МАРИНЕСКО: ПРАВДА И МИФЫ

(По материалам В. Солонцова, участника Великой Отечественной войны)

Море манит в свои бескрайние просторы. Для моряка море — это жизнь и работа, и все это неразрывно связано с романтикой, приключениями и стихиями. Люди слабые постепенно уходят на материк, а в море остаются те, у кого достаточно сил и мужества, чтобы преодолевать трудности морской службы.

В годы войны море становится грозным, поскольку оно подвергается массовому минированию. Такбылои с Балтийским морем, где заливы, фьорды и фарватеры были закрыты минными заграждениями. Плавание для кораблей и судов стало смертельно опасным. Обе воюющие стороны очищали свои коммуникации, а где было возможно — переводили корабли в другие, более безопасные фарватеры.

Германское командование стремилось закрыть выход в Балтийское море советскому Балтийскому флоту, базирующемуся в Ленинграде и Кронштадте. Для этой цели противник тщательно заминировал финское побережье залива. Например, в районе острова Гогланда было выставлено около 6 тысяч мин, в районе острова Наргина (теперь — Нейссаар) — около 2 тысяч.

Фарватеры для выхода из Финского залива были не только заминированы, но и перекрыты противолодочными сетями.

Воевавшие на Балтике говорили, что воды Финского залива были как «суп с клецками».

И не случайно немецкий контр-адмирал Арнсвольд счел очень смелыми операциями прорывы русских подводных лодок через минные поля Финского залива.

Именно в Финском заливе «пропадали без вести» многие наши подводные лодки. Родным о погибших сообщали:«…пропал без вести».

Всего за период войны на минах подорвались 70 % лодок.

На Балтике действовало тринадцать подводных лодок типа «С». Но из них до победы уцелела лишь одна — С-13 под командованием капитана 3 ранга Александра Ивановича Маринеско.

К началу финской кампании Маринеско командовал подводной лодкой М-96. Он добился отличной боевой подготовки экипажа, например, удачно снизил норматив срочного погружения с 35 секунд до 19,5 секунды. Его опыт переняли командиры других лодок, что не раз выручало их при внезапных встречах с кораблями и авиацией противника и при торпедных атаках.

За эти достижения командующий флотом поощрил экипаж М-96 премией в размере 3900 рублей (сумма эта в то время была огромной), а народный комиссар ВМФ наградил командира лодки Маринеско именными золотыми часами.

В июне 1941 года, отлично подготовленная М-96 несла дозорную службу в устье Финского залива.

Вечером 10 августа 1942 года из Кронштадта вышла группа кораблей. Впереди шли три тральщика, за ними подводная лодка Л-3 под командованием П.Д. Грищенко, затем М-96, и замыкали колонну два морских охотника.

С 12 по 14 августа в районе Хельсинки — Таллинн Маринеско вел разведку. В первый день при форсировании Гогландской противолодочной позиции лодка была обнаружена дозорными кораблями фашистов, которые начали ее преследовать. Создалась опасная ситуация, и чтобы выйти из нее, Маринеско придумал рискованный план. Он сделал несколько дерзких маневров на чистом участке моря, а потом вдруг направил лодку на минное поле, заставив тем самым дозорные корабли отстать от него, после чего он безопасно ушел на глубину.

Потом лодка продолжила выполнение задания штаба — галс за галсом прошла весь маршрут.

На обратном переходе с прорывом противолодочного заграждения у берега Порккала-Удд акустик доложил, что слышит частые взрывы.

Что же это означало?

Маринеско поднял перископ и увидел транспорт водоизмещением около 7000 тонн и две шхуны, шедшие под охраной трех боевых катеров. Эти катера в порядке профилактики бросали глубинные бомбы, то бишь «пугали», и тем самым выдали движение своего конвоя.

Сложилась удобная ситуация для торпедной атаки. Маринеско пошел в атаку и дал залп из правого торпедного аппарата.

Прогремел взрыв, и через перископ командир увидел поднятую над морем корму транспорта с вращающимся гребным винтом. Транспорт тонул.

Катера сначала сбились в кучу, а потом кинулись бомбить район. Они сбросили двенадцать глубинных бомб, от гидравлических ударов которых на лодке были повреждены измерительные приборы, в некоторых отсеках погас свет, в районе четвертой цистерны главного балласта лопнул шов прочного корпуса и вышел из строя гидрокомпас.

Командир пятой боевой части А.В. Новиков немедленно организовал борьбу за живучесть корабля.

С места атаки лодка, по мнению фашистов, должна была отходить в сторону Кронштадта, поэтому противолодочные катера пошли в этом направлении. Но Маринеско поступил наоборот, он повел лодку в направлении к Палдиски, то есть туда, где располагался сам противник, и благодаря этой смелой тактике оторвался от бомбежек.

По уточненным данным, затопленным оказался транспорт «Хелена». Потом М-96 маневрировала в районе противника, при этом экипаж восстанавливал поврежденные приборы и устранял другие неполадки.

За четверо суток командир собрал сведения о движении судов противника, о системе дозоров в море, о фарватере, после чего взял курс на Кронштадт.

Обратный путь был трудным. Половину его лодка прошла в подводном положении, ей пришлось очень осторожно форсировать более 20 линий минных заграждений, лодка трижды касалась минрепов и каждый раз была на грани гибели.

В назначенной точке моря лодку встречали наши катера. Здесь и случилось недоразумение.

Когда лодка всплыла, она вдруг неожиданно попала под артиллерийский обстрел советских катеров. Маринеско объявил «срочное погружение», и лодка провалилась в глубину. Вскоре она всплыла на поверхность между катерами. Те, чтобы не попасть друг в друга, перестали стрелять. Маринеско выскочил наверх и обложил катерников такими морскими ругательствами, что те перестали стрелять.

Командир звена катеров старший лейтенант А.З. Парокин узнал Александра Ивановича Маринеско. Объяснились. Парокин сказал, что на рубке лодки — свастика. Осмотрели рубку, и оказалось, что из-за облезшей краски получился какой-то похожий рисунок.

Катера провели лодку до базы. А на лодке матросы говорили:

«Хорошо, что на катерах хреновые артиллеристы, а если бы были отличники, то могли бы нас утопить. А эти никого даже не ранили. Но наградить их, конечно, не за что».

За этот поход весь экипаж подводной лодки был награжден орденами и медалями, а командир Маринеско удостоился ордена Ленина. Он им очень гордился и носил его на груди всю жизнь.

В ноябре 1942 года на этой же «Малютке» Маринеско выполнил особое задание: в тылу немцев на участке побережья Невского залива высадил, а затем взял обратно на базу нашу разведывательно-диверсионную группу.

В том же месяце ему было присвоено звание капитана 3-го ранга. Маринеско повысили в должности, назначив командиром С-13 — подводной лодки среднего водоизмещения.

В связи с прорывом блокады Ленинграда весной 1944 года появилась возможность вызвать эвакуированные семьи. Подводники были этому рады. Жена Маринеско Нина Ильинична с десятилетней дочерью Лорой приехала в Кронштадт.

С-13 имела пушки калибром 100 и 45 мм. Артиллерийское вооружение оказалось достаточно эффективным. Это качество удалось использовать 9 октября 1944 года при атаке вооруженного транспорта в районе Данцигской бухты. Маринеско первым обнаружил немецкий транспорт «Зигфрид» водоизмещением 5000 тонн и вышел на позицию для атаки. Понятно, что «Зигфрид» шел в состоянии повышенной боевой готовности. Он обнаружил подводную лодку и немедленно приготовился к маневрированию.

Маринеско дал первый залп двумя торпедами носовых аппаратов.

Транспорту повезло. Наблюдатели увидели следы торпед, и командиру удалось отвернуть судно от ударов. Во второй раз наблюдателям противника снова посчастливилось. Они опять заметили следы торпед следующего залпа, и транспорт снова уклонился от ударов.

Командир «Зигфрида» понял, что подводная лодка израсходовала основной запас торпед. Но, как оказалось, это не спасло его корабль.

Не имея времени перезарядить торпедные аппараты, Маринеско решил уничтожить транспорт артиллерийским огнем. Лодка всплыла. Артиллеристы молниеносно навели стволы орудий на транспорт и открыли огонь, с транспорта ответили из пушки и автоматов.

Подводная часть корпуса транспорта была разбита, и вскоре он затонул.

За этот бой Маринеско был награжден орденом Красного Знамени, остальные члены экипажа — орденами Отечественной войны, Красной Звезды и медалями.

Поражения Германии в войне, безусловно, отразились на загруженности морских коммуникаций, в том числе и на Балтийском море. Коммуникации более плотно стали контролироваться советскими подводными лодками. Иначе и не могло быть.

Благодаря победам Советской армии Финляндия была выведена из числа союзников Германии, и 19 сентября 1944 года СССР заключил с ней соглашение о перемирии. Финское правительство позволило нашему командованию разместить часть подводных лодок на военно-морских базах этой страны.

Там же базировалась и С-13. Экипажи изредка уходили в увольнение на берег — «для размагничивания», как говорил Маринеско.

В городе Турку у Маринеско завязалось знакомство с хозяйкой гостиницы. У нее он и капитан 3-го ранга П. Лобанов встречали Новый 1945 год. Это была прекрасная и незабываемая новогодняя ночь. Симпатичная хозяйка, богатый стол, разнообразные блюда за ужином, вина — по вкусу, романсы и танцы. И главное — молодость!

Хозяйка гостиницы была патриотичной шведкой и в то же время симпатизировала русским морякам, радовалась их успехам на море.

Возвратился Маринеско на лодку с опозданием, несмотря на вызов.

В 1942 году на Балтийский флот приезжал начальник главного политуправления флота генерал-полковник И.В. Рогов, которого за крутой характер называли «Иваном Грозным». Тогда он сказал офицерам-командирам: «Не шпыняйте офицеров, создайте им лучше все условия для отдыха. А вернувшемуся из похода командиру дайте возможность встряхнуться, пусть погуляет в удовольствие, он это заслужил. Снимите лишнюю опеку с людей, которые смотрят в глаза смерти».

Несмотря на это наставление Рогова политработники чрезмерно «опекали» Александра Маринеско. С ним беседовали, его распекали, ругали за «связи» с иностранцами и стремились подавить его волю.

А ведь он потопил уже два транспорта противника и готовился к новым походам.

К январскому походу 1945 года из «эсок» оставалась в строю лишь С-13 и заменить Маринеско было некем. Поэтому его решили потихоньку «сплавить» в боевой поход. По его личной просьбе предоставили ему искупить «вину» кровью. Командир дивизионных подводных лодок Александр Евстафьевич Орел сказал ему:

— Иди, Саша, и без победы не возвращайся. Иначе — не простят.

Но Маринеско шел в поход не для того, чтобы «вымаливать» прощение, а чтобы воевать с противником.

Вечером 13 января С-13 вошла в заданный район вблизи Данцигской бухты. Площадь участка была огромной — 150 миль в ширину и 40 — в длину. Естественно, это затрудняло поиска целей для атак. Маринеско решил маневрировать ближе к банке Штольпе-Банк, откуда легче было бы контролировать движение фашистских кораблей.

13 января Александру Ивановичу исполнилось 32 года. К этому времени он уже успел совершить три боевых похода на «Малютке» и теперь был второй поход на С-13. На его счету были два потопленных транспорта, высадка разведывательно-диверсионной группы и охрана острова Эзель.

Но беды не обошли его стороной. Осколком бомбы был смертельно ранен его отец, скончался он перед выходом лодки в боевой поход. И семья начала разваливаться. Нашлись «благожелатели», которые насплетничали жене Нине Ильиничне про мужа, а тот и сам поверил сплетням про ее поведение в эвакуации.

Однако в походе нельзя было поддаваться эмоциям, чтобы не сорвать выполнение боевой задачи.

Шторм не утихал, 17 января он достиг 9 баллов, поэтому утром лодка легла на грунт на глубине пятидесяти метров.

При всплытии следующей ночью огромная волна чуть было не смыла за борт мичмана Торопова, мичмана удержал на палубе старший краснофлотец Юров. В эту же ночь из радиосообщения узнали, что наши войска 7 января освободили Варшаву.

В последующие дни транспортов или кораблей противника не видели. Только 21 января утром Иван Шнапцев доложил командиру, что слышит отдаленные взрывы глубинных бомб.

«Что же это может значить?» — думал Маринеско.

Бомбежки повторились и 22 и 23 января.

Шторм продолжался. При всплытиях в ночное время лодку сильно качало и клало под 45 градусов на борт. Обслуживать механизмы было трудно. Антенна, леерные стойки с ограждением и палуба покрывались сплошным льдом. Ходить по палубе было скользко и опасно.

Из оперативной сводки подводники узнали о выходе наших войск на побережье Данцингской бухты.

Но поиски противника как днем, на перископной глубине, так и ночью, в надводном положении, не давали никаких результатов. Целую неделю на этом участке моря стояла тишина. На позиции была только С-13. Подводники вели напряженное наблюдение за морем. Однообразие давило. Лишь 29 января ночью вахтенный офицер заметил вдали затемненные огни неизвестного судна. Видимость ночью и при шторме была очень плохая, наблюдать было трудно, тем не менее старпом заметил, что судно не одно, вблизи от него суетились еще какие-то тени.

Маринеско намеревался атаковать, но лодку заметили корабли и сами бросились в атаку. Лодка срочно ушла на погружение, однако ее пробомбили, и она получила гидравлические удары. Но командиру удалось увести лодку от кораблей противника.

Теперь Маринеско стало понятно, почему корабли противника профилактически бомбили море: здесь готовились важнейшие морские переходы.

Эта догадка была подтверждена шифровкой, в которой командирам подводных лодок в море разъяснялось, что в связи с начавшимся наступлением наших войск ожидается бегство фашистов из Кенигсберга и Данцига. Командирам предписывалось атаковать прежде всего крупные боевые корабли и транспорты противника.

Маринеско решил ускорить события и вывел лодку в бухту Данцига.

Как раз в это время поступила радиограмма: «Командирам подводных лодок в море. Быстрое передвижение частей Красной армии, имеющее одним из операционных направлений — Данциг, заставит противника в ближайшие дни начать эвакуацию в районе Кенигсберга. В связи с этим надо ждать резкого усиления движения противника в районе Данцигской бухты».

Успехи наших войск на побережье подняли настроение подводников.

Цель была обнаружена 30 января в 21 час 10 минут на широте 55°2ґ2ґґ и долготе 18°11ґ5ґґ. Маринеско решил сблизиться с целью и затем уже решить, как атаковать.

Море продолжало штормить, было баллов шесть-семь. О подводном сближении не могло быть и речи. Значит, надо было догонять и атаковать только в надводном положении.

Командир перевел лодку в позиционное положение, то есть в полупогруженное состояние, при котором на поверхности воды остаются ходовой мостик и верхняя часть палубы. Лодка пошла на сближение с противником.

Из-за плохой видимости определить тип цели было пока невозможно, но по шуму винтов акустик предположил, что идет крейсер. По мере сближения Маринеско начал различать по курсу силуэт небольшого судна, а за ним огромный корабль.

— Вызвать наверх Волкова! — Старшина I статьи Волков видел ночью, как днем.

Волков доложил, что впереди идет миноносец, а за ним — лайнер.

Естественно, что с моря огромный лайнер, тысяч на двадцать тонн, должны были охранять боевые корабли. Значит, атаковать с моря будет очень трудно — лодку легко обнаружат, и атака может быть сорвана. Но в принципе можно атаковать и со стороны берега. Вряд ли немцы ждут нападения со стороны берега. Но если лодку там обнаружат, ей некуда будет отвернуть и она не сможет погрузиться из-за малых глубин…

Итак, заманчиво, но и опасно!

Однако упускать такой лайнер нельзя. Неожиданно миноносец начал поворот на курсе. Пришлось срочно погрузиться на 20 метров, чтобы не попасть под таран.

Наверху прокатился грохот винтов и начал удаляться. Значит, одна опасность миновала и участок моря очистился. Поэтому командир поднял лодку в крейсерское положение и скомандовал: «Полный вперед!»

Лодка развила скорость в 16 узлов, затем 18 узлов. Но она не могла обогнать лайнер. Маринеско потребовал от командира боевой части перевести дизели на форсированный режим работы.

В дизельном отсеке температура воздуха поднялась до 60 градусов. От перегрузочных давлений на цилиндрах «стреляли» предохранительные клапана, которые резко задымляют отсек газами. В отсеке стоял плотный чад, становилось трудно дышать. Моряки, раздевшись до пояса, беспрерывно на ощупь проверяли температуру охлаждающей воды и подшипников, пытались смягчить удары предохранительных клапанов, подсовывая под них пучки проволоки.

Это было конечно большим риском. Дизели могли выйти из строя.

Маринеско послал замполита по отсекам, чтобы объяснить людям обстановку. Из отсеков передали, что готовы на риск. Нагоняя лайнер, лодка шла тем же курсом, что и он. Затем командир круто повернул лодку, пересек пенную дорожку лайнера и вышел на его левый борт. Лайнер шел, не меняя курса и скорости и не производя противолодочных зигзагов. Значит, фашисты не предполагали, что рядом с ними под водой находится лодка. Скорость ее была уже больше 19 узлов. Погоня продолжалась второй час. Командир приказал рассчитать число торпед в залпе. По расчету, их требовалось четыре. Приближался главный момент. Но вдруг с левого крыла мостика лайнера скоропалительной очередью заработал сигнальный прожектор. Его луч вытанцовывал точки и тире на рубке лодки.

— Что он пишет? — А черт его знает, — не мог же сигнальщик перевести на русский азбуку немца. — Отстучите ему что-нибудь! — приказал командир. Сигнальщик отстучал немцу короткое «соленое» словечко. И странное дело, запросы с лайнера прекратились. Возможно, ответ оказался близким к запрашиваемому вопросу, или фашисты приняли лодку за корабль своей охраны. А возможно, решили, что открыто отвечать на запрос мог только свой.

Погоня продолжалась. Наконец лодка миновала форштевень лайнера. Он начал отставать. Приближался момент атаки. Командир скомандовал:

— Стоп дизели! — Механик — погружаться под среднюю! — Право на борт! — И лодка легла на боевой курс. — Моторы — малый вперед! Маринеско буквально врезался глазами в силуэт, надвигавшийся из мрака ночи. Лодка шла навстречу лайнеру. Наконец силуэт лайнера наполз на визирную линейку.

— Аппараты, пли! — Эта команда была отдана в 23 часа 08 минут. Лодку трижды качнуло, каждый раз при выходе торпед. Лодка замерла. Три полоски от форштевня устремились к высокому борту лайнера. За белесыми полосками напряженно следили командир, старпом, штурман и сигнальщики…

После начала нового генерального наступления советских армий на всем фронте в ставке Гитлера в январе состоялось специальное совещание, на котором было принято решение в кратчайший срок собрать в Данциге максимальное количество транспортов, принять на них наиболее ценные кадры и в охранении боевых кораблей вывезти их в западные порты Германии.

Среди транспортов был и океанский лайнер «Вильгельм Густлов». Все фешенебельные каюты были заняты крупными чиновниками, партийными бонзами, генералами, офицерами. В двух-и четырехместных каютах размещали по восемь-десять человек. Но мест все равно не хватало. Поэтому людей стали размещать в гимнастическом зале, в кинотеатре, в танцевальных залах, в зимнем саду.

В приказе Гитлера об эвакуации кадров предписывалось экипажи подводных лодок, прошедшие полный курс подготовки, переправить на одну из западных военно-морских баз на Балтийском море, где их ожидали новые подводные лодки. Гитлер разрешил принять на «Вильгельм Густлов» гражданских лиц, которые не могут носить оружия и участвовать в боевых действиях.

На лайнере оказалось около двух с половиной тысяч подводников. А на пятый день погрузки капитану лайнера Петерсену было приказано принять еще тысячу триста подводников.

Таким образом, все правила загрузки лайнера были нарушены, в результате чего были заняты коридоры, проходы и был даже осушен бассейн, куда тоже разместили пассажиров.

Командир конвоя, он же военный комендант лайнера, Вильгельм Цан объявил капитану Петерсену и его помощникам, что с лайнером пойдут миноносец «Леве» и тральщик-торпедолов, а остальные корабли охраны будут в дальнем дозоре.

Петерсен потребовал, чтобы крейсер «Адмирал Хиппер» с миноносцами охранения присоединился к конвою в опасной точке моря в районе Штольпе-Банк.

Перед выходом лайнера из порта тральщики как раз проверили фарватер — не появились ли там мины. Вслед за ними вышли миноносцы и сторожевые корабли.

После основательной подготовки, приняв на борт обербургомистра Гдыни, лайнер вышел в море, он направлялся в город Киль. Вслед за лайнером вышли крупные суда — теплоход «Ганза», потом турбоход «Геттинген» и мелкие суда.

В общем, колонна транспортов и кораблей охранения растянулась на несколько миль. Сгустившиеся сумерки маскировали лайнер и другие транспорты и корабли.

Штормовой ветер свистел на палубах. Наблюдатели на открытых мостиках ежеминутно протирали свои бинокли от снега и, вероятно, ничего не могли видеть.

Шум и суета на лайнере постепенно умолкали. В салонах и роскошных каютах «высокие» чиновники, «ляйтеры», бургомистры и прочие, плотно поужинав, готовились ко сну.

Неожиданно капитан лайнера получил приказание — застопорить машины, отдать якорь.

Оказалось, что на «Ганзе» сломался двигатель. В связи с этим Петерсену было приказано принять дополнительно две тысячи человек. Но лайнер был уже перегружен в три раза, а принимать пришлось бы только на верхнюю палубу. Лайнер может перевернуться. Поразмыслив, Петерсен решил не останавливаться, отказаться от мнимых преимуществ перехода под большой охраной в конвое и идти полным ходом, не теряя времени на противолодочный зигзаг, используя прикрывающие лайнер снежные заряды и ночную тьму.

Петерсен был уверен, что авиация и корабли противника угрожать не могут, а подводные лодки ввиду шторма и плохой видимости не смогут атаковать. И курс лайнера был проложен ближе к берегу.

Командир крейсера «Адмирал Хиппер» Хенигст сообщил, что идет тем же курсом, что и лайнер.

«Вильгельм Густлов» шел по штормовому расписанию — все люки были задраены, ходовые огни замаскированы.

Петерсен все время осматривал горизонт, но кругом была одна темнота, лишь далеко позади виднелись огни конвоя.

И вдруг огромный огненный столб поднялся у левого борта и громыхнул такой взрыв, что капитана оглушило. Вода стеной обрушилась на палубу. Лайнер вздрогнул. И тут же громыхнул еще один такой же силы взрыв, а за ним — третий.

От взрыва торпед на лайнере замкнуло электропроводку, и он озарился ярким светом. «Вильгельм Густлов» начал медленно крениться на левый борт.

С мостика С-13 было видно, как на палубе лайнера заворошилась плотная масса пассажиров. Началась паника…

Издалека ударил голубоватый луч прожектора, затем второй, третий. Приближались отставшие корабли охранения.

Теперь ждать было нечего. Надо уходить.

— Всем вниз. Срочное погружение! И подводная лодка провалилась в глубину. После катастрофического разрушения лайнера корабли охраны перешли в контратаку на подводную лодку. Торпедных взрывов было три. Значит, подводная лодка еще имеет заряженные торпедные аппараты и способна на новую торпедную атаку. Следовательно, уже по этой причине было необходимо, по меньшей мере, отогнать от конвоя лодку, но за гибель лайнера нужно было отомстить.

Конечно же, для подводной лодки сложилась ситуация не «боевого соприкосновения» с противником, как это называлось в годы войны, а ситуация жестокого боя. Успех его зависел целиком от командира лодки Маринеско. Это было ясно и в бою, и после войны.

Позднее Маринеско задавали вопрос: сколько было контратакующих кораблей? А можно ли было их сосчитать, находясь буквально на дне моря? Ответ мог быть только приблизительный. Но определенно можно сказать, что было больше, чем в составе конвоя, из-за того, что к месту гибели лайнера подошли еще корабли береговой охраны.

Бой продолжался.

К месту гибели лайнера спешили миноносцы, сторожевые корабли и пароходы конвоя. Одни — для контратаки, другие — для спасения людей.

По шуму винтов акустик докладывал курсы кораблей. Слева 170 — миноносец! Слева 150 — миноносец. Справа 140 — сторожевик!.. И так далее, беспрерывно. Боевые корабли стремились скрутить лодку, и уйти от них, быстроходных и маневренных, было очень трудно.

Ведь лодка на глубине — одна и тихоходна.

Грохнули первые глубинки. Еще далековато.

Но корабли уверенно сжимали кольцо.

Маринеско маневрировал на малом ходу. Маневрирование на малых глубинах было опасным. Ведь глубины к берегу, где пока еще находилась лодка, колебались возле отметки 40 метров, а длина лодки —78 метров. Значит, если ходить глубже, можно зацепить морское дно, но на дне всякое может лежать, в том числе и донные мины. Если подняться поближе к поверхности, то можно подставить лодку под таран надводного корабля. Поэтому надо было держаться середины глубины.

Там, где корабли бомбят, море взбаламучено илом и пузырями. Из-за этой мути акустические приборы работать точно не могли. Этой особенностью воспользовался Маринеско. Он направил лодку навстречу кораблям противника, чтобы скрыть там лодку, чтобы исказить получаемые приборами показания.

Ему удалось дезориентировать корабли противника и вырваться из кольца окружения на глубину.

Но подводная тихоходность и большое число кораблей позволили все-таки противнику снова обнаружить лодку и снова бомбить.

Еще при атаке из третьего торпедного аппарата не вышла четвертая торпеда. Это обстоятельство беспокоило командира — если торпеда вышла из аппарата частично, то от взрывов глубинок и даже от гидравлических ударов она могла взорваться, могли сдетонировать и запасные торпеды.

Торпедисты стали разбираться в том, почему это случилось, и обнаружили, что не сработал автомат подачи сжатого воздуха в трубу аппарата, вследствие этого торпеда не сдвинулась с места и опасности, значит, не существовало.

Время шло, и бомбежки продолжались. Кто-то из сигнальщиков насчитал уже около сотни глубинок. На помощь лайнеру подошли крейсер и несколько миноносцев.

Маринеско направил лодку снова к месту затонувшего лайнера. Он считал, что на фоне огромной массы металла лайнера лодка затеряется и что там, где еще барахтаются в воде люди, фашисты бомбить не будут.

Командир временами останавливал работу электромоторов и приказывал исключить полностью все шумы на лодке. С-13 шла по инерции.

Возмущенные необыкновенной дерзостью нападения, немецкие корабли бешено атаковывали лодку.

Маринеско рывками уводил лодку в сторону, но корабли опять окружали лодку и не давали ей выйти в открытое море.

Контратака продолжалась более четырех часов. За это время на лодку было сброшено 240 глубинных бомб. Это были часы огромного физического труда, нервной перегрузки, максимального напряжения ума и сил.

Лайнер тонул один час десять минут. Корабли конвоя и подошедшие корабли береговой охраны сумели подобрать с воды лишь 988 человек. Среди них был Гейнц Шен. В своей книге «Гибель «Вильгельма Густлова», изданной в ФРГ, он писал, что погибло более 5 тысяч человек. «Если считать этот случай катастрофой, то это несомненно была самая большая катастрофа в истории мореплавания, по сравнению с которой даже гибель «Титаника», столкнувшегося в 1912 году с айсбергом, — ничто».

В 4 часа 31 января С-13 оторвалась от преследования, подзарядила аккумуляторные батареи и пополнила запасы воздуха высокого давления, затем прошла к северу от Штольпе-Банк и легла на грунт на глубине 80 метров, где экипаж вновь зарядил торпедные аппараты.

Экипаж постепенно успокаивался после пережитых бомбежек.

Командир лодки решил, что потопление крупной цели и успешную борьбу с кораблями противника следовало отметить. Морякам было выдано вино, ветчина с горячей картошкой, какао и по плитке шоколада.

Командир и замполит посетили каждый отсек лодки, поздравили членов экипажа с победой, выразили каждому глубокую благодарность за мужество и стойкость.

В погоне и в атаке Маринеско еще не знал, что за корабль он потопил.

Этот, «непотопляемый» девятипалубный чудо-корабль, построенный по последнему слову техники имел водоизмещение 25 484 тонны.

Его длина была 208 м, ширина — 23,5 м, а запаса топлива хватило бы на переход до японской Иокогамы. На нем имелись два театра, танцевальные площадки, бассейн, гимнастический зал, рестораны, кафе с зимним садом и искусственным климатом и даже церковь. На нем были оборудованы личные апартаменты Гитлера.

Лайнер был назван в честь одного из помощников Гитлера — Вильгельм Густлов был застрелен в его же кабинете еврейским юношей Давидом Франкфуртером. Вдова Густлова присутствовала при спуске корабля на воду и разбила традиционную бутылку шампанского о его борт. «Крестил» корабль сам Гитлер и на банкете поднял тост «За великую Германию».

Немцы сделали этот лайнер учебной базой для высшей школы подводников.

В январе 1945 года фашисты начали отступление, морем регулярно вывозилось до 30 тысяч человек в сутки и награбленное богатство.

О гибели «Вильгельма Густлова» было доложено Гитлеру. Он пришел в ярость и приказал расстрелять командира конвоя. Маринеско он объявил личным врагом и врагом Германии, ведь С-13 лишила экипажей семьдесят новых подводных лодок немецкого флота.

В Германии был объявлен трехдневный траур.

С-13 уже почти месяц находилась в море. Приближался срок возвращения на базу.

6 февраля С-13 неожиданно близко разошлась с подводной лодкой противника, которая, правда, не попав, успела сделать пулеметную очередь. С-13 быстро ушла на глубину. По мнению Маринеско, преследовать лодку противника не имело смысла: «Обстановка для нас невыгодная, торпеды надо беречь для более крупной цели, и, наконец, противник тоже наверняка уклонился, не будет же он ждать нашей атаки, а искать лодку в туманную ночь — дело сомнительное».

В следующие дни зимняя Балтика распогодилась, видимость улучшилась, и поэтому Маринеско все чаще приникал к перископу.

Отыскать крупную цель ему помогла авиация. Бывший сослуживец по дивизиону «Малюток» П.А. Сидоренко в то время был прикомандирован к штабу ВВС Балтийского флота, как раз он 9 февраля и передал на С-13 координаты обнаруженного воздушной разведкой корабля.

Лодка ходила под перископом. Сначала командир часто поднимал перископ, а потом, что-то рассчитав, замер на стульчике около перископа, где стоял вахтенный офицер, и уснул.

Через некоторое время Маринеско открыл глаза. Было 21.00. — Пора, механик, всплывать, — сказал он. Лодка пошла вверх. Ночью опять сгустился туман. При такой плохой видимости главным лицом становился гидроакустик. Вскоре он доложил в переговорную трубку: «Пеленг-50! Шум винтов крупного корабля!» Товарищ командир, шум похож на тот, которого потопили! Было 22 часа 15 минут.

Командир поднялся на мостик. Акустик докладывал через каждые две-три минуты.

Корабль шел с постоянной скоростью и одним курсом. Командир пошел на сближение, но цели увидеть не смогли. Прошли полчаса, час, наступила полночь. Начались новые сутки 10 февраля. А цель была лишь слышна.

— Огни, левый борт-20. — Цель, пеленг 280 градусов! — доложил акустик. Увидел огни и командир. Началась погоня. Внезапно очистился горизонт, и приблизительно в двадцати кабельтовых Маринеско заметил темные силуэты боевых кораблей.

— Боевая тревога! Торпедная атака! Носовые и кормовые аппараты к выстрелу приготовить! Расстояние до цели было малое, поэтому, чтобы лодку не обнаружили, командир перевел ее в позиционное положение.

Главную цель охраняли шесть новейших эсминцев типа «Карл Гальстер». Значит, груз был ценный, а что это было — боевой корабль или транспорт? Штурман сказал, что две чуть наклонные трубы — это характерные надстройки для легкого крейсера типа «Эмден».

Лодка продолжала сближаться с конвоем, затем пересекла его курс за кормой и вышла по правому борту.

Скорость конвоя была приблизительно 15 узлов, а лодка в подводном положении такой скорости набрать не могла. Командир решил, что атаковать нужно только в надводном положении и на самом полном ходу.

Лодка шла параллельным курсом, и уже через небольшое время можно было ложиться на боевой курс. Но вдруг ближний эсминец круто повернул на подводную лодку.

— Неужели идет на таран? Надо немедленно уклониться. — Право на борт! Старпом, пересчитай на стрельбу кормой, — приказал командир. Это означало, что командир не отказывался от атаки, а только менял тактику. Это было умное и смелое решение. Лодка скользнула в туман.

Командир решил атаковать цель на отходе.

Тем временем с мощным гулом мимо проскочил эсминец, не заметив низко сидящую в волнах лодку, и на полном ходу промчался в хвост конвоя.

Командир внимательно следил за движением лодки и, спустя несколько секунд, увидев на прицеле медленно наползающий силуэт корабля, коротко приказал:

— Аппараты, пли! На часах было 2 часа 50 минут. Легкие толчки известили, что обе торпеды вышли к цели.

— Полный вперед! Лодка направилась вдаль от конвоя. Расколов тьму ночи, громыхнул взрыв в районе мостика корабля, затем второй взрыв громыхнул возле второй дымовой трубы. Над кораблем взвилась огромная туча черного дыма, затем стена огня охватила весь корабль.

Корабль горел, а миноносцы, как манекены, продолжали идти прежним курсом. На какое-то время они растерялись. Потом они разом развернулись и бросились к горящему судну. Но тут раздались еще три взрыва.

На уходящей полным ходом лодке подводники удивились: две торпеды, а взрывов пять? Вероятно, на судне взорвался боезапас.

Со всех сторон, включив прожекторы, к тонущему судну спешили корабли охраны. Застучали автоматические пушки, но их трассы шли в разных направлениях, значит, на миноносцах не понимали, откуда пришла смерть.

Миноносцы так и не обнаружили подводную лодку. В этот раз С-13 вышла из боя легко. Лодка ушла на глубину и легла на грунт. Вторую победу экипаж тоже, по русскому обычаю, отметил сразу после боя.

Позже оказалось, что затонувший корабль был военным крейсером «Генерал фон Штойбен».

По уточненным данным ЦВМА[8], его водоизмещение составляло 15 400 тонн, длина 150 м, ширина — 14,3 м, скорость до 29 узлов, экипаж —356 человек. В последнем своем рейсе крейсер имел на борту 3600 фашистов, перебрасывавшихся для усиления обороны Берлина.

Миноносцы охраны и корабли дозора сумели подобрать с воды лишь 300 человек.

Поход близился к концу. С-13 покинула заданный квадрат моря.

На третьи сутки перехода, ближе к вечеру, у северной оконечности острова Гогланд лодка всплыла, и гидроакустик сразу же доложил:

— Слева 145 градусов — шум винтов подводной лодки! Маринеско объявил боевую тревогу, и лодка немедленно ушла на глубину 40 метров. Значит, здесь засада. Лодка выпустила по С-13 две торпеды безрезультатно.

— А теперь вперед, только вперед, — решил Маринеско, — всплыть на прежнюю глубину и гоняться, гоняться, гоняться. С-13 прибавила ход. Почувствовав, что назревает ответная атака, противник лег на обратный курс, затем снова изменил курс.

Больше четырех часов продолжался поединок ума и нервов. Одну за другой противник расстрелял свои девять торпед, но состязания не выдержал и сбежал.

Этот бой был еще одним предупреждением для бдительности.

В установленном месте лодку С-13 не встретили. Ждать на месте было опасно, поэтому Маринеско решил возвращаться на базу незнакомым фарватером самостоятельно.

Он провел лодку подо льдом в шхеры и вызвал лоцмана, но получил радиограмму — следовать в город Турку. Только после полуночи к лодке подошел базовый тральщик БТЩ-217 с комдивом капитаном I ранга А.Н. Орлом.

— Я знал, я знал, что ты придешь с победой! Встреча в Турку была торжественной и трогательной. На причале экипаж С-13 приветствовали матросы, старшины и офицеры, командиры подводных лодок Д-2 Роман Линденберг, Л-3 — Владимир Коновалов, Л-21 — Сергей Могилевский, «Лембита»— Алексей Матиясевич, Щ-407 — Павел Бочаров, комдив подлодок «Щук»— Георгий Алексеевич Гольдберг.

Маринеско подхватили на руки, вынесли на причал и начали качать. Затем состоялся банкет.

В Турку подводники увидели шведские и финские газеты последних дней с сообщениями о победах русских на Балтике.

Шведская «Афтонбладет» за 20 февраля утверждала, что на борту «Вильгельма Густлова» находились 9 тысяч человек, в том числе 22 высокопоставленных партийных чиновника из польских земель и Восточной Пруссии, генералы и старшие офицеры РСХА (ведомство Гиммлера), батальон вспомогательной службы порта из войск СС численностью 300 человек, а главное —3700 унтер-офицеров, выпускников школы подводного плавания и 100 командиров подводных лодок, окончивших специальный курс усовершенствования, в том числе для управления лодками с единым двигателем системы Вальтера.

В своей книге «Курсом к победе» адмирал флота Советского Союза Н.Г. Кузнецов вспоминал, что на Крымской конференции У. Черчилль допытывался у Сталина — когда советские войска захватят Данциг?

Дело в том, что в Данциге было тогда много недостроенных и уже готовых подводных лодок. Черчилля тогда очень беспокоила угроза со стороны немецкого подводного флота.

Англичанам повезло. Семьдесят подводных лодок остались без экипажей благодаря капитану 3-го ранга Маринеско. Угроза блокады Англии была снята. Таким образом Маринеско сорвал план Гитлера по развертыванию подводной войны.

За один поход, писал Н.Г. Кузнецов, С-13 уничтожила 8 тысяч гитлеровцев. Полноценная дивизия! Да еще какая дивизия! Отборные офицеры, первоклассные специалисты-подводники, эсэсовцы, фашистские бонзы…

История войны не знает, чтобы еще кто-то, кроме Маринеско, топил дивизию в море.

Подвиги С-13 были похожи на легенды и теперь, спустя более 50 лет, остаются легендами.

При возвращении С-13 комдив Орел представил лодку к гвардейскому званию, а Маринеско — к званию Героя Советского Союза. Но командование бригады это представление не поддержало.

Маринеско был удостоен ордена Красного Знамени. Меньшие награды, чем указывалось в представлениях, получили и члены экипажа. Подводная лодка была награждена орденом Красного Знамени.

По свидетельству комдива, свою награду Маринеско воспринял спокойно, но то, что обидели экипаж, как он считал, по его вине, переживал болезненно.

На счету Маринеско к тому времени было четыре потопленных судна противника общим водоизмещением более 52 000 тонн. Эти данные подтверждены нашими и зарубежными источниками. Среди асов подводного флота Советского Союза Маринеско по праву считается подводником № 1.

Последний боевой поход на лодке состоялся с участием контр-адмирала А.М. Стеценко. По заключению командира дивизиона, в этом походе Маринеско обнаруживал цели 7 раз, но атаковать их «не сумел». Но, по мнению штурмана С-13 Николая Яковлевича Редкобородова, возможности для атак были, но Стеценко лично этому препятствовал.

Об этом говорили и другие офицеры подводной лодки. Было известно, что Стеценко убеждал командира не тратить торпеды попусту, потому что транспорты (цели) скоро станут нашими ввиду близкой победы над Германией.

Возвращавшуюся из похода С-13 атаковала подводная лодка противника, но ее торпеды не достигли цели. Подводную борьбу выиграл Маринеско.

При подходе к Либавскому порту на рассвете, когда С-13 шла еще в крейсерском положении, ее атаковал самолет. От сильных гидравлических ударов корпус лодки деформировался в районе упорного подшипника правого гребного вала. В результате этого возникли вибрация и перегрев подшипника и участка самого вала. Поэтому экипаж дошел до места стоянки, в основном на левом двигателе.

Капитан 1-го ранга в отставке Петр Денисович Грищенко — командир подводной лодки Л-3, рассказывал, как сразу после возвращения С-13 в базу к нему в каюту зашел раздраженный до предела Маринеско.

— Понимаешь, Петро, — сказал он, — Стеценко доложил, что он весь поход провоевал, а я провалялся в стельку пьяный. А было все наоборот. По словам Грищенко, экипаж С-13 этим докладом Стеценко был крайне возмущен.

Маринеско никогда не перекладывал свои трудности и проблемы на чужие плечи. И о поступке Стеценко он тоже молчал.

Война закончилась.

Людям, для которых риск стал привычным делом, трудно было приспособиться к мирной, спокойной жизни. Память о войне и свои обиды многие из них топили в вине. Случилось это и с Маринеско.

В нетрезвом виде его легко было спровоцировать на драку. Но это не означает, что Маринеско был их инициатором. На грубость он отвечал грубостью, и это было закономерно. За нарушения дисциплины наказывали многих офицеров, и Маринеско не был исключением, но наказания со временем снимали.

Однажды в связи с нарушениями дисциплины нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов назначил Маринеско на должность командира тральщика. Такое назначение перевод для подводника № 1 было обидным. Затем нарком понизил Маринеско в звании до старшего лейтенанта.

С декабря 1945 года Маринеско стал терять зрение. Возможно, что это послужило причиной его увольнения в запас по собственному желанию.

Но даже и уволенный в запас Маринеско остался моряком. Он работал помощником капитана сухогруза «Сева», на котором ходил в Бельгию, Голландию, Англию. Затем стал капитаном сухогруза «Ялта».

Со временем на лодке С-13 произошла смена поколений, многие демобилизовались, другие перешли на новые места службы.

Из «стариков», служивших вместе с Маринеско, на лодке остались 8 человек, в том числе 2 офицера и шесть мичманов. Но память о подводнике № 1 жила.

На боевой рубке была цифра 6 (количество побед за годы войны), в кают-компании висел портрет А.И. Маринеско. С-13 подводники называли не иначе как «Маринеско». Говорили — дежурит сегодня «Маринеско», сходи на «Маринеско», швартуемся к «Маринеско».

Однажды в день Военно-морского флота в последнее воскресенье июля на лодку пригласили Лору Александровну — дочь Александра Ивановича.

Экипаж построился на палубе в парадной форме. Отдельно стояли «старики»— сослуживцы ее отца. Когда она ступила на трап — прозвучала команда «Смирно!». И в тишине взволнованный тоненький голосок девушки подал ответную команду — «Вольно!».

Девушка подошла к «старикам» и всех их расцеловала. В их глазах стояли слезы.

Лора была на подводной лодке не впервые, но ее провели по всем отсекам, побывала она в каюте отца. Она знала эту подлодку как свой дом…

До обеда Лору катали на шлюпке. Кок готовил праздничный обед и что-нибудь особенно вкусное для Лоры.

В кают-компании ее усадили на место отца, под его портретом. Были приготовлены любимые отцом макароны с говяжьей тушенкой (по-флотски). Моряки налили себе боевые «сто грамм», а Лоре — красного вина.

Вечером офицеры и «старики» провожали Лору на берег. На палубе снова прозвучала команда «Смирно!» и снова откликнулось ее взволнованное тоненькое «Вольно!».

Время неумолимо. С-13 старела. Появились новые типы подводных лодок.

В 1952 году на флагманском совещании было решено, что С-13 отслужила свой срок. Но поскольку лодка была легендарной, было предложено поднять ее на постамент в Либаве, или в Кронштадте, или в Ленинграде.

Но потом, как вспоминал инженер-механик Евдокимов, началась новая «возня» вокруг имени Маринеско. Наконец было принято окончательное решение — списать лодку на слом, отправить на завод в Таллинн. Холодной осенью того же года состоялись проводы С-13 в последний путь. На причале стояли моряки, те, кто знал А.И. Маринеско и служил с ним на С-13. Многие из них не сдерживали слез.

Маринеско уже не было на флоте.

Шли годы. Маринеско тяжело заболел. У него был рак горла и желудка. Он очень страдал и все больше и больше слабел. Друзья, как могли, помогали ему деньгами. Адмирал И.С. Исаков, занимавший в годы войны должность первого заместителя наркома Военно-морского флота, также помогал, пересылал ему свои гонорары.

Исаков был и народным депутатом Верховного Совета СССР и мог бы добиться положительного решения по службе Маринеско. Но он этого не сделал. Почему? Теперь нам этого не узнать. Адмирал ушел из жизни давно, в 1967 году.

За честь Маринеско продолжали бороться его сослуживцы — Я.С. Коваленко, Н.Я. Редкобородов и их сторонники.

А судьба командира становилась трагичнее и беспощаднее. Он умирал в нищете. Маленькой пенсии не хватало даже на лекарства.

В последний раз он выпил с верным своим другом инженер-механиком дивизиона подводных лодок Михаилом Филипповичем Ванштейном (врачи это уже разрешили). Маринеско уже не мог говорить, поэтому взял лист бумаги и написал: «Миша, у тебя испуганные глаза. Брось. Вот теперь я верю в жизнь. Мне поставят искусственный пищевод».

25 ноября 1963 года Александра Ивановича не стало.

Все взыскания с Маринеско давно, еще при его жизни, были сняты. Так делается по уставу. Более того, министр обороны маршал Р. Малиновский своим приказом, изданным в 1960 году, отменил и аннулировал все прежние наказания и восстановил Александра Ивановича в звании, то есть полностью его реабилитировал. И значит, больше не было никакого смысла снова обвинять Маринеско в нарушениях устава. К сожалению, руководству флота не было дела до судьбы легендарного моряка.

А у входа в гавань Киля немцы поставили памятник «Вильгельму Густлову».

Иностранные исследователи — английские, западногерманские и шведские — изучали тактику командира С-13.

Журнал «Шведский флот» в 1950-х годах открыл очень любопытную дискуссию об этой подводной лодке. И даже в 1971 году шведские читатели недоумевали: почему Маринеско не Герой Советского Союза? На шведскую дискуссию откликнулись командиры финских кораблей, которые вспомнили, что Маринеско, будучи командиром «Малютки», сильно тревожил их еще в начале войны.

Западногерманская «Маринерундшау» в 1970-х годах тоже задавалась вопросом: почему Маринеско не Герой Советского Союза? Эта газета предполагала, что советское командование не поверило в фантастические победные результаты Маринеско.

На самом же деле наше командование проверило все и поверило фактам. И тем не менее отказало в высоком звании Маринеско, выдвинув в качестве главной причины то, что он подгулял в новогоднюю ночь. По этой же причине замалчивались и искажались подвиги славного моряка.

Но как бы ни боролись за честь Маринеско офицеры, журналисты и писатели, военно-морское ведомство не признавало военных заслуг легендарного подводника.

Но память о Маринеско сохранится на все времена.

Мемориальная доска ему установлена в Одесском мореходном училище, улица в Ленинграде, на которой он жил, названа его именем, на доме установлена мемориальная доска. В Кронштадте, на пирсе, где швартуются подводные лодки, ему установлен памятник. Памятник установлен и на заводе «Мезон», где после войны работал Маринеско.

В преддверии 45-летия Великой победы Военный совет дважды краснознаменного Балтийского флота ходатайствовал перед Верховным Советом СССР о присвоении А.И. Маринеско заслуженного им звания Героя Советского Союза.

Такое же решение принял и Военный совет Военноморского флота СССР.

И, наконец, указом президента СССР М.С. Горбачева 5 мая 1990 года капитану 3-го ранга Александру Ивановичу Маринеско было присвоено Звание Героя Советского Союза (посмертно).

Через 45 лет после подвигов!

Символическое награждение состоялось в Белом зале Мариинского дворца в Ленинграде. Председатель Ленсовета Анатолий Собчак вручил дочерям Александра Ивановича Маринеско, Леоноре и Татьяне, орден Ленина и золотую Звезду Героя.

Дочери передали их на вечное хранение в Центральный военно-морской музей.

…На Богословском кладбище Санкт-Петербурга есть гранитный обелиск с надписью: «Командиру подводной лодки С-13 Герою Советского Союза Александру Ивановичу Маринеско».

Примечания:

8

Наградной лист на представление к званию Героя Советского Союза ЦВМА, ф. 88, д. 416.