Фридриха Ницше (1844–1900) принято считать одним из главных представителей «философии жизни». Поэтому, рассматривая культуру, Ницше видит ее истоки в основах жизни, в самых глубинах бытия. Оригинальную культурфилософию Ницше отразило его философское эссе «Рождение трагедии из духа музыки», а также труды «Человеческое, слишком человеческое», «Веселая наука», «Так говорил Заратустра». Культура для Ницше в первую очередь – средство человеческой самореализации. Он пытался разгадать тайну происхождения культуры, обратившись к культуре Древней Греции. В великой скорби и в великом восторге, выражающихся в творчестве эллинов, Ницше видел первопричины творчества. Его культурфилософия обращена также к эпохе язычества. В культуре Ницше противопоставил дионисийское и аполлонийское начала – две первичные стадии существования художественной культуры, находящиеся в постоянном противоборстве и в то же время во взаимодействии. Дио-нисийское начало связано с неконтролируемыми человеческими реакциями на проявления действительности. Напротив, аполлонийская культура связана с гармонией, спокойствием, красотой и четкой формой. Аполлонийское начало охватывает образы высокой поэзии, изобразительного и пластического искусства, начало дионисийское – музыку. Первое начало отвечает состоянию сновидения, а второе – состоянию опьянения. Только соединившись, эти сферы могут восстановить утраченное единство природы и человека.

Противоборствующие стихии, олицетворяемые Дионисом и Аполлоном, имеются во всех культурах. Ницше стал создателем первой целостной и органически верной, несмотря на все противоречия концепции происхождения культуры. Именно Ницше впервые высказал мысль о том, что чем выше уровень культуры человека, тем менее счастливым он чувствует себя. Эта идея была основательно и разносторонне развита в трудах австрийского психиатра Зигмунда Фрейда.

А. Тойнби как представитель циклической концепции развития человеческой цивилизации.

Арнольд Тойнби (1889–1975) – английский историк, автор двенадцатитомного сочинения «Постижение истории». Как и остальные сторонники циклической концепции развития человеческой культуры, он полагает, что невозможно говорить о единстве человеческой цивилизации. Тойнби выделяет 13 развитых цивилизаций: западную, православную, исламскую, индийскую, античную, сирийскую, китайскую, цивилизацию Инда, эгейскую, египетскую, шумеро-аккадскую, андскую, центрально-американскую.

Каждая цивилизация согласно Тойнби проходит четыре стадии своего развития: возникновение, надлом и распад, в результате чего ее место занимает другая цивилизация. Эта циклическая концепция рассматривает существование культур как смену цивилизаций – независимых друг от друга циклов.

Тойнби утверждает, что в основе цивилизации лежат не этнические или языковые особенности, а прежде всего религиозная принадлежность. Развитие цивилизации возможно благодаря существованию импульсов «вызова» и «ответа». Мифологеме «вызов – ответ» отведено ведущее место в картине человеческих отношений Тойнби.

Рост цивилизации Тойнби определяет как прогрессивное внутреннее самоопределение или самовыражение цивилизации. Рост цивилизации выражается в переходе от грубых форм религии к более возвышенным и сложным формам религиозного сознания и культуры.

Важной проблемой, поставленной в работе Тойнби, является вопрос: как и почему надламываются, разлагаются и распадаются цивилизации? По его мнению, стадия разложения характеризуется тем, что цивилизация не может успешно отвечать на новые вызовы. Надлом цивилизации он объясняет тремя причинами:

1) упадком творческих сил меньшинства;

2) ответным ослаблением мимезиса (добровольного подражания);

3) утратой социального единства в обществе как едином целом. Надлом цивилизации обычно сопровождается социальным противостоянием.

Фаза упадка включает в себя три подфазы:

1) надлом цивилизации;

2) разложение цивилизации;

3) исчезновение цивилизации.

Николай Бердяев (1874–1948) изложил свои взгляды на культуру в целом и на специфику русской культуры в работах «Самопознание», «Судьба России», «Смысл истории», «Кризис искусства», «Философия свободного духа» и др.

В трудах Бердяева получили освещение и осмысление все наиболее значимые философские и культурологические проблемы того времени, когда шел активный поиск новых форм самореализации.

Бердяев ставит свободную творческую личность выше культуры. Этим он противостоит Шпенглеру, который утверждает, что специфическая культура формирует человека, соответствующего ей. Бердяев считает, что культура ограничивает творческий порыв духа. Культурная форма – это «остывшая свобода» духа.

В результате дух воплощается в предметно-символические формы, сковывающие его. Статья «Воля к жизни и воля к культуре» (1922 г.) посвящена этой теме.

Определяя соотношение между культурой и цивилизацией, Бердяев противопоставляет значимость «воли к культуре» прагматичной «воле к жизни». Жизнь здесь у Бердяева – синоним бездуховного благоустройства.

Абсолютной для религиозного философа Бердяева является культовая, сакральная основа культуры. Одним из первых он поставил наиболее существенные для современной культурологической мысли проблемы: соотношение между капитализмом и социализмом как формами сознания; нацией и культурой; общечеловеческим и национальным в культуре; войной и культурой и т. д.

Австрийский психиатр Зигмунд Фрейд (1856–1939) стал основателем психоанализа – нового направления в психиатрии, призванного вернуть человеку ощущение внутренней гармонии и спокойствия.

Фрейдизм – философское осмысление психоанализа – стал учением, вошедшим не только в сферу медицины, но и философии и культурологии.

Фрейд открыл в человеке бессознательное как самостоятельное, не зависящее от сознания безличное начало человеческой души, являющееся основой человеческих желаний и поступков.

Бессознательное «оно» – это мир заложенных в психике человека инстинктов и неконтролируемых желаний, которые влияют на человеческую деятельность.

Сознательное «я» – это сфера, обеспечивающая контакт между объективным миром и бессознательным.

«Оно» – множества людей. Мир культуры формулируется в результате взаимодействия сознательных «я» множества людей. Этот мир состоит из четких социокультурных установок и правил.

Третий уровень – «сверх-я» – своебразная проекция установок мира культуры в человеческую психику, также осуществляемая в бессознательной форме.

В человеческой психике «бессознательное оно» и «сверх-я» противостоят друг другу, являясь инстинктивно-природным и социокультурным началами в подсознании человека.

«Я» исходит из принципа реальности, «оно» – из принципа удовольствия. При условии, что разум и культура смогут подчинить «оно», человек сможет выжить.

Способом выступает сублимация.

Сублимация – это использование сосредоточенной в «оно» сексуально-биологической энергии не непосредственно для биологического удовольствия, а согласно целям разума и культуры.

Фрейд считает, что человеческое «я» заключено между двумя полюсами – природной стихией и требованиями культуры.

Эти полюса стремятся подчинить себя «я», а также друг друга. И поэтому, утверждает Фрейд, чем более высок в человеке уровень общекультурных установок, тем больше у него оснований для невроза, депрессии или бунта.

Человек вынужден разрываться между природной психической стихией и культурными нормами. В результате нарушается его психическое здоровье.

Согласно Фрейду культура – это сумма достижений и институций, которые отличают жизнь человека от жизни животных. Культура служит двум целям:

1) защите человека от природы;

2) урегулированию человеческих взаимоотношений.

Н.Я. Данилевский (1822–1885) задолго до О. Шпенглера в своем главном сочинении «Россия и Европа» (1869) обосновал идею о существовании т. н. культурно-исторических типов (цивилизаций), которые, подобно живым организмам, находятся в непрерывной борьбе друг с другом и с окружающей средой.

Культурно-исторические типы – основные фазы развития мировой культуры по концепции Н.Я. Данилевского.

Он выделил 10 культурно-исторических типов:

1) египетский;

2) китайский;

3) ассирийский;

4) индийский;

5) иранский;

6) еврейский;

7) греческий;

8) римский;

9) аравийский;

10) германо-романский (европейский).

Каждый из этих культурно-исторических типов или цивилизаций имеет свою собственную историю, и поэтому нельзя говорить об общей мировой истории всего человечества в духе Г. Гегеля или позитивистской науки.

Каждый из десяти типов имеет свою собственную древнюю историю, свое Средневековье и свое новое время, причем некоторые из цивилизаций уже завершили свой цикл, а другие находятся на разных стадиях развития.

Данилевский сформировал 5 законов исторического развития, вытекающих из идей циклизма:

1) всякое племя характеризуется отдельным языком, или группой родственных языков, составляет самобытный культурно-исторический тип;

2) чтобы свойственная этому культурно-историческому типу цивилизация могла зародиться и развиваться, необходимо, чтобы принадлежащие к нему народы пользовались независимостью;

3) начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам, относящимся к другому типу. Каждый тип вырабатывает свою цивилизацию только для себя, при большем или меньшем участии других цивилизаций;

4) цивилизация, свойственная каждому культурно-историческому типу, только тогда достигает расцвета, полноты и богатства, когда разнообразны этнографические элементы, ее составляющие;

5) ход развития культурно-исторических типов напоминает рост растений, цветение и плодоношение которых относительно коротко в сравнении с временем созревания и истощает их силу раз и навсегда.

Немецкий мыслитель О. Шпенглер – автор знаменитой книги «Закат Европы» (1918). Это книга-диагноз, книга-прогноз. Автор ставит вопрос о будущем европейской культуры и сам дает на него неутешительный ответ.

Идеи Шпенглера были развиты в циклическую (цивилизацион-ную) концепцию существования культуры. Это философская концепция, рассматривающая существование культуры как смену независимых друг от друга циклов, цивилизаций.

Шпенглер отрицает единую мировую культуру, признавая лишь различные культуры, каждая из которых имеет свою собственную уникальную судьбу. Первичной выступает душа культуры, внера-циональная и не сводимая ни к какой логике. Логика, искусство, политика, наука вторичны по отношению к этой душе. Сущность культуры невозможно свести к разуму. Согласно Шпенглеру существует несколько типов души («аполлонический», «магический», «фаустовский»). Они лежат, соответственно, в основе древнегреческой, средневековой арабской и европейской культуры. Каждая культура равноправна и уникальна. Культура по Шпенглеру – это живое органическое проявление жизненного естества, и, как все живое, она смертна.

Смерть культуры – это такое ее состояние, когда она перестает органично развиваться и ее духовные образы перестают вдохновлять людей.

В результате человеческая деятельность направляется на реализацию утилитарно-меркантильных задач. Наступает цивилизация, трактуемая Шпенглером как гибель культуры.

Если культура перестает притягивать и вдохновлять человеческие души, то она гибнет.

Шпенглер – один из первых, кто почувствовал трагедию культуры в чуждом ей мире цивилизации. Неудивительно, что книга «Закат Европы» стала событием в европейской культуре.

Значительное место в социологии культуры занимает теория суперсистем американского социолога П.А. Сорокина (1889–1969), рассматривающая проблемы социальной целостности.

Исторический процесс П. Сорокин представлял как процесс развития культуры. Общество создает различные культурные системы: познавательные, религиозные, этнические, эстетические, правовые и т. д., которые объединяются в системы высших рангов. В результате образуются культурные сверхсистемы (суперсистемы) – органично сменяющие друг друга основополагающие фазы развития культуры, вбирающие в себя разнообразные культурные подсистемы и различающиеся в зависимости от верховных ценностей. Ценность, по мнению Сорокина, – основа и фундамент всякой науки.

В зависимости от характера доминирующей ценности он разделил все культурные сверхсистемы на три типа: идеациональ-ный, идеалистический, чувственный.

В основе идеациональной системы культуры лежит принцип сверхчувственности и сверхразумности Бога как единственной реальности и ценности. Этот тип представлен средневековой европейской культурой, культурой брахманской Индии, буддийской и греческой культурой с VIII в. по конец VI в. до н. э.

Между идеациональной и чувственной находится идеалистическая система культуры. Доминирующие ценности этой культуры ориентируются как на Небо, так и на Землю (западноевропейская культура XIII–XIV вв., древнегреческая культура V–IV вв. до н. э.).

К чувственной системе культуры П. Сорокин относит современный тип культуры. Ее объективная деятельность и смысл чувственны. Реально только то, что человек воспринимает через органы чувств.

Начав развиваться в XVI в., эта культура стремится к освобождению от религии, морали и других ценностей идеациональ-ной культуры.

Ценности чувственной культуры сосредоточены в повседневной жизни в реальном земном мире.

Согласно Сорокину современная «чувственная» культура обречена на закат, т. к. она придает относительность ценностям. Это не означает ее обязательной гибели. Культура может измениться в новую форму.

Пока жив человек, культура не погибнет. Суперсистемы – фазы исторического кругооборота. По Сорокину, на смену господствующей чувственной сверхсистеме должен прийти идеа-циональный тип культуры.

Немецкий мыслитель Карл Ясперс (1883–1963) предпринял попытку преодолеть релятивизм и катастрофизм в оценке судьбы культуры.

Противостояние истории и культуры он рассматривает как отражение внутренних человеческих потенций. Центральные понятия в его работе «Смысл и назначение истории» – единство истории и единство человечества.

Ясперс, в отличие от Данилевского, Шпенглера, Сорокина и Тойнби, считает, что человеческая культура имеет общие истоки и единую цель.

Путь становления культуры он разделил на четыре сменяющих друг друга периода: доисторию, древние культуры, период «оси времени», технический век.

Доистория – это время создания человека, его биологических свойств, период накопления им навыков и имеющихся духовных ценностей.

Поскольку об истории можно говорить только с момента появления письменных источников, то рассматриваемое время лежит за пределом истории.

Этап древних культур связан с почти одновременным возникновением древнейших архаических культур (шумеро-вави-лонской, египетской и эгейской; доарийской культуры долины Инда; архаического мира Китая).

Осевое время Ясперс относит по времени около 500 лет до н. э. Это наиболее важный этап в концепции К. Ясперса, к этому времени относится самый резкий поворот в истории, когда человек начинает осмысливать бытие в целом и свое место в нем.

Осевое время – это особый период мировой истории Китая, Индии, Греции и Передней Азии между 800 и 200 гг. до н. э. Ясперс находит общие черты между ними:

1) человек осознает в целом бытие, самого себя и свои границы;

2) происходит постановка целей и проблем;

3) человек стремится к свободе, к постижению абсолютности. В результате развивается индивидуальное сознание;

4) впервые в истории возникает самосознание;

5) время универсального разума и религии. Появляются универсальные, фундаментальные категории мышления и обоснования мировых религий;

6) наступление поры рефлексии, скептицизма, критики традиций;

7) конец мифологического периода, подразумевающего очевидность основных принципов. Возникает стремление к монотеистической религии. Ощущая свою неудовлетворенность, человек открыт новым возможностям опыта, однако проблемы не разрешаются до конца. Эта неразрешимость согласно Ясперсу носит универсальный, транскультурный характер;

8) появление философов как выдающихся индивидов с общедуховной автономией и способностью рассматривать вещи на расстоянии.

Синхронно возникшие в эту эпоху ценности образуют, по Ясперсу, «идеальную ось», вокруг которой «кружится» реальная история человечества.

Технический век начинается с XVII в. Заложены основы научно-технической революции, которая получила бурное развитие в XX в. Ясперс считает, что возможно движение человечества к новому «осевому времени», которое заложит основы подлинной человеческой истории.

В основу концепции культурных архетипов легли идеи аналитической психологии К. Юнга, культурно-исторической теории Л.С. Выготского, представление о культуре как ценностно-символической системе и духовной интенции жизнедеятельности людей.

Аналитическая психология утверждает, что, помимо индивидуального подсознательного, существует коллективное бессознательное отражение опыта предыдущих поколений. Этот опыт воплощается в архетипах – общечеловеческих первообразах. Архетипы выполняют функции первооснов мира и фундаментальных структур психики, задавая общую структуру личности и последовательность образов.

Архетипы проявляются в результате бессознательной деятельности в виде глубинных прообразов-символов. Архетипы противостоят сознанию, они недоступны непосредственному наблюдению, их нельзя адекватно выразить в языке. Культурно-историческая теория заявляет, что главная особенность онтогенеза человеческой психики – это интериоризация структуры его внешней, социально-символической деятельности.

«Натуральная» структура психических функций становится «культурной». Механизм социализации связан с усвоением зна-ково-символических (языковых) форм.

Задача символического интеракционализма – изучение социальных взаимодействий в их символическом содержании.

Современная культурология представляет два подхода к пониманию культуры.

Деятельный подход понимает культуру как духовный код жизнедеятельности человека, основы адаптации и самодетерминации индивида.

Ценностный подход рассматривает культуру как сложную иерархию идеалов и смыслов.

Смысл – это специфическая форма выражения деятельности человека в соответствии с теми или иными ценностями. Синтез указанных идей дает определение культурных архетипов.

Культурные архетипы – это архаические культурные первообразы, представления – символы о человеке, его месте в мире и обществе, нормативно-ценностные ориентации, «живые» в современной культуре. Культурные архетипы характеризуют устойчивость и неосознанность.

В 1725 г. Д.Б. Вико издал свою известную книгу «Основа новой науки» об общей природе наций. В книге Вико подверг критике господствующую в то время идею о поступательном развитии человека и выдвинул свою собственную теорию, которая получила название «теория круговорота». Д.Б. Вико утверждал, что есть такая вещь, как вечный идеал истории, которая протекает в соответствии с Божьим замыслом. В соответствии с этой историей во времени протекают все остальные истории наций с их возникновением, расцветом, упадком и завершением.

Основы для своей вечной теории Вико находит в Древнем Египте. У египтян он позаимствовал деление истории на три эпохи: век богов, век героев, век людей. В соответствии с этим люди говорили на трех разновидностях языков:

1) на божественном языке посредством иероглифов (священных знаков). Фактически это язык жрецов и строй общественного управления той эпохи – теократия;

2) на символическом языке героической эпохи, т. е. посредством метафор – это язык аристократии;

3) на письменном языке, установленном посредством соглашения для насущных жизненных нужд. Это язык простонародья, и ему соответствует демократия. Вико показал, что первая эпоха и первый язык существуют во времена семей, которые у всех наций предшествовали городам и на основании которых города возникали.

Отцы таких семей правили, подчинялись правлению богов, и устанавливали законы через интерпретацию божьих предзнаменований. Время или история времени начинается только после периода начала обработки полей. В течение долгих столетий года исчислялись урожаями зерна, которое и было первым в мире золотом. Этому золотому веку соответствует у римлян век Са-турии (от лат. сата – «посевы»). В эту эпоху одновременно различные народы, ничего не зная друг от друга, вознесли богов к небесам и героев – к звездам.

Соответственно, возникли:

1) мифы о богах;

2) мифы о героях;

3) человеческая история.

Мифы о богах, по Вико, – это история тех времен, когда люди все необходимые для существования вещи называли божествами, например боги огня, посева, грота. Героические мифы – это истинные истории героев и описание их героических нравов.

Эпоха гражданства у всех народов начинается с религии, сущностью которой Вико считает потребность в предсказании. Поэтому не случайна высокая роль пророков в религии древних евреев.

Опыт определения игрового элемента культуры.

Из раздела «Игра и состязание как функция формирования культуры» (пер. В.В. Ошиса).

Под игровым элементом культуры здесь не подразумевается, что игры занимают важное место среди различных форм жизнедеятельности культуры. Не имеется в виду то, что из игры в процессе эволюции происходит культура.

Культура возникает в форме игры, культура первоначально разыгрывается. Те виды деятельности, которые прямо направлены на удовлетворение жизненных потребностей, как, например, охота, в архаическом обществе предпочитают находить себе игровую форму.

Культуре в ее начальных фазах свойственно нечто игровое, что представляется в формах и атмосфере игры.

В этом двуединстве культуры и игры игра является первичным фактом, в то время как культура есть всего лишь характеристика, которую наше историческое суждение привязывает к данному случаю.

В поступательном движении культуры исходное соотношение игры и неигры не остается неизменным. Игровой элемент в целом отступает по мере развития культуры на задний план. По большей части и в значительной мере он растворился, ассимилировался в сакральной сфере, кристаллизовался в различных формах. При этом игровое качество в явлениях культуры уходило обычно из виду. Однако во все времена и всюду игровой элемент может проявиться в полную силу.

С точки зрения культуры сольная игра для самого себя плодотворна лишь в малой степени. Все основополагающие факторы игры уже существовали в жизни животных. Это поединок, демонстрация, вызов, похвальба, кичливость, притворство, ограничительные правила.

Коллективная игра носит по преимуществу антитетический характер. Она чаще всего разыгрывается между двумя сторонами.

Однако это не обязательно. Танец, шествие, представление могут быть начисто лишены антитетического характера. Антитетическое само по себе вовсе еще не должно означать состязательное, агональное или агонистическое.

Среди общих признаков игры можно отметить напряжение и непредсказуемость. Всегда встает вопрос: повезет или нет, выиграю или нет? Даже в одиночной игре на ловкость, отгадывание или удачу соблюдается это условие. В антитетической игре агонального типа этот элемент напряжения, удачи, неуверенности достигает крайней степени. Стремление выиграть приобретает такую страстность, которая грозит полностью свести на нет легкий и беспечный характер игры. В чистой игре на удачу напряжение играющих передается зрителям лишь в малой степени.

Иначе обстоит дело, когда игра требует сноровки, знания, ловкости или силы. По мере того как игра становится труднее, напряжение зрителей возрастает. С равным успехом в ранг культуры игру могут возвести физические, интеллектуальные, моральные или духовные ценности. Чем более игра способна повышать интенсивность жизни индивидуума или группы, тем полнее растворяется она в культуре. Священный ритуал и праздничное состязание – вот две постоянно и повсюду возобновляющиеся формы, внутри которых культура вырастает как игра в игре.

Состязание, как и любую другую игру, следует считать до некоторой степени бесцельной. Оно протекает внутри себя самого. Его исход не составляет части необходимого жизненного процесса группы.

Финальный элемент игрового действия, его целеполагание в первую очередь заключается в самом процессе игры. Результат игры как объективный факт сам по себе несущественен и безразличен.

Очень часто игра идет «на интерес». «Интерес» не есть материальный результат игры, но есть факт идеального порядка, что игра удалась или сыграна удачно. Удача приносит игроку удовлетворение. Приятное чувство удовлетворения повышается от присутствия зрителей, однако их присутствие нельзя считать непременным условием игры.

Теснейшим образом с понятием игры связано понятие выигрыша. В одиночной игре достижение цели еще не означает выигрыша. Понятие выигрыша вступает в силу только тогда, когда игра ведется одним против другого либо двумя противными партиями. Выиграть означает взять верх над другими. Выигран почет, заслужена честь. Они идут на пользу всей группе, из которой вышел победитель.

Здесь следует обратить внимание на такое свойство игры, как переход успеха с одного человека на целую группу. Первичным является стремление превзойти других, быть первым и на правах первого удостоиться почести. И только во вторую очередь встает вопрос, расширит ли вследствие этого личность или группа свою материальную помощь.

Люди играют и выигрывают ради чего-то. В первую или в последнюю очередь они играют ради победы. Прежде всего победой наслаждаются как торжеством, триумфом. В качестве длительного следствия из этого вытекают честь, почет, престиж.

При определении условий игры с выигрышем связывается нечто большее, чем одна только честь. Во всякой игре есть ставка. Ставка может быть чисто символической, может иметь чисто идеальную ценность или иметь материальную ценность. Ставкой может быть золотой кубок, драгоценность, королевская дочь или медная монета, жизнь игрока или многое другое.

Это может быть заклад или многое другое. Заклад – это чисто символический предмет, который ставят или вбрасывают в игровое пространство. Призом может быть лавровый венок или денежная сумма.

Слово «награда» этимологически восходит к сфере обмена ценностями. В смысле этого слова кроются понятия «в обмен на что-то», но впоследствии оно сдвигается в сторону понятия игры.

Вряд ли можно провести этимологически четкую линию между сферами значений цена, выигрыш, вознаграждение. Вознаграждение полностью лежит вне игровой сферы: оно означает справедливое материальное возмещение, оплату за оказанную услугу или выполнение работы.

Ради вознаграждения не играют. Ради него трудятся. Английский язык заимствует слово «вознаграждение» из игровой сферы. Понятие выигрыша лежит одновременно как в экономической, так и в игровой сферах.

Понятие цены относится к состязательной игре, к лотерее, а в прямом смысле – к прейскуранту магазина.

Риск, счастливый случай, неуверенность в исходе, напряжение составляют суть игрового поведения. Напряжение определяет сознание важности и ценности игры и вынуждает игрока забыть о том, что он играет.

Умберто Эко (род. в 1932 г.) – знаменитый ученый медиевист, семиотик, специалист по массовой культуре, профессор Болонского университета и почетный доктор многих университетов Европы и Америки. Умберто Эко – автор многих трудов по истории культуры и семиотики.

Основная тема данной работы – соотношение нового средства коммуникации с предшествующим. Свой анализ Эко начинает с перечисления тех опасений, которые появляются с изобретением новых способов коммуникации на протяжении всей человеческой истории.

По мнению итальянского философа, новые технологии могут уничтожить старый способ общения. По словам Платона, письменность может уничтожить память. Печатная книга разрушит ту образность и наглядность визуальной культуры, которую представляли средневековые соборы.

Во второй половине XX в. похожие опасения выражает канадский культуролог Гумберт Маршал Маклюэн: радио и телевидение могут уничтожить печатную книгу. Сможет ли гипертекст заменить книгу – вот главный вопрос, который волнует Эко в данной работе.

Вернемся к высказыванию Платона и немного поразмышляем по этому поводу. Платон немного иронизирует. Написав свои рассуждения против письменности, он вложил их в уста Сократа, который сам никогда не писал. В наши дни никто не разделяет этих опасений по двум причинам.

Во-первых, книги – это не способ заставить думать других так же, как мы. Это механизм, который заставляет думать по-другому, иначе, побуждает к дальнейшим размышлениям.

Во-вторых, когда-то люди нуждались в тренировке памяти, для того чтобы запомнить факты. С появлением письменности они могут тренировать свою память, для того чтобы запомнить книги.

Средствам массовой информации необходимо было время, чтобы принять идею о том, что наша цивилизация становится ориентированной на зрительный образ, который приведет к снижению грамотности. В настоящее время это обычный принцип для любого еженедельного журнала. Что интересно, отмечает Эко, так это то, что масс-медиа начали отмечать снижение грамотности и огромное влияние образов как раз в тот момент, когда на мировой сцене появился компьютер.

Компьютер представляет собой прибор, посредством которого можно производить и редактировать изображение. Но в равной степени верно и то, что первые компьютеры служили орудиями письменности. Подростки, если они хотят программировать, должны знать логические процедуры и алгоритмы, должны печатать слова и числа на клавиатуре с очень большой скоростью. В этом смысле можно говорить о том, что компьютер возвращает нас во времена Гуттенберга. Люди, которые тратят ночи на диалог в Интернете, главным образом имеют дело со словами.

Компьютерный экран можно рассматривать как книгу, в которой можно прочитать о мире посредством слов и страниц. Классический компьютер обеспечил линейный вид письменной коммуникации. Экран отображал письменные линии. Это была быстро читаемая книга.

Но сейчас появились гипертексты. Гипертекст – это многомерная сеть, в которой каждая точка или узел потенциально могут быть соединены с любым другим узлом.

В настоящее время люди все больше удостоверяются в том, что в ближайшем будущем гипертекст заменит книгу. Даже после того когда изобрели печать, книга не была единственным способом приобретения информации. Имелись картины, гравюры, устное обучение.

Книги были наилучшим научным способом передачи научной информации, включая сведения об исторических событиях. Книги были оптимальным материалом.

С развитием кино и СМИ ситуация изменилась. Благодаря кино и телевидению наши дети знают намного больше, чем их родители, т. к. имеют намного больше информации, нежели книги. Хороший научно-популярный фильм может объяснить генетику намного лучше, чем любой учебник. Музыку Шопена лучше слушать, нежели читать многотомные учебники или энциклопедии. В Средневековье собор служил своего рода телевидением для своего времени. Необходимо было лишь понимать его и трактовать по-иному, не как сейчас. Зрительные коммуникации сочетались с вербальными, в первую очередь с письменными.

Эко высказывает предположение, что в ближайшем будущем человечество разделится на два лагеря: на тех, кто смотрит исключительно телевизор, т. е. получает готовые образы и готовое суждение о мире без права критического отбора получаемой информации, и тех, кто смотрит на экран компьютера, т. е. тех, кто способен фильтровать и отбрасывать ненужную информацию. Тем самым начинается разделение культур, свойственное Средневековью, когда мир делился на тех, кто умел читать рукописи и выносить собственное суждение, и на тех, кто воспитывался посредством образов в соборах, отобранных и обработанных творцами. Подобная ситуация происходит и с Интернетом, когда некая идея преподносится как совершенная. Многие факты воспринимаются людьми как неоспоримые, в то время когда с ними необходимо спорить и высказывать исключительно свою точку зрения.

Жан-Франсуа Лиотар – автор многих работ по философии. Ко времени написания этой работы он был очень известен среди авторов-философов. В работе «Постсовременное состояние» он впервые поднимает вопрос о том, что постмодернизм является состоянием философии в целом. Прежде всего постмодернизм отражает состояние духовности европейского типа в наши дни, связанное с уходом в прошлое термина «современное», в смысле современное эпохе.

Постмодернизм – это комплекс философских учений, так или иначе провозглашающих конец истории. Также постмодернизм это состояние современной художественной практики. Лиотар определяет постмодернизм состоянием культуры после изменений, которые повлияли на правила игры в науке, литературе, искусстве начиная с конца XIX в.

Лиотар говорит о том, что основные метанарравивы утратили свою легитимирующую силу, т. е. основные рассказы, повествования утратили свою современность. Большое значение Лио-тар придает нарративам Просвещения и христианства. Нарра-тивы современности отличаются от мифов, хотя и очень на них похожи.

Мифы свою основу находят в прошлом, а нарративы – в будущем. Обессилевшие нарративы в современном мире рассыпаются на облака языковых элементов, при этом каждый из них несет в себе спонтанно порождаемые прагматические смыслы.

Каждый из нас существует на стыке этих смыслов. Постсовременная наука создает теорию своей собственной эволюции как динамики парадоксальной, катастрофической и неисправимой. Она меняет сам смысл слова «знать» и указывает, как это изменение возможно. Главная проблема культуры – найти переходы между гетерогенными «языковыми играми». Это познание, этика, экономика, политика и т. д.

Проект современности был направлен на построение социокультурного единства, где все элементы должны найти свое место. Постсовременность, по Лиотару, начинается с гибели главных мета-нарративов, связующих гетерогенное многообразие культуры. Но это не означает, что все метанарративы исчезают.

Они переходят в иное состояние, продолжая связывать реальность посредством переходов между языковыми играми. Они избегают участи макронарративов, т. к. являются языческими.

Наука является моделью открытой системы, в которой правильность выражаемого есть то, что оно дает рождение идеям, другим выражаемым и другим правилам игры. В науке не существует общего языка, посредством которого можно объяснить все факты. Языковые игры разделяют на денотативные (или познание) и дескриптивные (или действия).

Научная прагматика сконцентрирована на денотативных выражениях, именно им она обеспечивает место в институтах познания. Постмодернистская социальная прагматика особо противостоит «простоте» научной прагматики.

Этот факт сформирован наслоениями классов гетероморф-ных высказываний. Нет никакого смысла полагать, что мы можем сегодня определить общие метапредписания во всех языковых играх.

Обратимся к теории Хабермаса, который предлагает достичь универсального консенсуса посредством того, что называется дискурсом. Это означает две вещи. Первая состоит в том, что все люди, формирующие выражения, могут согласиться по поводу правил или метапредписаний, признав их годными для всех языковых игр.

Второе предположение состоит в том, что окончание диалога есть консенсус. Консенсус есть состояние диалога, но не его окончание. Консенсус, по мнению Лиотара, стал устаревшей и подозрительной ценностью.

Что не является им, так это справедливость. Необходимо обратиться к идее и практике справедливости, которые не должны быть связаны с идеей и практикой консенсуса. Понятие гетероморфно-сти языковых игр – первый шаг в этом направлении. Второй шаг – это утверждение, что если консенсус есть для правил, которые определяют каждую игру и «удары», которые в ней наносятся, то этот консенсус должен стать локальным. Эта ориентация соответствует эволюции в наши дни социальных взаимодействий, когда временный доктор фактически вытесняет беспрерывное образование, обучение в сфере профессиональных, эмоциональных, сексуальных, культурных, семейных.

Эволюция есть двусмысленность: система покровительствует временному договору по причине его наибольшей гибкости, наименьших издержек мотиваций, которые ему сопутствуют.

В других публикациях этого периода Лиотар развивает идеи, высказанные в «Постсовременном состоянии».

Он обращается к живой ткани языковой практики и уделяет особое внимание судьбе выделенных им языческих микронар-ративов – таковы его работы «Языческие наставления», «Языческие элементы», «Трепещущие рассказы».

Позже в своей работе «Распря» Лиотар подробно разрабатывает высказанную им мысль об агонистическом характере мира языковых практик. Книга Лиотара «Постсовременное состояние» удачно представляет постмодернистский тип сознания.

Она показывает, что он включает в себя традиционное понимание культуры, используя его в качестве одной из версий богатого вариантами постмодернистского универсума.

Научное наследие М. Фуко, французского историка и философа культуры, состоит из обоснований исследовательского метода и его использования в анализе разных сфер европейской цивилизации. Обычно Фуко причисляют к ведущим представителям структурализма. Произведения Фуко сугубо индивидуальны по предмету, терминологии, стилю изложения. Фактически речь идет о допонятийных связях внутри письменной культуры, вычлененных на основе весьма тонкого прочтения разнородного материала.

Книга М. Фуко «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы» (1975) знаменовала переход Фуко от «археологии знания» к «генеалогии власти». Книга состоит из четырех разделов: «Пытка», «Наказание», «Дисциплина», «Тюрьма».

В этой книге Фуко выдвигает следующие задачи и гипотезы:

1) выявить социальную функцию наказания;

2) выявить его специфику в ряду других воздействий власти;

3) найти общую матрицу процесса складывания «эпистемолого-юридической формации», т. е. того, как технология власти участвует в гуманизации наказания и в познании человека;

4) установить, не является ли приобретение уголовным правом такого объекта, как душа человека, и тем самым его «онаучивание» – следствием новых отношений власти к телу.

Компоненты человеческого существа остаются прежними: это тело и душа. Но изменились курирующие их социальные инстанции. Тело перемещается в центр забот власти, душа же оказывается эпифеноменом политической технологии тела.

Фуко резюмирует свою мысль в хлестком афоризме: «Душа – тюрьма тела».

Изучение власти в указанном ракурсе имеет непосредственно эпистемологический и даже науковедческий интерес. Трактуя о душе, мы спускаемся к телу, к вопросу его использования и подчинения.

Вторая глава первой части «Взрыв мучений» посвящена самой мрачной, пыточной стороне средневекового правосудия.

Доказать вину можно многими способами, но главное – получить признание от самого обвиняемого. Принцип презумпции невиновности феодальному праву чужд. Подозреваемый вообще не может быть невиновным.

В средневековом судопроизводстве смешаны несколько моментов:

1) в нем присутствует поединок между обвиняемым и судьей. Истину, которой располагает дознание, преступник должен добровольно подтвердить;

2) в расследовании уже содержится наказание. Сознаваясь под пыткой, злодей получает кару за свои преступления;

3) признание и кара должны быть наглядными и символическими. Наказание соответствует своей формой преступлению. Богохульникам отрезают язык, ворам – руку, поджигателей сжигают. Распространение пыточного правосудия в доиндустриальную эпоху объясняют нерыночным отношением к физическому труду в аграрном обществе, низкой ценностью индивидуальной человеческой жизни, широким распространением преступности, репрессивным характером правящих режимов.

Истина и власть сходятся над телом истязуемого непосредственным, видимым и символическим способом.

Лишение свободы в числе универсальных методов наказания у реформаторов не использовалось.

Длительное заключение рассматривалось ими как проявление тирании, противоречащее воспитательной функции наказания.

Уже в первые десятилетия XIX в. тюрьма стала главным и по существу единственным наказанием за все уголовные преступления, не предусматривавшие смертной казни.

К концу XVIII в. имелись три способа наказания:

1) старый, с ритуалом пыточных отметок на теле поверженного;

2) новый, с процедурой пересоздания субъекта права, со знаковым управлением представлениями, с душой как объектом права;

3) новый, утилитарный, с индивидом, принуждаемым к немедленному подчинению, с чертежом дрессируемого тела и системой воспитательно-тренировочных отношений.

Таким образом, из этих трех способов власти один отмирает, другой не прижился, третий оказывается в струе социально-экономического развития европейской цивилизации.

В третьей части – «Дисциплина» – Фуко описывает строение политической технологии нового времени.

Автоматы, которыми так увлекаются в то время, – одновременно механические устройства, научные модели и образы послушного, выдрессированного исполнителя. Принципиальное открытие науки и практики, положенное в основу политической технологии, состоит в фиксации динамических процессов. Если перенести опыт управления механическими силами в социальную модальность послушания и полезности, то получится дисциплина в понимании нового времени.

Дисциплина появляется, когда подчинение соединяется в одном отношении с полезностью: чем выше подчинение, тем больше полезность, и наоборот. Самые грубые формы насилия отмирают, а взамен повсеместно распространяется позитивное принуждение, действующее «микрофизически». Дисциплина проникает в психофизиологию и пересоздает ткань культуры на утилитарных и позитивных началах. Политическая технология нового времени, как описывает Фуко, пользуется пространственно-временным кодированием индивидов и групп, законами объединения элементов в композиции. Приемы контроля разбиты по уровням.

Первый уровень клеточный – индивид прикрепляется к своему физическому и социальному месту. Искусство разделения распределяет индивидов по рабочим местам, функциям, позициям. Клетки – позиции для надзираемых составляют в «живую таблицу». Дисциплина действует как орудие познания.

Второй уровень дисциплинарного контроля имеет объектом организм и основан на кодировании его активности.

Тело определяется во времени посредством ритма и режима деятельности. Кодирование действия во времени обосновывается принципом полезности. Ни одно движение не должно быть напрасным.

Вымуштрованное тело – это хорошо налаженная машина, каждый жест уже не стихиен, а находится в операторном контексте человеческого устройства.

Власть денатурирует органику и переводит ее в более простое и доступное для использования качество, но также социально индивидуализирует ее.

Третий уровень дисциплинарного подхода – исторический. Человек должен не просто что-то делать, а совершать ряд операций, объединенных в эволюционно-генетические линии.

Исторические последовательности поведения позволяют развивать цикл упражнений, удерживать действие в схеме развития.

В этих временных последовательностях возникает историческая индивидуальность, которая является таким же порождением власти, как и клеточная, и организмическая индивидуальности.

Четвертый уровень контроля – комбинаторный. Он соединяет силы. Самый наглядный пример – армия, составленная из подразделений, батальонов, полков.

Здесь дисциплина держится на тактике. Берутся уже готовые результаты: локализованные тела, запрограммированные активности, сформированные установки.

Чтобы комбинироваться с другими, индивид должен выполнить несколько условий: точно перемещаться в организованном пространстве, своевременно включаться в процесс общей деятельности, точно исполнять приказы при перегруппировках.

Сформированность этих навыков означает действие дисциплинарного контроля при управлении групповой динамикой.

Дисциплинарное наказание сводится к пяти операциям:

1) определению места отдельного поступка в ансамбле коллективного поведения;

2) дифференциации индивидов по их функциональным качествам;

3) количественным и качественным оценкам индивидов, их поступков;

4) установлению уровня должной комфортности;

5) отделению нормального и ненормального. Дисциплина смещает политическую ось индивидуализации.

При феодализме социально-политическая индивидуальность была привилегией высших сословий.

Она создавалась потомственными правилами, генеалогиями, ритуалами. «Наследственная индивидуальность» феодализма – восходящая, «дисциплинарная индивидуальность» – нисходящая. При феодализме о низах вспоминают лишь тогда, когда игнорировать их уже невозможно.

В случае нисходящей индивидуальности власть занята преимущественно низами: ребенком больше, чем взрослым, сумасшедшим больше, чем нормальным, преступником больше, чем законопослушным. Не каждому человеку удается попасть в ряды «ненормальных» или правонарушителей.

Но каждый проходит школьное обучение, медицинские процедуры, служебные санкции и поощрения, т. е. попадает под нормализирующее действие власти. Это дисциплинарная подоплека прогресса индивидуальности в новое время.

Трудно найти специальный общественный институт, который поддерживает дисциплину. Дисциплина – это универсальная технология власти, она везде: в семье, в школе, на фабрике, в больнице.

Этим Новое время отличается от Средневековья, когда власть наиболее запретительная. Теперь власть накрепко связана с позитивным, продуктивным началом и поэтому воздерживается от демонстративного воздействия.

Дисциплину нельзя идентифицировать ни с отдельным институтом, ни с отдельным аппаратом. Она является типом власти, модальностью ее распространения посредством ансамбля инструментов, техник, приемов.

Она использует или специальные институты, или специализированные заведения, или же средства, придуманные самой дисциплиной.

Четвертый, заключительный раздел книги называется «Тюрьма». Этот раздел показывает власть в отдаленном виде от других систем общества.

Тюрьма объединяет признаки всех современных учреждений: казарма, но без увольнений, школа, но без снисхождения, фабрика, но без квалификации.

Тюрьма – это подлинная лаборатория власти-знания. В местах заключения человек изолируется от горизонтальных связей, взамен подчеркиваются вертикальные связи, собственно властное отношение.

Труд не имеет экономического характера, он также подчиняется дисциплине.

Самое главное условие в тюрьме – принудительная нормализация. Пребывание человека в месте заключения рассматривается как интенсивная корректировка личности и поведения.

Социальная функция тюремного заключения в том, что становится возможным снизить риск опасности преступника. Отбывший срок наказания очень редко становится добропорядочным гражданином. Однако теперь он состоит на учете полиции, и отношение общества к нему уже другое.

В этой части есть целая глава, которая посвящена карцеру. Фуко называет его «тюрьма в тюрьме». Одиночная камера заключения введена для того, чтобы «дрессируемое тело стало индивидуальностью, личностью, послушной государству или власти».

Здесь в полной мере проявляется аппарат власти, когда человека полностью подчиняли законам общества или власти. Одиночная камера заключения заимствована из психиатрической больницы и госпитальной медицины.

На этом заканчиваются исследования М. Фуко в области данной темы.

Однако проблемы, которые он поднимает в этой книге, не умирают и исследуются автором далее в последующих работах.

Книга вышла в свет в Англии в 1621 г. на английском языке. Автор Роберт Бертон (1577–1640) взял себе громкий псевдоним Демокрит Младший. После окончания Оксфордского университета он был священником. «Анатомия меланхолии» – это научное произведение о человеке и медицинское наставление. Это произведение позволяет изучать человека, не выходя за художественную форму. Бертон описывает эпоху Ренессанса, точнее, человека этой эпохи. Автор выражает неуверенность в будущем и возможностях человека. Общественный пессимизм олицетворяется фигурой меланхолии. Здесь меланхолия не просто аллегория человеческой слабости, изображаемая художниками и поэтами. Это заболевание, которое лечит врач. Книга открывает подробное описание состояния меланхолии. Каждому человеку свойственно это состояние в той или иной степени. В более специальном понимании меланхолия – это болезнь, которая проявляется в том, что меланхолические состояния усиливаются, учащаются и переходят в постоянный недуг.

Автор делает акцент на том, что к этой болезни имелось два подхода. Душевная болезнь трактовалась как бесноватость и как проча мозга.

По объяснению болезни Гиппократом меланхолия – это отравление мозга черной желчью. Бывает меланхолия от природы, но есть и другие факторы возникновения этого недуга. Сферу этих «иных» факторов автор определяет очень широко, например влияние планет, звезд, комет.

В эпоху Возрождения астрологическая тематика очень широко использовалась. Считалось, что врач не может вылечить больного, если он не знает расположения звезд.

Небеса – это инструмент Бога, а звезды – буквы, по которым можно читать послания. Также Бертон перечисляет среди причин климат, питание, образ жизни, физиологическую причинность.

Одна из глав книги посвящена медицинской демонологии. Бертон изучал эту тему в трудах других авторов различных эпох: Платона, Плотина, Порфирия, Прокла.

Он пришел к следующей классификации злых духов:

1) фальшивые идолы древних. Их принц – ВЕЛЬЗЕВУЛ;

2) творцы двусмысленности и обманов вроде греческих прорицательниц – пифий во главе с АПОЛЛОНОМ;

3) сосуды гнева вроде древнеегипетского Тета. Их принц – БЕТИАЛ;

4) вредоносные медлительные духи. Их принц – АСМОДЕЙ;

5) колдуны и маги под предводительством САТАНЫ;

6) воздушные духи. Они портят воздух, вызывают чуму, громы, молнии. Их принц – МЕРЕСИН;

7) разрушители, насылающие воины, беспорядки, мятежи. Их принц – АБАДОННА;

8) злокозненные клеветники, повергающие человека в отчаяние. Их принц – ДЬЯВОЛ;

9) искусители во главе с МАММОНОМ.

Наряду с этой Бертон дает и другую классификацию, где духи подразделены в соответствии с природными средами. Выделяются воздушные демоны, демоны вод, демоны земли, огня, подземные демоны. Автор не просто изучает и классифицирует демонов, а применяет знания о демонологии, накопившиеся к тому времени, к медицине. Смешение демонологии и медицины было заложено в язык трактата. В то время не было разделения духов на духов как сверхъестественных существ и как воздушно-телесной основы жизни. В английском языке эти понятия обозначаются одним и тем же словом.

Нападению дьявола может подвергаться не только тело, но и часть души человека. Самым уязвимым местом в человеке оказывается воображение. Бертон повествует о том, что бесовского нашествия можно избежать. Внешней заразе подвержены слабые тела и нестойкие умы. Меланхолия развивается и от внешних причин.

В теле живет душа. Душ всего три: растительная, животная, разумная. В растительном царстве – низшем – правит печень. Она заведует питанием, размножением, т. е. низшими, растительными аппетитами. Кровь выступает как важнейший элемент, без нее невозможна работа печени. В среднем царстве властвует сердце – «солнце тела». Это гнездо страстей. Сердце, получая кровь из печени, выделяет из нее подвижные части, подобные пару или ветру, – витальные духи. Сердце заведует и другими свойствами организма. Оно замедляет и ускоряет. Строение нервной системы во времена Бертона еще не было изучено. Нервы представлялись полыми трубочками для животных духов. Мозг представляли обиталищем мудрости, памяти, суждения, разума. Мозгу также свойственно воображение, память. Воображение по своему положению промежуточно. Способность фантазии состоит в удержании и комбинации образов. Когда разум бодрствует, мир воспринимается правильно, когда спит – образы начинают громоздиться и превращаться в сновидения.

Отношение разума с другими способностями человека запутано и нечетко. Если гуморы переполняют сердце, то они поднимаются выше и начинают заполнять мозг. В этом случае мозг перестает управлять организмом.

Портрет меланхолика у Бертона – это художественно-психологическое обобщение эпохи. Главная черта бертоновского героя – фантазия. Она присутствует в каждом человеке. Некоторым группам людей меланхолия свойственна более, чем другим людям. Это художники, школяры, лицедеи. Также меланхолия свойственна девицам и вдовам. Они очень часто плачут и считают, что одержимы бесами.

В конце своего повествования Бертон рассматривает религиозную меланхолию. Он ее объясняет как расстройство любви небесной, любви к Богу. Самое опасное для такого больного – впасть в отчаяние, т. е. усомниться в Боге и отречься от него. В то время этот факт объяснялся как деяние сатаны. Однако религия призывает к тому, чтобы все были прощены, ибо всякое деяние находит себе оправдание в мире жизни.