Глава III. Кампания против Австро-Венгрии

Не понадобилось много времени, чтобы решить, что среди всех неприятельских стран наиболее восприимчива к пропаганде Австро-Венгрия. Благодаря участию таких авторитетов, как г. Уикгем Стид и д-р Сетон-Уатсон, лорд Нортклифф вскоре имел возможность представить министерству иностранных дел на утверждение принципы правильного метода работы. Может показаться странным, что союзные правительства раньше не предпринимали решительных шагов в том же направлении. Они упустили возможность извлечь для себя пользу из антигабсбургских и антигерманских настроений угнетенных народностей двуединой монархии. Три пятых народностей, подвластных Габсбургам, были в действительности или с большой долей вероятности на стороне союзников: я среди этого большинства лорд Нортклифф решил повести пропаганду, преследовавшую две цели: созидание и разложение, а именно:

1. Путем моральной и материальной поддержки национальных стремлений народностей к независимости, с конечной целью образования сильной цепи негерманских среднеевропейских и дунайских государств.

2. Путем поощрения их нежелания воевать на стороне центральных держав, чтобы этим путем значительно ослабить боеспособность австро-венгерской армии и поставить в затруднительное положение германских военачальников. Ниже [40] будет видно, с каким успехом были достигнуты обе цели. Здесь имелись в виду, главным образом, чехи и южные славяне. Далее имелось незначительное количество итальянцев, румын и поляков, которые должны были перейти под власть своих национальных правительств Италии, Румынии и проектировавшейся тогда, а ныне существующей Польши.

Операции во всех случаях проводились совершенно открыто, за исключением Югославии, где препятствием являлся тайный Лондонский договор от апреля 1915 года. {17}

В начале 1918 года лишь немногие себе ясно представляли, какие трудности возникли благодаря этому, но после прекращения военных действий адриатический вопрос в международных отношениях принял ясную форму и теперь считается проблемой международной политики, доставляющей большое беспокойство. Значение этой проблемы для пропаганды заключается в том, что согласно названному договору Великобритания, Франция и Россия обещали Италии определенные части австрийской территории, населенные южными славянами. Эти части территории имели выход к морю для торговли, и имели бы величайшее экономическое значение для всякого югославянского государства, которое могло быть образовано. Пока Лондонский договор в глазах южных славян представлял политику союзников, было трудно убедить их в том, что симпатии союзников на их стороне или что союзники им обеспечат экономические интересы, которые были необходимы для создания объединенного югославянского государства, населенного сербами, хорватами и славянами.

С целью создания противоядия против названного тайного договора представители сербов, хорватов и славян во главе с председателем югославянского комитета Трумбичем и сербским премьер-министром Пашичем собрались в Корфу и 20 июня 1917 года опубликовали декларацию югославянского союза. Последний претендовал на всю территорию, которую населяли входившие в его состав народности, и которая, как сказано было в декларации, «без вреда для жизненных потребностей целого не может быть изуродована». «Наша нация, — говорится в той же декларации, — не [41] требует того, что принадлежит другим, а требует себе только свою собственность».

Эта декларация была, с одной стороны, важным шахматным ходом против раздела Далмации, предусмотренного Лондонским договором, с другой же стороны, она являлась окончательным шагом к объединению трех названных народностей в одну нацию. Вследствие этого декларация подействовала на германских генералов, которые оценили ее влияние на югославянские полки австро-венгерской армии, и, несомненно, ускорила решение германских генералов подчинить своему контролю военные силы двуединой монархии.

Следующий шаг был предпринят, когда итальянские армии оправились после поражения под Капоретто и восстановили свою линию на Пиаве. По инициативе Уикгема Стида, д-ра Сетон-Уатсона и некоторых членов сербской колонии в Англии, в Лондоне состоялись совещания влиятельных итальянцев и южных славян с целью найти разрешение вопросов, приемлемое для обеих наций. Касающаяся этого памятная записка была передана итальянскому премьер-министру Орландо, который тогда, в январе 1918 г., находился в Лондоне. По совету Стида, Орландо встретился с Трумбичем и продолжительное время обсуждал с ним вопрос, после чего Трумбич принял приглашение итальянского премьер-министра приехать в Рим.

До этого визита известный член итальянского парламента г-н Toppe в качестве представителя влиятельного смешанного комитета обеих палат был послан в Лондон для того, чтобы попытаться найти почву для соглашения. После долгих переговоров представители обеих наций обязались дружественно разрешить различные территориальные спорные вопросы в интересах будущих добрых отношений между ними, на основе национального принципа и права на самоопределение народов. Также достигнуто было соглашение относительно государственного языка и экономических интересов тех национальных меньшинств, которые, быть может, придется включить в состав Италии или Югославии.

Это принципиальное, принятое под давлением войны, соглашение почти совпало по времени с назначением лорда Нортклиффа. Одним из его первых служебных шагов было командирование г-на Стида и д-ра Сетон-Уатсона в Италию. Во время своего пребывания в последней они представляли [42] свое учреждение на съезде народов угнетенных Габсбургами. Съезд с разрешения итальянского правительства происходил в Риме 7, 8 и 9 апреля 1918 года. Сам: по себе съезд был важным актом пропаганды. Это небывалое собрание итальянцев, поляков, чехословаков, южных славян и румын провозгласило право на национальное объединение в целях совместных действий и торжественно подтвердило уже достигнутые между итальянцами и южными славянами соглашения. Орландо, Биссолати и другие итальянские министры публично высказались за соблюдение следующих постановлений:

«Представители национальностей, которые в целом или частично подчинены господству Австро-Венгрии — итальянцы, поляки, румыны, чехи и южные славяне — заключают союз для того, чтобы установить следующие принципы совместных действий:

1. Каждая из названных народностей претендует на право самоопределения и развития как национальность и как государство, и на право достижения полной политической и экономической независимости.

2. Каждый из этих народов считает австро-венгерскую монархию орудием германского владычества и главным препятствием к осуществлению своих стремлений и прав.

3. Собрание считает необходимым совместную борьбу с общим притеснителем, дабы каждый народ мог добиться полной свободы и национального единства в виде свободного государственного объединения».

Между представителями итальянцев и южных славян состоялось особое соглашение следующего содержания:

«1. В области отношений между итальянцами, с одной стороны, и сербами, хорватами и славянами, которые известны также под: именем югославян, с другой стороны, представители обеих сторон признают, что единство и независимость югославян составляют такой же жизненный интерес для Италии, как достижение полного национального единства итальянцев для Югославии. Поэтому представители обеих наций обязуются во что бы то ни стало работать в том направлении, чтобы во время войны и при заключении мира были полностью достигнуты цели обеих наций.

2. Стороны объявляют, что освобождение и защита Адриатического моря от всякого теперешнего и будущего врага является неизменным интересом обоих народов.

3. Стороны обязуются в интересах добрых и сердечных отношений между обоими народами в будущем разрешать различные территориальные споры на основании национального принципа и права на самоопределение народов, а именно таким способом, чтобы жизненные интересы, как они будут признаны при заключении мира, не были нарушены. [43]

4. Если бы выяснилась необходимость присоединить какую-либо родственную одной из наций группу к территории другой нации, то за этой группой должно быть признано и обеспечено право на ее язык, культуру и духовные и экономические интересы».

Одновременно лорд Нортклифф и его сотрудники-специалисты в соответствии с принципами, которые постоянно соблюдались в Доме Крю, установили общие руководящие начала пропаганды против Австро-Венгрии. 24 февраля 1918 ,-года лорд Нортклифф составил соответствующую памятную записку и представил ее на рассмотрение и утверждение министру иностранных дел.

Вот главные пункты этой записки:

«Я уже давно того мнения, что было бы хорошо сосредоточиться на пропаганде в Австрии.

Я поставил себе задачей беседовать с каждым человеком, приезжающим из Австрии, в том числе со многими американцами, возвращающимися в Америку. Все они были одинакового мнения, что двуединая монархия неохотно вступила в войну, что она устала от войны, что она перенесла лишения, близкие к голоду, и что она сознает, что Австрия от этой войны никаких выгод не будет иметь. Цензура произведений печати различных национальностей, населяющих двуединую монархию, настолько совершенна, что действительные результаты войны широким массам населения неизвестны. Германия в Австрии, как и везде, деятельна. Так, например, значение вступления Америки в войну там умаляется и изображается как американский обман («Bluff»).

Многие австрийские подданные до войны, ввиду сильной эмиграции, располагали значительным знакомством с Америкой. Австрийцы прониклись бы пониманием действительной мощи С.-А. С. Штатов, если бы об этом дошли до них сведения.

Поэтому рекомендуется всеми возможными путями распространять точные данные о военных приготовлениях Америки. Прежде чем что-либо предпринять в том или ином направлении, я должен, кажется мне, хорошо ознакомиться с политикой союзников в отношении Австро-Венгрии. Я был бы поэтому вам очень благодарен, если бы вы мне сообщили свой взгляд на следующие предложения, которые я выработал после обсуждения с людьми, которые знают Австрию. Если эти предложения вами будут одобрены, то предлагается их передать на утверждение Америки, Франции и Италии.

В управлении по пропаганде предполагается идти в неприятельских странах двумя различными путями.

Чтобы избежать недоразумений, я еще раз резюмирую здесь общеизвестные факты.

Указанные выше пути политики являются следующими:

а) Добиваться заключения сепаратного мира с императором, двором и дворянством при условии невмешательства в династические вопросы дома Габсбургов [44] и почти или совсем не касаясь принадлежащих ему прерогатив.

б) Попытка сломить мощь Австро-Венгрии, как слабейшего члена союза неприятельских держав, поддержкой и поощрением всех антигермански настроенных и симпатизирующих Антанте народов и их стремлений. Первый метод был уже безуспешно испытан. У Габсбургов нет свободы действия, у них не хватает сил отпасть от Германии, если бы даже они этого захотели, так как они:

1) контролируются благодаря внутренней структуре их государства (Австро-Венгрии), которая дает Германии решающий рычаг в лице немцев в Австрии и мадьяр в Венгрии, и

2) так как союзники не могут предложить австрийцам приемлемые условия мира, не порывая с Италией.

Остается, следовательно, одно — испробовать политику, указанную выше под пунктом «б».

Эта политика отнюдь не является антигабсбургской, она не противоречит также интересам католической религии и находится в согласии с уже провозглашенными целями союзников, которые гласят следующее:

Австрия имеет около 31 000 000 населения, менее 1/3 которого, т. е. 9 или 10000000, составляют австрийские немцы, дружественные Германии. Остальные 2/3 составляют поляки, чехословаки, румыны, итальянцы и южные славяне, которые активно или пассивно враждебны Германии. Венгерское королевство, включая «автономное» хорватско-словенское королевство, имеет около 21 000 000 населения, половину которого, состоящую из мадьяр, евреев, саксонцев и швабов, можно считать дружественной Германии, остальную же часть, т. е. словаков, румын и южных славян, — активно или пассивно враждебной Германии.

Таким образом, в Австро-Венгрии имеется всего около 31 000 000 враждебных Германии и около 21 000 000 дружественных Германии жителей. Германофильское меньшинство господствует над антигерманским большинством. Не касаясь вопроса о демократическом принципе, полагаю, что политика союзников, очевидно, должна быть направлена к тому, чтобы помочь враждебным Германии элементам.

Главными способами этой помощи могли бы быть следующие:

1. Союзные правительства и президент С.-А.С.Ш. должны настаивать на своем решении гарантировать различным народностям Австро-Венгрии демократическую свободу на принципе: «правительство, соответствующее желаниям управляемых». Таких выражений, как «самоуправление» или «автономное развитие» следует избегать, так как они в Австро-Венгрии непонятны и могут создать уныние в рядах друзей союзников.

2. По тем же причинам следует избегать утверждения, что союзники не желают раздела Австрии. Без такого радикального преобразования Австро-Венгрии, которое бы освободило ее народности от германского контроля, нельзя выиграть войну. Габсбургов можно заставить содействовать указанному преобразованию, если пропаганда среди враждебных Германии [45] австрийских народностей будет иметь успех. По своей инициативе Габсбурги не смогут предпринять какое-либо преобразование политического строя, разве только в дружественном Германии духе.

3. Для пропаганды среди враждебно настроенных против Германии народностей следует пользоваться существующими уже агентурами. Это главным образом — богемский (чехословацкий) национальный союз, югославский комитет и различные польские организации.

4. Следует поддержать и поощрить теперешнюю склонность итальянского правительства отказаться от политики, выраженной в Лондонском договоре от 26 апреля 1915 г. и его желание предпринять политику соглашения с народностями Австро-Венгрии, настроенными враждебно против Германии.

5. Конечная цель союзной политики должна состоять не в создании нескольких малых, не связанных друг с другом государств, а в образовании негерманского союза среднеевропейских и дунайских государств.

В. Австрийским немцам следует предоставить право присоединиться к германским союзным государствам. Во всяком случае, они будут стремиться отделиться от видоизмененной Австрии, в которой они более или менее смогут господствовать над негерманскими народностями. Принимая во внимание, что окончательное согласование затронутых мною вопросов потребовало бы обмена большим количеством телеграмм, прошу вас по возможности либо сообщить мне ваши собственные предложения, либо утвердить вышеизложенные мои предложения».

Письмом от 26 февраля 1918 года Бальфур {18}ответил следующее:

«Ваша чрезвычайно ясная памятная записка выдвигает коренную проблему габсбургской империи в более чем законченной форме. Окончательный и авторитетный ответ на поставленный вами вопрос может быть дан только кабинетом министров от имени правительства. Я бы хотел вам сообщить следующие свои наблюдения по работе, за которую вы несете ответственность.

Если бы оба противоположных направления политики по отношению к двуединой монархии, которых вы касаетесь в своем письме, друг друга исключали и если бы они требовали различных или даже противоположных методов пропаганды, то наше положение было бы еще более затруднительным, чем оно на самом деле является. Ведь то, что мы можем предпринять по отношению к Австрии, зависит не вполне от наших желаний, но и от наших успехов на фронте и от взглядов наших союзников, а так как эти величины в вашем предложении с точностью не могут быть определены, то мы неизбежно будем сомневаться в выборе того или другого метода пропаганды. К счастью, однако, наше положение не настолько плохо. Как вы мне с неопровержимостью излагаете, все то, что ободряет в габсбургской монархии [46] враждебные Германии элементы, действительно способствует тому, чтобы заставить императора и двор заключить сепаратный мир и вместе с тем умаляет значение Австро-Венгрии, как члена среднеевропейского блока.

Тем самым можно императора побудить или заставить радикально изменить конституцию своего государства. Если император откажется добровольно избрать такую политику, то усиление ненемецких элементов может иметь тот же, а может быть, и более ощутительный результат, чем если бы император сам содействовал такому процессу. Во всяком случае, первоначальные фазы этого процесса будут одинаковы: и в том и в другом случае, и для нас приемлема всякая пропаганда, которая поддержит борьбу народностей, еще подвластных австрийским немцам или мадьярам, за свободу и самоопределение, причем безразлично, является ли конечной целью наших усилий полный развал австрийского государства или устранение германского влияния при условии сохранения верховной власти за домом Габсбургов». {19}

Подтвердив получение этого быстрого ответа, Нортклифф написал Бальфуру, что настойчивое требование по возможности скорее начать пропаганду основано на уверенности итальянцев в том, что в течение ближайших двух месяцев должно начаться энергичное австрийское или австро-германское наступление.

«Чтобы наша пропаганда, — писал он, — способствовала ослаблению этого наступления или превращению его в поражение, она, по моему мнению, должна быть начата немедленно и все наши пропагандистские учреждения должны уже в течение ближайших 14 дней энергично взяться за работу. Представитель американского бюро пропаганды в настоящий момент находится в Лондоне, итальянский представитель будет здесь на следующей неделе, к тому же времени здесь будет, несомненно, и французский представитель. Что касается моей памятной записки, то я очень рад, что в существенной части моего проекта политики вы со мной согласны. Оба метода, быть может, в конечном итоге друг друга не исключают, но безусловно необходимо, чтобы тому или другому методу было дано предпочтение. Я оказался бы в чрезвычайно щекотливом положении, если бы я, построив энергичную пропаганду на основе политики, указанной в пункте «б», столкнулся бы со взглядами английского или союзных правительств, выражающих политику, указанную в пункте «а». Поэтому я надеюсь, что военный кабинет не будет откладывать своего решения и постарается по возможности быстрее получить соответствующие отзывы Франции, Италии и С.-А.С.Ш.

Притом я еще не упомянул, что немедленные официальные заявления со стороны английского, французского и других союзных правительств в смысле политики, указанной в пункте «б», значительно облегчили бы мои усилия».

Было, несомненно, правильно проводить кампанию на общесоюзных началах. Лорд Нортклифф созвал в Лондоне заседания, в которых приняли участие итальянский, французский и американский представители. Постановлено было, например, на итальянском фронте образовать комитет для совместных операций Франции и Италии против австро-венгерских армий. В соответствии с этим выполнение названной задачи было возложено на особую комиссию, которую лорд Нортклифф послал в Италию и во главе которой стояли Стид и Сетон-Уатсон. При живой поддержке итальянского премьер-министра, главнокомандующего и английских и французских командующих на итальянском фронте при итальянской главной квартире была создана постоянная комиссия по пропаганде. Для этой цели Италия командировала в качестве представителя в комиссии полковника Сицилиани и в качестве члена — капитана Ойетти. Англия же и Франция командировали двух членов (подполковника Б. Грэнвиль и майора Грусс). По настоянию Стида, введены были в названный комитет в качестве членов представители угнетенных народностей по одному от каждой. По поручению лорда Нортклиффа, Стид настоял на том, что только представители этих народностей могут говорить со своими соотечественниками о жизненных вопросах, составляющих предмет их пропагандистской деятельности.

18 апреля 1918 г. комиссия начала свою работу, для которой в г. Реджиа-Эмилия была приобретена типография, печатавшая на многих языках. Начали издавать еже недельную газету. В ней помещались сообщения, собиравшиеся особым итальянским бюро, созданным в Берне профессором Боржезе. Эти сообщения печатались на чешском, польском, югославском и румынском языках. Очень ценной была помощь представителей отдельных национальностей, так как она обеспечивала необходимую точность перевода и давала содержанию сообщений нужный тон. Эти представители составляли также воззвания, [48] которые печатались в виде листовок. Размножались в красках патриотического или религиозного содержания картины, которые возбуждали национальные надежды или набожность национальностей. Вся эта литература непосредственно из типографии отправлялась на фронт и распространялась при помощи аэропланов, приданных (по одному) каждой из армий, при помощи ракет, из которых каждая могла поднять на себе около 30 листовок, посредством гранат или даже при помощи дозоров, вступавших в соприкосновение с неприятелем.

Первоначально эти дозоры составлялись из частей войск, собранных под ответственностью различных итальянских армий, и состояли из дезертиров словацкой, югославской, польской или румынской национальностей, вступивших добровольно на эту службу против кровного врага. Эти дозоры имели чудесные успехи. Общее количество распространенных названным способом листовок достигало многих миллионов. Этим, однако, пути пропагандистской работы отнюдь не исчерпывались. Английским представителем при помощи граммофонов была организована передача чехословацких и югославских песен и была успешно использована для возбуждения национального чувства у различных народностей, находившихся в войсках австрийской армии. Аппараты ставились на так называемой «ничьей земле» («No mans land»), и ввиду большой близости друг от друга неприятельских окопов слова и музыка были ясно слышны.

Австро-венгерское отделение Дома Крю, начальниками которого состояли Стид и Сетон-Уатсон, оставалось в тесной связи с комиссией. Отдельными образцами пропагандистской литературы комиссия обменивалась с другими различными отделениями Дома Крю и нередко какая-либо листовка появлялась на восьми или десяти различных языках с общим тиражей в несколько миллионов экземпляров. Австро-венгерское отделение по необходимости оставалось также в теснейшем общении с чехословацкими, югославскими, польскими и румынскими вождями и организациями в союзных и нейтральных странах. Австро-венгерское отделение работало также сообща с г-ном С. А. Гест по организации в нейтральных странах

[49] гражданских и секретных путей, через которые можно было ввозить пропагандистскую литературу в Австро-Венгрию. Результаты пропагандистской кампании обнаружились быстро. Вскоре в австро-венгерских войсках было отмечено беспокойство, к союзникам стали перебегать дезертиры из рядов угнетенных народностей. Это являлось главной причиной, благодаря которой отложено было австрийское наступление, старательно приготовлявшееся к апрелю месяцу. Когда это наступление, в конце концов, было в июне начато, итальянское командование и его союзники имели подробные сведения о неприятельских планах и позициях.

К несчастью, однако, пропаганда, а, следовательно, и военный успех были ослаблены реакционными тенденциями итальянского правительства. Если бы итальянское правительство в мае 1918 года согласилось присоединиться к своим союзникам и провозгласить на ясном, не вызывающем никакого сомнения, языке совместную декларацию о создании объединенного и независимого югославского государства и признала бы чехословаков союзной и воюющей нацией, то это, несомненно, вызвало бы разгром Австрии в начале лета 1918 года.

Вместо того, чтобы воспользоваться подходящим случаем для такой совместной и мощной декларации, 3 июня 1918 г. на свидании в Версале премьер-министров Великобритании, Франции и Италии было издано следующее сообщение:

«1. Создание объединенного и независимого польского государства с выходом к морю является одним из условий справедливого мира и господства права в Европе.

2. Союзные правительства с удовольствием приняли к сведению декларацию статс-секретаря С.-А.С.Ш. относительно решений римского конгресса австро-венгерских национальностей и одновременно желают выразить искреннюю симпатию национальным стремлениям к свободе чехословацких и югославских народов».

Жалкая слабость второй части этого сообщения, которая текстуально прямо присоединялась к мнению, высказанному Лансингом от имени Америки, выражала взгляд оппозиции, руководимой бароном Соннино, который отверг более резкую декларацию, подготовленную Бальфуром и французским министром иностранных дел Пишоном. Это было отступлением Италии [50] от своей позиции, которую она занимала на римском конгрессе, на котором итальянский премьер-министр вполне согласился с условиями итало-югославского соглашения, которым признаны были «единство и независимость югославского народа как жизненный интерес для Италии».

В отношении чехословаков — английское, французское и итальянское правительства уже признали чехословацкую армию под управлением богемского национального совета союзной военной силой.

К концу июня Лансинг сделал значительный шаг вперед, объявив, что С.-А.С.Ш. стремятся к полному освобождению всех славянских народностей от австро-венгерского господства.

В то время, как лорд Нортклифф и его товарищи в, Лондоне энергично боролись за то, чтобы наверстать потерянное время, пропагандистская организация в Италии, несмотря на колебания политиков, имела значительные успехи. Без сомнения, реакционная точка зрения, высказанная бароном Соннино в Версале, повредила действию, которое на югославские войска австрийской армии имели воззвания, распространенные в виде листовок. Несмотря на это, в австро-венгерской армии дезертирство было частым явлением. Среди дезертиров встречалось много молодых офицеров, не военных по профессии, а лиц, которые в частной жизни были адвокатами, купцами и т. п. Всех их побудила к дезертирству перспектива освобождения, которое им обещала пропаганда. Представителей других слоев общества побуждало к дезертирству намерение вновь повидаться со своими родственниками среди земляков, которые находились в итальянской армии и о которых они получали известия через бюро пропаганды. Другие же дезертиры руководились такими: низменными побуждениями, как питание, удобства и личная безопасность. Замечательно то, что почти все перебежчики приносили с собою по экземпляру листовок, распространяемых союзниками.

Пропаганда весьма встревожила австро-венгерские власти. Это стало известным благодаря соответствующим армейским приказам и указаниям в австрийской и германской печати, которая даже перепечатывала некоторые из печатных пропагандистских произведений и изливалась бешеными ругательства по адресу лорда Нортклиффа. Даже больше: в [51] силу этого изменилась тактика австро-венгерской армии, ибо стало необходимым применение пулеметных отделений, для того чтобы помешать массовому дезертирству во время наступления на Пиаве, которое австрийцы, наконец, предприняли в конце июня. По крайней мере, имеется достоверное сообщение о подавлении германскими и мадьярскими войсками бунта чешских войск. Часто отдельные солдаты или незначительные группы перебегали к нам до или во время сражения, и известен случай, когда перебежал целый отряд, а именно, — целая рота югославян. Ротный командир, энергичный югославский националист, во время своего обхода роты за несколько часов до сражения из беседы солдат услыхал, что они не имеют никакого желания сражаться. Затем ему удалось перевести к неприятелю всю свою роту.

Промедление австрийского наступления, главным образом вследствие пропаганды союзников, оказалось очень важным, ибо, когда оно началось, то в тылу у австрийцев разлилась река Пиава и превратила наступление австрийцев в их поражение. Имеется достаточно оснований предполагать, что артиллерийские склады за неприятельскими линиями были взорваны чехами. Неприятельская печать распространила слух, что югославяне якобы отчаянно сражались против итальянцев, но это было официально опровергнуто. Соответствующие австрийские дивизии были скомплектованы из немцев, мадьяр, поляков и русинов. Югославские дивизии, кажется, были расформированы и были перемешаны верными Австрии войсками, из чего ясно, что австрийцы первых боялись.

Пленные, в общем, выражали готовность вступить добровольцами в итальянскую армию, а далмацкие пленные обнаруживали желание сражаться за Югославию и союзников. После сражения на Пиаве главнокомандующий итальянской армией Диац собрал членов общесоюзной пропагандистской комиссии и выразил им благодарность. При этом генерал Диац сказал, что победа в значительной степени достигнута благодаря стараниям комиссии.

В августе 1918 г. в Доме Крю состоялась созванная лордом Нортклиффом конференция союзников по вопросу пропаганды против Австро-Венгрии. Комитет, который был образован для обсуждения политических вопросов, вполне согласился [52] с одобренным английским правительством проектом плана пропаганды. Этот проект, согласно решению английского, французского и итальянского правительств, был еще более широко разработан в связи со съездом представителей угнетенных народностей Австрии. Проектом признано было, что расширение политики, поскольку она исходила из принципов союзников, частично соответствовало действительным потребностям положения, в котором находилась пропаганда. Эти потребности вытекали из положения на фронте и в особенности из необходимости использовать принятые союзниками основные принципы для того, чтобы воспрепятствовать или задержать австро-венгерское наступление на Италию. Позднейшие действия союзных правительств и С.-А.С.Ш. указывали на то, что совместная политика союзников все более и более направлена была к планомерному освобождению угнетенных национальностей Австро-Венгрии. Главная задача комитета в области пропаганды в Австро-Венгрии, очевидно, состояла в том, чтобы согласовать различные акты и декларации и тем самым подготовить почву для совместной декларации союзников, которая бы усовершенствовала и сделала более действительной пропаганду внутри Австро-Венгрии, а также среди войск на фронте. Комитет принял предложение о том, чтобы итальянское правительство взяло на себя инициативу объявить совместную и единогласную декларацию о том, что все союзники признают одним из условий справедливого и прочного мира и торжества права в Европе образование свободного и объединенного югославского государства, в состав которого должны входить сербы, хорваты и чехословаки. Такая декларация была в действительности уже провозглашена итальянским правительством, но она была столь нерешительна, что ее агитационный успех был низведен до минимума.

Английские уполномоченные в Падуе сообщали о беспрерывном изготовлении и распространении листовок.

Работоспособность аппарата достигла такого развития, что ежедневно распространялся почти один миллион листовок. Доказательством ценности работы являются перебежчики, принадлежавшие к угнетенным народностям, которые приносили с собою воззвания и заявляли:

«Вы меня пригласили, вот я пришел». В Лондоне, при помощи одного из членов югославского комитета, было изготовлено [53] воззвание для распространения на далмацком побережье, где установлено было скопление значительного количества югославских повстанцев.

О колоссальных военных приготовлениях Америки, которые постоянно преуменьшались противником, было послано по телеграфу в Падую подробное сообщение. Оно должно было быть переведено на различные языки Австро-Венгрии и распространено в форме листовок среди австро-венгерских войск.

Даже среди мадьяр, которые с замечательной лихостью сражались под Монтелло, были заметны успехи пропаганды. Венгерский вопрос, беспокоивший долгое время Венгрию, был использован в целях пропаганды, и кое-кто из мадьяр благодаря этому сделался перебежчиком. Постоянные усилия Дома Крю оказывали все большее и большее действие на неприятеля. Вследствие разгрома Болгарии образовался новый фронт против Австро-Венгрии, и поэтому была быстро послана в Солунь (Салоники) под начальством подполковника Грэнвиль-Бэкера комиссия, организованная по принципам Падуанской. Немедленно началась работа, и вскоре обнаружилось, что конец близок. Когда союзные армии на западном (итальянском) театре военных действий стали наступать, то об их успехах и об отпадении Болгарии немедленно передавались сообщения в австрийские окопы. Это, несомненно, содействовало увеличению количества перебежчиков и беспорядку среди австрийских войск, кульминационный пункт которого вылился в разгром, достигнутый последним наступлением союзников в октябре. Благодаря этому военная и политическая организация двуединой монархии дала трещину.

Дом Крю имеет полное основание гордиться этим успехом своей работы против Австро-Венгрии. Идея всей пропагандистской компании, ее политика, ее размеры, и способы ее применения исходили от лорда Нортклиффа и директоров австро-венгерского отделения его учреждения, — Уикгема Стида и Сетон-Уатсона. Результат оправдал все принципы стратегии их пропаганды. Во всяком случае, им приходилось преодолевать трудности, среди которых политическое и личное честолюбие за границей не были наименьшими. Для того чтобы успех работы был беспрерывным, требовалось неослабное внимание и постоянные совещания со всеми заинтересованными [54] учреждениями. Результатом была величайшая победа, которую когда-либо одерживала Двоенная пропаганда. Это было завершением планомерной кампании, которая при проведении ее до логических последствий дала бы справедливый и прочный мир, освобождение миллионов людей от тиранического ига и приобщение их к счастью политической свободы, которая является незыблемым правом цивилизованного человечества. [55]