|
||||
|
Великая транспортная операция «Бермудский» треугольник на петлицах младшего комсостава Эта тема началась для меня с одной не очень удачной и не очень качественной фотографии, которую мне принес бывший коллега по работе Владимир Петрович Умрихин, старейший работник предприятия, талантливый слесарь-рационализатор, ветеран Великой Отечественной войны. На фотографии широко улыбался стриженный «под нуль» молодой парень в довоенной гимнастке с петлицами. – Это одна из последних фотографий моего родного брата Александра, 1918 года рождения, – сказал Владимир Петрович, – и хотя по дате съемки (20 января 1941 года) она не самая последняя, но мы в семье так ее называем, потому, что она из числа тех фотографий, которые брат по какой-то причине собрал вместе и отправил домой перед самой войной, в том числе и эту. Мы их получили 19 июня 1941 года, все в одном конверте вместе с последним письмом от него, – объяснил Владимир Петрович. – А где он служил в то время? – Он служил третий год срочной службы. Оказался в самой западной точке Советского Союза. Возле границы, в кавалерийской дивизии, которая стояла в бывшем польском городе Замбров (Самбор). Он служил в конной разведке. В конце апреля перед первомайскими праздниками Александр неожиданно приехал в Москву в сопровождении двух красноармейцев – он привез важные документы, и они его охраняли. Их послали, потому что они тоже были москвичами и им было где остановиться. A уехали назад они 8 мая 1941 года, я почему все это хорошо помню – на их проводах с Белорусского вокзала я впервые увидел свою будущую жену Катю, которая была родной сестрой одного из сопровождающих – Александра Лизнева (сам Владимир Петрович ушел на фронт 27 июня 1941 г. добровольцем, а поженились они с Екатериной после войны и счастливо прожили 49 лет до самой ее кончины. – А. О.). На прощанье брат сказал, что скоро будет война. После этого мы получили от него то самое письмо, с которым он вернул фотографии, и больше мы его никогда не видели и не слышали, сколько ни посылали запросов о его судьбе. Только в 1954 году нам ответили, что он погиб в 1941-м – «умер от ран». А вот это, действительно, его самая последняя фотография! – И Владимир Петрович протянул мне замечательный снимок, где на фоне цветущих кустов с огромными букетами свежесорванной белой сирени сидят на траве молодые улыбающиеся кавалеристы – его брат Саша в пилотке со своим командиром в фуражке. За уздечки они держат своих оседланных коней, которые безмятежно щиплют рядышком траву. – И Сашу Лизнева, брата моей Кати, мы тоже больше никогда не видели, они ведь вместе с нашим Сашей служили, хотя он 1919 года рождения и призывался на год позже – вот и вышла у них общая судьба. Посылали мы запросы и о судьбе брата Кати. Получили ответ: «Пропал без вести в 1941 году» – и всё. Я начал разглядывать знаки различия на петлицах Саши Умрихина, увидел по два маленьких треугольника, понял, что Александр Умрихин был сержантом, но вот рода войск разобрать никак не мог – во-первых, эмблемы были необычно велики и, во-вторых, их было по две на каждой петлице! Что это означает – даже представить себе было невозможно. Пришлось обратиться к большому специалисту по предвоенной советской армейской форме – Сергею Рощинскому. Он прислал по электронной почте обе эмблемы в цвете и расшифровал значение одной из них – нижней, состоящей из бинокля, шашки, циркуля и компаса (см. с. 52 Фотоприложений). Оказалось, что это эмблема кавалерийского разведчика-наблюдателя (что подтверждало рассказ Владимира Петровича о службе брата). A вот что означает верхняя эмблема в виде выпуклого с огранкой равностороннего треугольника со сторонами 9 мм (см. там же), он не знал. Зато на цветной фотографии было видно, что этот треугольник золотистого цвета. И Сергей сообщил, что знак этот был введен на петлицы рядового и младшего комсостава приказом наркома обороны СССР № 391 от 2 ноября 1940 г. и что до войны его успели выдать лишь в Московском и Ленинградском военных округах, а также частично в КОВО (Киевском Особом военном округе). Удалось найти извлечение из этого длинного приказа, устанавливающего воинские звания и форму для младшего начальствующего состава Красной Армии (для высшего комсостава это было сделано раньше – приказом наркома № 112 от 8 мая 1940 г.).
Приведенный документ и полученные разъяснения подтверждают, что на снимке сержанта разведчика-кавалериста Александра Умрихина все знаки на петлицах соответствуют действовавшим в тот период в Красной Армии уставным и нормативным требованиям. Казалось бы, все ясно, вопрос снят. Однако осталось неясным одно – что означал введенный перед войной на петлицах младшего начсостава самый большой (а значит, наиболее заметный) знак – золотистый ограненный треугольник. Почему же в документе об этом нет ни слова? Скорее всего, потому, что цель его введения тогда скрывалась, но она неизвестна и сегодня. Я разговаривал с историками и даже работниками современного ведомства Министерства обороны РФ, занимающегося геральдикой, однако никаких объяснений по поводу золотистого треугольника, введенного на петлицы младшего комсостава с 1 января 1941 г., не получил. Известны имена двух конкретных людей, служивших в одной части, носивших этот знак и исчезнувших в первые же дни войны, причем они пропали без вести. Родственникам одного из них именно так и ответили на запрос через много лет после окончания войны, родственникам другого ответили невнятно, а если говорить прямо – нечестно, ибо если известно, что человек «умер от ран», то должно быть известно где, когда и при каких обстоятельствах это произошло, и место, где он похоронен. Иначе такой ответ по смыслу почти одно и то же, что «пропал без вести». В начале войны такое случалось довольно часто. Но в данном случае оказалось, что подобное произошло не только с младшими командирами – сержантами, но и со служившими в том же соединении высшими командирами – генералами. Однако о генерале сказать «пропал без вести» гораздо труднее, чем о сержанте, поэтому следы генералов обнаружились. Оказалось, что генерал-майор Никитин Иван Семенович, командир 6-го кавалерийского корпуса, в котором служили сержант Умрихин Александр Петрович и красноармеец Лизнев Александр Григорьевич, и генерал-майор Зыбин Ефим Сергеевич, командир одной из двух кавдивизий этого корпуса (36-й), попали в плен (утверждается, что первый – в июне, а второй – в августе 1941 г., есть утверждения, что оба – в июле, по моему мнению, вероятнее всего, что оба – в июне) и оба погибли. Никитина расстреляли немцы в апреле 1942 г., Зыбин же был освобожден американцами в мае 1945 г., передан СССР и после проверки расстрелян по решению Военной коллегии Верховного суда в августе 1946 г. Из этого может следовать, что штаб 6-го кавкорпуса, к которому, по всей вероятности, относился и кавалерийский разведэскадрон, где служили А. Умрихин и А. Лизнев, и 36-я кавдивизия попали в плен одновременно. А отправка домой всех фотографий в последнем предвоенном письме и оброненная при прощании фраза о близкой войне служат косвенным подтверждением того, что брат В. П. Умрихина готовился к близкой войне, только не к той, которая началась с внезапного удара немцев на рассвете 22 июня, а к той, для которой готовилась погрузка личного состава и лошадей 6-го кавалерийского корпуса в вагоны или баржи для транспортировки либо к Северному морю, либо на Ближний Восток. Возможно, что их даже погрузили в железнодорожный состав, который двинулся через границу на рассвете 20 или 21 июня 1941 г. и о начале войны они узнали от пришедших их арестовывать немецких охранников на территории Польши, а может быть уже Германии, 22 июня. Нельзя не обратить внимания на то, что загадочный золотистый треугольник не указывал ни воинское звание, ни род войск (ибо он обнаружен автором настоящего исследования на петлицах кавалеристов, танкистов, пехотинцев и авиаторов – рядовых и сержантов). Так может быть, этот треугольник, впервые увиденный мной на фото на петлицах младшего сержанта Александра Умрихина, был знаком участника Великой транспортной операции? В пользу такого предположения насчет этого таинственного, можно даже сказать «бермудского» (ибо он стал причиной исчезновения огромного количества людей нашей страны), треугольника свидетельствует и тот факт, что у офицеров Красной Армии (тогда их еще называли «командирами») в то время имелись удостоверения личности. А у младшего комсостава и рядового состава в июне 1941 г. на руках не было никаких документов. Младшие командиры и красноармейцы, которые участвовали в Великой транспортной операции, при необходимости могли предъявить медальон со всеми данными его владельца, но медальон должен был храниться в часовом карманчике брюк. А для того чтобы с виду можно было понять, едет ли красноармеец или сержант в Европу, достаточно было взглянуть на его петлицы – есть на них золотистый треугольник или нет. Тогда почему же «бермудский» треугольник выдавался только в столичных округах – МВО, ЛВО и частично в КОВО? Или это не так? Начался поиск других предвоенных фотографий и живущих сегодня ветеранов Великой Отечественной, которые во второй половине июня 1941 г. находились в приграничных районах и помнят первый день войны. В Интернете удалось найти несколько фото младших командиров с «бермудским» треугольником на петлицах, но не из столичных округов. Вот некоторые из них. Сержант 3-го танкового полка 2-й танковой дивизии В. В. Арбузов (на фото – в центре) с товарищами. Прибалтийский Особый военный округ. Литовский городок Ионава. 9 марта 1941 г. Надпись на обороте – знакомой девушке Тоне. Номер полка и дивизии писать было нельзя, и Арбузов указал их по памяти лишь много лет спустя при публикации в Интернете: «3-й полк 28-й танковой дивизии». Номер полка указал правильно, а дивизии нет – видно, запамятовал ветеран, на самом деле в Ионаве стояла 2-я танковая дивизия (командир генерал-майор Кривошеев, зам. командира подполковник Черняховский). В марте же Черняховскому присвоят звание полковника и переведут командиром 28-й танковой дивизии в Ригу. Или при формировании новой 28-й дивизии в Ригу был переведен и 3-й полк? Может быть, именно этот факт стал причиной ошибки в номере дивизии? Итак, округ нестоличный, а золотистый граненый треугольник есть на всех петлицах младшего комсостава. И вот фотография еще одного сержанта – авиационного техника Соломона Рошаля. Западный Особый военный округ (бывший Белорусский) – еще один нестоличный! И на петлицах Рошаля тот же самый треугольник. История появления этой фотографии у меня такова. Ведущий конструктор Соломон Саулович Рошаль – бывший мой коллега по работе – рассказал о том, как началась для него Великая Отечественная война. В феврале 1940 г. его, семнадцатилетнего десятиклассника, вызвали в райвоенкомат и послали в Московское авиационно-техническое училище. В апреле 1941 г. вышел приказ наркома обороны о том, что авиационные и авиационно-технические училища будут выпускать не офицеров, а сержантов, которые служат на казарменном положении. Вместе с другими курсантами училища С. С. Рошаль прошел по Красной площади на первомайском параде без оружия, но зато в новенькой форме. В первых числах июня состоялся выпуск в училище, и выпускники-сержанты разъехались по аэродромам в разные уголки страны, большей частью, конечно, на запад. Рошаль оказался в Белоруссии в 20 км от Молодечно возле местечка Вилейка на аэродроме, где базировался 161-й (?) истребительный авиационный полк (иап) ЗапОВО. Полк находился в стадии формирования, c 10–11 июня в него начали поступать истребители. Жили в палатках, командование дивизии находилось в Минске (?). В первый день войны между четырьмя и пятью часами утра «юнкерсы» бомбили аэродром и взлетную полосу. Бомба попала в соседнюю палатку, где все погибли. (Когда «технари» покидали аэродром, забежали запастись продуктами в брошенный магазин «Военторг», а ребята все 18—19-летние, поэтому в итоге их вещмешки оказались забитыми только патронами и блоками «Северной Пальмиры» – шикарных папирос для высшего начальства). Страшно бомбили Молодечно. На следующий день самолет Ли-2 забрал командира полка и летчиков и улетел. Техническому составу и батальону аэродромного обслуживания (БАО) сказали: «Выбирайтесь сами!» Стали пробиваться из окружения. Колонну возглавил начальник штаба полка. Пробились. Колонну направили в тыл на переформирование, а Рошаль и другие выпускники авиатехнического училища попросились в авиационную часть. Начштаба выдал документы и заверил печатью. Так они оказались в БАО. Когда Соломон Саулович все это мне рассказал, я спросил, были ли у него тогда на петлицах кроме красных сержантских треугольников еще и большие золотистые. Он категорически отрицал это и сказал, что вообще о подобных треугольниках не слышал. Однако через день позвонил мне и признал, что ошибся и что у него были такие треугольники на петлицах, а получил он их по окончании училища в начале июня 1941 г. и носил до 1942-го. Он даже нашел свое фото с этими треугольниками на петлицах и через пару дней передал его мне. Но ведь это был ЗапОВО! C другой стороны, некоторые части и соединения перебрасывались перед войной на запад из Московского ВО. В конце концов я предположил, что «бермудский» треугольник на петлицах не указывал принадлежность его владельца к определенному военному округу, а являлся отличительным знаком младшего командира – участника Великой транспортной операции. Возможно, у среднего командного и начальствующего состава роль опознавательных знаков участников Великой транспортной операции играли золотые нарукавные шевроны – угольники. Дело в том, что в это же время многие из них, имея те же воинские звания, носили красные суконные шевроны. Специалисты по советской униформе, к которым я обратился за разъяснением, заявили, что этот треугольник вообще никакого значения не имел, просто с целью привлечения одногодичников и сверхсрочников ввели звание ефрейтора и украсили им петлицы цветной вертикальной лычкой по центру и этим красивым золотистым треугольником. Однако такой треугольник почему-то носили и отдельные рядовые красноармейцы. Значит, он, по моему мнению, являлся отличительным знаком всех младших командиров и рядовых красноармейцев – участников Великой транспортной операции. Пока другого объяснения нет. Сообщение ТАСС – не SOS, а приказ (кому и что сообщало ТАСС 13 июня 1941 г.) Появление этого документа – последней предвоенной публикации Советского руководства о советско-германских отношениях, которой как бы давался отбой тревоге в приграничных военных округах, объявленной там во второй половине мае, – имело катастрофические последствия для страны. Именно в этом сообщении была обнародована генеральная линия поведения в приграничных соединениях и частях Красной Армии – «не поддаваться на провокации», фактически приведшая к почти полной потере их боеспособности к 22 июня 1941 г. Причем имелись в виду скорее провокации не немецкие, а именно английские – на это указывают первые же слова Сообщения:
Далее в Сообщении объяснялось, что эти «слухи» основываются на том, что якобы Германия предъявила СССР территориальные претензии, которые СССР отклонил, после чего Германия стала сосредоточивать свои войска у его границ с целью нападения на него, а Советский Союз в ответ стал готовиться к войне с ней и сосредоточивать свои войска у границ Германии. ТАСС также заявило, что СССР и Германия неуклонно соблюдают пакт о ненападении, а «переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах… связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям». Это прямой намек на Англию, ибо других противников в Европе у Германии к этому времени уже не было. Итак, ситуация крайне напряженная: Англия находится в весьма трудном положении – морская блокада, воздушные бомбардировки английских городов, практически вся Западная Европа захвачена немцами. Все надежды Англии связаны с резким ухудшением отношений Германии с СССР вплоть до начала войны между ними. Неуклонно все идет к такому столкновению – немецкие и советские войска противостоят на границе СССР и продолжают накапливаться. Казалось бы, схватка двух диктаторов неизбежна… И вдруг – это Сообщение ТАСС, из которого следует, что Гитлер и Сталин опять каким-то образом договорились, даже несмотря на появление Гесса в Англии, вызвавшее у Сталина подозрение в сговоре немцев с англичанами. Дату появления этого Сообщения ТАСС в советских газетах – 14 июня 1941 г. – можно считать кульминацией предвоенной напряженности, именно с этого дня события бесповоротно покатились к войне. И здесь нельзя не заметить одного весьма крупного мероприятия советских властей, начатого в тот же день, – массового выселения «неблагонадежных» из трех прибалтийских республик (присоединенных к СССР в 1940 г.). Из справки Комитета госбезопасности Литовской ССР № С/1183 от 12 мая 1988 г.:
Аналогичные события происходили в это время и в Латвии (10 396 чел.), и в Эстонии (5 978 чел.). Из Западной Украины «контрреволюционеров и националистов» выселяли с 22 мая 1941 г.; из Молдавии, Черновицкой и Измаильской обл. УССР – в ночь с 12 на 13 июня; а в ночь с 19 на 20 июня – из Западной Белоруссии [http://www.memo.ru/history/deport/polyan2.htm]. Общее количество переселенных из приграничных районов СССР в Сибирь в мае – июне 1941 г. вместе с членами семей достигло 75 тысяч человек. Я не раз задумывался о том, что заставило советское руководство без видимых оснований пойти на такой резкий шаг, серьезно ухудшивший обстановку в прибалтийских республиках и западных районах Украины, Белоруссии и Молдавии. К сожалению, и сегодня некоторым эта акция кажется вполне естественной для предвоенного периода – дескать, вывозились антисоветские элементы, готовые к сотрудничеству с врагом-оккупантом. Но советское руководство даже мысли об оккупации не допускало, утверждая, что, если будет война, то на территории врага и малой кровью. Может быть, эти «элементы» убирали, чтобы предотвратить возможность их контактов с немцами во время готовящейся транспортировки немецких войск через СССР к Ирану и Ираку? А может быть, просто выселяли местных жителей на всем протяжении железных дорог от границы до станций, возле которых размещались полевые командные пункты приграничных военных округов: Паневежис (ПрибОВО – СЗФ), Обуз-Лесня (ЗапОВО – ЗФ), Тарнополь (КОВО – ЮЗФ), Тирасполь (ОдВО – ЮФ), из спецзон погрузки – железнодорожных и водных; а также из приграничных участков, определенных для перехода госграницы советскими частями и соединениями и аналогичных действий немецких войск в ходе осуществления Великой транспортной операции. И делалось это всего лишь для обеспечения ее секретности, а попросту – чтобы местные жители не видели, как широкую железнодорожную колею «перешивают» на узкую, как грузятся на платформы танки, автомобили, артиллерийские орудия и даже части самолетов в ящиках, а также тысячи солдат, и все это непрерывным потоком отправляется через границу. Есть еще один вопрос: почему операция по выселению растянулась почти на месяц? Да потому что не хватало сил – оперативников, автотранспорта, подвижного состава, а главное – железнодорожных батальонов, перетягивающих колею на европейскую. Очевидно, был разработан скользящий график оперативных действий и ремонтно-строительных работ, обеспечивающий начало переброски в обе стороны эшелонов с военной техникой с 14 июня, а с личным составом – с 20 июня 1941 г. Следует иметь в виду, что немцы могли начать переброску эшелонов немедленно, так как они разработали техническое средство для перехода составов на другую ширину колеи без перегрузки вагонов и смены их колесных пар. О создании в Германии такого средства указывалось в спецсообщении НКГБ БССР в НКГБ СССР 19 июня 1941 г.:
Советские же эшелоны с боевой техникой могли начать переброску 14 июня 1941 г. только в тех приграничных районах, где после присоединения к СССР сохранилась западноевропейская колея, в частности в Литве и Западной Белоруссии (Белосток – Гродно). В остальных местах началу транспортной операции должна была предшествовать срочная перетяжка на европейскую ширину железнодорожной колеи протяженностью 150–200 км – от границы до станций Паневежис, Обуз-Лесня, Тарнополь, Тирасполь. Туда с 18 по 21 июня по указанию высшего командования были выведены фронтовые управления, сформированные на базе штабов приграничных округов. В специально выделенных «закрытых» зонах должны были грузиться в эшелоны, стоящие уже на европейской колее, советские соединения и части, которые отправлялись к Северному морю (и на Ближний Восток), с тем чтобы пересекать границу без перегрузки. Причем с 14 по 19 июня могла отправляться только боевая техника, боеприпасы, горючее, продовольствие и т. п. Переброска по железной дороге личного состава началась с 20 июня (согласно записи в дневнике Гальдера от 3 июля 1941 г., из которой следует, что «война против России» началась на два дня позже, чем «кампания против России» [28, с. 70–72]). На перетяжку рельсов выделялся всего один день, максимум два! Поэтому предшествующая этому операция по выселению «элементов» из Прибалтики в соответствии с совершенно секретным постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР № 1299-526 от 16 мая 1941 г. «О выселении социально чуждых элементов из Прибалтийских республик, Западной Украины, Белоруссии и Молдавии» была проведена поистине стахановскими темпами. Итак, заметим: 13 июня 1941 г. по радио передается Сообщение ТАСС, на следующий день его публикуют в газетах, и в тот же день начинается выселение «элементов» из Прибалтики. Для его проведения были привлечены войска НКВД и милиция соседних областей РСФСР, а также автотранспорт расположенных поблизости воинских частей, и уже 17 июня 1941 г. нарком госбезопасности Меркулов доложил Сталину о выполнении порученной этим Постановлением «работы». 14 июня отмечено еще одним важным поворотом событий – начиная именно с этого дня от западной границы СССР пошли на восток эшелоны с техникой, укрытой брезентом, и фанерными ящиками. Мой старый знакомый Ефим Захарович Захаров, живший в то время в Смоленске, рассказал, что в день публикации Сообщения ТАСС от 13 июня 1941 г., то есть 14 июня, через Смоленск провезли в восточном направлении пушки на конной тяге и начиная с этого дня до самого начала войны через станцию Смоленск непрерывном потоком пошли на восток эшелоны с боевой техникой, что жители Смоленска расценили как снятие угрозы войны и отвод от границы советской военной техники. Однако сегодня понятно, что советскую технику от границ никто в этот период не отводил. Значит, это была немецкая военная техника, то есть с 14 июня 1941 г. началась переброска военной техники в обе стороны в соответствии с достигнутой между СССР и Германией договоренностью о Великой транспортной операции. Причем, скорее всего, по собственной территории эшелоны с техникой двигались в ночное время, а по территории сопредельного государства днем (на своей же территории днем они стояли на запасных путях или в специально отведенных «закрытых» зонах) – что создавало видимость отвода войск от советско-германской границы. Перевозимая техника была тщательно зачехлена или закрыта сверху фанерными либо дощатыми коробами, с заводов она поступала иногда в разобранном виде в заводской упаковке (известны случаи такого способа перемещения в этот период на платформах тяжелых орудий и даже истребителей новых типов со снятыми крыльями). В качестве часовых в тамбурах стояли солдаты той страны, по которой двигался поезд. А вот еще одно интересное совпадение, пришедшееся на этот роковой день. В статье В. К. Волкова, видного историка, члена-корреспондента РАН, читаем:
Это был мощный дуплет, произведенный в один день 13 июня: утром в Берлине конфискован многомиллионный тираж главной нацистской газеты со статьей Геббельса «Крит как пример», а к вечеру московское радио передает Сообщение ТАСС о том, что сосредоточение немецких войск у границ СССР связано не с нападением на СССР, а с совсем другими планами германского командования. Две эти акции (весьма возможно, согласованные) выполняли общую задачу: намекали на то, что после генеральной репетиции на острове Крит состоится генеральная операция – высадка на Британских островах. Вот во что верил Сталин, понимая, что без СССР Германия в одиночку никогда этого сделать не сумеет, а значит, его неизбежная схватка с Гитлером произойдет только после высадки в Англии (отсюда его постоянная фраза: «Мы будем воевать с Германией в 1942 году»). Поэтому Сталин не обращал внимания на потоки предупреждений о подготовке удара по СССР и, напротив, сам жестко предупреждал своих генералов, что в случае малейшей провокации на границе с них «полетят головы» [32, с. 337]. Вот они и занимались не столько подготовкой к возможному удару противника, сколько недопущением провокаций. Документальные подтверждения Великой транспортной операции Справка ВатутинаРаботая над «Великой тайной…», я обнаружил в книге Г. Городецкого «Роковой самообман Сталина и нападение Германии на Советский Союз» интереснейшие данные Генштаба Красной Армии о распределении сил на западной границе к моменту начала войны. Из этих данных (в изложении Г. Городецкого) следовало, что «пока мобилизованы 303 дивизии, 186 из которых развернуты вдоль западной границы… Они более-менее равномерно распределены между южным, центральным и северным фронтами…» Далее автор совершенно справедливо отмечает невероятную диспропорцию в распределении авиации между фронтами: из имевшихся на западе 159[24] авиаполков на все фронты были выделены лишь 52 авиаполка, «в сравнении с 85 (!), размещенными на юго-западном фронте и 29, оставленными в резерве Главного Командования» [32, c. 316]. По непонятной причине Городецкий не дал ссылку на источник столь важной информации, не указал дату, когда проводился подсчет, обозначив ситуацию так: «Проверяя положение дел с проведением мобилизации, Ватутин, занимавшийся оперативным планированием, обнаружил…» [Там же]. Я нашел полный текст этого документа. Оказалось, что это справка, составленная в рукописном виде заместителем начальника Генштаба начальником Оперативного управления генерал-лейтенантом Ватутиным, очевидно, предназначалась для доклада высшему командованию и политическому руководству страны. Поразительно то, что она составлена по состоянию именно на 13 июня 1941 г., что лишний раз доказывает, что эта дата – особенная, это – Рубикон на пути к началу Великой Отечественной войны! Исследователь Ю. Веремеев, опубликовавший ее в Интернете в материале «Состав и группировки РККА по состоянию на 13 июня 1941 г.» (http://army.armor.kiev.ua/hist/grup-rkka-41.shtml), указывает, что эта «справка без номера и грифа секретности, но зарегистрированная в секретном делопроизводстве (? – А. О.), хранится в Центральном Архиве МО как самостоятельный документ – ЦА МОРФ. Фонд 16А, опись 2951, дело 236, листы 65–69». Ознакомившись с полным текстом указанного документа, я счел его очень важным и поэтому попытался не только понять причину крайней лаконичности Г. Городецкого при его изложении, но и сделать свои выводы относительно его содержания (полный текст справки см. в Приложении № 13). Сначала надо сказать, что Г. Городецкий упоминает об этой справке в книге, главной целью которой было развенчать «ледокольную» версию В. Суворова (В. Резуна) о подготовке Сталиным «революционной» войны с Германией. Поскольку, обосновывая свою версию, Суворов впервые показал, что Красная Армия по численному составу, количеству танков, самолетов, артиллерийских орудий и т. п. существенно превосходила силы вермахта и люфтваффе, то Городецкий, признавая этот факт, все же смягчал, где только мог, существовавшую разницу. Потому он и не указал дату 13 июня 1941 г., чтобы в справке Ватутина все цифры по количеству дивизий воспринимались как предвоенные (то есть по состоянию на вечер 21 июня 1941 г.). А ведь за эти девять дней на запад перебросили еще 51 советскую дивизию. И там в первый день войны оказалось 237 советских дивизий, а не 186, как указал Городецкий. И почему он написал, что советские дивизии на западной границе были равномерно распределены между фронтами? Ведь из полного текста справки Ватутина видно, что это совсем не так: СФ – 22 див., CЗФ – 23 див., ЗФ – 44 див., ЮЗФ – 97 див. Количество дивизий ЮЗФ больше, чем всех четырех остальных западных фронтов вместе взятых! Скорее всего, Городецкий не упомянул об этом, потому что, выяснив причину такой неравномерности и взглянув на дислокацию армий и корпусов ЮЗФ (чаще – вдали от границы, но рядом с железнодорожными узлами и реками), неизбежно приходишь к выводу, что ЮЗФ готовился не к нанесению удара или к обороне, а к транспортировке (так, например, переброшенная из СКВО в полной тайне 19-я армия генерала Конева почему-то располагалась возле Днепра в районе Черкассы – Смела, то есть более чем в 700 км от госграницы). Вот выдержка из справки Ватутина:
Если перевести суммарный объем вышеуказанных перевозок в вагоны (с учетом того, что каждый эшелон состоит из 45–60 вагонов, а из-за малой пропускной способности советских железных дорог и необходимости проведения транспортной операции по переброске советских войск к Северному морю в кратчайшие сроки в эшелонах должно было использоваться максимальное количество вагонов – 60), общее количество вагонов составит: 60 ваг. х 130 х 13 = 101 400 ваг., то есть то самое превышение в 100 000 вагонов годовой потребности НКО на 1941 г. в вагонах на погрузку над потребностью вагонов на разгрузку, по поводу которого возмущались Берия и Мильштейн в своей информации Сталину, Молотову и Кагановичу от 17 января 1941 г. о моб-плане НКПС на 1941 г. по заявке НКО, о чем я подробно рассказал в своей книге «Великая тайна Великой Отечественной» [91, с. 414–416]. Там приведены выдержки из рассекреченного документа «Информация НКВД СССР И. В. Сталину, В. М. Молотову, Л. М. Кагановичу о мобилизационной подготовке железнодорожного транспорта» от 17 января 1941 г. Он подписан народным комиссаром внутренних дел Союза ССР Л. Берией и начальником Главного транспортного управления НКВД СССР С. Мильштейном (ЦА МО РФ. Ф. 16. Оп. 2951. Д. 242. Лл. 164–167). Из него следует, что Генштаб затребовал на 1941 г. под погрузку на 100 тыс. железнодорожных вагонов больше, чем на выгрузку. Я тогда решил, что это и есть запланированное количество вагонов для перевозки войск Красной Армии к Северному морю. И вот оказывается, что именно столько вагонов было запланировано Генштабом для дополнительных железнодорожных перевозок войск в самые последние предвоенные дни! Из этого можно предположить: во-первых, что именно указанные в справке Ватутина дополнительные перевозки воинских соединений были запланированы наркоматом обороны на 1941 г. для транспортировки войск за рубеж к Северному морю и на Балканы и Ближний Восток (либо для замены в приграничных округах соединений, выезжающих туда); во-вторых, что перевозки эти должны были осуществиться в течение 13 дней начиная с 14 июня 1941 г.; причем в два этапа: на первом – соединения и части перебрасываются из внутренних округов в округа приграничные (ЗапОВО, КОВО) либо выгружаются в непосредственной близости от них (ПрибОВО); на втором – они перебрасываются к зонам погрузки в составы, уже находящиеся на путях с европейской колеей, или пересекают госграницу своим ходом через специально созданные коридоры для погрузки в эшелоны на германской стороне. Поэтому нельзя считать совпадением, что именно к началу этих перевозок (то есть к 14 июня 1941 г.) НКВД и НКГБ в основном заканчивали операцию в западных районах страны по выселению «социально чуждых элементов» из зон, прилегающих к тем участкам железных дорог, где колея менялась на европейский стандарт, а также из спец-зон, выделенных для погрузки составов, отправлявшихся к Северному морю. О завершении операции было доложено докладной запиской НКГБ в ЦК ВКП(б) за № 2288/М [91, с. 247–248]. Н. Бугай в статье «Депортация народов» [19] пишет:
Более подробно об этой операции сообщается в исследовании К. Ковальцовой (Дивногорск) «Судьба человека во время сталинских репрессий» [61]:
Интересно отметить абсолютное совпадение количества людей в двух производимых одновременно операциях – перевозке «социально опасных элементов» из приграничных районов страны в Сибирь и переброске оттуда к западной границе войск СибВО 6 стрелковых дивизий по 12 тыс. чел. – это 72 тыс. чел., 2 артполка РГК по 1,2 тыс. чел., 1 армейское и 2 корпусных управления – 392 чел. и два раза по 62 чел. соответственно (по данным статистического сборника «Красная Армия в июне 1941 года» [56]). Итого из СибВО на Запад едет 74 916 человек в вагонах, которые привезли в Сибирь 75 000 выселенных. Просто ювелирная точность! Это объясняет и названную Серовым цифру – не менее 25 человек в один вагон: просто подгоняли в Сибирь необходимое количество вагонов для перевозки в приличных условиях войск, запланированных к перевозке на Запад. Еще одно совпадение. Было запланировано перебросить «из СибВО в район Сухиничи, Брянск (то есть в ЗапОВО) сд – 6, управлений СК – 2, ап РГК – 2, армейских управлений – 1», а обнаруженное письменное распоряжение штаба ЗапОВО от 21 июня 1941 г. предписывает отправку 23 июня именно из ЗапОВО эшелонов с войсками, скорее всего последних в переброске советских войск к Северному морю (с учетом трех-четырех дней на транспортировку через Польшу и Германию они должны были оказаться на берегу Северного моря как раз к окончанию установленного Генштабом срока транспортировки – 27 июня 1941 г.). Ну как тут не отметить, что последнее предвоенное выселение «опасных элементов» осуществлялось именно из Западной Белоруссии, то есть с территории ЗапОВО! И наконец, последнее обнаруженное мной «совпадение». В списке высшего командного состава РККА и ВМФ на 22 июня 1941 г. [56, c. 66–83], где приведены должности всех советских генералов и адмиралов на этот день, указаны 16 генералов прибалтийских республик – Латвии, Литвы и Эстонии, присоединенных к СССР в 1940 г. Всем этим генералам в один день, 29 декабря 1940 г., были присвоены советские воинские звания. Генерал-лейтенантами стали Виткаускас, Ионсон, Клявиньш; генерал-майорами – Казекамп, Карвялис, Крустыньш, Круус, Лиепиньш, Томберг, Удентыньш, Чернюс, ЧапаускасЧяпас (Чипаускас-Чапас? – A. О.); генерал-майорами артиллерии – Бреде, Даннебергс, Жилис, Иодишус, Каулер. Причем в графе «Занимаемая должность» у них у всех указано одно и то же: «Под арестом с 14.06.41». К сожалению, и графа «Судьба на конец войны» заполнена у них одинаково: «Лишен воинского звания».[25] Это значит, что вождь подстраховался и приказал в один день арестовать всех генералов прибалтийских республик, понимая, что они-то разберутся, по какому принципу идут аресты в Прибалтике с 14 июня 1941 г., и вычислят истинные цели происходившего. Единственный документ о железнодорожной транспортировке советских войск перед войнойОдин из главных вопросов, который я постоянно задавал себе, а после выхода «Великой тайны…» мне задавали читатели, зрители (после выхода фильма «Тайна 22 июня») и радиослушатели (после передачи на радиостанции «Эхо Москвы»): «Где документы, прямо подтверждающие подготовку к железнодорожной переброске советских войск через Польшу и Германию к Северному морю?» Ни одного такого документа к тому моменту я не нашел. Правда, в книге «Великая тайна…» [91, c. 414–416] процитирована упомянутая выше докладная записка за подписью наркома НКВД Берии и начальника Транспортного управления НКВД Мильштейна на имя Сталина от января 1941 г., где они удивляются ошибке наркомата обороны, заказавшего в 1941 г. вагонов под погрузку на 100 тысяч больше, чем под разгрузку (либо не понимая, что это и есть планировавшийся на тот год объем железнодорожных перевозок советских войск к Северному морю, либо легендируя свое сообщение о выполнении задания вождя по проверке состояния дел в НКПС). Кроме того, авторы этой докладной записки удивлялись, что НКО заказал 75 % перевозок на 1941 г. на узкую европейскую колею, хотя ее уже практически нет в СССР. А ведь это и есть косвенное подтверждение моего предположения о замене к 20 июня 1941 г. русской колеи на европейскую в приграничных районах СССР. Однако конкретных указаний – какие части и соединения должны перебрасываться, откуда и куда, когда и с какой загрузкой – найти не удавалось. Мне неоднократно попадалась в воспоминаниях советских военачальников, командовавших в начале войны различными соединениями, информация о том, что начиная со второй половины мая распоряжения от вышестоящих начальников о перемещениях и боевых задачах своих соединений они получали в устной форме, более того – будучи наедине с ними. Об этом, в частности, писал генерал-полковник К. Н. Галицкий, вспоминая свое посещение 12 июня 1941 г. штаба ЗапОВО по вызову командующего генерала армии Павлова (Галицкий в то время был генерал-майором и командиром 24-й стрелковой дивизии). В журналах боевых действий Западного фронта сказано: «Войска подтягивались к границе в соответствии с указаниями Генерального штаба Красной Армии. Письменных приказов и распоряжений корпусам и дивизиям не давалось. Указания командиры дивизий получали устно от начальника штаба округа генерал-майора Климовских. Личному составу объяснялось, что они идут на большие учения. Войска брали с собой все учебное имущество (приборы, мишени и т. п.)». Об этом подробно написал В. Мартов в своей работе «Белорусские хроники. 1941 год» [78]. Поэтому я считал, что документов о перебросках советских войск (а уж тем более об отправке их за рубеж) в этот период просто не существовало. Однако неожиданно в книге «На земле Беларуси. Канун и начало войны. Боевые действия советских войск в начальный период ВОВ» [84] я впервые нашел документ, который может дать ответы на многие вопросы. На c. 390 указанной книги под № 138 приведено «Распоряжение штаба ЗапОВО командиру 47 стрелкового корпуса на передислокацию от 21 июня 1941 года»:
На документе отметка:
Первое и главное, что показала эта находка: распоряжения о железнодорожных транспортировках войск в последние предвоенные дни все-таки отдавались в письменном виде, поэтому их следует искать и дальше. Второе: в этих распоряжениях запрещалось называть станцию назначения, а это может означать, что ее название было иностранным (хотя отсутствие названия в документах на транспортировку вызывает к ним особый интерес, тем не менее на это пошли). Третье: распоряжение было отдано 21.06.41 г., стало быть, в это время 47-й ск уже находился в зоне погрузки в эшелоны, находящиеся на европейской колее, ибо вряд ли штаб округа мог так рисковать с графиком столь важной переброски. Значит, все намеченные к переброске соединения уже были перевезены ближе к границе, и поэтому никакого смысла еще раз грузить их в эшелоны не было бы, за исключением случая транспортировки по железной дороге с другой колеей, то есть за рубеж. Четвертое: принимая во внимание сообщения о том, что железнодорожные переброски войск в то время велись, в основном, по устным указаниям начальников, можно предположить, что так делалось для транспортировок внутри страны, и только зарубежные все же требовали обязательных письменных указаний. Пятое: выделенных данным распоряжением восьми эшелонов для перевозки стрелкового корпуса (при среднем количестве двухосных вагонов в эшелоне 45–50 и загрузке одного вагона по принципу «40 человек или 8 лошадей») хватило бы на отправку только управления корпуса, двух корпусных артполков и одной неполной стрелковой дивизии. Из этого следует, что какие-то части корпуса могли уехать раньше (по другому ранее отданному распоряжению) и что во главе уже отправленной группы эшелонов мог пересечь границу не сам командир соединения, а один из его заместителей (это позволяет понять, почему нередко судьба командира в первые дни войны отличается от судьбы его соединения, как, например, у генерала Галицкого). Согласно данным статистического сборника «Красная Армия в июне 1941 г.» [56, c. 128], в состав 47-го ск (командир генерал-майор Поветкин С. И.) входило три дивизии: 55-я сд (полковник Иванов Д. И.), 121-я сд (генерал-майор Зыков П. М) и 143-я сд (генерал-майор Сафонов Д. П.). По приведенным в сборнике сведениям, все эти дивизии 21 июня находились в пунктах близ железнодорожных станций с узкой колеей (я думаю, что она начиналась от Барановичей, Лиды и, может быть, Слуцка) и имели реальную возможность быть немедленно отправленными за рубеж. Что касается упоминания в этом «Распоряжении» двух других стрелковых корпусов (21-го и 44-го), которым тоже были даны указания о транспортировке, то его можно понимать двояко: либо они уже были отправлены до 21 июня 1941 г. и оказались за границей, а эта запись просто прикрытие их отсутствия, либо они действительно должны были отправляться после 21 июня, а значит, никуда еще не уехали. Если же эти эшелоны успели пересечь границу до немецкого нападения на СССР, то командиры перевозимых в них соединений, вероятнее всего, оказались в плену или пропали без вести. Более вероятно, что именно так произошло с 21-м стрелковым корпусом, поскольку его командир генерал-майор В. Б. Борисов погиб в июне, а в июле корпус был расформирован; из входивших в его состав трех дивизий две —17-я сд и 37-я сд – числятся погибшими в июле 1941 г., при этом комдив-17 генерал-майор Т. К. Бацанов пропал без вести, а комдив-37 полковник А. Е. Чехарин погиб в ноябре 1941 г.; третья же – 24-я сд – считается погибшей в сентябре 1941 г., однако ее командир генерал-майор К. Н. Галицкий вышел из окружения, стал командующим гвардейской армией и в 1943 г. получил звание генерал-полковника (возможно, он по какой-то причине не смог выехать с первым эшелоном своей дивизии, и поехал его заместитель). А 50-я сд успешно воевала до конца войны и стала дважды орденоносной, хотя ее командир генерал-майор В. П. Евдокимов в июле 1941 г. пропал без вести. Входившие в состав 44-го ск дивизии – 64-я сд и 108-я сд – успешно воевали до конца войны, стали Краснознаменными и орденоносными, а командир 21-й ск комдив В. А. Юшкевич в августе 1941 г. получил звание генерал-майора, командовал армиями, вскоре после войны стал генерал-полковником и был назначен командующим Одесским ВО. Из этого следует, что они не были отправлены за границу. Итак, согласно обнаруженному распоряжению штаба ЗапОВО, по железной дороге должны были перебрасываться шесть стрелковых дивизий: 55, 121, 155, 17, 37 и 24-я. С другой стороны, согласно Директиве Народного комиссара обороны Союза № 503859/сс/ов от 14 мая 1941 г., «в непосредственном распоряжении командования округа» оказываются те же самые соединения, при этом в качестве конечных пунктов их сосредоточения указаны пограничные железнодорожные станции:
И наконец, в справке «Состав и группировки РККА по состоянию на 13 июня 1941 г.», написанной рукой заместителя начальника Генштаба генерал-лейтенанта Ватутина, указывалось, что «необходимо дополнительно запланировать перевозки по железной дороге: из СибВО в район Сухиничи, Брянск – сд – 6, управлений СК – 2, ап РГК – 2, армейских управлений – 1». Из этого следует, что единственный обнаруженный мной документ о секретной предвоенной транспортировке войск к границе по железной дороге является не решением штаба ЗапОВО, а частью стратегического замысла советского высшего руководства по использованию находящихся на территории этого округа соединений Резерва Главного Командования (см. Директиву наркома обороны № 503859/сс/ов от 14 мая 1941 г.), что, с учетом судьбы этих соединений, делает весьма вероятным вариант подготовки их к транспортировке через Польшу и Германию к побережью Северного моря. Странная публикация в газете «Красная Звезда» за 21 июня 1941 г. Для того чтобы лучше понять предвоенную обстановку, необходимо полистать советские газеты за январь – июнь 1941 г., при этом очень многое покажется удивительным и несоответствующим сложившимся представлениям об этом периоде. Сообщения об идущей более года мировой войне удивят гораздо большей симпатией к Германии, чем к Англии. Боевой опыт немцев то и дело подается как образец для изучения и подражания. А приведенная ниже статья, напечатанная в центральном органе наркомата обороны газете «Красная Звезда» на с. 3 в последний предвоенный день, просто поражает! Привожу текст этой статьи с некоторыми сокращениями. ОПЕРАТИВНЫЕ ПЕРЕВОЗКИ (из опыта войны на Западе) Доцент полковник А. Шмаров Вот и оценивай сегодня, какова была цель публикации этой статьи в последний предвоенный день в главной газете Красной Армии. Что это – крик души и последнее подробнейшее предупреждение военного специалиста о том, как Германия подтягивает войска к границам СССР? Тогда почему его не услышало высшее политическое и военное руководство страны? Или же это изложение комплексного плана переброски Красной Армии к Северному морю и германской армии на Ближний Восток? Тогда почему его разрешили опубликовать в органе Наркомата обороны? Ведь эту статью могли использовать как повод для нанесения превентивного удара по СССР и Англия, и Германия! Этот вопрос требует серьезнейшего анализа. Очевидно только одно – такая публикация в последний предвоенный день подтверждает, что Красную Армию и всю страну готовили не к нападению и не к обороне. Их готовили к грандиозной транспортной операции. Обнаруженная мной статья в «Красной Звезде» не домысел, не бредовая идея, не «сказочка, рассчитанная на умственно отсталых детей младшего дошкольного возраста» (по трогательному выражению одного интернетчика, который поливал грязью мою гипотезу, прочитав лишь аннотацию к книге, и требовал немедленного предъявления подтверждающих ее документов). Кстати, того же самого и почти в таких же непарламентских выражениях требуют от меня и некоторые ученые-историки. Вот он, документ! Пожалуйста, получите, изучите и объясните! A заодно объясните, почему на первой странице этого же номера газеты по случайному совпадению были опубликованы два многозначительных фото: «Танки форсируют водную преграду» и «Горный марш автоколонны». И почему в следующем номере «Красной Звезды» за 22 июня (естественно, подготовленном, когда о немецком нападении на СССР еще не было известно) на первой странице дан огромный фотоснимок «Подразделение мл. лейтенанта А. Воробьева преодолевает водную преграду», на котором группа, состоящая примерно из двух взводов красноармейцев в полной выкладке с оружием, переправляется по воде на резиновых надувных камерах-плотиках? Почему же за 68 лет на эту статью в газете «Красная Звезда» от 21 июня 1941 г. и на перечисленные фотоснимки не обратил внимания ни один «настоящий» историк (таковым, по мнению некоторых из них, является лишь тот, кто может предъявить диплом об окончании исторического факультета, а также о присвоении ученой степени кандидата или доктора исторических наук)? Ведь эта газета всегда была открыта и доступна в любой научной, да и обычной библиотеке?! Предъявите, пожалуйста, свои дипломы в любой библиотеке вместо читательской карточки и попросите подшивку «Красной Звезды» за июнь 1941 г.! Пришла пора вам крепко поработать! Причем работа ваша должна заключаться не в поливании грязью любознательных «любителей», лезущих «не в свои дела», не в отстаивании железобетонных позиций ГлавПУРа, которые, в отличие от укрепрайонов 1941 г., не сданы многими и по сей день (лучше бы наоборот!), а в объяснении на языке 2009 г. себе и всему нашему народу очень многих непонятных событий самого страшного дня нашей истории – 22 июня 1941 года! Ответ на «единственный вопрос “Ледокола”» В последней изданной в России книге В. Суворова (то есть В. Резуна) «Святое дело», которую я недавно прочитал, черным по белому написано: «“Ледокол” я писал ради одного вопроса. Этот вопрос в 26-й главе. Предшествующие главы – только присказка. Главный вопрос книги написал заглавными буквами. Для непонятливых еще и приписал: вот он центральный вопрос. Грядущих своих критиков просил мелочью не бренчать, а брать барана за рога – отвечать на главный вопрос. Сейчас ради принципа вопрос не повторяю. Тот, кто книгу читал, знает, о чем речь. Так вот: в сотнях статей, в 47 «антиледокольных» докторских диссертациях, которые мне известны на сегодняшний день, в 35 опровергающих книгах, во множестве теле-и радиопередач ни один мой противник на поставленный вопрос не ответил» и т. д. и т. п. [116, c. 256]. Признаться, я тоже понятия не имел, о чем с такой страстью вопрошает Суворов. Главная мысль и «Ледокола», и тянущегося за ним каравана других суворовских посудин была вычитана и подхвачена Суворовым на первом же книжном развале в Лондоне из книжек, где приводились объяснения Риббентропа и Геббельса, почему Германия напала на СССР 22 июня 1941 г., и из не опубликованной в то время в нашей стране ноте-меморандуме от 21 июня 1941 г., которую утром 22 июня посол Германии Шуленбург вручил Молотову. Мысль эта повторена гитлеровской пропагандой миллионнократно, а «по свежаку» Суворовым – тысячекратно: «Сталин готовился напасть на Германию, а Гитлер его опередил!» C этим уже всем все ясно – Сталин действительно собирался воевать с Гитлером, но только в 1942 г. А вот к чему же он готовился в июне 1941 г.? Поскольку Суворов в своем последнем опусе усиленно намекал на то, что в «Ледоколе» есть еще что-то «самое-самое-самое», я заглянул в главу 26 «Ледокола», и что же я там увидел? Заглавными буквами в этой главе напечатана только одна фраза: «Зачем был создан второй стратегический эшелон», которая служит ей заголовком. Я даже слегка опешил – ведь ничуть не меньше тайны и в ответах на вопросы: «Зачем был создан Резерв Главного командования?» или «Зачем было создано 21 июня 1941 г. командование армиями Второй линии?». Ну что ж, отвечаю на поставленный именно в этой главе вопрос, ибо, на мой взгляд, он напрямую связан с Великой транспортной операцией. Что же тут непонятного – в этом суворовском «биноме Ньютона»? Армии первого стратегического эшелона – это участники Великой транспортной операции, которым предстояло отправиться к Северному морю для последующей высадки на Британские острова или к Черному морю для переброски на Ближний Восток. Это те бойцы и командиры, которым выдавали с 12 июня смертные медальоны; те, у кого перед погрузкой отобрали снаряды, патроны и бензин (чтобы отправить боеприпасы и горючее отдельными эшелонами); те, кому выдали трусы и майки вместо кальсон и нательных рубах и сапоги вместо ботинок с обмотками. Младшим командирам и рядовым из их числа на петлицы прикрепили большие золотистые треугольники. Эти армии, корпуса и дивизии покидали места своего расквартирования, а на их место для выполнения оборонительных задач выдвигались армии второго оборонительного эшелона, или второй линии, в составе которых, как правило, отсутствовали механизированные корпуса – ударная наступательная сила Красной Армии. Вот для чего был создан Второй стратегический эшелон! Но для того чтобы это понять, Суворову надо читать «в рабочее от свободы время» не только хвалу и хулу в свой адрес, но еще и книги, содержащие новые, отличающиеся и от официальных «непокобелимых» (по любимому выражению одного моего знакомого) версий и от его собственной (а если по-честному, то от той самой риббентроповско-геббельсовской, ставшей с его помощью такой долгоживущей и долгоиграющей). Изредка такие книги все же попадаются. Хочется надеяться, что именно таковыми являются книги «Великая тайна Великой Отечественной. Новая гипотеза начала войны» и ее продолжение «Ключи к разгадке Великой тайны Великой Отечественной», которую читатель держит в руках. Читайте, Виктор Богданович, и может быть, наконец все станет ясно! Ну так что, ответ на суворовский супервопрос наконец дан, или у В. Суворова в загашнике есть еще вопросы для «непонятливых»? Кстати, в той самой своей книге на с. 256–257 Суворов совершенно справедливо пишет: «Противникам не надо меня ни разоблачать, ни уличать. Им надо найти другое простое, понятное, логичное объяснение тому, что случилось в 1941 году. Пока они другой теории не придумают, “Ледокол” будет продолжать свое победное плаванье». Вот она, другая теория, пока еще гипотеза, начала войны. Так что, похоже, «победное плаванье» «Ледокола» закончено, хотя не надо забывать, что льдов официальных версий и неофициального вранья он расколол немало. |
|
||