Заключение

Рассмотрев кузнечную продукцию из древнерусских памятников XIII–XVII вв., мы получили возможность ответить на ряд вопросов технологического и исторического характера. Нас в первую очередь интересовали такие проблемы, как динамика кузнечного дела в золотоордынский период, возможность сохранения производственных традиций предшествующего времени в связи с татаро-монгольским нашествием, судьба различных русских ремесленных центров.

Основное внимание было сосредоточено на периоде XIII–XV вв., непосредственно связанном с татаро-монгольским игом. На примере кузнечной продукции из памятников различного типа (стольные города, малые города, сельские поселения) было показано, что деструктивный период в истории Руси, связанный с иноземным нашествием, не сказался пагубным образом на развитии кузнечного дела.

Как известно по материалам предшествующего времени, на протяжении X — первой трети XIII в. идет динамичное развитие древнерусской кузнечной техники. Особенно хорошо это прослеживается на примере сварных технологий: переход от трехслойного пакета и вварки к различным видам наварки (торцовой, косой, V-образной). В основе этого процесса лежал отбор наиболее рациональной, универсальной технологической схемы. В начале XIII в. на территории Древней Руси в производстве качественных изделий побеждает наварная технология, которая становится устойчивой русской традицией. Эта технология предполагала высокую квалификацию мастера, что подразумевало хорошее знание свойств различных сортов металла, оптимальных температурных режимов для проведения качественной сварки, точного соблюдения технологических операций (применение флюсов, длительности проведения ковки и т. п.). Как правило, такие мастера были сосредоточены в городах.

Как было показано в работе, традиция использования наварной технологии повсеместно сохранилась в период татаро-монгольского ига. Причем это относится к продукции ремесленных центров, как подвергавшихся разрушительным набегам, так и избежавших их.

Одно из объяснений этому факту, видимо, следует искать в особом отношении завоевателей к ремесленникам. В источниках сообщается, что в завоеванных странах монголы отыскивали среди пленных прежде всего ремесленников: они «спрашивают, кто из них ремесленники, и их оставляют, а других, исключая тех, кого захотят иметь рабами, убивают… они забирают всех лучших ремесленников и приставляют их ко всем своим делам» (Плано Карпини 1957: 54, 58). Какая-то часть ремесленников увозилась завоевателями в плен и работала в их ставках, о чем красноречиво свидетельствуют материалы из таких древнемонгольских городов, как Каракорум и Хирхира (Терехова 1985: 72–79). Часть же ремесленников, оставаясь на местах, продолжала работать в привычных традициях.

Таким образом, мы можем еще раз подчеркнуть, что древнерусское кузнечное ремесло в XIII–XV вв. в условиях татаро-монгольского ига не претерпевает негативных изменений. Сложившаяся в домонгольский период устойчивая структура древнерусского ремесла позволила сохранить даже в условиях разрушения многих политических структур и экономических связей устойчивость и преемственность традиций. Но общий застой экономики не мог не сказаться на поступательном развитии черной металлургии и металлообработки. В то время как в Европе шел переход к доменному производству, осваивался передельный процесс, широко внедрялись механизмы с водяным приводом, в России железо продолжали получать сыродутным способом. Новшества появляются в русской металлообработке лишь в XVII в.

Привлекая к исследованию материалы XVI–XVII вв., мы хотели прежде всего выяснить состояние кузнечного ремесла в условиях централизованного государства. К сожалению, для этого периода мы не располагаем столь обширным материалом, как для предшествующего времени. Тем не менее такие яркие памятники, как Псков и Москва, имеющие наиболее крупные коллекциями металлографических анализов, дают представление о тенденциях в развитии кузнечного ремесла Московского государства. Как установлено в результате проведенного исследования, в это время наблюдается преобладание цельностальных конструкций в производстве кузнечной продукции. Это связано прежде всего с качественными изменениями в производстве черного металла — переходе к целенаправленному получению стали-уклада. Использование подобного материала позволяло получать качественную продукцию с наименьшими затратами, что отвечало потребностям формирующегося общерусского рынка. Насколько полученные данные отражают общерусскую картину, предстоит еще выяснить. Пока же отметим, что синхронные материалы из памятников Белоруссии демонстрируют сходное соотношение технологических схем (Gurin 2000: 152–153).

При этом надо заметить, что традиция изготовления изделий с наварными лезвиями сохраняется. В Пскове такие поковки составляют около 35 %. Аналогичная картина представлена в белорусских городах (Gurin 2000: 153). Заметим, что изделия с наварными лезвиями производились по крайней мере вплоть до середины XIX в. (Завьялов 1990: 154, 1998: 49; Zavjalov 1992). Любопытно, что в Толковом словаре В. И. Даля дается следующее определение ножа: «Нож — стальная, или наваренная сталью стальная полоса… для резания» [курсив наш] (Даль 1994, т. 2: 1435).

Технико-технологическая база железообрабатывающего производства, сформировавшаяся в древнерусском кузнечестве еще в домонгольский период, не утрачивает своего потенциала, несмотря на деструктивные периоды в истории Руси, вплоть до Петровского времени, когда производство и обработка черных металлов переходят на мануфактурный уровень. Как только были созданы благоприятные условия для развития промышленности, Россия смогла реализовать свой технологический потенциал и сделать рывок в развитии черной металлургии.