|
||||
|
СОЛИДОЛ МАРШАЛА ЖУКОВА Нет, не смеха ради я упомянул легендарного маршала! О том, каким он был полководцем, пусть военные историки пишут. Тут уж извиняюсь — не тому учился. А вот каким он был министром обороны в мирное время с военно-медицинской позиции можно судить по тем учениям, что при нём проводились. Ни до, ни после него, никто и близко не приближал их столь «удачно» к боевым условиям. Да ни какой-нибудь там гипотетически локальной, а настоящей мировой войны! Но вот Жукова «ушли», а с ним ушло на гражданку и добрых две третьих офицерского корпуса. Весёленькие были деньки — эпоха легендарного хрущёвского сокращения армии. С документацией тогда творилась неразбериха. Особенно тяжело было снабженцам. У этих и так бюрократии и связанной с ней документации порядком, а тут такое началось! Снятие остатков, зачисление на баланс в другие части, расформирование части с соответствующей передачей матимущества, укрупнение соединений, смена штатного расписания… Чёрт ногу сломит! И ведь ещё надо суетиться, чтоб самому не вылететь — при социализме армия была местом хлебным… Но улеглось, устоялось, а после радикального омоложения и обновления кадрового состава, новоиспечённые начальники стратегических складов и дивизионные зампотылы получали в распоряжение порой невиданную солянку подотчётных материальных средств. В этой кутерьме всё путалось. На артскладах оказывались запчасти, на складах с техникой — ГСМ,[44] на продуктовых — медицина, на медскладах — мясные консервы. А всё из-за стихийного бедствия — аврального реформирования вооруженных сил. После такого ненастья надо наводить порядок. Вот и погнали солдат из обычной мотострелковой части, каких в Читинском гарнизоне стояло порядочно, на Сто сорок седьмой Объект — стратегический склад ГСМ, подчинённый непосредственно Штабу Забайкальского военного округа. Поставленная задача была проста — рассортировать бочки со смазкой. Легко сказать рассортировать, когда этих бочек там тысячи, поставлены они как попало, добрая половина вообще ещё не сгружена с вагонов, а вагонами забиты все складские железнодорожные пути. Нигрол, автол и солидол часто стоят в одной пирамиде в абсолютно одинаковых чёрных металлических двухсотлитровых «барабанах». Какие-то бочки уже потекли, их скользкая поверхность так и лоснится от масла. Какие-то наоборот, несмотря на десятилетия складской «спячки», сохранили полную герметичность. Впрочем такое тоже не совсем помогало — на такой бочке краска облезла, сама она ржавая и грязная. Что в одном, что во втором случае маркировку не прочитать. Приходилось открывать маленькую крышку и заглядывать в каждую, что же там? Если не видно — то можно и по запаху различить. А потом затыкать пробку, гуртом сгружать её, склизлую, с вагона и катить, куда прапорщик укажет. Там уже каждую бочку подписывали заново. Ребята молодые, а главное их много — целая рота! Дело быстро идёт. Прапора едва успевают указания давать. Вот и долгожданный обед привезли. Старшина побежал по территории, созывая своим трубным гласом бойцов на положенное построение. Грязные, в засаленой форме из всех углов потянулись солдаты. Построились, вышел ротный. Травмы, происшествия есть? Никак нет! Ну тогда приятного аппетита. Бойцы разошлись, зазвенели посудой, сотня чёрных, промасленных рук замелькала у ящика с хлебом. Вообще-то руки перед едой следует мыть, но умывальник аж в другом конце склада. Притом кран всего один на сто человек, да с холодной водой, а тот обмылок, что там был, давно уже смылили. Ладно, не впервой — обтёр руки ветошью и «воюй» с борщом, да перловкой. Правда если техническое масло на хлеб попадёт — плеваться будешь, оно горькое. Хотя с голоду и не такое проглатывается. После обеда командир расщедрился — в положенные послеобеденные полчаса личного времени дал поваляться на травке. Уставшее от работы молодое тело быстро восстанавливало силы. Но вот эти райские минутки истекли. Рота, строиться! Народ нехотя поднимается, подтягивает ремни, надевает пилотки. Через минуту рота застыла в стройных шеренгах, только вышедшие командиры взводов нарушают рядки. Впрочем нет — вон какой-то чудак в первой шеренге чего-то кланяется. К нему подходит нахмурившийся ротный. — Ты чё, боец? — Виноват, товарищ старшлейнант! Живот… скрутило. Похоже боец не врёт — вон какой весь зелёный. О а вон ещё один — стоит качается, тошнит беднягу, похоже сейчас вырвет. А вон тот, во второй шеренге, уже повернулся и в открытую блюёт. Сволочи, наверное обед не качественный. Отравили, гады! Надо будет дежурному по части сообщить, пусть прочихвостят кого надо. А сейчас что делать? Спроси строй, кто ещё отравился, так добрая половина с работы убежит. Как же так, такой шикарный предлог… Командир внимательно осмотрел каждого. «Бледно-зелёных» всего трое, ещё парочка жалуется на страшную слабость и боль под ложечкой. Итого пятеро. Этих посадим в машину, что привезла обед, и отправим в полковой медпункт, остальным продолжать работу. Прав командир — больше больных нет, прапорщики снова разбили роту на сортировочные команды. Однако через час ещё три бойца работать отказались. При чём кто? Самые халявщики — те кто бочки открывал и в них заглядывал. Да и жалобы у них странные. Первый работу прервал, мол что-то в глаз попало. Песок, похоже. В тот глаз, каким он в бочки заглядывал. Другой жалуется на резь в обоих глазах, но говорит что у него такое бывает — аллергия на какую-то траву. А третий вообще грамотный попался, недаром мать у него докторица. И слово то какое мудреное придумал — говорит, что у них, у всех троих, конъюнктивит! Такая глазная инфекция. Иш ты… Хотя с глазами у этой троицы действительно непорядок. Вроде и не сильно красные, но слёзы текут ручьём. Ладно, идите в умывальник, промойте глаза под краном. Но смотрите не долго! Сачковать не получится. Вернулись солдатики. Теперь их поставили бочки катать. Пусть попотеют, грязными руками глаза меньше тереть будут. Только жмурятся ребятки, на свет смотреть не могут. Но в общем работают. Дальше часа два-три прошли без каких-нибудь заметных происшествий. А вот потом почти у всей роты стали чесаться руки. Не то, чтобы нестерпимо, но неприятно. Кисти промаслились, грязь с маслом аж въелась в кожу, поди разбери под такой чернотой, что там такое. Однако теперь всем ясно — это от смазки. Хоть местные прапора-гэсээмщики клянутся, что от смазки подобного быть не должно. Вон механики целыми днями, да годами в ней ковыряются, и ничего! И это в грязной смазке. В бочках же смазка новая, чистая. Но много бойцов умудрились уделать в эту смазку свою рабочую форму. Вон какие пятна на хэбэшке — у кого всё пузо блестит, у кого бока, кто даже спиной где-то вляпаться умудрился, а у большинства запачканы коленки и бедра выше колен. Несколько бойцов сняли форму, на теле под этой грязью оказалась краснота. Значит всё-таки от смазки. Командир идёт звонить в часть. Надо бы срочно баньку солдатам организовать. Дежурный вначале отнекивается, говорит, мол сегодня банный день не его роты. Подожди, старлей, а это не от тебя ли пятерых бойцов сегодня привезли, что супом отравились? Ах от тебя… Так это, весь полк сегодня обед жрал и ничего. Доктор уже рвёт и мечет. Ребятки эти у него в медпункте. Четверым ничего, а один слабенький. Ладно, раз вся рота чешется, то помывку организуем. Правда без смены нательного белья. Устроит? Раз устроит, то прекращай там работать, строй роту, сейчас машины подам. Местные прапора с объекта пытались что-то возникать, как же так, ещё пару часов можно и поработать, но старлей был непреклонен. Извиняйте, но поскольку рота в вашей смазке перемазалась выше меры, а смазка у вас оказывается вредная, то окончите сортировку своими силами. Мы же едем мыться, не видите — чешутся все. Вот, кстати, и транспорт подошёл, теперь до ужина успеем. Ротный орёт заветное "по машинам!", и солдаты под ненавистные взгляды прапоров лезут на борта. Прибежал какой-то майор, видать местный начальник. То же что-то кричит ротному, грозится доложить кому следует "за срыв фронта работ", с пеной у рта убеждает, что солидол безвреден. Ой, майор, уйди! Мы поехали, у нас приказ из части. Ну вот и банька. Конечно солдатская помывка от настоящей бани отличается как кабачковая икра от осетровой, но после работы тоже ух как приятна. Разделись и гурьбой в душевую. На всех душей не хватает, трое мылятся, один под краном стоит. А не хочешь ждать, бери тазик, наливай туда воды погорячее и "мойся шаечкой" — плескай на себя. Под душем же больше старослужащие стоят. Молодые из тазика себя с головой окатывают. Всё равно кайф, особенно если взять два тазика и попеременно обливаться то горячей, то холодной водой. Хороша закалка, и усталость как рукой снимает. Плохо только одно — после помывки надо опять влезать в грязную рабочую форму и быстренько топать в столовку. Потому как время поджимает, а если на ужин опоздать, то от комбата ротный хорошую пилюлю получит. Вперёд, на долгожданный ужин. После ужина солдат считает, что день прошёл. Но сегодня дел полно. В роте открыли каптёрку, народ переоделся в чистенькое, а потом засуетился у умывальников. Все отстирывали с формы пятна «чесоточной» смазки. Солидол, заразу, даже мыло не берёт. Дембеля сразу же позабирали все тазики для мыться полов, в горячую воду настрогали хозяйственного мыла и насыпали посудомоя, а потом отпоров погоны, замочили «рабочку». Всё, время вышло — вечерняя поверка, кто не успел, тот опоздал, останется его хэбэшка грязной. Это у молодых, старики за собой смотрят и постираться успели. Приказано развесить форму для просушки на спинках кроватей. Рота, отбой! Спалось плохо, беспокоил зуд. Обычно деды за порядком после отбоя строго следят, чтоб молодняк не крутился и не скрипел кроватями. Но ни сегодня. Сегодня народ вертится, чешется. Нельзя сказать, чтоб уж зуд был нестерпимым. Да нет, ничего вроде, если сильно не чесать, то терпеть можно. А вот у тех, кто в бочки заглядывал, среди ночи кашель начался, к утру даже с ознобом. Утро. Рота, подъём! На зарядку бегом марш! Что-то слабенькие бойцы сегодня, вон как бегут-шатаются. Зуд вроде поутих, а краснота только хуже стала. После зарядки появился ротный. Солдаты стоят с голым торсом, эту красноту на телах ему видно. Грозится после завтрака всех в медпункт повести, поэтому занятия отменяются, всем быть в расположении. На офицерском совещании старший лейтенант доложил о вчерашнем происшествии. То, что вся рота измазалась в солидоле и теперь чешется, на командира полка особого впечатления не произвело. Эти вопросы к начмеду — пусть выдаст мазь какую-нибудь. А вот то, что бросили работу раньше времени… Плохо, конечно, но будем считать оправдано. За внеочередную помывку однако похвалил. Больше командира беспокоили те пятеро с пищевым отравлением. Послушаем доктора, что там у них… Что-о?! Зловонные выделения изо рта и носа? Чего же они нажрались? Это уж точно не от обеда. У самого тяжёлого признак паралича? Начмед, а почему этот больной ещё в части? А-аа, уже в госпитале, другой доктор его ещё ночью отвёз. Ну ладно, молодец. Закроем тему, следующий вопрос — приближающиеся стрельбы… После собрания ротный, как и обещал, привёл всех в медпункт. Точнее к медпункту. Врач полка такую ораву внутрь пускать не захотел. Ничего, день хороший, всех построили на улице и тут же заставили раздеться до пояса. Так, дерматит[45] почти у каждого. И пятна какие здоровые! Угодило же вляпаться. В полковой аптеке пришлось опорожнить все запасы противовоспалительной мази. И ещё одно плохо — у многих температура. Одна радость, что не высокая. Человек десять, правда чувствуют себя очень слабыми. Из них троим совсем плохо. Это те, что в бочки заглядывали. У них конюктивит, а ещё кашель. Тут дело аллергией не обойдётся — лёгкие вовсю булькают, как при серьёзной пневмонии. Этих госпитализируем в медбат, просто температурящих пока оставим в медпункте, а остальные пусть идут в роту. Слышь, старлей! Не гоняй солдат сегодня, а к вечеру доктор прямо в твоё расположение зайдёт, проверит, как мазь помогает. Врач созвонился с дивизионным терапевтом, в трёх словах описал ситуацию, а потом посадил «слепых» бойцов с подозрением на воспаление легких в свою «санитарку» и повёз в медбат. Ехать недалеко, но один так ослабел, что и сидеть не мог. Развилась тяжелая одышка, пришлось остановиться, откинуть носилки и положить солдата. Доехали. Подошли медбатовские санитары, под руки вывели бойцов из машины. У самого тяжёлого лицо синюшное — явно парню не хватает кислорода. У бойца засуетился терапевт, слушает, стучит. Клинически — тяжеленная пневмония. Что вчера делал? Бочки нюхал. С чем? Со смазкой. А чем пахло? Солидолом, правда иногда с чесноком. Эх, не придал тогда терапевт значение этому, казалось бы малозначимому фактору! Чесночный запах… Вообще-то не типично для солидола. Назначил терапевт всем троим большие дозы антибиотиков и успокоился. А вот начмедам, что в полку, что в дивизии, покоя нет. Шутка ли, целая рота не пойми чего подхватила. Полтора десятка госпитализировано, уже шестеро тяжёлых, из них двое загибаются — один от непонятного отравления в госпитале, другой от пневмонии в медбате. Село медицинское начальство в свой «Бобик» и покатило в роту. И вовремя. Почти у всех бойцов на месте покраснения высыпали мелкие пузырьки. Что за гадость? Ожоги, что ль? Не похоже… Самый главный военврач — начмед дивизии — стал склоняться к версии, что солидол здесь абсолютно не причём. Это же инфекция, да ещё вирусная! Оспа, новая форма ветрянки, как-нибудь геморрагическая лихорадка, да мало ли..! Теперь понятны и рези в глазах, и симптомы якобы отравления, и пневмонии и температура. Немедленно объявлять в части карантин, роту изолировать, срочно доложить в округ. С такими инфекциями не шутят, они крайне заразны. Всю роту из казармы тут же перевели в спортзал, куда натаскали кроватей и устроили изолятор. Тяжёлых оставили в медпункте, откуда бесцеремонно выпихнули остальных больных. По ротам передали приказ, чтоб немедленно посылали к врачу всех, у кого хоть что-нибудь покраснеет. Закрыли выход в город, отменили отпуска и увольнения. К вечеру из округа приехала специальная бригада инфекционистов и эпидемиологов. Однако картина оспы подготовила для них свой сюрприз. Мелкие пузырьки начали сливаться. Как будто солдаты мыли руки в кипятке, только самой картины ожога нет. Ещё через день пузыри на коже достигли просто гигантских размеров, вздулись, словно резиновые, заполненные внутри янтарной жидкостью. Потом жидкость побелела и стала мутной, а ещё через день пузыри начли лопаться, обнажая глубокие язвы. Теперь острая слабость и температура были у каждого бойца. Однако хуже всех обстояло дело с пятёркой, что госпитализировали в первый же день якобы с отравлением. Самый тяжелый на четвёртый день умер. Потом в конце второй недели умерло ещё двое, а двое оставшихся пошли на поправку, правда медленно. Причина смерти — обширнейшие изъязвления желудочно-кишечного тракта, общий упадок сил, сильное истощение. Из той троицы, что в бочки заглядывало, умер только один. И то не сразу, неделю ещё лежал в медбате. Пневмония у него была ужасная — от непонятной причины лёгкие словно выгнили целыми кусками. Так как официальный, якобы инфекционный карантин не отменили, то в госпиталь их не отвезти. Долго продолжалось и непонятное заболевание глаз, конъюнктивит прошёл только к концу второй недели. Потом исчезли хрипы, правда слабость оставалась ещё долго. И вообще организм стал какой-то вялый — вроде потерял способность бороться с инфекциями. Из-за инфекционных осложнений даже самые маленькие язвочки заживали неделями, крупные же язвы заживали по полгода. Понятно, что комиссия полгода не ждала. Уже на следующий день специальная команда прибыла на злополучные склады. Подняли документацию. По документам там действительно одни бочки со смазкой. Подожди, а это что? Некий "СИУС3 %/солидол", "АИУС3 %/солидол". Что за солидол такой? Никогда о таком не слышали. Странно, ни завода изготовителя, ни записей предыдущего хранения. Из всех документов только акт передачи. Почему-то за подписью офицера химзащиты. Стоп, что-то тут не чисто! Ещё интересно, откуда же этот солидол передали. Из Буньково. Печать какого-то 282-го Межвидового Учебного Центра. Ага, это где-то в Московской области. Позвонили в отдел связи штаба, узнали телефон. Потом позвонили в Буньково, спросили зампотыла части. Вот и он на проводе. Вопрос один, что такое "сиус или аиус-три-процента-дробь-солидол"? Что-оо? Что!!! Сернистый/азотистый ИПРИТ УЧЕБНЫЙ трёхпроцентный на солидоле?! Не шутите, разве может быть иприт учебным? Это ж как учебная ядерная бомба! Оказывается, может. И проводились такие учения при верховодстве маршала Жукове не где-нибудь в центре пустыни Каракумы, а в Подмосковье. Это вам не знаменитая хлорпикриновая палатка, где кашляющих солдат учат правильно пользоваться противогазом, тут ошибка запросто жизнь оборвёт. Убедились в правильности содержимого просто — тут же на складе взяли знаменитый ВПХР[46] и проверили бочки на зараженность ипритом. Точно заражено, да в каких сумасшедших концентрациях! Хоть и "учебный три процента", а и на поле боя столько дряни не найти. По горячим следам узнали сколько же бочек такого «солидола» покатило в обычных незащищённых вагонах по Союзу. И куда? Оказалось много — в город Горный под Саратовом, в Запорожье, Павлодар, Вольск… Всего 1856 бочек. Вот это учения можно было провести! НАТО бы обзавидовалось. Честь врачей спасло то, что причину узнали раньше, чем пузырьки в здоровые волдыри слились и дали классическую картину поражения боевыми отравляющими веществами кожно-нарывного действия. Примечания:4 Военно-Медицинская Академия и Центральное Военно-Медицинское Управление — высшая инстанция военной медицины в СССР 44 Горюче-смазочные материалы 45 Воспаление кожи 46 Прибор химической разведки, что были везде, даже в школах |
|
||