Глава 11

Ваше слово, товарищ «браунинг»

Особый отдел должен быть всегда на военном положении.

(Л. А. Ратаев)

К концу XIX в. в Российской империи усилилось противостояние различных социальных слоев, революционные идеи переустройства общества находили все большую поддержку. На стыке XIX–XX вв. в самой России и в среде эмиграции возникло множество революционных кружков и организаций, поставивших целью свержение самодержавия и взявших на вооружение силовые методы борьбы с правительством. Однако первое покушение на цесаревича Николая Александровича было совершено не революционерами и не в России, а в Японии 29 апреля 1891 г. Покушение, которое могло изменить ход российской истории, произошло в г. Оцу, расположенном неподалеку от древней японской столицы Киото.

Генерал-майор свиты князь В. Барятинский был свидетелем события и оставил о нем воспоминания: «Узкие улицы были наполнены народом, стоящим по обе стороны; впереди толпы, шагах в пятидесяти друг от друга, находились полицейские. Впереди цесаревича ехали губернатор и полицмейстер, сзади же принц Георг, принц японский Арисугава и потом вся свита, друг за другом, по одному в каждой джинрикше. Ехали довольно быстро. На одной из главных улиц полицейский нижний чин в форме внезапно подбежал сзади к экипажу Николая Александровича и нанес ему удар саблею по голове. Цесаревич выскочил вперед к стоявшей толпе, злодей обежал экипаж кругом с видимою целью догнать великого князя. В это время подбежал принц Георг и ударил злоумышленника палкою по голове, что побудило его обернуться к стороне принца. Тогда один из японцев, везший джинрикшу, сшиб его с ног, а его товарищ выхватил его же саблю и ударил его ею по шее, причинив ему сильную рану»[553].

Опираясь на приведенные воспоминания, некоторые исследователи полагают, что наследника российского престола случайно спасли граждане, к охранным службам отношения не имевшие. Что касается принца Георга, по нашему мнению, это соответствует действительности. Однако в отношении японцев, бросившихся на покушавшегося, мы не можем быть столь категоричными. В Японии существовали древние традиции охраны важных особ, и мы оставляем за собой право считать, что перевозившие высоких гостей рикши были проверены японской полицией на благонадежность и, возможно, имели некоторую специальную подготовку. В практике работы секретных служб различных стран нередко применяется метод маскировки охранников под обслуживающий персонал. Поэтому не исключено, что рикши были не просто доверенными лицами полиции или замаскированными полицейскими, а сотрудниками одного из специальных подразделений охраны. Николай Александрович высоко оценил услуги своих спасителей и назначил им ежегодную пенсию в размере 1000 долларов (весьма значительная по тем временам сумма, особенно для Японии). Основные ошибки допустили те, кто обеспечивал безопасность на некотором удалении от эскорта цесаревича; они не должны были допустить приближения посторонних лиц к охраняемой персоне, да еще со стороны со спины.

В конце XIX в. в состав охранно-конвойных подразделений Николая II входили Собственный Его Императорского Величества конвой (четыре сотни), Сводно-гвардейский батальон и Рота дворцовых гренадер. Командные должности в них замещались путем перевода офицеров из строевых частей Кубанского и Терского казачьих войск и из гвардии после обязательной двухлетней службы. Образовательный ценз был высоким: принимались, как правило, офицеры, окончившие военные или юнкерские училища по 1-му разряду. Нижние чины принимались на службу после тщательного отбора, после 1899 г. непосредственным отбором рядовых занимались офицеры охранных подразделений. Общее руководство охраной российского императора и его семьи осуществлял дворцовый комендант. В 1896–1905 гг. им был П. П. Гессе[554]. В его подчинении находилась Дворцовая полиция[555] (гласная наружная охрана, 129 человек), возглавляемая Е. Н. Ширинкиным[556].

Правление Николая II началось спокойно. Большинство активистов революционных организаций, исповедовавших террористические методы борьбы с правительством, находились либо в тюрьмах, либо в эмиграции и реальной угрозы для безопасности государя не представляли. Поэтому оперативно-розыскная составляющая работы Дворцовой полиции постепенно снижалась. По сути дела, она стала выполнять классические полицейские функции в местах постоянного и временного пребывания императора: пропускной режим, поддержание общественного порядка, проверка политической благонадежности разных лиц и т. п.

Чины дворцовой охраны

Здание Департамента полиции (Санкт-Петербург)

Однако политическая обстановка только казалась спокойной. В тот же период происходили изменения в забастовочном движении. С 1894 по 1897 г. число стачек увеличилось с 77 до 258, а число их участников – с 38 000 до 70 000 человек. С учетом этих изменений в политической жизни страны 1 января 1898 г. из состава 3-го делопроизводства Департамента полиции был выделен Особый отдел. (Напомним, что чиновники отдела, с 1881 по 1898 г. входящего в состав 3-го делопроизводства, занимались перлюстрацией корреспонденции и аналитической обработкой секретных сведений.) Он стал центральным органом, осуществлявшим контроль над политическими настроениями в обществе. Основными направлениями его работы являлись: заведование агентурной работой; обобщение всей информации, полученной оперативным путем; систематизация антиправительственной литературы. Первым заведующим Особым отделом был назначен Л. А. Ратаев[557].

В Особый отдел были переданы: библиотека революционных изданий (5000 экземпляров), фототека (20 000 фотографий революционеров), именная картотека (карточки на 55 000 человек). Несомненной заслугой Ратаева явилась разработка номенклатуры дел, позволившая поднять делопроизводство на высокий уровень. Первоначально в штате отдела состояли 13 человек: начальник, 4 его помощника (делопроизводители), 6 канцеляристов и 2 машиниста. К 1902 г. штат увеличен на 4 человека. В момент создания основное внимание сотрудников отдела было направлено на студенческое движение. По мере активизации революционного движения все большее значение приобретал надзор за деятельностью социал-демократов (эсдеков) и социалистов-революционеров (эсеров).

Основными территориальными органами политического сыска на рубеже XIX–XX вв. оставались губернские жандармские управления. Главным их недостатком была плохая организация оперативно-розыскной деятельности, в первую очередь агентурной работы. Офицеры Отдельного корпуса жандармов, как правило, не имели соответствующей подготовки для работы с агентурой, за все время существования корпуса руководство не издало ни одного документа по этому вопросу. Офицеры корпуса, будучи по менталитету более военными, нежели полицейскими, относились к работе с секретной агентурой пренебрежительно. Усилия сотрудников губернских жандармских управлений направлялись на «производство дознаний и переписок». Однако оперативно-розыскную деятельность успешно осуществляли Московское и Петербургское охранные отделения, руководимые градоначальниками и курировавшиеся Департаментом полиции МВД. В 1900 г. создано также Отделение по охранению порядка и общественной безопасности в Варшаве.

Сам Ратаев был крайне недоволен работой местных жандармских управлений и охранных отделений, равно как и плохой координацией их деятельности со стороны Департамента полиции. В письме к своему другу С. В. Зубатову от 11 декабря 1901 г. он с горечью отмечал, что функции департамента сводятся лишь к тому, чтобы отпускать деньги. Местные органы политического сыска живут на его средства и при этом его игнорируют. Петербургское охранное отделение ведет свою линию, ротмистр Герасимов в Харькове – свою, полковник Бессонов в Одессе – свою. Рачковский играет собственную игру, а сам Зубатов пришел к убеждению, что с департаментом не стоит даже советоваться.

При всем этом наибольшие успехи органов политического сыска Российской империи в начале царствования Николая II связаны с грамотной организацией наружного наблюдения. В 1894 г. заведующему наблюдательным составом Московского охранного отделения Е. П. Медникову поручили создать Летучий отряд филеров. В состав отряда вошли 30 наиболее опытных сотрудников; к 1902 г. их было 50 человек, бюджет отряда составлял 32 000 рублей. Одновременно Медников оставался руководителем московской «наружки». Многие представители секретных служб империи прошли школу наружного наблюдения у Евстратки, как его называли за глаза. У Медникова учились С. В. Зубатов[558], А. И. Спиридович[559], В. Н. Лавров.

Спиридович впоследствии писал: «По деловитости, опытности и серьезности филеров, которые в большинстве брались из московских филеров, летучий отряд был отличным наблюдательным аппаратом, не уступавшим по умению приспособляться к обстоятельствам, по подвижности и конспирации профессиональным революционерам. <…>

Медниковский филер мог пролежать в баке над ванной <…> целый вечер; он мог долгими часами выжидать на жутком морозе наблюдаемого с тем, чтобы провести его затем домой и установить, где он живет; он мог без багажа вскочить в поезд за наблюдаемым и уехать внезапно, часто без денег, за тысячи верст; он попадал за границу, не зная языков, и умел вывертываться.

Его филер стоял извозчиком так, что самый опытный профессиональный революционер не мог признать в нем агента. Умел он изображать из себя и торговца спичками, и вообще лотошника. При надобности мог прикинуться он и дурачком и поговорить с наблюдаемым, якобы проваливая себя и свое начальство. Когда же служба требовала, он с полным самоотвержением продолжал наблюдение даже за боевиком, зная, что рискует при провале получить на окраине города пулю браунинга или удар ножа, что и случалось»[560].

С. В. Зубатов

Значимые успехи в агентурной работе среди революционных организаций были достигнуты также и Московским охранным отделением. Во многом они связаны с деятельностью С. В. Зубатова. Этот человек, будучи вначале помощником начальника отделения Н. С. Бердяева, а затем начальником, настолько отладил агентурную работу и наружное наблюдение, что заниматься революционной деятельностью в Москве считалось безнадежным делом. В молодости увлекавшийся либеральной идеологией, Зубатов являлся отменным «людоведом и душелюбом»: зная особенности человеческой психологии, он исподволь выяснял моральные качества, степень убежденности арестованных революционеров и умело привлекал их на свою сторону. Зубатов считал абсолютно засекреченную внутреннюю агентуру главным средством политического розыска, а долгом «охранников» – быть в курсе деятельности оппозиционеров и революционеров и наносить неожиданные удары. Приведенные ниже его слова, обращенные к подчиненным, должны служить примером для каждого оперативника.

«Вы, господа, должны смотреть на сотрудника, как на любимую женщину, с которой вы находитесь в тайной связи. Берегите ее как зеницу ока. Один неосторожный ваш шаг – и вы ее опозорите. Помните это, относитесь к этим людям так, как я вам советую, и они поймут вас, доверятся вам и будут работать с вами честно и самоотверженно. Штучников гоните прочь, это не работники, это продажные шкуры. С ними нельзя работать. Никогда и никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию и помните только по псевдониму.

Помните, что в работе сотрудника, как бы он ни был вам предан и как бы честно ни работал, всегда, рано или поздно, наступит момент психологического перелома. Не прозевайте этого момента. Это момент, когда вы должны расстаться с вашим сотрудником. Он больше не может работать. Ему тяжело. Отпускайте его. Расставайтесь с ним. Выведите его осторожно из революционного круга, устройте его на легальное место, исхлопочите ему пенсию, сделайте все, что в силах человеческих, чтобы отблагодарить его и распрощаться с ним по-хорошему.

Помните, что, перестав работать в революционной среде, сделавшись мирным членом общества, он будет полезен и дальше для государства, хотя и не сотрудником, будет полезен уже в новом положении. Вы лишаетесь сотрудника, но вы приобретаете в обществе друга для правительства, полезного человека для государства»[561].

Кроме агентов Зубатова и филеров Медникова оперативной работой в Московском охранном отделении занимались полицейские надзиратели. Они отвечали за осуществление надзора за политически неблагонадежными лицами и студенческой молодежью, занимались проверкой лиц, вызвавших подозрение. Надзиратели имели право ношения статского платья и должны были дважды в неделю докладывать обо всем в охранное отделение и получать новые распоряжения. Участковый пристав, сотрудники полиции и гражданские чиновники обязывались оказывать надзирателям всяческое содействие. Главными помощниками надзирателей являлись содержатели меблированных комнат, швейцары, ночные сторожа, дворники и т. п. служилый люд. Надзиратель проживал во вверенном ему районе недалеко от участкового полицейского управления и не мог без разрешения отлучаться.

Круг обязанностей и служебная деятельность полицейских надзирателей регламентировались не подлежавшей оглашению «Инструкцией полицейским надзирателям при Отделении по охранению общественной безопасности и порядка в Москве», утвержденной московским обер-полицмейстером 10 марта 1897 г. (вы найдете ее в конце главы.) Одной из причин успеха московских спецслужб было хорошее взаимодействие начальника охранного отделения С. В. Зубатова и обер-полицмейстера Д. Ф. Трепова[562].

Руководитель Заграничной агентуры ДП Рачковский разделял взгляды Зубатова на агентурную работу. Отводя секретной агентуре «первенствующее место», он считал, что следует немедленно приступить к правильной организации внутренней агентуры с целью осуществления «рационального надзора» за оппозиционными элементами и придачи розыскной деятельности строгой системы. К месту сказать, что полицейские способности Рачковского высоко оценивались за рубежом. С. Ю. Витте писал: «Президент Французской Республики Лубэ[563] говорил мне, что он так доверяет полицейскому таланту и таланту организации Рачковского, что когда ему пришлось поехать в Лион, где, как ему заранее угрожали, на него будет сделано нападение, то он доверил охрану своей личности Рачковскому и его агентам, веря больше полицейским способностям Рачковского, нежели поставленной около президента французской охране»[564]. Это если не единственный, то, несомненно, редкий случай, когда президент в собственной стране доверил жизнь иностранной службе при наличии и полной готовности отечественных служб. Он особенно ценен, если принять во внимание условия, о которых идет речь: Эмилю Лубэ серьезно угрожали. Поступок президента свидетельствует о полноте доверия к службе Рачковского и… о недоверии к собственным службам либо о боязни утечки информации из них.

П. И. Рачковский

До 1902 г. руководство МВД и Департамента полиции практически не реагировало на изменения в революционном движении: лица, занимавшие высшие посты в данных ведомствах, слабо разбирались в специфике политического сыска. Единственной реакцией директора Департамента полиции П. Н. Дурново в 1892 г. на записку Рачковского «О постановке работы органов сыска» была помета «читал». После него на посту директора к 1902 г. побывали четверо: Н. И. Петров (февраль 1893 г. – июль 1895 г.), Н. Н. Сабуров (июль 1895 г. – апрель 1896 г.), А. Ф. Добржинский (апрель 1896 г. – август 1897 г.), С. Э. Зволянский (август 1897 г. – май 1902 г.). Кроме Зволянского[565], никто из них не имел опыта не только оперативной работы, но даже полицейской службы. Министрами внутренних дел в тот период были: И. Н. Дурново[566] (1889–1895 гг.), И. Л. Горемыкин[567] (1895–1899 гг.), Д. С. Сипягин[568] (1899–1902 гг.). Высшее политическое руководство Российской империи (и в первую очередь Николай II) не понимало или не хотело понимать, что политическая ситуация в стране по сравнению с предыдущим царствованием значительно изменилась.

1 марта 1898 г. в Минске состоялся 1-й съезд социал-демократических организаций, на котором была образована Российская социал-демократическая рабочая партия (РСДРП). В «Правилах поведения революционных социал-демократов», распространявшихся накануне съезда, содержались разделы «Корпус жандармов и организация шпионов» и «Поведение на свободе», знакомившие революционеров с некоторыми методами работы полиции и жандармерии, правилами конспирации и обеспечения личной безопасности. В. И. Ульянов (Ленин) в брошюре «Задачи русских социал-демократов» (опубликована в 1898 г.) отмечал: «Правительство опутало уже заранее сетью своих агентов не только настоящие, но и возможные, вероятные очаги антиправительственных элементов. Правительство <…> изобретает новые приемы, ставит новых провокаторов…»; он считал, что партии «нужны люди, следящие за шпионами и провокаторами»[569]. В 1902 г. в работах «Что делать?» и «Письмо к товарищу о наших организационных задачах» он так говорил о борьбе партии с политической полицией: «Мы должны стремиться создать организацию, способную обезвреживать шпионов раскрытием и преследованием их»; «борьба с политической полицией требует особых качеств, требует революционеров по профессии»[570]. Как видим, одним из направлений деятельности РСДРП с момента ее основания стало противодействие правительственным спецслужбам и создание структур, способных на должном уровне противостоять секретным службам империи.

С 1897 г. началось объединение разрозненных эсеровских групп, которые к началу 1902 г. образовали Партию социалистов-революционеров (эсеров). Одним из важных направлений революционной деятельности эсеров стал терроризм. Основателем и первым руководителем боевой группы был Г. А. Гершуни (И. И. Герш)[571]. Примечательно, что он вербовал боевиков еще летом 1901 г., т. е. до создания партии. Мы полагаем, что одним из движущих мотивов могло быть желание заполучить полностью подконтрольную ему лично силовую структуру, которая при определенных условиях заставила бы других членов руководящих органов партии считаться с его мнением. Волю, ум, работоспособность и обаяние Гершуни единодушно отмечали как его соратники, так и противники. В части теоретического обоснования террористических актов против представителей правящей элиты ничего нового у эсеров не было. Теория борьбы с правительством с помощью терроризма разработана еще народовольцами в 1870-е гг.

И. Л. Горемыкин

Г. А. Гершуни

Кроме кадровой чехарды в руководстве МВД и Департамента полиции активной работе революционеров в начале XX в. способствовали следующие факторы. Л. А. Ратаев свидетельствует: «Наряду со слабостью государственной полиции замечалось еще и полное отсутствие всяких способов воздействия на надвигавшуюся революцию. Ссылка существовала только на бумаге. Не бежал из ссылки только тот, кто этого не хотел, кому по личным соображениям не было надобности бежать. Тюрьмы не существовало вовсе. При тогдашнем тюремном режиме революционер, попавший в тюрьму, беспрепятственно продолжал свою прежнюю деятельность»[572]. Заключенные свободно переписывались с внешним миром и с арестованными, находившимися в других тюрьмах. В 1895 г. была проведена широкомасштабная амнистия в отношении осужденных революционеров, многие из которых уехали за границу и активно включились в антиправительственную деятельность. Смертная казнь в империи с 1888 г. не применялась. Результаты допущенных руководством страны ошибок не замедлили сказаться. 14 февраля 1901 г. прибывший из Германии террорист-одиночка П. В. Карпович смертельно ранил министра народного просвещения Н. П. Боголепова. 18 и 21 марта 1902 г. были совершены два неудачных покушения террористов-одиночек на московского обер-полицмейстера Д. Ф. Трепова.

С. В. Балмашев

Используя благоприятную ситуацию, инициативная боевая группа эсеров во главе с Гершуни в 1902 г. начала подготовку к покушению на министра внутренних дел Д. С. Сипягина, обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева и санкт-петербургского градоначальника Н. В. Клейгельса. На роль исполнителей были выбраны сын народовольца В. А. Балмашева С. В. Балмашев, а также Е. К. Григорьев и Ю. Ф. Юрковская. Подготовка к покушению происходила на территории Финляндии. Балмашев-младший ранее уже привлекался к ответственности за антигосударственную деятельность, но был освобожден из-под стражи под надзор полиции. Одетый для маскировки в офицерскую форму, он изображал прибывшего с пакетом адъютанта московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. 2 апреля он беспрепятственно вошел в кабинет Сипягина и произвел два выстрела в упор, смертельно ранив министра. Как показало вскрытие, извлеченные из тела министра пули оказались крестообразно распилены. Поручик артиллерии Григорьев и его невеста Юрковская от проведения терактов во время похорон Сипягина отказались.

Убийство Сипягина привело к тому, что Гершуни получил от Центрального комитета Партии социалистов-революционеров исключительные полномочия на осуществление террористической деятельности. В статье «Террористический элемент в нашей программе» В. М. Чернов[573]писал, что Боевая организация «…получает от партии – через посредство ее центра – общие директивы относительно выбора времени для начала и приостановки военных действий и относительно круга лиц, против которых эти действия направляются. Во всем остальном она наделена самыми широкими полномочиями и полной самостоятельностью. <…> Она имеет вполне обособленную организацию, особый личный состав (по условиям самой работы, конечно, крайне немногочисленный), отдельную кассу, отдельные источники средств»[574]. В мае 1902 г. ЦК партии в лице М. Р. Гоца[575], В. М. Чернова и Гершуни принял решение расширить применение террора и приближать террор к массам. В качестве объектов были выбраны виленский, уфимский и харьковский губернаторы – по мнению эсеровских лидеров, наиболее одиозные «сатрапы».

В начале XX в. особых трудностей террористы, даже одиночки, не испытывали: в те годы убить министра, полицейского или чиновника было достаточно просто. Анализ удачных террористических актов того времени показывает, что сотрудники полиции и жандармерии относились к вопросам обеспечения личной безопасности небрежно. Немногочисленная охрана, имевшаяся у высших должностных лиц Российской империи, являлась скорее протокольно-представительской и эффективно противодействовать организованной группе «идейных» боевиков была не в состоянии. Многие народовольцы, проживавшие за границей, охотно передавали эсерам навыки конспирации и боевой работы.

Успешной деятельности революционеров способствовал слабый уровень подготовки полицейских, в том числе и руководящего состава. В качестве примера приведем такой факт: в сентябре 1901 г. Гершуни несколько дней проживал в Петербурге под своей собственной фамилией, только через год этот случай стал предметом разбирательства со стороны петербургского градоначальника генерала Н. В. Клейгельса[576].

Градоначальник издал предписание «О необходимости сознательного отношения к своим обязанностям»: «Согласно секретному циркуляру Министерства внутренних дел по Департаменту полиции от 22 июня 1901 года за № 2234, столичною полициею производится розыск Григория Андреева Гершун (Гершуни), бактериолога-врача. Означенный Гершун, с паспортною книжкою, выданною на имя провизора Григория Исаакова Гершуна, прибыл 11 сентября 1901 года в дом № 2 по Пушкинской улице и, прожив там до 14 сентября, выбыл, не быв задержан ввиду оказавшейся разницы в отчестве и звании, значившихся в розыскных на него листках и в предъявленной им по прибытии в столицу паспортной книжке.

Хотя обстоятельство это с формальной стороны может служить оправданием действий местной полиции, не принявшей мер к задержанию Гершуни, но шаблонное отношение к делу первостепенной важности временно исполнявшего обязанности пристава капитана Чернышева в данном случае обращает на себя особое внимание.

Не подлежит сомнению, что при внимательной распорядительности и сознательном отношении к серьезнейшим своим обязанностям капитан Чернышев имел полную возможность путем наведения соответственных справок обнаружить неточность листков и принять меры к задержанию Гершуни, беспрепятственное проживание коего в столице и объясняется главным образом ничего не обеспечивающим формальным отношением к службе.

На изложенный случай признаю необходимым обратить особое внимание гг. приставов и предлагаю принять все меры к невозможности повторения подобных случаев на будущее время»[577].

Эсеровские боевики были вооружены значительно лучше народовольцев. Основным стрелковым оружием террористов в начале XX в. стал «браунинг», который легко прятался под одежду. Для повышения убойной силы пули надпиливали, что превращало их в разрывные, а также снаряжались ядами – чаще мышьяком или стрихнином, реже экзотическими ядами, которые могли достать или изготовить изобретательные организаторы террора. Бомбы для покушений собирали в нелегальных лабораториях, основным взрывчатым веществом стал самодельный динамит. Надежная система учета и хранения этих веществ в Российской империи и перекрытие каналов поступления взрывчатки из-за рубежа оказались факторами, сдерживавшими рост террористической активности боевиков. Кустарное производство взрывчатых веществ являлось опасным делом: подпольная лаборатория в любой момент могла взлететь на воздух вместе с «лаборантами». К сожалению, молодых фанатиков, готовых пожертвовать жизнью во имя революционной идеи, в те годы имелось более чем достаточно.

После убийства Сипягина министром внутренних дел и шефом жандармов был назначен В. К. Плеве. Убежденный сторонник самодержавия, высококвалифицированный юрист, выдающийся человек, Плеве имел и недостатки. Он относился к разряду тех должностных лиц, которые, достигнув высокого положения, искренне полагают, что есть только два мнения – «мое и неправильное». Несмотря на руководство в 1881–1884 гг. Департаментом полиции, он не являлся крупным специалистом в области оперативной работы, ему казалось, что для победы над революционерами достаточно применения запретительных и репрессивных мер. Самоуверенность министра в конечном счете стоила ему жизни.

В мае директором Департамента полиции стал А. А. Лопухин, лично преданный Плеве, но в отличие от министра убежденный либерал. Придя в полицию с должности прокурора, Лопухин не был тем человеком, который мог организовать профессиональное системное противодействие усиливавшемуся революционному движению, особенно росту терроризма. К деятельности секретных сотрудников он испытывал «особенно прочные антипатии». Такая позиция человека, согласившегося занять пост директора Департамента полиции, по отношению к агентуре представляется странной. Полицейский чиновник, особенно высокого ранга, не должен демонстрировать негативное отношение к агентам, тем более – публично. Непрофессионализм Лопухина стал одной из причин неудовлетворительной работы (с элементами личностного профессионального саботажа) многих сотрудников полиции в 1904–1905 гг.

В отличие от высшего руководства империи профессионалы из полиции и спецслужб оценивали сложившуюся ситуацию адекватно. В подготовленной в начале 1902 г. «Записке о революционном движении в империи» заведующий Особым отделом Л. А. Ратаев писал: «Революция идет вперед, захватывает все более и более обширные слои общества, изобретает новые формы: правительство же пользуется для противодействия ей все теми же старыми способами, пригодными, быть может, лет сто назад. <…> Существует масса полиций <…> все они в лучшем случае друг другу только мешают, а подчас и противодействуют…»[578]. Для более эффективной работы он предлагал объединить усилия всех жандармских и полицейских служб в губерниях. Резолюция Лопухина гласила: «Возвратить в Особый отдел».

Летом 1902 г. по инициативе Ратаева произведена реорганизация Особого отдела: в нем создано четыре стола (отделения). 1-й стол (руководитель И. А. Зыбин) занимался шифровкой и расшифровкой служебной корреспонденции, дешифровкой перлюстрированной корреспонденции. 2-й стол (Н. А. Пешков) координировал работу заграничной агентуры. 3-й стол (В. Д. Зайцев) осуществлял наблюдение за учебными заведениями. 4-й стол (Г. М. Трутков) вел переписку по данным наружного и агентурного наблюдения. Поскольку агентурная работа в губернских жандармских управлениях являлась наиболее слабым местом политического сыска, по инициативе начальника Особого отдела 12 августа Плеве подписал «Положение о начальниках розыскных отделений» (текст этого документа приводится ниже).

Обоснование создания специальных розыскных органов дано в циркуляре Департамента полиции № 5200 от 13 августа 1902 г. Циркуляр гласил:

«Постепенно усиливающееся за последние годы развитие кружков, занимающихся пропагандой социал-демократических идей в рабочей среде и широким распространением воспроизводимых ими на гектографе или ручным типографским способом революционных воззваний, брожение среди учащейся молодежи, сопровождаемое уличными беспорядками, систематическое водворение из-за границы транспортов нелегальной литературы и, наконец, возникновение революционных организаций, задавшихся целью перенести преступную пропаганду в среду сельского населения для подстрекательства крестьян к устройству аграрных беспорядков, побуждают начальников губернских жандармских управлений обратить почти исключительное внимание на политический розыск, отодвинув на второй план другие стороны лежащих на них обязанностей, среди которых важное место занимает производство дознаний о государственных преступлениях в порядке 1035 ст. Уст. угол. судопр.

Такое положение дела обратило на себя своевременное внимание Департамента полиции, который в 1894 г. сформировал особый отряд наблюдательных агентов для командирования их в помощь местным силам в те города, где почему-либо замечалось особое усиленное развитие революционной агитации. По мере того, однако, как противоправительственная пропаганда охватывала все более широкие районы, деятельность отряда соответственно расширялась и, наконец, в некоторых местностях, где замечалось чрезмерное скопление неблагонадежных лиц, временная командировка наблюдательных агентов постепенно превратилась в постоянную, что уже совершенно не сообразовалось ни с силами отряда, ни с характером и задачами его деятельности. Между тем опыт последних лет доказал, что современные революционные организации едва ли можно считать приуроченными к одной определенной местности, а что, наоборот, они охватывают целые районы сетью мелких кружков, связь между коими поддерживают наиболее ловкие, смелые и опытные агитаторы, преимущественно нелегальные, отличающиеся чрезвычайной подвижностью, которая и создает им особую неуловимость. Естественно, что для успешной борьбы с такими приемами пропаганды и агитации необходимо противопоставить им соответственно приспособленные розыскные органы. Начальники губернских жандармских управлений и их помощники по существу лежащих на них обязанностей прикреплены к месту, а кроме того лишены возможности сосредоточить исключительное внимание и посвятить все свои силы политическому розыску, как того требуют современные условия.

Желая облегчить эту сторону деятельности губернских жандармских управлений и предоставить начальникам последних и подведомственным им чинам возможность сосредоточить особое внимание на производстве политических дознаний, успешное производство коих, как разработка результатов розыска, является вопросом первостепенной важности, Департамент полиции признал необходимость сформировать особые розыскные отделения, на начальников коих возлагается исключительно заведывание политическим розыском, т. е. наружным наблюдением и секретной агентурой в известном определенном районе. На первое время Департамент полиции нашел возможным ограничиться учреждением подобных отделений в нижеследующих городах, где замечается особо усиленное развитие революционного движения: Вильне, Екатеринославе, Казани, Киеве, Одессе, Саратове, Тифлисе и Харькове, предполагая в ближайшем будущем учредить подобные отделения в тех местностях, где то потребуется, сообразно обстоятельствам дела.

Из прилагаемого при сем экземпляра утвержденного г. министром внутренних дел „Положения о начальниках розыскных отделений“ усматривается, что с учреждением подобных отделений выдаваемые Департаментом полиции начальникам губернских жандармских управлений деньги на агентурные расходы будут впредь выдаваться в непосредственное распоряжение начальников розыскных отделений. Принимая, однако, во внимание, что по установившейся практике отпускаемые Департаментом суммы употребляются кроме агентурных надобностей также и на покрытие других расходов, как то: по содержанию канцелярии, уплату за пользование телефоном, на телеграф, на перевозку арестантов и т. п., Департамент полиции просит гг. начальников губернских жандармских управлений вышеперечисленных городов представить в возможно непродолжительном времени соображения, какая сумма по местным условиям потребуется в год на покрытие сих мелких расходов.

Сообщая об изложенном, Департамент полиции позволяет себе выразить уверенность, что гг. начальники жандармских управлений окажут полное содействие начальникам розыскных отделений при выполнении изложенных на них трудных и ответственных обязанностей. Наконец необходимо вообще наблюдать за духом всего населения и за направлением политических идей общества, стараясь исследовать причины неблагоприятного правительству настроения умов.

Начальники губернских управлений обязаны представлять в Д[епартамен]т полиции политический обзор местности, вверенной их наблюдению, на основании циркуляра Д[епартамен]та полиции от 21 мая 1887 г. № 1348»[579].

Согласно положению розыскные отделения учреждались в тех губерниях, где отмечалось усиленное развитие революционного движения. В октябре к названным в циркуляре прибавились розыскные отделения в Перми, Симферополе, Нижнем Новгороде. Начальники отделений, заведовавшие политическим розыском (секретной агентурой и наружным наблюдением), назначались директором Департамента полиции из офицеров Отдельного корпуса жандармов или чиновников Департамента полиции. Начальники розыскных отделений подчинялись непосредственно Департаменту полиции, получали от него указания в отношении общего хода розыска в империи и докладывали в департамент обо всех агентурных сведениях и данных наружного наблюдения. Взаимодействие розыскных отделений и губернских жандармских управлений было следующим: начальники розыскных отделений словесно информировали начальников ГЖУ о ходе наблюдения и результатах розысков. Начальники ГЖУ предоставляли начальникам отделений все сведения, имеющиеся в ГЖУ. Лица, предлагающие ГЖУ агентурные услуги, направлялись к начальникам отделений. Обыски и аресты проводились с согласия Департамента полиции в соответствии с заранее представленными начальниками розыскных отделений списками с обоснованием меры пресечения. Все следственные действия осуществлялись местными губернскими жандармскими управлениями (по предписаниям Департамента полиции), надзор за следствием осуществляли представители прокуратуры. В экстренных случаях начальники ГЖУ осуществляли следственные действия по представлению начальников розыскных отделений без санкции Департамента полиции.

Создание розыскных отделений являлось своевременным, но имело и негативную сторону, поскольку положило конец монополии жандармов на политический сыск. Многие высшие чины Отдельного корпуса жандармов на местах были настроены по отношению к «конкурентам» весьма враждебно. Начальник Киевского губернского жандармского управления генерал В. Д. Новицкий писал: «…Ненависть и злоба не только начальников жандармских управлений, но и вообще офицеров Корпуса жандармов дошла до ужасающих пределов ненависти к своему шефу и Департаменту полиции, образовавшему филиальные жандармские управления в губерниях в лице ненавистных охранных отделений»[580]. Генерал А. И. Спиридович отмечал: «Была довольна молодежь, так как ей давали ход по интересной работе, но старые начальники управлений, считавшие себя богами, были обижены. Они формально отходили от розыска, хотя фактически они им серьезно и не занимались»[581]. Несмотря на то что во многих директивных документах МВД говорилось о необходимости сотрудничества губернских жандармских управлений и розыскных отделений, реальное сотрудничество находилось в прямой зависимости от личных качеств их начальников и понимания важности взаимной работы. По нашему мнению, наиболее целесообразным было бы создание единой системы органов государственной безопасности, в которых оперативная работа и следствие по политическим преступлениям находились в одних руках.

В сентябре 1902 г. заведующим Заграничной агентурой назначили Л. А. Ратаева, в начале октября заведующим Особым отделом – С. В. Зубатова. Бывший начальник Московского охранного отделения П. П. Заварзин[582] впоследствии писал, что в начале XX в. политический сыск в Российской империи был поставлен слабо, что многие жандармы и полицейские чиновники не были знакомы с элементарными приемами работы, практически не разбирались в программах политических партий. Зубатов первым в России поставил розыск на научную основу по западному образцу, введя систематическую регистрацию, фотографирование, конспирирование внутренней агентуры и т. п.

По инициативе Зубатова на должности чиновников Особого отдела пригласили ряд опытных офицеров-розыскников. В составе отдела появились два новых стола (отделения), руководители которых Л. П. Меньшиков[583] и Е. П. Медников прибыли с Зубатовым из Московского охранного отделения. Меньшиков отвечал за координацию работы охранных и розыскных отделений. Он хорошо знал революционную среду, поскольку в молодости был участником одной из революционных организаций. Он был опытным оперативником: однажды под видом заграничного представителя одной из революционных организаций объехал все известные явки, повидался с представителями местных групп и провел начальническую ревизию. Меньшиков занимался и информационно-аналитической работой: составлением докладов, написанных по данным внутренней агентуры, а также сводок о революционных деятелях. Медников заведовал наружным наблюдением. Летучий отряд при Московском охранном отделении расформировали, его кадровое ядро (20 человек) вошло в состав аналогичного отряда при Особом отделе.

При Зубатове сформировались основные методы политического сыска в Российской империи: агентурная работа, наружное наблюдение, перлюстрация корреспонденции, информационно-аналитическое обеспечение. Большое внимание уделялось созданию нормативной базы оперативно-розыскной деятельности. 21 октября 1902 г. циркуляром Департамента полиции за № 6641 начальникам губернских жандармских управлений, охранных и розыскных отделений был направлен «Свод правил, выработанных в развитие утвержденного господином министром внутренних дел 12 августа текущего года „Положения о начальниках розыскных отделений“». 31 октября 1902 г. директор Департамента полиции Лопухин подписал «Инструкцию филерам Летучего отряда и филерам розыскных и охранных отделений», составленную Зубатовым и Медниковым с учетом предыдущего опыта оперативно-розыскной работы (эти документы вы также найдете ниже). 13 февраля 1903 г. розыскные отделения были переименованы в охранные.

Один из признанных мастеров политического сыска П. Заварзин писал о том времени:

«Под понятием „политический розыск“ подразумеваются действия, направленные лишь к выяснению существования революционных и оппозиционных правительству партий и групп, а также готовящихся ими различных выступлений, как то: убийств, грабежей, называемых „экспроприациями“. <… >

Розыск по политическим преступлениям – одно, а возмездие по ним совершенно другое, почему никаких карательных функций у политического розыска не было, а осуществлялись они в ином порядке. <…>

Высшее руководство розыском, как политическим, так и уголовным, сосредоточивалось в Департаменте полиции при Министерстве внутренних дел.

Как тем, так и другим ведали отдельные делопроизводства, действовавшие самостоятельно друг от друга. В числе различных отделов департамента существовало делопроизводство регистрации, заключавшее в себе фамилии, клички, фотографии, дактилоскопические и антропометрические данные, относящиеся ко всем без исключения лицам, проходившим по политическим и уголовным делам империи.

На должность директора Департамента полиции в большинстве случаев назначались лица прокурорского надзора, имевшие по своей прежней службе опыт в ведении политических дел. По существу своих обязанностей директор департамента близко стоял к министру внутренних дел, почему и назначался по его избранию. Таким образом, с уходом последнего оставлял свой пост и директор. За 15 лет, предшествовавших революции, их сменилось 12 человек.

Подчиненными Департаменту полиции на местах, по политическому розыску, являлись жандармские управления и охранные отделения, но донесения в Департамент полиции поступали не только от этих учреждений, но и от губернаторов и градоначальников. В последнем случае они касались главным образом политических настроений и общественных движений их губерний и градоначальств. Поступившие таким образом сведения регистрировались в департаменте, который по существу их давал соответствующие указания и при надобности рассылал свои циркуляры.

Жандармские управления территориально покрывали всю Россию, охранные же отделения находились лишь в некоторых пунктах.

Соображения революционных партий и групп при создании ими своих областных и районных комитетов послужили основанием к организации таких же районов по розыску. Общность и однородность географических, промышленных, этнографических и других условий в обоих случаях послужила главным доводом при распределении.

Жандармские управления, входившие в район, согласовывали свои действия с районным жандармским управлением или охранным отделением. Районы были введены директором Департамента полиции М. И. Трусевичем в начале 1900-х годов. <…>

Руководителями политическим розыском в охранных отделениях и жандармских управлениях были офицеры Отдельного корпуса жандармов. <… >

Организация розыскного органа была такова.

Во главе стоял начальник; ближайшими его помощниками являлись жандармские офицеры и чиновники. Канцелярия его обслуживалась обычным штатом, причем при ней находился регистрационный отдел с антропометрическими и дактилоскопическими данными, а также библиотека всех революционных и вообще запрещенных изданий. На постоянной службе состояли также агенты наружного наблюдения, в общежитии называвшиеся филерами, а враждебно – шпиками. Они составляли особую команду, подчиненную чиновнику, заведовавшему наружным наблюдением. Филеры вели „слежку“, а особые агенты производили выяснение фамилий и адресов наблюдаемых лиц и назывались надзирателями, или агентами по выяснению. Лица, которые подлежали наблюдению филеров, указывались начальником розыскного органа по поступившим в его распоряжение „агентурным“ или „секретным“ данным. Первые поступали от „секретных сотрудников“, вращавшихся в обследуемой среде. Эти сотрудники у революционеров назывались „провокаторами“.

Свидания с ними осуществлялись на особых частных квартирах, называемых конспиративными, куда начальник розыска приходил в штатском платье. Так называемые „секретные сведения“ поступали от Департамента полиции из отдела почтовой цензуры, известного широкой публике под названием „черного кабинета“.

По окончании обследования данной группы таковая ликвидировалась, т. е. лица, в нее входившие, обыскивались, а когда нужно было по ходу дела, то и арестовывались, преимущественно в порядке статьи 12 Положения об охране 1881 года. На основании этой статьи начальникам жандармских управлений и их помощникам предоставлялось право задержания подозреваемых сроком на две недели. Этот срок мог быть продлен губернатором или градоначальником до одного месяца, а затем задержанный или освобождался, или зачислялся за Министерством внутренних дел до окончания о нем дела. За правильностью содержания под стражею задержанных наблюдал участковый товарищ прокурора.

При каждом жандармском управлении и охранном отделении находились одно или несколько лиц прокурорского надзора, наблюдающих за ходом и направлением всех политических дел. Часть их, при наличии уличающих данных, передавалась для производства формального дознания или же предварительного следствия, в порядке статьи 1035 Устава уголовного судопроизводства.

Все расследования, производимые охранными отделениями и жандармскими управлениями, принимали одну из следующих трех форм:

1) Предварительное следствие, производимое следователем по особо важным делам округа судебной палаты.

2) Формальное дознание, производимое жандармским офицером в порядке статьи 1035 Устава уголовного судопроизводства, которое по окончании передавалось прокурору для направления в судебную палату.

3) Административное расследование, или „переписка“, производившаяся на основании положения о государственной охране.

В первом и втором случаях дело разрешалось судебной палатою или Сенатом, в последнем же оно шло с заключением губернатора на решение в особое совещание при Министерстве внутренних дел. По рассмотрении переписки составлялось заключение – дело или прекращалось с освобождением задержанных лиц, или же „подозреваемые“ высылались в отдаленные места империи на срок не свыше пяти лет. Больным высылка в отдаленные места заменялась выдворением в местности, климатические условия которых были бы не вредны для их здоровья. В последние годы, по ходатайствам высылаемых, им разрешался взамен высылки выезд за границу с запрещением въезда в Россию. Зачастую дела по административным перепискам прекращались вовсе по Высочайшему повелению в ответ на поданные Государю прощения о помиловании.

Достоверность получаемых розыскным учреждением сведений, правильность донесений, ведение „административных переписок“, постановка всего розыскного дела, денежных расчетов и т. п. контролировалась Департаментом полиции в лице его чинов, приезжавших на места и имевших, между прочим, даже свидания с секретными сотрудниками на конспиративных квартирах.

Из изложенного явствует, что организация розыскного дела и роль в нем чинов Корпуса жандармов была значительно менее той, которую ему придавали, ибо деятельность розыскных органов заканчивалась гораздо ранее самого разрешения дела, а потому приписываемое им значение „вершителей политических дел“ неправильно»[584].

Несмотря на то что к оперативному руководству политическим сыском постепенно приходили наиболее компетентные на тот момент лица, общая ситуация в стране продолжала ухудшаться. Это было связано и с тем, что большинство руководителей и сотрудников Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов оказались слабо подготовленными к работе в новых условиях. Например, зачисленный в Отдельный корпус жандармов офицер прослушивал курс лекций при штабе корпуса по относящемуся к жандармской деятельности законодательству, делопроизводству и получал инструкции по практической работе. Однако такой подготовки было явно недостаточно; одним из первых на это обратил внимание Зубатов. В докладной записке на имя командира жандармского корпуса (1901 г.) он отмечал недостатки в организации обучения офицеров: указывал, что социология, история политических и социальных движений и политэкономия являются необязательными, а психология, быт, интересы и история революционной среды, нелегальная литература и техника наблюдения вообще не изучаются.

Зубатов считал, что молодые жандармские офицеры при поступлении в корпус должны изучать следующие гуманитарные предметы: богословие и историю церквей, общую историю, философию, психологию и социологию; общую теорию права, государственное и уголовно-процессуальное право; политэкономию и финансы, историю экономики, хозяйственное устройство России; русскую историю, историю зарубежной и русской литературы; историю политических учений и партий, особенно историю социалистических движений; русское общественное и революционное движение; подлинники нелегальной литературы. Несомненно, что базовая гуманитарная подготовка, на введении которой настаивал Зубатов, могла бы позволить жандармским офицерам более грамотно и результативно противостоять революционерам, поскольку многие партийные активисты были образованными людьми.

А. А. Лопухин также отмечал: «При отсутствии элементарных научных понятий о праве, при знакомстве с общественной жизнью только в ее проявлениях в стенах военной школы и полковых казарм все политическое мировоззрение чинов Корпуса жандармов заключается в представлениях о том, что существует народ и государственная власть, что последняя находится в непрестанной опасности со стороны первого, что она подлежит в этой опасности охране и что для осуществления таковой все средства безнаказанно дозволены. Когда же такое мировоззрение совпадает со слабо развитым сознанием служебного долга и неспособностью по умственному развитию разобраться в сложных общественных явлениях, то основанные на нем наблюдения останавливаются только на внешних проявлениях этих явлений, не усваивая внутреннего их содержания, и поэтому всякое явление общественное принимает характер для государственной власти опасное. Вследствие чего охрана государственной власти в руках Корпуса жандармов превращается в борьбу со всем обществом, а в конечном результате приводит к гибели и государственной власти, неприкосновенность которой может быть обеспечена только единением с обществом. Усиливая раскол между государственной властью и народом, она создает революцию»[585].

Еще одной стороной деятельности Зубатова стала организация управляемого рабочего движения. Его мысль заключалась в создании профессиональных союзов, отрицающих революционное насилие и выступающих за эволюционное развитие страны. Создание легальных рабочих организаций, поддерживаемых правительством, позволяло решать две задачи: 1) контролировать рабочее движение и выявлять на ранней стадии группы экстремистской направленности; 2) с помощью профсоюзов добиваться улучшения условий труда рабочих и повышения заработной платы. Подобную тактику, впоследствии названную «полицейским социализмом», Зубатов называл «особым методом ведения общественных и государственных дел». Однако новые идеи начальника Особого отдела встретили яростную критику «справа» и «слева». Лидеры революционных организаций быстро поняли опасность подобной затеи, поскольку развитие профсоюзного движения по такому типу могло оттолкнуть от революционеров большинство рабочих.

Не менее яростными противниками назревших общественных преобразований являлись и ультраконсерваторы. Ближайшее окружение Николая II и многие представители жандармско-полицейской среды не понимали необходимости реформирования общества. Например, генерал В. Д. Новицкий искренне считал Зубатова тайным революционером; в своем дневнике он писал: «Его революционная партия далеко и очень еще далеко не знает всей его террористической деятельности, а когда узнает, то, безусловно, будет боготворить его как революционера и активного участника политического террора»[586]. Большинство фабрикантов и заводчиков также были противниками Зубатова. Не пожелав понять необходимость учитывать интересы других социальных групп, они в итоге потеряли имущество, а многие и жизнь.

Деятельность Особого отдела и охранных отделений проходила в сложных условиях. Ратаев впоследствии писал, что политическая полиция походила на армию, которая перевооружается и занимается обучением новобранцев под огнем неприятеля. Ревизии, проведенные в ряде губернских жандармских управлений в 1903 г., выявили неудовлетворительное состояние агентурной работы. Тем не менее в конце 1902 – начале 1903 г. Боевая организация эсеров понесла существенные потери. По агентурной информации заместителя Г. А. Гершуни Е. Ф. Азефа[587] были арестованы П. П. Крафт, М. М. Мельников, Е. К. Григорьев, Ю. Ф. Юрковская и связная Гершуни Л. А. Ремянникова. Однако информация этого человека уже тогда являлась неполной, и 6 мая 1903 г. в Уфе эсеры убили губернатора Н. М. Богдановича.

Арест Гершуни в мае 1903 г. стал возможен благодаря тому, что ученик Зубатова и Медникова начальник Киевского охранного отделения ротмистр А. И. Спиридович внимательно отнесся к агентурной информации о прибытии в Киев «важного лица». Оперативные мероприятия были разработаны на высоком профессиональном уровне: на железнодорожные станции Киев-1, Киев-2, Дарница и Боярка посланы лучшие филеры, известные эсеровские явки взяты под контроль, у всех филеров проверено оружие. 13 мая сотрудники наружного наблюдения опознали и арестовали искомое лицо.

Е. Ф. Азеф

К лету работа Зубатова стала постепенно налаживаться, но его планам не суждено было реализоваться. Один из наиболее непримиримых противников Зубатова – министр внутренних дел В. К. Плеве в августе 1903 г. выразил ему свое недоверие. Зубатова отстранили от должности и сослали во Владимир под надзор полиции. По некоторым данным, последними словами, сказанными им директору Департамента полиции, были: «Вот так и становятся революционерами…» В Российской империи в очередной раз сложилась ситуация, когда профессионалы, отвечавшие за безопасность Отечества, оказались бессильны что-либо предпринять, а высшее политическое руководство страны, окруженное льстецами и интриганами, не пожелало задуматься о будущем. Мы полагаем, что отставку Зубатова следует рассматривать как демонстрацию недальновидности и самонадеянного бессилия политического руководства империи, неспособного удержать ситуацию в стране под контролем.

После увольнения Зубатова заведующим Особым отделом стал начальник Петербургского охранного отделения полковник Я. Г. Сазонов[588], в ноябре 1903 г. его сменил Н. А. Макаров[589]. Юрист по образованию, Макаров работал ранее исключительно в системе судебного ведомства и не обладал сыскными талантами и оперативным опытом Зубатова. Впоследствии Ратаев писал: «…всюду, на всех ответственных постах сидели новые люди, которым приходилось знакомиться с делом, присматриваться, когда нужно было действовать быстро, решительно, наверняка»[590].

Тем временем внешнеполитическая ситуация также стремительно ухудшалась. В конце 1903 г. японское правительство заканчивало подготовку к нападению на Россию. В предыдущей главе мы говорили о странном пренебрежении Николая II разведывательной информацией о подготовке Японии к войне. С помощью войны российское правительство намеревалось решить и внутренние проблемы, используя фактор внешней угрозы и рост патриотических настроений. Одним из сторонников войны с Японией был В. К. Плеве, выдвинувший тезис о «маленькой победоносной войне» как средстве победить революцию. Однако надежды российской правящей элиты не оправдались. Русско-японская война, начавшаяся в 1904 г., стала катализатором революционного движения. Не получая профессионального адекватного отпора со стороны власти, террористические группировки открыли настоящую охоту на высших руководителей империи.

Одной из первых жертв неразумной внешней и внутренней политики стал министр внутренних дел В. К. Плеве. Боевая организация эсеров, после ареста Гершуни восстановленная и возглавленная Е. Ф. Азефом, организовала на Плеве пять покушений: 18 и 25 марта, 1 апреля (подорвался техник А. Д. Покотилов), 8 и 15 июля. Последняя попытка оказалась удачной. Группа состояла из шести человек: М. И. Швейцер (готовил бомбы); Д. Ш. Боришанский, Е. С. Созонов и Л. В. Сикорский (гранатометчики); Е. О. Дулебов и И. И. Мацеевский (извозчики). При проезде открытой кареты Плеве по обычному, хорошо известному террористам маршруту Созонов метнул бомбу прямо в экипаж. Плеве и кучер были убиты, ранения и контузии получили семь человек: охранники, случайные прохожие и сам бомбометатель Созонов. Убийство Плеве вызвало в правящих кругах России состояние, близкое к панике, пост министра внутренних дел в течение полутора месяцев оставался вакантным. Позже сотрудники полиции и спецслужб узнали, что организатором убийства Плеве и руководителем Боевой организации эсеров являлся Евгений Филиппович (Евно Фишелевич) Азеф, секретный сотрудник Департамента полиции с 1892 г.

Е. С. Созонов

Среди историков до сих пор не утихают споры о том, кем же в действительности был Азеф. Одни называют его выдающимся боевиком, сумевшим проникнуть в Департамент полиции и с его помощью проводить удачные боевые операции, другие считают провокатором, работавшим против революционеров, третьи полагают, что Азеф – внедренный в департамент тайный агент иностранных (австрийских или германских) спецслужб. По нашему мнению, сущность Азефа четко определил Г. А. Лопатин (первый переводчик на русский язык «Капитала» К. Маркса): «Это человек, который совершенно сознательно выбрал себе профессию полицейского агента точно так же, как люди выбирают себе профессию врача, адвоката и т. п. Это практический еврей, почуявший, где можно больше заработать, и выбравший себе такую профессию»[591].

До отставки Зубатова в 1903 г. Азеф находился под его началом и постоянным контролем, однако после нее контроль был частично потерян. Азеф, проходивший курс наружного и внутреннего наблюдения еще при Московском охранном отделении и накопивший к 1904 г. солидный опыт оперативной и подпольной конспиративной работы, смог использовать и революционеров и полицию в своих собственных интересах. Этот опыт позволил ему избежать смерти от рук своих «товарищей» по подполью даже после разоблачения.

В связи с деятельностью Азефа остановимся на проблеме провокаторства. Многие историки именуют секретных сотрудников и даже полицейских и жандармских чиновников провокаторами. По нашему мнению, этот термин употребляют так либо по незнанию, либо в качестве пропагандистского клише. Под провокацией следует понимать инициированные секретными сотрудниками подстрекательские действия по вовлечению других лиц в незаконную антиправительственную деятельность. В этом смысле деятельность Азефа по организации террористических актов – провокаторская. Но при этом в работе секретного сотрудника всегда имеет место практически неразрешимый парадокс. Степень информированности сотрудника напрямую зависит от занимаемого им в подпольной организации положения, а позиции в службе, которой он отчитывается, определяются его авторитетом, заработать который можно только… антиправительственной деятельностью.

Второй важный момент заключается в том, по чьей инициативе секретный сотрудник совершает те или иные противоправные деяния: по санкции специальной службы, с которой сотрудничает, или действуя на свой страх и риск. В случае с Азефом имела место двойная игра. Азеф систематически вводил в заблуждение чиновников Департамента полиции, принижая свое истинное положение в партии эсеров. Его официальные кураторы либо действительно не знали, что их подопечный является руководителем Боевой организации и отвечает за «центральный террор», либо тщательно скрывали это впоследствии. Нельзя исключить также, что кроме официального сотрудничества с полицией Азеф параллельно работал на одну из придворных группировок, которая руками эсеров устраняла политических конкурентов.

Возвращаясь к убийству Плеве, отметим, что оно организовано по хорошо отработанной (стандартной) схеме. Были установлены маршруты передвижений министра, определены количество, диспозиция и действия его охраны. Метод покушения, выбранный с учетом данных наружного наблюдения, не оставлял Плеве никаких шансов уцелеть. В числе причин, обусловивших успех покушения, следует отметить пренебрежение дополнительными мерами безопасности со стороны самого министра, отсутствие агентурной информации о планах террористов, составе боевой группы и ее дислокации, отсутствие у охраны навыков выявления наружного наблюдения боевиков и пресечения попыток совершения покушений. Приведенные факты говорят о неудовлетворительной работе органов внутренней безопасности Российской империи. Ухудшение качества их работы после 1903 г. – прямое следствие кадровой политики руководства страны.

В отличие от охраны высших сановников империи охрана Николая II действовала безупречно даже в сложных условиях. Если его отец практически не покидал столицу, то Николай II достаточно много путешествовал, а это предъявляло к охране повышенные требования. Когда император намеревался посетить какой-нибудь российский город, туда за месяц до этого события отправлялась передовая группа из отряда секретной охраны, занимавшаяся исключительно подготовкой визита. Ее сотрудники изучали улицы, по которым должен был проследовать императорский кортеж, осматривали и брали на заметку все дома по пути его следования. Особое внимание уделялось проходным дворам, пожарным лестницам, чердакам и подвалам, т. е. маршрутам вероятного подхода и отхода террористов и возможным позициям стрелков и бомбометателей.

В распоряжениях, в том числе и опубликованных в открытой печати, подробно регламентировались меры безопасности при проезде императорской семьи, обязанности домовладельцев, квартиросъемщиков, их гостей и т. д. Допуск посторонних лиц в дома, находящиеся по маршруту следования высочайших особ, осуществлялся по заранее составленным спискам. Допущенные лица не должны были иметь биноклей, подзорных труб и фотоаппаратов. Все ворота и двери, выходившие на улицу, запирались на ключ; закрывались все окна в цокольном и первом этажах. Двери в сараи и на чердаки запирались и опечатывались, чердачные окна заколачивались, пожарные лестницы обшивались тесом. За несколько часов перед проездом кортежа по пути его следования во всех узловых точках маршрута размещались сотрудники полиции в форме, их добровольные помощники и чины отряда секретной охраны в штатском. (В конце главы вы найдете «Официальное печатное объявление по поводу приезда Их Императорских Величеств в г. Москву».)

Однако наибольшую трудность для охраны составляли не обыватели и даже не террористы, а непредсказуемое поведение самого императора. В качестве примера рассмотрим поездку Николая II в июле 1903 г. в г. Саров Нижегородской губернии. Вот как описывал этот визит начальник канцелярии Министерства императорского двора и уделов А. А. Мосолов[592]: «Лауниц[593] и я шли в середине свиты за императором. Губернатор высказал опасение, что толпа, желающая ближе видеть царя, прорвет тонкую цепь солдат и наводнит шоссе. В это время, не предупредив никого, государь свернул круто направо, прошел через цепь солдат и направился в гору. Очевидно, он хотел вернуться по дощатой дорожке и дать таким образом большему количеству народа видеть себя вблизи. Я крикнул Лауницу: „За мной!“ – и мы с великими усилиями пробились непосредственно до императора, от которого уже была оттерта вся прочая свита.

Его Величество двигался медленно, повторяя толпе: „Посторонитесь, братцы“. Государя пропускали вперед, но толпа немедленно опять сгущалась за ним, только Лауниц да я удержались за царем. Пришлось идти все медленнее, всем хотелось видеть и, если можно, коснуться своего монарха. Все более теснили нашу малую группу из трех человек, и наконец мы совсем остановились. Мужики стали размахивать руками и кричать: „Не напирайте“. Опять продвинулись вперед на несколько шагов. Я предложил царю встать на наши с Лауницем скрещенные руки, тогда его будет видно издали, но он не соглашался. В это время толпа навалилась спереди, и он невольно сел на наши руки. Затем мы его подняли на плечи. Народ увидел царя, и раздалось громовое „ура“»[594]. Как видим, в такой ситуации была высока вероятность гибели государя – и не только от рук террористов: его могла задавить восхищенная близостью монарха ненасытно любопытная толпа.

Без учета специальных военных охранно-конвойных подразделений личный состав Охранной команды Петербургского охранного отделения в 1904 г. насчитывал около 250 человек. Задачей сотрудников (филеров) этой команды (охранной агентуры) являлось обеспечение безопасности императорской фамилии. При проездах императора по Петербургу филеры рассыпались по улицам вдоль пути следования кортежа, наблюдали, чтобы никто не бросился из толпы; при поездках императора в другие города они неотлучно следовали за ним. Во всех театрах имелись места для филеров охраны. Для примера приведем один из вариантов расстановки охранной команды того времени: «В Царском Селе – 100 человек; в окрестностях Царского Села – 12; в охране императорских театров – 17; в Департаменте полиции – 7; при доме министра внутренних дел – 1; на вокзалах – 8; дежурных и сторожей – 6; писцов – 2; больных в среднем – 10. Налицо – 87»[595].

После наступления весны количество сотрудников в Царском Селе увеличивалось вследствие расширения района поездок императора и членов императорской семьи по окружающим паркам и увеличения численности населения в прилегающих дачных местностях. При посещении императором губерний, в которых наблюдалась повышенная революционная деятельность, там временно вводилось военное положение, на пути следования царского кортежа через каждые 300 метров были расставлены посты охраны. Охранная служба являлась трудной: многие сотрудники находились на улице от 12 до 20 (!) часов при любой погоде. В среднем агент Охранной команды получал жалованье в размере 60 рублей в месяц.

Мы уже упоминали, что в период русско-японской войны специальные службы Японии предприняли попытку использовать политических противников самодержавия для ослабления России изнутри. Бывший военный агент в Петербурге М. Акаши, обосновавшийся к тому времени в Стокгольме, установил контакт с лидером Партии активного сопротивления Финляндии К. Циллиакусом (Зиллиакусом). Последний ранее бывал в Японии и некоторые свои политические статьи подписывал Самурай. Циллиакус активно сотрудничал с русскими, польскими и кавказскими революционерами и участвовал в транспортировке нелегальной литературы из Скандинавии в Россию. В одном из докладов за 1904 г. Акаши писал: «К концу июня (1904) отношения между Зиллиакусом и основными оппозиционными партиями созрели. Он и я одновременно отправились в Париж, где вместе с представителями партии „Сакартвело“ Деканози и партии „Дрошак“ графом Лорис-Меликовым совещались по поводу организации беспорядков в России. Затем Зиллиакус отправился в Лондон на переговоры с Чайковским. <…> Я обещал Зиллиакусу, что выплачу ему 3000 иен на печатание прокламаций»[596].

Циллиакус предпринял активные усилия для консолидации радикально настроенных сил эмиграции и проведения в этих целях межпартийной конференции. Он предложил лидерам эсеров «…обсудить текст общего манифеста против войны и выработать план общих совместных действий для понуждения всеми мерами, хотя бы самыми террористическими, прекратить войну. Такими мерами могут быть одновременные в разных местностях вооруженные демонстрации, крестьянские бунты и т. п. Если понадобится оружие, то финляндцы берутся снабдить оружием в каком угодно количестве»[597]. Конференция была назначена на осень 1904 г., информация о ней поступила в Департамент полиции от Азефа через заведующего Заграничной агентурой Л. А. Ратаева. Анализ информации показал, что деятельность Акаши носила уже не разведывательный, а откровенно подрывной характер, направленный на дестабилизацию политической ситуации в России. В этих условиях противодействие военной разведке Японии было поручено не военному министерству, а Департаменту полиции.

С 30 сентября по 4 октября 1904 г. в Париже проходила конференция отдельных революционных и оппозиционных партий и групп. На ней было решено, что «…каждая партия может действовать своими методами: либералы должны атаковать правительство с помощью земства и газетных кампаний; эсерам и другим партиям следует специализироваться на крайних методах борьбы; кавказцам использовать свой навык в организации покушений; польским социалистам – опыт в проведении демонстраций»[598]. Об этом Азеф также проинформировал Департамент полиции. В октябре 1904 г. в Париж прибыл чиновник особых поручений департамента И. Ф. Манасевич-Мануйлов, вскоре установивший, что основной задачей Акаши стала организация силовых антиправительственных выступлений. Акаши говорил революционерам, что готов выделить деньги на приобретение оружия и для постоянного возбуждения общественного протеста против правительства.

Манасевич-Мануйлов получил данные об антиправительственной деятельности издателя журнала «Сакартвело» Г. Г. Деканозова (Деканози). Вокруг издания объединялись сторонники созданной в апреле 1904 г. Грузинской партии социалистов-федералистов (революционеров). Деканозов, завербованный Акаши, стал одним из его самых доверенных и высокооплачиваемых агентов, еженедельно он получал на расходы и разъезды свыше 2000 франков, что превышало расходы на всю Заграничную агентуру Департамента полиции в Париже. Манасевич-Мануйлов установил, что Деканозов регулярно участвует в транспортировке в Россию нелегальной литературы. Однако в конце 1904 г. он получил из Петербурга неожиданное указание прекратить разработку Деканозова: по мнению начальства, причастность последнего к антиправительственной военно-политической деятельности не была установлена.

1905 г. начался с трагического события, вошедшего в историю как Кровавое воскресенье. Главные причины трагедии, произошедшей 9 января, – неразумные и непоследовательные действия высшего руководства Российской империи, недопонимание роли и места рабочего движения в политической жизни страны. Еще в 1903 г. по инициативе С. В. Зубатова в Петербурге было создано легальное «Собрание русских фабрично-заводских рабочих», ставившее своей целью улучшение жизни и условий труда пролетариата. Возглавил эту общественную организацию священник Г. А. Гапон – талантливый пропагандист и организатор, быстро завоевавший популярность и среди рабочих, и во многих знатных домах столицы. «Собрание» интенсивно развивалось и к концу 1904 г. стало самой массовой рабочей организацией Петербурга, оно реально претендовало на роль лидера рабочего движения в стране. Однако после отставки Зубатова руководители Департамента полиции постепенно утрачивали над ним контроль, многие представители правящего класса увидели в «Собрании» угрозу собственному благополучию.

И. Ф. Манасевич-Мануйлов

Эсеры и эсдеки активно пытались использовать рабочее движение в собственных интересах. Игнорирование предпринимателями законных требований пролетариата привело к возникновению социального напряжения. После увольнения в декабре 1904 г. четырех рабочих Путиловского завода 3 января 1905 г. в столице началась забастовка.

На 9 января было назначено шествие к царю, чтобы вручить ему петицию от имени рабочих. Специалист в области охраны А. В. Герасимов[599] впоследствии писал: «Для власти было два прямых пути: или пытаться раздавить движение, арестовав его вождей и ясно объявив всем, что шествие будет разогнано силой; или убедить царя выйти к рабочей депутации для того, чтобы попытаться по-мирному успокоить движение. <…> Мне передавали, что государь хотел выйти к рабочим – но этому решительно воспротивились его родственники во главе с великим князем Владимиром Александровичем»[600]. В итоге Николай II остался в Царском Селе.

Командующий Петербургским военным округом великий князь Владимир Александрович решил подавить демонстрацию с помощью военной силы, не поставив об этом в известность полицию. Не имея опыта в разрешении сложных политических конфликтов, он принял наихудшее из возможных решений: отдав приказ расстрелять мирную демонстрацию, он тем самым выстрелил в императора. Бумеранг, подорвавший веру народа в справедливого царя, был пущен.

В результате расстрела были убиты и ранены не менее 10 полицейских, сопровождавших демонстрацию и пытавшихся остановить военных. После этого случая далеко не дружественные отношения между армией и полицией еще более ухудшились.

Реакция общества на расстрел рабочей демонстрации последовала немедленно. В тот же день в Петербурге на Васильевском острове была захвачена оружейная мастерская Шаффа и разгромлено управление 2-го участка Василеостровской полицейской части.

В январе 1905 г. в Москве, Варшаве, Риге, Саратове, Киеве, Одессе, Лодзи, Ревеле, Екатеринославе, Харькове и многих других городах прошли демонстрации, забастовки и митинги протеста, переходившие в открытые столкновения с полицией и войсками. Разгон демонстраций, аресты и ссылка участников движения не дали практического результата: события продолжали стремительно развиваться.

11 января вновь учрежден пост петербургского генерал-губернатора, на него был назначен генерал свиты Д. Ф. Трепов.

18 января вышла работа В. И. Ленина «Начало революции в России» с призывом к подготовке вооруженного восстания против самодержавия.

В Лодзи начались уличные бои между рабочими боевыми дружинами и двумя полками регулярной армии.

20 января вместо П. Д. Святополк-Мирского министром внутренних дел назначен А. Г. Булыгин[601], в феврале заявивший Николаю II, что революция уже идет.

К работе в изменившихся политических условиях высшее руководство Российской империи оказалось слабо подготовленным. Общее состояние охранных служб Российской империи в описываемый период явно не отвечало требованиям времени. В этом ряду особенно выделяется убийство московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, дяди Николая II. Он был одним из наиболее влиятельных людей при дворе, во многом определял внешнюю и внутреннюю политику Российской империи. После расстрела демонстрантов 9 января 1905 г. Боевая организация эсеров приговорила его к смерти. Когда боевики начали подготовку к покушению, внутренняя агентура сообщила о готовящемся террористическом акте в полицию. А дальше произошло нечто весьма странное. Для организации дополнительной охраны великого князя у директора Департамента полиции А. А. Лопухина были запрошены 30 000 рублей, но он отказался их выделить. Отказ мотивировался тем, что террористы якобы не посмеют совершить покушение на члена императорской фамилии. Охрану не усилили, и в итоге И. П. Каляев бросил бомбу в окно кареты Сергея Александровича прямо на территории Кремля (особо охраняемого режимного объекта!). После получения известия о гибели великого князя в результате террористического акта Д. Ф. Трепов, бывший тогда генерал-губернатором Петербурга, бросил в лицо Лопухину одно слово: «Убийца…»

Великий князь Сергей Александрович

В оппозиционной среде происходила интенсивная работа по вооружению партийных боевых отрядов. В начале февраля 1905 г. русский посол в Париже А. И. Нелидов получил письмо от горничной гостиницы «Интернациональ», где останавливался М. Акаши. За материальное вознаграждение она предложила свои услуги по негласному наблюдению за японским дипломатом. С ее помощью И. Ф. Манасевич-Мануйлов организовал прослушивание комнаты Акаши и негласный досмотр его багажа и переписки. В отчете Манасевич-Мануйлов писал: «Немедленно по получении такового извещения наблюдательные агенты были поставлены при гостинице как снаружи, так и внутри ее. 30-го же апреля удалось снять комнату под № 19, примыкающую к № 20-му, который был занят полковником Акаши. <…> Эти две смежные комнаты отделены друг от друга толстой стеной, в которой имеются две двойные двери. <…> Каждая из этих двойных дверей имеет <…> две дверцы, одну из которых <…> мы растворили. Таким образом, нас от № 20-го отделяла лишь одна простая дверь, из которой, во избежание всяких неожиданностей со стороны соседа, предварительно был вынут ключ. <…> Стол полковника, за которым тот имел обыкновение беседовать со своими посетителями, стоял как раз у той двери. <…> Разговор, который вели между собою Акаши и Деканози во вторник, 2 мая, в течение трех часов <…> был подслушан»[602].

4 марта 1905 г. директором Департамента полиции стал С. Г. Коваленский, ранее проходивший государственную службу исключительно по судебному ведомству. 29 июня его сменил Н. П. Гарин, которого 9 ноября сменил Э. И. Ву-ч. Двое последних были квалифицированными юристами, но имели слабое представление об оперативно-розыскной деятельности. Кадровая чехарда и попытки каждого нового руководителя проводить свою собственную концепцию только усиливали хаос и бюрократическую неразбериху в деятельности департамента, тормозя и без того пробуксовывавшую полицейскую машину. В правление Николая II из всех структур, отвечавших за обеспечение внутренней безопасности государства, наибольшее внимание правящей династии было обращено на положение дел в личной охране ее членов.

Зимой – весной 1905 г. основную угрозу для дома Романовых представляли боевики партии эсеров. Однако нельзя не отметить, что в условиях начавшейся смуты против монарха объединялись различные силы. Профессиональный революционер С. И. Гусев (Я. Д. Драбкин), бывший в 1904–1905 гг. секретарем Петербургского комитета РСДРП (б), в мемуарах писал о своих контактах с военными. Одним из них был офицер Академии Генерального штаба С. Д. Мстиславский (Масловский). В апреле 1905 г. в одном из ресторанов Петербурга Мстиславский сообщил представителям эсдеков, эсеров и «Союза освобождения», члены которого позднее вошли в состав Конституционно-демократической партии, что представляет тайную офицерскую организацию «Лига красного орла». По его словам, цель офицеров-заговорщиков – свержение императора и установление конституции. Заговорщики планировали арестовать Николая II во время празднования Пасхи, когда войска пойдут на молебен без оружия. Второй вариант предусматривал распространение дезинформации о захвате царя противниками конституции; в этом случае заговорщики, выступая в роли освободителей, также арестовывали Николая. Переговоры оказались безрезультатными, поскольку их участники не сошлись в вопросе о будущем государственном устройстве России.

В середине мая сотрудники Манасевича-Мануйлова сумели сфотографировать составленный К. Циллиакусом список с калькуляцией расходов на закупку оружия для революционных организаций. В нем, в частности, значилось: 5000 ружей для Грузинской партии социалистов-федералистов, 1000 ружей для Партии социалистов-революционеров, 8000 ружей для Финляндской партии активного сопротивления, 5000 ружей для Польской социалистической партии. Кроме того, для раздачи эсерам и финским сепаратистам предназначались 500 ружей-карабинов Маузера (пистолетов «С-96»). К тому времени все антиправительственные группировки приступили к закупке и перевозке оружия в Россию. Количество стволов измерялось десятками тысяч. Для выявления намерений подпольных организаций по оружейной линии на дальних подступах Манасевич-Мануйлов предложил создать резидентуры Департамента полиции в семи крупнейших портовых городах Европы. Его поддержал и посол Нелидов. Однако предложение не было принято, во многом из-за интриг в руководстве Департамента полиции.

Мы полагаем, что не последнюю роль в ухудшении работы Департамента полиции сыграло искусственное разделение системы политического сыска и общей полиции. В этих условиях сотрудники общей и политической полиции вынуждены были работать автономно, иногда открыто конкурируя друг с другом. Решение общей задачи обеспечения безопасности государства отходило на второй план, первостепенными становились конъюнктурные интересы: кто, когда и кому доложит о собственных успехах и о неудачах конкурентов. Возникло множество невидимых «локальных сетей», в том числе и внутри политической полиции, передача информации по которым зависела от личных пристрастий и принадлежности их участников к той или иной придворной группировке. В качестве примера достаточно привести длительную борьбу друг с другом двух корифеев политического сыска – П. И. Рачковского и Л. А. Ратаева. Их противоборство нанесло колоссальный ущерб деятельности заграничной агентуры Департамента полиции.

Противостояние правительственных группировок, происходившее при прямом попустительстве, а порой и при непосредственном участии высшего политического руководства страны, значительно ослабляло позиции органов безопасности и власти в целом. Это обстоятельство привело к падению уровня оперативной работы Особого отдела и подчиненных ему розыскных органов на местах. Заведующий отделом Н. А. Макаров больше занимался надзором за соблюдением законности в деятельности органов политического сыска, чем активизацией оперативной работы и реализацией оперативной информации. С. П. Белецкий, возглавлявший Департамент полиции в 1912–1914 гг., впоследствии писал: «События 1905 г. – результат непринятия своевременно решительных мер, что в свое время было результатом неосведомленности розыскных органов вследствие неудовлетворительной постановки политического розыска, почему все подготовительные работы революционеров прошли незамеченными или были учтены недостаточно серьезно местными розыскными органами»[603]. Даже в тех случаях, когда необходимая оперативная информация имелась, ее практическая реализация блокировалась из-за нерешительности и непоследовательных действий Николая II и его ближайшего окружения.

В этих условиях особое значение приобретали личные качества руководителей территориальных органов безопасности, зачастую действовавших на свой страх и риск. Одним из таких решительных людей являлся полковник А. В. Герасимов, 17 февраля 1905 г. ставший заведующим Петербургским охранным отделением. В первый же день работы он застал в помещении отделения одного из офицеров беседующим с секретным сотрудником, что было вопиющим нарушением правил работы с агентурой. И это в столичном охранном отделении! Медленно, но методично Герасимов исправлял недостатки в служебной деятельности отделения. Он постепенно наладил работу агентуры, по донесениям которой работали филеры Летучего отряда. Была арестована группа эсеров, готовившая одновременное покушение на четырех высших чиновников империи, затем задержана с поличным дочь якутского губернатора Т. А. Леонтьева, намеревавшаяся убить Николая II. Но эти тактические успехи повлиять на изменение ситуации в целом не могли. Высшая власть была практически полностью парализована. Аресты лидеров оппозиции обычно заканчивались тем, что даже при наличии документальных доказательств незаконной деятельности их не судили, а по распоряжению властей отпускали под надзор. В такой ситуации многие служащие полиции и жандармерии оказались дезориентированы и деморализованы.

До 1905 г. социал-демократы (как меньшевики, так и большевики) считали террористическую деятельность нецелесообразной, не связанной со всей системой борьбы пролетариата. В условиях революционного кризиса позиция руководства РСДРП по отношению к актам терроризма и к организации военной работы в целом изменилась. К середине 1905 г. при столичных и губернских организациях эсдеков созданы боевые комитеты, а при ЦК РСДРП – Боевая группа центрального подчинения, которые занимались военной подготовкой членов партии. Для решения военно-технических вопросов – закупки, производства и распространения оружия и взрывчатки – сформирована Боевая техническая группа при ЦК и Петербургском комитете РСДРП. Ее куратором со стороны ЦК большевиков стал инженер Л. Б. Красин. Все антиправительственные группировки приступили к закупке и перевозке оружия в Россию. Количество стволов измерялось десятками тысяч. Один из боевиков РСДРП Н. Колокольцев вспоминал:

«Всего было человек 25 очень надежных товарищей, с которыми я выступал на охрану митингов и собраний. На первое время поступало оружие плохое: „смит-вессоны“, большие и малые, и „бульдоги“, одним словом – всякая дрянь, но и это оружие в руках рабочих было очень хорошее.

Потом, помню, в июне месяце, вечером, я выходил из артели, вижу, подъезжает ломовой извозчик, спрашивает мою фамилию; я отвечаю, что это я, спрашиваю, в чем дело. „Примите багаж“. – „Какой багаж?“ Он отвечает: „Из таможни с квитанцией“. – „Нет, и что здесь?“ Он ответил, что сейчас придет человек и объяснит, что здесь. Перетаскали ящики, и извозчик уехал, после чего я дожидался 1? часа, но никого не было. Со мной был один тов., П. Седов: решили вскрыть ящики. Там, в ящиках, к нашей неожиданности, оказались средние „браунинги“ и „маузеры“, а также ящики с патронами к ним. Мы стояли в недоумении, что делать? У того и другого не работала голова, так потеряли всю ночь. Все-таки удалось разместить оружие в удобные места.

На следующий день приходит Петр Кавказец, который говорит, что оружие, которое получено, нужно быстрее раздать.

Тогда был выработан пароль, с которым приходили рабочие из других районов: 1) Москворецкого, 2) Рогожского, 3) Лефортовского, 4) Городского, к которому принадлежали Пресня, Бутырки, Сущево, Большая Дмитровка и вся окружающая местность.

Раздача оружия происходила очень медленно, и раздавать его было очень неудобно, приходили в артель во время работы. Кто придет – возьмет 3 штуки, кто – 5 штук и т. д. И так раздача происходила очень долго, затем в артель каждый вечер собирались для практической стрельбы, а также учились разбирать и собирать оружие. Я помню, что происходила практическая стрельба в Техническом училище»[604].

Впервые после 1825 г. отдельные воинские части начали выходить из повиновения командирам и присоединяться к забастовщикам. 14 июня 1905 г. на Черноморском флоте взбунтовался экипаж броненосца «Потемкин». Его поддержали моряки еще четырех военных судов. 15–18 июня имел место мятеж моряков на военно-морской базе Балтийского флота – в Либаве, 25–26 июня – мятеж двух батальонов Кавказской саперной бригады в Александрополе. Многие офицеры армии и флота занимали выжидательную позицию, заявляя, что находятся «вне политики». Колебались даже некоторые командиры гвардейских полков, дислоцированных в столице.

В течение 1905 г. наиболее компетентным должностным лицом в МВД, имевшим значительный опыт и успехи в оперативной работе, был П. И. Рачковский. По представлению Трепова 4 июля он вступил в должность вице-директора Департамента полиции с правом подписи документов за директора. 27 июля директора (Н. П. Гарина) освободили от заведования делами, относящимися к государственным преступлениям и розыску по ним, с возложением этих обязанностей на Рачковского. В его обязанности входило: 1) руководство розыском по делам о государственных преступлениях, осуществляемом на месте охранными отделениями и чинами Отдельного корпуса жандармов; 2) надзор за производством чинами ОКЖ и Департамента полиции дознаний по делам о государственных преступлениях; 3) надзор за осуществлением на местах гласного надзора над лицами, подчиненными надзору, и негласного за лицами «сомнительной благонадежности»;

4) вопросы, связанные с учреждением и устройством на местах органов политического розыска;

5) участие в Особом совещании по делам об административной высылке.

В подчинение Рачковскому были переданы образовавшие «политическую часть» 5-е (подготовка докладов Особому совещанию) и 7-е (наблюдение за ходом политических дознаний) делопроизводства Департамента полиции и Особый отдел. Рачковский продолжил прерванную с уходом Зубатова практику внедрения секретных агентов в революционные кружки и партии, поставив главной своей целью наблюдение за Боевой организацией эсеров. В ее рядах наряду с Е. Ф. Азефом успешно работал в это время его агент Н. Ю. Татаров. Однако, как мы указывали, Азеф уже вел свою игру, сообщая выгодные лишь ему самому сведения. Благодаря Рачковскому были предотвращены террористические акты против генерала Д. Ф. Трепова, великих князей Владимира Александровича и Николая Николаевича, однако политическая ситуация в России продолжала ухудшаться. Эксперты Департамента полиции в указанный период не всегда могли объективно оценить масштабы революционной деятельности в стране.

24 августа 1905 г. Рачковский направил в адрес начальников жандармских управлений, охранных отделений и розыскных пунктов циркуляр «О регулярном предоставлении Особому отделу отчетов о деятельности революционных партий»: «Противоправительственное движение, органами борьбы с которым являются главным образом жандармские управления и охранные отделения, получило за последнее время весьма широкое развитие, выразившееся в образовании целого ряда самостоятельных революционных партий и организаций, действующих каждая по собственной программе и системе.

Ближайшее ознакомление с характером, целями и способами действий тайных организаций, несомненно, должно составлять первейшую обязанность офицеров Отдельного корпуса жандармов, призванных к непосредственной борьбе с ними, так как только полная в этом отношении осведомленность может дать розыскным органам правительства правильный взгляд на дело и содействовать выработке целесообразных приемов борьбы, которая в противном случае будет сводиться лишь к временному, часто случайному, изъятию из преступной среды отдельных ее представителей или задержанию одних средств пропаганды, которыми они пользуются.

Между тем опыт показывает, что некоторые представители жандармского надзора на местах не проявляют надлежащего интереса к теоретическому ознакомлению с программами и тактикой отдельных революционных организаций, не имеют посему ясного представления о характере противоправительственного движения во вверенных им районах, вследствие чего доносят Департаменту полиции о частных случаях проявления революционной деятельности отдельных лиц или групп, оставляя Департамент полиции в неизвестности относительно общего положения революционного движения в районе, вследствие чего департамент как центральное учреждение, ведающее розыском, встречается с весьма значительными затруднениями при оценке положения противоправительственного движения и при выработке общих руководящих указаний и планомерной борьбы с таковым.

Ввиду изложенного Департамент полиции признает необходимым установить за общее правило, чтобы главные начальники губернских и областных жандармских управлений и охранных отделений периодически, два раза в год, представляли в департамент, независимо от обычных по ходу текущих дел, донесений, особые записки, в которых без излишних подробностей и мелочей, затемняющих дело, но с достаточною определенностью и точностью излагали обоснованные более или менее фактически, а не на одних предположениях, сведения по нижеследующим вопросам:

I) Какие революционные организации существуют в данном районе, когда они возникли, в чем выразилась их деятельность (демонстрации, забастовки, террористические факты, пропаганда словом и литературой), каков их полный состав и кто выдающиеся по своему значению их руководители. В этом отношении наибольшего внимания должны заслуживать местные группы ниже перечисляемых организаций:

1) партии социалистов-революционеров, с ее союзами, Боевой организацией и боевыми дружинами;

2) „анархистов-коммунистов“, „непримиримых“ и „махаевцев“;

3) Российской социал-демократической рабочей партии, в виде ее местных союзов, комитетов и групп фракций, так называемых „большинства“ и „меньшинства“;

4) „Всеобщего еврейского рабочего союза в Польше, Литве и России“ (то же – „Бунд“, действующий преимущественно на Западе России);

5) „Польской социалистической партии“, „Социал-демократии Королевства Польского и Литвы“ и партии „Пролетариат“ (Привислинский край);

6) „Латышской социал-демократической рабочей партии“ (Прибалтийский край);

7) „Армянской партии революционеров-федералистов“ („Дрошак“, то же – „Дашнакцутюн“) и Грузинской социально-революционной федералистической партии „Сакартвело“ (Кавказ);

8) „Партии активного сопротивления“ (Финляндия), а также самостоятельных организаций: „Военно-революционной“, „Сионистов-социалистов“ (Пойалей-Цион) и „Союза освобождения“.

II) Какие указания получены на существование в данном районе технических революционных предприятий, как то: изготовление разрывных снарядов, приобретение оружия, организация паспортных бюро, постановка тайных типографий и устройство других множительных аппаратов.

III) Какие появились в пределах района за определенный период времени наиболее характерные преступные издания (брошюры и листки) и от имени каких революционных организаций, и каким способом тиснения они выпущены. В этом случае надлежит указывать, с представлением образцов, главным образом те издания, которые имеют программный характер, или направлены к агитации в военной и крестьянской среде, или же изданы по поводу отдельных особенно серьезных событий.

IV) Какие имелись указания на сношения и связи революционных организаций данного района с таковыми же других местностей и сообщалось ли и что именно об этом подлежащим начальникам жандармских управлений и охранных отделений.

V) Какие именно меры, административные и другие, были предпринимаемы в каждом отдельном случае по предупреждению главнейших явлений революционного характера и преследованию уже совершенных преступлений политического свойства.

Принимая за сим во внимание, что сроки 1 января и 1 июля уже приурочены для представления жандармскими управлениями и охранными отделениями отчетностей по негласному наблюдению, департамент предлагает включать в вышеуказанные записки сведения по полугодиям, с 1 октября по 1 апреля, и препровождать в департамент (по Особому отделу) немедленно и не позднее недели по наступлении этих сроков.

Сообщая об изложенном гг. начальникам жандармских управлений, охранных отделений и офицерам, заведывающим розыскными пунктами, к неуклонному и точному исполнению, департамент присовокупляет, что содержательность и основательность вышеуказанных отчетов будут служить одним из главных оснований для суждения о степени деловой осведомленности местных розыскных органов и дееспособности лиц, стоящих во главе таковых»[605].

14 октября 1905 г. петербургский генерал-губернатор и начальник Петербургского гарнизона генерал Д. Ф. Трепов в извещении к жителям столицы писал: «Если бы, однако, где-либо возникли бы попытки к устройству беспорядков, то таковые будут прекращаемы в самом начале и, следовательно, серьезного развития не получат. Войскам и полиции мною дано приказание всякую подобную попытку подавлять немедленно и самым решительным образом; при оказании же к тому со стороны толпы сопротивления – холостых залпов не давать и патронов не жалеть»[606].

В крупных городах страны вводилось военное положение. Прорабатывались даже варианты эвакуации императора и членов его семьи за границу в октябре 1905 г., когда в Петербурге началась всеобщая забастовка. В те дни кайзер Вильгельм прислал Николаю II письмо с предложением переехать в Германию. Немецкое правительство воспринимало революционную ситуацию в России настолько серьезно, что начало выдвижение к русской границе нескольких армейских корпусов, а на Балтику – крейсеров военно-морского флота.

Большая заслуга в организации охраны императорской фамилии принадлежала Д. Ф. Трепову, назначенному в октябре 1905 г. дворцовым комендантом. До этого он 10 лет был московским обер-полицмейстером, затем командиром Отдельного корпуса жандармов и хорошо знал ситуацию в Российской империи. За короткое время Трепов полностью реорганизовал охрану императора и, что особенно важно, объединил полицию, жандармерию и службы личной охраны в единую систему. Дворцовый комендант находился в непосредственном подчинении Министерства Императорского двора. В функции дворцового коменданта входило общее наблюдение за безопасностью проживания и передвижения императора и его семьи, а также руководство деятельностью полицейских органов, подчинявшихся данному министерству. В ведении дворцового коменданта были Управление дворцового коменданта, Дворцовая полиция, Инспекция императорских поездов.

В 1905 г. общий расход средств исключительно на охрану императорской фамилии составлял 159 000 рублей. В связи с ростом числа революционных выступлений начальник Дворцовой полиции ротмистр Б. А. Герарди[607], полагая количество сотрудников охраны недостаточным, в 1906 г. предложил новый план распределения наружных постов. Наряду с существовавшими постами вводилась дополнительная охрана у дворцов всех великих князей и министров; например, министра внутренних дел охранял уже не один сотрудник, а пятеро. В одном из полицейских докладов начала XX в. «Об обеспечении безопасности Их Императорских Величеств и высокопоставленных лиц» приводится план «…денных постов у дворцов, в коих имеют пребывание высочайшие особы, и у домов, в коих проживают высокопоставленные лица»[608]. Всего было установлено 98 постов в 3 смены, т. е. 294 человека. Наряду с Дворцовой полицией (гласной охраной) за безопасность императорской семьи и высших чиновников империи отвечали и сотрудники созданной в 1906 г. Охранной агентуры (негласная охрана). Эту структуру возглавил А. И. Спиридович, подчинявшийся дворцовому коменданту.

В докладе отмечалась необходимость ротации сотрудников наружной охранной службы, с привлечением кадров из российских губерний: «Для наилучшей постановки службы этих постов, а равно для получения от них наибольшей пользы будет целесообразно заместить часть этих постов, а также часть людей, находящихся ныне на вокзалах, филерами, командированными в охранную агентуру по два от каждого из провинциальных охранных отделений из числа филеров, наиболее осведомленных о местных революционных деятелях. При такой технике охранных постов, в особенности если эти филеры будут расставлены на Невском проспекте и Морской улице, явится вероятным выяснение провинциального революционера, если последний, скрывшись у себя от наблюдения, появится в столице. Взамен прикомандированных филеров из Охранной агентуры можно будет командировать равное количество агентов, которые, ознакомившись в подлежащем охранном отделении с наблюдаемым составом, возвратятся в Охранную агентуру, а присланные люди будут откомандированы. Затем смена людей, ввиду движения наблюдаемого состава и появления в нем новых лиц, может быть произведена вновь»[609].

Ротация позволяла личному составу провинциальных охранных отделений получить опыт работы в столице и познакомиться с установочными данными особо опасных лиц из «наблюдаемого состава». Сотрудники центрального аппарата охраны приобретали знания о провинциальных революционерах и могли обучать коллег из местных отделений новинкам в области охранного и розыскного дела.

В условиях государственной политики, неадекватной росту террористической активности, ответной реакцией на выступления левых политических группировок стало появление правых радикальных организаций. Целью последних было противодействие революционным экстремистским выступлениям, поддержка неограниченного самодержавия и борьба с любыми формами осуществления демократических преобразований. В ноябре 1905 г. организационно оформился «Союз русского народа», созданный при участии сотрудников Департамента полиции и поддержанный некоторыми представителями правящей элиты. В 1908 г. создан «Союз Михаила Архангела». Методы действий представителей правых организаций (пропаганда, устрашение политических противников, тактические приемы и т. п.) были зеркальным отражением методов левых организаций. Можно сказать, что экстремизм одних неизбежно приводил к выступлениям других.

Начались вооруженные столкновения боевых дружин правых и левых неправительственных организаций. Именно в этих столкновениях и рождался тот бесценный опыт, который в дальнейшем ляжет в основу тактики боевых действий малых подразделений в городских условиях. Этот опыт доставался дорогой ценой. Боевик М. Виноградов вспоминал: «…Боевую дружину, которая возвращалась в университет, чтобы там уже разойтись, ожидал кровавый финал. Нас было 80 человек вооруженных. Быстрым шагом подходили мы к университету с Никитской и заворачивали за угол против Манежа, как вдруг со всех сторон – перекрестный огонь, загремели выстрелы, и 40 человек дружинников уложили на месте, некоторые были ранены.

Засада была хорошо организована: угол Никитской и Манежа был освещен электричеством, тогда как на всех прилегающих улицах весь свет был потушен и мы не могли видеть, кто и откуда в нас стреляет.

Мы проникли во двор университета, захватив всех своих убитых и раненых. За последним, оставшимся лежать на мостовой, я вернулся и унес под градом пуль. Но и на двор еще сыпались пули, пока, наконец, нам не удалось войти в самое здание университета.

Там мы тотчас же забаррикадировались в ожидании дальнейших нападений, но ночь прошла спокойно. Раненых перевязали, убитых уложили на столы, а утром их увезли близкие, явившиеся за ними.

Ясно стало, что против винтовок нужна винтовка и, кроме того, нужна тактика уличного боя, нужна хорошо обученная боевая дружина, обученная и стрельбе с приемами передвижения и приемами боя, и с этой минуты я все внимание перенес на организацию такой дружины в Миусском парке.

Революционными связями были добыты средства – тысяча рублей, на них купили 40 винтовок-винчестеров, коротких, чтобы можно было носить их под пальто. К ложу каждой винтовки прибит был ремень, в который продевалась рука, после чего уже надевалось пальто. Винтовка оказывалась под мышкой, и дружинник по внешнему виду ничем не отличался от обыкновенного прохожего. Кроме того, были приобретены два „маузера“ для руководителей – меня и т. Щепетильникова. На патроны денег не хватало, и пришлось обратиться к ассоциации инженеров, которая в складчину раскошелилась всего на 100 целковых на вооруженное восстание, каждый же „революционный“ банкет обходился им в несколько сот рублей.

В людском материале, разумеется, недостатка не было, и боевая дружина в 48 человек была быстро сорганизована. Дружина была разбита на 3 шашки по 16 человек. Нормальный строй был: 3 шашки, друг за другом по 4 ряда. Из этого строя по беззвучному сигналу дружина переходила мгновенно в любой строй: развернутый направо, налево, вперед, назад, в каре, по двум сторонам улицы и, главным образом, в рассыпной с использованием естественных прикрытий. Командовать дружиной приучался каждый дружинник, и во время упражнений командование велось по очереди всеми, по дню каждый. Цель была та, чтобы в случае гибели вождей дружина продолжала оставаться боеспособной. Начальники наши стояли в общих рядах, так что ничем не отличались от остальных дружинников. Для упражнения в строю мы отвели бывший цейхгауз во дворе и там целыми часами ежедневно вели строевые упражнения, пока не добивались полной отчеканенности движений.

Кроме различных видов строя, мы упражнялись немало также и в невидимых передвижениях по городу. Покидая Миусский парк, мы условливались, где сойтись, и, выходя поодиночке, шли туда, каждый своей дорогой.

Придя на условленную площадь, мы циркулировали по ней, [пока] все не успевали добраться, и затем по условленному сигналу, как по мановению волшебного жезла, сразу вырастала вокруг начальника боевая дружина в 48 человек в полной боевой готовности. Однако между появлением первого дружинника в условленном месте и приходом последнего проходило не более пяти минут.

Пока у нас в распоряжении были только револьверы в небольшом количестве, упражнения в стрельбе мы вели в мастерских Миусского парка, но когда мы вооружились винтовками, то пришлось подумать о стрельбище. Такое мы нашли в Сокольниках, в глухом месте рощи, где были сложены поленницы дров.

Мы брали трамвайный вагон, ставили на нем вывеску „служебный“, засаживались в нем все 48 человек и через несколько минут были уже у Сокольничьего круга. Вагон ставился на запасный путь, а сами мы направлялись на наше стрельбище гуськом друг за другом, ступая, как волки, вслед друг другу, чтобы на снегу оставался след только одиночный, а не от толпы людей. Придя на место, мы также, не топча снега, развертывались в шеренгу против поленницы дров. Стреляли по очереди, всякий со своего места, все в одну точку поленницы, начиная с очень близкого расстояния и постепенно увеличивая и увеличивая изо дня в день, причем предварительно в мастерских парка мы вели упорные упражнения в прицеле без патронов, в спуске курка и вообще во всех тонкостях, обеспечивающих точное попадание. Каждый выброшенный из винтовки патрон тщательно подбирался, это делалось для того, чтобы не оставалось следа и использовать патрон в дальнейшем: ввиду ограниченности их мы перезаряжали и вновь пускали в дело. По окончании стрельбы точка, куда ложились пули, замазывалась грязью и снегом, дружина свертывалась и по старому следу гуськом возвращалась к вагону, который уносил нас обратно.

Результаты стрельбы получались блестящие: каждый дружинник бил очень метко, можно сказать, без промаха, и уверенность в их меткости была настолько велика, что руководящий стрельбой стоял в нескольких шагах от цели и концом палки указывал ту точку, куда попадала последняя пуля.

Когда миусская дружина была сорганизована и обучена, партия начала употреблять ее для охраны митингов. Нас извещали заранее, и к назначенному часу мы появлялись»[610].

В условиях роста революционных настроений в обществе власть пошла на уступки, в стране начались либеральные преобразования. 6 августа Николай II издал манифест о созыве к началу 1906 г. Государственной думы с совещательными полномочиями. Объявленная университетская автономия, по мнению Трепова и Рачковского, должна была примирить интеллигенцию и правительство, однако этого не произошло. 9 октября премьер-министр С. Ю. Витте представил императору доклад о положении в стране и предложил два варианта разрешения политического кризиса: ввести в России военное положение или даровать народу конституцию. Император колебался, но сторонники либеральных реформ в его окружении победили: 17 октября был опубликован манифест «Об усовершенствовании государственного порядка». В нем, в частности, объявлялось: «На обязанность правительства возлагаем мы выполнение непреклонной нашей воли:

1) Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собрания и союзов.

2) Не устанавливая предназначенных выборов в Государственную думу, привлечь теперь же к участию в Думе в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив засим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку; и

3) установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от нас властей»[611]. Авторы манифеста считали, что свобода политических партий, выборы в Государственную думу и объявленная 21 октября амнистия для политических заключенных будут способствовать согласию и примирению в обществе. Власть, хотя и с запозданием, сделала первый шаг навстречу оппозиции. Многие представители правящего класса искренне полагали, что «теперь начнется новая жизнь». Но лидеры оппозиции восприняли эти действия как слабость; они полагали, что наступил исключительно благоприятный момент для свержения самодержавия, поскольку в правоохранительных органах столицы царила растерянность, близкая к панике. Герасимов вспоминал: «Большинство сходилось на том, что Охранное отделение теперь будет устранено. И многие просили меня оказать им протекцию, – кто для поступления в железнодорожное жандармское управление, кто – в пограничную стражу. <… > Я обещал… но – отшучивался: „Успокойтесь, господа. Без нас не обойдутся. Полиция имеется даже во Французской Республике. Кто хочет, может уйти, – а нам работа найдется…“ Утром, когда я шел на службу, наткнулся на маленький летучий митинг. Какой-то оратор, уцепившись за фонарь, говорил о том, что не благодарить царя, не служить молебны нужно – а прогнать царя прочь… Положение было еще хуже, чем я думал»[612].

В октябре 1905 г. в работе «Задачи отрядов революционной армии» В. И. Ленин изложил свое мнение по вопросам теории и практики подготовки и использования боевых революционных групп: «Отряды должны составляться по возможности из близко живущих или часто, регулярно в определенные часы встречающихся людей (лучше и то и другое, ибо регулярные встречи могут быть прерваны восстанием). Задача их – наладить дело так, чтобы в самые критические минуты, при самых неожиданных условиях можно было оказаться вместе. Каждый отряд должен поэтому заранее выработать приемы и способы совместного действия: знаки на окнах и т. п., чтобы легче найти друг друга; условные крики или свистки, чтобы в толпе опознать товарища; условные знаки на случай встречи ночью и т. д. и т. д. Всякий энергичный человек с двумя-тремя товарищами сумеет разработать целый ряд таких правил и приемов, которые надо составить, разучить, упражняться в их применении. Надо не забывать, что 99 % за то, что события застанут врасплох и соединяться придется при страшно трудных условиях.

Даже и без оружия отряды могут сыграть серьезнейшую роль: 1) руководя толпой; 2) нападая при удобном случае на городового, случайно отбившегося казака (случай в Москве) и т. д. и отнимая оружие; 3) спасая арестованных или раненых, когда полиции очень немного; 4) забираясь на верх домов, в верхние этажи и т. д. и осыпая войско камнями, обливая кипятком и т. д. При энергии организованный, сплоченный отряд – громадная сила. Ни в каком случае не следует отказываться от образования отряда или откладывать его образование под предлогом отсутствия оружия.

Отряды должны по возможности заранее распределять функции, иногда выбирать заранее руководителя, начальника отряда. Неразумно было бы, конечно, впадать в игру назначения чинов, но нельзя забывать гигантской важности единообразного руководства, быстрого и решительного действия. Решительность, натиск – три четверти успеха.

Отряды должны немедленно по образовании, т. е. теперь же, взяться за всестороннюю работу отнюдь не теоретическую только, но и непременно практическую также. К теоретической мы относим изучение военных наук, ознакомление с военными вопросами, чтение рефератов по военным вопросам, приглашение на беседы военных (офицеров, унтеров и проч. и проч. вплоть до бывших солдатами рабочих); чтение, разбор и усвоение нелегальных брошюр и статей в газетах об уличном бое и т. д. и т. д.

Практические работы, повторяем, должны быть начаты немедленно. Они распадаются на подготовительные и на военные операции. К подготовительным относится раздобывание всякого оружия и всяких снарядов, подыскание удобно расположенных квартир для уличной битвы (удобных для борьбы сверху, для складов бомб или камней и т. д. или кислот для обливания полицейских и т. д. и т. д., а также удобных для помещения штаба, для сбора сведений, для укрывательства преследуемых, помещения раненых и т. д. и т. д.). Затем к подготовительным работам относятся немедленные распознавательные, разведочные работы: узнавать планы тюрем, участков, министерств и проч., узнавать распределение работы в казенных учреждениях, в банках и т. д., условия охраны их, стараться заводить такие связи, которые бы могли принести пользу (служащий в полиции, в банке, в суде, в тюрьме, на почте, телеграфе и т. д.), узнавать склады оружия, все оружейные магазины города и т. д. Работы тут масса и притом такой работы, в которой громадную пользу может принести всякий, даже совершенно не способный к уличной борьбе, даже совсем слабые люди, женщины, подростки, старики и проч. Надо стараться сплачивать теперь же в отряды непременно и безусловно всех, кто хочет участвовать в деле восстания, ибо нет и быть не может такого человека, который при желании работать не принес бы громадной пользы даже при отсутствии у него оружия, даже при личной неспособности к борьбе.

Затем, не ограничиваясь ни в каком случае одними подготовительными действиями, отряды революционной армии должны как можно скорее переходить и к военным действиям в целях: 1) упражнения боевых сил; 2) разведки слабых мест врага; 3) нанесения врагу частичных поражений; 4) освобождения пленных (арестованных); 5) добычи оружия; 6) добычи средств на восстание (конфискации правительственных денежных средств) и т. д. и т. д. Отряды могут и должны ловить сейчас же всякий удобный случай для живой работы, отнюдь не откладывая дело до общего восстания, ибо без подготовки в огне нельзя приобрести годности и к восстанию»[613].

Для примера боевой работы на местах приведем воспоминания одного из активистов Петербургской организации РСДРП А. И. Сергеева:

«Приходилось вести работу в двух направлениях – чисто партийную и боевую. Личной жизни у нас совершенно не существовало. Для боевой подготовки наша организация устраивала лекции по подготовке к боевому делу. Ходили на эти конспиративные лекции представители дружин разных заводов; так, были представители дружин с завода Лесснера, патронного, набиралось иногда в комнате человек до десяти. Какой-то артиллерист-офицер, который бывал иногда в форме, иногда в штатском платье, читал нам о взрывчатых веществах, изготовлении бомб, употреблении оружия, постройке баррикад; о том, как свести поезд с рельс[ов], о поджогах и проч. Слушали с большим интересом, задавали вопросы, читал он нам из Виктора Гюго о баррикадах. Принес он нам однажды фосфор, разведенный, кажется, в спирту, обмакивал в него бумажку, и когда она высыхала, то загоралась; всем нам хотелось иметь этот состав. И вообще, слушали этого офицера с большим вниманием, потому что знали, что он – специалист в этом деле. Он пользовался у нас полным доверием. Собирались больше всего на Петербургской стороне у курсисток.

После таких лекций приходилось собирать свой кружок и передавать им содержание лекции. Организатор боевой дружины должен был инструктировать свою группу по практической стрельбе, и мне приходилось регулярно по субботам водить дружинников из Петербургского и Выборгского районов на Малую Охту, садились в лодку, ехали по реке, потом шли по лесу и там на просеке, установив цель, занимались стрельбой. У меня были винтовка, маузер, браунинг и револьверы. Это было оружие для всей группы, хранилось оно у меня, причем некоторые боевики имели постоянно при себе оружие, а лучшее оружие хранилось у меня и давалось только во время практической стрельбы; потом это оружие опять оставляли у меня на хранение»[614].

Еще один из членов РСДРП – Бутягин, проходивший специальную подготовку, – позднее писал:

«Летом 1905 г. попал я на конференцию северокавказских организаций. Мы обсуждали вопросы подготовки к вооруженному восстанию, и, по соглашению с представителями Юга, наше собрание выделило меня для посылки в Киевскую школу.

В июле месяце, по явке где-то на Крещатике, я попал в Киев, имел несколько ночевок на Подоле, около Днепра, а затем на третий или четвертый вечер меня и двух товарищей отвели за город на огороды, в маленький, стоящий среди гряд домик. Нас было сначала трое, потом привезли еще пять человек – все с разных концов России, из областных социал-демократических организаций. Все крайне конспирировали и не называли своих имен и фамилий, даже клички переменили.

Нас замуровали в этом домишке из двух комнат; мы не могли показывать носа из дверей и окон, пока не стемнеет. Ночью разрешалось выйти подышать свежим воздухом, но выйти с огорода считалось против конспирации. Еще через день появились киевские товарищи: одного я видел на явках, двое других были мне не знакомы. Один начал знакомить нас с нитратами, кислотами и их реакциями. <…> Я сразу понял, что имею дело с опытным человеком и знатоком взрывчатых веществ. Другой товарищ <…> читал нам лекции, обучал военной технике, баррикадной борьбе, постройке баррикад, а главное – правильному пониманию вооруженного восстания и подготовке для него военно-технических средств. <…> Но некоторые товарищи плохо охватывали значение доз, значение температуры… Им трудно было привыкнуть к крайней осторожности и четкости в работе; поэтому здесь, в школе, и потом в лабораториях – армавирской, екатеринодарской, новороссийской, ростовской – приходилось часто висеть на волосок от смерти.

Нам лаборант часто говорил, что так как мы работаем, при 90 % за то, что все через полгода уйдем в потусторонний мир, то и не успеем раскинуть сети большевистских лабораторий. Его пророчества были довольно верны: тифлисская лаборатория взорвалась очень скоро, затем я слыхал о взрыве одесской лаборатории. У меня в екатеринодарской лаборатории тоже только случай и беззаветное самопожертвование моего помощника спасли положение, хотя этот товарищ все-таки сжег свою левую руку раствором металлической ртути в сильно дымящейся кислоте.

Благополучно закончив занятия, обучившись еще метанию бомб, мы поодиночке разъехались по разным организациям ставить партийные лаборатории»[615].

Приведенные воспоминания приоткрывают завесу лишь над малой частью нелегальной антиправительственной деятельности, направленной на силовое устранение действующей власти. Подобные мероприятия в той или иной мере проводили все оппозиционные организации и партии.

Одновременно с формированием, обучением и практикой действий боевых дружин происходило создание параллельных органов власти – советов рабочих депутатов. Первый совет создан в середине марта 1905 г. в Алапаевске, 15 мая был образован Совет уполномоченных рабочих депутатов в Иваново-Вознесенске, 13 октября – Петербургский совет рабочих депутатов. Интенсивно развивались союзы, объединявшие работающее население по принципу профессиональной принадлежности. 8–9 мая 1905 г. в Москве состоялся 1-й съезд «Союза Союзов», на который прибыли представители 14 профессиональных объединений. Дело дошло до того, что профсоюзы стали создавать даже сотрудники полиции.

Представители оппозиционных партий, входившие в руководство советов и союзов, вели активную антиправительственную агитацию и постепенно присваивали себе отдельные функции исполнительной власти. А. В. Герасимов вспоминал, что через несколько дней после опубликования указа об амнистии в Петербургское охранное отделение прибыли представители Совета рабочих депутатов и потребовали показать помещения для арестованных, и это было исполнено. Он писал: «Можно сказать, что Петербург находился в состоянии сплошного митинга. Из-за границы приехали эмигранты и присоединились к выпущенным из тюрем революционерам. Из-за границы же привезли русские нелегальные издания и начали открыто продавать их на улицах. <…> Как грибы росли революционные издания. Конфискации нелегальных типографий побудили революционные партии печатать свои издания в легальных частных типографиях. <…> И скоро появились легальные газеты с аншлагами: „Пролетарии всех стран, соединяйтесь“, „В борьбе обретешь ты право свое“. <…> Еще хуже распространения революционных изданий было другое: существование и рост влияния Совета рабочих депутатов. Он возник в дни октябрьской забастовки для руководства стачечным движением. После окончания забастовки Совет расширился, реорганизовался и – стал вести себя как второе правительство. Во все учреждения он слал запросы, требовал справок и объяснений – и всего хуже было то, что учреждения, даже правительственные, даже полиция, эти справки и объяснения Совету давали. Открыто он проводил сборы на вооружение, а вскоре приступил к созданию исполнительного органа своей власти – милиции. Представители этой милиции <…> вмешивались в действия чинов полиции <…> – и растерянная полиция нередко их слушалась»[616].

В октябре – ноябре 1905 г. произошло несколько крупных военных мятежей и вооруженных выступлений оппозиции: 26–28 октября – Кронштадт (12 из 20 флотских экипажей); 30–31 октября – Владивосток (матросы Сибирской военной флотилии и солдаты Хабаровского запасного полка); 11–16 ноября – Севастопольское восстание (команды крейсера «Очаков» и еще 11 кораблей, солдаты Брестского пехотного полка и саперной роты); 17–18 ноября – Киев (мятеж нескольких батальонов местного гарнизона); 23 ноября – Харьков (вооруженная демонстрация солдат четырех пехотных полков под лозунгом «Долой самодержавие!»). В тот же период в Бессарабии начал действовать партизанский отряд Г. И. Котовского. Во всех этих случаях мятежные войска поддерживали контакты с представителями революционных партий и их боевыми дружинами. Митинги, стачки, демонстрации, крестьянские волнения, нападения на полицейских и военных исчислялись сотнями.

Для наведения порядка было необходимо как можно скорее поставить под контроль ситуацию в столице, поскольку Петербургский совет рабочих депутатов открыто призывал к вооруженному восстанию. Назначенный в октябре 1905 г. министром внутренних дел П. Н. Дурново, директор Департамента полиции Э. И. Вуич и градоначальник В. А. Дедюлин[617] применить решительные меры против Петербургского совета не решались. Заведующий Петербургским охранным отделением полковник Герасимов после объявления Манифеста 17 октября начал готовиться к проведению арестов. Для этой цели были мобилизованы все наличные силы отделения (150 филеров «наружки» и 100 филеров охранной команды), а также секретная агентура. Герасимов вспоминал: «Они все получили от меня самые точные инструкции. Их задачей было выследить квартиры всех активных деятелей революционных партий, особенно связанных с боевым делом. <…> В революционных кругах к этому времени конспирация совсем упала. Люди перестали обращать внимание, следят за ними или нет. Это облегчало нашу работу. А потому к началу декабря намеченные мною списки были уже в полном порядке»[618].

Против этой акции выступали практически все представители власти в Петербурге. Решительность проявил только министр юстиции М. Г. Акимов: как генерал-прокурор Российской империи 3 декабря он отдал Герасимову письменный приказ об аресте членов Петербургского совета во главе с Л. Д. Троцким.

4–5 декабря 1905 г. Московский совет рабочих депутатов, Московская конференция РСДРП и Всероссийский союз железнодорожников приняли решение начать 7 декабря всероссийскую забастовку с дальнейшим переводом ее в вооруженное восстание. Только после получения информации о намерениях революционеров центральная власть осознала опасность нерешительности. После аудиенции у Николая II, состоявшейся в 7 часов утра 7 декабря, министр внутренних дел П. Н. Дурново направил во все охранные отделения и жандармские управления циркуляр о немедленном аресте лидеров революционных организаций и подавлении выступлений с помощью военной силы. Циркуляр был исполнен только там, где полиция и специальные службы заблаговременно подготовились к его реализации на практике.

Вот как все происходило в Петербурге по воспоминаниям А. Г. Герасимова:

«Весь день прошел в подготовительной работе. Так как чинов Охранного отделения и Жандармского управления было <…> недостаточно, то в помощь были мобилизованы все наличные силы полиции. Было намечено, кто именно будет руководить какими именно обысками и арестами. Под вечер, около 5-ти часов, руководители всех отрядов были собраны в Охранное отделение. <…> Намеченные обыски должны были быть произведены, чего бы это ни стоило. Если отказываются открывать двери, следовало немедленно их выламывать. При сопротивлении – немедленно стрелять. <…> Всего было произведено около 350 обысков и арестов. Взяты 3 динамитных лаборатории, около 500 готовых бомб, много оружия, маузеров, несколько нелегальных типографий. В 4-х или 5-ти местах было оказано вооруженное сопротивление. Сопротивлявшиеся убиты на месте. На следующий день было произведено еще 400 обысков и арестов <…> среди арестованных был Александр Федорович Керенский. Он был начальником боевой дружины социалистов-революционеров Александро-Невского района»[619].

В Москве события развивались по иному сценарию. 7–8 декабря полиции удалось арестовать только часть членов Моссовета и лидеров оппозиционных партий. 9 декабря на Тверской улице появились первые баррикады.

11 декабря в «Известиях Московского совета рабочих депутатов» была опубликована инструкция боевой организации при Московском комитете РСДРП «Советы восставшим рабочим». В ней говорилось:

«Товарищи! Началась уличная борьба восставших рабочих с войсками и полицией. В этой борьбе может много погибнуть наших братьев, борцов за свободу, если вы не будете держаться некоторых правил. <…>

1. Главное правило – не действуйте толпой, действуйте небольшими отрядами в три-четыре человека, не больше. Пусть только этих отрядов будет возможно больше и пусть каждый из них выучится быстро нападать и быстро исчезать. Полиция старается одной сотней казаков расстреливать тысячные толпы. Вы же против сотни казаков ставьте одного-двух стрелков. Попасть в сотню легче, чем в одного, особенно если этот один неожиданно стреляет и неизвестно куда исчезает. Полиция и войска будут бессильны, если вся Москва покроется всеми этими маленькими неуловимыми отрядами.

2. Кроме того, товарищи, не занимайте укрепленных мест. Войско их всегда сумеет взять или просто разрушить артиллерией. Пусть нашими крепостями будут проходные дворы, все места, из которых легко стрелять и легко уйти. Если такое место и возьмут, то никого там не найдут, а потеряют много. Всех же их взять нельзя, потому что для этого каждый дом нужно населить казаками.

3. Поэтому, товарищи, если вас кто-нибудь будет звать идти куда[-либо] большой толпой и занять укрепленное место, считайте того глупцом или провокатором. Если это глупец – не слушайте, если провокатор – убивайте. Всегда и всем говорите, что нам выгоднее действовать одиночками, двойками, тройками, что это полиции выгодно расстреливать нас оптом, тысячами.

4. Избегайте также ходить теперь на большие митинги. Мы увидим их скоро в свободном государстве, а сейчас – нужно воевать, и только воевать. Правительство это прекрасно понимает и нашими митингами пользуется для того, чтобы избивать и обезоруживать нас.

5. Собирайтесь лучше небольшими кучками для боевых совещаний, каждый в своем участке, и при первом появлении войск рассыпайтесь по дворам. Из дворов стреляйте, бросайте камнями в казаков, потом перелезайте на соседний двор и уходите.

6. Строго отличайте ваших сознательных врагов от несознательных, случайных. Первых уничтожайте, вторых щадите. Пехоты по возможности не трогайте. Солдаты – дети народа и по своей воле против народа не пойдут. Их натравливают офицеры и высшее начальство. Против этих офицеров и начальства вы и направьте свои силы. Каждый офицер, ведущий солдата на избиение рабочих, считается врагом народа и ставится вне закона. Его, безусловно, убивайте.

7. Казаков не жалейте. На них много народной крови, они всегдашние враги рабочих. Пусть уезжают в свои края, где у них земли и семьи, или пусть сидят безвыходно в своих казармах. Там вы их не трогайте. Но как только они выйдут на улицу – конные или пешие, вооруженные или безоружные, – смотрите на них как на злейших врагов и уничтожайте их без пощады.

8. На драгун и патрули делайте нападения и уничтожайте.

9. В борьбе с полицией поступайте так: всех чинов до пристава включительно при первом удобном случае убивайте. Околоточных обезоруживайте и арестовывайте, тех же, которые известны своей жестокостью и подлостью, тоже убивайте. У городовых только отнимайте оружие и заставляйте служить не полиции, а вам.

10. Дворникам запрещайте запирать ворота. Это очень важно. Следите за ними, и если кто не послушает, то в первый раз побейте, а во второй – убейте. Заставляйте дворников служить опять-таки нам, а не полиции. Тогда каждый двор будет нашим убежищем и засадой»[620].

Член ЦК партии эсеров В. М. Зензинов позднее писал о московских событиях:

«Сумасшедшие дни были пережиты нами в декабре. Баррикады, ружейная стрельба, обезоружение жандармов, городовых и Сумских драгун, прибывших на усмирение Москвы из Твери, попытки вызвать из казарм войска, явно сочувствовавшие революционерам, но колебавшиеся выйти на улицу. <…>

Только поздней ночью, пробираясь вдоль улицы (после 9 часов вечера под угрозой расстрела запрещено было выходить из домов), мы собирались все вместе, сплоченная группа комитетчиков. Приходили возбужденные, взволнованные всем пережитым за день. Это была маленькая квартира Л. М. Армандт в Филипповском переулке около Арбатской площади, на которой было в эти дни немало столкновений между дружинниками и драгунами. Странный вид представляла эта квартира. Многочисленные пачки патронов к маузерам, сами маузеры в деревянных кобурах, снятая с городового шашка, пачки литературы – всем этим завалены были стулья, диваны и столы. <…> Здесь же на столе стояли похожие на сахарницы жестяные банки, перевязанные веревочкой: то были наши динамитные бомбы, которым так завидовали тогда социал-демократы»[621].

Подавить восстание в Москве удалось только 18 декабря после прибытия лейб-гвардии Семеновского полка из Петербурга и Ладожского пехотного полка из Варшавы. Правительственные войска использовали в уличных боях артиллерию, пулеметы и залповую стрельбу из винтовок. Дружинники, вооруженные бомбами-«македонками», «маузерами», «браунингами» и револьверами, широко применяли тактику засад и налетов малыми группами.

В декабре 1905 – январе 1906 г. в Красноярске, Харькове, Александрове, Чите и некоторых других городах также произошли вооруженные восстания. В Новороссийске и Владивостоке восставшие захватили власть и удерживали ее в течение одной-двух недель.

Здесь следует отметить, что и боевые группы революционных партий, и правительственные войска вначале осваивали тактику уличных боев более на практике, чем в теории. Уверенность верховной российской власти в невозможности восстаний в России до 1905 г. была чрезвычайно велика. Когда в 1898 г. военный агент при русском после в Италии представил военному министру обстоятельный секретный доклад о тактике уличных боев в дни Миланского восстания того же года, он был отстранен от должности. Увольнение мотивировалось тем, что данный офицер уделяет внимание никому не нужной ерунде и, следовательно, не имеет правильного представления о своих обязанностях.

В 1905 г. ситуация в корне изменилась. Поскольку в отечественной литературе соответствующих теоретических руководств не было, спешно была переведена и издана глава «Уличный бой» из немецкой тактики Балка. Офицеров стали подробно инструктировать о методах и способах уличной борьбы. Дело о Миланском восстании извлекли из архива и сделали его предметом изучения. Под председательством великого князя Николая Николаевича организовали специальный «Комитет Государственной обороны», куда привлекли весь цвет тогдашней военной профессуры и признанных авторитетов в области теории и практики военного дела. По указаниям комитета в полках читались лекции по тактике, аналогичные тем, которые изучали боевики революционных партий. Основой лекций были и захваченные полицией в ходе обысков учебные пособия революционеров.

Одно из первых таких пособий под названием «Приложение тактики и фортификации к народному восстанию» составил В. Северцов (Н. М. Филатов). Оно было издание в Женеве в типографии ЦК РСДРП в 1905 г. В этой работе имелись следующие разделы: 1. Вооружение; 2. Постройка баррикад и укрепление домов, стен и т. п.; 3. Расположение «наших сил»; 4. Атака: а) разведка; б) атака кавалерии; в) атака пехоты; г) атака артиллерии; 5. Наступление восставших; 6. Общий план восстания.

Еще одно руководство по тактике под названием «Уличные бои (Конспект лекций, читанных начальникам дружин Боевого рабочего союза)» подготовил в начале 1906 г. один из руководителей Всероссийского офицерского союза (он же председатель Боевого рабочего союза) офицер Академии Генштаба С. Д. Масловский.

24 декабря 1905 г. министр внутренних дел Дурново подписал циркуляр «О передаче дел, связанных с террором, в военные суды». В нем указывалось:

«Ввиду исключительно тревожных обстоятельств переживаемого времени и в целях возможно быстрейшего применения репрессий к лицам, изобличаемым в убийстве и покушении на убийство должностных лиц, я признал необходимым, на основании ст. 17 Положения об охране, безусловную передачу этого рода дел в местностях, объявленных в положении усиленной охраны и не входящих в пределы генерал-губернаторств, – в военные суды для суждения виновных по законам военного времени с применением ст. 279 Воинск. уст. о наказ.

Сообщая об изложенном гг. губернаторам и градоначальникам, прошу все дела о лицах, изобличаемых в совершении указанных выше преступлений, в тех случаях, когда закон (п. I Именного высочайшего указа Правительствующему Сенату 29 ноября сего года) представляет право губернаторам и градоначальникам объявлять местности, вверенные их управлению, в положении чрезвычайной охраны, – также передавать на рассмотрение военного суда для суждения виновных по законам военного времени с применением наказания по ст. 279 Воинского устава о наказаниях»[622].

Статья 17 «Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» от 14 августа 1881 г., упомянутая в циркуляре, гласила:

«От генерал-губернаторов, а в губерниях, им неподчиненных, – от министра внутренних дел, зависит: а) передавать на рассмотрение Военного суда отдельные дела о преступлениях, общими уголовными законами предусмотренных, когда они признают это необходимым в видах ограждения общественного порядка и спокойствия, для суждения их по законам военного времени; б) требовать рассмотрения при закрытых дверях всех тех судебных дел, публичное рассмотрение коих может послужить поводом к возбуждению умов и нарушению порядка»[623].

Но и после подавления крупномасштабных вооруженных выступлений политическая ситуация в России оставалась нестабильной. Даже в период работы I Государственной думы (27 апреля – 8 июля 1906 г.; одна сессия) восстания и демонстрации продолжались.

25 апреля 1906 г. Николай II утвердил новое «Положение о дворцовом коменданте» (вы найдете его ниже). Комендант подчинялся министру двора и осуществлял общее наблюдение за безопасностью императорских резиденций, а также главный надзор за безопасностью императора и его семьи во время путешествий. Он руководил деятельностью полицейских органов Министерства двора в городах дворцового ведомства, а также деятельностью прикомандированных лиц, исполняющих полицейские и специальные обязанности. В подчинении дворцового коменданта находилось Особое управление, Инспекция императорских поездов, Дворцовая полиция, Собственный Его Императорского Величества конвой, Сводно-гвардейский батальон и 1-й железнодорожный батальон. Все правительственные учреждения обязывались немедленно сообщать коменданту любые сведения, имеющие отношение к безопасности высочайших особ. Ведению дворцового коменданта также подлежали: городские полиции в Царском Селе, Петергофе, Гатчине и Павловске; охранные (дворцовые) и служительские команды в районе дворцовых управлений; в) полицмейстеры императорских С.-Петербургских и Московских (во время пребывания двора в Москве) театров.

Чтобы наладить отношения с парламентом, министра внутренних дел П. Н Дурново отправили в отставку, а на его место назначили саратовского губернатора П. А. Столыпина[624]. Тем не менее многие депутаты использовали легальную трибуну Думы для антиправительственной агитации. Разъезжая по стране за казенный счет, они открыто выступали за свержение самодержавия. В итоге 8 июля Дума была распущена, а Столыпин стал председателем Совета министров.

Новый премьер не был сторонником массовых репрессий: уже 11 июля он направил губернаторам телеграмму с требованием огульных репрессий не предпринимать. Однако он не мог действовать только либеральными методами. Согласно справке Департамента полиции, с февраля 1905-го по май 1906 г. при террористических покушениях были убиты и ранены 1273 человека, из них: генерал-губернаторов, губернаторов и градоначальников – 8; вице-губернаторов и советников губернских правлений – 5; полицмейстеров, уездных начальников и исправников – 21; жандармских офицеров – 8; строевых генералов и офицеров – 11; приставов и их помощников, околоточных надзирателей, городовых, урядников, стражников, жандармских нижних чинов, агентов охраны – 937; гражданских лиц разного звания – 243 человека.

Видя слабую работу Департамента полиции, Столыпин начал проводить его реорганизацию. 13 июня 1906 г. директором был назначен опытный юрист и хороший организатор М. И. Трусевич[625]. Особый отдел возглавил А. Т. Васильев[626].

А. Т. Васильев

На IV (объединительном) съезде РСДРП, состоявшемся 10–25 апреля (23 апреля – 8 мая) 1906 г. в Стокгольме, была принята программа, в которой указывалось, что вооруженному восстанию должны предшествовать железнодорожная и почтово-телеграфная стачки, которым надлежало перерасти во всеобщую стачку; отдельные революционные сходки и митинги, имеющие целью должным образом разжечь политические страсти и вызвать кровавые столкновения. Особо оговаривалась поддержка печати, которая в идеале должна была приписывать все ужасы и жертвы, вызванные народными движениями, одному лишь правительству. Посредством пропаганды необходимо было перевести все войска на сторону революции и сорвать набор новобранцев отказом населения от воинской повинности.

17–23 июля 1906 г. взбунтовалась часть гарнизона крепости Свеаборг (эсеры). 19–20 июля аналогичные события произошли в Кронштадте (эсдеки), 20 июля – на военно-морской базе в Ревеле. Эти вооруженные выступления были подавлены, но успокоения в обществе не наступило.

Из ИНСТРУКЦИИ ПОЛИЦЕЙСКИМ НАДЗИРАТЕЛЯМ при ОТДЕЛЕНИИ ПО ОХРАНЕНИЮ ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ И ПОРЯДКА В МОСКВЕ

от 10 марта 1897 г.

Полицейские надзиратели учреждены при охранном отделении для нижеследующих целей:

I) Для наблюдения за лицами, отданными за политическую неблагонадежность под надзор полиции. Полицейские надзиратели должны постоянно знать проживающих в их участке поднадзорных в лицо; знать их точный адрес, дом, номер квартиры; размещение комнат, входов, окон, форточек в квартире и самую занимаемую поднадзорным комнату или номер, стараясь в отсутствие поднадзорного посетить их, выяснить занятия и средства к жизни, круг знакомства и с кем особенно поднадзорный близок, а равно его имущественное положение и обыденную жизнь, тщательно присматриваясь при этом, не происходит ли у них недозволенных сходок или вечеринок.

II) Для выяснения по особым предписаниям отделения лиц, возбудивших сомнение в отношении своей политической благонадежности в правительственных лицах и учреждениях.

III) Для бдительного надзора за поведением, образом жизни и сношениями учащейся молодежи, как высших, так и средних учебных заведений:

а) Полицейский надзиратель всегда должен знать в своем участке всех содержателей меблированных комнат, в которых по преимуществу селится учащаяся молодежь, а равно всех частных лиц, которые сдают молодежи комнаты: сколько комнат ими сдается, какого рода жильцы в них живут, по скольку человек живет в комнате или номере, кто их посещает, каковы отношения между собою у жильцов, каковы отношения жильцов с квартирохозяевами, не происходит ли в этих помещениях тайных сходок или сборищ и не скрываются ли в них без прописки вида лица, коим воспрещено жительство в столице. Особенно тщательно следует надзирать за так называемыми квартирами для учеников, за городскими, церковно-приходскими и частными школами, дабы своевременно заметить и доложить о посещении их лицами сомнительной политической благонадежности или проживании в них таковых.

б) Если в участках находятся высшие или средние учебные заведения, то полицейский надзиратель обязан так себя поставить среди служащих в оных, чтобы не только знать первым обо всяких выдающихся происшествиях в этих учебных заведениях (сходки, нежелание идти на лекции, оскорбление учителей и профессоров, распространение в стенах училищ возмутительных воззваний и запрещенных изданий), но, по возможности, быть осведомленным о всяких ожидающихся начальством сих заведений интересных для охранной службы событиях, причем на обязанности его лежит точно выяснить истинные причины и подкладку происшедшего или ожидаемого события.

в) Относительно места скопления учащейся молодежи или неблагонадежного элемента и всего, что там происходит, полицейский надзиратель должен быть осведомлен, безразлично, путем ли личного посещения таких мест или путем такого ведения дела, чтобы другие его поставляли о том в известность. В этих целях он должен иметь в виду: 1) портерные; 2) гостиницы и вообще заведения трактирного промысла, где могут быть устраиваемы с предосудительными целями пирушки; 3) разрешенные для учащейся молодежи концерты, вечера и лекции, особенно озабочиваясь, чтобы сборы с них поступали к тем лицам, для кого вечера разрешены, а не поступали бы в руки политически неблагонадежных лиц, и чтобы там не происходило в особых помещениях сходок и сборов денег в шапку; 4) кухмистерские для студентов, где обыкновенно впервые появляются прокламации, произносятся зажигательные речи и происходят неразрешенные сборы денег. <… >

д) При наступлении и окончании каникулярного времени (Рождества, Пасхи и лета), когда на вокзалах происходит скопление учащейся молодежи, полицейский надзиратель обязан следить за отъезжающими, приезжающими, встречающими и провожающими лицами, наблюдая, не производится ли ими каких-либо возбуждающих подозрение действий или передач.

IV) Для наблюдения за фабричным и заводским населением столицы полицейский надзиратель:

во-первых, должен быть знаком с внутренними распорядками каждого из имеющихся в его участке фабричных, заводских и ремесленных заведений; должен знать владельца фабрики, пайщиков, директоров и мастеров, заведующих артелями и расценкой работ; знать число рабочих, подростков и женщин, продолжительность рабочего дня, начало его, перерывы (завтрак, обед и чай) и конец; что и где вырабатывается, какое, где и кем получается, на круг, вознаграждение за труд; где, за что и в каком размере налагается взыскание за упущения в работе (штрафы); знать личность и адрес старшего и местного фабричных инспекторов; как они относятся к хозяину и рабочим; когда посещают фабрики и какие ими сделаны последние распоряжения;

во-вторых – иметь на виду рабочих, замеченных фабричной администрацией и охранным отделением; через фабричных хожалых наблюдать за поведением рабочих в общих спальнях, следить за частными их квартирами, в особенности за квартирами, занимаемыми такими рабочими на артельных началах, наблюдая в них за скорой и правильной пропиской паспортов, точностью нумерации и группировкой в них жильцов; за появлением у названных квартирантов (коих, как уже замеченных, во что бы то ни стало следует знать в лицо) лиц интеллигентных; за посещением замеченными рабочими портерных и трактиров; за появлением в их руках газет (каких именно) и книжек для чтения, с выяснением, по возможности, где они эти книжки хранят: дома или по месту работы (в станках, ящиках, шкафах); за расклеиванием и разбрасыванием в коридорах и отхожих местах фабрик и заводов преступных воззваний и за распространением среди рабочих слухов о неудовольствиях и затеваемых забастовках, при этом надлежит стараться выяснить подстрекателей, причины и подкладку неудовольствия.

При получении сведений тревожного характера полицейский надзиратель должен безотлагательно донести о них охранному отделению;

в-третьих, полицейский надзиратель не должен упускать из виду надзора за рабочими железнодорожных мастерских; мастерские эти хотя и находятся в районе отчуждения, но рабочие их все без исключения живут в черте города. В этих целях ему следует заручиться связями среди вокзальных железнодорожных служащих и мелких агентов управления;

в-четвертых, полицейский надзиратель с особенным вниманием должен прислушиваться ко всем ожидающимся переменам в личном составе фабрик (сокращение и увеличение числа рабочих, перемещение среди директоров и мастеров) и распределению фабричного труда и о господствующем настроении среди рабочих должен доносить;

в-пятых, рабочие, освобожденные из-под ареста или уволенные фабричной и заводской администрацией за всякого рода подстрекательства, должны заслуживать строгого внимания, в особенности если они будут ютиться по квартирам своих товарищей;

в-шестых, серьезного надзора заслуживают те фабричные и заводские школы, занятия в которых происходят по праздникам, причем следует особо наблюдать за тем, чтобы не допускались к занятиям лица, не вошедшие в официальный список учителей (который полицейскому надзирателю, безусловно, должен быть известен), а также смотреть, не посещают ли рабочие частные квартиры своих учителей.

II. При исполнении изложенных в сей инструкции обязанностей полицейский надзиратель располагает следующими средствами, облегчающими его деятельность:

1) Содействие местного участкового пристава и чинов полиции.

2) Помощь со стороны заведующих меблированными комнатами, швейцаров, ночных сторожей, дворников, а на фабриках со стороны заведующих рабочим составом: сторожей, хожалых и конторщиков (ведущих книги личного состава).

3) В случае отказа вышеназванных лиц в своем содействии полицейский надзиратель немедленно докладывает об этом местному приставу, прося надлежащего распоряжения, а если со стороны последнего не последует такового, то доносит о случившемся охранному отделению.

Командированный в участок полицейский надзиратель прежде всего обязан явиться местному приставу и предъявить свою служебную карточку. Познакомившись с составом управления участка и получив от местного пристава адреса всех поднадзорных, списки учебных заведений, меблированных комнат, фабрик и заводов, школ и содержателей квартир для учеников, полицейский надзиратель приступает при содействии пристава и околоточных надзирателей к ознакомлению с заведующими меблированными комнатами, швейцарами, домовыми дворниками, ночными сторожами и заведующими на фабриках и заводах рабочим составом, намечая среди них людей наиболее развитых и способных, искренне желающих содействовать полиции.

При наблюдении за меблированными комнатами надзиратель должен иметь в виду следующие правила для содержателей таковых:

<… > Ст. 4. Лица, подвергнутые по судебному приговору заключению в тюрьме или более тяжкому наказанию, а равно состоящие под надзором полиции, не могут быть содержателями меблированных комнат.

Ст. 5. Общие помещения в меблированных квартирах и свободные от постояльцев комнаты должны быть открыты для надзора полиции.

Ст. 6. Содержатели меблированных комнат обязаны иметь особую книгу по установленной форме для записывания фамилий своих постояльцев и их паспортов и объявлять полиции о прибывающих и выбывающих. Книги эти подлежат во всякое время ревизии полиции.

Ст. 7. Содержатели меблированных комнат обязаны иметь соответственную вывеску и сверх того на наружной стороне входной двери в квартиру – таблицу с обозначением номеров комнат по порядку и фамилий всех живущих в них.

В инструкции, утвержденной московским генерал-губернатором для домовых дворников и ночных сторожей в Москве, значится:

<… > Ст. 5. На дежурстве дворники и ночные сторожа обязаны наблюдать, чтобы никем не было нигде наклеиваемо объявлений, афиш и вообще бумаг без разрешения, данного на то лично самим участковым приставом, а также смотреть, чтобы не было разбрасываемо объявлений и других бумаг и вообще каких-либо предметов, а лиц, кои будут замечены делающими что-либо подобное, а также совершивших какое-либо преступление или проступок, обязаны они задерживать и немедленно представлять в управление участка.

Ст. 6. Домовые дворники и ночные сторожа обязаны исполнять все требования известных им лично полицейских чинов и оказывать им во всем полное содействие, особенно же при преследовании и поимке кого-либо, и являться на призывной полицейский свисток без замедления…

Ст. 8. Домовый дворник обязан знать в лицо своих жильцов, живущих в доме, при которых он состоит на службе, а если он состоит на службе при нескольких домах, то всех жильцов, в тех домах проживающих. Они обязаны наблюдать, чтобы никто из жильцов не укрывал у себя незаявленных полиции людей и тотчас доводить до сведения местного участкового пристава о каждом укрывающемся или ночующем в доме лице, не принадлежащем к числу домовых жильцов.

Ст. 9. Домовые дворники обязаны тотчас объявить местному участковому приставу о всяком случившемся в доме происшествии уголовного характера и о всяких не разрешенных полицией сборищах; обо всем же, что случится на улице, обязаны немедленно доводить до сведения местного участкового пристава как дворники, так равно и ночные сторожа.

На основании обязательных постановлений московского генерал-губернатора все домовладельцы и содержатели гостиниц и меблированных комнат обязаны иметь так называемые домовые книги, в соответственных графах коих должны вписываться требуемые в сих книгах сведения.

На обязанности полицейского надзирателя лежит следить при ежедневных обходах гостиниц, меблированных комнат, квартир поднадзорных и крупных домов с множеством квартир и жильцов, чтобы в названных графах требуемые сведения записывались с надлежащей точностью, ясностью и полнотой, а главным образом обращать внимание на то, чтобы везде прописывались и в действительности имелись номера квартир, равно как требовать, чтобы год, число, номер и место выдачи документов были написаны вполне ясно и четко. О всех вновь прибывших в его участок лицах, особенно из среды учащейся молодежи, полицейский надзиратель должен справляться в участке, не состоят ли они под надзором и не воспрещено ли им жительство в столицах.

О прибытии в его участок поднадзорного надзиратель обязан доложить приставу и, собрав о прибывшем предварительные сведения, донести их немедленно отделению.

О выбытии из участка поднадзорного надзиратель представляет в отделение особо установленный отделением бланк, в графы которого записывает подробно результаты своего за ним наблюдения за все время проживания поднадзорного в его участке.

Полицейскому надзирателю следует посещать происходящие в районе его участка пожары: во избежание на них случайностей, а также по причине скопления на них разнородной публики (особенно в фабричных местностях) и возможного выяснения в это время различных надобностей в отношении осуществления надзора.

Будучи прикомандирован к участку, полицейский надзиратель должен помнить, что ближайшим заинтересованным в его деятельности лицом является местный пристав, при наличности содействия коего только и возможна его собственная успешная деятельность, а посему о всех своих действиях и главным образом обо всем, касающемся поднадзорных, полицейский надзиратель должен предварительно докладывать приставу, за исключением тех случаев, когда он действует не по своему почину, а исполняя поручения совершенно секретной части отделения.

Ввиду сего при исполнении своих служебных обязанностей, столкнувшись где-либо с совершенно секретною частью отделения, полицейский надзиратель обязан прекратить в этом пункте свою деятельность и дать свободу действий секретному составу, принимая со своей стороны всяческие меры к тому, чтобы деятельность этой части не получила какой-либо огласки.

Таким образом, о сходке в какой-либо квартире надзиратель предварительно доклада приставу должен убедиться, не заинтересована ли в ней секретная часть, и лишь убедившись в противном, может доложить о том приставу. Словом, он докладывает приставу обо всем, в чем только не заинтересован секретный состав.

Вместе с сим полицейскому надзирателю вменяется в непременную обязанность отнюдь не брать на себя никаких поручений от местной полиции, не касающихся прямых его обязанностей, и в случае получения таковых – испрашивать на исполнение их разрешения охранного отделения.

III. Ввиду особой важности и сложности своих обязанностей каждый полицейский надзиратель, находясь на службе, должен быть всегда бдителен, строго и точно должен исполнять настоящую инструкцию и все приказания, до него относящиеся, а также стараться, чтобы по возможности никто и ничто в районе, ему вверенном, не ускользнуло от его внимания, так как оплошность и особенно невнимание со стороны его могут иметь гибельные последствия как для охранного дела, так и для самого полицейского надзирателя. Сознавая свое серьезное назначение – состоять при Отделении по охранению государственного порядка и общественной безопасности, каждый надзиратель обязан как на службе, так и вне ее вести себя во всех отношениях ЧЕСТНО, ПРИМЕРНО и БЕЗУКОРИЗНЕННО, как то подобает охраннику, защищающему не интересы какого-либо частного лица или общества, а преследующему исключительно великие интересы своего ГОСУДАРЯ и Отечества. Поэтому он должен быть неподкупно честен, безусловно правдив, всегда трезв и со всеми вежлив, в особенности с чинами полиции.

Надзиратель обязан жить непременно в районе, ему вверенном, вблизи от участкового управления и никуда без разрешения не отлучаться.

Официальная одежда его – установленная полицейская форма для околоточных надзирателей.

В форменной одежде он является приставу при назначении своем в участок; ознакомляется в ней с управлением участка, дворниками, швейцарами, содержателями меблированных комнат и вообще всеми теми лицами, которые ему необходимы для получения от них содействия. Во всякое же другое время надзиратель ходит в приличном статском платье.

Существуя исключительно для секретных надобностей правительственных лиц и учреждений, а отнюдь не для потребностей публики, и будучи обременен своими прямыми специальными обязанностями, надзиратель должен уклоняться от тех происшествий в его участке, в которых он так или иначе мог бы фигурировать в качестве гласного лица, и воздерживаться от всего, что отклоняло бы его в сторону от задач, возлагаемых на него инструкцией.

Квартиру он должен иметь в доме, где не замечается ни присутствия учащейся молодежи, ни скопления рабочих, ни проживания поднадзорных. Если он не занимает отдельной квартиры, в которую отнюдь не должен пускать жильцов, то ему надлежит выбрать себе комнату по возможности с отдельным ходом, дабы не привлекать к себе внимания переодеванием в статское платье.

Вся канцелярская часть должна храниться у него в особом, хорошо запертом и солидных размеров сундуке, дабы его нельзя было унести незаметным образом, и ключ от него вместе со служебной карточкой должны всегда иметься при себе. Фамилии и адреса лиц и учреждений, как и вообще всякие сведения, должны им заноситься в особую алфавитную книгу, которую он ни в коем случае не должен при исполнении служебных обязанностей иметь при себе.

Все мелкие записи и лоскутки бумаги, на коих они занесены, должны как можно скорее уничтожаться (сжигаться). В случае получения надзирателем отпуска или командировки все письменные документы должны быть сдаваемы в отделение.

На полицейском надзирателе лежит обязанность периодически (не менее двух раз в неделю) являться за получением приказаний в охранное отделение.

В случае каких-либо недоразумений, столкновений и происшествий, инструкцией не предусмотренных, надзиратель обязан о сем доложить отделению для получения приказаний, как надлежит поступить в данном случае[627].

ПОЛОЖЕНИЕ О НАЧАЛЬНИКАХ РОЗЫСКНЫХ ОТДЕЛЕНИЙ от 12 августа 1902 г.

§ 1. В некоторых местностях империи, где замечается особо усиленное развитие революционного движения, учреждаются розыскные отделения, на начальников коих возлагается заведывание политическим розыском, т. е. наружным наблюдением и секретной агентурой в известном определенном районе.

§ 2. Начальники розыскных отделений назначаются по выбору директора Департамента полиции из офицеров Отдельного корпуса жандармов и прикомандировываются к губернским жандармским управлениям в той местности, где учреждается розыскное отделение.

Примечание. Означенная должность может быть также замещена чиновником Департамента полиции, командируемым для исправления должности начальника розыскного отделения.

§ 3. Районы деятельности отделений определяются по усмотрению директора Департамента полиции.

§ 4. Начальники розыскных отделений, кроме подчинения в строевом отношении (если они офицеры) начальникам губернских жандармских управлений, к коим они прикомандированы, осведомляют их словесно о ходе наблюдения и результатах розысков. Для объединения розыскной деятельности начальники розыскных отделений непосредственно доносят Департаменту о всех поступающих к ним агентурных сведениях и данных наружного наблюдения и получают от Департамента соответствующие указания в отношении общего хода розыска в империи.

§ 5. Начальники розыскных отделений имеют в своем распоряжении канцелярию с письмоводителем и писцами. На обязанности начальников отделений лежит приобретение секретных агентов, руководство их деятельностью, а также выбор и обучение наблюдательных агентов.

§ 6. В канцеляриях начальников розыскных отделений должны вестись по установленным на сей предмет образцам: а) регистрация данных наблюдения: агентурные записки, дневники наблюдения с соответствующими сводками; б) книга денежной отчетности; в) дела по переписке и г) листковый алфавит лиц, сведения о коих имеются в отделении.

§ 7. В случаях переездов лиц, состоящих под наблюдением, в район другого отделения наблюдение передается местным агентам, о чем агент, начавший наблюдение, докладывает начальнику местного отделения. Если же лицо прибыло в местность, где розыскного отделения не имеется, то наблюдение за ним продолжается прежними агентами, причем старшему из них вменяется в обязанность явиться к подлежащему жандармскому начальству, если таковое в данной местности имеется, и доложить о цели своего прибытия.

§ 8. В интересах розыска начальники розыскных отделений, кроме данных агентуры и наблюдения, должны пользоваться также и всеми имеющимися в жандармских управлениях, к коим они прикомандированы, сведениями. Ввиду сего начальники губернских жандармских управлений обязываются предоставить начальникам розыскных отделений доступ ко всем делам (в том числе и производящимся в порядке 1035 ст. Уст. угол. суд.) и перепискам управления и направлять к ним все поступающие в управление сведения, могущие иметь отношение к розыску, как то: анонимные и подписанные заявления, доносы, предложения услуг и т. п. Лица, предлагающие агентурные услуги, направляются к начальникам розыскных отделений.

§ 9. Когда по результатам наружного наблюдения в связи с агентурными данными встретится необходимость производства обысков и арестов, в особенности более или менее значительного числа лиц, то начальники розыскных отделений представляют по возможности заблаговременно в Департамент полиции список лиц, отмеченных к обыскам и арестам, с кратким обозначением в отношении каждого лица оснований к этим мерам и степени участия его в подлежащем обнаружению государственном преступлении.

Предположенные следственные действия производятся местным губернским жандармским управлением, коему от Департамента дается соответствующее предписание, при личном участии и по ближайшим указаниям начальника розыскного отделения.

§ 10. В тех случаях, когда требуется принятие безотлагательных мер для пресечения и предупреждения преступлений, начальники розыскных отделений докладывают начальникам губернских жандармских управлений, испрашивая их содействия к производству следственных действий, причем в таких случаях означенное содействие является для начальников жандармских управлений обязательным, а ответственность за предпринятые действия возлагается на начальников отделений.

§ 11. После производства обысков отобранные вещественные доказательства должны быть без замедления переданы начальнику губернского жандармского управления для возбуждения по делу дознания. Начальник розыскного отделения должен быть допущен к рассмотрению вещественных доказательств совместно с начальником жандармского управления или тем офицером, коему будет поручено производство данного дознания, причем составление протокола осмотра возлагается непосредственно на то лицо, которое будет производить дознание.

§ 12. По рассмотрении вещественных доказательств начальник губернского жандармского управления о результатах произведенных следственных действий немедленно по телеграфу, а затем не позднее недели (в зависимости от количества добытого материала) представляет подробное донесение почтой в Департамент полиции со списком обысканных и арестованных и перечнем наиболее заслуживающих внимания вещественных доказательств.

§ 13. Без согласия начальника розыскного отделения в районе его наблюдения чинами Корпуса жандармов не могут быть производимы никакие обыски и аресты, хотя бы по этому предмету поступило требование уполномоченного для этого другого лица. О встреченном затруднении дать такое согласие начальник отделения телеграфирует директору Департамента полиции.

§ 14. Кроме переписки по текущим делам, по данным агентуры и наблюдения начальник розыскного отделения в недельный срок после обнаружения преступления (ликвидации) обязан доставить в Департамент сводку дневников наблюдения по данному делу.

§ 15. Начальники розыскных отделений находятся в постоянном общении между собой, сносясь непосредственно обо всем, касающемся розыска, как то: выяснение места нахождения лиц, собрание необходимых сведений и т. п.

Если случится надобность войти в сношение с жандармским управлением, при коем розыскного отделения не имеется, то переписка ведется через начальника губернского жандармского управления со скрепой начальника розыскного отделения.

§ 16. Начальники розыскных отделений могут по служебным надобностям выезжать из места постоянного своего пребывания, не испрашивая на то особого разрешения начальства. Они обязываются лишь об отлучке в пределах своего района поставлять в известность своего начальника губернского жандармского управления, а при выезде вне пределов – и Департамент полиции.

§ 17. При поступлении запросов о политической благонадежности начальник жандармского управления направляет таковые к начальнику розыскного отделения, который или ставит штемпель об отсутствии сведений о данном лице, или же на самом запросе делает надпись по существу имеющихся у него указаний.

§ 18. Департамент полиции отпускает в непосредственное распоряжение начальников розыскных отделений по третям потребные суммы на содержание: канцелярий, служащих, секретных и наблюдательных агентов и прочие расходы по розыску.

В израсходовании отпускаемых сумм начальники розыскных отделений представляют отчеты непосредственно Департаменту полиции за каждую треть года[628].

СВОД ПРАВИЛ,

выработанных в развитие утвержденного господином министром внутренних дел 12 августа текущего года

«ПОЛОЖЕНИЯ О НАЧАЛЬНИКАХ РОЗЫСКНЫХ ОТДЕЛЕНИЙ»

от 21 октября 1902 г.

1) Задачей розыскных отделений является розыск по делам политическим.

2) В интересах розыска начальники отделений постоянно и непосредственно сносятся с губернаторами и градоначальниками как лицами, стоящими во главе полиции, от которой они получают сведения политического характера и которой в свою очередь сообщают о готовящихся беспорядках или демонстрациях.

3) Отношения эти должны быть по возможности часты, причем доклады должны делаться лично.

4) Сообщения о наиболее важных происшествиях делаются при первой возможности.

5) Начальники отделений проверяют получаемые ими от губернаторов сведения политического характера.

6) Такие же отношения, в смысле постоянных обменов сведениями, должны поддерживаться и с начальниками местных губернских жандармских управлений, а также с лицами прокурорского надзора, наблюдающими за производством дознаний по делам о государственных преступлениях.

7) Розыск производится через агентуру и филерское наблюдение.

8) На обязанности начальников розыскных отделений лежит главным образом приобретение внутренней агентуры.

9) Наблюдение за учащейся молодежью и рабочими входит в круг ведения начальников розыскных отделений.

10) Способы внешнего наблюдения определяются распоряжениями Департамента полиции, и за таковые начальники розыскных отделений не отвечают. Начальники отделений указывают старшим филерам лиц, подлежащих наблюдению, а выполнение технической стороны наблюдения ближайшим образом лежит на обязанности старшего филера.

11) Начальники розыскных отделений должны ознакомиться с историей революционного движения и положением сего движения в настоящее время. Должны также следить за революционной литературой.

12) С этим они по возможности ознакомляют и своих секретных сотрудников, развивая в последних, по возможности, сознательное отношение к делу службы.

13) Секретные агенты должны быть известны директору Департамента. Как об агентах, имеющихся ныне, так и о вновь приобретаемых начальники розыскных отделений сообщают директору Департамента частными письмами, без черновиков и занесения в журнал отделения.

14) При сношениях с агентами, живущими вне черты города, где живет начальник розыскного отделения, последний или вызывает к себе агента и оплачивает его расходы по поездке, или посылает к нему на тех же условиях кого-либо из состоящих в его распоряжении лиц.

15) Письмоводитель отделения, старший филер и основной филерский кадр организуются Департаментом.

16) Всех служащих на пункте начальник розыскного отделения определяет не иначе как с разрешения Департамента.

17) Начальники розыскных отделений, где наблюдение уже организовано, должны сообщить Департаменту списки филеров, состоящих на службе.

18) Филеры, в случае надобности, будут перемещаемы из одного отделения в другое распоряжениями Департамента полиции.

19) Начальники розыскных отделений, кроме суточных денег, отпускаемых ежедневно, возмещают филерам также и расходы, вызываемые осуществлением наблюдения (трактиры, извозчики, квартиры и т. п.), по представляемым ими счетам.

20) Собирание сведений, осуществляемое в Москве и Петербурге полицейскими надзирателями, надлежит возложить на особых лиц, не несущих филерской службы.

21) Начальникам отделений рекомендуется ходатайствовать перед местными губернаторами и градоначальниками о зачислении этих лиц, равно как и своих письмоводителей, околоточными надзирателями сверх штата.

22) Наблюдение (§ 7 «Положения о начальниках розыскных отделений»), в случае неуказания того, что за наблюдаемым надлежит следить и после его выбытия из города, должно производиться только в сем последнем. Если, однако, есть агентурные сведения о том, что выезд делается с нелегальными целями, надлежит продолжать за ним наблюдение и по выбытии его из города. При этом филеры передают наблюдаемого для дальнейшей за ним проследки тотчас по прибытии в район первого же по пути розыскного или охранного отделения филерам сих отделений или филерам Летучего отряда, если наблюдаемый будет проведен до такого пункта, где будет организовано наблюдение отряда. О выбытии наблюдаемого делается предупреждение по телеграфу для организации встречи.

23) Опрос филеров желательно производить на квартирах некоторых из них, кои должны проживать с соблюдением должной конспирации.

24) Расходы по разъездам филеров по делам службы вне постоянного местопребывания их покрываются Департаментом, коему и представляются счета по этому предмету.

25) Обыски и аресты при ликвидациях могут быть намечаемы только по достаточно проверенным и серьезным данным. Аресты должны намечаться в возможно меньшем количестве.

26) Личное присутствие начальников отделений на том или другом обыске предоставляется их усмотрению.

27) Аресты сходок производятся применительно к правилам, изложенным в инструкции об обысках. При этом необходимо прежде всего принимать меры к предупреждению возможности уничтожения вещественных доказательств, к разобщению, личному осмотру собравшихся и к установлению их самоличности. При затруднительности установления таких лиц на месте они препровождаются для сего в местные полицейские учреждения.

28) Обыски по делам политического характера, вызываемые дознаниями в порядке 1035 ст. Уст. угол. судопр., производятся изложенным в этой статье порядком, на условиях, указанных в § 13 «Положения о начальниках розыскных отделений».

29) Район ведения начальников розыскных отделений есть, главным образом, город, где живет начальник, а затем в сферу его деятельности могут входить те города губернии, кои будут обращать на себя внимание наибольшим проявлением революционной пропаганды.

30) Начальники розыскных отделений постоянно обмениваются друг с другом сведениями.

31) Начальник отделения ведет каталог нелегальных изданий, поступающих в библиотеку отделения, и, при передаче должности, сдает своему заместителю и все накопившиеся в отделении издания.

32) Нелегальную литературу, которая может быть изъята агентурным путем, начальники розыскных отделений препровождают в Департамент полиции.

33) Отчеты о своей деятельности начальники розыскных отделений представляют записками на имя директора Департамента полиции. Существенные агентурные сведения и наиболее яркие эпизоды наружного наблюдения сообщаются немедленно; дневники же наблюдения со сводками к ним – 1-го числа каждого месяца, а выверенный дневник – через неделю после ликвидации.

34) Независимо этих дневников и записок начальники отделений перед ликвидацией представляют директору Департамента подробную мотивированную записку относительно предполагаемого к ликвидированию дела. В этой записке, независимо от предшествовавших сообщений, кои могут иногда представлять собою материал еще и не вполне проверенный, должна быть изложена в исторической последовательности вся деятельность той или иной организации, коей она будет касаться.

35) При необходимости производства обысков или арестов вне пределов своего района, в случае спешности, начальники розыскных отделений могут непосредственно просить об этом подлежащих начальников жандармских управлений, а где есть начальники розыскных отделений, то просить таковых. Если же требование не спешно, начальники розыскных отделений сносятся с начальниками губернских жандармских управлений через начальника местного губернского жандармского управления.

36) При удостоверении политической благонадежности (§ 17 «Положения о начальниках розыскных отделений») начальник губернского жандармского управления, по поступлении к нему запроса, наводит справку о данном лице по алфавитам управления и имеющиеся сведения излагает в надписи на запрос, который затем препровождает в подлиннике начальнику розыскного отделения.

Начальник розыскного отделения, по поступлении к нему из губернского жандармского управления при надписи запроса с имеющимися сведениями о данном лице, наведя в своем отделении справку, ставит на том же запросе, при отсутствии сведений, штамп «Сведений нет» и возвращает запрос начальнику жандармского управления. При наличности же в отделении сведений начальник отделения сообщает таковые надписью на запрос, который в подлиннике препровождает в Департамент полиции, уведомив о сем начальника жандармского управления.

Начальник жандармского управления, в свою очередь, получив обратно запрос со штампом «Сведений нет», направляет этот запрос в порядке, указанном в циркуляре г. министра внутренних дел от 29 ноября 1891 г. за № 4910, причем в случаях представления запросов в Департамент полиции, а также по получении уведомления начальника отделения об отсылке запроса в Департамент полиции, начальник управления сообщает лицу или учреждению, сделавшему запрос о политической благонадежности, что запрос этот представлен им в Департамент полиции на заключение.

Лица или учреждения, от которых поступают в губернское жандармское управление запросы о политической благонадежности, не должны быть осведомляемы о наведении по сим запросам справок в розыскном отделении.

37) Штампы по сказанным запросам о благонадежности не подписываются начальником розыскного отделения, и запросы эти в журнал входящих бумаг отделения не заносятся[629].

ИНСТРУКЦИЯ ФИЛЕРАМ ЛЕТУЧЕГО ОТРЯДА И ФИЛЕРАМ РОЗЫСКНЫХ И ОХРАННЫХ ОТДЕЛЕНИЙ

от 31 октября 1902 г.

1) Старший филер сообщает письменно Департаменту полиции, на имя заведующего наружным наблюдением Евстратия Павловича Медникова, не менее двух раз в неделю краткие сведения по текущему наблюдению: об установке и выяснении наблюдаемых и мест, ими посещаемых, о появлении в сфере наблюдения новых лиц, о перемене наблюдаемыми места жительства, об их выбытии куда-либо, о сходках, конспиративных свиданиях, о появлении у наблюдаемых при их передвижениях и деловых сношениях каких-либо свертков и вообще подозрительных предметов и о передаче таковых. Независимо от этого старший филер сообщает заведующему наблюдением о всех выдающихся фактах по наблюдению – немедленно.

2) Филер, выехавший из места постоянного пребывания с наблюдаемым, при первом удобном случае телеграфирует заведующему наблюдением и своему начальнику. Телеграммы должны носить характер торговой корреспонденции, например: «Товар Черного везу Тулу»; подписывать такие телеграммы филер должен собственной фамилией.

3) По прибытии в какой-либо другой город вне своего постоянного места жительства филер немедленно телеграфирует свой адрес заведующему наблюдением и своему начальнику и письменно сообщает подробно результаты наблюдения ежедневно.

4) Письма отправляются заказными, причем рекомендуется сдавать таковые на вокзалах или же опускать в почтовые ящики поездов.

5) Желательно, чтобы старшие филеры знали адреса таковых же старших в других пунктах.

6) Все письма из какой-либо одной местности должны иметь общую порядковую нумерацию и указание, когда и где они составлены, в конце подпись.

7) Каждому лицу, вошедшему в наблюдение, дается кличка, как равно и лицам, кои, по мнению филеров, будут представляться интересными или часто встречаться ими по наблюдению.

8) Кличку надлежит давать краткую (из одного слова). Она должна характеризовать внешность наблюдаемого или выражать собою впечатление, которое производит данное лицо.

9) Кличка должна быть такая, чтобы по ней можно было судить, относится ли она к мужчине или к женщине.

10) Не следует давать одинаковых кличек нескольким лицам, и каждый наблюдаемый должен иметь одну кличку, данную ему впервые, когда его узнали.

11) Упоминая новое лицо под кличкой, должно сообщать подробно, когда и как оно появилось, описать его приметы, а также кто из филеров его лучше знает.

12) Приметы должны быть сообщаемы в следующем порядке: лета, рост, телосложение, лицо (глава, нос, уши, рот, лоб), растительность на голове и проч., цвет и длина волос; одежда; особенности в походке или манерах.

13) При сообщении сведений о каждом наблюдаемом в самом начале должно указывать, где он живет и с какого приблизительно времени, если же в адресе его нет полной уверенности, то следует оговариваться об этом.

14) При посещении наблюдаемыми домов следует точно указывать, помимо улиц, еще номер владения и фамилию владельца, а равно, по возможности, и квартиру (ход, этаж, флигель, окна).

15) Если в одном доме наблюдаемые посещают два или несколько разных помещений, то надлежит каждый раз указывать, куда именно они ходят.

16) Если дом угловой, надлежит обязательно указывать, под какими номерами он значится и с какой улицы существует вход в такой дом.

17) В донесениях не следует писать «пошел» к такому-то, а «пошел в дом» такой-то к такому-то.

18) В донесениях надлежит указывать на места, где наблюдаемые бывают по частным надобностям (обед, занятия, родственники).

19) При посещениях же наблюдаемыми магазинов и мастерских следует обязательно указывать фамилию владельцев их и улицы, на которых эти заведения находятся.

20) С карточек, находящихся у входов, надлежит записывать все полностью (фамилию, имя, отчество и т. д.).

21) При осуществлении наблюдения необходимо всегда действовать так, чтобы не обратить на себя внимания, не ходить заметно и на одном месте в течение продолжительного времени не оставаться[630].

ОФИЦИАЛЬНОЕ ПЕЧАТНОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ ПО ПОВОДУ ПРИЕЗДА ИХ ИМПЕРАТОРСКИХ ВЕЛИЧЕСТВ В г. МОСКВУ

1. Каждый владелец квартиры или помещения, окна или балконы которой выходят на улицу по пути следования Их Императорских Величеств, обязан представить указанному ниже члену комиссии не позднее 25-го марта список в двух экземплярах всех лиц, кои будут находиться в его квартире или помещении во время высочайшего проезда, и независимо от сего испросить у московского обер-полицеймейстера разрешение на допуск в свое помещение лиц подачею прошения, оплаченного гербовым сбором в 1 р. 20 коп.

2. Контроль пропуска лиц, являющихся в дома в день Высочайшего проезда, производится квартирохозяином, причем ответственность за то, что пропущены те самые лица, которые внесены им в список, падает всецело на него.

3. Домовладельцам и управляющим домами вменяется в обязанность в день приезда Их Величеств:

а) ворота домов держать запертыми на замок с утра дня приезда Их Величеств;

б) ключ от ворот передавать старшему дворнику, занимающему место у ворот со стороны улицы;

в) в ворота пропускать исключительно живущих в домах или получивших право входа в квартиры, согласно представленного члену комиссии списка, посторонних же лиц в случае экстренной надобности допускать только с разрешения члена комиссии или чинов полиции;

г) запереть на ключ в нижних этажах двери, выходящие на улицу; окна в нижних и полуподвальных этажах, в которые возможен допуск с улицы, иметь закрытыми;

д) допускать вход в подъезды только лицам, упомянутым под лит. в. пункта 3-го настоящего объявления.

4. Воспрещается делать какие-либо приспособления для зрителей у ворот со стороны улицы.

5. Домовладельцам и управляющим домами вменяется в обязанность преградить под личной ответственностью во время проезда Их Величеств доступ на чердаки и на крыши, для достижения каковой цели вход на чердак, по предварительному осмотру членом комиссии, должен быть заперт и опечатан распоряжением члена комиссии, а все пожарные лестницы по указанию члена комиссии обшиты тесом на 6 аршин от земли.

6. Открытие окон во время Высочайшего проезда разрешается, за исключением окон, упомянутых в п. г. § 3, равно как и доступ публики на балконы, выходящие на улицу, причем к открытым окнам и на балконы могут быть допущены под личною ответственностью владельца квартиры или помещения лица совершенно трезвые и притом только такие, которые значатся в списке, составленном на основании § 1 сего объявления. Допущенные лица не должны иметь при себе ни биноклей, ни подзорных труб, ни фотографических аппаратов; квартировладелец принимает на себя ответственность за порядок в принадлежащем ему помещении.

Примечание. Определение количества лиц, могущих находиться на балконах, принадлежит технику, состоящему членом комиссии.[631]

МЕРЫ ОХРАНЫ, ОДЛЕЖАЩИЕ ПРИНЯТИЮ В СЕЛЕНИЯХ ПО ПУТИ ВЫСОЧАЙШЕГО СЛЕДОВАНИЯ ОТ г. АРЗАМАСА В САРОВСКУЮ ПУСТЫНЬ И ДИВЕЕВСКИЙ МОНАСТЫРЬ И ОБРАТНО ЧЕРЕЗ с. ГЛУХОВО В г. АРЗАМАС

1. Все строения, жилые и холодные, находящиеся на самом пути, так равно и на расстоянии десяти саженей в обе стороны от дороги, за двое суток до проезда тщательно осматриваются комиссий, состоящей из полицейского и жандармского (где таковые есть) офицера, местного сельского старосты и при участии двух понятых. Председателем в комиссии является старший в чине офицер. Те строения, в которых нет особой надобности для хозяев, опечатываются ею, чтобы убедиться в целости их.

Примечание. Если впоследствии хозяевам встретилась бы особая надобность войти в опечатанное строение, то это может быть сделано в присутствии той же комиссии и после этого строение вновь опечатывается.

2. В упомянутых выше строениях после осмотра никто из посторонних лиц, к семье хозяина не принадлежащих, оставаться не может впредь до того времени, пока охрана не будет снята.

3. За сутки до проезда в каждый дом, находящийся по пути следования, помещаются два охранника, которые следят, чтобы никто из посторонних в дом и во двор не входил.

4. За 4 часа до проезда помещаются с задней стороны домов, лежащих по пути, охранники, стражники или воинские чины, по мере надобности, которые следят за тем, чтобы на дорогу, по которой имеет быть проезд, никто не выходил.

5. Все выходящие на улицу окна или отверстия на чердаках заколачиваются.

6. Полицией и сельскими властями устанавливается строгий надзор за всеми живущими в селениях и за тем, что вообще происходит в селениях. За двое суток до Высочайшего проезда селение должно быть очищено от всех неизвестных лиц.

7. С раннего утра дня Высочайшего проезда в попутных селениях все собаки должны быть на привязи и находящийся в селениях скот загнан[632].

ПРИКАЗ ЖИТЕЛЯМ СЕЛЕНИЙ ПО ПУТИ ВЫСОЧАЙШЕГО СЛЕДОВАНИЯ ОТ г. АРЗАМАСА В САРОВСКУЮ ПУСТЫНЬ И ДИВЕЕВСКИЙ МОНАСТЫРЬ И ОБРАТНО

1. Жители каждого селения, через которое будет следовать Высочайший проезд, собираются у своей околицы к определенному часу, который будет указан земским начальником, в район которого входит соответственное селение, и группируются там по обе стороны дороги.

2. Сельский староста, сотские и десятские проверяют, чтобы никто из посторонних, к жителям селения не принадлежащий, в группе не был. Если же случайно кто-либо из посторонних тут явился и не будет времени его совсем удалить, то он становится за группу под надзор полиции или благонадежных лиц.

3. От линии проезда группы стоят около 10 саженей.

4. Расходиться жители могут с разрешения старшего полицейского офицера, когда последний экипаж скроется из вида.

5. При въезде в селение разрешается жителям устраивать арки и украшать дома свои зеленью и флагами[633].

ПРИКАЗ ЧЛЕНАМ ДОБРОВОЛЬНОЙ ОХРАНЫ ПО ПУТИ СЛЕДОВАНИЯ ВЫСОЧАЙШИХ ОСОБ ИЗ г. АРЗАМАСА В САРОВСКУЮ ПУСТЫНЬ И ДИВЕЕВСКИЙ МОНАСТЫРЬ И ОБРАТНО

1. Члены добровольной охраны должны становиться на места и в час, указанный начальниками отрядов. Во время Высочайшего проезда они сходить со своих мест не должны, а после проезда могут расходиться по указанию начальников отрядов, и во всяком случае не ранее, как последний экипаж скроется из вида.

2. При расстановке на местах все котомки как охранников, так и тех из посторонних лиц, которые будут остановлены по пути и поставлены позади членов охраны, относятся на несколько десятков саженей в тыл охраны, там складываются, а разбираются лишь после Высочайшего проезда.

В руках ни у охранников, ни у посторонних лиц не должно быть никаких предметов, кроме шапок.

3. При Высочайшем проезде воспрещается становиться на колени с целью подачи каких бы то ни было бумаг и прошений. Если же кто-либо желает подать Государю Императору прошение, то он такое должен передать начальнику отряда, которым оно будет передано по начальству, и ни одно из поданных в таком порядке прошений не останется не доложенным государю.

4. Лиц, которые бросятся вперед для подачи прошений или с другими целями, члены охраны должны задержать и передать в распоряжение полиции.

5. Так как в день Высочайшего проезда в определенный час по указанию начальника отряда всякое движение по пути будет приостановлено, то в случае появления потом на нем, а равно в прилегающей к нему местности лиц, не участвующих в охране, не принадлежащих к составу полиции или воинских частей или не имеющих на это разрешения губернатора, таковые должны задерживаться и с ними будет поступлено по указанию начальника отряда, до этого же их следует держать под строгим надзором за ближайшими группами охранников.

6. В тех местах, где будет находиться посторонняя публика, не позволять ей порвать цепь и становиться впереди, за исключением тех лиц, коим это будет начальником отряда разрешено.

7. В тех местах, где будет стоять посторонняя публика, сотники и десятники должны во время Высочайшего проезда стоять так, чтобы видеть проезжающее экипажи, а равно постороннюю публику, для наблюдения, не происходит ли там чего-либо подозрительного.

8. При всяких недоразумениях члены охраны должны руководствоваться указаниями начальников отрядов[634].

ПОЛОЖЕНИЕ О ДВОРЦОВОМ КОМЕНДАНТЕ от 25 апреля 1906 г.

1) Общее наблюдение за безопасностью императорских резиденций, а равно главный надзор за безопасностью пути во время Высочайших путешествий возлагается на дворцового коменданта, под высшим руководством министра Императорского Двора. Требования последнего, относящиеся до принятия мер к обеспечению безопасности особы Государя Императора, должны быть немедленно исполняемы всеми ведомствами и учреждениями Империи.

2) В связи с охраною безопасности императорских резиденций на дворцового коменданта под высшим наблюдением министра Императорского Двора возлагается также главное руководство деятельностью полицейских органов Министерства Императорского Двора в городах дворцового ведомства, а также деятельностью лиц, несущих полицейские обязанности по установлениям того же министерства, перечисленных в дальнейших статьях сего Положения.

3) Дворцовый комендант назначается Высочайшим указом Правительствующему Сенату по представлению министра Императорского Двора.

4) Дворцовый комендант находится в непосредственном подчинении министра Императорского Двора, причем должности его присваивается III класс.

5) Министру Императорского Двора предоставляется издать инструкцию для руководства и ближайшего определения деятельности дворцового коменданта.

6) Действуя в пределах означенной инструкции и исполняя все предписания министра Императорского Двора, дворцовый комендант во время отсутствия министра Императорского Двора из императорской резиденции получает относящиеся до возложенных на него обязанностей указания непосредственно от Его Императорского Величества. О всех полученных Высочайших указаниях, а равно о сделанных по поводу сих указаний распоряжениях дворцовый комендант доносит министру Императорского Двора.

7) В видах облегчения дворцовому коменданту исполнения возложенных на него обязанностей все правительственные учреждения должны немедленно ему сообщать собранные их агентами сведения, имеющие отношение до возложенных на дворцового коменданта обязанностей.

8) При дворцовом коменданте в непосредственном его подчинении находятся, согласно Высочайше утвержденным штатам, особое управление, составляющее отдельное установление Министерства Императорского Двора, и инспекция императорских поездов.

9) Для исполнения различных поручений дворцового коменданта в его распоряжение командируются выбранные им военные и гражданские чины, которые считаются во временной командировке и сохраняют за собою занимаемые ими прежде должности и содержание.

10) Кроме военных и полицейских сил, которые в нужном количестве по требованию дворцового коменданта временно командируются подлежащими властями под его начальство, в постоянном [его] распоряжении состоят нижеследующие части: дворцовая полиция, Cобственный Его Императорского Величества конвой, сводно-гвардейский батальон и 1-й железнодорожный батальон.

11) Деятельность состоящего при дворцовом коменданте управления определяется инструкциями, составляемыми дворцовым комендантом и утверждаемыми министром Императорского Двора, деятельность же находящихся под начальством дворцового коменданта и командируемых в его распоряжение частей определяется инструкциями, издаваемыми дворцовым комендантом.

12) Кроме того, ведению дворцового коменданта подлежат: а) городские полиции в городах Царском Селе, Петергофе, Гатчине и Павловске; б) охранные (дворцовые) команды и те команды служительские, в круг обязанностей которых входят и обязанности полицейские, считая в том числе разного рода сторожей, в районе дворцовых управлений Царкосельского, Петергофского и Гатчинского, а также при императорских дворцах: Зимнем и Cобственном Его Императорского Величества в С.-Петербурге; в) полицмейстера Императорских С.-Петербургских театров и г) полицмейстера Императорских Московских театров во время пребывания Высочайшего Двора в гор. Москве.

Примечание 1. Командам того же назначения, как указано в пункте б) настоящей статьи, состоящим при других дворцах, в том числе и находящихся в заведовании Главного управления уделов, вменяется в непременную обязанность исполнять беспрекословно во время пребывания Высочайшего Двора все требования дворцового коменданта.

Примечание 2. Обо всех распоряжениях, им отданных полицмейстеру театра, дворцовый комендант сообщает управляющему театральною конторою для согласования действий дирекции театров с намерениями дворцового коменданта.

13) Начальник дворцовых управлений С.-Петербургского, Царскосельского, Петергофского и Гатчинского, управляющий городом Павловском и начальник собственного Его Императорского Величества дворца в С.-Петербурге, действуя на основании существующих законоположений, сохраняют за собою по принадлежности заведование городскими полициями и командами, указанными в статье 12, но по делам полицейского характера, а равно и вообще по вопросам, касающимся охранения порядка и безопасности в районе их ведения, состоят в непосредственном подчинении дворцового коменданта; начальники прочих дворцовых управлений и лица, заведующие дворцами удельного ведомства, подчиняются дворцовому коменданту на означенных выше условиях лишь временно, на сроки пребывания Высочайшего Двора.

14) Все представления, касающиеся личного состава служащих городских полиций дворцового ведомства, а равно должностных лиц, непосредственно заведующих командами, указанными в пункте «б» статьи 12 Положения, направляются начальниками дворцовых управлений к дворцовому коменданту, который или разрешает эти представления своею властью, или входит с представлением к министру Императорского Двора в тех случаях, когда по закону и действующим в Министерстве Императорского Двора особым правилам разрешение дела зависит от власти министра.

15) В случаях необходимости принятия новых мер или издания особых распоряжений по делам полицейского характера, а равно по вопросам охраны порядка и безопасности, касающимся городских полиций в городах дворцового ведомства и команд, указанных в пункте «б» статьи 12 сего Положения, начальники дворцовых управлений входят о сем с представлениями к дворцовому коменданту.

Когда же упомянутые представления на основании действующих узаконений и особых инструкций должны восходить к министру Императорского Двора, то дворцовый комендант представляет их министру вместе со своим заключением.

Примечание. Записки о происшествиях представляются начальниками дворцовых управлений непосредственно министру Императорского Двора, но одновременно с сим такие же записки представляются и дворцовому коменданту.

16) Правила, указанные в статье 15, соблюдаются и по отношению к прочим дворцовым управлениям и лицам, заведующим дворцами, когда таковые во время пребывания Высочайшего Двора в местности, им подведомственной, подчиняются дворцовому коменданту.

Усмотрению дворцового коменданта предоставляется подчинять своему непосредственному ведению те дела из предметов ведомства городских полиций дворцовых городов, которые он признает нужным, чтобы они представлялись на его разрешение. Если затронутый вопрос превышает пределы полномочий дворцового коменданта, он представляет о сем, со своим заключением, министру Императорского Двора.

Примечание. Вопросы санитарного и строительного благоустройства дворцовых городов, а равно хозяйственная часть городских полиций ведению дворцового коменданта не подлежат.[635]