В современной ситуации уже только упоминание слова «Север» определенным образом обязывает традиционалистов. Подразумеваю титаническую попытку Гейдара Джемаля прорвать реальность своим трактатом «Ориентация — Север», который впервые был опубликован в 1997 г. в шестом номере журнала «Волшебная гора». Эта ситуация взбудоражила интеллектуалов. Г. Джемаль предстал как хранитель оружия НИЧТО или само вооруженное НИЧТО. Я перед этой метафизикой «встал как пень». Узнать значит перемениться. Но перед знанием «ориентации» Г. Джемаля немеешь: перемена теряет смысл, потому что теряешь реальность и самого себя. Я «с миром не знаком», разумеется, с подобным миром, я «дома», в границах мысли об ИНОМ как истинном бытии, которое, вопреки Г. Джемалю, все-таки соприкасается с реальностью, и в которой ориентация на Север не отключается.

В своем сочинении я нахожусь в пограничной зоне мифа как абсолютного знания о предмете (Север) и не вхожу в мир раскрытия мифологем как очевидных или заочных следствий, пытаясь в то же время узнать, существует ли выход в отрицательное время — от будущего к прошлому. Рассматриваются также вопросы, связанные с сюжетами в библейском саду Адама и Евы и в саду Гесперид греческих мифов: о змее-искусителе как держателе времени, о плодах на Дереве жизни и запретных плодах с Разумного дерева. Рассматривается вопрос о «середине» как обиталище демонических сил. Касаюсь также, отчасти, иерархии и противопоставления человеческих типов северо-западных и южных славян в пределах России, но опять-таки на уровне этнографических мифов. И варианта «натурализации человеческого бытия, основанного на различии рас» (К. Ясперс). Линия проходит по направлению Север — Юг. Эта ситуация зафиксирована в общих чертах, тем не менее она оказалась близкой Пелазгическому мифу о творении.

«В начале Эвринома, богиня всего сущего, восстала обнаженной из Хаоса и обнаружила, что ей не на что опереться. Поэтому она отделила небо от моря и начала свой одинокий танец над его волнами. В своем танце она продвигалась к югу, и за ее спиной возникал ветер, который ей показался вполне пригодным, чтобы начать творение. Обернувшись, она поймала этот северный ветер, сжала его в своих ладонях — и перед ее глазами предстал великий змей Офион. Чтобы согреться, Эвринома плясала все неистовей, пока не пробудилось в Офионе желание, и он обвил ее божественные чресла, чтобы обладать ею. Вот почему северный ветер, который также зовется Бореем, оплодотворяет: вот почему кобылы, поворачиваясь задом к этому ветру, рождают жеребят без помощи жеребца. Таким же способом и Эвринома зачала дитя[1]. Затем превратилась она в голубку, села, подобно наседке, на волны и, по прошествии положенного времени снесла Мировое яйцо» (Зарубежная литература для средних и старших классов. Нижний Новгород, 1994. С. 11–12). (Далее известное развитие событий: с Мирового яйца все и началось. — Л.Г.)

С Пелазгическим мифом хорошо коррелируют знания «Авесты», переданные Б.Г. Тилаком в его книге «Арктическая родина в Ведах» со слов верховного жреца парсов Декана — о том, «что у мира есть центр, где когда-то произошел акт творения». Именно на Севере «мир неподвижен, неподвержен времени, и именно там начинается «лестница на небеса» (Ю. Соловьев).

Вот теперь куда как хорошо сказал Г. Джемаль: «Посредством мифа невозможное становится центром субъективной реальности»; и — «Отпавшее от реального мифа существо живет под гипнозом обреченности и гибели» (Джемаль Г. Ориентация — Север. //Миф. № 17, 34). Последний афоризм сразу сталкивает нас с уверенным мнением К. Ясперса: «… то, что человек может погибнуть, становится очевидным в возможности отсутствия вождей». И добавляет: «… отдельный индивид поясняет массе, чего она хочет, и выступает в своих действиях от ее имени» (Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994. С. 325, 333).

Но я был неправ, когда говорил, что «с миром не знаком». То, что я допустил стихотворные вставки в тексте — это и есть мои выходы «в мир». В них-то и возникает духовная ситуация человека, где он ощущает себя в пограничных ситуациях, когда он не входит в общий «порядок существования». В стихотворном эпилоге «Жизненное время» как раз речь идет об индивиде, способном принять решение на себя и пояснить массе, чего она хочет. Это и есть содержание и цель моего сочинения.

(Леонид Гурченко, ноябрь 2011 г.)

«Любя брани (войну) и любя мудрость, богиня (Афина) избрала и первым заселила такой край (Афины — пелазгами), который обещал порождать мужей, более кого бы то ни было похожих на нее самое. И вот они стали обитать там, обладая прекрасными законами… и превосходя всех людей во всех видах добродетели, как это и естественно для отпрысков и питомцев богов».

Платон. «Тимей», 24 с — d.

(1) Жил Геракл во второй половине второго тысячелетия до Рождества Христова. В это время Геракл, находясь в Олимпии, воздвиг святилище герою Пелопсу, потомком которого он был в четвертом поколении. Святилище открыто современными археологами и датировано. К тому времени относится и поход аргонавтов в Колхиду за Золотым руном. Геракл собрался принять участие в походе вместе с Орфеем, близнецами Кастором и Полидевком, Тесеем, национальным героем ионийцев-пелазгов, жителей Аттики. Сам Геракл был племенным богом дорийцев, жителей Аргоса, которые в Фессалии входили в конфедерацию пелазгов, затем поселились у Пинда, горы в Македонии, и назывались македонами до переселения в Пелопоннес, где приняли имя дорийцев. Геракл собрался в числе сорока трех воинов на пятидесятивесельном корабле, среди которых была женщина-воительница Аталанта.

(2) На носу корабля богиня Афина укрепила ствол прорицающего додонского дуба. Но добывать Золотое руно Гераклу не пришлось. У берегов Северной Греции, в Фессалии, второй родины пелазгов, он был оставлен в гавани Афеты, ибо сам корабль Арго провещал человеческим голосом, что не в силах вынести его тяжесть. Не судьба!

(3) Способность корабля Арго произносить человеческие слова заставляет сделать паузу и заметить, что одушевленность простых механизмов была известна всегда (чего стоит избушка Бабы Яги, исполняющая человеческие приказания), а поведение современных сложных машин вообще пугает своей автономной жизнью.

(4) Рядом с Фессалией располагалась фракийская Мисия в современной Болгарии. В этой земле жило племя бебриков, которыми правил Амик, сын Посейдона и Вифинской нимфы — сын морского царя и речной девы из Малой Азии. Слово «бебрики» знакомо славянскому слуху — это бобры. В «Слове о полку Игореве» «бебрян рукав» — бобровый рукав. Но «бобры» — не славяне. Склавы и анты тоже «водоплавающие», как сообщают византийские авторы, потому что, «внезапно застигнутые опасностью, погружаются глубоко в воду, держа во рту изготовленные для этого длинные тростинки, целиком выдолбленные и достигающие поверхности воды; лежа навзничь на глубине, они дышат через них и выдерживают много часов, так что не возникает на их счет никакого подозрения» (Маврикий, 1991. С. 371). Но славяне не «бобры», а «выдры»: «Куманин (попоегц) пардус есть», — сказал памятник отреченной русской литературы и продолжил: «Русин видра есть» (Тихонравов, 1863. С. 440).

(5) Если русины связаны здесь со славянами Киевской Руси, то связь эта, конечно, не выдумана, но это не та часть русских, которые русь «из Вагрии», из области, как писал Лейбниц, глашатай точки зрения датского происхождения руси, где «расположен Любек, который считался в старину за принадлежащий славянам» (Мыльников, 1999. С. 153). Там и ободриты, которые еще на Дунае, на своей прародине, «по соседству с болгарами в Дакии», получили на языке местного народонаселения эпитет «грабители и убийцы», связанный со славянским глаголом *ob(b)derati/ *ob(b)dbrati «ободрать, ограбить» — «этноним неукротимых лютичей, то есть «лютых, свирепых» (Трубачев, 2003. С. 141, 142). Рядом жили их лютые соседи велеты или велатабы, которые часто выступали против них, негодуя за союз с франками. Сами франки называли их вильцами, но, по-видимому, они искажали имя или просто сближали их с волками. Потому что между другими народами Прибалтики велеты занимали первое место и были известны свирепостью и воинственным нравом (Эйнхард, 2005. С. 79, 142, примечание № 54; 245).

(6) Прибалтийские славяне верили в волка. «Во многих местах Мекленбургского округа (Велиградский округ, область расселения ободритов. —Л.Г.), где вера в Хлебного волка особенно распространена, крестьяне опасаются сжинать остаток хлеба, потому что в нем скрывается волк. Волком, а коли речь идет о ржи, то Ржаным волком, зовут и самого человека, сжавшего последний сноп. Во многих районах Мекленбургского округа такой человек должен проявить свою волчью природу: делать вид, что собирается укусить товарищей по жатве, подражать волчьему вою и т. Он (волк) выступает в роли духа хлеба» (Фрэзер, 1986. С. 420). В связи с этим можно сделать неоспоримый вывод: выдра и волк несоосная зооморфная пара.

(7) Запас русских свойств хранится у людей Северной Руси и в Белоруссии — словене и кривичи участвовали в создании начальной Руси. Сказано о посольстве к варягам: «Реша русь, чудь, словене, кривичи… земля наша велика и обильна, а наряда в ней нету; да поидите княжить и владеть нами». Таково содержание этого текста с точки зрения пяти летописей: Лаврентьевской, Ипатьевской, Хлебниковской, Троицкой и Летописца Переяславля Суздальского. И только в двух — Радзивиловской и Московско-Академической летописях представлена форма не русь, а руси (Шахматов, 1916. С. 19, примечание № 13). Поэтому А.А. Шахматов реконструировал текст, по замечанию Л. Мюллера, «не по свидетельствам, а «по смыслу» (Мюллер, 2004. С. 52). Выходит, что около озера Ильмень существовала Русская земля и к варягам обратились с призывом идти княжить в их землю русь, чудь, словене и кривичи. Такой взгляд как будто находит подтверждение в высказывании 2-й редакции Повести временных лет, если поставить соответствующие акценты: «И от тех варяг прозъвася Руськая земля Новъгород, ти суть людие Новъгордьстии от рода Варяжьска, преже бо беша Словене» (Шахматов, 1916. С. 20). — И от тех варягов прозвалась Русская земля «Новгород» (после прихода Рюрика Holgardr получил славянское название — Новгород), те по сути люди новгородские от рода варяжского [так прозвались], а прежде были словене». Еще точнее сказано в Лаврентьевской летописи, если только не ошибочно слово «новгородцы» повторено дважды. Но если не идти следом за переводами-толкованиями, то высказывание о при-ильменской Русской земле до варягов получает еще более определенное содержание. «И от тех варяг прозвася Руская земля новугородьци, ти суть людье ноугородьци от рода варяжьска, преже бо беша словени» — И от тех варягов прозвалась Русская земля — «новгородцы», те по сути люди «новгородцы» от рода варяжского [так прозвались], а прежде были словени.

(8) Слово русь всегда имело отношение к ситуации, в которой оно произносилось — полноту царского значения. Послы, придя к варягам, сказали: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нету; да поидите княжить и владеть нами». — Тогда ильменские философы в своих логико-философских трактатах разумно признавали, что значение отнюдь не атмосфера, которая присутствует при каждом произнесении слова. Это может быть и отсутствием значения, если произнесение слова не служит никакой цели, как в повседневной речи. И все-таки значение определяется обстоятельствами произнесения слова. Поэтому, дескать, если послы ильменской Русской земли сказали варягам: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нету, да поидите княжить и владеть нами», — это значит, что они сказали не в смысле «порядка нет, все безобразничают», а изложили существо дела языком юридических документов того времени. Наряд — система центрального государственного управления. Правда — кодифицированный свод законов, например, Русская правда. Володеть — чисто юридический термин, вне контекста договоров в летописях не встречается (учтен текстологический анализ

В.А. Мельниковой и В.Я. Петрухина, изложенный В. Егоровым). Вот и оказалось, что в Русской земле нужно не создавать новое государственное управление, человеку это невозможно, народ не примет это за свое, а восстановить все как было. Потому что мягкая система — демократия, как начальное условие власти, привела к хаотической социальной динамике. И что для великой и обильной земли необходимо сочетание жесткой, монархической, и мягкой, демократической, системы. Поэтому послы призвали вождя-монарха, окруженного атмосферой династического значения, связанного с властью римских цезарей.

(9) Геракл по пути за поясом царицы амазонок Ипполиты прибыл в Мисию к Лику. И был там радушно принят фракийцами. В то время там происходила борьба с царем бебриков-фракийцев, Геракл помог Лику и многих перебил: в их числе был Мигдон, брат Амика, правителя бебриков, сына Посейдона и Вифинской нимфы. Геракл отделил от государства бебриков часть земли и отдал ее Лику, и тот всю эту землю назвал Гераклеей.

У нас есть определенный интерес к этой Гераклее. Поиски проявления культа Геракла у восточных славян приводят к фракийцам Гераклеи и к скифам Южной России, потому что причиной появления имени божества в форме Семаргл / Симаргл в пантеоне Владимира и в письменных памятниках В. Ягич называет влияние Гераклеи и греко-египетской формулы Sem Herakl — «Святой Геракл» (Jagic, 1881. Bd.5). А фигура усатого богатыря в нижнем ярусе Збручского идола, на наш взгляд, представляет Геракла, державшего небесный свод, пока Атлант добывал для него яблоки Гесперид. Это событие было известно не только славянам, но и кельтам, и служит предметом нашего повествования.

Еще скажу так: мне до сих пор кажется, что если мне доведется лечь спать пораньше и, таким образом, встать рано, и при этом никуда не нужно будет торопиться, однако при условии, что я просто пойду куда-нибудь и буду дышать свежим воздухом, тогда я обязательно сформулирую то, о чем думаю: что есть что. Возможно, что это чувство родилось при воспоминании об Академии перипатетиков, сферой интересов которых были только те их мысли, которые родились при ходьбе и на свежем воздухе, — этим мыслям они доверяли.

Пусть, однако, не думают, будто мы не знаем, высказывание В. Хлебникова о том, что есть что, и сказал он хорошо:

Свобода приходит нагая,
Бросая на сердце цветы,
И мы, с нею в ногу шагая,
Беседуем с небом на «ты».
Мы, воины, строго ударим
Рукой по суровым щитам:
Да будет народ государем
Всегда, навсегда, здесь и там!
Пусть девы споют у оконца,
Меж песен о древнем походе,
О верноподданном Солнца —
Самодержавном народе.

Не надо вести никаких исследований, чтобы утверждать, что беседовать с небом на «ты» удалось одному только Гераклу, когда он, сжигаемый лучами солнца в Северо-Западной Африке, направил свой лук в сторону бога солнца Гелиоса и хотел выстрелить в него, но Гелиос вступил с ним в диалог и отговорил от этого дерзкого поступка; после чего Геракл получил от Гелиоса его золотой кубок и переплыл на нем океан.

(10) Нельзя пренебречь фракийским именем Лик, которое в виде первой части в имени Ликаон встречается у пелазгов и троянцев. Первый — это Ликаон, сын Пелазга, который породил от различных женщин пятьдесят сыновей, в числе их был и сын Ликей.

Но тут проявляется одно обстоятельство и просит, чтобы обратили на него внимание— это двойственное значение в греческом имен Лик, Ликаон и Ликей, которые связаны со словами «волк» и «свет». Ликос «волк»; лика-вое «год, путь солнца» от слова лике; Ликеиос «Ликейский или Ликеец», эпитет Аполлона от лике «светлый», бог света. Но производили его от ликос «волчий» (Вейсман, 1991. Стлб. 770, 771).

КРАСОТА В ДЕЙСТВИИ 1
Кочевники ищут пастбищ и счастья,
Но кормятся они только крамолой,
Беспорядками там, где бы порядок —
Внутри, в своей стихии — должен быть.
И когда: как нам быть? — размыслишь,
Перемещаясь в духе от чувства
Жизни и красоты у одних, дальше,
К тому народу, у которого красота —
Римляне лишь нашли этому чувству
Сверхприменение, ближе к нам немцы —
Крики команд, эстетика знамен и боя, —
Не актуальна и не энергична
Красота без Империи — не вечна!
2
Но не возникайте с мыслью: а греки? —
Да, братья! О, как я хотел и это
Сказать, скажу: красен ужас жара
Страстей Земли — Элевсин, Элевсин! —
С мертвым живого связь, ужас Деметры
Губастой. Безжалостные, что цвело
В поступках тогда живых людей,
При Эмпедокле? — Что у отца, схватившего сына,
Чей образ как у слетевшего с ума, —
С молитвой его закалывает и готовит в доме
Жертвенный пир, свою плоть пожирая?
Мысли? Так это ведь дух мирозданья.
И, должно быть, стихия, погода действий.
А дар богов у них был — камень канонов.
Красота — Аполлон, безжалостный волк.
3
Да, мы спасем себя, нет здесь вопросов.
Кочуем по своей наживе, корчуя
Благополучие своих, — Россия!
Добыть бы нам, чуждым, сродные формы
В эстетике, верней — красоты в делах.
Нам отбирать воздух от этого мира,
И вывести его из аморализма,
Из мертвой точки, не ссылаясь на рынок.
Себя опознать в героях. Хотеть бы нам так,
Чтобы истинное создать давление
В системе мир-спасет-красота, — братья!
О, разрушающее давление на
Волю к наживе, что только к наживе. Вон!

Благоприятный случай! Теперь можно рассмотреть обстоятельство, «пришедшее из глубины патриархальной мудрости». Дело в том, что «из всех современных языков, после халдейского (откуда Сент-Ив это знает?! Поверим на слово) только в славянском слово и слава имеют одну и ту же смысловую сторону языка слов. Слово и Слава! Эти два выражения имеют этимологически близкое значение и одинаковую творческую силу. «Начало — есть Слово» (Инн., 1:1). Говорить — значит творить. Сотворенное Словом — это мир Славы». В этом случае Сент-Ив удачно обратил внимание на слова из последней молитвы Воплощенного Слова — Иисуса Христа: «И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира» (Инн., 17:5; Сент-Ив, 2004. С. 143).

Сыновья Ликаона превосходили всех людей своей нечестивостью и заносчивостью. Их нечестивость выражалась в том, что они совершали человеческие жертвоприношения, смешивая внутренности убитого с мясом жертвенного животного. И отличались такой же заносчивостью, какая была у Кейка, сына Эосфора-Люцифера, утренней звезды, и его жены Алкионы: они оба погибли вследствие своей заносчивости, ибо он называл свою жену Герой, а она своего мужа — Зевсом.

Зевс поразил своим перуном Ликаона и всех его сыновей, кроме самого младшего Никтима. В его царствование произошел тот потоп, который относится ко времени Девкалиона. Причиной этого потопа было нечестие сыновей Ликаона — греховность, порочность и беззаконие.

В то время как по древнему греческому обычаю аристократы часто называли себя зевсорожденными и преследовали мысль о равенстве Зевсу, подобно как древние русские аристократы называли себя дажьбожьими внуками, — славяне, наоборот, держали обычай давать представителям аристократических родов имена богов, отождествляя себя с ними. Радагаст или Радогость — это вождь дакийских славян в Нижнем Подунавье в VI в. Так называли главного бога Поморских славян. В качестве антропонима это имя широко встречается в древнеболгарском, старочешском и старопольском языках (Феофилакт Симокатта,1995. С. 15; 45, примечание № 17; Феофан Исповедник, 1995. 255; 293, примечание № 57). Много позднее в письменных свидетельствах встречены славянские антропонимы Волос и Даждьбог.

Такая заносчивость и беззаконие, возможно, осознавались как «путь к высшему единству», но не как «соединение противоположностей», а как равенство с божеством. Что не было, конечно, связано со словами Псалма: «Я сказал: вы боги», — которые подразумевают тех, к кому было слово Божие (Инн., 10:34–36; Пс. 81:6). Нет, в славянском случае была магия имянословия, нечестие и заносчивость.

(11) Второй Ликаон — это сын троянского царя Приама, «молодой Ликаон». Ему, молящему о пощаде, трепещущему, руки раскинув, сидящему на земле,

Ахиллес… стремительно меч обоюдный исторгши,
В выю вонзил у ключа, и до самой ему рукояти
Меч погрузился во внутренность;
ниц он по черному праху
Лег, распростершися; кровь захлестала и залила землю
(II, XXI, 34; 115–119)

«Фракийцы составляли основной компонент населения гомеровской Трои, то есть собственно троянцы, дарданцы… и другие народы, пришедшие с Балкан — мисийцы, фригийцы…» (Гиндин, 1991. С. 39). «Фригийский язык, по-видимому, был близок к языку балканских фракийцев (может быть, и пелазгов), а также к балто-славянскому праязыку» (Дьяконов, 1982. С. 48). Геродот таким лингвистическим анализом не владел, но подтвердил, что пелазги говорили «на варварском языке».

«Два племени из числа «народов моря», известные в дальнейшем под названием филистимлян, что не исключает, что это другое название пелазгов и от их имени происходит само слово «Палестина», осели на плодородном палестинском побережье», изгнав огнем и мечем автохтонов. «Пелазги были, возможно, народом, родственным минойцам» (Дьяконов, 1982. С. 234; Андреев,1982. С. 286, примечание № 6).

Но, как утверждают некоторые, это был северный союз кельто-славянских и пелазгских федераций на территории Балкан и Среднего Дуная (Сент-Ив, 2004. С. 11).

Несомненно, что пелазги стремились, в согласии с Юнгом, к совершенству «по врожденному свойству человека и народа реализовать себя в завершенности, навязывающейся нам, вопреки всем нашим сознательным стремлениям, но в согласии с архаической природой архетипа» (Юнг, 1997. V, примечание № 123. С. 78).

А как же иначе!

КАНЦОНА Чужие нам Ливан и Палестина,
Как уссурийским дебрям
Край ассирийский. Нет! Не это слово.
Вдали родным озвученные ветром,
Вы след от колесницы
Арийцев борзоходнейших как холод.
Покинув Ливны, хором
На юг неслись, погода им — ливан[2].
Тепло. Не хохлятся к ненастью птицы.
И этот вот годится,
Стан опаленный солнцем — Палюстан.
Возликовал их стан.
Откуда мы? Из рая,
Гиперборейцы Тулы мы, израиль —
Терзание благое, туч оскал. —
Давным-давно осели все кочевья,
А звери передохли.
И только лишь за окнами машины
Скрежещут, воя, как степные волки,
Да звонкие качели —
Сверхсамолеты — обнесут страшилищ,
Туристов быстрых тыщи,
По континентам света — и домой.
Нет угомона только на жидеев.
Кочующее племя,
Свободное за чей-то счет живой,
Ослоголовые — долой!
Могучая Звезда[3]
С небес, со своего пути, сражалась с вами:
Низверженные, яму
Вы роете другим, она — для вас, без дна.
Ворожат вам, потворствуя, тупые
Клеветники: вы — сила.
Гнилое слово смол неутолимых,
Убожливых к добру, неугасимых
Во зле людей. Былые
Дела родных славян — петлей и клином,
Лишь суета — малина,
Без отдыха и пауз суета.
Срываются скорей, скорее с места
И улизнуть им лестно,
А паузы по-княжески всегда
Патриархальны. Да,
Лжецы все — современны,
Подделки ваши и замены,
Как месть нам — остальным — скрывают, плуты.
Канцона-песнь, не умирают жанры,
Все кто-нибудь поет в народе,
Сказали Кожинов, Бахтин и Блок, —
А наш народ широк
И путь отмеченный не пройден,
Орфейным жанрам рады.
Слепой Восток, худой ли Юг
Тревожат мир, не возражай, а крикни:
Эй, арии всех стран,
Соединяйтесь! Воздух отравили.

(12) У Ликаона, сына Пелазга, была также дочь Каллисто. Она сопровождала Артемиду на охоте, носила точно такой же наряд, как Артемида, и поклялась богине навсегда остаться девушкой. Но Зевс, обходя огромные стены неба— не обвалилось ли что, — направил взор на землю и беды смертных. И вот поражен красотой девушки, встреченной им, — и огонь разгорается в жилах. Только узрел отдыхавшую в непорубленной роще, вовсе без стража, стиснул ее в объятьях. Сопротивляясь, она вступила с ним в борьбу, — но победитель Зевс взмыл в небеса (Ovid. Met. II. 401–438). Чтобы скрыть это от Геры, он превратил Каллисто в медведицу, но Артемида застрелила ее за то, что она не сохранила девственность. После гибели Каллисто Зевс поместил ее среди звезд и назвал Медведицей.

Теперь мы знаем, говорил вавилонский поэт-гаруспик[4], что все, днем незначительное, разрастается по ночам; рядом со всем, что днем мало, маячит то, что ночью велико. Мы проникаемся восхищением перед звездным небом. Чувствуем, что звезды объявляют нам правду.

(1) Геракл в шестом колене по материнской линии был потомком Персея, а в пятом — Перса, от которого пошел род персидских царей. Его матерью была Алкмена, мужем которой стал Амфитрион. Но Зевс, приняв его облик, сошелся с Алкменой и она родила Геракла. Уже в зрелом возрасте он был усыновлен Зевсом и Герой по обычаю древних: «Богиня легла в постель, и прижав к груди дородного героя, протолкнула его через свое одеяние и уронила наземь в подражание действительным родам», — так описал этот обычай Диодор (Фрэзер, 1986. С.22).

Геракл выделялся среди всех людей необыкновенным ростом и силой. С первого взгляда можно было сказать о нем, что он сын самого Зевса. Ростом он был в четыре локтя[5], глаза сверкали огнем. Но это рост, который достигает 1 м 84 см, делает понятным восхищенные отзывы византийских греков о славянах примерно такого же роста: «высокие как пальмы», — и ужас римских солдат, набираемых из средиземноморского и балканского регионов, которые, впервые увидев высокорослых германских варваров, плакали ночью перед сражением.

(2) Во времена Геракла, как свидетельствуют об этом современники, все в своих действиях следовали за своими начальниками, и государство покоилось на равновесии между небом и землей, на согласии мрачного и светлого. В связи с этим и музыка возникала как осмысление мира, она была радостная, громкие звуки не считались прекрасными (Гессе Г. Игра в бисер). Лучшие люди должны были знать музыку и уметь ее исполнять. Геракл учился пению и игре на кифаре у Линя, брата Орфея. Но Геракл убил его ударом кифары за то, что Линь побил его. Казалось бы, в этом случае был нарушен существующий порядок, когда все в своих действиях следовали за своими начальниками, жизни был причинен вред, и должна была появиться бурная, волшебная «музыка гибели», а вслед за ней народный ропот. Но когда Геракла привлекли к суду по обвинению в убийстве, он прочел перед судом закон Радаманта, сына Зевса, самого справедливого из людей, давших людям законы, о том, что, кто ответит ударом на несправедливый удар, не подлежит наказанию, и был, таким образом, освобожден от наказания. Мало того, тогда чувствовали, как говорит один современник, доверие к себе самому, к собственной силе и собственному достоинству, ценилась личность и ее отклонения от нормы, уникальность, часто даже патология (Ггссе Г. Игра в бисер). И это ценилось: Гомер «свершителю подвигов чудных» дал эпитет «зверский Геракл» (Od. XXI, 22 слл.).

(3) Смолоду знал Геракл вместе с другими о своих великих делах со слов слепого предсказателя Тиресия. Однако не миновал богатырского распутья — выбора между добродетелью и пороком, путем направо или налево. Но Геракл был человеком грамотным, поэтому знал, что арийское письмо развертывается слева направо, что это процесс приобретения сознания, что правая сторона управляется сознательным разумом, поэтому «право» всегда — это «прямо», «открыто». А левая сторона, так или иначе, подвержена воздействию бессознательного в виде эмоций и разного рода страстей. Но знал ли он и то, что у тех, кто выбирает судьбу, «повернутую влево», слова будут истинны, и смогут они предсказать, что произойдет? (Юнг, 1997. VI, 82. С. 112; XIV, 409. С. 282, 283, 295, примечание № 104). Полагаем, что да. Гераклу, как потомку Персея, было ведомо, что Медуза Горгона как-то ненавязчиво связана с поэзией и поэтами: голова ее была покрыта чешуей дракона, клыки были такой же величины, как у кабанов, у нее были медные руки и золотые крылья, на которых она летала. Каждый, взглянувший на нее, превращался в камень. И когда Персей кривым мечем отсек Медузе голову, из нее выпрыгнул крылатый конь Пегас, а вторым был Хрисаор[6]. Горгона родила их от морского бога Посейдона. Но обезглавлена Горгона была из-за Афины: она хотела состязаться с Афиной в красоте. Какова же тогда была сама Афина? Как боги инков — драконообразная?

Надо сказать, что я видел — если не ошибся — драконообразную голову Афины, изображенную в профиль, на аттической вазе VI в. до н. э. мастера Андокида. На вазе изображен пир Геракла. Он в окружении богов Гермеса и Афины, препроводившей его на Олимп. Есть еще мужская фигура по другую сторону ложа Геракла. Афина с копьем на левом плече смотрит на Геракла, сзади нее Гермес. Все боги как боги — с человеческими лицами, а вот у Афины голова не просто дракона, а крокодила. И вместо глаза завиток улитки. Не может быть! Лучше остаться с мыслью, что это производственный брак. Но ведь на ловца и зверь бежит! (Савостина, 1983. С. 50, рис. № 4).

И все-таки оказалось, что не в Афине тут дело, а во мне: мой взгляд на рисунок мутился от мысли, что я встретил древний зооморфический образ богини в ее хтоническом виде, когда ее называли «пестровидной змеей» (Орфический гимн XXXII, 11). Свежий взгляд моей дочери Марии увидел не змеиную голову богини, а ее шлем с зубцами, тогда как белое лицо Афродиты под ним не пропечаталось на журнальной иллюстрации. Лица остальных богов черные — они пропечатались.

(4) Пегас, служа Музам, поднимается на своих крыльях на небо к богам и знает, что они действительно существуют. Поэтому он стал «конем поэтического вдохновения». Судьба поэтов была повернута влево, к золотокрылой Горгоне и сыну ее Пегасу, слова их были истинны и они могли предсказать, что произойдет. Мы знаем, что песнопения эритрейской Сивиллы, содержащие стихотворение с апокалиптическим пророчеством, принадлежали к этой традиции: своим именем она была связана с Троей, обитала в Малой Азии и имела отношение к Аполлону и Музам. Эта Сивилла предсказала племени европейских арийцев, чему надлежит быть в конце времен.

В знак судного дня земля покроется потом,
С неба спустится Царь, который пребудет вовеки:
Явится во плоти, дабы судить весь мир.
И верующий, и неверующий
Признают в Нем Бога Вышнего со Святым,
Пришедшего в конце времен.
И тогда души, облекшись в плоть,
Придут к Нему, да судит их…
(Юнг, 1997. VI. С. 105, примечание № 2.
Ссылка на «Град Божий» Августина.)

(5) Геракл, совершив свои подвиги, так и продолжал носить данное ему прозвище Мелампиг — «Чернозадый»: эта часть его тела густо поросла черными волосами. И только когда он взял Трою до Троянской войны, приплыв к городу на восемнадцати пятидесятивесельных кораблях с отборной дружиной добровольцев, Теламон назвал его Каллиником («Победителем») и соорудил алтарь Гераклу Каллинику.

Геракл всегда убивал вражеского царя, а убив, начинал сокрушать его войско. Царь минийцев Эргин двинулся походом на Фивы. Геракл встал во главе войска фиванцев, убил Эргина, обратил минийцев в бегство и заставил их платить дань в двойном размере. В Мисии Геракл помог Лику в борьбе с царем бебриков Мигдоном. Он убил Мигдона и многих из его войска перебил. Придя в Трахин, Геракл стал набирать войско, чтобы отправиться в поход на Ойхалию. Убив царя Эврита и его сыновей, Геракл захватил город, но досталось, конечно, и войску. И так было всегда, когда Геракл сражался с царями и с их войском.

Поэтому знаменательным кажется для эпической проекции «Геракл и Илья Муромец», к которой мы теперь перейдем, именно эта особенность тактики Геракла: сначала убить вражеского царя, а затем сокрушить его войско. Но нам пригодится и такой, менее известный эпизод, когда Геракл, мучимый ядом гидры, после того, как он надел хитон, пропитанный этим ядом, принесенный ему от его жены Деяниры вестником Лихасом, в гневе схватил Лиха-са за ноги и швырнул его далеко прочь.

В былинах «Илья Муромец и голи кабацкие», «Илья Муромец и Калин-царь» (Былины. I. 1958. С. 144–165; Азбелев, 1982. С. 174–180, 188, примечание № 122) Илья в сражении с Калин-царем, сидя на добром коне, взялся посохом дорожным с загнутым сверху концом, шалыгой железной, помахивать, да и по татарам «пощелкивать», истребил всех до единого. Приезжал к царскому шатру, взял в полон самого собаку царя Калина и предал его скорой смерти. Стали татарове с той поры дань платить.

В следующей былине «Илья и Калин-царь» Илья набрал ополчение добровольцев из двенадцати богатырей святорусских, по числу апостолов Христа— сам тринадцатый. Результат был однозначный, но с оттенком военной тактики: богатыри взяли в плен собаку царя Калина, привезли его в славный Киев-град ко славному князю Владимиру и принудили платить ему дани век и по веку.

В былинах на тему борьбы с татарами, когда Илье «нечем-то с татарами попротивиться», загораясь гневом:

Да схватил татарина он за ноги,
Тако стал татарином помахивать,
Стал он бить татар татарином,
Й от него татара стали бегати…
Вышел он в раздольице чисто поле,
Да он бросил-то татарина да в сторону…

Кстати, сходный эпизод содержится в истории борьбы с разбойниками племенного героя пелазгов Тесея. Разбойник Скирон, сын Посейдона, обитал на Мегарской земле среди скал, и заставлял прохожих мыть ему ноги; когда же они приступали к мытью, он сталкивал их в пропасть на съедение огромной черепахе. Но Тесей схватил его самого за ноги и сбросил в море.

Воспитанным на современных представлениях об архаике покажутся неестественными, а потому выдуманными, древние связи славян как с эллинами, так и с италиками. Покажется, даже если им скажут, что в былине «Добрыня и Маринка» содержится «сюжет о женщине-чародейке (иногда — богине), привораживающей мужчин и затем умерщвляющей их или превращающей в животных», который имеется и в «Одиссее» Гомера (песня X, Одиссей и Кирка или Цирцея) — он отмечен в комментариях к былине в издании «Былины» в 2 томах, том 1 (М., 1958. С. 513). Даже если будут известны исследования О.Н. Трубачева на тему контактов праславян с прагреками (Трубанев, 2003. С. 270).

Поэтому скажем еще решительнее, воспользовавшись словами врага классических учений, которые, по его словам, «после Возрождения стали языческими и ведут Европу к решительной гибели в пользу Америки и Азии». Вот эти слова: «Жителями Эпира (Западной Греции, где расположены горы Пинд. — Л.Г.), были кельто-славяне… сама же античная Греция была заселена славянами и пелазгами до нашествия революционеров — торговцев из Азии — ионийцев… настоящими греками были балканские славяне; настоящими итальянцами были кельто-славяне… Все они были частью огромной конфедерации пелазгов», — маркиз де Сент-Ив д'Альвейдр. И мы с ним согласны.

Если теперь учреждены демократические игры в честь человеческой сущности, «более хаотической, более бестолковой, более анархической, более индивидуалистической», и никогда люди не находились под воздействием такой «сжимающей вооруженной силы», то, унося слышащих это на небо теократии, к звездам первого порядка — Орфею, Нуме, Пифагору, для оставшихся Сент-Ив видит «вторичную звезду»— Александра Македонского или Юлия Цезаря, которые, чтобы «гражданский беспорядок не сожрал самих граждан, направляют его стихию на то, чтобы поглотить мир» (Сент-Ив, 2004. С. 9, 10, 11). Это XIX в.! Мартинистская простота и сверхъестественные видения! В XX в. был не Александр или Цезарь, а Люцифер, готовый пожрать мир. Однако его система дала сбой, в ней появился хаос и непредсказуемость из-за сильной чувствительности любой системы к начальным условиям, в которые сразу были заложены грубые погрешности, они-то и привели к непредсказуемым поворотам и глобальной катастрофе.

Тем не менее, ближе нам Александр по самой простой причине: его отец Филипп знал об «орфической славянской прото-Греции», и лучше пелопоннесцев понимал, что сам он и они из одного и того же гнезда, поэтому, сбивая спесь с послов Пелопоннеса, спросил: «А сколько среди вас настоящих греков?» (Сент-Ив, 2004. С. 11, 23).

Так или иначе, но Регина Дефорж в романе «Под небом Новгорода» об Анне Ярославне создала, скорее всего, в соответствии альтернативной версией о происхождении Рюриковичей от Филиппа Македонского, диалог между епископом Роже и королем Генрихом I, будущим мужем Анны:

— Кроме того, эта девица Анна происходит из древнего и знатного рода Филиппа Македонского.

— Кто такой этот Филипп, и что это за Македония?

— Это отец Александра Великого. Франции нужен не только наследник, ей надо укрепить связи и свой авторитет среди других королевств (Дефорж, 2004. С. 6).

Теперь мы видим, что боевые подвиги Ильи совпадают с воинскими делами Геракла, только имя Геракла Каллиника странным образом перешло на главу вражеского войска — собаку Калин-царя. С.Н. Азбелев выявил схождение некоторых частных эпизодов былины с реалиями битвы 1380 г. на Куликовом поле, но в то же время засвидетельствовал, что вопрос о происхождении эпизода, когда русский богатырь убивает царя, предводительствующего вражеским войском, а затем начинает сокрушать его войско, в русской истории вообще отсутствует, — и вопрос остался открытым.

Чтобы найти выход из данного противоречия, соотносят данный былинный эпизод с убиением вражеского царя в косовском цикле юнацких песен, основанном на историческом факте. 15 июня 1389 г. Милош Кобилич[7], пробравшись в центр турецкого войска, нанес смертельную рану султану Мураду, или, как сообщает иродиакон Игнатий, «преже Амурата царя убил лестию верный слуга Лазарев (по Житию деспота Стефана Лазаревича «благороден зело своему господину» сербскому царю Лазарю), именем Милош, «ту же и сам от них падает» (Житие); и паки турки превозмогоша и яша сербьскаго царя Лазаря руками… повеле ж Баозит (новый турецкий султан) серьбскаго царя Лазаря мечем посещи». Однако это соотношение не кажется нам достоверным. Тем более что «многие мотивы могут при этом восходить к эпосу древней славянской общности», и что до сих пор не существует этимологии имени «Калин».

(6) Мы просим обратить внимание на некоторые частности в былинах о борьбе с татарами. Что, например, может означать, что собака Калин-царь подошел под Киев-град со своей татарской силой-армией из земли Карельской? Почему Батый-царь, заместивший Калин-царя, подошел под стольный Киев-град водным путем, «спущал, собака, якори булатные и выходил по сходням дубовым на крут красен бережок», а затем, побежденный, убрался «на мелких судах, на навозках»? Еще одно недоразумение: имя и отчество богатыря святорусского, племянника Ильи Муромца, Самсона Колывановича в этой былине совпадает с именем и отчеством известного по летописям новгородского воеводы XIV в. (Азбелев,1982. С. 171). Но это куда бы ни шло. А вот то, что древнерусское имя собственное «Колыван» (Новг. I летоп.), отсюда название города Колывань (Ревель, Таллин), и что восходит оно к финскому Kalevanpoika («сын Калева») (Фасмер. II. 1996. С. 299), вызывает вопрос: какие исторические процессы выражает этот знак — имя Колыван? И это не все. В былине «Мамаево побоище» и других былинах Василий Прекрасный, несмотря на свое русское имя и на то, что он говорит «русским языком, человеческим», является, на самом деле, одним из вождей татарского войска, — тогда почему это так, и что значит в этом случае само имя Василий Прекрасный? И вообще, что значит эволюция имен: Калин — Батый — Мамай, которые замещает Идолище великое, страшное, росту две сажени печатных, в ширину сажень печатная, — примерно 4x2 м?

Но что может из этого следовать? Возможно, ценность обращения к этим вопросам заключается в том, что, во-первых, новгородский эпос включал в себя события из истории взаимоотношений со скандинавами-находниками, которые приходили из земли Карельской на судах, и вместе с тем отразил взаимоотношения с местными финскими и прибалтийскими племенами, начало которых засвидетельствовано Повестью временных лет. Но в этой связи возникает некий нюанс: в истории взаимоотношений со скандинавами и финнами также не засвидетельствован эпизод, когда герой убивает вражеского царя, а затем начинает крушить его войско и в конце принуждает побежденных платить дань победителям. Даже хорошо осведомленные в вопросах взаимоотношений скандинавов с западноевропейскими государствами и с Восточной Европой в эпоху викингов, ничего похожего не приводят, кроме «полевого мира», заключаемого в устной форме и содержащего условия о размере выкупа за прекращение боевых действий викингами и обязательство вождя «находников» покинуть пределы страны. Приводят для Северо-Западной Руси и договор или «ряд» о призвании князя (Мельникова, 2008. С. 25, 26). Но это уже совсем не то. Как мы видели, рассматриваемый эпизод имеет свое место во время захвата городов Гераклом. Наше право считать этот былинный эпизод восходящим к Гераклу-Каллинику, основано на выводе О.Н. Трубачева, имеющем решающее значение для этногенеза славян, о том, что «традиция обитания славян на Среднем Дунае, видимо, не прерывалась никогда» (Трубачев, 2003. С. 90).

У фракийцев, эллинов и македонцев, соседей славян, существовал древний культ Геракла. Более того, «вообще существует вероятие весьма большой близости славянского и древних индоевропейских языков Балкан, проявившейся, как полагают, в полной славянизации автохтонного балканского населения» (Трубачев, 2003. С. 92). Новгородские словене пришли на озеро Ильмень со Среднего Дуная. И не случайны «дакославянизмы», их «принципиальные схождения с севернославянским языковым типом»: zapada («снег») и «конкретно русск. диал. (арханг.) запад тропы («засыпание тропы снегом»), nisip («песок») и северновеликорусск. насыпь («куча прибрежного песку») (Трубачев, 2003. С. 459). Вчитываясь в слова великого О.Н. Трубачева, невозможно пройти мимо факта, который, возможно, является памятью о заносчивых косто-боках, фракийском племени, упоминаемом в источниках

I–II вв. н. э. вместе с фракийцами-карпами на Балканском полуостровеве (Нидерле, 2000. С. 49, 56) — это конкретно русск. диал. (пск.) костопыжиться («надмевать-ся, гордо поднимать нос») и костопыжный («гордый, чваный, спесивый, заносчивый») (Даль. II. С. 178), образованные от существительного кость. Русское кость родственно лат. costa («ребро»), ср. сербо-хорв. кост («ребро») (Фасмер. II. 1996. С. 349). В этом контексте, с учетом того, что название племени «даки» от фригийского daos («волк») (Трубачев, 2003. С. 198), возможно, костобоки или костобокие — это «ребрастые» (волки?). «Древний человек наделял душой, анимизировал окружающую природу, видел узы родства с «живыми душами» — с животными» (Трубачев, 2003. С. 197).

(7) Во-вторых, создатели новгородского эпоса были добрыми христианами, поэтому главным мотивом борьбы богатырей с татарами было стремление «постараться за веру христианскую». Только с этой точки зрения можно осознать, почему Василия Прекрасного помещают в стан врагов, почему имя героя Каллиника («Победителя»), пришедшего из глубины народной традиции и связанного с Гераклом, отдано вражескому царю, и, наконец, почему Калин, Батый и Мамай превращаются в Идолище великое и страшное. При этом следует сосредоточиться на немаловажном обстоятельстве: собираясь одолеть Идолище сначала в Киеве, а затем в Царьграде, Илья Муромец принимает образ «калики перехожего», странствующего богатыря-монаха, позаимствовав для этой цели одежду у «могучего Иванища».

Причина этих явлений, бесспорно, связана с благочестивым отвержением темы язычества в деяниях «богатырей святорусских». Поэтому все, что так или иначе было связано с потусторонним темным миром и магией, с языческими временами и враждой к христианству, было перенесено на язычников, на врагов белого света — Руси. Стоит ли удивляться, что Василий Прекрасный является одним из вождей вражеского войска, если согласиться, что его имя как-то сродни именам Василисы Прекрасной и Василисы Премудрой, героинь волшебных сказок. Обе они связаны с темными силами: первая с Бабой Ягой и волшебным огнем в черепе, который сжигает ее врагов, а вторая с Морским царем и магией оборотничества. Если убрать превосходную степень в имени «Идолище», останется «идол», изваяние языческого божества. Так, например, «могучий Иванище» в другом месте былины назван просто Иваном. Похоже, что Идолище является собирательным по отношению к Калину, Батыю, Мамаю и является культурным противопоставлением христианству.

(8) К началу Троянской войны Геракл уже был вознесен на небо, его прямо с погребального костра «всемогущий отец (Зевс-Юпитер) в колеснице четверкой восхитил» на небо (Ovid. Met. IX, 271–272), как Бог Саваоф пророка Илию, и он стал бессмертным, — так ему было обещано пифией после того как он совершит предписанные подвиги в качестве очищения за убийство своих детей в состоянии помрачения. На костер он взошел сам, не в силах вынести уязвление яда гидры, которым в заблуждении намазала его хитон жена Деянира. Геракл приказал поджечь костер, но никто не захотел этого сделать, и только Пеант, отец Филоктета, проходивший мимо в поисках своего скота, зажег костер. За это Геракл подарил ему свой лук и стрелы, доставшиеся впоследствии его сыну, а Филоктет применил их в Троянской войне, когда после десяти лет войны эллины пали духом и было предсказано, что Троя не может быть взята без помощи лука и стрел Геракла. Тогда Филоктета доставили с острова Лемнос под Трою и он застрелил Париса-Александра, сына Приама, похитившего спартанку Елену. И тут стала развиваться цепь мистических связей, повлекших падение Трои. После смерти Александра сыновья Приама, Гелен и Деифоб, заспорили из-за права жениться на Елене. Предпочтение отдано было Деифобу, поэтому Гелен покинул Трою и поселился на горе Иде. Но после того, как стало известно, что Гелен владеет тайными знаниями о том, что охраняет Трою, Одиссей подстерег его из засады, захватил в плен и привел в свой лагерь, где его заставили рассказать, как можно взять Илион. Обиженный на троянцев, Гелен сказал: если осаждающим будут доставлены кости (мощи) героя Пелопса, если в сражениях будет участвовать Неоптолем-Пирр, сын Ахиллеса, если — и это главное — будет выкраден из города упавший с неба Палладий, при нахождении которого в городе взять Трою невозможно.

Появление Палладия в Трое (Илионе) сопровождали чисто метафизические обстоятельства, которым мы верим, но не потому, что они правдоподобны, а потому что так было. Ил выиграл во Фригии состязания, установленные царем, и получил в награду пятьдесят юношей и пятьдесят девушек и пеструю корову. От царя он получил указание, чтобы там, где эта корова приляжет, он основал город. Корова прилегла отдохнуть во Фригии около холма, который называется Ата. Ил основал здесь город и, назвав его Илионом, взмолился Зевсу, чтобы тот явил ему некое знамение. На следующий день он увидел лежащий перед палаткой Палладий, который упал с неба. Этот Палладий величиной с три локтя (примерно 1 м 40 см), представлял собой деревянную фигуру, стоящую на сомкнутых ногах. В правой руке фигура держала копье, а в левой — прялку и веретено. Статую изготовила Афина в память о своей подруге Палладе, дочери Тритона, которую она поразила во время воинских упражнений. Афина чрезвычайно огорчилась этим и изготовила статую, похожую на Палла-ду, и надела этой статуе на грудь ту самую Эгиду, которую Зевс сбросил с неба во время состязаний Паллады и Афины. А когда Паллада засмотрелась на Эгиду, то пала жертвой удара, нанесенного ей Афиной. Эту статую Афина поставила рядом со статуей Зевса и оказывала ей почитание. Позднее Зевс низверг Палладий вместе с Ате, богиней безумия, на землю. Ил воздвиг для Палладия храм и стал его почитать. В «Илиаде», в переводе Н. Гнедича, Ате представлена под именем Обиды:

.. горесть ударила в сердце

Зевса. Схватил он Обиду за пышноблестящие кудри,

Страшным пылающий гневом, и клялся великою клятвой,

Что на холмистый Олимп и звездами венчанное небо

Ввек не взыдет Обида, которая всех ослепляет.

Так произнес он, и махом десницы от звездного неба

Ринул ее, — и упала она на дела человека

((Нот. П XIX, 126–131).)

Как нечто сущее, очень ярко, со всей мощью мифологического драматизма, предстает Обида в «Слове о полку Игореве»: она поощряет сильную волю Игоря и его дружины пойти на «поганых», которые приходя со всех сторон с победами, причиняют обиду — бесчестие, боль, убытки и поношение Русской земле. В образе крылатой Девы, покровительницы русской конной знати, Обида плещет крыльями на море, пробуждая обильные времена лучших князей.

Встала Обида в силах Дажь-Божа внука.
Вступила Девою на землю Трояню,
Всплескала лебедиными крылы
на Синем море у Дону плещучи,
Убуди жирня времена.

Однако можно с уверенностью сказать, что этот образ Обиды никак не связан с гомеровской Ате-Обидой, вредом, пагубой, несчастьем; но в основном — это помрачение ума, ослепление, заблуждение (Вейсман, 1991. Стлб. 215, 216).

Богиню безумия Ате-Обиду Гомер характеризует следующим образом:

Дщерь Громовержца, Обида, которая всех ослепляет,

Страшная; нежны стопы у нее: не касается ими

Праха земного; она по главам человеческим ходит,

Смертных язвя; а иного и в сети легко уловляет

((Нот. II. XIX, 91–94).)

(9) Одиссей вместе с Диомедом ночью отправился к городу и оставил здесь Диомеда, сам же обезобразил себя и надел нищенский наряд: не узнанный никем, он вошел в город под видом нищего, понимая, конечно, что святыни не даются в руки светским вольнодумцам, и что меняя облик и «прикид», человек меняет характер. Елена узнала Одиссея, и с ее помощью он выкрал Палладий, убив при этом многих троянцев из числа охранявших святыню. С помощью Диомеда он доставил Палладий к кораблям, а затем придумал построить деревянного коня и убедил пятьдесят лучших воинов войти в него. Эллины сделали вид, что они благополучно возвратились домой, а деревянного коня оставили в качестве благодарственного приношения богине Афине. А сами, иначе это было бы просто смешно, если бы вероломцы не затаились на кораблях в засаде, выплыли в море к Тенедосу, где стали на якорь. Обрадованные троянцы затащили коня в город, поставили его у дворца Приама и стали совещаться о том, что надлежит с ним сделать. Дочь Приама, пророчица Кассандра, сказала, что внутри коня сидят вооруженные воины, ее поддержал прорицатель Лаокоонт[8], но большинство троянцев решило посвятить его богам, и, принеся жертву, они стали пировать. Было им и знамение: с ближайших островов две змеи переплыли море и поглотили сыновей Лаокоонта. Ничего не помогло, потому что после похищения Паллады, богини мудрости, троянцам осталась ее тень — богиня безумия Ате, вместе с Палладой низвергнутая Зевсом на землю, божество умопомрачения и несчастья.

С кем не бывает — но с нами чаще, притом, до мирного развала страны вчера, мы попали в военный просак, тоже на нашей памяти. Тогда, продолжая линию отвержения русских святынь, Глава и соратники к лету 1941 года оказались лицом к лицу с безумием, не помогли ни сказы, ни показы: «Берегитесь, война!» Потом безумие было списано на «звероломное нападение». Но главные святыни оставалась на месте, поэтому, убедившись, что произошло, пусть и частичное, почитание их, святыни охранили Москву. А при нахождении их в городе взять Москву было невозможно.

НАШЕ ИЗМЕРЕНИЕ

Не переносят насмерть

Безобразники и буяны —

Пьяницы, лжецы и хулиганы —

Древние песни

И приветливое: Здравствуй!

Привет! Подавай одним аидов, хоть тресни —

Блантера, Фрадкина, Фельдмана,

Другим — жиганские песни.

Снуют, беспокоятся,

На добро идут с колом,

Отыскиваю достоинства

У татаро-монголов,

У европейских волков,

У мечтателей яйцеголовых —

Взяться над миром, взыграть, —

Они хитрые, мол, у них полон двор,

Мы правдивые — у нас корень вон.

И неразвитые, полые,

Но как топор — на дно,

Они мысленно полоненные, но:

Россия — религия,

Россия — Бог.

Вздохнули в могилах родители,

И одолеть никто не смог.

(Отсылка. Иван Грозный. Опричнина.) ((Митрополит Иоанн, 1994. С. 154; Зимин, 1986. С. 7—11.))

Владимирская икона Богоматери привезена в Киев из Константинополя в XII в., за 400 лет до царствования Ивана Васильевича Грозного в Москве. Чудотворный образ Божией Матери написан, по преданию, евангелистом Лукой. Андрей Боголюбский перенес ее в Вышгород, потом в Боголюбово, оттуда она попала во Владимир. Ввиду ожидаемого нашествия Тамерлана в 1395 г. икона была перенесена в Москву. На месте ее встречи был заложен Сретенский монастырь. 23 июня установлен праздник в память избавления от нашествия Ахмата в 1472 г[9].

До создания опричнины и оставления Москвы царь Иван Васильевич выглядел так: Иоанн был «велик ростом, строен, имел высокие плечи, крепкие мышцы, высокую грудь, прекрасные волосы, длинный ус, нос римский, глаза небольшие; серые, но светлые, проницательные, исполненные огня, и лицо приятное…» Потом, когда эмоциональная природа теневых характеристик его личности стала более властно овладевать им, но не как личные свойства, а как случившееся с ним и Русским государством — не помогали ни его проницательность, ни воля, поскольку источник его эмоций он заключал в других лицах. Дошла его пронзительная жалоба на злонамеренность окружающих: «Тело изнемогло, болезнует дух, раны душевные и телесные умножились, и нет врача, который бы исцелил меня. Ждал я, кто бы поскорбел со мною, и не явилось никого; утешающих я не нашел— заплатили мне злом за добро, ненавистью — за любовь». Надвинулась «тайна несправедливости», царская тень, отбрасываемая светом, как вызов русскому сознанию. В 1565 г. Иван Грозный объявил о разделении государства на две части — Опричнину и Земщину, оставил Москву, Чудотворный образ Божией Матери, написанный евангелистом Лукой, Успенский собор с митрополичьей службой и обосновался в Александровской слободе, там он создал пародию на монастырь. Приняв решение покинуть святыни, Иван столкнулся лицом к лицу с древней богиней Ате-Обидой, божеством умопомрачения и несчастья. И современники создали другой его портрет. «Когда царь вышел к духовенству, боярам и знатнейшим чиновникам объявить об Опричнине, многие не узнали его: он постарел, осунулся, казался утомленным, даже больным. Веселый прежде взгляд угас. Густая когда-то шевелюра и борода поредели».

(10) Опричнина действовала восемь лет (8), с 1565 по 1572 год. Исчислять это время правильнее было бы в единицах массы — на вес и объем: сколько песку насыпалось в песочных часах и сколько воды утекло в водяных часах — для наглядности, включая, конечно, эмоциональную природу наших оценок, — а не в абстрактных единицах пространства-времени.

Митрополит Филипп сначала в беседах с царем наедине обличал его за Опричнину, а потом дважды публично в 1568 г. — во время службы в Успенском соборе. Митрополит убеждал Ивана Грозного, что он отбрасывает большую тень. Убеждения святителя остались без результата.

Царь Иван Васильевич накопил большой опыт в деле казней и репрессий в Земщине. Поэтому, когда он разгромил Новгород, то город запустел. В 1571 г. Девлет-Гирей сжег посады и Москву. Кремль не осаждал. Чудотворная Владимирская икона Богоматери и Успенский собор остались невредимыми. Но обнаружился провал в Балтийской политике царя.

В 1572 г. Грозный вернулся в Москву, отрубил голову кромешной Опричнине, а кровь, вытекшую из ее жил из левой части, использовал во вред злонамеренным, ту же кровь, которая вытекла из правой части — для спасения людей и государства. Князь Воротынский одержал блестящую победу над Девлет-Гиреем. Проявились успехи во внешней политике на Востоке, и окрепла Ливонская политика. Этой же кровью была воскрешена Сибирь, которую царь в 1579–1584 гг. присоединил к Москве. Скончался Иоанн в 1584 году.

По эзотерическому смыслу чисел, то что по ту сторону всего перечисленного, обозначается числом восемь (8). По эту сторону даже «в самой четкой системе всегда возникают погрешности, которые принято считать незначительными, но именно эти незначительности и приводят, в конце концов, к непредсказуемым поворотам и глобальным ошибкам» (Сергеева, 2008. С. 20, 21). Поэтому так важно то, что по ту сторону перечисленного. «Восьмерка выступает как символ высочайшего соответствия полярных начал. Являясь числом Правосудия, восьмерка не отдает предпочтения ни одной из двух равных частей: четверка противополагается четверке, то есть форма— форме (в нашем случае, Опричнина — Земщине). Она заимствует свою форму от двух переплетенных змей на Кадуцее Гермеса. Восьмерка представляет собой символ перемены, изменения, поворота, новизны. Одновременно — баланс противоположных сил или равноценность власти духовной и природной. Графическим изображением восьмерки является восьмиконечная звезда, или так называемое «колесо Иезекииля» — вращающийся круг, разделенный на восемь частей. Восьмиконечную звезду в русской духовной традиции называли «звездой Богородицы» (Ключников, 1996. С. 73–75).

(1) Во искупление греха детоубийства, Геракл должен был совершить десять подвигов по указанию царя Микен Эврисфея. Он совершил их за восемь лет и один месяц (8). Восьмерка, являясь числом Правосудия, заключала в себе искупительный срок изгнания за убийство. Но Эврисфей отказался зачесть два из десяти подвигов и назначил два дополнительных: принести золотые яблоки от Гесперид и привести пса Кербера из преисподней, из Аида.

Где находились яблоки Гесперид, Геракл толком не знал. Но пошел правильным путем — через Иллирию к реке Эридан в Западном Причерноморье, откуда морем следовало попасть на Кавказ, а затем в северные широты современной России, где находилась Гиперборея под созвездием Большой Медведицы, «в месте, где полюс / Крайним вокруг обведен кратчайшим поясом неба» (Ovid. Met. II, 516–517). Потому что эти яблоки находились не в Ливии, Северо-западном Египте, как утверждали некоторые, а у Атланта, держащего небо там, где обитают гиперборейцы.

(2) Иллирия была к западу от Македонии между рекой Дунаем на севере и Эпиром на юге. А в Эпире, как мы говорили, жителями были кельто-славяне. Что до Иллирии, то там, по Геродоту (Her. I, 196), обитали иллирийские венеты, у которых был обычай, живо напоминающий известный славянский обычай выдавать невест замуж. Их венили — продавали женихам, которые уводили своих водимых, потом платили вено, плату за невесту (Фасмер. I. С. 291). В Повести временных лет: «…и брака у них не бываше, но умыкаху уводы девица» (Шахматов, 1916. С. 13). — «…и браков у них не бывало, но уводили на выданье девиц» (перевод уводы, с ударением на втором слоге, как у воды — ошибочен. — Л. Г.).

(3) В Иллирии Геракл пришел к нимфам спросить, где он найдет сад с яблоками Гесперид. Те направили его к Нерею, который неоднократно менял свой облик во время схватки с Гераклом. Но Геракл связал его и не выпустил до тех пор, пока тот не указал ему путь к яблокам Гесперид. Но путь этот оказался кружной — все-таки, через Ливию.

(4) Ну, в Ливию, так в Ливию! Все равно к этому эпизоду можно подобрать только такие слова: держать небо на своей шее Атлант мог там, где оно «приклоняется к земле» — в райском месте. И чтобы найти это райское место, душа должна быть готова «обойти все концы земли». Но также иметь «телесное здоровье, без которого путь за пределы существования значительно осложнился бы». «В Геннадиевской библии 1499 года созвездия Плеяд-Власожельцев и Проходни-Ориона являются ориентирами на пути к раю: «Творяй Власожельця, и Проходну нарек ту рай южьна ложа» (Иов 9:9; Богдасаров, 2003. С. 34; 58) — «Сотворил Плеяд, и Ориона нарек там Рая Южным руслом» (перевод наш. —Л.Г.).

В Елизаветинской библии: «Творяй Плиады, и Еспера, и Арктура, и сокровища южная» (Иов 9:9). В Синодальной библии: «Сотворил Ас, Кесиль и Хима (созвездия, соответствующие нынешним названиям: Медведицы, Ориона и Плеяд) и тайники юга» (Иов 9:9). «Народные предания считали Девичьи Зори (Пояс Ориона), расположенные по линии Млечного Пути, дорогой в Царствие Небесное» (Багдасаров, 2003. С. 34). Большая и Малая Медведица — созвездия Северного полушария. В России видны круглый год. Плеяды — рассеянное звездное скопление в созвездии Тельца, зодиакального созвездия. В России видны осенью и зимой. Орион — экваториальное созвездие; в Орионе выделяют три близко расположенные звезды второй звездной величины — Пояс Ориона. В России виден осенью и зимой.

(5) Эти созвездия являются ориентирами на пути к «Южному руслу Рая». Но это ориентиры и к Северному «руслу Рая». Гораций, например, в своей «Оде 20. К Меценату» твердо решил, что его душа после смерти в образе лебедя полетит в Рай на север, в Гиперборею.

Взнесусь на крыльях мощных, невиданных,
Певец двуликий, в выси эфирные.
С землей расставшись, с городами,
Недосягаемый для злословья…
Уже я чую: тоньше становятся
Под грубой кожей скрытые голени —
Я белой птицей стал, и перья
Руки и плечи мои одели.
Летя быстрее сына Дедалова,
Я, певчий лебедь, узрю шумящего
Босфора брег, заливы Сирта,
Гиперборейских полей безбрежность…

Далее Гораций предсказывает, что его сочинения узнает фракийское племя даков, язык которых, по новейшим данным, определен формулой — «дако-славянский» (Трубачев, 2003. С. 459), колхидяне — народы Западного Кавказа, наконец, «гелоны дальние», за ними идут иберы, жители Испании, после — «галлы, которых питает Рона» (река в Галлии). Галлами римляне называли кельтов, жителей современной Франции

Все имена племен соответствуют устойчивым римским названиям «варварских» народов в пределах и за пределами Империи. И только «гелоны дальние» выбиваются из этого ряда. Это имя не может читаться в смысле: скифы. Сопротивляется этому этническая обстановка в степях на север и северо-восток от Черного моря в I в. до н. э., при жизни Горация. В этих местах скифов как таковых уже не было, обитали сарматы. Остатки скифов жили в Крыму, их называли тавро-скифами. У сарматов не зафиксировано племени под именем «гелоны». При таких обстоятельствах нет запрета увидеть в «гелонах» Горация — раннее письменное упоминание о славянах.

(6) Как тут не вспомнить легенду, переданную Геродотом от эллинов Северного Причерноморья о происхождении скифов. Скифская Змеедева родила от Геракла Скифа, Агафирса и Гелона. От первого произошли царские скифы, от второго — агафирсы-фракийцы (Нидерле, 2000. С. 138), от третьего — гелоны, которых надежнее считать будинами-славянами, так как в сообщении Геродота содержатся такие сведения: «Гелоны издревле были эллинами, впрочем, эллины и будинов зовут гелонами, хотя и неправильно» (Her. IV). На самом деле, все тут правильно. Картина греко-гелоно-будинского мира, на основании убедительных выводов исследователей, была такая. У будинов существовал город-крепость Гелон по имени родоначальника гелонов, сына Геракла Гелона. В городе жили три этнические группы горожан: гелоны, будины и греки. Эти три родственные этнические группы по генетической общности религиозных представлений чтили эпонима города Гелона, и ему, как считают, несомненно, было воздвигнуто святилище. Рассматривая выводы специалистов, нетрудно заметить, что эллины среди будинов и гелонов вели себя не совсем обычно, если сравнить их частичное расселение среди других народов: их приезд в Гелон явился результатом единовременного приезда из нескольких городов Северного Причерноморья; другой примечательный факт — «гелонизация эллинов шла весьма интенсивно». Однако при этом коренные эллины не применяли к таким грекам уничижительные определения «полугрек» или «полуварвар». И еще более поразительный факт, если принять во внимание враждебное отношение скифов к эллинский культуре: в Гелоне праздновались Дионисии; полагают, что в них принимали участие не только греки, но и богомольцы из местного населения. Скифы, например, сурово осуждали ольвиополитов именно за культ Диониса. В этом проявилось одно из различий взглядов скифов и будино-гелонов. Тогда кто они были, эти будино-гелоны? Тут «следует вспомнить, — дает нам знать Т.В. Блаватская, — о матери Диониса — Семеле, богине земли, имя которой М.П. Нильссон убедительно сопоставил со славянским наименованием Земли». (Блаватская, 1986. С. 22–23). Далее. Будины благожелательно приняли и расселили на своей территории народ невров, когда у них произошло нечто, вынудившее их покинуть свою землю и поселиться среди будинов. Геродот говорит, что их собственная земля произвела множество змей, но еще больше напало их из пустыни внутри страны (Her. IV, 105). Возможно, это было вторжение иноземцев, которых называли поклонниками змей. Такой факт существовал по отношению, например, к далеким от невров абхазам. Армянский поэт XIII в. Фрик называет алан чтущими солнце, а абхазов — поклонниками змей: «Тот — джууд, иль иначе еврей, // Тот — агарянин, сын степей, // Другой — алан, что солнце чтит, // А тот — абхаз, поклонник змей» (Васильев, 1989. С. 138).

Сейчас самое время дать вывод, к которому пришел Б.Н. Граков в своем сочинении «Скифы»: был образован и существовал большой будино-гелоно-неврский союз (Граков, 1971. С. 163, сл.). В те мудрые, но опасные времена внимательно вслушивались и всматривались в признаки «свой — чужой». Поэтому немаловажное значение для образования союза трех племен имел тот факт, что невров «давно уже в науке рассматривают как одну из частей праславянского мира» (Рыбаков, 1979. С. 189). А куда отнести быстро огелонившихся эллинов и членов союза будинов и гелонов? Они должны занять свое «славянское» место рядом с неврами, а вместе с ними и граждане города-крепости Гелона — эллины, которые могли быть пелазго-славянами в самой Греции, говорившими, по Геродоту, «на варварском языке», но давно ставшие эллинами, и выселившиеся когда-то в Северное Причерноморье. Ведь говорит о чем-то тот факт, что в Гелоне эллины вели общую сакральную жизнь с будинами и гелонами. А будины, по словам Геродота, коренные жители страны, большое и многочисленное племя. Место их жительства было, следуя выводам Л. Нидерле и Б.Н. Гракова, где-то на Десне и в близлежащих к ней районах Подонья (Нидерле, 2000. С. 27; Граков, 1971. С. 14, карта).

(7) Геракл пересек Ливию и прибыл к морю, где силой взял у бога Гелиоса его золотой кубок, в котором он сам ездил со своими конями после заката через Океан в течение всей ночи по направлению к Востоку, где встает солнце. Кубок он заполучил таким образом: изнывая от жары под обжигающими лучами солнца, направил свой лук против бога Гелиоса, собираясь выстрелить. Но Гели-ос приказал Гераклу не делать этого. Он испугался и не выстрелил. Взамен Гелиос дал ему золотой кубок, в котором Геракл переправился на противоположный материк и пришел на Кавказ. Теперь, посредством золотого кубка Гелиоса, связанного с богом солнца, странствующий Геракл стал «каликою перехожим» на пути к «святым местам», к раю в Гиперборее — «чашником», получившим знамение с неба, кубок Гелиоса.

(8) У нас нет желания настаивать на том, что русское «калика» производится от латинского слова caligae «сапог, преимущественно солдатский; военная служба, солдатчина» (Дворецкий, 1976. С. 146), как это делают некоторые. Такая этимология названия странствующего богатыря во смирении, в богоугодных делах, «калики перехожего» (Даль), оказывается ненужной. А если считать источником тюркское слово kalyk «народ, люди» (Фасмер, 1996. II. С. 167), то не иначе, как при условии сложившегося значения в языке, — если эти люди или народ не только странники, посетившие святые места, но и Богом отмеченные, «назнаменованные» люди. «Возлюбил весь Новгород, и игумены и попы, Богом назнаменованного Григория Калику» (Словарь, 1991. С. 194). Это является условием истинности суждения о каликах. Спрашивается, не является ли источником латинское слово calix, calicis «кубок, бокал, чаша» (Vlg.) «Да минует Меня чаша сия» (Дворецкий, 1976. С. 147).

К слову сказать, в XV в. чешские табориты шли в бой под знаменем с изображением «калики» — чаши. Хотя это была чаша причастия, потому что табориты-чашники — демократическая партия гуситов — боролись и за то, чтобы разрешено было желающим причащение «под обоими видами»: под католическим, признающем пресуществление хлеба в Евхарисии, и под «виклефитским», еретическим, толковавшем, что сущность хлеба остается в Евхаристии.

Слава Богу, наши калики в другом, более глубоком смысле, чашники. Подражая Христу, они приобщались к чаше Его земной судьбы. Сказано Христом: «Кто Мне служит, Мне да последует» (Инн., 12:26).

Начали, как сказано в былине, «дородные молодцы», богатыри-калики, «наряжатися ко святому граду Иерусалиму»:

Святой святыне помолитися,

Господню гробу приложитися,

Во Ердань-реке искупатися,

Нетленною ризой утеретися

((Былины. Т.2. 1958. С. 200).)

Вариант в другой былине:

Как Господу там Богу помолитися,

Во Ердань там реченьке купатися,

В кипарисном деревце сушитися,

Господнему да гробу приложитися

((Былины. Т. 1. 1958. С. 187).)

Иордан: в этой реке принял Крещение Иисус Христос, будучи безгрешным, «собственным примером освятил обряд, который, благодаря Его искупительным заслугам, впоследствии получил значение таинства и сделался не только знаком покаяния и очищения, но и действительным очищением людей от первородного греха», — обряд Крещения воссоздает человека.

«Кипарисное деревце»: кипарис символизирует печаль, скорбь и гроб. Калика, «высушась в кипарисном деревце», воскресает для богоугодных дел.

В былине «Сорок калик» Богом назнаменован атаман калик Косьян Михайлович. Когда во дворце княгини Апраксевны все калики сели за столы по своим местам, «от лица его молодецкого, / Как бы от солнучка от красного / Лучи стоят великие».

(9) У калик перехожих была освященная древнейшей традицией какая-то связь с «чашей жизни». Геракл в золотом кубке Гелиоса переплыл море. Наш Илья Муромец, «во славноем римыскоем царстве, / А во той ли деревне Карочарове» в тридцатилетием возрасте «не имел в ногах хожденьица, а во руках не имел владеньица». Но по совету и настоянию «трех старчиков», он в «чаре полной» или кубке «переплыл» от немощи в ногах и руках к богатырскому здоровью:

А он выпил ли чарушку полную,
А спросили его старцы прохожие:
«А уже что же ты, Илюша, в себе чувствуешь?» —
«А чувствую ли силу великую…» —
«А ведь и живи, Илья, да будешь воином!
А на земле тебе ведь смерть буде не писана,
А во боях тебе ли смерть буде не писана».

Это была «чаша жизни», представление о ней существовало еще в египетском символизме, и она соотносилась с сердцем как центром жизни. «Иероглиф, обозначающий сердце, имел форму сосуда» (Славгородская, 2005. С. 49).

Образ чаши богатыри-калики воспроизводят в былине «Сорок калик» дважды, «становясь во единый круг». Первый раз, когда под Киевом они увидели «великого князя Владимира… Ездит он за охотою, стреляет» перелетную дичь, гоняет лисиц и зайцев. А чтобы обратить на себя внимание князя, калики:

Становилися во единый круг…
Скричат калики зычным голосом.
Дрогнет матушка сыра земля.
С дерев вершины попадали,
Под князем конь окарачился,
А богатыри с коней попадали…

Второй раз:

Среди двора княженецкого…
Становилися во единый круг…
Скричат калики зычным голосом.
С теремов верхи повалялися,
А с горниц охлупья попадали,
В погребах питься сколыбалися…
Прошают святую милостыню
У молоды княгини Апраксевны.

(10) Геракл в золотом кубке бога Гелиоса переправился на противоположный материк. А когда он прибыл в Скифию, то в память, вероятно, об этом кубке, «на конце застежки его пояса висела золотая чаша». Этот пояс, вместе с одним из своих луков, он передал Змеедеве, у которой родились трое сыновей от него — Агафирс, Гелон и Скиф, и сказал: «Кто из них сможет вот так натянуть мой лук и опоясаться этим поясом, как я тебе указываю, того оставь жить здесь. Того же, кто не выполнит моих указаний, отошли на чужбину». «Двое сыновей — Агафирс и Гелон не могли справиться с задачей, и мать изгнала их из страны. Младшему же, Скифу, удалось выполнит задачу, и он остался в стране. От этого Скифа, сына Геракла, произошли все скифские цари. И в память о той золотой чаше еще и до сего дня скифы носят чаши на поясе» (Her. IV, 9, 10). И пили, и довольно пили скифы из своих чаш или кубков на поясе. Это чаша являлась в то же время инструментом жертвоприношения скифских жрецов. Издревле чаша имеет вид удлиненный, кверху расширяющийся. Греческое название чаши — потир, употребляется в Евхаристии по примеру Иисуса Христа и апостолов. В итоге «чаша жизни» связана с солнцем: (Бог) «в солнце положи селение свое»; «Господь Бог есть солнце и щит» (Пс. 18:5; 83:12), — и с сердцем Иисуса Христа.

(11) Теперь, чтобы избавиться от намека на Грааль и рыцарей, скажу, что «рыцарь»— это внешнее слово, имеющее автоматическую настройку на крестоносцев, или еще более внешнее, за пределами христианства — на Братство Грааля. В русской духовной культуре существовало не это дальнее поле рыцарей Круглого стола, а параллельное этому потоку, ближнее поле — Братство богатырей Китежа до его погружения, «община народных героев, как, например, киевская дружина при дворе князя Владимира, но, конечно, в более глубоком смысле» (Славгородскст, 2005. С. 219. Ссылка на Мельникова-Печерского). В этом «более глубоком смысле» существовало Братство «калик перехожих», «странствующих, нищенствующих богатырей, делающих богоугодные дела» (Даль).

У последних, рассуждая по былине «Сорок калик», была связь с ветхозаветным сакральным предметом, серебряной чашей Иосифа, правителя Египта, второго человека в государстве после фараона. Чаша была связана с духовной и социальной властью: Иосиф пил из нее и гадал на ней (Быт. 44:5). В былине: «Чарочка серебряна, / Которой чарочкой князь на приезде пьет». Библейский эпизод, когда неузнанный своими братьями, продавшими его в рабство в Египет, Иосиф, с целью вернуть младшего брата Вениамина, велел подложить чашу в его мешок с зерном (когда тот с другими братьями во время голода пришел в Египет купить зерна), а посланный гонец обнаружил чашу в его мешке, был хорошо известен на Руси. В былине он воспроизведен в связи с взаимоотношениями княгини Апраксевны и «большего атамана» Касьяна Михайловича. Княгиня влюбилась в атамана и, надеясь вернуть его с пути в Иерусалим во дворец, велела подложить в его «суму рыта бархата» — пушистого, узорчатого — чашу князя. Посланный княгиней обнаружил чашу, и Касьян Михайлович потерпел напрасное наказание: товарищи «закопали атамана по плеча во сыру землю» и оставили одного «во чистом поле», я бы сказал, как в чаше. Через полгода на обратном пути из Иерусалима калики обнаружили атамана в «чаше» целого и невредимого. И Касьян Михайлович: «Выскакивал из сырой земли, / Как ясен сокол из тепла гнезда». — А княгиня понесла заслуженное наказание — «слегла… в великое во огноище». Потом Касьян исцелил ее: «А и дунул духом святым своим / На младу княгиню Апраксевну; / Не стало у ней того духу пропасти».

(12) В религиозной памяти Братства богатырей могла быть и «чаша жизни» Соломона — потир из драгоценных камней, который видел Константин Философ в Софии Царьградской, видел и кто-нибудь из членов Братства богатырей. В былине «Илья Муромец и Идолище в Царе-граде» в этом городе действует против Идолища и его «поганых татарев» сначала «калика перехожая» «сильное могуче-то Иванище», «клюша-то у него ведь сорок пуд», но против самого Идолища он не решился выступить. В дело вступил Илья, переодевшись в одежды Иванища «каликой перехожей». Он схватил за ноги Идолище и перебил им всех захватчиков Царьграда.

Предназначение этой чаши было такое же, как и чаши Иосифа. На первой грани было написано по-самаритянски: «Чаша моя, чаша моя, прорицаи, дондеже звезда. В пиво боуди, господи, пръвеньцоу, бдящоу нощию». — «Чаша моя, чаша моя, пророчь, пока звезды. Для питья будь, Господи, первенцу, бдящему ночью.» — На второй грани надпись по-еврейски: «На въкоушение Господне сътворена древа иного. Пии и оупиися веселиемъ, възъпии аллило-уа». — «На вкушение Господне сотворена древа иного — Креста. Пей и упейся весельем и возопи — аллилуя.» — На третьей грани по-гречески: «Се князь, и оузрить весь сънемъ славоу его, и Давыдъ царь посреде ихъ». — «Вот князь, и увидит все скопище славу Его, и Давыд царь посреди их — Сам Господь Царь посреди их плотью распялся.» После этого число написано 909. Константин Философ рассчитал и получил: после двадцатилетнего царства Соломона до Царства Христова — 909 лет. И это есть пророчество о Христе (Лавров, 1930. С. 26; С. XLVI).

(1) Когда Геракл пришел к гиперборейцам, где находился Атлант, то сам не пошел за яблоками, а взяв на свою голову небесный свод, послал за ними Атланта. Золотые яблоки находились в саду речных существ, четырех нимф Гесперид, по числу рек, омывающих рай. Эти яблоки охранял бессмертный дракон, выродок кровосмесительной связи демонов — Тифона, сына Тартара, и Ехидны, дочери Тартара. У него было сто голов: он способен был издавать самые разнообразные голоса. Вместе с ним охраняли яблоки речные девы Геспериды — Айгла, Эритея, Гестия, Аретуса.

Отсылка. Книга Бытия. (2:8 —10; 18, 22, 23. Пер. митрополита Филарета).

(2) «И насадил Иегова Бог сад в Едеме на востоке; и поставил там человека, которого создал. И произрастил Иегова Бог из земли всякое дерево приятное видом и хорошее в пищу, и древо жизни посреди сада, и древо познания добра и зла. Из Едема выходит река, и орошает сад; потом разделяется на четыре потока…. И взял Иегова Бог человека, и поставил его в саду Едемском, чтобы он возделывал его, и хранил его.

И заповедал Иегова Бог человеку, говоря: ешь плоды всякого дерева в сем саду; а плодов древа познания добра и зла не ешь; ибо в день, в который ты вкусишь их, смертию умрешь (отчужден от жизни Божией. — Филарет).

И сказал Иегова Бог: не хорошо быть человеку одному; сделаю ему помощника подобного ему… И создал Иегова Бог из ребра, взятого у человека жену, и привел ее к человеку. Тогда человек сказал:… она будет называться женою: ибо она взята из мужа» (Филарет, 1835. С. 62, 69, 73, 74).

(3) Таким образом, Адам и его помощник, подобный ему, Ева, оба вместе возделывали сад и хранили его. От кого? Филарет разумеет, что «от собственного невоздержания и предусмотренного Всеведущим искусителя» (змея. — Л. Г.) (Филарет, 1835. С. 69). По всему видно, что «хитрейшему из всех зверей в поле, которых Иегова Бог создал», змею с рыжей бородой и ходящему на ногах — таким он предстал на египетских фресках, «льву земляному», живущему в норе — так в вавилонской поэме о Гильгамеше «О все видавшем», а согласно китайской мифологии, драконы могли принимать человеческое обличье, «взор их был мудр и вместе с тем весел», то есть созданному до человека — «Си есть начало создания Господня» (Иов, 40:14–15), — змею бородатому и рыжему, с мудрым и веселым взором, находиться рядом с первыми людьми в Раю было самое оно! Только после того, как Иегова Бог проклял змея за то, что он сделал, он обезножил и стал «ходить на чреве своем» и есть прах во все дни жизни его.

(4) Встает вопрос: не охранял ли змей этот сад вместе с первыми людьми? Тогда опять — от кого? И в рассказе Геракла о саде Гесперид сказано, что «эти яблоки охранял бессмертный дракон… Вместе с ним охраняли яблоки девы Геспериды…» (Apoll. II, 5, 11). Но от кого? — Атлант пришел в сад, срезал три яблока и принес их Гераклу. В наличии у науки хороший, но мало что объясняющий ответ: «В архаических космогонических мифах Евразии и Америки змея осуществляет разъединение и соединение неба и земли… В Древнем Египте изображение змеи прикреплялось ко лбу фараона как знак его царствования на небе и на земле» (МНМ. /. С. 469). И все. Тем не менее, говорить о связи сюжетов сада Адама и Евы и сада Гесперид не приходится. Несмотря даже на совпадение «образа» змея в античном изобразительном искусстве и искусстве Нового времени в соответствующих изображениях. Например, на росписи апулийской[10] вазы IV в. до н. э. дракон-охранник в виде большой змеи, наподобие змея в сюжетах грехопадения, обвил дерево с плодами (МНМ. /. С. 299).

Дело в том, что Геракл действует в «историческом» времени, а сад Гесперид находится в «правремени», предшествующем «историческому» времени. «Правремя», или мифическое прошлое, остается «прошлым», «магическая эманация которого доходит до живых носителей мифа через ритуалы и сны» (Мелетинский Е.М. Время мифическое. МНМ. I. С. 252).

Другое дело библейский Рай, события в котором представляются первопричиной последующих действительных исторических событий. Рай на севере — это центр мира, там произошел акт творения. «Там мир неподвижен, неподвержен времени» (Ю. Соловьев). Змей, держатель времени — созвездие Дракона — свивает свои кольца вокруг Полюса. Родство змея, держателя времени, с богом времени Айоном усматривается на рельефе из мрамора, находящегося в музее в Модене. Орфическое божество Фанес родилось из яйца. Змея, обвивающаяся вокруг его тела — это распространенный атрибут бога времени Айона. Фанес изображен в виде обнаженного юноши со змеистыми локонами и нависшими бровями, ступни ног — раздвоенные копыта. Фанес, на самом деле, в определенной степени отождествлялся с Айоном (Вандер-Варден, 1991. Илл. 26).

События происходят во времени. Этот змей убедил Еву совершить запрещенный в Раю поступок, и сказал, что «в день, в который вы вкусите плода разумного древа (Свирелин, 2003. С. 159), отверзнутся очи ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло». Жене показалось (внимание! Еве только показалось), что это дерево хорошо в пищу, и что оно приятно для глаз, и вожделенно для того, что дает знание; и она взяла плод его, и ела; также дала и мужу своему, и он ел. Тогда у них обоих отверзлись очи, и они увидели («разумеша» — узнали), что наги…» (Филарет, 1835. С. 94).

Историческое время вышло из змея или пришло через змея. И он был проклят Богом. Адам и Ева дали ход историческому времени и были изгнаны Богом из Рая во «тьму века сего», под «начала» и «власти» «мироправите-лей тьмы века сего», туда, где «козни дьявольские», козни «тех, которые принадлежат середине», «находящейся между высотой вооруженной полноты исполнений Бога и этим миром». «Середина» является обиталищем «начал», «властей» и прочих демонических сил (Хосроев, 1997. С. 315; 327, примечание № 637; 328, примечание № 638; 316; 330, примечание № 650), против которых апостол Павел призывает вести борьбу. «Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских; потому что наша брань не против крови и плоти, но против начал, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Ефес. 6:11–12). Оказалось, что ответ на вопрос: «От кого хранили сад Адам и Ева?» — принадлежит в общем и целом митрополиту Московскому Филарету: «От собственного невоздержания и предусмотренного Всеведущим искусителя» (змея. — Л. Г.).

«Был ли у Бога выбор, когда он творил Вселенную?» (А.Эйнштейн). Теперь снова знают, что был. Большая часть Вселенной совершенно не пригодна для жизни. Творение нашей Вселенной закончилось привилегированным положением человека, было допущено появление мыслящих наблюдателей— так выговаривается антропный принцип современных физиков, волей-неволей попадающих в «объятия Бога». Антропный принцип стреляет до сего дня, и пока счет в его пользу. Не удается уклониться от расстрела даже ярым противникам антропного принципа.

(5) Разумное древо давало плоды с какими-то реальными свойствами, от которых Адам и Ева вскоре пришли в разум, у них «отверзлись очи», и они узнали, что они обнаженные мужчина и женщина, и совершили логичные в этих обстоятельствах действия: «Сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания». При этом они «услышали глас Иеговы Бога, ходящего в саду во время прохлады дня», и скрылись от лица Его «между деревьями сада». Спрашивается, в каком же состоянии они были до того, как прийти в разум? Видно по всему, что они находились в настроении, когда их любовь наиболее восхищалась в духе Богом и друг другом, и поддерживали это настроение плодами Древа жизни.

(6) Древо жизни давало плоды с идеальными свойствами вечного жизнеобеспечения. Поэтому после грехопадения сказал Иегова Бог: «Теперь, чтобы не простер Адам руки своей, и не взял плода с древа жизни и не вкусил его, и не стал жить во век. И выслал его Иегова Бог из сада Едемского возделывать землю, из которой он взят». — Можно думать, что из этого плода получался нектар, напиток греческих богов, помимо законного Бога этих богов, дарующий им бессмертие и вечную юность.

Наше мнение, что именно виноград связан с символикой Древа жизни, виноград— это древо «жизненной силы и жизнерадостности», «символ солнечного духа — вдохновителя божественного энтузиазма». «Изображение лозы и ее ветвей указывает на Христа и Церковь: «Аз есмь лоза, вы же рождие». Виноград — «символ рая, земли, обетованной тем, кто причащается Телу и Крови Христовой» (Шейнина, 2002. С. 139).

«Древо животное, мысленный истинный виноград, на Кресте висит, всем источая нетление»

((Воскресный Октоих).)

«Таин еси, Богородице, рай, невозделанно возрастивший Христа, имже Крестное живоносное на земли насадися древо. Тем ныне возносиму, поклоняющеся ему, Тя величаем»

((Канон Креста. Песнь 9. Ирмос).)

Надпись на одной из граней Соломоновой чаши: «На вкушение Господне сотворена древа иного (райского Древа жизни — Креста, на котором был распят Христос). Пии и упиися веселием, и возопии аллилуя» (Лавров, 1930. С. 26).

(7) А что представляли собой на вид плоды Разумного древа? Моисей в Книге бытия не называет плоды ни Древа жизни, ни Древа познания добра и зла, сказано только — плоды. Геракл в рассказе о саде Гесперид в Гиперборее плоды дерева называет золотыми яблоками. В русских преданиях — это золотые райские или молодильные яблоки.

Наше мнение, что это плоды цвета желтого золота — плоды лимонного дерева. «Citrus medica, лимон лекарственный, врачебный, целебный, исцеляющий. Цвет, светло, но ярко-желтый. Лимонить, слимонить, таскать тайком, брать воровски, красть. Лимониться, ломаться, важничать» (Даль. II. С. 252). Здесь что ни слово, то не в бровь, а в глаз. Каждого из них достаточно, чтобы «отверзлись очи» и мы «пришли в разум» и узнали, что плоды с Древа познания добра и зла или Разумного древа — это лимоны. В народной медицине лимоны применяются в качестве отрезвляющего средства для исцеления от похмелья. После употребления лимона или лимонного сока человек начинает узнавать все в реальном виде. В той же медицине лимоны применяются как молодильное средство: напиток из 24 лимонов и 0,4 кг чеснока считается эликсиром молодости. С этой же целью делаются маски из лимона и сметаны. А чего стоят слова слимонить или лимониться! Ведь на самом деле, плоды с Разумного древа первые люди украли, слимонили в нарушение завета Господа Бога: не ешьте с этого дерева, смертью умрете! — Подразумевалась духовная смерть. А когда слушали и приняли слова змея, разве не важничали, не лимонились, что будут знать добро и зло наравне с Богом?

При всем этом современные авторы отстаивают права граната на звание плода с Древа познания добра и зла, обосновывая свое мнение символическим значением граната, фигурировавшего у народов Европы под названием «яблоко». Гранат— «символ Ковчега Потопа, содержал в себе семена новой человеческой расы. Божественный символ, именуемый «запретным секретом». Символ совершенства и эмблема Божественного дара. Плод, которым в раю была соблазнена Ева. Плод граната — древневосточная эмблема бога Солнца и эмблема жизни. В европейской геральдике гранат всегда изображался золотым» (Шейнина, 2002. С. 140, 151). Но у плодов граната неизвестны такие исцеляющие свойства, которые дают человеку возможность видеть все как есть. И никто не говорит вместо «украсть» сгранатить, говорят слимонить. И еще сказано: символическое значение цветов лимона— это благоразумие и осторожность (Шейнина, 2002. С. 159). Это как раз то, к чему и призывал Господь Бог первых людей по отношению к Разумному древу.

Опять же: символическое значение цветов граната — глупость (Шейнина, 2002. С. 159). Но ежели вещи звать своими именем, — то это не вся правда о гранате; наоборот, у древних греков гранатовое яблоко служило символом брачных отношений (Apoll. I, 5, 3; Борухович, 1993. С. 131, примечание № 9). Можно уточнить: не только супружеских половых, а и брачных обязанностей, как бы в силу брачного договора. Что не имело отношения к первым людям, взаимоотношения которых установил Бог до грехопадения. «Не хорошо человеку быть одному. Жена помощница мужу. Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею» (Быт. 1:28; 2:18). Скорее у греков гранат был эмблемой жизни и символом нарождающихся новых поколений. Чтобы подтвердить эти слова, приведем пример из Овидия. Бог подземного царства Плутон, с согласия Зевса (Юпитера), похитил дочь Деметры (Цереры) Персефону (Прозерпину) и взял ее в жены. Мать с трудом нашла ее и умолила Зевса принудить Плутона вернуть «в эфир» Персефону. Тот согласился, но сказал Деметре: «Если так их жаждешь развесть, чтоб там никогда не вкушала пищи» (Персефона). Одним словом, чтобы держала строгий пост в Аиде: «так предусмотрено в вечных законах», —

Молвил. И вывесть на свет Прозерпину решила Церера.
Но воспрепятствовал рок. Нечаянно пост разрешила
Дева: она, в простоте, по подземным бродя вертоградам,
С ветки кривой сорвала одно из гранатовых яблок
И из подсохшей коры семь вынула зерен и в губы
Выжала…

Очи у нее не отверзлись ни на что. Единственное, что она узнала потом — это то, что на нее донесли куда следует. И Зевс определил ей такой жизненный цикл:

Круг годовой разделил на две половины Юпитер.

Ныне — равно двух царств божество — проводит богиня

Месяцев столько ж в году при матери, сколько при муже

((Ovid. Met. 530–567).)

Чтобы не упустить из виду ничего, отметим значимое в эзотерическом символизме число 7. Семь зерен граната. По отношению к Прозерпине вот емкая характеристика этого числа: «Семь символизирует совершенный порядок, полный период или цикл». И еще, среди ключевых слов к семерке находятся: «случай», «управление», «правительство» (Ключников, 1996. С. 68–71).

Атлант срезал в Гиперборейском раю три яблока. А когда он пришел к Гераклу, то не захотел принять обратно на свои плечи небесный свод, и сказал, что он сам хочет отнести яблоки Эврисфею, и попросил Геракла подержать небесный свод вместо него. И еще Атлант сказал:

— Ты видишь теперь, что на небе постоянно запечатлено то, что на земле было, есть и будет. Все есть. Только времени нет. И ты не узнаешь, долго ли, коротко ли я буду идти в Микены и обратно.

— Но, видя бессмертных, я не могу сейчас быть в сонме бессмертных и стать богом. Поэтому время будет для меня пространством, которое нужно тебе преодолеть в Микены и обратно. И я не вижу, чтобы ты вернулся.

— Время подражает вечности и бежит по кругу согласно закону числа. Как только я двинусь в Микены, ты увидишь мое возвращение.

— Клянусь плодоносной Землей и великим Небом, время не побежит само по кругу, как будто оно число движения по отношению к предыдущему и последующему Печать беспокойной, деятельно-суетной нашей смертной природы лежит на времени. Я должен стоять в постоянном напряжении своей души и ожиданием переводить свое будущее — твое возвращение — сначала в совершившееся, предмет моего внимания, затем это будущее и совершившееся перейдет в предмет моей памяти — в прошедшее. Тогда будущее истощится совершенно и обратится всецело в прошедшее, и я с этими яблоками пойду своей дорогой.

— О, иэ, Геракл! Допускает ли такая природа времени обратимое время? Можно ли прошедшее, ставшее предметом памяти, постоянным напряжением души перевести в свое будущее? Рассматривая не перемещение тел в пространстве, а измеряя оставшийся образ лучших времен в душе, сохраняющийся в памяти, чтобы элементы прошлого снова были переведены в план жизни? Кажется, что время, на котором лежит печать беспокойной, деятельносуетной природы человека, позволяет такой ход событий?

— То, что предшествует, есть ключ. Поэтому формула времени, которую ты услышал, и для обратимого времени действительна. Предмет нашего ожидания — будущее-прошедшее— делаясь предметом нашего внимания — совершившимся — переходит в предмет нашей памяти — прошедшее-будущее. Ведь время заполнено событиями, как пространство заполнено материей и энергией. Но если будущее еще-не, а прошлое уже-не, то на этот счет есть мнение: всего убедительнее дает о себе знать широта размаха присутствия тогда, когда мы замечаем, что и отсутствие тоже и именно отсутствие остается обусловлено присутствием. Временами взвинченным до жути.

— Так это так и есть? Это правда?

— Сказывают люди. Человек захвачен тем, что есть, и в то же время, из-за этой захваченности, сам по-своему присутствует при всем при- и от-сутствующем..

— О, иэ, Геракл! Оставайся здесь, захваченный моим отсутствием как присутствием. Ты скоро увидишь на небе молодой золотистый месяц над западным горизонтом, и как ни смотри — это настоящая ладья с приподнятым носом. А прямо над ним, снижаясь с юго-востока к северо-западу, в темной толще вороненого неба движется с размахом Северный Крест — Лебедь. Тогда как на поверхности южного неба сверкают чеканы созвездия Пегаса (Взгляд с балкона 11.02.2008 г., с 21 до 22 час. 15 мин., г. Истра).

— Да, здесь, в далекой Борее,
Просторное великое небо
С матерыми облаками.
Во мне обдумывает, бело —
Голубое, куда головами
Склониться дорийцам, друзьям по мысли.
В Элладу проникли Торгующие ионийцы,
Judentum с востока.
О, озолоченный север блага,
Положительная полярность,
Темнохвойная тайга,
Набитые кверху дороги,
Растения холодолюбы
И освященные маслины для юга!

— Твоя правда. Но еще ты узнаешь о существовании некогда здесь гиперборейского союза «Полярная звезда», мужской корпорации, священного штаба арийского союза — небесной схемы божественной славы. Но основали его девственницы, дочери Адама, когда извратилась церковь патриарха Адама по причине умножения и смешения рас на видимом лице духовной земли (С подачи Сент-Ива, 2004: Бытие. VI: 1, 2, 4 по: Берешит — Начало. VI: 1, 2, 4. С. 24; 380, примечание № 18). Отсюда вышел и достиг Афин, Пелопоннеса и Палестины славяно-пелазгийский союз исполинов, «сильных, издревле славных людей» (Быт. VI:4).

— Мне вот что пришло на ум: на Солнопеке[11] юга я испытал свойство Южного полюса, а здесь, в Борее, свойство Северного. Так я узнал, что Северный — это положительный полюс, из него выходят силовые линии. А Южный полюс — отрицательный, там силовые линии входят в тело. Поэтому производительные и творческие свойства — у белых северных людей. Они вдобавок еще жертвенные люди— создают и отдают, обогащая других. Южные — все втягивают, ничего не протягивая. И каждая земля имеет свой, со своей Ойкуменой, Северный полюс, имеет она и свой, со своей Окрайной, Южный полюс, где то и дело происходит смешение несовместимых рас. И перемещаясь в область северных людей, эти полуварвары разрушают социальную обстановку севера, делают общество преступным и создают неразбериху. Они меняют особое состояние северного пространства-времени и увеличивают неравенство правизны и левизны в пользу левизны — злые мечтатели наживы. Исступленное противодействие здравым вопросам и словам. Но это исступление не Божий дар, а противление полноценному толку северных людей. Каждое живое от живого. Отрицательное вызывается такой же отрицательной причиной. Каждое неполноценное от неполноценного, каждый вредитель народа от вредителя народа. Считай, что я говорю о предметах, которые испытал сам: освободитель земли от чудовищ — это я знаю по себе!

— Возможно, так оно и есть, но я не услышал: согласен ли ты держать небесный свод, пока я сам отнесу яблоки Эврисфею?

— Мне кажется, Атлант, нельзя так просто держать небесный свод, — вспомнил Геракл совет Прометея, — потому что он такой тяжелый и так давит мне на голову, что я буду измерять время не в единицах пространства-времени, а в единицах массы — тяжесть огромная. Мне нужно сделать подушку на голову.

Выслушав это, Атлант положил яблоки на землю и принял на свои плечи небесный свод. Так Гераклу удалось взять яблоки и уйти.

(2) Очень интересный конечный результат получился с этими яблоками, создавшими особое пространство религиозных обществ, связанных с культом Геракла, в «полночных странах» русского Северного Причерноморья.

«Принеся яблоки в Микены, — излагает дело Аполлодор, — Геракл отдал их Эврисфею, а тот, в свою очередь, подарил их Гераклу. Взяв эти яблоки от Геракла, Афина вновь унесла их обратно: было бы нечестием, если бы эти яблоки находились в другом месте».

Как вам покажется этот закон и обычай, когда считалось грехом и преступлением держать плоды, принесенные Гераклом, в другом месте, в том числе, выходит, и на Олимпе? Будь это гранатовые яблоки, как символ брачных отношений, то что в этом было нечестивого? Олимпийцы не избегали брачных отношений, наоборот, они были укоренены у них. Тогда какие плоды на Олимпе считались жизненно важными? Ответ сам по себе, конечно, интересный, но особенно интересен для нашей темы: какого вида плоды росли в Раю на Древе жизни и на Древе познания добра и зла? В то время как ответ на вопрос: «Какие плоды росли на Древе жизни олимпийцев?» — становится ясным из сюжетов аттической вазописи VI–V вв. до н. э., на которой представлена иконография сравнительно редкого образа Геракла, пирующего на Олимпе.

На чернофигурной стороне вазы Андокида VI в. до н. э. Геракл показан возлежащим на ложе в окружении Гермеса и Афины, препроводившей его на Олимп. На вазе V в. до н. э. изображена сцена симпозия Геракла и Диониса. Это сцены так называемого апофеоза Геракла, его пира на Олимпе. В его руке чаша с напитком. Как известно, олимпийцы пили нектар, дарующий бессмертие и вечную юность. Выше я высказал мысль, что нектар получался из сока винограда. Сейчас это подтверждается аттической вазописью: «В перечисленных сюжетах имеется изображение лука (Геракла) с колчаном, свисающих с виноградной лозы над ложем нового божества» (Геракла) (Савостина, 1983. С. 50, рис. 4; С. 51, рис. 5; выделено мной. — Л.Г.).

Значит, на Древе жизни олимпийцев рос виноград. Теперь нам становится ясным из того, что Афина, взяв яблоки от Геракла, вновь унесла их обратно, что это были плоды Разумного древа. Но это не плоды гранатового дерева. Потому что плоды Древа жизни давали бессмертие и вечную юность, олимпийцы ели и пили полученный из них нектар, а вот плоды Разумного древа, плоды лимонного дерева, они есть не хотели. Зачем такое нечестие: съесть, прийти в себя и увидеть, кто они есть — подобие земных людей? Грехопадения античное вдохновение не увидело в бытие, и это несмотря на весь трагизм греческой мифологии; ослушание, в лице Прометея, было, но покаяния не было.

(3) В аттической вазописи, изображающей варваров, в прикладном искусстве в скифо-сакском мире, памятниках Боспора, имеющих сакральный характер, магический лук Геракла имел определенную согласованность с верхним миром, с кроной дерева, когда он изображался свисающим с дерева, скрепляя, таким образом, сакральную связь между луком и деревом. Причем исследователи подчеркивают, что в Северном Причерноморье эта изобразительная традиция была связана именно с луком Геракла (Савостина, 1983. С. 55). Это позволяет, на наш взгляд, высказать мнение о том, что связь Геракла с верхним миром через его лук-знак и верхнюю крону дерева в представлении членов религиозного общества Геракла могла быть опосредована не только мировым деревом, через образ которого выражалось представление о трехчастном строении мира, и не только тем, что Геракл находится в «верхнем мире, в обители богов», но и одиннадцатым подвигом Геракла, когда он побывал в раю, где небо «приклоняется к земле», в саду Гесперид, где он добыл три золотых яблока с райского дерева.

Аттическая вазопись на чернофигурном блюде VI в. до н. э. донесла до нас некий ритуал, связанный с деревом и луком у варваров. Два скифских (?) воина под деревом целятся из луков навстречу друг другу, но стрелы их направлены вниз и наперекрест. Под деревом две лани, но воины стреляют не в них. На дереве изображены плоды. В нижнем поясе росписи показан танец под аккомпанемент флейты (Савостина, 1983. С. 53; рис. 9; см. еще рис. 8). В культуре сармат, обитателей Северного Причерноморья, встречается сюжет на тему одиннадцатого подвига Геракла — фигура идущего мужчины, держащего в руках три яблока.

(1) Теперь, после того, как говорилось о многом — и о Геракле, и об ином — должен последовать вывод о том, что тема «Геракл у гиперборейцев» была близка древним славянам и что в изобразительном искусстве сакрального характера у них сохранился образ богатыря-бога.

В 5 км от села Городница Гусятинского района в Тернопольской области, между рекой Збруч и впадающей в нее рекой Гнилая, среди холмистой возвышенности Медоборы, покрытой лесом, на самом высоком холме высотой 428 м над уровнем моря, называемом горой Богит, во времена расцвета Скифии, в период раннежелезного века, во второй половине I тысячелетия до н. э., было сооружено святилище, окруженное валами из камней. А на рубеже IX–X вв. это городище было приспособлено под языческое святилище восточными славянами. Был сооружен «довольно сложный в плане» пьедестал для идола, который стоял в центральной яме. Этим идолом являлся «найденный в 1848 г. в русле реки Збруч недалеко от г. Гусятина каменный обелиск с четырехликой головой, покрытой высокой круглой шапкой, и с изображениями, вырезанными на его четырех боковых гранях, который получил в литературе наименование Збручский идол (по-славянски кап, отсюда капище. — Л. Г.)… В северной части сооружения, между углублениями и среди каменной вымостки, оставлен проход к центру круга шириной 1 м. Вход вел к центральной столбовой яме… В углублениях 4 и 8, расположенных в северной и южной частях сооружения, обнаружены погребения мужчин в возрасте около 60 лет. Кроме того, в углублении 8 (в северной части сооружения. — Л. Г.), на расстоянии 40 см от погребения взрослого человека, среди камней лежали кости ребенка в возрасте около 2 лет. Второе такое же детское погребение обнаружено среди камней углубления 6» (в восточной части сооружения. — Л. Г.) (Русанова, Тимощук, 1986. С. 90–92; 96).

(2) С точки зрения ориентации по сторонам света чрезвычайно важны погребения мужчин в северной и южной частях сооружения, детское погребение в северной части и сам вход с севера к центру круга, к его центральной столбовой яме, где стоял идол. Безусловно, эти обстоятельства выявляют значимое для святилища сакральное направление — с севера на юг. Оно «лежит» так, как это делают олени или коровы на пастбище, которые всегда ложатся, располагаясь в точном соответствии с магнитным полем Земли, головой на север.

А все видавший Геродот дал положительную характеристику северу. Он сказал: «Север возвышается над югом; поэтому все реки в Скифии текут с севера на юг. На севере есть очень много золота, его стерегут грифы». Но этот «продукт» доставляют и в другие земли, потому что, согласно сказанию, «одноглазые люди — аримаспы», похищают его у грифов. И, как ему кажется, эти окраины ойкумены, окружающие остальные земли, обладают продуктами, которые (в южных землях) считаются весьма ценными и редкими. На севере живут исседоны, за исседонами обитают аримаспы, за аримаспами — стерегущие золото грифы, а еще выше за ними, на границе с морем — гипербореи. «Это добрые и счастливые люди, которые ни с кем не воюют. Из Гипербореи прибыли весьма почитаемые греками божества — Аполлон и Артемида. В первый раз жертвенные дары этим божествам принесли на Делос из Гипербореи две девушки, Гипероха и Лаодика. Они скончались на Делосе. У их могилы стоит маслина» (Her. Ill, 116; IV, 13, 27, 33–35).

Интересно для темы севера, что дикую маслину (ее культурный вид — это оливковое дерево) принес в Грецию из Гипербореи Геракл. Из маслины-оливы по обычаю сплетали венок, служивший наградой победителю на Олимпийских играх (Apoll. 11, 5, 11; Борухович, 1993. С. 153, примечание № 53).

(3) Еще Геродот сказал: «Все эти народы, кроме гипербореев, постоянно воюют с соседями, — причем первыми начали войну аримаспы». Следовательно, это моторные люди — бойкие и воинственные. И Геродот говорит: «Не верю, что от природы существуют одноглазые люди, а в остальном естество у них, как и у прочих людей». — Не верит в существование вылюдья — такого дива — и правильно делает. Слух об аримаспах прискакал вскачь от ис-седонов к скифам, когда их выгнали со своих мест аримаспы, сами скифы их не видели, и уж тем более, не слышали их самоназвания. Скифы оказались мало рассудительными, не просужими[12] людьми, растолковали слова исседонов по-своему, и получились аримаспы «одноглазые», потому что по-скифски арима значит единица, а спу — глаз. Хотя в основе этого слова могло быть значение «человек-глаз»: точный глаз — хорошо определяющий доль, расстояние-длину; острый глаз — хорошо видящий малоразличимые предметы; меткий глаз — метко стреляющий из лука и бросающий копье. Это известный метод метонимии: человек обозначен по одному из его признаков. Как, например, «недреманьно око имуща духовно» (Виноградова, 1984. С. 91); название иконы Иисуса Христа «Спас Ярое око». Во всяком случае, армай, оренб. (тат.) разбойник, грабитель, буян (Даль. I. С. 23). Аг (чув., удмурт.) человек; ary (mam., удмурт.) (Фасмер. I. 1996. С. 88 «Арск»). Общим значением этих слов является «человек-грабитель». Эзотерическое значение этого слова единица (1) в человеческом аспекте: «Единица символизирует собой активную духовную волю человека» (Ключников, 1996. С. 48).

(4) А само направление Збручского святилища — с севера на юг (так и тянет сказать, что это направление — из Гипербореи в Микены). Потому что в нижнем ярусе обелиска — Збручского капа — вырезано изображение усатого богатыря, который держит на голове два верхних яруса с изображениями. Этого богатыря мы отождествляем с Гераклом.

(5) Изображения на обелиске ориентированы по странам света: север — юг, восток — запад. Такое суждение исследователей основано на том, что на одной грани в нижнем ярусе нет изображения. Эта часть обелиска, таким образом, не должна была попадать на глаза идущим со стороны севера к стоящему в центре круга четырехгранному идолу. Этой своей частью он был к чему-то прислонен. На противоположной, северной, грани в верхнем ярусе вырезана женская фигура с рогом-ритоном на груди в правой согнутой руке — знак-эпитет этой богини. Ее отождествляют с главной богиней земледелия, синкретическим верховным женским божеством, объединившим идеи плодородия, умирания, воскресения и жизни. Она-то и обращена лицом на север, а противоположная грань, с пустым нижним ярусом, обращена на юг.

(6) Картина граней обелиска с ярусами представляет такой вид. В верхнем ярусе, чередуясь от северной богини на восток, юг и запад, еще одна крупная женская и две такого же роста мужские фигуры. У этой женской и двух мужских фигур изображены символы — знаки-эпитеты этих божеств. В среднем ярусе, соответственно, две женские и две мужские фигуры с разведенными в стороны руками, они значительно меньшего размера. На трех гранях нижнего яруса изображен усатый великан на коленях, он держит на голове два верхних яруса, поддерживая свод среднего яруса на ладонях пальцами наружу. На северной, лицевой грани он стоит на коленях прямо к зрителю. На двух других гранях ноги вырезаны художником как «вид с боку».

Верховное женское божество, смотрящее на север, несет идею плодородия, на груди держит рог-ритон, многозначный символ, в том числе знак приобщения к высшей власти правителей. Справа от нее, лицом на восток, скорее всего, ипостась верховной богини, женская фигура с кольцом в руке, приложенной к левой части груди в области сердца. Это божество, должно быть, связано каким-то образом с подземным миром, если судить по двум изображениям античного и скандинавского искусства и находкам в древнерусских могильниках. На фрагменте краснофигурного апулийского кратера около 330 до н. э. изображен Аид (Гадес) и Персефона (Кора «дева»), повелительница загробного мира. Над головой Персефоны и Аида подвешено по одному кругу с вписанным косым крестом (МНМ. П. 1988. С. 306). На 12-футовой колонне с острова Готланд в Балтийском море участники похоронной процессии, викинги-воины, каждый держит кольцо в левой поднятой кверху руке (Викинги, 1996. С. 31). В яме на курганообразном возвышении на территории Збручского святилища, предназначенной для жертвоприношений, найдены обломки стеклянных браслетов вместе с керамикой XI–XIII вв. и костями животных. Подобные ямы с такими же находками раскопаны на древнерусских могильниках (Русанова, Тимощук, 1986. С. 93).

Справа от женщины с кольцом изображена мужская фигура, обращенная лицом на юг — но глядя на идола с четырьмя каменными лицами, с чертами угрюмой архаики, хочется сказать не «на юг», а «на солнопек», — на левой части груди этой мужской фигуры, под ладонью приложенной правой руки, вырезан едва теперь заметный символ— круг со вписанными в него спицами, громовой знак, колесо как эпитет божества: «громовержец» или «бог гремящий».

Громовержец в культуре разных народов был связан с земледельческими культами, он олицетворял небо как источник света и дождя. (Алексеева, 1986. С. 45). На вопрос о том, какое это божество, отвечают, обычно, что это — Хоре, принимая символ на его груди за солярный знак солнечного божества, потому что понимают его как двойного Дажьбога: Хорс-Дажьбог. И это правильно в соответствии с записью перечня кумиров в пантеоне Владимира в Лаврентьевской летописи: между именами Хоре и Дажьбог нет разделительного знака. Перевести это сочетание имен двух божеств можно как «солнечный Хоре». Но это не Хоре, а Перун, обращенный лицом на солнопек. И на груди его громовой знак. Тем более что древние славяне связывали происхождение грома с солнцем. Поэтому представляется интересным обсудить выводы М.А. Васильева в его исследовании «Боги Хоре и Семаргл восточнославянского язычества», где он приводит один из вариантов апокрифа «Беседа трех святителей», в котором на вопрос: «Отчего гром сотворен бысть?» — дан ответ: «Два ангела громная есть: елленский старец Перун и Хоре жидовин — два есть ангела молнина». Разгадку, почему солнечный Хоре превратился в «ангела молнина», предложил В.П. Даркевич: в древности источником молний считалось солнце. На рисунке Никоновской летописи (XVI в.) молнии показаны исходящими изо рта солнечного лика. Перун в апокрифе «Беседа трех святителей», конечно, приравнен к Зевсу. Надо, стало быть, найти в русских источниках соотнесение Хорса с солнцем. На этот источник указывает М.А. Васильев — «Слово Иоанна Златоуста», памятник домонгольского периода. В нем устойчивая пара Перун и Хоре изменена: Хоре замещен Аполлоном, имя которого рассматривают как глоссу к «Хоре» (Васильев, 1989. С. 135, 136). Солнечное божество Аполлон— устроитель-организатор не только социально-политической жизни, но и в области морали, искусства и религии. Но почему в этом позднем источнике Хоре выступает с эпитетом «жидовин»? Убедительных объяснений на этот счет нет. Не знаю, будет ли способствовать разъяснению косвенный факт такого рода: в иранском мире существовала форма xors по отношению к солнцу — «солнце-царь», заимствованная в др. евр. в форме xrs «солнце» (Васильев,1989. С. 138). Запомним, что Перун, бог-громовержец, по-гречески Зевс; а Хоре, божество, связанное с солнцем, устроитель-организатор не только социальнополитической жизни, но и в области морали, искусства и религии, по-гречески Аполлон.

(7) Справа от Перуна и слева от верховного женского божества изображена мужская фигура лицом на запад. Рядом с фигурой внизу вырезаны символы этого божества — длинный всаднический меч или палаш, а под ним конь. Это и есть Хоре.

Имя Хоре восходит к древнеиранскому имени Митры — Михр. Второе его имя Мира (?) вошло в русский язык в значении «мир», но не в смысле «весь свет», а как тихое время — «мир да Бог». Эта русская идиома также связана с Митрой. Хоре не «солнце», а «как солнце». Исследователи Авесты определяют Митру как древнего бога договоров. Позднее он стал почитаться арийцами и как бог-воин, «сражающийся на стороне праведного, верного договору, и безжалостно уничтожающий вероломных нарушителей соглашений и лгунов, а также и как бог-судья над всеми людьми (в том числе и над душами умерших), и как солнечное божество, сопровождающее Солнце в его небесном полете» (Рака, 1998. С. 270).

Митра, как и наш Хоре, обращен лицом к западу: «Мы почитаем Митру… / Что землю вширь проходит / После захода солнца»; «Летит он, стран владыка… / Над стороною правой» («то есть южной, так как Митра после захода солнца летит с Запада на Восток») (Авеста, 1998. Михр-яшт. XXIV, 95–97; XXV, 103–105. С. 297, примечание № 1). Митра «первым из божественных духов над Харой приближается впереди бессмертного [Солнца], сам на быстрой лошади… наимогущественный, обозревает всю [землю], заселенную арийцами» (Авеста, 1998. С. 312. Михр-яшт. IV, 13. Выделено нами — Л. Г.). В числе холодного оружия у Митры нож или обоюдоострый клинок: «На колеснице Митры… / Есть тысяча ножей, / Что обоюдоостры»; у Вэртрагны, бога войны, «великолепного Мужа», «что летит за Митрой следом», «златой клинок, что разукрашен весь» (Авеста, 1998. Михр-яшт. XXXI, 127; Бахрам-яшт. X, 27).

(8) Из богов русского пантеона нам известен только один конный бог — это Хоре. В «Слове о полку Игореве» полоцкий князь Всеслав, нарушивший закон престолонаследия и завладевший киевским престолом с помощью восставших киевлян, ночью, до света, пока не появился Хоре «впереди бессмертного Солнца, сам на быстрой лошади», несется в Тмуторокань, «Великому Хорсу волком путь перерыскивая». Его цель: удержаться на киевском престоле, урядившись о Новгороде с сыном Святослава Глебом (Кучкин, 1985). И мы готовы утверждать, что в договорах Руси с греками под выражением: «клялись оружием своим», следует подразумевать клятву Хорсу. Именно так.

(9) Мирный договор Олега с греками 907 г. русские скрепили таким образом: «Кляшася оружьем своим, и Перуном, богом своим, и Волосом, скотьим богом, и утвердиша мир» (ПЛДР. С. 46). Клятва «оружием своим» — это клятва Митре-Хорсу: «Ты миром и войною / Стран управляешь, Митра» (Авеста, 1998. Михр-яшт, VII, 29), — клятва богу договоров и богу-воину, сражающемуся на стороне праведного, верного договору.

(10) Мирный договор Игоря с греками 945 г. сохраняет форму русской клятвы, но в нем имеется ценное для нас пояснение, раскрывающее содержание клятвы «оружием своим». Вот клятвенная часть договора для языческой части Руси, для тех, которые не крещены, в переводе на современный русский язык по тексту «Повести временных лет» А.А. Шахматова: «И которые помыслят от страны Русской разрушить такую любовь… да не имеют помощи от Бога, ни от Перуна, да не защитятся щитами своими, и да посечены будут мечами своими, и да погибнут от стрел и от иного оружия своего, и да будут рабами в этом веке и в будущем» (Шахматов, 1916. С. 53). Постараемся же хорошенько запомнить угрозу нарушителям договора: погибнут от оружия своего и станут рабами как на этом, так и на том свете, — для суждения о содержании клятвы «оружием своим» эти положения являются главными.

(11) Мирный договор Святослава с греками 971 г. в краткой форме сохраняет клятву «оружием своим», и в то же время в этой клятве вместо «да будут рабами в этом веке и в будущем», появилось «да будем злати, якоже злато се», которое нам предстоит разобрать.

«Если не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, то я и те, которые со мною и подо мною, да будем иметь проклятие от Бога, в него же веруем, и от Перуна и от Волоса, скотьего бога, и да будем золотыми, как это золото, и своим оружием да иссечены будем. Это имейте за истину, потому что царскую золотую грамоту создали нынче для вас, и написали на хартии этой, и своими печатями запечатали» (Шахматов, 1916. С. 87, примечание № 7. Пер. наш. — Л. Г.). Так вот, клятва «оружием своим» имела, оказывается, такое содержание: если не соблюдем мы чего-либо из сказанного в договоре, то своим оружием да иссечены будем. На первый взгляд все ясно, и в то же время ничего не ясно. Как это можно быть иссеченным своим оружием? Это высказывание считается таким же темным местом, как и «да будем злати, якоже злато се». Однако такая удивительная угроза нарушителям договора приобретает содержательный смысл в контексте восхвалений Митре, у нас — Хорсу:

Мы почитаем Митру…

Которого не может

Ввести в обман никто…

Везти не будет лошадь

Противящихся Митре,

Не продвигаясь, скачет:

Несомых не несет,

Везомых не везет.

Летит копье обратно,

Что лжец вперед бросает,

От заклинаний злобных

Нарушившего слово…

((Авеста,1998. Михр-яшт, V, 17, 20. С. 275))

Вот, оказывается как: оружие нарушителей мирного договора само обернется против них, и они будут повержены. Тогда что же значит «да будем злати, якоже злато се»? Опять Митра? О, в этих словах захватывающая метафора древних русов, торговцев рабами! Эти слова переводят почему-то «будем желты, как золото» (ПЛДР, 1978. С. 87), но почему нарушители договора пожелтеют— пока не известно. Но ведь нарушителей договора ждут не победы, а разгром, вот тогда пленные и станут «золотыми» — готовыми на продажу рабами, которых продавали за золото. Золотыми, как «это золото», гривны-обручи, которые русы вместе с оружием клали на землю, клянясь «оружием своим». Теперь доступен пониманию и этот факт: зачем русы, скрепляя мирные договоры оружием своим, клали на землю вместе с ним и свои золотые гривны — для того, чтобы показать, что нарушители договора превратятся в пленных, продаваемых в рабство за золото. Еще за 60 лет до заключения Святославом этого договора с греками, в 912 г. князь Олег урядился с ними, что они буду выкупать своих греков (а по договору будут русы продавать им пленных греков) по 20 золотников за раба (Шахматов, 1916. С. 38). Выходит, что стать «золотым» — это значит иметь цену золотом за себя в качестве пленного.

Есть еще одно подтверждение того, как человек становится «золотым», «в злато пременися». Правда, при других обстоятельствах, когда он сам откупился золотом. В Галицко-Волынской летописи под 1209 г. читаем: «Яту бывшю Володиславу, и Судиславу, и Филиппу, и мучену бывшю, много имения дав. Судислав же в злато пременися, рекше много злата дав избавися» (Карамзин, 1991. С. 586). В этих обстоятельствах в злато пременися — как бы принял другой облик, стал золотом, а на самом деле — выкупился, тем самым избавился от мучений. Так Судислав «стал злат, якоже злато».

(12) Если в верхнем ярусе фигуры двух женщин и двух мужчин принимают за небожителей, то в отношении среднего яруса с двумя женскими и двумя мужскими фигурами меньшего размера, с разведенными в стороны руками, истинность суждений исследователей вызывает вопрос: насколько подлинно, что в среднем ярусе отражен земной мир? Тогда кто изображен: поселяне — домохозяйки и домохозяева, тягловые мужики? Я думаю, что с большей долей уверенности и в соответствии с духом русской мифологии, можно сказать, что в среднем ярусе изображены прибоги. Такая практика изображения сакральной иерархии существовала и в искусстве соседей славян — скифов. На верхней части ножен меча из состава Мельгу-новского клада в скифском кургане Нижнего Приднепровья, представлены чередующиеся изображения грифов, сфинксов и крылатых львов. «Следует отметить, — обращает наше внимание В.Д. Блаватский, — что в мельгуновских изображениях чудовищ выступает одна особенность, которая наблюдается в зверином стиле и последующего времени, именно: к основной фигуре животного приставляются, как бы сочленяясь с нею, меньшие по размеру фигуры других зверей» (Блаватский, 1985. С. 137).

(13) И, наконец, нижний ярус, в котором вырезана фигура усатого гиганта, который, стоя на коленях, держит на голове, прихватив руками — что? Земной шар и небесный свод? Потому что есть мнение, что это Велес, который в момент выполнения присущих ему хтонических функций, держит на голове землю и небо. Спрашивается, каким образом, находясь в преисподней, в глубине земли, можно держать землю, при этом стоя на коленях — что, места мало? А если это происходит на краю земли, где небо «приклоняется к земле», тогда там во весь рост не встанешь! Так вот, с достаточным основанием можно сказать: это Геракл, он держит небесный свод, пока Атлант добывает золотые яблоки в саду Гесперид.

Интересно, что в нашу тему Геракла, держащего небесный свод на Крайнем Севере, в Гиперборее, попадает поздний галло-римский памятник ритуального значения, так называемая «колонна Юпитера». Автор книги «Кельты. Воины и маги» Т. Пауэлл описывает эту колонну таким образом: «Монумент состоит из квадратного основания, на которое водружен ствол, сужающийся к верху и имеющий криволинейные очертания; капитель несет скульптурную группу. Основание и сама колонна украшены фигурами римских богов, но скульптурная группа наверху создавалась в соответствии с традициями местных (кельтских) культов» (Пауэлл, 2004. С. 156, рис. 18).

Когда мы начинаем рассматривать эту колонну на рисунке, то сразу замечаем, что она состоит из трех ярусов. Наверху скульптурную группу составляют всадник и великан, стоящий на коленях спиной к всаднику. Передние ноги лошади лежат на плечах великана. «Бородатый всадник — уведомляет нас Пауэлл, — иногда вместо оружия держит в руках колесо». Но чтобы дополнить значение колеса как знака-эпитета, добавим, что это громовой знак, символ верховного божества — Громовержца. И что немаловажно для нас, в среднем ярусе нет признаков нашего среднего земного мира, изображены стоящие небожители — различные божества. А вот в нижнем, третьем ярусе, представлен во весь рост земной герой Геракл, в левой руке он держит палицу, на плечах львиная шкура.

Фигура Геракла содержит, по моему мнению, намек на фигуру великана, стоящего на коленях в скульптурной группе наверху. Ведь совершенно очевидно, что лошадь бородатого верховного божества, находящегося на небе, является атрибутом этого божества и метафорой неба. И нет ничего странного с точки зрения конкретного исторического варианта мифа в том, что ноги лошади лежат на плечах гиганта, стоящего на коленях. Это Геракл держит небесный свод, на котором восседает Громовержец.

Также мы собираемся сказать по поводу Збручского идола следующее: фигура главного женского божества на обелиске имеет смысл и ценность только в связи с ее окружением — вместе с другими божествами, в том числе, с Гераклом. А в целом на обелиске представлена концепция универсального всемогущего божества восточных славян.

(1) В эллинской легенде о происхождения скифов события представлены Геродотом таким образом. Геракл, гоня быков Гериона, прибыл в страну скифов, тогда еще необитаемую. Причем прибыл в повозке, запряженной конями — это скифский признак, в греческом мифе о Геракле он «через многие степи Европы прошел», но не «проехал». Там его застала непогода и холод, он выпряг коней, завернулся в свиную шкуру и заснул (свиная шкура — также местная деталь, у греков Геракл носил шкуру убитого им немейского льва). Пока он спал, его упряжные кони исчезли. В поисках коней он прибыл в землю по имени Гилея, область в устье современного Днестра. На север от этой области жили скифы-землепашцы, по современным данным — славяне. Там в пещере он нашел существо смешанной породы — полудеву, полузмею. Змеедева сказала, что кони у нее, но отдаст их после того как Геракл вступит с ней в любовную связь. Однако коней она отдала после того, как у нее родились три сына. Когда они выросли, Змеедева дала им имена — Агафирс, Гелон и Скиф. Затем по совету, оставленному Гераклом, она подвергла их испытанию: дала им натянуть его лук и опоясаться его поясом. С задачей справился только младший сын, Скиф. Агафирса и Гелона она изгнала из страны. От Скифа, сына Геракла, произошли все скифские цари (Her. IV 8—10).

(2) Среди этих событий мы выделяем одно, актуальное в данном случае — Геракл оставил в Скифии трех сыновей, от первого произошли царские скифы, от второго агафирсы-фракийцы (Нидерле, 2000. С. 138), от третьего — гелоны. Часть гелонов являлась гражданами большого города-крепости будинов, названного по имени родоначальника гелонов Гелоном, которого почитали и будины. Впоследствии будины благосклонно приняли и расселили на своей территории племя невров. Об этом мы уже говорили. Поэтому в наших целях сейчас коротко повторить сказанное в главе I, разделе III, параграфе 6. Б.Н. Граков, в своем сочинении «Скифы», по поводу Геродотовых будинов, гелонов и невров пришел к такому выводу: был образован и существовал большой будино-гелоно-неврский союз (Граков, 1971. С. 163, сл.). Поэтому немаловажное значение для образования союза трех племен, на наш взгляд, имел тот факт, что невров «давно уже в науке рассматривают как одну из частей праславянского мира» (Рыбаков. С. 189). Будины и гелоны также вправе занять свое «славянское» место рядом с неврами. Тогда Геракл и Змеедева — родоначальники скифов, фракийцев и славян.

Геродот не сомневался в достоверности сведений местного информатора о том, что Геракла признавали все скифы и почитали его как бога (Her. IV, 59).

(3) Языковая принадлежность совпадает с самосознанием этноса. И если в речи племен, входивших с состав Скифии, содержалось имя Геракла, то они сознавали свое родство с ним. К сожалению, Геродот не сообщил, как назывались Геракл и Арес на скифском языке, в то время как подобные сведения о других богах пантеона у него имеются. Возможно, его имя было Таргитац-Троян «отец трех сыновей», связанное с сакральным числом «три». Во всяком случае, исследователи отождествляют Таргитая, первого человека в Скифской земле, родоначальника скифов и первого царя, отца трех сыновей, по легенде самих скифов, и Геракла, также родоначальника скифов и отца трех сыновей, по эллинской легенде (Нейхардт, 1982. С. 204–205).

(4) В Хронике Иоанна Малалы, известной на Руси в переводе второй половины XI в., сообщается, что «зверовидного Иракла (Геракла) нарицають Тримрачна», что тот первый показал в северных странах мудрость. Его обрисовывают в львиной шкуре ходящего, имеет палицу и держит три яблока (добытые у Гесперид). Он одолел три части злых похотей: гневливость, златолюбие и блуд (три яблока говорят об этих его трех победах над собой) (Тво-рогов, 1979. С. 24). Как видим, и Геракл связан с сакральным числом три.

В «Слове о полку Игореве», в предложении: «Встала обида в силах Дажьбожа внука, вступила Девой на земля Трояню», — «Трояню» от Троянь, притяжательного прилагательного к Троян, так же как и в форме Перынь к Перун (Перынь — святилище Перуна под Новгородом). Это доказывает, что в языческой Руси существовала Троянь — «Земля Трояна» — со святилищем Гераклу-Трояну.

(5) На основании палеоантропологического материала по скифам, исследователями второй половины XX в. сделан этногенетический вывод о том, что скифы не появились в южнорусских степях с юго-востока (из иранского мира), не появились они и с юго-запада (из греко-фракийского мира), они связаны генетически с населением эпохи бронзы, проживавшим на той же территории, и сложились на том же месте, где их застает история (Алексеев, 1989. С. 177). Кроме того, одно из славянских племен, киевские поляне, генетически связаны с поздними скифами (Кондукторова, 1979. С. 68).

В этой ситуации заслуживает внимания хронографический рассказ о Словене и Русе и городе Словенске, который отмечает, что правнук Иафета Скиф «вселишася во Евксинопонте», в Северном Причерноморье. Его потомки, «князи скифские Словен и Рус… с роды своими отлу-чишася от Евксинопонта… 14 лет пустые страны обхождаху… яко острокрилаты орли прелетаху сквозе пустыня многи». Затем вселились на берегу озера Ильмень. С того времени «новопришельцы скифстии начаху именоватися словене и русы» (ПСРЛ. Т. 33, 1977. С. 139, 140).

Ситуация эллинского варианта генетической легенды является действительной, то есть она на самом деле существовала в системе сознания людей, населявших в древности Северное Причерноморье, так как тип ситуации в хронографическом рассказе о Словене и Русе говорит, какие объекты (скифы и славяне), в каких отношениях (родства) находились в данной области пространства-времени, и является частью того, что действительно имело место на территории расселения эллинов, скифов, фракийцев и славян.

Отношения указанных этносов характеризуется также событием, о котором сообщает Лев Диакон (X в.): «Говорят, что скифы (росы) почитают таинства эллинов… научившись этому то ли у своих философов Анахарсиса (скиф) и Замолксиса (фракиец-гет), то ли у соратников Ахилла. Ведь Ахилл был скифом и происходил из города под названием Мирмикион» (к северу от современной Керчи) (Лев Диакон. IX, 6).

(6) Такой взгляд на значение эллинской и русской генеалогических легенд, а также на сообщение Льва Диакона, требует, чтобы уделено было внимание образу Геракла в религиях соответствующих этносов — эллинов, скифов, фракийцев и славян. Образ Геракла присутствует в религиях всех перечисленных народов. Он пользовался наиболее широкой известностью по всей Греции, — сначала как герой-предок аристократического рода Гераклидов, затем появился миф о вознесении его на небо и превращении в одного из богов. Культ Геракла был распространен и в греческих колониях Северного Причерноморья в течение всего периода их существования. А в последние века их истории к этому культу были приобщены и представители местных племен, число которых постоянно увеличивалось в составе населения этих колоний.

У скифов, по информации Геродота, почитание Геракла входило в местный обычай. При этом правомерен подход, рассматривающий почитание Геракла как общий обычай племен, входивших в состав Скифии, в том числе предков славян. Геродот поясняет, что обряды жертвоприношений всем богам и на всех празднествах у скифов были одинаковые. Информацию о почитании Геракла фракийцами передает нам нумизматический материал, — на аверсе некоторых типов монет присутствует изображение Геракла (Златковская, 1971. С. 240).

(7) Трудности возникают в связи с культом Геракла у славян, хотя в принципе они разрешимы. Имеются факты, которые приводят нас к предположению о том, что мы действительно обладаем сведениями о почитании славянами «Тримрачного, зверовидного, в львиной шкуре ходящего Геракла» (Творогов, 1979. С.24) — в Киевской Руси. Решение этого вопроса зависит от расшифровки имени четвертого божества в пятичленном пантеоне Владимира (X в.) — Семаргла (Перун, Хорс-Дажьбог, Стрибог, Семаргл, Мокошь. — ПВЛ. 980 год)[14], а также функций соседнего с ним женского божества Мокошь.

Содержание имени Мокошь возводят к воде, от мокрый, поэтому функции Мокоши связывают с плодородием. Сравнение с сакральными системами других народов показывает, что у богинь плодородия имелись сходные функции. Они были хтоническими богинями производительных сил земли, а также подземного мира — римская Церера, греческая Деметра, скифская полуженщина-полузмея, «владычица земли и воды, животных, птиц и рыб, покровительница конной скифской знати» (Ростовцев, 1918. С. 73–74). Общепринятым считается наивно реалистическое истолкование имени и образа Семаргла как иранское заимствование, восходящее к мифической птице (или крылатой собаке) Сэнмурву или Симургу, в то же время оно наиболее спорное (Иванов, Топоров, 1988. С. 424, 425). «При обосновании иранского происхождения Семаргла появление конечного «л» в имени этого божества необъяснимо ни из славянских, ни из иранских языков, неясно и происхождение краткого «е» после «р» (имеется в виду др. — русск. форма Семарьглъ в источниках. — Л. Г.) (Васильев, 1989. С. 141). Помимо этого, мы не обладаем сведениями о том, что в пантеонах божеств арийских народов присутствовало «собакообразное божество», пусть даже крылатое.

В. Ягич считает аксиомой, что из обозначения в самых старших текстах русской летописи Simarbgla или Smarbgla, Semarbgla могло возникнуть, уже как обычное, Sima Rbgla, Sema Rbgla, но не как обозначение двух божеств, а как одно имя или двойное имя.

Он не возражает, что в некоторых славянских текстах действительно читалось «i v Sima i ve Rbgla» или «i Simu i Rbglu». Однако эти свидетельства были подвергнуты критике. Поэтому В. Ягич не исключает, что в традиционном выражении «Semarbgla» содержится греко-египетское Sem Herakles (Святой Геракл), и что Геракл находился в числе божеств пантеона Владимира как югославянский элемент. В этой связи он с интересом отмечает, что в Македонии Геракл считался главным, наиболее почитаемым божеством, и что во Фракии и Македонии имеются названия городов, включающих имя Геракла — Heraclea, Heraclea sintice (Ягич, 1881. Т. 5. С. 6, 7). К этому можно добавить сведения историка III в. до н. э. Дуриса, что на Кавказе особенно чтут Геракла (Лосев, 1995. С. 201).

При этом следует иметь в виду, что у античных авторов представление о Кавказе включало в себя и Скифию. Такой взгляд на значение имени и образа Геракла сразу включает его славянский культ в ряд событий почитания этого божества у соседних со славянами племен и делает его актуальным для славянской мифологии не менее, чем культ Змеедевы.

(1) Изображения праматери Змеедевы обнаружены мной на предметах украшения из Киевского клада на территории Михайловского монастыря и в орнаменте заглавных букв Академического Евангелия. На одном из двустворчатых браслетов-обручей изображена, по словам исследователя этих предметов, «женоподобная фигура с крыльями и нимбом» (Макарова, 1986. С. 78. Рис. 37, примечание № 2). Однако у этой крылатой «женоподобной фигуры» вместо ног змеевидные завитки, как и у причерноморской крылатой богини V в. до н. э., изображенной на бляшке из кургана Большая Близница (Античные государства,1984. Табл. CI. Рис. 3); или у змееногой богини на золотом конском налобнике из Цымбаловой могилы (Скифы, 1981. С. 68). А среди орнаментов заглавных букв Академического Евангелия, образующих композицию языческого жертвоприношения Змеедеве, она представлена стоящей на столбе в центре (почему-то считается, что это дерево), крылатая, вместо ног завитки (Новицкий, 1903. С. 131, рис. 75).

Однако тема Змеедевы требует отдельного изложения. Отметим только, что все сказанное о богинях плодородия заставляет предполагать тождество Мокоши-Параскевы Пятницы, «водяной и земляной матушки», со скифской крылатой Змеедевой и крылатой Девой «Слова о полку Игореве», ее соотнесенность с конной русской знатью, в частности, с конным Св. Георгием и змием. «Гергия замест Пятницы променяли» (поговорка о суздальцах). В фольклорном рассказе торговец выдает икону Св. Георгия на коне за икону Параскевы Пятницы (Успенский, 1982. С. 135)

Как уже отмечалось, одним из методов раскрытия значений мифологических персонажей является сравнение с сакральными системами других народов. Однако в отношении деятельности Геракла на Руси как божества этот метод не дает почти ничего. Нам не известны функции ни скифского, ни фракийского Геракла. Что касается римского Геркулеса, то празднества в его честь подчеркивали воинскую сущность его культа. В позднем императорском Риме был популярен образ Герулеса — правителя и воина, ориентированный на армию. Паннонские легионы почитали даже особого Иллирийского Геркулеса. «Он был популярен среди воинов собственно иллирийского происхождения, а ведь ни у паннонцев, ни у далматинцев не существовало бога, аналогичного римскому Геркулесу». Но из римской сакральной практики для нас буквально «в тему» факт одновременного почитания Геркулеса и Цереры, богини плодородия, у которой сходные черты с «водяной и земляной матушкой» Мокошью-Параскевой Пятницей. Так, 21 декабря в Римской империи отмечался праздник Геркулеса и Цереры (Колобов А.В. Геркулес). В этот день они стояли рядом, как в пантеоне Владимира — Семаргл и Мокошь. Этот факт превращает гадательное, по определению М. Фасмера, сравнение Ф. Шпехтом Мокоши с герм. — батав. Hercules Magusanus «Геркулесова чародейка, волшебница» (Фасмер, 1996. С. 640), на наш взгляд, в более приемлемое. И дает выход на Змеедеву греческой легенды о происхождении скифов, фракийцев и славян.

(2) Теперь приведем текст из рукописи «Сказания о Мамаевом побоище» из собрания Государственного Исторического музея в Москве, по тексту относящейся к Основной редакции, в которой мы находим убедительный пример поворота автором-христианином значения имен языческих божеств из одной мифологии в другую, из русской — в татарскую, языческую и враждебную: «царь мамаи… нача призывати к себе на помощ боги свои пероуна ираклия салава хоурса и великого своего пособника махмета и не бысть емоу помощи от нихъ» (Сказание, 1980. Л. 76 об.).

Прежде всего важно, что эта рукопись не следует установленному правилу летописи, и каждое новое божество вводит не союзом «и», а бессоюзным присоединением последующего божества к предыдущему. И только Мухамеда она вводит союзом «и», но не божество, а пророка. Поэтому в тексте читается не «и раклия», а «ираклия». Как видим, в перечне присутствует главный персонаж нашей темы — Геракл (Ираклий). Поэтому представленный перечень, за исключением Салава и Махмета, то есть Перун, Ираклий (Геракл), Хурс (Хоре), — создает «концепцию положения дела»: Геракл существовал среди почитаемых на Руси языческих божеств. Вариант его имени в других списках «Сказания» — Раклий. Но иногда рядом с ним упоминается Мокошь, как в перечне богов пантеона Владимира, где она упомянута рядом с Семарглом. Однако с учетом сказанного о праотце Геракле и праматери Змеедеве, мы должны допустить, что Мокошь — это праматерь Змеедева.

В средневековых русских памятниках, направленных против язычества, вместо Ираклия ставится искаженное Семаргл и даже Сим и Регл, но, как было сказано, по предположению В. Ягича, не как обозначение двух божеств, а как одно имя или двойное имя. Не исключено, что в «Сказании» имя «Ираклий» в структурном плане является народно-этимологическим «восстановлением» первоначального — «Геракл» из «Семаргла». Но почему этот факт так долго оставался незамеченным? Хотя еще в последней четверти XIX в. В. Ягич придал не «собакообразный» смысл имени Семаргла в пантеоне Владимира, а «геракло-образный». Возможно, причина в том, что смыслом большинства исследований по русской дохристианской религии и культуре было провести мысль, что Геракла не могло быть на русской почве до византийского влияния, до X века, когда в искусстве стала проявляться «спаянность бывших языческих образов с новыми, спиритуалистическими» (Г.К. Вагнер).

(3) Неразличимость типов иконографии Геракла, Самсона и Давида, связанных с сюжетом борьбы героя со львом, дала повод некоторым исследователям занять позицию содержательного утверждения, что на лаврской плите XI в., оказавшейся вмурованной в стену типографии Киево-Печерской лавры и изображающей борьбу героя со львом, представлен Геракл, разрывающий пасть льву, а не Самсон. В числе этих авторов — В.П. Даркевич, А.Н. Грабарь, В.Г. Пуцко, С. Радойчич (Apxinoea, 1990. С. 95, примечание № 3–4; рис. 1\ а также Р.В. Багдасаров, который представил ценные сведения о традиции изображения Геракла на печатях русских князей (Багдасаров, 1998. С. 298 и след.). Другой вариант этой позиции — альтернативная семантика рельефа: в поединке со львом изображен Самсон или Геракл, — авторы А.И. Некрасов, Б. А. Рыбаков, В.Н. Лазарев, Ю.С. Асеев (Apxinoea, там же. С. 95; содержанием суждения самой Е.И. Архиповой об этом рельефе является утверждение, что изображен не Геракл, а Самсон).

Дело в том, что существует очевидное сходство мотивов борьбы со львом Самсона, Давида и Геракла. Самсон, «когда подходил с отцом своим и матерью своею к виноградникам Финафским, молодой лев, рыкая, вышел навстречу ему. И сошел на него Дух Господень, и он растерзал льва как козленка; а в руке у него ничего не было» (Суд. 14, 5–6). Итак, Самсон не разрывал пасть льву, он разорвал его как козленка. Однако иконография образа Самсона сформировалась в четырех вариантах, отклоняясь от библейского: 1. Самсон с длинными волосами в виде двух кос противостоит льву в единоборстве и руками разрывает ему пасть. 2. Самсон с длинными волосами в виде двух кос верхом на льве разрывает ему пасть. 3. Самсон с короткими волосами противостоит льву в единоборстве и разрывает ему пасть (византийская чаша из собрания А.П. Базилевского). 4. Самсон с короткими волосами верхом на льве разрывает ему пасть (Apxinoea, там же. Рис. 2, 3, 4).

(4) Другим христианским львоборцем, а точнее — звероборцем, был Давид. Перед тем, как выйти против филистимлянина, он, обнадеживая Саула благополучным исходом борьбы, сказал, что он, пася овец, неоднократно вступал в единоборство со львом и медведем, похищавшими овец из стада, и отнимал из пасти; а если тот бросался на него, то он брал зверя за космы (за гриву) и поражал его и умерщвлял его (1 Цар.17, 34–35).

(5) По В.П. Даркевичу, в византийской иконографии сложилось три типа изображений борьбы Давида со львом: 1. Давид левой рукой схватился за гриву льва, а правой замахнулся палицей, готовясь нанести удар (X в.).

2. Давид, поставив колено на спину льва, разрывает ему пасть (нач. VII в.). 3. Лев стоит на задних лапах напротив Давида, он, схватив его за челюсть, разрывает пасть (XI и XII вв.) (Apxinoea, там же. С. 98). Имеется, следовательно, только один тип изображения, совпадающий с библейским: Давид, схватив льва за гриву, поражает его палицей. Однако этот мотив полностью соответствует изображению первого подвига Геракла в античном искусстве — убийству немейского льва. Так, например, в склепе II–III вв. н. э. в Горгиппии (современная Анапа) на боковых стенах погребальной камеры размещался фриз, иллюстрирующий двенадцать подвигов Геракла. Первый подвиг: Геракл левой рукой уцепился за гриву льва, а правой замахнулся палицей, готовясь нанести удар (Алексеева, 1984. С. 83; 140, примечание № 4; рис. 5). Геракл сначала оглушил льва, а потом задушил его. Нет изображений Геракла, раздирающего львиную пасть. Но не можем мы опереться в данном случае и на библейские сюжеты — Самсон и Давид тоже не раздирали львиную пасть. Суть этого замечания относится к тому, что в изобразительном искусстве возникла «спаянность» образов Геракла, Самсона и Давида. Единственным признаком Геракла, однако не безусловным, который отличает его от Самсона и Давида в сцене единоборства со львом — это присутствие еще одного персонажа или изображение дерева. На чернофигурной амфоре Псиакса (ок. 540 до н. э.) Геракл навалился на холку льва, тот припал на передние лапы. Сзади Геракла еще один персонаж, а слева дерево, на котором висит плащ и колчан Геракла (МНМ, 1987. С. 279). На лаврской плите плащ героя, вырванный вихрем из-под правой руки, повис сзади на дереве в спокойном положении. На гребне из слоновой кости из Саркела — Белой Вежи (XI в.) изображение относится к тому же иконографическому типу — герой разрывает пасть льву, его плащ, развеваясь, виснет на дереве сзади. С другой стороны дерева персонаж с мечом и щитом, однако это не сцена охоты, на наш взгляд, а мифологический сюжет, связанный с единоборством Геракла с немейским львом (Apxinoea, там же. Рис. 6).

(6) Не лишен значения в теме культа Геракла в Древней Руси такой факт, как распространенность в княжеско-боярской среде амулетов-змеевиков, исходным мотивом для которых мог послужить второй подвиг Геракла, «победителя сатаны», — убийство им лернейской гидры. Дочь Тифона— отцом которого был Тартар, а сам он с сотней драконьих голов, часть туловища человеческая, а ниже бедер извивающиеся кольца змей — лернейская гидра, «выросшая в болотах Лерны, ходила на равнину, похищая скот и опустошая окрестные земли. У нее было огромное туловище и девять (змеиных) голов, из которых восемь были смертными, а средняя, девятая, — бессмертной» (Apollod. II 5, 2). Геракл сразился с гидрой и палицей снес ей головы. В изображении подвигов Геракла гидра не имеет человеческих частей тела. Но известен случай, относящийся ко II–III вв. н. э., когда гидра изображена в женском образе демонического существа в окружении змеиных голов — это упомянутый фриз, иллюстрирующий двенадцать подвигов Геракла в погребальной камере в Горгиппии. Тип изображения гидры значим в том отношении, что он полностью совпадает с оборотной стороной золотой «черниговской гривны» Владимира Мономаха — женская голова, окруженная змеями и есть то самое демоническое существо, которое противостоит Гераклу на фризе из Горгиппии. На лицевой стороне гривны изображен архангел Михаил, надпись, по мнению исследователей, указывает на победу архангела над змеем (Николаева, 1985. С. 346).

В этом случае легко предположить, что архангел Михаил стал заместителем змееборца Геракла. Убедительным доказательством утверждения, что святые змееборцы на амулетах-змеевиках становились заместителями Геракла, являются змеевики с Феодором Стратилатом (конец XII — первая треть XIII в.). В его житии рассказывается, как он убил громадного змея, который жил в пропасти в окрестностях города Евхаита, родины Феодора Стратилата. «Змей пожирал множество людей и животных, держа в страхе всю округу» (ср. в мифе о Геракле: гидра ходила на равнину, похищая скот и опустошая окрестные земли). За этот подвиг Феодор был назначен военачальником (стратилатом) в городе имени Геракла— в Геракл ее Понтийской, на южном берегу Черного моря.

Змеевикам придавалась особая роль оберегов от многоликого беса, наводившего на человека различные болезни (Т.В. Николаева). Архангел Михаил и Феодор Стратилат иногда замещаются на лицевой стороне образами Богоматери Умиления и Феодора Тирона, на оборотной — то же самое изображение женской головы, окруженной змеями. Однако, как замечает Т.В. Николаева, «несомненно одно, что змеевики с разными изображениями святых имели разное функциональное назначение» (Николаева, там же. С. 353).

(7) Подведем итоги. В княжеско-боярской и жреческой среде древнерусского общества, а с принятием христианства и в среде национального духовенства, также из господствующего класса, существовал миф об эпическом герое Геракле, который обуздывал чудовищ и совершал военные подвиги. Поэтому такие события, как включение обожествленного первопредка Геракла (искаженное Семаргла) в пантеон Владимира, создание произведений искусства с изображением борьбы героя со львом, отображение на гривнах-змеевиках второго подвига Геракла, а также традиция изображения Геракла на печатях русских князей, — события эти являются элементами национального сознания князей, бояр и определенной части духовенства.

Я Лучше, чем думаешь ты, на земле — с четырех сторон свет!
Нам на себя бы смотреть, сила формы — Россия на карте.
Видишь священного Севера облако больше, чем свет?
Вон как клубится над миром, сгущаясь,
чтоб молния — да! —
Что же другое, конечно же гром в озарении молний
Рванет, так рванет!

ТЫ Как бы оно так! Услуги «лучших цен» спирают дыханье!
Техника как бытие мезозоя: и автомашины,
И самолеты, и поезда-составы — процесс позвонков
У динозавра в музее, измерение времени, что ли?
Гори-катись колесо, ветер с пылью, гремит все кругом.
Стала первичной тоска, распознать ли другого,
где души?
Целится кто-нибудь выстрелить жизнью своей в свою цель?
Крупные головы, но без намордников все европейцы,
И расстоянье в свету между народами вмах
Одолевают, идейно-емкие, хватая чужое.

Я Север наш — золото, синий сапфир — это Юг, а рубин
Красного цвета —
неприкосновенный компьютерный Запад,
Но в то же время Восток — это чистое серебро.

ТЫ У кого есть — прибавляется, возрастом ты не догонишь
Старшего, он — впереди, выиграл на опыте он.

Я Что нам полярное солнце как свастика, если не время
Переносить нам столицу в Архангельск,
к священному морю
И океану, где рай был и век Золотой.
Потому как не напрасно с мечом Полярного сиянья
Ангел охрану несет родины ариев, светлых людей.
Мы не должны высыпаться, как римляне не высыпались,
С красными пусть бы глазами —
к работе чтоб в пять бы утра.
Да, экономили время, и в ценах был выигрыш — так-то!
Цены улучшатся, их страх, произвол отойдут.

ТЫ Радость полярная все ж перестанет у нас —
Мы зацепились за пень, но азийский, а не евразийский,
И не набрав путевой скорости, только лишь взяли мы
Рысканья скорость.

Я Вот, наконец, как бы полная радость —
Нам скандинавов включить бы в свой этногенез,
и притом,
Немцев само уж собой, — о, золотой полярный наш Север!
Жизненное — это значит переднее — время догоним.
Мир переменится, мы его — берем на себя!

1. Авеста в русских переводах (1861–1996). СПб., 1998. — С. 275; 297, № 1; 312.

2. Азбелев С.Н. Историзм былин и специфика фольклора. Л., 1982. —С. 174–180; 188, № 112.

3. Алексеев В.П. Историческая антропология и этногенез. М.: Наука, 1989. —С. 177.

4. Алексеева Е.М. Культы Горгиппии // «Советская археология», № 4, 1986. —С. 45.

5. Алексеева Е.М. Горгиппия // Античные государства Северного Причерноморья. М.: Наука, 1984. — С. 83; 140, примечание № 4.

6. Андреев Ю.В. Крито-микенский мир // История Древнего мира. Т. И. М., 1982. — С. 286, примечание № 6.

7. Античные государства Северного Причерноморья. М.: Наука, 1984. — Табл. CI. Рис. 3.

8. Аполлодор. Мифологическая библиотека. М., 1993.

9. Apxinoea Е. Про сюжети рельеф1в в XI–XII ст. Киево-Печерьского монастиря //

10. «Археолопя», № 1, 1990. — С. 95.

11. Богдасаров Р.В. Неуместные боги // «Волшебная гора». VII. М.: Пилигрим, 1998. — С. 298 и след.

12. Багдасаров Р.В. За порогом. М., 2003. — С. 34; 58.

13. Блаватский В.Д. Античная археология и история. М.,

1985. —С. 137.

14. Блаватская Т.В. Известия Геродота о будинском граде Гелоне и его обитателях // «Советская археология», № 4,1986. — С. 22, 23.

15. Борухович В.Г. Примечания: Аполлодор. Мифологическая библиотека. М., 1993. — С. 131, примечание № 9; 153, примечание № 53.

16. Былины. Т. I. М., 1958. — С. 144–165, 187; Т. II. М., 1958. —С. 200.

17. Ван-дер-Варден Б. Пробуждающаяся наука. Второе рождение астрономии. М., 1991. — С. 67; илл. 26.

18. Васильев МЛ. Боги Хоре и Семаргл восточнославянского язычества//«Религии мира». 1987. М., 1989. — 135,136; 138; 141.

19. Вейсман АД. Греческо-русский словарь. М., 1991.— Стлб. 215, 216; 770, 771.

20. Вернадский В.И. Размышления натуралиста. Научная мысль как планетное явление. М., 1977. — С. 56; 129; 148, 149.

21. Викинги: набеги с севера. М., 1996. — С. 31.

22. Виноградова B.J1. Словарь-справочник «Слова о полку Игореве». Вып. 6. Л., 1984. — С. 91.

23. Гайденко П.П. Понятие времени в античной философии (Аристотель, Плотин, Августин) // Материалы научной конференции. 1979. Культура и искусство античного мира. М., 1980. —С. 308–332.

24. Гессе Г. Игра в бисер (перефразировка «китайского» рассуждения о государстве и музыке в тексте: 1, 2, 2).

25. Гиндин Л.А. Троянская война и Аххиява хеттских клинописных текстов // «Вестник древней истории», 3, 1991. — С. 39.

26. Граков Б.Н. Скифы. Московский университет, 1971. — С. 14, карта; 163 след.

27. Дефорж Р. Под небом Новгорода. М., 2004. — С. 6.

28. Дьяконов И. М. Урарту, Фригия, Лидия // История Древнего мира. Т. И. М., 1982. — С. 48.

29. Дьяконов И. М. Сирия, Финикия и Палестина в III–II тысячелетиях до н. э. // История Древнего мира. Т. I. М., 1982. — С. 234.

30. Златковская Т.Д. Возникновение государства у фракийцев. М.: Наука, 1971. — С. 240.

31. Зимин А.А. В канун грозных потрясений. М., 1986. — С. 7—11.

32. Иванов В., Топоров В. Семаргл // Мифы народов мира. Т. 2. М.: Советская энциклопедия, 1988. — С. 424, 425.

33. Иоанн, митрополит. Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. СПб., 1994. — С. 154.

34. Карамзин Н.М. История Государства Российского. Т. II–III. М., 1991. Примечания к Т. III. Гл. У, примечание № 176. — С. 586.

35. Ключников С.Ю. Священная наука чисел. М., 1996. — С.73—7; 68–71.

36. Колобов А.В. Геркулес и римская армия ранней империи (на материале западной части Балкано-Дунайского региона) http://www.ancientrome.ru/publik/kolobob/kolobob03f.htm

37. Кондукторова Т.С. Физический тип людей Нижнего Приднепровья. М.: Наука, 1979. — С. 68.

38. Кучкин В.А. «Слово о полку Игореве» и междукняже-ские отношения в 60-х годах XI в. // «Вопросы истории», № 11, 1985.

39. Лавров П.А. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности. Труды славянской комиссии. Т. I. Л., 1930. — С. 26; С. XLVI.

40. Лев Диакон. История. М.: Наука,1988. — С. 78.

41. Лосев А.Ф. Проблемы символа и реалистическое искусство. М., 1995. —С. 201.

42. Маврикий. Стратегикон // Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. I. (I–VI вв.). М., 1991. — С 371.

43. Макарова Т.Н. Черневое дело Древней Руси. М.: Наука, 1986. —С. 78. Рис. 37, № 2.

44. Мельникова Е.А. Укрощение неукротимых: договоры с норманнами как способ их интегрирования в инокультурных обществах // «Древняя Русь», № 2 (32), июнь 2008. — С. 25, 26.

45. Мифы народов мира. Т.1. М.: Советская Энциклопедия, 1987. —С. 252; 279; 299; 469.

46. Мифы народов мира. Т. 2. М.: Советская Энциклопедия, 1988. —С. 306.

47. Мыльников А.С. Картина славянского мира. СПб., 1999. —С. 153.

48. Нейхардт А.А. Скифский рассказ Геродота в отечественной историографии. М., 1982. С. 204–205.

49. НидерлеЛ. Славянские древности. М.: Алетейа, 2000. — С. 49; 56; 138; 155.

50. Николаева ТВ. Змеевики с изображением Феодора Стра-тилата как филактерии преимущественно для воинов // «Слово о полку Игореве» и его время. М.: Наука. 1985. — С. 346; 353.

51. Новицкий А. История русского искусства с древнейших времен. Т. I. М., 1903. — С. 130. Рис. 75.

52. Памятники литературы Древней Руси. М., 1978.— С. 46; 87.

53. Пауэлл Т. Кельты. Воины и маги. М., 2004.— С. 156, рис. 18.

54. Полное собрание русских летописей. Т. 33. Холмогорская летопись. Двинский летописец. Л.: Наука, 1971. — С. 240.

55. Рака И.В. Примечания и справочный отдел: «Авеста в русских переводах (1861–1996)». СПб., 1998. — С. 270.

56. Ростовцев М.И. Эллинство и иранство на юге России. Пгр.: Огни, 1918. —С. 73, 74.

57. Рыбаков Б.А. Геродотова Скифия. М., 1979. — С. 189.

58. Русанова И.П., Тимощук Б.А. Збручское святилище // «Советская археология», № 4, 1986. — С.90–93, 96.

59. Савостина Е.А. К символике изображения лука на Бое-поре // «Советская археология», № 4, 1983. — С. 50, рис. 4; 51, рис. 5, 53, рис. 8, 9, 55.

60. Свирелин А., протоиерей. Церковно-славянский словарь. Москва, Петроград, 1916. Репринтное издание «Паломник», 2003. — С. 139.

61. Сент-Ив д’Алъвейдр. Археометр. М., 2004.— С. 24, 143, 380, примечание № 18.

62. Сергеева А. Нас всех подстерегает случай // Секретные материалы, № 14 (244), июнь 2008. — С. 21, 22.

63. Славгородская Л.Н. Тайны святого Грааля. Ростов-на-Дону, 2005. — С. 49.

64. Словарь древнерусского языка (XI–XIV). Т. IV. М., 1991. —С. 194. *

65. Сказание о Мамаевом побоище. Лицевая рукопись XVII века из собрания Государственного Исторического музея. М.: Советская Россия, 1980. — Л. 76 об.

66. Скифы. Путеводитель по выставке. Л., 1981. — С. 68.

67. Советский энциклопедический словарь (СЭС). М., 1984. —С. 739.

68. Творогов О.В. Античные мифы в древнерусской литературе XI–XVI вв. // Труды отдела древнерусской литературы. XXXIII. Л.: Наука, 1979. — С. 24.

69. Тихонравов Н. Памятники отреченной русской литературы. Т. 2. СПб., 1863. — С. 440.

70. Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. М., 1995. — С. 526.

71. Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян. М., 2003. — С. 90, 92, 141, 142, 197, 198, 270, 459.

72. Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. Московский ун-т, 1982. — С. 135.

73. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. I. СПб.: Азбука, 1996. — С. 88. Т.Н. СПб.: Азбука, 1996. — С. 167, 299, 640.

74. Феофан Исповедник. Хронография // Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. II (VII–IX вв.). М., 1995. — С. 255, 293, примечание № 57.

75. Феофилакт Симокатта. История // Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. II (VII–IX вв.). М., 1995. — С. 15; 45, примечание № 17.

76. Филарет, архимандрит. Записки руководствующия к основательному разумению Книги Бытия, заключающия в себе и перевод сея книги на Русское наречие. Часть первая. Сотворение мира и история первого мира. СПб., 1835. — 2:8—10; 18, 22, 23.

77. Фрэзер Дж. Золотая ветвь. М., 1986. — С. 22, 420.

78. Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. — С. 395, 398.

79. Хосроев А. Из истории раннего христианства. М., 1997. — С. 315, 327, примечание № 637; 328, примечание № 638; 316, 330, примечание № 650.

80. Шахматов А.А. Повесть временных лет. Т. I. М., 1916. — С. 13, 19, примечание № 13; 20, 38, 53, 87, примечание № 7.

81. Шейнина Е.Я. Энциклопедия символов. М., 2002. — С. 139.

82. Эйнхард. Жизнь Карла Великого. М., 2005. — С. 79, 142, примечание № 54; 245.

83. Юнг К.Г. AION. М., 1997. — IV, 57; V, примечание 123. С. 78; VI, примечание 82. С. 112; XIV. С. 282.

84. Ягич В. Archiv for slaviche Philologie, begrundet von. V. Jagic. Bd.5. Berlin, 1881.

Исследователи в области славянских древностей сделали только первый шаг к тому, чтобы стрижка Святослава, внука Рюрика, описанная византийским историком Львом Диаконом, была включена в проблему этнического происхождения первых русских князей.

У нас не было бы ни малейшего представления о типе стрижки Святослава, тем более о ее значении, если бы перед нами не было примечательного предложения осведомленного византийского автора, современника Святослава: «Голова у него была — сообщает Лев Диакон — совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос — признак знатности рода…» (Лев Диакон, 1988. IX, 11).

Следовательно, свисающий клок волос с головы Святослава был знаком-признаком и означал знатность рода его носителя. Поэтому в данном случае не следует отступать от той идеи, что «символы (знаки) восходят к преданиям, обычаям и традициям народов и в них присутствует что-то помимо их непосредственного и очевидного значения. И в древности их не изымали из того поля тяготения, в котором они возникли, — один народ не изымал символы у другого народа и не канонизировал их» (Бауер В., Дюмоц И., Головин С., 1995. С.9; 14, примечание № 2).

При таких обстоятельствах мы вынуждены сказать о существующих мнениях по поводу прически Святослава: что она, якобы, далекий предок малороссийского чуба (однако ничего не говорится о ее значении) или же утверждается ее связь с обычаями степняков (Лев Диакон, 1988. С.213. Комментарии, примечание № 58), — такие высказывания несут не фактическое, а только потенциальное знание.

И. Шевченко в статье «Святослав в византийских и славянских миниатюрах» обратил внимание на знаменитое мозаичное изображение Страшного Суда, датируемое XII веком, которое находится в соборе в Торселло недалеко от Венеции. В правом нижнем углу мозаики есть панно с изображением мужских голов «с чисто выбритыми подбородками, у некоторых из них есть внушительные усы (на самом деле это суждение об усах не соответствует тому, что изображено: усы средней величины, чуть загнутые кверху. — Л. Г!), а у некоторых, продолжает И.Шевченко, опять-таки есть пряди волос, которые отделены от остальной прически. Наконец, у каждого из них есть серьги в ухе». По мнению И. Шевченко, «это не кто иные, как чужестранные кочевники, наказанные за то, что когда-то осмелились вести войну против Византии, которую защищает сам Господь Бог» (Sevcenko L, 1965. Р. 711).

Если признать это отождествление верным, то изображенные прически кочевников и серьги в их ушах не имеют ничего общего с прической и серьгой Святослава, описанными Львом Диаконом. У «кочевников» бритые лбы, а на затылке густые волосы, зачесанные по одной и по две пряди на лоб, серьги же огромные и без камней.

Но если прав И. Шевченко, который никогда не видел Святослава, то не совсем верны, а может быть, просто ошибочны сведения Льва Диакона, современника, а скорее всего, и очевидца описываемых событий. «Вот какова была его наружность, — говорит Лев Диакон, — умеренного роста, не слишком высокого и не слишком низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой (заметим от себя, что эти усы больше похожи на усы «невероятной длины» у знатных кельтов, которые закрывали рот [Пауэлл, 2004. С. 72], и это не те обвисшие усы, по сторонам рта ниже подбородка на выдуманных портретах Святослава «под украинца». — Л.Г.)… голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос— признак знатности рода… В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами» (Лев Диакон, 1988. IX, И).

На чьей стороне правда, раздумывать не стоит.

Кстати, карбункул— драгоценный камень группы гранатов, ярко-красный, прозрачный; разновидность граната, альмандин, красный с фиолетовым оттенком, считается «скифским камнем», он украшает многочисленные скифские диадемы и другие предметы (Соболевский, 1983. С. 98, 99, 106, 108).

Однако особо отмечаем «реальность» граната в Боспорском царстве, в Пантикапее, в первые века н. э., где правящие династии были связаны с Фракией. Преобладающим камнем вставок перстней и серег местных мастеров являлся гранат (Античные государства, 1984. С. 239, 240. Табл. CLXI, CLXII). Похоже, что карбункул в серьге Святослава являлся, так же, как и его прическа, признаком знатности рода.

Карбункул в золотой серьге Святослава был обрамлен двумя жемчужинами. Эстетическая отмеченность и престижное значение жемчуга, по мнению специалистов, объясняют его сакральность и использование в моделировании мифологических объектов. Небесная и земная иерархия связаны с символикой жемчуга, но в присутствии золота. Отмечаем существенную роль жемчуга и золота в библейском (как древнем) образном строе, связанном с небесной иерархией: «А двенадцать ворот — двенадцать жемчужин (в Небесном Иерусалиме. — Л. Г.): каждые ворота были из одной жемчужины. Улицы города — чистое золото» (Апок. 21, 21; Мифы. Т. 2, 1988. С. 151 «Минералы»).

Таким образом, можно думать, что две жемчужины, обрамляющие карбункул в золотой серьге Святослава, отмечали высокую земную иерархию, к которой принадлежал Святослав, по подобию небесной иерархии (ср. символику жемчуга и золота в «Слове о полку Игореве»: «Изяслав, сын Васильков… изрони жемчужну душу из храбра тела чрес злато ожерелье»).

Теперь мы предлагаем другой довод в пользу этнической принадлежности прически Святослава — так стриглись знатные фракийцы. Данный подход позволяет нам использовать изобразительные памятники и высказывания античных авторов о прическе фракийцев и вообще даст возможность что-либо сказать об этническом происхождении первых русских князей. По очередности дошедших до нас сведений о типе прически фракийцев, им предшествует изображение хеттских пленников на египетских памятниках (о близости хетто-лувийцев и фракийцев см. Гиндин Л.А., 1991. С. 28, 38, 40, 42, 49): у хеттских пленников волосы до плеч и только у одного голова совершенно голая, но с одной стороны ее свисает клок волос в виде «оселедца» ниже плеча. Видимо, это знатный пленник — перед ним стоит египтянин в торжествующей горделивой позе (Герни О.Р., 1987. Фото № 5). Следующими за египетскими можно считать сведения в стихах Гомера: «.. обступили героя фракийцы, / Мужи высокочубастые, грозно уставивши копья». — Далее Гомер называет их «грозные фракийцы», они «наездники конные» или «конеборные фракийцы» (II. IV, 532, 533, 537; XIII, 4). Излагаемые сейчас сведения смыкаются с последующими сведениями в стихах греческого поэта VI в. до н. э. Архилоха: «Пускай близ Салмидесса ночью темною / Взяли б фракийцы его / Чубатые, — у них он настрадался бы, / Рабскую пищу едя!» (Античная лирика, 1968. С. 119). Архилох желает лиха былому товарищу, обидчику, клятвы растоптавшему — попасть в руки фракийцев чубатых.

Подходящие сведения сохранились в стихах Херила, греческого поэта V в. до н. э., из недошедшей поэмы о греко-персидской войне, переданных Иосифом Флавием. В числе полчищ Ксеркса Херил описывает и такой народ: «После же них показался народ удивительный видом, / Речь финикийскую он испускал устами своими, / Там, где Солимский хребет и широкое море, живет он. / Головы сплошь до темени бриты у них, но поверх их / Кожу головью коней надевают, тверделую паром» (Флавий, 1990. С. 41). Ответ об этнической принадлежности этого народа, хотя бы частично, заложен в типе прически — бритые головы до темени, и в месте жительства его — у Солимского хребта и широкого моря, а также в головном уборе в виде конской головы.

Бритые головы до темени дают возможность соотносить этот народ с фракийцами, однако место расселения этого народа — Солимские высоты, упомянутые у Гомера (Od. V, 283), и отождествляемые с горами в Малой Азии, и «широкое море», под которым в таком случае следует подразумевать северо-восточную часть Средиземного моря между Грецией и Малой Азией, могут указывать на близкородственный фракийцам «гордый, дерзкий» народ конных воинов-стрелков — на киммерийцев, «словно песок, неисчислимых» (Каллимах. Гимн к Артемиде), главным оружием которых были мечи и кинжалы. Страну киммерийцев, пришедших в Малую Азию с территории Северного Причерноморья и завоевавших Лидию в VII в. до н. э., «Гаммир» ассирийцев, помещают в Каппадокии, на месте бывшей хеттской державы («Археология», 1986. С. 19).

Для оправдания нашего утверждения есть еще одно основание — головной убор в виде конской головы у народа, описанного Херил ом. Для этой цели следует, на наш взгляд, привлечь головной убор одного из царей азиатских скифов. Этот царь был захоронен в кургане Иссык на территории Казахстана, в 50 км восточнее Алма-Аты. Налобную часть его головного убора украшали две золотые протомы[16] крылатых коней с рогами горного козла (Акишев К.А., 1978. С. 24. Илл. № 9, 17). Ясно, что как сам головной убор описанного народа, так и украшение налобной части головного убора скифского царя — имеют символическое значение и относятся к культуре конных воинов-всадников.

У тех, кто не согласен с утверждением, что описанный Херилом народ можно отождествлять с киммерийцами, остается лишь один довод — язык этого народа: «Речь финикийскую он испускал устами своими». Финикийский язык относится к семитской группе языков, а фрако-киммерийский — к индоевропейской группе. Поэтому объяснить, почему предполагаемые киммерийцы «испускали финикийскую речь», можно единственным способом — путем отрицания самого факта, что он «испускал финикийскую речь», так как в подлиннике могла стоять не финикийская, а фригийская или фракийская речь. Ведь Херил говорит, что для греков этот народ был «удивительный видом», то есть чуждый, мало знакомый, однако речь его знакома была им. Правда, финикийская речь также была знакома грекам, но дело в том, что если бы в подлиннике была «финикийская речь», то Иосиф Флавий не должен бы пройти мимо этого факта, однако он, утверждая, что это были иудеи, ссылается на единственный аргумент, который тут же рушится — на Солимские горы, принимая их за Иерусалимские. Однако «у поэта пятого столетия невозможно допустить сокращенную форму «Солима» вместо «Гиеросолима», которая встречается только у поздних писателей». «Весьма странно, продолжает комментатор Флавия, что Иосиф не ссылается на язык описываемого Херилом народа, как на доказательство тождества его с иудеями, так как язык последних имеет близкое сходство с языком финикийским» (Флавий Иосиф, 1990. С. 41, 42, примечание № 2).

Как бы то ни было, однако обычай стричься наголо, оставляя на темени чуб — восходит к индийской касте кшатриев, воинов-аристократов, у них этот чуб назывался шикхой или шикхандой (Багдасоров Р.В., 1996. С. 289).

Остальное, что следует сказать о «фракийской прическе», должно относиться к существованию этого обычая на Руси после эпохи первых русских князей, так как с этим связан важный вопрос: существовало ли некое поле тяготения, в котором мог существовать этот обычай или он был «изъят» на время у другого народа, а затем забыт? Практика запорожских сечевиков — «оселедец» — может показаться неубедительной в связи с тем, что эта стрижка была одним из элементов «обряда перехода» из мирских в воинское братство, которое представляло надэтническое, наднациональное и надрелигиозное явление. Разрешить этот вопрос помогает свидетельство Адама Олеария, путешествовавшего по России в XVII веке: «У детей моложе 10 лет — как девочек, так и мальчиков — они (русские. — Л. Г.) стригут головы и оставляют только с обеих сторон длинные свисающие локоны. Чтобы отличить девочек, они продевают им большие серебряные или медные серьги в уши» (Адам Олеарий, 1986. С. 336). В связи с таким видом стрижки у русских детей, необходимо отметить, что греческий текст Льва Диакона о стрижке Святослава позволяет сделать вывод о том, что хотя «клок волос» (локон) свисал с одной стороны головы Святослава, однако он мог бы свисать и с обеих сторон (Лев Диакон, 1988. С. 213. Комментарии, примечание № 58).

Как же, однако, следует трактовать тот факт, что русские стриглись «под фракийцев»? Хотя это вовсе не значит, что русские/славяне произошли от фракийцев, истоки их, скорее всего, в иллиро-венетском мире, куда входили и фракийцы (Гиббон. Т. I, 1997. С. 85; 101, примечание № 94). Этот сложный и, пожалуй, не совсем очевидный тезис «русские стриглись под фракийцев», я интерпретирую следующим образом. В источниках о скандинавах не отражены сведения об этом типе прически, которая является признаком знатности рода, хотя из Скандинавии, в соответствии с норманнской теорией, новгородские племена призвали князей, чтобы они владели ими.

Облик скандинавов, как знатных, так и незнатных, изображенный древними мастерами, современниками викингов, является устойчивым: на знаменитой 12-футовой колонне с острова Готланд в Балтийском море, на цветной византийской мозаике XI века, изображающей наемника-викинга из гвардии византийского императора («Викинги», 1996. С. 31, 73), на одной из миниатюр Мадридской рукописи хроники Скилицы, изображающей группу варягов из гвардии византийского императора (Sevcenko I., 1965. Fig. № 5) — скандинавы с густыми волосами на голове и бородаты.

Тогда что остается на долю фракийцев? Фракия в древности означала всю северную часть Европы (естественным образом и территории, занятые прибалтийскими венетами. — Л. Г.), хотя в более тесном смысле это была страна, занимавшая территорию между Македонией, Эгейским морем и Дунаем (Флавий Иосиф, 1990. С. 13, примечание № 2). В нашей стране фракийская культура представлена памятниками в Поднестровье, на территории Тернопольской, Черновицкой, Ивано-Франковской и Закарпатской областей, так называемый ареал памятников голиградской группы («Археология», 1986. С. 36, 37).

Допустимо проводить аналогию между предметами культуры, а также элементами погребального обряда фрако-киммерийцев и славян. Наиболее частые изображения на киммерийских предметах — это крест в круге и спираль («Археология», 1986. С. 3, 4). Древнерусское население, «гнездовская группа кривичей», оставившая курганы с захоронениями, относящимися ко 2-й половине IX в. — началу XI в., у Гнездова, в 10 с лишним километрах к западу от г. Смоленска на правом берегу Днепра, среди приемов использования камня применяла следующие: раскладку камней на кострище (в курганах с трупосожжением, т. е. в круге) в виде креста с большим валуном в центре, сооружение кольца из камней, в центре которого помещается оружие (Булкин В.А., Дубов И.В., Лебедев Г.С., 1976. С. 30, 31). Во всяком случае, обращает на себя внимание хорошо известный факт в христианской семантике: крест осмысливается как оружие, хотя захоронения принадлежат языческому населению. Далее: спиралевидные предметы — украшения известны по многим элементам материальной культуры, связанной со славянами.

А что касается фракийских погребений, то они совершались в небольших курганах в ямах, в каменных ящиках или просто на древнем горизонте, — в случаях трупосожжения кости ссыпались кучкой или в урне («Археология», 1986. С. 39).

Кроме того, источники указывают на значительное место коня в религиозной практике фракийцев и на широкое распространение культа всадника во Фракии. Археологические данные, в свою очередь, подтверждают конские жертвоприношения в погребальной практике фракийцев. Фракийский элемент в погребальном обряде венетов адриатических, которые являлись родственным этносом венетам прибалтийским, также хорошо известен благодаря находкам на территории венетов (Ильинская Л. С. 1991. С. 125–127). В то же время, по нашему мнению, фракийско-венетский элемент выявляется в погребальном обряде населения эпохи первых русских князей, оставившего гнездовские курганы и сопки Старой Ладоги. При трупоположении покойника укладывали на древнем горизонте, на площадку, предварительно обожженную или посыпанную пеплом и углем или без особой обработки площадки. Хоронили также в ямах и в каменных ящиках. Значительна доля курганов, захоронение в которых сопровождалось трупоположением коня. При сожжении трупа кости ссыпались в урны и реже — кучкой (Булкин В.А., Дубов И.В., Лебедев Г.С., 1978. С. 24, 31, 32, 34, 35, 67).

Подтверждает нашу гипотезу также изображение Святослава на одной из миниатюр в Мадридской рукописи хроники Скилицы: «Мы видим Великого князя, восседающего на троне и принимающего посольство от византийского императора… Задняя часть трона Святослава украшена резным орнаментом, изображающим лошадиную голову (спинка трона завершается лошадиной головой. — Л. Г.). Эта зооморфная деталь более в рукописи нигде не встречается» (Sevcenko /., 1965. Fig. № 1).

И, наконец, божества Перун и Троян. Формы этих слов имеют фракийский источник, реальную практику употребления их в языке. Перос — имя вождя эгейских фракийцев, принимавших участие в Троянской войне на стороне троянцев (фракийцы составляли основной компонент населения Трои). Это имя тождественно имени фракийского конного божества Хероса, а также имени бога грозы Перуна. Формы на тро — 'торо — 'тре — 'тере — были распространены во фракийском: Тройке — область в Трое, фрак. Тороо гомеровское личное имя в форме Трос (Гиндин Л.А., 1991. С. 39, 40, 50); треры одно из фракийских племен киммерийского происхождения, Терес — глава царства фракийцев-одрисов (Блаватский В.Д., 1985. С. 237, 240).

Таким образом, аргументация, в той мере, в какой она дана здесь, ведет непосредственно к заключению, что стрижка Святослава являлась фракийско-венетско-славянским обычаем. И Святослав в период завоевания Болгарии, бывшей Фракии, дополнительно этими признаками знатности своего рода свидетельствовал перед болгарами и византийцами свое право владеть Болгарией не только по праву завоевателя, применившего военную и карательную силу, но и по праву вступившего в «прародительское» наследство. Недаром Северо-восточную Болгарию с городом Переяславцем на Дунае Святослав называл «середой» своей земли.

Этот его взгляд позволил ему ответить послам византийского императора Иоанна Цимисхия «надменно и дерзко», чтобы ромеи «тотчас же покинули Европу, на которую они не имеют права, и убирались в Азию» (Лев Диакон, 1988. VI, 10).

В этих словах Святослава, совершившего реконкисту, «повторное завоевание родины», едва ли отразилось только «смутное воспоминание, как принято считать, о тех временах, когда славяне в VII в. заняли практически весь Балканский полуостров». Представление, которым обладал Святослав, заключало в себе нечто большее, чем «смутное воспоминание» о славянах на Балканах в VII в., и это большее составляло содержание его сознания. Нельзя исключать, что содержанием сознания Святослава могло быть воспоминание о прародине славян на Дунае (о славянах на Дунае см.: Трубачев, 2003. С. 13, 14).

Акишев К.А. Курган Иссык. М., 1978.

Античная лирика. М., 1968.

Античные государства Северного Причерноморья. М., 1984.

Археология Украинской ССР. Т.2. Киев, 1986.

Багдасаров РВ. За порогом // «Волшебная гора». IV. М.: РИЦ «Пилигрим», 1996.

Бауер В., Дюмоц И., Головин С. Энциклопедия символов. М., 1995.

Блаватский В.Д. Античная археология и история. М., 1985.

Булкин В.А., Дубов КВ., Лебедев Г.С. Археологические памятники IX–XI веков. Л., 1978.

Викинги: набеги с севера. М.: Терра, 1996.

Герни О.Р. Хетты. М., 1987.

Гиббон Э. Закат и падение Римской империи. Т. I. М., 1997.

Гиндин Л.А. Троянская война и Аххиява хеттских клинописных текстов // «Вестник древней истории», № 3, 1991.

Диакон Лев. История. М., 1988.

Ильинская Л. С. Античная традиция о давнах и Диомеде в свете археологического исследования Апулии // «Вестник древней истории», № 3, 1991.

Лебедев Г.С. Славянский царь Дир // «Родина», № 11–12, 2002.

Мифы народов мира. Т.2. М., 1988.

Олеарий Адам. Описание путешествия в Московию // «Россия XV–XVII вв. глазами иностранцев». Л., 1986.

Соболевский В.И Замечательные минералы. М., 1983.

Трубачев О.Н. Этногениз и культура древнейших славян. Лингвистические исследования. М.: Наука, 2003.

Флавий Иосиф. О древности иудейского народа. Против Апиона. СПб., 1895. Репринтное воспроизведение, 1990.

Sevcenko I. Sviatoslav in Byzantine and Slavic miniatures // Slavic review. December 1965. Vol. XXIV, num. 4.

ТМУТАРАКАНСКИЙ КАМЕНЬ[17]

В лето 6576 (1068) индикта 6 Глеб князь мерил море по леду от Тъмутороканя до Кърчева. 14000 сажень.

Основное в этом предложении является сообщение о том, что князь Глеб мерил море по льду саженями (мерной веревкой, вымеренной саженями).

Надпись Глеба высечена на мраморной плите античного происхождения. Считается, что первоначально она могла быть подножием для какой-то античной статуи. Возможно, именно эта статуя еще была цела в XII в. и вошла в «Слово о полку Игореве» под именем «тмутараканского болвана».

Исследователей надписи удивляла бесцельность измерения такого большого расстояния саженями. «Это то же, — предостерегал верящих в подлинность надписи князя Глеба археолог конца XIX — начала XX века А.А. Спицин, — что мерить дом дюймами. Расстояния меряются стадиями, милями, поприщами, а не саженями» (Медынцева, 1979. С. 45). Действительно, византийцы за сто лет до князя Глеба знали это расстояние в милях, а не в саженях — 18 миль, как об этом сообщает Константин Багрянородный. В XII в. арабский географ Ал-Идриси знал расстояние между городами Таманского полуострова, однако в милях, а не в саженях. В середине XVII в. татарский хан Ислам-Гирей III совершил поход на черкесов и в горы по льду Керченского пролива. В описании этого похода есть сообщение о ширине пролива между Керчью и Таманью— 19 миль (Hadzy,1964. С. 94 польск., пер.).

Но чтобы мы были способны распознать цель измерения моря по льду саженями, нужно сначала узнать, по какому счету лет поставлена дата: по русскому мартовскому или по византийскому сентябрьскому.

Для того, чтобы получить зимний месяц 6576 (1068) г., на который приходится «6-й индикт» — промежуток времени в 15 лет, — не обязательно предполагать, как это делает академик Б.А. Рыбаков, что дата тмутараканского камня поставлена не по мартовскому русскому, а по сентябрьскому византийскому счету лет, и что время измерения князем Глебом ширины Керченского пролива передвигается на декабрь 1067 — январь 1068 г. (по современному счету лет). Нет необходимости говорить о громадном авторитете Б.А. Рыбакова, однако его позиция основана, с одной стороны, как это ни покажется странным, на относительной достоверности сведений о замерзании Керченского пролива, а с другой — на сверхъестественном представлении о человеческих способностях постичь форму хронологических преобразований, представленную в обоснование этой позиции. Наша задача включает в себя разбор этой позиции, поэтому приводим ее целиком.

«Керченский пролив замерзает на короткий срок, на два-три дня, в декабре-январе примерно раз в три года. Если считать 6576 (1068) г. обычным для Руси мартовским годом, то по нашему современному счету нужно было бы датировать камень декабрем 1068 — январем 1069. Однако пребывание в Тмутаракани князя Глеба Святославича в это время сомнительно, так как Великим князем Киевским был Всеслав Брячеславич Полоцкий (с 15 сентября 6576 (1068) по 15 апреля 6577 (1069), не оставивший вне своего внимания далекую Тмутаракань.

По всей вероятности, дата тмутараканского камня поставлена не по мартовскому, а по сентябрьскому, византийскому счету лет и должна соответствовать сентябрю 1067 — августу 1068. Таким образом, время измерения князем Глебом ширины Керченского пролива передвигается на декабрь 1067 — январь 1068» (Рыбаков, 1964. С. 16, 17).

Обладают ли эти утверждения необходимым информационным содержанием? Во-первых, относительно замерзания Керченского пролива и вообще мелководной и наиболее опресненной части Черного моря, а также Азовского моря, известно следующее.

1. Мелководное Азовское море ежегодно замерзает.

2. Замерзает, но не каждую зиму, сравнительно мелководная северо-западная часть Черного моря, где лед появляется только в суровые зимы и в наиболее опресненной части между Одессой и устьем Днепра, редко захватывая более значительные пространства. В случае замерзания эти части моря покрываются льдом в январе или только в феврале, реже в декабре. Лед держится в течение нескольких дней, редко в течение месяца.

Аналогичная картина наблюдается в Керченском проливе, минимальная глубина которого 5,8 м. Течение в нем меняется, меняется при этом и его соленость.

Так, когда течение идет здесь из Азовского моря в Черное, это тотчас же сказывается в уменьшении солености в проливе, где она с 15,5 % падает до 10,6 %. Минимальная температура воды у поверхности наблюдается всюду в Черном море в феврале. В Керченском проливе она в это время 2° (самая низкая по сравнению с другими частями моря) (Танфильев, 1931. С. 74, 75).

Средняя соленость поверхностного слоя воды Керченского пролива— 13,1 %. Температура точки замерзания морской воды при этой солености ниже 0, но менее—1 °C (Энцикл. Океан-Атмосфера, 1983. С. 242, рис. 1) Средняя температура воздуха в районе Азовского моря на юге в январе и феврале —1 °C (Энцикл. Б. Сов. Т. I. М., 1970. Стлб. 860). Морской лед — плохой проводник тепла, и поэтому скорость образования льда заметно падает после образования первых 10–15 см. Толщина сплошного льда растет в соответствии с суммой градусо-дней (Энцикл. Океан-Атмосфера, 1983. С. 242). Таким образом, в очень суровую зиму на юге Азовского моря при средних суточных температурах в феврале от —15° до —25 °C даже в течении 10 дней на Керченском проливе может образоваться сплошной лед толщиной более 20 см., при том, что сумма средних суточных отрицательных температур воздуха составит 20° (Энцикл. Океан-Атмосфера, 1983. С. 242, рис. 2). Поэтому Азовское море (на севере А. м. средняя температура воздуха в январе и феврале —6 °C) и северо-западная часть Черного моря (наиболее опресненная часть Ч. м. благодаря речному стоку) зимой покрыты льдом (Энцикл. океанографии., 1974. С. 586).

Кроме того, история знает исключительно суровые зимы, когда Керченский пролив (в древности Боспор Киммерийский) замерзал на долгое время. Страбон (I в. н. э.) сообщает о событиях I в. до н. э.: ледяной покров в устье Меотийского озера (Азовского моря, т. е. в Керченском проливе) столь крепок, что в этом проливе Неоптолем, полководец Митридата (Евпатора) зимой одержал победу над варварами, сражаясь на льду (Страбон, II, 1, 16; VII, 3, 18).

В исключительно суровые зимы пролив замерзал до декабря. Патриарх Никифор так описывает холода зимы с 762 на 763 г.: «Уже в начале осени наступили необычные морозы. Льдом покрылись не только все пресные воды, но и соленая морская вода и даже Черное море верст на 150 от берегов». Другой автор, Кодрен, говорит даже, что «между Зихией, нынешней Абхазией на восточном берегу моря, и Мезамбрией, теперь Мисавра в Болгарии, установилось прямое сообщение по льду» (Танфильев, 1931. С. 77).

В середине XVII в. крымский хан Ислам-Гирей III, как уже было сказано нами ранее, совершил поход на черкесов и в горы по льду Керченского пролива 7 декабря. При этом в хронике специально обращено внимание на то, что зима была очень суровая (Hadzy; 1971. С. 94, польск. пер.).

Вывод. В исключительно суровые зимы Керченский пролив замерзает в период до декабря. В других зимних условиях, в случае замерзания, пролив покрывается льдом «в январе или только в феврале». «Лед может держаться в течение месяца».

Таким образом, сведения Б.А. Рыбакова о замерзании Керченского пролива являются реальными только для современных климатических условий с учетом того факта, что в 70-х годах XIX в. фарватер пролива был углублен землечерпальными машинами (Брокгауз, Ефрон. Т. XV. СПб., 1895. С. 10).

Теперь перейдем к практическому овладению языком хронологических преобразований Б.А. Рыбакова, с помощью которого он устанавливает дату тмутараканского камня. При этом специально оговорено, что точные данные о дате этого камня могут быть получены при исключении неблагоприятных действий Всеслава Полоцкого на судьбу князя Глеба в качестве князя тмутараканского. Эти действия следует учитывать с 15 сентября 6576 (1068) г. по апрель 6577 (1069) г. мартовского счета лет. Фактор этот был на самом деле нереальным. Исследователь междукняжеских отношений 60-х годов XI в. В.А. Кучкин предложил реалистическую концепцию положения дел в отношениях Великого князя Киевского Всеслава Полоцкого и тмутараканского князя Глеба Святославича. Эти отношения исключали вражду и насильственное изгнание Глеба из Тмутаракани. Наоборот, Всеслав предложил Глебу более «престижное» княжение — Новгород, в обмен на признание его Великим князем Киевским. Глеб согласился и вскоре отправился княжить в Новгород. Об этом событии в «Слове о полку Игореве» сказано так:

Всеслав князь людям судяще,

Князем грады радяще,

А сам в ночь влъком рыскаще;

Из Киева дорискаще до кур Тмутороканя

((Кучкин, 1985. С. 21; 32–35).)

Однако этот нереальный фактор обеспечил выбор даты по сентябрьскому, византийскому счету лет, а не по обычному для Руси мартовскому. В результате мы имеем две взаимоисключающие картины. С одной стороны дата тмутараканского камня «должна соответствовать сентябрю 1067— августу 1068» по сентябрьскому счету лет (предложен двухгодичный цикл: с сентября по август включительно — один год, 1067-й; далее, с сентября по август включительно — второй год, 1068-й). С другой стороны, дата не могла появиться в период с 15 сентября 1068-го по апрель 1069-го, но это уже по мартовскому счету лет, в период пребывания Всеслава Полоцкого на киевском престоле. В этом случае возникает противоречие: Всеслав правил в Киеве 7 месяцев, а если принять для установления даты камня сентябрьский счет лет, тогда получится, что он правил 1 год и 7 месяцев. Следовательно, эти две взаимоисключающие картины не дополняют, а просто исключают друг друга. Обоснованность такой интерпретации мыслей академика Б.А. Рыбакова подтверждается, на мой взгляд, следующими аргументами.

1. Индикты — 15-летние циклы — были введены церковью, они сменяются 1 сентября. Поэтому новолетие по церковному календарю наступает 1 сентября..

2. Индикт, по нашим сведениям, имел непосредственное отношение к хронологии. При обозначении года, но при отсутствии числа и месяца, индикт превращался в датирующий признак. Мы здесь можем опереться на источники.

В Студийском уставе конца XII или начала XIII в. читаем: «В лето 6694 (1186) индикта 4 преставися Илия архиепископ новгородский» (Словарь, Т. IV, 1991. С. 155).

Объект нашего поиска в данном случае — месяц, в котором скончался архиепископ Илия. Месяц этот присутствует в индикте, так как другие датирующие признаки не указаны. Мы знаем, что индикты сменяются в сентябре, следовательно, здесь указан сентябрь, тот месяц года, в котором сменяется порядковый номер года. И мы находим подтверждение этому в сведениях Новгородской первой летописи: «6694 преставися Илия архиепископ Новъгородьскый, месяца сентября в 7 день» (НПЛ, 1950. — С. 38, 228, 473).

В Новгородской летописи старшего извода Синодального списка читаем: «В лето 6845 (1337). Индикта 5 на-вожением диаволим сташа простая чадь на архимандрита Есифа» (НЛСИ, 1950. С. 100). В Новгородской первой летописи Комиссионного списка под тем же годом имеется дополнительное сообщение о поездке князя Александра в Орду: «Того же лета поеха князь Олександр из Плескова в Орду». Однако искомый месяц, который присутствует в индикте, мы обнаруживаем в Патриаршей или Никоновской летописи, материалом для которой послужила, в том числе и Новгородская летопись: «Той же осени князь Александр Михайлович Тверской изо Пскова поеха в Орду» (77Д 1965. С. 207). Таким образом, можно с уверенностью сказать, что события с архимандритом Иосифом произошли в начале сентября.

Наше утверждение о датирующем признаке индикта полностью подтверждается в следующем летописном сообщении: «Том же лете, наставшю индикта 15 (1 сентября) оубиша Гюргя Жирославиця» (Словарь, Т. IV, 1991. С. 155).

Таким образом, наша теория датирующего признака индикта должна дать ответ на вопрос об определении даты измерения князем Глебом ширины Керченского пролива в 6576 (1068) г., индикта 6 — в каком месяце произошло это событие? В соответствии с рассмотренной выше датирующей сутью индикта, данный индикт относится к сентябрю, но князь Глеб не мог «мерять море по леду» в сентябре. Здесь наша теория приводит нас к тому, что индикт был датирующим признаком не только при смене индиктов в сентябре, но также при смене лет в марте.

Это становится особенно ясным тогда, когда мы принимаем во внимание положение об индиктах в двух календарных стилях, в мартовском и сентябрьском. Исследователь русской хронологии Л.B. Черепнин пишет: «Одна и та же дата, приведенная по двум календарным стилям, будет иметь общий индикт только в случае для месяцев, совпадающих в обоих календарях, именно с марта по август включительно. Для периода с января по февраль и с сентября по декабрь включительно индикт мартовского года будет на единицу больше сентябрьского» (Черепнин, 1944. С. 35, табл. V). Очевидный ответ заключается в том, что датирующий признак индикта был связан как с началом года в мартовском стиле, так и с началом года в сентябрьском стиле, так как, начиная с марта (с Нового года) по август включительно оба календаря имели общий индикт. Иначе говоря, событие, датируемое только годом и индиктом года, без числа и месяца, произошло в марте или в сентябре, в зависимости от сезонных признаков. Но это лишь в мартовском календарном стиле. В то время как в сентябрьском стиле индикт будет обозначать месяц смены индиктов — сентябрь. Следовательно, при выборе сентябрьского счета лет получится, что князь Глеб «мерил море по леду» в сентябре.

Исследователь календаря и хронологии И.А. Клими-шин, не называя летописи, в которой содержаться сообщения о походе Дмитрия Донского, ни цели похода, пишет, что иногда летописец указывает лишь индикт года. Таким, например, было сообщение о походе Дмитрия Донского «в году индикта 14». Индикт 14 соответствует годам 1361 и 1376. Но в первом из них князю было всего 11 лет. Следовательно, упомянутое событие имело место в 1376 году (Климишин,1985 С. 288).

Но так ли это? 16 марта 1376 года войска Великого князя Московского вернулись из похода на Казань, на волжских болгар. Однако сам он не участвовал в походе, а посылал воеводу своего, князя Дмитрия Михайловича Волынского. Сам Дмитрий Иванович совершил поход на Тверь, но в предшествующем, 1375 году в августе месяце. А в сентябре был заключен мирный договор с тверским князем Михаилом (Летописец, 1984. С. 204, 205). Индикт этого года с марта по август табличный — 13, но с сентября по февраль индикт больше на 1 и поэтому сентябрю 1375 года будет соответствовать индикт 14.

Таким образом, если подразумевается поход на Казань князя Дмитрия Волынского, то индикт 14 будет соответствовать марту месяцу 1376 года, а если поход на Тверь Великого князя Московского Дмитрия Донского, тогда индикт 14 будет соответствовать сентябрю месяцу 1375 года.

В соответствии с таким положением дел мы вынуждены признать, что предшествующий году 6576-му (1068) год 5675-й (1067) в марте имел табличный 5-й индикт, а в сентябре индикт стал больше табличного на 1 (5 + 1=6). Таким образом, придерживаясь этих фактов, мы должны опять-таки признать, что при смене лет в марте, индикт 6, как порядковый номер года, должен перейти на 6576 (1068) год и стать для него индиктом табличным до августа месяца включительно. Поэтому, располагая сведениями о том, что князь Глеб мерил ширину Керченского пролива в тот период, когда он был покрыт льдом, мы вынуждены принять датирующий признак индикта не только для месяца смены индиктов — для сентября, но и для месяца смены лет — для марта. В связи с этим мы должны сказать, что указанная ситуация сложилась в том месяце, в котором сменялись года — в марте. Однако рассмотренный нами ранее период замерзания Керченского пролива дает возможность говорить с полным основанием о том, что князь Глеб мог мерить его ширину только в январе — феврале, но не в марте.

Данное противоречие мы можем снять в том случае, если учтем объективные условия счета времени на Руси по «небесным» (лунным) месяцам, в отличие от «книжных» (солнечных) месяцев Юлианского календаря. Новый год начинался с появлением новой луны в первые весенние дни, близкие к весеннему равноденствию в марте. Поэтому начало Нового года не могло приходиться на одну и ту же дату Юлианского календаря, а скользило по числам марта, падая в некоторые годы на февраль или на апрель, в связи с тем, что по древнему лунно-солнечному календарю регулярно вставлялся дополнительный 13-й месяц. Такой мартовский календарный год с переменным началом называют цирко-мартовским (от лат. circa, «вокруг») (Черепнин, 1944. С. 32). Чтобы сделать изложение более полным, следует, на наш взгляд, привести указание на этот счет в «Учении о числе всех лет» Кирика, диакона доместика (регента) Новгородского Антониева монастыря, написанное в 1136 г., где он, в частности, пишет: «Вестно да есть, яко в едином лете книжных месяцев 12, а небесных лун исходит 12, а некоеждо лето оста-васть 11 дней и в тех днех на 4-е лето приходит луна 13-я». Исследователь астрономических основ календаря и проблем хронологии И.А. Климишин замечает по этому поводу, что на самом деле вставка 13-го месяца производилась не «на 4-е лето включительного счета», а чаще, в соответствии с требованиями 19-летнего, метонова цикла (Климишин, 1985. С. 257).

Годов из 13 месяцев в этом цикле 7, следовательно, 13-й месяц вставлялся через 2,7 года. С учетом этого указания устанавливаем, что последним годом в 19-летнем лунном цикле в интересующий нас период был 1066 г. Порядковое место этого года в 19-летнем лунном цикле или круг Луны для этого года L = 19. На этот порядковый номер года падала вставка 13-го месяца. (Климишин, 1985. С. 74–79; 80, Табл. 10). Что это значит? Все это помогает нам разрешить затруднение теории датировки тмутараканского камня. Год 6574-й (1066) содержал 13 месяцев, поэтому следующий за ним год 6575-й (1067) наступил позже — в апреле, а не в марте. А вот наступление 6576 (1068) года, обусловленное указанным фактом, произошло раньше марта, в феврале, который в древности назывался «лютый», месяц наибольших метелей и морозов. Новый, 6576 (1068) год начался с появлением новой Луны. Расчет показывает, что февральское новолуние в 6575 (1067) г. имело место 5 февраля, следовательно, новую Луну можно было заметить 7 февраля, а на самом деле в субботу вечером 8 февраля. Новолуние на Руси называлось «межи» (Климишин, 1985. С. 255). Лишь после этого момента началось очередное «лето 6576» (1068) надписи на тмутараканском камне (Климишин, 1985. С. 310. Приложение I. С. 314, 315. Приложение III.). Таким образом, Новый 6576

(1068) год наступил в новолуние с 8 на 9 февраля, с субботы на воскресенье. А во вторник в том году, 11 февраля, день памяти священномученика Власия, епископа Севастийского.

В данном случае важно, что между новолунием — «межами», древними новогодними обрядовыми действиями: сжиганием соломенного чучела, старого года, зимы, «конскими уристаниями», которые представляли собой конные скачки (Тулъцова, 1982. С. 164, 165; Горбунов, 1994. С. 110), а также обычаем праздновать Власия, явно связанного с почитанием Волоса, и между «межеванием» Керченского пролива князем Глебом можно, на наш взгляд, провести сакральную связь. Межевание имеет социальный аспект человеческой деятельности, оно упорядочивает, организует землю и жизнь на ней. «Рече Господь Иовови сквозе бурю и облакы… кто положи меры ей (земле) аще веси, ли кто положи вьрьвь на ней». — «Говорит Господь Иову сквозь бурю и облака… кто положил меры ли ей (земле), веси, или кто положил межи на ней?» (Ус-пен. сб., 1971. 85 г 23–24, 31–32; 86а 1–5).

«Каин же, ратаи сыи, по осужении зле поживе, наи-первее числа и уставы и меже земныя замысли». — «Каин же, земледелец сущий, после осуждения (Богом) тяжело жил, и вначале числа и уставы и межи земные замыслил» (Словарь, Т. IV., 1991. С. 518).

Простейшим способом доказательства указанной сакральной связи будет раскрытие значения межи, межевания, верви (веревки) и сажени. Достаточные представления об этих предметах дают литературные, летописные, а также законодательные тексты Древней Руси, берестяные грамоты и данные этнографии.

Следует заметить, что смысл слова «вервь» многозначный: мерная веревка, измерительный шнур, веревка, вымеренная саженями, а также административная единица; одновременно вервь связана с пряжей и родом: др, — русск. ужик «родственник» и «веревка» (Словарь, вып. 2., 1975. С. 82–83; Даль, т. I., 1998. С. 179; Успенский, 1982. С. 181).

Кроме того, межа имела договорное назначение, связанное с универсальным законом, с правдой, межа определяла некую морально-нравственную границу. Поэтому на меже заключали мир враждующие стороны.

«И слыша полочане (что на них идут новгородцы и смоляне. — Л. Г.), и сдумаша рекуше: «Не можем мы противу новгородцем стати, и смоляном… Пойдем к ним на сумежие». И собрашася все и идоша к ним, и сретошася на межах с поклоны и со честию, и даша дары многи, и уладишася, и разидошася в страны своя кождо их восвояси» (РЛ, 1994. В лето 6711, с. 249).

«От григории ко дмитру… а ты ходи не бойся миро взя-ле на старой меже юрия князя». — «От Григория к Дмитру… а ты ходи, не бойся, мир заключили на старой меже князя Юрия» (Новгородские грамоты на бересте, 1963. Грамота № 286).

Межа являлась местом принесения присяги (в поздних русских источниках — при земельных спорах). В ст. 19 Новгородской судной грамоты (XV в.) читаем: «А ответчику с послухом (свидетелем) на учане (на учине — границе, меже) крест целовать» (Новг. судная, Т. /., 1984. С. 306; 314, Примечание № 25).

В ст. 78 Псковской судной грамоты (XIV–XV вв.) сходный текст: «А которому княжему человеку ездить на межу с сотьскими, ино ему также целовати крест» (Псковск. судная, Т. I., 1984. С. 339).

По поводу сажени я уже упоминал вскользь, когда писал о веревке (верве), вымеренной саженями, а сейчас хочу особо подчеркнуть тот факт, что в древности была связь между саженью и нитью или пряжей: «Левой рукой (пряха) вытягивает волокно (кудели на прялке) до тех пор, пока правая рука, вращая веретено на полу, не протянется так далеко, что более уже не может его вращать (образуется размах рук, обозначающий сажень. — Л. Г.) Тогда пряха наматывает спряденную нить, так называемую сажень, на среднюю часть веретена…» (Зеленин, 1991. С. 185). Таким образом, количество пряжи на веретене определялось саженями.

Одним из наиболее частых воплощений пряжи в мифологии выступает образ нити или верви (веревки). Прядется не только нить, вервь и жизнь, но также составляется человеческий коллектив, община, в которой все спрядено одной нитью. Русская вервь как обозначение веревки, то есть чего-то спряденного и ссученного, и общины, реализуют именно этот образ. Вместе с тем, нить, вервь является и мерой длины. (МНМ, Т. 2., 1988. С. 344).

Таким образом, межа, межевание, веревка, вымеренная саженями и пряжа, измеряемая саженями, а также связанное с ними понятие рода, верви, приводят нас к правильному выводу о том, что измерение князем Глебом ширины Керченского пролива по льду саженями имело сакральное назначение, и что количество саженей, 14 ООО, не было переведено в версты, в мили или стадии по этой причине. Однако могла быть и другая, не менее актуальная причина, с помощью которой также можно объяснить измерение пролива саженями. Дело в том, что «в новозаветное время в текстах Священного Писания упоминается линейная мера — оргия, представляющая собой морскую меру, переведенную на соответствующую русскую меру как сажень» (Елкина, 2000. С. 126). «И вымерив глубину, нашли двадцать сажен; потом на некотором расстоянии, вымерив опять, нашли пятнадцать сажен» (Деян.27, 28). В связи с этим у нас есть основания утверждать, что центральным понятием в сообщении о 14000 саженей ширины Керченского пролива, является не число, а слово «сажени». Сравним, например библейское: «Иже есть измерил воду морьскую гръстию и пядью небо?» — «Кто измерил воду морскую горстью и пядью небо?» (Nahtigal, 1941—42. — 556 20–21; Ис. 40, 12). Так выражена ничтожность человека, которой противопоставлено могущество Создателя, Творца. А в нашем случае, сакральное значение князя.

В наступившем с 8 на 9 февраля новом 6576(1068) году, новогодние обрядовые действия соотносились 11 февраля с обычаем праздновать Власия, праздновали его в течение 3 дней. Уже в XI в. в Новгороде, Киеве и Ярославле на месте языческого поклонения Волосу («скотьему богу») были поставлены церкви св. Власия. На некоторых иконах Власий изображался на коне в окружении лошадей, коров и овец, существовал обычай в день Власия объезжать молодых лошадей. Волос и его заместитель Власий были связаны с прядением и тканьем (Успенский, 1982. С. 44, примечание № 29; 127, 128;). Следовательно, как Волос, так и Власий, исходя из значения их роли, были связаны с нитью, вервью, а также с мерной веревкой, вымеренной саженями.

Отметим, что по Житию Власия, когда ему угрожали утоплением во время Ликиниева гонения на христиан, он прошел по озеру, как по суху (Энцикл. полн. правосл сл-ръ, т. I, 1992. Стлб. 533).

Данное положение является также одним из преимуществ нашего подхода к датировке тмутараканского камня: когда же лучше было реализовать замысел «измерения моря», как по суху, если не в день Власия, — когда значение отрицательной температуры воздуха приближается к минимальной, а толщина сплошного льда растет в соответствии с суммой градусо-дней?

Полагаю, что ясно высказаны факты, на основании которых сделан вывод о том, что князь Глеб измерил ширину Керченского пролива по льду в период с 9 по 11 февраля 6576 (1068) г. индикта 6.

Вся эта дополнительная информация, которая потребовалась, чтобы определить дату тмутараканского камня, дает возможность перейти к самой цели измерения князем Глебом ширины Керченского пролива. Князь — это страж и охранитель своего мира, своего княжества, он должен «наипервее числа, и уставы и межи земные замыслить», которые гарантируют согласие между людьми, охраняют страну от раздора и несчастья — «приводят в порядок людей», когда, наступает русское «мир да Бог».

Вслед за исследователем надписи на тмутараканском камне А.А. Медынцевой мы должны выделить два момента при переходе от датировки камня к цели измерения ширины пролива. Первый момент — это историческая обстановка в Причерноморье середины XI в., второй — «закли-нательный, благожелательный для упоминаемого в ней лица, смысл надписи» (.Медынцева, 1979. С. 15, 30).

На тмутараканском престоле князь Глеб, сын черниговского князя Святослава, находился до 6572 (1064) г. Пришел Ростислав из Новгорода, двоюродный брат Глеба, и выгнал его из Тмутаракани.

В 6573 (1065) г. Святослав, придя в Тмутаракань, вновь посадил Глеба и вернулся назад. Ростислав же, придя, опять выгнал Глеба, который ушел к отцу в Чернигов. В конце 6574 (1066) г. (по мартовскому стилю) греки, испугавшись власти Ростислава над окрестными народами, отравили его. Умер Ростислав 3 февраля 6575 (1066) г. (Повесть временных лет).

В начале 6575 (1067) г. жители Тмутаракани «умолили великого Никона», монаха Киево-Печерского монастыря, который к тому времени построил Богородичный монастырь в Тмутаракани и находился там, отправиться к князю Святославу и просить его, чтобы он отпустил Глеба к ним и тот бы занял княжеский стол. Никон так и сделал: привез князя Глеба в Тмутаракань (Житие, 1978. С. 343). Там он княжил до 2-й половины 6576 (1068) г. или начала 6577

(1069) г., затем ушел княжить в Новгород, после того, как Всеслав Полоцкий, которого восставшие киевляне 15 сентября 6576 (1068) г. посадили на киевский престол, предложил ему Новгород (Кучкин, 1985. С. 21; 32–35).

Таким образом, учитывая раздоры между князьями и связанные с ними проблемы неустойчивости тмутараканского княжения, можно сделать достаточно достоверные выводы о том, что измерение Керченского пролива носило ритуальный характер, связанный с новогодними весенними магическими действиями, а также с обычаем праздновать Власия.

Это «межевание» расстояния от Тмутаракани до Керчи обусловлено было стремлением князя Глеба следовать универсальному закону, правде и гарантировать устойчивость и согласие между людьми, «привести в порядок людей», когда наступает русское «мир да Бог». Керчь в XI в. входила в состав русского Тмутараканского княжества, поэтому действия князя Глеба «могли преследовать и политические цели: письменно утвердить его права на тмутараканский стол, на западную и восточную часть Тмутараканского княжества». Надпись начинается с изображения креста. Тем самым она «помимо того, что сообщала об определенном событии, имела и заклинательный, благожелательный для упоминаемого в ней лица, смысл» (Медынцева, 1979. С. 28, 30).

Надо отметить, что в этом случае князь Глеб выступил в роли «устроителя обряда», в конечном счете — «божественного порядка». Поэтому, помимо сказанного, мы придаем метафизическое содержание представлению о цели измерения Керченского пролива.

Известный палеограф, лингвист и историк письменности А.И. Соболевский по поводу распознания существовавшей цели измерения Керченского пролива выдвинул следующее положение: «Если мы не видим цели, это не значит, что ее не было на самом деле… Надпись изготовлена для потомков: к чему было записывать то, в смысл чего мы никак не можем проникнуть? Жизнь прошлого не так сложна; язык и понятия были просты и ясны» (Медынцева, 1979. С. 15). Оставалось добавить, что сознание прошлого включало в себя мистические понятия: признавало сверхъестественные сущности явлений природы и общества.

Горбунов Б.А. Традиционные состязания за обладание снежной крепостью-городком как элемент народной культуры русских. // «Этнографическое обозрение», № 5,1994. — С. 110.

Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1.М., 1998. — С. 179.

Елкина Н.М. Библейские меры длины и их отражение в русском языке. // «Древняя Русь», № 1, 2000. — С. 126.

Житие Феодосия Печерского // Памятники литературы Древней Руси XI–XII вв. М., 1978. — С. 343.

Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М., 1991. — С. 183.

Климишин И.А. Календарь и хронология. М., 1985. — С. 14–79, 80. Табл. 10; 228; 255, 257; 310, приложение I; 314, 315, приложение III.

Кучкин В.А. Слово о полку Игореве и междукняжеские отношения 60-х годов XI в. // «Вопросы истории», № 11, 1985. — С. 21, 32–35.

Летописец XVI — начала XVII в. // Летописи, хроники сборник статей. М., 1984. — С. 204, 205.

Медынцева А.А. Тмутараканский камень. М., 1979. — С. 15; 30; 45.

Новгородская первая летопись. М.-Л., 1950. — С. 38, 228,473.

Новгородская летопись старшего извода. Синодальный список. М.-Л., 1950. — С. 100.

Новгородская судная грамота. // Законодательство Древней Руси. Т. 1. М., 1984. — С. 306, 314, примечание.

Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1956–1957 гг.). М., 1963. — Грамота № 286.

Патриаршая, или Никоновская летопись. М., 1965. — С. 207.

Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. I. М., 1992. — Стлб. 533.

Псковская судная грамота // Законодательство Древней Руси. Т. 1.М., 1984. —С. 339.

Радзивиловская летопись. СПб.: «Глаголь»; М.: «Искусство», 1994. — С. 249. В лето 6711.

Рыбаков Б.А. Русские датированные надписи XI–XIV вв. Вып. Е 1—44.М., 1964. — С. 16, 17.

Словарь русского языка. XI–XVII вв. Вып. 2. М., 1975. — С. 82–83.

Словарь древнерусского языка XI–XIV вв. Т. IV. М., 1991. —С. 155.

Танфильев Г.И. Моря — Каспийское, Черное, Балтийское, Ледовитое, Сибирское и Восточный океан. M.-JL, 1931. —С. 74, 75.

Успенский сборник XII — ХШ вв. М., 1971. — 85 г 23–24, 31–32; 86а 1–5.

Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М.: Моск. ун-т, 1982. — С. 44, примечание № 29; 127, 128, 181.

Черепнин Л.B. Русская хронология. М., 1944. — С. 32, 35. Табл. V.

Энциклопедия. Океан-Атмосфера. Л.: Гидрометиоиздат, 1983. —С. 242. Рис. 1, 2.

Энциклопедия Большая Советская. Т. 1. М., 1970. — Стлб. 286. Энциклопедия океанографическая. Пер. с англ. Л.: Гидрометиоиздат, 1974. — С. 586.

Энциклопедический словарь Брокгауза, Ефрона. Т. XV. СПб., 1895. —С. 10.

Энциклопедия «Мифы народов мира». Т. 2. М., 1988. — С. 334 Энциклопедический полный православный словарь. Т. I. 1992. —Стлб. 533.

Nahtigal R. Euchologium Sinaiticum. I. Fotografski posnetek, II. Tekst s komentarijem, Ljubljana, 1941—42. — 556 20–21.

Hadzy Mehmet Senai z Krymu. Historia chana Jslam Gereja III. Warszawa, 1971. — C. 94, польск., пер.

Людей тянет бороться с истиной. Поэтому истина заглушается мнениями, как человеческий голос шумом работающих механизмов. Как быть в этих случаях? Переносить как боль? Возможно, но только по отношению к той боли, которую причиняет техника. Отказаться подчиниться человеческим мнениям, омрачающим истину — это значит, прежде всего, исполнять свой долг и, повинуясь разуму, вставать на сторону истины.

Такая постановка проблемы, ее бытийная напряженность, связана с новыми атаками на памятник завещанной нам предками древнерусской культуры— на «Слово о полку Игореве». В названной выше статье К. Кедрина взят под сомнение достоверный факт принадлежности этого литературного памятника к русской древности. Одновременно навязывается идея, что «Слово» вообще не имеет твердого текста и что в нем, якобы, «в зашифрованном виде скрыты стихи, написанные хореем и ямбом», которые, по мнению Кедрина, появились в XVIII веке. С таких позиций рукой подать до «концепций» некоторых исследователей, давно выпавших в осадок и отраженных в следующих «исследованиях». Вот основная литература по «Слову о полку Игореве», описывающая его как подражание «Задонщине», осуществленное якобы первыми издателями памятника, которые были, по мнению этих исследователей, фальсификаторами. Французский славист А. Мазон в середине 1930-х годов и в 1940 году пытался доказать, что «Слово о полку Игореве» было написано Н. Н. Бантышем-Каменским в подражание «Задонщине».

Кстати сказать, Мазон так «пристрелямши» к фальсификациям в «Слове», что в сочетании «буй тур» узрел «американизм».. Взглядам Мазона оказалась близка точка зрения на «Слово» советского историка А.А. Зимина, высказанная им в 1966 году. Только в качестве фальсификатора у него выступает А.И. Мусин-Пушкин. В спор вокруг вопроса: что от чего зависит — «Слово о полку Игореве» от «Задонщины» или наоборот — «Задонщина» от «Слова», вступил скрытно, как «агент влияния», в 1976 году С.Н. Азбелев. Свою позицию он зашифровал методом умолчания о «Слове», «доказывая» исключительно фольклорное влияние на «Задонщину», полностью игнорируя установленное влияние «Слова» на «Задонщину». Тем самым отношения памятников ставились в обратную связь: «Слово о полку Игореве» как подражание «Задонщине».

Позиция Кедрина буквально списана с этих «скандалов» в славяноведении. Судите сами: «Скорей всего, искусник и книголюб Мусин-Пушкин, «обнаруживший» «Слово», сам его и сочинил по образцу литургии (было бы совсем хорошо, если бы Кедрин указал ту часть литургии, которая послужила образцом для фальсификатора: проскомидия, литургия оглашенных или литургия верных?!), проповедей Кирилла Туровского и «Задонщины». Оставалось только придумать легенду, что текст сей якобы обнаружен в древнем «Часослове» (так! — Л.Г.). Само по себе вопиющая нелепость. В «Часословах» были только молитвы и богослужебные тексты».

Здесь Кедрин сам себя высек. Вместо Хронографа со «Словом о полку Игореве», Новгородской первой летописью и несколькими повестями он выдумал Часослов и резанул себя опровержением. Но что нам было бы до этого «отстоя» — до «копии» Кедрина с несостоявшихся концепций, если бы у него не началось все с разысканий в области обобщающего жанра древнерусской литературы Анатолия Золотухина, исследователя из Николаева.

Золотухин пришел к выводу, имеющему научный и мировоззренческий интерес, что обобщающим жанром древнерусской литературы является литургия. В результате устанавливалась социальная принадлежность автора — из русского духовенства, — и сужался круг поисков самого автора. Золотухин поэтому выдвинул епископа Турово-Пинского княжества Кирилла, златоуста Киевской Руси XII в. в качестве кандидата в авторы «Слова о полку Игореве». Мнение Золотухина по поводу композиции памятника встретило в свое время поддержку Д.С. Лихачева и Л.А. Дмитриева. Однако последний предостерег его от стремления вычленять в тексте ямбы и хореи. Получа-лось-то вот что:

Не о себе уже единой

Стонать Русской земле!

Сказали Боян и Ходына

Святой Руси-деве: Спаси!

((Кого? Другие народы, Запад? — Л.Г.))

Мы не намерены обращаться к прямому рассмотрению выводов Золотухина, а также Кедрина, да это и не нужно: в представленном материале все говорит само за себя. И в то же время мы обратим внимание на Кирилла Туровского как возможного автора «Слова», на Деву (только не на Русь-деву, а славянскую богиню Деву), на Бояна и Ходыню, которые нечто сказали вместе (правда, в тексте «Слова» «рекъ Боян» — там нет никакого «Ходыны», там есть «сказав, Боян и «ходы», — пошел на Святослава, поступил против Святослава). Обратим внимание с учетом того, как это представлено в поэтике народной песни, когда «исполнитель думает о себе, поет о себе» (Д.С. Лихачев). Поэтому содержание дальнейшего текста — это «песня про песню», это мои решения указанных проблем, которые поставлены в статье Кедрина.

В Киевской Руси враждовали два княжеских рода между собой, Ольговичи и Мономаховичи, «доказывая» мечом свое преимущественное право на Киевский престол. Киевляне испытывали к Ольговичам, за редкими исключениями, активную неприязнь, всегда были готовы воевать с ними, если нужно было постоять за князя Мономаховича. И в то же время автор «Слова о полку Игореве» целиком на стороне Ольговичей, все лучшие слова посвящены Ольговичам. Это, тем не менее, не значит, что автор связан с Черниговской землей, родовой вотчиной Ольговичей. Поэтому, выдвигая конкретную историческую личность в авторы «Слова», необходимо доказать, что предполагаемый автор находился в явных или неявных отношениях с родом Ольговичей, что непосредственно проявилось в его сочинениях или в повседневной практике. Из истории Киево-Печерского монастыря известны такие факты:

1. Великий князь Киевский Святослав Ярославич, отец родоначальника Ольговичей — Олега Тмутараканского, дал 100 гривен (50 фунтов золота) на постройку каменного храма Печерского — Успения Богородицы, — который был украшен художниками из Константинополя. Он своими руками начал копать ров под фундамент церкви.

2. Игумен этого монастыря Феодосий перед кончиной передал монастырь на соблюдение Святославу Ярославину: «Заведает им твоя держава и по тебе дети твои и до последних роду твоему».

3. В 1146 году Игорь Ольгович стал преемником Великого князя Всеволода, своего брата.

Однако киевляне, не любившие Ольговичей, вынудили Игоря отречься от престола, он принял схиму. Но киевляне на этом не успокоились. Собираясь идти войной на черниговских Ольговичей, они схватили Игоря в церкви монастыря св. Феодора «в самый час божественной литургии», вывели в город и убили. Причтен к святым. Икона, перед которой, по преданию, молился Игорь Ольгович во время литургии в день его убийства, была названа «Игоревская Богоматерь» и передана в Успенский собор Киево-Печерского монастыря.

Этот факт обращает на себя внимание потому, что Игорь был предан земле в монастыре св. Симеона; кроме того, в Киеве был родовой монастырь Ольговичей, основанный Всеволодом (в крещении — Кириллом) Ольговичем, братом Игоря — Кирилловский монастырь. Но икона передана в Киево-Печерский монастырь.

Эти сведения приводят к выводу о непосредственной связи Ольговичей с Киево-Печерским монастырем со всеми вытекающими последствиями для монастыря — средствами на содержание, вкладами.

Еще одной «незаметной» истиной, помогающей приблизиться к решению проблемы авторства «Слова», является завершение строительства Успенской церкви Киево-Печерского монастыря игуменом Василием и создание им каменной ограды вокруг монастыря после 1183 года, в период княжения в Киеве одного из Ольговичей, Святослава Всеволодовича (1176–1195 гг.), героя «Слова о полку Игореве», — обладателя меча св. Бориса. Священник церкви на горе Щековице под Киевом — Василий, неожиданно для него самого, был избран «братией» архимандритом Киево-Печерского монастыря, но с ведома и соизволения Святослава, в силу существовавшего порядка: святительский чин давался тому, «кого Бог позовет, князь захочет и люди». Едва ли может возникнуть вопрос: на чьи средства Василий достроил храм и создал знаменитую стену вокруг монастыря — на монастырские или на средства Великого князя из Ольговичей и его родственников? Догадываться здесь не о чем: конечно не только за счет монастыря или совсем не за счет монастыря.

Следует отметить, что епископ Турово-Пинского княжества Кирилл к этому времени был уже не у дел, однако на избрание Василия, с которым он давно поддерживал дружеские отношения и испытывал на себе его влияние, а также на завершение постройки храма и создание стены вокруг монастыря, — откликнулся посланием к Василию (в ответ на его письмо с личной просьбой). Сейчас мы обратим внимание только на два положения из этого послания.

Кирилл называет Василия «воистину славным, великим во всем мире архимандритом» (должно быть, в русском христианском мире. — Л.Г.). Дух его занят серьезным мышлением, он знает обо всем и знания его «богоразумные», — Василий представлен как высокоинтеллектуальный человек, «тонкоразумная душа», поэтому с более духовным чувством, у него также более сильное чувство стиля, чем у самого Кирилла. Он советует Василию, через образы Лота и Христа, не проявлять заботы о земных делах (подобно Лоту) и быть Добрым Пастырем (подобно Христу): «Имей все общение со своей братией» (по смыслу: только «со своей братией», а не с «миром»). Произведения самого Кирилла не дают никаких намеков на его эпоху или хотя бы на случайные события.

Несомненно, что автор у «Слова о полку Игореве» был. И если мы учтем отношения Ольговичей и Василия, то, что он обязан был Ольговичам своим положением архимандрита главного в Киевской Руси монастыря, и учтем завет Феодосия своим приемникам: «Обличать князей и поучать их о спасении души», — то применив логический способ связи частей целого, мы несомненно испытаем оптимистическое чувство: возможность установить автора «Слова» — существует! Поэтому не трудно заметить, что приведенные соображения о Василии и Кирилле наводят на предположение, что автором «Слова о полку Игореве» мог быть Василий, а не Кирилл.

Мы хотим изменить в лучшую сторону сложившееся представление о Деве, о которой вскользь упомянул автор «Слова о полку Игореве»:

«Встала обида в силах Дажьбожа внука. Вступил(а) Девою на землю Трояню, всплескала лебедиными кры-лы на Синем море у Дону плещучи, убуди жирня времена». — «Встала обида (негодование на половцев) в силах (в войске) Дажьбожа внука (внука главы, родоначальника русских князей-христиан — Владимира Красное Солнце; полки князей, участников похода — это «силы» Крестителя Руси Владимира, которые повел на половцев Игорь), вступила Девою на землю Троянову, всплескала лебедиными крыльями на Синем море у Дону плещучи, пробуждая лучшие времена (пер. наш. — Л.Г.).

Как видим, стоило только придать точность и строгость переводу, как сразу унесло нас от образа Девы обиды, которая в одних переводах то «времена довольства пошатнула, / Возвестив о бедствии велиом» (Я. Заболоцкий), то «прогнала привольные времена» (В.И. Стеллецкий). Этот образ Девы обиды существует исключительно в виртуальном мире — в умах комментаторов, но ненаблюдаем в мифологии наших предков. Поэтому он бессодержателен и требует коррекции. Если «вставала обида», оскорбленное чувство, то за обиду мстили, вступая в сражение с обидчиком, — в данном случае с половцами. Но тогда возникает образ Девы воительницы, а не Девы обиды. Именно образ Девы воительницы так выразительно запечатлен в нумизматике народов, населявших в древности Северное Причерноморье. Однако Дева воительница заметно отличается от Девы нашего текста, так как это, по нашим исследованиям, крылатая богиня Змеедева, относящаяся к скифскому времени, но засвидетельствованная также и в древнерусском искусстве.

В скифское время змееногая богиня Дева считалась владычицей земли и воды, покровительницей конной знати и городов. Опознавательными признаками этой богини в изобразительном искусстве являются завитки вместо ног и крылья, — на бляшке из станицы Лабинской и на бляшках из кургана Большая Близница на территории Таманского полуострова, в пределах Тмутараканского княжества, в «земле Трояна».

В древнерусском изобразительном искусстве известно изображение «фантастической женоподобной фигуры с крыльями и нимбом» в центральных комарах створок обручей из Киева, найденных в составе клада (1903 год) в ограде Михайловского монастыря. Вместо ног у этой «фигуры с крыльями и нимбом» — завитки. Таким образом, змееногая крылатая богиня скифского времени, а также крылатая Дева «Слова о полку Игореве» и «фантастическая женская фигура с крыльями и нимбом» на браслете из Киева — это один и тот же мифический персонаж. В древнерусской мифологии этот женский персонаж известен под именем Мокоши-Параскевы Пятницы, «водяной и земляной матушки». Известна ее соотнесенность с конным Св. Георгием и змием: «Георгия замест Пятницы променяли» (поговорка о суздальцах).

В то же время мы настаиваем на том, что в образе Девы в памятнике представлен скрытый символ Богородицы. В древнерусской иконографии «Деисуса» известно изображение Богородицы с крыльями.

Выбор Ходыны в пару Бояну — случайный и смешной. Видите ли, некоторые современные исследователи обратили внимание на то, что в тексте: «Рек Боян и ходы на Святославля…»— далее поставлено слово «пестворца», похожее на древнерусское существительное двойственного числа в значении «песнетворцы». И решили извлечь из этого практический результат: дали Бояну в пару Ходыну, создав его из глагола «ходы» (диалектная форма вместо «ходи»; см. берестяную грамоту № 131) и следующего за ним предлога «на», который указывает на Святослава, являющегося объектом действия. В результате создали не Ходыну, а смешную ситуацию: Боян и Ходына вдвоем одновременно сказали кому-то, что тяжело голове без плеч, зло и телу без головы.

В действительности в тексте первых издателей было так: «Рек Боян и ходы на Святославля пестворца старого времени Ярославля Ольгова коганя хоти…» — «Сказав, Боян и пошел на Святослава, песнетворец старого времени Ярославова, Олегова — царя (Ярослава) любимец…»

В данном случае мы не имеем намерения давать грамматический анализ древнерусских словоформ «рек» (не глагол «сказал», а причастие «сказав»), «пестворца» (все-таки существ, ед.ч., но род., а не им.п. — так нужно было по законам стилистики того времени), «хоти» (в этом контексте— любимец), — ограничимся сообщением автора «Слова» о том, что песнотворец Боян был любимцем Великого князя Киевского (кагана-царя) Ярослава Мудрого. Любимцем Великого князя Ярослава был митрополит Иларион, автор знаменитого «Слова о законе и благодати». Следует заметить, что песнотворцами тогда называли не только авторов поэтических сочинений, но также и ораторов. Митрополит Киевский Иларион не «ходил» на Святослава Ярославича при жизни Ярослава. Однако после его смерти в 1054 году, когда Иларион был смещен с кафедры и когда, в последующее время, Святослав прогнал с престола своего старшего брата Изяслава, он (возможно, будучи уже монахом Киево-Печерского монастыря под именем Никона или Великого Никона) осудил Святослава, как это сделал игумен того же монастыря Феодосий. Только в этом случае будут уместны слова Бояна, сказанные Святославу: тяжело голове (законному государю Изяславу) вдали от плеч (вдали от Киевской Руси, за рубежом), зло и телу (Киевской Руси) вдали от головы (от Изяслава).

Исторический вопрос о значении этнонимов русь и славяне ложится тяжким бременем на каждого, кто его поднимает, до такой степени он стал серьезным. Значение и содержание этих слов, предложенные новейшими филологическими построениями — на самом деле еще не факты, а всего лишь теории, построенные на артефактах. Тем более, что эти теории не принимают во внимание последствия развития явления в заданном ими направлении — искусственное понижение самосознания носителей этих названий.

Невозможно согласовать господствующее убеждение, что др. — русск. русь восходит через финский к др. — сканд. *roр — «грести», что в итоге дает скандинавских гребцов, участников походов на гребных судах. Но как это согласовать с древней местной, индоарийской традицией Северного Причерноморья, где значение Русь — «Белая, Светлая сторона», и что рускыи = светлый, которая была восстановлена О. Н. Трубачевым (Трубачев, 1993 С. 38). Это утверждение никак не согласуется и с фактами, добытыми А.В. Назаренко, которые свидетельствуют, что в южнонемецких письменных источниках термин русь был известен не позже VIII — первой половины IX вв., а вероятно и ранее, что, конечно, пишет В.В. Седов, не согласуется с гипотезой о финско-скандинавском происхождении имени «Русь» (Седов, 1988. С. 294). Поэтому по ходу изложения необходимо обратиться к недатированной части «Повести временных лет», где впервые упоминается русь. «В Афетове же части седять русь, чудь и вьси языци: меря, мурома, вьсь, мърдва, заволочьская чудь, пьрмь, печора, ямь, угра, литва, зимегола, кърсь, летьгола, либь» (ПЛДР, 1978. С. 24). В представленной географии «яфетического» населения русского северо-запада, русь — это словене (новгородцы), так как, по свидетельству летописца, «и от тех варяг (руси) прозъвася Русьская земля новугородьци». Но вслед за русскими «яфетидами» в летописи представлены западные «яфетиды»: «Афетово бо и то колено варязи: свей, урмане, гъти, русь, агляне, галичане, волохове, римляне, немъци, корлязи, венедици, фрягове и прочии; тиже приседятъ от запада к полуднию…» (ПЛДР, 1978. С. 24). Совершенно очевидно, и пока не требует доказательств, что во второй географии мы видим другую русь, западную, не ту, что в первой, наглядную новгородскую. Правда, А.Л. Шлецер отметил несуразность летописного включения руси (русов) «между датчанами («гъти?» — Л.Г.) и англичанами! Этого быть не может: они здесь вставлены…» (Трубачев, 1993. С. 47). Но едва ли они вставлены, если под этнонимом «гъти» подразумевать не датчан, а население «Готского берега»? острова Готланд, а под «аглянами» не англов Британии, но англов на юге Ютландского полуострова по соседству с балтийскими славянами. Поэтому, как отмечает А.Г. Кузьмин, на Руси до XII века так называли «данов» (англами. Л.Г.) (Кузьмин, 1988. С. 155). Ближайшими соседями англов-данов были руги, жители острова Рюген.

А.В. Назаренко не скрывает, что без колебаний невозможно отнести к числу «ученой» этнонимии имя Rugi — «Русь» в латинской литературе Средневековья, так как существует аутентичная информация о Руси в источниках начала X — средины XI вв., в ряде случаев основанная на автопсии. В «Раффельштеттенском таможенном уставе» 904–906 гг., времен князя Олега, «Sclavi vero, qui de Rugis…»— «Славяне же, приходящие (в Восточную Баварию) для торговли от ругов…» (из Киевской Руси. — Л.Г.); в источнике 970-х гг. киевский князь Ярополк Святославич «rex Rugorum» «король ругов» (Руси); в одновременном и независимом тексте, в «Продолжении хроники Регинона Трюмского» магдебургского архиепископа Адальберта, который провел на Руси не менее полугода, княгиня Ольга «regina Rugorum» «королева ругов»; в англо-норманнском источнике о событиях около 1017 г., когда сыновья английского короля Эдмунда Железнобокого были отправлены в изгнание, сказано, что о-чи отправлены были «в королевство ругов, которое мы (англичане. — Л.Г.) правильнее называем Русью». И, наконец, автор «Истории норманнов» Гийом Жюмьежский (начало 70-х гг. XI в.), говоря о женитьбе французского короля Генриха I на Анне Ярославне около 1050 г., называет Ярослава Мудрого «rex Rugorum» «король ругов» (Назаренко, 2001. С. 45–47). Тем не менее, историки и лингвисты не считают связь ругов, так называемых северных иллирийцев, с новгородскими и киевскими русами очевидной, чтобы признать ее за истину, и создают препятствия, не пытаясь их преодолеть. Одним из препятствий является событие на Северном Дунае, связанное с военными действиями против ругов выходца из Южной Прибалтики итальянского короля Одоакра, который в 80-е годы V в. разгромил переселившихся в эти места ругов и они, якобы, прекратили свое существование. А остров Рюген заняли славяне, на которых вторично было перенесено имя ругов. При этом считают навязчивой идеей антинорманистов мысль о том, что новгородцы призвали к себе на княжение славян из Южной Прибалтики. Тогда как датская (скандинавская) генеалогия Рюрика как Рерика Ютландского считается вполне разумной и приемлемой, несмотря на признаваемую неувязку, заключающуюся в том, что датские викинги не действовали в восточном направлении, разбойничая в западных странах.

Можно указать еще на несколько неувязок, заставляющих подозревать, что гипотеза о том, что руги прекратили в V в. свое существование — не является истиной в последней инстаници. Вот несколько фактов из «Сведений иностранных источников о руси и ругах», воспроизведенных историком Кузьминым и опубликованных в сборнике «Откуда есть пошла Русская земля» (Т. 2. М., 1986).

«15. Середина VI века. Руги (роги) на некоторое время захватили власть в Италии, возведя на королевский стол своего вождя Эрариха».

«23. 773–774 годы. Во французской поэме об Ожье Датчанине (XII–XII вв.) упоминается русский граф Эрно, возглавлявший русский отряд, защищавший Павию — столицу лангобардов — от войска Карла Великого. В Северной Италии русы занимали район Гарды близ Вероны (скандинавы «Гардами» называли Восточную Русь)».

По этому поводу с нашей стороны напрашивается замечание, что название «Гарды» было присуще местам поселения ругов-русов, а не славян, это позволяет легче понять, кто был призван княжить к новгородцам «из-за моря».

«24. Около 780 года. «Песнь о Роланде» (записи XII–XIV вв.) называет русов в числе противников франкского войска. Упоминаются также «русские плащи» (Кузьмин, 1986. Примечания 15, 23, 24).

Отметим, что нас интересует упоминание русов в «Песне о Роланде» не только само по себе, но также в связи с его содержанием — русы упомянуты вместе со славянами, из них составлен отряд воинов, противников франкского войска: «Четвертый (отряд) — из племени Рос и славян» («Песнь о Роланде», 1896. CCLXI1. С. 134). Такое соотнесение русов и славян может означать, что они едины, но не тождественны. Это имело наиболее далеко идущие последствия в образе жизни древнерусского общества.

862, 898 годы. «Повесть временных лет»: «И от тех варяг прозвася Руская земля новугородьци, ти суть людье ноугородьци от рода варяжьска, преже бо беша словени… А словеньскый язык и рускый одно есть, от варяг бо про-звашася русью, а первое беша словене» (ПЛДР, 1978. С. 36, 42). — Ославяненные на своей родине руги-русь передали свое имя новгородским словенам как господствующий класс.

Статья 1 Правды Русской Краткой и Пространной редакции. Русины и словены отнесены к разным социальным группам древнерусского общества. Под русинами подразумеваются горожане, под словенами — селяне (Законодательство. Т. 1. М., 1984. С. 47, 50, 64).

Каков же собственный смысл слова рос/рус? Современные исследователи доказали, что это слово в русском языке корней не имеет (Трубачев, 1993. С. 25–28; Назаренко, 2001. С. 13). По смыслу, извлекаемому лингвистами из слов, происходящих от этого корня в индоевропейских языках, прямое его значение — «священный царь»; «распорядитель, нарядник»; «истина», «закон, правда»; нарицательное значение — «светлый, белый»; «великий».

Вяч. Вс. Иванов обратил внимание на то, что индоевропейский гех «скорее жрец, чем царь»; «тот, кто устанавливает правила, определяет «право»; фрак, ras-, res-, выделяемый в первой части личных имен царей, Rhesos как собственное и нарицательное имя — обозначает священного царя (Иванов, 1989. С. 6–8, след.); др. — русск. реснъ, реснота «истинный, справедливый»; «истина, правда»; словен. res «правда» (Фасмер, т. III., 1996. С.474). По этимологии О.Н.Трубачева, *Roka-| *Rauksa- | *Russa- | *Rusia «на индоарийской языковой почве «светлый, белый». Ср. в договорах Руси с греками 911 года: Олег «великий князь Русский», «под рукою его светлые и великие князья», «князья наши светлые русские», — «сохранен характер глоссового осмысления, перевода: рускыи = светлый… традиция понимания значения Русь «светлая сторона» (Трубачев, 1993. С. 37, 38). Сюда же слово великий. Отмечаем один только пример, но выразительный, — Русское море, название Черного моря в древнерусских и арабских источниках, по-итальянски называлось Великим морем (Герберштейн, 1988. С. 58. Примеч. «Л»).

В наше время археологи, исследуя Рюриково Городище, представили новые сведения о скандинавском названии Новгорода Holmgardr. Так, археолог Е.Н. Носов сделал показательное сообщение: «Рюрик через два года из Ладоги перешел к истоку Волхова, на поселение, возникшее в конце VIII — начале IX в. (Рюриково Городище), которое носило к тому времени скандинавское название Holmgardr. Симптоматично, что город над Волховом получил славянское название» (Новгород) (Носов, 2005. С. 30–32). В этой связи можно предположить, что слово Holmgardr, с точки зрения языка, является выражением сущности предмета — военно-административного поселения, но не только, а название Старой Ладоги с корнем —.borg («город») Aldeigjuborg — простым обозначением. Содержательным значением сообщения Е.Н. Носова для нас является отношение скандинавского и славянского названия Рюрикова Городища: до прихода Рюрика — Holmgardr, после его прихода — Новгород.

Заметим, кстати, что с исторической, а точнее, с познавательной точки зрения, не стоит проходить мимо возможной связи древнескандинавских названий топонимов на «Восточном пути» Holmgardr (Новгород), Kaenugardr (Киев), Miklagardr (Константинополь) с призванием русы «из-за моря». Именно здесь начинается показательная взаимообусловленность применения терминов — gardr и названия «Руси» у скандинавов «Gardr, Gardar» (Гард, Гарды), а также развитие их содержания. Дело в том, что термин gardr со значением в древнескандинавском «ограда, забор; огороженный участок земли; жилье, двор, усадьба» применялся скандинавами к названию хуторов, усадеб и сельских поселений. «Важно отметить, читаем в работе Е.А. Мельниковой, посвященной данной проблеме, что эти названия стоят особняком в древнескандинавской географической номенклатуре: ни один внескандинавский ойконим не имеет географического термина gardr (основной используемый — borg)» (Мельникова, 1977. С. 202). Уместно будет с нашей стороны повторить, что термин borg, собственно «город», применялся в том числе для названия Старой Ладоги (Aldeigjuborg), расположенной в одном северо-западном жизненном пространстве с Новгородом (Holmgardr), актуальном для словен и скандинавов в VII–IX вв.

Не случайно, видимо, что «ни один внескандинавский ойконим не имеет географического термина gardr», исключение в скандинавских письменных памятниках, оказывается, существовало только в отношении Новгорода, Киева и Константинополя, названия которых, если опираться на филологические построения, должно содержать представление о хуторе или сельском поселении, но с наложением, как думают некоторые исследователи, старославянского градъ, «город», который по созвучию и родству скандинавскому gardr со значением «ограда» усвоен был скандинавами и применен почему-то только к этим городам. Поэтому филологи не настаивают на контаминации сканд. gardr и др. — слав. градъ в виду того, что в этом случае необходимо предположить существование скандинаво-славянского наречия в наших северо-западных землях, однако доказательств на этот счет не найдено.

Для наших целей более важно сказать, что филология в данном случае не говорит всего о термине gardr в древнегерманском, упуская при этом первое значение — предметы, из которых ставится ограда — это жердь, кол, шест, а в переносном смысле «жезл». Так, у Бенвениста по другому поводу представлены следующие этимологии: в др.-в. — нем. — gerta «батожок, жезл», др. — англ. — gard «жезл», гот. gazds «прут», что соответствует лат. hasta «шест, жердь, кол, древко копья; колющее или метательное копье, дротик». Hasta в латыни является эквивалентом «скипетра». «Что касается скипетра германцев — заключает Бенвенист — то его римские историки называют «пикой» — contus («шест, багор, копье»). Германское название (скипетра. — Л.Г.) сохранено в др.-в. — нем. chunin-gerta, др. — англ. cune-gard «царский жезл» (Бенвенист, 1995. С. 262). Таким образом, в др. — сканд. gardr заключено было также значение «скипетр». Для нас это ориентир, по которому можно выйти на правильное значение слова русь.

С точки зрения исследователей, скандинавские источники определенно указывают на значительную древность названия населенных мест с термином gardr и производного от них названия Руси «Gardr, Gardar» (Гард, Гарды) — возможно VIII–IX вв. (Мельникова, 1977. С. 202). По правде говоря, для нас больше подходит вторая половина IX в. Чтобы это стало понятным, обратим внимание с помощью филологов на тот момент, когда начинается в высшей степени оригинальное развитие значений термина gardr в связи с названием Руси, в состав которого входило также понятие, выражаемое термином riki, когда речь шла о географическом названии государства (др. — исл. riki «король»), — именно отсюда выходят как бы покрывающие друг друга названия, но с содержательными оттенками значений: Holmgardr — Великий Новгород, Holmgardr — Северная Русь, Holmgardariki — Великий Новгород — Русь, Gardariki — Русь как государство (Мельникова, 1977. С. 202–203). В последних двух случаях термин — riki как бы выполняет функцию глоссы к слову gardr «скипетр», выявляя его принадлежность — gardariki «царский скипетр», ср. др. — англ. cune-gard, «царскиий жезл» При ближайшем рассмотрении оказывается, что перед нами «набросок мысли» французского короля Людовика XIV: «Государство — это я».

Название Великого Новгорода Holmgardr состоит из двух частей: holm «остров» (предполагают, что это «Рюриково городище») и gardr «скипетр», поэтому — «Острова скипетр». Также из двух частей состоит и название двух других городов с корнем — gardr. Kaenugardr «Киевский скипетр», Miklagardr (Константинополь) «Большой скипетр» (византийских царей). Знаком царской власти является скипетр. Словенский князь Гостомысл, по сведениям Хронографического рассказа 1679 г. о Словене и Русе, «седый умом и власы», перед смертью наставлял свой народ пойти «за море к варягам» и призвать к себе «властодержца государя от роду царскаго» (ПСРЛ. Т. 33., 1977. С. 141, 142). Основанием для такого наставления властителя новгородских племен, могли служить связи с «царскими», «светлыми», «великими князьями», с ругами-русами. Считается, что образ Гостомысла в «легенде о призвании проник в летописи XV–XVI вв. из Новгородско-софийского свода 1430-х гг., но это известие может быть и более древним: А.А. Шахматов возводит его к Новгородскому своду 1167 г. (Некрасов, Мельникова, 1982. С. 99, примечание № 5). В Хронографическом рассказе мы также находим древнюю метонимию для обозначения географического названия государства, в данном случае Византии: «земля скипетра греческаго», «скипетр греческаго царствия» (ПСРЛ. Т. 33. С. 142).

Однако, что касается самого призвания князей и дружины-руси «из-за моря», оказалось, что существует греческий источник X в., в который включены сведения после середины IX в. о Рос-Дромитах, — они придают скептическим мыслям о «призвании» иной оборот. Подразумеваем «известный отрывок из сочинения Псевдосимеона, в котором упомянуто о Рос-Дромитах». Он заново переведен и проанализирован с обостренным внимание к деталям А. Карпозилос (Яниной). В результате мы имеем следующее содержание этого отрывка, которому, по справедливому мнению исследователя, в науке еще не уделено должного внимания. — «Рос, называемые также и Дромиты. Имя это, которое они носят, распространилось от какого-то сильного отклика «Рос», изданного теми (росами. — Л.Г.), которые приняли прорицание согласно некоему совету или по божественному воодушевлению и которые стали распорядителями этого народа (Рос-Дромитов, которые приняли имя «Рос» от своих «распорядителей». — Л.Г.). Название «Дромиты» было им дано потому, что они бегают быстро. А происходят они от рода франков» (Карпозиос, 1988. С. 112–118).

Вот теперь пришла пора сказать, что мы имеем свидетельства после середины IX в. из первых рук о «призвании», от русских информаторов византийского автора, к которому восходят приведенные сведения Псевдосимео-на о руси в Киеве времен первых «варяжских» князей, где император Константин Багрянородный «помещает «всех росов», видимо, приняв за росов (как народ) обозначение великокняжеской дружины («вся русь» «Повести временных лет»)» (.Петрухин, Шеллов-Коведяев, 1988. С. 186). При этом следует заметить, «в науке широко признано, что греческое название «Рос» происходит от славянского «Рус» (Карпозилос, 1988. С. 118).

Не стоит обманывать себя, считая, что нет ясной связи между содержанием этого «известного отрывка из сочинения Псевдосимеона» и вариантом летописного сюжета о «призвании», в котором Гостомысл перед кончиной дает совет своим подданным призвать к себе «властодержца государя от роду царского», — источники эти совершенно независимы, поэтому они усиливают достоверность друг друга. Тем не менее, Карпозилос обращает наше внимание только на то, что это единственный случай в источниках по этимологии названия «Рос» — оно происходит от сильного отклика «Рос», изданного после принятия прорицания какими-то «боговдохновенными мужами» (Карпозилос, 1988. С. 118).

Обратим внимание еще раз на указание в сочинении Псевдосимеона, что «Рос» «происходят от рода франков». Следует напомнить, что посредством определения «от рода франков» в византийских источниках не устанавливалась этническая принадлежность лиц или групп. Подразумевались жители запада вообще, то есть тех стран, которые некогда были подвластны франкам. Константин Багрянородный (X в.) в определенном случае особо подчеркивает, что «Франгия» — это, в сущности, «Саксия» (саксы — западные соседи полабских славян. —Л.Г.). Однако уже в IX в. складывается миф о господстве франков над всеми славянами Востока (Литаврин, Шушарина, Ронин, 1991. С.337, примечание № 3, 360, примечание № 1,6). Тем не менее, ничего или почти ничего нельзя сказать о «призвании» франков. В то время они были христианами, а новгородские племена, как и соседи франков, полабские славяне — язычниками, и никаких следов христианизации со стороны призванных «распорядителей» не обнаружено.

Но чтобы вникнуть в данный вопрос получше, скажем еще о том, что в Патриаршей или Никоновской летописи под 6369 (861) годом отмечено, что князья-братья не совсем охотно приняли предложение послов ильменских племен: «Они же бояхуся звериного их обычая и нрава, и едва избрашася три брата» (ПСРЛ. Т. 9, 10, 1965. В лето 6369, С. 9). Это замечание летописца, скорее всего, является откликом на «многомятежные междоусобные кровопролитя» в знатных родах словен после смерти Гостомыс-ла, изгнания неких «варягов», начавших брать дань с новгородцев. Но вообще часть полабских славян-язычников могли считать себя «цивилизованнее» ильменских славян-язычников хотя бы потому, что, «испытывая на себе постоянное давление (и влияние. — Л. Г.) со стороны саксов и датчан, могучей Франкской империи, бодричи (например. — Л. Г.) сумели создать в конце VIII — первой половине IX вв. довольно сильное государство раннефеодального типа», при этом, у них была «прочная администрация и хорошо организованная военная сила — окружающая князя постоянная и зависимая от него дружина, конное войско» (Короток, 1985. С. 87, 99).

Если не франки, тогда кто они — «Рос-Дромиты»? Самое интересное то, что Адам Бременский (XI в.), называя ободритов Winuli (венеты), а Магдебург (Велиград обод-ритов), именуя кафедрой для «винульских народов», именует и Ruzzi (Русь) — Winuli (Назаренко, 2001). Как было сказано, ругов относят к северным иллирийцам, близким к венетам по происхождению. Хотя позднее венетами называли ободритские племена по преимуществу (Алексеев, 2004. С. 154). Немецкий поэт Пауль Флеминг, спутник Адама Олеария (XVII в.), в течение пяти месяцев жил «в разных селениях близ Новгорода, старался узнать нравы земледельцев русских» (Карамзин), путешествовал по России, и в своем сонете, посвященном описанию Девьей горы на Волге, в Самарской луке, прямо называет русских «одризским» (одричским) народом: «Скажите, русские, так весть в устах народа / Про гору — истинна?.. / И Дева здесь была, из исполинов рода?.. / Что сталось с Девою? Вестей нам не дадут / О судьбах дочери одризского народа?» (Олеарий, 1986. С. 442).

Похоже, что в суждениях о «призвании» ключевым должно стать слово «дружина», потому что призванные князья, по сообщению «Повести временных лет», взяли с собой «всю русь», вариант — «дружину многу». «В первой половине X в. термины «русь», «русский», скорее всего, подразумевали военно-торговую верхушку древнерусского общества, полиэтничные великокняжеские дружины во главе с «русским» Великим князем», — «союз княжеской защиты» (Никольский, 2004. С. 14, 23). Отметим, что слово «дружина» является общим для славяно-балто-германских языков: ст. — слав, другъ, лит. draugas, гот. gadrauhts, «воин»; гот. driugan, русск. «дружина», герм. *druht «княжеская дружина» (Непокупный, Быховец, Буниятова, 1989.С. 43–44), которое имеет, однако, только смысловую близость с др. — русск. русь, «царь и дружина». В то же время эта общая лексема может быть сильным возражением против гипотезы о славяноязычном происхождении призванных на Русь первых князей.

На выручку приходит общегерм. *druxti-na-z «вождь druxt-i-z» «дружины», «откуда христианское обозначение «Господа», то есть «Бога»; ср. др. — сканд. Drottinn, англа-сакс. Dryhten» (Соссюр, 1977. С. 263). Если первые русские князья были скандинавами, тогда остается необъ-ясненным, почему не произошло заимствования древнескандинавского термина Drottenn «вождь дружины» в древнерусский, и он не применялся для христианского обозначения «Господа», то есть «Бога». Но как было, так и осталось: «господин», «господь», то есть «владелец, хозяин, повелитель». И дальше термина дружка, включенного в ряд войско, полк, тысяцкий, атаман, дружина, дело почему-то не пошло (Непокупный, Быховец, Буниятова, 1989. С. 44)).

В древнеисландском есть близкое по форме к слову русь, но имеющее примечательную особенность в содержании, слово orrosta и производные в разных склонениях orustu, urustu «битва, сражение» (Мельникова, 1977. С. 202). Если даже это чисто случайное звуковое совпадение, в нем, как бы то ни было, легко увидеть значение слова русь — война. В летописных текстах о «призвании» мы находим на этот счет важные свидетельства. Так, Краткий Ипатьевский летописец конца XV — начала XVI вв. повествует о том, что призванные князья Рюрик, Синеус и Трувор, «вземше с собою дружину многу» (в Лаврентьевской летописи «всю Русь»), пришли и сели на княжение в Новгороде, Белоозере и Изборске, затем «начаша воевати всюду, и от тех варяг прозвася Русь и земля Русская» (Краткий Ипатьевский. 1984. С. 170). Здесь «битва, сражение» и «русь» получают как бы генетическую связь.

Еще одним подтверждением этой гипотезы является исторический факт о древнем населении полуострова Самбии на территории Пруссии, говорящий сам за себя. Античные авторы, начиная со Страбона и заканчивая Иорданом, упоминают древнее население полуострова Самбия под названием «осилии» или «ости» («эстии»). Между тем, в начале IX в. население, пришедшее с юго-востока, запада и севера Европы, участвует в развитии местной дружины и в создании института военных вождей. В результате появляется вместо «эстиев» этноним «пруссы», который впервые встречается во второй половине IX в. в сочинении, носящим название «Баварский географ» (Кулаков, 1990. С.5, 7, 45, 46) — в форме «Брусы». Таким образом, создание дружины во главе с вождем, отразилось во второй части этнонима эстиев — (Б)русы (пруссы?).

Теперь, с учетом всего сказанного здесь о руси, можно процитировать мнение А. Брюкнера о проблеме названия «русь»: «Тот, кто удачно объяснит название «Руси», овладеет ключом к решению начал ее истории» (Трубачев, 1993. С. 3) Но в начале истории Руси, как уже сказано, был «сильный отклик «Рос», изданный теми (мужами), которые приняли прорицание согласно некоему совету или по божественному воодушевлению» стать «распорядителями» того народа, послы которого «призвали» их идти княжить к ним, того народа, который поддался демократическому движению самоуправления, и люди «почаша сами в собе володети», и охватило их бессмысленное бешенство междоусобиц.

После этого «сильного отклика «Рос»» «распорядители» стали носить имя «Рос» или «Рус». Карпозилос замечает по этому поводу: «До сих пор мы не имеем в источниках другого объяснения происхождения этого названия» (Карпозилос, 1988. С. 118). А из летописей мы знаем, что «и от техъ варягъ прозвася Русская земля… ти (и) суть людье ноугородьци от рода варяжьска, преже бо беша словени».

Сходный с этим сильным откликом «Рос» на прорицание божества, смысл которого можно понять как «О, царь!», приводит Секст Эмпирик из несохранившейся трагедии Софокла, когда пастухи в какой-то ситуации, обращаясь к царю и богу Баалу, издают возглас или сильный отклик «по-фригийски» io Ballen — «О, царь!» (Секст. Против грамматиков, 317–319). Соответствие этому событию имеется в трагедии Эсхила «Персы», когда хор, обращаясь к душе умершего Дария, восклицает: «О, Баал… царь незлобивый, Дарий-отец, явись!» (Эсхил. Персы, 658–662).

Но что это может дать для нашей задачи объяснения значения названия «Русь»? Дело в том, что те «варяги», о которых идет здесь речь, ославяненные руги-русы, могли иметь общие культы со славянам и «состоять в родстве» со своими богами. Средневековый немецкий хронист Гельмольд приводит следующие сведения о прибалтийских славянах: верят «что они от крови его (божества) происходят, и каждый из них тем важнее, чем ближе он стоит к этому виду богов» (Кузьмин, 1988. С. 181). Здесь, прежде всего, бросается в глаза неразличимое целое — ближайший «родственник бога», прежде всего, конечно, rех («царь, король»), и сам бог. Поэтому можно было сказать, что «царь — это бог». Эта логика слияния в единое бога и царя, а в нашем случае князя, позволяла перенести отклик, обращенный к богу «О, Рус!» или «О, светлый!», «О, царь!», на получивших прорицание мужей русое и на их дружину русь — «светлые, царские». Отсюда — «русские светлые князья» в договорах с греками. В «Слове о полку Игореве» храбрые русичи с отчественным суффиксом — ич нечто другое — это «одного отца дети или отцовские дети», то есть «арийцы». Ф.И. Буслаев пишет: «Слово Арии (как бы Арьичи, с отчественным окончанием ич) есть не иначе что как отцовские дети (как бы отчичи), потому что Ари или Арья значит отец или глава семейства» (Буслаев. Т. I., 1908. С. 495). Таким образом, русичи — «кровные родственники» бога, которому восклицали «О, Рус!» — «О, светлый!» или «О, царь!». Но в контексте «Слова о полку Игореве» русичи — это силы (войско) Дажь-Божа внука, предводителя русичей Игоря, потомка Владимира Красное Солнце-Дажь-Бога, «одного отца дети» — Крестителя Руси Великого князя Киевского Владимира. Заметим, что форма русичи встречена в единственном источнике — в «Слове о полку Игореве».

После смерти братьев-соправителей, Синеуса и Трувора, Рюрик становится основателем царской власти в России. Кстати, он единственный из троих призванных князей, во второй части имени которого есть окончание — rik «царь». Рюрик становится тем «нарядником», на отсутствие которого, по одной из летописных версий, жаловались призываемым князьям послы новгородских племен. «Нарядник» от глагола «наряжати», по определению исследователя институтов десятских и сотских в древнерусском государстве В.А. Кучкина. Правда, по отношению к сотским, он «означает организовывать людей для исполнения каких-то физических работ и руководство какими-то натуральными повинностями населения». На самом деле, у них были обширные права и обязанности, они, пишет Кучкин, «выступали как организаторы княжеского хозяйства» (Кучкин, 2004. С. 43, 44). «Нарядник» Рюрик — организатор первоначального дружинного государства и «распорядитель» народа.

Возможно, в эпоху Рюрика стало складываться дружинное право, право корпоративное, отразившееся в древнейшей Правде, «Законе Русском», с его «монархическим» принципом — существование одной плоскости правовых отношений: горизонтальной (дружинник — дружинник), в то время как «взаимоотношения между князем и дружинниками не нашли отражения в древнейших записях правовых норм, — в противоположность ранним судебникам англо-саксонской Англии, Дании, Норвегии и Швеции» (Никольский, 2004. С. 45). Но помимо дружинного права Руси существуют реальные связи призванных «распорядителей народа» с венетско-ругско-славянским миром, опирающиеся на особую церемонию возведения на престол нового правителя — князя, которая существовала уже в середине VIII в. у альпийских словен, родословие которых возводят к венетам (Ронин, Иванов, 1989. С. 167, 173). Носителями обряда были косезы: близкий к князю привилегированный слой кметов, «крестьян-воинов». Косезы обладали наследственным правом «принимать» и утверждать от имени «страны» ее нового властителя. Они избирали «лучших» и «мудрейших» из своей среды. Наиболее уважаемый среди избранных руководил церемонией. Он, сидя на камне на поле, ожидал, когда будущий правитель явится в крестьянской одежде на поле. После этого он задавал сидевшим вокруг него косезам-соприсяжникам ритуальные вопросы о качествах будущего князя. Косезы отвечали, одобряя нового князя. Затем они сажали нового князя на лошадь и трижды обводили вокруг камня. Участники и зрители, мужчины и женщины, восхваляли бога в ритуальных гимнах. Затем крестьянин на камне уступал место князю.

Признаем, что князя в словенском ритуале сажали на камень, что камень в этом случае служил как бы столом, престолом, сидением. Однако для того, чтобы лучше почувствовать его связь с древнерусским обычаем возведения на престол нового правителя в начале христианства на Руси, вспомним выражения о вокняжении: (князь) «сел на столе» (летопись), о самом правлении: «Владимир на столе» (надпись на сребрениках Владимира), — это реальная связь между венетским и русским обычаями, так как русского князя сажали в буквальном смысле на стол в церкви, где совершалось возведение на престол нового князя. Только в одном случае — «поклонный» камень в поле, в другом — стол в христианском храме. Объяснений не нужно, достаточно самоочевидной истины, тем более, что др. — русск. столь «престол, сидение».

Византийский историк второй половины X в. Лев Диакон сохранил от того времени в своей «Истории» связь Святослава Игоревича и его соратников-товарищей с «венетским» обычаем возведения на престол нового правителя, — крестьянскую одежду Святослава и его «друзей» во время встречи с императором Цимисхием. «Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только чистотой. Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем об условиях мира и уехал» (Лев Диакон, 1988. С. 82, 213, примечание 57).

Теперь попытаемся под другим углом взглянуть на действия Олега, когда он прибил свой щит к вратам Царь-града и заявил требование побежденным грекам о том, чтобы они сшили для кораблей руси «парусы паволочиты» (из паволоки), — не как на прихоть и безумную роскошь новопришельцев к славенам, «новых русских», а как на сакральное действие, в том числе и действие со щитом. Дело в том, что «под именем паволок разумелись дорогие ткани красного цвета — порфиры, парчи, багры и т. п.» (Срезневский. Т. 2. Стлб. 855–856). Это заставляет живо представить языческие храмы красного цвета у лютичей-вильцов и вагров-ободритов, иллиро-венетских племен, а красные паруса на кораблях руси Олега как посвящение своим богам. В то же время на вопрос о том, какова была сакральная функция щита у руси, пришедшей с Олегом к Царьграду, допустимо, на наш взгляд, ответить примерами из индоевропейской мифологии — у хеттов, а также в Эгейском мире и у ободритов. Так, например, хеттский Цитхарийя — это бог-щит (МНМ. II. 1988. С. 590. Стлб. 3). А в микенскую эпоху существовала особая связь большого щита в форме восьмерки с женским божеством войны, которое обнаруживает черты сходства с Афиной (Цибенко, 1985. С. 203). Но что ближе всего к нашей к цели — у ободритов в XII в. был языческий храм в Вольгасте, северо-западнее впадения Одера в Балтийское море, напротив острова Рюген, в котором вместо идолов находился гигантский деревянный щит, висевший на стене, покрытый золотыми листами, украшенными чеканкой. На нем было изображение Яровита (Ярилы), напоминающее греческого бога Марса. Местные жители, увидев вынесенный миссионерами наружу этот щит, упали на колени, считая, что появился бог войны Яровит (Геровит) (Гимбутас, 2004. С. 190).

Завершив этот обзор, мы готовы сказать, что в действиях Олега, прибившего свой щит к вратам Царьграда, заключалась сакральная функция щита, связанного с богом войны Яровитом — Олег посвятил свой щит этому божеству в знак победы.

Мы, русские, не знаем о себе в начальный период нашей истории, сбитые с толку современным обилием гипотез о междоусобицах, кидающих читателей из стороны в сторону, от норманнов Скандинавии к номадам Северного Причерноморья. Эти «гипотезы» не играют никакой роли в борьбе народа за национальное самосознание. Поэтому не обойдем молчанием сообщения о ритуальных действиях руси Святослава перед решающей битвой. Его воины ночью подобрали убитых, разожгли много костров и сожгли трупы, «заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили [несколько] грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра» (Дуная. —Л.Г.) (Лев Диакон, 1988. С. 78). Но эти «обычаи предков», как об этом говорят комментаторы к сообщению Льва Диакона, засвидетельствованы многими источниками у славян, а не у норманнов или степняков — ив том числе у славян прибалтийских и западных (Сюзюмов, Иванов, 1988. С. 209–210, примечания № 24–27). Существовали эти обычаи также у мирмидонцев, дружинников Ахилла: Радуйся, храбрый Патрокл!.. / Окрест костра твоего обезглавлю двенадцать славнейших / Юных троянских сынов, за смерть твою отомщая (II. XXIII, 18, 22–23).

«Царство Русь» (в европейских хрониках «Королевство Русь») с «большим городом Киевом» (Титмар Мерзебургский), который по величине и значению «соперничал с царствующим Константинополем» (Адам Бременский), делал знаменитыми тех, кто жил в нем. Так, по скандинавской рунической надписи № 92, Халльфинд известен на родине тем, что живет на Руси (в Гардах), сообщает его мать Хертруд (Мельникова, 1977. С. 117). «Царская раса» правителей «дружинного Русского государства X — первой половины XI вв.» (Никольский, 2004. С. 41) привлекала к себе внимание королевских семей Скандинавии, имевших «обычай предков» отдавать своих детей на воспитание в чужие семьи, — привлекала сильными, мужественными, знатными правителями, практиковавшими справедливость, «закон Русский», и которые могли сказать о себе словами Тереса, царя фракийцев-одриссов, что если они не воюют, то им кажется, что они мало отличаются от своих конюхов (Златковская, 1971. С. 220). В 972 г. норвежская королева Астрид отправилась на Русь со своим трехлетним сыном Олавом. Однако в пути на них напали морские разбойники, эстонские викинги, они захватили Олава и продали его в рабство, разлучив с матерью (Джаксон, 1981. С. 39). В 1029 г. норвежский конунг Олав отправился на Русь вместе с корлевой Астрид, малолетним сыном Магнусм и пятнадцатью спутниками. Провел там зиму, а когда пустился в обратный путь, чтобы стать правителем Норвегии, то «оставил своего сына на воспитание у конунга Ярицлейва» (у Великого князя Киевского Ярослава) (Джаксон, 1994. С. 44, 52). Необходимо при этом отметить, что сам Олав отроком воспитывался при дворе Владимира Святославича, «конунга Гардов» (Новгородской Руси) (Назаренко, 2001. С. 393). Подобные же действия со стороны русских князей, с целью воспитания их детей в семьях скандинавских правителей, не известны.

В силу слияния в единое и неразличимое целое языческого бога и его ближайшего «кровного родственника» князя, имя Рос/Рус переходило на князей и на определенный класс вооруженного народа, преданного царю (князю), сражающегося под его руководством и составляющего с ним одно целое: дружину — русь. Как, например, мирмидонцы, гетайры Ахилла, верные его друзья — «волки» с «неукротимыми сердцами», «свирепые осы… бойцы», они участвуют в совместных трапезах с царем; а в мирное время они— крестьяне-пахари (II. XVI, 155–168, 257–269; XXII, 4–7). Или кмети-«волки» Всеволода, брата Игоря в «Слове о полку Игоеве». Именно эта древняя традиция утверждает нас в мысли, что русь — война.

Алексеев С.В. История славян в V–VIII веках. М., 2004. — С. 154.

Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995.

Буданова В.П. Готы в эпоху великого переселения народов. М, 1990.

Буслаев Ф.К Сочинения по археологии и истории искусства. Т. I. СПб., 1908.

Высоцкий С А. Киевские граффити XI–XVII вв. Киев, 1985.

Герберштейн С. Записки о Московии. М.: Моск. ун-т, 1988. С. 58. Примечание «Л».

Гимбутас М. Славяне. М., 2004.

Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги как источник по истории народов Восточной Прибалтики (VII–XII вв.) // Летописи и хроники. 1980. М… 1981.

Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе. М., 1994.

Добродомов ИГ. Происхождение и значение слова къметь в «Слове о полку Игореве» // Сб. «Честному и грозному Ивану Васильевичу». К 70-летию Ивана Васильевича Левочкина. М., 2004.

Златковская Т.Д. Возникновение государства у фракийцев. М.,1971.

Иванов Вяч. Вс. Древнебалканские названия священного царя и символика царского ритуала // Палеобалканистика и античность. 1988.

Карпозилос (Янина) А. Рос-Дромиты и проблема похода Олега против Константинополя // Византийский временник, 49,1988.

Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991.

Королюк В Д. Славяне и восточные романцы. М., 1985.

Краткий Ипатьевски летописец конца XV — начала XVI в. // Летописи и хроники. 1984. М., 1984.

Кузьмин А.Г. Падение Перуна. М., 1988.

Кулаков В.И Древности пруссов VI–XIII вв. Свод археологических источников. М., 1990.

Кучкин В.А. Указные грамоты соцких // Сб. «Честному и грозному Ивану Васильевичу». К 70-летию Ивана Васильевича Левочкина. М., 2004. — С. 43, 44.

Лавров П.А. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности. Труды славянской комиссии. Т. 1. Академия наук СССР. Л., 1930.

Лебедев Г. Славянский царь Дир // «Родина», № 11–12,2002.

Лев Диакон. История. М., 1988.

Литаврин Г.Г., Шушерина В.П., Ронин В.К Комментарий к тексту гл. 13, 27 «Об управлении империей» Константина Багрянородного. М., 1991.

Макаев Э.А. Язык древнейших рунических надписей. М., 2002.

Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. М., 1977.

Мифы народов мира. Т. 2. М., 1988. — С. 306–307,590, стлб. 3

Мюллер Л. О принципах реконструкции и перевода Несторовой летописи // Средневековая Русь. Вып. 4. М, 2004.

Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники IX—

XI веков. Серия: Древнейшие источники по истории Восточной Европы (ДИ). М.,1993.

Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. М., 2001. — С. 13, 45–47, 51,54–55, 59–60, 68–69, 392–393; со ссылкой на: Джаксон Т.Н. Королевские саги о Восточной Европе (с древнейших времен до 1000 г.). Тексты, перевод, комментарий. М., 1993. —С. 117–184.

Некрасов Г.А., Мельникова Е.А. Комментарий к тексту Х.Г. Портана // Х.Г. Портан. Основные черты русской истории. М., 1982. — С. 99, примечания № 5, 6: со ссылкой на: Куза А.В. Новгродская земля. — В книге Древнерусские княжества X–XIII вв. М., 1977. —С. 154.

Непокупный А.П., Быховец Н.Н., Буниятова И.Р. и др. Общая лексика германских и балто-славянских языков. Киев, 1989.

Никольский СЛ. О дружинном праве в эпоху становления государственности на Руси // Средневековая Русь. Вып. 4. М., 2004.

Носов Е.Н. Новгородское Городище в свете проблемы становления городских центров Поволховья // Е.Н. Носов, В.М. Горюнова, А.В. Плохое. Городище под Новгородом и поселения Северного Приильменья. СПб., 2005.

Олеарий А. Описание путешествия в Московию // Россия XV–XVII вв. глазами иностранцев. Л., 1986.

Петрухин В.Я., Шеллов-Коведяев Ф.В. К методике исторической географии. «Внешняя Россия» Константина Багрянородного и античная традиция // Византийский временник, 49, 1988.

Пиотровская Е.К. Тема святых мест в Новгородской Кормчей XIII в. из Синодального собрания Государственного Исторического музея // Богословские труды. М., 1999. Сб. 35.

Повесть временных лет // Памятники литературы Древней Руси XI — начала XII века. М., 1978. — С. 24–25, 36–37.

Полное собраие русских летописей. Т. 9, 10. М., 1965.

Полное собрание русских летописей. Т. 33. JL, 1977.

Ронин В.К., Иванов Вяч. Вс. Проблемы этнического самосознания словенцев // Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху зрелого феодализма. М., 1989.

Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981.

Седов В.В. X Всесоюзная конференция по изучению скандинавских стран и Финляндии // Советская археология, № 3, 1988.

Секст Эмпирик. Сочинения в двух томах. Т. 2. М.: Мысль, 1976. —С. 120.

Соссюр Ф. Труды по языкознанию. М., 1977.

Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. 2. СПб., 1902. — Стлб. 855—856

Сюзюмов М.Я., Иванов С.А. Комментарий к тексту Льва Диакона // Лев Диакон. История. М., 1988. — С. 209–210, примечания № 24–27; 212, примечание № 41.

Трубачев О.Н. К истокам Руси. М., 1993.

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. T.III. СПб.: Азбука; Терра, 1996.

Цибенко О.П. Вступительная статья к поэме Гесиода «Щит Геракла» // Вестник древней истории, № 3, 1985.

Шавли Й. Венеты наши дальние предки. М., 2002.

Шахматов А.А. Повесть временных лет. Пг., 1916. — С. 19. Примечания к строкам 1,13, 14.

1. С именем славяне связывают два близких по содержанию понятия: или слава или слово. Первое — из ряда польских версий, с XVI в. используемых в области славянской истории и этнографии. Второе — является гипотезой чешского филолога второй половины XVIII — первой трети XIX вв. Й. Добровского, который, по мнению современных лингвистов, справедливо считал, что этноним словене связан со славянским slovo. В исследованиях о славянских древностях много сказано о том, что восточноевропейские венеды, славяне и анты — это один и тот же народ, славяне, которые в начальных веках нашей эры были известны римским историкам под именем венедов/венетов, живших в районе Прибалтики. Но также и о том, что венеды и славяне — это разные этносы, что название «венеды» перешло на славян после того, как они расселились на территориях, которые ранее занимали венеды. Однако мнение о том, что восточноевропейские венеды были славянами, убедительно обосновал В.В. Седов (Седов В.В. С. 594–605). Источники VI в. славян называют Sclaveni, но «едва ли кто всерьез станет оспаривать, что форма Sclaveni скрывает за собой славянское самоназвание *slovine». Но когда словене стали называться словенами? Точнее, в какой период мог появиться этот этноним — словене? Например, в историко-географическом источнике позднеримского периода — на Певтингеровой таблице или карте (II–IV вв.), в той области, где можно предполагать расселение части славянских племен как раз по соседству с венедами, словен нет (Свод, I. С. 68. Карта). В связи с рассматриваемой нами в данной статье темой, определенный исторический интерес представляет тот факт, что славяне долгое время обходились без названия «словене» — до VI века в источниках его нет. Имеются только частные этимологические построения в исследованиях о славянах. Наше название появляется у готского историка Иордана, в VI веке: «Хотя теперь их названия («многочисленного племени венетов») меняются в зависимости от различных родов и мест обитания, преимущественно они все же называются словенами и антами» (Sclaueni et Antes) (Свод, I. С. 106–107.). О словенах и антах сообщает и современник Иордана византийский историк Прокопий Кесарийский, но его сообщение не касается времени появления названия «словене» и «анты», он только упоминает их вместе с другими народами и называет места обитания на левом берегу Дуная (Свод, I. С. 177). С точки зрения времени появления названий «словене» и «анты», особый интерес представляет гипотеза Ф.П. Филина — А.И. Попова о происхождении названия «анты». Они, не посягая на общепринятое мнение, что название «анты» связано с древнеиндийским antya — «находящийся на краю, на конце», то есть «украинцы», — дают новую этимологию: это этноним аварского происхождения, связанный с тюркским ant— «клятва», монгольским anda, and— «побратим». При этом происхождение этнонима связывается с историческими событиями VI века: славяне, побежденные аварами, были приведены ими к клятве племенных вождей на союзническую верность. С распадом аваро-славянского союза в конце VI века исчез и этноним «анты» в византийских источниках (Филин Ф.П. С. 266–270; Попов А.И. С. 34–35).

2. Этноним «словене», как представляется, также связан с международными событиями, в которые были втянуты славяне и анты, и предполагает развитое коллективное самосознание. В VI веке славяне перешли границу Византийской империи и в огромном числе расселились на ее территории. Славяне сражались против всех, заключая договоры со всеми: с византийцами, аварами, болгарами, арабами. Византийцы называли славян вероломными, хвастливыми и высокомерными, потому что славяне горазды были на слово. В качестве примеров приводились не только бесчисленные факты нападения славян на византийцев и другие народы, но и высказывания, примерно такие, как у вождя славян Даврентия-Добряты к предводителю аваров Баяну: «Родился ли среди людей и согревается ли лучами солнца тот, кто подчинит нашу силу? Ибо мы привыкли властвовать чужой [землей], а не другие нашей. В этом-то, сказал он, сдержим слово (????? ???? ?? ??????; уточн. пер. наш. —Л.Г.), пока существуют войны и мечи» (Свод, I. С. 320–321; 350, примечание № 67). Добрята имел в виду, конечно, не слово, даваемое кому-то в качестве верного ручательства, а слово-заклятие во время определенных магических действий, в том числе во время молитвы за новые победы соотечественников. Такое слово считалось крепким. Так, например, в заговоре оборотня заклинатель говорит: «Слово мое крепко, крепче сна и силы богатырской» (Буслаев Ф.И. С. 13.), подразумевая магическую силу своего слова. О существовании у славян всевозможных магов (колдунов-волхвов, кудесников, ведунов, ворожей) сообщают многие источники (Нидерле Л. С. 323–326). При этом сами вожди или князья славян выступали посредниками между народом и богами или демонами, выполняя жреческие функции. Это были словные или словесные люди — славуны. Выразительный пример представляет имя, а скорее прозвище, архонта (князя) славянского племени северов, которое генетически восходит к антам — Славун. В 767 году он выступил против Византийской империи во Фракии и был схвачен по приказу императора. Имя Славун имеет этимологическую связь со слово, подразумевая человека известного, в хорошей славе, занимающегося словом в магических целях, имеющего сильное влияние на людей. Обращает на себя внимание один из фрагментов исторического сочинения византийского историка VI века Менандра Протектора о взаимоотношениях аваров и антов. Архонта Мезамера (этимология имени не выяснена), как одного из племенных правителей, анты отправили послом к аварам. Менандр называет Мезамера «пустословом и хвастуном», который, «прибыв к аварам, изрек слова высокомерные и в чем-то даже наглые». Не так оценил человеческие качества Мезамера находившийся среди аваров кутригур, он сказал хакану: «Этот человек приобрел величайшую силу у антов и может противостоять любым своим врагам. Следует поэтому убить его и затем безбоязненно напасть на вражескую [землю]». Авары убили Мезамера (Свод, I. С. 317). Несомненно, что «величайшая сила» Мезамера, не в последнюю очередь, была заключена в том, что он был слоеный, словесный, славун. Однако до VI века, до того, как славяне вышли на международную арену, этнонима словене в качестве самоназвания, в источниках, как уже было сказано, нет. В этом не было необходимости.

С другой стороны, в славянской среде было множество личных имен, во второй части которых присутствует «слава», таких, как Святослав, Вячеслав, Брячеслав, Ростислав, Собеслав, Войслав и другие. Были и полные имена со словом «слава» — уже названный князь северов Славун, чешский князь X века Славник, и такие слова, как «славник», связанное со славить, имевшее функциональное значение, «славутник», «славнук» (завидный, богатый жених) (Даль В.И. С. 215; Назаренко А.В. С. 632). Как имена, так и указанные слова, связаны чередованием гласных со слово, слыть (Фасмер М. III. С. 664). При этом во время заключения военных договоров со славянами, а также в других ситуациях, контрагенты неоднократно имели случай слышать от славян, что слова их «роты» (клятвы) крепки, «крепче сна и силы богатырской», что они люди слова. И все-таки этноним словене был создан не иноплеменными контрагентами, а славянами в качестве самоназвания.

3. Даже спустя тысячелетие после рассматриваемого периода, мы находим у голландца Альберта Кампенского (ок. 1490–1542) сообщение в послании папе Клименту VII «О делах Московии» о том же символе этничности, о «слове» у русских славян. Автор послания опирался на сведения своих соотечественников, в том числе, непосредственно на сведения, полученные от своих родственников. «И действительно, у них считается великим и ужасным злодеянием обманывать друг друга… о клятвопреступлениях и богохульствах у них не слыхивать» (Мыльников А. С. С. 227–228). Если такое положение дел соответствовало этническому самосознанию славян и в VI веке как людей слова, в этом случае только суффикс — анин в качестве форманта отделял, например, слова славун, славник, славутник, словесный, слоеный от самоназвания словене. При существовавшей у славян этнической связи со словом, содержание словене можно истолковать как «люди, верующие в силу слова, воздействующие на силы природы и на людей словом». То что этноним словене связан со слово, в этом большинство исследователей уверены при существовании древнерусского кличане «охотники, поднимающие дичь криком» от клич (Трубачев О.Н.; Фасмер М. III. С. 664–666). Допустимо, пожалуй, для рассматриваемой темы привлечь иноязычные соответствия для лексемы слово в названиях античных племен Raeti (реты), жители горной области Ретия между реками Пад, Дунай, Рейн и Лех, и Vocates (вокаты), племя в Галлии Аквитанской, на левом берегу Гарумны (Дворецкий И. X. С. 850, стлб. 1; 1089, стлб. 1). Ю. Венелин настаивает, что Raeti — это искаженный поздний латинский вариант греческого названия племени ????? (Rheti) реты от ????? речь, слово (Венелин Ю.С. 78–79).

Что касается названия племени Vocates (вокаты), в нем так или иначе все-таки усматривается связь с латинским vocabulum слово, чего нет в латинском искаженном варианте греческого названия племени реты.

Таким образом, можно сделать вывод, что именно в VI веке появились этнонимы словене и анты, как сказано у Иордана: «…теперь… преимущественно они (венеты) все же называются славянами и антами» (Свод. I. С. 107). Оба этнонима в основе имеют слово, но анты — чужое, тюркское слово «клятва», оно не было самоназванием части славянских племен, поэтому с распадом аваро-славянского союза этноним исчез из византийских источников. В то же время этноним словене создан на языке, на котором говорил этнос, и был усвоен в качестве самоназвания.

Буслаев Ф. И. Значение собственных имен: лютичи, вильцы и волчки в истории языка. // Временник Императорского Московского общества истории и древностей Российских. Книга 10. М., 1851.

Венелин Ю. Древние и нынешние словене. М., 2004.

Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. IV/М., 1998.

Дворецкий И. X. Латинско-руссий словарь. М., 1976.

Мыльников А. С. Картина славянского мира. СПб., 1999.

Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. М., 2001.

НидерлеЛ. Славянские древности. М., 2000.

Попов А. И. Название народов СССР. М., 1973.

Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. I. М.,1991.

Седов В.В. Этногенез ранних славян. // Вестник Российской Академии Наук. Т. 73. М., 2003.

Трубачев О. Н. Этногенез и культура древнейших славян. М., 2003.

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. III. СПб., 1996.

Филин Ф. П. Заметка о термине «анты» и о так называемом «антском периоде» в древней истории восточных славян. В кн.: Проблемы сравнительной филологии: Сб. статей к 70-летию чл. — корр. АН СССР В. М. Жирмундского. M.-Л, 1964.

Призвание Рюрика из славяноговорящего «заморья» не может быть неопровержимо доказано, но может быть убедительно подтверждено анализом археологических, письменных и фольклорных источников. Как известно, сообщение летописей об этом событии отличается неполнотой высказывания: «И ркоша поищем сами в собе князя, сказано в Ипатьевской летописи, иже бы володел нами и рядил по ряду по праву… идоша за море к Варягом, к Руси» (ПСРЛ. Т. 2. 1962. Стлб. 14). Но кто были вряги-русь и где было их место нахождения, не сказано.

Вариант, основанный на сообщении Патриаршей или Никоновской летописи, отличается такой же неполнотой высказывания: «И по сем собрашеся реша к себе: «поищем меж себе, кто бы в нас князь был и владел нами, поищем и уставим такового или от нас, или от Казар, или от Полян, или от Дунайчев, или от Варяг»… таже совещавшася послаша к Варяги» (ПСРЛ. Т. 9, 10. 1965. С. 3, 9). Варяги здесь названы в ряду славянских племен, за исключением хазар. Но исторические судьбы сталкивали славян и хазар в драматических событиях, славяне какое-то время были данниками хазар. Здесь нет четкой границы между хазарами и полянами, как и между дунайцами и варягами. В этом ряду племен подразумевается, скорее всего, кроме других признаков, отсутствие языкового барьера между ними. О языке хазар мы знаем из авторитетного источника, из проложного Жития Мефодия по рукописи Успенского собора 1405 г. В двадцатилетием возрасте Мефодий, по воле византийского царя, стал князем «в Словенех», входивших в состав Византийской империи. Княжил он в течение десяти лет и изучил славянский язык. Затем сложил с себя княжеский сан и стал монахом. А когда царь послал брата его Киралла к хазарам-иудеям, «да преприть жиды, и иженеть я (их) от земля их», то Кирилл умолил Мефодия идти вместе с ним, «яко умеяше языкь словенеськь» (Лавров., 1930. С. 102–103). Как видим, языком общения в Хазарии был славянский язык. Не могли быть исключением и варяги. Поэтому в сообщении Патриаршей или Никоновской летописи содержится, на наш взгляд, доказательство правоты тех, кто (как, например, Гербер-штейн) утверждали, что призванные князья из варягов говорили по-русски. Убежден был в этом и Лейбниц, который в письме хранителю королевской библиотеки в Берлине М. В. Лакрозу от 10 апреля 1710 г., «касаясь версии о варяжском (с точки зрения Лейбница — датском) происхождении Рюрика, полагал, что тот прибыл в Новгород не из Скандинавии, а из Вагрии — области, где «расположен Любек, который считался в старину за принадлежащий славянам… Вагры, Оботриты, т. е. обитатели окрестностей Любека в Мекленбургии, а также в Люнебурге, были все славяне» (Мыльников, 1999. С. 153).

«Белые хазары», европеиды, военная аристократия, которые, по свидетельству арабских источников, были очень красивы, имели тесные сношения со своими северными соседями, славянами-данниками, брали в жены славянок, расселяли у себя славянских мастеров-ремесленников. Были у них и военные отряды из славян. Поэтому вполне допустимо, что русский язык употреблялся в хазарской среде.

О полянах «Повесть временных лет» высказывается как о лучших славянах. Они воинственны, с высоким чувством племенного достоинства. Вместо установленной дани, они выковали однажды мечи и отослали хазарам. Устрашенные хазары навсегда отстали от полян. При этом у нас нет желания заниматься переоценкой этого летописного события: на самом деле поляне не отдали, устрашая хазар, мечи вместо дани, а хазары разоружили полян, оставив их беспомощными данниками на долгое время, до средины X в., включая княжение Игоря, — так было в соответствии с вольной реконструкцией истории, проведенной Л.H. Гумилевым. Но мы помним, что в договорах с греками и в описании Константина Багрянородного (X в.) Киевская Русь представлена как независимая империя русов, большая федерация племен.

Дунайцы — это славянское племя на Среднем Дунае. Оно известно «Повести временных лет», знали о нем и западные источники (Трубачев, 2003. С. 106, 107). Поэтому «варяги» не могли быть в ряду перечисленных племен исключением, говорившим на непонятном для ильменских словен языке.

Однако кто были варяги, из какого рода происходил Рюрик, эти вопросы, как представляется, остались актуальными, несмотря на то, что «эпизоды в цепи «дань варягам — изгнание варягов — призвание варягов на княжение», пишет К.Л. Егоров, можно считать доказанными. В «Житиии святого Ансгария», составленном Римбертом, Гамбург-Бременским архиепископом (865–888) и учеником Ансгария, записано, что в 852 году какие-то датчане переплыли Балтийское море и захватили богатый город в земле славян (in finibus Slavorum). Переплыв Балтийское море в 852 году и попав в земли славян, можно было встретить два города — Ладогу и Изборск. Именно Ладога имеет археологический горизонт Е2, датируемый примерно 860 годом, со следами большого пожара. Эти следы пожара вполне можно связать с изгнанием датчан» (Егоров. http://www.bibliotekar.ru/rusKiev/24.htm). И сюжет о призвании имеет своих объективных истолкователей, не согласных с мнением тех, кто считает его позднейшей вставкой летописца. Е.А. Мельникова и В.Я. Петрухин лучше всего дали это истолкование при помощи метода текстологического анализа. Его результат приводит Егоров. Анализ показал, что «легенда» или так называемое «сказание» о призвании варягов, изложена языком юридического документа. Термины «наряд», «правда», «володеть» вне контекста системы централизованного государственного управления, кодифицированного свода законов и договоров — в летописях не встречается (Мельникова, Петрухин, 1995). Версия договора с князем получила археологическое подтверждение. Так, новгородской археологической экспедицией в период 80-х — 90-х годов под руководством B.Л. Янина обнаружена серия находок, так называемых деревянных цилиндров с надписями и княжескими знаками. А.А. Медынцева пишет: «Янин доказал, что цилиндры маркировали мешки с долей доходов с верви, делившихся между князем, церковью (жречеством) и княжеским доверенным лицом— вирником или мечником… Главное историческое значение находок цилиндров-замков Янин видит в том, что кодификации права, приходящейся на киевское княжение Владимира Святославича, предшествует более или менее длительный период внедрения новых правовых норм» (Медынцева, 1984. С. 50, 51, 53, рис. 1). Но как только мы подходим к отождествлению летописного Рюрика с Рориком Ютландским или Рориком Вендским франкских хроник, в частности Ксентинских анналов, то оказывается, что эти разыскания последнего времени не имеют практического значения. Возникают препятствия разной степени значения, пренебречь которыми без существенных компромисов невозможно. Спасает положение, укрепляя фактическую сторону «призвания», известный отрывок о Рос-Дромитах из сочинения Псевдосимеона, относящегося к X в., в распоряжении которого имелся географический источник второй половины IX в. — в нем содержится как бы очевидный ответ на поставленный вопрос: кто были варяги?

В отрывке речь идет об этимологии слова «Рос». Вот какими словами описывает автор это событие: «Рос, называемые также и Дромиты. Имя это, которое они носят, распространилось от какого-то сильного отклика «Рос» (буквально «от страшного отклика «Рос» как воздаяния» богу; его «присутствию», «приходу», греч. парусин — Л. Г.), изданного теми, которые приняли прорицание согласно некоему совету или по божественному воодушевлению и которые стали распорядителями этого народа. Название Дромиты было им дано потому, что они бегают быстро. А происходят они из рода франков» (Карпозилос, 1988. С. 117, 118).

Фактическая сторона событий, связанная с «призванием» князей из племени, обитавшего у Балтийского моря, закреплена независимо от Псевдосимеона в двух наших поздних летописях, в Соловецком и Ипатьевском летописцах. «В лето 6370. Князь Рюрик с братьею приде из Немец в Русь» (Соловецкий летописец, 1981. С. 209). «Избрашася от немець три браты с роды своими и вземше с собою дружину многу» (Краткий Ипатьевский летописец, 1984. С. 170). Имеется больше возможностей соотнести этих «немцев» с датчанами и балтийскими славянами «из рода франков», то есть с территории империи франков. Карл Великий присоединил к своей империи северо-восточные германские племена, в том числе соседей ободри-тов саксонцев. Наконец, как сообщает Эйнхард, биограф Карла, «он, сражаясь с ними (славянами) в войне, так усмирил» славянские племена «между реками Рейном, Вислой, а также океаном (Балтийским морем. — Л. Г.) и Дунаем, что сделал их данниками. Среди последних самые замечательные: велитабы (велеты-вильцы), сорабы, ободриты, богемцы» (Эйнхард, 2005. С. 83, 85). И Константин Багрянородный (X в.) считал, что франки «господствовали над всеми Франгиями и Славиниями» (Славинии — объединения прибалтийских славян. — Л. Г.), и что это — Великая Франгия (Константин, 1991. С. 97, 107–109).

Дания оставалась независимой. По словам Эйнхарда, «норманны, называемые данами, вначале занимались пиратством, затем, при помощи большого флота, разорили берега Галлии и Германии» (Эйнхард, 2005. С. 83). Но как мы знаем из «Жития святого Ансгария», в 852 г. датчане переплыли Балтийское море и захватили богатый славянский город Ладогу.

Отрывок из сочинения Псевдосимеона о Рос-Дромитах дополняет Патриаршая или Никоновская летопись подлинной картиной «из жизни»: «Они же (варяги-русь. — Л. Г.) ояхуся звериного их обычая и нрава, и едва избрашася три брата» (ПСРЛ. Т.9, 10, 1965. С. 3, 9). Содержание этого предложения для современного читателя предполагает два смысла:

1) Послы пришли к тем же «варягам», которых за три года до этого, в 859 г., словене жестоко изгнали как неумолимых сборщиков дани и они боялись возвращаться к ним;

2) Послы пришли к тем «варягам», с которыми имели постоянные сношения.

Естественно, в контексте сведений, полученных в последнее время, предпочтительнее оказывается первый смысл. Но в любом случае, варяги-русь знали эти племена, представителями которых пришли к ним послы, и земля вокруг озера Ильмень не была для них неведомой страной, поэтому никто из них не проявил готовности тот час отправиться туда и «владеть» этими племенами. Надо думать, что на той стороне послам по средневековому этикету задали с сочувствием вопрос: «Что с вами?», а не «Кто виноват?» или «Что делать?». Можно представить, как преобразились послы, отвечая: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нету; да пойдете княжить и владеть нами». — И конечно, другая сторона также «совещавшася», кого послать в страну, где не оказалось князя, перед тем как «едва избрашася три брата». Но последнее решение было за прорицанием божества. Самый знаменитый оракул в то время находился в Арконском храме Святовита на Рюгене. После прорицания «избравшиеся» издали сильный или страшный отклик «Рос». По отношению к Святовиту он мог обозначать «О, светлый!» или «О, царь!», потому что «свет» и «свят» имеет одинаковый «царский» или «русский» смысл. Тождество «бог» и «царь» известно в религиях других народов. Пастухи в несохранившейся пьесе Софокла восклицают «по-фригийски»: «Iо, Ballen» (Баал) «О, царь!» (Секст. Т. 2., 1976. С. 120). В пьесе Эсхила «Персы» аналогичное восклицание: «Баал, о древний Баал… царь незлобивый, Дарий-отец, явись!» (Эсхил. Персы, 658–662). Баал — «господин». Русин так же «господин» по смыслу отдельных статей Русской правды. Поэтому князья со своими дружинниками издали, должно быть, отклик «Рус», а не «Рос». Так, например, А. Карпозилос (Янина) в указанной работе «Рос-Дромиты и проблема похода Олега против Константинополя» отмечает: «В науке широко признано, что греческое название «Рос» происходит от славянского «Рус» (Карпозилос, 1988. С. 117, 118). В то же время О.Н. Трубачев выделил в договоре Олега с греками 911 года случай осмысления слова «русский», его перевод: «ко князем нашим светлым рускым…»— Следовательно, ставился знак ра-венста: рускыи = светлый (Трубачев, 1993. С. 120).

Русы во главе с Рюриком, придя к словенам, распределили княжения между тремя братьями, Рюриком, Синеусом и Трувором — в Новгороде, на Белоозере и в Изборск, — «и начаша воевати всюду». Земля ожила, новгородское племя вновь возобладало над другими. В результате выросло огромное государственное образование — Русское государство. Вместе с тем рационалистичная идея норманнистов, что варяги дали новгродцам государственное устройство, получила в нашей историографии наиболее сильный отпор. В какой мере норманнисты были покорены убедительностью доводов антинорманнистов, это другое дело, тем не менее, устойчивая позиция была и остается у тех, кто развивал мысли Гегеля о государственном устройстве, не называя при этом источник. «Государство должно в своем строе пропитывать все отношения. Наполеон, например, хотел дать испанцам государственное устройство a priori, но это ему довольно плохо удалось. Ибо государственный строй не есть нечто лишь сфабрикованное; он представляет собой работу многих веков, идею и сознание разумного в той мере, в какой оно развито в данном народе. Никакое государственное устройство поэтому не создается лишь отдельными лицами… Народ должен в отношении своего государственного устройства чувствовать, что это его собственное право и его состояние… оно ему в пору и подходит ему» (Гегель, 1934. § 274. С. 299).

Но есть другой разряд современных авторов исследований о происхождении Русского государства, которые на основании известных фактов, объединенных в систему, все более уверенно, вслед за Д. Иловайским, по остроумному замечанию историка С.М. Соловьева, стремятся «оторвать начало летописи и заменить его догадкою Стрыйковского о роксаланах» (Иловайский, 2004. С. 523). При этом не принимают во внимание летопись, которая отождествляет «русь» с частью варягов в «заморье». И не только на летопись, но мало обращают внимания и на арабские источники, в которых содержатся сведения о «трех разделах» или «разрядах» «русов»: «Среди них, — сообщает Масуди, источник X в., — некий разряд, называемый ал-Луд’аана, они наиболее многочисленны и ходят по торговым делам в страну Андалус, в Рум, в Константинию». И. Маркварт и В.Ф. Минорский читают ал-Луд’аана как ал-Урдман, что близко упомянутым в ПВЛ «Оурмане», то есть норманнам (Орлов, 1988. С. 116).

Поэтому о неполноте сообщений летописей о «призвании», кстати, можно упомянуть выражение о неполноте математика XX в. Геделя: «Если высказывание неполно, оно верно, если высказывание полно, оно неверно».

С этой точки зрения представляют особый интерес ранее уже приведенные слова Эйнхарда, автора «Жизни Карла Великого», о том, кого франки в первой половине IX в. называли норманнами. «Даны, пишет Эйнхард, называемые норманнами, поскольку как и Свеоны, владеют северным побережьем (Балтийского моря. — Л. Г.) и всеми его островами» (перевод этого предложения наш. — Л. Г.). Далее: «Последняя война была начата против норманнов, называемых данами». И так по всему тексту: норманны = датчане (Эйнхард,2005. С. 79, 83). Примерно через сто с лишним лет, во второй половине X в., епископ Лиутпранд, дважды побывавший в Константинополе в составе посольства, и занимавший кафедру в североитальянском Кремоне, принадлежавшим франкам, говоря о русах, определяет их так же, как Эйнхард датчан, — норманнами. «На севере от Константинополя, сообщает он, живут угры, печенеги, хазары, руссы, которых мы (то есть франки. — Л.Г.) иначе называем норманнами, и булгары, ближайшие соседи». В другом месте, говоря о нападении на Константинополь руси Игоря (в 941 году. — Л. Г.), он отмечает: «Это есть северный народ, который греки по наружному качеству называют руссами (от греч. rousia — лат. rubor, rubeo, «красный цвет» — русы одевались в красное, у них были также красные щиты и знамена. — Л. Г.), а мы по положению их страны норманнами» (Иловайский, 2004. С. 47).

Заметим, что в походе Игоря на Константинополь в 941 г. в его войске варяги не упомянуты. И только вернувшись после неудачного похода на греков, желая отомстить за себя, он «посла по варяги многи за море», призывая их на греков, нанял он и печенегов. В перечне племен в составе войска Игоря в 944 году, при повторном походе на греков, русь отделена от нанятых варягов. «Игорь же собрал воинов многих, — читаем в ПВЛ, — варягов, русь, и полян, и словен (новгородских. — Л. Г), и кривичей, и тиверцев и нанял печенегов». Как только мысль о варягах-наемниках, которые отделены от руси в составе войска Игоря, ясно высказана, тут же возникает вопрос о составе племен в войске Олега в 907 году: каких варягов Олег взял в поход на греков и почему в составе войска не упомянута русь? «Пошел Олег на греков, и взял множество варягов, и словен, и чуди, и кривичей, и мерян, и полян, и северян, и древлян, и радимичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев». В этом перечне варягов нельзя назвать наемниками, и рядом с ними не русь, как в походе Игоря, а словене. Решающее значение здесь имеет сообщение летописца о вокняжении Олега в Киеве: «И беша у него варязи и словене, и прочии прозъвашася русию». Значит в перечне племен в войске Олега варяги и словене — это русь, поэтому русь и отсутствует в перечне. А варяги — не наемники, а дружины, пришедшие с «призванными» князьями «из-за моря». И когда в войске Игоря появились варяги-наемники, они были названы отдельно от руси. При этом русь не названа в числе наемников. У нее предполагается иной статус, русь входила в состав местного населения и говорила по-славянски, в договорах с греками клялась богами прибалтийских славян — Перуном и Волосом (Велесом), а князей своих именовала также титулами прибалтийских славян — «великими» или «светлыми князьями».

Обратим внимание теперь на перечень варягов в ПВЛ: «Свей, Урмане, Гъти, Русь, Агляне…» — это начало перечня неоднозначно для всех списков Летописи: гъти (готы, жители о. Готланд) отсутствуют в первичном варианте — Радзивиловской и Московской Академической летописях, имеющих общий протограф, они также отсутствуют в Лаврентьевской летописи. Готы появляются в Троицкой, Хлебниковской, Софийской 1-й, Ипатьевской летописях (Шахматов, 1916. С. 4. Примечание к с. 4–7). Теперь, если запишем начало перечня в соответствии с первичным вариантом: «Свей, Урмане, Русь, Агляне…», — то «Русь» окажется в соседстве с «Урманами» — норманнами-датчанами, что будет соответствовать исторической реальности того времени, когда прибалтийские славяне были соседями датчан. В то же время «агляне» — это, по замечанию историка А.Г. Кузьмина, — англы, жившие на южном побережье Ютландского полуострова. Кроме того, важно иметь в виду и сообщение Титмара Мерзебургского о датчанах в Киевской земле, которую он посетил в 1018 г. во время борьбы Ярослава со Святополком за Киевский престол (Титмар пришел вместе с войсками польского короля Болеслава, союзника Святополка). Как видно из отрывка о Киевской земле, наконец-то «приведенного в разум» современным переводом А. В. Назаренко — теперь вместо Киевской земли, населенной «беглыми рабами» и «проворными данами», мы имеем сведения о том, что «Киеву, как и всему тому краю, силами спасающихся бегством в город рабов» (от нападения кочевников) — крестьян окрестных сел — «а более всего силами стремительных датчан, удавалось противостоять весьма разрушительным набегам печенегов, а также побеждать другие народы» (Назаренко, 1993. С. 143; VIII 32).

Таким образом, в этих сведениях Титмара мы имеем полную аналогию норманнам Эйнхарда, ал-Урдман’ам Масуди и русам-норманнам Лиутпранда: это датчане. Они несут постоянную военную службу в Киевской земле, вместе с местным населением противостоят набегам печенегов и совершают дальние походы, побеждая другие народы.

Конечно, эта картина варяго-русского мира с неопределенными фигурами норманнов-датчан явно требует привести рассуждение Лейбница, которым мы воспользовались выше: касаясь версии о варяжском, а с его точки зрения— датском происхождении Рюрика (добавим от себя, территориально, не этнически) — Лейбниц полагал, что Рюрик прибыл в Новгород не из Скандинавии, а из Вагрии — области, где «расположен Любек, который считался в старину за принадлежащий славянам… Ваг-ры, Оботриты, то есть обитатели окрестностей Любека в Мекленбургии, а также в Люнебурге, были все славяне» (Мыльников, 1999. С. 153).

Казалось бы, нет ничего проще в таком случае присоединиться к убедительному, казалось бы, мнению, что основателем династии Рюриковичей является маркграф Фрисландии, входившей в состав Франкской империи, Рорик Ютландский, владелец небольшого графства Рустринген. Но дело в том, что ученые мнения на этот счет представляют мнимую убедительность. По сведениям франкских источников, Рорик родился около 800 г. (Цветков. Кн.1, 2003. С. 354–359), значит, в 862 г., в год его «призвания» на Русь, ему было не менее 62 лет, а через 15 лет, по справедливому предположению историка XVIII в. Щербатова, в 877 г., у Рорика родился сын Игорь, которого он перед своей смертью в 879 г., отдал на руки Олегу, ибо тот был «детеск вельми» (ПВЛ). В таком случае Игорь родился, когда Рорику было 77 лет, что само по себе невероятно, тем более, что по франкским источникам он умер бездетным не позже 879 г., хотя ничто не мешает считать эту примерную дату простым совпадением с датой смерти Рюрика Новгородского.

Деда Рорика звали «Рорик Метатель колец» или «Рорик Щедрый». Он возглавлял датский королевский род Скиль-дингов (Скьолдунгов) (Цветков, там же. С. 358). Его прозвище «Метатель колец» дано, возможно, по его действиям, сходным с действиями одного из героев «Беовульфа» из того же рода Скильдингов, который назван в поэме «даритель сокровищ». В числе сокровищ были «шейные кольца», по-русски гривны (Беовульф, 1168–1180; 1191–1194; 1204; 2173). Он был женат на вендской, то есть ободрит-ской, княжне, так как вендами называли ободритов по преимуществу. Его сын носил два имени — датское Хальфдан и вендское (славянское) — Готлейб или Годлиб, а в сагах он — Годлав (Цветков. Кн. 1, 2003. С. 357).

Значительный интерес, поэтому, представляет генеалогическая таблица ободритов, которую опубликовал современный ученый В.И. Меркулов по книге немецкого автора XVIII в. Самуэля Бухгольтца «Опыт по истории герцогства Мекленбург», изданной в 1753 г. В ней представлены смешанные славянские и неславянские имена княжеских родов ободритов: Радегаст, Вислав, Ариберт, Биллунг, Траско (Дражко), Готлиб-Годлав, Славомир, Гедрах, Рюрик, Сивар, Трувар, Гостомысл. В генеалогической таблице ободритов Годлиб (Готлейб) представлен в окружении своих родственников-правителей, в том числе Траско (ободридский князь Дражко), «короля вендов и ободритов», убитого в 809 г. «шпионами датского короля», и Славомира, «короля вендов и ободритов», умершего в 821 г., который «воевал против франков». Сам Годлиб названный в таблице «князем вендов и ободритов», правил в Рерике-Мекленбурге-Велиграде ободритов, и был «повешен датским королем» Годфридом «в 808 г. после взятия Рерика». При этом отмечено, что английские и датские источники называют Годлиба князем племени варягов в составе союза ободритов (Перевезенцев, 2004. С. 35, 36). Из этого можно сделать вывод, что Годлиб был племенным князем у «варягов», а не главой — «королем» — племенного союза ободритов. В этих сведениях обращает на себя внимание название племени — «варяги», которых еще С. Герберштейн называл ваграми и считал, что представители именно этого племени были призваны славянами в свою землю в качестве правителей (Герберштейн, 1988. С. 60). Действительно, общим именем ободритов назывались вагры, полабяне, варны, глиняне. Вагры занимали северо-восточную часть Шлезвиг-Гольштейна до острова Фемарна. Именно на область полабских славян у берега Балтийского моря, как на место нахождения варягов-руси, указывает и приписка начала XIV в. в Ермолаевской летописи: «Поморие Варязское у Старого града за Кданском», — то есть западнее современного Гданьска (Цветков. Кн. 1, 2003. С. 200).

А теперь снова обратимся к франкским источникам. «Князь племени варягов в составе союза ободритов» Хальфдан-Готлейб имел пятерых сыновей, пятым, младшим сыном был Рорик Ютландский. Имена двух братьев Рорика неизвестны, они погибли до 826 г. Старшим в роду остался второй брат — Харальд. Третий брат — Хемминг, погиб в 837 г., убит в стычке с датскими и норвежскими викингами. Остались Харальд и Рорик. Между 843-м и 845 годом Харальд умер, Рорик остался один. С 857-го по 869 год он становится одним из могущественнейших феодалов-землевладельцев Франкского государства, находясь на службе у своего сюзерена — франкского короля Лотаря, а после его смерти в 869 г. он на службе у Карла Лысого. Как упоминалось, Рорик умер не позже 879 г. бездетным, «оставив по себе память верного слуги франкских королей» (Цветков. Кн. 1, 2003. С. 359). Никто из братьев Рорика не сохранил ленного владения — передаваемого по наследству земельного пожалования короля, поэтому их дети, племянники Рорика, по русской терминологии, были изгоями. Возможно, некоторые из них находились у кровно-родственных ободритов-вагров-варягов, которыми ранее правил их дед Хальфдан-Готлейб.

Считаем, что правы будут те, кто предположит, на основании сведений о Рорике, что у него не было достаточного мотива, чтобы на склоне лет отправиться к ильменским славянам совершать рыцарские подвиги, тем более, что он и его мнимые братья «бояхуся звериного их обычая и нрава». Разумеется, если вместо Рорика и его не существовавших уже к тому времени братьев представить его молодых племянников (а между собой — двоюродных братьев), одного из которых звали, возможно, родовым именем Рорик, второго — Сивар, третьего — Трувар, тогда поверить в эту версию будет не так уж трудно. В пользу этой версии говорит даже один определенный факт, правда, неизвестно откуда попавший в Российский исторический словарь 1795 г., в котором указано, что Рюрик Новгородский родился в 830 г. (Исторический словарь, 1795, 1990. С. 160). В таком случае, в 862 г., когда он пришел на Русь со своими двоюродными братьями, ему было 32 года. Поэтому сведения средневековой генеалогической таблицы ободритов, отразившей «призвание» на Русь князей Рюрика, Сивара и Тру-вара, как отрасль Годлиба, «князя вендов и ободритов», и что они «стали основателями русских правящих домов» (Перевезенцев, 2004. С. 36) — можно принять как сведения о внуках, а не о сыновьях Годлиба-Хальфдана.

Впрочем, как уже говорилось, современные исследователи придали начальной русской истории несколько степеней свободы. Летописные сообщения о варягах-руси одни предлагают считать вставкой XII–XIII вв., одновременно внедряя южный, сармато-аланский вариант создания Русского государства. Другие ставят под сомнение не только событие призвания Рюрика, но, как, например, пишет С.Э. Цветков, «и достоверность летописного известия о межплеменных войнах в Новгородской земле» — все это принимают за события у полабских славян. И, наконец, компромиссное и как бы убедительное мнение историка А.Г. Кузьмина: князья были призваны с «Острова русов» арабских источников, — и помещает этот остров в Балтийском море под именем эстонского Сааремаа или Ейсюсле исландских саг (Перевезенцев, 2004. С. 47). И как бы не существует «Зерцала исторического государей Российских» датчанина Адама Селлия, с 1722 г. проживавшего в России, или просто не берется во внимание, что в этом сочинении Рюрик с братьями выводится из Вагрии (Перевезенцев, 2004. С. 37).

При таких обстоятельствах у начальной русской истории возникает «избыток теорий». Представляется, что в этой ситуации конструктивное изменение взгляда на начало нашей истории послужит средством для ограничения числа таких теорий. Это возможно, если будут приняты во внимание линии, связующие ободритский племенной союз и союз ильменских племен. В настоящее время в распоряжении исследователей имеется ряд письменных и археологических источников, позволяющих изучать данный союз. Во-первых, сообщение Псевдосимеона о призвании Рос-Дромитами «распорядителей» «из рода франков», которые, как было сказано, могут быть равнозначны датско-ободритскому роду призванных князей. Затем, антропологическое «откровение» 1977 г., когда исследованиями было выявлено, что население Псковского обозерья относится к западнобалтийскому типу, который «наиболее распространен у населения южного побережья Балтийского моря и островов Шлезвиг-Гольштейн до Советской Прибалтики…» (Перевезенцев, 2004. С. 38). Таким образом, базовая антропология полабских славян у новгородско-псковских словен реабилитирует высказывание ПВЛ: «Тии суть людье ноугородьци от рода варяжьска, преже бо беша словене», — ранее это высказывание воспринималось как заблуждение летописца, так как между варягами и скандинавами, в основном шведами, видели тождество. Вносит ясность в этот вопрос также исследование скелета Ярослава Мудрого: «Его череп не относится к нордическому типу; он схож с черепами новгородских словен, а не скандинаво-германскими черепами» (Цветков. Кн. 2. 2004. С.41).

Эти сведения смыкаются с данными археологии. Так, например, клад арабских монет, найденный в 1974 г. в Ральсвеке на Рюгене, который попал в Ральсвек около середины IX в., показал, что владелец клада имел прямые связи со Старой Ладогой. По археологическим находкам IX в., сообщает немецкий археолог И. Херрман, установлено существование непосредственных регулярных морских связей южного берега Балтийского моря, который был населен полабскими славянами, поморянами, со Старой Ладогой (Херрман, 1978. С. 191–195).

Ясным примером, подтверждающем мнение о балто-славянских культах Перуна и Велеса в языческий период Русского государства (Вани, 1988. С. 286), служит найденная в 1958 г. археологом В.И. Равдоникасом в Старой Ладоге, в срубе X в., антропоморфная фигурка из дерева, которую отождествляют с Перуном — на длинном стержне вырезана голова мужчины с усами и бородой. Внизу фигурка украшена валиком-кольцом с нарезкой. Однако нет единого мнения по поводу того, что же все-таки у этой мужской фигурки изображено на голове в виде толстой шапочки, надетой до бровей — волосы или шлем? И что за предмет четырехгранной трапециевидной формы на макушке — деталь шлема или что-то другое? В книге «Викинги» из серии «Энциклопедия «Исчезнувшие цивилизации», сказано: идол «одет в шлем» (Викинги, 1996. С. 64). М. Гимбутас в книге «Славяне» пишет: «На голову (идола) был надет шлем» (Гимбутас, 2004. С. 191). Однако наиболее точно написала Т.Д. Панова в своем исследовании «О назначении мелкой деревянной антропоморфной скульптуры X–XIV вв.»: «Даны прическа и подобие головного убора» (Панова, 1989. С. 90, 92, рис. 5), — хотя трапециевидный предмет как «подобие головного убора» не совпадает с нашим мнением. Более правдоподобным соответствием этому предмету является, видимо, не головной убор, а пучок волос на макушке. Как представляется, на деревянной антропоморфной фигурке мы видим уникальное изображение такого типа прически, встречающейся у некоторых арийских племен древности.

Наблюдение Т.Д. Пановой о короткой прическе у идола из Старой Ладоги может быть подкреплено типом прически четырехглавого Святовита, которую отметил очевидец разрушения храма этого божества в Арконе на Рюгене Саксон Грамматик (XI в.): «Волосы и борода были пострижены коротко; и в этом, казалось, художник соображался с обыкновением руян» (Фаминцын, 1995. С. 27). Прическа наподобие шапочки имеется у деревянных идолов, антропоморфных фигур с фасада храма прибалтийских славян — волосы не достают до ушей, а затылок голый (Мифы. Т. 2. 1988. С. 452). Кроме прически, особо примечательна антропология у этих мужских голов: огромные глаза навыкате, удивительно длинные и тонкие носы с горбинкой, растущие сразу от лобной кости. Похожая прическа имеется у бронзовой привески-амулета из Новгорода в виде человечка, отождествляемого с Перуном, обнаруженной в слое раскопа, датируемого XII в. (Алешковский, 1980. С. 284–286). Стрижка короткая, глаза огромные, нос длинный тонкий с горбинкой и широкими ноздрями. Лицо узкое длинное («венедское». — Л. Г.), вместе с бородкой образует острый треугольник. На голове шапочка с шишаком, который служит для подвешивания. Сама форма лица напоминает лицо деревянной фигурки Перуна из Старой Ладоги, только бородка острее. Притягивает внимание динамика позы сурового дружинного бога: правая рука, короче левой, кольцом уперта в бок, левая в бедро, образует подобие лука. Ноги расставлены.

Рассматривающего идол Святовита в Арконском храме на Рюгене, сообщает Саксон Грамматик, более всего поражал меч огромной величины. Святовит имел свои боевые значки или знамена (Фаминцын, 1995. С. 27, 28). К типам этих значков относятся, должно быть, двузубцы и трезубцы, которые, как принято считать, являются производными от образа жертвенной птицы у славян и скандинавов. Изображения жертвенной птицы в форме трезубца встречаются на предметах боевого снаряжения, на подвесках, а также в виде граффити на диргемах сакральных кладов в бассейне Балтики — от Норвегии, Дании, Южной Швеции, славянского Поморья и Пруссии — до Старой Ладоги, Новгорода и Пскова (Кулаков, 1988. С. 106 и след.). Однако только на местной почве, у новгородских словен, эти знаки приобрели классическую форму «знаков Рюриковичей» — значение лично-родовых княжеских знаков. Сакральный характер изображений трезубцев косвенно подтверждается трезубцами на камнях из жреческого погребения середины IX в. и святилища в Калининградской области (Кулаков, 1988. С. 106 и след.). Так вот, сходство в символическом отношении знаков, а также предметов княжеской власти у прибалтийских и новгородских славян выявляет не мертвое пространство, а наоборот, степень связи между этими племенами.

Меч. У древних русов — это движущая сила княжеской власти, средство обеспечения жизни, заместитель природы, дающей средства к существованию, бог войны и «плодородия», источник дани на покоренных территориях. Меч каким-то образом был соотнесен с трезубцем. Показательно изображение меча и трезубца на одном из деревянных цилиндров X в. из Новгорода, замков особого вида, как достоверно объяснил В.Л. Янин, которыми маркировали мешки с доходами с верви, доля от которых, после князя и жрецов, доставалась вирнику или — мечнику (Медынцева, 1984. С. 50). Исключительный интерес представляет изображение в виде граффити на византийской монете, чеканенной в 945–959 гг., входящей в состав Ериловского клада, найденного в Псковской области, — стилизованное изображение меча-трезубца. От рукояти и перекрестия отходят линии, плавно спускающиеся вниз по обеим сторонам клинка, как бы «крылья». Исследователи подчеркивают, что эта символика является достоянием славянского населения, «в Скандинавии нет ничего подобного» (Добровольский, Дубов, Кузьменко, 1981. С. 523–524, рис. 2)..

Двузубец. Исходным смыслом знака, может быть, служит сила внутренней и внешней власти. Но считается, что в этом знаке заложены противопоставленные друг другу символы Солнца и Луны. Установлена, бесспорно, принадлежность двузубца Святославу Игоревичу, Ярополку Святославичу и Святополку Окаянному. Однако в последнее время этот список расширен за счет Мстислава Владимировича Тмутараканского — ему атрибутирован двузубец на известном бронзовом «брактеате» (Молчанов, 1982. С. 226, рис. 2).

Трезубец. Сакральный, как и двузубец, знак. В нем заложен смысл не только священного числа три, но также принцип единства трех. Это может быть единством трех самостоятельных областей, входящих в состав Русского государства — Киевской, Новгородской и Тмутараканской. Но не только. Так, например, исследователь В.И. Кулаков отмечает, что распространение многоугольных подвесок с изображением «парадных» трезубцев Владимира, имевших сакральное значение, «в массе начинается с конца X в., после крещения Руси» (Кулаков, 1988. С. 106 и след.). По этому поводу существует предположение, что «парадный» знак Владимира — это церковно-христианская эмблема (христограмма), представляющая собой альфу и омегу (А.Л. Хорошевич). Трезубец действовал, как и двузубец, в определенной зоне времени как знак верховных правителей Руси, с 980 г. по 1054 г., со времени киевского княжения Владимира Святославича (980—1014). Затем этот знак действовал во время новгородского и киевского княжений Ярослава Владимировича Мудрого, до 1054 г.

Знамя. Имеет сакральное значение, связанное, возможно, с двойным смыслом этого слова — «знак» и «знать» (ст. — слав, знати), которые связаны с «рождать(ся)». Одно из знамен в Арконском храме было символом Святовита и называлось Станица, оно отличалось от других знамен величиной и цветом и представляло собой, по словам Саксона Грамматика, «небольшой кусок полотна», но власть его была сильнее княжеской. Если ватага народу — что станица волков (Даль) — несет это знамя перед собой, тогда, говорит Саксон Грамматик, «они считали себя вправе грабить все человеческое и божеское, и все считали себе позволенным. С ним они могли опустошать города, разрушать алтари, неправое делать правым, всех пенатов руянских разрушать и сжигать» (Фаминцын, 1995. С. 28).

Хоть не по теме, но я отмечу: бедный Ницше! Знал ли он о повадках своих кровных предков, балтийских славян, предшественников его учения о Сверхчеловеке?! — «Не зияет ли здесь бездна для вас? Не лает ли здесь адский пес на вас? Ну что ж! вперед! высшие люди!» («Так говорил Заратустра»).

Похожее знамя — «небольшой кусок полотна» прямоугольной формы, немного вытянутый к верхнему правому углу, натянутый на простое древко без украшений и навершия, от стороны напротив древка отходят четыре линии бахромы или кистей — изображено на реверсе куфической монеты, в виде граффити, нанесенного на территории Древней Руси. Монета чеканена в 866 г., входит в состав клада неизвестного происхождения, датируемого первой половиной X в. (Добровольский, Дубов, Кузьменко, 1981. С. 526, рис. 8). Это знамя если не идентично, то вполне сопоставимо со знаменем красного цвета, прямоугольной формы на древке с навершием, которое держит один из всадников, откликнувшихся на «призвание» славянских послов, и едущих «владеть» ими — изображено на миниатюре Радзивиловской летописи «Посольство к варягам» (Радзивиловская летопись, в лето 6370. Миниатюра) Но эти знамена не сопоставимы со скандинавскими, полотнища которых имели трапециевидную или полукруглую форму, украшались орнаментами (Кулаков, 1989. С. 61 и след.).

Исследователями иногда ставится вопрос об эволюции знака — то ли от простого к сложному, то ли, наоборот, от сложного трезубца к простому двузубцу. Интересует исследователей и принцип наследования знаков в ранний период. Так, А.А. Молчанов в своей работе «Еще раз о таманском бронзовом «брактеате», касаясь вопроса происхождения и начальной эволюции этих знаков, отметил, что «закономерности эволюции лично-родовых знаков князей Рюриковичей и принципы их наследования, в частности, в ранний период, остаются до сих пор малоизученными и недостаточно ясными» (Молчанов, 1982. С. 226). Первый вопрос, о начальной эволюции знака, решается, как нам кажется, сам собой. Начнем с предположения исследователей о том, что двузубец принадлежал не только Святославу Игоревичу, Ярополку Святославичу, Мстиславу Владимировичу и Святополку Окаянному, но и отцу Святослава — Игорю, а также «легендарному» Рюрику. При этом учитывают, что знак Святослава Игоревича, их наследника, имел предельно простую форму — двузубец.

Активная жизнь трезубца на Руси началась со времени Святого Владимира, точнее, с принятием христианства. «Трезубец Владимира» унаследовал его сын Ярослав Мудрый. В то же время другой его сын, Мстислав Владимирович Тмутороканский, не будучи верховным правителем Руси, унаследовал двузубец — знак языческих предков, правда, с крестиком на правом зубце. Однако на этот знак он имел право после договора с Ярославом в 1026 г. о разделе Русской земли по Днепру, когда под властью Мстислава оказались две области — Тмутараканское княжество и Левобережная Русь вместе с Черниговом. Под властью его предков, верховных правителей Русской земли, также находились две области — Киевская Русь и Верхняя Русь, Новгород со Смоленском.

При этом обращает на себя внимание тот факт, что оба знака — двузубец Мстислава и трезубец Ярослава — действовали в одном временном периоде. Никакой «закономерности эволюции лично-родовых знаков князей Рюриковичей» не наблюдается. Не укрепляют идею об эволюции знака и сделанные в начале 80-х годов XX в находки деревянных цилиндров-замков с надписями и княжескими знаками. Новгородской археологической экспедицией. На одном цилиндре изображены «трезубец Владимира» и меч, а также вырезана древнерусская надпись. На втором — «двузубец Ярополка», брата Владимира Святославича, и надпись. Цилиндр со знаком Владимира Святославича и цилиндр со знаком Ярополка Святославича отнесены В.Л. Яниным ко времени их новгородских княжений — Владимира в 970–980 гг. и Ярополка в 977–980 гг. (Медынцква, там же. С. 53, рис. 1). Но в этом случае срабатывает ясная и простая идея, высказанная А.А. Молчановым в его указанной ранее работе, что в период от X в. до первой половины XI в. княжеские знаки принадлежали на Руси лишь правителям стольного Киева — исключительно верховным государям всех Русских земель (Молчанов, там же. С. 226). Из этого следует: если княжеские знаки принадлежали лишь правителям стольного Киева, то и трезубец принадлежал исключительно верховным государям всех Русских земель. То, что лично-родовые знаки Святополка и Ярослава, соответственно двузубец и трезубец, были у них еще до киевского их княжения, объясняется их претензиями на киевский стол (Молчанов, 1982. С. 226).

В период 970–980 гг. Ярополк Святославич являлся Великим князем Киевским, поэтому он имел прямое отношение к новгородским доходам, и сборщики дани ставили его знак (двузубец) на цилиндрах-замках, которые маркировали мешки с долей доходов с верви. А с 977-го по 980 г., когда Владимир бежал от Ярополка «за море», в Новгороде находились посадники Ярополка, забирая, конечно, при этом и долю Владимира с доходов.

Статус Владимира был другой — он являлся новгородским князем, а по существу, наместником верховного государя всех Русских земель — киевского князя, и своего лично-родового знака иметь не мог. Поэтому вернее, по нашему мнению, для датировки «знака Владимира» на цилиндре воспользоваться не историческими данными, как для датировки цилиндра со знаком Ярополка, а стратиграфической датой по данным дендрохронологии, в соответствии с которой знак и меч могли быть изображены на цилиндре в период с 973 по 991 г. Охватывается, таким образом, и киевское княжение Владимира, когда он имел лично-родовой знак в виде трезубца, являясь государем трех русских областей — Киевской, Новгородской и Тмутараканской.

После смерти Владимира Туровский князь Святополк, при содействии своих сторонников, вокняжается в Киеве. При этом он наследует знак своего фактического отца — двузубец Ярополка, убитого Владимиром, который усыновил Святополка. Но еще и потому, возможно, что третья область Русской земли — Тмутараканское княжество, куда Владимир в 995 г. отправил своего сына Мстислава на княжение, не входила в сферу влияния Святополка. Но Ярослав в тот же период наследует знак своего законного отца — «трезубец Владимира». Как видим, закономерности эволюции этих знаков и в этом случае не усматривается. Каждый вид знака существует сам по себе. В то же время каждый знак несет в себе и отражает значение другого — это лично-родовые знаки князей Рюриковичей. Однако эти знаки содержат в себе и определенный принцип наследования их.

В свете идеи, высказанной А.А. Молчановым, что знак в форме двузубца мог принадлежать уже Рюрику, проясняется принцип наследования княжеских знаков. По сообщению Патриаршей или Никоновской летописи о посольстве к варягам с целью призвания князя на Русь, племенные старейшины поочередно предлагали послать к хазарам, к полянам, к дунайцам или к варягам (ПСРЛ. Т. 9, 10, 1965. С. 3, 9). Однако сведений о том, что Ильменская Русь имела какие-то связи с этими племенами, которые переходили бы во взаимозависимые отношения, не обнаружено. Только после прихода Рюрика, когда он послал своих бояр, а точнее, воевод Аскольда и Дира, на захват Киева, установились отношения между Новгородом и Киевом, о которых знает летопись. Под властью Рюрика оказались две области — Новгородская и Киевская Русь. Поэтому его личным княжеским знаком на самом деле мог стать двузубец.

Вскоре Аскольд напал на Константинополь. Византийские историки, не называя его по имени, говорят о нем как о «воеводе прегордого кагана». Титул каган мог носить Рюрик после того, как он принял новгородское княжение.

В качестве примечания следует отметить, что под «Ильменской Русью», возможно, следует подразумеваем народ Рос, царя которого называли Каган по рассказу Вертинских анналов о посольстве этого Кагана в 838–839 гг. в Константинополь. Возможно, это была Русь Гостомыс-ла, а «царский» титул каган, как символ величайшей власти, мог быть заимствован в славянский язык у аваров — с VI в. они размещались в Центральной Европе, и славяне принимали участие в их боевых действиях до разгрома аваров в 796 г. сыном Карла Великого, франкским королем Пипином. Согласно сведениям Людовика Немецкого о Восточной Европе, изложенным в письме к Василию Македонянину в 871 г., в то время существовали четыре каганата: Аварский, Норманнский, Хазарский и Болгарский (на Дунае) (.Гумилев, 1989. С. 152). Перечисление идет по кругу: запад, северо-запад, юго-восток, юго-запад, замыкаясь на исходной точке, на Аварском каганате. Норманнами франки называли датчан, как пишет об этом упоминавшийся ранее Эйнхард, автор жизнеописания Карла Великого. Но Датского каганата не было, предпочтительнее под норманнами в этом случае понимать восточных соседей датчан, ославяненных ругов-русов, расселившихся к тому времени до озера Ильмень (А.Г. Кузьмин). В пяти летописях против двух имеются свидетельства о руси, которые на первый взгляд противоречат смыслу текста о «призвании»: «И идоша за море к варягом, к руси… Региа русь, чудь, словене и кривич и вся: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нету…» Выходит, что к варягам обратились с призывом идти княжить в их землю русь, чудь, словене и кривичи. Таково содержание этого текста с точки зрения Лаврентьевской, Ипатьевской, Хлебниковской, Троицкой летописей и Летописца Переяславля Суздальского. И только в Радзивиловской и Московской Академической летописях представлена форма «реша руси». Поэтому А.А. Шахматов реконструировал текст, по замеча-ию Л. Мюллера, «не по свидетельствам, а «по смыслу» (Мюллер, 2004. С. 52):: «Реша руси чудь, словене, кривичи и весь…» (ПСРЛ. Т.ЗЗ., 1977. С. 141, 142). При этом «и кривичи вся» исправлено на «кривичи и вьсь» также «по смыслу», что вошло в последующие издания «Повести временных лет», в том числе в текст, подготовленный О.В. Твороговым и переведенный Д.С. Лихачевым, в издании «Памятников литературы Древней Руси XI — начала XII века (ПЛДР. XI— нач. XII, 1978. С. 36). Новейшие исследования показывают, что «древнее ядро Новгородской волости сложилось на базе союза словен, псковских кривичей и чуди» (Некрасов, Мельникова, 1982. С. 99, примечание № 6) — весь, как видим, не участвует.

Среди ссылок на летописи не менее важной представляется запись в тексте Новгородской (Клементовской) Кормчей: «Приидоша русь, чудь, словень, кривичи къ варягомъ, реша…». М.Н. Тихомиров считал, что текст этого списка «Летописца» (в Кормчей. — Л.Г.) — «древнейший датированный список русской летописи», источником для сведений послужила летопись, «близкая по составу Лаврентьевской, но отнюдь не тождественная с ней» (Пиотровская, 1999. С. 131).

Возможно, это и был Русский каганат Гостомысла, а затем Рюрика. Титул каган имел значение независимой, «всюду воюющей власти». Хакан (каган), тюркск. «глава империи, большой федерации племен». Западные авторы, как параллель кагану, дают rех (царь). С этим содержанием он и перешел к киевским государям в ранний период. Предположение о существовании титула каган в Ильменской Руси нацеливает нас на географическое название Кагани пустошь в бывшем «Новгородском уезде на востоке от тесовской Ямской слободы, и от Ясеня к северу, при озерах» (Словарь-справочник. Вып. 2. 1967. С. 197). При этом целесообразно воспользоваться мнением средневекового автора, Беды Достопочтенного (VIII в.), автора «Церковной истории народа англов»: «Гунны (авары. — Л.Г.) — Балтийские или Поморские славяне» (Венелин, 2004. С. 287). Возможно, это мнение высказано в связи с существованием у славян княжеского титула каган. Но эти славяне, как было сказано, расселились в свое время до озера Ильмень. К району «Кагани пустошь» примыкает территория с плотной поселенческой зоной Ильменского Поозерья, протянувшаяся узкой полосой шириной 4–5 км на 20 км вдоль северо-западного берега Ильменя, на которой расположено селище Прость в 2 км к югу от Новгорода — самое крупное неукрепленное поселение раннего Средневековья в окрестностях Новгорода. Современные археологи готовы видеть в нем центр словен Ильменского Поозерья. Поселение находится в 300 м от главного языческого святилища словен новгородских— урочища Перынь. Весною и в начале лета селище Прость отделено от капища водами разлившегося Ильменя, а в остальное время — заболоченной низиной. Археологи особо упоминают найденные на поселении три бронзовых поясных накладки: две квадратные и одну серповидную, которые представляют детали поясного набора, пока не встречавшегося на Северо-западе России. Эти два типа накладок составляют один комплект на некоторых «тюркско-аварских» поясах неволинской культуры, характерных для VIII в. Эти пояса являются знаками социального или военного ранга их владельцев, символами доблести, власти и богатства. Безусловный интерес для изучения каганата русов представляют также удила с железными эсовидными псалиями, увенчанными зооморфными головками, найденные на поселении Холопий городок, который расположен в 14 км от озера Ильмень. Псалии инкрустрованы латунными пластинками, а глаза головок — вставки синего кобальтового стекла. Подобные удила характерны, в основном, для аварских, аланских, литовских и тюркских древностей VII–IX вв. Точная аналогия этих удил обнаружена в инвентаре погребений VIII в. славяно-аварских могильников Житовска Тонь и Комарно II в Словении. Территориально удилам с Холопьего городка ближе всего удила с бронзовыми зооморфными псалиями из погребения в сопке Чернавино (IX в.) близ Старой Ладоги в Низовьях Волхова (Носов, Плохое, 2005. С. 150–151).

Топография крупного поселения Прость, занимающего самый высокий холм, окруженный низменной и затапливаемой во время паводков территорией, притом, на небольшом расстоянии от озера Ильмень, обращает внимание на соответствие «острову русов», включенного в источники, восходящие к первой половине IX в. и отраженные в сочинениях Ибн-Русте и Гардизи. Русия находится на острове, окруженном озером, почва болотистая. Русы имеют царя, который зовется Хакан-Рус. Хотя А.А. Шахматов размещает «остров русов» в районе Околору-сья вокруг Старой Русы, где речка Порусье впадает в реку Полисть (Шахматов, 1919. С. 55–56). А.П. Новосельцев также решал вопрос об «острове русов» в пользу северного расположения страны русов IX в., в то время как В.В. Бертольд уже конкретно помещал около Ильменя область русов арабского автора XII в. Ибн-Русте. Однако А.С. Мыльников для этого случая отметил поразительно интересный факт, ранее не замеченный историками, связанный с новгородским сказанием о Словене и Русе, послужившим ядром для хронографического сказания о Словене и Русе 1679 г. Неизвестный автор арабского сочинения «Моджмалат Таварих» («Собрание историй»), составленного в 1126 г. — в начале XII в.! — цитирует русское (новгородское) сказание о Словене и Русе, которое известно по спискам русского происхождения XVII в.: «Остров (русов) не большой и не маленький, с болотистой почвой и гнилым воздухом»; «когда родится (у руса) сын, отец кладет ему на живот меч и говорит: «Вот тебе наследство». Таким образом, смысл сказания, попавший в арабский источник через какого-то посредника, подтверждает устное бытование сказания об «острове русов» на новгородской (русской) почве уже в первой половине XII в. (Мыльников, 1990. С. 331–333).

Аскольд и Дир, после захвата Киева, стали наместниками Рюрика Новгородского, котрый стал «царем» (каганом) двух Русий — Верхней и Нижней, Новгородской и Киевской. При нем, скорее всего, двузубец стал лично-родовым знаком государя этих двух Русий. Великий князь Киевский Игорь, которого анонимный еврейский источник XII в. называет «царь России» (каган), унаследовал от Рюрика двузубец. Но роль городов после Олега Вещего поменялась — наместников стали посылать из Киева в Новгород. Так, сын Игоря Святослав княжил в Новгороде. От своего отца он унаследовал двузубец вместе с престолом в Киеве, став государем Киевской и Новгородской Руси.

Отношение Киева к третьей области русов, к Тмутаракани, как к подчиненной территории, просматривается уже в событиях завоевания Таматархи-Тмутаракани (евр. Самкерц) в 939 г. Игорем. Хотя в летописи годы с 935 по 940, можно сказать — немцы, потому что хронология в указанный период немая, слов нет, одни годовые даты. Эти сведения вычитываются в смутной Кембриджской рукописи еврейского анонима XII в., где Игорь назван Х-л-гу, Олег, но Олег скончался в 913 г. Поэтому предлагают дополнительного Олега II, «царя русов» в Киеве, изгнанного в 939 г., ссылаясь как бы на «моравскую традицию», а на самом деле — на польскую! Поэтому она должна быть подвергнута критической проверке, что до настоящего времени не сделано, и «дополнительный Олег» завис у сторонников этой «традиции». В 965 г. Тмуторокань была вновь завоевана Святославом во время похода на хазар. В этой связи, как считают, возникает в византийских источниках имя сына Святослава Сфенга. Но, не доверяя реконструкциям исторических событий (есть тяжелый случай — Л.Н. Гумилев), никаких мотивов для умолчания событий нашему летописцу не приписываем, хотя его упрекают в том, что он «не учел» этого четвертого сына Святослава, тогда как три его сына «учтены» — Ярополк, Олег и Владимир. А Сфенг известен только византийскому историку Георгию Кедрину, который упоминает его в связи с событиями 1016 г., когда флот ромейского полководца Монга нанес поражение хазарам «при помощи Сфенга, брата Владимира» (Святославича) (Цветков. Кн. 2., 2004. С. 9, примечание № 1).

Но сдерживающим фактором, не позволяющим согласиться с утверждением, что летописец чего-то «не учел», является тот факт, что в 995 г. Владимир посадил своего сына Мстислава в Тмутаракани. Возникает вопрос о династическом праве: племянник Мстислав сместил своего дядю Сфенга, значит, Владимир оставил своего брата без удела, сделал его изгоем? И т. д. Однако имя Сфенга наряду с именами Сфендослав-Святослав, Сфенкел-Сфан-гел, (Лев Диакон, 1988. С. 71; 206, примечание № 25; 125), Свенальд-Свентояд (Исторический словарь, 1795, 1990. С. 136) притягивает внимание созвучием с именем Святовита-Свентовита, божества полабских славян.

Итак, активная жизнь трезубца на Руси началась со времени Владимира Святославича, причем, не только с принятием христианства в 988 г., а с того времени, когда он стал верховным государем трех русских земель — Киевской, Новгородской и Тмутараканской— это 80— 90-е годы X в. В этот период на Руси действует трезубец как лично-родовой знак Великих князей Киевских и одновременно в качестве государственной эмблемы. Трезубец Владимира наследует Ярослав Мудрый. После него, возможно, Изяслав Ярославич. Но со смертью Ярослава начались «крамолы», борьба за главный престол между Ярославичами и «Рогволожичами», полоцкими князьями, а затем между Ольговичами и Мономаховичами. Тмутаракань стала владением черниговских князей.

Освещает проблему датско-венедско-ободритского происхождения Рюриковичей и западно-славянская летописная традиция титулования первых русских князей «великие князья» или «светлые князья». Титул «светлый князь» зафиксировал во второй половине IX в. арабский автор Ибн-Русте у восточных славян, вероятнее всего, по мнению Б.А. Рыбакова, в союзе племенных княжеств вятичей (Горский, 1988. С. 126). Исходя из недатированной части летописи, можно считать, что вятичи имеют западнославянское происхождение. Во всяком случае, литая бронзовая фигурка четырехликого идола, сходного с типами идолов балтийских славян, была найдена в земле вятичей, в Старой Рязани (Панова, 1989. С. 92, рис. 5). А четырехликого Збручского идола, найденного в Тернопольской области, на притоке Днестра реке Збруч, можно по достоверным суждениям исследователей, отнести к типу идолов балтийских славян. Не стоит оставлять без внимания имена князей и богов балтийских славян и производные от них имена новгородцев, которые, помимо антропологического «откровения» 1977 г., о котором говорилось выше, выявляют двустороннюю связь «новгородцы — ободриты — новгородцы». Это, прежде всего, имя ободритского князя первой половины IX в. Гостомысл и имя новгородского князя второй половины IX в. Гостомысл. Имена богов у балтийских славян — Святовит, Яровит и форма имен у жителей Новгородской земли, в том числе Старой Русы — Неговит, Добровит, Добромысл (Миронова, 1990. С. 220; Арциховский, 1978. С. 296). Сюда же название укрепленного поселения в Смоленской земле, городища Ободрово (Седов, 1978. С. 145, примечание № 79). Но, наряду с ободритами, и, должно быть, одновременно с ними, новгородские племена хорошо знали лютичей-вильцов-велетов. В их городе Редигаст, или Ретра, находилось святилище, «покоившееся вместо фундамента на рогах зверей». А у самого идола Сварожича-Редигаста «на груди находилось изображение бычачьей или буйволовой головы — народного герба» (Фаминцын, 1995. С. 191). Для нас это имеет особое значение в связи с тем, что в недатированном тексте Патриаршей или Никоновской летописи лютичи названы наутицами: «Ляхове же друзии Наутици» (во всех списках вместо «Лутици») (ПСРЛ. Т. 9, 10., 1965. С. 3, 9). Наутици — от др. — русск. наут/а, — ы «крупный рогатый скот» (Словарь. Т. К, 2002. С. 446). Таким образом, лютичи для новгородцев — «бычачичи», или «буйволичи», могучие велеты.

Теперь еще одно слово о двусторонней связи «новгородцы — ободриты — новгородцы». Это по поводу «шеста, на вершине которого была прикреплена рука, державшая железное кольцо», — о его существовании у ободритов слышал Титмар, шест назывался Геннилем и служил оберегом для целого селения. Но если бы только для селения! В самом гербе Старграда была изображена рука, державшая кольцо, а затем перенесена в герб Рерика-Велиграда-Мекленбурга (Фаминцын, 1995. С. 24, примечание № 4), в котором правил, как мы уже обращали внимание, сын Рорика «Метателя колец», Хальфдан-Готлейб. Кроме этого сакрального предмета — руки, держащей кольцо — у прибалтийских славян среди богослужебных предметов из храма в Ретре известна «кисть правой руки, отлитая из металла желтого цвета» (Маш, 2006. С. 215).

Я с удовольствием привожу факты применения руки и кольца в значимых в сакральном смысле изображениях на территории Древней Руси, а на ее Северо-Западе — в особенности.

1. Правая рука одной из фигур четырехсторонней стеллы Збручского идола прижата к левой части груди в области сердца, в руке — кольцо (Нидерле, 2000. С. 321).

2. В составе декоративного убранства деревянных ножен меча X в. из Новгорода, по центру «убранства» — кольцо («Родина», № 11–12, 2002. С. 142).

3. На печати новгородского тысяцкого Кондрата, до 1268 г., в двойном круге из точек — правая рука; на печати новгородского посадника Степана Твердиславича, 1230–1243 г., в двойном круге — правая рука («Древняя Русь…», 1985. Табл. 157).

4. В Евангелии Юрьевском 1120–1128 г., относящемся к новгородской письменности, заглавная буква Р представляет орнамент в виде пальмовой ветви. Верхний конец загибается вправо кольцом, образуя букву Р, а саму ветвь с кольцом держит— правая рука (Буслаев. Т. 3., 1930. С. 15–16, рис. 20).

5. Скульптурное изображение из дерева, созданное новгородским мастером в XI в. в виде какого-то навершия — правая рука, держащая шар. «Функциональное назначение, говорит исследователь Е. Рыбина, пока не установлено» (Рыбина, 2000. С. 140).

Известно, что круг или шар в мифопоэтической символике выступают в качестве эмблемы могущества и власти (Мифы. Т.2. 1988. С. 18–19), а понятие руки соотносится в большинстве случаев с понятием бога (Маковский, 1996. С. 282). А потому кольцо и рука соотносятся и здесь со значением божественной власти. Но на самом деле, смысл круга или кольца многозначный, он охватывает и представления о загробном мире, о вечности. Так, на третьем ярусе изображений на колонне с острова Готланд: участники погребальной процессии держат по кольцу в руке, поднятой кверху (Викинги, 1996. С. 31). Известно золотое кольцо Одина — Драупнир, порождающее себе подобных. Мифология вечного обновления магических сил бога (Мифы. Т.1. 1987. С. 289, стлб. 1, 2).

По археологическим открытиям известно о событиях второй половины IX в. на русском Северо-Западе. По сведениям о материальной культуре Ладоги и Рюрикова Городища, обнаруженным современным археологом Е.Н. Носовым, Сказание о призвании «варягов» не лишено исторической подосновы. Рюрик через два года из Ладоги перешел к истоку Волхова, на поселение, возникшее в конце VIII — начале IX в., которое носило к тому времени скандинавское название Holmgardr. «Симптоматично, пишет Е.Н.Носов, что город над Волховом получил славянское название» (Новгород). «Рюриково Городище — это и есть древний летописный Новгород», заключает Е.Н. Носов, до появления детинца 1044 г., когда возник новый топоним, собственно, «Новгород». «Топографическая структура Рюрикова Городища сугубо восточноевропейская и отличная от скандинавской модели», сообщает Е.Н. Носов, ссылаясь на I. Jansson’a. И далее: «В целом материальная культура Городища носит гораздо более выраженный воинский, «дружинный» характер, чем культура Ладоги… на первый план вышли функции военно-административные, связанные с его ростом как центра формирующейся новой территориальной общности, собственно «земли» (Носов, 2005. С. 30–32).

Без сомнения, хотелось бы встретиться лицом к лицу с древнерусской властью — с первыми представителями рода Рюриковичей. Оказывается, такая возможность существует: археология и современная антропология знают, как они выглядели.

Облик Владимира Святославича на его золотнике с трезубцем, потомком Рюрика в четвертом колене, волнует прижизненным реализмом: не «брада и власы» как везде на его поздних живописных портретах, а характерная внешность: лицо продолговатое и большое, короткая стрижка, широкие скулы, невысокий лоб, глаза большие навыкате, нос долгий — прямо от верхней части лба между бровей до длинных усов, нависая над ними; небольшая верхняя губа над толстой нижней губой, коротко подстриженная борода, — исключительно выразительный облик (см. монеты Владимира: Сотникова, 1983).

Каждая встреча с восстановленным или обнаруженным на том или ином артефакте прижизненным обликом Рюриковичей буквально потрясает исключительной его выразительностью.

Большую ценность представляет погрудный портрет Ярослава Мудрого на его свинцовой печати — он в высоком шлеме с шишаком, в плаще, застегнутом фибулой на правом плече, лицо долгое безбородое с острыми пиками усов (Янин, Гайдуков, 1988. С. 113; 259, табл. 1, 2а; 307, табл. 49, 2а).

Более того, на фотографии одной из стадий восстановления М.М. Герасимовым облика Ярослава Мудрого по черепу — вид в профиль — все основные признаки лица Владимира Святославича на виду: лицо долгое, скулы широкие, глаза большие, нос длинный, те же губы (Карпов, 2005. Фотография между с. 352–353).

Существует достоверный скульптурный портрет Рюриковича в девятом колене, Всеволода Мстиславича, князя новгородского, который скончался в Пскове 11 февраля 1138 г.

Посмертный облик князя запечатлен между 11–14 февраля 1138 г. скульптором в глине на сосуде, обнаруженном в княжеской могиле (Белецкий, Белецкий, 1979. С. 275–279).

Сохранившийся в его чертах родовой облик Рюриковичей приводит в сильнейшее волнение своей крайней выразительностью: лицо долгое, лоб невысокий, скулы широкие, глаза огромные навыкате, нос тонкий длинный с горбинкой и прямо ото лба, наподобие лопасти пропеллера, ноздри большие, усы длинные и коротко подстриженная борода в уровень с подбородком, губы характерные — маленькая верхняя и толстая нижняя, подбородок небольшой.

Однако для антропологии Рюриковичей следует принять во внимание и белокаменную мужскую голову, так называемую «клиновидную маску», которая помещалась на фасаде северного притвора Георгиевского собора в Юрьево-Польском над большим рельефом Святого Георгия. На самом деле — это портрет второго строителя храма (1230–1234 гг.) и победителя волжских болгар (1220 г.) Святослава Всеволодовича, князя юрьево-польского. (Воронин, 1967. С. 280, 281. Рис. 120).

Исторический словарь российских государей, князей, царей, императоров и императриц. М., 1795; М.: Эврика, 1990.— С. 136; 160.

Карпов А. Ярослав Мудрый. Жизнь замечательных людей. М., 2005. — См. илл

Карпозилос А. Рос-Дромиты и проблема похода Олега против Константинополя // «Византийский времеенник», 1988, № 49. — С. 117, 118.

Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991. —С. 97, 107–109.

Краткий Ипатьевский летописец конца XV — начала XVI в. // «Летописи и хроники». 1984. М., 1984. — С. 170.

Кулаков В.И. Птица-хищник и птица-жертва в символах и эмблемах IX–XI вв. // «Советская археология», 1988, № 3. — С. 106 и след.

Кулаков В.И. Знамена балтийского региона // «Советская археология», 1989, № 4. — С. 61 и след.

Лавров П.А. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности. Труды Славянской комиссии. Т. I. Академия наук СССР. Л., 1930. — С. 102–103.

Лев Диакон. История. М.: Наука, 1988. — С. 71, 125, 206, примечание № 25.

Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. М., 1996. — С. 282.

МашА.Г. Сокровища Ретры. М., 2006. — С. 131, 215,264.

Медынцева А.А. Новгородские находки и дохристианская письменность на Руси // «Советская археология», № 4, 1984. — С. 50–51, 53, рис. 1. Ссылка: Янин В.Л. Археологический комментарий к Русской правде. — Новгородский сборник, 50 лет раскопок Новгорода. М.: Наука, 1982. — С. 150, 153.

Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Легенда о призвании варягов и становление историографии // «Вопросы истории», № 2, 1995.

Миронова В.Г. Берестяные грамоты из Старой Русы // «Советская археология», 1990, № 2. — С. 220.

Мифы народов мира. Т. I. М., 1987. — С. 289, стлб. 1, 2.

Мифы народов мира. Т. 2. М., 1988. — С. 18–19, 452. См. рисунки.

Молчанов А. А. Еще раз о таманском бронзовом «брактеате» // «Советская археология», 1982, № 4. — С. 226, рис. 2.

Мыльников А. С. Картина славянского мира. СПб., 1999. — С. 331–333, 153.

Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники IX—

XI веков. М.: Наука, 1993. — С. 143; VIII, 32.

Нидерле Л. Славянские древности. М., 2000. — С. 321. См. рис. «Четыре стороны гусятинской статуи».

Носов Е.Н. Новгородское Городище в свете проблемы становления городских центров Поволховья // Е.Н. Носов, В.М. Горюнова, А.В. Плохое. Городище под Новгородом и поселения Северного Приильменья. СПб., 2005. — С. 30–32.

Носов Е.Н., Плохое А.В. Новые раскопки поселений в Северном Приильменье I/ Е.Н. Носов, В.М. Горюнова, А.В. Плохое. Городище под Новгородом и поселения Северного Приильменья. СПб., 2005. —С. 122, 140–141, 150–151, 153.

Орлов Р. С. Художественная культура городов «Русской земли» в IX–X вв. // Труды V Международного конгресса археоло-гов-славистов. Т. 2. Киев, Наукова думка, 1988. — С. 116.

Панова Т.Д. О назначении мелкой деревянной антропоморфной скульптуры X–XIV вв. // «Советская археология», 1989, № 2. — С. 90, 92, рис. 5.

Перевезенцев С.В. Смысл русской истории. М., 2004. — С. 36–38, 47.

Полное собрание русских летописей. Т. 2. М., 1962.— Стлб. 14

Полное собрание русских летописей. Т. 9, 10. М., 1965. — С. 3, 9.

Радзивиловская летопись. В лето 6370. Миниатюра.

Рыбина Е. Не лыком шиты // «Родина», № 11–12, 2002. — С. 140.

Седов В.В. Городища Смоленской земли // «Древняя Русь и славяне». М., 1978. — С. 145, примечание № 79.

Секст Эмпирик. Сочинения в 2-х томах. Т. 2. М., 1976. — С. 120.

Словарь-справочник «Слова о полку Игореве». Вып. 2. 1967. —С. 197.

Словарь древнерусского языка XI–XIV вв. Т. V. М., 2002. —С. 446.

Соловецкий летописец конца XVI в. // «Летописи и хроники». 1980. М., 1981. — С. 209.

Сотникова М.П., Спасский И. Г. Тысячелетие древнейших монет России. Сводный каталог русских монет X–XI вв. Л.: Искусство, 1983.

Трубачев О.Н. К истокам Руси (наблюдения лингвиста). М., 1993. —С. 38.

Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян. М., 2003. —С. 106–107.

Фаминцын А.С. Божества древних славян. СПб., 1995.— С. 24, примечание № 4; С. 27, 28, 191.

Херрман И. Полабские и ильменские славяне в раннесредневековой балтийской торговле // Древняя Русь и славяне. М., 1978. —С. 191–195.

Хронограф по списку библиотеки князя П.П. Вяземского. СПб., 1888. —С. 15–16.

Цветков С.Э. Русская история. Кн. 1. М., 2003. — С. 200, 354–355, 357–359.

Цветков С.Э. Русская история. Кн. 2. М., 2004. — С. 9, примечание № 1. Со ссылкой на: Вернадский Г.В. Киевская Русь. Тверь-М., 2001.— С. 47.

Шахматов А.А. Повесть временных лет. Т. 1. Пг., 1916. — С. 4, примечание № 4.

Шахматов А.А. Древнейшие судьбы русского племени. Пг., 1919. —С. 55–56.

Эйнхард. Жизнь Карла Великого. М., 2005. — С. 79, 83.

Янин B.JJ., Гайдуков П.Г. Актовые печати Древней Руси X–XV вв. М.: НТРАДА, 1988. —С. 113, 259, табл. 1,2а. С. 307, табл. 49, 2а.

Если вспомнить, как широко распространилась в современной историографии вражда «славянского» (южного) и «русского» (северо-западного) взгляда на происхождение Руси, думаю, что будет кстати расшифровать так называемые искажения имени Ярослава Мудрого, а на самом деле — его прозвища, в средневековых западноевропейских источниках.

Притом почему-то оставленные необъясненными А.В. Назаренко, самым успешным исследователем этих источников, в его фундаментальном труде «Древняя Русь на международных путях».

Вот эти неведомые «имена» Ярослава Мудрого, данные ему хорошо осведомленными о его судьбе западноевропейскими источниками: Malesclodus, Juriscloht, Bullesclot, Gericlo, Julius Clodius (Назаренко, 2001. С. 502.).

1. Malesclodus, Несчастный хромец. Прозвище Ярослава «Хромец» было известно на Руси в его время.

В 1016 г. двадцативосьмилетний Ярослав пришел из Новгорода на Святополка с тысячью варягов и сорока тысячами других воинов.

Святополк вывел войско из киевлян и печенегов. Стояли три месяца на противоположных берегах Днепра, никто не решался атаковать первым.

И стал воевода Святополка, разъезжая по берегу, укорять новгородцев, говоря: «Что пришли с Хромцом этим? Ведь вы плотники, поставим вас хоромы наши рубить». Разъярясь, Ярослав выступил первым и победил.

В 1018 г. Святополк пришел с поляками на Ярослава, в сражении Ярослав был побежден и едва убежал с четырьмя мужами в Новгород.

Поляки, должно быть, потому и дали ему кличку «Несчастный хромец», которая попала в западноевропейские источники.

2. Juriscloht, Хромой законодатель. Здесь, конечно, ирония по отношению к создателю Русской правды. Ученые не находят в ней влияния скандинавских «правд».

3. Bullesclot, Кипятящийся хромец. Перевод имени Ярослав со значением «ярый». Но опять-таки с оттенком иронии.

4. Gericlo, Дающий волю своим чувствам. Звуковое оформление прозвища как бы дает намек на имя Геракла. На самом деле в данном случае связи с Гераклом нет. Это другой вариант перевода имени Ярослав со значение «ярый».

Тем не менее существует этимологическая связь имен Геракл и Ярослав: «Достаточно точным соответствием имени Геракл служит общеславянское имя Ярослав», можно «говорить о возможных индоевропейских истоках имени Геракл и Ярослав», — заключает исследователь этимологии теонима ГЕРА Н.Н. Казанский (Казанский Н.Н. К этимологии теонима ГЕРА //Палеобалканистика и античность. М.: Наука, 1989. С. 56, 57).

5. Julius Clodius, Юлий Хромец — это буквально. На самом деле здесь не все так просто. Это наиболее содержательное прозвище Ярослава.

Прозвище Юлий отсылает к римскому имени Юлий, связывавшемся, по официальной римской версии, с именем Иула, сына Энея, родоначальника римлян.

А прозвище Clodius, Хромец — это народная форма имени Claudius, оно связывалось с именем PC. Pulcher (обычно в народной форме Clodius), который в 62 г. до н. э. был обвинен в оскорблении празднеств в честь Bona Dea, Благой Богини (Дворецкий И. Х. Латинско-руссий словарь. М.: Руссий язык, 1976. С. 193).

Имя Julius затрагивает, может быть, неизвестное современным историкам родовое предание первых русских князей о каком-то знаменитом родоначальнике, не имевшем отношения к скандинавским родам.

В источнике прозвищем Julius явно выражена пародия на генеалогическую легенду киевских Рюриковичей.

Известно, что московские Рюриковичи вели свой род от римского императора Октавиана Августа.

Примечательно, что современная французская писательница Регина Дефорж в своем романе об Анне Ярославне «Под небом Новгорода» так спародировала эту легенду.

Французские епископы, уговаривая короля франков Генриха I жениться на Анне, среди прочих достоинств дома Ярослава Мудрого называют и такое:

«Эта девица Анна происходит из древнего и знатного рода Филиппа Македонского, отца Александра Великого» (Дефорж Р. Под небом Новгорода. М.: Панорама, 1995. С. 6).

Прозвище Clodius, сопоставленное с Р.С. Pulcher’oм-святотатцем, заключает в себе, возможно, намек на событие 1044 г.

В этом году по распоряжению Ярослава были выкопаны из могил останки его дядей-язычников, Олега и Ярополка, кости были крещены, положены в саркофаги и поставлены в Богородичном храме.

С точки зрения позднего христианства эти действия были серьезным нарушением церковных канонов.

Прозвища Ярослава интересны тем, что в них не содержится никакого отголоска о происхождении Рюриковичей от шведов — так же, как и во всех средневековых западноевропейских источниках.

Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. М.: Языки славянской культуры, 2001. — С. 502.

Казанский Н.Н. К этимологии теонима ГЕРА // Палеобалканистика и антчность. М.: Наука, 1989. — С. 56, 57.

Дворецкий И.Х. Латино-русский словарь. М.: Русский язык, 1976. —С. 193.

Дефорж Р. Под небом Новгорода. М.: Понарама, 1995. — С. 6.

Примечания:

1

Ср. народное выражение по поводу того, когда женщина беременела без мужа: «ветром надуло».

2

Ладан.

3

Иисус Христос.

4

Гаруспик (лат. haruspex, от hirae (этрусск. harus) — кишки, внутренности и этрусск. specio — наблюдаю) — жрец в Древней Этрурии, позже— в Древнем Риме, гадавший по внутренностям жертвенных животных. — Примеч. ред.

5

Локоть — единица измерения длины, не имеющая определенного значения и примерно соответствующая расстоянию от локтевого сустава до конца вытянутого среднего пальца руки. Известен у многих народов мира. Так у египтян локоть равнялся 45 см, у греков — 46,3 см, у римлян — 44,4 см, древневосточный — около 45 см, персидский (царский) — около 53,3 см.

6

Хрисаор (др. — греч. Xpvcruwp, «златомеч») — в древнегреческой мифологии сын Посейдона и Горгоны Медузы, появившийся на свет, когда Горгону обезглавил Персей. Родился с золотым мечом в руках. Брат Пегаса. — Прим. редактора.

7

Милош Обилии — легендарный сербский князь. В некоторых источниках его фамилию пишут как Кобилич. С его именем связана история, довольно необычная для православия, а именно существование православного рыцарского ордена. После тяжелых поражений, которые терпели сербы в войне с Турцией князь Милош Обилич, зять князя Лазаря учредил рыцарский орден, известный в истории как орден Дракона Св. Георгия. Его членами стали 12 рыцарей. Символом ордена служил Щит с изображением солнца с двенадцатью лучами. Отличительным знаком членов ордена был дракон, изображённый на шлеме. Целью ордена было заявлено уничтожение султана Мурада I. Цель осуществил сам Милош, под видом дезертира пробравшийся в лагерь турок, и заколовший Мурада прямо в его шатре, утром в день битвы на Косовом поле. Милош был замучен по приказу султана Баязида I в тот же день, вместе с сербами, захваченными на поле боя. — Примеч. ред.

8

Лаокоонт или Лаокоон (греч. Даокосоу) — в греческой мифологии жрец бога Аполлона в городе Трое. Сын Акета (так у Гигина), брат Анхиса, жрец Аполлона. — Прим. редактора.

9

В 1472 году ордынский хан Ахмат с большим войском двинулся к русским границам. Но у Тарусы захватчики встретили многочисленную русскую рать. Все попытки ордынцев переправиться через Оку были отбиты. Ордынское войско сожгло город Алексин и уничтожило его население, однако поход окончился провалом. В 1476 году великий князь Иван III прекратил уплату дани хану Золотой Орды, а в 1480 году отказался признать зависимость Руси от неё. — Прим. редактора.

10

Апулия — самый восточный регион Италии. — Примеч. ред.

11

Солнопек — 1) солнечный припек, место открытое, без затину, либо на юге угорья, где солнце палит; 2) ожог солнца, загар, опал, случается весной; солнцем опаляет кожу, или даже поражает ударом; 3) место, где солнце жарко припекает, открытое кругом, немного возвышенное (В. Даль). — Примеч. ред.

12

Просужий — разумный, толковый, дельный. — Примеч. ред.

13

Збручский идол. Найден в 1848 г. в реке Збруч в Восточной Галиции и хранящийся в Краковской музее. По мысли автора, в нижнем ярусе мужская фигура, стоящая на коленях и держащая на голове небесный свод с божествами и «прибогами» — Геракл.

14

В результате археологических раскопок на месте пантеона Владимира было обнаружено 5, а не 6 оснований для идолов. О 5 божествах писал В.Н. Топоров: «Имена Хорса Дажьбога единственные среди всех соединены (или разъединены) «нулевым» способом (в Лаврентьевской летописи. — J1. Г.): между ними нет ни союза «и», ни точки» (Топоров, 1995. С. 526). В таком случае напрашивается мысль, что Дажьбог является пояснением к имени Хоре, что это не само солнечное божество, как Дажьбог, но связанное с солнцем. По нашему убеждению, Хоре — это Митра. В авестийских текстах он первым движется впереди бессмертного солнца на быстрой лошади, страж закона и «охранитель всего благого мира».

15

Заглавные буквы Академического Евангелия. Заглавная буква в верхнем ряду, к основанию которой припала мужская фигура — это не дерево. Концепт дерева, существовавший в уме В.В. Стасова, никак не связан с самой вещью — рукописным орнаментом в форме женоподобной змееногой фигуры с крыльями на столбе-поставе. Автор считает, что заглавные буквы представляют языческую сцену жертвоприношения зайца крылатой змееногой богине Деве (Новицкий А. История русского искусства с древнейших времён. Т. I. М., 1903. С. 130–131. Рис. 75).

16

Протома — изображение передней части тела животного (голова и ноги). — Примеч. ред.

17

Тмутаракань (Тмуторокань) — древнерусский город X–XII вв., на Таманском полуострове, современная станица Таманская. Возник на месте античной Гермонассы, хазарской Таматархи (Большой энциклопедический словарь). — Прим. редактора.

18

«Новые известия», 19.02.02., № 30.

19

«Женоподобная фигура с крыльями и нимбом». Изображение на серебряном обруче (браслете) из Киева, найденном в составе клада (1903 г.) в ограде Михайловского монастыря (Макарова Т. И. Черневое дело Древней Руси. М., 1986. С. 79, 80. Рис. 36, 2.). По мысли самого автора— это русский образ скифской змееногой богини Днепра, Апи, связанной с земной и водной стихиями, изображенной на золотой бляшке из кургана Куь-оба, Представлена в пантеоне Владимира под именем Мокошь в паре с Си(е)марглом-Гераклом. В «Слове о полку Игореве» она действует под именем Девы с лебедиными крыльями.

20

Новгородские печати XIII в. посадника Степана Твердиславича (1230–1243 гг.) и тысяцкого Кондрата (до 1268 г.). (Археология СССР. Древняя Русь. Город. Замок. Село. М., 1985. Табл. 157). О содержании символа руки в круге, руки, держащей кольцо или круг, можно сказать почти то же, что о руке, держащей шар — символ, означающий крепкую власть. И не только. Эти символы могут соотноситься с понятиями вечности, жизни и смерти, а также с понятием Бога.

21

Прижизненный портрет Владимира I Святославича. Златник Владимира. X в. Изображение князя анфас сидящего на престоле; на голове корона из бус, увенчанная крестом, с препендулиями (подвесками в виде золотых цепей), по терминологии А.В Орешникова, по сторонам. Правой рукой держит крест на древке, над левым плечом родовой знак — трезубец. Златники и сребреники Владимира I Святославича были ошибочно приняты Орешниковым за монеты Владимира Моно-маха (Орешников А.В. Денежные знаки домонгольской Руси. М., 1936. С. 68; 93, табл. III, рис. 9. Табл. III. Рис. 9; Сотникова М.П., Спасский И. Г. Тысячелетие древнейших монет России. IX–XI вв. Сводный каталог. JL: Искусство, 1983. С. 60–77).

22

Княжеская печать Ярослава Владимировича (около 1010–1054 гг.) с его прижизненным портретом. Лицевая и оборотная сторона. Воспроизведение изображения и прорись. «2а. Л. с. Погрудное изображение Ярослава в застегнутой фибулой одежде, в высоком шлеме, с торчащими усами. По сторонам: вокруг точечный ободок. О. с. Погрудное изображение св. Георгия со щитом у левого плеча и с копьем у правого. По сторонам: вокруг точечный ободок» (Янин В.Л., Гайдуков П.Г. Актовые печати Древней Руси X–XV вв. Т. III. М: ИНТРАДА, 1998. С. 113. С. 359, табл. 1, 2а. С. 307, табл. 49, 2а).