Глава 10. ЦЕЗАРЬ

ство, но Цезарь знал, что простые люди одобрят его.

10 января Цезарь принял решение. Ночыо он перешел реку Рубикон, отделявшую Цизальпинскую Галлию от Италии, и начал вторую гражданскую войну. (В первой Марий воевал против Суллы.) С тех пор выражение «перейти Рубикон» означает совершение поступка с далеко идущими последствиями. Говорят, что, форсируя реку, Цезарь пробормотал: «Жребий брошен» — другая фраза с тем же значением.

Настало время Помпею топнуть ногой и поднять легионы, но он жестоко просчитался сам и к тому же обманул сенаторов. Все давно позабыли о том, что он покорил Восток и был когда-то любимцем римской публики. Все это осталось в далеком прошлом. Он жил в Риме уже двенадцать лет, и все это время Цезарь постоянно оставлял его в дураках, а любовь народа обратилась на красивого беспринципного Клодия. К Помпею же народ охладел.

Когда отважные легионеры Цезаря устремились на юг, воодушевленные победами в Галлии, Помпей обнаружил, что его воины бегут из армии и присоединяются к Цезарю. Ему ничего не оставалось, как побыстрее отступить — вернее, бежать со всех ног, чтобы спастись от своего бывшего сотоварища.

Помпею, а с ним и многим римским аристократам, среди которых было немало сенаторов, с трудом удалось ускользнуть в Грецию.

Через три месяца после перехода через Рубикон Цезарь уже держал под своим контролем всю Италию. Теперь следовало уничтожить армии Помпея за ее пределами. он поспешил в Испанию, где у города Илерда, современной Лериды, встретился с легионами, подчинявшимися сенату.

чтобы продлить срок их полномочий, а если у власти стояли враги, то не делал этого, укорачивая год.

Поэтому к 46 г. до н. э. римский календарь устарел и вносил путаницу в жизнь людей. Он отставал от солнца на восемьдесят дней. Зимние месяцы попадали на осень, осенние — на лето и т. д.

В Египте Цезарь познакомился с гораздо более совершенным календарем и решил завести в Риме нечто подобное. Он обратился за помощью к египетскому астроному Сосигепу и ввел в Риме новый календарь. 46 г. до н. э. продолжался четыреста сорок пять дней — в конце его было добавлено два месяца, чтобы догнать солнце. (Это был самый длинный год во всей истории, и его иногда называют «годом неразберихи», хотя лучше было бы назвать его «последним годом неразберихи».)

Начиная с 1 января 45 г. до н. э. в году стало двенадцать месяцев по тридцать или тридцать одному дню в каждом (за исключением февраля, который римляне считали несчастливым и который продолжался всего двадцать восемь дней). Продолжительность года стала равняться тремстам шестидесяти пяти дням, а на фазы луны больше не обращали внимание.

Однако истинная продолжительность года равна тремстам шестидесяти пяти дням с четвертью. Чтобы календарь каждые четыре года не отставал на день, был установлен «високосный год», в котором в феврале добавлялся один день, а весь год насчитывал триста шестьдесят шесть дней.

Цезарь также велел считать началом года не 1 марта, а 1 января, ибо в этот день римские магистраты приступали к выполнению своих обя

ди заговорщиков был и Луций Корнелий Цинна, сын и тезка второго консула при Марии и брат первой жены Цезаря.

К февралю 44 г. до н. э. (709 г. AUC) заговорщики почувствовали, что надо торопиться. Цезарь уже несколько раз устраивал эксперименты, проверяя, как римский народ отнесется к его воцарению. 15 февраля, во время некоего праздника, Марк Антоний, преданнейший друг Цезаря, протянул ему диадему (полотняную повязку), которая на Востоке символизировала монаршую власть. В наступившей за этим гнетущей тишине Цезарь отбросил ее и воскликнул: «Я — Цезарь, а не царь!» — и народ разразился громом аплодисментов. Эта попытка не удалась.

Тем не менее заговорщики были уверены, что Цезарь попробует еще раз, и очень скоро. Он собирался вместе с легионами пересечь Адриатику и, возможно, начать войну против парфян. Но перед отплытием он непременно объявит себя царем, а присоединившись к своей армии, будет окружен преданными ему солдатами, и убийство станет невозможным.

Сенат собирался 15 марта (мартовские иды по римскому календарю), и все были уверены, что в этот день Цезарь объявит себя царем. О мартовских идах рассказывали многое — Цезаря якобы предупредили, чтобы он опасался этого дня; что его жене, Кальпурнии, приснился дурной сои, и она умоляла мужа не ходить в сенат, и так далее.

Вероятно, Цезарь провел утро в раздумьях, не следует ли прислушаться к словам жены, пока, наконец, за ним не послали Децима Брута. Брут сказал ему, что его престиж сильно пострадает, если он останется дома, и Цезарь, хорошо понимавший, как важно в такой ситуации «сохранить лицо», решил идти.

По дороге кто-то вложил ему в руку письмо, где сообщалось о заговоре, но Цезарю не представилось случая прочесть его. Входя в здание, правитель продолжал держать этот листок.

Заговорщики, все хорошо известные Цезарю, а многие —- его друзья, окружили его, когда он вошел во дворец и занял свое место у подножия статуи Помпея. Марка Антония, который мог бы броситься на помощь Цезарю, специально отозвал в сторону один из заговорщиков и отвлек его внимание разговором. (Некоторые предлагали убить и его, но Марк Брут выступил против, заявив, что лишняя кровь им не нужна.)

Цезарь был один; неожиданно все выхватили ножи. Безоружный диктатор отчаянно пытался вырваться из рук убийц, по вдруг увидел среди них Марка Юния Брута, своего любимца.

«И ты, Брут?» — воскликнул он и перестал сопротивляться. Ему нанесли двадцать три рапы, и вскоре диктатор Рима уже лежал в луже крови у основания статуи Помпея.