64. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИДЕИ П.Я. ЧААДАЕВА

Петр Яковлевич Чаадаев (1794–1856) был одно время участником «Союза благоденствия», однако по оставлении воинской службы под воздействием углубленных занятий философией он радикально пересмотрел свое отношение к способам достижения общего блага. Занятия по выработке и формулированию нового мировоззрения потребовали значительных усилий; результатом их стали восемь «Философических писем», написанных в течение 4-летнего затворничества. После публикации первого письма в 1836 г. его автор был объявлен сумасшедшим и подвергнут медицинскому надзору и домашнему аресту. Впоследствии он принимал активное участие в полемике западников и славянофилов и оказал большое влияние на ход и содержание этой полемики. Истолкование особенностей русской истории проникнуто сочетанием теологических и про-грессистских мотивов и аргументов. Главную причину отсталости и застойного существования России он увидел в отсутствии связи между этапами ее истории, а также в отсутствии прогрессивных социальных и культурных традиций. Все это превращало Россию в общество без дисциплины форм, в частности дисциплины логики, права социальных условностей. В сравнении с римско-католической семьей народов Россия как бы отпала от человеческого рода. После критики славянофилами его нелестного отзыва о рабстве на Московской Руси, после обвинений консерваторов в презрительном антипатриотизме Чаадаев признает факт «преувеличения», но отвергает нападки на избранный способ высказывания патриотических чувств. Социально-политическую программу славянофильской школы Чаадаев относил к разряду ретроспективных утопий. Расходясь со славянофилами в оценке «выгод нашего изолированного положения», Чаадаев сближался с теми из них, кто воспринимал застойность как «спасительную неподвижность» в эпоху потрясений. В своих представлениях о путях спасения он был не менее утопичен, чем его оппоненты. Его программа конструировалась с учетом такого же небольшого числа основополагающих факторов (религия, просвещение и облагораживание нравов), как и у славянофилов (община, религия, самодержавие). О европейских революциях 40-х гг. он отзывался как о впадении человечества в варварство и анархию и наступлении эпохи господства «посредственности». В этих условиях он видел призвание России в том, чтобы «дать в свое время разрешение всем вопросам, возбуждающим споры в Европе». О перспективах социализма он заметил не без проницательности, что «социализм победит не потому, что он прав, а потому, что не правы его противники». При всех симпатиях к римско-католическому миру народов, в котором он находил гармоничное соединение религии с политикой, а также с наукой и духом общественных преобразований, он воздавал должное и плодам православия на Руси: здесь плоды составили не наука и благоустроенный быт, а «духовное и душевное устройство человека – бескорыстие сердца и скромность ума, терпение и надежда, совестливость и самоотречение. Ему мы обязаны всеми лучшими народными свойствами, своим величием, всем тем, что отличает нас от прочих народов и творит судьбы наши». Мы призваны, отмечал Чаадаев, быть настоящим совестным судом по многим тяжбам, которые ведутся перед великим трибуналом человеческого духа и человеческого общества. В число собственных заслуг перед Россией он включал «любовь Отечества в его интересах, а не в своих собственных», а также свое стремление вместо «представительства идей» обзавестись своими собственными идеями. Его обобщения русской и всеобщей истории благотворно повлияли на аналогичную работу в среде западников и славянофилов, а также на позицию маркиза де Кюстина, автора книги «Россия в 1839 г.». Его размышления о роли и судьбах церковной жизни на православном Востоке и католическом Западе были подхвачены и продолжены Вл. Соловьевым. Некоторые его взгляды и оценки были усвоены в народничестве через посредство Герцена, особенно мысль о своеобразных свойствах русского народа.