Приложение

ПЕТИЦИЯ ДОКТОРА АЛЬФРЕДА ЗЕЙДЛА[18]

Позвольте мне в качестве защитника перед Международным военным трибуналом в Нюрнберге бывшего рейхминистра Рудольфа Гесса, который в настоящее время содержится в тюрьме для военных преступников в Шпандау, Берлин, находящейся под совместным управлением Французской Республики, Великобритании, СССР и Соединенных Штатов Америки, выступить со следующей петицией.

Законной базой для суда Международного военного трибунала в Нюрнберге, проходившего в 1945–1946 годах над так называемыми главными военными преступниками нацистской Германии (лидера стран оси в Европе), является соглашение, заключенное 8 августа 1945 года между правительствами Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии, Соединенных Штатов Америки, временным правительством Французской Республики и правительством Союза Советских Социалистических Республик. Согласно статье 2 этого Лондонского соглашения от 8 августа 1945 года, его неотъемлемой частью является хартия о Международном военном трибунале.

Одним из подзащитных на суде был бывший рейхе-министр Рудольф Гесс. Международный военный трибунал (МВТ) назначил меня его защитником. Во время Второй мировой войны, с 10 мая 1941 года, Рудольф Гесс находился в британском плену. В конце октября 1945 года британское правительство перевезло его в Нюрнберг, где во время суда его обвинили в участии в военной и экономической подготовке к войне. Его также обвинили в участии в политическом планировании и подготовке захватнических войн и войн в нарушение международных договоров и соглашений (пункты один и два обвинения). Ему также вменяли в вину участие в военных преступлениях, указанных в пунктах три и четыре обвинения. Обвиняющая сторона, однако, не смогла собрать достаточно доказательств, подтверждающих его вину по пункту три (военные преступления) и четыре (преступления против человечества). Поэтому 30 сентября – 1 октября 1946 года Международный военный трибунал признал Рудольфа Гесса невиновным по пунктам три и четыре и виновным по пунктам один и два (подготовка и проведение захватнических войн). Но и этот вердикт не был подкреплен убедительными доказательствами. В решении МВТ в поддержку вердикта о виновности Гесса говорится, что Рудольф Гесс принимал активное участие в подготовке к войне. Так, 16 марта 1935 года был принят Закон о всеобщей воинской повинности, под которым стоит подпись Гесса. Он убеждал людей терпеть лишения ради вооружения Германии и постоянно выступал с лозунгом «Пушки вместо масла». В решении суда утверждается, что с 1933 по 1937 год Гесс произносил речи, в которых говорил о стремлении к миру и выступал в поддержку международного экономического сотрудничества. Но ничто в этих речах не может отменить того факта, что из всех подзащитных никто лучше Гесса не знал, как решительно стремится Гитлер реализовать свои амбиции. Однако в вердикте МВТ не приводится никаких доказательств, подтверждающих это заключение. А ведь Рудольф Гесс не принимал участия в четырех секретных совещаниях, состоявшихся 23 мая, 22 августа, 5 ноября и 22 ноября 1939 года, на которых Гитлер разъяснял свои политические цели и военные планы министру иностранных дел и командованию вооруженных сил. Документы этих совещаний были признаны МВТ очень важными уликами. В качестве доказательства вины Гесса в вердикте МВТ указывается, что Гесс находился в Вене после ввода в Австрию германских войск и вместе с другими членами кабинета 13 марта 1938 года подписал документ о воссоединении Австрии с Германским рейхом. 14 апреля 1939 года, читаем далее в вердикте МВТ, он подписал указ о создании правительства Судетской земли, а 27 августа 1939 года публично восхвалял «великодушное предложение», которое Гитлер сделал Польше. После захвата Польши Гесс подписал указы о включении в состав рейха Данцига и некоторых других польских территорий и создании генерал-губернаторства (из остатков Польши). Таковы главные доказательства, приведенные в поддержку приговора о виновности Гесса по пунктам один и два обвинения.

Кстати, Гесс является единственным из всех подзащитных, который, хотя и обвинялся по всем четырем пунктам, был признан виновным только в участии в подготовке захватнических войн и невиновным в совершении военных преступлений и преступлений против человечества.

За совершение преступлений против мира МВТ приговорил Рудольфа Гесса к пожизненному заключению Он отбывает наказание в союзнической тюрьме для военных преступников в Шпандау, Берлин.

4 ноября 1950 года в Риме была подписана Конвенция о защите прав человека и основных свобод. Среди стран, подписавших ее, помимо других участников Европейского совета, были Французская Республика и Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии. В этой связи очень важно рассмотреть ее преамбулу, согласно которой задача конвенции заключается в сохранении и дальнейшей реализации прав человека и основных свобод, провозглашенных Всеобщей декларацией прав человека от 10 декабря 1948 года.

Однако действенность юридических принципов, нашедших свое выражение в Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года, не ограничивается только юрисдикцией подписавших ее сторон. Эти юридические принципы являются всеобщими и отражены в законодательствах всех цивилизованных стран и в особенности касаются СССР и Соединенных Штатов Америки. Это относится к правилу Nulla Poena Sine Lege («Никакое наказание без закона») и принципу, гласящему, что никто не может выступать судьей по своему собственному делу.

Более того, оба этих принципа уже содержатся во Всеобщей декларации прав человека, провозглашенной Организацией Объединенных Наций 10 декабря 1948 года, на которую ссылается преамбула Конвенции о защите прав человека и основных свобод… (и) по которой государства обязаны предоставлять всем людям равную защиту перед законом и справедливое и публичное слушание их дел в независимом суде.

Но приговор по делу бывшего рейхсминистра Рудольфа Гесса, который до сих пор не отменен, противоречит Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Приговор и его исполнение нарушают не только общие принципы прав человека и основных свобод, как они сформулированы в преамбуле этой конвенции, но и основные права конкретного человека…

1. Согласно статье 7 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, никто не может быть признан виновным в совершении преступления в виде действия или бездействия, которое не считалось уголовно наказуемым в национальном или международном законодательстве в то время, когда оно было совершено (Nulla Poena Sine Lege).

Статья 6а хартии о Международном военном трибунале, составляющей неотъемлемую часть Лондонского соглашения от 8 августа 1945 года и одновременно являющейся юридической основой для суда МВТ, не содержит явного нарушения этой максимы. Согласно статье 6а хартии, преступлениями против мира считаются: «…планирование, подготовка, начало или развязывание захватнической войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений, или участие в общем плане или заговоре для осуществления одного из вышеуказанных действий».

Защита обвиняемых во время Нюрнбергского суда энергично заявляла, что подобные действия не являются преступлениями, за которые можно в индивидуальном порядке судить или наказывать по законам уголовного права отдельных министров, генералов или руководителей предприятий. Еще до начала суда Всеобщий совет защитников указывал на нарушение этого принципа в своем ходатайстве, принятом 19 ноября 1945 года… Во время суда Союз обвинителей стран, подписавших Лондонское соглашение от 8 августа 1945 года, пытался доказать, что хартия МВТ не противоречит общему международному праву, существовавшему в ту пору, когда началась Вторая мировая война. Генеральные прокуроры Соединенных Штатов и Великобритании строили свои обвинения главным образом на пакте Келлога – Бриана (об отказе от войны как орудия национальной политики), который был заключен в 1928 году и который Германия ратифицировала, а французский главный обвинитель придерживался совершенно другой линии. Он понимал, что между хартией и довоенным международным правом существует неразрешимое противоречие, если целью МВТ является уголовное наказание военных преступников за нарушение мира в Европе. Поэтому он перевел суд с уровня международного права на уровень конституционного права. Французский главный обвинитель утверждал, что немецкие национальные власти вполне могли бы привлечь к ответу людей, которые развязали захватническую войну. Но, поскольку в настоящее время жизнь в Германии парализована, задачу наказания виновных взяли на себя иностранные державы, которые управляют Германией на основе взаимного соглашения. Хартия МВТ, сказал он, определила нормы, по которым МВТ должен проводить расследование и выносить приговоры. Вопрос о том, прав ли был французский обвинитель, можно не рассматривать. Если бы он был прав, он все равно не смог бы изменить проблему, которую надо решить. Рассматривая вопрос с этой точки зрения, мы должны понять, как и в случае с международным правом, включает ли в себя хартия МВТ уголовные законы, имеющие обратную силу. Все защитники отдельных обвиняемых и профессор Джаррейс из Всеобщего совета защитников в особенности тщательно изучили этот вопрос. 4 июля 1946 года (Документы МВТ. Т. XVII. С. 499) профессор Джаррейс, касаясь этой юридической проблемы, которая была определяющей для всего суда, заявил, среди другого прочего, вот что:

«Главный британский обвинитель даже сделал основной темой своей длинной речи исследование вопроса о связи Хартии, в которой рассматривается наша проблема, с существующим международным правом. Он оправдывал свои аргументы тем, что в задачу трибунала входит служение человечеству и что эту задачу можно решить в ходе суда только в том случае, если Хартия может постоять за себя по отношению к международному праву. Иными словами, если принцип наказания отдельных лиц за нарушение мира между государствами уже существует в международном праве.

Конфликт между Италией и Абиссинией (Эфиопией) в 1935–1936 годах стал суровой проверкой системы коллективной безопасности, которая и решила ее судьбу. Лига Наций объявила своего члена, являвшегося крупной державой, агрессором и заявила о том, что к нему будут применены экономические санкции, но затем отказалась от применения военных мер, направленных на сдерживание агрессора, и, наконец, после победы Италии, погрязла в спорах о процедуре, разгоревшихся особенно бурно на 18-й ассамблее Лиги.

Стороны пытались найти ответ на вопрос: каким образом Лига, не нарушая открыто своей конституции, может вычеркнуть из списка существующих государств своего члена, небольшую страну Абиссинию (Эфиопию), которая подверглась нападению, и признать ее частью Итальянской империи? Соединенные Штаты также не настаивали на доктрине Стимсона и сохраняли строгий нейтралитет.

Необходимо все это понять, а также знать, что британское правительство 20 февраля 1935 года вежливо, но твердо, устами лорда-канцлера виконта Д. Санкея, отказалось принять логические объяснения, сославшись на старую поговорку: «Законы создает не логика, а история». Позже, когда 16 июля 1937 года государственный секретарь США Корделл Халл объяснил принципы американской политики по отношению ко всем другим странам мира, португальское правительство распространило заявление об «абстрактных и обобщающих тенденциях юристов». Оно хотело предостеречь от попыток «найти единую формулу» и напомнить, что надо очень тщательно изучать исторические факты.

Поэтому мы приходим к выводу, что в реальных отношениях между государствами – задолго до 1939 года – не существовало общих постановлений в рамках международного права, которые запрещали бы войну. И ведущие государственные деятели, и простые люди знали, что таких постановлений нет.

Вот почему система специальных постановлений в рамках международного права применялась во все более возрастающих масштабах. Два государства заключали договоры, прекрасно зная историю своих взаимоотношений, в надежде на то, что эти договоры помогут гарантировать мир между этими странами.

Но давайте на какое-то время позабудем о жестокой реальности тех лет, которые последовали за итало-абиссинской войной. Давайте на мгновение представим себе, что существовал бы общий и недвусмысленный договор, который признали бы и которым руководствовались все подписавшие его стороны, достигшие фундаментального и фактического соглашения. Нашли бы мы в международном праве статьи о том, что люди, нарушившие этот договор, должны быть подвергнуты наказанию?

Нет, даже государство не может быть подвергнуто наказанию, не говоря уж о людях.

Нарушение подобного договора ничем бы не отличалось, при существующем международном праве, от любого другого нарушения этого права. Государство, нарушившее договор, совершило бы преступление против международного права, но никак не действие, подлежащее наказанию. Время от времени предпринимались попытки сделать определенные выводы из понятий о правонарушении, международном преступлении и осуждении войны в существующем международном праве, которое рассматривает дело, подобное нашему. Подобные выводы основывались на ложных предпосылках. Любой юрист знает, что любое незаконное поведение можно назвать правонарушением, а не только поведением, которое заслуживает наказания. Слово же «преступление» широко используется и за пределами юридической сферы. Наше дело именно такое. Когда в 1927 году по требованию Польши ассамблея Лиги Наций объявила войну международным преступлением, польские представители особенно настаивали на том, что эта декларация не является инструментом закона, а всего лишь актом морального и просветительского значения. Попытка создать универсальную мировую систему коллективной безопасности на легальной основе провалилась. Но это не означает, что многочисленные двухсторонние соглашения, в задачу которых входит предотвращение захватнических войн между двумя странами, перестали выполнять свою роль. Нам еще предстоит изучить, способны ли участники такого соглашения сделать существование или продолжение существования общего механизма коллективной безопасности необходимым условием законности подобного договора.

Односторонние заявления о том, что страна не будет нападать на кого-либо, не менее хороши, чем двухсторонние договоры.

Перед войной было заключено много двухсторонних пактов о ненападении, а также дано несколько односторонних заверений. В некоторых случаях определяющим фактором являлась политическая, в других – юридическая концепция агрессии, а порой и целый ряд таких концепций.

Рейх также заключил несколько пактов о ненападении. Все они были перечислены в обвинении. Можно изучить, сохранили ли они свою юридическую силу в критический момент, и это исследование мы оставляем адвокатам отдельных подзащитных. Но если рейх совершал нападение, в ряде конкретных случаев нарушая пакт, сохранявший свою силу, он совершал преступление против международного права и должен нести наказание согласно законам этого права, касающимся таких преступлений.

Но отвечать должен весь рейх, а не отдельный человек, будь он даже главой правительства. Это не подлежит никакому сомнению, согласно существующему международному праву. Об этом даже не стоит говорить. Ибо до недавнего времени не упоминалось даже о возможности проведения суда над теми, кто развязал войну в Маньчжурии, итало-абиссинскую или советско-финскую войны с японской, итальянской или советской стороны. Никто не собирается судить тех, кто спланировал, подготовил, развязал и проводил эти войны, а также тех, кто просто принимал какое-нибудь участие в этих действиях.

И это конечно же объясняется вовсе не тем, что этот вопрос, как бы парадоксально это ни звучало, не был продуман до конца или не было известно, кто виноват. Эти люди не были подвергнуты суду потому, что суверенность государств является основным организационным принципом межгосударственного порядка.

Поскольку хартия требует суда над военными преступниками, она закладывает основы совершенно нового права, если – соглашаясь с главным британским обвинителем – соотносить его с существующим международным правом. Это право, возникнув в Европе, распространилось в конце концов по всему миру и является по сути своей законом о координации действий суверенных государств. Соотнося правила, установленные хартией, с этим правом, мы должны признать, что правила хартии отрицают основу этого права, что они предугадывают появление новых законов, по которым будет жить мир в будущем. Они революционны. Возможно, они оправдают надежды и чаяния наций, и будущее будет за ними.

Юрист, а только в таком качестве я выступаю перед вами, должен просто согласиться, что эти правила новые, революционно новые. В законах, касающихся вопросов войны и мира между государствами, для них нет и не может быть места, поскольку это законы уголовного права, имеющие обратную силу.

В заключение я хочу сказать, что приговоры отдельным людям за нарушение мира между государствами станут совершенно новым явлением в вопросах права, революционно новыми. И поэтому не важно, с какой точки зрения рассматривать этот вопрос – с точки зрения британского или французского обвинителей.

Приговоры отдельным людям за нарушение мира между государствами предполагают другие законы, чем те, что были в силе, когда обвиняемые совершали действия, за которые мы их теперь судим.

Юридический вопрос о вине – а меня интересует только этот вопрос – поставлен, таким образом, во всей своей сложности, ибо никто из подзащитных не разделял ни одного из двух мнений об устройстве мира, на которых главные обвинители построили систему своих аргументов».

Мнение главных обвинителей стран-победительниц, высказанное на Нюрнбергском процессе, не стало принципом международного права. По единодушному мнению всех выдающихся знатоков этого права, в ту пору, когда началась война, не существовало ни единого принципа общего международного права, по которому можно было персонально наказывать, в рамках уголовного законодательства, министров, командующих вооруженными силами или промышленных магнатов за участие в подготовке захватнической войны или войны в нарушение международных договоров. Такого принципа нет и по сей день. После того как МВТ вынес свой приговор, Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций попытался объявить принципы, которым руководствовались страны-победительницы в Нюрнберге, частью общего международного права и ввести их в международный уголовный кодекс, что позволило бы объединить всех членов ООН в единую семью народов. Но эта попытка не имела успеха. Комитет ООН, созданный для кодификации, вынужден был вскоре прекратить свою работу, поскольку члены комитета, в особенности представители великих держав, не смогли прийти к общему мнению. Поэтому можно сделать вывод, что ни сейчас, ни в 1939 году не существовало законного принципа, по которому люди, участвовавшие в подготовке захватнической войны или войны в нарушение международных договоров, могли бы понести персональное наказание.

2. Согласно статье 5 параграфа 1а Конвенции по защите прав человека и его основных свобод, человека можно лишить свободы только в соответствии с процедурой, описанной в законе, и только после приговора, вынесенного компетентным судом. Этот юридический принцип конвенции тоже был нарушен в отношении бывшего рейхсминистра Рудольфа Гесса. Мы можем на какое-то время оставить в покое вопрос, можно ли вывести возражения против компетентности Международного военного трибунала из одного только факта, что судьи были назначены государствами, воевавшими против Германии во Второй мировой войне. На этом суде наибольшее сомнение вызывают составитель конституции трибунала и правил уголовного законодательства, обвинитель и судьи от одной из стран-участниц. В вышеупомянутом обращении от 19 ноября 1945 года Всеобщий совет защитников указал на юридические возражения, проистекающие из этого факта, и потребовал, чтобы в состав суда вошли юристы из нейтральных стран, которым должны были помогать представители всех участвовавших в войне государств. МВТ не был «компетентным судом» в том смысле, как это указано в Конвенции по защите прав человека и основных свобод, потому что защита в ходе судебной процедуры не смогла доказать, что по крайней мере одна из сторон, подписавших Лондонское соглашение от 8 августа 1945 года, а именно Союз Советских Социалистических Республик, не только является автором конституции трибунала и правил уголовного закона, но и сама принимала участие в действиях, подпадающих под пункты один и два обвинения.

Во время суда стало возможным доказать, что правительства рейха и Советского Союза совместно спланировали нападение на Польшу, подготовили и осуществили его. 23 августа 1939 года министр иностранных дел Германии и министр иностранных дел СССР подписали в Москве в дополнение к Пакту о ненападении секретный протокол, в котором говорилось:

«По случаю заключения Пакта о ненападении между правительством Германского рейха и правительством Союза Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся полномочные представители обеих сторон в ходе строго конфиденциальных бесед обсудили вопрос о границе соответствующих сфер их влияния в Восточной Европе.

Эти беседы привели к следующим заключениям:

1. В случае территориальных и политических преобразований в зоне государств Прибалтики (Финляндия, Эстония, Латвия и Литве) северная граница Литвы будет представлять собой границу сфер влияния Германии и СССР. В этой связи обе стороны признают интересы Литвы в области Вильно.

2. В случае территориальных и политических преобразований в районах, принадлежащих Польскому государству, граница сфер влияния Германии и СССР должна проходить примерно по линии рек Нарев, Висла и Сан.

Вопрос о том, будет ли желательно для интересов обеих сторон сохранить существование независимого Польского государства, а также о том, каковы будут границы этого государства, может быть решен с определенностью только в ходе дальнейшего политического развития.

Во всяком случае, оба правительства решат этот вопрос с помощью дружественного соглашения.

3. Что касается Юго-Восточной Европы, то советская сторона обращает внимание на свои интересы в Бессарабии. Немецкая сторона заявляет о полном отсутствии своих интересов в этом регионе.

4. Этот протокол должен рассматриваться обеими сторонами как строго секретный.

Москва, 23 августа 1939 года

За правительство

Германского рейха

Ф. Риббентроп

Полномочный представитель правительства СССР

В. Молотов

1 сентября 1939 года, то есть через неделю после подписания этого дополнительного секретного протокола, германская армия перешла границу Польши. 17 сентября 1939 года Красная армия, выполняя этот совместный план, с согласия Генерального штаба германских вооруженных сил (заявление об этом сделал на суде в Нюрнберге генерал Йодль, начальник оперативного руководства штаба Верховного главнокомандования вермахта (ОКВ), вошла в Восточную Польшу и оккупировала территорию этой страны восточнее демаркационной линии, проходившей по рекам Нарев, Висла и Сан.

В законе существует признанный всеми принцип: ни одна сторона не имеет права судить дело, в котором она сама принимала участие. Правительство СССР подготовило и развязало захватническую войну против Польши, имея союзником правительство рейха. Это лишает советскую сторону права решать, виновны ли члены правительства рейха в участии в преступлениях против мира, которые статья 6 хартии МВТ трактует как «подготовка и развязывание захватнических войн». Поэтому мы можем сказать, что военный трибунал, включавший в себя представителей СССР, не является «компетентным судом» в том смысле, который придает этим словам Конвенция по защите прав человека и основных свобод.

Эти факты привели к тому, что по всему миру решения МВТ подвергались решительной критике. Возьмем в качестве одного только примера статью, опубликованную в газете «Экономист» в Лондоне. В номере от 5 октября 1946 года этой газеты, то есть через неделю после вынесения приговора, было написано:

«Во время судебного заседания адвокат Зейдл предоставил свидетелей, включая барона Вайцзеккера, постоянного государственного секретаря немецкого министерства иностранных дел с 1938 по 1943 год, который подтвердил существование секретного договора, дополнявшего Пакт о ненападении и приведшего к территориальному разделу шести европейских государств между Германией и Советским Союзом.

Обвинение не сделало никаких попыток опровергнуть его слова, тем не менее судьи полностью проигнорировали заявление Вайцзеккера. Это доказывает, что юрисдикция Нюрнбергского трибунала, к сожалению, имеет определенные пределы и не может считаться независимой. В обычном уголовном процессе совершенно невозможно представить себе дело, в котором судья, суммируя все улики против обвиняемого в убийстве, умолчал бы о доказательствах, которые свидетельствуют о том, что у обвиняемого был помощник, поскольку из них стало бы ясно, что этим помощником был сам судья. Однако для Нюрнбергского процесса такую ситуацию никто не считает чем-то из ряда вон выходящим, и это говорит о том, что в международных делах до «господства закона» еще очень далеко. Великобритания и Франция в 1939 году проголосовали за исключение Советского Союза из Лиги Наций за его ничем не спровоцированное нападение на Финляндию. Это решение никто не отменял, и оно не потеряло своего значения под влиянием более поздних событий. В 1939 году в Москве открыто прославляли военное сотрудничество с Германией в деле уничтожения Польши, «этого уродливого порождения Версальского договора», и Риббентроп в своем последнем заявлении суду процитировал поздравительную телеграмму Сталина, которая доказывает, что Советский Союз в ту пору не считал войну против Польши захватнической. Контраст между 1939 годом и 1946-м разительный, и напрасно было бы ожидать, что историки будущего или современные немцы, а также Организация Объединенных Наций станут делать вид, что не замечают его».

Более того, последующее расследование показало, что западные страны, то есть правительства Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии, правительство Соединенных Штатов Америки и временное правительство Французской Республики, знали о содержании советско-германского пакта еще до подписания Лондонского соглашения 8 августа 1945 года. Еще 30 мая 1945 года чиновник министерства иностранных дел Германского рейха передал оккупационным властям западных держав микропленки наиболее важных секретных документов, включая и пленку дополнительного секретного протокола, подписанного 23 августа 1939 года.

Поэтому страны, подписавшие Лондонское соглашение 8 августа 1945 года, еще до начала суда знали, что по крайней мере одна из сторон будет выступать в качестве законодателя, обвинителя и судьи своего собственного дела.

Действия государств после Второй мировой войны также являются убедительным доказательством того, что в международном праве до сих пор не существует принципа, по которому министры или военные лидеры обязаны были бы нести персональную ответственность за планирование, подготовку и развязывание захватнических войн или войн в нарушение международных договоров, соглашений или заверений. Их никто не судит и не наказывает. После 1945 года на земле было развязано много захватнических войн или войн в нарушение международных договоров, в которых принимали участие и страны, подписавшие 8 августа 1945 года Лондонское соглашение. И никто не привлек к уголовному суду государственных деятелей и командующих армиями за то, они планировали и проводили эти войны.

Я приведу только два примера:

1. 31 октября 1956 года Великобритания, Франция и Израиль вторглись в Египет. Эта война закончилась не под давлением общественного мнения людей всего мира, а лишь после того, как СССР пригрозил подвергнуть британские города обстрелу ракетами с ядерными боеголовками. Вскоре после этого ООН осудила эту войну. Изучая документы, которые позже были преданы гласности, можно с уверенностью сказать, что действия Великобритании, Франции и Израиля подпадают под статью 6а хартии МВТ, то есть той статьи, на основании которой был вынесен приговор бывшему рейхсминистру Рудольфу Гессу.

Правительства Великобритании и Северной Ирландии, Французской Республики и Израиля были в сговоре и развязали захватническую войну в нарушение международных договоров, а это позволяет сделать вывод, что правительства Великобритании и Франции, как и раньше, убеждены, что война – вполне допустимое средство для решения национальных задач. Отсюда стало совершенно ясно, что при данных обстоятельствах не существует законного основания для дальнейшего исполнения приговора, вынесенного Рудольфу Гессу, поскольку единственное, что было вменено ему в вину, – это предполагаемое участие в подготовке и проведении захватнической войны, и поскольку он был признан невиновным expressis verbis в совершении военных преступлений и преступлений против человечества.

2. Но правительство Соединенных Штатов Америки тоже, очевидно, придерживается мнения, что война – вполне допустимое средство для достижения своей цели.

Соединенные Штаты Америки ведут войну во Вьетнаме, оказывая всяческую помощь армии Южного Вьетнама и бомбя территорию Северного. Эту войну считают захватнической не только люди, живущие других странах, но и многие влиятельные деятели в самих Соединенных Штатах.

Я сошлюсь на резолюцию, которую приняли пять тысяч американских профессоров и преподавателей. В конце прошлого года (1965) они потребовали немедленного прекращения войны и превращения всего Вьетнама в нейтральное государство. Аналогичным образом в конце ноября 1965 года большое число выдающихся немецких ученых сделали… заявление, касающееся войны во Вьетнаме…

15 марта 1966 года пятьдесят один выдающийся общественный и культурный деятель Швейцарии подписал «Заявление о войне во Вьетнаме» и передал его в политическое управление Швейцарской Конфедерации. В этом решении они выразили поддержку «решения Федерального совета не иметь своего посла при нынешнем правительстве Сайгона…».

Чувство справедливости всех немецких граждан, и не только их, будет глубоко оскорблено, если при нынешних обстоятельствах бывший рейхсминистр Рудольф Гесс будет продолжать отбывать наказание, к которому приговорил его МВТ.

Справедливость не может быть избирательной.

Более того, многие сомневаются, можно ли вообще держать Гесса в заточении.

Профессор Морис Уолш из Калифорнийского университета опубликовал в октябре 1964 года статью в журнале «Архивы общей психиатрии» (с. 355 и далее), озаглавленную «Историческая ответственность психиатра». В ней он рассказывает о результатах обследования, которому он в 1948 году подверг бывшего рейхсминистра Рудольфа Гесса в тюрьме Шпандау. Согласно отчету профессора Уолша, нет никаких сомнений в том, что Гесс страдает от психического заболевания, называемого скрытой шизофренией.

Профессор Уолш пишет, что, когда он решил передать результаты своего обследования, главный врач американского гарнизона в Берлине, учитывая сложные отношения между Соединенными Штатами и СССР, попросил не упоминать о том, что Рудольф Гесс страдает душевным заболеванием. Учитывая это, говорит профессор Уолш, и принимая во внимание политическую ситуацию, он решил не предоставлять полного и точного отчета о болезни Гесса.

Через два года после обследования, продолжает Уолш, он встретил британского психиатра, который осматривал Гесса в Шотландии в 1941 году. Он, по словам Уолша, прислал ему отчет, который был написан в очень сдержанных выражениях, хотя этот врач тоже был убежден, что Гесс – шизофреник. Один из высших британских чиновников велел ему не говорить об этом, поскольку это может бросить тень на британские методы ведения войны и на организацию судебного процесса над военными преступниками.

Если заявление профессора Уолша соответствует истине, то Рудольфа Гесса конечно же нельзя держать в тюрьме. При данных обстоятельствах возникает даже подозрение, что члены комиссии, которым перед началом суда трибунал поручил обследовать психическое состояние Гесса и выяснить, способен ли он предстать перед судом, тоже, по крайней мере до определенной степени, руководствовались политическими соображениями, а не своим медицинским долгом.

Это еще одна причина, по которой Гесса необходимо немедленно освободить.

Из всего этого следует, что Рудольф Гесс невиновен. Двадцать лет его незаконно лишали свободы. Он содержится в тюрьме в очень суровых условиях, несмотря на то что, по мнению выдающегося американского профессора психиатрии, страдает скрытой формой шизофрении и в связи со своей болезнью, вероятно, не должен был подвергаться суду. При данных обстоятельствах правительства четырех держав, которые выполняли в МВТ роль законодателей, обвинителей и судей, по всем юридическим и человеческим законам должны сделать все, что в их власти, чтобы Рудольф Гесс незамедлительно получил свободу.

Даже если одна из тех стран, что подписали 8 августа 1945 года соглашение в Лондоне, а сейчас отвечают за содержание тюрьмы Шпандау в Берлине, выскажется против немедленного освобождения Гесса, три другие державы должны, в силу причин, изложенных в этой петиции, отказаться от совместной ответственности за управление Шпандау. Это будет означать, что бывший рейхсминистр Рудольф Гесс останется в руках державы, которая передала его суду МВТ в Нюрнберге.

Поскольку Контрольная комиссия союзников и комендатура союзников в Берлине были распущены, а с момента окончания Второй мировой войны прошел двадцать один год, державы-победительницы не могут больше оправдывать даже с политической точки зрения сохранение совместного управления тюрьмой Шпандау в Берлине, в самом центре Германии.

С выражением моего высочайшего уважения, остаюсь, Ваше превосходительство,

искренне Ваш,

Альфред Зейдл (адвокат)