32. ИСКУССТВО СОЗДАВАТЬ ИЗОБРАЖЕНИЯ

За открытыми окнами ровно шумит муссон. Теплый и влажный воздух втекает в комнату. Аравийское море набегает на камни и отступает в темноту. Все в ночи полно плеска и бульканья, и мне кажется странным, что в комнате на полу нет воды и дом не погружен в морскую пучину. Дождь льет весь день и уже не первый. Льет днем, вечером, все ночи напролет. Спать трудно, влажные простыни прилипают к коже, подушка пахнет сыростью, а стены – клеевой краской. Душ не облегчает, влажным полотенцем невозможно вытереться досуха. Остается одно – лежать, слушать шум воды, засыпая и поминутно просыпаясь. Я и лежу. И слушаю.

У моря мокнут жесткие ветви пальм, и в их листьях шелест воды как бы сгущается, доходя до громкого ворчанья или жужжания. Лежу и угадываю по этому звуку, где стоят пальмы. Две почти под окном, а еще две ближе к морю… Да, муссон нужен земле Индии, нужен, необходим, но как же все-таки заснуть?!

Встаю, пью холодную воду, решаю зажечь свет и почитать. Сонно шарю рукой по стене – выключатель должен быть где-то здесь – и… задеваю рамку самой любимой картинки моей хозяйки. Стук, звон стекла.

Я мгновенно осознаю, что картинка разбилась вдребезги. Разбитое стекло могло бы и не сказаться на судьбе любой другой картинки, но не этой. Потому что это была картинка на стекле.

Зажженный свет осветил множество осколков. Мои попытки соединить самые крупные из них и воскресить хоть часть картинки не привели ни к чему. А ведь на ней было изображено семейство бога Шивы. Пока я жила в этой комнате, то изучала каждую фигурку на ней, каждый штрих. Яркая была картинка. Выразительная.

Белый круторогий бычок Нанди гордо попирал тонкими ногами острые пики Гималаев, имевшие форму крутых равнобедренных треугольников, одетых снегом. На его спине, покрытой как чепраком шкурой тигра, сидел, поджав под себя одну ногу, великий Шива. Высоко на его голове были закручены жгутом черные волосы, сдерживаемые узлом из кобры и украшенные сияющим полумесяцем, а в руках он держал трезубец и барабанчик. Он был горд, величав и спокоен – владыка гор, владыка мира, владыка времени. Его глаза прикрыты, взор устремлен в себя: он – владыка йоги. Непонятную угрозу таит в себе третий глаз в его лбу: он – владыка смертоносного луча. Полосами пепла украшены его руки, его лоб, его грудь: он – владыка всепожирающего огня, после вспышки которого от мира остается лишь пепел.

С обожанием смотрит на него сидящая рядом с ним Парвати, дочь Гор, его божественная подруга. Она держит на коленях их сына, толстого мальчика с головой слоненка. В гневе Шива отсек голову своему маленькому сыну, и только слезы Парвати заставили воскресить мальчика, одарив его головой проходившего мимо слоненка. Так он превратился в слоноголового бога Ганешу, покровителя наук, искусств и жизненной активности.

И вот от всего этого сплетения древних легенд, порожденных богатой и красочной фантазией народа и нанесенного рукой народного мастера на стекло, остались лишь осколки. Что я завтра скажу Гите, хозяйке этой картины?

Проснувшись утром под влажной простыней и на влажной подушке, я прежде всего вспомнила об этих осколках. Надо было идти извиняться.

– Ну что вы, право, какие пустяки, – с улыбкой отклонила мои извинения Гита. – Давайте лучше пить чай. Обещаю вам, что в завтраке красного перца не будет. То есть почти не будет.

– Спасибо. Но все же я очень расстроена. А может быть, я найду в лавках такую же картинку?

– Не думайте об этом, пожалуйста. Да и нельзя ее найти. Их сейчас уже не делают.

– Как? Почему?

– Это старое искусство. Сейчас уже нет этих мастеров.

– И на базаре не найду?

– Нет. Да и не надо затруднять себя. Пойдемте лучше после завтрака покупать вам сари.

– Хорошо. Только все же съездим на базар. Видите, и дождь кончился на наше счастье. А вдруг найдем.

И оказалось, что я не зря настаивала. Пройдя мастерские ювелиров, откуда доносился тонкий перестук маленьких молоточков, лавки с тканями, где по полкам была «разложена радуга», длинные столы, где эту радугу наносили на расстеленную ткань деревянными штампами, гранильные мастерские, в глубине которых жужжали шлифовальные станки и яркими бликами вспыхивали самоцветы, – словом, пройдя мимо всего манящего, радующего глаз и душу красочного многообразия индийского базара, мы все же увидали то, к чему я стремилась: что-то похожее на две деревянные полки, и на них, одна к одной, картинки на стекле. Стекла блестели, картинки пылали яркими красками, их рамочки были украшены узорами из блесток и бисера.

– Видите, Гита, все-таки нашли. А вы не хотели идти со мной. Я же знала, что найдем.

– Да, хорошо, что пришли сюда. А я как-то никогда не заходила в этот угол базара.

Возле полок на циновке сидел мальчик лет десяти – двенадцати. Он широко улыбался, глаза его так и сияли.

– Пожалуйста, мэм са'б, покупайте. Только у нас есть все. Не ходите больше никуда.

Вскочив, он стал показывать свой яркий товар. Картинки так и замелькали в его тонких руках.

– Что желаете – героев или богов? Вот великая мать Кали, у нее, видите, язык красный, она любит кровь. А вот ангрези, англичанин, он бьет слугу, вот это слуга, на коленях. А тут…

– Подожди. Дай посмотреть, – строго остановила его Гита. Рамочка к рамочке стояли они здесь, герои древних преданий, боги, добрые и грозные, жены, почитающие мужей, пейзажи, люди, священные животные, цветы… Глаза разбегались.

– Я не вижу здесь бога Шивы.

– Да вот он.

И перед нашими глазами сверкнула картинка с нижней полки. Да, это был он, величественный Шива, изображенный в момент своего гнева. Страшен его гнев, несущий смерть всему-живому. Гибель от вселенского огня и от жгучей силы всепроникающего луча, посылаемого третьим глазом бога. Глазом во лбу. Он испепелил этим лучом юного бога Каму, пославшего ему в сердце стрелу любви к прекрасной Парвати и нарушившего таким образом его погруженность в медитацию. А вот и Кама на картинке, спрятавшийся в цветах, и луч, который беспощадно высвечивает его, как луч прожектора.

– Вам эту, мэм са'б! Или обе? Вот еще бог Шива. Берете?

На другой картинке Шива танцевал в кругу языков пламени – все того же покорного ему вселенского огня. Четыре руки, разлетевшиеся в танце волосы, по-женски грациозная поза. Ритмом своего космического танца он заставлял мельчайшие частицы материи пребывать в непрерывном движении. Если они перестанут вращаться, материя погибнет – таково вкратце философское истолкование этого образа. В нем отражены научные и, к слову сказать, материалистические по своей сути представления древних индийцев о строении вещества.

– Нет, не этот Шива нам нужен. Другого нет?

Тут снова вмешалась Гита:

– Позови отца.

В проеме открытой двери показался мужчина.

– Намастэ, мэм са'б, намастэ. Зайдите в мастерскую, посмотрите товар.

Гита не скрывала своего удивления:

– Как? У нас в городе есть такие мастерские?

– Одна. Только у меня. Я еще делаю эти картинки. Остальные мастера давно занялись другим делом. В нашем квартале, во всяком случае.

В лавке-мастерской работала вся семья мастера. Нарезанные стекла стояли у стены. На полу сидели две женщины и растирали в ступках красители. Еще один мальчик, примостившись возле них, размешивал краску в металлической банке. Из горла жестяного бидона выглядывал пучок кистей. Молодой мужчина у открытого окна, склонившись над пластинкой стекла, тщательно наносил на нее красочный рисунок.

– Можно посмотреть, как он работает? – попросила я.

– Конечно, мэм са'б, пожалуйста.

Вечные сюжеты, порожденные неиссякаемой народной фантазией и умением концентрировать широкие идеи в наглядных изображениях, представляя их в наглядном, общедоступном виде, – все это породило самые разные жанры народного искусства. Картинки, бесчисленные картинки, нанесенные на ткани, стены домов и пещер, на бумагу или стекло, привлекают глаз и заставляют многое вспоминать и о многом задумываться.

О картинках на стекле я здесь пишу особо именно потому, что это искусство можно считать отмирающим или даже почти умершим в современной Индии. Но все другие материалы несут на себе бесчисленные изображения богов и героев, не давая тем, кто их видит, забыть о прошлом, о великом прошлом своей страны, своей культуры. И если сохраняются, скажем, фрески на стенах буддийского монастыря Аджанты, написанные в первые века н. э., то впоследствии и вплоть до наших дней возобновляются в вышивках, в тканых узорах или в ручной, подчас такой наивной росписи, наносимой в деревнях на стены домов или на глиняные ограды, те сюжеты, которые всегда привлекают сердца, всегда служат напоминанием о тех богах, которые видят каждый шаг человека, или о тех великих героях эпоса, делам которых мы все должны подражать.

Таков, например, образ грозной, но и милостивой богини Кали, изображенной по мере сил и таланта простой крестьянкой на внешней стене ее дома, таков же и Кришна, добрый пастух и вечный борец за счастье и справедливость, и многие другие, которых вы можете увидеть не только на иконах или в храмах, но и в каждом доме, в каждой лавке, на каждой улице.

Мне давно приходилось слышать об изготовлении картинок на стекле, но здесь я впервые увидела процесс росписи стекла.

Я думала, что расписывают лицевую сторону стекла, как это было принято при изготовлении картинок на слюде – более древнем виде традиционного искусства. А оказалось, красочным слоем покрывают, так сказать, «изнанку» стекла, нанося картинку в виде ее зеркального отражения и строго следя за тем, чтобы в обратном порядке накладывать все краски. Сначала, например, рисуют на пустом стекле черты лица, затем на просохшую прорисовку глаз, носа и рта наносят цвет самого лица, затем – волосы, уши, украшения и т. д. Причем все это делается уверенно и быстро – мастер безошибочно удерживает в голове весь порядок обратного раскрашивания сложных многофигурных композиций. И надо сказать, что этот опыт пришел не из глубины веков, как почти во всех видах индийского художественного ремесла или народного искусства, а начал накапливаться лишь со второй половины XVIII века.

Индия знала производство стекла задолго до этого времени. Много веков ее ремесленники изготовляли цветные стеклянные браслеты, с внутренним и поверхностным узором и с наплавным орнаментом, браслеты вычурной формы, прелестные и нежные, как цветы. Умели они делать и многоцветные флаконы для духов и ароматных притираний. Но листового стекла Индия не знала. Может быть, потому, что окна здесь не стеклили – ни в жару, ни во время муссонов нельзя было преграждать доступ воздуха в помещение. И лишь в XVIII веке начался ввоз стекла из стран Запада – его пластины, вызывая всеобщее удивление, стали появляться на складах торговых факторий западного и восточного побережий Индии.

Прежде всего здесь стали изготовлять зеркала для знатных и богатых людей, а также стеклить окна в домах европейцев. Роспись на стеклах появилась, как считают, под влиянием европейских мастеров. Местные художники сначала стали делать портреты аристократов, но сравнительно быстро народные мастера занялись нанесением на стекло традиционных мотивов.

По дешевке скупали на складах битые листы, вырезали из них куски меньшего формата и рисовали все, что диктовала их фантазия, что любил и к чему привык народ. И стали появляться эти картинки в домах торговцев и помещиков, ремесленников и земледельцев…

– Вот и готово, – сказал молодой мастер. – Пусть подсохнет. Но только во время муссонов долго будет сохнуть.

– Скажите, – это я вспомнила о разбитой мною картинке, – а нельзя вам заказать сюжет?

– Спросите у отца, пожалуйста.

– Ах да, простите, – и я обратилась к старшему, – сделайте мне, если можно, бога Шиву с семьей на бычке Нанди.

– Хорошо. Какого размера должна быть картина? И мы быстро договорились с ним обо всем, уточнили композицию, цвета, размеры. Я была счастлива, хотя Гита упорно отказывалась от такой компенсации за нанесенный ее дому ущерб.

Здесь, в Бомбее, я видела довольно много картинок на стекле. Ими были украшены и интерьеры жилых комнат, и стены в храмах и молельнях. В этой части Индии постоянно изображался слоноголовый бог Ганеша – самое популярное тут божество. Жанровые сцены встречались сравнительно редко. Да и вообще такие картинки здесь редки – прав был мастер, умерло, видимо, это искусство и в городе, и в окружающих его землях.

Однако на юге страны и в ее восточных и северных областях продолжают работать мастера, воспроизводя и развивая традиционные сюжеты и обогащая их новыми мотивами.

Боги и богини, принцы и герои, юноши и красавицы смотрели сквозь блеск стекла со стен многих домов, которые мне довелось посетить. Иногда старые, потускневшие, склеенные, иногда новые и яркие, они были интересны и привлекательны. На них изображались старинные костюмы, уборы и прически, в них нашли свое отражение представления людей о правде и кривде, о добре и зле, о героизме, любви, красоте и о вере в высшую справедливость. Мифы и предания как бы фокусируют, обобщают идеи, придавая им образы богов и героев. Эти конкретные воплощения абстрактных понятий известны в Индии всем и каждому – на примерах деяний и чувств мифических и легендарных персонажей воспитывались многие десятки поколений.

Во многих преданиях воспевается Кришна, который почитается воплощением в земном облике самого Вишну, бога добра, правды и закона. Он совершил множество подвигов еще будучи ребенком: спас стада священных коров от яда страшного змея, который жил в реке и отравлял ее воды, покровительствовал всему живому, служа образцом любви и заботы и т. д.

– А что здесь изображено?

– О, это известный сюжет. Ведь Кришна рос среди пастухов и охранял их от всякой беды. Но однажды бог Индра в гневе ниспослал на Землю страшный ливень, угрожавший всем живым существам. И тогда Кришна сорвал с земли гору, поднял ее на мизинце и держал как огромный зонт, спасая от ливня пастухов и их стада. Видите, с какой благодарностью здесь смотрят на него люди и коровы. И как радостно прыгают телята.

– Да, вижу. Очень выразительная картинка. А на этой что нарисовано?

– Молодой офицер пришел к чужой жене на свидание.

– А может быть, она не замужем?

– Нет, что вы. У нее тика на лбу и пробор окрашен в красный цвет. Но это было давно – таких мундиров сейчас не носят.

– Очень интересно. А что изображено на этой картинке?

– Это красавица, пьющая вино. Видите, у нее в руках бутылка и стаканчик. Она танцовщица. Это тоже было давно. На таких девушках хорошие мужчины не женились. Посмотрите, сколько на ней дорогих украшений.

– У вас богатая коллекция. Кто ее собирал?

– Мой дед. А я очень берегу все эти картинки. Вот тут, видите, великий герой Рама на троне, а рядом его верная жена Сита. Вы знаете «Рамаяну», поэму о Раме?

– Да, конечно.

– Ну вот тут изображена одна из последних ее сцен.

– Чудесная картинка! Скажите, а сейчас трудно их достать? Я бы хотела приобрести несколько.

– Я вам помогу их достать.

– Спасибо.

И я привезла их с собой в Москву. Правда, всего три. Но они прекрасно дополнили мою коллекцию старинных картинок на слюде.

Происхождение искусства росписи слюды точно не прослеживается, но известно, что оно было высоко развито на юге Индии, и художники создавали очень тонкие и многоцветные композиции, нанося краски на лицевую поверхность слюдяной пластинки. Сюжетами этих росписей служили в основном темы из мифов, а изображений бытовых сцен я встречала гораздо меньше. Сейчас этот вид искусства уходит в прошлое, и подборки таких красочных миниатюр можно увидеть только в музеях и в частных коллекциях.

В целом и те и другие картинки вызывают восхищение, как одна из цветущих веточек широко раскинувшегося дерева индийского народного искусства, уходящего своими корнями в глубину веков.