Иностранные державы не ограничивались созданием военных фронтов против РСФСР. Они всячески насаждали и укрепляли свою агентуру в советском тылу. Зарубежная агентура явилась ядром антисоветского подполья. Ее существование было серьезной угрозой для Советского государства.

Сразу после Октябрьского переворота активную подрывную и шпионскую деятельность развязала агентура Германии. В конце 1917-го — начале 1918 г. в Петрограде действовала антисоветская организация, возглавляемая бывшим присяжным поверенным и биржевым дельцом Н. Н. Ивановым, сторонником германской ориентации. Иванов был связан с генералом Н. Н. Юденичем, находившимся тогда в Петрограде. Организация пыталась достигнуть соглашения с германским генеральным штабом, который должен был двинуть несколько немецких корпусов на Петроград, чтобы свергнуть советскую власть. Через начальника Северного германского фронта, с которым он был связан непосредственно, Иванов, тайно ездивший в Германию, вел переговоры с начальником генерального штаба германской армии Людендорфом и получал средства из немецких источников. Участники этой организации создавали в Петрограде шпионские группы. Им удалось проникнуть в минный дивизион Балтийского флота и вызвать там волнения. Иванов пытался установить связи и с правоэсеровскими группами[77].

В феврале 1918 г. германская экспансия представляла собой главную угрозу для Советской республики. Всероссийская чрезвычайная комиссия 23 февраля радиограммой предупреждала все Советы, что навстречу и в помощь наступавшим германским войскам устремилась польская, белорусская и украинская буржуазия. «Всероссийская буржуазия с нетерпением ожидает и радуется пришествию Вильгельма, — говорилось в радиограмме ВЧК. — Она с каждым днем льет ушаты грязи, клеветы и подлости на российскую революцию… Вильгельм — извне, российская контрреволюция — изнутри, [собираются ударить] в лицо и в спину Советской Социалистической Республике, помочь взять Петроград, Москву и другие российские города. Штабы этого вооруженного восстания раскрыты. Центральные штабы находятся в Петрограде и в Москве, а остальные почти по всем городам России. Названия они носят: „Организация борьбы с большевиками и отправка войск к Каледину“, „Все для родины“, „Белый крест“, „Черная точка“. Многие из штабов вооруженного восстания ютятся в различных благотворительных организациях, как-то: помощь пострадавшим от войны офицерам и т. п.»[78].

Подрывную антисоветскую работу вело официальное дипломатическое представительство Германии и после Брестского договора.

Опубликованные документы немецких дипломатических архивов, в том числе донесения посла в России Мирбаха рейхсканцлеру Германии Г. Гертлингу и министру иностранных дел Р. Кюльману за апрель-июнь 1918 г., раскрывают подробности антисоветской деятельности германского посла в Советской стране.

Уже с первых дней пребывания в Москве Мирбах беспокоился, как бы его не опередили в установлении тайных связей с русскими антисоветскими группами. Он видел свою задачу в «предотвращении объединения под руководством Антанты противников находящейся в агонии большевистской системы». Он писал: «Длительный развал экономики и постоянное тяжелейшее ущемление всех наших интересов могут в любое время и в удобный для нас момент быть использованы как предлог для военного выступления. Любое крупное наше выступление — при этом вовсе нет необходимости занимать с самого начала обе столицы — сразу же автоматически приведет к падению большевизма, и так же автоматически заранее подготовленные нами и всецело преданные нам новые органы управления займут освободившиеся места».

Соответственно этим «планам», т. е. с ведома и согласия своего правительства, Мирбах и его сотрудники — советники К. Рицлер и Р. Басевиц — приняли меры к установлению связей с различными антисоветскими группами.

«Из многочисленных групп, с которыми были попытки установления связей, — доносил Мирбах, — политическое значение имеют три:… группа „Правого центра“, финансовый магнат из Петербурга Ярошинский и Временное правительство в Харбине — Омске». Наибольшее же значение Мирбах придавал отношениям с «Правым центром», так как «благодаря этому, — писал Мирбах, — мы прежде всего сумеем использовать большой процент влиятельных представителей промышленных и финансово-банковских кругов для наших безбрежных экономических интересов». Вот почему Мирбах и его советники вступили в переговоры с одним из руководителей «Правого центра», бывшим царским министром земледелия А. В. Кривошеиным.

Мирбах информировал германское правительство о ходе переговоров с «Правым центром». В последнем донесении, от 28 июня 1918 г., он писал: «Во время последней беседы с представителями группы „Правого центра“… князь Урусов и бывший помощник министра Леонтьев сообщили, как они представляют себе выступление этой группы против большевиков. Надежда на удачу путча, организованного собственными силами, по их мнению, за последнее время возросла. Не исключается возможность, что его удастся осуществить через несколько недель… Если путч удастся, то группа будет вынуждена, чтобы заставить многочисленные… группы, в особенности в Сибири, присоединиться и подчиниться ей, заключить с ними договор, в котором будет оформлено их право выступать от имени монарха. Затем они собираются опубликовать против большевиков манифест, в котором объявят программу нового правительства, а также о созыве всеобщего Земского (Учредительного) собрания и о заключении мира с другими державами. При этом группа считает нужным выразить пожелание о смягчении Брестского договора, которое вернуло бы России жизнеспособность. Группа все еще обеспокоена возможностью, что царь или другой член царской фамилии попадет в руки Антанты и будет использован ею для своих комбинаций. Группа пытается установить контакты с сибирскими генералами и, как я уже сообщал ранее, удержать генералов с Дона от перехода на сторону держав Антанты и от участия в их комбинациях»[79].

Продолжали вести подрывную антисоветскую работу миссии и посольства держав Антанты и США. Французской агентурой в России руководили посол Франции Жозеф Нуланс и глава военной миссии генерал Альфонс Лавернь. От имени правительств «союзных» стран Нуланс распространил среди оппозиционных русских общественных деятелей заявление, в котором выражалось «соболезнование» по поводу заключения Брестского мира и готовность «помочь» русскому народу.

Французский журналист Рене Маршан, находившийся при французском генеральном консульстве в Москве, рассказывал впоследствии советским следственным органам: «Французская миссия и консульство в Москве по поручению Нуланса имели и поддерживали в 1918 г. связь отдельно и специально с каждой из политических группировок в России. Связь с Савинковым поддерживалась через Готье, связь с монархическими организациями — через графа де Шавиньи, связь с меньшевиками — через бывшего депутата-социалисга Шарля Дюма, связь же с партией с.-р. поддерживалась миссией через Эрлиха… Я знаю, что французский консул Гренар придавал большое значение связям с эсерами и Савинковым… Партия эсеров получала довольно значительные субсидии от французского консульства через Эрлиха для работы своих боевых дружин… Под именем „мосье Анри“ в Москве в 1918 г. работал агент миссии для разрушений. Его фамилия Вертимон. Это — морской капитан, он занимался тогда работами по разрушению железных дорог и железнодорожных мостов… В работе Вертимона принимал участие представитель английской военной миссии Рейли»[80].

Далее Рене Маршан уточнил: «Деятельность генерального консульства все время, даже в тот период, когда велись переговоры с советской властью… в действительности была исключительно направлена к свержению советской власти, для каковой цели велись переговоры с политическими русскими группами… Презрение Нуланса к России было чем-то поразительным… Я помню одну фразу, весьма характерную, когда на докладе Эрлиха о переговорах с Черновым Нуланс сказал: „Передайте им, что нам довольно этих социалистических экспериментов в России и что мы больше никаких социалистических экспериментов не намерены допускать…“ Помимо связи консульства с партией социалистов-революционеров для политических действий была с нею связь для так называемых активных действий у французской военной миссии. Члены ЦК партии эсеров встречались на тайной квартире с капитаном Лораном, который был раньше членом французской миссии в Петрограде и, официально уехав во Францию, затем совершенно секретно вернулся в Россию»[81].

Правительство Англии также интенсивно вело враждебную деятельность против Советской страны. Сразу же после Октября английский кабинет министров, обсуждая политику в отношении советской власти, высказался за финансовую и иную поддержку любых антисоветских сил при условии, если последние «дадут гарантию следовать в фарватере политики союзников». Английскому послу в России Джорджу Бьюкенену было разрешено истратить около 10 миллионов рублей на развитие антисоветского движения в России. А 7 декабря 1917 г. английский кабинет министров в своем решении формально записал, что правительство Англии «взяло на себя риск поддержки мятежного генерала Каледина и антисоветских сил на Украине».

В официальной справке английского Форин-оффис указано, что Англия израсходовала на антисоветскую деятельность с 1 января 1918 г. по 31 марта 1921 г. 89,7 миллиона фунтов стерлингов[82]. Даже эта явно заниженная сумма достаточно красноречиво говорит об огромных ассигнованиях английской разведки на подрывную деятельность против Советской России.

Для проведения тайной подрывной работы против Советской республики английское правительство систематически посылало на советскую территорию лучших агентов своей разведки.

Вскоре после Октября в знак непризнания рабоче-крестьянского правительства английский посол Дж. Бьюкенен покинул Россию. Впрочем, он оставил в Петрограде своих сотрудников, продолжавших военную и разведывательную работу; среди них был опытный разведчик — капитан морской службы Френсис Аллен Кроми.

В январе 1918 г. английское правительство командировало в Россию миссию во главе с Робертом Гамильтоном Брюсом Локкартом, в прошлом работавшим несколько лет в английском генеральном консульстве в Москве. Локкарт слыл в Англии, как он сам выражался, «особенно искусной ищейкой» и оказывал услуги военному министерству, выведывая военные тайны России. Он имел широкие знакомства в аристократических и бюрократических кругах Москвы. Эти качества Локкарта и были учтены при назначении его руководителем британской миссии в Советской стране.

Прибыв в Россию, Локкарт прикинулся другом, доброжелателем, стоящим за признание Советского правительства, и, прикрываясь этой маской, вел разведывательную и подрывную работу. В опубликованной много лет спустя книге Локкарт писал: «Хикс (помощник Локкарта по разведке. — Д. Г.) служил посредником между мной и врагами большевиков. Они были представлены в Москве так называемым Центром, имевшим левое и правое крыло, а кроме того, Лигой спасения России, созданной Савинковым. Между этими двумя организациями происходили постоянно распри… Оба контрреволюционных органа были единодушны лишь в одном отношении — оба желали получить от союзников помощь деньгами и оружием… На протяжении многих недель финансирование их было предоставлено всецело французам. Политические агенты Алексеева и Деникина ставили мне в укор, что я отстраняюсь на задний план… Я принял часть финансирования на себя. Раздобыть наличные деньги было не очень трудно, хотя банки и были закрыты… Многие русские обладали крупными запасами наличных рублей, которые они охотно обменивали на переводы на Лондон. Для большей безопасности мы поручили сбор этих денег одной английской фирме в Москве, которая вела торговлю с русскими. Она устанавливала курс и выдавала переводы на Лондон. В некоторых случаях мы принимали на себя гарантии за эту фирму. Рубли доставлялись в американское генеральное консульство и вручались Хиксу, который заботился об их дальнейшем направлении»[83].

Когда английское правительство окончательно приняло решение об интервенции в России, в Москву был командирован помимо Локкарта еще и специальный агент английской военной разведки лейтенант Сидней Джордж Рейли. Это был один из искуснейших представителей английской разведки, занимавшийся шпионажем во время Первой мировой войны. Как пишет Локкарт, под именем Сиднея Рейли скрывался некий Розенблюм, родившийся в Одессе. Он занимался коммерцией и жил главным образом в Петербурге, а во время войны оказался в Англии, принял тамошнее гражданство, женился на ирландке и в честь тестя (Келлэгрена Рейли) принял его фамилию и назвался Сиднеем Рейли[84].

Перед Рейли была поставлена задача — проводить подрывные действия для свержения советской власти. В апреле 1918 г. он появился в России, установил контакты с другими агентами английской разведки и многими деятелями русского антисоветского движения. Прекрасно зная русский язык и выдавая себя то за русского, то за «турецкого и восточных дел негоцианта», пользуясь поддельными документами (жил в Петрограде под фамилией Массиве, в Москве — Константинова), Сидней Рейли активно занялся вербовкой агентуры среда антисоветских элементов и повел энергичную подрывную и разведывательную работу против Советской страны.

Летом 1918 г. англичане послали в Россию еще одну миссию, состоявшую из бывшего английского консула в Кашгаре Джорджа Маккартни, полковника Ф. Бейли, майора Блэккера и переводчика Хана Сахиба Ифтихар Ахмеда (клерка кашгарского генерального консула). Прибыв 14 августа 1918 г. из Индии в Ташкент, англичане заявили, что желают установить контакт с местными советскими властями. Фактически же это была шпионская миссия.

Активную работу против Советского государства вели и агенты Соединенных Штатов Америки, возглавляемые послом Давидом Роулендом Френсисом.

Представители держав Антанты на первых порах делали ставку на так называемые демократические группировки внутри антисоветского лагеря.

«Союз возрождения России», о котором уже говорилось, имел военную организацию, готовившую кадры для антисоветских вооруженных выступлений и для участия в военных действиях против Германии. Эта организация финансировалась «союзниками». Один из ее руководителей в Петрограде, генерал А. И. Верховский, в прошлом военный министр Временного правительства, спустя несколько лет рассказывал: «Я был в марте 1918 г. персонально приглашен „Союзом возрождения России“ в состав военного штаба Союза. Военный штаб являлся организацией, имевшей целью организацию восстания против советской власти… Военный штаб имел связи с союзническими миссиями в Петрограде. Сношениями с союзническими миссиями ведал генерал Суворов… Представители союзнических миссий интересовались моей оценкой положения с точки зрения возможности восстановления… фронта против Германии. Я имел по этому поводу беседы с генералом Нисселем — представителем французской миссии. Военный штаб через кассира штаба Суворова получал денежные средства от союзнических миссий»[85].

Другой деятель штаба «Союза возрождения России» — член ЦК партии народных социалистов В. И. Игнатьев — впоследствии также подтверждал, что источник средств организации был «исключительно союзнический». Первую сумму из иностранных источников Игнатьев получил от генерала А. В. Геруа, к которому его направил генерал М. Н. Суворов. Из беседы с Геруа он узнал, что генералу поручено отправлять офицеров в Мурманский район в распоряжение английского генерала Ф. Пуля и что на эго дело ему отпущены средства. Игнатьев получил некоторую сумму от Геруа, затем получал деньги от одного агента французской миссии — 30 тысяч рублей[86].

В Петрограде действовала и другая шпионская группа, возглавляемая доктором Ковалевским. Она также направляла офицеров, преимущественно гвардейских, английскому генералу Пулю в Архангельск через Вологду. Группа высказывалась за установление в России военной диктатуры и содержалась на английские средства. Представитель этой группы, английский агент капитан Г. Е. Чаплин, работал в Архангельске под фамилией Томсон[87].

Интересные детали о связях дипломатических представителей стран англо-французской коалиции и США с «Союзом возрождения России» сообщил один из деятелей этого «Союза» В. А. Мякотин в воспоминаниях, опубликованных за рубежом. Он писал о том, что все сношения с дипломатическими представителями союзников вели несколько членов центральной организации «Союза». Пока послы союзников находились в Москве, эти связи осуществлялись через французского посла Нуланса, позже, когда послы уехали в Вологду, — через французского консула Гренара. При первой встрече с членами «Союза возрождения России» представители союзников заверили их, «что они продолжают видеть в России союзницу, временно попавшую в бедственное положение, и хотели бы всячески прийти ей на помощь… При одном из следующих свиданий представители держав Согласия поставили „Союзу“ вопрос, как отнеслось бы население России к высадке союзников в русских пределах для борьбы с Германией…»

Мякотин подтвердил также, что французы финансировали «Союз возрождения России». Он, между прочим, отметил бесцеремонное поведение французского посла Нуланса во время переговоров с членами «Союза». Был случай, когда в беседе с Нулансом они указали «на некоторые неправильные действия представителей союзников в России». В ответ он заявил, что «союзники, собственно, и не нуждаются в содействии русских политических организаций и, если высадят свои войска в России, смогут удовольствоваться непосредственными сношениями с русскими железнодорожниками, кооператорами и т. д.»[88].

Были связаны с «союзными» разведчиками и правоэсеровские заговорщики. Так, например, диверсионно-подрывная эсеровская группа, во главе которой стоял бывший офицер М. А. Давыдов, поддерживала в Москве связь с «подрывником», уже упоминавшимся выше французским разведчиком «мосье Анри» (морским капитаном Вертимоном), от которого получала взрывчатые вещества для диверсий в тылу Красной Армии. В обвинительном заключении по делу правых эсеров отмечалось: «Давыдов встречался вместе с Глебом (другим участником диверсионной группы. — Д. Г.) с двумя французами, с Мартеном, среднего роста, бритым, темным блондином, и с Анри, худощавым брюнетом, на Страстном бульваре, где и был разговор с Мартеном о снабжении группы оружием. С Анри встреча была у Красных ворот. Явочная квартира у французов была у Мясницких ворот, в каком-то французском убежище „Азиль“. От французов было получено два револьвера и три коробки с взрывчатыми веществами… Согласно показаниям гр. Рене Маршана… Вертимон является как раз тем лицом из французской миссии, которое фигурирует, по показаниям Давыдова, под именем Анри. Эта компания работала по разрушению железных дорог». В том же обвинительном заключении отмечалось, что французский гражданин Паскаль (молодой офицер, работавший во французской военной миссии) рассказал на предварительном следствии, что «в Москве заготовкой гранат и бомб ведал Лоран, а Вертимон имел запас взрывчатых веществ»[89].

В январе 1918 г. Всероссийская чрезвычайная комиссия выяснила, что существовавшие в Петрограде некоторые «благотворительные общества», официальной целью которых было оказание помощи нуждающимся офицерам, вербовали их для борьбы с советской властью. Установив наблюдение за такими «обществами», ВЧК убедилась, что они связаны с представителями бывшей российской аристократии и с иностранцами, в особенности с прибывшими в Петроград немецкими военнопленными, занимавшимися шпионажем. Одно из таких «благотворительных обществ» вербовало офицеров и юнкеров и направляло их на Дон — к Каледину, который готовил армию для борьбы против Советов.

ВЧК удалось раскрыть одну из таких групп, которую возглавляли бывший полковник Н. Н. Ланской и поручик А. П. Орел. «В одну из партий офицеров и юнкеров, — сообщала ВЧК, — которая должна была отправиться на Дон к Каледину, в двадцатых числах января удалось записаться одному из агентов Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией. Это обстоятельство дало возможность более близко подойти к раскрытию всей шайки… Агент Комиссии в эту партию попал под видом бывшего офицера, оставившего полк ввиду враждебного отношения к нему солдат и приехавшего в Петроград как-нибудь устроиться»[90]. При подготовке к отправке этой группы на Дон поручик А. П. Орел был арестован.

Расследование показало, что целью антисоветской группы, называвшей себя «Обществом помощи нуждающимся офицерам», в действительности было свержение советского правительства и установление военной диктатуры во главе с генералом Калединым. Группа ставила перед собой и террористические цели (убийство руководителей Советской власти), являлась частью широкой организации (центр ее находился в Москве и возглавлялся генералом Дерновым) и располагала значительными средствами: ее финансировали Каледин (дал около 6 миллионов рублей), известный финансист князь Д. И. Шаховской (дал 2 миллиона рублей), крупный фабрикант С. Морозов (дал 800 тысяч рублей) и другие капиталисты. Каждый завербованный в организацию получал ежемесячно 360 рублей.

Организация намечала начать восстание в момент, когда немецкие войска приблизятся к Петрограду. В выступлении должны были участвовать военнопленные немцы и австрийцы. В официальном сообщении ВЧК по этому делу отмечалось, что «раскрытая контрреволюционная организация насчитывает около трех с половиной тысяч человек, которые вербовались как здесь, среди несознательных солдат и представителей разных классов, до подонков и преступников включительно, так и в Финляндии и на Дону. Число вооруженных немцев и австрийцев из числа военнопленных и военнообязанных, с которыми должны были слиться русские контрреволюционеры, дошло до 13 тысяч человек. Для последних вооружение было своевременно приготовлено путем покупки при содействии видных иностранцев в Финляндии, в Петрограде и в разных местах в провинции, преимущественно в прифронтовой полосе, во время самовольной демобилизации»[91]. Заговорщическая деятельность этой организации была своевременно пресечена.

После заключения Брестского мира германское командование продолжало тайную подрывную деятельность против советского государства. На оккупированных немцами советских территориях формировались монархистские организации и воинские подразделения, которые при содействии и помощи германского военного командования забрасывались в советский тыл, вели там подрывную работу, нападая на красноармейские части.

В мае-июне 1918 г. чекисты Западной области задержали на станции Смоленск подозрительного человека, оказавшегося бывшим офицером, связанным с помещиками Поречского уезда. При нем нашли письма, свидетельствующие о том, что он имел задание вербовать в Западной области людей для контрреволюционной армии. В процессе расследования чекисты произвели обыск в имении помещика Поречского уезда Тарновского и нашли важный документ, озаглавленный «Список лиц, стоящих на платформе защиты Временного правительства». Когда некоторых упомянутых в списке лиц арестовали и допросили, выяснилось, что они вносили крупные суммы денег на вербовку кадров антисоветчины, а также сами занимались вербовкой в антисоветские отряды. Чекисты ликвидировали эту группу.

Следствие установило, что она связана с какой-то военной организацией, однако понадобилось еще несколько месяцев напряженной работы, чтобы стала ясной общая картина.

Однажды чекисты арестовали бывшего офицера, который сообщил, что в прошлом был знаком с нотариусом Ильинским. Проверяя связи задержанного, Чрезвычайной комиссии удалось установить, что в Смоленске существует штаб антисоветской организации, которая возглавляется бывшим генерал-майором Михаилом Дорманом. В сентябре 1918 г. чекисты обнаружили принадлежавшие организации Дормана склады оружия, патронов и бомб, пулеметные ленты, взрывчатые вещества и задержали многих ее участников. Среди них были: лидер организации Михаил Дорман, бывшие офицеры Михаил Кап, Виктор Фенраевский, Александр Захаров, Стефан Антонович, а также Григорий Лядковский, Борис Урядов, присяжный поверенный Станислав Жданович и другие. В связи с делом группы Дормана были арестованы также помещики Смоленской губернии, финансировавшие заговор, — Реутт, Энгельгардт и Василий Сорокин, в свое время возглавлявший виленскую охранку. Раскрытая организация занималась вербовкой в Смоленской и Витебской губерниях белогвардейцев и направляла их на Украину, в так называемую Южную армию.

Антисоветская группа Дормана являлась западным отделением обширного монархистского союза «Наша родина», действовавшего на юге и юго-западе России, центр этой организации находился в Киеве. Она была создана с ведома и не без содействия германского военного командования. Ее возглавляли крупный помещик и сахарозаводчик, бывший член Государственной думы и царский министр граф А. А. Бобринский, герцог Н. Лейхтенбергский и присяжный поверенный М. Е. Акацатов. В программном документе, найденном при ликвидации западного отделения союза, говорилось: «Цель и назначение организации „Наша родина“ — борьба с большевиками, восстановление в России монархии… Ориентация — сперва выгнать большевиков, восстановить монархию, а потом уже разбирать наши внутренние дела… Образ правления — монархия с народным представительством при двухпалатной системе, министерство ответственное, но не парламентарное».

Непосредственной задачей союза «Наша родина» было создание Южной армии, во главе которой стояли герцог Н. Лейхтенбергский и начальник штаба генерал-лейтенант Литовцев. Агенты союза — хорошо оплачиваемые офицеры, заведующие этапными пунктами, — вербовали личный состав Южной армии и направляли людей в главные пункты сбора: в Житомир (начальник пункта — генерал ГІальчинский), в Псков (полковник Тучинский), в Могилев (полковник Зубржицкий), в Харьков, Полтаву, в Екатеринослав (во главе этих пунктов стоял полковник Домашнев), в Минск, Бердичев, Елисаветград. Начальником главного бюро по набору добровольцев приказом генерал-майора Шульгина от 13 августа 1918 г. был назначен полковник Чесноков. В обязанности начальников этапных пунктов, находившихся при вокзалах, на пристанях Днепра, в конторах дежурных по станциям, входило обеспечение добровольцев деньгами и направление их в центральный пункт. Сформированные воинские части вооружались и снабжались германским военным командованием. Одна из таких частей — 1-я дивизия под начальством генерала Семенова — была направлена на Дон в помощь генералу Краснову и сражалась там против Красной Армии.

В сентябре 1918 г. наиболее активные участники формирования Южной армии, в том числе генерал Дорман, помещики Реутт и Энгельгардт, были расстреляны. В январе 1922 г. был задержан и привлечен к судебной ответственности бывший начальник штаба Южной армии генерал-лейтенант Литовцев. Военная коллегия Верховного революционного трибунала приговорила его к расстрелу, но, учитывая раскаяние подсудимого, а также разгром к тому времени всех белогвардейских армий, применила к нему амнистию и заменила расстрел пятью годами лишения свободы.

В 1918 г. ВЧК раскрыла несколько дел, связанных с подрывной работой агентуры иностранных держав.

В марте в Москве была выявлена подпольная организация, занимавшаяся вербовкой людей (главным образом офицеров старой армии), снабжением их и отправкой на Дон — к Каледину и Корнилову. Графиня Ланская содержала в доме на Новинском бульваре (ныне ул. Чайковского) штаб-квартиру этой организации и распоряжалась крупными денежными средствами: приобретала обмундирование для белогвардейцев, снабжала их продовольствием на дорогу и т. п. Большую роль в этих делах играл известный в Москве заводчик — американский подданный В. А. Бари. 14 апреля у него был произведен обыск. Найденные переписка и счета показали, что Бари финансировал работу графини Ланской, посылал курьеров с поручениями расплатиться с завербованными в белогвардейскую армию людьми. Консульство США в Москве выступило в защиту арестованного Бари и представило официальное поручительство, настаивая на освобождении его до суда. В. А. Бари освободили, и он скрылся.

Через несколько месяцев Московский революционный трибунал вынужден был рассматривать дело Бари и нескольких русских участников заговора заочно. В приговоре по этому делу указывалось: «Московский революционный трибунал считает вполне установленным, что американский гражданин В. А. Бари, пользуясь покровительством консульства Соединенных Штатов Америки и его содействием, с 29 октября 1917 г. и по 26 марта 1918 г. принимал активное участие в помощи врагам Советской социалистической России… Это участие выразилось в том, что Бари по соглашению с Харлафовым, Кривошеиным (бывшими офицерами. — Д. Г.) и другими представителями буржуазии и бывшим командным составом организовывал банды из контрреволюционно настроенных офицеров и студентов, снабжая последних деньгами, продовольствием, обмундированием и отправляя их на Дон к генералам Корнилову и Каледину, заклятым врагам рабоче-крестьянской власти. Виновность Бари усиливается и тем, что он, пользуясь правами американского гражданина и защитою правительства США и помогая скрытым врагам революционного пролетариата, злоупотреблял именем трудящихся масс Соединенных Штатов. Ввиду изложенного Московский революционный трибунал заочно приговорил:…скрывшегося от суда американского гражданина Бари объявить врагом всего трудящегося человечества, лишенным защиты рабоче-крестьянской власти, и в случае выдачи или поимки его по удостоверении личности расстрелять».

В приговоре далее имелось частное определение, относящееся к консульству США: «Московский революционный трибунал, обсудив неисполнение высокоавторитетным учреждением США, его московским консульством, поручительства в том, что Бари от суда никуда не скроется, и принимая во внимание, что поручительство это было уважено только из доверия к представителю правительства США, постановил: Московское североамериканское консульство, представляемое Пулем и Лерсом, считать укрывателем преступника, содействовавшим побегу Бари, обманувшим доверие рабоче-крестьянской власти в России, привлечь которого к ответственности сможет один только американский народ»[92].

ВЧК неоднократно разоблачала членов военных миссий «союзников», в частности французской военной миссии, которые под предлогом наблюдения за эвакуацией военнопленных эльзасцев, чехов, поляков, сербов разъезжали по городам России, формировали польские и чешские легионы белогвардейских банд, финансировали их и занимались шпионажем.

В августе 1918 г. один из сотрудников Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией недалеко от станции Плесецкая Архангельской железной дороги заметил подозрительного человека, который стоял у телеграфного столба и, по-видимому, кого-то ожидал. Неизвестного задержали. Чекисты обратили внимание на то, что на пальто у неизвестного была пришита одна большая латунная желтая пуговица, резко отличавшаяся от других.

Задержанный сознался, что он хотел пробраться в район расположения английского десанта в Архангельске, для того чтобы поступить на службу в белогвардейские войска. Как он показал, его завербовал в Петрограде доктор Ковалевский, который поручил ему доставить в Архангельск шпионское донесение и поступить там в белогвардейскую армию. На станции Плесецкая задержанный ожидал человека, который должен был проводить его до следующего пункта, а оттуда новые люди должны были переправить его через линию фронта. Желтая пуговица, пришитая к пальто задержанного, служила условным знаком: такая же пуговица должна была быть и на пальто тех членов антисоветской группы, которые встретят его в дороге и проведут через линию фронта.

Чекисты перешили желтую пуговицу на одежду одного из своих сотрудников и поручили ему встречать лиц с такой же пуговицей, направляющихся в Архангельск. Вскоре на желтую пуговицу поймался бывший полковник Михаил Куроченков, а затем, 16 августа, на станции Дикая была задержана уже целая группа белогвардейцев. Так была раскрыта антисоветская группа, руководимая английской агентурой.

Советскому правительству, конечно, было известно о происках разведчиков, шпионов иностранных государств. Нити многих раскрытых заговоров вели к дверям посольств и миссий этих держав. Но посольства и миссии пользовались дипломатической неприкосновенностью.

Летом 1918 г. в Петрограде в Латышском клубе появились два молодых командира-латыша. Они быстро сошлись с завсегдатаями клуба, среди которых были и члены антисоветской группы, связанной с морским атташе английского посольства Френсисом Алленом Кроми. В беседах с новыми знакомыми молодые командиры, внешне напоминавшие бывших офицеров, не скрывали своего отрицательного отношения к советским порядкам.

Вскоре заговорщики решили познакомить молодых командиров с английским разведчиком. Первая такая встреча состоялась в гостинице «Французская». Кроми решил, что один из командиров, назвавшийся бывшим офицером Шмидхеном, заслуживает доверия. Через некоторое время Кроми предложил Шмидхену выехать в Москву, связаться там с начальником британской миссии Р. Локкартом и под его руководством начать подрывную работу в советских воинских частях. Он дал Шмидхену рекомендательное письмо к Локкарту.

На следующий день Шмидхен и его товарищ выехали в Москву. Там они, соблюдая осторожность, немедленно направились… в ВЧК. Молодые командиры были чекистами. Их послал в Петроград Ф. Э. Дзержинский для раскрытия антисоветского подполья. Чекист, назвавшийся Шмидхеном, в действительности был Ян Буйкис[93], а его товарищ — Ян Спрогис.

ВЧК решила продолжить начатую «игру», проникнуть в лагерь дипломатических заговорщиков, выяснить их замыслы и разоблачить их. Для этого в «игру» подключили командира 1-го дивизиона латышских стрелков Эдуарда Берзиня, который должен был разыграть роль «разочаровавшегося» красного командира, готового к измене.

14 августа Шмидхен с Эдуардом Берзинем явились на частную квартиру Р. Локкарта в Хлебном переулке, 19.

Появление Шмидхена и Берзиня насторожило опытного разведчика. Но вскоре сомнения у него исчезли. Много лет спустя в своей книге Локкарт писал: «Шмидхен принес мне письмо от Кроми, которое я тщательно проверил. Я держался постоянно начеку, опасаясь провокаторов, но убедился в том, что письмо это, несомненно, писано рукою Кроми. В тексте письма имелась ссылка на сообщения, переданные мною Кроми через посредство шведского генерального консула. Типичной для такого бравого офицера, как Кроми, была также фраза о том, что он приготовляется покинуть Россию и собирается при этом сильно хлопнуть за собой дверью. Характерным было также правописание… Орфографию Кроми никто не сумел бы подделать… В заключительной части письма Шмидхен рекомендовался мне как человек, услуги коего могут мне быть полезны»[94].

Убедившись, что письмо подлинное, Локкарт начал беседу. Э. П. Берзинь и Шмидхен представились ему как латышские офицеры, разочаровавшиеся в Советской власти. Они, в частности, заявили, что не хотят воевать с архангельским английским десантом, куда их собираются направить большевики, и не прочь бы договориться с командующим десантом, английским генералом Ф. Пулем.

Локкарт был осторожен. Поддержав намерение Берзиня и Шмидхена порвать с большевиками, он предложил им явиться на следующий день. Прежде чем связываться с Берзинем и Шмидхеном, Локкарт решил посоветоваться со своими коллегами-союзниками. В своей книге Локкарт так рассказал об этом: «Вечером я подробно переговорил о происшедшем с генералом Лавернем и французским генеральным консулом Гренаром. Мы пришли к тому заключению, что предложение латышей является, по всей вероятности, искренним и что если мы будем действовать с необходимой осторожностью, то особого вреда от того, что мы направим этих людей к Пулю, получиться не может… Мы решили свести обоих латышей с Сиднеем Рейли, который сможет наблюдать за ними и помочь им в осуществлении их благих намерений»[95].

На следующий день состоялась вторая встреча Локкарта с Берзинем и Шмидхеном. Теперь уже Локкарт не был так осторожен, как прежде. Он всячески поддерживал их намерение порвать с большевиками, говорил, что союзники помогут латышам добиться независимости Латвии, советовал создать «национальный латышский комитет» и обещал финансировать заговор. Чтобы связать Берзиня и Шмидхена с генералом Пулем, Локкарт заготовил три удостоверения, с которыми «заговорщики» должны были отправиться в расположение английских войск для переговоров. Эти документы с официальным гербом и печатью британской миссии были подписаны Локкартом. Они гласили: «Британская миссия, Москва, 17 августа, 1918 г. Всем британским военным властям в России.

Предъявитель сего… латышский стрелок направляется с ответственным поручением в Британскую штаб-квартиру в России. Обеспечивайте ему свободный проезд и оказывайте всемерное содействие. Р. Локкарт. Британский представитель в Москве».

Один экземпляр удостоверения был заполнен на имя Яна Яновича Буйкиса (на подлинную фамилию, имя и отчество Шмидхена), второй — на имя капитана Кранкаля. Вручив эти документы Берзиню, Локкарт в заключение беседы направил его к лейтенанту Сиднею Рейли, с которым предложил в дальнейшем держать связь.

Конечно, документы, собственноручно подписанные Локкартом, были тотчас же переданы в ВЧК. Они служили несомненным доказательством подрывной деятельности главы британской миссии.

Первая встреча Э. Берзиня с Сиднеем Рейли состоялась на Цветном бульваре. Английский разведчик стал обсуждать с ним вопрос об участии латышских стрелков в военных действиях союзнического десанта в Архангельске. Потом он перевел беседу на другую тему. Сидней Рейли в то время вынашивал план организации вооруженного антисоветского выступления в Москве и Петрограде. Главным элементом плана был захват большевистских лидеров в Москве во время заседания Совета Народных Комиссаров, которое должно было состояться 28 августа.

Зная о том, что Берзинь командует латышскими стрелками, охраняющими Кремль и членов Советского правительства, Сидней Рейли предложил Берзиню организовать захват во время заседания всех членов Совета Народных Комиссаров, а также занять Государственный банк, Центральный телеграф, телефон и другие важные учреждения. На расходы по организации этого заговора он тут же вручил Э. Берзиню 700 тысяч рублей.

22 августа состоялось новое свидание Берзиня с английским разведчиком. Теперь они детально обсуждали план захвата Совета Народных Комиссаров. Разведчик особенно интересовался Председателем Совета Народных Комиссаров В. И. Лениным. По первоначальному плану предполагалось направить захваченных членов Совнаркома под конвоем в Архангельск, но Рейли изменил план. Он сказал Эдуарду Берзиню: «Ленин обладает удивительной способностью подходить к простому человеку. Можно быть уверенным, что за время поездки в Архангельск он сумеет склонить на свою сторону конвойных и те освободят его. Поэтому было бы наиболее верным Ленина немедленно после ареста расстрелять…»[96]

Во время этой встречи Сидней Рейли передал Э. Берзиню 200 тысяч рублей.

28 августа 1918 г., встретившись в третий раз с английским разведчиком, Берзинь получил задание выехать в Петроград и установить связь с петроградской группой заговорщиков. И снова он дал Берзиню «на содержание организации» 300 тысяч рублей. (Все полученные деньги, 1200 тысяч рублей, Э. Берзинь сдал в ВЧК.)

29 августа, «выполняя задание» Рейли, Берзинь прибыл в Петроград, явился на квартиру некой Е. М. Боюжовской (там он, между прочим, случайно обнаружил визитную карточку Сиднея Рейли, в которой был указан адрес одной из его московских явок — конспиративной квартиры в Шереметьевском переулке, 3). Через Боюжовскую Берзинь связался с петроградскими заговорщиками.

Между тем ВЧК располагала и другими данными, подтверждавшими подрывную деятельность дипломатов-заговорщиков. Среди них было письмо французского журналиста Рене Маршана на имя президента Французской Республики Пуанкаре. В письме говорилось: «Мне довелось присутствовать недавно на официозном собрании, вскрывшем самым неожиданным для меня образом огромную, тайную и в высшей степени опасную, на мой взгляд, работу… Я говорю о закрытом собрании, имевшем место в генеральном консульстве Соединенных Штатов… Присутствовали генеральный консул Соединенных Штатов и наш генеральный консул. Присутствовали союзные агенты… Случайно я был поставлен в курс замысла тем, что высказывали присутствующие агенты. Так я узнал, что один английский агент подготовлял разрушение железнодорожного моста через реку Волхов, недалеко от Званки. Достаточно бросить взор на географическую карту, чтобы убедиться, что разрушение этого моста равносильно обречению на полный голод Петрограда, в таком случае город фактически оказался бы отрезанным от всяких сообщений с востоком, откуда прибывает весь хлеб, и без того крайне недостаточный для существования… Один французский агент присовокупил, что им уже сделаны попытки взорвать Череповецкий мост, что привело бы продовольствование Петрограда к таким же гибельным последствиям, как и разрушение моста у Званки, так как Череповец расположен на линии, соединяющей Петроград с восточными областями. Затем речь шла о разрушении рельсов на разных линиях… Я не распространяюсь, полагая, что уже достаточно сказал, чтобы на основании недвусмысленных фактов выяснить сформулированные мною выше тяжелые опасения. Я глубоко убежден, что дело идет не об изолированных починах отдельных агентов. Но даже подобные частные инициативы могут иметь единственный гибельный результат: бросить Россию во все более кровавую политическую и бесконечную борьбу, обрекая ее на нечеловеческие страдания от голода…»[97]

Впоследствии Рене Маршан разъяснил: «В августе месяце 1918 г. генеральный консул (Гренар, который собирался тогда уезжать из России. — Д. Г.) сказал мне, что меня предполагают оставить в России в качестве политического информатора, чтобы я мог посылать доклады о политическом положении в стране, и при этом заявил, чтобы я зашел в пять часов вечера в здание американского консульства, где он познакомит меня до своего отъезда с некоторыми людьми, которые тоже будут оставлены в России. Я туда явился. Здесь американский генеральный консул представил мне как агента по экономическим вопросам гр. Каламатиано… Потом здесь же были английский лейтенант Рейли и Вертимон, которые мне были представлены несколько дней тому назад во французском консульстве как агенты по разрушению на Украине, которая еще тогда была оккупирована немцами. На этом собрании, к моему большому удивлению, пришлось мне услышать совершенно для меня неожиданный план взятия Петрограда измором, путем взрыва мостов… на большой магистрали Москва — Петроград. Это на меня произвело колоссальное впечатление… И несмотря на то, что для меня тогда было очень тяжело, потому что это значило вступление в открытую борьбу с режимом, с которым я был тогда всецело связан… я счел необходимым принять все меры, чтобы положить конец подобному лицемерию и подобной гадости. Я это сделал. С тех пор я открыто перешел в противоположный лагерь для борьбы против французского правительства, изменившего одновременно не только русскому, но и французскому народу, который никогда ему не давал и не мог дать подобных злодейских поручений»[98].

В самый разгар распутывания нитей заговора послов, 30 августа, произошли чрезвычайные события — покушение на жизнь В. И. Ленина и убийство М. С. Урицкого. Надо было принять энергичные меры против тех иностранных дипломатов, которые фактически вели войну с Советской Россией. Имелось немало оснований считать их причастными к покушению на жизнь Ленина. Поэтому решено было ликвидировать заговор, даже если бы пришлось нарушить дипломатическую неприкосновенность иностранных разведчиков и заговорщиков. Заместитель председателя ВЧК Я. Х. Петерс впоследствии писал: «…Предварительная работа по раскрытию этого заговора еще далеко не была доведена до конца. При продолжении работ… открылись бы все новые и новые данные, пролетариат увидел бы, как Локкарт, пользуясь правом экстерриториальности, организовывал поджоги, восстания, готовил взрывы… Но после петроградских событий… необходимо было немедленно производить аресты»[99]. В Петроград выехал Ф. Э. Дзержинский, в Москве руководство операцией поручалось Я. Х. Петерсу.

В 6 часов вечера 31 августа группа чекистов во главе с Гиллером оцепила здание английского посольства на Дворцовой набережной в Петрограде и заняла его нижний этаж. Когда чекисты поднимались на второй этаж, раздались выстрелы. Помощник комиссара Шейнкман был ранен в грудь, разведчик Янсон убит, следователь ЧК Бортновский ранен. Чекисты открыли ответный огонь (в результате оказался убитым морской атташе посольства) и затем заняли помещение посольства.

В тот же день чекисты произвели обыски и аресты среди сотрудников английской и французской дипломатических служб в Москве. Ночью 31 августа комендант Московского Кремля П. Д. Мальков по поручению ВЧК явился на квартиру Локкарта, произвел обыск и доставил английского дипломата и его помощника В. Л. Хикса в ВЧК.

Я. Х. Петерс спросил Локкарта, знает ли он Ф. Каплан, а затем предложил дать объяснения по поводу попытки подкупить командира советской воинской части Э. Берзиня, предъявив выданное британской миссией удостоверение на имя латышского «заговорщика», командированного в распоряжение английских войск. Локкарт, ссылаясь на правила дипломатической неприкосновенности, отказался давать объяснения и вскоре был отпущен из ВЧК.

Несмотря на принятые в ту ночь меры, иностранные шпионы Сидней Рейли, Анри Вертимон и Ксенофонт Каламатиано скрылись. В комнате Анри Вертимона, жившего в помещении католической гимназии при церкви Петра и Павла, нашли 18 фунтов 48 золотников пироксилина, 39 капсул от динамитных шашек, шпионские шифры и карту Генерального штаба.

Чекисты устроили засаду на конспиративной квартире Сиднея Рейли в Шереметьевском переулке, где проживала актриса Елизавета Оттен. Здесь они задержали бывшую надзирательницу гимназии Марию Фриде, принесшую какой-то пакет, в котором оказался документ, подписанный «№ 12». В нем говорилось о формировании дивизий Красной Армии в Воронеже, о графике работ Тульского оружейного завода, о количестве выпускаемой патронным заводом продукции, о том, что из-за нехватки хлопка производство боеприпасов сократилось в два раза…

Выяснилось, что Мария Фриде служит в американском консульстве в Москве сестрой милосердия отряда Красного Креста и одновременно выполняет секретные поручения дипломатов-шпионов. Пакет, который она должна была вручить Сиднею Рейли через Елизавету Оттен, был получен ею от брата, Александра Фриде. В годы царизма он служил военным следователем Московского военно-окружного суда, а в послеоктябрьский период работал в управлении начальника военных сообщений.

Чекисты направились на квартиру Марии Фриде. Но как только мать Фриде увидела комиссара ВЧК, она выбежала с каким-то свертком, пытаясь скрыться. Сверток у нее отобрали и нашли в нем также шпионские материалы, принадлежавшие ее сыну, Александру Фриде. В донесении агента «№ 26» говорилось: «В Тамбове формирование частей Красной Армии протекает крайне медленно. Из 700 красноармейцев, готовых к отправке на фронт, 400 человек разбежались. В Липецке вообще отказались ехать на формирование, сказав, что будут защищать интересы Советов только в своем уезде. Здесь также полное отсутствие патронов, оружия и снарядов».

В квартире Фриде нашли 50 тысяч рублей. Засада, оставленная в квартире сотрудниками ВЧК, вскоре задержала участника шпионской группы, бывшего чиновника московской таможни П. М. Солюса. Как оказалось впоследствии, это и был агент «№ 26».

Пойманный с поличным Фриде сознался в том, что он состоит на службе у американского разведчика Каламатиано и по его поручению собирает сведения об экономическом, политическом и военном положении Советской республики.

Среди знакомых Сиднея Рейли оказалась сотрудница ЦИК Ольга Старжевская, которой он дал 20 тысяч рублей на покупку обстановки и содержание квартиры, где намеревался устроить конспиративную явку. Через Старжевскую он рассчитывал получать сведения о работе советских учреждений. Рейли поддерживал близкое знакомство с заведующим автомобильным складом Московского военного округа Трестаром, который предоставлял ему в пользование автомобили.

Таковы были результаты первых дней расследования. Я. Х. Петерс отмечает: «Было арестовано около 30 человек, но, за исключением брата и сестры Фриде и еще нескольких лиц, против которых были все данные, обвиняющие их в шпионаже, против остальных арестованных прямых улик не было»[100].

Французское и английское правительства, западная печать подняли шумную кампанию протеста против нарушений советским правительством правил дипломатической неприкосновенности. В отместку англичане без всяких оснований арестовали в Лондоне представителя РСФСР М. М. Литвинова и его сотрудников.

Арест М. М. Литвинова заставил советское правительство вновь задержать Р. Локкарта в Москве. Народный комиссар по иностранным дедам Г. В. Чичерин 7 сентября 1918 г. заявил иностранцам: «Дипломатические и военные представители Англии и Франции пользуются своим званием для организации на территории РСФСР заговоров, направленных к захвату Совета Народных Комиссаров с помощью подкупа, и агитации среди войсковых частей к взрыву мостов, продовольственных складов и поездов. Данные… устанавливают с несомненностью тот факт, что нити заговора сходились в руках главы английской миссии Локкарта и его агентов. Равным образом установлено, что здание английского посольства в Петрограде фактически было превращено в конспиративную квартиру заговорщиков… Поэтому правительство РСФСР поставлено в необходимость создать для лиц, уличенных в заговорах, такие условия, при которых они были бы лишены возможности продолжать… свою преступную, с точки зрения международного права, деятельность».

Далее народный комиссар от имени советского правительства заявил: «Все интернированные представители английской и французской буржуазии, среди которых нет ни одного рабочего, будут немедленно освобождены, как только русские граждане в Англии и во Франции и в районах оккупации союзных войск и чехословаков не будут больше подвергаться репрессиям и преследованиям. Английские и французские граждане будут иметь возможность немедленно покинуть территорию России, когда эту же возможность получат российские граждане в Англии и во Франции. Дипломатические представители той и другой страны, и в том числе глава заговорщиков Локкарт, одновременно будут пользоваться возможностью возвращения на родину…»[101]

Пока шла дипломатическая переписка, многие из заговорщиков-дипломатов (в том числе французский генеральный консул Гренар, генерал Лавернь и другие) укрылись в помещении нейтрального норвежского посольства и отсиживались там. За ними было установлено наблюдение.

Однажды сотрудники ВЧК задержали гражданина, который пытался проникнуть в норвежское посольство. Задержанный предъявил паспорт на имя студента С. Н. Серповского. В действительности это был разыскиваемый американский агент Ксенофонт Каламатиано. Его доставили в ВЧК.

Петерс и Кингисепп во время допроса Каламатиано обратили внимание на его массивную трость и решили ее осмотреть. Внутри ее они обнаружили массу записок, шифровок и расписок в получении денег. В трости Каламатиано оказалась тайная шпионская канцелярия. Необходимо было лишь выяснить, какие фамилии скрываются под номерами, которые находились на расписках в получении денег. Таких номеров было до тридцати[102].

Каламатиано, убедившись в том, что он окончательно провалился, вынужден был давать объяснения и расшифровывать фамилии, скрывавшиеся под номерами. Оказалось, что и сам Каламатиано имел шпионский номер. Его агенты адресовали свои донесения на имя «№ 15», под которым и значился Каламатиано. Этот опытный разведчик разработал инструкцию для агентов, в которой, между прочим, говорилось: «В сообщениях следует зашифровывать особо важные данные следующим образом: номера войск обозначаются как количество пудов сахара и патоки, а также цена на них. Дух войск — положение в сахарной промышленности. Номера артиллерийских частей — мануфактура и цены на нее. Дезертирство из рядов Красной Армии — эмиграция на Украину».

Действуя заодно с союзными разведчиками — Сиднеем Рейли и Вертимоном — и прикрываясь вывеской американских коммерческих фирм, а когда нужно, и поддельными документами, Каламатиано вербовал для службы в американской разведке людей, которые за плату поставляли сведения об экономическом, политическом и поенном положении Советской республики. В эту шпионскую сеть входили: его ближайший помощник А. В. Фриде, бывший генерал-майор А. А. Загряжский, бывший чиновник московской таможни П. М. Солюс, бывший полковник Генерального штаба Е. М. Голицын, студент университета А. К. Хвалынский, журналист Д. А. Ишевский, служащий Центропленбежа[103] Л. А. Иванов, бывший офицер А. В. Потемкин и другие.

Представление о характере сотрудничества Каламатиано со своими осведомителями и о моральном облике последних дает, между прочим, найденное при обыске у Каламатиано письмо агента Ишевского, адресованное Каламатиано. «С первых же ваших слов я заключил, — писал Ишевский, — что „фирма“ и „условия транспорта“ есть не что иное, как маска, прикрывающая политическую и военную разведку. В этом направлении я стал вести наблюдения во время моей командировки. Но каково было мое удивление, когда я, но возвращении в Москву, узнаю от вас, что в моих услугах не нуждаются. Получили то, что было нужно, и дали гроши, которые получают курьеры теперешних министерств… Человек в надежде на будущие перспективы рисковал многим, сидел под арестом, работал… И за все — 600 рублей и „уходи вон!“. Нет, к своим секретным агентам другие государства так не относятся, и в полном сознании своей моральной правоты… я требую восстановления справедливости. Я свое требование — получить 4500 рублей — готов поддержать имеющимися в моем распоряжении средствами»[104].

Полученные при расследовании дела о заговоре Локкарта данные не давали все же полного представления о подрывной деятельности «союзных» послов против Советской России. Впоследствии стали известны и другие факты.

В конце ноября — начале декабря 1918 г., когда политическая обстановка в стране в значительной мере смягчилась, состоялся судебный процесс по делу о раскрытом ранее заговоре Локкарта.

Перед судом Верховного революционного трибунала предстали 24 обвиняемых, из них четырех — Локкарта, Гренара, Сиднея Рейли и Генриха (Анри) Вертимона — судили заочно, так как Рейли и Вертимону удалось скрыться, а Локкарту и Гренару Советское правительство разрешило выехать на родину.

Бывший глава английской миссии при Советском правительстве Локкарт и бывший французский генеральный консул Гренар обвинялись в том, что они, вопреки международному праву и обычаю, использовали свое положение для создания в России контрреволюционной организации, в задачу которой входило разрушение железнодорожных мостов и путей сообщения, чтобы вызвать в стране волнения на почве голода, а затем, пользуясь недовольством масс, при помощи подкупленного командования некоторых латышских частей свергнуть советское правительство.

Лейтенант английской службы Сидней Рейли, французский гражданин Анри Вертимон, американский гражданин Ксенофонт Дмитриевич Каламатиано, проживавший по подложному паспорту на имя Сергея Серповского, обвинялись в том, что, зная о планах Локкарта и Гренара, принимали непосредственное участие в их осуществлении.

Остальные участники процесса обвинялись в том, что собирали шпионские сведения, передавали их, укрывали агентов-шпионов и помогали им[105].

Дело рассматривалось в Москве с 28 ноября по 3 декабря 1918 г. в открытом судебном заседании, в условиях полной гласности, под председательством заместителя председателя Верховного революционного трибунала О. Я. Карклина, с участием обвинителя Н. В. Крыленко и 14 защитников, в числе которых были деятели дореволюционной адвокатуры Н. К. Муравьев, А. С. Тагер и С. Ф. Плевако. На суде присутствовали представители дипломатических миссий нейтральных государств (норвежской, шведской, датской).

Центральной фигурой судебного процесса был американский шпион Ксенофонт Каламатиано. Вынужденный признать, что он собирал шпионские сведения через агентуру, состоявшую из завербованных русских граждан, Каламатиано утверждал, что он не был связан с Локкартом, а действовал в интересах американских коммерческих фирм, которые нуждались в выяснении экономического и политического положения России.

«Какое же отношение к торговым делам имеет сообщение агента № 12 (подполковника Голицына. — Д. Г.) о количестве винтовок и пулеметов, вырабатываемых на тульских заводах, а также сведения о формировании Красной Армии?» — спросил на суде Н. В. Крыленко.

Подсудимый не пожелал дать вразумительного ответа на поставленные вопросы, не объяснил, почему конспирировал свою «легальную коммерческую работу», храня шпионскую канцелярию в толстой полой трости, зачем зашифровывал своих агентов номерами и т. д. В то же время он признал на суде, что делился добытыми через свою агентуру сведениями с сотрудниками английской и французской разведок — Сиднеем Рейли и Анри Вертимоном.

Главный помощник Каламатиано — А. В. Фриде — вовлек в шпионаж ряд лиц (Загряжского, Солюса, Потемкина, Голицына). Он же обрабатывал агентурные донесения, составлял из них сводки для Каламатиано и Сиднея Рейли и получал за свою «работу» сначала 500 рублей, затем 750 и, наконец, 1000 рублей в месяц. Конечно, такой компетентный человек, как Фриде (царский военный следователь), не мог отрицать, что собираемые им сведения носят шпионский характер, но пытался оправдаться тем, что эти сведения якобы общеизвестны.

Остальные агенты американского разведчика также признали на суде, что за вознаграждение собирали для Каламатиано различные сведения о положении Советской России.

В обвинительной речи Н. В. Крыленко привел факты одновременной и согласованной деятельности Каламатиано и дипломатических заговорщиков (Локкарта, Гренара), раскрыл его связь с разведчиками Рейли и Вертимоном, обрисовал характер его деятельности (конспирация, типичные шпионские приемы) и неопровержимо доказал, что он был одним из участников международного заговора против Советской России.

Н. В. Крыленко потребовал применения высшей меры наказания в отношении заочно судимых Локкарта, Гренара, Вертимона и Рейли, а также главы шпионской резидентуры Каламатиано, его ближайших помощников и агентов — А. Фриде, Загряжского, Солюса, Голицына. Для остальных подсудимых он требовал иных наказаний. Вместе с тем обвинитель отказался за недоказанностью вины от обвинения Жанны Морене, Кембер-Хиггса, Иелиннека, Шмейца, Лингарта и Трестара.

3 декабря Верховный революционный трибунал вынес приговор, в котором признал установленной «преступную деятельность дипломатических агентов правительств англо-франко-американской коалиции». Решая судьбу каждого из подсудимых, трибунал строго определял степень его виновности. Восьмерых подсудимых, среди которых были Трестар, Политковский, Оттен, английский подданный Кембер-Хиггс, француженка Жанна Морене и чехи Лингарт, Шмейц и Иелиннек, трибунал оправдал, считая недоказанной их преступную связь со шпионами. Сотрудницу ЦИК Старжевскую, находившуюся в близких отношениях с разведчиком Сиднеем Рейли, трибунал приговорил к трем месяцам лишения свободы и запретил ей службу в советских государственных учреждениях. Агентов, поставлявших Каламатиано шпионские сведения, — Загряжского, Потемкина, Солюса, Хвалынского, Голицына, Иванова, Ишевского и Марию Фриде — к тюремному заключению сроком на пять лет каждого. Ксенофонта Каламатиано и Александра Фриде — к расстрелу. Впоследствии расстрел для Каламатиано был заменен другим наказанием. Локкарт, Гренар, Сидней Рейли и Вертимон были объявлены вне закона как враги трудящихся и подлежали расстрелу «при первом же обнаружении их в пределах территории России».

Народный комиссар юстиции Д. И. Курский, разъясняя приговор, заявил: «Советская власть настолько окрепла, что ей не приходится прибегать к суровым карам в целях устрашения. Трибунал отбросил в этом деле привходящие соображения и подошел к процессу Локкарта с чисто деловой точки зрения. Не довольствуясь данными предварительного следствия, трибунал сам произвел тщательную проверку всего следственного материала, детально расследовав степень участия в заговоре каждого из подсудимых. Поэтому приговор не мог быть огульным, одинаковым для всех. Трибунал строго распределил подсудимых на категории и покарал действительных виновников и участников заговора, освободив остальных».

Заочно приговоренный к расстрелу Верховным революционным трибуналом по делу о заговоре «трех послов», Сидней Рейли (Розенблюм) осенью 1918 г. бежал из Москвы, добрался до Англии, где был сразу же награжден орденом. Он стал доверенным лицом Уинстона Черчилля, советником по русским вопросам английской делегации на Парижской мирной конференции. С тех пор и вплоть до конца 1925 г., перейдя из военной разведки в «Сикрет интеллидженс сервис», Сидней Рейли ни на день не прекращал своей шпионской и подрывной деятельности против советского государства. Как писал Рейли, «это дело… есть самое важное в жизни: я готов служить ему всем, чем только могу».

Советские органы государственной безопасности приняли меры, чтобы обезвредить этого опасного врага. Командированные за границу в 1924–1925 гг. сотрудники ОГПУ под видом деятелей якобы существующей в Советской стране подпольной организации проникли к Сиднею Рейли, вошли в его доверие и предложили ему участвовать в работе этой антисоветской организации. Падкий на авантюры Рейли подхватил это предложение и вскоре пожелал познакомиться в России, на месте, с деятелями антисоветского подполья.

25 сентября 1925 г. Сидней Рейли вместе с деятелями «контрреволюционной организации» — а на самом деле сотрудниками ОГПУ — перешел финскую границу и оказался на советской территории. Здесь его переправили в Ленинград, а затем в Москву.

На одной из подмосковных дач 27 сентября было устроено совещание Рейли с «руководящими деятелями политического совета „контрреволюционной организации“». Рейли изложил новым знакомым свои проекты активизации деятельности антисоветского подполья и пути финансирования его. Для изыскания финансовых средств он рекомендовал похитить из русских музеев часть художественных ценностей и продать их за границей. Другой способ добыть деньги — осуществлять сотрудничество с английской разведкой.

В тот же день чекисты арестовали Рейли. А для того чтобы скрыть факт поимки этого известного разведчика, в ночь на 29 сентября (в эту ночь соучастники Рейли должны были ждать его возвращения на финской стороне) на границе чекисты инсценировали перестрелку и создали видимость, будто Рейли и его сопровождающие наткнулись на советскую заставу и убиты. Инсценировка удалась.

А между тем Сидней Рейли, пойманный в ловушку, давал показания в ОГГІУ. Вот некоторые выдержки из его показаний.

Из протокола допроса Рейли от 7 октября 1925 г. о его деятельности после побега из Москвы: «В 1919 и 1920 годах у меня были тесные отношения с представителями русской эмиграции разных партий… В то же время я проводил у английского правительства очень обширный финансовый план поддержки русских торгово-промышленных кругов во главе с Ярошинским, Барком и т. д. Все это время нахожусь на секретной службе, и моя главная задача состояла в освещении русского вопроса руководящим сферам Англии».

Теперь мы можем дополнить показания Сиднея Рейли, рассказав кое-что о его похождениях в 1922–1925 гг.

В 1922 г. белоэмигрантский «Торгово-промышленный комитет» («Торгпром») образовал в Париже секретный совет для организации активной борьбы с советской властью. В его состав вошли такие киты дореволюционной русской промышленности и финансов, как Густав Нобель, владевший нефтяными предприятиями, миллионеры братья Гукасовы, С. Г. Лионозов, С. Н. Третьяков и другие. Совет располагал значительными денежными средствами и создал подрывную антисоветскую группу.

Одним из деятелей этой группы стал проживавший в то время в Финляндии белоэмигрант, бывший штабс-ротмистр лейб-гвардии кирасирского полка, активный участник многих антисоветских предприятий Эльвенгрен. Несколько лет спустя, весною 1926 г., будучи пойманным чекистами при нелегальном переходе границы, Эльвенгрен дал подробные показания и, между прочим, рассказал о связях с «Торгпромом». По словам Эльвенгрена, в 1922 г. представитель «Торгпрома» Павел Тикстон предложил ему на средства «Торгпрома» создать группу для ведения антисоветской деятельности. Согласившись с предложением, Эльвенгрен рекомендовал привлечь к этому «предприятию» своего давнего «шефа» — Бориса Савинкова, переживавшего в то время «кризисное состояние» вследствие почти полного разгрома его организаций и потери источников финансирования.

Вскоре в Париже состоялось свидание представителя «Торгпрома» Густава Нобеля с Эльвенгреном и Савинковым. Нобель сказал им: «Мы люди коммерческие, нас интересует только активная борьба с большевизмом, и мы видим ее сейчас только в том, чтобы уничтожить всех главных руководителей этого движения. Внутри России мы бессильны что-либо совершить, но здесь мы можем при желании это сделать… Сделайте хоть одно дело, наш кредит к вам сразу вырастет и для дальнейшего… Сейчас, в связи с Генуэзской конференцией, нужно торопиться. Мы ассигновали на это дело пока 70–80 тысяч франков… Только непосредственно на террористическую деятельность. Нас не интересуют мелкие служащие… Нас интересуют такие имена, как Красин, Чичерин»[106]. (Последние входили в состав советской делегации на Генуэзскую конференцию.)

Сделка состоялась. Эльвенгрен и Савинков получили от Нобеля деньги. И тут появился в Париже представитель «Интеллидженс сервис» Рейли, тесно связанный с Савинковым. Он поддержал план покушения на советскую делегацию и обещал свое содействие в Берлине, где делегация должна была остановиться по пути в Геную. Рейли поручил резиденту «Интеллидженс сервис» в Берлине русскому эмигранту В. Орлову оказать содействие террористической группе. Орлов достал для приехавших в Берлин Эльвенгрена и Савинкова пять револьверов, фотографические карточки членов советской делегации, два фиктивных паспорта и другие принадлежности для террористической работы.

Недели через две в Берлин явились вызванные Савинковым из Варшавы три савинковца, а из Гельсингфорса прибыл вызванный Эльвенгреном бывший полковник Озолин. Все они включились в «работу», им было выдано оружие.

Вскоре в Берлин прибыл и Рейли. Эльвенгрен характеризует его приезд как «инспекторский». «Как-то мне позвонил по телефону Орлов, — показал он при расследовании, — и сказал мне, чтобы я передал Савинкову, что хозяин приехал… Я очень удивился и не мог понять, кто это может быть. На мой вопрос Орлов ответил, что Савинков поймет… [Потом] Савинков сказал, что это приехал Рейли и что Орлов его так называет. Савинков быстро собрался для встречи с ним». Рассказывая о встречах с Рейли, Эльвенгрен продолжал: «Первая встреча была на квартире Орлова, Савинков рассказал Рейли о положении, о том, что до сих пор ничего не удается, о затруднениях с приездом сотрудников и т. д. Рейли спрашивал, доволен ли он помощью Орлова, надеется ли он все же что-нибудь сделать, в чем главное затруднение и т. п. Савинков сказал, что будет пытаться, но не особенно рассчитывает, так как средств совершенно недостаточно… что не знает, как с оставшимися деньгами дотянуть до конца»[107].

Террористы сделали все приготовления к покушению на членов советской делегации, вели слежку за прибывшим в Берлин наркомом по иностранным делам Г. В. Чичериным, но им все же им не удалось осуществить свои замыслы. Средства, отпущенные террористам, иссякли, и они разъехались по домам.

Книга сына английского разведчика дипломата Локкарта также восполняет сведения об отношениях между представителем английской разведки Рейли и Борисом Савинковым. Автор рассказывает, что Рейли как представитель «Сикрет интеллидженс сервис», был теснейшим образом связан с Савинковым, в котором он видел «сильную личность», лидера, который способен объединить все течения русского антисоветского лагеря.

Рейли финансировал Савинкова и его организации не только из средств английской разведки, но часто и из личных средств, добываемых разными коммерческими и спекулятивными операциями. В поисках средств на финансирование антисоветских «предприятий» Рейли разъезжал (иногда вместе с Савинковым) по европейским столицам и добивался субсидий от французского, польского, чехословацкого правительств.

Как пишет Локкарт, Рейли был движущей силой и его влияние испытывали все антисоветчики, которые вели конспиративные переговоры за закрытыми дверями в Париже, Праге, Варшаве и Лондоне.

Незадолго до выезда в Россию, 23 марта 1925 г., Рейли писал в Гельсингфорс своему сообщнику Н. Н. Бунакову: «Итак, вот три способа (борьбы против советской власти. — Д. Г.): организация, пропаганда и террор… Террор, направленный из центра, но осуществляемый маленькими независимыми группами или личностями против отдельных выдающихся представителей власти. Цель террора… самая важная, всколыхнуть болото, прекратить спячку, разрушить легенду о неуязвимости власти, бросить искру… Я уверен, что крупный террористический акт произвел бы потрясающее впечатление и всколыхнул бы по всему миру надежду на близкое падение большевиков, а вместе с тем — деятельный интерес к русским делам»[108].

Таковы были планы Рейли, когда он выезжал в Советскую страну. Эти планы расстроили чекисты.

К концу расследования дела о поимке Сиднея Рейли чекисты объявили ему, что на основании приговора Верховного революционного трибунала от 3 декабря 1918 г. он подлежит расстрелу. И тогда, чтобы спасти жизнь, Рейли предложил свои услуги советской разведке.

Вот его заявление в ОГПУ от 30 октября 1925 г.: «Председателю ОГПУ Ф. Э. Дзержинскому. После происшедших с В. А. Стырне разговоров, я выражаю свое согласие дать Вам вполне откровенные показания и сведения по вопросам, интересующим ОГПУ, относительно организации и состава великобританских разведок и, поскольку мне известно, такие же сведения относительно американской разведки, а также тех лиц в русской эмиграции, с которыми мне пришлось иметь дело… Сидней Рейли»[109].

Рейли поведал чекистам немало секретов. Вот что он, например, рассказал о работе «Интеллидженс сервис»: «„Интеллидженс сервис“ ведет свою работу только под углом общегосударственной политической точки зрения… Его главное назначение — собирание сведений, касающихся общегосударственной политической безопасности и могущих лечь в основу направления высшей политики. Это учреждение — абсолютно тайное. Ни фамилии его начальника, ни фамилии тайных сотрудников никому не известны… Резиденты имеются во всех странах. Резиденты в соответствующих странах никогда не имеют своего явного и самостоятельного существования, а всегда находятся под прикрытием вице-консула, паспортного бюро и даже торговой фирмы…

В каждой стране, где есть значительное количество русских эмигрантов или советское представительство, резиденты данной страны выполняют работу также по русскому отделу… Соответствующие штабы лимитрофных государств работают в полном контакте с соответствующим резидентом… Работа в СССР лимитрофных агентов — эстонцев, латышей, поляков и других — значительно упрощается тем, что им легче слиться со средой. Здесь масса их соотечественников и, наконец, надзор за ними значительно слабее. Ведь для наблюдения за всеми поляками потребовалось бы десять ГПУ Я считаю, что лимитрофных дипломатов и резидентов всех без исключения можно купить. Вопрос только в цене… „Интеллидженс сервис“… получает в определенных случаях задания и чисто военного характера по организации восстаний, террора и прочих актов там, где правительство считает это нужным. По традиционной тактике все такого рода действия лишь руководятся через резидента, но выполняются же местными силами» (показания от 31 октября 1925 г.)[110].

…3 ноября 1925 г. приговор Верховного революционного трибунала в отношении Сиднея Рейли от 3 декабря 1918 г. был приведен в исполнение.

Примечания:

1

Декреты Советской власти, т. 1, с. 154, 155.

7

Известия Совета рабочих и солдатских депутатов, 1917, 8 ноября.

8

Известия ВЦИК, 1917, 30 ноября.

9

Материалы НКЮ. М., 1918, вып. 1, с. 56–57.

10

От Февраля к Октябрю (Из анкет участников Великой Октябрьской социалистической революции). М., 1957, с 349–351.

11

Антонов-Овсеенко В. А. Записки о гражданской войне. М., 1924, т. 1, с. 18–20.

77

ЦГАОР, ф. 1005, оп. 1-а, д. 346, л. 31–33, 183–189, 197–199.

78

Известия ВЦИК, 1918, 23 февраля.

79

Документы — донесения Мирбаха — опубликованы С. М. Драбкиной в журнале «Вопросы истории», 1971, № 9, с. 120–129.

80

ЦГАОР, ф. 1005, оп. 1-а, д. 346, я. 176–177.

81

ЦГАОР, ф. 1005, оп. 1-а, д. 362, л. 33, 35, 37.

82

См.: Вопросы истории, 1968, № 12, с. 74, 75.

83

Локкарт Р. Буря над Россией. Исповедь английского дипломата. Рига, 1933, с. 282, 307. Впоследствии сын Локкарта Робин Брюс Локкарт в книге «The асе of spies» (London, 1967, p. 74) писал, что Локкарт собрал у русских капиталистов через английскую фирму около 8 400 000 рублей, которые были обращены на финансирование подрывной деятельности против Советской России.

84

См.: Локкарт Р. Буря над Россией. Исповедь английского дипломата, с. 267, 319.

85

ЦГАОР, ф. 1005, оп. 1-а, д. 346, л. 195. А. И. Верховский был арестован в мае 1918 г. и вскоре освобожден. После этого он отошел от антисоветской деятельности и служил в Красной Армии.

86

ЦГАОР, ф. 1005, оп. 1-а, д. 362, л. 123–126.

87

См.: Игнатьев В. И. Некоторые факты и итоги четырех лет гражданской войны. М., 1922, ч. I (1917–1921 гг.), с. 17–18. Ковалевский был впоследствии разоблачен и расстрелян.

88

Мякотин В. А. Из недалекого прошлого. — На чужой стороне, 1923, № 2, (Прага), с. 188–190.

89

Обвинительное заключение по делу Центрального комитета и отдельных членов иных организаций партии социалистов-революционеров, с. 113.

90

Известия ВЦИК, 1918, 7 марта.

91

Известия ВЦИК, 1918, 7 марта.

92

Известия ВЦИК, 1919, 3 января.

93

Обстоятельства участия Я. Я. Буйкиса в разоблачении Локкарта были освещены в печати лишь в 1966 г. (см.: Неделя, 1966, № 11, 13). Вл. Кравченко написал об этом и документальную повесть «Под именем Шмидхена». М., 1970.

94

Локкарт Р. Буря над Россией. Исповедь английского дипломата, с. 309–310.

95

Локкарт Р Буря над Россией, с. 311.

96

Известия ВЦИК, 1918, 3 сентября.

97

Это письмо было опубликовано в «Известиях ВЦИК» 24 сентября 1918 г.

98

ЦГАОР, ф. 1005, оп. 1-а, д. 362, л. 41–43.

99

См.: Пролетарская революция, 1924, № 10, с. 25.

100

Пролетарская революция, 1924, № 10, с. 26.

101

Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях. М. 1926, ч. II, с. 170, 171.

102

См.: Пролетарская революция, 1924, № 10, с. 26–27.

103

Центральная коллегия по делам пленных и беженцев при Народном комиссариате внутренних дел.

104

Правда, 1918, 20 октября.

105

Известия ВЦИК, 1918, 26 ноября.

106

Эти показания Г. Е. Эльвенгрена приведены в изданной литературным отделом НКИД в 1928 г. книге «Белогвардейский террор против СССР». М., 1928, с. 13.

107

Показания Г. Е. Эльвенгрена приведены в работе «Белогвардейский террор против СССР», с. 18. Между прочим, Эльвенгрен в тех же показаниях рассказал и о другом «безуспешном» случае подготовки покушения на жизнь наркома по иностранным делам Г. В. Чичерина. На этот раз инициатором покушения был бывший великий князь Андрей Владимирович, проживавший на юге Франции, в Ривьере. Осенью 1925 г. он, узнав о предстоящем прибытии Чичерина во Францию и предполагаемом посещении им Ривьеры, дал задание своему приближенному, бывшему генералу Ю. Ф. Волошинову, организовать убийство советского наркома. В это «предприятие» в качестве исполнителей были вовлечены князь Владимир Вяземский и специалист по подобного рода «делам» Эльвенгрен, проживавший тогда в Монте-Карло. Они получили от великого князя Андрея Владимировича на расходы по подготовке убийства 2 тысячи франков. Эльвенгрен вместе с князем Вяземским и генералом Волошиновым готовились к убийству, вели слежку за Чичериным. Наконец, они встретили его в одном из отелей. Покушение не состоялось, так как поведение террористов вызвало подозрение французской полиции. Террористы решили отказаться от покушения. Деньги же, полученные от Андрея Владимировича, они прокутили.

108

Белогвардейский террор против СССР, с. 29–30.

109

В. А. Стырне — сотрудник контрразведывательного отдела ОГПУ.

110

Белогвардейский террор против СССР, с. 30–32.