Победа в России социалистической революции открыла новый этап не только в практическом применении военной хитрости, но и в теоретическом осмыслении ее места и роли как категории военного искусства. Характерно, что уже в первых военно-теоретических публикациях советского времени обращалось внимание на важную роль военной хитрости в достижении успеха в бою. Материал для таких публикаций давали и сражения Гражданской войны.

Большое значение военной хитрости в маневренной войне придавал М. Н. Тухачевский. Характер борьбы создавал для этого все условия. Часто применялись ночные атаки, глубокие рейды, обходы с последующим внезапным ударом в тыл противнику, стремительные нападения конницы — все эти виды боевых действий давали большой эффект. «Чем искуснее войска в деле уничтожения вооруженных сил врага, — считал М. Н. Тухачевский, — тем экономнее будет ведение войны».

Заместитель председателя РВС С. С. Каменев неоднократно подчеркивал в своих выступлениях значение скрытности. Так, анализируя итоги маневров войск Московского военного округа, он говорил: «Красная сторона на маскировку обращает исключительное внимание, двигается по ночам и переправляется также ночью, подыскивает любопытнейшие приемы, которые заслуживают того, чтобы их использовать в условиях действительной борьбы».

Теме военной хитрости был посвящен ряд статей в журнале «Военный вестник». Автор статьи «Понимание современного боя» дает характеристику одной из форм военной хитрости: «Средствами для внезапного удара должны служить: скрытность, т.е. маскирование намерения, отвлечение внимания противника...». В статье «Развитие тактики и внезапность» говорится, что тактическое искусство в значительной степени теперь состоит в том, чтобы обеспечить быстротой и хитростью наилучшее использование своих технических средств.

Наиболее полно понятие военной хитрости было выражено в работе А. А. Свечина «Стратегия»: «Военная хитрость, стратегема проникает все оперативное искусство, является таким же существенным его элементом, каким для тактики является понятие о силе, о ее организованном и рациональном использовании в боевых условиях. Только те оперативные загадки имеют успех, которые не могут быть вовремя разгаданы неприятелем».

В 20-е годы выходят первые уставы и наставления Красной Армии, в которых находит отражение тема военной хитрости. Так, во Временном полевом уставе РККА 1925 года говорится: «...намеченная группировка (маневр) должна выполняться с величайшей скрытностью, являясь для противника полной неожиданностью... Для обеспечения внезапности надлежит: а) возможно дольше сохранять в тайне конечную цель всех действий, производимых при подготовке наступления... осторожнее пользоваться средствами связи... Для сохранения перегруппировок в тайне передвижения войск должны совершаться в условиях, наиболее затрудняющих противнику наблюдение, главным образом с воздуха, для чего должны быть использованы ночь, дождливые и туманные дни».

Необходимость проведения мероприятий по обману противника подчеркивалась во Временном наставлении по войсковой маскировке РККА 1927 года: «Одним сокрытием нельзя обмануть противника... Необходимо поэтому, не ограничиваясь сокрытием, создавать у противника ложные впечатления о наших действиях и намерениях. Главными способами для создания у противника желательного нам ложного представления являются: 1) распускание ложных сведений, 2) совершение ложных действий и 3) создание ложных объектов».

В Полевом уставе РККА 1929 года читаем: «...все действия войск должны совершаться с величайшей скрытностью... Внезапность достигается также неожиданным для противника применением новых средств борьбы и новых приемов боя».

В последующих уставах и наставлениях Красной Армии вопрос о значении внезапности в современной войне ставился еще шире. Так, например, в Инструкции по глубокому бою от 9 марта 1935 года указывалось, что новые средства и тактика глубокого боя существенно повышают значение внезапности боевых действий. В числе основ достижения внезапности назывались: скрытное сосредоточение войск, в первую очередь танковых масс, механических частей, авиа — и мехдесантов; скрытная подготовка к ведению массированного артиллерийского огня; введение противника в заблуждение; применение дымов и технической маскировки; использование ночного времени.

В 30-е годы термин «военная хитрость» постепенно сходит со страниц специальной литературы, зато термин «маскировка» начинает вбирать в себя смысл военной хитрости. Так, в «Малой Советской Энциклопедии» 1929 года находим: «Маскировка военная — совокупность средств и приемов, применяемых войсками, чтобы ввести противника в заблуждение, скрыть действительное свое расположение, численность и проч. и создать у противника ложное представление».

Временный полевой устав РККА 1925 года содержит такое определение маскировки: «Маскировкой называется совокупность всех средств военного обмана. Она служит: а) для сокрытия от противника наших действий и намерений (пассивная маскировка); б) для введения противника в заблуждение относительно предпринимаемых или совершаемых нами действий (активная маскировка)». Как видно из этих положений, обман противника здесь отождествляется с маскировкой.

Возрос интерес к этой проблеме военных специалистов. В развитии военно-маскировочного дела в Красной Армии заметную роль сыграла Высшая школа военной маскировки, основанная в 1918 году в Москве. Школа имела свой печатный орган. Ее деятельность в научном отношении была связана с исследованием опыта Первой мировой войны в области применения маскировки и организации маскировочных работ. Этот опыт был обобщен в ряде наставлений по военной маскировке, вышедших в 1918 году.

В военно-учебных заведениях и на различных курсах комсостава Красной Армии военная маскировка изучалась как отдельная дисциплина; преподавателями были, как правило, офицеры, имевшие опыт маскировочной работы в войсках.

Разработки в этой области, проводившиеся, в частности, в Высшей школе, дали возможность в 1924 году выпустить специальное наставление. Основные требования его были проверены на учении «Маскировочный маневр».

Вслед за этим за сравнительно короткий период вышел ряд работ советских авторов, посвященных маскировке. В основном это были исследования по проблемам скрытности и введения в заблуждение. В трудах А. Диденко, П. Теплова и других специалистов подробно описывались многочисленные приемы применения военной хитрости в боевых условиях, самые различные формы и способы маскировки.

В конце 20-х — начале 30-х годов, как известно, завершается процесс выделения оперативного искусства в качестве составной части советского военного искусства. Оперативное искусство, оформившись в самостоятельную теорию, охватывало организацию вооруженной борьбы и руководство ею на театре военных действий обычно в рамках фронта (армии) в целях выполнения задач, поставленных стратегией. Появляются военно-научные труды Н. Варфоломеева, А. Голубева, В. Меликова, В. Триандафиллова, Г. Иссерсона, посвященные теории операции.

Термин «оперативное искусство», предложенный в 1927 году А. А. Свечиным, в 30-е годы прочно занимает место в военной науке. Характерно, что в эти же годы авторы военно-научных публикаций, говоря о военной хитрости, определяют ее как оперативную маскировку. Термин «оперативная маскировка» впервые появился в 1927 году в статье Н. Варфоломеева «Оперативная внезапность и маскировка», опубликованной в журнале «Война и революция». Автор подробно рассматривает слагаемые военной хитрости — скрытность и введение в заблуждение, представляя их компонентами оперативной маскировки.

В последующем термин «оперативная маскировка» широко используется в военной печати и военно-теоретических трудах. В вышедшей перед войной Инструкции по оперативной маскировке были определены основные способы достижения внезапности. Среди них: скрытность подготовки операции, умелый выбор направления главного удара (там, где противник его меньше всего ожидает), быстрота и решительность подготовки и ведения операции, удачное использование оперативной маскировки. При проведении последней предусматривался показ противнику ложных мероприятий при одновременном полном сокрытии действительных.

Серьезное внимание военной хитрости и внезапности уделялось до Второй мировой войны в армиях основных капиталистических государств. Германская стратегия «молниеносной войны» («блицкриг») предполагала не только обеспечение стратегической внезапности, но и вероломство, попрание норм международного права, использование преступных методов ведения войны. Германским уставом «Вождение войск» 1933 года для обмана противника предусматривалось сдерживающее ведение боя, а демонстративные бои должны были вводить противника в заблуждение.

В Англии и США разрабатывалась стратегия «непрямых действий». Одна из первых работ по этой стратегии вышла в 1929 году под названием «Решающие войны прошлого». В войне цель «непрямых действий» состояла в том, чтобы ослабить сопротивление противника прежде, чем пытаться преодолеть его. Это, по мнению Б. X. Лиддел Гарта, лучше всего достигается выманиванием противной стороны из занимаемых ею оборонительных позиций. Суть же «непрямых действий» выражалась в стратегическом девизе: «Озадачивай, вводи в заблуждение и захватывай врасплох».

В ст. 9 полевого устава японской армии говорилось: «Внезапность по отношению к противнику дает возможность добиться над ним победы. Необходимо, учитывая положение противника, смелым замыслом, неподражаемой изобретательностью и быстрым маневром обеспечить овладение. Нужно внезапно обрушиться максимумом сил на противника, не дав ему возможности принять контрмеры». Военная хитрость, хотя она прямо и не называлась в уставе, являлась основным принципом руководства боем. Требовалось, «непрерывно удерживая и обеспечивая за собой инициативу, вынудить противника принять неожиданный, решительный бой в непредвиденном для него месте и в неопределенное для него время и таким образом достигнуть своей цели».

Опыт, приобретенный Красной Армией с первых дней начавшейся Великой Отечественной войны, внес ясность в определение понятий «военная хитрость» и «маскировка».

Маскировка получила конкретное толкование как составная часть комплекса мероприятий по военной хитрости. Об этом свидетельствуют многочисленные издания специальной литературы. Вот некоторые из них: «Маскировка бойца», «Маскировка бойца зимой», «Маскировка снайпера», «Маскировка полевых позиций в степной местности», «Маскировка танков», «Маскировка огневых позиций артиллерии» и др. Главное военно-инженерное управление выпустило в годы войны Руководство по зимней маскировке, многочисленные памятки.

Маскировка тыловых сооружений становится с первых дней войны общегосударственным делом, к которому привлекается широкий круг хозяйственников, архитекторов, инженеров и других специалистов. В изданном Главным архитектурным управлением «Справочнике маскировщика» говорится по этому поводу: «В отличие от подвижных и военных объектов промышленные сооружения обладают огромными размерами... поэтому при их маскировке стремятся ввести противника в заблуждение, изменяя внешний вид объекта и создавая ложные цели и ориентиры... Кустарная, доморощенная маскировка, выполненная без учета основных законов восприятия формы и цвета, без освоения всего накопленного теорией и практикой опыта маскировки, может не только свести к нулю все вложенные в ее осуществление затраты, но в отдельных случаях даже облегчить противнику нахождение важного объекта».

Что касается военной хитрости, то и эта проблема с первых дней войны учитывалась высшим военным руководством. В директиве начальника Генерального штаба от 5 сентября 1941 года отмечалось, например, что «случаи применения военной хитрости с целью навязать противнику ложное представление о нашей группировке и намерениях — единичны». Опыт применения военной хитрости в годы войны был учтен при составлении уставов и наставлений, сыгравших важную роль в победе над врагом.

В проекте Полевого устава 1943 года и Наставлении по прорыву позиционной обороны 1944 года содержались, с учетом боевого опыта Красной Армии, основные положения по скрытной подготовке боевых действий и введению противника в заблуждение. Подчеркивалось, что в итоге проведения целого ряда мероприятий по показу ложных объектов и действий войск, а также по сокрытию действительных и распространению ложных сведений можно обмануть врага и заставить его принять неправильное решение, что, несомненно, будет способствовать успеху операции. При одинаковых силах и прочих равных условиях победит тот, кто сумеет перехитрить противника.

Эта мысль прослеживается в высказываниях многих советских военачальников. Показательна оценка военной хитрости, данная Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым на научной конференции в декабре 1945 года, посвященной Варшавско-Познанской операции. Высказанные им мысли основывались на боевом опыте, поэтому целесообразно привести их почти полностью:

«Победа сама по себе не приходит, ее надо завоевать.

...Для достижения победы от командира требуется всесторонний учет всех факторов, влияющих на исход боя. На протяжении всей войны для получения успеха я обращал особое внимание на следующие вопросы, которые считаю главными.

Прежде всего от командира требуется отличное знание противника, правильная оценка его плана действий, сил, средств и возможностей, знание его слабых и сильных сторон, знание того, на что противник способен и на что не способен, на чем его можно поймать.

...Для того чтобы войсковые начальники правильно оценивали противника, знали его хорошо, они чаще должны встречаться со своими подчиненными и помогать им разбираться в противнике. Я подчеркнул слово «правильно», потому что некоторые командиры иногда переоценивали силы и возможности врага, что также опасно. Эти командиры не умели разгадывать маневра противника, предпринятого им с целью обмана.

...Внезапность достигается главным образом обманом противника... Никогда не следует считать противника глупым и успокаивать себя, что он не сможет разгадать наших намерений и обмануть нас. Враг также стремится к обману. Попадаться на «удочку» противника нельзя... Надо продумать все детали, чтобы не только не попасть на «удочку» противника, но и обмануть его.

...Атаку надо начинать... во время артиллерийской подготовки и каждый раз в новое время. Это затруднит противнику разгадать наш замысел и оказать противодействие.

...Между тем шаблон в этом деле еще не искоренен. Артиллеристы своим переносом огня в глубину дают ясное обозначение начала атаки. Надо добиваться такого искусства, чтобы бросок пехоты и танков на штурм был хорошо замаскирован. Над этим должны работать все рода войск.

...Наших воинов нужно учить стремительным, дерзким и смелым действиям, чтобы они всегда и во всем упреждали противника, умели разгадывать его хитрости и уловки и не поддавались на обман».

Интересно отметить, что вопрос о военной хитрости возник и в ходе Тегеранской конференции руководителей трех союзных держав. Переводчик советской делегации В. Бережков вспоминает, что на предложение У. Черчилля продумать скрытность приготовления к операции «Оверлорд» И. В. Сталин поделился опытом советской стороны. «Он рассказал, что мы в таких случаях обманываем противника, строя макеты танков, самолетов, создавая ложные аэродромы. Затем при помощи тракторов эти макеты приводятся в движение, а разведка противника доносит своему командованию об этих передвижениях, и немцы думают, что именно в этом месте готовится удар. В ряде мест создается до пяти — восьми тысяч макетов танков, до двух тысяч макетов самолетов, большое количество ложных аэродромов. Кроме того, противника обманывают при помощи радио. В тех районах, где не предполагается наступление, производится перекличка между радиостанциями. Ее засекает противник, и у него создается впечатление, что здесь находятся крупные войсковые соединения. Самолеты противника иной раз день и ночь бомбят эти местности, которые в действительности совершенно пусты. В то же время там, где действительно готовится наступление, царит полное спокойствие. Все перевозки производятся ночью».

Хитрость в период разоружения (1918–1919 годы). С 1918 по 1919 год Германия была «демонстративно разоружена». Затем в январе 1920 года перемирие завершилось подписанием Версальского мирного договора. Официальные ограничения военного потенциала Германии были суровы. Правый берег Рейна был демилитаризован. Стратегический Кильский канал и несколько рек признаны открытыми для международного пользования. Все колонии конфискованы. Куски немецкой территории отошли Франции, Бельгии и Польше. Саар, Данциг и Мемель были переданы под наблюдение Лиги Наций. Кроме того, Германию обязали выплачивать огромные репарации — 33 млрд. долларов.

Всеобщая воинская повинность в Германии отменялась, армия ограничивалась 100 тыс. военнослужащих (4 тыс. офицеров и 96 тыс. солдат). Для предотвращения формирования резерва офицеры должны были служить 12 лет, солдаты — 25 лет. Армии запрещалось иметь на вооружении танки, военную авиацию, тяжелую артиллерию, отравляющие газы. Генеральный штаб был распущен, военные училища и академии закрыты. В армии запрещалось иметь организационно-штатную структуру выше корпуса.

Военно-морской флот ограничивался количеством в 15 тыс. моряков (1,5 тыс. офицеров и 13,5 тыс. человек рядового и старшинского состава). В его состав были включены только устарелые корабли, суда водоизмещением больше 10 тыс. строить запрещалось. Нельзя было иметь морскую авиацию, подводные лодки. Любое производство или приобретение оружия было запрещено, точно так же как и посылка военных миссий за рубеж. Регулированию подлежала даже полиция: национальные полицейские силы ограничивались 150 тыс. человек, служить им надлежало пожизненно, чтобы предотвратить саму возможность создания резерва полицейских сил путем ротации.

Выполнение важных положений Договора по разоружению Германией, как потерпевшей поражение (хотя и не совсем покоренной) нацией, должно было контролироваться международным сообществом. Для этой цели в сентябре 1919 года была создана международная Контрольная комиссия под председательством генерала Шарля Нолле. Комиссия состояла из представителей Великобритании, Франции, Италии, Бельгии и Японии. Доклады о своей работе она представляла (а также получала указания по проведению этой работы) в специально созданную союзническую конференцию послов, которая нерегулярно созывалась во Франции. Вначале комиссия насчитывала 373 офицера. Эта и так уже внушительная цифра была увеличена в 1920 году до 383 офицеров и 737 человек рядового состава. Комиссия в целом работала активно. Например, свыше 800 контрольных инспекций было проведено только в течение шести недель в сентябре-октябре 1924 года.

Контрольная комиссия размещалась в роскошной берлинской гостинице «Адлон». В штаб-квартире было несколько полковников, в том числе 4 французских, 2 британских, бельгийский и японский. Три подчиненных им подразделения отвечали за осуществление контроля за вооружениями, личным составом и фортификационными сооружениями. Эти подразделения проводили работу через 22 районные команды, распределенные по всей Германии. Каждая районная команда имела определенное количество человек: 11 — по вооружениям, 8 — по личному составу и 3 — по фортификационным сооружениям. Это была простая организационная структура, функционально хорошо соответствовавшая своей миссии.

Контрольная комиссия совершила большую стратегическую и политическую ошибку в самом начале своей работы. Просчет, допущенный генералами Нолле, Морганом и их коллегами, состоял в том, что комиссия потребовала, чтобы немцы создали собственный комитет по координации процесса разоружения, который бы взаимодействовал с Контрольной комиссией. Это была ловушка, созданная самой комиссией, в которую она же сама и попала. Руководство рейхсвера было не только ошеломлено, но и обрадовано. Оно предполагало, что Контрольная комиссия пронесется по Германии самостоятельной силой, безжалостно конфисковывая, уничтожая вооруженные силы и наказывая за любое нарушение ее приказов. Вместо этого рейхсвер попросили согласиться с разоруженческими военными предписаниями и предоставили ему совершенно неожиданную возможность назначить то, что, с его точки зрения, явилось бы «комитетом препятствий». В соответствии с этим министерство обороны Германии образовало армейскую комиссию мира, руководителем которой был назначен прусский генерал фон Крамон, неистовый противник Версальского диктата. Уже на первом совместном заседании с Контрольной комиссией 29 января 1920 года Крамон продемонстрировал свое мнение о том, что взаимодействие означает не сотрудничества, а напротив — это силовые игры с целью создания препятствий разоружению.

Ключом к перевооружению Германии являлась военная индустрия, а ключом к немецкой военной промышленности — гигантская индустриальная империя Круппа. Союзники, полностью осознающие ее решающую роль, отдали приказ об уничтожении линий по производству тяжелого вооружения. Разрешенное производство оружия было резко ограничено, и Контрольная комиссия осуществляла за ним строгий надзор. Круппу в 1921 году было разрешено выпускать один-единственный тип пушки и только четыре единицы в год. Производство для военно-морского флота бронированных листов, подъемников для подачи боеприпасов, орудийных лафетов и пушек было заменено производством запасных частей для устаревающих боевых кораблей.

Для того чтобы выжить, военной индустрии Германии, и в частности Круппу, пришлось стать разносторонней, введя мирные линии, которые производили широкий ассортимент товаров — от детских колясок до пишущих машинок, от мотороллеров и оптических инструментов до таких тяжелых машин, как экскаваторы, сельскохозяйственное оборудование и локомотивы. Правительство разместило на предприятиях свои заказы и щедро покрыло некоторую часть дефицита. Наиболее квалифицированные и облеченные доверием инженеры и рабочие Эссена скрытно содержались или были переведены на второстепенные заводы по всей Германии и по всему миру, готовые к тому дню, когда Крупп вновь вернется к производству оружия.

Эти действия были одобрены и правительством, и рейхсвером. Таким образом, сразу же после перемирия командующий армией генерал фон Сект признал, что «существует только один путь, с помощью которого мы сумеем обеспечить вооружение большого количества солдат (и это нужно делать) — подходящими мерами скрытности вместе с промышленниками нации».

Личная инициатива объединялась с острожной поддержкой правительства по спасению знаменитого авиазавода Фоккера. Его великолепный биплан Ф-7, единственный из всей категории оборудования Германии, был указан отдельно в Версальском договоре как подлежащий уничтожению. Однако предупрежденный заранее, Тони Фоккер немедленно начал думать о спасении своего состояния и завода. Его план предусматривал скрытный перевод их из Германии в его родную Голландию. Деньги (почти четверть текущей наличности Фоккера) были тайно вывезены двумя партиями (одна — морем, другая — поездом) в старом чемодане, спрятанном среди багажа привилегированных иностранных дипломатов. Однако спасение обреченного авиазавода в Шверине, в северной Германии, было сложнейшим делом и требовало определенной хитрости.

Для того чтобы сохранить основу своего производства, обмануть инспекторов Контрольной комиссии, Фоккер лично организовал скрытный демонтаж и укрытие более половины своего заводского имущества в многочисленных отдаленных сараях, подвалах, конюшнях и гаражах, разбросанных в сельской местности. Часть самолетов, частей и оборудования была оставлена для открытого обозрения инспекции союзников с тем, чтобы она обнаружила все это по прибытии на завод. Инспектирующие офицеры так и не поняли, что их обхитрили.

Следующей проблемой для Фоккера стал вывоз такого большого количества оборудования из Германии. Для выполнения этой задачи требовались лицензии на вывоз и транспортные средства. Управляющий экспортным отделом Ф. В. Зеекац посетил министерство торговли в Берлине. Там он открыто заявил, что если это промышленное и военное оборудование, а также военная авиация будут перемещены в Голландию, то они будут находиться в нейтральной стране и будут спасены для будущего. К тому же Германия получит столь необходимое ей лицензионное вознаграждение, союзники будут обмануты, а их планы расстроены. Официальные лица министерства, естественно, дали согласие, выдав разрешение на вывоз оборудования стоимостью почти в полмиллиона долларов.

Схема перевозки была предложена, разработана и проведена в жизнь главой транспортного отдела Фоккера Вильгельмом Ганом. Ему удалось осуществить это предприятие хитростью через государственную железнодорожную сеть с помощью призывов к патриотизму, напоминания о прошлых одолжениях и, в большей степени, прямых взяток. Около одной шестой всего спрятанного оборудования было скрытно погружено в грузовики доверенными рабочими Фоккера и доставлено в ожидающие железнодорожные зафрахтованные вагоны.

С Ганом поезд отправился с запасной ветки Шверина в свое 350-километровое путешествия в Голландию. Ган и здесь пошел на хитрость. В составе насчитывалось ровно 60 вагонов — такая длина эшелона была предложена немецкими таможенными официальными лицами, которых он подкупил. Таможенники заверили, что в этом случае они под благовидным предлогом пропустят эшелон сразу же в Голландию. А обоснуют это тем, что пути приграничного города Зальцбергена могут принять только 40 вагонов, сверхдлинный поезд Гана блокировал бы основной путь. Были приняты другие меры предосторожности для того, чтобы избежать задержек, если какой-нибудь «неуемный» железнодорожник или таможенник захочет осмотреть состав. Когда поезд подходил к станции Зальцберген, пограничному патрулю, чтобы его отвлечь, было передано сообщение, что затевается попытка контрабандного провоза груза, но на станции ближе к границе. Сообщение было верным, но его организовал Ган для того, чтобы обмануть таможенников и пограничников. Это простое отвлечение сработало, и поезд беспрепятственно пересек границу.

В последующие пять недель еще пять железнодорожных составов скрытно перевезли груз, состоящий из спрятанного оборудования Фоккера. Драгоценные разобранные фюзеляжи самолетов были погружены на 30 открытых платформ последнего состава. До этого Фоккер не осмеливался идти на риск и отправлять остовы самолетов. Самолеты были замаскированы под металлолом при помощи окрашенных досок и металлических труб и накрыты брезентом, на брезенте были пометки: «Металлолом», «Авиазавод Фоккера» и «Шверин». И последний груз также прошел незамеченным.

Вся операция, начиная со стадии планирования и кончая доставкой, заняла менее семи недель. Гану удалось провезти скрытно, контрабандным путем около 350 железнодорожных вагонов, в которых находилось поразительное количество груза: 220 самолетов (включая запрещенные Ф-7), свыше 400 двигателей и значительное количество других материалов стоимостью около 8 млн. долларов.

Таким образом, Тони Фоккер хитростью спас достаточное количество средств и оборудования для того, чтобы вновь открыть дело в Голландии под вывеской «Vliegtuigenfabriek NV» и быть готовым играть значительную роль в усилиях Германии обойти Версальский договор и вооружиться вновь.

В 20-х годах Германия выглядела, и это действительно было так, значительно разоруженной. Но если буква Версаля более или менее соблюдалась, то цель — нет. Потенциал для быстрого перевооружения Германии существовал и рос, точно так же как и стремление к перевооружению. Стремление вновь вооружиться являлось связующей нитью между политиками Германии, военными и промышленниками. Как политики, лидеры правительства негодовали по поводу ограничения их власти. Как военные, высшие офицеры рейхсвера мечтали о достаточно сильной армии для поддержки внешней политики Германии. Как промышленники, главы концернов Круппа, Стиннеса и И. Г. Фарбена лелеяли надежду о больших прибылях. А эти чисто профессиональные устремления и цели дополнялись не таким уже малым качеством — патриотизмом.

Руководители рейхсвера и «капитаны» промышленности имели различные мотивы в своих устремлениях увидеть вновь вооруженное государство-нацию. Одни, такие как генерал фон Сект, нагнетали мнение об опасности агрессии со стороны восточного соседа Германии — Польши. Другие, такие как промышленник Густав Крупп фон Болен, глубоко переживали договор, который, как они считали, был рассчитан на то, чтобы держать «народ Германии... в вечном рабстве». Третьи рассматривали вооружение как прибыли, национальную гордость, средство для возвращения утраченных немецких земель (возможно, даже колоний), а также как вновь появившуюся возможность получить влияние в Германии и в мире. Но какими бы ни были мотивы этих людей, все они разделяли лозунг «военная свобода» (Wehrfreiheit) в качестве инструмента для создания сильной германской армии. Это общее желание в 1919–1920 годах быстро привело к тесному секретному сотрудничеству для того, чтобы обойти Версальский договор и вооружаться вновь. Это стремление было настолько сильным, что заглушало личную вражду (существовавшую, например, между холодным аристократом Сектом и простолюдином Стресманном) и непримиримую борьбу бюрократии (в частности, продолжительное силовое соперничество между рейхсвером и министерством иностранных дел).

Необходимо отметить и то, что инициаторы Версальского договора и его идеологи также имели огромное желание видеть, да и иметь сильную, хорошо вооруженную Германию и всячески потворствовали этому. У них был свой расчет, своя хитрость.

За периодом разоружения Германии 1918–1919 годов последовал период обхода положения о разоружении (1920–1926 годы). Общественность Европы, да и мира была введена в заблуждение тем, что в Германии работала большая международная Контрольная комиссия союзников с ее правом инспекций на местах. Была создана видимость, что все вопросы разоружения и вооружения находятся под контролем.

Руководил рейхсвером в то время 54-летний генерал полковник Ханс фон Сект. Сект был настроен на то, чтобы обойти ограничения, установленные договором, любым возможным способом. Центральный орган управления имперской армии — генеральный штаб — был распущен по Версальскому договору (ст. 160) и не мог быть восстановлен ни в какой форме. Генерал фон Сект умело обошел это требование под видом создания канцелярии войск (Truppenamt), занимающейся якобы организационными вопросами рейхсвера. Канцелярия имела четыре отдела: Т-1 (операции); Т-2 (организация); Т-3 (иностранные армии); и Т-4 (обучение). Среди офицеров, которые получили большой опыт штабной работы в этом замаскированном генеральном штабе, были Вернер фон Бломберг (позднее военный министр), полковник Фрейхер фон Фрич (позднее главнокомандующий сухопутными войсками), полковник Вальтер фон Браухич (то же) и полковник Вильгельм Кейтель (впоследствии глава верховного командования у Гитлера).

Требования к вербовке на 12– и 25-летнюю службу (для офицеров и рядового состава соответственно) означали, что армия до 1932 года не могла даже начать формирование обученного резерва, а если и могла, то только солдатами в возрасте свыше 30 лет и офицерами — свыше 43. Однако рейхсверу обманным путем удалось быстро сформировать небольшой резерв путем привлечения на короткий срок определенного количества новобранцев в так называемые Zeitfreiwillige.

Скрытное расширение коснулось и полиции. Ее силы очень быстро превысили уровень 150 тыс. человек, который был определен союзниками. Полиция ввела также полувоенное обучение и сформировала обученный резерв, взяв на вооружение опыт рейхсверовской политики вербовки на 12 лет, хотя по условиям договора служба в полиции должна быть пожизненной. Более того, удалось скрытно сосредоточить в казармах 25 тыс. человек, которые фактически были готовыми к действиям подразделениями легкой пехоты. Союзники были осведомлены обо всех этих мерах и выражали на переговорах свое вялое, формальное недовольство. Видя это, правительство Германии выигрывало и здесь хитростью — путем затягивания переговоров.

Рейхсверу было разрешено иметь разведку, и Версальский договор открыто не запрещал ее. Вслед за общей демобилизацией разведотдел был сокращен до разведывательной группы. Полковник Николаи, ее руководитель, был отправлен на пенсию, и в 1919 году его сменил ветеран разведки майор Фридрих Гемпп. После Версальского договора разведгруппа Гемппа вслед за генеральным штабом (в форме Канцелярии войск) была также тщательно скрыта под другой вывеской. Для введения союзников в заблуждение она стала называться Abwebra bteilung (отдел обороны) или, короче, абвер.

В крохотном абвере Гемппа служило только четыре офицера. Вначале он вел разведку в России и Польше, затем продолжил развивать шпионскую сеть против предполагаемых главных противников Германии — Франции и России.

Хотя Версальский договор разрешал отрядам связи рейхсвера иметь подразделения радиоперехвата, Контрольная комиссия запретила проводить какую-либо криптоаналитическую работу. Тем не менее в начале 1919 года 24-летний лейтенант Эрих Бушенхаген, работавший во время Первой мировой войны в службе радиоперехвата, по собственной инициативе скрытно образовал небольшое разведывательное подразделение радиоперехвата. Свое подразделение он назвал «добровольная служба оценки» (Volonteer Evaluation Office) и спокойно разместил его на Фридрихштрассе. Вначале оно занималось переводом незашифрованных текстов, перехваченных из французских, английских, американских и русских источников, а также сообщений прессы и радио. Но к маю, после того как Бушенхаген набрал несколько первых криптологов, подразделение предоставило руководству несколько расшифрованных сведений о России. В феврале 1920 года его подразделение из 12 человек вошло в абвер как Центр шифрования, скрытно переехав в здание штаб-квартиры армии на Бендельштрассе. Затем, чтобы вовремя избежать проверки инспекторов Контрольной комиссии, Центр шифрования вновь скрытно переехал теперь уже в близлежайший Грюнвальд. Для введения в заблуждение «любопытных» здесь он разместился под вывеской «Группа газетного перевода и изучения».

В 1921 году рейхсвер отдал секретный приказ о расширении деятельности службы перехвата и возложил выполнение этой задачи на Центр шифрования. К концу 1925 года Центр был тайно расширен до 32 человек и 20 радистов, обслуживающих шесть постов радиоперехвата и четыре приемных устройства, которые работали круглосуточно.

Рейхсверу, кроме того, удалось сохранить часть солдат путем тайного оснащения и финансирования нескольких частных охранных структур, появившихся в большом количестве в политически неспокойные времена при сокращении армии. Эти группы были легко вооружены, но тем не менее они были солдатами. Сект не делал различия между «охранниками» и «солдатами рейхсвера».

Тайная переброска большого количества оружия, снаряжения и боеприпасов из рейхсвера полувоенным формированиям стала возможной из-за длительного, 15-месячного разрыва между тем временем, когда был объявлен 100-тысячный лимит для армии по Версальскому договору, и окончательной датой его выполнения. Верховный совет союзников намеревался предоставить рейхсверу только три месяца (до лета 1919 года) для сокращения войск до 100 тыс. человек и ликвидации излишнего вооружения и военного имущества, но немецкая сторона во время переговоров пошла на хитрость, заявив, что такая поспешность чревата гражданской войной, в которой безоружная Веймарская республика может быть легко уничтожена.

Военная делегация Великобритании согласилась с этим доводом и убедила в этом неуступчивую Францию. Поэтому в окончательном варианте Версальского договора рейхсверу было разрешено проводить демобилизацию постепенно, сохраняя 200-тысячный состав до 10 апреля 1920 года (ст. 163), т.е. еще три месяца после вступления Договора в силу. Однако эта статья противоречила другой (ст. 160), устанавливающей день 31 марта 1920 года окончательной датой сокращения рейхсвером своих войск до порога 100 тыс. человек. Для разрешения этой дилеммы Верховный совет 19 февраля 1920 года продлил окончательный срок до 19 апреля для 200-тысячного порога и до 10 июля — для 100-тысячного. Результат всех этих трюков устраивал немцев — ожидаемый срок сокращения армии до 100 тыс. человек (лето 1920 года) был отложен до следующего лета. Рейхсвер незамедлительно воспользовался предоставленной возможностью для скрытной переброски вооружения в полувоенные формирования.

Союзники отказали в просьбе Германии сохранить единственную действующую авиаэскадрилию и восемь аэродромов и потребовали расформировать семь полицейских патрульных авиаэскадрилий, созданных в землях в 1919 году.

Кайзеровский «летающий корпус» был «распущен» в 1920 году по мнимо строгому приказу генерала фон Секта, но Сект никогда и не думал его распускать, он только надежно скрыл корпус, спрятал до того времени, которое будет безопасно и благоприятно для ею возрождения.

Во-первых, для этого необходимо было сохранить резерв подготовленных пилотов, экипажей и наземных служб. Сам рейхсвер внутри себя укрыл 120 бывших армейских и 20 военно-морских офицеров-пилотов. Вторым актом этого грязного дела было сохранение жизнеспособной авиапромышленности, а также продолжение ею военных научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ.

Сект предусмотрел и это: в его секретный генеральный штаб входил и штаб авиации (под видом армейской командной инспекции школ вооружения). Его возглавлял капитан (впоследствии генерал) Гельмут Вильберг, тот самый офицер авиации, который разработал приказ Секта о роспуске «летающего корпуса».

Мораторий на производство самолетов и указания Контрольной комиссий предусматривали закрытие 35 немецких самолетостроительных компаний и 20 заводов по производству авиадвигателей. После отмены моратория в 1921 году в Германии оставалось только четыре авиакомпании: «Юнкерс», «Хейнкель», «Альбатрос» и «Дорнье». В 1922 году доктор Адольф Рорбах в Берлине открыл частный банк для правительственных субсидий. Филиал этого банка разместился в Копенгагене специально для того, чтобы обойти Контрольную комиссию в области финансирования авиастроения.

Немецкие авиапромышленники и авиаконструкторы с одобрением восприняли секретные приказы рейхсвера, рассматривая их как результат битвы умов, а также как разрешение на получение прибылей. Одним из них был Адольф Рорбах, другим — Эрнст Хейнкель. Так, Хейнкель позже вспоминал, что, выполняя в 1923 году приказ о создании своего первого военного самолета, он был вовлечен «в чрезвычайно рискованную хитрую игру в прятки с Контрольной комиссией союзников... Я вынужден признать, что это была игра, предназначенная в большей степени для человека, которому дано было право на хитрость и риск». Для тайной разработки нового разведывательного самолета НД-17 и его более поздних военных прототипов Хейнкель арендовал мастерские за пределами своего завода в Варнемюнде. Инспекторы Контрольной комиссии союзников обнаружили этот ангар, но он был всегда пустым, так как за несколько часов до каждой инспекции все самолеты и части грузили на грузовики и отвозили в потайные места, находящиеся в степи или среди ближайших песчаных дюн.

Во время франко-германского кризиса в Руре в 1923 году немецкое правительство всерьез рассматривало возможность военного отпора грозящей Франции, оккупацией Рура. Поэтому секретный штаб авиации рейхсвера отдал секретный приказ о подготовке сотни боевых самолетов с прогерманской авиафирмы Фоккера в Голландии. Но к тому времени, когда они были готовы для доставки, кризис прошел. Фоккер продал половину этих самолетов Румынии, а другие 50 самолетов в 1925 году были отправлены на секретную немецкую военно-воздушную базу.

Рурский кризис натолкнул военно-морское управление министерства обороны на мысль заказать 10 самолетов морской авиации для флота. Детали самолетов были скрытно спроектированы и сделаны на заводе Хейнкеля в Варнемюнде, затем скрытно же отправлены в Швецию для сборки. Там же на них были установлены двигатели английского производства «Игл-IX». Самолеты Хе-1 были испытаны в полете, причем с опознавательными знаками Швеции. Затем их упаковали в большие ящики и доставили в портовую складскую фирму в Стокгольме, владельцем которой являлся бывший командующий немецким флотом Бюкер. Круг замкнулся. Между тем хитрость становилась или уже была межгосударственной...

В начале 1926 года в Германии появились немецкие коммерческие авиалинии, которые монопольно контролировались государственной компанией «Люфтганза». С подсказки Секта рейхсвер скрытно начал подключаться к делам компании, имея в виду военную сторону дела. Военный пилот Эрхард Милх стал управляющим директором компании, работая в тесном контакте с рейхсвером. Вскоре он сформировал небольшой отряд военных летчиков, а также включил в общую программу обучения пилотов «Люфтганзы» военную подготовку.

Самые строгие ограничения в положениях Версальского договора в отношении самолетов были пересмотрены в Парижском пакте 1926 года. Сохраняя абсолютный запрет на военную авиацию, он все же разрешал немецкой авиапромышленности строить под строгим контролем ограниченное количество «самолетов, соответствующих авиационным представлениям о существующих типах боевых самолетов», используемых исключительно для авиационных соревнований и установления рекордов. Несомненно, это развязывало руки рейхсверу, так как пакт позволял открыто разрабатывать, строить и испытывать самые современные самолеты. Естественно, необходимо было тщательно скрывать очевидные разработки в военных целях и признаки предполагаемого военного использования самолетов, что и делалось тщательным образом.

Хитрость давала свои плоды. Мессершмитт построил свой «спортивный моноплан» Bf108, который стал непосредственным предшественником самолета Второй мировой войны Bf-109. Юнкерс построил и продал большое количество своих трехмоторных самолетов Ю-52, который в действительности задумывался как бомбардировщик, но стал транспортным самолетом. Хейнкель представил свой скоростной и изящный Хе-70 как четырехместный «почтовый самолет», хотя проектировался он как двухместный разведывательно-штурмовой самолет, предшественник среднего бомбардировщика Хе-111.

По парижскому пакту рейхсверу и флоту уже разрешалось иметь по нескольку офицеров, обладающих летными навыками, для службы в качестве летчиков. Министерство обороны незамедлительно воспользовалось предоставленной возможностью, чтобы увеличить штаты авиации путем создания спортивных клубов и «гражданских» летных школ.

Преднамеренное ослабление ограничений в 1926 году на коммерческие и спортивные самолеты имело важный «побочный эффект» — у немцев появилась возможность открыто обучать большое количество пилотов.

Азы летного дела стали постигать большое количество молодых людей, которые объединялись, вступая в планерные клубы, и заканчивали появляющиеся гражданские летные школы. По меньшей мере, шесть из этих школ являлись военными учебными центрами, руководимыми рейхсвером. Все обученные пилоты и слушатели были затем объединены в так называемые общественные или рекламные эскадрильи, которые на деле оказывали помощь на учениях рейхсвера, давая целеуказания, ведя разведку и поддерживая связь. Эти рекламные эскадрильи стали по сути первыми подразделениями новых военно-воздушных сил Германии. К 1933 году рейхсвер имел в своем распоряжении уже около 550 полностью подготовленных летчиков, готовых к руководству воздушными штабами и регулярными формированиями, которые вскоре были образованы. Что это было со стороны союзников — беспечность или своего рода хитрость с далеко идущими последствиями?.. Судить читателю.

Флоту также удалось обойти, хотя и в меньшем объеме, запреты Версальского договора. Флот намного расширил лимит в 15 тыс. моряков и скрытно сформировал резерв, призвав на короткий срок добровольцев и придав военно-морским организациям для скрытности вид «гражданских». Он также создал секретные арсеналы и использовал запрещенное оружие. Обход положений договора заключался сначала в одурачивании законодателей во время ежегодной борьбы в рейхстаге по поводу бюджета для флота. Применяемые уловки были самыми разнообразными, вплоть до повышения цен на все виды оборудования. Такой обман был возможен только в результате сговора веймарских канцлеров, министров обороны и ключевых правительственных чиновников. Появившиеся «финансовые излишки» были затем использованы для финансирования многочисленных незаконных военно-морских проектов.

Голландия была главной базой для тайной разработки немецкой подводной лодки типа «U» в начале 20-х годов. Работы секретно осуществлялись на вспомогательной крупповской верфи «l.v.S.» в Гааге и проводились совместно с Крупном, фон Сектом и адмиралом Бенком, командующим немецким флотом. В начале Крупп тайно направил в Голландию 30 морских конструкторов и инженеров в сопровождении двух немецких офицеров. Затем, для того чтобы начать производство лодок, «l.v.S.» продало чертежи подводных лодок Японии, Испании, Финляндии, Турции и самой Голландии. Кроме того, несколько военно-морских офицеров и инженеров скрытно через Гаагу отправились в эти страны для наблюдения за строительством. В Финляндии тайно началось строительство лодок — прототипов немецких 250-тонных субмарин (от U-1 до U-24), которые потом широко использовались во время Второй мировой войны. Одновременно «l.v.S.» вступила в секретные переговоры с испанским диктатором Примо де Риверой о строительстве в Кадисе 470-тонной подводной лодки, ставшей прототипом «флагманских» лодок U-25 и U-26. Кроме того, Испания, Турция и Финляндия, нарушая Версальский договор, разрешили немецким командирам и экипажам проводить ходовые морские испытания. Это, как было признано позднее, позволило «обучить скрытно военно-морской немецкий персонал без дипломатических осложнений для рейха».

Работы на верфях Финляндии, Голландии и Испании имели большее значение для будущего подводного флота Германии. К 1934 году построенные корпуса и части не менее чем 12 подводных лодок типа U были скрытно переправлены на немецкую военно-морскую базу в Киле, ожидая только приказа о начале сборки.

Флоту, кроме того, удалось приобрести 6 боевых морских самолетов FF-49. Для введения общественности в заблуждение они содержались и обслуживались частной авиационной транспортной компанией «Аэро Лойд» (впоследствии «Север») в Киле и Нодерни и тайно использовались флотом для учебных стрельб, учений по маскировке, буксирования целей и обучения летчиков. Последние из этих старых самолетов оставались на вооружении до 1934 года. Несколько бывших летчиков морской авиации — участников Первой мировой войны, которые все еще служили на флоте, начиная с 1924 года, получили возможность пройти курс переподготовки в обстановке строжайшей секретности в авиаспортивной компании в Варнемюнде.

Версальский договор (ст. 171) запрещал иметь танки и бронетранспортеры (за исключением тех, что использовались полицией). Поэтому рейхсвер хитрил и для введения в заблуждение общественности использовал на маневрах макеты танков, к большому удивлению зарубежной прессы, которая давала фотографии и описания этих картонных и брезентовых муляжей. Но реальность была менее комичной, так как рейхсвер и немецкая промышленность все это время были заняты скрытной разработкой и строительством танков и бронетранспортеров. Небольшое количество последних, которое разрешалось иметь немецкой полиции, было нескольких типов, но все одинаковой (устаревшей) конструкции. Затем Булонское соглашение от 23 июля 1920 года разрешило полиции увеличить количество бронетранспортеров до 150 единиц, а рейхсверу иметь 105 бронетранспортеров — по 15 единиц для каждого моторизованного транспортного батальона, приписанного к каждой из 7 дивизий. Разработка машин должна была одобряться Контрольной комиссией, а производство — подвергаться ее инспекции. Это означало, что старые модели бронетранспортеров можно было заменять новыми. Ну а в политическом отношении немцы фактически обманывали Контрольную комиссию вплоть до ее ликвидации в начале 1927 года.

Сект был приверженцем мобильных формирований, но отдавал предпочтение кавалерии, а не бронесилам для достижения этой мобильности. Однако по его указанию еще в 1919 году канцелярия войск скрытно организовала небольшой специальный отдел для изучения бронетанковой техники и вооружения. К 1921 году инспекция моторизованных войск, выросшая из этого спецотряда, уже управляла всеми моторизованными частями, включая тайно созданные танковые силы.

Результатом инициативной работы, скрытно проделанной Джозефом Вольмером, единственным немецким конструктором и изготовителем танков во время Второй мировой войны, а также конструкторами Круппа, явилось то, что современный танк был разработан, как писал позднее в своих мемуарах Крупп, уже в 1926 году. В том же году немецкий инженер по имени Книпкамп начал работать в Heereswaffenamt с целью координации деятельности различных промышленных фирм, занимающихся секретными опытно-конструкторскими разработками бронесил.

Эти разработки позволили вскоре приступить к производству нового танка, полевые испытания которого проводились в России, в обстановке строгой секретности. Полигоном был избран танковый центр под Казанью. Немецкие техники постоянно находились в Казани начиная с 1927 года. Там, на различной местности и в разнообразных погодных условиях, было испытано несколько моделей танков и бронетранспортеров.

В 1926 году немецкой промышленности были отданы секретные распоряжения о производстве прототипа танка и бронетранспортера. Для введения мировой общественности и разведок в заблуждение Форд и Оппель были исключены как потенциальные производители, так как считалось, что их американские филиалы, находящиеся в Германии, делают их слишком открытыми для выполнения столь деликатного предприятия. К производству танков подошли серьезным образом, и скоро многие из созданных и произведенных образцов были скрытно переправлены в Казань для секретных испытаний.

Первым был Даймлер-Бенц в 1927 году со своим так называемым «тяжелым трактором-1». Под названием сельскохозяйственной машины скрывался тяжелый танк. Разработанный Фердинандом Поршем, танк имел башню с 75-мм орудием. Следующими были «Рейнметалл» и «Крупп» в 1928 году со своими «легкими тракторами» VK-31 весом 9,5 т, с 37-мм пушкой и башней шведского типа.

В этот же период были скрытно созданы и испытаны несколько моделей бронетранспортеров. «Даймлер-Бенц Бюссинг» и «Магирус» появились впервые на полигоне в 1927 году, «Маффей» — в следующем году, БМВ — в 1929 году (Крупп не участвовал в этих работах до 1936 года). Швеция и ее армия скрытно сотрудничали с немецким секретным генеральным штабом по всем вопросам разработки и производства танков, так же как и по разработке самолетов.

После того как Швеция доказала, что может быть надежным и безопасным партнером для немецкого перевооружения, Крупп приобрел здесь вторую подставную компанию в дополнение к своему филиалу по производству пушек «Бофорс». Новый крупповский филиал был старой машиностроительной фирмой А. Б. Ландсверка, расположенной в Ландскроне (на юге Швеции). Там же Крупп в 1929 году выпустил свой первый опытный танк. А его первый серийный танк, легкий L-10 весом 11,5 т и 27-мм пушкой, был произведен в 1931 году и поступил на вооружение шведской армии в 1934-м. Сам Ландсверк также выпустил новый танк и несколько моделей бронетранспортеров, и стал превосходить всю шведскую танковую промышленность. Эти модели танков и бронетранспортеров имели характеристики, которые позднее появились в танках Германии — явное доказательство тайного немецко-шведского сотрудничества.

Часть Контрольной комиссии прекратила свое так называемое «длительное наблюдение» за работами Круппа в марте 1926 года, и тогда же окончательно покинула Эссен. Министерство иностранных дел Германии все настойчивее требовало прекращения работы Комиссии на всей территории страны. Накануне переговоров по этому вопросу оно устроило роскошный прием для французского и английского министров иностранных дел Аристида Бриана и Остина Чемберлена. Оба они высоко оценили оказанное им внимание.

Хотя они вначале делали вид, что раздражены сообщениями разведки и военных советников о нарушении Германией многих положений договора о разоружении, однако Бриан заявил, что «он не намерен проявлять беспокойство по поводу таких незначительных деталей», а будет обращать внимание только на «большие проблемы». Министерство иностранных дел Германии намеренно затягивало эти переговоры — «для того чтобы добиться как можно больших уступок». Эта хитрость удалась. Стратегия затягивания увенчалась успехом! 11 сентября Бриан и Чемберлен приняли решение полностью прекратить деятельность Контрольной комиссии в следующем месяце, несмотря на доклады их послов о том, что Германия не выполняет обязательств по разоружению. Что это было? Чьи инструкции выполняли Бриан и Чемберлен? Конечно же, своих правительств и лидеров государств.

31 января 1927 года, как и было запланировано, международная военная Контрольная комиссия покинула Германию. Для введения мировой общественности в заблуждение в демонстративно подробном докладе комиссии делался вывод о том, что «Германия не разоружилась и никогда не имела намерений к разоружению и что в течение семи лет делала все возможное, чтобы ввести в заблуждение и помешать комиссии, назначенной для осуществления контроля за ее разоружением». Естественно, этот доклад был намеренно проигнорирован и забыт. Почему? Это станет понятным позже.

Союзники иногда сами демонстрировали то, что им удалось обнаружить уловки немцев. В мае 1921 года, спустя 14 месяцев после того, как Крупп сделал первые шаги к тайному производству вооружения, офицеры американской разведки в результате изучения патентов фирмы пришли к выводу, что 26 из них предназначаются для производства средств управления артиллерией, 18 — для электрических аппаратов управления огнем, 9 — для взрывателей и снарядов, 17 — для полевой артиллерии и 14 — для тяжелых железнодорожных пушек. Несмотря на то что об этом было доложено министру обороны США и сообщено прессе, на эти вопиющие факты как бы не обратили внимания. Их просто обошли молчанием. Вот и ответ на те вопросы, которые задавались выше.

Если членам Контрольной комиссии иногда и удавалось отыскать свидетельства нарушения немецкой промышленностью условий Версальского договора, то иностранным журналистам — никогда. Густав Крупп объяснил это следующим образом: иностранные корреспонденты «вводились в заблуждение» одним специально подготовленным человеком. Если бы они собрали свои индивидуальные скудные источники, то могли бы обратить внимание на некоторые подозрительные моменты. Например, им демонстрировали на заводах различные крупные части, но никогда не показывали определенных деталей. Более того, те, кто приносил с собой камеры, впоследствии обнаруживали, что их пленки засвечены. Хитрость заключалась в том, что после посещения какого-либо завода Круппа журналистов любезно приглашали на обед. Он устраивался в столовой, где было сделано все, чтобы поразить журналистов сердечностью приема. Но пока журналисты обедали, отснятая пленка в их фото — и кинокамерах засвечивалась. Люди из службы безопасности Круппа предпринимали эти экстраординарные меры предосторожности из-за опасения, что фотографии или кинокадры могли случайно содержать чертежи, что-то такое, из чего эксперты могли бы понять их действительное предназначение. Опасений, что посетители увидят нечто, что могло их привести в замешательство, не было. Все посещения планировались так, чтобы избежать подобного.

Контрольная комиссия пользовалась правом инспекции, включая внезапные инспекции, а также располагала квалифицированным персоналом для проведения этой работы. Однако абвер (а также люди из службы безопасности Круппа) внедрились в Контрольную комиссию и довольно оперативно информировали о необъявленных инспекциях, так что компрометирующие материалы и бумаги, как правило, успевали спрятать. Очень редко немецкой контрразведке не удавалось предупредить о неожиданных инспекциях. Однажды, например, инспекторы Контрольной комиссии нанесли по-настоящему внезапный визит на авиазавод Рорбаха. Будучи не в состоянии убрать экспериментальный трехмоторный «транспорт» (т.е. бомбардировщик) «Роланд», на котором были установлены пулеметы на дополнительных контейнерах под двигателями, рабочие успели лишь выкатить его в центр ангара и прикрыть пыльными чехлами, досками, лестницами и различными деталями так, что он выглядел грудой ненужного оборудования. Конечно же, инспекторы прошли мимо, не обратив на него внимания.

Кое-что из этих разоблачений многочисленных нарушений Версальского договора все же появилось в печати. Серьезной попыткой предупредить британскую общественность об угрозе немецкого перевооружения была большая статья (опубликованная с официального разрешения) бригадного генерала Моргана в конце 1924 года, сразу же после его отставки из Контрольной комиссии. Но ее проигнорировали.

Некоторые инспекторы Контрольной комиссии были не более чем временными, неквалифицированными служащими, а некоторые из англичан проявили лояльность к немцам и всячески поддерживали перевооружение Германии в качестве противовеса Франции и России. Так, один из отъезжающих английских высших военно-морских инспекторов командор Феншоу заявил лейтенанту Ренкену, своему немецкому партнеру: «Настало время расставаться, мы оба, вы и я, рады, что мы уезжаем. Ваша задача была не из приятных, точно так же как и моя. Я хочу указать на один момент. Вы не должны были чувствовать, что мы верим всему тому, что вы говорили нам. Ни одно из слов, сказанных вами, не было правдивым, но вы так давали информацию, что нам ничего не оставалось, как верить вам. Я хочу вас поблагодарить за это».

Удалась ли инспекция по вооружениям? Остались ли незамеченными Контрольной комиссией многочисленные нарушения? Конечно же, нет. Мемуары бригадного генерала Моргана, в течение четырех лет работавшего в комиссии, свидетельствуют, что многое было замечено, по крайней мере, некоторыми членами комиссии. Французская военная разведка также неоднократно сообщала о многих нарушениях, впрочем, как и английская, в частности из Голландии. Военный атташе в этой стране А. К. Темперли сумел по кускам собрать общую картину нарушений Версальского договора во время своего четырехлетнего пребывания (1920–1925) на пункте перехвата в Гааге.

Потворство не может быть отнесено на счет Контрольной комиссии, еще меньше — на счет разведывательных служб, а, скорее всего, объясняется хитростью со стороны союзных правительств, стоящих за комиссией, которым было выгодно все то, что делалось в Германии. Уинстон Черчилль позднее прокомментировал это так: «Сильное давление отвергалось, пока нарушения оставались незначительными, и его пытались избежать, когда они приобретали серьезные пропорции».

Лауреат Нобелевской премии Филипп Ноэль-Бейкер, описывая этот период, пришел к выводу, что «не система инспекций потерпела неудачу в Германии, а просто после 1925 года их работа преднамеренно никем не управлялась».

Скрытное перевооружение (1927–1935). Международная Контрольная комиссия покинула Германию в начале 1927 года, а конференция послов направила свой последний доклад в Совет Лиги Наций 22 июля. В дальнейшем Совет Лиги стал единственным органом, уполномоченным наводить справки о германском разоружении.

Однако Лига Наций могла только наводить справки и подавать жалобы; немцы хитрили и легко затягивали решение любых вопросов при помощи длительных дискуссий и переговоров. Без инспекторов Контрольной комиссии Лига была слепа, а без поддержки просто беспомощна.

Прекращение работы Контрольной комиссии не означало, однако, что Германия немедленно начала перевооружение. Политический климат еще не благоприятствовал этому. Это только означало, что, осуществляя разработки, испытания и обучение, можно было обходиться и без особой скрытности. Преднамеренно отказавшись от своих прав на проведение инспекций и проверок, союзники таким образом ограничивались информацией от своих разведывательных служб и разведывательных сетей, существовавших в межвоенный период. Немецкая контрразведка и служба безопасности могли легко справляться с ними, дезинформация — разумная смесь официальной лжи и тонких россказней — обычно была достаточной для введения в заблуждение иностранной прессы и дипломатического корпуса.

Крупп в этот момент переживал период так называемого «черного производства». На его предприятиях увеличивалось производство автоматических пушек, торпедных аппаратов, перископов, бронированного листа, средств дистанционного контроля корабельных пушек и простых ракет. С чертежной доски сошел прототип знаменитой 88-мм пушки АА-АТ. В мемуарах говорится о том, что «из всех пушек, которые использовались в 1935–1945 годах, наиболее важные были полностью разработаны в 1933 году». То же самое было и с танками, которые были разработаны в 1926-м, а начали производить в 1928 году. Артиллерийские испытательные полигоны стали загружаться с 1929 года. А Крупп приобрел 15000-тонный пресс, пригодный только для производства гигантских орудий. Все шло словно по разработанному кем-то плану. Кому-то все это было выгодно.

30 января 1933 года президент Гинденбург назначил Адольфа Гитлера канцлером Германии. Кто такой Гитлер, откуда он взялся, кто его готовил, финансировал и поддерживал, а также хитросплетения, которые привели его к власти, не являются предметом исследования в данном труде. Взгляды Гитлера относительно мести за так называемый «Версальский диктат» были хорошо известны его ближайшему окружению. Тихое устное согласие пришло на смену скандальным контрактам между правительственными чиновниками и компаниями, производящими вооружения. В ожидании огромных заказов увеличивалось производство стали, быстро возрастало накопление стратегических металлов, включая импорт бразильской цирконовой руды, используемой только для производства орудийной стали.

К тому времени отношения между Германией и Россией резко ухудшились. Это стимулировалось западной политикой. Экспериментальные военно-воздушные и учебные базы в России закрывались. Муссолини же пригласил немецких летчиков обучаться в составе ВВС Италии, в то время самых крупных в мире, наиболее современных и эффективных.

Как мы помним, первая группа отборных пилотов уже работала в «Люфтганзе». В 1933 году они скрытно перебрались в Италию, выдавая себя за солдат из Южного Тироля, и были доставлены на несколько аэродромов итальянских ВВС. Там они ходили в итальянской форме и были зарегистрированы как курсанты военной авиации.

Обучение было интенсивным и включало в себя штурмовые удары, операции поддержки, проводимые совместно с итальянской армией. По окончании курса, полгода спустя, осенью 1933 года, асы, получившие прекрасную подготовку, вернулись в Германию в качестве коммерческих летчиков «Люфтганзы». В начале 1933 года все они были занесены в кадровый список ВВС, а год спустя большинство из них зачислены офицерами в люфтваффе. В то же самое время в Германии интенсивно создавались военно-воздушные базы.

Всеобщая воинская повинность в стране была запрещена Версальским договором, однако в нем ничего не говорилось о национально-трудовой повинности, поскольку таковой просто не существовало. Можно было хитрить, и в 1934 году Гитлер ввел национальную трудовую повинность, сделал обязательным 6-месячное нахождение всех 18-летних мужчин в этой массовой национальной организации с жесткой дисциплиной, строевой подготовкой с лопатами в руках вместо ружей. Армейский резерв был также запрещен, однако в июле 1933 года Гитлер поручил рейхсверу взять под военную юрисдикцию общественную полувоенную организацию «Сталхелм» и нацистские организации СА и СС. По существу, рейхсвер начал открыто обучать 250 тыс. членов СА в качестве армейского резерва.

В апреле 1933 года воздушно-транспортная комиссия рейха была преобразована в министерство воздушного транспорта, а Герман Геринг назначен министром воздушного транспорта. Внешне это была чисто гражданская должность, однако армия начала передавать ему свои секретные авиационные части.

Парижский воздушный пакт (1926) ослабил положения Версальского договора, разрешив Германии иметь подразделения «воздушной полиции» и противовоздушной обороны. Геринг воспользовался этим для создания Союза ПВО Германии, который позволял ему контролировать зенитную артиллерию и гражданскую оборону.

Гитлер хотел еще большей лжи, которая усилила бы общественную поддержку его планов перевооружения и одновременно служила бы оправданием перед миром в том, что Германия нуждается в увеличении вооружений, хотя и «оборонительных», для своей защиты. Геринг внушал ему мысль о невозможности защитить Германию без авиации. Геббельс, министр пропаганды, пошел еще дальше, сочинив подходящую «большую ложь» — воздушный эквивалент гитлеровского пожара рейхстага.

24 июня 1934 года официальная нацистская газета «Фолькишер биобахер» вышла с заголовком «Иностранные самолеты над Берлином». Передовая статья, занимавшая всю страницу, рассказывала драматическую сказку о том, как накануне несколько неопознанных иностранных бомбардировщиков нарушили воздушное пространство Германии, долетели до Берлина, сбрасывали над городом оскорбительные листовки, а затем улетели на восток. Подразумевалось, что самолеты принадлежали Советской России. Статья указывала на то, что перехват был невозможен, так как у воздушной полиции нет самолетов. Геринг, демонстрируя невинность, обратился с жалобой в английское посольство по поводу беззащитности Германии против воздушных полетов и попросил, чтобы Великобритания предоставила ей экспортные лицензии на двигатели для небольшого количества «полицейских самолетов». Великобритания как будто ждала этой просьбы. В результате «Амстронг-Сидли» поставил свыше 85 двигателей из Англии. К началу 1934 года секретные военно-воздушные силы Германии имели в своем составе 44 подразделения и базировались на 42 аэродромах по всей стране. Для введения в заблуждение общественности все они имели гражданские названия.

В январе 1934 года Гитлер удивил весь мир, демонстративно подписав с Польшей 10-летний пакт о ненападении. Секретное положение этого пакта обязывало каждую сторону не заниматься шпионажем на территории друг друга. Руководитель абвера Патциг, собрав руководящий состав своего управления для оценки этого секретного положения, сказал в заключение: «В нем ничего не сказано о том, что мы свертываем свою работу». Поэтому полеты над Польшей разведывательных самолетов продолжались незамеченными до октября 1934 года. А вскоре в абвере было создано небольшое авиационное подразделение воздушной разведки в составе 5 самолетов, скрытое под вывеской «Экспериментальный пункт высотных полетов». Вскоре его перебросили из Киль-Холтенау в Берлин-Штаакен. Поскольку экипажи самолетов имели огромный опыт полетов над Польшей, им было указано направить объективы своих камер на потенциальные цели люфтваффе. К концу 1934 года они начали аэрофотосъемку Советского Союза, долетая на своих самолетах до Кронштадта, Ленинграда, Пскова и Минска. Чтобы ввести общественность в заблуждение относительно главного направления разведывательной деятельности, проводилось демонстративное авиафотографирование укрепленных пограничных районов Франции и Чехословакии.

Вооруженным силам была предоставлена полная самостоятельность. Вермахту и ВМС было предложено составить свои собственные бюджеты, а правительство брало на себя всю ответственность за финансирование. Был размещен заказ на строительство шести подводных лодок. Конструкторы и мастера, работавшие на голландских вервях, возвратились домой. Были испытаны скорострельные гаубицы, началось производство бронированного листа, орудий главного калибра для боевых кораблей, которые уже были заложены.

4 апреля 1934 года Гитлер отдал секретный приказ о перевооружении и создал Центральное бюро по перевооружению Германии, которое координировало эту деятельность. Это сильно упрочило его связи с немецкими промышленниками. Скрытность и введение в заблуждение оставались требованием дня. Под фанфары геббельсовской дезинформации и пропаганды по поводу программы общественных работ Гитлера стоимостью 5,4 млрд марок 21 млрд марок, выделяемых на вооружение, остались незамеченными.

Эти огромный деньги умело скрывались при помощи тщательно разработанной финансовой хитрости, придуманной министром экономики Гальмаром Шахтом. Основным трюком «старого колдуна», как его называли, была выдача промышленникам специальных расписок, которые принимались в Берлине подставной корпорацией «Металлургише Форшунгсгенсельшафт», представляющей четыре частных концерна и два министерства, которые, в свою очередь, поддерживались государственной казной. Так как центральный банк со временем переучитывал все долговые расписки, выплаты кредиторам производились без единой марки, которая бы перечислялась на счет. Начиная с 1934-го и до 1937 года шахтовские долговые расписки составили 12 млрд марок, что составило от 33 до 38% всех военных расходов в тот решающий период.

В это же время Гитлер разместил у Круппа заказ на производство первой сотни новых легких танков, которые должны были быть готовы к марту 1934 года, и еще на 650 в следующем году. Немецкие инженеры и мастера, спокойно работавшие у Ландсверка в Швеции, были отозваны и обратно перевезены в Германию. На свет были вытащены спрятанные чертежи, крупповская линия сборки грузовиков в Краве была переоборудована, и там началось производство танков. К октябрю 1935 года были сформированы 3 танковые дивизии, о чем незамедлительно сообщили агенты военных разведок. Отозвав из Германии своих военных инспекторов в начале 1927 года, союзники сами преднамеренно закрыли свой лучший источник информации о немецких военных приготовлениях. Корпус иностранной прессы с трудом можно было назвать образцом агрессивного, разведывательного журнализма. Международный деловой мир давал мало информации, так как военная промышленность Германии ограничивала своих зарубежных партнеров предупреждениями при контактах с компаниями, находящимися под немецким контролем (как в Голландии и Швеции), или с теми, которые получали выгоду от продолжительной секретности (как в Испании, Финляндии и Италии). Утечки и общественные разоблачения в рейхстаге также отсутствовали. А рейхсвер, его партнеры в промышленности и правительстве заранее предусмотрели меры секретности, имея опыт с начала 20-х годов.

Союзники и другие заинтересованные правительства по существу имели только два источника информации о германском оружии: немецкие официальные заявления и свои собственные разведслужбы. Но, как указывают руководители государств, их разведывательные организации межвоенного периода были немногочисленными и малофинансируемыми. Французы утверждают, однако, что располагали самой лучшей разведкой и ее деятельность была нацелена на Германию. Британские разведслужбы были достаточно высокопрофессиональными, но их агентов было очень мало на территории Германии. Американцы же утверждают, что получали информацию только от военных атташе и дипломатов, которым, за редким исключением, недоставало разведывательной подготовки. Поляки имели в своем распоряжении централизованную разведывательную службу (первую в мире), но ее деятельность была направлена на Россию и только потом на Германию. Чешская военная разведка насчитывала только 20 человек, ее бюджет составлял 120 тыс. долларов в год, и она не вела постоянной разведывательной деятельности в Германии. В силу этого в наши дни утверждается, что, мол, даже когда возникали подозрения в отношении деятельности Германии (в результате слухов, докладов или утечки информации), то различные разведывательные и шпионские службы в редких случаях могли начать интенсивные поиски, необходимые для подтверждения этих подозрений. Тем более что политические силы, которые они представляли, не очень-то были в этом заинтересованы.

С уходом инспекции союзников (и прекращением их внезапных проверок) немцам уже не было необходимости работать под глубоким прикрытием и прятать планы и документы. Грифа «секретно», проставлявшегося на бумагах, обычно было достаточно, чтобы уберечь их от любопытных глаз. Например, после 1932 года министерство обороны рейха прекратило публиковать списки офицеров, находящихся на военной службе. В отличие от англичан, французов и американцев немцы стали рассматривать эти списки как секретную информацию. И это было с их стороны оправданно, так как в этих списках содержалось два факта, которые немцы хотели скрыть: первый — что были превышены, хотя и не намного, лимиты, установленные для офицеров (4 тыс. — рейхсвер, 1,5 тыс. — флот); второй — что быстро растет количество офицеров, получивших летную подготовку.

Говорят, что французская военная разведка пыталась проверить точность этой информации, однако ей не удалось это сделать из-за отсутствия списка офицеров.

Однако иногда выпадали и удачи. Например, французское Второе бюро в результате внимательного изучения бюджетов немецкого правительства смогло выяснить, что рейхсверу и флоту разрешалось тратить гораздо больше, чем им выделялось средств правительством. Ценной информацией для этого явились опубликованные тексты речей депутатов оппозиции во время дебатов в рейхстаге. Другие факты нарушения Версальского договора, такие как обучение летчиков в Италии, были частично известны британской и французской разведывательным службам, и они своевременно сообщали об этом своим правительствам. Однако сами правительства предпочитали держать большую часть информации в секрете, так как их, по-видимому, устраивало такое положение дел.

В секретном французском докладе сообщалось и о скрытных краткосрочных призывах в рейхсвер, о большом количестве лиц сержантского состава (один на двух рядовых), нелегальном генеральном штабе (канцелярия войск), о военизированной полиции в казармах, обучении и оснащении различных полувоенных формирований, тайном оснащении запрещенными видами оружия, обучении летчиков в Италии и существовании «черного люфтваффе». Доклад также содержал схему скрытой промышленной мобилизации. Несмотря на такую всеобъемлющую и достоверную информацию, реакции почему-то не последовало, возобладали политические соображения. Французская сторона по каким-то причинам так ничего и не сделала, впрочем, как и другие государства, чтобы воспрепятствовать вооружению Германии или хотя бы придать огласке эту информацию, и 8 сентября 1926 года Германия была допущена в Лигу Наций.

Открытое перевооружение и обман (1935–1939). Весной 1935 года Гитлер, обнаглевший в результате попустительства со стороны союзников, принял политическое решение в одностороннем порядке аннулировать Версальский договор и открыто заявил о вооружении Германии. В субботу 16 марта 1935 года, в годовщину Дня памяти Германии, фюрер подписал декрет о всеобщей воинской повинности и заявил о намерении увеличить существующую 100-тысячную армию, состоящую из 10 дивизий, до 36 дивизий в количестве 550 тыс. человек. Два месяца спустя он секретно издал закон об обороне рейха. В соответствии с этим законом рейхсвер заменялся вермахтом, канцелярия войск вышла из подполья и официально стала называться генеральным штабом. Имперский флот был переименован в военный флот, а министерство обороны стало военным министерством. Силы «обороны» теперь открыто стали машиной войны.

В 1936 году абверовские подразделения аэрофотосъемки были переданы из абвера в генеральный штаб люфтваффе в качестве эскадрильи специального назначения разведывательного отдела. Эта эскадрилья быстро выросла до размеров полной эскадрильи (12 самолетов), была оснащена и укомплектована современными фотокамерами, штатом обработки фотоданных и тщательно подобранными экипажами. Ей также была предоставлена возможность выбора моделей самолетов, и одномоторный Хе-70 «блиц» вскоре был заменен самолетом Хе-111, который Хейнкель представил как самый быстрый в мире пассажирский самолет. Имея экипаж из четырех человек, эта двухмоторная машина обладала дальностью полета 2 тыс. миль и потолок в 28 тыс. футов. Активизировались полеты над Россией, Чехословакией, Францией и Англией в нарушение договоров о воздушном пространстве с этими странами. Руководство Германии хитрило. Разведывательные самолеты совершали полеты как коммерческие, а летчики были одеты в штатское. Над гражданскими объектами, например городами, они летали на обычных высотах, заявляя, что испытывают новые возможные коммерческие трассы, а над военными объектами — на максимальной высоте, чтобы избежать обнаружения или при обнаружении (по звуку или реверсивному следу) — определения принадлежности самолета. В результате когда один Хе-111 потерпел аварию над территорией СССР, наша страна не выразила даже протеста, видимо, его «гражданская оболочка» ввела компетентные органы в заблуждение.

1935 год был отмечен новой фазой в немецкой дезинформационно-пропагандистской политике. Начался новый виток обмана. Миф заключался в том, что люфтваффе появилась на свет из ничего, в результате одной воли фюрера и гения Геринга, немецкой промышленности и инженеров. Более чем 15 лет скрытных секретных приготовлений (разработка, прототипы, испытания, набор, обучение летчиков) были официально забыты. Хитрость состояла в дезинформационном преувеличении достижений и возможностей политической воли и военной мощи гитлеровского III рейха за счет устойчивого прогресса. Таким образом, уже угрожающе открыто признавалось существование люфтваффе и армии. В ход пошло запугивание.

Теперь, когда о существовании армии и люфтваффе было открыто заявлено, единственным опасением Германии и тех, кто позволял ей нарушать Версальский договор, а затем выйти из него и вооружиться, было то, что могут быть вскрыты цель и предназначение этих инструментов гитлеровской внешней политики. Пропагандисты вермахта, дезинформируя общественность и мир, называли 1942 год как первый год, когда он будет готов к ведению войны. Как видим, игра продолжалась.

Только теперь эта хитрая игра должна была скрывать подготовку к войне.

Политическая хитрость фюрера, состоявшая в переключении от осторожного сокрытия своих замыслов к введению в заблуждение на дипломатической арене, была скоординирована со всеми структурами власти, включая должностных лиц, таких, например, как Геринг. Последний, в частности, параллельно с дипломатией проводил ее в открытых заявлениях перед общественностью. Точно так же, как Гитлер использовал в качестве своего дезинформационного канала Энтони Идена, министра иностранных дел Великобритании, Геринг использовал журналиста Уорда Прайса в качестве своего. Прайс являлся свободным корреспондентом лондонской «Дейли Мейс», принадлежавшей лорду Ротермеру. Выбор Геринга был удачен, так как Прайса и его газету устраивал нацистский режим. И он публиковал всю дезинформацию, которой с готовностью снабжали его немецкие лидеры. В феврале 1934 года Геринг заявил в интервью Прайсу, обманывая читателей, что Германия располагает только 300 самолетами, многие из которых абсолютно непригодны для военных целей. Он добавил, что авиационная промышленность настолько слаба, что потребуется, по крайней мере, 2 года, прежде чем появится возможность строительства ВВС, которые, как он уверил Прайса, будут использоваться в чисто оборонительных целях. Но уже 13 месяцев спустя, 9 марта 1935 года, Геринг пригласил Прайса, чтобы сообщить ему сенсационную новость, объявив о существовании люфтваффе. В тот же день Геринг вызвал английского и французского военно-воздушных атташе, чтобы сообщить им эту новость официально.

Полным блефом были и заверения Гитлера при его личных встречах с Энтони Иденом. В феврале 1934 года, при первой встрече Идена с немецким канцлером, Гитлер утверждал, что Германия безоружна в воздухе, что она не имеет агрессивных намерений и у нее нет необходимости в наступательном оружии, и что она готова отказаться от всех военных самолетов, если другие страны сделают то же самое и т.д. в том же роде. Он обещал сократить люфтваффе до 30%-го количества самолетов соседних стран, одновременно не превышая 50%-го количества самолетов французской военной авиации, давал согласие иметь самолеты с близким радиусом действия и отказаться от бомбардировщиков. А затем, 13 месяцев спустя, 26 марта 1935 года, всего через 16 дней после того, как Геринг открыто заявил о существовании люфтваффе, фюрер проинформировал Идена, что люфтваффе достигли «паритета» с королевскими ВВС. Для того чтобы продемонстрировать это, он представил таблицу, по которой выходило, что силы британской авиации составляют 2100 машин, включая резерв. Зная, что в действительности 1-я линия обороны королевских ВВС Великобритании составляет 453 самолета и 130 вспомогательных машин, министерство иностранных дел Великобритании поинтересовалось у Министерства авиации Германии: каков точный смысл заявления Гитлера о «паритете». Ответ был тревожным: Германия имела 900 самолетов. Министерство иностранных дел расценило это как 30%-е превосходство немцев. Это была новая хитрость — стремление показать свою военную силу намного большей, чем она есть на самом деле. Поэтому все самое лучшее, что могло привлечь мировое внимание, демонстрировалось, появляясь в иллюстрированных журналах, на грандиозных нацистских митингах в Нюрнберге. На международных выставках в 1936–1939 годах представлялись модели самолетов с увеличенной мощностью. В 1936–1938 годах были тщательно подготовлены и проведены визиты английских, французских и американских экспертов. Им демонстрировались технические достижения Германии. Все военные атташе и избранные зарубежные представители были приглашены на первые широкомасштабные маневры 1937 года. Маневры и визиты готовились так, чтобы создалось впечатление значительно большего, чем удалось показать. Легион «Кондор», сражавшийся в Испании в 1936–1939 годах, был широко разрекламирован с целью доказать высокие качества немецких «добровольцев» и вооружения.

Новый вермахт и мнимая его сила представляли собой грандиозную мистификацию, которая прекрасно служила целям Гитлера. Ее далеко идущей целью было возвращение приграничных районов, потерянных Германией по Версальскому договору. За три с половиной года (с начала 1936-го и до окончательной конфронтации в сентябре 1939 года) именно хитростью фюреру удалось осуществить свои реваншистские планы.

Первой целью Гитлера была Рейнская демилитаризованная буферная зона. 7 марта 1936 года в нарушение Версальского и Локкарнского договоров вермахт внезапно оккупировал Рейнскую землю. Это было осуществлено одной-единственной пехотной дивизией, которая к тому же имела строгий приказ — отступить при виде первого французского армейского патруля. Такой экстраординарный приказ базировался исключительно на хитрости, а не на трусости. Гитлер демонстративно грозил отправить «6 дополнительных дивизий в Рейнскую землю», в то время как боевые силы вермахта составляли всего-то 4 бригады против 30 французских дивизий.

Хотя вермахт разместил в этой буферной зоне только 1 дивизион и 3 батальона, насчитывавшие 3 тыс. человек, британская разведка нанесла на карту Рейнской земли с указанием боевых порядков немцев 4 дивизии с 35 тыс. солдат. Невероятно, но хваленая французская разведка считала, что силы немцев на Рейнской земле составляли 250 тыс. человек. Так ошибиться можно либо под влиянием обмана немцев (как говорится, у страха глаза велики), либо для оправдания собственного бездействия. Не исключено, что все эти фантастические данные были преднамеренной ложью и хитростью, имевшей конечной целью усиление Германии. Попутно решалась задача введения общественности в заблуждение относительно истинного положения дел.

В результате французы просто отступили, их армия отказалась идти вперед на немцев до тех пор, пока вместе с ними не начнут движение англичане. Великобритания отказалась. Это была поразительная победа немцев. Как позднее лицемерно признавал Гитлер, «нам надо было убираться с поджатым хвостом между ног, так как находящихся в нашем распоряжении военных ресурсов не хватало даже для скромного сопротивления». Видимо, такая ситуация кого-то очень устраивала и даже поощрялась.

Интересные события происходили и с авиацией. В 1935–1936 годах люфтваффе были готовы к массовому вооружению. Их бюджет быстро вырос с 30 млн долларов в 1933/34 финансовом году до 52 млн в 1934/35 годах. В 1935/36 годах официальный бюджет составлял 85 млн долларов. В этом же году люфтваффе получили 750 млн долларов из специального «черного» фонда, финансируемого с помощью банкнот, секретно проданных Рейхсбанку. Эта схема, предназначенная для публичных слушаний в рейхстаге, была изобретением президента Рейхсбанка Шахта. Он намеривался сохранить эти сделки в тайне, чтобы избежать инфляции в Германии и потери доверия к рейхсмарке за границей.

Министерство авиации Геринга осознавало, что эффективное массовое производство самолетов потребует отбора нескольких моделей из тех, что проходили летные испытания. В качестве среднего бомбардировщика оно выбрало Хе-111 Эрнеста Хейнкеля, который совершил свой первый полет 24 февраля 1935 года. Как и его предшественник Хе-70, это был бомбардировщик, закамуфлированный под гражданский транспортный самолет. В этом виде Хе-111 вмещал 10 пассажиров: 4 спереди и 6 сзади. Между ними находилась пустая кабина, которую «Люфтганза» демонстративно представляла как помещение для курения. В действительности это был бомбовый отсек. Началось производство, но первые 10 самолетов вели себя неуклюже в полете и были отвергнуты люфтваффе (Хейнкель позже выгодно продал их Чан Кайши). Вскоре появилась улучшенная модель, принятая люфтваффе, и в быстром темпе началось ее серийное производство.

Гражданский транспортный вариант Хе-111 демонстрировался публике на аэродроме Темпельхоф в январе 1936 года. Этот самолет поступил на вооружение в секретную эскадрилью аэрофотосъемки люфтваффе для замены Хе-70.

Министерство авиации решило принять Хе-111 в качестве основного среднего бомбардировщика и сделало заявку на его массовое производство. К тому же министерство сообщило Эрнсту Хейнкелю о своем желании построить отдельный завод, который бы производил исключительно Хе-111 с удивительными для того времени темпами — 100 самолетов в месяц. Ошеломленный Хейнкель начал было упираться, думая о той огромной цене, которую ему придется платить за строительство завода, но его заверили, что люфтваффе берет на себя все расходы. Был выдвинут ряд условий: завод должен быть ультрасовременным, с разбросанными цехами, для того чтобы уменьшить уязвимость от вражеских воздушных налетов, иметь собственное бомбоубежище и свою пожарную охрану. Когда Хейнкель заметил, что разбросанность цехов снизит эффективность производства, а значит, и доходы, ему просто ответили: «Не беспокойтесь об этом, это не ваши деньги». Хейнкель согласился, и возле Ораниенбурга была найдена подходящая площадка. Разработка проекта была закончена в начале апреля 1936 года, а строительство началось 4 мая.

Ровно через год 4 мая 1937 года первый бомбардировщик Хе-111, построенный в Ораниенбурге, сошел с линии сборки, приветствуемый возгласами тысяч рабочих и гостей. В дальнейшем Ораниенбург стал местом публичных демонстративных показов новой авиационной техники. Люфтваффе использовали его, чтобы удивить или ввести в заблуждение иностранных гостей. Хитрость состояла в абсолютной открытости немцев. Демонстративные полеты, показ новой техники возвеличивали Германию, показывая возможности государства и его военной машины. Кого-то это запугивало, а кто-то убеждался, что тратится не зря.

Геринг, с разрешения Гитлера, воспользовался возможностью для того, чтобы показать свою авиацию во время IV международных военных авиационных соревнований в Дюбендорфе (Цюрих, Швейцария) в последнюю неделю июля 1937 года. Присутствующие, среди которых находились специалисты ВВС из многих стран, были поражены очевидным проявлением немецкой военно-воздушной мощи.

Небольшой разведывательный самолет Фьеслера «Сторч» пронесся со скоростью 320 миль в час; это был опытный образец. Был показан стремительный истребитель Хейнкеля Хе-112, который, однако, к тому времени уже был отвергнут люфтваффе.

Группа из пяти «мессершмиттов» — Me-109 лег ко заняла первое, второе и третье место в 228-мильной гонке, была первой в 31,4-мильной гонке по окружности и первой в соревнованиях по набору высоты и пикированию. Двухмоторный средний бомбардировщик выиграл соревнование, показав скорость 280 миль в час, что на 30 миль превышало скорость представленных истребителей не немецкого производства. Создалось впечатление, что этот бомбардировщик недостигаем. Ошеломленные французские, английские и другие обозреватели не знали, что их обманывают, что этот «бомбардировщик был единственной моделью, сделанной вручную, и имел увеличенную мощность двигателя», а реально производимые модели выпускались с менее мощными двигателями и показывали скорость на 30 миль в час меньше.

Министерство авиации провело серию испытательных оценочных полетов в Травемюнде в октябре 1935 года для определения модели истребителя, которая должна была быть запущена в массовое производство. Победителем стал самолет Вилли Мессершмитта Bf-109, который был очень прост в сборке. Но этот факт только подстегнул Эрнста Хейнкеля (он считал Мессершмитта выскочкой) встать за чертежную доску и вернуть себе лидерство. В результате появился самолет Хе-100. Он имел одну треть деталей и половину заклепок, которые были у его предшественника Хе-112. Впервые этот самолет был опробован в полете 22 января 1938 года, а 5 июня на нем был установлен новый мировой рекорд скорости — 394,6 миль в час, что было на 50 миль в час больше рекорда, принадлежавшего Италии.

Все газеты Европы кричали о воздушном триумфе Германии. Некоторые внимательные читатели, несомненно, были встревожены по поводу того, что в пресс-релизе министерства пропаганды Геббельса эта экспериментальная модель объявлялась серийной модификацией давно отвергнутого Хе-112 или Хе-112U, которая в действительности существовала пока только в воображении Геббельса. Мистификация продолжалась.

Отличной возможностью для Гитлера показать пока еще иллюзорную германскую мощь явилась Гражданская война в Испании 1936–1939 годов. Она позволила люфтваффе, армии и флоту накопить опыт боевых действий и испытать в боях новое вооружение. Кроме того, так как Германия внесла немалый вклад в победу Франко, мир стал расценивать ее как основную военную силу.

В результате 32 месяцев боев люфтваффе и вермахт получили 14 тыс. подготовленных боевых летчиков, членов экипажей самолетов, танкистов и зенитчиков. Они испытали ряд новых систем оружия, в частности истребитель Me-109, пикирующий бомбардировщик Ю-87 и 88-мм противотанково-зенитную пушку. Все эти системы стали основным оружием приближающейся мировой войны. Немцы также попробовали применить новые виды тактики: воздушно-наземную поддержку и «ковровое» бомбометание. Командное звено получило боевой опыт, тот самый боевой опыт, который три года спустя был применен против городов Англии и Франции.

Пока в Испании с немецкой помощью продолжалась Гражданская война, Гитлер предпринял дальнейшие шаги по захвату земель. В каждом таком случае союзные государства располагали достаточной мощью, чтобы дать отпор агрессору. Однако они, имея, видимо, свои политические интересы, как бы загипнотизированные немецкой пропагандой, которая постоянно преувеличивала мощь вермахта и люфтваффе, не предприняли никаких действий. Зато это делал Гитлер. В марте 1938 года он аннексировал Австрию. В сентябре на встрече в Мюнхене Франция и Великобритания отдали Германии приграничный район Чехословакии.

Мюнхен позже преподносили как неудачу англо-французского хладнокровия и следствие провала их разведки. Это, конечно же, был блеф, обман. Гитлер же не блефовал. Он действительно намеривался вторгнуться в Чехословакию и знал, что это ему удастся. Блефовал вермахт, вводя общественность в заблуждение, так как почти наверняка не мог выступить против Чехословакии и Франции, не говоря уже о Великобритании и СССР. Французское Второе бюро считало, что у Германии имеется 90 дивизий (и 30 в резерве), тогда как на самом деле у вермахта было только 42 дивизии (и 7 в резерве). У Франции было 65 (и 35 в резерве), а у чехов 32 (7 в резерве) хорошо обученных дивизий. Таким образом получается, что французская разведка преднамеренно дезинформировала свое правительство о военном превосходстве Германии, в то время как союзники имели двойное превосходство в количестве дивизий. Такие же «просчеты» допустили разведки союзников в отношении люфтваффе, бронетанковых сил и мобилизационных возможностей Германии. Союзники преподносили себя миру «жертвами» силы и хитрости Гитлера. В действительности западные демократии сами отдавали Гитлеру вооружение, технику, наконец, экономику оккупированных им Чехословакии, Австрии, а в последующем и всех остальных европейских государств. Это уже была хитрость более крупного масштаба, с далеко идущими последствиями.

Можно привести пример того, как немцы проводили свои кампании по дезинформации, используя визиты экспертов, которые у себя дома распространяли сказки о мощи и неуязвимости Германии. Основной целью этого было устрашение. В августе 1938 года, когда чехословацкий кризис еще только подогревался Гитлером, Герман Геринг пригласил руководителей французских ВВС с инспекционным визитом. Генерал Жозеф Вюллеме, начальник штаба авиации, дал согласие и взял с собой несколько человек. Его гид, генерал Мильх, показал Вюллеме большие и прекрасно оборудованные казармы люфтваффе. Он возил его в Берлин-Дебритц осматривать длинные ряды новых самолетов Me-109; рядом с истребителями стояли навытяжку рослые пилоты.

Вюллеме и его сотрудников провели по ультрасовременному заводу в Ораниенбурге Мильх, Удет и сам Хейнкель. Он увидел десятки средних бомбардировщиков на линии сборки, безупречные бомбоубежища, зарытые глубоко в землю, «в которых все было в полной готовности, включая даже десять заточенных карандашей на каждом столе». Они увидели, как Хе-111 работает на одном двигателе. Затем Удет пригласил Вюллеме в свой личный самолет осмотреть территорию завода сверху. Когда Удет снизил скорость самолета до минимальной (этот момент он заранее тщательно продумал с Мильхом и Хейнкелем), мимо со свистом на полной скорости пронесся Хе-100. Оба самолета приземлились, и немцы подвели ошеломленных французских визитеров к новенькому Хе-112U. Мильх объяснил, что этот самолет (один из трех построенных самолетов Хе-100) является самой последней моделью истребителя люфтваффе. «Скажите, Удет, — спросил Мильх, — сколько времени потребуется для начала серийного производства?». Удет ответил: «Вторая линия уже готова, а третья войдет в строй в течение двух недель». Хитрость удалась, французы были в шоке. Позже Вюллеме признался, что он потрясен тем, что увидел у люфтваффе, и мрачно предсказал, что «начнись война, как вы предполагаете, в конце сентября, то за две недели не останется ни одного французского самолета».

Французская делегация вернулась в Париж с пораженческим настроением и заявила, что люфтваффе непобедимы. Естественно, подобные заявления влияли на настроения и в соседних государствах.

Одновременно Германия целеустремленно и не без успеха влияла на мировое общественное мнение через американцев. В качестве информатора выступал полковник Чарльз А. Линдберг, который начиная с 1936 года посещал Германию по заданию американской военной разведки. Линдберг был назначен американским военным атташе специально для того, чтобы давать более «подробную и правдивую» информацию о люфтваффе. Со своей стороны, чины люфтваффе, от самого Геринга до Мильха и Удета, показали себя «радушными хозяевами». Настолько «радушными», что Линдберг стал пропагандировать в США все их фальшивые цифры о производстве, будущие планы, которые так и не были претворены в жизнь, насаждая мысль о том, что люфтваффе уже в 1936 году являются самыми мощными военно-воздушными силами в мире.

Во время своего второго визита в рейх, в октябре 1937 года, Линдберг сообщил, что люфтваффе имеет в своем распоряжении большой воздушный флот в количестве 10 тыс. самолетов (из которых 5 тыс. составляют действующие бомбардировщики) и выпускает от 500 до 800 машин в месяц (с объемом производства 20 тыс. машин в год). Он отметил, что эта статистика делает люфтваффе «сильнее, чем все военно-воздушные силы других европейских стран, вместе взятых».

Правда же заключалась в том, что в то время в люфтваффе насчитывалось 3315 самолетов (из которых 1246 оставляли бомбардировщики), и во время мюнхенского кризиса люфтваффе реально могли мобилизовать только 1230 самолетов первой линии (включая 600 бомбардировщиков и 400 истребителей). Выпуск самолетов составлял менее 300 машин в месяц.

Ложная информация Линдберга поступила накануне Мюнхенской встречи в США, Великобританию и Францию, и была самым серьезным образом воспринята общественностью. Когда за неделю до Мюнхена премьер-министр Великобритании Невил Чемберлен отправился в Германию он при себе имел краткое содержание доклада Линдберга. Ну а две недели спустя после «Мюнхенского сговора» благодарный Геринг наградил американца Крестом германского орла.

В течение марта 1939 года вермахт оккупировал оставшуюся часть Чехословакии без всякого сопротивления. Чуть позже портовый город Мемель (принадлежавший Литве) был просто аннексирован немецким флотом. В июне немцы оккупировали Данциг (немецкие силы были скрыты под видом местного добровольческого «Свободного корпуса»).

В 4.45 утра 1 сентября 1939 года вермахт внезапно вторгся на территорию Польши. Несмотря на существующие формально англо-французские договорные обязательства перед Польшей, Гитлер знал, что Франция и особенно Великобритания останутся «безучастными», точно так же как и в вопросе с Чехословакией. В своей речи, произнесенной в 10 утра в рейхстаге, которая одновременно передавалась по радио для всего мира, фюрер заявил: «Больше 6 лет я был занят строительством вооруженных сил Германии. Во время этого периода более 90 млрд рейхсмарок было израсходовано на строительство сегодняшнего вермахта, наши вооруженные силы являются самыми оснащенными вооруженными силами в мире, и они превосходят немецкую армию 1914 года. Моя уверенность в них никогда не будет поколебима».

Заявление Гитлера о 90 млрд рейхсмарок было сильным преувеличением, намеренной ложью, для того чтобы воодушевить немцев и внушить страх своим противникам. И тем не менее ему поверили. Названная сумма не была полностью фиктивной, в действительности это были приблизительно все расходы правительства за этот период, из которых только около 50 млрд рейхсмарок пошло на вооружение. Один немецкий экономист послевоенного периода отмечал: «Общественные взгляды на размеры вооружения были сильно преувеличены. Немецкое правительство в то время ничего не делало, чтобы опровергнуть эти взгляды; напротив, они являлись необходимой пропагандой, создавая иллюзию военной мощи, которой в действительности не могло быть в таких масштабах».

Хитрость Гитлера закончилась вторжением в Польшу в сентябре 1939 года, когда поляки решили сопротивляться, а после двух дней демонстративной «нерешительности» Великобритания и Франция формально вступили в войну. Тем не менее хитрость еще продолжала играть свою роль, так как могущественные франко-британские силы ограничивались только мелкими булавочными уколами. Невероятно, но они как бы все еще думали «и делали вид», что могут поладить с Гитлером во время 6-месячного периода, который был назван «странной войной». Вермахт же получил в свое распоряжение эти самые 6 месяцев для увеличения военной мощи с гораздо большими темпами, чем Великобритания или Франция.

В апреле 1940 года Гитлер вторгся в Данию и Норвегию, а в следующем месяце — всеми силами во Францию. Похоронены были все иллюзии в отношении намерений, а также иллюзии в отношении мощи вермахта, которая на самом деле возросла в результате захвата названных государств с их экономическими возможностями. К военной мощи Германии была присовокуплена военная мощь всей Европы — не в этом ли заключалась чья-то более изощренная хитрость, частью которой была хитрость Гитлера?

Германо-советское сотрудничество (1919–1933). Общая картина возрождения германской военной мощи не может быть полной без рассмотрения советско-германского сотрудничества в военной области.

Как известно, в результате Первой мировой войны Германия и Россия остались без союзников. Естественно, государства, оказавшиеся в таком положении, волей-неволей притягиваются друг к другу, становятся партнерами и даже союзниками. Такова логика жизни, от которой никуда не спрятаться. Между Советской Россией и Германией завязались теснейшие отношения, вплоть до военно-технического сотрудничества. Кому это было выгодно, кто создал такую ситуацию и каким мировым силам это было на руку, вопрос особый. Но ведь кто-то способствовал вооружению Германии и определенным процессам в Советской России. Несмотря на Версальский договор, Германию вооружали, преднамеренно «не замечая», что она делает, и хорошо финансируя ее военные программы.

Между 1919 и 1933 годами (до прихода к власти Гитлера) между Рейхсвером и Красной Армией имело место тесное секретное сотрудничество, скрытое под маркой «коммерческих отношений». Начавшись осторожно с зондирования почвы в 1919 году, это сотрудничество значительно укрепилось в 1921 году, еще до русско-германского Рапалльского договора 1922 года. Советский Союз давал возможность Германии обходить запреты Версальского договора в отношении артиллеристов, танкистов, развития авиации, военно-морского и химического вооружения, предоставляя ей учебно-экспериментальные центры на советской территории в обмен на немецкие технологии, военных экспертов и советников на военных заводах. Обе стороны соблюдали строжайшую секретность с тем, чтобы Германия смогла избежать дипломатических неприятностей из-за нарушения Версальского договора, а Россия — избежать международных осложнений.

Официальные советско-германские отношения были установлены в 1921 году после подписания в апреле торгового соглашения.

Начались переговоры по экономическому и военно-техническому сотрудничеству. В начале 1922 года бывшие союзники созвали в Генуе конференцию для обсуждения вопросов военного долга Германии и статуса Советской России. Эта конференция демонстративно дискриминировала оба государства. Немцы и русские вынуждены были покинуть Геную и срочно созвать свою двустороннюю конференцию в Рапалле (Швейцария). Договор, заключенный в Рапалле в апреле, на правовой основе определил дружеские политические и экономические отношения двух государств.

Этот опубликованный договор внешне являл собой документ спокойной, большой политики и активного сотрудничества. Однако иностранная печать и правительства других европейских государств открыто говорили о возможных секретных политических или военных статьях договора. Советский нарком иностранных дел Чичерин опроверг эти утверждения в ноте французскому министру иностранных дел, заявив «в самой категорической форме, что Рапалльский договор не содержит ни единого секретного положения, военного или политического, и что советское правительство не является страной, чьи действия направлены против интересов Франции или любой другой страны».

Секретная организация Германии по военному сотрудничеству с Россией находилась в министерстве рейхсвера и канцелярии войск. Эти две организации имели отношение к трем рейхсверовским базам в России: учебному авиационному центру, созданному в 1924 году севернее Воронежа, в Липецке; школе химического оружия, открытой в 1927 или 1928 годах в «Томка» (вымышленное название г. Торска около Саратова), и танковой школе в Казани, созданной в 1926 году. Связь поддерживалась через посольство Германии и специальное учреждение рейхсвера в Москве «Централь Москау» (Z. МО).

Первые специалисты и оборудование были скрытно переправлены на русских судах из Штеттина и других немецких портов на Балтике в Ленинград. Персонал рейхсвера был в штатской одежде, с фальшивыми паспортами и под вымышленными именами. Транзит обеспечивали две коммерческие торговые компании, которые в действительности являлись учреждениями рейхсвера. Военное снаряжение, которое не могло быть надежно скрыто или закамуфлировано, скрытно перевозилось Балтийским морем по ночам или в тумане переодетыми офицерами рейхсвера на небольших морских судах. После командировки немецкие военнослужащие возвращались русскими судами из Ленинграда по Кильскому каналу по ночам как штатские пассажиры.

Конспирация была настолько эффективной, что после 1925 года даже удалось обычным путем из Липецка вывезти авиационные двигатели, произведенные в Великобритании, обратно на завод-изготовитель для капитального ремонта, а затем возвратить в Россию. Это были 450-сильные двигатели фирмы «Напье-Лайон», установленные на 50 самолетах «Фоккер Д-13с» и 8 самолетах «Хейнкель ХД-17с», базировавшихся в Липецке. Когда подошло время для их капитального ремонта, каждый двигатель был упакован и оправлен через Голландию на английский завод. После ремонта двигатели были доставлены обратно в Липецк тем же самым маршрутом. Фирма просто посчитала (или сделала вид), что работа выполняется для голландцев, которые являлись регулярными покупателями. Позже, когда были получены специальные измерительные приборы и обучен специальный персонал, английские двигатели ремонтировались непосредственно в мастерских в Липецке.

Некоторое количество немецких офицеров, в том числе и высших, например, полковники Кейтель и фон Браухич из канцелярии войск, проходя подготовку, посещали военные заводы и учебно-испытательные центры в Липецке, Казани и Троске. Эти высшие чины (юнкерские аристократы и консерваторы для простого человека) путешествовали в штатском под видом «делегации немецких рабочих-коммунистов».

Учебный авиационный центр был открыт в 1924 году на аэродроме под Липецком, расположенном в 400 км юго-западнее Москвы и севернее Воронежа. С 1925 по 1930 год смешанный военный и гражданский состав центра насчитывал около 200 немцев, из которых 50 руководили военными учебными курсами. После 1930 года штат был увеличен до 300 человек для освоения расширенной программы технических испытаний авиатехники и оборудования. Содержание центра под Липецком обходилось в 2 млн марок (200 тыс. фунтов стерлингов) в год, сумма тщательно скрывалась в бюджете рейхсвера.

Кроме большого количества немецких опытных образцов самолетов, проходивших испытания под Липецком, здесь в 1925 году находилось 52 боевых самолета, количество которых было увеличено до 66 единиц в 1929 году. Все они были произведены в Германии, Голландии и Швеции и не имели опознавательных знаков. Курсанты приезжали из Германии и проходили предварительный шестимесячный теоретический курс обучения по тактике и радиосвязи. После этого они год изучали навигацию и 6 месяцев радиосвязь, стрельбы и бомбометание, а также 20–22 недели летное дело. Кроме этого, они проводили совместные тренировки с Красной Армией и ВВС. К моменту закрытия школы в 1933 году она подготовила 120 летчиков, свыше 300 специалистов летных экипажей и техников (в большинстве своем офицеров) и около 450 человек высококвалифицированного административного и обучающего персонала. Около 100 офицеров-летчиков прошли также дополнительный специализированный курс артиллерийских наблюдателей.

Хотя советско-германское военное сотрудничество было достаточно интенсивным и продолжительным, обоим государствам в течение всего периода удалось невероятное: они сохранили его в «абсолютной секретности». Когда же все это вскрылось, они смогли избежать последствий.

Несмотря на все невероятные слухи о секретных политических и военных положениях Рапалльского договора, а также отдельные публикации прессы, подробная история русско-германского сотрудничества впервые была поведана миру 3 декабря 1926 года в газете «Манчестер гардиан». Два дня спустя «Форвертс», официальная газета социал-демократической партии Германии, перепечатала этот материал, снабдив его дополнительными деталями. 16 декабря в «Правде» была опубликована передовица, а в «Известиях» статья К. Радека. В них признавалось существование в Советском Союзе заводов, построенных Германией, но отрицалась какая-либо советская военная помощь рейхсверу. Последующие обсуждения в рейхстаге в 1926 и 1928 годах были сфокусированы на обвинениях социал-демократов и честных признаниях правительства о военно-промышленном союзе. Наконец, в июне 1932 года английский журналист Сесил Мелвилл издал книгу, в которой содержался детальный отчет об этих событиях.

Мемуары непосредственных участников сотрудничества — немецкого генерала фон Секта и советского химика генерала В. Н. Ипатьева, а также немецкие архивы, захваченные после Второй мировой войны, подтверждают подлинность этих событий, которые когда-то воспринимались с большим скептицизмом.

Однако следует указать, что именно Гитлер в начале своего диктаторства «раскрыл» все материалы, касающиеся связей между Красной Армией и рейхсвером. Однако, в то же время он молчал о тех, кто помогал ему вооружать Германию, кто вводил общественность в заблуждение относительно его истинных намерений и умело прикрывал тех, кто привел его к власти.

В середине 1933 года по приказу Гитлера учебные курсы и базы в России были закрыты, а немногие оставшиеся связи прерваны после подписания 25 ноября 1935 года германо-японского антикоминтерновского пакта с его секретными статьями, направленными против России. Кому-то, очевидно, все это было выгодно... А в эти же годы США продолжали поставлять воюющей с Китаем Японии (которую, кстати, считали своим потенциальным противником) вооружение и военную технику. Более того, руководство ВМФ США полагало, что «не только позволительно, но и желательно продавать военное снаряжение Японии». Таковыми были действия и по отношению к Германии. Против кого же вооружали эти страны? Ответ напрашивается однозначный.

В отношении Англии заявлялось, что если США и Великобритания достигнут полной идентичности своих политических и экономических интересов, они завладеют полным руководством в мире.

Хитрость при создании военно-морских сил Германии. Конструкторы, как правило, стремятся строить корабли, которые были бы мощнее кораблей противника, но, с другой стороны, они признают, что, поступая так, вынуждают противника, в свою очередь, ускорять создание еще больших кораблей. Даже мощные государства часто страдают от экономических расходов на гонку вооружений, и большинство договоров по ограничению военно-морских сил представляют собой плод усилий ограничить столь дорогостоящее соревнование. Одним из возможных решений этой дилеммы является хитрость, т.е. проектирование и строительство необходимых классов боевых кораблей, но скрытно, втайне от противника, к тому же вводя его в заблуждение.

Это было очень трудным делом. Особенно трудно было скрыть размеры главных вооружений кораблей. В то же время было сравнительно легко держать в тайне водоизмещение. Тоннаж и мощь судна определялись по его размерам (длина, траверз, осадка), типу и вооружению (что определить трудно). Длину и траверз можно было определить по аэрофотоснимкам, а столь необычные изменения давали пищу для подозрений. Осадка и вооружение выявлялись при помощи физического осмотра (аквалангистом или по фотоснимку судна на плаву) или в результате доступа к чертежам (через шпионаж). Поэтому в большинстве случаев введение в заблуждение в отношении тоннажа касалось или осадки судов или его вооружения.

В военно-морском строительстве обычным явлением считались незначительные отклонения в весе, отличные от первоначальной конструкции, причем без всякого намерения ввести кого-либо в заблуждение. Отклонения в тоннаже могли составлять 3–4%. Однако цифра 9% или сверхоснащенность судна являлись серьезными показателями намеренного обмана и причиной для тревоги, так как это придавало кораблю значительное, если не решающее, преимущество перед кораблями противника того же класса.

Все основные морские державы всячески скрывали тоннаж своих боевых кораблей между двумя мировыми войнами. Германия, связанная ограничениями Версальского договора, возглавляла этот список. Когда ей разрешили заменять выслужившие срок корабли согласно установленному списку их службы и тоннажа, она начала хитрить, начав с легкого крейсера «Эмден», который превысил разрешенный предел в 6 тыс. Так же поступили и с последующими легкими крейсерами. На деле все немецкие боевые корабли, построенные в начале 20-х годов, превышали допустимые пределы.

Следующей в игру вступила Япония с ее тяжелыми крейсерами класса «Атаго», которые превосходили установленное водоизмещение в 9,850 т на 45%. Четыре таких корабля были заложены в 1927 году, в самом начале попыток Японии модернизировать свой флот. Одновременно Страна восходящего солнца делала вид, что ее ВМС находятся в рамках Вашингтонского договора пяти держав 1922 года.

Германия поступила точно так же, когда в 1929 году первые три корабля класса «Дойчланд» были заложены в Киле. Спроектированный в 1927 году и одобренный в 1928-м, этот класс кораблей официально соблюдал лимит Версальского договора (10 тыс. т), но был он быстроходнее, чем другие корабли, и больше оснащен артиллерией, чем крейсера. Официально его называли «Панцершиффе» (бронированная материя), чтобы он соответствовал тексту Версальского договора, но в народе его называли «карманный корабль». Тоннаж его составлял 11700 т, что на 17% превышало его установленное и объявленное водоизмещение.

Адмиралтейство Великобритании приняло немецкие заверения в том, что эти «карманные корабли» не превышают договорный лимит в 10 тыс. т. Но так как в действительности они были намного тяжелее, то это вело к недооценке Адмиралтейством их мощи. Вводило в заблуждение и косвенное предположение, что невозможно разместить массивные 11-дюймовые пушки, огромное количество боеприпасов, мощные двигатели и крепкую броню в корпусе корабля, имеющего вес меньший, чем тяжелый крейсер. Когда кораблю класса «Дойчланд» «Адмирал граф Шпее» удалось внезапно свести вничью бой с группой английских кораблей, состоящих из одного тяжелого и двух легких крейсеров (общее водоизмещение — 22 400 т) во время сражения на Ривер-плейт в декабре 1939 года, Адмиралтейство поразилось мощи этого корабля, но так и не смогло выяснить его реальный тоннаж.

Германия вновь пошла на хитрость в июне 1934 года, когда Гитлер одобрил строительство двух кораблей класса «Шарнхорст». В то время они задумывались как корабли водоизмещением от 25 до 26 тыс. т. Однако Гитлер лично приказал командующему ВМС адмиралу Редеру ввести противников в заблуждение и к тому же принять меры, чтобы скрыть, что они на 16 тыс. т превышают установленные Версальским договором лимиты. На следующий год, когда было подписано англо-германское соглашение по военно-морским силам, устанавливающее нормой водоизмещение в 26 тыс. т, у Гитлера оказались развязаны руки, и он признал «настоящий» тоннаж в 26 тыс. В действительности же «Шарнхорст» в то время имел водоизмещение 31 850 т, на 23% больше объявленного.

В 1935 году был заложен первый из четырех тяжелых немецких крейсеров — «Адмирал Гиппер». Объявленный как имеющий водоизмещение 10 тыс. т, в действительности он имел 14 475 т, т.е. на 45% больше. Степень обмана была сравнима только с уже упомянутым японским «Атаго» и превышалась только громадным японским боевым кораблем класса «Ямато», который имел водоизмещение 68 200 т, на 95% больше объявленного (35 тыс. т).

В 1936 году Вашингтонский договор по ограничению военно-морских сил истек и немедленно был заменен Лондонским договором, ратифицированным в марте 1936 года Великобританией, США и Францией. Германия и СССР присоединились к нему позже. «Тонкость» нового договора заключалась в том, что он сохранял «вашингтонское водоизмещение» в пределах 35 тыс. т для боевых кораблей, но определял дополнительный разрыв в тоннаже таким образом, что ни один корабль не мог быть построен с водоизмещением от 8 до 17,5 тыс. т. Это положение было явно рассчитано на то, чтобы блокировать дальнейшее строительство Германией 10-тысячетонных «карманных кораблей» класса «Дойчланд». В действительности же немцы тайно уже переключились на строительство более крупных кораблей класса «Шарнхорст» и планировали развернуть полномасштабное строительство кораблей класса «Бисмарк». Технически это все было законно. Хитрость заключалась в том, что не была узаконена попытка Германии скрыть тот факт, что ее четыре тяжелых крейсера класса «Гиппер», заложенных в 1934 году, были рассчитаны на то, чтобы на 45% превысить намечаемый тоннаж в 10 тыс. т.

1 июля 1936 года на верфях «Блохм» и «Восс» в Гамбурге был заложен большой боевой корабль «Бисмарк». При спуске на воду через четыре года и один месяц оказалось, что он имеет водоизмещение 41 700 т, лучшее в мире вооружение и является одним из двух самых крупных в мире кораблей. Хитрость помогла Германии и на сей раз. Великобритания не имела подобного корабля еще четыре месяца, до того времени, пока не был спущен на воду 38-тысячетонный «Король Георг V». Обе стороны лгали о водоизмещении своих кораблей — немцы на 19, а англичане на 9%. Все это дало «Бисмарку» решающий запас прочности: в мае 1941 года он вышел победителем из боя со старым и плохо оснащенным линкором «Худ» и кораблем того же класса, что и «Король Георг V» — «Принц Уэльский», общее водоизмещение которых составляло 85 500 т.

Весь военный флот Германии составлял лишь 35% общего тоннажа королевского флота Великобритании. Английские участники переговоров во время подписания англо-германского договора по военно-морским силам полагали, что 30%-й лимит обеспечит королевскому флоту превосходство над ВМФ Германии. Однако Германия, строя большие корабли (два или три), эффективно обходила предполагаемые выгоды договора для Великобритании. Немцы и здесь провели англичан. Хитрость удалась.

В день закладки «Бисмарка» немецкое посольство в Лондоне «доверительно» проинформировало английское министерство иностранных дел, что этот корабль будет 792 фута длиной, 118 футов шириной и будет вооружен 15-дюймовыми орудиями. Эти данные были довольно правдоподобными, но размеры судна казались значительно большими, чем можно было ожидать, исходя из заявленного тоннажа в 35 тыс. т. Однако немцы приводили и другие характеристики: 26 футов — осадка, 9 дюймов для самого тяжелого вооружения, мощность 80 тыс. лошадиных сил и скорость 27 узлов. Все последние цифры были намеренно преуменьшены. Дезинформация удалась. К тому же начальник управления военно-морского строительства, обманывая, просто прокомментировал, что мелкая осадка компенсируется большим широким траверзом судна. Отдел планирования Адмиралтейства, введенный в заблуждение, добавил к этому суждению следующее: «Настоящий проект немецких кораблей показывает, что Германия больше стремится к Балтийскому морю с ее мелководными подходами, чем это было раньше». Таким образом, англичане были обмануты или преднамеренно ошибочно определили целью «Бисмарка» советский флот, а не английский. Все может быть, ведь шла большая игра, которая не могла обойтись без большой хитрости.

В 1936 году пост английского военно-морского атташе в Берлине занял Кэптен Томас Траубридж. Он взвесил выводы своего предшественника о том, что командующий немецким флотом адмирал Редер — хитрец, а вскоре у него самого появились сомнения в отношении «искренности» Редера. В своем ежегодном докладе Траубридж сделал вывод, что англо-германское соглашение по военно-морским силам является одной из хитростей, характеризующей отношение Германии с ее бывшими врагами после Первой мировой войны.

Доклад был направлен послу, который почему-то не только проигнорировал его, но и не включил сообщение в свой доклад министру иностранных дел Чемберлену. Однако копии полного доклада Траубриджа были направлены начальнику военно-морской разведки, который и распространил его для комментариев.

Доклад Траубриджа был тщательно проанализирован немецким отделом военно-морской разведки, который также придерживался этого верного, но непопулярного мнения, что нацисты лгут, и сделал запрос о характеристиках «Бисмарка». Однако в высших инстанциях считали иначе и заглушили имеющиеся сомнения обескураживающим заключением: «Нашей принципиальной гарантией против таких нарушений договорных обязательств является твердая вера сторонам, подписавшим договор». Не более и не менее. Да и управляющий военно-морским строительством Великобритании остался благодушным, указав лишь на следующее: «Приведенных цифр недостаточно для того, чтобы прийти к заключению, что стандартное водоизмещение в 35 тыс. т было намеренно преувеличено... проектировщиков («Бисмарка») нельзя винить, если водоизмещение по окончании строительства составило 36 тыс. т, такая цифра больше соответствует объявленным длине и траверзу, чем 35 тыс. т».

Вскоре после ввода в строй «Бисмарка», 14 февраля 1939 года, английский вице-консул в Гамбурге сообщил военно-морскому атташе Траубриджу, что «корабль кажется гораздо большим, чем должен быть». Несмотря на то что эта информация лишь требовала подтверждения, сделано ничего не было, и старые фальшивые оценки остались неоспоримыми до тех пор, пока советский главный штаб ВМФ не обнародовал свои разведывательные данные. Именно тогда, 6 лет спустя после закладки «Бисмарка» и 17 месяцев спустя после его потопления, тайна его «высокой осадки» была «наконец раскрыта». «Бисмарк» имел осадку не 26 футов, как было объявлено, а 34, то есть осадку, идентичную кораблям класса «Король Георг V». Только тогда Адмиралтейство, наконец, признало, что за этими лишними футами длины и траверза скрывался намного больше оснащенный корабль и что оно об этом знало.

Рассматривая историю тайного перевооружения Германии, можно сделать несколько выводов:

— политические лидеры государств не обращали внимания на информацию, которая по каким-то причинам имела неудобный для них политический смысл;

— участники переговоров, заключая трудные, вроде бы взаимовыгодные соглашения, демонстрировали свою «веру» в эти соглашения;

— соглашения об ограничении вооружений не предусматривали автоматических санкций к нарушителям, что значительно способствовало их несоблюдению;

— разведывательные службы находились под преднамеренно сильным политическим давлением и сообщали (или, по крайней мере, подтверждали) данные, выгодные их клиентуре, и скрывали данные, не выгодные ей;

— прибыли и выгода — это всегда ключ к увеличению производства вооружений. Видимо, причины всего того, что происходило с вооружением Германии, нужно искать в этом и уж, конечно, в тех, кому это было выгодно.

Как свидетельствуют документы и многочисленные литературные источники, основой военной доктрины стран фашистского блока была военная хитрость и внезапное нанесение мощного стратегического удара уже в самом начале войны. Мероприятиями по обеспечению скрытности и введением в заблуждение относительно подготовки такого удара занималось не только военное руководство, но и другие государственные органы. Важная роль в этом принадлежала политической, дипломатической и иной дезинформации.

Фашистская Германия тщательно готовилась ко всем своим захватническим походам. Как она готовилась, кто ее вооружал, как ее вооружали, как ей способствовали вооружиться, мы уже знаем из предыдущего раздела. Приняв к руководству теорию тотальной войны и сделав основной упор в стратегических планах на военную хитрость и внезапность нападения, политические и военные круги Германии стремились скрыть свои коварные политические цели и замыслы, дезориентировать мировую общественность и народы государств, намеченных стать жертвами агрессии. К тому же ей в этом помогали и заинтересованные круги некоторых государств.

В общей системе мероприятий фашистское руководство особый упор делало на сохранение в тайне самого факта готовящейся агрессии, введение в заблуждение относительно мероприятий по ее подготовке, в частности, стратегического развертывания вооруженных сил, направлений главных ударов и времени нападения.

Особое значение придавалось вопросам военной хитрости, о чем весьма красноречиво говорит вторжение немецких войск в Польшу, Данию и Норвегию, а затем через Люксембург, Бельгию и Голландию во Францию.

Так, под прикрытием демонстративной дипломатической шумихи немецко-фашистское командование готовило заранее спланированное вторжение в Польшу.

Польское правительство, наблюдая сосредоточение немецких войск у своих границ, встало перед дилеммой: развертывать свои вооруженные силы или же повременить с мобилизацией до завершения дипломатических переговоров. Пока польские руководители колебались, немецкие кадровые дивизии в период с 16 по 26 августа 1939 года были передислоцированы из центральных районов Германии на учебные полигоны под прикрытием дней празднования 25-й годовщины битвы под Танненбергом. Развернутые до штатов военного времени, пехотные соединения с конца июня сосредоточивались на восточной границе против Польши под предлогом строительства фортификационных сооружений и пограничных укреплений. Из воспоминаний Гудериана известно, например, что вновь сформированный им штаб 19-го армейского (впоследствии танкового) корпуса носил название фортификационного штаба Померании. Танковые и моторизованные дивизии были стянуты в центральную часть Германии для «осенних маневров». Пока польские руководители колебались, гитлеровцы, завершив развертывание и сосредоточение своих сил и выбрав подходящий момент, обрушили внезапный и мощный удар на свою жертву.

В трудах западных военных теоретиков о методах немецкого командования пишется: «При вторжении в Польшу благоприятным моментом была благоприятная политическая обстановка. С этого времени благоприятный политический момент становится благоприятным военным моментом. Все гитлеровские жертвы, видя политические и военные приготовления Германии, заранее знали о возможности нападения. К чему Гитлер стремился, так это к внезапности во времени и в пространстве. Полностью используя благоприятный момент, Гитлер приводил в действие все силы военного потенциала, при этом он во многом рассчитывал на дезорганизацию, смятение и деморализацию в рядах своего противника с целью достижения дешевой и быстрой победы».

Нечто подобное предшествовало и вторжению во Францию.

Гитлеровцы еще до войны с Польшей начали шумную демонстративную кампанию за «вечную германо-французскую дружбу», проводя ее под знаком объединения усилий «против угрозы коммунизма». Во время германо-польской войны шум вокруг «вечной дружбы» несколько поутих, а затем возобновился. Особую силу он приобрел после того, как гитлеровская верхушка приняла окончательное решение о вторжении во Францию. В целях дезориентации французского и английского правительств Гитлер в своих речах в рейхстаге 19 сентября и 6 октября 1939 года заявил, что Германия не имеет никаких претензий к Франции, а от Англии ждет только возвращения бывших немецких колоний. Примерно в этот же период по различным каналам демонстративно поддерживались активные контакты с английскими и французскими сторонниками «дружбы с Германией», используя которые, гитлеровские эмиссары упорно внедряли идею о возможности «почетного мира» между Германией и Францией.

Психологическое наступление гитлеровского руководства было распространено и на французскую армию, прежде всего на войска, развернутые на передовых позициях. В многочисленных немецко-фашистских пропагандистских лозунгах, в листовках, призывах к братанию, передававшихся по радио, на все лады расписывалось «нежелание Германии воевать с Францией». И надо сказать, «большая ложь» о стремлении Гитлера жить в дружбе с французами возымела свое действие.

В книге «Майн кампф» Гитлер открыто признал ложь самым могучим средством политического воздействия на массы. «В больших размерах лжи, — заявлял Гитлер, — всегда заключается известный фактор, возбуждающий доверие... Широкая масса народа в глубочайшей основе своего сердца... при примитивной простоте своего духа легче становится жертвой большой лжи, чем лжи маленькой. Ведь сама эта масса иногда, конечно, лжет в малом, но она слишком бы устыдилась большой лжи». Германское командование, воспользовавшись растерянностью и неуверенностью, царившими во Франции, постепенно и скрытно накапливало на западных границах Германии силы и средства для нанесения решающего удара. Весной 1940 года оно уже было твердо уверено, что комплекс мероприятий по политической и военной дезинформации подготовил почву для достижения внезапности проведения захватнической операции.

Интересно, что после того, как план агрессии против Франции через Бельгию попал в руки англо-французского командования, немцы решили предпринять глубокий рассекающий удар через Арденны, Люксембург на Седан и далее на северо-запад с последующим поворотом на Кале, имея целью отсечь и прижать к морю северную группировку союзных войск. Скрытие истинного направления главного удара» приобрело для немецко-фашистского командования значение ключевой задачи, от успешного решения которой зависел успех всей кампании, для чего был разработан и проведен в жизнь целый комплекс мероприятий, осуществлявшихся по единому плану и под единым руководством. Главная цель состояла в том, чтобы утвердить англо-французское командование в его убеждении в неизменности уже известного ему старого оперативно-стратегического плана Германии.

Для скрытия главной стратегической группировки (группы армий «А»), которая должна была наступать на вновь избранном направлении главного удара, и введения французов в заблуждение районы сосредоточения многих соединений группы назначались за пределами ее разграничительных линий, в том числе в полосе наступления группы армий «Б». Дивизии, предназначенные для наступления в первом эшелоне, располагались на значительном удалении от границы (150–200 км). Исходные районы для наступления занимались в ночь накануне дня наступления.

Для укрепления веры союзного командования в то, что удар будет нанесен с севера, использовались самые разнообразные дезинформационные средства и приемы. Так, среди дипломатических работников нейтральных и дружественных фашистской Германии стран распространялось мнение о непреходящем значении идей А. Шлиффена (удар заходящим флангом), о том, что они никогда не устареют, и т.д. По телефонным линиям, которые, как было заведомо известно, использовались французами для подслушивания, велись «неосторожные» разговоры о сосредоточении немецких войск против Голландии и Бельгии. В ряде секретных документов, в том числе и особой важности, приводилась идея сосредоточения главных усилий немецких войск на северном стратегическом фланге. В таком же духе были составлены приказ о переходе немецко-фашистских войск в наступление, объявленный во всех частях за несколько часов до начала операции, и сводка о боевых действиях, опубликованная в печати и переданная по радио к исходу первого дня наступления. Из этих документов можно было сделать вывод, что немецко-фашистская армия наносит главный удар на север.

Поучительный пример применения военной хитрости продемонстрировал Роммель со своим африканским корпусом. Высадившись в Триполи, в конце марта 1941 года он нанес первые удары силами, едва достигавшими одной дивизии. Стремительными ночными маршами во фланг и в тыл англичан он разбил их передовые части, а затем, произведя демонстративный маневр на окружение, вынудил главные силы англичан капитулировать у Эль-Мекили. Внезапность наступления Роммеля еще более усилила эффект его ударов. За две недели он изгнал почти все английские войска из Киренаики. Эффект внезапности обеспечивался, кроме того, тем, что в Германии и немецкой армии принимались строжайшие меры к предотвращению утечки информации о замыслах и планах операций.

Изощренными были действия милитаристской Японии по скрытности и введению в заблуждение накануне развязывания войны в бассейне Тихого океана.

Вероломство японских милитаристов было хорошо известно еще задолго до Второй мировой войны. В 1904 году Япония, воспользовавшись рекомендацией американского военного теоретика Мэхэна начинать войну внезапным ударом по слабому месту противника, неожиданным для России нападением начала против нее войну. Столь же коварным было ее нападение на Китай в 1931 и 1937 годах.

Принимая окончательное решение о вступлении в войну в декабре 1941 года, тайный императорский совет Японии подтвердил, что военные действия должны начаться внезапно, без предварительного объявления войны.

Сосредоточение и развертывание сухопутных войск, военно-морского флота и авиации для начальных операций в бассейне Тихого океана Япония осуществляла под прикрытием дезинформационных дипломатических переговоров с правительством США. Они продолжались в течение полугода, до нападения на Перл-Харбор. При этом японское правительство всячески старалось создать у руководства США видимость глубокой заинтересованности в разрешении противоречий дипломатическим путем. Так, в конце ноября в телеграмме японскому послу в Вашингтоне указывалось: «... нежелательно, чтобы Вы создали впечатление, будто переговоры прекращены. Заявите только, что Вы ожидаете инструкций...». Японская нота, формально прекращавшая дипломатические переговоры, была вручена правительству США за 30 минут до нападения на Перл-Харбор.

Для введения в заблуждение относительно своих стратегических замыслов в бассейне Тихого океана Япония использовала развертывание своих вооруженных сил на чужих территориях — в Маньчжурии, Китае и Индокитае. Так, более чем двукратное увеличение численности дислоцировавшейся в Маньчжурии Квантунской армии (с 11 до 29 дивизий) давало понять США и Англии, что готовится нападение на СССР в ближайшее время. Созданию ложных представлений о намерении напасть на Советский Союз служила и дополнительная мобилизация, проведенная Японией после вторжения немецко-фашистских войск на территорию СССР.

Под влиянием активной политико-дипломатической дезинформации и мероприятий по скрытности оперативно-стратегического характера американцы и англичане уверовали в то (а может, сделали вид), что Япония развяжет войну в первую очередь против Советского Союза.

1 октября 1941 года английский главнокомандующий на Дальнем Востоке и командующий военно-морской базой в Китае доносили в Лондон, что «Япония в настоящее время сосредоточивает свои силы против России и не может внезапно изменить эту ориентацию, направив главные силы на юг... мы подчеркиваем, что сейчас Япония меньше всего хотела бы военной кампании на юге...». Предположение о том, что Япония не начнет военных действий на юге, тем более одновременно против Англии и США, определяло всю политику этих стран на Дальнем Востоке.

Как и вторжение немецко-фашистских войск во Францию, первые удары японских вооруженных сил по Перл-Харбору, Филиппинам, Малайе оказались неожиданными для западных держав.

В милитаристской Японии особое внимание уделялось сохранению в тайне самого содержания замыслов и планов, а также места и времени нанесения первых ударов.

Чтобы исключить утечку данных о своих агрессивных замыслах, японское правительство резко ограничило дипломатическую переписку по вопросам, связанным с подготовкой войны, и крайне скудно информировало союзников о своих намерениях. Предельно ограничивался круг лиц, привлекавшихся к разработке планирующих документов. Так, о плане нападения на Перл-Харбор знали только адмирал Ямамото и еще один-два офицера. Даже начальник морского генерального штаба впервые узнал об этом плане лишь в октябре 1941 года. План агрессии и дата нападения Японии на владения США, Англии и Голландии оставались неизвестными правительствам Германии и Италии до момента удара японской авиации по Перл-Харбору.

Нападение на Перл-Харбор в декабре 1941 года (схема 29) является классическим примером коварства и вероломства. По замыслу японского командования ударному авианосному соединению и подводным лодкам предстояло скрытно выдвинуться на ближайшие подступы к Гавайским островам и с получением приказа внезапным ударом вывести из строя Тихоокеанский флот США, находившийся на военно-морской базе Перл-Харбор.

Авианосное соединение под командованием адмирала Нагумо 26 ноября вышло из залива Хитокаппу острова Итуруп (Курильские острова) и, соблюдая полное радиомолчание, направилось к острову Оаху через северные воды Тихого океана, где судоходство было менее интенсивным. Передовой отряд флота (27 подводных лодок) к тому времени уже завершил скрытное развертывание и занял позиции у Гавайских островов.

Ночью 2 декабря соединение получило по радио условный сигнал «Восходите на гору Ниитака 1208», означавший, что 8 декабря назначается днем «X». Не встретив на своем пути ни одного судна, японское авианосное соединение к утру 7 декабря скрытно вышло в район нанесения удара.

В Перл-Харборе в это воскресное утро находилось 93 корабля, в том числе 8 линкоров, 8 крейсеров, 29 эсминцев. Более трети личного состава получило увольнение на берег. Самолеты на аэродромах стояли ровными рядами, крыло к крылу, представляя собой удобную мишень для японской авиации. Воздушная разведка района к северу от Оаху не велась, что позволило японскому соединению незамеченным подойти к острову. Противовоздушная оборона Гавайев оказалась не готовой к отражению нападения.

Вечером 6 декабря японские подводники заняли позиции на ближайших подступах к гавани Перл-Харбора и начали спуск на воду карликовых подводных лодок. В эту ночь одну из подводных лодок обнаружил американский дозорный тральщик. Дозорный эсминец совместно с патрульным гидросамолетом уничтожил ее. Вскоре этот корабль потопил еще одну лодку. Однако все это не насторожило американское командование, оно не сочло нужным принять меры повышения боевой готовности.

Между тем японское авианосное соединение полным ходом направлялось к острову Оаху. В 6 часов 7 декабря, когда оно находилось на расстоянии 230 миль к северу от Перл-Харбора, с авианосцев поднялись самолеты первой волны. В 7 часов 50 минут они внезапно обрушили торпеды и бомбы на американские корабли в гавани и на аэродромы на острове Оаху. Тем временем с японских авианосцев взлетела вторая волна самолетов, и около 9 часов утра они начали атаку. Этот удар был встречен уже более плотным зенитным огнем, и японцы потеряли 20 самолетов.

После атаки самолеты демонстративно уходили в разных направлениях, поэтому американское командование не смогло определить точное местонахождение вражеских авианосцев.

В итоге двух ударов японской авиации по Перл-Харбору были уничтожены или выведены из строя линейные корабли, 6 легких крейсеров, эсминец и 272 самолета. Людские потери составили 3400 человек, в том числе около 2400 убитыми.

Таким образом, несмотря на огромную протяженность перехода (6300 км) и длительный срок выдвижения в исходный район для атаки (12 суток), японской стороне удалось обмануть американцев и достичь внезапности массированного авиационного удара.

Подготавливая войну против Советского Союза, гитлеровское командование делало большую ставку на коварство и вероломство и предпринимало все меры к тому, чтобы скрыть свои намерения и ввести Советское правительство и Генеральный штаб в заблуждение.

Подготовка к агрессии против СССР началась задолго до ее развязывания; механизм политической, стратегической и оперативной хитрости заработал на полный ход, когда гитлеровское руководство, поощряемое западными странами, у которых были свои цели и своя хитрость, приняло окончательное решение напасть на нашу страну. Оно вело коварную политическую игру с представителями советских правительственных учреждений в сфере торгово-экономических отношений.

Так, в феврале 1940 года и в январе 1941 года между СССР и Германией были заключены торговые соглашения, которыми предусматривался вывоз из СССР в Германию сырья, а из Германии в нашу страну — промышленных изделий. Эти соглашения широко рекламировались в Германии как пример сотрудничества между двумя странами, но на деле немецкие промышленные фирмы получили указание тормозить выполнение наших заказов, а в ряде случаев вообще отказываться от них.

Многие фирмы вопреки ранее достигнутой договоренности всячески препятствовали ознакомлению советских представителей с техническими новинками.

Экономическая делегация, посетившая Германию осенью 1939 года для ознакомления с некоторыми отраслями немецкой промышленности, так и не получила доступа к ряду приборов, станков и образцов военной техники нового типа. Вместе с тем незадолго до войны, когда уже была подписана директива № 21 (план «Барбаросса»), нам были проданы самолеты «Мессершмитт-109», «Хейнкель-100», «Юнкерс-88», «Дорнье-215», т.е. самолеты новейших типов. Сам факт подобного «доверия» должен был продемонстрировать «дружественное» отношение Германии к СССР.

Не будет лишним напомнить и то, что, подписав вечером 18 декабря 1940 года план «Барбаросса», Гитлер 19 декабря любезно разговаривал с советским послом на приеме, заверяя его, что Германия не имеет никаких претензий к Советскому правительству. Между тем стратегическое сосредоточение и развертывание немецко-фашистской армии набирало темпы.

Развертывание немецких войск для нападения на Советский Союз, как стало известно из протокола секретного совещания у Гитлера от 3 февраля 1941 года, проводилось под видом подготовки к операции «Морской лев» (вторжение на Британские острова) и частично операции «Марита» (нападение на Грецию). Еще задолго до этого совещания, в июле 1940 года, после изгнания англичан из Дюнкерка, штаб группы армий «Б», штабы трех полевых армий и около 30 дивизий были переброшены на территорию оккупированной Польши под предлогом рассредоточения сил, сконцентрированных во Франции, смены и переформирования войск, усиления «обороны почти совершенно неприкрытой восточной границы». При этом штабы некоторых оперативных объединений имели легенду «рабочих штабов» строительной организации Тодта.

В январе 1941 года началась переброска 12-й армии (17 дивизий) в Румынию, вызванная якобы высадкой англичан в Греции. Относительно этой переброски начальник генерального штаба сухопутных войск Германии на том же совещании у фюрера заявил: «Целью нашего марша будет Румыния, лишь в последний момент мы сделаем поворот к русской границе». 4 мая 1941 года войска в Восточной Пруссии и частично в Польше были усилены только пехотными дивизиями, основная же масса танковых и моторизованных дивизий, на переброску которых требовалось меньше времени, оставалась на западе и в центральных районах Германии; резервы главного командования задерживались в глубине. Для введения в заблуждение относительно сосредоточения главных группировок в районах Кенигсберга и Варшавы принимались меры к показу ложной концентраций войск в южной части Польши, в Чехословакии и Австрии. Такое сосредоточение войск на востоке не должно было дать Советскому Союзу повода заподозрить, что против него готовится наступление.

В это же время на западе, в том числе в Норвегии, оставалось большое количество кадровых пехотных дивизий, призванных создать впечатление подготовки к высадке в Англию. В дополнение к этому весной 1941 года немцы широко распространяли слухи о готовящемся вторжении на Британские острова, издавалось большое количество фальшивых приказов по переброске войск на запад, личный состав был «проинструктирован» о том, как следует действовать при вторжении.

Гитлеровское руководство придерживалось того взгляда, что полностью скрыть подготовку агрессии, вероятно, не удастся и поэтому необходимо дезориентировать неприятеля по крайней мере в отношении места, времени и способа нападения, вызвать у него колебания в принятии или уточнении оперативно-стратегических решений. В организации дезинформации использовались предубеждения и ошибки противостоящей стороны, которые направляли бы действия так, как это было выгодно нападающей стороне. Конкретные формы и методы проведения дезинформационных мероприятий зависели от реально складывающейся военно-политической обстановки и общего замысла нападения.

В плане «Барбаросса» указывалось на необходимость обратить особое внимание на то, чтобы не было разгадано намерение напасть на СССР. В соответствии с этим штабу верховного главнокомандования вермахта (ОКВ) был дан ряд распоряжений о проведении мероприятий по скрытности подготовки к войне и введению противостоящей стороны в заблуждение. В феврале 1941 года штаб издал директиву, в которой (а также в последующих дополнениях к ней) были определены цели, мероприятия и последовательность их проведения.

Оперативно-стратегическую хитрость германского командования условно можно подразделить на две фазы. Первая началась в июле 1940 года перегруппировкой с запада на восток войск группы армий «Б» (штаба группы, трех управлений армий, двенадцати штабов корпусов и тридцати дивизий). Вторая фаза охватила время с февраля по июнь 1941 года, когда проходила передислокация к границам СССР групп армий «А» и «Ц».

В этот период гитлеровское командование уделяло самое пристальное внимание вопросам скрытности. А для введения советской стороны в заблуждение были специально разработаны крупные мероприятия, среди которых обращают на себя внимание ложные операции немецко-фашистских войск, например, операции «Изабелла» (захват Гибралтара), «Аттила» (оккупация Южной Франции), «Гарпун» (вторжение в Англию с территории Норвегии).

В частности, по плану операции «Гарпун» на территории Норвегии действительно сосредоточивались немецко-фашистские войска, но не для вторжения в Англию, а для предстоящего наступления на советское Заполярье.

Так и оставшиеся на бумаге операции «Изабелла» и «Аттила» предназначались для дезинформации и демонстрации якобы необычайного интереса фашистской Германии к юго-западной части Европы, а в действительности для отвлечения внимания от переброски немецко-фашистских войск на восток.

Приготовления для вторжения в Англию также должны были отвлечь внимание советского руководства от сосредоточения войск на востоке, у границ СССР. 14 сентября 1940 года на совещании по английской проблеме Гитлер принял решение перенести сроки десантной операции, а 12 октября приказал приостановить все приготовления к вторжению на Британские острова. В то же время в директиве №23 отмечалось, что до начала перегруппировки для операции «Барбаросса» следует повысить эффективность действий воздушных и морских сил не только для того, чтобы нанести Англии максимальный ущерб, но и для того, чтобы симулировать якобы предстоящее в этом году вторжение на Британские острова.

15 февраля 1941 года начальник штаба ОКВ генерал-фельдмаршал Кейтель в специальной директиве потребовал «усилить уже сложившееся впечатление о предстоящем вторжении в Англию», а развертывание войск по плану «Барбаросса» изображать как «крупнейший в истории войн отвлекающий маневр, который служит для скрытия последних приготовлений к вторжению в Англию».

Все мероприятия подготовительного периода проводились скрытно. К разработке оперативных документов был допущен предельно узкий круг лиц. Все документы имели гриф «Совершенно секретно. Государственной важности». Сосредоточение и стратегическое развертывание ударных группировок на востоке проводились с тщательным соблюдением маскировки.

Понимая, что невозможно полностью скрыть сосредоточение многотысячной группировки с большим количеством боевой техники вблизи советских границ, гитлеровское руководство предприняло ряд отвлекающих шагов политического и военного характера.

В упомянутой выше директиве от 15 февраля 1941 года говорилось: «Цель дезинформации заключается в том... чтобы скрыть подготовку к операции «Барбаросса». Эта главная цель и должна лечь в основу всех мероприятий по дезинформации противника». Директива предусматривала проведение мероприятий в два этапа. Первый этап — до середины апреля 1941 года — заключался в скрытии всех военных приготовлений, не связанных с массовой перегруппировкой войсковых объединений, второй — с середины апреля по июнь 1941 года — в сокрытии непосредственного сосредоточения пехотных и танковых дивизий, артиллерийских и авиационных соединений у границ СССР. В целях отвлечения внимания от подготовки к агрессии против СССР гитлеровское командование внушало личному составу, что войска отводятся в тыл на отдых до определенного времени. «Необходимо как можно дольше держать в заблуждении относительно действительных планов даже те войска, которые предназначены для действий непосредственно на востоке», — отмечалось в директиве.

В своих указаниях от 9 марта 1941 года Кейтель рекомендовал «представлять развертывание вермахта на востоке и как оборонительные мероприятия по обеспечению тыла Германии на время высадки в Англию и операций на Балканах».

Широко распространялись дезинформирующие сведения о подготовке авиадесантных корпусов, предназначенных для высадки в тыловых районах Англии. Для придания этим слухам достоверности в войска были призваны выпускники высших учебных заведений — специалисты-переводчики английского языка, подготовлены карты различных районов Великобритании, изданы многочисленные немецко-английские разговорники, словари, справочники.

В войсках вермахта распространялись также слухи о том, что сосредоточение дивизий у границ СССР осуществляется по соглашению с советским руководством, которое якобы дало «добро» на пропуск немецких войск через свою территорию для наступления на Индию и другие английские колонии.

Несомненно, сильным дезинформационным и отвлекающим маневром гитлеровской верхушки явился выход в море в мае 1941 года нового мощного линейного корабля «Бисмарк» и тяжелого крейсера «Принц Эйген». По существу они отдавались на растерзание английскому флоту. Гибель линкора имела колоссальный отзвук в мире. Многие советские люди уверовали в то, что основные события происходят на западе.

Надо сказать, что в германской армии существовал целый аппарат для проведения мероприятий по оперативно-стратегической военной хитрости, подчинявшийся штабу верховного главнокомандования вермахта. Непосредственно этими вопросами занимался так называемый отдел обороны страны, являвшийся ведущим отделом штаба. Этот отдел отвечал за согласование планов военной хитрости командований видов вооруженных сил, особенно по скрытию переброски войск, с мероприятиями разведывательного характера верховного главнокомандования. Кроме того, отдел имел право по договоренности со штабами видов вооруженных сил и начальником разведки и контрразведки давать указания по уточнению замысла и применению тех или иных способов военной хитрости в зависимости от конкретно складывающейся обстановки.

Организацию распространения дезинформационных сведений возглавлял начальник разведки и контрразведки верховного главнокомандования. Для передачи дезинформации использовались строго определенные каналы связи только по его указанию. На него возлагалось руководство распространением слухов через немецких военных атташе в нейтральных странах и военных атташе этих государств в Берлине.

Большое значение германское командование придавало введению в заблуждение и своих союзников, чтобы как можно дольше держать их в неведении относительно истинных планов. «Венгрия не будет посвящена в наши планы... — отмечал начальник генерального штаба сухопутных войск Германии Гальдер в своем дневнике 14 июня 1941 года. — Словакии также пока что не следует сообщать никаких сведений об операции».

При подготовке переговоров с Финляндией, Венгрией, Румынией для введения их в заблуждение относительно места и начала боевых действий по плану «Барбаросса» было указано, что запланированные крупные операции вермахта на западе требуют подготовки оборонительных рубежей на востоке. Поэтому цель переговоров заключалась якобы в том, чтобы потребовать от названных государств немедленного проведения мероприятий оборонительного характера. Венгрии «будет лишь указано, что увеличение численности русских войск на ее границе потребует ряда оборонительных мероприятий с ее стороны», — подчеркивал Гальдер. Финляндии объяснялось, что Германия вынуждена принять контрмеры на случай нападения СССР, а также в целях прикрытия тыла при высадке в Англию.

Сосредоточение и развертывание ударных группировок немецко-фашистских войск осуществлялось скрытно. 23 мая в приграничных районах находилось 74 пехотные дивизии. Основная масса танковых моторизованных соединений, артиллерия и авиация еще оставались в местах постоянной дислокации. Тем самым предполагалось ввести советское командование в заблуждение относительно готовящегося вторжения в СССР. С этой же целью находящиеся на западе и в Норвегии пехотные соединения были призваны демонстрировать подготовку десантной операции против Англии.

Массовая перегруппировка войск, предназначенных для вероломного нападения на Советский Союз, началась только после 23 мая. Из опасения, что эвакуация населения приграничных с СССР районов вскроет наступательные замыслы вермахта, было решено от нее отказаться.

Гитлеровскому политическому и военному руководству в некоторой степени удалось провести в жизнь специально разработанный комплекс мероприятий по военной хитрости и скрыть замысел и план готовящейся войны. Этому способствовала и двойная политическая игра правящих кругов Англии и США.

Советское правительство не могло не ощущать угрозы, исходившей от фашистской Германии. Многочисленные факты свидетельствовали о том, что Гитлер направляет все свои усилия на то, чтобы развязать войну против Советского Союза. Разведкой было установлено развертывание крупных сил на границе с СССР. Генеральный штаб систематически докладывал правительству не только о сосредоточении немецко-фашистских войск вблизи советских границ, но и об их усиленной разведке, ведущейся на ряде участков нашей территории. В этой связи принимались меры по укреплению обороноспособности страны, однако допущенные просчеты относительно сроков развязывания фашистской Германией войны не позволили реализовать их полностью.

В результате внезапного нападения на Советский Союз немецко-фашистской армии удалось захватить на некоторое время инициативу.

Меры, принятые советским руководством, позволили быстро провести мобилизацию, перестроить экономику страны на военный лад. Возросшее сопротивление советских войск, выдвижение из внутренних районов страны стратегических резервов, создание глубоко эшелонированных резервных фронтов на направлении ударов немецких войск постепенно свели на нет те преимущества, которых гитлеровцы достигли своей военной хитростью, а в результате и своим внезапным вторжением.

В начале войны, когда Германия владела стратегической инициативой, а советские войска вынуждены были отходить, ведя тяжелые оборонительные бои, гитлеровское командование часто использовало диверсии и другие провокационные, коварные по своей сути методы ведения боевых действий. Возлагалось это на специальные отряды и диверсионные части, например полк Бранденбург-800. К началу нападения на СССР подразделения этого полка были сосредоточены на важнейших направлениях: так, 1-й батальон — в районе Перемышля; одна рота — у границы Восточной Пруссии; другая — у Сувалок; еще одна рота — у Рованиеми (Финляндия). Все эти части и подразделения с началом боевых действий помимо задач сугубо диверсионного характера должны были распускать слухи и сеять панику в войсках и среди мирного населения. Несколько позже на советско-германский фронт было переброшено еще пять диверсионных подразделений, которые комплектовались из предателей. Так, были созданы батальоны из западно-украинских националистов «Нахтигаль», из эстонских реакционеров «Эрна», из кавказских белоэмигрантов «Бергманн».

В целях обмана гитлеровцы использовали самые коварные приемы и способы. «Так, за несколько дней до нападения на Советский Союз один стрелковый взвод 123-й пехотной дивизии, переодетый в форму немецкой пограничной таможенной охраны, вел разведку советской обороны и военных сооружений в полосе дивизии. Непосредственно перед нападением эти мнимые таможенные чиновники уничтожили ничего не подозревавших советских пограничников и тем самым облегчили следовавшим за ними батальонам продвижение по советской территории». Или, например, когда 8-я рота бранденбургского полка, действовавшая на направлении главного удара группы армий «Север» фельдмаршала Лееба, получила задачу овладеть мостом через Западную Двину в городе Даугавпилс, диверсанты, изображая раненых советских солдат, прошли через мост, напали с тыла на охранявших его часовых и захватили мост.

В этот период широко практиковалась скрытная выброска многочисленных диверсионных отрядов и групп в тыл советских войск. Имели место случаи, когда действия немецких парашютистов приводили к тяжелым последствиям. В ходе Смоленской оборонительной операции фашисты сумели выбросить небольшой десант автоматчиков в тыл 19-й стрелковой дивизии, занимавшей оборону в 3 км восточнее Ельни. Десантникам удалось вызвать панику в тыловых подразделениях дивизии. Получив донесение о выходе немцев в тыл, командование посчитало дивизию окруженной и отдало приказ на отход. В результате группе фашистских диверсантов удалось без боя занять город Ельня, который впоследствии был в течение двух месяцев ареной ожесточенных боев.

Практиковалось также забрасывание в тыл диверсионных подразделений, переодетых в форму советских военнослужащих. В «Инструкции по организации наступления» в сентябре 1941 года командующий 29-й армией генерал-лейтенант И. И. Масленников отмечал, что переодетые в советскую форму диверсанты проникают в боевые порядки наших подразделений и, подавая команды на русском языке, направляют их под огонь своих пулеметов или под удары контратакующих резервов.

В то же время многочисленные факты свидетельствуют, что там, где хорошо была организована охрана тыла, эти фашистские отряды вовремя обнаруживались и уничтожались. Так, в первые же дни войны диверсионный взвод полка Бранденбург, выброшенный на парашютах для захвата двух мостов железнодорожной линии Молодечно — Лида, был полностью уничтожен.

Военная хитрость применялась противником в течение всей войны в стратегическом, оперативном и тактическом масштабах.

Летом 1942 года, готовя генеральное наступление на южном крыле советско-германского фронта, гитлеровское командование одновременно разрабатывало ложную операцию «Кремль». Хитростью являлось введение в заблуждение советского командования в отношении немецких планов на летнюю кампанию 1942 года.

Операция «Кремль» была разработана по указанию ОКВ и Гитлера штабом группы армий «Центр». В приказе о наступлении на Москву, подписанном 29 мая главнокомандующим фельдмаршалом Клюге и начальником штаба генералом Велером, войскам группы армий «Центр» ставилась задача «разгромить вражеские войска, находящиеся в районе западнее и южнее столицы противника, прочно овладеть территорией вокруг Москвы, окружив город, и тем самым лишить противника возможности оперативного использования этого района». Для достижения этой цели в приказе ставились конкретные задачи 2-й, 3-й танковым, 4-й, 9-й армиям и 59-му армейскому корпусу. Начало операции «Кремль» совпадало по времени с операцией «Блау» на южном крыле фронта.

Противником было сделано все, включая радиодезинформацию, чтобы план операции «Кремль» стал известен командованию Красной Армии. В какой-то мере эта хитрость удалась врагу. В частности, 19 июня севернее Волчанска был сбит вражеский самолет. На его борту кроме летчика находились два офицера. При одном из них — начальнике оперативного отделения 23-й танковой дивизии майоре Рейхеле, погибшем в перестрелке, был приказ 40-му танковому корпусу на операцию «Блау» и ориентировка о задачах 4-й танковой армии, 8-го армейского корпуса и 2-й венгерской армии. Командование Юго-Западного фронта и Ставка ВГК провели некоторые мероприятия по усилению обороны. Однако они оказались половинчатыми и незавершенными. Объясняется это тем, что Ставка все еще была уверена, что основные события начнут развертываться на воронежском направлении. Касаясь захваченных документов противника, И. В. Сталин в разговоре по прямому проводу с С. К. Тимошенко заметил, что перехваченный приказ вскрывает «...один уголок оперативного плана противника» и «...можно полагать, что аналогичные планы имеются и по другим фронтам». Этим, очевидно, объясняется и ответ Сталина на просьбу Тимошенко направить в район Короча из резерва Ставки стрелковую дивизию: «Если бы дивизии продавались на рынке, я бы купил для Вас 5–6 дивизий, а их, к сожалению, не продают».

Элементом, вводящим в заблуждение, являлось также демонстративное нахождение главных сил врага в районе Орла. Лишь в течение двух ночей 26 и 27 июня они были перегруппированы к Курску и Щиграм.

В ходе летнего наступления 1942 года противник хитростью дезориентировал советское командование относительно сил, наступавших на Сталинград. Пройдя демонстративно по касательной к рубежу обороны передовых отрядов 62-й армии, 4-я танковая армия противника ушла на юг, оставив, однако, убитых и пленных с документами. Затем уже стала подходить 6-я полевая армия. Таким образом, сложилось мнение, что на Сталинград наступают две армии. Однако надо отметить, что эта хитрость скорее навредила противнику, чем помогла. Дело в том, что советское командование срочно усилило район Сталинграда войсками. В течение короткого времени здесь образовалась достаточно сильная группировка, угрожавшая флагу и тылу немецких войск, наступавших на юг. Чтобы снять эту угрозу, на сталинградское направление была повернута все та же 4-я танковая армия.

Победа Красной Армии под Сталинградом положила начало коренному перелому в ходе Великой Отечественной войны. Попытки гитлеровского командования вырвать инициативу весной 1943 года под Харьковом, затем в битве под Курском не увенчались успехом. Немецко-фашистская армия вынуждена была на всем советско-германском фронте перейти к стратегической обороне. Замыслы и хитрости гитлеровцев вскрывались, и им противопоставлялся накопленный за три года войны опыт.

Так, при подготовке наступления в битве под Курском немецкое командование всячески стремилось ввести советскую сторону в заблуждение относительно места и времени нанесения удара. Для этого демонстративно проводились крупные передвижения всех незанятых в начале наступления моторизованных подразделений в направлении Донбасса, где предпринимались ложные приготовления к наступлению. Были изготовлены макеты танков, которые перевозились туда же по железным дорогам.

Чтобы ввести в заблуждение относительно времени начала наступления и показать, что немецкое командование занято другими проблемами, командующий группой армий «Юг» Манштейн 3 июля 1943 года вылетел в Бухарест для вручения Антонеску наградного знака за крымскую кампанию, о чем широко передавалось по радио и сообщалось в газетах. Вечером он скрытно возвратился в штаб.

Ставка делалась и на применение тяжелых танков «тигр» и самоходных орудий «фердинанд», наличие и сосредоточение которых тщательно скрывалось.

Однако все эти хитрости врага успеха не имели. Немецким генералам не удалось достигнуть своей цели, советское командование знало и о месте, и о времени наступления. Более того, гитлеровские войска сами совершенно неожиданно оказались под мощными ударами артиллерийской контрподготовки, перед фактом применения новых противотанковых средств борьбы (противотанковых орудий, противотанковых авиационных бомб, самоходных артиллерийских установок), глубоко эшелонированной и хорошо подготовленной в инженерном отношении обороны. Расположенные в глубине стратегические резервы (Степной фронт) обнаружены не были. Все это и начавшееся контрнаступление советских войск, подготовка которого была хорошо скрыта, оказались неожиданными для противника.

Определенный интерес представляет применение германским командованием военной хитрости против англо-американских войск в Арденнской наступательной операции в декабре 1944 года. Немцы в данном случае не имели никакого преимущества в силах и средствах, однако гитлеровское командование всегда подчеркивало, что успех операции зависит главным образом от степени внезапности удара, поэтому время и место наступления должны быть выбраны так, чтобы обмануть противника.

Перед наступлением, как это бывало уже не раз, проводился комплекс мероприятий по военной хитрости. Прежде всего это была широкомасштабная дезинформация. Активно распространялись слухи о том, что вермахт не располагает достаточными силами для наступательных действий на западе. В приказе начальника штаба ОКВ генерал-фельдмаршала Кейтеля от 12 октября 1944 года говорилось о чисто оборонительном характере возможных боевых действий. Одновременно придавалось важное значение сохранению в тайне замысла и плана предстоящего контрнаступления в Арденнах.

Для введения англо-американского командования в заблуждение относительно концентрации своих войск немцы использовали имитацию и демонстрацию. Так, в районе Кельна был развернут ложный армейский штаб и имитировалось сосредоточение танковой армии.

Помимо перечисленных мероприятий командованием вермахта была задумана и осуществлена операция «Грайф». Смешанная бригада немецких солдат и офицеров, владеющих английским языком и переодетых в американскую форму, должна была, сея панику и дезорганизуя управление, проникнуть в глубокий тыл американских войск, захватить мосты через Маас и обеспечить беспрепятственное движение своих войск.

До самого начала Арденнской операции американцы считали, что возможное немецкое контрнаступление готовится лишь как ответная мера на их наступление. В аналогичном заблуждении находилось и английское командование.

Таким образом, военной хитростью была достигнута внезапность прорыва американского фронта в Арденнах. Союзники дорого заплатили за недооценку военной хитрости противника.

Военную хитрость широко использовал немецкий генерал-фельдмаршал Роммель в Африке в 1941–1942 годах. Войска Роммеля на первом этапе войны в Африке (до сражения при Эль-Аламейне) военной хитростью готовили и наносили внезапные удары по превосходящим силам англичан, удачно уходили от преследования, предпринимая ловкие маневры.

С первых дней вступления в Африку эффективно использовались «ловушки» для английских танков, которые представляли собой вкопанные в землю батареи 88-мм зенитных пушек, превращенных в противотанковые. Это обстоятельство имело весьма существенное значение, поскольку бывшие в наличии 27-мм и 40-мм противотанковые пушки оказались неэффективны, а снаряды зенитных пушек могли пробить броню английских танков с дальнего расстояния (2 тыс. ярдов). В результате англичане теряли почти в каждом сражении около половины своих боевых машин. Например, за три дня операции «Беттлэкс» англичане лишились 91 танка, а немцы всего 12.

Роммель активно использовал в наступлении обычные противотанковые пушки во взаимодействии с танками. Замаскированные пушки располагались перед боевыми порядками немецких танков и бронебойными снарядами уничтожали неприятельские машины, создавая впечатление, что огонь ведут только танки. Это порождало у англичан неверие в силу собственного оружия.

Действовавшие в Африке войска под командованием Роммеля не один раз доказывали свое превосходство даже в неблагоприятной для себя обстановке, что имело огромное воздействие на моральное состояние английских войск.

В январе 1942 года хитрый Роммель небольшими силами двинулся в направлении Бенгази, демонстрируя при этом наступление на восток к Мечили. Английское командование спешно перебросило подкрепление в район Мечили, открыв тем самым для Роммеля порт Бенгази.

В июне, подойдя к усиленно обороняемому англичанами порту Тобрук, об оставлении которого, по словам Черчилля, «не могло быть и речи», Роммель скрытно обошел его, захватил аэродром у Гамбута и блокировал очаги обороны. Затем он повернул обратно и повел наступление на Тобрук. Англичане, полагая, что Роммель прошел на восток, никак не ожидали удара. В результате 35-тысячный гарнизон Тобрука прекратил сопротивление и сдался.

Изучение и обобщение опыта Великой Отечественной войны всегда было и остается предметом внимания отечественной военной науки, и обращение к этому опыту правомерно не только для историков.

В годы войны ни на один день не прекращалось противоборство в сфере военной мысли, и военно-теоретические положения воплощались в практике вооруженной борьбы. Творческий характер советского военного искусства нашел выражение в активных и решительных действиях Ставки Верховного Главнокомандования, командующих фронтами и армиями, а также штабов, в их инициативе, способности умело использовать различные формы и способы стратегической и оперативной военной хитрости для достижения внезапности, находить новые пути для решения возникающих задач, умело использовать просчеты врага и навязывать ему свою волю, применяя неожиданные действия и приемы.

Формы и способы военной хитрости получили свое дальнейшее развитие как в стратегическом и оперативном, так и в тактическом масштабе. Война показала, что военная хитрость на поле боя была присуща как командующему, так и рядовому солдату в их стремлении как можно быстрее и с меньшими потерями выполнить поставленную боевую задачу.

Красная Армия успешно провела большое количество оборонительных и наступательных операций стратегического и оперативного масштаба. Каждая из них отличалась не только целями, количеством привлекаемых сил и средств, размахом и т.д., но и, что самое главное, результативностью. Исследование военных действий именно с этой стороны показывает, что наиболее результативными были те операции, в которых удавалось обмануть, перехитрить противника. Отказываясь от шаблонных замыслов и действий, командующие и их штабы находили новые формы и методы боевых действий, которые наиболее полно отвечали поставленным целям и сложившейся обстановке. Но и не только этим. Стремясь достичь внезапности, они применяли военную хитрость: надежно скрывали подготовку штабов и войск к предстоящим боям и операциям, вводили противника в заблуждение относительно своих войск, замыслов, действий, вооружения.

Вполне естественно, что военная хитрость наибольший результат приносила при подготовке и проведении мероприятий стратегического масштаба.

Все признают, да так оно и было на самом деле, что гитлеровцам удалось в некоторой степени обмануть советское командование, нанести свой внезапный и неожиданный для многих наших командующих и командиров удар. Однако неожиданным он был не для всех уровней командования. Нарком обороны и Генеральный штаб знали о приготовлениях противника почти все. Они же еще в мае 1941 года разработали несколько вариантов отражения возможного внезапного удара немцев, в том числе и тот, который предусматривал нанесение по развертывающимся германским войскам на оккупированных ими территориях внезапного упреждающего удара. Однако этот проект плана высшим руководством СССР не рассматривался.

Можно вполне предположить, что Советский Союз, не имевший в то время союзников, в том числе и для отпора Германии, опасался не просто остаться один, без них, но и оказаться один на один с объединенной коалицией империалистических государств. Мы уже рассматривали примеры, как вооружалась Германия, как она захватила ряд государств и кто ей в этом потворствовал.

Международная обстановка оставалась достаточно запутанной. Германия и ее союзники были вооружены до зубов и имели свежий опыт ведения современной войны. Кому было верить? Англия и Франция при поддержке США во время советско-финской войны пытались организовать объединенный военный поход против СССР с участием Германии. Планировалось нанести удар на Ленинград и Мурманск, уничтожить нефтяные промыслы на Кавказе. Западные государства лицемерили, признавая правомерными действия Германии по оккупации ряда государств Европы. В то же время они не признавали территориальных приобретений Советского Союза в Прибалтике и Польше. Гесс сидел на Британских островах, и никто не знал, о чем с ним беседуют английские лорды. США демонстрировали, что они в стороне от войны, в то же время не прекращали военные поставки Японии и Германии, даже увеличили их. Не исключалось, что все они могли, в случае необходимости, объединиться с гитлеровской коалицией против спровоцированного агрессора — СССР.

В этих условиях, видимо, выгоднее было оказаться жертвой агрессии, привлечь к себе внимание и сочувствие мировой общественности, а благодаря этому приобрести союзников в лице тех же США и Великобритании. Может быть, в этом как раз и заключалась мудрость и хитрость руководства СССР. Вокруг этого идут большие споры, носящие порой дезинформационно-пропагандистский характер. Видимо, это кому-то выгодно, видимо, и это чья-то хитрость. Но коль идут споры, значит истина восторжествует. Жизнь покажет, она мудрее.

На чем, собственно, и как строился «План обороны государственной границы 1941 г.»? Согласно плану, войска приграничных округов должны были вести активную оборону, прорывающиеся группировки противника немедленно уничтожать, используя, все, что есть, в том числе и механизированные корпуса. И лишь после этого быть готовыми «по указанию Главного Командования нанести стремительные удары для разгрома противника, перенесения боевых действий на его территорию...». Таким образом, будучи жертвой агрессии, страна могла, приобретя союзников в лице государств, ведущих войну с Германией, отразить нападение, активной обороной уничтожить группировки противника и в перспективе получить возможность перенести боевые действия в Восточную и Юго-Восточную, а то и в Центральную Европу.

Впоследствии все произошло по этому плану. СССР отразил тяжелейший удар немецких войск и их союзников, приобрел до зимы 1941 года союзников в лице Англии и Америки, изгнал захватчиков со своей территории и вместе с союзниками завершил уничтожение фашистских войск и разгром Германии. Правда, западные союзники СССР в той войне имели свои собственные интересы и цели, всячески тормозили поставки по ленд-лизу и затягивали открытие второго фронта в Европе и т.д. У них была своя хитрость, используя которую, они добивались для себя определенных выгод. В этих действиях союзников была одна из причин того, что так долго Советскому Союзу пришлось одному воевать с фашистами и нести огромные потери. Он сам, стойкостью и мужеством своих людей, смелостью и храбростью своих солдат, мудростью своих полководцев и победил вражеские полчища и отстоял независимость Родины. Конечно же, все они, каждый на своем уровне, применяли для разгрома противника и военную хитрость, которая приумножала их силы и возможности в боевых действиях против хитрого и коварного врага. А делалось это примерно так.

С началом войны массированное применение противником авиации потребовало принять меры по обеспечению скрытности войск и важных объектов как в тактическом, так и в оперативном и стратегическом тылу. Ставка Верховного Главнокомандования обязала командиров всех степеней уделять мероприятиям скрытности особое внимание. Война заставила позаботиться о маскировке не только войск, но и особо важных народнохозяйственных объектов в тылу.

По решению Государственного Комитета Обороны в начале июля 1941 года в столице была создана специальная служба, на которую возлагалось решение задач скрытности, и в первую очередь проведение маскировки наиболее важных объектов города (Кремля, Центрального телеграфа, оборонных заводов, предприятий, водопроводных станций, нефтехранилищ, мостов и других объектов).

Подобные задачи решались и в других городах. Так, в осажденном Ленинграде была проведена маскировка Смольного, где размещался штаб фронта, главной водопроводной станции, вокзалов, военных кораблей, стоявших на Неве, и других объектов. Инженерные войска Ленинградского фронта успешно осуществили маскировку имеющего стратегическое значение железнодорожного моста через реку Волхов в Волховстрое. В целях введения вражеской авиации в заблуждение был оборудован ложный железнодорожный мост с подъездами к нему от основной магистрали, а действительный — камуфлирован под разрушенный. Волховская гидростанция также была надежно скрыта маскировочными сетями с нашитыми на них декоративными элементами, которые неузнаваемо меняли вид здания. Несмотря на интенсивные воздушные налеты врага, ни мост, ни гидростанция не пострадали.

Поучительным примером удачного применения военной хитрости может служить эвакуация Одессы, проведенная в период с 30 сентября (решение Ставки ВГК) по 16 октября 1941 года (окончание эвакуации). Незаметно для противника по морю было вывезено промышленное оборудование, материальные ценности, десятки тысяч людей. В течение первых восьми дней спокойно вывозились также тыловые части, штабы, учреждения, материальная часть артиллерии, танки, автомашины. К 15 октября в оборонительном районе осталось минимальное количество войск. Тем не менее, они прочно удерживали рубеж, занятый еще в начале сентября. В тот день в Одесский порт под прикрытием боевых кораблей Черноморского флота прибыли транспорты. Днем на них грузили материальную часть, боеприпасы. Чтобы ввести противника в заблуждение и показать активность войск, артиллерия оборонительного района, авиация и корабли флота произвели ряд мощных огневых ударов. С наступлением темноты личный состав под прикрытием арьергардов последовательно отходил с одной позиции на другую. В 23 часа они начали посадку на суда. К 4 часам утра посадка была закончена. Вражеское командование не смогло установить уход наших частей. В течение первой половины дня враг все еще продолжал артиллерийский обстрел и бомбардировку с воздуха переднего края оборонительного рубежа, хотя наших войск в городе уже не было.

В первом периоде войны тщательно продуманные мероприятия и военная хитрость позволили советскому командованию обеспечить успех предпринятого в декабре 1941 г. контрнаступления под Москвой. В результате, были разгромлены отборные части немецко-фашистских и снята непосредственная угроза Москве (схема 13).

Стратегическая внезапность в контрнаступлении была достигнута военной хитростью — скрытными перегруппировкой и сосредоточением крупных стратегических резервов, а также удачным выбором направлений главных ударов. Для отражения наступления немецко-фашистских войск и последующего перехода в контрнаступление Верховное Главнокомандование скрытно перегруппировало на московское направление около 70 дивизий. Выдвижение резервных соединений к линии фронта происходило в основном ночью в неблагоприятную погоду, когда авиация противника не могла вести разведку. Сосредоточение войск проводилось в лесах и населенных пунктах.

Кроме того, одним из элементов военной хитрости явился фактор времени. Непосредственная подготовка контрнаступления началась лишь в конце ноября. Войска Калининского фронта перешли в наступление 5 декабря, Западного — 6-го. Таким образом, контрнаступление началось без паузы, что вводило противника в заблуждение, и он лишился возможности создать оборонительную группировку своих войск.

Военная хитрость в стратегическом масштабе вполне удалась и привела к тому, что контрнаступление советских войск явилось полной неожиданностью для противника. Свидетельством тому служит и признание германского военного историка К. Рейнгарда: «То, что немецкое командование было застигнуто врасплох, свидетельствует о хорошо удавшемся русским развертывании своих сил...».

Чтобы не дать врагу передышки, Ставка ВГК решила почти сразу же после завершения контрнаступления перейти в общее наступление, чтобы заставить противника «израсходовать свои резервы еще до весны...».

Общие итоги битвы под Москвой были вдохновляющими для советской стороны и удручающими для противника: немецкие войска потеряли в общей сложности более полумиллиона человек, 1300 танков, 2500 орудий, более 15 тыс. автомобилей, много другой техники и были отброшены от Москвы на запад на 80–250 км.

2 февраля 1943 года Красная Армия завершила уничтожение окруженной в районе Сталинграда 4-й армии генерал-фельдмаршала Ф. Паулюса. Тем самым было победоносно завершено контрнаступление, начатое 19 ноября 1942 года. Успех этого контрнаступления был достигнут благодаря росту технической оснащенности войск, возросшему уровню боевого мастерства войск и полководческого искусства командного состава.

Военная хитрость командующих и командиров в этом контрнаступлении характерна творческим разнообразием и высокой исполнительской дисциплиной. Некоторые формы и приемы военной хитрости использовались здесь впервые.

Ставка ВГК, планируя контрнаступление, приняла все меры, чтобы ввести гитлеровское командование в заблуждение. Дезинформацией и отвлекающими действиями было показано, что советская сторона не располагает силами для крупного наступления на юго-западном направлении.

По изданной в октябре 1942 года директиве Ставки ВГК войска должны были демонстративно проводить усиленное строительство оборонительных рубежей, готовить населенные пункты к круговой обороне, оборудовать передний край инженерными заграждениями и препятствиями. Кроме того, во фронтовой, армейской и дивизионной печати помещались материалы о бдительности и сохранении тайны, о необходимости совершенствования оборонительных рубежей, о стойкой обороне. В публиковавшихся материалах назывались вымышленные фамилии командиров.

В конечном счете немецкое руководство было введено в заблуждение, о чем свидетельствует оценка генеральным штабом сухопутных войск Германии положения советских войск под Сталинградом за неделю до перехода в контрнаступление: «...Для развертывания широких операций противник, по-видимому, не располагает достаточным количеством сил».

Исключительную роль в достижении успеха сыграла стратегическая скрытность. Задача состояла в том, чтобы сохранить в тайне от вражеской разведки сосредоточение крупных сил и средств для проведения стратегической операции в условиях открытой степной местности. Для этого Ставкой ВГК был проведен ряд мероприятий. Маршал А. М. Василевский вспоминает: «...Сталин ввел режим строжайшей секретности на всю начальную подготовку операции. Нам в категорической форме было предложено никому ничего не сообщать о ней, даже членам ГКО. Сталин предупредил, что, кому нужно, он сам скажет о подготовке операции. Мы с Г. К. Жуковым могли довести до командующих фронтами лишь то, что непосредственно касалось каждого из них, — и ни слова больше. Полагаю, что подобная мера осторожности в тех условиях была полностью оправдана».

Вот что говорилось в директиве Ставки командующему Сталинградским фронтом генерал-полковнику А. И. Еременко:

«Ставка Верховного Главнокомандования категорически запрещает Вам впредь пересылать шифром какие бы то ни было соображения по плану операции, издавать и рассылать приказы по предстоящим действиям. Все планы операции по требованиям Ставки направлять только написанными от руки и с ответственным исполнителем. Приказы на предстоящую операцию командующим армиями давать только лично по карте».

Ударные группировки были сформированы в течение 20 суток. Только на Сталинградском фронте скрытно было переправлено через Волгу свыше 160 тыс. человек, 430 танков, 600 орудий, 14 тыс, автомобилей, более 6 тыс. тонн боеприпасов и большое количество других материальных средств.

Соблюдение войсками и штабами строгого режима скрытности на протяжении всего периода подготовки операции достигло своей цели. Немецкий генеральный штаб, как отмечалось выше, основываясь на данных разведки, сделал ошибочный вывод, что на Сталинградском направлении наступательных операций советских войск не ожидается.

После войны бывший начальник штаба оперативного руководства верховного главнокомандования вермахта генерал Йодль признал, что они не смогли раскрыть сосредоточения советских войск северо-западнее Сталинграда. «Мы абсолютно не имели представления о силе русских войск в этом районе. Раньше здесь ничего не было, и внезапно был нанесен удар большой силы, имевший решающее значение».

Внезапности ударов советских войск способствовали разнообразие форм и способов военной хитрости (скрытность, демонстрация, имитация, дезинформация), тщательная увязка их между собой и с решением на операцию. Успех битвы под Сталинградом свидетельствует о том, что, несмотря на длительный период подготовки таких операций, связанных с привлечением значительных сил и средств нескольких фронтов, в условиях открытой местности с почти полным отсутствием естественных масок, благодаря военной хитрости можно достичь внезапности как по времени начала, так и сокрушительности удара.

При развитии контрнаступления (Среднедонская наступательная операция 16–30 декабря 1942 г.) прорыву вражеской обороны предшествовала разведка боем, проведенная за двое суток до начала операции. Хотя разведка боем проводилась и раньше, здесь перед ней ставились более конкретные задачи. Об этом говорилось в распоряжении Верховного Главнокомандующего Юго-Западному и Воронежскому фронтам в начале декабря 1942 года: «...Так как немцы знают о наших «М-30»... взрывающих весь передний край обороны, они усвоили поэтому тактику следующую: оставляют на переднем крае только охранение, а сам передний край обороны относят в глубину на 4–5 км. Этой тактике немцев мы должны противопоставить свою контртактику, а она заключается в том, что нам нужно раньше, чем перейти в наступление, делать боевую разведку с целью вскрытия переднего края обороны, и надо во что бы то ни стало добраться до переднего края обороны противника. Провести ряд активных разведок, взять пленных и через них все узнать, с тем чтобы напрасно не израсходовать боеприпасы. Разведку провести боем, отдельными батальонами за два дня до начала операции».

Прорвать прочную оборону и достигнуть решительных результатов одной, даже очень сильной ударной группировкой было трудно. Противник, не связанный активными действиями на других направлениях, мог, используя резервы, быстро наращивать свои силы в районе прорыва. Советское командование, учитывая это, подготовило и осуществило прорыв на шести удаленных друг от друга направлениях. Это сковывало действия врага, а наличие в составе ударных группировок большого количества танковых, механизированных и кавалерийских корпусов давало возможность провести наступление в высоком темпе.

Во втором периоде войны безусловно выдающимся примером военной хитрости в стратегическом масштабе явилась подготовка всей летне-осенней кампании 1943 года. Ее квинтэссенцией явилось решение Ставки ВГК перейти к преднамеренной обороне на Курской дуге, скрытно подготавливая одновременно контрнаступление. Пауза, которую сумело выдержать советское командование, лишило противника свободы действий. Готовя операцию «Цитадель», гитлеровское командование в то же время было озабочено положением своих войск на других участках советско-германского фронта. В этой связи некоторые историки в Западной Германии сетовали на Гитлера: он, дескать, глубоко ошибался: «хотел прикрыть все».

Во втором периоде войны военная хитрость успешно применялась и в оборонительных операциях фронтов. В этом плане выделяется замысел командующего войсками Воронежского фронта генерала армии Н. Ф. Ватутина. Нацеленный на активные наступательные действия, он построил оборону таким образом, чтобы нанести противнику поражение в глубине своей обороны контрударом сильного второго эшелона и резервов. Развернув основные силы в 164-километровой полосе на левом крыле фронта, на направлении возможного главного удара противника он поставил 6-ю гвардейскую армию, плотности сил и средств у которой были ниже, чем у соседних 40-й и 7-й гвардейской армий. Это вполне соответствовало замыслу оборонительной операции, согласно которому наступающие вражеские войска заманивались в глубину обороны. Противник, измотанный в боях за позицию усиленного боевого охранения и главную полосу обороны, добивался контрударом второго эшелона (1-я танковая и 69-я армии) и резерва (2-й и 5-й гвардейские танковые корпуса).

В ходе операции, когда стало ясно, что спланированный контрудар крайне невыгоден против танковой группировки противника, Н. Ф. Ватутин пошел на другую хитрость: он поставил в оборону на второй полосе 1-ю танковую армию и два танковых корпуса, противопоставив таким образом танковому тарану противника броневой заслон.

Действенным приемом явилась артиллерийская контрподготовка, проведенная на Центральном фронте в той же Курской оборонительной операции. Маршал К. К. Рокоссовский впоследствии писал:

«В ночь на 5 июля в полосе 13-й и 48-й армий были захвачены немецкие саперы, разминировавшие минные поля. Они показали: наступление назначено на три часа утра, немецкие войска уже заняли исходное положение.

До этого срока оставалось чуть более часа. Верить или не верить показаниям пленных? Если они говорят правду, надо уже начинать запланированную нами артиллерийскую контрподготовку, на которую выделялось до половины боевого комплекта снарядов и мин.

Времени на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям. Присутствовавший при этом представитель Ставки Г. К. Жуков, который прибыл к нам накануне вечером, доверил решение этого вопроса мне.

Я считаю, что он сделал правильно. Это позволило мне немедленно дать распоряжение командующему артиллерией фронта об открытии огня.

В 2 часа 20 минут 5 июля гром орудий разорвал предрассветную тишину, царившую над степью, над позициями обеих сторон, на обширном участке фронта южнее Орла.

Наша артиллерия открыла огонь в полосе 13-й и частично 48-й армий, где ожидался главный удар противника, как оказалось, всего за десять минут до начала его артподготовки.

На изготовившиеся к наступлению вражеские войска, на их батареи обрушился огонь свыше 500 орудий, 460 минометов и 100 реактивных установок М-13. В результате противник понес большие потери, особенно в артиллерии, нарушилась его система управления войсками.

Немецко-фашистские войска были застигнуты врасплох. Противник решил, что советская сторона сама перешла в наступление. Это, естественно, спутало его планы, внесло растерянность в ряды немецких солдат. Врагу потребовалось около двух часов, чтобы привести в порядок свои войска. Только в 4 часа 30 минут он смог начать артиллерийскую подготовку. Началась она ослабленными силами и неорганизованно».

При подготовке контрнаступления применялись другие формы и способы военной хитрости. Во-первых, были использованы оперативные просчеты командования группы армий «Юг». Еще утром 13 июля фельдмаршал Манштейн хвастливо заявил Гитлеру, что он разгромил советские войска, прикрывавшие Курск с юга, и что они уже неспособны не только наступать, но и обороняться. Уверовав в это, он перебросил в Донбасс и в район Орла из 4-й танковой армии и оперативной группы «Кемпф» пять танковых и одну моторизованную дивизии. В этих условиях Ставка ВГК потребовала от военных советов Воронежского, Степного и Юго-Западного фронтов быстрейшего перехода в наступление. Подготовленная в сжатые сроки (за 10 дней) операция началась значительно раньше, чем ожидал противник. При подготовке Белгородско-Харьковской наступательной операции (схема 14) командование Воронежского фронта провело и специальную операцию по введению противника в заблуждение, имитируя в районе Суджа подготовку наступления в направлении Беловода, Ворожба. Хорошо продуманные и проведенные мероприятия по созданию ложного направления главного удара вынудили противника усилить это направление пехотной и танковой дивизиями, а также подвергнуть авиационным ударам ложные районы сосредоточения войск. Однако, сделав вывод о возможности наступления советских войск на правом крыле Воронежского фронта, немецко-фашистское командование главным направлением все же считало направление Грайворон, Богодухов и держало здесь основную группировку своих войск.

Особого внимания заслуживает применение военной хитрости в зимне-весенней кампании 1944 года. Зимой 1943/44 года гитлеровское командование, считая, что советские войска не развернут боевые действия сразу же после битвы за Днепр, тем более в условиях зимних оттепелей и весенней распутицы, не подготовило должным образом войска и оборонительные рубежи к отражению наступления Красной Армии. На это и рассчитывало советское командование. Войска четырех Украинских фронтов в течение января-апреля 1944 года разгромили сильную группировку врага на Правобережной Украине и отбросили ее остатки на 250–450 км.

Целый набор хитростей был применен при подготовке и в ходе Крымской наступательной операции. При оценке замысла Перекопско-Севастопольской операции обращает на себя внимание решение командующего 4-м Украинским фронтом генерала Ф. И. Толбухина нанести внезапный главный удар в полосе 51-й армии с плацдармов за Сивашом. Эта армия снабжалась только по двум переправам, которые находились под воздействием авиации и артиллерии противника. Между тем, это было, безусловно, правильное и смелое решение. Во-первых, противник, на что и рассчитывал командующий фронтом, не ожидал здесь главного удара. Во-вторых, удар отсюда выводил наши войска в тыл укреплений врага на Перекопском перешейке и позволял им быстро вырваться на просторы Крыма. Именно в полосе 51-й армии командующий фронтом решил ввести 19-й танковый корпус, несмотря на большие трудности его переправы через Сиваш. Интересен и способ скрытия танкового корпуса, составлявшего подвижную группу фронта, в степной местности. Чтобы обмануть противника, на всей территории севернее Перекопа и Сиваша было отрыто большое количество танковых окопов, замаскированных сетями и подручным материалом, и корпус просто затерялся в этой массе окопов. Таким образом противник был введен в заблуждение не только о месте расположения танкового корпуса, но и о его присутствии на линии фронта.

Заслуживает внимания военная хитрость стратегического значения при подготовке войсками Белорусской операции летом 1944 года. Требовалось перегруппировать пять общевойсковых, две танковые и одну воздушную армии. Некоторые армии перебрасывались по железной дороге на расстояние 1500–1800 км с Крымского и других стратегических направлений на Белорусское. Кроме того, Ставка ВГК передала фронтам из своего резерва пять танковых, два механизированных, четыре кавалерийских корпуса и другие соединения и части родов войск. Для того чтобы скрыть перегруппировку такого количества войск, требовались совместные усилия и согласованные действия Ставки ВГК, Генерального штаба, наркоматов, каждого отдельного объединения, соединения и части.

Маршал Советского Союза А. М. Василевский писал в своих воспоминаниях: «Больших трудов и внимания... Генерального штаба и центральных управлений Наркоматов обороны, путей сообщения потребовали меры, связанные с предстоявшей перегруппировкой войск и с переброской всего необходимого для Белорусской операции из глубины страны. Вся эта колоссальная работа должна была проводиться в обстановке строгой секретности, чтобы скрыть от врага огромный комплекс подготовительных работ для предстоявшей летней операции».

Перегруппировка сил 1–, 2– и 3-м Белорусскими фронтами, выход войск в исходное положение, а также выгрузка прибывших эшелонов производились, как правило, только ночью. В дневное время разрешалось использовать не более 100 машин на линии фронта. В пределах этого лимита выдавались специальные пропуска. При появлении одиночных самолетов противника направление движения выдвигающихся в исходные районы колонн менялось на обратное. Танки и моторизованные соединения до начала наступления были сосредоточены в 30–40 км и более от линии фронта.

Выполнение войсками маскировочных мероприятий тщательно контролировалось. Для этого привлекались офицеры штабов фронтов, армий и корпусов, которые выезжали на маршруты движения войск, проводили облеты колонн, районов дневного отдыха и железнодорожных направлений. Особое значение придавалось соблюдению штабами и войсками режима радиомолчания.

Периодическая проверка этих мероприятий осуществлялась представителями Ставки ВГК и Генерального штаба. А. М. Василевский, оценивая результаты Белорусской операции как представитель Ставки при 3-м Белорусском фронте, писал: «Проверкой было установлено, что командование, штаб и политуправление фронта уделяют серьезное внимание маскировке прибывавших на фронт общевойсковых, танковых, артиллерийских соединений... Офицеры штаба фронта встречали на станциях выгрузки войска и сопровождали их в указанные для них районы сосредоточения, строжайше требуя мер маскировки».

На 1-м Белорусском фронте также проводились крупные мероприятия по скрытности и введению противника в заблуждение. Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский вспоминал: «На месте отрабатывалось все, что было связано с предстоявшим наступлением — управление войсками и в начале и в ходе операции, маскировка движения наших войск, подвоз техники и боеприпасов, выбор и оборудование маршрутов и дорог, а также всяческие хитрости, которые бы ввели противника в заблуждение относительно наших намерений...

От штабов всех степеней мы требовали постоянного контроля с земли и с воздуха за тщательной маскировкой всего, что делалось в войсках фронта. Немцы могли увидеть только то, что мы хотели им показать. Части сосредоточивались и перегруппировывались ночью, а днем от фронта в тыл шли железнодорожные эшелоны с макетами танков и орудий. Во многих местах наводили ложные переправы, прокладывали для видимости дороги. На второстепенных рубежах сосредоточивалось много орудий, они производили несколько огневых налетов, а затем их увозили в тыл, оставляя на ложных огневых позициях макеты».

Разведка велась, как правило, на всем фронте, рекогносцировка проводилась небольшими группами (2–3 человека); танкистам и частично офицерам других родов войск запрещалось появляться на переднем крае в своей форме.

Однако следовало не только скрытно сосредоточить войска и технику на направлениях главных ударов, но также и не дать противнику перебросить оперативные резервы с других участков советско-германского фронта. Вспоминая об этих событиях, генерал армии С. М. Штеменко писал, что уже 3 мая командующему 3-м Украинским фронтом было отдано следующее распоряжение: «В целях дезинформации противника на вас возлагается проведение мероприятий по оперативной маскировке. Необходимо показать за правым флангом фронта сосредоточение восьми-девяти стрелковых дивизий, усиленных танками и артиллерией... Ложный район сосредоточения следует оживить, показав движение и расположение отдельных групп людей, машин, танков, орудий и оборудование района; в местах размещения макетов танков и артиллерии выставить орудия ЗА, обозначив одновременно ПВО всего района установкой средств ЗА и патрулированием истребителей...».

Аналогичная директива пошла и на 3-й Прибалтийский фронт. Маскировочные работы он должен был осуществлять восточнее реки Череха.

Противник сразу клюнул на эти две приманки...

Своего рода дезинформацией являлось также оставление на юго-западном направлении танковых армий. Разведка противника следила за нами в оба и, поскольку эти армии не трогались с места, делала вывод, что, вероятнее всего, мы предпримем наступление именно здесь...

Приняты были меры и к обеспечению тайны наших намерений. К непосредственной разработке плана летней кампании в целом и Белорусской операции в частности привлекался очень узкий круг лиц. В полном объеме эти планы знали лишь пять человек: заместитель Верховного Главнокомандующего, начальник Генштаба и его первый заместитель, начальник Оперативного управления и один из его заместителей. Всякая переписка на сей счет, а равно и переговоры по телефону или телеграфу категорически запрещались, и за этим осуществлялся строжайший контроль... В войсках развернулись работы по совершенствованию обороны. Фронтовые, армейские и дивизионные газеты публиковали материалы только по оборонительной тематике. Вся устная агитация была нацелена на прочное удержание занимаемых позиций...

Весь этот комплекс мер оперативной маскировки в конечном счете оправдал себя. История свидетельствует, что противник был введен в глубокое заблуждение относительно истинных наших намерений. К. Типпельскирх, в то время командовавший 4-й немецкой армией, писал впоследствии, что генерал Модель, возглавлявший фронт в Галиции, не допускал возможности наступления русских нигде, кроме как на его участке. И высшее гитлеровское командование вполне с ним соглашалось...

В августе 1944 года в Ясско-Кишиневской наступательной операции войск 2-го и 3-го Украинских фронтов (схема 15) также широко применялась военная хитрость, проводились мероприятия по введению противника в заблуждение.

Планом 2-го Украинского фронта (командующий генерал армии Р. Я. Малиновский) предусматривалось скрыть подготовку наступления в центре (в полосах 27-й и 52-й армий) и имитировать сосредоточение ударной группировки в составе танковой армии на правом крыле фронта (в полосах 7-й гвардейской и 40-й армий).

Для скрытия перегруппировки и районов сосредоточения войск на направлении главного удара фронтовые саперы в течение пяти дней установили 125 км вертикальных и 250 000 кв. м горизонтальных масок и камуфлировали местность на площади 90 000 кв. м. Одновременно в десяти районах имитировалось сосредоточение группировки войск. В ложных районах 14-я инженерно-саперная бригада и 25-я маскировочная рота установили 350 макетов танков, до 1000 макетов орудий и минометов.

Об эффективности проведенных мероприятий свидетельствует тот факт, что за период подготовки операции вражеская авиация ни разу не бомбила части и соединения 2-го Украинского фронта на направлении главного удара. Противнику удалось установить это направление фактически лишь за день до начала операции, когда уже невозможно было предпринять контрмеры.

Замыслом командующего 3-м Украинским фронтом генерала армии Ф. И. Толбухина также предусматривалось скрыть сосредоточение ударной группировки в центре полосы фронта и показать ложную группировку в составе стрелкового и механизированного корпусов и артиллерийской дивизии на правом крыле фронта (на кишиневском направлении).

О том, как показывалось сосредоточение войск в ложных районах, пишет Маршал Советского Союза С. С. Бирюзов, в то время начальник штаба 3-го Украинского фронта:

«Мы имитировали и демонстрировали сосредоточение механизированного корпуса в районе Римаровки, стрелкового корпуса — в Карманово, артиллерийской дивизии — в районе Григориополь — Ташлык.

Все было сделано очень тонко. Интенсивно функционировали железнодорожные станции, на которых якобы проводилась разгрузка войск. Из района реального сосредоточения наших войск по дорогам шли машины, танки, передвигалась пехота. Делалось это преимущественно перед наступлением вечерних сумерек, чтобы создать видимость сосредоточения войск в темное время. А фактически ночью войска возвращались обратно. На месте ложного сосредоточения по-прежнему оставались только один запасный полк, инженерная бригада и два инженерно-строительных батальона. Они усиленно имитировали и демонстрировали расположение вновь прибывших соединений: дымили походными кухнями, на просматриваемых участках устанавливались макеты танков. И оттуда же специально выделенные радиостанции будто бы невзначай, в нарушение правил посылали в эфир ничего не значащие сигналы.

В довершение ко всему ложный район сосредоточения войск был надежно прикрыт зенитной артиллерией и авиацией. При появлении вражеских воздушных разведчиков по ним открывался поистине бешеный огонь с земли, их немедленно атаковывали наши истребители.

Тем самым преследовалась двоякая цель: создать видимость усиленного прикрытия фактически не существующей крупной группировки войск и не допустить, чтобы вражеская разведка раскрыла действительное положение в этом районе, а значит, и наш действительный замысел.

В дальнейшем мы имели возможность убедиться, что все эти меры военной хитрости полностью себя оправдали. Противник не только в момент прорыва его обороны, но даже на второй день нашего наступления продолжал ожидать главного удара на кишиневском направлении. Действия с Кицканского плацдарма он считал отвлекающими. Только к концу второго дня ожесточенных боев враг понял весь трагизм своего положения.

Целой серией обманных маневров нам удалось полностью скрыть от неприятеля действительную перегруппировку войск».

Таким образом, военная хитрость сыграла решающую роль в Ясско-Кишиневской операции. Два фронта успешно осуществили демонстрацию и имитацию сосредоточения войск и подготовки к прорыву крупных сил в направлении на Кишинев. Тем самым они сковали на этом ложном направлении главные силы немецкой группы армий «Южная Украина», которые слишком поздно обнаружили угрозу с флангов, не успели организованно отойти и оказались в кольце окружения. Немецкое командование поверило, что советские войска нанесут удар именно в районе Кишинева, а не в каком-либо другом месте.

В 1944–1945 годах гитлеровское командование надеялось на неизбежный раскол антигитлеровской коалиции и с этой целью стремилось упорной обороной задержать дальнейшее продвижение советских войск и выиграть время. Используя выгодные условия местности, гитлеровцы на всех направлениях создали сильно укрепленную, глубоко эшелонированную оборону с развитой системой траншей, ходов сообщения, противотанковых и противопехотных заграждений.

Прорыв такой обороны требовал создания мощных ударных группировок, решающего превосходства в силах и средствах. Наибольших же результатов при наименьших потерях можно было добиться, только достигнув внезапности ударов. Наличие в руках Верховного Главнокомандования стратегической инициативы и крупных стратегических резервов обеспечивало свободу выбора времени, места нанесения ударов и определение тех группировок противника, которые подлежали уничтожению.

Предпринятая в 1944–1945 годах скрытная подготовка крупных стратегических операций, которые следовали одна за другой на различных направлениях, разделенных огромными пространствами, и осуществлялись несколькими фронтами, явилась неожиданностью для гитлеровского командования. Вводимое в заблуждение в стратегическом масштабе и не зная, где ожидать очередных ударов, оно вынуждено было производить крупные стратегические перегруппировки, бросая свои резервы с одного участка фронта на другой. Но это не спасало положения. В спешке перебрасываемые к угрожающему участку фронта резервы были плохо скрыты и обычно опаздывали. Удары Красной Армии оказывались внезапными по времени и месту.

Большой интерес в этом отношении представляет подготовка Висло-Одерской операции командованием 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов в конце 1944 — начале 1945 года. Предстояло подготовить и осуществить прорывы вражеской обороны с ограниченных по площади плацдармов, на которых необходимо было сосредоточить и укрыть большое количество техники, вооружения и войск.

По замыслу командующего 1-м Украинским фронтом И. С. Конева предстояло скрытно сосредоточить ударную группировку фронта на Сандомирском плацдарме с одновременной демонстрацией подготовки наступления на краковском направлении.

В целях сохранения тайны к разработке операции привлекался строго ограниченный круг должностных лиц, которым ставились задачи только в части, их касающейся. Документы отрабатывались в одном экземпляре. Запрещены были разговоры о подготовке к операции. Фронтовая печать публиковала статьи оборонительного характера. В войска рассылались памятки, содержащие указания по строительству оборонительных сооружений.

Скрытность подготовки к наступлению на направлении главного удара достигалась в том числе тщательной маскировкой и соблюдением прибывшими войсками дисциплины скрытности как при выдвижении, так и в районе сосредоточения. Командованию частей, выдвигающихся на плацдарм, схемы маршрутов вручались лишь за пять суток до начала движения. Сосредоточение войск на плацдарме осуществлялось ночью при строжайшем соблюдении мер свето — и звукомаскировки. Действовали пункты наземного и воздушного контроля за соблюдением маскировки и дисциплины марша.

Одновременно проводились мероприятия по введению противника в заблуждение. В полосе 60-й армии (командующий генерал-полковник П. А. Курочкин) демонстрировалось и имитировалось создание ложной группировки в составе танковой армии и танкового корпуса. Для выполнения этих мероприятий были специально выделены 3 стрелковых и 4 инженерных батальона, танковая рота, 2 установки PC, 3 артиллерийских дивизиона, 22-я отдельная маскировочная рота, 3 зенитные батареи.

В целях демонстрации 4-й гвардейский танковый корпус (командир генерал-лейтенант П. П. Полубояров) дневным маршем вышел в район ложного сосредоточения. Движение танков было зафиксировано гитлеровской авиаразведкой. Через сутки в ночное время корпус убыл на плацдарм. Сразу после ухода танков в ложном районе были расставлены макеты. К началу наступления было выставлено 400 разборных макетов танков Т-34, более 1000 макетов орудий и минометов, около 500 макетов автомобилей.

Проводились также мероприятия по оживлению ложных районов: звукоустановки транслировали шум танковых двигателей, ремонт техники; специально выделенные группы работой своих радиостанций демонстрировали связь с вышестоящим штабом.

Было предусмотрено проведение ложных атак пехоты и танков, имеющих целью отвлечь внимание противника от направления главного удара, а также вскрыть систему огня вражеской обороны.

Умело проводились мероприятия по введению противника в заблуждение и на 1-м Белорусском фронте под командованием Г. К. Жукова. Согласно разработанному плану командиры 9-го и 12-го гвардейского танковых корпусов направили командующему 2-й гвардейской танковой армией генералу С. И. Богданову радиограмму: «Задачу на Данциг получил, горючего хватит». Эта дезинформация достигла цели. Противник, поверив ей, снял свои части из района Чарнкув, оставив его почти неприкрытым, и направил их на усиление данцигского направления.

Для сохранения в тайне подготовки наступления задачи ставились войскам непосредственно перед наступлением: корпусу — за пять суток, дивизии первого эшелона и полкам (устно) — за трое суток, дивизии второго эшелона, батальонам и ротам первого эшелона — за двое суток до начала наступления.

Не допускался подвоз боеприпасов непосредственно к переднему краю. Так, командующий 5-й ударной армией генерал-полковник Н. Э. Берзарин требовал, чтобы боеприпасы не подвозились ближе 5–6 км. Для скрытия выдвижения войск на лобовую часть и борта танков ставились щиты из досок, которые значительно приглушали шум.

И все же даже при проведении всех этих мероприятий полностью скрыть подготовку к наступлению не удалось. Немецко-фашистское командование узнало о готовящемся наступлении за три-четыре дня до его начала, однако одного знания было еще недостаточно — у него не было данных о силе удара советских войск; кроме того, за оставшееся время уже невозможно было предпринять значительных контрмер.

Поскольку противник, зная по предшествующему опыту действия нашей артиллерии, мог заблаговременно отвести свои войска на вторую позицию, командование фронта решило перехитрить его и провести артиллерийскую подготовку атаки не в светлое время, к чему привык противник, а в предрассветные сумерки — 25-минутным огневым налетом всей артиллерии фронта, после которого передовым батальонам перейти в атаку. Мощный огневой налет застал противника врасплох, не дав ему отвести личный состав в укрытия, и нанес огромный урон. Последовавшая затем атака имела успех.

Заслуживает внимания в ходе Висло-Одерской операции своеобразность решения маршала И. С. Конева по освобождению Силезского промышленного района — Сандомирско-Силезская операция (схема 16). В конце января обстановка была такова, что войска 1-го Украинского фронта имели реальную возможность полностью окружить силезскую группировку. Но командующий фронтом принял решение, окружая противника, оставить проход между 3-й гвардейской танковой и 59-й армиями шириной 4–6 км и решительными ударами остальных сил 59-й и 3-й гвардейской танковой армий с флангов и 21-й армии с фронта вынудить гитлеровцев уйти из промышленного района. Этот план был блестяще осуществлен. Хитрость удалась. Решительное наступление наших войск с востока, севера и запада заставило противника поспешно оставить главные города Силезии и отойти в юго-западном направлении.

Впоследствии, объясняя причины такого решения, И. С. Конев говорил, что Силезский промышленный район представляет собой сплошной огромный массив промышленных предприятий. Бои на окружение и уничтожение фашистских войск внутри района привели бы к большим разрушениям ценнейших заводов, рудников и шахт.

«Бывают на войне положения, — считал И. С. Конев, — когда представляются возможности эффективного завершения, с точки зрения фронта, той или иной операции, но это может не соответствовать общим интересам... И они в данном случае продиктовали соответствующее решение операции».

При подготовке Берлинской операции весной 1945 года, несмотря на значительное превосходство в силах и средствах, также проводились мероприятия по скрытности и введению противника в заблуждение. Например, был отдан ложный приказ об убытии из 1-го Белорусского фронта Маршала Советского Союза Г. К. Жукова и о вступлении в командование войсками фронта генерала армии В. Д. Соколовского. В расположение противника подбрасывались документы, свидетельствующие о переходе войск к обороне, письма офицеров, в которых выражалось недовольство переходом к пассивным действиям. С личным составом проводилась разъяснительная работа о необходимости укреплять занимаемые рубежи для длительной обороны. Для скрытия вывода танков на исходные позиции практиковалось использование дымовых завес, велся усиленный огонь из пулеметов и минометов.

Поскольку полностью скрыть подготовку к наступлению трех фронтов не представлялось возможным, советское командование изыскивало новые приемы введения противника в заблуждение. Так, проведенная усиленными батальонами, а затем остановленная разведка боем на широком фронте была принята противником за неудавшееся наступление и ввела его в заблуждение относительно времени начала Берлинской операции.

Бывший комендант обороны Берлина генерал Вейдлинг вспоминал: «То, что русские после действий своих разведотрядов 14 и 15 апреля не начали наступления, ввело наше командование в заблуждение. Когда мой начальник штаба полковник фон Дуфвинг от моего имени сказал 15 апреля начальнику штаба 11-го танкового корпуса, что нельзя производить замену 20-й моторизованной дивизии дивизией «Мюнхеберг» накануне русского наступления, последний ответил: «Если русские сегодня не начали наступление, значит, они предпримут его только через несколько дней». Такое же мнение было и у других высших офицеров 9-й армии».

Мощная 20-минутная артиллерийская подготовка атаки и последовавшая за ней ночная атака танков и пехоты с применением 140 прожекторов явились для немцев полной неожиданностью, что позволило советским войскам прорвать первую, главную полосу вражеской обороны.

Внимания заслуживает применение военной хитрости при разгроме Квантунской армии в августе-сентябре 1945 года (схема 17). Ставка Верховного Главнокомандования потребовала строжайшей скрытности подготовки операции на Дальнем Востоке и мер по введению противника в заблуждение.

Маршал Советского Союза К. А. Мерецков писал:

«Казалось бы, сохранить в тайне развертывание полутора-миллионной армии вдоль длиннейшей границы было делом невозможным. И все же японцев... мы почти всюду застали врасплох: вообще-то они думали о предстоящих операциях и усиленно готовились к ним, однако конкретная дата начала боев осталась для них за семью печатями.

Между прочим, не последнюю роль в этом сыграла дезинформация противника. Когда я и мои будущие сослуживцы по 1-му Дальневосточному фронту ехали на восток, были приняты все меры к тому, чтобы из нашего курьерского поезда, которому был придан вид обычного состава номер 6, не просочились наружу лишние сведения: не отправлялись ненужные письма; на станциях еще до прибытия поезда вывешивалась табличка «Все билеты проданы». Штабным офицерам я сообщил, что едем до Новосибирска. Когда приехали в Новосибирск, сказал, что едем до Красноярска, потом до Иркутска. В Иркутске назвал Хабаровск, а уж только в Хабаровске сообщил о конечной остановке... Когда подполковник Суслов во время остановки поезда в Омске телеграфировал жене в Ярославль о том, где именно находился он в тот момент, это стало предметом разбора на партийном собрании. Телеграмму мы, конечно, перехватили, и больше такие случаи не повторялись. На мне была штатская одежда. И я, и сотрудники Полевого управления фронта именовались военнослужащими в званиях на несколько рангов ниже действительных и, если приходилось, надевали соответствующие погоны, а порой переодевались в штатское платье не только на время железнодорожных переездов.

Меня теперь звали генерал-полковником Максимовым, члена Военного совета Штыкова — Шориным, начальника штаба Крутикова — Киселевым...

А во время моей встречи в Хабаровске с М. А. Пуркаевым этот старый сослуживец, отлично знавший, кем я был, увидев на мне погоны генерал-полковника и показав на них, сочувственно спросил: «Кирилл Афанасьевич, что случилось?» Я усмехнулся, ответив, что все, дескать, бывает на свете, и раскрыл удостоверение за подписью Верховного Главнокомандующего. Из документа вытекало, что перед Пуркаевым стоит Максимов. Тут генерал, конечно, догадался о происходящем и потом уже ни о чем не спрашивал, тем более что вскоре встретился с командующим Забайкальским фронтом генерал-полковником Морозовым (маршалом Р. Я. Малиновским), начальником штаба того же фронта генерал-полковником Болотовым (генералом армии М. В. Захаровым) и, наконец, с заместителем наркома обороны генерал-полковником Васильевым (маршалом А. М. Василевским). Что касается японцев, то они узнали о ряде новых воинских назначений у нас, но так и не разгадали (о чем свидетельствовали на допросах их генералы), какие лица скрывались под чужими фамилиями.

...Псевдоним Максимов был взят потому, что в Приморье действительно был генерал Максимов, который командовал одной из армий. Я рассчитывал, что японцы решат, будто именно о его переездах с места на место и его распоряжениях идет речь, и не станут остро реагировать на соответствующие донесения своих лазутчиков, в наличии которых мы не сомневались. И в самом деле, пленные японские генералы интересовались во время допросов, тот ли это знакомый им генерал Максимов командует войсками 1-го Дальневосточного фронта».

Надо сказать, что этот прием введения противника в заблуждение использовался Верховным Главнокомандованием и раньше. Так, в Сталинградской операции Г. К. Жуков был Константиновым, Н. Ф. Ватутин — Федоровым, А. И. Еременко — Ивановым, А. М. Василевский — Михайловым, И. В. Сталин — Васильевым. В Курской битве Г. К. Жуков имел псевдоним Юрьев, И. В. Сталин — Иванов, К. К. Рокоссовский — Костин. В Корсунь-Шевченковской операции И. С. Конев носил псевдоним Степин, Н. Ф. Ватутин — Николаев. В Белорусской операции «Багратион» у И. В. Сталина псевдоним был Семенов, у И. Д. Черняховского — Чернов.

К разработке планов операции фронтов, армий и Тихоокеанского флота привлекалось ограниченное количество лиц.

Сосредоточение, перегруппировка и развертывание войск в исходном положении проходили при строжайшем соблюдении скрытности.

Для обеспечения скрытности стратегических железнодорожных перевозок служба ВОСО приняла следующие меры: было предельно ограничено количество лиц, допущенных к выполнению централизованных военных перевозок, а также к разработке документов, связанных с ними; станции выгрузки и обслуживания эшелонов занумеровывались; передача сводок о движении эшелонов контролировалась офицерами ВОСО, а телефонные переговоры по этим вопросам запрещались; на пограничных участках Дальнего Востока часть воинских эшелонов пропускалась через узловые станции с ходу или в темное время, а на Приморской железной дороге, близко расположенной к границе, и разгрузка эшелонов проводилась ночью.

В целях введения японцев в заблуждение все мероприятия, связанные с передвижением войск, проводились в «учебном порядке».

Так, выдвижение войск 5-й армии к государственной границе проводилось на основании «плана учений». 1-я армия освобождала полосу наступления для 5-й армии и перегруппировывала свои силы также по «учебной директиве».

Пограничные войска по-прежнему несли службу на своих участках. Вводило противника в заблуждение и то, что население из пограничной зоны не выселялось и мирная жизнь его ничем не нарушалась. В гарнизонных районах продолжали работать специальные сенокосные команды, которые занимались уборкой сена на всех наблюдаемых противником участках, демонстрируя обычную для этого времени года жизнь гарнизона. Офицерский состав в период отпусков направлялся в местные санатории и дома отдыха.

Поскольку передвижение войск к линии государственной границы происходило под видом учений, это воспринималось населением как обычные военные занятия. При передвижении войск строго соблюдали световую маскировку; в 6–8 км от государственной границы автотранспорт двигался без света. На отдых и дневки останавливались в лесах и лощинах; в степных районах Даурии и Монголии танки, автомашины, орудия укрывались в специально отрываемых котлованах, прикрытых сверху маскировочными или местными материалами.

Соблюдение войсками маскировки контролировали специально выделенные группы офицеров штабов фронтов и армий.

В период подготовки операции работали только радиостанции ранее находившихся здесь частей и соединений. Командующие фронтами и армиями стремились достигнуть полной скрытности действий.

Кроме того, в каждом фронте был разработан специальный план ложных железнодорожных и автомобильных перевозок войск, оборудовались ложные районы сосредоточения. Вдоль дорог, просматриваемых с территории противника, устанавливались вертикальные и горизонтальные маски. Только в полосе 5-й армии на направлении главного удара было установлено 18 км вертикальных масок и 1515 горизонтальных.

В Забайкалье естественных масок, по существу, нет, поэтому широко применялась маскировка табельными и местными материалами. В войсках только Забайкальского фронта было израсходовано 16248 маскировочных сетей, 64110 сеток для стрелка, 1406 покрытий для танков, 250 маскировочных ковров. В районах сосредоточения войск дальневосточных фронтов в большой степени использовались естественные маски (леса, кустарники, овраги и т.п.), а маскировочные работы заключались в основном в закрытии просматриваемых противником участков местности и дорог вертикальными и горизонтальными масками.

Таким образом, приемы военной хитрости в операции по разгрому Квантунской армии составляли комплекс мероприятий, проведенных командованием и войсками, и, в конечном счете, сыграли свою важную роль.

Командующий 5-й японской армией Симидзу Нори-цунэ позднее признавался: «...наступление внушительных сил русских... оказалось для нас совершенно неожиданным».

Военная хитрость широко применялась в армейских операциях. Характерно, что использование военной хитрости становилось обычным делом и даже обязательным компонентом операции по мере накопления командующими и штабами армий боевого опыта. Прежде всего, совершенствовались способы скрытия подготовки операции и введения противника в заблуждение.

О значимости, которую имела военная хитрость в операциях Великой Отечественной войны, могут свидетельствовать указания по подготовке и организации наступательных боевых действий, данные Г. К. Жуковым после разгрома немецко-фашистских войск под Москвой.

В них говорилось, что там, где нашими войсками применялась скрытная подготовка и введение противника в заблуждение, всегда был блестящий успех и, наоборот, там, где врагу удавалось раскрыть наши замыслы, мы часто несли большие потери и не добивались успеха. При организации наступления, подчеркивал Г. К. Жуков, каждый командир должен иметь продуманный план обмана противника. Методы и приемы обмана врага не могут быть шаблонными — всякий шаблон будет разгадан. Командиры должны проявлять изобретательность, всеми силами стремиться скрыть свои средства и участок удара. Подход войск, занятие исходного положения, их развертывание должны проводиться ночью при строгом соблюдении маскировочной дисциплины. Особое внимание должно уделяться скрытному выдвижению и развертыванию артиллерии, особенно минометов и подразделений реактивной артиллерии. Пассивные мероприятия по скрытности готовящегося наступления, говорилось в указаниях, каждый раз должны дополняться активными действиями по введению противника в заблуждение. На участке, где готовится наступление, должно демонстрироваться движение отдельных войсковых частей с фронта в тыл. На участках фронта, удаленных от района, где намечается удар, необходимо демонстрировать ложный подход войск, усиливать радиообмен, сооружать ложные батареи, макеты автомобилей, прокладывать колеи дорог, организовывать поиски разведчиков, имитировать сосредоточение танков и усиливать работу разведывательной авиации.

Военная хитрость в оперативном звене хорошо проявилась, например, в Ржевско-Сычевской наступательной операции Западного (командующий генерал армии Г. К. Жуков) и Калининского (командующий генерал-полковник И. С. Конев) фронтов летом 1942 года, в которой план обмана противника был разработан командующими обоими фронтами (схема 18).

В результате операции предусматривалось разгромить фашистскую группировку в районе Зубцова и овладеть этим районом, а в дальнейшем, развивая наступление, взять Ржев.

К операции привлекались 31–, 20–, 5-я армии Западного и 29-я и 30-я армии Калининского фронтов, причем 31-я и 29-я армии должны были наступать по сходящимся направлениям и овладеть Зубцовом, а 5-я армия имела задачу отвлечь на себя силы противника и обеспечивать левое крыло ударной группировки Западного фронта.

Для этого предусматривалось полностью скрыть подготовку наступления 31-й и 29-й армий; показать подготовку и провести демонстративное наступление 5-й армии в направлении Вязьмы; имитировать подготовку наступления в полосе 43–, 49– и 50-й армий.

В результате этих мероприятий вражеская разведка была отвлечена на раскрытие ложной группировки, а наступление 31-й и 29-й армий оказалось для противника неожиданным.

Значительно возрос при подготовке к операции удельный вес соответствующих инженерных мероприятий. Так, на левом крыле Западного фронта имитировалось создание сильной группировки войск, с тем чтобы ввести немцев в заблуждение относительно направления наступления — ржевского. Для показа сосредоточения войск на ложном направлении привлекались 4 маскировочные и 3 стрелковые роты, 122 автомобиля и 9 танков, зенитно-пулеметная установка, 11 радиостанций. Саперы изготовили 833 макета танков, автомобилей, орудий, автоцистерн, походных кухонь.

Группы маскировщиков имитировали выдвижение танковых и мотострелковых колонн в районы ложного сосредоточения и нахождение там войск. В течение ночи они расставляли на определенных маршрутах макеты танков и автомобилей. Такая импровизированная колонна «двигалась» до тех пор, пока ее не обнаруживал вражеский самолет. После этого материальная часть свертывалась и перебрасывалась на новые маршруты и участки. Чтобы привлечь внимание воздушной разведки противника к ложным районам, демонстрировалась их жизнедеятельность: с помощью танков и автомобилей буксировали макеты боевых машин, оставляя на грунте следы гусениц и колес, разводили ночью костры. При налетах гитлеровской авиации, сопровождавшихся бомбежкой, дежурные команды бутылками с горючей смесью имитировали взрывы и пожары в местах расположения макетов военной техники, открывали ружейно-пулеметный огонь по снижающимся самолетам.

Проведенные мероприятия дали положительные результаты. Враг многократно бомбил ложные районы, обстреливал их из пулеметов, пытаясь рассеять и подавить сосредоточивающиеся войска. Но что было особенно важно — противник усилил оборонительные работы на этом направлении и перебросил туда до двух дивизий.

Зимой 1943 года при подготовке войск Донского фронта (командующий генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский) к ликвидации окруженного под Сталинградом противника (схема 19) предусматривалось скрыть в полосе 65-й армии ударную группировку, а сосредоточение крупных танковых сил имитировать в полосе 24-й армии в районе Котлубани. Для этого привлекалось большое количество инженерных частей. Районы расположения артиллерии и армейского артиллерийского склада в полосе 65-й армии маскировали 31-й и 32-й инженерно-саперные батальоны и две роты 33-го инженерно-саперного батальона, районы сосредоточения танков — 34-й и 35-й инженерно-саперные батальоны. В районе Котлубани имитировалось сосредоточение танкового корпуса и пяти артиллерийских полков. Макеты танков и орудий изготовлялись 25-й маскировочной ротой в 75 км от места их установки и перевозились туда на автомобилях. Землеройные работы и «оживление» района осуществляли подразделения 104-го инженерно-минного батальона и 25-я маскировочная рота.

Немецко-фашистское командование, введенное в заблуждение относительно направления предстоящего удара советских войск, начало усиливать противотанковую оборону перед фронтом 24-й армии. В перехваченной немецкой радиограмме сообщалось о сосредоточении крупных сил советских войск в районе Котлубани. На этом направлении гитлеровцы держали свои резервы. Оперативная хитрость дала желаемые результаты — окруженная группировка была неожиданным для них ударом рассечена надвое и ликвидирована.

При подготовке в 1943 году Орловской наступательной операции в Курской битве войска 11-й гвардейской армии генерал-лейтенанта И. X. Баграмяна, несмотря на то, что в течение двух месяцев они находились в сфере постоянного наблюдения врага, сумели скрытно подготовить наступление и нанести по нему мощный удар. Войска выдвигались в исходные районы только ночью; танки, автомобили и тягачи совершали марш с погашенными фарами, шум двигателей заглушался огневыми налетами по переднему краю и полетами своих самолетов на малых высотах. Чтобы ввести врага в заблуждение относительно времени перехода в наступление, по указанию маршала Г. К. Жукова атаку пехоты и танков планировалось начать не как обычно — после артиллерийской подготовки атаки, а в ходе ее. При этом планом огневого поражения предусматривались мощный 5-минутный огневой налет, 20-минутная пауза, а затем около часа контроль, пристрелка и огонь на поражение. После залпа 450 «катюш» был проведен 15-минутный огневой налет, и вслед за огневым валом пошли в атаку наши войска. Противник был застигнут врасплох.

Активно применялись войсками различные способы военной хитрости при проведении Киевской наступательной операции осенью 1943 года. В ходе перегруппировки 3-й гвардейской танковой армии генерал-лейтенанта П. С. Рыбалко (схема 20) на восточный берег Днепра и затем через Десну вновь на западный берег Днепра на букринском плацдарме были оставлены макеты танков и артиллерии, имитировавшие сосредоточение частей танковой армии. Для большей убедительности неисправные и имеющие ограниченные моторесурсы танки были оставлены на прежних позициях, а танки, выделенные для пополнения армии, направлялись на Лютежский плацдарм в район сосредоточения 3-й гвардейской танковой армии.

По приказу командующего 1-м Украинским фронтом генерала армии Н. Ф. Ватутина оставшиеся на Букринском плацдарме части проводили активные демонстративные действия, чтобы отвлечь на себя как можно больше сил противника. Специально выделенные радиостанции стрелковых частей демонстрировали работу штабов танковой армии и корпусов.

Бывший командующий армией маршал бронетанковых войск П. С. Рыбалко вспоминал: «В целях скрытности отхода танкового соединения с Букринского плацдарма... были приняты меры тщательной маскировки. На плацдарме были оставлены КП соединения и несколько радиостанций. Все они продолжали свою обычную работу, дезинформируя противника. Вместо снятых с занимаемых позиций танков построили макеты из дерева и земли. На огневых позициях были сделаны макеты орудий. Движение танков и автомашин... разрешалось только в ночное время с сохранением светомаскировки. Строгая маскировка производилась в районе нового сосредоточения... Принятыми мерами мы обманули противника, заставив его авиацию в течение недели бомбить наши оставленные позиции».

Мастером обмана противника был генерал А. В. Горбатов. В ноябре 1943 года, благодаря военной хитрости, 3-я армия, которой он в то время командовал, успешно форсировала реку Сож. Внимательно наблюдая за поведением противника, он обнаружил элементарный с его стороны обман: за 20–30 минут до темноты он показывал один и тот же батальон, двигая его вокруг высотки. Был сделан вывод, что сил у противника на противоположном берегу мало и что есть шанс форсировать водную преграду. А. В. Горбатов попросил командующего войсками фронта К. К. Рокоссовского уменьшить полосу 3-й армии, вернув полоску в 15 км обратно 50-й армии. Хитрость заключалась в том, чтобы командующий 50-й армией вывел две своих дивизии на занимаемый армией плацдарм, не соблюдая жестких мер по скрытности. Противник посчитает, что советские войска усиливают группировку на плацдарме, чтобы продолжить с него наступление. В это время незаметно для противника вывести с плацдарма все три дивизии 3-й армии. Затем, оставив в обороне по реке Сож два полка, остальные силы армии бросить в наступление с небольшого по размеру (2,5 х 2 км) плацдарма с целью выхода к Днепру. В ночь перед наступлением на плацдарме, густо заросшем ивняком, были сосредоточены полки первых эшелонов четырех стрелковых дивизий. Чтобы ускорить сосредоточение на плацдарме основных сил, на заблаговременно забитых сваях были построены дополнительно два моста, а также наведены штурмовые мостики из заготовленных деталей. Учитывая трудности с переброской на высокий берег артиллерии, было решено направить специально подготовленные артиллерийские расчеты с офицерами, чтобы полностью использовать захваченные у врага орудия и минометы.

Наступление армии, предпринятое 22 ноября, оказалось для противника полной неожиданностью. За день наступления был захвачен плацдарм в 20 км по фронту и 14–17 км глубиной.

При подготовке Новороссийской операции осенью 1943 года (схема 21), основная роль в которой отводилась 18-й армии К. Н. Леселидзе во взаимодействии с морским десантом Черноморского флота вице-адмирала Л. А. Владимирского, был успешно решен целый комплекс мероприятий по скрытию от противника сосредоточения десантной группировки и введению его в заблуждение относительно времени нанесения и направления главного удара. Для сохранения тайны была запрещена переписка, связанная с готовившейся операцией.

Штабом для дезинформации противника была издана ложная директива о подготовке и высадке десанта в районе Южной Озерейки и приняты меры, чтобы противнику стало известно ее содержание. Авиация флота наносила бомбовые удары по объектам береговой обороны противника в районе Южной Озерейки.

Высадку десанта планировалось осуществить в ночное время в Цемесской бухте. Специально выделенные самолеты должны были заглушить шум двигателей десантных катеров.

Противник в ночь десантирования активно освещал ракетами и прожекторами район Южной Озерейки, никак не ожидая появления советских войск в Новороссийске.

При подготовке Корсунь-Шевченковской операции зимой 1944 года (схема 22) командующий 2-м Украинским фронтом генерал армии И. С. Конев решил скрытно сосредоточить ударную группировку в направлении Лебедин, Шпола. 5-й гвардейской танковой армии генерал-лейтенанта П. А. Ротмистрова была поставлена задача: имитируя подготовку наступления из района западнее Кировограда, скрытно осуществить перегруппировку армии в район Каменки.

Чтобы ввести противника в заблуждение, в полосе 5-й гвардейской армии после ухода танковых частей было создано 5 ложных районов сосредоточения танков и 12 ложных районов сосредоточения артиллерии. Для этого в ложных районах устанавливались макеты танков, орудий, подготавливались артиллерийские позиции; строились ложные склады горючего, артсклады, выставлялись чучела.

Согласно утвержденному плану радиостанция стрелкового корпуса демонстрировала работу армейской радиостанции, а радиостанции штабов стрелковых дивизий и полков, расположенных в этом районе, — работу штабов танковых корпусов и бригад. Специально выделенные части демонстрировали подготовку к наступлению, подвижные, громкоговорящие установки в ложных танковых районах транслировали шумы танковых двигателей, прокладывались танковые и автомобильные колеи. Кочующие орудия демонстрировали в ложных районах сосредоточение и пристрелку артиллерии вновь прибывающих артчастей. О том, насколько умело работали артиллеристы, свидетельствует тот факт, что в период с 22 по 28 января гитлеровская артиллерия выпустила по ложным огневым позициям около 1500 снарядов и мин, причем вражеским огнем были разбиты две батареи. На направлении ложного удара проводились усиленные разведывательные поиски.

Перечисленные мероприятия позволили ввести противника в заблуждение относительно места и направления главного удара фронта, заставили его в течение двух дней после начала Корсунь-Шевченковской операции держать свои резервы (четыре танковые дивизии) на кировоградском направлении.

Заслуживают внимания военная хитрость и способы обеспечения скрытности и введения противника в заблуждение, проведенные в Витебской операции летом 1944 года 43-й армией. Главная цель сводилась к тому, чтобы приковать внимание противника непосредственно к району Витебска, создать впечатление, что главный удар будет наноситься на узком участке фронта в направлении города. Командующий 43-й армией генерал-лейтенант А. П. Белобородов стремился военной хитростью убедить неприятеля в том, что наши войска, как и прошлой зимой, будут наступать на Витебск с северо-востока, вдоль Западной Двины, и что обход Витебского укрепленного района сколько-нибудь значительными силами с флангов невозможен из-за плохо развитой сети дорог.

Однако достижение поставленной цели — обмануть немцев — для армии представляло большую трудность. Длительная стабилизация фронта облегчала противнику определение тех или иных изменений в построении обороны 43-й армии. Особенно это относилось к перегруппировке войск армии вдоль фронта, с левого фланга на правый, и сосредоточению их на участке прорыва. Чтобы скрыть подготовку к наступлению и, прежде всего, сосредоточение сил и средств на выбранном направлении главного удара, командование армии использовало военную хитрость, творчески применяя накопленный в предшествующем периоде опыт.

Контроль над соблюдением скрытности подготовки был возложен на офицеров штабов соединений и частей армии. Все документы о ходе подготовки к наступлению писались от руки и доводились до исполнителей только в части, их касающейся. Переговоры по вопросам подготовки к наступлению по техническим средствам связи запрещались.

Инженерная подготовка исходного района для наступления армии, особенно на ее правом фланге, проводилась под видом усиления обороны. На время рекогносцировок на участке прорыва армии генералы и офицеры переодевались в форму рядовых.

Одновременно на левом фланге армии демонстрировались ложные перегруппировки войск и рекогносцировки, сосредоточение войск шумами тракторов, танков и автомобилей, а также повышалась интенсивность артиллерийского огня. В то же время расход снарядов и мин на предполагаемом для наступления участке был снижен до 50%.

Войскам, располагавшимся на переднем крае обороны, приказывалось всеми имеющимися зенитными средствами обстреливать появляющиеся над ними самолеты противника, а тем, кто находился в районах сосредоточения, — открывать огонь только по крупным группам авиации. Полеты над полосой армии были разрешены только за два дня до наступления, и то для самолетов вновь прибывающих авиационных частей и на такую глубину, которая в случае вынужденной посадки позволяла бы им приземляться на своей территории.

Особое внимание обращалось на максимальное ограничение передвижений в полосе армии в дневное время; все передвижения войск и транспорта осуществлялись в ночное время по строго определенным маршрутам. Количество транспорта, используемого в дневное время, строго лимитировалось. На отдельных просматриваемых участках маршрутов устанавливались вертикальные маски.

Контроль за соблюдением маскировки войсками осуществлялся специально выделенными самолетами По-2. Сбрасыванием специальных вымпелов они предупреждали войска о тех или иных нарушениях маскировки.

Армейская и войсковая печать в целях дезинформации освещала в основном оборонительную тематику. Так, армейская газета «Защитник Отечества» в заметке «Укрепляем оборону и учимся» писала: «Делая оборону неприступной для врага, в соответствии с инженерными требованиями и маскировкой бойцы перевыполняют нормы отрывки траншей, окопов». В следующем выпуске газета сообщала, что подразделения, «находясь в обороне, повседневно укрепляют свой рубеж, зорко несут службу».

Важным условием в обеспечении скрытности явилась хорошая организация комендантской службы в армии, которая не только обеспечивала поддержание определенного режима, но и стала надежным барьером против шпионов и диверсантов. На дорогах армейского тыла действовали офицерские посты, имевшие между собой телефонную связь. Кроме того, была налажена связь между штабами дорожных (строительных) частей, дорожно-комендантскими ротами и контрольно-пропускными пунктами.

В плане операции 43-й армии предусматривалось также применение в ходе наступления дымов. Подразделения пехоты и танков, расчеты противотанковых орудий обеспечивались дымовыми гранатами. Кроме того, создавались специальные группы, которые следовали на автомобилях за наступающими частями и были готовы к дымопуску на указанных им рубежах. Чтобы скрыть, например, маневр стрелкового полка по окружению и уничтожению противника на так называемом чистинском выступе, по решению командующего 43-й армией был подготовлен дымопуск на рубеже Белая Дубровка, выс. 164,6. Всего действовало 32 очага задымления.

Примером скрытной подготовки наступления являются также действия 67-й армии генерал-лейтенанта В. П. Свиридова при прорыве блокады Ленинграда в начале 1943 года.

Особое внимание командующим уделялось сохранению в строжайшей тайне замысла и плана предстоящих действий. К разработке боевых документов привлекался строго ограниченный круг лиц, которым запрещалось ведение переговоров, связанных с их содержанием; документы выполнялись в одном экземпляре и только от руки. Кроме того, для обеспечения скрытности подготовки наступления и введения противника в заблуждение предусматривалось: запретить передвижение войск, артиллерии и подразделений тыла в дневное время; осуществлять перевозки войск через Ленинград небольшими колоннами и разными маршрутами; сохранять прежний режим работы радиостанций и запретить вновь прибывающим частям пользоваться радиосвязью; проводить разведку боем силами оборонявшихся ранее частей; вести артиллерийскую пристрелку на широком фронте и только отдельными орудиями; тщательно маскировать районы сосредоточения войск.

О времени наступления и артиллерийской подготовки атаки командирам соединений и частей было сообщено только за сутки до их начала.

Скрытное проведение всех подготовительных мероприятий, а также меры по введению противника в заблуждение обеспечили внезапность наступления. Из показаний пленных, а также из захваченных документов было установлено, что немцы лишь догадывались о намерениях советской стороны, но не знали, где и когда начнется наступление.

Обращает на себя внимание оригинальное решение командующего 65-й армией генерал-лейтенанта П. И. Батова по вводу в прорыв танков через болотистую местность в Бобруйской операции летом 1944 года (схема 23).

Сильно заболоченный участок перед своей обороной гитлеровцы считали непреодолимым. Поэтому основные силы немецко-фашистское командование сосредоточило в Паричах, где вместе с пехотой могли пройти и танки.

Советский командарм рассудил по-иному. Как выяснилось, местные жители проходили через болото в мокроступах — своеобразных лыжах, сплетенных из лозы. Тогда и было принято смелое и оригинальное решение — главный удар по вражеской обороне нанести через болото.

Для прохождения машин и танков решили скрытно проложить деревянную дорогу — гать. На расстоянии двух с половиной метров друг от друга прямо в болото укладывались толстые шестиметровые бревна-поперечины. На эти поперечины, на три точки опоры, укладывались прогоны — деревья несколько меньшей толщины. В завершение прогоны закреплялись колесоотбойными брусьями.

Заготавливать бревна для переправы приходилось на значительном удалении от места прокладывания гати, причем в разных местах. Делалось это для того, чтобы противник не слышал стука топоров и чтобы большие вырубки-плешины не привлекали внимание его воздушной разведки. Работы по прокладке гати выполнялись саперным батальоном дивизии, выделенным ему в помощь стрелковым батальоном и сотней повозочных, собранных со всех частей.

Благодаря предельной осторожности, искусной маскировке, высочайшей дисциплине прокладка гати была завершена в полной тайне от врага. В болото на 928 метров дороги было уложено более 1,5 кубометров леса, т.е. перенесено на собственных плечах свыше 1200 тонн грузов. Оставалось скрепить бревна гати металлическими скобами; эту работу решили выполнить с началом артподготовки.

Прокладка гати была завершена ночью 23 июня, а в 7 часов утра 24-го началось наступление.

Удар советских войск с этого направления явился для врага полной неожиданностью. Его оборона была прорвана на 8 км по фронту и до 12 км в глубину.

Военная хитрость в годы Великой Отечественной войны применялась и в тактическом звене, решая задачи по введению противника в заблуждение относительно истинных намерений войск и скрытности подготовки их к боевым действиям в целях достижения победы в бою с наименьшей затратой сил, средств и времени.

Опыт свидетельствует, что важнейшим фактором обеспечения скрытности подготовки боевых действий была хорошо продуманная организаторская работа командиров и штабов, чтобы не допустить утечки информации. В частности: в соединениях и частях запрещалось отдавать какие-либо письменные распоряжения относительно подготовки к боевым действиям; задачи до непосредственных исполнителей доводились устно и только в части, их касающейся; документы отрабатывались, как правило, самые необходимые и в одном экземпляре; писали их от руки начальник штаба или начальник оперативного отделения и оставляли в штабе. Как исключение, отдельные документы направлялись в подчиненные штабы с офицерами при усиленной охране, и прочесть их имели право только те, кому они адресовались. Часто эти документы разрабатывались под видом учебных (так оформлялись, например, боевые документы полков в 318-й горнострелковой дивизии генерал-майора А. А. Гречкина перед наступлением на Новороссийск осенью 1942 года).

Характерным примером скрытности подготовки к наступлению является участие 320-й стрелковой дивизии под командованием полковника А. Н. Зажигалова в контрударе 63-й армии Сталинградского фронта в направлении на хутор Перелазовский в августе 1942 года. Создание ударной группировки, развертывание артиллерии, подготовка и форсирование Дона проводилось только ночью. Все переговоры, в том числе и телефонные, связанные с предстоящими боевыми действиями, были запрещены. Нанесение контрудара планировалось на рассвете без артиллерийской подготовки. В результате начало наступления оказалось для противника неожиданным, и он смог организовать сопротивление только после того, как части дивизии вклинились в его оборону на 200–400 метров.

В частях многих дивизий принимались меры по сохранению тайны личным составом подразделений связи. Например, в 90-й стрелковой дивизии генерал-майора Н. Г. Лященко в период подготовки Восточно-Прусской операции в январе 1945 года всем радистам прибывающих на передовую частей и подразделений до начала боя запрещалось работать на передачу, многие радиостанции опечатывались. Категорически воспрещались телефонные переговоры, касающиеся подготовки наступления; нарушители правил переговоров привлекались к строгой ответственности.

Зачастую в целях обеспечения скрытности подготовки исходного района для наступления приходилось отказываться от инженерных работ по отрывке ходов сообщения и траншей, необходимых для сближения с обороной противника.

Так было, например, в январе 1944 года при подготовке наступления в районе Бобруйска частями 307-й стрелковой дивизии генерал-майора М. А. Еншина.

Вместе с тем заслуживает внимания военная хитрость при подготовке исходного района 28-й стрелковой дивизией под командованием полковника М. Ф. Букштыновича в операции по освобождению города Невель в октябре 1943 года. Успех предстоящего прорыва во многом зависел от внезапности и быстроты сближения с врагом, а достичь этого можно было, максимально приблизив исходный район наступления к объектам атаки. Оборудовали его войска, занимавшие позиции на переднем крае. В 200 метрах от противника отрыли траншею полного профиля для стрелковых рот первого эшелона, в глубине еще две — для вторых эшелонов стрелковых полков; все три траншеи соединялись между собой ходами сообщения. Работы велись только по ночам. Вырытые траншеи и брустверы закрывались горизонтальными маскировочными щитами и сетями так, чтобы воздушная разведка и наблюдатели противника не смогли их обнаружить. Все перегруппировки и передвижения частей и подразделений проводились лишь в темное время суток. Работа радиостанций разрешалась только на прием. Принятые меры способствовали достижению внезапности атаки и успешному прорыву вражеской обороны.

Особое место занимали приемы военной хитрости при организации форсирования водных преград. Ярким примером тому служит форсирование в ноябре 1943 года Днепра под Запорожьем частями 60-й гвардейской генерал-майора Д. П. Монахова и 333-й генерал-майора А. М. Голоско стрелковых дивизий (схема 24).

За продолжительное время гитлеровцы создали в районе Запорожья сильную и хорошо развитую в инженерном отношении оборону. Используя высоты и населенные пункты, расположенные на правом берегу Днепра, противник оборудовал ряд мощных опорных пунктов и узлов сопротивления. Передний край проходил непосредственно по высокому правому берегу. На песчаных отмелях, примыкавших к берегу, располагалось боевое охранение, усиливаемое в ночное время патрулями и секретами.

Южнее Запорожья на реке имелось довольно большое количество островов, что облегчало форсирование. Левый берег здесь был покрыт редколесьем и кустарником, создававшим благоприятные условия для незаметного выхода войск к реке.

После тщательной оценки обстановки было принято решение на форсирование Днепра южнее Запорожья. В исходных районах в течение нескольких дней личный состав скрытно тренировался в посадке на переправочные средства и высадке. Все переправочные средства за восемь часов до начала форсирования были сосредоточены в заранее оборудованных районах в 150–200 метрах от уреза воды.

Сосредоточение сил и средств к намеченным участкам форсирования осуществлялось ночью с соблюдением строжайших мер свето — и звукомаскировки. Техника и личный состав, совершавшие ночной марш, к утру тщательно маскировались. Одновременно в целях введения противника в заблуждение имитировалось сосредоточение сил и средств на участке севернее Запорожья. Там же демонстрировалось активное проведение разведки, в том числе и воздушной. В полосах 203-й генерал-майора Г. С. Здановича и 244-й генерал-майора Г. А. Афанасьева стрелковых дивизий намечалось непосредственно перед форсированием и в ходе него поставить дымовые завесы.

Одновременно проводились демонстративные действия по подготовке к форсированию реки на широком фронте. Артиллерия наносила удары по обороне противника севернее Запорожья, а специально выделенные подразделения в нескольких районах начали имитацию подготовки к форсированию Днепра. Принятые меры достигли поставленных целей — действительные участки форсирования были надежно скрыты и внимание гитлеровцев от этих участков отвлечено.

Форсирование реки передовыми полками явилось полной неожиданностью для противника. Вражеское командование поняло, что советские войска начали форсирование лишь после того, как большинство стрелковых батальонов первого эшелона высадилось на правый берег, и решительной атакой выбило гитлеровцев из прибрежных укреплений.

Практика боевых действий свидетельствовала, что успех скрытности во многом зависел от умелого использования времени суток, местности и метеорологических условий. Так, во время сильной метели в ночь на 14 января 1944 года 299-й стрелковый полк, усиленный лыжным батальоном, без артиллерийской подготовки и без сопровождения танков внезапной атакой прорвал оборону противника и овладел плацдармом на северном берегу озера Ильмень.

В ходе Березнеговато-Снигиревской операции войск 3-го Украинского фронта 394-я стрелковая дивизия генерал-майора А. И. Лисицына, преследуя остатки разгромленных частей противника, 18 марта 1944 года вышла к реке Южный Буг в районе населенного пункта Троицкое. В 10 часов утра она получила задачу в ночь на 19 марта форсировать Южный Буг.

По данным разведки было известно, что Южный Буг в этом районе имеет ширину 200–300 метров, скорость течения до 1,5 метра в секунду. Левый берег реки на 45–50 метров выше правого, что давало определенное преимущество частям в организации наблюдения и облегчало изучение характера вражеской обороны. Было принято решение: полку скрытно сосредоточиться и подготовить два пункта переправы, затем вслед за разведывательной ротой, соблюдая тишину, преодолеть реку и внезапным ударом овладеть Андреевкой-Эрделева.

Хитрость заключалась в том, чтобы использовать плохие погодные условия. Переправа проходила в сложных условиях. Вечером 18 марта начался снежный буран, который продолжался всю ночь. Под его прикрытием с 20 часов осуществлялась посадка в лодки. К 3 часам ночи 19 марта передовые части внезапно форсировали реку и стали выдвигаться к Андреевке-Эрделева. Выйдя к юго-восточной окраине поселка, они натолкнулись на проволочные заграждения перед немецкими позициями. Так как гитлеровцы, никак не ожидавшие появления наших войск ночью, да еще в такую ненастную погоду, оставив траншеи, укрылись в домах, наши саперы быстро проделали проходы, и бойцы внезапно ворвались в населенный пункт.

В марте 1945 года части 76-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора А. В. Кирсанова вышли к Данцигско-Гдыньскому укрепленному району, ключевой позицией которого являлась высота 184,2. Ее обороняли пехотный батальон «Вернер» и сводная рота 99-й пехотной немецкой дивизии с несколькими танками и бронетранспортерами. С захватом высоты наши войска получили бы возможность просматривать вражескую оборону вплоть до Данцигской бухты.

С трех сторон высоту опоясывали две сплошные траншеи, оборудованные дзотами, а располагавшиеся за ними бронетранспортеры использовались в качестве подвижных огневых точек.

Овладеть высотой было приказано 239-му гвардейскому стрелковому полку, усиленному самоходно-артиллерийским полком СУ-76 и двумя артиллерийскими дивизионами. После неудачных атак командир полка решил скрытно выдвинуть штурмовой отряд и внезапным ударом с фланга во взаимодействии с главными силами полка, наступавшими с фронта, овладеть этим важным узлом обороны.

Штурмовой отряд составляла рота автоматчиков лейтенанта Ковалева, усиленная стрелковым взводом, саперным отделением и батареей самоходно-артиллерийских установок. Подготовка и организация боя проводились в светлое время. Чтобы обмануть противника, атаку намечалось провести с наступлением сумерек без предварительного огневого налета. При определении времени атаки учитывалось то, что в прошедшие два дня бой начинался днем вслед за огневым налетом артиллерии, а к вечеру затихал.

С приближением сумерек, как и в предшествующие дни, бой прекратился. Штурмовой отряд занял исходное положение. Без выстрелов, под прикрытием мелкого кустарника воины бесшумно устремились к позициям врага. Через 6–8 минут в расположении противника послышались частые разрывы гранат, крики «ура» и автоматные очереди. 3-й стрелковый батальон, используя успех штурмового отряда, ворвался на северо-западные скаты высоты.

Генерал Г. С. Зданович, командовавший в годы войны 203-й стрелковой дивизией, в книге «Идем в наступление» приводит поучительный пример. Он пишет, что для введения немцев в заблуждение относительно мест и времени наступления «пришлось применить ряд дезориентирующих врага маневров: бойцы то занимали ложные положения для атаки южнее Томаковки, то демонстрировали передвижение в противоположную сторону, то ставили дымовые завесы далеко от будущего места наступления.

...Туманным, сырым утром 30 января батальоны бесшумно поднялись в атаку: Противник заметил советских воинов, когда те были всего в ста метрах от его позиций».

В годы войны применялись самые разнообразные приемы военной хитрости для отвлечения внимания противника от истинных намерений советских войск.

В июне 1944 года батальону гвардии капитана Глебова была поставлена задача: овладеть высотой, представлявшей сильный опорный пункт. Всесторонне оценив соотношение сил, характер обороны и местность, командир батальона пришел к выводу, что выполнить задачу сможет лишь в том случае, если удастся обмануть противника. Он решил хитростью заставить немцев, оборонявших высоту, стянуть большую часть сил опорного пункта на участок против своей первой (правофланговой) роты, после чего двумя остальными ротами стремительно атаковать и захватить опорный пункт. Командиру первой роты было приказано создавать видимость подготовки к наступлению, но делать это так, чтобы не вызвать у противника ни малейшего подозрения относительно ложности проводимых мероприятий. В то же время вторая и третья роты должны были вести подготовку к атаке абсолютно скрытно. Им даже не разрешалось делать проходы в проволочных заграждениях врага, они должны были ограничиться лишь осторожным снятием мин в необходимых местах.

Обнаружив деятельную подготовку атаки на свой левый фланг, гитлеровцы немедленно перебросили туда несколько пулеметов, произвели дополнительную пристрелку артиллерии и предприняли поиск.

В назначенный час артиллерия открыла огонь по переднему краю вражеской обороны перед фронтом первой роты. Под прикрытием этого огня рота стала выдвигаться к рубежу атаки. Тем временем бойцы второй и третьей рот, скрываясь в высокой траве, бесшумно подползли к проволочному заграждению, по сигналу поднялись в атаку и ворвались на высоту. Внезапная атака с данного направления привела противника в замешательство. В коротком бою большая часть его гарнизона была уничтожена.

Наиболее часто военная хитрость приносила успех при действиях в горах. В сентябре 1944 года в Карпатах преследовавший противника батальон гвардии капитана Земляковского был остановлен перед безымянной высотой, заранее подготовленной к обороне. Противник вел сильный огонь, не позволявший залегшим бойцам поднять голову. Ясно, что овладеть высотой наличными силами было весьма трудно. Тогда командир пошел на хитрость.

Атаковать высоту с востока, где батальон встретил наиболее упорное сопротивление, не имело смысла. Командир батальона приказал одной стрелковой роте остаться на месте и активными действиями отвлечь на себя все внимание врага. Другая рота под командованием гвардии старшего лейтенанта Абуладзе должна была вместе с приданной ей пулеметной ротой, используя складки местности и густой кустарник, выдвинуться в лощину, скрытно выйти к южным скатам высоты и внезапно атаковать врага во фланг. Третью роту капитан Земляковский оставил в резерве. Обе стрелковые роты успешно справились со своей задачей. Противник, увлеченный боем с первой ротой, не заметил, как ему во фланг вышла другая рота. Оборона была нарушена, и гитлеровцам не оставалось ничего другого, как оставить свои позиции.

Для обмана противника часто применялись отвлекающие действия. В районе деревни Глубокое из показаний местных жителей, скрывавшихся в лесу, удалось установить, что противник силою до роты с несколькими орудиями и минометами занял оборону по южной и юго-восточной окраинам деревни. Получив задачу овладеть деревней, командир батальона капитан Обшаров принял решение: скрытно лесом вывести стрелковые роты на опушку против западной окраины деревни, оставив на месте все средства усиления и после 10-минутного артиллерийско-пулеметного обстрела позиций врага с фронта внезапно атаковать его во фланг и тыл.

Ничем не выдав своего передвижения по лесу, стрелковые подразделения быстро достигли исходного положение и развернулись для атаки. Капитан Обшаров по телефону отдал приказ артиллерии открыть огонь по вражеским окопам. Противник, предположив, что этот огонь предшествует атаке с фронта, подготовился к ее отражению. Стремительным броском с запада бойцы преодолели открытое пространстве и ворвались в деревню. Это для немцев было полной неожиданностью.

В апреле 1945 года 226-я стрелковая дивизия генерал-майора Н. А. Кропотина с ходу форсировала Одер и захватила плацдарм до 2 км по фронту и до 1,5 км в глубину. Однако расширить его сразу не удалось. Противник, имея сильный опорный пункт в местечке Тунскирх, мощным огнем артиллерии и танков сорвал атаку советских подразделений. Опорный пункт оборонял батальон пехоты, усиленный семью-восемью орудиями и пятью танками; танки использовались как подвижные огневые точки. Все здания были приспособлены к круговой обороне, на отдельных участках имелись проволочные и минные заграждения.

Овладеть опорным пунктом было приказано роте автоматчиков 985-го стрелкового полка, усиленной танками. Командир этой роты, оценив обстановку, решил пойти на хитрость. Роту он разбил на две группы. Первая — взвод автоматчиков и три танка — должна была демонстративно наступать на северную часть населенного пункта, овладеть ею и отвлечь на себя большую часть сил и средств врага; вторая — основная, два взвода и четыре танка — получила задачу скрытно выйти в тыл противнику и атаковать с юга.

После короткого огневого налета на рассвете обе группы перешли в атаку. Первая группа, ворвавшись в населенный пункт, стала продвигаться вперед, отвоевывая дом за домом и отвлекая немцев на себя. В это время вторая группа ворвалась на южную окраину Тунскирха. Неожиданное появление танков с автоматчиками у себя в тылу окончательно деморализовало гитлеровцев и сломило их сопротивление.

В ходе боевых действий успешно применялись такие приемы военной хитрости, как рейды и засады.

Умело использовала эти приемы 4-я танковая бригада под командованием полковника М. Е. Катукова. В боях под Мценском в октябре 1941 года, действуя из засад и нанося внезапные удары по врагу, бригада Т-34 вывела из строя 113 фашистских танков и много другой боевой техники, потеряв при этом всего несколько боевых машин.

Применялись танковые рейды и засады в Сталинградской битве при преследовании отступающего противника. В этом отношении характерны действия 17-го гвардейского отдельного танкового полка южнее станции Вешенская в 1942 году (схема 25).

В декабре на этом участке фронта советские войска прорвали главную полосу обороны противника. Боясь окружения, враг под прикрытием арьергардов начал отход. Создавались благоприятные условия для его преследования. Но наше командование решило разгромить его главные силы рейдовыми действиями и засадами на путях отхода. С этой целью 17-му танковому полку была поставлена задача — стремительным маршем скрытно обойти противника, перехватить его основные пути отхода, задержать отступающие с севера вражеские колонны и не допустить подхода его резервов с юга. Чтобы достичь скрытности, марш полка планировалось осуществить ночью в стороне от пути отхода гитлеровцев.

19 декабря с наступлением сумерек полк выступил для выполнения боевой задачи. Используя разрывы и промежутки в обороне противника, через кустарники и перелески полк скрытно вышел в тылы его отходящих подразделений. С наступлением темноты движение осуществлялось с включенными фарами. Немцы не могли ожидать такой дерзости и приняли танки за свои. Вскоре была обнаружена отходящая с севера колонна автомобилей и гужевого транспорта, растянувшаяся на 8 км. В результате внезапного удара полка колонна была расчленена и дезорганизована. Огнем и гусеницами танков была уничтожена большая часть живой силы и техники врага.

Опыт боев показал, что даже один танк в засаде может оказаться грозной силой. В августе 1944 года экипаж танка Т-34 под командованием младшего лейтенанта Оськина получил задачу перекрыть танкоопасное направление. Под покровом темноты экипаж занял позицию в засаде на краю скошенного поля, замаскировав танк снопами ржи под копну. На рассвете из деревни в сторону поля двинулось 14 немецких танков с десантом на броне. Первым же снарядом экипаж Оськина поджег фашистский танк, затем — второй, третий. Враг, посчитав, что перед ним крупные силы, стал пятиться назад. Тридцатьчетверка, воспользовавшись паузой, укрылась в лесу. Через несколько минут в небе появились фашистские самолеты, которые бомбовыми ударами разметали все копны, перепахав огромное поле, но удар их пришелся по пустому месту. Позже выяснилось, что советским танкистам удалось подбить новые 68-тонные «королевские тигры». Вводя в бой новое секретное оружие, немцы готовились ко всяким неожиданностям, но удар из засады одного танка оказался явно непредвиденным.

Успешно использовалась военная хитрость и в оборонительных боях.

В ноябре 1941 года командир 32-й стрелковой дивизии полковник В. И. Полосухин приказал оборудовать в полосе обороны дивизии позицию боевого охранения в 1 км впереди основной позиции с тем, чтобы ввести противника в заблуждение относительно очертаний переднего края. Оборудованную позицию боевого охранения занял усиленный стрелковый батальон. Неоднократные попытки гитлеровцев сбить боевое охранение и выйти к переднему краю основной позиции обороны дивизии успеха не имели.

Весной 1942 года в районе Старой Руссы командир 46-й отдельной стрелковой бригады перед началом вражеского наступления скрытно отвел свои подразделения с переднего края на 500–700 метров в глубину леса, оставив на опушке часть бойцов для обозначения ложного переднего края (схема 26). Противник провел артиллерийскую и авиационную обработку переднего края обороны и перешел в атаку. Когда фашистская пехота втянулась в лес, она была встречена огнем стрелкового оружия и минометов с обоих флангов и с фронта, а затем контратакована. Потеряв до 500 солдат и офицеров убитыми и ранеными, противник отошел в исходное положение.

В декабре 1942 года под Сталинградом в районе хутора Верхне-Кутский перед участком обороны 55-го отдельного танкового полка подполковника Асланова появилось несколько десятков немецких танков. Подполковник Асланов выслал навстречу фашистам танковый взвод. Замысел был таков: взвод завязывает бой, заставляя гитлеровцев развернуться в боевой порядок и наступать в направлении, где по рубежу в виде подковы скрытно заняли оборону главные силы полка. Потеряв в завязавшемся бою семь танков, враг отошел. Вскоре командир полка вновь перехитрил рвавшихся к нему в тыл немцев, только на этот раз выслал им навстречу танковую роту. И снова противник понес большие потери.

В ходе боев для уточнения состава противостоящей группировки на участках фронта часто предпринимался ночной поиск для захвата контрольных пленных, как это было, например, сделано летом 1943 года в районе Перелесье (схема 27).

Проводившиеся до этого поиски успеха не имели, так как гитлеровцы тщательно охраняли свой передний край, непрерывно простреливая его ружейно-пулеметным огнем, а ночью освещая ракетами. Учитывая это, командир роты, которой предстояло выполнить эту задачу, решил скрытно проникнуть через передний край врага, используя труднопроходимое болото на стыке двух неприятельских опорных пунктов. Захват пленного планировался в опорном пункте Перелесье, подготовленном к круговой обороне. По решению командира роты два взвода внезапной атакой должны были сбить противника, захватить пленных и отойти по прежнему маршруту на свою сторону. Третий взвод должен был своим огнем воспретить подход немцев со второй линии обороны. Для обеспечения действий стрелковой роты решением командира полка на соседнем участке фронта должны были проводиться демонстративные действия. Успех поиска был предрешен.

Примерно та же обстановка сложилась в августе 1944 года в полосе обороны 39-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора Н. М. Сухорева. Уяснив намерения противника, командир дивизии скрытно отвел свои части в глубину на 3 км, где создал новый передний край главной полосы обороны, а на прежних позициях с целью ввести гитлеровцев в заблуждение оставил боевое охранение. Противник провел артиллерийскую подготовку по незанятым войсками позициям, и его атака была безуспешной.

В годы войны изобретательными были действия войсковых разведчиков. Их хорошо организованные поиски и засады как ночью, так и днем приносили должный результат.

Восточнее деревни Осиновка разведчики установили, что каждую ночь противник выставляет охранение, а утром сменяет его только парным постом с ручным пулеметом. Заметили разведчики и то, что метрах в шестидесяти от окопа вражеского поста есть небольшой ров. С учетом всего этого и был задуман план захвата «языка». Ночью группа разведчиков бесшумно подползла ко рву и затаилась в нем. Утром через час после смены охранения бойцы внезапно атаковали пост и, захватив в плен гитлеровцев, быстро отошли. Пленные дали ценные показания; по их признанию, никто не мог предполагать, что русские днем отважатся на подобные действия, поэтому усиленное боевое охранение выставлялось только на ночь.

Еще один случай из боевой практики. На одном из участков обороны глубокий овраг разделял передний край наших войск и противника. Проникнуть для захвата «языка» в расположение врага здесь никак не удавалось. Наблюдая за гитлеровцами, разведчики установили, что они берут питьевую воду из протекающего по дну оврага ручья. Из-за исключительного сходства противоположных склонов оврага в качестве ориентира на своем склоне гитлеровцы установили хорошо видимую ночью рогатку. Это обстоятельство и решили использовать разведчики для захвата пленного.

На другой день, когда стемнело, разведчики устроили в овраге засаду. В полночь у ручья появился вражеский солдат. Наполнив водой несколько термосов, он собрался в обратный путь. Однако рогатку, которая должна была быть на его пути, он не обнаружил и вновь возвратился к ручью. Увидев рогатку на противоположной стороне (ее переставили наши разведчики), немец уверенно зашагал на нашу сторону, где его уже поджидали.

В годы войны особой хитростью отличались снайперы — помимо умения метко стрелять, бесшумно передвигаться, маскироваться, применяясь к местности, им необходимо было еще умение обмануть, перехитрить неприятеля. Можно сказать, что такое умение было присуще воинам всех родов войск, все они, проявляли гибкость в решениях, инициативу в действиях, выдумку и хитрость в противоборстве с сильным и коварным противником.

Поучительный опыт применения военной хитрости мы находим в операциях и боях английских и американских войск. Исходя из теории «непрямых действий» англо-американское военное командование не только предписывало штабам в обязательном порядке планировать мероприятия по скрытности и введению противника в заблуждение, но и добивалось разнообразия и оригинальности используемых в этих целях способов и приемов.

Мероприятия по дезинформации и введению противника в заблуждение в период подготовки операций англо-американских войск включали распространение ложных слухов и сообщений прессы, изготовление ложных документов. Демонстрация ложных действий проводилась ведением отвлекающих действий, их имитация — созданием различных ложных военных объектов с помощью макетов кораблей, танков, самолетов и другой военной техники. Проводились они заблаговременно, систематически, как правило, комплексно, по единому плану. Все мероприятия планировались обычно в полевой армии и выше. Об этом говорит и опыт конкретных операций. Рассмотрим некоторые из них.

Один из ярких примеров военной хитрости — это преследование уцелевших войск итальянской армии Грациани в Северной Африке. После захвата англичанами Тобрука (22 января 1941 г.) их 7-я бронетанковая дивизия сделала бросок через пустыню и вышла к морскому побережью южнее Бенгази. Передовые подразделения дивизии за 36 часов прошли 270 км по труднопроходимой и незнакомой местности, преградив путь отходящим частям Грациани. Под непрерывными ударами другой группы противник вынужден был сложить оружие. Обе группы английских войск вместе насчитывали всего лишь 3 тыс. человек, но благодаря неожиданному для противника выходу на пути его отхода и дерзости они пленили 21 тыс. итальянских солдат и офицеров. Правда, прибытие в Африку корпуса Роммеля привело в конечном счете к отходу английских войск к Эль-Аламейну. И тем не менее в этом районе была подготовлена и проведена одна из успешных операций английской армии, в которой была удачно применена военная хитрость.

Осенью 1942 года командование 8-й британской армии планировало нанести главный удар на приморском направлении силами двух бронетанковых дивизий, одна из которых располагалась в тылу в 20 км восточнее Эль-Аламейна, а другая — на левом фланге армии в Ливийской пустыне (схема 28). В условиях пустынной местности считалось невозможным скрыть от противника выдвижение таких крупных сил. Поэтому командующим армией генералом Б. Монтгомери было принято решение в целях введения противника в заблуждение приступить к демонстрации и имитации сосредоточения танков на приморском направлении за несколько недель до начала операции. Действия по имитации умышленно проводились небрежно, чтобы дать возможность разведке противника установить их ложное назначение.

В действительности же все бронетанковые части были сосредоточены и замаскированы в трех районах, где они находились вплоть до дня, предшествовавшего наступлению. В этих районах танки располагались так, чтобы воздушные разведчики могли убедиться в том, что английские танковые части будут выдвигаться в южном направлении. Накануне наступления ночью танки были переброшены в исходный район, а на их месте поставлены макеты.

В исходном районе накануне наступления находились автотранспортные части. Ночью перед наступлением автомобили были выведены в тыл, а их место заняли танки, которые маскировались под обычные грузовики. Артиллерия, предназначавшаяся для огневого обеспечения главной ударной группировки, также камуфлировалась под скопление автомобилей. За несколько дней до начала наступления «автомобили» переместились к линии фронта. В день наступления войска противника оказались под массированным обстрелом. Артиллерийская подготовка и огневое сопровождение атаки англичан оказались для них полной неожиданностью.

На северном фланге в районах железнодорожных станций имитировались склады. Они подвергались налетам гитлеровской авиации. Настоящие же склады были замаскированы, горючее складировалось в траншеях перед передним краем неприятельской обороны.

На южном фланге были поставлены многочисленные макеты артиллерийских орудий, имитировалось сосредоточение складов, туда же тянули нефтепровод. Все это окончательно убедило противника в том, что наступление планируется на южном фланге. Уже в ходе сражения немцам «дали понять», что артиллерии в этом районе нет, а перед тем, как их войска пошли на штурм, макеты орудий заменили настоящими, огонь которых внес в ряды наступавших панику.

Для успешного проведения всех мероприятий по скрытности личный состав союзников обучали опытные инструкторы. Они показывали каждому экипажу и расчету, в каком месте следует ставить танк или орудие и как его лучше замаскировать. Установку макетов осуществляли специальные подразделения, они же «оживляли» их.

Этими мерами цель военной хитрости была достигнута, т.е. реальный характер приготовлений на севере удалось скрыть.

Таким образом противник был введен в заблуждение относительно направления главного удара и времени начала наступления: Э. Роммель продолжал держать свои главные силы в пустыне на правом фланге. Англичане же в ночь перед наступлением перебросили обе бронетанковые дивизии, как и предусматривалось планом, на приморское направление в «ложный» район сосредоточения и на следующий день под покровом ночи и дымовых завес перешли в наступление. Внезапность была достигнута, и операция англичан закончилась успешно.

Потерпев поражение под Эль-Аламейном, Э. Роммель, тем не менее, сумел отвести свои войска на 3200 км к Тунису. Английское командование, потерпев неудачу в попытках путем фланговых обходов отсечь Роммеля от конечного пункта отступления, сделало вывод о необходимости применения не одного, во многом очевидного приема военной хитрости, а целого комплекса приемов.

Примером может служить применение военной хитрости союзниками при наступлении в районе Туниса в апреле-мае 1943 года. Перед началом завершающего этапа наступления генерал союзнических войск X. Александер скрытно перегруппировал свои войска к северному флангу обороны немецких войск. Одновременно был осуществлен хорошо разработанный план дезинформации противника. Преследовалась цель скрыть перегруппировку войск и создать у противника впечатление, что очередное наступление противника начнется на южном фланге. Эффект введения противника в заблуждение усилился благодаря тому, что на южном фланге продолжала оставаться наиболее боеспособная 8-я армия Монтгомери. Обман удался, и генерал Арним, который командовал немецкими войсками, продолжал держать на южном фланге основные силы своей армии. Предпринятое с рассветом 6 мая наступление союзников привело к полному разгрому противника и пленению свыше четверти миллиона человек.

В Сицилийской операции, проведенной под общим руководством американского генерала Д. Эйзенхауэра в июле — августе 1943 года, англо-американское командование стремилось скрыть от противника объект операции, а также время ее начала, боевой состав и способы боевых действий войск. В связи с этим союзники провели специальную операцию «Минсмит» с целью ввести фашистское командование в заблуждение относительно истинных районов высадки войск в бассейне Средиземного моря.

Правдоподобность такого вторжения не вызывала сомнений, так как на острове Сардиния находились небольшие гарнизоны немецких войск. В случае захвата аэродромов на Сардинии и на соседнем с ней острове Корсика создавались выгодные условия для базирования американской авиации при вторжении в Италию или Южную Францию. Кроме того, чтобы ввести противника в заблуждение относительно состава сил вторжения, штаб 7-й американской армии под командованием генерала Дж. Паттона, развернутой в районе Орана (Алжир) на базе 1-го бронетанкового корпуса, все еще продолжал именоваться штабом этого корпуса. Английская же 8-я армия под командованием генерала Б. Монтгомери стала временно называться 12-й армией.

За день до высадки десантов на Сицилию оперативная группа англо-американских военно-морских сил провела демонстративный поход из западной части Средиземного моря в сторону Греции. Фактически же эта группа, минуя остров Мальта, с наступлением темноты в ночь перед операцией подошла к побережью Сицилии, где обеспечивала высадку морского десанта.

Успеху Сицилийской десантной операции в немалой степени способствовало также следующее. По данным английской разведки, гитлеровское командование полагало, что более вероятна высадка союзников в Сардинии, а не в Сицилии: с Сардинии легко добраться до Корсики, и она могла бы послужить плацдармом для вторжения во Францию или Италию. В то же время была возможна высадка союзников в Греции. «Правоту» этой точки зрения подтвердили полученные от нацистских агентов в Испании документы, найденные в одежде английского офицера, тело которого якобы прибило к испанскому берегу. Среди этих документов оказалось письмо заместителя начальника генерального штаба генерал-лейтенанта Ная генералу X. Александеру (погибший офицер, видимо, должен был передать его адресату). В письме упоминалось о недавних официальных телеграммах, касающихся предстоящих операций. Комментарии автора к письму свидетельствовали о том, что союзники намереваются высадиться в Сардинии и Греции, хотя пытаются убедить немецкое командование в том, будто целью их действий является Сицилия. Письмо было частью хитроумного плана, разработанного английской разведкой с целью ввести немцев в заблуждение. План был настолько хорошо осуществлен, что у руководителей немецкой разведки не зародилось и тени сомнения относительно подлинности документов.

Еще большего размаха достигли мероприятия по скрытности и введению противника в заблуждение в Нормандской десантной операции англо-американских войск, проведенной в июне — июле 1944 года и являвшейся частью плана «Оверлорд» (операция «Нептун»).

При планировании и подготовке этой крупной операции с участием четырех полевых армий, более 11 тыс. самолетов и 7 тыс. боевых кораблей и судов союзное командование не могло рассчитывать на достижение полной внезапности, однако оно принимало для этого определенные меры.

«План дезинформации, проведенной в связи с этой операцией, — пишет фельдмаршал Б. Монтгомери, — составлял часть общих, охватывавших все европейские театры, согласованных мероприятий союзников по дезинформации противника. Было ясно, что утаить все приготовления к вторжению, проводившиеся в Соединенном Королевстве, невозможно. По мере приближения дня вторжения сосредоточение судов и плавсредств в портах Южной Англии все равно бы раскрыло наши намерения нанести удар через Ла-Манш.

Поэтому план дезинформации имел своей целью ввести противника в заблуждение относительно района вторжения и убедить его в том, что мы будем готовы к вторжению не раньше, чем через шесть недель после фактически намеченной даты. До наступления дня вторжения план дезинформации предусматривал внушение противнику мысли, что высадка будет проведена на побережье Па-де-Кале у мыса Гринэ. После дня вторжения наша задача заключалась в том, чтобы убедить противника, будто операция «Нептун» является лишь предварительной операцией диверсионного характера и имеет целью оттянуть немецкий резерв из района Па-де-Кале и из Бельгии, а главный удар будет нанесен в районе Па-де-Кале».

Планом военной хитрости предусматривалось широкое использование ложных объектов и макетов для введения в заблуждение разведорганов противника, добывающих данные визуальным способом. В то время как силы вторжения сосредоточивались на юго-западе Англии, вдоль Па-де-Кале создавались ложные районы расположения войск и десантных средств. На ранее не использовавшихся аэродромах расставлялись фанерные макеты планеров, широкие бухты были превращены в районы сосредоточения макетов десантно-переправочных средств, выполненных из надувной резины плотов, на которые натягивался брезент. На десантных средствах устанавливались мигающие фонари, имитировавшие нарушение светомаскировки, так что даже наблюдатели, пользовавшиеся биноклями, не смогли бы заподозрить, что перед ними макеты. Кроме ложных десантно-переправочных средств в район были завезены надувные резиновые макеты, которые после наполнения их воздухом выглядели как танки, грузовики и орудия.

Воздушным наблюдателям немецких ВВС была предоставлена возможность в течение дня наблюдать движение войск в районы расположения ложных десантных средств. Однако под прикрытием темноты войска выводились, чтобы на следующий день вновь совершать марш в эти районы. Для немцев это выглядело как сосредоточение личного состава в пунктах посадки.

Эти тщательно подготовленные демонстрации и имитация были рассчитаны на то, чтобы ввести в заблуждение немецкое командование и заставить его поверить в то, что на юго-востоке Англии существует крупная группировка войск союзников, вероятно, предназначенная для наступления через Па-де-Кале. Эта информация, постоянно подтверждавшаяся визуальным наблюдением, прошла по разведканалам противника.

Сами по себе демонстрация и имитация никогда бы не смогли убедить противника в том, что эти части существуют. Штаб ложных сил вторжения имитировался и демонстрировался с помощью ложной радиосети. Радиопереговоры из настоящего штаба в Портсмуте ретранслировались по проводной линии связи и затем передавались из ложного штаба в Кенте.

В основу всех планов дезинформации было положено искусное сочетание действительных и ложных, но правдоподобных мероприятий по подготовке десантных операций, представленных таким образом, чтобы ввести противника в заблуждение, натолкнуть его на неверные выводы и заставить распылить свои силы и средства на обширном побережье северо-западной части Франции.

Как и во многих других операциях, ложные документы для дезинформации (например, приказы, карты, личные письма) противнику подбрасывались или организовывалась «утечка» помещенных в них «секретных сведений». Слухи распространялись обычно через словоохотливых офицеров и солдат, через военнопленных, перебежчиков, корреспондентов, а также через местное население. Отдельные дезинформационные сообщения специально публиковались в прессе или передавались по радио. Наиболее часто эти способы дезинформации применялись для того, чтобы довести до противника сведения о ложных районах, направлениях и сроках начала боевых действий или перебросках войск с одного театра военных действий на другой в целях отвлечения его внимания от действительных.

Демонстративные действия проводились штатными или специально выделенными силами и средствами авиации, флота и сухопутных войск. В операциях же крупного масштаба для этих целей выделялись, кроме того, специальные инженерные части и подразделения связи, оснащенные необходимыми техническими средствами.

В частности, в период подготовки операции по плану «Оверлорд» в юго-восточных портах Англии имитировалось и демонстрировалось сосредоточение транспортных средств и войск, предназначенных якобы для высадки десанта на побережье Па-де-Кале. План мероприятий «операция Кавер» был построен на дезинформации известных союзникам агентов противника, организации работы ложных радиосетей и распространении слухов о создании ложного фронта вторжения. Целью этих мероприятий было заставить немцев поверить, что на восточном побережье Англии сосредоточена группа армий полного состава для проведения вторжения через Па-де-Кале. Штаб, руководивший этой операцией, получил название штаба 1-й американской группы армий. В роли командующего этой призрачной группой выступил генерал-лейтенант Дж. Паттон, чей приезд в Англию был широко разрекламирован. Его ложный штаб был размещен вблизи Дувра. Макеты десантных судов начали появляться в большом количестве на реках Темзе и Медуэй. Сотни макетов танков были размещены там, где германские самолеты могли их фотографировать.

После того как английские войска, расквартированные здесь, были переведены для последующей отправки в Нормандию, из лагерных кухонь все так же продолжал подниматься дым, а по территории разъезжали грузовые автомашины. В Восточной Англии были также оставлены другие «лагеря» — фактически пустые палаточные городки, проявлявшие достаточные признаки жизни, чтобы оказаться зафиксированными при высотных аэрофотосъемках.

Группа армий Паттона приковала 15-ю германскую армию к району Па-де-Кале, поскольку высшее германское командование было убеждено, что в любой день здесь может высадиться «1-я группа армий».

Длительный эффект военной хитрости частично объясняется оценкой обстановки, сделанной немецкой разведкой, а частично тем, что мероприятия по военной хитрости не оборвались резко, а наоборот, продолжались до логического завершения, не давая противнику почувствовать, что он был введен в заблуждение. Мероприятия по военной хитрости требовали постепенного перехода от одного этапа действий к другому, чтобы сохранить логическую связь с предшествовавшими и последующими боевыми действиями.

В период перехода десанта через пролив Ла-Манш и высадки его штурмового эшелона на побережье Нормандии в ночь на 6 июня была организована демонстрация подготовки к высадке морского десанта в районах Кале и Булонь. В ходе этой операции специально оборудованные боевые корабли и самолеты (до сотни тех и других), действуя перед неприятельским фронтом, в течение четырех часов успешно демонстрировали работу корабельных и самолетных радио — и радиолокационных станций, убеждая немцев в том, что союзники вот-вот высадятся на побережье в районе Кале.

В дополнение к этому самолеты одной бомбардировочной эскадрильи, летая на малой высоте над морем, сбрасывали в большом количестве металлизированные ленты, воспринимавшиеся на индикаторах немецких радиолокационных станций как корабли. Корабли же создавали впечатление о совместных с авиацией действиях тем, что выпускали в воздух над районом своего расположения ракеты и снаряды, начиненные той же металлизированной лентой. Некоторые катера имели металлические отражатели. Эта хитрость вводила немцев в заблуждение относительно как места высадки десанта, так и количества участвующих в операции сил и средств.

На специальных судах и самолетах также было установлено большое количество станций радиотехнических помех, которые вводили немцев в заблуждение, затрудняли использование своих средств ПВО и облегчали тем самым боевые действия англо-американской авиации.

Накануне высадки в Нормандии одним из мероприятий по введению противника в заблуждение явилась операция под названием «Титаник», когда была осуществлена выброска макетов парашютистов по обе стороны реального района вторжения. На этих макетах имелись звуковые средства и имитаторы стрельбы, которые срабатывали при приближении к земле. Для создания помех радиолокаторам самолеты сбрасывали мелко нарезанную фольгу. Макеты при приземлении должны были самоликвидироваться так, чтобы поисковые группы находили только пустые парашюты.

Немалое значение в Нормандской операции придавалось и скрытности. Войска, предназначенные для десанта, размещались перед операцией в обнесенных колючей проволокой лагерях. Около 2 тыс. сотрудников контрразведки вели пристальное наблюдение за войсками, чтобы не допустить разглашения тайны и пресекать излишнюю болтливость. Вся переписка личного состава была задержана до особого распоряжения. Корреспондентов газет, аккредитованных при экспедиционных силах, разослали по кораблям, куда они были приписаны для получения информации, а затем отправили в Лондон. Эти чрезвычайные меры предосторожности дали результат. Ни в одном документе немцев не имеется никаких указаний на то, что тайна о дне и часе начала операции стала им известна.

К мероприятиям по введению противника в заблуждение в Нормандской операции проявлял интерес английский премьер-министр У. Черчилль. После войны он писал: «Наша основная хитрость заключалась в том, чтобы сделать вид, что мы намерены высадиться через Дуврский пролив... Использовались такие очевидные средства, как имитация сосредоточения войск в Кенте и Суссексе, создание в портах на юго-востоке Англии целых флотов кораблей-макетов, десантные учения на прилегающих участках побережья, усиленная работа радиопередатчиков. В тех местах, где мы не собирались высадиться, производилась более усиленная разведка, чем там, где намечали произвести высадку. Все это дало прекрасные результаты. Германское верховное командование твердо верило тем данным, которые мы любезно предоставляли в его распоряжение».

В результате демонстративных, имитационных и дезинформационных действий союзников, проводившихся как до начала, так и в ходе выполнения плана «Оверлорд», немецкое командование было настолько введено в заблуждение и уверено в нанесении главного удара англо-американскими войсками в направлении Кале, Париж, что сочло действительную высадку морского и воздушного десантов в Нормандии за отвлекающую операцию. Об этом лучше всего свидетельствуют высказывания самих гитлеровцев. Например, адмирал Руге относительно подготовки союзниками операции по плану «Оверлорд» пишет: «... колоссальные приготовления не остались незамеченными немецкой стороной. Однако предположения относительно сроков и пункта высадки до последнего момента сильно отличались друг от друга. Считалась еще возможной даже высадка в Норвегии».

Неправильная оценка обстановки привела к тому, что германское командование в течение почти полутора месяцев держало свою наиболее боеспособную 15-ю армию, включавшую полтора десятка дивизий, в бездействии на побережье Па-де-Кале к северу от Сены.

«Командованию группы армий «Б», — подчеркивал немецкий генерал Типпельскирх, — было категорически запрещено изымать без разрешения ОКВ из состава 15-й армии какие бы то ни было силы для использования их в районе боевых действий. Гитлер все еще не мог избавиться от опасения, что основной удар противника последует все-таки на другом участке побережья. Поэтому он отклонил все просьбы ослабить оборону побережья Ла-Манша...».

Военная хитрость при высадке войск была еще и в том, что основные силы союзников десантировались в дневное время и непосредственно в гавань крупного порта, что ранее в морских десантных операциях США не практиковалось. Это было большой неожиданностью для немцев и привело к успеху американцев.

В период между Первой и Второй мировыми войнами взгляды на военную хитрость как категорию военного искусства отражались в теориях «непрямых действий», оперативной маскировки, внезапности. В результате внимание командного состава не акцентировалось на военной хитрости, на применении самых эффективных способов скрытности и введения противника в заблуждение относительно истинных замыслов и планов операции или боя. Военную хитрость как бы забыли.

Однако практика подготовки и ведения войны в целом, ее кампаний, операций и боев показала, что военная хитрость не только не потеряла своего значения, но и вышла на государственный уровень. Не было страны, которая бы не использовала или не пыталась использовать ее для своей выгоды. Вооружение Германии и нацеливание ее на Советский Союз, вторжение вермахта в Польшу, разгром англо-французских войск в 1940 году, нападение Германии на СССР, Перл-Харбор (схема 29), затягивание с открытием второго фронта в Европе — все это, а также многое другое являлось проявлением военной хитрости именно на государственном уровне. Другого и не могло быть, ибо скрытие готовящихся крупномасштабных действий и дезинформация реального или потенциального противника могло быть осуществлено только по тщательно разработанному плану, осуществление которого в полном объеме было посильно только правительству с его ресурсами и возможностями по согласованию всех мероприятий скрытия и введения противника в заблуждение.

В то же время военная хитрость являлась непременным атрибутом стратегии, оперативного искусства и тактики. При этом явный перевес по достижению «выгод» имела военная хитрость стратегическая, так как при ее разработке и осуществлении легче было скоординировать все мероприятия по скрытию и обману противника. Ее формы и способы мало чем отличались от времен Первой мировой войны. Вместе с тем несравненно более масштабными, изощренными, долгосрочными стали способы обмана противника.

При подготовке и проведении фронтовых и армейских операций основными способами скрытности и обмана противника оставались: сохранение в тайне замысла операции, маскировка войск, демонстративные действия, имитация, нестандартные действия войск, необычное использование вооружения и боевой техники, условий местности и погоды, времени перехода в наступление и т.д. При этом реальные результаты могло дать применение даже одной формы военной хитрости, например, скрытия. Однако наибольший эффект достигался при комплексном применении разных форм и многих способов военной хитрости.

Тактическая хитрость в годы Второй мировой войны имела подчиненное значение. Командир соединения и части мог пойти на хитрость только в пределах поставленной ему задачи и только тогда, когда его инициатива не шла вразрез с хитростью вышестоящего командира. Кроме того, командир соединения или части в редких случаях, особенно во втором и третьем периодах Великой Отечественной войны, мог применить военную хитрость в период подготовки наступления, так как войска ударных группировок занимали исходное положение лишь накануне наступления. В связи с этим тактическая военная хитрость могла проявляться в полной мере лишь в ходе наступления. Большую возможность применить военную хитрость во все периоды подготовки и ведения боя командиры соединений и частей имели в обороне.

В годы Второй мировой войны особое место в обмане противника занимали новые способы применения имевшегося на вооружении сторон вооружения и боевой техники. Как известно, принципиально нового оружия в этот период не поступало. ФАУ-1 и ФАУ-2, а также атомные бомбы в счет не идут. Артиллерийские системы, танки, самолеты, стрелковое оружие лишь совершенствовались. Следовательно, удивить противника можно было главным образом необычным применением уже известного оружия. Так, наступление мощной танковой группы Германии, да еще в Арденнах, явилось актом военной хитрости, которая поставила англо-французские войска на край катастрофы. Советские войска также не раз прибегали к необычному применению артиллерии, танков, авиации и в обороне, и в наступлении.