и реагировал русской словесностью довольно крепкого концентрата и резкого содержания». Жуков изгнал из Вооруженных Сил, понизив до вице-адмирала флотоводца Кузнецова, равного ему в воинском звании, хорошо зная, что перечить ему никто не будет, в том числе и сам Хрущев. Еще многих в статусе адмиралов ждала не менее жестокая судьба.

О жизни выдающегося флотоводца Николая Герасимович Кузнецова «БСЭ» рассказывает примитивно; впрочем, как и книги тех советских лет. Сомневаюсь, что и сейчас о нем рассказано все.

Его жизнь можно вкратце разложить по периодам. Первый: становление будущего флотоводца и начало его флотского пути, курсантские годы, работа в Испании, затем служба на Тихоокеанском флоте. Второй: пребывание в должности наркома Военно-Морского флота с 1939 по 1941 год. Третий: деятельность на посту руководителя ВМФ в период войны. Становление его как зрелого государственного деятеля, сформировавшегося флотоводца со своими концептуальными и системными взглядами на роль развития флота и его места в политической системе страны и Вооруженных Сил. Четвертый: с 1946 по 1951 год — говорит о решении им проблем послевоенного кораблестроения, а также изобилует желанием многих армейских военных руководителей отодвинуть его из ближнего круга общения с главой государтства по вопросам организации флота и управления его силами. В результате нападок со стороны этих лиц Главнокомандующий Военно-Морскими Силами был освобожден от занимаемой должности и привлечен к «суду чести». Затем материалы суда были переданы в суд Военной коллегии СССР, которая под председательством Маршала Советского Союза Леонида Александровича Говорова постановила ходатайствовать перед правительством СССР о понижении Николая Герасимовича на три ранга в воинском звании до контр-адмирала. Пятый период иначе как расправой над выдающимся флотоводцем России XX века не назовешь. Период этот охватывает 1951–56 годы.

В 1951 году судьба вновь вернула его на круги своя. Сталин, понимая необходимость и сложность идеи создания «большого флота» с ядерным оснащением, возвращает Николая Герасимовича на должность Военно-Морского министра. Вождь в полной мере осознает, насколько во главе строящегося нового флота ему необходим человек прогрессивный, независимый, государственного масштаба и кругозора. Человек, глубоко понимающий особое значение флота в истории нашей страны, способный отстаивать интересы боевой готовности вверенного флота.

11 мая 1953 года Н. Г. Кузнецов уже к этому времени получивший воинские звания вице-адмирал, адмирал, восстанавливается в прежнем звании адмирал флота. А 3 марта 1955 года в это военно-морское звание вносится поправка: оно стало именоваться Адмирал Флота Советского Союза. Николаю Герасимовичу вручаются Маршальские знаки отличия — «Маршальская звезда» и Грамота Президиума Верховного Совета СССР о восстановлении (присвоении) его в военно-морском звании Адмирал Флота Советского Союза. Естественно, после такого внимания со стороны руководства страной Николай Герасимович с большой энергией и воодушевлением берется за работу с целью создания сбалансированного военно-морского флота. Он убеждает руководство ЦК партии и правительства в необходимости установки на надводные корабли и береговые части Черноморского флота первых образцов ракетного оружия, оснащения одной из больших дизельных подлодок баллистическими ракетами, начала работ по созданию в СССР первой атомной подводной лодки.

Но его энергичные действия столкнулись с непониманием проблем флота новым руководителем партии и страны Хрущевым, только-только пришедшим к власти. Кузнецов неоднократно высказывал тому свое негодование безответственным отношением Первого секретаря ЦК КПСС к флоту. Не добившись позитивных сдвигов, он подает рапорт с просьбой освободить его от должности Главнокомандующего ВМС — Первого заместителя министра обороны СССР. И обращается в ЦК КПСС о выводе его из его состава.

Эти обращения вызвали негодование в руководстве Центрального Комитета и… глубокое удовлетворение у министра обороны СССР Маршала Советского Союза Жукова, всегда питавшего особое презрение и ненависть к флоту и, в частности, к Николаю Герасимовичу.

Все это вызвало серьезное заболевание у Кузнецова и он оказался на госпитальной койке.

Но предлогом для окончательной расправы над Адмиралом Флота Советского Союза Кузнецовым становится катастрофа линкора «Новороссийск» в Севастополе, происшедшая 25 октября 1955 года. В возрасте 51 года Николай Герасимович был понижен в воинском звании до вице-адмирала и уволен из Вооруженных Сил без права на восстановление.

После этих событий начинается шестой период в его жизни: деятельность при нахождении в отставке. Это — работа над переводами, очерками, книгами, переписка с сослуживцами, адмиралами В. А. Алафузовым, Ю. А. Пантелеевым, Л. А. Владимирским, И. С. Исаковым и др., его письма в ЦК КПСС и правительство, обращения бывших сослуживцев и военных моряков с просьбой восстановить справедливость.

Справедливость действительно восторжествовала, но пришла она после кончины великого русского флотоводца — в 1988 году Указом Президиума Верховного Совета СССР, подписанного его председателем известным советским дипломатом Андреем Андреевичем Громыко, Николай Герасимович Кузнецов был восстановлен в высоком звании Адмирал Флота Советского Союза. Его имя присвоено основанной Петром Великим Военно-морской академии в городе Санкт-Петербурге и тяжелому атомному авианесущему крейсеру Северного флота.

В июле 1997 года в Москве был создан Общественный Фонд Памяти Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова, президентом которого единогласно избрали Владимира Николаевича Кузнецова, младшего сына Николая Герасимовича и Веры Николаевны.

В нашей стране в XX веке было немало заслуживающих внимания флотоводцев. Но, пожалуй, только Николай Герасимович Кузнецов достоин того, чтобы его имя стало в один ряд с именами блестящих русских адмиралов: Петром (Романовым) Великим, Федором Матвеевичем Апраксиным, отцом и сыном Самуилом (Сэмюэлем) Карловичем и Алексеем Самуиловичем Грейгами, Федором Федоровичем Ушаковым, Павлом Степановичем Нахимовым, Владимиром Алексеевичем Корниловым, Иваном Константиновичем Григоровичем, Л. Ливеном, Николаем Оттовичем Эссеном, Александром Васильевичем Колчаком…

Рассказывают, будто близкие Жукову люди говорили, что тот был доверчивым и даже сентиментальным. Возможно, это и так. Ведь он демонстративно плакал не только в новогоднюю ночь, но и на Киевском вокзале в канун войны.

Известно и то, что рейхсфюрер СС Гиммлер как-то посетил концентрационный лагерь Бухенвальд и после увиденного свалился без сознания. Надо полагать, тоже был сентиментальным.»

У Гиммлера и у советского палача Жукова было слишком нежное сердце.

Но не был Жуков добреньким и сентиментальным, когда устраивал кровавые расправы над полковниками, генералами и адмиралами, когда шашкой рубил в гражданскую войну русских мужиков на полях России, когда подписывал приказы о массовых расстрелах советских людей и изгнании их с насиженных земель.

Многие говорят, что он обладал огромной силой воли. Восхищаются даже тем, что громко орал и, не раздумывая, бил физиономии подчиненным. Но восхищаются те, кто не попадал под его яростный кулак.

Даже по происшествии десятилетий после его смерти восхищаются…

А вот тот, перед кем он сам преклонялся до 1953 года — Сталин — ни на кого не кричал, по физиономии никому не давал, добреньким дяденькой, правда, не выглядел, но и сопливо плачущим тоже его никто никогда не видал…

Штрихи к жизнеописанию «великого» полководца добавили две встречи с простыми солдатами Второй мировой войны, поделившимися со мной тщательно хранимыми долгие годы воспоминаниями. Первый —  сержант Иван Черный, прошел всю войну и чудом уцелел, имел две медали: «За оборону Севастополя» и «За победу над Германией». На первой изображен солдат в каске и матрос в бескозырке. На второй профиль вождя, смотрящего на Запад. Второй солдат — сержант Иван Кузнецов — моложе его, был призван в 1944 году, но имел медалей больше: «За победу над Германией», «За взятие Будапешта», «За боевые заслуги».

Первый демобилизовался в 1946-м, второй — в 1954-м.

Первый после демобилизации ехал из Германии и попросил солдата-шофера подвезти его до станции. По дороге остановились, разговорились, выпили. И шофер настолько захмелел, что во время движения заснул за рулем, машина стала вилять и, чтобы она не свалилась в кювет, Иван вывернул руль и — надо же такому случиться, — стала поперек проезжей части. К тому же в баке закончился бензин и «Захар» (ЗИС-105) ни с места. У Ивана еще болела рана, полученная в последние дни войны и сил столкнуть машину на обочину не хватило. Он взял вещмешок, скатку шинели и пошел вдоль дороги в сторону предполагаемой станции. Но не успел сделать и десятка шагов, как перед ним появился легковой ЗИС, из которого выскочил офицер, и, напирая, нещадно выматерил за то, что тот бросил машину, пригрозив, что если не уберет, то его расстреляет. Сержант пытался сказать, что это не его машина, но вдруг из легкового автомобиля вышел человек в форме с маршальскими погонами и широкими красными лампасами на галифе, заправленных в начищенные хромовые сапоги.

Иван узнал человека с портретов, в сознании пронеслась: Жуков. И тут же крепкий кулак обрушился ему на переносицу. Словно во сне он видел как над ним мелькнули ноги маршала, но несколько ударов в область живота отключили его сознание. Очнулся Иван в камере. Через некоторое время за ним зашли сержант с пистолетом и боец с автоматом. Они ввели его в какое-то помещение, где ему было зачитано решение трибунала. Иван запомнил только слова: за дерзость, пререкания и не выполнение приказа —  10 лет лагерей и 5 лет поражения в правах.

После зачитки приговора к офицеру трибунала подошел какой-то лейтенант и сказал, что транспорта нет и что если товарищ майор не возражает, то осужденного можно отправить в штабном автобусе. В автобус Ивана ввели в сопровождении все тех же красноармейца-автоматчика и сержанта. Впереди сели майор, два каких-то лейтенанта и два заседателя-сержанта, а за рулем — пожилой старшина. Автобус тронулся. Проехав несколько километров, Иван увидел в окно надпись на щите: «Объезд, заминировано».

Старшина-шофер свернул на объездную дорогу и… дальше Иван не мог ничего вспомнить. Вместо сидевших впереди людей и водителя он увидел огромную оранжевую вспышку. Казалось, она доставала до неба.

Когда сержант пришел в себя и открыл глаза, увидел что лежит на поросшем мелким кустарником пригорке. Недалеко виднелась глубокая воронка, а там, где был щит с надписью, валялось переднее колесо от автобуса. Иван, до этого никогда не веривший в Бога, неумело перекрестился правой рукой, встал, сильно ломило спину, вещмешка не было, и, удивительное дело, сам того не зная он стал что-то искать, пока не увидел планшет. Раскрыв его, он обнаружил какие-то бумаги, красноармейскую книжку и две выписки. Одна гласила о том, что он Иван Черный, демобилизован в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР. Вторая выписка гласила о том, что ему впаяли 10 лет. Иван снова перекрестился, изорвал ее в мелкие клочья, затем, бросив на землю, зло растер сапогом. И с облегченной душой пошел на станцию.

Через несколько дней он приехал к своим родным в деревню Дуванкой, что под Севастополем. А вскоре женился на вдове погибшего солдата Клавдии Брюхановой. Которая была родной сестрой другого солдата — сержанта Ивана Кузнецова.

Этот Иван, призванный как и все ребята 1927 года рождения в 1944 году, продолжал несение действительной военной службы вплоть до 1954 года. Т. е., когда полноценно можно было сменить личный состав Советской армии.

Служба его после завершения войны проходила в городе Балта в Молдавии. Иван был командиром артиллерийского взвода, а значит, состоял на офицерской должности. Однажды довольно морозным зимним днем он заступил начальником караула; вместе с ним в этом наряде был весь его взвод. К ночи он почувствовал озноб и вдруг дикая боль пронзила его шею ниже затылка.

Он расстегнул воротник гимнастерки, взглянул в зеркало и увидел, что белый подворотничок окровавлен. Пальцем он нащупал болевшее место и понял: чирей. По всему чувствовалось, что температура поднимается, но Иван решил в медсанчасть до утра не обращаться. К тому же там уже никого и не было. Чтобы облегчить боль, он оставил воротничок гимнастерки расстегнутым.

Около трех часов ночи ему пришла мысль проверить несение наряда. Только он об этом подумал, как внезапно отворилась дверь караульного помещения и перед глазами Ивана оказался коренастый с бычьей головой командующий войсками Одесского военного округа Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Первой фразой его было: «Ты что, мудак, так встречаешь маршала с расстегнутым воротником?», затем перед глазами мелькнул маршальский кулак. В одно мгновение Иван натренированной рукой поймал его руку, но приема не провел, а лишь с силой остановил удар. На какое-то мгновение маршал как бы растерялся, но затем, повернувшись к сопровождавшему его генерал-полковнику В. Н. Кончицу, гаркнул: «Посадить его на 20 суток!» Генерал, очевидно успел рассмотреть что на шее у сержанта кровавит фурункул, и попытался объяснить ситуацию, но маршал не захотел слушать и рявкнул: «Кончиц, еще одно слово, и будешь сидеть на губе с этим дураком!»

…Иван пришел в себя только после того как в караульном помещении никого не осталось. Буквально через минуту-другую дверь отворилась и вошел командир полка. Откуда он мог оказаться здесь среди ночи, Иван не успел подумать. Командир артполка был в кителе, с которого были сорваны оба погона. Полковник все пытался броситься на сержанта с хриплыми криками, дескать, я тебя, сука, сгною… за то что не встретил маршала как следует…

Иван не стерпел. Напряжение последних минут вывело его из себя и тренированным приемом он буквально швырнул полковника в дверь. Очевидно, боль отрезвила сознание офицера и он уже спокойней сказал: «Сержант Кузнецов, я должен тебя отправить на гауптвахту». А после совсем миролюбиво добавил: «Ерунда все это, сержант, тебе 20 суток. А меня без пенсии из армии. Хорошо что хоть не в тюрьму».

В 1954 году сержант Кузнецов уехал в Дуванкой под Севастополь. И после дружной семейной попойки по случаю возвращения второго, сержанты Советской армии, исполнившие священный долг перед Родиной, вдруг выяснили, что они — крестники главного и единственного победителя в войне Маршала Советского Союза Жукова…

Повезло ли этим двум солдатам Второй мировой войны, сержантам Ивану Черному и Ивану Кузнецову? Наверное, да. Ибо дальнейшая их жизнь, невзирая на общие трудности в стране, была хорошей, и их окружали крепкие, знающие толк в жизни русские люди.

А вот повезло ли тем, кто через девять лет после окончания войны оказался в ядерном пекле Тоцкого полигона?

В нашей стране с царских времен сохранились два старейших издания: «Морской сборник» и «Вокруг света». Первый родился в марте 1848 года; в 2000 году был выпущен майский номер (редактор капитан 1-го ранга А. Г. Веледеев). На обложке журнала ВМФ России на фоне остовов пылающего города, надо полагать, Берлина, изображена фигура Маршала Советского Союза Жукова, портрет работы Константина Васильева. Наброшенная на правое плечо шинель словно отлита из холодной стали. Тускло светятся на груди Жукова золотом, платиной и бриллиантами ордена, которые он любил себе цеплять как на войне, так и после нее. За спиной Жукова идет масса советских солдат в касках, лиц их не различить. Это призраки, сгоревшие в чудовищном огне войны, ходом которой руководил этот полководец. Его взор затуманен, он смотрит вперед, ему и дела нет до миллионов и миллионов погибших солдат… Страшно думать, что в нашей стране даже находились те, кто хотел бы возвести его в статус святого… как это сделали с русским адмиралом Федором Федоровичем Ушаковым, человеком, достойным этого божественного звания.

После смерти Сталина этот человек стал полностью неподконтрольным, его заели амбиции, подогревая возникшее вдруг огромное желание управлять имеющимся в стране атомным оружием.

И здесь следует вернуться к предыдущим событиям.

Будучи в канун нашествия Гитлера начальником Генштаба Жуков все же не был допущен в святая святых — в тайно разработанные планы об освободительном походе в Европу. Из военных в это были посвящены лишь три человека: Шапошников, Тимошенко и Ватутин.

Но у Жукова было достаточно общения в высшей среде, чтобы додуматься, что готовится что-то поистине невероятное, причем судьба мира, как он понял, решается в обход его. Занимая высокий пост в армии, он поручил одному из своих офицеров-операторов подготовить соображения по поводу ведения войны с фашистской Германией. Где сообщил о тех сведениях, о которых в повествовании указано выше. Эти «Соображения…» за его подписью, оказались в… Берлине, где прекрасно поняли, о чем их предупреждает начальник Генштаба СССР… Это явилось окончательной каплей для принятия Гитлером решения об устранении большевистской угрозы, исходящей от Советского Союза.

Известно, что на последнем этапе войны недалеко от Сан-Франциско прошла, казалось бы, второстепенная конференция по завершению Второй мировой войны, в которой участвовали две делегации: Советского Союза и США; негласно этой конференцией руководил товарищ Сталин.

И чтобы там ни говорили или ни писали историки, ссылаясь на архивные документы МИДа СССР и ЦК КПСС, ясно одно: Сталин придавал этой конференции гораздо больше внимания, чем тем, которые были в Тегеране, в Крыму, а потом в Потсдаме.

Конференция, состоявшаяся в Сан-Франциско, выполняла волю советского вождя через его властный нажим на финансово-промышленные круги США, в частности, старейшую организацию — Орден, штаб которой находится на Бродвее, 120 в городе Нью-Йорк. В Думбартоне вблизи Сан-Франциско была достигнута твердая договоренность. Такая, о которой не напишет ни один историк. На протяжении вот уже стольких лет XX столетия Япония предъявляет нам, Советскому Союзу, претензии о том, что ей принадлежат Курильская гряда, Сахалин, Камчатка и практически весь Дальний Восток. Чтобы утихомирить желание самураев, Сталин решил использовать катастрофу американского флота, разгромленного японской авиацией в Перл-Харборе в 1941 году. Боль за гибель национальной гордости — флот — у американцев еще была свежей. Но не месть была главной в этой расчетливо составленой гениальным умом партии…

Орден в нарушение договора, прекратившего свое существование, продолжал эксплуатировать богатейшую русскую территорию — Аляску — в своих корыстных целях. Для Ордена потерять такой лакомый кусок, конечно, было немыслимо. И советский вождь, воспользовавшись этим, поставил господам с Бродвея, 120 условие: вы завершаете разработку атомного оружия, так называемый «Аломогордский проект». По окончании работ, а возможно и раньше, в целях дальнейшего моего молчания об Аляске следует нанести атомный удар Японии, предупреждая ее захватнические интересы и т. д.

Что, — согласно воле Сталина! — и было осуществлено б и 9 августа 1945 года при бомбардировке японских городов Хиросима и Нагасаки.

…Сталин и Жуков, безусловно, разные люди. Правда, родившиеся в одном месяце: Жуков — 1 декабря, Сталин — 18 декабря (по некоторым сведениям 21 декабря). У них было совершенно противоположное мнение о событиях, происходящих на нашей планете, и также разные мотивы к применению нового оружия.

Жуков, оказавшись на вершине военной власти, вел себя практически бесконтрольно. Об этом свидетельствует и такой факт. Второго по значимости при Сталине человека в стране и, между прочим, своего личного друга Лаврентия Берию Жуков собственноручно застрелил при аресте. А под суд председателя военного трибунала, возглавляемого Маршалом Советского Союза Иваном Степановичем Коневым пошел… двойник. Суд был закрытый, формальный и уже потом появится ряд так называемых эксклюзивных исследований на эту тему, еще более скрывших суть того, что случилось в 1953 году с Лаврентием Павловичем…

Обстановка, которая сложилась в стране после ухода вождя из жизни, стала еще более накаленной. Началась подковерная война не на жизнь, а на смерть с целью захвата власти. Фактически в стране не было первого лица, имеющего юридический статус главы партии и государства. Самым сильным в этой схватке был Маршал Советского Союза Лаврентий Павлович Берия. В своем успехе заполучить реальную власть он не сомневался. И, чтобы о нем ни говорили десятилетия спустя, что палач он и убийца, что организатор атомной промышленности в СССР или еще что, однако человек этот, заслуживший страшную славу, по количеству своих тяжких преступлений существенно отставал от своего лучшего друга Георгия Константиновича Жукова. И не сомневался в том, что тот надежный товарищ и вполне может занять достойное место, если он, Лаврентий Павлович, возглавит партию и страну.

Но события пошли по иному сценарию.

В аресте Берии, происходившим в Кремле перед началом заседания президиума ЦК КПСС, непосредственно участвовали Жуков, генералы Батицкий, Москаленко и Зуб. Когда Жуков сказал Берии пройти в соседнюю комнату, тот совершенно ничего не подозревая спокойно ответил: «Пойдем, Георгий».

А как только вошли они в комнату, кто-то из генералов тут же предложил срезать пуговицы с брюк Берии, полагая, что после этого тот не сможет убежать, так как будет держать брюки. Нелепица, конечно, ведь в смертельной ситуации наличие или отсутствие брюк волновать не будет.

Услышав это предложение, Жуков отреагировал по-своему, он вынул из кармана пистолет. «Лаврентий, ты опасен для власти. На троне есть только одно место. Ты сам говорил мне, Лаврентий, что в политике друзей не бывает…» — после этих слов Маршал Советского Союза Г. К. Жуков выстрелил в голову Лаврентию Берии.

Присутствующие при расправе генералы все сразу поняли, но шок не дал им произнести ни слова. А далее все говорили так, как им приказали, в том числе и чиновники из ЦК партии. За это они впоследствии получили свои награды: генералы Батицкий и Москаленко были удостоены званий Героя Советского Союза и Маршалов Советского Союза. Зуба, правда, обошли вниманием, но он все равно молчал из соображений безопасности.

После устранения Берии для граждан СССР и мировой общественности был разыгран спектакль с его арестом, следствием и судом, на котором судили двойника.

Устранив реального конкурента, Жуков ощутил себя властелином Советской державы и единственным монополистом атомного оружия, как инструмента международного шантажа. Вскоре он вызвал к себе в кабинет руководителя работ в этом направлении Игоря Васильевича Курчатова и приказал ему доставить все документы, касающиеся разработок. Курчатов, возмутившись, отказался выполнить требования. Присутсвующий при разговоре советский физик Ландау с еврейской хитростью, легонечко толкнув Курчатова, сказал: «Товарищ Жуков, вы не поняли ответа товарища Курчатова. Мы принесем вам документы по этой тематике исследований».

Курчатов в недоумении покинул кабинет Жукова. Уже в машине Ландау все объяснил: «Надо дать Жукову все наши расчеты, он же безграмотный, ничего не поймет. Ведь он не закончил даже реального училища. Успокойся…»

Требуемые документы были доставлены. Жуков в присутствии двух физиков открыл многотомные расчеты и, перелистав несколько страниц, ничего не понял. Но на всякий случай сказал: «Вы мне за каждый шаг в подготовке атомных взрывов ответите!»

Ландау и Курчатов заверили «великого» полководца, что так и поступят.

Через некоторое время их вновь вызвали в ЦК партии, где объявили о необходимости провести реальное испытание атомного оружия в Советском Союзе, потому как якобы стране угрожает американский империализм, насадивший вокруг СССР и стран народной демократии свои атомные базы.

14 сентября 1954 года в 9 часов 53 минуты на Тоцком полигоне Южно-Уральского военного округа прогремел атомный взрыв. Тактические учения войск округа проводились под руководством Маршала Советского Союза Г. К. Жукова.

17 сентября 1954 года было передано сообщение ТАСС: «В соответствии с планами научно-исследовательских и экспериментальных работ в последние дни в Советском Союзе было проведено испытание одного из видов атомного оружия».

О том, что подготовкой и всей организацией ядерного взрыва руководил непосредственно Жуков, а его помощником и исполнителем являлся начальник Главного управления боевой и физической подготовки Министерства обороны СССР, впоследствии — первый заместитель главнокомандующего Сухопутными войсками Герой Советского Союза генерал армии Иван Ефимович Петров в печати не сообщалось. И. Е. Петров — бывший командующий Отдельной Приморской армии, оборонявшей Севастополь, 33-й армией Запфронта; командующий войсками 2-го Белорусского фронта, 4-го Украинского фронта и с апреля по июнь 1945 г. — начальник штаба войск 1-го украинского фронта; после войны с июля 1945 до перевода в Москву командовал войсками Туркестанского военного округа. После эксперимента в Тоцке, когда осознал, что же случилось, — 7 апреля 1958 года — покончил жизнь самоубийством.

Приоритет Советского Союза в ядерных технологиях был неоспорим. Весь советский народ, находившийся в каком-то ужасном заблуждении, гордился мощью невероятного оружия, которым оснащалась Советская армия. По мнению некоторых военачальников, Жуков совершил тем чудовищным испытанием революционный переворот в оперативной и боевой подготовке, проявив себя тем самым ни много ни мало как блестящий ученый и организатор нового направления в советской военной науке.

В чем смысл этого нового направления в военной науке, мы попробуем разобраться.

Главным в испытаниях было уничтожение подопытных животных, которыми стали советские солдаты и офицеры. Только личный состав насчитывал около 50 тысяч человек, средний возраст которых составлял 19–25 лет. Однако эти 48–50 тысяч человек были наступающей стороной. Тогда как оборону держали еще около 20 тысяч человек. Таким образом, всех участников атомного «сражения» насчитывалось почти 70 тысяч человек.

Согласно плану, оборонявшиеся должны были находиться в траншеях, по которым был нанесен ядерный удар… Можно представить, что от них осталось: пепел… пыль… воздух…

В наступление тут же были брошены наступающие соединения — те почти 50 тысяч; в воздух было поднято соединение из 150–160 истребителей, которые звеньями вошли в густой ядерный грибообразный столб.

Сомнительно, что эти истребители достигли эпицентра взрыва. Все эти люди, заведомо посланные на смерть, погибли.

Об этом «эксперименте», спустя десятилетия, 9 сентября 1989 года, написала военная газета «Красная звезда». Правда, о количестве учавствовавших и погибших советских солдат и офицеров этот орган Министерства обороны СССР ни словом не обмолвился.

Может быть, когда-нибудь об этом чудовищном мгновенном уничтожении, убийстве тысяч крепких молодых мужчин говорил маршал Жуков? Объяснял кому-нибудь что произошло?

Была ли вообще необходимость устраивать подобные испытания в Тоцке в 1954 году? Ответ однозначный: нет. Доказательством этого служит хотя бы то, то сам Жуков, не разбирающийся в физических формулах, все-таки укрылся далеко, очень далеко и очень надежно от дьявольского атомного взрыва… Нам и сейчас пытаются доказать, что он любил солдат, любил участников войны, ну так он их любил, что сжег в войне их десятками миллионов, завершив свою «славную» карьеру последним гнусным подвигом: уничтожением в мирное время почти 70 тысяч человек…

Через годы многие из его лизоблюдов вспоминали, что руководитель учений Жуков поблагодарил всех участников за мастерство, стойкость и мужество…

Абсурд!

Слова о мужестве — не тем, кто двигался к ядерному пеклу, а находившимся от него на большом расстоянии. Многих из принимавших участие в том эксперименте, сразили чудовищные заболевания, известные как острая лучевая болезнь. Этих солдат и офицеров комиссовали из армии, чаще всего с диагнозом нейроциркуляторная дистония. Кстати, этот диагноз применялся и после катастрофы в Чернобыле. Врачам, занимавшимся обследованием зараженных, категорически запрещалось говорить истинное заболевание, и они обычно с удивлением констатировали: мол, дизентерия у вас или, на худой конец, холера… Последствия ядерного взрыва сказались на потенции многих уцелевших из находившихся на огромном расстоянии от эпицентра солдат и офицеров. Бесплодность стала обычным явлением. Количество людей, получивших острую лучевую болезнь, просто не поддается подсчету. Как и количество пострадавших. Ведь к ним следует отнести не только военных, но и… неизвестное количество так и не родившихся людей.

…любое сражение на войне ли, после нее ли, имеет человеческие жертвы, к которым надо отнести не только убитых, но и тех, кто не родится от них. Уверен: в сражении нельзя считать только боевые потери… А так как любая война, в том числе и испытание ядерного оружия, требует огромных человеческих ресурсов, врачей, медикаментов, продовольствия, которые поступают из тыла на фронт, тем самым обескровливается население, в стране, в тылу возникают голод, эпидемии и мор людей. Все вкупе и есть потери любой войны…

При Жукове и после его смерти никто так не додумался до того, чтобы найти жертв войны, жертв ядерных испытаний; никто не позаботился о том, чтобы павших похоронить по-христиански, как велит древний обычай. Одно только вызывало беспокойство и Жукова, и руководителей страны, и многих маршалов Советского Союза: как бы это подольше прожить в подмосковных поместьях да как себя, любимых, захоронить в Кремлевской стене, вблизи своего большевистско-еврейского идола, лежащего в Мавзолее… И как насмешка над павшими во Второй мировой войне и на Тоцком полигоне в мирное время, и над теми, кто нищенствовал в течение всего XX века, в Москве на Манежной площади установили памятник Палачу Советского Союза Георгию Константиновичу Жукову, восседающему на парадном жеребце Кумире. Монумент двумя кряжистыми бронзовыми задницами смотрит на Кремль и на усыпальницу Ленина.

…Моя последняя встреча с дважды Героем Советского Союза, Маршалом Советского Союза Иваном Христофоровичем Баграмяном состоялась незадолго до его кончины. Длилась она буквально полторы-две минуты. Он сказал лишь несколько слов: «Очень хорошо, что ты русский, а я армянин. Но очень плохо, что мы советские…»