|
||||
|
|
Глава IV ОТДЫХ И РАЗВЛЕЧЕНИЯ Когда какой-либо народ поднимается на более высокие уровни цивилизации, каждый раз многие занятия, которые в прошедшие времена были необходимы для поддержания жизни людей, перестают быть необходимыми, но при этом не оказываются забытыми. Хотя их практикуют реже, людям кажется, что они приносят более чистое удовольствие, чем прежде, и, при отсутствии принуждения, то, что в прежние времена было тяжелой работой, становится дарящей наслаждение забавой. Когда мы впервые получаем возможность взглянуть на египтян, вероятно, уже прошли века с тех пор, как те потеряли необходимость в том, чтобы пронзать рыб острогой или убивать птиц бумерангом для добывания пищи. Однако в более поздние времена эти два занятия доставляли им гораздо больше удовольствия, чем ловля рыбы сетью или птицы – силками. Подобные примеры можно найти в истории всех народов и во все времена.  Угощение гостей вином во времена Нового царства. Хозяин и хозяйка – писец царя Хоремхеба и жена писца Эссе; гости – вожди наемников его величества (согласно W., I. Pl. xi = Perrot, 796) Однако разумно будет указать на то, что этими старинными занятиями позже могли заниматься лишь те, кому было не важно, будет ли результат значительным. Египтяне исторической эпохи, когда им были нужны гуси, пускали в ход сети и силки, а с копьем и бумерангом охотились только богатые и знатные мужчины – больше для развлечения, чем для пользы. Похоже, что этот род развлечений был характерен только для аристократов и даже считался привилегией знатных людей: только господин мог тешиться охотой, а слуга был обязан заниматься чем-либо более полезным. Эта точка зрения, хорошо знакомая нам по феодальным обычаям Средних веков, кажется, была в Египте всеобщей, поскольку знатный господин, когда изображают, как он пронзает рыб острогой или убивает птиц метательным оружием, всегда бывает показан в своем самом почетном наряде – в царской юбке и даже с царской бородой. По их мнению, эта охота в болотах была не просто одним из их занятий, а драгоценной привилегией, княжеским правом. Уже в начале исторического периода в Египте существовала высокоразвитая земледельческая цивилизация (см. Введение). Значительная часть земель, ранее покрытых болотами и тропическими лесами, уже стала пашней. Но в это же время продолжали существовать старые русла рек, и эти полосы болот и наполовину стоячей воды, заросшие, как в старину, папирусом, служили убежищем для бегемотов, крокодилов и бесчисленных водяных птиц. Это и были те «блаженные места охоты» знатных людей Древнего Египта, которые часто упоминаются как «речные заводи» и «пруды с птицами, места удовольствия». В жизни египтян они играли ту же роль, что и лес в немецком фольклоре; возможно, величайшим наслаждением, которое знал египтянин, было грести в легкой лодке, проплывая между красивыми качающимися метелками папируса, срывать цветы лотоса, вспугивать диких птиц и затем сбивать их метательной палкой, пронзать острогой огромных нильских рыб и гарпуном – бегемотов. От всех эпох остались рисунки с изображением такой охоты, и нам достаточно лишь взглянуть на них, чтобы понять, как сильно египтяне любили эти дикие места и сколько поэзии находили в них.  Охота на птиц с метательной палкой (по L. D., ii. 130) Мы видим, как огромные стебли папируса поднимают свои красивые головки на высоту гораздо больше человеческого роста, а «их корни омывает» – как пишет один ботаник – «тепловатая вода, и их пушистые метелки качаются на тонких стеблях». Вместе с другими видами тростников и иных водяных растений они образуют непроходимые заросли – своего рода плавучий лес. Над ними висит, как и сейчас кое-где в дельте, живая туча из многих тысяч болотных птиц. На представленных рисунках показан конец поры выращивания птенцов: некоторые птицы еще сидят на гнездах, которые сделаны из папируса и качаются от ветра, но большинство остальных летают вокруг, отыскивая еду для своих малышей. Одна птица гонится за огромными бабочками, которые летают вокруг верхушек папируса; другая бьет длинным острым клювом в цветок, где она заметила майского жука. А в это время птенцам грозит опасность: мелкие хищные звери, например ласка и ихневмон, пробрались в заросли и ловко взбираются по стеблям тростника. Испуганные родители спешат обратно и стараются прогнать этих воров криками и хлопаньем крыльев. Тем временем египетский охотник прокладывает себе путь по водной глади этого болота на лодке, сделанной из связанных вместе стеблей папируса[156]. Часто его сопровождают жена и дети, которые держат убитых им птиц и собирают цветы лотоса. Лодка бесшумно скользит вдоль зарослей так близко к берегу, что дети могут, играя, дотягиваться до растений. Охотник стоит в лодке и правой рукой поворачивает метательную палку. Потом – мощный бросок, она с жужжанием проносится по воздуху, и одна из птиц падает в воду, сбитая ударом в шею. Эта метательная палка – простое, но мощное оружие: маленький тонкий кусок дерева, изогнутый особым образом; брошенный, он с огромной силой наносил удар по цели, а в случае промаха, описав в воздухе изящную кривую, возвращался назад и падал у ног метателя. Туземцы Австралии до сих пор пользуются таким же оружием немного иной формы и называют его «бумеранг»[157]. Очень любопытно, что на многих рисунках времен Нового царства охотника сопровождает ручной кот, который приносит ему убитых птиц из зарослей в лодку[158]. После такой охоты сумка с дичью обычно была очень легкой; мы уже говорили, что это была охота лишь для развлечения. Большие количества водоплавающих птиц, необходимые в домашнем хозяйстве египтян, добывались другим способом, не таким красивым, но гораздо более эффективным – с помощью большой сети, которую мы часто видим на рисунках в гробницах. Эту сеть расстилали на небольшом участке водной поверхности, окруженном низкими зарослями камыша. Судя по изображениям, она часто имела длину от 3 до 4 м, а ширину около полутора метров. Такая сеть была сделана из плетеного шнура и имела восемь углов[159].  Ловля птиц в эпоху Древнего царства (согласно L. D., ii. 46) Когда сеть оказывалась расстелена, ее боковые края оттягивали далеко назад и прятали под водяными растениями; чтобы затянуть ее, подняв края, нужно было сильно потянуть за канат, который проходил вдоль нее и сзади был прикреплен к кому земли. Как завлекали птиц в сеть – с помощью приманки или с помощью подсадной птицы, мне трудно сказать, потому что в гробницах всегда любили изображать тот момент, когда сеть затягивают. Три или четыре парня, сбросившие с себя всю, до последнего клочка, бесполезную одежду, держат длинный канат и затаив дыхание ждут команды стягивать края сети. Их хозяин в это время подобрался через кустарник близко к сети, увидел и услышал, что птицы попались в нее. Он боится распугать птиц и потому не смеет подать своим людям сигнал криком, а машет им белым лоскутом льняной ткани, подняв его над головой. Тогда работники изо всех сил тянут за канат – тянут, пока не окажутся в прямом смысле слова лежащими на земле. Их старания вознаграждены, так как сеть полна: в нее попали от тридцати до сорока больших водоплавающих птиц – как мы видим, большая часть добычи – гуси, но в сеть случайно попал и несчастный пеликан. Вряд ли его пощадит ловец, который теперь входит внутрь сети, хватает птиц по одной за крылья и передает своим людям, из которых первый, похоже, ломает птицам крылья, а остальные сажают добычу в большие четырехугольные клетки, перед этим рассортировав птиц, потому что египтяне любили порядок. В это время один спрашивает другого: «Этих в корзину?»  Ловушки для птиц; некоторые открыты, некоторые закрыты. Из гробницы эпохи Среднего царства в Бени-Хасане (согласно W., ii. 103) Затем клетки несут на носилках домой, а там гордо показывают хозяину самых толстых гусей; хотя один гусь породынеобычно жирен, все же его намного превосходит другой, породыПо такому случаю из болот приносят также цветы лотоса для венков и для украшения дома; кроме того, вносят подарок из сети для хозяйского сына – веселого удода, которого он почти душит в объятиях – такова жестокая детская любовь. Как мы уже отметили, в ранние времена, при IV и V династиях, этот вид ловли птиц был не просто развлечением; в те дни во многих поместьях был особый служитель – «главный птицелов», и простые люди тоже обеспечивали себе таким путем любимое блюдо египетского народа – жареного гуся. Совершенно очевидно, что они занимались такой ловлей регулярно, и действительно, на рисунке времен Нового царства мы можем увидеть, как они засаливали оставшихся у них птиц в больших сосудах.  Рыбная ловля в эпоху Древнего царства (согласно L. D., ii. 9) Если же египтяне хотели вместо обыкновенных гусей, в которых нет ничего поэтического, ловить красивых перелетных птиц, «аравийских птиц, которые порхают над Египтом, распространяя запах мирры», они пользовались ловушками, в которые для приманки клали червей. Даже у дам любимым развлечением было сидеть весь день в полях, ожидая той минуты, когда они наконец услышат «жалобный крик прекрасной птицы, которая пахнет миррой». Рыбная ловля тоже была очень популярна в Египте: спокойные и обильные воды Нила манили жителей египетской страны к этому легкому развлечению. Самый примитивный способ добычи рыбы – с помощью остроги – позже практиковался только богатыми людьми как развлечение. Для этой цели египтяне пользовались тонкой острогой длиной около 3 м, у которой к переднему концу древка были прикреплены два зубчатых острия. Самые умелые ловцы пронзали сразу двух рыб – по одной каждым острием. Ловля рыбы на крючок тоже считалась восхитительным отдыхом для мужчин благородного сословия, и мы видим, как они, сидя на стульях или ковриках, ловили рыбу удочкой в искусственных озерах в своих садах. Обычные рыбаки тоже не презирали ловлю на удочку, но, как правило, предпочитали более эффективные способы – ловлю вершей или бреднем. Мы, видим, как бредень устанавливают вертикально в воде – совершенно так же, как в наше время, прикрепляя поплавки к верхнему краю и грузила к нижнему. Затем семь или восемь рыбаков ведут бредень по воде до берега. Улов получился хороший: за один проход поймано около тридцати огромных рыб, которые теперь бьются на берегу. Многие из них так тяжелы, что один человек может донести домой лишь одну за один раз. Остальным рыбам продевают через жабры веревку и несут их в виде цепочки на палке к переработчикам рыбы. Эти переработчики, сидевшие на низких камнях перед чем-то вроде стола, потрошили рыб и разрезали им брюхо так, чтобы их удобнее было сушить. Затем рыб развешивали на шнурах под солнцем, чтобы они хорошо высохли; если рыбаки находились далеко от дома, они начинали эту работу уже на борту своих лодок. Такая сушеная рыба играла огромную роль в домашнем хозяйстве египтян: не было ни одной кладовой без нее и она была главной едой у низших слоев населения. Это была самая дешевая пища в стране, гораздо дешевле, чем зерно, которого Египет производил тоже очень много. Горячим желанием бедноты было, чтобы зерно стоило так же дешево, как рыба. Рыба была любимым кушаньем и у верхов общества, и гурманы знали каждую ее разновидность и в какой воде нужно ловить самых вкусных рыб. Поэтому в высшей степени глупой была выдумка позднейших египетских богословов, когда те объявили, что рыба – нечистое существо, которого нужно избегать настолько, что истинно верующий человек не должен дружить с теми, кто ест рыбу. Кроме птиц и рыб в болотах жили два великана среди животных, охота на которых была сопряжена с большой опасностью, – бегемот и крокодил. К обоим относились с определенной опаской и почтением, которые в некоторых округах были доведены до степени религиозного поклонения. В частности, в бегемоте, с его бессмысленным яростным ревом и «весьма драчливым, беспокойным нравом», видели воплощение всего грубого и дикого.  Ахех, то есть грифон (согласно W., iii. 312)  Саг (согласно W., iii. 312) Крокодил же считался грозным владыкой воды, и египтяне верили, что его облик принимает бог воды Себек. Теперь и бегемот и крокодил покинули Египет (крокодил редко, но встречается. – но прежде были в этой стране так же многочисленны, как в тропической Африке. Их часто можно увидеть на рисунках эпохи Древнего царства – крокодила, который лежит в засаде, дожидаясь, пока коровы войдут в воду, и бегемота, который в слепой ярости бросается на рулевое весло лодки или даже хватает крокодила своими мощными зубами. На крокодила охотились, несмотря на то что он был священным для бога воды, и то, что не существует изображений этой охоты, объясняется, вероятно, упреками совести. Но по отношению к бегемоту религиозных запретов не было, и во все времена знатные мужчины любили изображать в своих гробницах охоту на этого зверя[160], тем более что привкус явной опасности позволял им гордиться достигнутым успехом. Похоже, что египтяне преследовали бегемота только по воде, на лодках; их оружием был гарпун, древко которого отделялось от наконечника, как только он попадал в зверя. Если раненый бегемот нырял глубоко в воду, охотник позволял ему это, разматывая прикрепленный к гарпуну канат, хотя существовала опасность того, что зверь утянет за собой вниз и лодку. Скоро бегемоту становилось необходимо подняться на поверхность, чтобы дышать, и тогда охотник мог снова поразить его. Постепенно, как у нас при добыче китов, могучий зверь от постоянных ранений терял силы, и, наконец, на его огромную голову набрасывали канат и вытягивали животное на берег.  Фиванские рисунки из гробниц эпохи Нового царства (согласно W., ii. 92) Ливийская пустыня левобережья Нила и гористая Аравийская пустыня на правобережье великой реки и сейчас предоставляют много возможностей для охоты, а в давние времена этих возможностей было еще больше, поскольку многих животных, которые раньше обитали в этих местах, теперь можно встретить только в Судане. По склонам гор паслись стада каменных козлов, стаи газелей резвились среди песчаных холмов, были еще антилопы и животные, родственные коровам. На границе пустыни выли гиены, рыскали шакалы и лисы. Там водились также в большом количестве зайцы, дикобразы, ихневмоны, виверры и другие мелкие звери. Для любителей волнующей охоты была и крупная дичь: они могли выслеживать «яростного» леопарда или «дикого видом» льва[161]. Возможно, охотник с богатым воображением надеялся также добыть одно из тех чудесных животных, о которых все говорили, но которых никогда не видел ни один живой человек[162]. Это былисамый быстрый из всех зверей, наполовину птица, наполовину лев, сфинкс, царственный зверь с головой человека или барана и телом льва, крылатая газель или даже существо с телом львицы и головой сокола, у которого хвост заканчивался цветком лотоса. Египтяне предполагали, что все эти звери и многие другие животные такого же типа существуют в великой пустыне, и Хнемхотеп, часто упоминавшийся здесь наместник из Среднего Египта, живший при XII династии, приказал изобразить среди животных в своей большой сцене охоты пантеру, у которой из спины растет лицо с крыльями. Вероятно, он полагал, что такое животное могло потревожить окрестности Бени-Хасана. Охоту в пустыне египтяне любили во все времена. Мы знаем, что фараоны времен Древнего царства имели своего «начальника охоты», который также был «начальником округа пустыни»[163]. Что же касается фараонов Нового царства, мы часто читаем о том, как охотились они сами. Тутмос IV охотился в окрестностях Мемфиса[164] в сопровождении только двух львов; а о его сыне Аменхотепе III мы можем прочитать, что за первые десять лет своего царствования он собственной рукой убил «110 диких львов»[165]. Обычно в пустыне охотились со сворой собак, которым разрешали вспугивать и убивать дичь[166]. Охотничьими собаками были крупные борзые с остроконечными стоячими ушами и загнутым вверх хвостом; эту породу (ее современное названиедо сих пор используют для той же цели в степях Судана. Египтяне очень любили показывать на своих рисунках, как умело эти псы вонзали свои острые зубы в шею или задние ноги антилопы. Эти изящные собаки рисковали нападать и на достаточно крупных хищников. Один рисунок времен Древнего царства изображает охотника, который привел быка в пустыню, в холмистое место, и теперь лежит в засаде вместе с двумя своими гончими. Бык, обнаружив, что его оставили одного, мычит от страха и этим приманивает к месту засады большого льва; охотник затаив дыхание ждет подходящего момента: он готов в один миг спустить собак и позволить им напасть на льва[167], когда царь зверей будет прыгать на голову испуганного быка.  Рисунок времен Древнего царства (согласно W., ii. 87) Египтяне также любили ловить антилоп живыми – не для того, чтобы селить их в своих парках, а чтобы откармливать вместе со своим скотом. Похоже, что в горах они ловили каменных козлов голыми руками[168], но в пустыне пускали в ход лассо – длинный аркан с петлей на конце[169]. Умелый охотник бросал лассо так, что веревка обвивалась вокруг ног и туловища животного. После этого охотнику достаточно было одного сильного рывка, чтобы сбить беспомощного зверя с ног. Мы почти можем предположить, что египтяне относились к стрелковому оружию с тем презрением, которое испытывали к нему очень многие народы; во всяком случае, изображения охоты с луком и стрелами встречаются гораздо реже, чем изображения других видов охоты. Даже при стрельбе из лука египтяне использовали собак, которые вспугивали дичь, и, возможно, загонщиков с палками, которые подгоняли зверей к охотникам. Мощный лук и стрелы длиной в метр вполне позволяли убивать даже львов. Страстный охотник, как правило, бывает большим любителем животных, и ему доставляет наслаждение возможность в собственном доме самому присматривать и постоянно наблюдать за теми зверями, которые вне дома проносятся мимо него в качестве дичи, когда он охотится. Поэтому богатые египтяне во все времена имели зверинцы, в которых содержали животных, пойманных в пустыне с помощью собак или лассо, а также зверей, привезенных в Египет по торговым путям или в качестве дани. Из соседних пустынь, полупустынь и саванн они доставляли львов и леопардов (которых привозили к хозяевам в больших клетках) (а также африканских слонов. – и там же отыскивали гиен, газелей, каменных козлов, зайцев и дикобразов, из «стран благовоний» и с верховьев Нила прибывали леопарды и гепарды, бабуины и жирафы, а из Сирии – медведи и индийские слоны, последние доставлялись с Индостана. Восторг египтян был еще больше, когда эти звери были ручными: когда эфиопский зверьбыл обучен танцевать и понимать слова, или когда лев был выдрессирован так, что побеждал свой дикий нрав и ходил следом за своим хозяином, как собака. Рамсес II имел ручного льва, который сопровождал его в сражениях, а в военном лагере по ночам спал перед палаткой своего царственного хозяина. Во все времена существовали ручные обезьяны, которых привозили из чужих стран[170]. Небемехут, египетский придворный в царствование фараона Хафры (Хефрена), имел двух внешне неуклюжих длинногривых бабуинов и в их сопровождении вместе со своей женой инспектировал работу своих ремесленников; несомненно, этот вельможа испытывал величайшее удовольствие от надзора над подвластными ему людьми, которых обезьяны принимали за своих сородичей[171]. Однако большинство египтян довольствовались одной маленькой обезьянкой, и мы иногда видим, как она, сидя под столом, разрывает на части луковицу или вываливает содержимое из корзинки. Хотя ручные обезьянки были, как правило, домашними любимицами у женщин, некоторые мужчины благородного звания также имели ручных обезьян, которых они приказали изобразить рядом с собой в своих гробницах[172]. Мы хорошо понимаем, что египтяне с их любовью к животным должны были во все времена испытывать особую привязанность к самому верному спутнику человека – к собаке. Вероятно, богатый дом не был полностью обустроен, если в нем отсутствовали великолепные большие гончие и борзые[173]. Похожих собак до сих пор используют в Судане, где эту породу называютОни были для охотника величайшей драгоценностью, потому что были быстрее, чем газель, и не боялись даже льва. Если египтянин не увлекался охотой, ему тоже нравилось иметь рядом с собой красивых собак; они сопровождали его, когда он выезжал в кресле-седле, и лежали под его стулом, когда он был дома. Если мы можем верить рисункам из одной мемфисской гробницы, то Птаххотеп, высокопоставленный сановник, живший при V династии, настаивал на том, чтобы три его борзые были с ним, даже когда он слушал игру своих музыкантов на арфах и флейтах, несмотря на вой, которым, похоже, сопровождали музыку эти собаки времен Древнего царства. Эта порода борзых называлась «тесем» и, очевидно, возникла не в Египте; во всяком случае, в эпоху Нового царства их, кажется, привозили из «стран благовоний» – с берегов Красного моря. Тем не менее эта разновидность собак всегда была популярна в Египте, и в одной повести времен XX династии говорится о принце, который предпочел умереть, но не расстаться со своей верной борзой. Во времена Древнего царства мы обнаруживаем, кроме породы тесем, маленьких безухих собак, которых использовали как гончих для охоты на зайца; возможно, в более ранние времена египтяне приручали и луговых собачек[174]. При XIII династии в Египте, несомненно, существовали три различные породы собак, а позже пород, видимо, было еще больше. Интересно, что имена, которые египетские охотники давали своим собакам, часто были иностранными. Из четырех собак, изображенных на стеле древнего царя Антефа, двух первых звали Бехкае и Пехтес, что, как сообщают нам сопроводительные надписи, значит, соответственно, «газель» и «черный»; что означает четвертое имя, Текеру, не вполне ясно, а третье имя – Абакеро; и Масперо с большой вероятностью узнал в нем слово «абайкур», которым кочевники-берберы из Сахары до сих пор называют своих борзых[175]. В Египте, стране скотоводства, бык в давние времена занимал в поэзии то место, которое у нас занимает лев: «могучий бык» в Египте был воплощением силы и неодолимой мощи, и поэты подробно описывали, как он, опустив рога, бросается на врага и топчет его ногами. Поэтому вполне естественно, что египтяне получали огромное удовольствие от боев между быками и держали для этой цели специальных быков. На арене боевые быки имели собственные имена; из тех, которые изображены ниже, одного зовут «любимец», а имя другого может означать «широко ударяющий». Пастухи с короткими палками присутствовали при схватке в качестве судей и «освобождали» быка, который терпел поражение из-за того, что рог противника вонзился ему в подгрудок. Когда схватка между двумя короткорогими быками подходила к концу, приводили могучего, украшенного по случаю праздника яркой тканью быка длиннорогой породы, и он сражался с победителем. Удовольствие и волнение, которые египтяне получали от схватки быков, были еще сильнее во время гимнастических состязаний, изображения которых сохранились от всех эпох. Одной из любимых игр был «морской» бой на палках, при котором лодочники для развлечения своих хозяев старались ударить один другого длинными шестами, стоя в своих тростниковых суденышках. Мужчины с той же целью состязались также в борьбе, и при этом так честно выполняли свою задачу, что многих участников приходилось уносить с поля. Были и бойцы, сражавшиеся за награду; они бились короткими палками и привязывали к левой руке маленький кусок дерева, которым защищались от ударов противника.  Рисунок эпохи Среднего царства. Из Бени-Хасана (согласно W., ii. 77) Женщины тоже выступали перед своими господами как исполнительницы гимнастических упражнений или как танцовщицы, причем во второй из этих ролей – чаще, поскольку ни один праздник не считался полноценным без танцев. В представлении египтян танец был естественным выражением радости: слова «радоваться» и «танцевать» в их поэзии были синонимами. Когда урожай был убран и земледельцы приносили первые плоды Мину, богу Коптоса, крестьянин танцевал, чтобы выразить свою радостную благодарность этому богу, а во время торжественных празднеств в честь великих богинь Хатор (Хатхор) (богиня небес, земли, загробного мира, покровительница женщин, особенно при беременности и родах) и Бастет (богиня, в частности, удовольствия) танец считался таким же необходимым, как крики радости или венки. Мы мало знаем об этих своеобразных национальных танцах. В одном из них танцоры держали в руках две короткие палочки, как у нас держат кастаньеты, и действительно, на одном из изображений сбора урожая, которое относится к эпохе Древнего царства, мы видим, что работники участвуют в танце; они сняли с себя одежду и бегут, быстро ударяя одной из этих палочек о другую[176].  Сцены борьбы во времена Среднего царства. Из Бени-Хасана (согласно W., ii. 71 и там же, I. 394) Танцоры почти всегда участвовали в «празднике Вечности», то есть празднике в честь умерших; и шествие, сопровождавшее статую покойного, практически всегда возглавляли танцоры[177]. Во времена Древнего царства движения танцев явно были очень размеренными. Сначала танцоры медленно шагали один за другим, почти не поднимая ногу над землей; они поднимали руки над головой, повернув кисти ладонями вверх, затем вытягивали правую руку наклонно вверх, а левую отводили за спину. Как правило, в этом «прекрасном танце» участвовали только четыре человека, хотя в некоторых случаях их могло быть больше двенадцати. Музыкальным сопровождением всегда были голоса двух или трех певиц, стоявших за танцорами. Хотя на рельефах эти пляски выглядят очень монотонными, присмотревшись внимательнее, мы можем различить отдельные фигуры танца. Например, во время похоронных торжеств певцы и танцоры стоят друг напротив друга, а между ними размещается стол с едой. В другом случае сзади певиц стоит маленький столб, украшенный головой кошки, – изображение богини удовольствия Бастет, а поблизости стоит маленький обнаженный карлик. Оба, несомненно, должны были позже каким-то образом участвовать в событиях при исполнении танца. Мужчины, как правило, танцевали в обычной короткой юбке, а иногда надевали еще и набедренную повязку, завязанную бантом на спине. Женщины-танцовщицы тоже редко были одеты в длинные платья; обычно они так же, как мужчины, надевали только короткую юбку, прикрывавшую бедра, – и в дополнение к ней всевозможные кокетливые украшения – браслеты на руках и ногах, ожерелья в виде воротников, а также обвивали верхнюю часть тела лентами и надевали венки из цветов. Надписи сообщают, что эти танцовщицы и певицы входили в гарем того знатного господина, о котором идет речь в тексте. Помимо этих простых танцев, к которым могло присоединиться много людей, были и другие, в которых двое исполнителей составляли сложные фигуры. Эти танцы отличались по названию от обычных: они назывались  Танцовщицы эпохи Древнего царства (согласно L. D., ii. 101 b) Танцевальные фигуры, которые исполнялись на погребальном торжестве во время похорон номарха Хнемхотепа во времена XII династии, истолковываются сравнительно легко. Их можно увидеть на приведенных здесь как иллюстрации рисунках из Бени-Хасана. Танцовщицы явно одеты только в короткие штаны вроде наших плавок. Чтобы сильнее позабавить зрителей, они связали свои волосы в прически, похожие на корону царей Верхнего Египта. Одна фигура – это, по сути дела, пародия на сцену с царем, которую часто изображали на рельефах, посвященных победе: там монарх держит за волосы стоящего на коленях варвара и заносит над его головой свой серповидный меч. Танцевальная группа называется «под ногами», а под таким рельефом всегда стоит подпись: «все народы лежат у тебя под ногами». Другая группа с того же рисунка называется «ветер»: одна женщина перегибается назад так, что ее голова касается земли, другая выполняет это же движение над ней, а третья вытягивает над ними руки. Возможно, две первые танцовщицы изображают тростники и травы, которые сгибает ветер. В гробницах Бени-Хасана есть также изображения женщин, играющих мячами, и по одежде исполнительниц видно, что это считалось разновидностью танца. Эти танцовщицы искусно выполняли разнообразные сложные трюки. Мы видим, как они жонглировали сразу несколькими мячами, держа руки при этом скрещенными. Во время представления они принимали разнообразные причудливые позы – стояли на одной ноге, высоко подпрыгивали или взбирались на спину одной из своих товарок.  Cогласно L. D., ii. 126  Рисунок эпохи Среднего царства. Из Бени-Хасана (согласно W., ii. 65)  Танцовщицы в эпоху Нового царства. Те, которые выше ростом, – с бубнами; те, которые ниже, – с кастаньетами В отличие от более ранних спокойных и размеренных плясок танцы эпохи Нового царства больше были похожи на современные восточные. Исполнявшие их девушки были одеты в длинные прозрачные одежды, держали в руках тамбурины или кастаньеты и кружились в быстром ритме, кокетливо изгибаясь.  Слепые певцы. Рисунок из Эль-Амарны (согласно Wilk., I. 442) Слишком откровенные движения танцовщиц возмущали древних египтян не больше, чем возмущают сегодня египтян современных. Смотреть на эти танцы было их любимым развлечением, и танцовщиц приглашали для развлечения гостей на праздники, где собиралось избранное общество. Здесь на гравюре[178] изображен такой праздник. Девушки, одетые только в набедренные повязки, стоят возле украшенных венками кувшинов с вином, выполняют свои изгибы и повороты и хлопают при этом в ладоши, отбивая такт. В это время одна женщина играет на флейте, а три другие поют песню, очевидно восхваляя удовольствия прохладной поры разлива Нила, поскольку тогда, как и сейчас, по обычаю, праздники устраивали именно в это время года: Бог земли взращивает свою красоту в сердце каждого существа, В каждом большом доме был гарем, и обитательницы этого гарема старательно следили за тем, чтобы ни на одном празднике, будь он светским или религиозным, не было недостатка в музыке и песнях. Более того, в царском хозяйстве, где музыкантов было очень много, они находились под началом управляющего, которого можно считать профессионалом. До нас дошли многие имена этих древних хормейстеров. В эпоху Древнего царства нам встречается некий Рахенем, «начальник пения»[179], который был также начальником гарема. Существовали три «царских начальника пения», которые одновременно были «начальниками всех прекрасных удовольствий царя»; их звали Снефрунофр, Эте и Рамету-Птах. Два последних сами были певцами и хвалились, что «каждый день радовали сердце царя прекрасными песнями и своим прекрасным пением исполняли любое желание царя».  Праздник с музыкантами и танцующими девушками. Настенный рисунок из фиванской гробницы, хранится в Британском музее (по фотографии, сделанной Уилке) При дворе они занимали высокое место: были «родственниками царя» и жрецами культа монарха и его предков. В эпоху Нового царства нам известны певцы фараона, которых звали Хат-еуи и Та, и Неферронпет, «начальник певцов фараона»[180]; последний был в то же время «начальником певцов всех богов» и потому главой всех профессиональных музыкантов Египта. Без сомнения, не случайно, что на рисунках эпохи Древнего царства[181] женщины всегда изображены поющими без музыкального сопровождения, а мужчины – с таким сопровождением. Считалось, что женские голоса приятно слушать, когда они звучат одни, а мужские голоса египтяне предпочитали в сочетании с арфами и флейтами. Тем не менее только мужчин, видимо, считали артистами-певцами, а женщины, вероятно, только сопровождали пением танцы. Певцы обычно отбивали такт мелодии, хлопая в ладоши. Мужчины во время пения быстро взмахивали руками, а женщинам этикет позволял шевелить только ладонями. Мы можем видеть, что в представлении египтян эти варварские обычаи и правильное пение были неразделимы, по тому, что во все времена слово «петь» изображалось у них на письме знаком «рука».  Арфа эпохи Древнего царства (согласно L. D., ii. 61 a) Даже во времена Нового царства обычай отбивать такт хлопками был в ходу. Однако в манере пения у исполнителей был более широкий выбор: и мужские, и женские голоса могли звучать одни или вместе с музыкальными инструментами. Египтянам очень нравились в качестве певцов слепые люди, которых всегда было много в Египте. Лучшая школа певиц находилась в Мемфисе.  Жрецы, играющие на арфах. Из гробницы Рамсеса III. (Ros. M. C., 97) Любимым инструментом была арфа. В ходу были арфы двух размеров: средней величины, с шестью или семью струнами, и более крупная, у которой часто было двадцать струн. Играя на первом из этих инструментов, исполнитель сидел, возле второго ему приходилось стоять. Очень маленькая арфа, на которой играли, прислонив ее к плечу, появилась только во времена Нового царства[182]. Похоже, что конструкция арфы не всегда была одна и та же: например, резонансную коробку на нижнем конце инструмента мы обнаруживаем только в более позднем периоде[183].  Девушка, играющая на лютне. Пластинка-плектр, которой она водит по трем струнам своего инструмента, висит на шнуре. Рисунок из фиванской гробницы эпохи Нового царства (согласно Перро – Шипье) Лютня тоже была широко распространенным инструментом: ее название  Бедуин эпохи Среднего царства, играющий на лире (согласно L. D., ii. 133) Единственным духовым инструментом была флейта. Во времена Древнего царства существовало два вида флейт – длинная В период Нового царства эти инструменты были почти полностью вытеснены парными флейтами – такими, как та, на которой играет музыкант на иллюстрирующей наш рассказ гравюре.  Флейтисты эпохи Древнего царства (согласно L. D., ii. 74) И наконец, мы должны упомянуть бубны круглой и квадратной формы и кастаньеты, на которых обычно играли танцоры, а также похожий по форме на бочку барабан и трубы военных. Теперь мы перечислили почти все инструменты, от которых зависели древние египтяне различных эпох, когда желали насладиться музыкой[187]. Похоже, что в эпоху Древнего царства инструментальную музыку исполняли только мужчины и только как музыкальное сопровождение для голосов. В то время обычный состав музыкальных инструментов на концерте был такой: две арфы, большая и малая флейты; и возле каждого музыканта стоял певец, который помимо пения отбивал такт, хлопая в ладоши. В редких случаях пение сопровождала только арфа, но флейты в эту раннюю эпоху никогда не использовались одни[188]. В эпоху Нового царства, напротив, исполнительницами чаще были женщины, и голоса, как мужские так и женские, сочетались со всеми возможными инструментами. В это более позднее время в качестве сопровождения для голосов обычно использовали большую арфу, две флейты (или лютню и лиру) и двойную флейту.  Египетские женщины на пиру. Настенный рисунок фиванской гробницы из Британского музея (по фотографии, сделанной Уилке) Во время исполнения музыки и танцев на пирах гости явно не сосредоточивались на этих представлениях так полно, как этого требует этикет на наших музыкальных вечерах. Напротив, они пили, разговаривали и занимались своим туалетом. Как я уже отметил раньше, согласно представлениям египтян о приеме гостей, слуги должны были умастить гостей благовониями и украсить венками, гости должны были получить в подарок новые ожерелья, и к черным прядям их париков полагалось прикрепить цветы лотоса или его бутоны. Если мы посмотрим на сцену пира, изображенную здесь на гравюре, или на любой из многих подобных рисунков эпохи Нового царства, мы увидим, насколько женщины и мужчины на таком приеме были заняты тем, что украшали себя. Они дают друг другу понюхать свои цветы или с любопытством трогают и берут в руку новые серьги соседки[189]. Юноши и девушки, которые прислуживают гостям, обходят их, предлагая ароматные мази, венки, духи и чаши с вином. При этом они побуждают гостей «праздновать радостный день»[190], то есть наслаждаться удовольствиями этой минуты. Эти же слова постоянно повторяют как припев и певцы. Гостям, которые одним глотком осушают чаши, они советуют: Празднуй этот радостный день! Или: Празднуй этот радостный день с довольным сердцем Или: Положи мирру на свою голову, надень наряд из тонкого полотна, Слыша эти советы наслаждаться жизнью, пока есть возможность, прежде чем смерть положит конец всем удовольствиям, гости утешали себя вином, и под конец «порядок праздника нарушался опьянением», что считалось пристойным на любом пиру. Даже дамы не избегали подобной невоздержанности, поскольку к тому времени, когда они наконец отказывались от постоянно подносимой чаши, они уже, как показано на нашем рисунке, выпивали больше, чем были в силах поглотить. Одна дама в жалком состоянии сидит на земле, одежда соскользнула у нее с плеча, к ней поспешно зовут старушку-служанку, но та, увы, приходит слишком поздно. Это завершение пиршества не было карикатурным преувеличением.  Из фиванской гробницы эпохи Нового царства (согласно W., I. 392) В других странах и в другие времена тоже может случиться, что дама выпивает больше, чем ей необходимо, но в Египте эпохи Нового царства, где эта печальная картина была увековечена на стене гробницы, это явно считалось всего лишь пустячной неприятностью, которая случалась на каждом пиру и не была оскорбительной ни для кого.  Неизвестная нам игра времен Среднего царства. Возможно, человек, стоящий на коленях, должен был угадать, кто его ударил (согласно W., ii. 61 = Ros. M. C., 102) Египтяне пировали не только по случаю больших праздников. Если появлялась возможность, они и без особой причины очень охотно устраивали «дом пива», то есть малый пир. Пример этого мы видели в рассказе о том, как судьи устроили одну из таких пирушек вместе с обвиняемыми и тяжело поплатились за этот проступок. Мудрый Эней сколько угодно мог учить: «Не пей пиво сверх меры! <…> Слова, вылетевшие из твоего рта, ты не сможешь вернуть назад. Ты упадешь, сломаешь себе руки и ноги, и никто не протянет тебе руку. Твои товарищи будут продолжать пить, они встанут и скажут: «Уберите этого прочь, он пьян». Если потом кто-то отыщет тебя, чтобы попросить у тебя совета, ты будешь лежать в пыли, как маленький ребенок». Эти мудрые слова были так же бесполезны, как и слова Дауфа, который увещевал своего сына, чтобы тот ограничивался двумя кувшинами пива и тремя караваями хлеба. Похоже, что египетские юноши поступали так, как им хотелось, и один учитель печально писал своему ученику такие слова: Мне говорят: ты покинул книги, Вместе с опьяневшим мужчиной изображают также девушек; они обнимают его, а он сидит возле них «в пятнах от масла и с венком из растения сушеницы на шее»[191]. В это время он может с довольным видом похлопывать и поглаживать себя, но, когда он попытается встать, он зашатается, упадет и «измажется в грязи, как крокодил».  Игральная доска из коллекции Эббота (Abbott). Виды спереди и сзади (согласно W., ii. 58) Однако молодые мужчины вовсе не обязательно должны были заполнять свои свободные часы такими удовольствиями. Даже в ранние времена существовали игры и много других видов отдыха, которыми они могли освежать свои силы после учебы. У них были луки и стрелы, которыми они могли поражать мишени, сделанные из шкуры какого-нибудь животного, или играть в игру, похожую на ту из наших игр, в которой один человек мощным броском наклонно вонзает острие в кусок дерева, а соперник должен вытолкнуть его обратно своим острием. Была также игра с двумя крюками и кольцом и еще много других игр, о которых мы ничего не можем с уверенностью сказать на основе памятников прошлого. Для тех, кому не были интересны эти состязания в силе, существовали игры, основанные на удаче или мастерстве. Неясно, возникла ли игра в кости еще в ранний период египетской истории, но в игру, которая сейчас известна в Италии под названием «мора», египтяне, возможно, играли вокруг горшка уже в эпоху Древнего царства. Мы также обнаруживаем у них и другую старинную игру, для которой на земле чертили концентрические круги. Каждый из игроков клал камень внутрь этих кругов, но какова была цель игры и как в нее играли, мы не можем сказать, поскольку у нас есть всего один рисунок, где она изображена. Игра в шашки, от которой до нас дошло много ее изображений и сохранилось много игральных досок, почти так же непонятна нам, как остальные игры. Это была любимая игра древних египтян, в которую им было разрешено играть даже в загробном мире[192]. Мы знаем, что существовало много разновидностей этой игры: об этом свидетельствует то, что доски, которые у нас есть, не одинаковы. Но сейчас невозможно определить, какими были правила каждой из таких игр.  Игра, в которую играли на доске. Рисунок времен Среднего царства из Бени-Хасана (согласно W., ii. 57) |
|
||
– а обычные 
Три такие танцевальные фигуры изображены в одной гробнице времен конца IV династии. Две танцовщицы, одетые только в набедренные повязки с бахромой, стоят одна напротив другой с вытянутыми руками и берутся за руки. Обе выполняют совершенно одинаковые движения. В одной из фигур они поднимают одну руку и одну ногу, вытянув их по направлению к партнерше, в другой поднимают ногу как журавль, в третьей отворачиваются одна от другой, как будто готовы убежать каждая в свою сторону. Каждая из этих групповых поз имела свое название (например, вторая, видимо, называлась), а для египтян каждая группа была осмысленной сценой.
было одним из самых употребительных иероглифов. Это ее египетское название произошло от семитского н, б, л (очевидно, «набла» или «небель»: но так называлась одна из разновидностей арфы; это слово перешло в латинский язык.Играли на ней с помощью плектра, и похоже, что это был очень примитивный инструмент, который первоначально имел всего одну струну
, ее музыкант держал наклонно за тот конец, который оказывался сзади него, и короткая 
, которую при игре держали горизонтально