Readitorial: Правдивая история

Автор: Павел Губарев

Опубликовано 05 октября 2010 года

Телевизор улыбался утренним эфиром, и ведущие добросовестно бодрились,хотя уж они-то наверняка знали, что телевизоры по утрам делают едваслышными, чтобы со сна уши не резало. Жалко только, что на лампочки унас почти никогда не ставят регуляторы яркости, потому любойнормальный человек на кухню ходит сощурившись, скривившись, нащупываяруками стул, потом вилку. Он втыкает вилку в разогретую позавчерашнююкотлету, и каждый новый день становится таким же - позавчерашним, свечера положенным в холодильник, чтобы завтра оказаться разогретым.Толик открыл рот - то ли чтобы ещё раз зевнуть, то ли чтобы положитьв рот макаронину - собрата котлеты по невкусной холодильничьей судьбе- блестящую маргариновыми пятнышками в свете безжалостной лампы, новместо этого сказал:

- Надоело.

Сестра не расслышала, но покосилась недовольно.

- Что? Недогрето? Ну сам не можешь в микроволновку это самое?Обязательно сказать надо, да? Я тебя, кстати, просила горячую водувключать осторожно, чтобы не брызгало, а ты опять.Толик ничего не сказал. Он положил в рот согнутую пополам макаронину,ощупал её языком , как гребец на берегу обречённо ощупывает весло, скоторым ему сегодня не расставаться до заката, и стиснул челюсти.

- Подарки, подарки, подарки! Скоро! Скоро! Скоро! - взвизгнултелевизор, выплюнув в нестерпимо яркое пространство кухни рекламныйблок. Толик зажмурился. Сестра яростно надавила на кнопку громкости,отчего звук совсем исчез, и стало слышно, как за окном разгореваетсязамёрзшая Москва, урча моторами, шаркая шинами и мётлами утреннихтаджиков. Если не открывать глаза, то можно поверить, что Москва -это на самом деле огромная позавчерашная котлета, а над ней урчат ижужжат огромные серые недовольные мухи.

- Уснул что ли? Жуй!

Сестра звякнула ложкой о стакан. Толик открыл глаза и уставился напятно бледного чая, похожее на Африку.

- Надоело, - подумал он, но продолжил жевать макаронину и запустилвилку за следующей порцией. Но рука замерла. Он отложил вилку на столи, дожёвывая, отправился в свою комнату, подальше от сестры ителевизора. Там он замер, не включая света, сделал несколько шагов втемноте, пока не нащупал книжную полку. Он прислонил лоб к корешкам,коснулся их шершавых выпуклостей носом, вдохнул пыльный книжный запахи задумался.

А потом началось волшебство.

Сестра допивала чай и потому не видела, как Толик коснулсярастопыренными пятернями книжных корешков. Под ладонями появилосьнеяркое оранжевое свечение, а под кончиками пальцев заморгали неяркиесиневатые пятнышки света. Она бы услышала и негромкий треск, как отпьезо-зажигалки, но кончилась реклама, и она всё тем же яростнымдвижением ткнула в пульт, заполнив комнату жизнерадостным кваканием.Толик прижал ладони к книгам, тиснёные золотистые буквы началиотвечать свечению, загорелась оранжевая "Ю" в надписи "Жюль Верн",затрепетали компакт-диски, втиснутые над книгами. Потом вся полка надолю секунды вспыхнула широкой оранжевой полосой света, и всё исчезло.На пустой поверхности, на пыльных разводах, повторяющих очертаниякорешков остался лежать небольшой прямоугольничек, размером чутьбольше ногтя на толиковом большом пальце. Один уголок у пластинки былскошен. Толик взял его - на ощупь пластинка была ни тёплая, нихолодная, - нейтральная, как кувшин, хранящий джина, но ничем этогоне выдающий. Держа пластинку в ладошке, Толик отправился обратно накухню. В коридоре, не доходя до двери, он замер. Из телевизора звучалочто-то смутно знакомое и на редкость приятное.

- Но ведь я же не мечтатель, я же точно знаю как!..

Толик улыбнулся, сжал пластинку в кулаке и на кухню не пошёл. В ваннойон открыл оба крана на полную мощность, выпуская на волю шумной струёйзастоявшуюся в трубах воду. Он сунул в рот зубную щётку и стал чиститьзубы ожесточёнными движениями, как пилит ниткой решётку на окнебезнадёжный узник. В дверь ванной постучали:

- Опять весь пол забрызгаешь! Просила же включать осторожно!

- Станция ...ская!

Шум разъезжающихся дверей заглушил интеллигентный голос метродиктора,так что получилась станция "...ская". В общем, всё равно какая. Судяпо лицам тех, кто окружал Толика в вагоне, действительно - всё равно.Никто не обрадовался, что прибыл на станцию. А ведь его могло же ждатьтам что-то приятное: ну, человек любимый, самая красивая улица насвете или работа, наконец, на которой человек день за днём делает делосвоей жизни. Разве нет? Но никто не улыбнулся и не сказал: "О! Нунаконец-то ...ская! А то всё Лубянка да Кузнецкий мост и вечныефранцузы".

Толик стоял, одной рукой высвобождая шарф из-под воротника: без шарфана улице холодно, а в метро в нём, конечно, жарко. В другой руке он навесу удерживал прибор с большим, но несветящимся экраном. Прибор отлюбопытных глаз был спрятан в книжный переплёт. Незаметно от приборатянулись и провода наушников, двумя чёрными змейками обвивая потнуютоликову шею. Толик рассеяно тыкал кнопки, листая содержание, думая счего начать. В глубине прибора покоилась утренняя волшебная пластинкасо срезанным уголком. Когда с собой целая полка любимых книг, отдатьпредпочтение чему-то трудно.

Его внимание отвлёк проходящий по вагону мужчина, который то лидекламировал, то ли напевал какие-то слова:

- Ты идёшь на работу, уходишь с работы, постепенно забывая откуда икто ты, постоянно забывая откуда и кто ты...Толик недоумённо хмыкнул и вернулся к книгам. Он не видел серых букв,он видел ткань и золото корешков. А потом появились и слова. Толикпогрузился в чтение и перестал обращать внимание на толкущихсяпассажиров в пушистых шапках, напоминающих раздутых от важности котов,и цветастых пуховиках, напоминающих спасательные жилеты для рафтинга.Не смотря под ноги, он вышел на своей станции, не глядя протопал кнужному выходу по привычному маршруту, машинально положил руку нарезиновый поручень эскалатора. Отвлёкся он только когда вышел на улицуи дорогу ему перегородила лошадь - желтовато-рыжеватая, оченьнескладного вида. На лошади сидел молодой человек в странной одежде.На Толика он внимания не обращал, зато почтительно и внимательнослушал старика, который что-то важно втолковывал молодому человеку.Толик прислушался:

- Сын мой, конь этот увидел свет в доме вашего отца лет тринадцатьназад и все эти годы служил нам верой и правдой, что должнорасположить вас к нему. Не продавайте его ни при какихобстоятельствах, дайте ему в почете и покое умереть от старости. И,если вам придется пуститься на нем в поход, щадите его, как вы щадилибы старого слугу...

Толик обошёл лошадь и поспешил к зданию офиса. Он мимоходом глянул вправый верхний угол экрана: 9:56. Можно успеть, но можно иприпоздниться на пару минут, что обязательно запишут в журнал. Толикстрашно не любил отчитываться потом за опоздания. Он прибавил шагу.Тем не менее по пути пришлось затормозить ещё раз. Кроме Толика никтопочему-то не обратил внимания на трёх очень маленьких людей, которыестояли возле киоска с мороженым. Казалось бы, кто будет покупатьмороженое в такую собачью погоду? Но малыши неспеша поедали большиерозовые шарики невероятно аппетитного вида, а большая круглолицаяпродавщица, вопреки обыкновению, не пряталась в глубине своей будочки,а выглядывала из большого окошка с огромным умилением изучая малышей:- Этот кипятильник - гордость нашего хозяйства, - продолжал одиниз них. - Он может вскипятить целое озеро. К сожалению, онработает, только когда машина едет. Честно говоря, это довольнохлопотно. Не очень-то удобно, понимаете ли, управляться одновременнои с баранкой, и с кипятильником...

Толик удивлённо вскинул брови. Он мог бы поклясться, что слова емузнакомы, как и сами любители мороженого. Но тут завиднелось крыльцоофиса, и он прибавил шагу. Начинался новый день.

На редакторше сегодня почему-то была серая вязаная кофта, отчегоказалось, будто она только что убила и съела чью-то бабушку, а потомнадела её одежду, повторив сомнительный подвиг легендарного серогохищника. Впрочем, Толик редакторше симпатизировал, а вот она ему -нет. Толик это понимал, потому на стул в её кабинете опустилсястрадальчески.

- Мы вот базу ждём, - грустно объяснил Толик, - нам региональныеразделы надо запускать, а без базы никак. Партнёры ждут и программистысроки сдвигают. А ваш Черных обещал к 25-му доступ открыть, а до негодозвониться третий день не можем, уже 27-е сегодня. Нам быорганизовать доступ, мы бы сами конвертацию...

Редакторша смотрела на него без выражения, будто Толик пересказывал ейсодержание настенного календаря. От этого толик начал путаться всловах и к концу фразы совершенно угас.

Редакторше было пофиг. Пофигизм её, как и всякая уважающая себяфилософия, имел чёткие постулаты. Любимым постулатом Редакторши былото, что она работает в этой компании уже 13 лет, и за это время виделане одного бодрого айтишника, который должен был свершить революцию виздательском бизнесе. Но все веб-проекты благополучно летели втартарары, а в кабинете редакторши за это время разве что обои успелипереклеить. Поэтому каждый новый айти-менеджер за время своей карьерыв Компании вызывал у Редакторши улыбку только один раз: когда признакомстве с ней рассказывал о больших перспективах Веба и маленькихперспективах бумажных газет. Все остальные слова производили на неё небольшее впечатление, чем шелест страниц очередного номера её любимогодетища.

- Черных занят на обновлении издательского модуля, - сухо ответилаРедакторша и принялась устало накручивать поясок кофты на палец. -Бюджет нам урезали. Сотрудников нам новых не дают. А вам дают. Вы ещёнас торопите. Нам откуда брать людей?

Толик мучительно соображал, что ответить, тоскливо понимая, что самомураскидать ситуацию ему не получится, и опять придётся поднимать вопросу начальства. В это время у Редакторши зазвонил телефон. Она снялатрубку и тут же вжала голову в плечи, и даже попыталась привстать:

- Да, Леонид Николаевич? Да-да.

Звонил исполнительный директор. Толик понял, что разговор будетдолгим, посидел ещё немного и вышел в коридор ждать, пока редакторшазакончит беседу. Он достал свой приборчик и снова принялсябесцельно изучать содержимое, открывая страницы любимых книг и скользяпо ним взгядом. Закрывая одну книгу и открывая другую. Он неспешадошаркал по вытертому ковролину до дверей, ведущих на лестничнуюплощадку. У дверей стоял неизменный столик охранника с вернымохраннику электрочайником на посту. Только сегодня вместо знакомогодяди Вити почему-то сидел некий строгий тип в круглых очёчках -худой, со впалыми щеками и в таком безукоризненно чистом и выглаженномпиджаке и с такой аккуратной причёской, что Толику срочно захотелосьпочистить ботинки и извиниться за что-нибудь. Охранник меж тем был всёже занят двумя обычными для охранника делами - трепался по телефону иполностью игнорировал мониторы видеонаблюдения. Толик прислушался:

- ...каждое лето хожу рыбачу на озере. Лично я очень люблю клубникуco сливками, однако, обнаружил, что по каким-то странным причинамрыба предпочитает червей. Поэтому, когда ужу рыбу, думаю не o том, чтолюблю я, a o том, что любит рыба. И на крючок я вешаю не клубнику сосливками, отнюдь, а червяка или кузнечика для рыбы и говорю: "Heугодно ли отведать вот это?"...

По законам жанра Толик был должен замереть, потом хлопнуть себя полбу, радостно улыбнуться и пошагать обратно к кабинету редакторши.Однако, рассказ наш очень правдивый, поэтому честно скажем, что Толикещё долго тупил: он вышел в тамбур, к лифтам, пялился на себя взеркальный потолок, и только потом, как на каторгу, поплёлся кредакторше. И только снова постучавшись в кабинет, он ощутил какой-топрилив вдохновения.

- Да, вот ещё что, Алина Михайловна, мы тут с Сергеем Зеленскимрешили на каждом региональном разделе создать представительскуюстраницу для печатных изданий, промотирующие оба канала длярекламодателей. Задействуем нашу общую агентурную базу, вывесимконтакты. У нас ведь единый бренд? Значит, на сайте будет единоепредложение, а каждому новому клиенту будем предлагать общий пакет...Ещё пять минут Толик вдохновенно обрисовал редакторше червя, поканаконец не получил от неё более или менее живой взгляд. Сочинять,правда, пришлось её аж до обеденного перерыва, но под конец она такивзяла трубку и сделала звонок Черных.

В обеденный перерыв Толик забежал к банкомату. В морду ему летелахолодная мерзкая смесь, именуемая московским воздухом. Толик, конечно,не выспался, но такая погода не бодрила, а только добавляла желаниянырнуть под одеяло, потому что уж такая явь похуже иного кошмарногосна. Перед банкоматом Толик сбавил прыти и красной от холода рукойвытянул из кармана пластиковую карточку. Надо сказать, что моментполучения зарплаты, даже если ты всего лишь снимаешь небольшуюкарманную сумму с карточки, - это момент для любого менеджера тонкийи философский. Даже если он сам этого не замечает, пара мыслишек - осути и смысле его работы, о месте его в этой компании, в этойиндустрии и этой жизни, - всё же мелькнёт. Рассказ наш оченьправдивый, а потому не можем не признать, что Толик не отличалсяоригинальностью и, конечно, задумался о всём вышеперечисленном. И дажебольше.

Толик любил Бали. Собственно, это была единственная тёплая страна, гдеон побывал в отпуске, а потому именно по ней он и тосковал. Каждыйраз, получая зарплату, подписывая какую-нибудь служебку или простозадолбавшись, он вспоминал о Бали. Привычная для любого менеджерарегулярная мысль: "А не свалить ли мне из этой компании?" принимала унего вполне определённое продолжение: а не уйти ли в вольныехудожники, не уехать ли с любимым ноутбуком на Бали и не возлечь ли набалийском пляже с ноутбуком на пузе? Рассказ наш очень правдивый,поэтому придётся добавить, что непременным участником этойвоображаемой сцены была Леночка Кудрявцева, менеджер по работе срекламными агентами, работавшая буквально через стену от Толика -существо черноволосое, жизнерадостное, но с одним существеннымнедостатком: её служебные обязанности никак не пересекались собязанностями Толика, отчего повод для знакомства не находился ужевторой месяц.

И если при мысли о Леночке Толику непременно хорошело, то при мысли овольных хлебах внутри что-то сжималось. Картинку тропического островаи Леночки в бикини сменял синий экран смерти, когда процессобсасывания мечты натыкался на понятие "мультивиза", "аренда" и.... Нувы поняли.

Кстати о деньгах. Банкомат всосал карту и выдал три тысячерублёвыхкупюры с таким презрительным звяканием, что робот Бендер, услышав,от зависти кинулся бы на землю колотить асфальт своими блестящимиметаллическими кулаками. Толик вытянул карточку (каждый раз он боялся,что она останется в недрах этого угрюмого ящика о восьми кнопках).Логотип Сбербанка на пластике, как ни странно, вселял чувствонадёжности. По мнению Толика уж если и делать какой-то знак рубля, тодолжна быть не перечёркнутая буква Р, а вот эта круглая надрезаннаяштука - зелёный мёртвый Пакмен. При мысли о том, что Пакменаперестанут кормить раз в месяц по первым числам, становилось ещё болеезябко, чем должно быть в ноябре. Конечно, у всякого московскогоменеджера есть идея стартапа. Да у кого её нет, но... Толик ещё разпосмотрел на банковскую карточку.

Знаете что, Анатолий Александрович, сидели бы вы и не выпендривались,- подумал он.

Уже почти дойдя до офиса, Толик запустил руку в карман куртки, нащупалсвой любимый прибор, повертел в пальцах наушник. Слуха его коснулсяглухой аккорд. Толик повернул голову и увидел, что на тротуаре стоитуличный музыкант. Среднего роста, в чёрной куртке и джинсах, ондербанил по расстроенной гитаре с каким-то странным ожесточением. Идаже не пел. А читал стихи под хрипящий ритм гитары.

- Всё стремится к теплу, от морозов и вьюг. Почему ж эти птицы насевер летят, если птицам положено только на юг? Слава им не нужна...Толик почему-то подумал, что, конечно же, знает ответ на вопрос оперсональной мотивации птиц, но вспомнил про изверга-программистаЧерных и отвлёкся. Он разжал пальцы, наушник выскользнул и утонул надне кармана. Толик свернул к дверям офиса и через две минуты ужекланялся турникету.

Вечером рюкзак привычно полетел в угол, к тумобчке. Кроссовки - вугол под зеркало. Куртка расправила плечи в шкафу. "Привет, ма". Чмок- и руки мыть, живо за стол.

Потом запираемся в комнате. Прибор прячется в ящик стола, звякаетключ, ключ кладётся на шкаф, чтобы никто не увидел. Особенно сестра.Извлечённая из прибора пластинка кладётся на полку. Толик не смотрит,он изучает текст на мониторе, но знает, что сейчас пластинказасветится, полка будет охвачена оранжевым сиянием, а потом сновазаполнится корешками книг. Но книгам он ещё вернётся. А пока -монитор. На выпуклой поверхности можно прочесть какие-то чужие буквы,текст такой странный, будто и не сам он его набирал:

ЗАЯВЛЕНИЕПрошу уволить меня по собственному желанию, с 24.11.2002.

Ну и фамилия. Что же нам не жилось, что же нам не спалось, - подумалТолик и навёл курсор на иконку печати. Кнопка мыши под пальцем покорноклацнула. Это только бумага, - решил он. Всегда можно передумать ивыбросить лист. Буду думать до пятницы.

Под предлогом закончившегося хлеба он вышел прогуляться досупермаркета, прихватив прибор, чтобы было что почитать в очереди накассе. Хлопнув дверью, он пошлёпал по ступенькам и на лестничнойплощадке столкнулся с соседом. Этого дедушку он в доме ещё невстречал. Дед выглядел дружелюбно, глаза его, чуть увеличенныетолстыми линзами широких очков в чёрной оправе, выдавали в нём то лихулигана, то ли путешественника, то ли психотерапевта, то лиархитектора, то ли китобоя, то ли инженера, то ли... писателя?Вдобавок у соседа были невероятные, ничуть не поредевшие, длинные,белые волосы, сидящие смешной белой копной, а в руках он держалпокорно висящую чёрную кошку, которая недоверчиво смотрела на Толика.Сосед приветственно кивнул в ответ на растерянное "здрасте" и тяжелопошаркал дальше. Когда Толик уже ступил на лестничный марш, соседповернулся и сказал ему вслед глухим басом:

- Не бойся. Прыгай со скалы, отрастишь крылья по пути вниз.А потом на глазах у изумлённого Толика старик превратился в столборанжевого света и растаял.

История наша не только правдивая, но и беспристрастная. Нет никакойуверенности в том, что все необычные люди, которые повстречались в тотдень Толику, были причиной тому, что на следующее утро он таки отнёсзаявление и начал путь к своему делу (хотя был уверен, что начал путьк лежанию на балийском пляже). История также молчит о том, насколькоблагосклонно отнеслась Леночка к ему порыву. Ах, эти женщины, они таклюбят стабильность! Но, быть может, Толику повезёт встретитьизбранницу в аэропорту - ведь там так много людей, и столько поводовзавязать беседу. Главное - почаще летать. И как хорошо, что теперьтак просто взять с собой в полёт столько любимых книг.И вот ещё что: эта история произошла за пару лет до появления впродаже первой электронной книги с экраном на "электронных чернилах".А сегодня в ней в рассказе нет совершенно ничего удивительного. Ну,кроме разве того, что некоторые птицы по прежнему летят на север. Хотяптицам положено только на юг.