Глава 4

ЗАХВАТ ВЛАСТИ

Для Генриха Гиммлера история Третьего рейха началась с разочарования. 30 января 1933 года грянула «национальная революция», но рейхсфюрера СС не назначили ни на один из ключевых государственных постов. По улицам городов маршировали штурмовики, наводя страх на противников нового режима. Помощники Гитлера получили высшие должности, но Гиммлера, похоже, обошли стороной.

Некоторые даже сочли, что глава СС – аутсайдер среди руководства НСДАП. Он и его люди обеспечивали безопасность Гитлера, но хозяин, как видно, о нем забыл. Геринг, Геббельс, Фрик и другие были вознаграждены сполна, но только не Гиммлер.

Даже во время переворота 9 марта, когда СА и СС свергли законное баварское правительство, Гиммлер не играл ведущей роли. Путчем руководил дивизионный командир Рема генерал Франц фон Эпп. И именно его Гитлер назначил главноуправляющим Баварией. А Гиммлер по-прежнему оставался где-то с краю – он получил только должность и. о. полицей-президента Мюнхена. Что еще хуже, Геринг, ставший в Пруссии министром внутренних дел, а потом министром-президентом, назначил на высший полицейский пост главного соперника Гиммлера – группенфюрера Курта Далюге. Геринг, который питал антипатию к Гиммлеру, сделал это, очевидно, вполне сознательно. Он дал Далюге чин генерал-лейтенанта и назначил его директором департамента полиции и министром без портфеля в прусском правительстве. Далюге не терял времени, пробивая себе путь, а теперь, став самым молодым генералом со времен Наполеона, не видел причин, с какой стати ему принимать приказы от Гиммлера из Мюнхена.

Чтобы держать под контролем выскочку-перебежчика, Гиммлер отправил в Берлин одного из своих лучших людей, Гейдриха, к этому времени уже штандартенфюрера СС. Гейдрих упаковал вещи, забрал свою беременную жену Лину и по приезде в Берлин снял дом. Затем стал думать, как наладить отношения с Геринговым псевдо-Наполеоном. Однако к Далюге его не пустили дальше приемной, сказав, что генерал не может принять штандартенфюрера, – он занят другими делами. Гейдрих попробовал действовать окольными путями, но и тут потерпел неудачу. Более того, руководители гестапо, подчиненные Герингу, даже пригрозили ему арестом, если он не перестанет «мешать работать» Далюге. Гейдриху оставалось только вернуться в Мюнхен. Жена его подождала, пока родится ребенок, и тоже приехала домой.

Гиммлер и Гейдрих поняли, что власть не упадет им в руки просто так. Третий рейх пока весьма мало напоминал тоталитарное государство, описанное теоретиками. Повсюду шли интриги и соперничество, и желающим получить власть в новом государстве следовало включиться в конкурентную борьбу.

До того как свершилась национальная революция, Гиммлер имел весьма смутные представления о будущем правлении нацистов. Многие думали, что нацисты просто засядут в аппарат Веймарской республики и покончат с демократией. Но любой, кто смотрел глубже, понимал, что произойдет полное слияние нацистского движения с государством, причем неизбежно, раз они займут все ключевые позиции. Геббельс провозглашал: «Целью национальной революции должно стать тоталитарное государство, ему будут подчинены все сферы общественной жизни». Фрик говорил о «сильном правительстве, не стесненном в своих действиях никакими партиями, группами и отдельными лицами». Гитлер объявлял о создании «единовластного государства».

В действительности все оказалось иначе. После 30 января 1933 года место демократических партий заняли различные клики внутри НСДАП, вместо парламентской борьбы в рейхстаге началась борьба между сатрапами нацизма. Государство теперь было поставлено под контроль партии – внешне монолитной, но на самом деле наиболее противоречивой в истории немецких политических партий. Различные фракции и группы были объединены лишь харизматическим лидерством Гитлера.

По мнению американского историка Роберта Коля, в партии Гитлера можно было выделить четыре основные группы: старые бойцы, составлявшие ядро НСДАП; их союзники – крайне правые экстремисты, приверженцы расизма, вступившие в партию между 1925-м и 1929 годами, когда с нацистами еще не считались; далее смесь народничества и мелкобуржуазного социализма – порождение экономического кризиса 1930–1933 годов, и, наконец, респектабельные граждане – столпы промышленности, бюрократии, армии, которые верили, что с помощью Гитлера они смогут возродить довоенный уклад.

Эта партия не была единой, даже находясь в оппозиции, но тогда это были ее проблемы. А после назначения Гитлера рейхсканцлером внутрипартийные дрязги отразились на государстве. К тому же Гитлер вынужден был на первых порах включить в правительство правобуржуазных политиков и консервативных чиновников, которые помогли ему прийти к власти. Тенью традиционных государственных ведомств стали параллельные нацистские организации, контролировавшие их работу. Практически все властные структуры имели своего сторожевого пса коричневой масти. Например, МИД работал в тандеме с внешнеполитическими органами НСДАП (позднее – с так называемым «бюро Риббентропа». Помимо рейхсминистра юстиции были также рейхскомиссар юстиции Франк и комиссар юстиции Керл, причем все они соперничали между собой. Рейхскомиссар экономики Вагнер – тот самый, что был начальником штаба СА до Рема, глаз не спускал с министра экономики. Почти все они стремились превратить свои вотчины в «государства в государстве»: Бальдур фон Ширах, лидер молодежного движения, жаждал своей Молодой Германии; Лаш, группенфюрер СА в Тюрингии, требовал создания Государства СА как выражения нацистской идеи в чистом виде; Гиммлер же, естественно, грезил Государством СС.

Они не утруждались теориями – просто хватали, что плохо лежит. Геринг, который и так уже был министром-президентом Пруссии и рейхсминистром авиации, взял и оттяпал лесное управление от министерства сельского хозяйства, присвоив себе звание главного лесничего рейха. Министру пропаганды Геббельсу мало показалось, что для него специально создали целое ведомство, – он обзавелся еще и собственной Культурной палатой, покушаясь на территорию Бернарда Руста. Гитлеровские «вице-короли» проводили время в строительстве собственных империй и кляузах на соседей. Можно назвать Роберта Лея, вождя Трудового фронта, и Альфреда Розенберга, главного идеолога нацизма, которые считали, что их подопечные и есть воплощение национал-социалистического идеала, а значит, достойны именоваться орденом нацизма. А Рем вообще недоумевал: что им еще нужно, когда уже есть СА, предел совершенства.

Но помимо этих интриг существовали противоречия более высокого уровня – между партией и государством. Были идеологи вроде доктора Фрика, в то время рейхсминистра внутренних дел, которые развивали концепцию всеобъемлющего, самодовлеющего государства, имея в виду свести роль партии к чисто пропагандистским функциям, однако партийная верхушка не желала и слышать об этом. Кроме того, часть партийной и государственной бюрократии противилась его проектам централизации, ущемлявшим права германских земель. Предлагаемая им реформа нашла оппозицию в лице самого Геринга, главы администрации крупнейшей из немецких земель – Пруссии.

Так на практике выглядело гитлеровское всемогущее тоталитарное государство с сильным правительством, которое должно быть независимым от давления личностей, классов, партий и групп. Каково же было место СС в этих административных джунглях? В 1933 году после провала миссии Гейдриха, ответ на этот вопрос едва ли знал и сам Гиммлер. Ему оставалось только ждать своего часа и делать то, что он делал всегда, – охранять своего полубога Гитлера и обеспечивать прочность его позиций в партии. На должности полицей-президента у него было полно возможностей показать своему патрону, как тот ошибся, когда обошел его. Гиммлера, при дележе кресел.

В середине марта Гиммлер арестовал графа Арко-Валлея, обвинив его в «тайной подготовке путча против рейхсканцлера». Это был убийца Айснера – тот самый человек, ради освобождения которого из тюрьмы Гиммлер в студенческие годы примкнул к заговорщикам. Через две недели Гиммлер объявил, что раскрыта попытка покушения на Адольфа Гитлера. По словам главного эсэсовца, трое советских агентов разместили три взрывных устройства около мемориала Рихарда Вагнера, где должен был проехать автомобиль фюрера. После этого неутомимый полицей-президент оповестил фюрера и страну о новой опасности: «По информации из Швейцарии через несколько дней следует ожидать нового нападения коммунистов на рейхсканцлера Гитлера и других руководителей нового государства».

Вся эта белиберда затрагивала слабое место Гитлера. Полубог постоянно опасался заговоров и взрывов. Едва ли были заседания правительства, на которых он не возвращался бы к этой теме. 7 марта он заявил: «Если покушение на меня удастся, это произведет ужасное впечатление на народ». Никто не мог убедить его в том, что для его охраны принимаются адекватные меры. Воображение рисовало ему убийц во всех мыслимых обличьях. Например: «Однажды где-нибудь на Вильгельмштрассе поселится под самой крышей абсолютно ничем не примечательная личность. В высшей степени заурядный человечек. Внешне он будет похож на замученного школьного учителя. Очочки, плохо побрит, бороденка. И никому не будет доступа в его убогое жилище. А там он преспокойно установит винтовку и через оптический прицел будет наблюдать за балконом рейхсканцелярии. Час за часом, день за днем, с чудовищным упорством. И наконец он спускает курок!»

Даже в своем кабинете фюрер не чувствовал себя в безопасности. Рейхсканцелярию во время заседаний охранял вермахт, а Гитлер не мог быть уверен, что генералы не организуют против него путча. Кто же, кроме верного Гиммлера и его бойцов, мог бы позаботиться об охране фюрера должным образом? Гитлер распорядился, чтобы штаб-квартира СС выделила ему особую охрану из своих отборных людей. Командиром был назначен группенфюрер Йозеф (Зепп) Дитрих, баварец. В свое подчинение он получил 120 эсэсовцев, выполнявших такие же функции в Коричневом доме. Они образовали вокруг канцлера тройной кордон. Создавая это подразделение, которое он окрестил «Лейбштандарте Адольф Гитлер», фюрер, сам того еще не зная, закладывал основы второго вермахта.

Гиммлер, вдохновленный примером «Лейбштандарте», принялся формировать эсэсовские зондеркоманды (части особого назначения.) Во многих землях возникла своего рода эсэсовская параллельная полиция – охранять новых хозяев страны и терроризировать политических противников. Таким образом, Гиммлер одним махом получал контроль над полицейской машиной нескольких территорий. Новые шефы полиции во многих землях, плохо знавшие свое дело, но видевшие высокоорганизованные отряды Гиммлера, обращались теперь к нему за советом и помощью. Его дед, Конрад Гиммлер, был в свое время комиссаром в мюнхенской жандармерии. Теперь и внук понимал: полицейская карьера – единственный для него путь в высшую нацистскую иерархию.

В самой Баварии Гиммлера оценили тоже. 1 апреля 1933 года он был назначен начальником баварской политической полиции. С холодным педантизмом и настойчивостью он преследовал политических оппонентов нацизма и в то же время пресекал всякого рода эксцессы со стороны штурмовиков, которые по-прежнему видели в эсэсовцах своих конкурентов. Гиммлер запретил аресты католических священников без собственной санкции. В то же время он ввел систему в политический террор. В Дахау по приказу Гиммлера был создан первый специальный лагерь, где держали под стражей арестованных коммунистов и социал-демократов. В лексику немцев вошло новое выражение: «концентрационный лагерь», это стало своего рода опознавательным знаком гиммлеровской полиции. Едва ли хоть одна живая душа осознала только значение этого концлагеря. Полицейское начальство было загипнотизировано бюрократической четкостью и высочайшей организованностью гиммлеровского аппарата. В первый раз они почувствовали, что Гиммлер – будущий шеф полиции всей Германии. Он уже строил планы объединения сил порядка, считая старую машину неэффективной. Он заявлял: «Я хочу создать настоящую имперскую полицию взамен существующих шестнадцати разрозненных земельных сил. Общенациональная полицейская система – важнейший скрепляющий механизм государства». Среди помощников Гиммлера появился Вернер Бест, начальник одного из местных департаментов полиции. Между тем Гейдрих, второе «я» Гиммлера, подбирал кандидатуры для работы в будущей имперской системе. В его список попала четверка мюнхенских знакомых Гиммлера: Флах, Мюллер, Майзингер и Губер, были там и многие другие офицеры старой школы.

Но больше половины территории Германии оставалось для него закрытой: у Гиммлера был сильный соперник – Геринг. Они питали одни и те же амбиции, оба хотели властвовать над силами порядка во всей Германии, но у Геринга было одно преимущество – он уже контролировал полицию Пруссии, которая могла стать естественным ядром общенациональной полицейской системы. Геринг произвел чистку прусской полиции от противников режима, уволив почти полторы тысячи человек, и создал личную охрану во главе с майором Веке, видным членом нацистской партии. Опорным пунктом геринговской системы контроля стал малозаметный отдел 1А в Главном управлении полиции Берлина, который даже при Веймарской республике, вопреки официальному запрету на политический сыск, играл роль специальной разведывательной службы для всей Германии. Теперь он дал жизнь страшной прусской политической полиции. Геринг поставил во главе ее Рудольфа Дильса, чиновника прусского министерства внутренних дел, имевшего опыт подобной работы.

Этакий бонвиван, Дильс выказал, однако, выдающиеся способности хитроумного, умеющего ко всему приспособиться управленца. У него всегда были наготове свежие предложения, чтобы удовлетворить Герингову детскую тягу к тому, что видит глаз. Дильс не был нацистом, не обещал Герингу (с которым в 1943 году даже породнился, женившись на вдове его младшего брата Карла), что создаст для него такой мощный инструмент власти, какого не знала еще прусская история.

Численность отдела 1А он довел с 60 до 250 человек, переманив лучших офицеров из криминальной полиции. Геринг тем временем провел нужный закон, постепенно обособляя эту свою службу от прусской администрации. Так он создал прусское управление политической полиции, впоследствии ставшее известным как Geheime Staats Polizei – государственная тайная полиция – гестапо. Штаб-квартира нового ведомства была даже переведена из-под общей полицейской крыши в новое здание – в помещение бывшей школы искусств на Принц-Альбрехт-штрассе, неподалеку от резиденции самого Геринга. Государственная тайная полиция была освобождена от необходимости «действовать только в рамках существующего законодательства», как того требовала статья 14 Закона о полиции, иными словами, могла не обращать внимания на основные права человека; подчинялась она только министру-президенту Герингу. В конце апреля какой-то безвестный почтовый работник, пытаясь уместить название на штампе, изобрел аббревиатуру гестапо, и это слово стало в Германии самым зловещим на весь период господства нацистов.

Но при столь мощной поддержке позиция Геринга не была неуязвимой. Соперник не дремал, и Геринг точно имел это в виду, когда весной 1933 года заявил, что расценивает СА как вспомогательную полицейскую силу в борьбе против последних островков демократии. Обращаясь к штурмовикам, он объявил: «Я не считаю себя обязанным придерживаться буквы закона, мое дело – просто уничтожать врагов государства! Против коммунизма не годятся законные методы! Я буду вести эту борьбу до конца, плечом к плечу с людьми в коричневых рубахах. Я заставлю народ понять, что он должен уметь защищаться!»

Однако, когда «люди в коричневых рубахах» начали действовать, даже Геринг поразился жестокости той силы, которую сам же и выпустил. Все их инстинкты, все социальное недовольство, все зажигательные речи, которыми прожужжали им уши ораторы и пропагандисты, – все разом выплеснулось наружу, и Пруссия превратилась в арену террора против населения. Отряды штурмовиков повсюду, в том числе в самом Берлине, хватали людей прямо на улицах, тащили их в подвалы и просто заброшенные помещения, избивали и пытали. Только в Берлине силами СА было создано 50 импровизированных концлагерей. Террор царил также в провинции. Геринг понял, что он утратил контроль над СА. К несчастью для него, он сам был окружен этими людьми: многие из тех, кого он назначал полицей-президентами, носили форму СА. Вдобавок так называемые советники, тоже из СА, были приставлены ко всем главам администрации. Это, вне всякого сомнения, означало, что авторитет Геринга в крупнейшей из немецких земель подорван.

Дильс пытался побудить его открыто выступить против штурмовых отрядов, но Геринг колебался. Дильсу пришлось действовать самостоятельно. От своих информаторов он узнал, что камера пыток находится в том же помещении, где и главный штаб берлинских СА, отряда полиции особого назначения, и они – с пулеметами! – окружили место. После долгих переговоров он убедил штурмовиков отдать узников. «Жертвы, которых мы обнаружили, были полумертвыми от голода, – написал Дильс. – Чтобы добыть признания, их держали стоя в узких застенках по нескольку дней. Допросы состояли в избиении. Когда мы вошли, эти живые скелеты лежали рядами на грязной соломе, с гноящимися ранами».

Дильс продолжил кампанию. Он мобилизовал свою тайную полицию и начал одно за другим ликвидировать убежища штурмовиков, рискуя нарваться на их месть. К концу мая импровизированных концлагерей СА в Пруссии уже не осталось. Но Дильс не останавливался: вместе с группой храбрецов-законников из министерства юстиции он решил выявлять бандитов-штурмовиков и судить их.

В разгар этой войны он стал подозревать, что играет на руку Гиммлеру, а СС – еще большая угроза позициям Геринга, нежели СА. «В СС все планировалось с дальним прицелом, – заметил он, – и в том, что они делали, было гораздо больше логики, чем у безалаберных СА». Дильс знал, что говорит. Несколько раз ему пришлось крепко схлестнуться с гиммлеровским воинством. Эсэсовцы не могли простить Дильсу, что он увел у них из-под носа мятежного командира СА Штенеса, которого считали своей добычей и чуть ли не главным доказательством своей эффективности. Но Дильс уговорил Геринга не допустить казни Штенеса – дела уже предрешенного – и затребовал его перевода в тюрьму гестапо. Осенью 1933 года Штенеса удалось переправить в Голландию, а оттуда в Китай, где он стал начальником личной охраны Чан Кайши.

Но такие победы над СС были редкостью. Чаще Дильсу приходилось туго. Ему не удалось добраться до Колумбийского дома – эсэсовской камеры пыток в Берлине, а подпольный концлагерь СС Папенбург – еще один объект Дильсовой кампании против зверств – был закрыт только по прямому приказу Гитлера. После беседы с Дильсом диктатор так расчувствовался, что приказал артиллерийским огнем разнести в клочья весь этот лагерь вместе с неуправляемой командой эсэсовцев.

Особенно Дильсу не нравилось то обстоятельство, что члены СС освоились и у Гиммлера, и у Геринга. Ну и долго ли они будут верны Герингу и Пруссии? Группенфюрер и шеф прусской полиции Далюге мог, конечно, иметь свои резоны, чтобы отдалиться от Гиммлера; но рядом были другие люди, их не особенно продвигали, и они, ясное дело, были недовольны этим. Особенно подозрительными ему казались двое: Небе и Гизевиус. Небе, один из немногих нацистов в гестапо, занимал пост замначальника и был известен своими амбициями. Он любил афоризм, принадлежавший бальзаковскому герою Вотрену: «Не существует принципов, есть лишь обстоятельства». Когда ему напоминали, что Вотрен был каторжником, он отвечал: «Но ведь потом он стал шефом полиции». Комиссар уголовной полиции сказал о нем: «Или он действительно станет когда-нибудь большим человеком, или его повесят». Небе считал, что Дильс мешает ему делать карьеру. У Дильса было все, чего не хватало Небе: образование, происхождение из верхушек среднего класса, уверенные манеры в обществе и некая особая бесстрастность, которая порой поражала даже Геринга. Шеф однажды заметил ему: «Что-то меня тревожит, Дильс, не сидите ли вы сразу на двух стульях», – а Дильс парировал: «Герр министр-президент, глава тайной полиции просто обязан сидеть на всех стульях сразу».

В такой «бесхарактерности» Небе усмотрел указание на то, что Дильс – тайный коммунист. Кажется, им с Гизевиусом удалось внушить эту идею даже Далюге. Однако соперник Гиммлера с животной проницательностью предупредил: «Смотрите, как бы вам не попасть из огня да в полымя». Мало он знал эту парочку – они уже давно играли с огнем. Гиммлер был информирован о каждом шаге Геринга. В начале октября 1933 года рейхсфюрер решил, что позиции Геринга ослабли и можно пойти на штурм прусской крепости.

Руководство СС обратилось к Гитлеру с просьбой о переносе офисов СС и СД из Мюнхена в Берлин. И в это же время Пакебуш, старый приятель Далюге, явился с эсэсовцами на квартиру к Дильсу в его отсутствие. Жену его заперли в спальне, а сами взломали ящики стола Дильса. Но жена ухитрилась позвонить мужу, и через несколько минут он прибыл с нарядом полиции. Пакебуша арестовали, Дильс торжествовал, но недолго. Далюге объяснил Герингу самоуправство Пакебуша существованием сильных подозрений, что Дильс интригует против берлинских СС. Геринг изумился, хоть и так считал шефа своей полиции загадочной фигурой, но Пакебуша из-под ареста освободил. А через две недели, когда полиция и СС по инструкции Геринга обыскали кабинет Дильса, он запаниковал и спешно умчался в Карлсбад переждать неприятные времена. Между тем Геринг выдержал натиск СС. Гитлер отказался санкционировать перенос управления СС в Берлин, и в качестве утешительного приза рейхсфюрер получил разрешение на столичный аванпост СД. Возглавил эту службу некий Герман Берендс, давний друг Гейдриха. Его отец был хозяином гостиницы в Киле, где Гейдрих останавливался, когда служил на флоте. Берендс сформировал в Берлине региональное отделение СД-Восток. Другой конфидент Гейдриха был назначен представителем СС в гестапо.

Но больше никак пока не удавалось Гиммлеру вклиниться в империю Геринга. А тот снова вызвал к себе Дильса и выразил уверенность, что Гиммлер с Гейдрихом в Берлине никогда не обоснуются. Дальше Гиммлер должен был изобразить примирение с Герингом и дать отступного своему врагу Дильсу. И вот 9 ноября 1933 года Дильс удостаивается чести носить мундир штандартенфюрера СС. Но в его личном деле было записано, что действительно о нем все думают: верткий, как угорь, неискренний и корыстный.

И тут Гиммлер неожиданно находит себе нового союзника в лице руководителя министерства внутренних дел Вильгельма Фрика. После выборов в рейхстаг 12 ноября 1933 года Фрик решил отменить как пережиток суверенные права немецких земель. Пусть останутся просто административными единицами, управляемыми из центра. Соответственно по плану рейхсминистра и полиция земель должна теперь подчиняться Берлину. Это во многом совпадало и с планами Гиммлера. Как он объяснял своему новому помощнику доктору Бесту, «главное, вывести полицию из-под власти местных баронов».

Но был один местный барон, который на это идти никак не хотел. Уже 30 ноября он провел в Пруссии закон, придающий независимый статус прусской тайной полиции. Гестапо больше не подчинялось прусскому МВД, а значит, и не могло быть передано в МВД рейха. Назначив самого себя главным инспектором гестапо, Геринг нанес упреждающий удар по позициям реформаторов.

Вот почему Фрик так обрадовался сильному союзнику, которого обрел в лице Гиммлера, руководившего нацистской внутрипартийной полицией. По воле министра и с молчаливого согласия Гитлера с ноября 1933-го по январь 1934 года Гиммлер получил под свое начало политическую полицию Гамбурга, Любека, Анхальта, Мекленбурга – Шверина, Бадена, Бремена, Гессе, Тюрингии, Вюртемберга, Ольденбурга, Брунсвика и Саксонии. В январе 1934 года, когда Фрик представил рейхстагу «Закон о реконструкции государства», Гиммлер фактически уже был главой политической полиции всех немецких земель, кроме Пруссии и Шаумбурга – Липпе. Геринг не подчинился, конечно. Напротив, он приготовился к ответному удару.

19 февраля 1934 года Фрик издал указ о прямом подчинении ему всех земельных полицейских служб в Германии. В ответ 9 марта Геринг издал свой указ – о том, что он лично берет на себя руководство прусской полицией; начальника отдела полиции в прусском МВД он подчинил непосредственно себе и сделал его ответственным за всю полицейскую машину. В очередной раз Геринг разоружил противников.

Он, конечно, здорово увлекся, но сыграл хорошо. Партнеры сидели потупив взоры, в полном отчаянии. Однако и при таком раскладе Геринг осознавал, что игра не стоит свеч. Он уже видел признаки гораздо более страшной утраты своему авторитету, чем нажим со стороны Фрика и Гиммлера.

Весной 1933 года в Пруссии было только предвестие террора. Теперь же он расплескивался по всей Германии. Грохот марширующих коричневых колонн, барабанная дробь и ревущие трубы звучали все громче и громче. Боевой клич 4 миллионов штурмовиков, ничем не занятых, жадных до власти и рвущихся все перевернуть, нельзя было не услышать.

Геринг понял, что настало время помириться с Фриком и Гиммлером. В конце марта он начал с Фриком переговоры, торгуясь по каждому пункту. Кроме администрации министра-президента только министерство финансов осталось независимым от центра. Внутренние дела были все-таки переданы Фрику, а Далюге назначили шефом общей полиции в Берлине. Что же до тайной полиции, то тут Герингу пришлось пойти на неприятный компромисс: хоть эта служба и сохранила некоторую автономию, но инспектором стал Гиммлер, а главой – Гейдрих. Небе получил прусскую криминальную полицию.

Гиммлер подошел к поворотной точке своей карьеры: впервые СС стояли у руля всей немецкой полиции, но радоваться было не ко времени. Пакт с Герингом оказался очень зыбким, а за скоропалительной свадьбой последовал кровавый медовый месяц. 10 апреля Геринг ввел новых хозяев в здание гестапо со словами: «Не обязательно спотыкаться о каждый труп». Дильса он отправил для безопасности в Кельн, главой администрации. А гестапо уже получало донесения, из которых можно было сделать единственный вывод: государство Адольфа Гитлера сползает к самому жестокому кризису в своей недолгой истории. Разномастные вожаки СА сходились в одном: им совсем не нравится правление Адольфа.