Великий замысел

Во всяком случае курс, взятый Чэн-цзу, резко отличался от прежней линии, которой придерживались в Китае в годы правления Чжу Юань-чжана. В 1403 году в восьмой месяц, то есть сразу после переворота, восстановлены были палаты внешней торговли (шибосы) в Чжэцзяне, Фуцзяни и Гуандуне.

Месяц спустя в Китай прибыло японское посольство и японские торговые гости, и в связи с этим Чэн-цзу в весьма отчетливой и ясной форме изложил принципы, которыми впредь следует руководствоваться в сношениях с «чужеземными варварами» и в заморской торговле.

Не должно, говорил Чэн-цзу, связывать иноземцев запретами и ограничениями. Люди, которые пересекают бурный океан и совершают переходы в десять тысяч ли, заслуживают всяческого поощрения, поскольку путь их велик и издержки у них немалые. «Не противоречит человеческому естеству, — писал Чэн-цзу своему министру церемоний, — их желание ввозить разные товары, дабы возместить издержки. Как же мы будем налагать запреты на торговлю с ними?»

И на возражения министра, воспитанного совсем в ином духе, Чэн-цзу отвечал так: «Я не должен ничего запрещать, чтобы не подрывать добрые намерения двора и не умалять тот дух покорности и уважения [к Китаю], которым воодушевлены дальние народы. Поступать так, значит вершить важное дело».

Но, может быть, подобные «фритредерские» мысли были высказаны Чэн-цзу лишь к случаю и касались лишь взаимоотношений с Японией?

Предположение это приходится отвергнуть: точно с такими же декларациями Чэн-цзу выступал в связи с делами, которые ни в какой степени не касались китайско-япон-ских связей.

Так, во втором месяце 1405 года он принял следующее решение о торговле с «сычуанскими варварами», племенами, обитающими на юго-западных границах империи:

«Надо дозволить обоюдный торг в пограничной полосе, дабы удовлетворить нужды страны и побудить отдаленные народы к [торговым] поездкам [в Китай]».

В том же, 1403 году Чэн-цзу направил послов Ма Биня, Ли Сина и Инь Цзина на Яву, в Сиам и Индию. Одновременно ко двору явились послы из дальних стран Западного океана, в частности из Каликута и страны Соли (Коромандельский берег Индии), радушно принятые императором. Им разрешено было ввезти в Китай перец без уплаты пошлин; одновременно был отдан приказ немедленно начать подготовку к отправке китайского посольства в страны Западного океана, причем для этой цели ведено было снарядить двести пятьдесят кораблей.

План этот в 1404 году был изменен, но лишь в количественном отношении: решено было послать не двести пятьдесят, а шестьдесят с лишним судов. Вскоре в необыкновенно быстром темпе началась подготовка к отправке в заморские страны этой экспедиции.

То крайне неблагоприятное для китайской торговли положение, которое создалось на Южноазиатском морском пути в годы правления Чжу Юань-чжана, могло быть выправлено лишь в случае, если бы Китаю удалось наладить действенный контроль на этой великой морской дороге и основать в странах Западного океана сеть факторий и баз, постоянно связанных с Серединной империей.

И возможно, что, поощряя в первые годы своего правления чужеземных купцов к торговле с Китаем и посылая в дальние заморские страны миссии дружбы, Чэн-цзу выполнял предначертания куда более обширного плана.

Отметим, кстати, одну чрезвычайно характерную особенность, которая с незапамятных пор определяла стиль дипломатических отношений Китая с иноземными государствами. Считалось, что китайский император является верховным сюзереном всех властителей. Не только соседняя Япония, но царства Индии, Ирана и Средней Азии, Византия и Египет в глазах китайских государственных деятелей и законоведов были вассальными владениями Китая. Поэтому во всех династийных историях подарки, которые привозили с собой послы, назывались данью, а государи, которые направляли в Китай своих послов, именовались вассалами и данниками «Сына неба». Когда Хубилай потребовал, чтобы все его западные и южные соседи — Япония, Бирма, Тьямпа и Ява — всерьез и надолго признали свою полную зависимость от Империи, древние дипломатические принципы сразу же вступили в противоречие с практикой. Хотя монголы не только ссылались на прецеденты тысячелетней давности, но применили в качестве ultima ratio — последнего довода — силу оружия, все же подчинить себе этих псевдовассалов им так и не удалось.

Чэн-цзу, не отказываясь от своих сомнительных прав на вселенский сюзеренитет и опираясь на дипломатические нормы, которые, вероятно, и в его глазах были чистой фикцией, мастерски использовал их в своей внешней политике. Посылая миссии в страны Западного океана, он выступил не как завоеватель. И не мечом должны были добиться его послы успеха в дальних южных и западных странах. Послы эти шли туда торговать и вести мирные переговоры, но десятки огромных кораблей и десятки тысяч матросов и солдат на борту этих кораблей бесспорно должны были внушить властителям южноазиатских стран уважение к Китаю и показать им, что речь в данном случае идет не о заурядной дипломатической церемонии [21].

От этой демонстрации до установления контроля на морских путях дистанция была не так уж велика, хотя, вероятно, сам Чэн-цзу не предполагал, что многокорабельные миссии в южные и западные страны окажутся столь действенными и успешными.

Примечания:

2

Две Ханьские династии — Западных и Восточных Ханей— правили Китаем, соответственно с 206 года до нашей эры по 25 год нашей эры и с 25 года нашей эры до 220 года.

21

В «Истории Минской династии», источнике тенденциозном и при этом весьма позднем (начало XVIII века), указывается, что Чэн цзу послал за море экспедицию Чжэн Хэ якобы для поисков бесследно исчезнувшего в 1403 году императора Хой-ди. Весьма возможно, что такой повод для отправки экспедиции и был выдвинут Чэн-цзу. Однако для этой цели достаточно было бы послать один-два корабля и десятка три тайных агентов. Розыски одного-единственногр беглеца, пусть даже экс-императорского достоинства, с помощью огромного флота, столь же эффективны и дешевы, как охота на зайца силою пехотной дивизии.