Глава 13

МИРОВАЯ СЕНСАЦИЯ

Полет Гесса в Шотландию и его прыжок с парашютом был явной сенсацией. Если бы Энтони Иден полетел в Германию на «Спитфайре» и погиб, мир был бы поражен не меньше. Первым сообщить о подобной новости было заветной мечтой редактора любой газеты, особенно в ту пору, когда прессу держали на голодном пайке. Органы государственной безопасности подвергали печать строжайшей цензуре – нельзя было писать даже о погоде. Например, фотографии британцев, ликвидирующих последствия самого мощного снегопада за многие годы, были опубликованы лишь после того, как снег растаял.

Интересы безопасности требовали, чтобы факт прибытия Гесса сохранялся в тайне до тех пор, пока на самом высоком уровне не будут тщательно изучены все его последствия. Так что в воскресенье утром, в половине двенадцатого, Эрик Скофилд, генеральный управляющий газеты «Дейли рекорд», которая издавалась в Глазго, выгуливал по улицам Иглшема своих собак, что всегда делал по воскресеньям. Он и не подозревал, что прошлой ночью неподалеку отсюда разбился немецкий самолет.

Добравшись до Смити в Уотерфуте, расположенном недалеко от дороги Флоре, он с удивлением заметил, что повсюду стоят группки селян, которые что-то обсуждают между собой. Он подошел к одной из них испросил:

– Случилось что-нибудь?

Крестьяне рассказали ему все, что было им известно. В их районе разбился немецкий самолет, пилот которого арестован. Такое случалось довольно часто. Но кое-что в рассказе селян заставило Скофилда насторожиться. «Мессершмитт» не имел на борту оружия. Топливо у него закончилось, и в Германию он вернуться не смог бы! Летчику было лет пятьдесят, и он был одет в форму из необычайно дорогой материи, и он все время просил, чтобы его доставили к герцогу Гамильтону. Газетчик пошел по деревенским улочкам, глубоко задумавшись. Добравшись до дома, он позвонил в редакцию своей газеты.

В комнате новостей «Дейли рекорд» никого не было, за исключением посыльного мальчика и дежурного репортера по имени Макс Макослейн. Это был молодой человек, ожидавший призыва в армию, который сейчас замещал редактора отдела новостей. Он получил записку от такого же редактора газеты «Санди мейл», принадлежавшей партнеру «Дейли рекорд», где было написано, что в Иглшеме разбился немецкий самолет, однако эта новость пришла в субботу поздно ночью и в воскресный выпуск уже не попала. После разговора со Скофилдом любопытство Макослейна было возбуждено.

– Пошлите кого-нибудь в деревню, пусть расспросит очевидцев, – велел Скофилд. – И сделайте несколько снимков.

Не успел Макослейн положить трубку, как в редакции появился Джон Симпсон, ведущий репортер. Редактор отдела новостей велел ему добыть какие-нибудь интересные факты об арестованном немецком летчике.

Симпсон взял с собой фотографа и отправился в дом Маклина. Фотограф думал, что они понапрасну теряют время, и не удосужился даже сфотографировать ни Дэвида Маклина, ни его мать с сестрой. Симпсон оказался более старательным. Он собрал достаточно информации, чтобы убедить Макослейна позвонить Клему Ливингстону, редактору газеты, который уехал на выходные в Калландер, находившийся в 58 километрах от Глазго. Ливингстон сразу же понял, что дело пахнет крупной сенсацией, и выехал в редакцию, где появился в конце дня.

Весьма примечательно, что Симпсон, у которого были прекрасные отношения с местной полицией, не смог выяснить, где сейчас находится пленный летчик, – полицейские, по непонятной причине, напрочь отказались обсуждать этот вопрос. Единственное, что смог выяснить ведущий репортер, – это то, что летчик, гауптман Альберт Хорн, был помещен в госпиталь «где-то в Шотландии».

Макослейн решил с помощью цензоров проверить важность этого события. Он собственноручно отнес рукопись своей статьи в кабинет цензуры, который находился на третьем этаже здания, стоявшего на Ботуэлл-стрит в Глазго. В этом кабинете он оказался единственным журналистом – даже в военное время репортеры по воскресеньям не были загружены работой. Цензором был улыбчивый, доброжелательный человек средних лет. Макослейн уселся на деревянный стул с жесткой спинкой, стоявший в этой маленькой унылой комнатке, а цензор углубился в чтение. Макослейн сверил свои часы с настенными. Было половина пятого.

Взяв рукопись, цензор вышел из кабинета, чтобы посоветоваться с коллегой. Когда он вернулся, на каждой странице статьи стоял овальный штамп «запрещено цензурой». Это означало, что материал публиковать нельзя. Это также означало, что разрешение на публикацию вряд ли будет дано и в будущем.

– По какой же причине запрещено? – спросил Макослейн, прикинувшись непонятливым.

– Эта история высосана из пальца, – ответил цензор. – И вообще глупость какая-то.

– Но закон не запрещает публиковать глупости, если нам этого захочется, – возразил Макослейн.

Цензор нахмурился:

– Ну уж эту глупость вам никто не позволит публиковать!

Этот разговор убедил Макослейна, что за всей этой историей с немецким пилотом кроется что-то очень важное. Вернувшись в редакцию, он с большой неохотой подшил статью в папку. Однако Клем Ливингстон не дал этой истории заглохнуть. Хитрый редактор всегда мог найти способ протолкнуть статью в печать, не нарушая закона о цензуре.

Он позвонил на радио, в службу прослушивания немецких радиопередач. В ней работали польские беженцы, которых «Дейли рекорд» использовала как дополнительный источник информации. Он попросил их сообщать ему обо всех немецких передачах, в которых прозвучит что-нибудь странное или необычное.

В понедельник 12 мая, когда герцог Гамильтон и Киркпатрик летели в Шотландию, чтобы убедиться, что под именем Альберта Хорна действительно скрывается Рудольф Гесс, посыльный положил на стол Симпсона записку. Ее прислали поляки с радиопрослушки, и в ней было написано: «Берлинское радио сообщило, что пропал Рудольф Гесс».

Симпсон схватил записку и бросился в кабинет редактора, отделенный от его собственного матовой стеклянной перегородкой.

– Прочтите-ка это!

Ливингстон прочитал записку, и его глаза засверкали от радости. Ясно как дважды два. Сначала появляется странный немецкий летчик, которого власти упрятали подальше. А теперь совершенно другой источник сообщает, что пропал Рудольф Гесс!

Симпсон возбужденно воскликнул:

– Да этот парень и есть Гесс!

Оба газетчика поняли, что докопались до самой сенсационной новости за все время войны. В будущем ушедшие на пенсию словоохотливые журналисты будут рассказывать молодым репортерам, как Ливингстон и Симпсон обошли всех английских газетчиков, «вычислив» Гесса.

Но как же предать эту новость гласности?

Заключение цензуры было рекомендательным, но не имело силы закона. В принципе редактор мог публиковать любую статью, которую запретила цензура, но только в том случае, если он готов был отвечать за свои действия! На него могли подать в суд и наказать – газету закрыть, а самого редактора посадить в тюрьму. Иными словами, Ливингстон должен был действовать осторожно, чтобы не погубить газету и самого себя.

Ливингстон еще раз прокрутил в памяти то, что запрещалось законом, – помогать врагу, выдавать военные тайны и сеять панику и уныние.

Если он сообщит в своей газете, что в Шотландию прилетел заместитель нацистского фюрера, врагу это ничем не поможет. Об этом полете уже сообщило немецкое радио. Не выдаст он немцам и военных секретов, которые они могли бы использовать против Британии. И уж тем более известие о том, что заместитель фюрера стал британским пленником, не вызовет в народе ни паники, ни уныния.

Ливинстон не мог не использовать возможность, которая представляется, быть может, один раз в жизни. Он попросил Симпсона подобрать несколько фотографий темноволосых мужчин с густыми бровями и отправиться в дом Дэвида Маклина, чтобы расспросить его самого и его домашних. А тем временем он сам и его сотрудники подготовили специальный выпуск утренней газеты, которая должна была выйти во вторник, в котором сообщалось все, что им удалось узнать о прилете Гесса в Шотландию, а также рассказывалось о его жизни и карьере.

В побеленном домике Дэвида Маклина Симпсон открыл папку, вытащил из нее фотографию и положил на кухонный стол.

– Этого пилота вы взяли в плен? – спросил он.

Маклин внимательно изучил карточку Тирона Пауэрса и покачал головой:

– Нет, не этого.

– Тогда, может, вот этого?

И он показал Дэвиду фотографию Кэри Гранта, но тот снова покачал головой. За ней последовали снимки других кинозвезд и знаменитых спортсменов. Но Маклин отрицательно качал головой.

Тогда Симпсон положил на кухонный стол фотографию Рудольфа Гесса. На ней Гесс стоял рядом с фюрером, но Гитлера кто-то загораживал.

И Маклин сразу ткнул пальцем:

– Вот этот человек. Я его ни с кем не спутаю.

– А вы что скажете? – спросил Симпсон миссис Маклин.

– Дэвид не обманывает. Это тот самый человек, которого он задержал.

Сестра Дэвида тоже ни минуты не сомневалась.

– Да, это тот человек, ошибки быть не может.

Маклины не подозревали, что немецкий летчик был не гауптманом Хорном, а совсем другим человеком, а Симпсон был так возбужден, что не стал их разуверять. Он торопливо попрощался, подбежал к машине и рванул к ближайшему телефону. Он бросил в щель два пенни, и его тут же соединили с кабинетом, где Ливингстон с нетерпением ждал его звонка.

Ливингстон договорился с репортером, что тот произнесет заранее условленную фразу, чтобы те, кто могут подслушать их разговор, ни о чем не догадались.

– Не вешай носа! – произнес Симпсон в трубку. Это означало, что Маклин узнал в захваченном летчике Гесса.

– Отличная работа, Симпсон! – воскликнул Ливингстон.

– Три раза! – радостно крикнул репортер, и редактор понял, что вся семья Маклина опознала заместителя фюрера.

Ливингстон сомневался, стоит ли публиковать статью, основанную на догадках. Но после того как Маклины узнали в немецком летчике Гесса, все его сомнения отпали. Он опубликует эту новость, черт их всех побери! Ему очень хотелось утереть нос всем английским газетам, поэтому он приказал не упоминать имя Гесса в первом выпуске «Дейли рекорд», который должен был выйти во вторник. Пусть на улицах появятся все газеты страны, и тогда он взорвет свою бомбу!

Сразу же после полуночи он уже собирался отдать приказ о печатании статьи под заголовком: «Рудольф Гесс в Глазго!», как в его кабинете застучал телетайп. Ливингстон подбежал к нему и прочитал: «Гесс. Стоп.». За этим последовал бессвязный набор букв и цифр, несколько пробелов, а потом пошли слова: «Рудольф Гесс в Англии».

Мистер Дафф Купер, министр информации, в 23 часа 20 минут опубликовал следующее заявление правительства:

«Рудольф Гесс, заместитель фюрера Германии и партийный руководитель национал-социалистической партии, приземлился в Шотландии при следующих обстоятельствах.

В субботу 10 мая наши патрули сообщили, что побережье Шотландии пересек Me-110 и летит по направлению к Глазго.

Поскольку запас топлива у Me-110 не позволяет ему вернуться в Германию, этим сообщениям сначала не поверили.

Однако позже Me-110 разбился около Глазго, причем пулеметы его находились в нерабочем состоянии. Вскоре после этого немецкий летчик, выбросившийся с парашютом, был обнаружен вместе с ним неподалеку. Летчик повредил лодыжку.

Его доставили в госпиталь в Глазго, где он сначала назвал себя Хорном, но позже заявил, что он Рудольф Гесс. Он привез с собой несколько фотографий, на которых он изображен в разные годы, очевидно, для того, чтобы подтвердить свою личность.

Несколько человек, лично знавших Гесса, заявили, что это действительно фотографии Гесса. Поэтому сотрудник министерства иностранных дел, близко знавший Гесса до войны, вылетел, чтобы встретиться с ним в госпитале».

Итак, карта, на которую поставил Клем Ливингстон, оказалась выигрышной. Он приказал опубликовать статью о Гессе, добавив к заглавию лишь одно слово: «Рудольф Гесс в Глазго – официально».

В статье Ливингстона содержалось много подробностей и фотоснимков, и он ничуть не жалел о том, что немецкий налет нарушил связь с лондонской редакцией его газеты. Он знал, что после заявления министерства информации она тут же начала бы требовать от него свежих фактов. И пока у Лондона не будет связи с шотландской редакцией, он один будет обладать возможностью подробно освещать события, связанные с Гессом.

Однако вскоре после выхода статьи в «Дейли рекорд» Ливингстону позвонили из Лондона, из Ассошиэйтед Пресс.

– Как вам удалось сюда дозвониться? – спросил он. – Ведь линию связи повредили во время налета!

– Меня соединили с Эдинбургом по каналам министерства авиации, а уж в Эдинбурге – с вами. Что вы можете сообщить нам о Гессе?

– «Дейли рекорд», выходящая в Глазго, ставит условие, что вы во всем будете ссылаться на нее, – решил поторговаться Ливингстон.

– За такую новость мы готовы ссылаться хоть на Господа Бога, – ответил звонивший.

Когда Ливингстон беседовал с американским агентством новостей, в кабинет ворвался Макослейн. Он сидел дома, но, услышав сообщение по радио, забыл об опасности воздушных налетов и побежал в редакцию. Его готовность помочь была оценена – сейчас на счету был каждый человек.

«Дейли рекорд» из Глазго опередила не только газеты Британии, но и всего мира.

Всю ночь агентства новостей и газеты Британии, а также нейтральных и союзных стран бомбардировали редакцию «Дейли рекорд» звонками, требуя все новой и новой информации о Гессе.

Макослейн проговорил всю ночь и сорвал голос. Это были его последние дни в качестве штатского человека. Через несколько недель, когда его призвали в авиацию, он получил письмо из газеты. «Мы с радостью прилагаем к этому письму чек за услуги, которые вы нам оказали в связи с прилетом Рудольфа Гесса». Макослейн отнес этот чек в банк, испытывая двойственные чувства. За всю ту огромную известность, которую «Дейли рекорд» получила с его помощью среди газет, журналов, агентств новостей и радиостанций всего мира, ему заплатили какие-то несчастные шесть фунтов!

После долгой, напряженной ночи, ближе к рассвету Клем Ливингстон, работавший вместе с Макослейном и уставший от бесчисленных вопросов, стал колким на язык. Один из репортеров уже в третий раз спрашивал Макослейна:

– Я хочу знать, что дают Гессу на завтрак?

Ливингстон не только не знал, чем кормят Гесса, но и где он содержится.

– Скажите этому парню, что ему дают цыпленка с белым вином, – саркастически произнес он.

Однако репортер воспринял слова Ливингстона всерьез, и передал их в печать. После этого негодующие члены палаты общин выразили протест по поводу того, что, в то время как британский народ отказывает себе во всем и получает продукты по карточкам, пленный вражеский летчик питается деликатесами.

К обеду во вторник 13 мая вся Британия уже знала, что в Шотландию прилетел Гесс. О цели его визита официально не сообщалось, хотя многие о ней догадывались.

После войны историки будут рассуждать о решающих часах, прошедших с момента приземления Гесса 10 мая 1941 года до полудня вторника 13 мая. Сколько смертей можно было бы избежать, если бы события в те часы развивались по-другому!

Если бы Гитлер поменьше думал о том, какое мощное пропагандистское оружие попадет в руки англичан и подождал бы еще сорок восемь часов, прежде чем передать по радио сообщение об исчезновении своего заместителя и его душевной болезни, присутствие Гесса в Британии было бы сохранено в секрете. А если бы Гесс не стал настаивать на том, что главным условием начала переговоров о мире должно было стать отстранение от власти Уинстона Черчилля, вполне возможно, что британский премьер-министр, проведя секретные переговоры с Гессом, принял бы решение огромного исторического значения.