Глава 5

Борьба с антисоветскими националистическими движениями в различных областях государства

В Белоруссии противником Октября выступила националистическая Белорусская рада, образованная здесь еще в июле 1917 г. Националисты не имели серьезного влияния среди подавляющего большинства населения Белоруссии – крестьянства. Достаточно сказать, что на выборах в Учредительное собрание Белорусская рада собрала всего 0,3% всех голосов. Большинство белорусского населения и солдат Западного фронта голосовали за большевиков, и в декабре 1917 г. в Минске была установлена Советская власть. Между тем деятели Белорусской рады созвали «национальный съезд» и в ночь на 18 декабря провозгласили «независимость Белоруссии». Это был акт, лишенный какого-либо значения, так как подавляющее большинство населения высказалось за Советскую власть.

Белорусская рада была разогнана. Тогда националисты связались с командованием польского корпуса, составленного из австрийских военнопленных в России. Корпусом командовал реакционный генерал – корниловец И. Р. Довбор-Мусиицкий. В январе 1918 г. при поддержке корпуса начался антисоветский мятеж. Однако он был быстро подавлен, а его инициаторы бежали в соседние районы, занятые германскими войсками.

Сразу же после победы Октябрьской революции молдавские националисты и прямые агенты королевской Румынии при помощи командования Румынского фронта сформировали антисоветский административный орган края «Сфатул цэрий» («Совет страны»), во главе которого стал молдавский националист И. Инкулец.

2 декабря 1917 г. «Сфатул цэрий» провозгласил создание так называемой Молдавской Народной республики. Был сформирован исполнительный орган – Совет генеральных директоров под председательством П. Ерхана. Руководящие посты в нем заняли: бывший заместитель губернского комиссара Временного правительства В. Кристи и другие молдавские нaциoнaлиcты.

Лидеры «Сфатул цэрий» демагогически обещали народу свободу, демократические преобразования, землю крестьянам, рабочий контроль над фабриками и заводами и т. п. Однако все эти обещания они не выполняли и грозили крестьянам тяжелыми наказаниями за их попытки покончить с помещичьей собственностью. Они искали поддержку у антисоветской Украинской Центральной рады, калединцев и иностранных держав.

Как только «Сфатул цэрий» объявил о своем существовании, он незамедлительно получил признание со стороны государств Антанты. В середине декабря Франция, не имея на то согласия Советского правительства, открыла в Кишиневе свое консульство. Французский консул П. Сарре установил связи с местными молдавскими антисоветчиками и всеми имевшимися в его распоряжении средствами направлял их деятельность. Представителей Антанты поддерживал штаб Румынского фронта, в котором фактически хозяйничали американский посол в Румынии Ч. Вопичка, французский посол Д. Сент-Олер и английский – Д. Барклай, находившийся в Яссах (Румыния).

В борьбе против Советской власти молдавская националистическая антисоветчина совершила величайшее национальное предательство. Ее главари – И. Инкулец, П. Ерхан, И. Пеливан и другие – втайне от народа сговорились с правящими кругами западных государств об отторжении правобережной (между Прутом и Днестром) части Молдавии, носившей название Бессарабии, и передаче ее королевской Румынии. Ввод румынских войск в Бессарабию мотивировался необходимостью «восстановления порядка от большевистской анархии». В январе – марте 1918 г. Бессарабия была оккупирована румынской армией. Временная оккупация превратилась в аннексию части территории Молдавии королевской Румынией. В восточной же, левобережной, части Молдавии установилась Советская власть.

Весьма остро протекала борьба за установление Советской власти в сложной обстановке Северного Кавказа.

В Терской области антисоветчина возглавлялась реакционными элементами терского казачества и националистическими и религиозными организациями горских народов. Казачья антисоветчина вначале группировалась вокруг войскового атамана терского казачьего войска, бывшего комиссара Временного правительства на Тереке М. А. Караулова и образованного им 10 ноября 1917 г. во Владикавказе антисоветского войскового правительства. Горская антисоветчина возглавлялась шейхами, муллами, богатыми скотоводами, промышленниками и представителями националистически настроенной интеллигенции Терской области и Дагестана. Под предлогом защиты национальных и религиозных интересов мусульман руководители этого движения в декабре 1917 г. провозгласили созданный ими еще при Временном правительстве Союз объединенных горцев Кавказа «автономным штатом Российской Федеративной Республики», а его руководителей – кумыкского князя Рашид-Хан Капланова, чеченского нефтепромышленника Тапа Чермоева, кабардинского конезаводчика Пшемахо Коцева, ингушского деятеля Васангирея Джабагиева и других – «правительством штата», распространявшим свою власть на Дагестан, Терек и другие районы Северного Кавказа, населенные мусульманами.

В сущности, Союз объединенных горцев Кавказа являлся панисламистской организацией: он поднял «зеленое знамя ислама», пытаясь ввести законы Корана и шариата. Эта организация находилась под влиянием соседней Турции, агенты которой обещали горцам «освобождение мусульманских народов Кавказа от русского ига». Прямыми агентами Турции были «вожди» горцев Нажмуддин Гоцинский и Узун-Хаджи. Богатый скотовод, ученый-арабист из селения Гоци Аварского округа в Дагестане, Нажмуддин Гоцинский до революции был наибом (начальником) Косубулинского участка, пользовался большим влиянием и почетом среди мусульманских масс, а после революции намеревался стать имамом (светским и духовным владыкой) всего Кавказа. 23 января 1918 г. на Вседагестанском съезде горцев его избрали главным муфтием – руководителем духовного управления мусульман Северного Кавказа. А фанатичный Узун-Хаджи исступленно призывал горцев к восстанию против России с целью «продолжить дело Шамиля» и создать на Кавказе мусульманскую «шариатскую монархию».

Советское правительство с первых же дней Октября выступило как защитник угнетавшихся русским самодержавием народов, в том числе и мусульман. В обращении Совета Народных Комиссаров к трудящимся мусульманам от 20 ноября 1917 г. говорилось:

«Мусульмане России, татары Поволжья и Крыма, киргизы и сарты Сибири и Туркестана, турки и татары Закавказья, чеченцы и горцы Кавказа, все те, мечети и молельни которых разрушались, верования и обычаи которых попирались царями и угнетателями России!

Отныне ваши верования и обычаи, ваши национальные и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно. Вы имеете право на это. Знайте, что ваши права, как и права всех народов России, охраняются всей мощью революции и ее органов, Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Поддерживайте же эту революцию и ее полномочное Правительство!»

Но реакционные элементы мусульманства натравливали отсталые массы, призывали их к борьбе против русского народа, который нес им освобождение от национального и социального гнета.

Вокруг Нажмуддина Гоцинского и Узун-Хаджи группировались подстрекаемые ими горцы, которые нападали на русские поселки. Вскоре Узун-Хаджи провозгласил себя имамом Чечни и Дагестана. За время кратковременного имамства его банды буквально снесли с лица земли 170 русских поселков, молдаванских хуторов, немецких колоний. Терские казаки, в свою очередь, стали нападать на чеченские поселения. Разгоралась межнациональная резня.

В сложнейшей политической обстановке советские организации Терека и Дагестана вели работу среди народа, призывая русских и горцев прекратить бессмысленную резню и совместно работать над устройством новой жизни. Во Владикавказе и Грозном были организованы военно-революционные комитеты для борьбы с антисоветчиной и установления порядка в крае. В марте 1918 г. имамство в Чечне было ликвидировано, а Узун-Хаджи изгнан. 17 марта съезд трудящихся Терека провозгласил Советскую власть. В мае она была установлена и в Дагестане, где потерпел поражение Нажмуддин Гоцинский.

В Закавказье после Октября националистические партии грузинских меньшевиков, армянских дашнаков и азербайджанских мусаватистов объединились в антисоветскую коалицию и с участием русских меньшевиков и эсеров образовали 15 ноября 1917 г. в Тифлисе так называемый Закавказский комиссариат, который выступал за отделение Закавказья от Советской России. Но националистам не удалось тогда распространить свою власть на всю территорию края. В Баку рабочие, солдаты и матросы разных национальностей поддержали Октябрьскую революцию и центральное Советское правительство. 2 ноября Бакинский Совет рабочих и солдатских депутатов взял в свои руки власть в Баку и его районах. Во главе Совета стал член ЦК РСДРП (большевиков) С. Г. Шаумян.

Против советского Баку ополчились Закавказский комиссариат, бакинские организации националистических партий, имевшие свои воинские формирования, а также русские группы эсеров и меньшевиков. Городу угрожали и турецкие войска, пытавшиеся захватить богатый нефтью край.

Особую опасность представляли тогда азербайджанские националисты. До революции 1917 г. их партия – мусават – придерживалась клерикально-феодальных, панисламистских взглядов, призывая все мусульманские народы «без различия наций и религиозных толков» объединиться для борьбы «за возвращение былой славы», когда ислам был «властителем на таких громадных частях света, как Азия, Европа и Африка».

В октябре 1917 г. председатель Бакинского ЦК партии мусават Мамед Эмин Расул-заде, выступая на I съезде объединенной партии мусават, заявил, что «целью тюркского народа является… стремление» составить «вместе с остальными группами, входящими в состав мусульманского интернационала, общий букет». Этими цветистыми словами Расул-заде выражал идею создания в союзе с другими мусульманскими народами единого тюркского националистического государства.

После победы Октября мусаватисты открыто проповедовали отделение Азербайджана от Советской России. Они образовали мусаватистское «управление» во многих районах Азербайджана, а их главари вошли в антисоветское правительство «Закавказский комиссариат».

30 марта 1918 года вооруженные отряды мусаватистов, сконцентрированные в Старом городе, опираясь на прибывший в Баку вооруженный отряд бывшей царской «дикой дивизии», напали на советские воинские части. В последовавших затем кровопролитных боях с обеих сторон участвовало около 20 тысяч человек. Одновременно происходили кровавые столкновения между азербайджанским (мусульманским) и армянским (христианским) населением города. В течение двух дней было убито более 3 тысяч человек.

1 апреля советские войска, поддержанные рабочим населением, подавили мятеж. Мусаватисты приняли условия ультиматума, предъявленного им Комитетом революционной обороны: признали власть Бакинского Совета рабочих, солдатских и матросских депутатов и обязались вывести антисоветские войска из города.

Власть в городе перешла к Бакинскому Совету рабочих и солдатских депутатов.

В Крыму Советская власть была установлена после упорной борьбы с антисоветскими группами монархистов, сторонников Временного правительства, татарских националистов.

Большую роль в крымской антисоветчине играла татарская мусульманская националистическая партия Милли Фирка. Она была учреждена группой молодых крымских интеллигентов (преимущественно учителей и молодых мулл), учившихся в Турции и воспитанных там на идеях панисламизма и пантюркизма. Организаторы этой партии возлагали надежды на мусульманскую Турцию и мечтали о том, чтобы Крым находился под ее протекторатом.

После Октября партия Милли Фирка и возглавляемые ею татарские националистические организации резко активизировали свою деятельность. Они добивались полного отделения Крыма от Советской России. 30 октября 1917 г. националисты образовали так называемый Крымский военно-революционный комитет и объявили войну советской власти. 26 ноября в Бахчисарае открылся Всекрымский татарский съезд – курултай, который объявил себя национальным парламентом, утвердил татарское национальное правительство – Директорию. По настоянию националистов в Крым с фронта были введены татарские воинские части – преимущественно конные эскадроны. Проведя пропагандистскую работу среди «эскадронцев», националисты получили в свое распоряжение довольно крупные вооруженные отряды и стали реальной силой, противостоящей Советской власти. К этим отрядам примыкало немало и белогвардейских русских офицеров.

Но большинство жителей Крыма встало на сторону Советской власти. Сначала в Севастополе, а затем в Евпатории, Ялте, Феодосии, Керчи власть в течение ноября – декабря 1917 г. перешла в руки Советов рабочих и солдатских депутатов. Главную силу революции составляли рабочие и матросы Черноморского флота.

Начались вооруженные столкновения между объединенными татарскими националистическими и белогвардейскими отрядами и советскими силами в разных местах. «Крымский штаб» мятежников решил покончить с советским Севастополем. Сосредоточенные в районе Бахчисарая татарские эскадроны двинулись в поход. В ночь на 11 января 1918 г. начались бои под Севастополем. Но матросы и рабочие, защищавшие город, разбили «эскадронцев». 12 января сторонники Советской власти заняли Бахчисарай и пошли на Симферополь. Их поддержали внутри Симферополя рабочие, восставшие против националистических крымских правителей. После продолжавшихся три дня боев антисоветские силы оставили город.

В Крыму была установлена Советская власть, избран советский руководящий орган – Таврический центральный комитет Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

31 октября 1917 г. трудящиеся Ташкента, административного центра Туркестанского края, начали вооруженное восстание против администрации Временного правительства. В четырехдневных боях революционные отряды нанесли поражение юнкерам и казакам, заняли город и крепость и передали власть Совету рабочих и солдатских депутатов. Вскоре Советская власть утвердилась в Самарканде, Ходженте, Термезе, Мерве (ныне Мары), Чарджуе (ныне Чарджоу), Ашхабаде и других городах края.

15 ноября 1917 г. созванный в Ташкенте III краевой съезд Советов принял декларацию о провозглашении Советской власти в крае и избрал Туркестанские ЦИК и Совет Народных Комиссаров. В состав Совнаркома вошли большевики, левые эсеры и эсеры-максималисты. Председателем Совнаркома стал большевик Ф. И. Колосов.

Так же как и на других национальных окраинах России, в Туркестане против Советов выступили местные буржуазные националисты.

Националистическое мусульманское движение в Туркестане зародилось в панисламистских и пантюркистских кругах, группировавшихся вокруг организации «Шуро-и-Исламия» (Совет исламистов), образовавшейся на Ташкентском мусульманском съезде еще в марте 1917 г. Ее руководителями были представители мусульманской интеллигенции, высшего духовенства, крупные торговцы и предприниматели.

После Октября в Ташкенте состоялся мусульманский съезд, который противопоставил себя III краевому съезду Советов. Съезд заявил, что «пути к самоопределению мусульман не могут быть иными, как только те, которые указаны в коране и шариате», и потребовал предоставить в органах власти края половину мест здешней местной буржуазии и духовенству. В сущности, это было требование ликвидировать Советскую власть – власть рабочих и крестьян – и заменить ее властью местных баев и духовенства. III краевой съезд Советов отверг притязания мусульманских реакционеров.

27 ноября лидеры националистов вновь созвали в Коканде (Ферганская область) общемусульманский съезд, который провозгласил «автономию» Туркестана и образовал «Совет министров автономного Туркестана» во главе с лидером «Шуро-и-Исламия» Танышбаевым (вскоре его заменил Мустафа Чокаев). В городе Коканде возникли две власти: в новом городе и крепости – Советская власть, в старом городе – власть «автономного правительства». «Кокандские автономисты» создали «вооруженные мусульманские силы», основу которых составил отряд басмачей под командованием известного в Фергане Иргаша, отбывавшего в прошлом наказание за разбой и ставшего при «автономистах» начальником милиции в Коканде. «Кокандские автономисты» надеялись превратить советскую Среднюю Азию в националистическое государство, находящееся под покровительством и контролем Великобритании.

13 декабря 1917 г. (в день «рождения» пророка Магомета) мусульманскому духовенству и националистам удалось организовать в Ташкенте антисоветскую демонстрацию в поддержку «Кокандской автономии» и «в защиту ислама». Толпы фанатиков прорвались к тюрьме и насильственно освободили содержавшихся там антисоветчиков. В городе произошли кровавые столкновения. Демонстранты были разогнаны рабочими.

В конце января 1918 г. туркестанские советские органы потребовали, чтобы «правительство Кокандской автономии» разоружило и распустило отряды басмачей. «Совет министров Кокандской автономии» отказался выполнить это требование. В ночь на 30 января его отряды – главным образом басмачи Иргаша – напали на красногвардейцев Коканда. Басмачи окружили крепость и учинили в новом городе резню и погром. Городской военно-революционный комитет во главе с большевиком Е. А. Бабушкиным организовал оборону и отбил нападение басмачей.

Через два дня после первого нападения «автономисты» вновь окружили Кокандскую крепость. Начались кровопролитные бои. Рабочие Ташкента, Самарканда и других мест оказали военную поддержку кокандским Советам. Басмачи были разгромлены, и «Кокандская автономия» ликвидирована. Вся власть перешла в руки Кокандского Совета рабочих и солдатских депутатов. Иргаш с остатками своего отряда скрылся.

Кокандское «автономистское» движение оказало влияние на все районы Туркестана и на его окраины. Бухарский эмир Сеид Алим-хан, находившийся в вассальной зависимости от царской России, поддержал это антисоветское движение. Так же действовали и правители ханской Хивы. Английские представители снабдили их оружием и толкнули на войну с Советской Россией.

Опаснейшей формой проявления буржуазного национализма стало басмачество. Басмачами в Средней Азии издавна называли разбойников– «налетчиков». Помимо обычных разбойных налетов они совершали нападения на местную царскую администрацию, на русских поселенцев, выражая этим протест против колониального гнета. В советское время националистические элементы привлекли басмачей к себе на службу, чтобы превратить их в антисоветскую силу. Басмачество стало реакционным, антисоветским движением, главари которого действовали методами кровавого бандитизма.

Большую опасность в крае представляло и антисоветское движение бывших колонизаторских элементов. В нем участвовали зажиточная часть казачества, бывшие царские чиновники, жандармы, полицейские, русские владельцы промышленных предприятий, кулаки русских поселений. До революции они были оплотом царского строя в Туркестане, а теперь, после Октября, отстаивали свои привилегии, собственность, вынашивали планы восстановления колониальных порядков.

В ноябре 1917 г. реакционная верхушка «войскового совета Семиреченского казачьего войска» не подчинилась центральному Советскому правительству, разогнала местный Совет рабочих и солдатских депутатов и захватила власть в центре Семиречья – Верном (ныне Алма-Ата).

В январе 1918 г. в Туркестан прибыли оренбургские и семиреченские казаки, стоявшие раньше гарнизонами в Хиве и Персии. Эти вооруженные отряды (14 сотен) представляли угрозу для только что образовавшейся Советской власти края. Туркестанский Совнарком предложил им сдать оружие. Но их начальник, полковник И. М. Зайцев, командовавший ранее русскими войсками в Хиве, ответил отказом и, объединившись с другими антисоветскими силами, выступил против Советов. Сотни Зайцева заняли города Чарджуй, Самарканд и двинулись на Ташкент. 14 февраля 1918 г. красногвардейские отряды туркестанских рабочих встретили казаков возле станции Ростовцево (неподалеку от Самарканда). Те заколебались и, отказавшись воевать против народа, сдали оружие.

2 – 3 марта 1918 г. большинство жителей Семиречья, не подчинившись «войсковому совету Семиреченского казачьего войска», организовали в Верном «военревком» и приступили к созданию Советской власти и Красной гвардии. Казачья верхушка вынуждена была уступить. В феврале 1918 г. Советская власть была установлена в Пишпеке и в других городах Семиречья.

Бежав из Коканда после разгрома движения «Кокандской автономии», вожак басмачей Иргаш обосновался неподалеку, в кишлаке Бечкир. Он превратил кишлак в крепость, перегруппировал здесь свои силы, устроил мастерские для изготовления боеприпасов, обложил окрестное население «налогами». Реакционное мусульманское духовенство, согласно старинному обычаю, с соблюдением религиозных церемоний, подняло этого разбойника на белой кошме как религиозного вождя, после чего он объявил себя «борцом за ислам», «защитником угнетенных», присвоил титул «амири муслимин» – «верховного предводителя воинства ислама» – и начал «священную войну» против Советской власти. Со всех сторон к нему стекались люди, которые становились басмачами.

Распространение басмачества объяснялось тем, что их ряды пополнялись дехканами, находившимися под влиянием духовенства. Это были люди, недовольные хозяйственными и политическими мероприятиями советских органов – запрещением торговли на базарах, монополизацией и конфискацией хлопка и т. п. Коренное население Туркестана нередко возмущалось также неправильным поведением некоторых представителей местных советских органов, в которые на первых порах проникали старые чиновники и другие лица, не изжившие еще колонизаторских привычек. Используя это недовольство, реакционное духовенство, возглавляемое панисламистской организацией «Улема», националисты из пантюркистской организации «Иттихад ва таракки» («Единение и прогресс») и другие попытались поднять дехкан на борьбу под флагом «защиты ислама», «туркестанской автономии», «независимости» и подстрекали их к вступлению в отряды «борца за ислам» – Иргаша. Басмачей пытались превратить в политическую силу, направленную против советской власти.

В 1918—1919 гг. Советское правительство из-за военных действий с дутовскими бандами было практически лишено возможности непосредственно руководить советским строительством в Туркестане. Средством связи центра с краем были только телеграф и радио. Тем не менее правительство неоднократно указывало туркестанским работникам на необходимость установления правильных отношений с местным мусульманским населением. В телеграмме, посланной в апреле 1918 г. Народным комиссариатом по делам национальностей в Туркестан, говорилось: «Не отрицание автономии, а признание ее является очередной задачей Советской власти. Необходимо только автономию эту построить на базисе Советов на местах. Только таким путем может стать власть народной и родной для масс». На основе этих указаний V краевой съезд Советов, проходивший в апреле – мае 1918 г., провозгласил автономию Туркестана в составе РСФСР.

В органы краевой и местной власти стали привлекаться в большем, чем ранее, количестве местные кадры, постепенно исправлялись и ошибки хозяйственного порядка.

Принципиальные основы политики Советской власти в отношении местных национальностей были сформулированы в радиограмме ЦК РК П(б) от 10 июля 1919 г. на имя ЦИК Туркестанской республики и краевого комитета Коммунистической партии: «Необходимо широкое пропорциональное привлечение туркестанского туземного населения к государственной деятельности, без обязательной принадлежности к партии, удовлетворяясь тем, чтобы кандидатуры выдвигались мусульманскими рабочими организациями. Прекратить реквизицию мусульманского имущества без согласия краевых мусульманских организаций, избегать всяких трений, создающих антагонизм».

Между тем националистические элементы туркестанской реакции развертывали свою преступную работу все шире, ввергая отдельные слои населения края в кровавую борьбу с Советской властью.

Басмаческий вожак Иргаш постепенно захватил власть в сельской местности вокруг Коканда. Он совершал валеты на кишлаки, на русские селения, нападал на небольшие отряды красноармейцев, обычно легко уходя от преследования.

В 1918—1919 гг. в Фергане помимо банды Иргаша действовало еще около 40 банд (наиболее крупные из них Хал-ходжи, Махкам-ходжи, Рахманкула, Аман Палвана, Музтпина). Вскоре среди басмачей выдвинулся Мадамин-бек (его полное имя – Мухаммед-Амиибек Ахметбеков), ранее служивший начальником уездной милиции в Маргелане. Летом 1918 г. он создал из подчиненных ему милиционеров-узбеков отряд басмачей. Поначалу тесно сотрудничая с Иргашем, Мадамин-бек после нескольких ссор отделился и начал самостоятельные действия. Замыслив стать во главе басмаческого движения в Фергане, он ввел в отряде строгую дисциплину, К нему потянулись и русские белогвардейцы, которых он не только охотно принимал, но и назначал на командные посты.

В ноябре 1918 г. Мадамин-бек вместе со своим подручным, отчаянным головорезом и грабителем Хал-ходжой, повел свой отряд в 500—700 человек на русские поселки Благовещенское и Спасское, сея смерть и грабя поселенцев. Эти кровавые рейды вызвали стихийное движение крестьянской самообороны. В Благовещенском и Спасском возник отряд самообороны в 60 человек. Красноармейцы дали крестьянам несколько винтовок. Этим было положено начало организации «крестьянской армии».

Туркестанские власти, испытывая недостаток вооруженных сил, решили легализовать самооборону и предложили населению русских поселков «сорганизоваться в правильные отряды и избрать штаб».

Так, в конце 1918 г. официально была учреждена добровольная «крестьянская армия Ферганы». Ее задачей была защита от нападений басмачей.

«Крестьянская армия» строилась по территориальному принципу и включала в свой состав всех мужчин поселков в возрасте от 17 до 50 лет. Подчиняясь командующему Ферганским фронтом, получая от него вооружение и боеприпасы, «крестьянская армия» вместе с тем пользовалась значительной автономией. Ее командиры избирались; управлял армией выборный военный совет, в состав которого в качестве обязательного члена входил военком города Джалял-Абада.

Легализовав «крестьянскую армию», местные власти, несомненно, допустили ошибку. Подавляющее большинство ее участников являлись переселенцами, в свое время помещенными царским правительством на отобранных у коренного населения землях и превратившимися в кулаков. Отряды «крестьянской армии» нередко притесняли и грабили коренное население. Такие действия усиливали недовольство местного населения, которое отождествляло ее с Красной Армией.

С введением на территории Туркестана экономической политики «военного коммунизма», затронувшей непосредственные интересы крестьянства, население русских поселков, в первую очередь кулачество, стало проявлять недовольство Советской властью. «Крестьянская армия» превратилась во враждебную силу, находившуюся в распоряжении кулацких заправил.

В мае 1919 г. «военный совет крестьянской армии» избрал командующим К. И. Монстрова, в прошлом конторского служащего, подрядчика, а с 1914 г. владельца земельного надела в Джалял-Абадском районе.

Тогда-то Мадамин-бек, прежде грабивший крестьянское население русских поселков, решил сговориться с кулацкой частью русской «крестьянской армии» для совместной борьбы против Советской власти и начал активно действовать в этом направлении. Несомненно, такой поворот был подсказан Мадамин-беку русскими белогвардейцами, с которыми он был связан. Монстров пошел навстречу Мадамин-беку.

25 июня 1919 г. состоялась их первая встреча, 10 июля – вторая. Они заключили тайное соглашение, по которому Мадамин-бек обязался не нападать на русские поселки, а Монстров – до 10 сентября не принимать участия в военных действиях против басмачей.

Тогда же они обсудили и планы совместного выступления против Советской власти.

Об антисоветских замыслах Монстрова уже давно догадывались. Советское военное командование решило ликвидировать и разоружить «крестьянскую армию». Но Монстрову путем хитрого лавирования, а иногда и бегства от красноармейских частей, высланных против него, до поры до времени удавалось избегать открытого конфликта и разоружения.

Летом 1919 г. в Туркестане была введена хлебная монополия и объявлена продовольственная разверстка. От так называемой «советской ориентации» кулаков ничего не осталось. Они решительно выступили против продразверстки, 22 августа «военный совет крестьянской армии» принял решение, ставшее платформой кулацкого выступления. В нем были выдвинуты следующие требования: «Отстранение и перевыборы всех Советов, исполкомов и комитетов – лиц администрации Туркестанской республики на основании всеобщего, равного, прямого и тайного голосования с предоставлением мусульманам половины мест. Предоставление всем без исключения гражданам свободы труда, свободы торговли и передвижения и всех прочих гражданских свобод… упразднение… Особого отдела, чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией, политических комиссаров… Отмена хлебной монополии… Возвращение всех крестьян с политических фронтов в свои районы» и др. Эти требования кулаки грозили отстаивать «силой оружия».

На этом же заседании «военный совет крестьянской армии» поручил штабу выработать условия соединения с Мадамин-беком и просить того «представить данные о своей политической платформе». Мадамин-бек поспешил с ответом, в котором объявил, что он всецело присоединяется «к протоколу военного совета крестьянской армии от 22 августа 1919 г.». Свой ответ он подписал как «командующий Мусульманской белой гвардией».

1 сентября между Мадамином и Монстровым был заключен формальный договор о совместных действиях.

Объединенные отряды русских кулаков и басмачей выросли в значительную силу. Командовали ею русские белогвардейские офицеры (например, генерал Муханов), присоединившиеся к восстанию. Недаром эти силы пытался включить в общероссийское антисоветское движение и Колчак, присвоивший Мадамин-беку чин полковника.

Начав крупное наступление, мятежники на первых порах заняли город Джалял-Абад, превращенный ими в центр движения, захватили Ош и к 18 сентября окружили и осадили 29-тысячной армией город Андижан.

Однако союз между кулаками и басмачами оказался непрочным. Басмачи отказывались воевать вместе с русскими кулаками, которые раньше притесняли их. Русские крестьяне колебались и не хотели драться с русскими рабочими, защищавшими Советскую власть.

23 сентября, разбитые частями Красной Армии под Андижаном, первыми бежали с поля боя басмачи киргизского командира Хал-ходжи. Это бегство повлекло за собою отступление всей кулацко-басмаческой армии. 26 сентября советские войска заняли город Ош, 30 сентября – центр кулацкого восстания Джалял-Абад. Русские крестьяне стали разбегаться из мятежной армии по домам. «Крестьянская армия» разваливалась.

Мадамин-бек открыто высказывал недоверие и сомнение в боеспособности русских крестьян. Он объявил Монстрову о своем намерении расторгнуть заключенный между ними договор. Хотя Мадамин-бек тут же взял обратно свои слова, все же в «союзе» между Монстровым и Мадамин-беком образовалась трещина.

В дело вмешались английские агенты, заинтересованные в сохранении «союза» и развитии антисоветского движения. Бывший царский консул в Кашгаре Успенский, действовавший по поручению англичан, предложил создать так называемое «Временное ферганское правительство» и активизировать вооруженную борьбу с Советской властью. Переговоры между Успенским, Монстровым и Мадамин-беком закончились решением создать «правительство». Главою нового «правительства» и главнокомандующим стал Мадамин-бек. Монстров теперь довольствовался положением заместителя. В состав «правительства» были введены еще генерал Муханов (военный министр), бывший крупный торговец хлопком Хаким-джан Азизханов (министр финансов) и присяжный поверенный Ненсберг (министр внутренних дел и юстиции).

Начался второй тур кулацко-басмаческого движения. Теперь движение испытывало серьезный спад. Помимо уже указанных, причиной его стали и важные политические перемены, начавшиеся в Туркестане.

Осенью 1919 г. Красная Армия, разгромив войска Дутова, воссоединила Туркестанский край с центром. Советское правительство получило наконец возможность непосредственно вмешаться в ход советского строительства в Туркестане.

8 октября 1919 г. ВЦИК и СНК РСФСР приняли постановление о создании Комиссии ВЦИК и СНК РСФСР по делам Туркестана (сокращенно Турккомиссия) в составе Ш.З. Элиавы (председатель), М.В. Фрунзе, В.В. Куйбышева, Ф.И. Голощекина, Я.Э. Рудзутака, Г.И. Бокия. Комиссия была уполномочена представлять ВЦИК и СНК в пределах Туркестана. Этой же комиссии ЦК РК П(б) поручил осуществлять «высший партийный контроль и руководство от имени ЦК».

В ноябре В. И. Ленин счел нужным лично обратиться к коммунистам Туркестана. «Установление правильных отношений с народами Туркестана, – писал он им в известном письме, – имеет теперь для Российской Социалистической Федеративной Советской Республики значение, без преувеличения можно сказать, гигантское, всемирно-историческое.

Для всей Азии и для всех колоний мира, для тысяч и миллионов людей будет иметь практическое значение отношение Советской рабоче-крестьянской республики к слабым, доныне угнетавшимся народам.

Я очень прошу вас обратить на этот вопрос сугубое внимание, – приложить все усилия к тому, чтобы на примере, делом, установить товарищеские отношения к народам Туркестана, – доказать им делами искренность нашего желания искоренить все следы империализма великорусского для борьбы беззаветной с империализмом всемирным и с британским во главе его, – с величайшим доверием отнестись к нашей Туркестанской комиссии и строго соблюсти ее директивы, преподанные ей, в свою очередь, от ВЦИК именно в этом духе».

V Туркестанская краевая конференция Коммунистической партии, состоявшаяся 20—27 ноября, ответила В. И. Ленину: «Приступая к исправлению ошибок прошлого, мы торжественно обещаем Вам, дорогой товарищ, точно руководствоваться всеми указаниями ЦК РКП(б), строго соблюдая все его директивы, и выполнить великое дело освобождения Востока от гнета империализма, как бы это трудно ни было и каких бы жертв и усилий это ни стоило. Лучшим доказательством нашего искреннего желания выполнить это великое дело является наше твердое решение провести в жизнь все резолюции, принятые на данной краевой конференции, в которых красной нитью проводятся принципы самоопределяющегося начала туземных народов, правильного разрешения вопросов нашей национальной политики и в основу которых положено стремление вызвать к деятельности угнетенное местное коренное население и дать ему полную возможность свободного развития и строительства своей жизни».

Выполнение указаний Советского правительства по урегулированию отношений с коренным населением положительно сказалось на ходе борьбы с басмачеством.

Еще летом 1919 г. Туркестанский ЦИК объявил амнистию тем басмачам, которые добровольно прекратят бандитскую деятельность. Была создана Особая чрезвычайная комиссия ЦИК и СНК по борьбе с басмачеством (председателем ее был Сорокин), которая занялась проведением необходимых мер. Начался процесс распада басмачества. 31 января 1920 г. на сторону Советской власти перешли отряды Махкам-ходжи и Акбар Али в составе 600 вооруженных и 2 тысяч невооруженных басмачей, 2 февраля – отряд Парпи численностью 3 тысячи человек. Иргаш был убит своими сторонниками.

Мадамин-бек прилагал отчаянные усилия, чтобы сохранить боеспособность своей армии и укрепить басмаческое движение. Как председатель «Временного ферганского правительства» он проводил разные «реформы» на занятой территории. В декабре 1919 г. к нему прибыла афганская делегация. Она пыталась примирить Мадамин-бека с другими главарями басмачества, не желавшими ему подчиняться, создать между ними согласие, обещала помощь деньгами и оружием. Но тщетно. Все более обострялись отношения между кулацкой русской частью антисоветского «воинства» и мусульманской.

Наконец Монстров понял бесперспективность антисоветской позиции и «союза» с басмачами и решил тайно вступить в переговоры с Советской властью. 13 января 1920 г. через своего представителя Петра Боцана он заявил о намерении перейти на сторону Советов. Советские военные власти потребовали от него полной капитуляции.

Узнав о намерении Монстрова, Мадамин-бек в момент переговоров напал на его отряды. Монстров бежал. 17 января он явился в Джалял-Абад и сдался Советской власти, признав свою вину. Вслед за Монстровым из стана Мадамин-бека бежали и другие главари русских кулаков (Васильев, Боцан, Плотников и даже генерал Муханов). Они понесли заслуженное наказание по приговору революционного трибунала. Сдавшиеся рядовые отрядов Монстрова были амнистированы.

Ожесточенная борьба с бандами Мадамин-бека продолжалась до февраля 1920 г., когда, потерпев решительное поражение в боях со 2-й Туркестанской советской стрелковой дивизией, Мадамин-бек объявил о признании им Советской власти и в марте начал переговоры о сдаче. Реввоенсовет Ферганского фронта обещал, что его отряд в случае сдачи будет зачислен на советскую службу в качестве самостоятельной войсковой единицы, входящей в тюркскую бригаду, 6 марта об этом было заключено соответствующее письменное соглашение.

В 1920 г. вооруженная борьба с басмачами в Туркестанском крае продолжалась. Теперь на первое место среди вожаков банд в Фергане встал один из непримиримых басмачей Курширмат, не согласившийся с позицией известного уже нам вожака Мадамин-бека, прекратившего борьбу с Советской властью.

Курширмат объединил всех недовольных Мадамин-беком басмачей, объявил себя «командующим войсками ислама» и продолжал военную деятельность, получая поддержку оружием от бухарского эмира Сеид Алим-хана и английских агентов.

В мае 1920 г. Мадамин-бек вызвался склонить Курширмата к прекращению борьбы с Советской властью. Его командировали в расположение басмачей для переговоров с Курширматом. Курширмат притворился, что идет навстречу Мадамин-беку, и заманил его в ловушку. Когда отряд Мадамин-бека показался в Уч-Кургане, Курширмат напал на него и, захватив живым Мадамин-бека, передал последнего вожаку киргизских басмачей Хал-ходже, личному врагу Мадамин-бека, который и отрубил ему голову.

События показали, что перешедшие на сторону Советской власти басмачи все же оставались басмачами. Они использовали передышку для пополнения своих отрядов вооружением и боеприпасами за счет Красной Армии. Некоторые курбаши, став командирами советских частей, не подчинялись распоряжениям командования. Военные власти вынуждены были издать приказ о разоружении полков из бывших басмачей. Тогда большинство вожаков басмачей бежали со своими отрядами в степи и присоединились к Курширмату и Хал-ходже.

Советское правительство и РК П(б) принимали меры к налаживанию отношений с коренным мусульманским населением, от чего зависел и успех в борьбе с басмачами. 29 июня 1920 г. в решении «Об основных задачах РКП(б) в Туркестане» Центральный Комитет РКП(б), чтобы устранить национальное неравенство и искоренить феодально-патриархальные пережитки, предложил отобрать у русских переселенцев все земли, захваченные у киргизов, оставляя все же русским участки в размере трудового надела; изъятые земли обратить в фонд наделения киргизских обществ, артелей и отдельных лиц; обеспечить землей безземельных дехкан; ликвидировать все кулацкие организации, обезоружить кулаков и самыми решительными мерами лишить их возможности не только руководить, но и влиять на организацию местной власти и на местное строительство; выслать из Туркестана всех бывших чинов полиции, жандармерии, охранки, спекулянтов, бывших управляющих крупными российскими предприятиями, всех примазавшихся к партии, советским органам, Красной Армии и т. д.; в порядке перераспределения партийных сил откомандировать в распоряжение ЦК тех туркестанских коммунистов, которые заражены колонизаторством и национализмом; уравнять в продовольственном отношении коренное городское население с русским и принять меры к улучшению продовольственного положения и развитию местной промышленности.

В сентябре 1920 г. Чрезвычайная комиссия Туркестанской республики по борьбе с контрреволюцией издала приказ о регистрации в органах ЧК всех бывших крупных чиновников, жандармов и полицейских царской администрации, владельцев крупных фабрик, заводов и торговых предприятий и других колонизаторских элементов. Во многих советских учреждениях чекисты выявили бывших жандармов, полицейских, агентов охранки. К началу 1921 г. из пределов Туркестана было выслано более 2 тысяч представителей враждебных элементов.

Активнейшее участие туркестанские чекисты приняли и в непосредственной борьбе с басмачами. Они вели политическую работу по разложению басмачества, разведку о состоянии и местонахождении басмаческих банд, их составе и вооружении. Чекисты проникали в стан басмачей и добывали сведения, необходимые для советского военного командования, вели контрразведывательную работу по поимке и обезвреживанию басмаческих агентов. Среди таких агентов были осведомители (главным образом муллы и торговцы), сообщавшие о передвижениях советских частей, скупщики оружия и боеприпасов (в их числе нередко попадались бывшие белогвардейские офицеры, служившие в советских военных учреждениях) и другие.

Басмачи приносили огромный вред не только государству, но и непосредственно населению края. Только в 1920 г., по неполным данным, они сожгли 56 хлопкоочистительных заводов, около 153 тысяч пудов хлопка-сырца, 34,5 тысячи кип волокна, 17,5 тысячи пудов семян. В Ферганской области басмачи истребили из каждой сотни 84 лошади, 93 головы крупного рогатого скота и 90 голов мелкого скота.

В обращении к мусульманскому населению Ферганской области командующий вооруженными силами, действовавшими против басмачей, М. В. Фрунзе писал: «Братья! Два с лишним года льется кровь по всей Фергане; два с лишним года измученное население области не знает отдыха и не может спокойно трудиться; два с лишним года шайки басмачей терроризируют мирных жителей, угоняя их скот, забирая жен и сыновей, лишая последнего достояния.

В результате их грабительских «подвигов» все население стонет, поля не обработаны, ибо их нечем было пахать, отцы и матери оплакивают тысячи погибших детей, все хозяйство прежде цветущего и богатого края – на краю полного уничтожения…

С этим пора кончить. Пора каленым железом выжечь язву басмачества, пора железной метлой вымести из края всех грабителей и бандитов. Отныне с басмачеством, как явным бичом народа, будет вестись беспощадная борьба. Это – твердое решение Советской власти…

Братья дехкане, поднимайтесь на борьбу с язвой местной жизни – басмачеством… Собирайтесь в дружную братскую семью под красным знаменем Советской власти».

Немалое влияние на социально-политическую обстановку в Туркестане оказывали события в Бухаре и Хиве. Эти небольшие мусульманские государства, граничащие с русским Туркестаном и управляемые деспотичными правителями, до Октября 1917 г. находились под протекторатом России, содержавшей на их территории военные гарнизоны. После Октября русские войска ушли из Бухары и Хивы. И тогда правители этих государств, подстрекаемые английскими империалистами, повели антирусскую и антисоветскую политику.

В январе 1918 г. после ухода из Хивы русских казачьих войск родовой вождь одного из туркменских племен Магомет Курбан Сардар Джунаид (известный впоследствии под именем Джунаид-хана), занимавшийся грабительскими налетами, ввел своих бандитов в столицу ханства и захватил здесь фактическую власть. Хивинский хан Исфендиар был оставлен на престоле и покорился Джунаиду, ставшему диктатором Хивы. В конце сентября 1918 г. сын Джунаида убил Исфендиара; хивинским ханом теперь был провозглашен младший брат Исфендиара – Сеид Абдулла-хан, ставший послушной пешкой Джунаида. В стране воцарилась жестокая ханская деспотия, усугубленная кровавыми похождениями банды Джунаида. Басмачество здесь было возведено в ранг государственной власти.

Среднеазиатские антисоветские силы направили Джунаида, создавшего довольно крупные вооруженные отряды, против победившей в Туркестане Советской власти. Джунаид связался с английской агентурой, с бухарским эмиром, антисоветчиками Закаспийской области, туркестанскими басмачами, получил от них помощь оружием и в ноябре 1918 г. вторгся на советскую территорию. Он занял ряд населенных пунктов и осадил город Турткуль Амударьинского отдела. Бандиты Джунаида убивали и грабили население, а награбленное имущество вывозили в Хиву. Авантюра Джунаида провалилась; его банды были изгнаны с советской территории. Но он продолжал разбойничать. В 1919 г. Джунаид связался с уральскими белоказаками, поднявшими 14 августа антисоветский мятеж в Амударьинском отделе Туркестана. Предводителя мятежа Фильчева Джунаид признал «законной властью» в Амударьинском отделе и оказывал ему помощь в вооруженной борьбе против Советской власти.

Между тем деспотическое «правление» Джунаида вызвало недовольство хивинцев. Под влиянием революции в России в Хиве возникло младохивинское движение, направленное против ханской власти, а потом и против диктатора Джунаида. Младохивинцы и руководители некоторых хивинских племен обратились к советским властям Туркестана с просьбой помочь страдающему населению Хивы против Джунаид-хана. Эти обстоятельства, а также угроза вторжения банд Джунаида на советскую территорию, привели к тому, что в конце декабря 1919 г. советские войска вступили в Хиву с целью уничтожения банд Джунаида.

В обращении к войскам Амударьинской группы указывалось:

«Подкупленный английским золотом, снабженный англичанами оружием, Джунаид-хан, вождь одного из туркменских племен, соединился с белогвардейцами – казаками Чимбайского фронта. Тот же Джунаид, установив с помощью английского оружия свою кровавую диктатуру в Хиве, безжалостно грабит мирное население, насилует женщин, выгоняет и предает огню целые кишлаки. Население Хивы стонет под его кровавой рукой, и, будучи бессильно само справиться с ним, ждет нашей помощи.

Российская Советская власть… сочла необходимым отозваться на этот призыв мирного населения Хивы и уничтожить Джунаида, агента английской буржуазии и союзника русских белогвардейцев, на его собственной территории. Для этого… отнюдь не посягая на независимость Хивы и не вмешиваясь в дела ее внутреннего управления… мы вступаем в пределы Хивинского ханства… Для всей Хивы мы несем не меч, но мир».

Этот поход против джунаидовцев и белоказаков был совершен под командованием уполномоченного Комиссии ВЦИК по Туркестану Г. Б. Скалова и командующего войсками Н. М. Щербакова, с участием на стороне советских войск отряда туркменских конников – противников Джунаида. В январе – феврале 1920 г. советские войска разгромили банды Джунаида и белоказаков Фильчева. Власть Джунаида в Хиве была ликвидирована. Хивинский народ сверг и ханскую власть. Сеид Абдулла-хан отрекся от престола. Образовалось временное правительство, возглавляемое младохивинскими организациями. А 26 апреля 1920 г. I Всехорезмский курултай народных представителей провозгласил Хорезмскую народную Советскую республику (так стала называться Хива).

Джунаид, однако, не сдавался. Он продолжал грабить кишлаки Хорезма. Весною банда Джунаида была разгромлена. Кровавый диктатор бежал в Персию, где находился около трех лет. В конце 1923 г. он вновь возобновил свои нападения на Хорезмскую Советскую республику.

Подобный же процесс происходил и в Бухаре, где эмир Сеид Алим-хан, подстрекаемый Англией, создал антисоветский плацдарм. Сеид Алим-хан действовал в контакте с англичанами; находившаяся в Бухаре английская военная миссия снабжала его оружием и боеприпасами, и он вел войну с Советской Россией. В марте 1920 г. эмир принял на службу своего бывшего офицера Ибрагим-бека, бежавшего в свое время от смертного приговора за уголовные преступления и ставшего главарем басмачей района Локая (к юго-западу от Душанбе), и поручил ему командовать своими войсками. Так и в Бухаре басмачество было возведено в ранг государственной политики.

В августе 1920 г. население Бухары, доведенное до отчаяния деспотизмом эмира, подняло против него всеобщее восстание. Красная Армия помогла местным революционерам, и 2 сентября 1920 г Бухара была освобождена, а эмир вместе со своими сановниками бежал в горы. 5 октября 1920 г. I Всебухарский курултай народных представителей провозгласил создание Бухарской народной Советской республики.

Сеид Алим-хан не прекратил вооруженной борьбы, пытаясь восстановить свою власть. Теперь его главной опорой стало басмачество Восточной Бухары. С помощью англичан он организовал крупные банды, которые нападали на кишлаки и жестоко расправлялись с населением. Борьба с шайками Ибрагим-бека и бухарского эмира длилась несколько месяцев; 5 марта 1921 г. Сеид Алим-хан вместе с Ибрагим-беком и другими приближенными бежал в Афганистан. Вскоре они, однако, вновь начали войну против Советской власти.

Еще в 1921 г. басмаческое движение в Туркестане начало спадать. Во главе басмачей Ферганы в то время стоял уже известный нам Курширмат, получивший поддержку от низложенного бухарского эмира Сеид-Алим-хана и англичан. Действовали в этом районе также отряды киргизского курбаши Муэтдина, банда Исраила и другие. Они совершали внезапные налеты, непрерывно меняли стоянки, имели хорошую разведку. Поэтому борьба с ними была весьма трудной. Снова встал вопрос о создании воинских частей, знакомых с условиями быта и языком коренного населения.

В апреле 1921 г. на советскую сторону перешел один из вожаков басмачей, Джаны-бек, из отряда которого был сформирован территориальный конный полк. Учитывая прошлые урока измены перешедших на советскую сторону басмачей, советское военное командование действовало теперь осмотрительнее.

Летом 1921 г. мирные переговоры начал Курширмат. Вел он их уклончиво. 12 сентября Курширмату было предъявлено ультимативное требование сдать оружие. Он снова уклонился от прямого ответа. И тогда части Красной Армии начали наступление против его отрядов в Маргеланском районе. Курширмат скрылся в камышах Сырдарьи.

Так же вел себя и киргизский вожак Муэтдин. Он бесконечно вилял во время переговоров с советским военным командованием. Части Красной Армии выступили и против него. Муэтдин оказал упорное сопротивление, но, будучи не в силах выдержать боя, скрылся в горах. В ноябре 1921 г. Курширмат передал командование отрядами Муэтдину, а сам ушел в Восточную Бухару, откуда перебрался в Афганистан.

Зловещую роль в туркестанских событиях сыграл Энвер-паша, зять турецкого султана, бывший военный Министр Турции. Этот ловкий авантюрист выдавал себя за представителя турецкого национально-освободительного движения. В 1920 г. он прибыл в Москву, оттуда выехал в Баку на съезд народов Востока, где произносил псевдореволюционные речи. В конце 1920 г. Энвер-паша появился на туркестанской земле. Здесь он развернул свою деятельность как глашатай пантюркизма и панисламизма. Он вынашивал идею создания «Великого мусульманского государства» в составе Турции, Персии, Бухары, Хивы, Афганистана и советских территорий Средней Азии, был связан с афганскими реакционными кругами и английской разведкой.

Проинструктированные Энвером, деятели националистического движения Туркестанского края Джанузаков и Абдурашитов создали по его указаниям тайный антисоветский «Комитет национального объединения». Главными деятелями «Комитета» стали ташкентский муфтий Садретдин-ходжа Шарифходжаев, Тариф Каримов, Юсуп-бек Курбанов, Мухамедяр Мухамед Умаров, Рустамбек Ниязбеков и Абдулладжан Зия Мухамедов. Эта строго конспиративная организация (при вступлении в нее приносилась присяга на Коране и пистолете) строилась по принципу «троек» (каждый ее член должен был завербовать троих) и быстро распространяла свое влияние по Туркестану.

«Комитет национального объединения» был раскрыт чекистами и частично ликвидирован весною 1921 г. благодаря бдительности семнадцатилетнего сотрудника аулие-атинской (г. Аулие-Ата ныне называется Джамбул) уездно-городской чрезвычайной комиссии коммуниста Хамида Расулькариева, которого пытался завербовать руководитель местной организации «Комитета национального объединения» торговец Шукур Мухамедов. Чекист сообщил о предложении Мухамедова в ЧК и по ее указанию «согласился» вступить в организацию. В течение нескольких месяцев Хамид Расулькариев «работал» в антисоветской организации, выведывая ее замыслы.

В марте 1921 г. ташкентский муфтий Шарифходжаев, как руководитель «Комитета национального объединения», написал письма английскому и японскому консулам в Кульдже с просьбой об усилении помощи басмачам (оружием и другими средствами). Эти письма в Кульджу должны были доставить члены организации Каримов и Курбанов. Когда эти лица по пути приехали в Аулие-Ату, Шукур Мухамедов поручил Хамиду Расулькариеву, как «члену организации», помочь приехавшим беспрепятственно перебраться через границу. Молодой чекист согласился сопровождать посланцев «Комитета национального объединения», выехал с ними на лошадях, избрав путь мимо здания Чрезвычайной комиссии. У этого здания он остановился, арестовал посланцев «Комитета» и сдал их в ЧК вместе с письмами.

«Комитет национального объединения» и после этого частичного провала продолжал подрывную антисоветскую деятельность.

Осенью 1921 г. Энвер-паша прибыл в Бухару. Он предложил бухарскому советскому руководству услуги в качестве инструктора по формированию национальных частей Красной Армии. Получив такой пост и хорошо изучив обстановку, Энвер-паша бежал из Старой Бухары в Восточную, к Данияр-беку, бывшему командующему национальным отрядом армии Бухарского советского правительства, изменившему Советской власти.

В конце 1921 г. Энвер-паша стал «главнокомандующим вооруженными силами ислама и наместником эмира Бухарского» (на серебряной печати, заказанной Энвером, была выгравирована надпись: «Верховный главнокомандующий войсками ислама, зять Халифа и наместника Магомета»), При содействии «Комитета национального объединения» Энвер-паша заключил соглашение с Курширматом, с главарем хорезмских басмачей Джунаид-ханом, другими басмачами и координировал их действия против Красной Армии. Энвер занял почти всю территорию Восточной Бухары, окружил Душанбе и после двухмесячной осады занял его.

4 августа вблизи афганской границы во время стычки с отрядом 8-й советской кавалерийской бригады Энвер-паша был убит. Командование басмачами перешло к Данияр-беку, который также вскоре был убит. Басмаческое движение пошло на спад и в Бухаре. В 1922 г. чекисты ликвидировали организации «Комитета национального объединения».

10 июня 1922 г. против Муэтдина были начаты военные действия, которые вызвали волну сдачи частям Красной Армии как отдельных басмачей, так и целых их. г рупп. В течение 1922 г. на сторону Советской власти перешли 137 курбашей и 2420 рядовых басмачей, сдавших оружие. Муэтдин был взят в плен и предан суду.

В сентябре 1922 г. Военно-революционный трибунал Туркестанского фронта под председательством П. А. Камерона при огромном стечении населения рассмотрел дело о злодеяниях Муэтдина и семи его ближайших сообщников. Присутствующий на суде участник борьбы против басмачей Ф. П. Шацилло написал в свое время репортаж, который ярко отражает перемену отношения местного населения к преступлениям басмачей:

«Громадный двор мечети Азрет в городе Оше. Тысячная толпа. Здесь и местные жители, здесь и приехавшие за сотни верст любопытные делегаты, каждый стремится пробраться вперед и увидеть, хоть на один момент, скамью подсудимых, на которой сидит царек Ошского района Муэтдин, или, как он именовал себя, Эмир-ляшкар-баши Муэтдин-катта-бек Усман Алиев, что в переводе значит: верховный главнокомандующий, непобедимый Муэтдин, большой господин Усман Алиев.

Вокруг Муэтдина – ближайшие помощники его. Здесь и известный палач Камчи Темирбаев…

Несколько дней тянулись свидетельские показания. Свидетели – живые страницы жуткой летописи о кровавом разгуле. Вот толстый арбакеш (возчик). Он вез, под охраной 45 красноармейцев, транспорт.

В транспорте, – рассказывает он, – было до шестидесяти человек граждан; среди них были женщины и дети. По нашим законам беременная женщина считается святой. Но для Муэтдина нет ничего святого – он уничтожал всех. Беременным женщинам вскрывали животы, выбрасывали плод и набивали животы соломой. Детям разбивали головы о колеса арб или устраивали из них козлодранье, и они разрывались на части. Красноармейцев сжигали на костре…

Появляются новые свидетели, и все твердят одно: если власть не расстреляет бандита, они покинут свои места и уйдут в Мекку. Десятками поступают приговоры от населения…

Долгими, несмолкаемыми аплодисментами встречается речь обвинителя, требующего расстрела для Муэтдина и его приближенных. Протестующие крики и угрозы несутся по адресу защитника, просящего о снисхождении. Защитник теряется.

Приговор мог быть только один.

Муэтдин и семь его помощников приговорены к расстрелу».

Туркестанскими военно-революционными трибуналами в декабре 1922 г. были рассмотрены дела главаря узбекских басмачей Рахманкула и десяти его сподвижников, орудовавших в районе Старого Коканда, а также крупной банды басмачей (54 человека) Маргеланского уезда. Главари были расстреляны, активные участники преступлений осуждены к лишению свободы на разные сроки, а дехкане, вовлеченные по несознательности в банды, освобождены от наказания.

Большое значение в деле ликвидации басмачества имела правильная национальная и хозяйственная политика Советской власти. В 1923 г. в Фергану было завезено большое количество хлеба, необходимого дехканам для перехода от посева пшеницы к посеву хлопка; много промышленных товаров; выданы семенные и денежные ссуды; отпущены значительные средства на ирригацию. Дехкане принялись за восстановление разоренного хозяйства. В конце 1924 г. в Туркестанском крае были образованы Киргизская и Казахская автономные, Узбекская и Туркменская союзные республики.

Но некоторые басмачи еще долго продолжали свои разбойничьи похождения. Один из курбашей Маргеланского района, Умар Али, в «наказание» за то, что дехкане посеяли хлопок, вырезал в одном кишлаке 54 человека, пригрозив в случае повторения посева хлопка «построить священный курган из голов жителей». Борьба басмачей против Советской власти превращалась в борьбу против народа. Басмачи теряли связи с населением. Они не могли уже скрываться в кишлаках и окончательно превратились в разбойников, нарушающих мирную жизнь страны.

В одном из обнаруженных в Национальном архиве Индии секретных докладов английской разведки 1923 г. сообщалось, что «общее впечатление таково, что… мало вероятны попытки свергнуть в скором времени большевиков в Туркестане». Разведчики отмечали, что «население Бухары в целом мало питает симпатий к старому эмирскому режиму»; что здесь происходили массовые антибританские демонстрации; «в небольшом городке – Керки – один из наших информаторов слышал, как школьники пели: мы никогда не покоримся англичанам и не отдадим им нашей страны».

В 1923 г. Маргеланский, Андижанский, Кокандский, Наманганский районы Ферганы были очищены от банд. Сдались и были захвачены в плен такие крупные главари басмачей, как Баястан, Исламкуль, Аман-Палван, Казак-Бай и другие. Они были преданы суду. Военно-революционный трибунал приговорил Аман-Палвана и его помощника Хаким-бая Авибаева к расстрелу.

За девять месяцев 1923 г. басмачи Ферганы потеряли 320 курбашей и около 3200 басмачей, из них добровольно сдались 175 курбашей и 1477 басмачей.

Были ликвидированы и другие очаги басмачества в Средней Азии, в частности в районе Локайя (входившем ранее в Восточную Бухару). Здесь на смену Энвер-паше пришел снова Ибрагим-бек, назначенный бухарским эмиром «главнокомандующим войсками ислама».

В районе г. Куляб весной 1923 г. появился новый авантюрист – турецкий офицер Селим-паша, принявший под свое командование остатки энверовских банд в районе левобережья реки Вахш. Селим-паша заключил соглашение о совместных действиях с Ибрагим-беком, установил связи с ферганскими басмачами и начал военные действия. Ему удалось осадить и занять г. Куляб, но его оттуда выбили, и он вынужден был перейти на правый берег реки Вахш. В мае 1923 г. части Красной Армии принудили Селим-пашу бежать в Афганистан. После этого были разгромлены и банды Ибрагим-бека, который, однако, еще долго скрывался в малодоступных горных районах Таджикистана. В 1926 г. бандам Ибрагим-бека было нанесено решительное поражение. В июне 1926 г. он также бежал в Афганистан.

25 февраля 1921 г. в Грузии в ходе массового восстания народа, поддержанного Красной Армией, было свергнуто националистическое правительство Ноя Жордания.

После этого среди безземельных и малоземельных крестьян было распределено свыше 250 тысяч десятин пахотной земли, инвентарь и постройки, изъятые у местных князей-помещиков и торговцев. Улучшилось и материальное положение рабочего класса.

Господствовавшая ранее в стране партия грузинских меньшевиков потеряла свое влияние. Состоявшийся в Тбилиси 25—30 августа 1923 г. съезд меньшевиков, делегаты которого представляли 11 235 членов партии, объявил о ликвидации. меньшевистской партии Грузии. В обращении съезда говорилось: «Сопоставив поведение меньшевистского правительства в Грузии с поведением сменившего его Советского правительства, мы убедились, что первое загоняло пролетариат под ярмо буржуазии, а второе выводит его на широкую дорогу к социализму. Поэтому, и только поэтому, мы решили покинуть ряды меньшевистской партии».

Между тем лидеры обанкротившегося меныиевистско-националистического движения не примирились с поражением. Они эмигрировали за границу, образовали там «грузинское правительство в изгнании» (в него входили Ной Жордания, Ной Рамишвили, Ираклий Церетели и другие) и попытались из-за границы организовать борьбу с Советской властью. Они создавали нелегальные заговорщические группы и готовили антисоветский переворот. Главную надежду они возлагали на помощь «союзников» – западноевропейских государств.

В течение 1922—1924 гг. заговорщикам удалось кое-где (в Сванетии, Гурии) спровоцировать кулацкие выступления. Скрывавшиеся в лесах и горах отряды бывшего полковника Какуцо Чолокашвили (Чолокаева) и других вожаков антисоветчины, связанных с националистами, совершали налеты на города и поселки и мешали советскому строительству.

В августе 1922 г. остатки пяти грузинских партий – социал-демократов (меньшевиков), национал-демократов, социалистов-федералистов, независимых социал-демократов и эсеров – заключили соглашение о создании единого фронта. Соглашение состояло из пяти пунктов: 1) партии объединяются для того, чтобы общими силами бороться за «независимость Грузии»; 2) после свержении Советской власти в Грузии должно быть созвано Учредительное собрание, которому дадут отчеты в своей деятельности как правительство, находящееся за границей, так и то, которое будет образовано в переходное время; 3) заседании Учредительного собрания будет организовано новое правительство на коалиционных началах, причем ни одна партия не имеет права занять в нем более одной трети мест; 4) избирается паритетная комиссия для разбора деятельности прежнего правительства; 5) для руководства подготовкой и проведением восстания образуется на паритетных началах «Комитет независимости Грузии». Во главе «Комитета независимости» (или «Паритетного комитета») в 1922 г. был поставлен командированный в Грузию из-за границы член ЦК партии грузинских меньшевиков, бывший министр земледелия меньшевистского правительства Ной Хомерики.

Грузинская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией в течение 1922—1924 гг. вела непрестанную борьбу как с бандами, действовавшими в республике, так и с «паритетчиками». Время от времени чекисты задерживали активистов «Комитета независимости» и наносили удары по их организациям.

В 1924 г. Чрезвычайной комиссии удалось арестовать часть лидеров «Комитета независимости», в том числе его председателя Ноя Хомереки и членов ЦК меньшевиков Бения Чхшкалшвили, В. Нодия и других.

У Чхиквишвили было обнаружено письмо Ноя Жордания, который из-за границы давал «советы» «Комитету независимости». Он, между прочим, писал: «Конечно, оно (восстание. – Д. Г.) не может осуществиться вооруженной борьбой только грузин… Выступление же в закавказском масштабе обязательно приведет к победе, если это выступление будет производиться общими силами. Русские цари только с Дагестаном вели борьбу более 30 лет. А сколько лет понадобится большевикам, чтобы вести борьбу не с одним Дагестаном, а с целым Закавказьем, легко представить. Перенос военной базы на Кавказский хребет и укрепление там всеми нашими вооруженными силами – залог нашей победы. Только в этом случае Европа обратит на вас серьезное внимание и окажет помощь».

6 августа 1924 г. Грузинская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией задержала прибывшего из-за границы члена ЦК партии грузинских меньшевиков, бывшего командира «преторианской» антисоветской «народной гвардии» меньшевистского правительства Валике Джугели, руководившего теперь непосредственной подготовкой восстания.

Находясь под стражей, Джугели убедился, что в распоряжении Чрезвычайной комиссии имеются подробные данные о деятельности «Комитета независимости». Он понял, что готовящаяся авантюра обречена на провал. Тогда он попросил работников ЧК дать ему свидание с меньшевиками, через которых он мог бы передать письмо участникам заговора. Он обещал посоветовать им отказаться от выступления, грозящего национальной катастрофой.

Чекисты приняли предложение Джугели, и последний написал из заключения письма «Комитету независимости», в которых предлагал отказаться от вооруженного выступления. Одно из писем было опубликовано в газетах.

Джугели писал своим сообщникам, что не малодушие и не трусость привели его к отказу от борьбы, а безнадежность задуманного предприятия. «Я испытал на себе, – писал Джугели, – страшное влияние воздуха Чека, и я понял, что вся сила этого воздуха состоит в том, что именно здесь ближе знакомишься с обратной стороной нашей работы, со всеми теневыми ее сторонами».

Между тем в связи с арестом Джугели, в руках которого сосредоточивались нити заговора, оставшиеся на свободе заговорщики вынуждены были отложить намеченное на 15 августа выступление. Получив письма Джугели, они не поверили им и решили начать восстание 28 августа 1924 г.

В этот день, на рассвете, небольшая группа вооруженных заговорщиков во главе с князей Георгием Церетели захватила г. Чиатуры и образовала «Временное правительство Грузии». Уже на второй день, когда советские отряды приблизились к городу, мятежники и их «правительство» бежали.

В село Приют ворвались 60 всадников из банды Какуцо Чолокашвили. Они окружили сельский Совет, открыли стрельбу, ранили несколько человек и разграбили местный цейхгауз.

В Сенакском уезде мятежники заняли на один-два дня города Сенаки, Абашу и ряд деревень. Гражданскую власть в Сенаки поделили между собой братья Каландаришвили и Шалва Иоселиани, начальником военного штаба был назначен бывший царский офицер Лахшия. Приступая к «реформам», мятежники восстанавливали дореволюционные учреждения, возвращали национализированные дома, предприятия и земли бывшим владельцам. Духовенство служило молебны о «даровании» победы мятежникам.

Антисоветские выступления незначительных групп имели место также в Саберинском уезде, где во главе мятежников стоял бывший князь Чхотуа, в Шарапанском, Зугдидском и Душетском уездах. В г. Батуми Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией удалось еще до начала выступления арестовать местный подпольный «Паритетный комитет» во главе с членом ЦК партии меньшевиков Миха Сабашвили и «командующим вооруженными силами» генералом Соломоном Каралашвили.

В целом выступление вылилось в авантюру, не имевшую поддержки в народе. Крестьянство Грузии в первый же день антисоветских выступлений убедилось в том, что главную роль в них играют бывшие помещики, дворяне, князья, генералы и офицеры, а также уголовные бандиты, скрывавшиеся в лесах. С этими элементами крестьянству было не по пути. Поэтому почти повсеместно, за редкими исключениями (например, в Гурии), крестьяне выражали недовольство нарушением мирной жизни страны и не поддерживали мятежников. В ряде мест (Талавском, Сигнахском, Сенакском и других уездах) крестьяне выступили против князей и дворян.

Наконец, против антисоветчиков поднялось население национальных автономных районов Грузии: абхазцы, осетины, аджарцы. Абхазские крестьяне помогали красноармейским отрядам в борьбе с повстанцами в Зугдидском и Горийском уездах. 1500 крестьян-аджарцев с оружием в руках охраняли советские границы с Турцией на случай возможного нападения оттуда. В Ахалцихском уезде свыше тысячи крестьян разных национальностей встали на защиту Советской власти.

31 августа 1924 г. Коллегия Чрезвычайной комиссии Грузии объявила: «…события последних дней, когда меньшевистские бандиты совместно с князьками, дворянами, генералами и купцами произвели вооруженное выступление в Чиатурах и в некоторых других пунктах Грузии, показывают, что нет границы поползновениям контрреволюционеров и что самая суровая расправа со стороны органов пролетарской власти с преступниками, ввергающими трудовые массы в кровавую авантюру, способна предотвратить страну от повторения этих безумных попыток. Поэтому Чрезвычайная Комиссия Грузии постановляет… организаторов восстания против пролетариата и непримиримых врагов рабоче-крестьянской власти предать высшей мере наказания – расстрелу».

На основании этого и последующего постановлений были расстреляны 44 активиста заговора, в том числе 17 бывших князей и помещиков и 18 участников банды Чолокашвили, занимавшихся убийствами и грабежами.

4 сентября 1924 г. работники ЧК выследили и арестовали председателя «Комитета независимости» князя Коте Андроникашвили, секретаря «Комитета», члена ЦК партии национал-демократов князя Ясона Джавахишвили, скрывавшихся в Мгвимском монастыре (Мцхете), а также члена «Комитета» от партии правых эсеров Михаила Бочоришвили, члена ЦК партии меньшевиков Ж. Джинория и члена ЦК национал-демократической партии Михаила Ишхнели.

Это были руководители восстания. 5 сентября 1924 г. они выступили с таким заявлением, опубликованным в газетах: «Наша надежда не оправдалась, в результате чего мы понесли поражение. Массовое организованное выступление, которого мы ожидали, не состоялось; широкие народные массы нас не поддержали…» Признав свое выступление фактически авантюрой, «Комитет независимости» объявил, что продолжение вооруженной борьбы против Советской власти является совершенно лишенным всякой перспективы и гибелью для грузинской нации. Он предложил немедленно распустить все вооруженные силы, сдать оружие и заявил о своем самороспуске.

Показания арестованных руководителей восстания ярко раскрыли его авантюристический, «бутафорский», как тогда говорили, характер. Член ЦК национал-демократической партии М. Ишхнели, рассказывая о силах, на которые рассчитывали главари движения, показывал: «Бения Чхиквишвили привез нам (из-за границы. – Д. Г.) следующие конкретные сведения, сообщенные нам через Ясона Джавахишвили: члены французского правительства в личной беседе с Церетели обещали нам помощь… Заграничное бюро сообщало: если Франция помогает Румынии и Польше, она поможет и нам».

Надежды на военную помощь из-за границы не оправдались, мятежники получили лишь некоторую сумму денег из Франции. Но это не могло повлиять на развитие событий.

Не оправдались также надежды грузинских мятежников на помощь других народов Кавказа.

Грузинские заговорщики решились выступить в одной Грузии, не дожидаясь «союзников» из других местностей Кавказа. И они вновь просчитались, теперь уже в подсчете своих собственных сил.

Председатель «Комитета независимости» Коте Андроникашвили рассчитывал выставить в Западной Грузии около 3 тысяч бойцов. В Восточной Грузии Какуцо Чолокашвили обещал двинуть против Советской власти 600 вооруженных людей. Фактически же в Западной Грузии выступили незначительные силы, а у Чолокашвили вместо 600 человек оказалось всего 60 бандитов.

Андроникашвили вынужден был на следствии сказать:

«Я убеждаюсь теперь, мы потерпели поражение также потому (помимо того, что не поддержала «пассивная» Восточная Грузия и Тифлис молчал), что имели преувеличенное представление о своих силах и душевном настроении народа в нашу пользу».

А вот как характеризовал деятельность «высшего командования» мятежников член «Комитета независимости» Михаил Бочоришвили.

«Последнее заседание «Паритетного комитета», – показывал он, – состоялось 18 августа, когда и было назначено время восстания – 2 часа ночи 28 августа… Я отправился в Мцхет, где меня встретил проводник, доставивший меня к Андроникашвили и Джавахишвили. Там же я нашел Шалву Амираджиби и Давида Ониашвили. При нас находилась стража из 5 человек…

28 августа к нам явился курьер от Лошкарашвили с сообщением, что последний готов для занятия Гори и Ахалкалаки… В тот же день явился человек из Манглийского района от Чолокашвили, сообщившего, что вместо ожидаемых 600 человек к нему явились только 60…

29 августа мы не получили никаких известий… 31-го до нас дошла весть, что восстание охватило всю Западную Грузию. 1 сентября мы не получили вестей. 2 сентября – то же самое. Ночью, в 10 часов, мы уже меняли место. Несколько раз перекочевывали с места на место. В это время красноармейцы открыли по нас стрельбу. Мы бежали вместе с охраной. Я скрылся в кустах. Вдруг в темноте на меня наткнулся Ясон Джавахишвили и принялся уверять меня, что он ранен в спину. Я осмотрел его: раны не было. Потом заявил, что ранен в ногу. Я осмотрел и ногу: и там раны не оказалось. До утра мы меняли места. К вечеру Ясона Джавахишвили одолела жажда. Пристал ко мне с просьбой спуститься вместе к ручью. Я просил его потерпеть еще один день, но ему было невмоготу. Мы пошли к монастырскому ручью, где и были арестованы».

После краха авантюристического выступления «паритетчиков» Грузинское советское правительство обратилось к народу с призывом к мирной жизни. Оно обещало тем, кто порвет связь с авантюристами, их преступными замыслами и деяниями, «предать забвению их невольные прегрешения». Все рядовые участники выступления, приходившие с повинной и сдававшие добровольно оружие, не подвергались никакому наказанию.

Провал авантюристического выступления «паритетчиков» оказал большое влияние на процесс разложения меньшевистской партии Грузии. Фактически после этого провала она как политическая сила перестала существовать. Между тем обосновавшееся в Париже заграничное бюро меньшевистской партии Грузии во главе с Ноем Жордания и Ноем Рамишвили не оставляло своих бесплодных попыток «поднять грузинский народ» на новые авантюры. В июне 1927 г. чекисты-пограничники контрольно-пропускного пункта Батумского погранотряда задержали при переходе советско-турецкой границы некоего Ивана Карцивадзе. Он оказался ответственным эмиссаром заграничного парижского бюро ЦК меньшевиков, направлявшимся в Грузию для подпольной работы. У Карцивадзе изъяли сумку писем для передачи деятелям подпольных организаций меньшевиков. Это были новые директивы, написанные Ноем Жордания и Ноем Рамишвили по подготовке «восстания». В сущности, они повторяли старые указания Валико Джугели и Бения Чхиквишвили «паритетчикам» накануне авантюры 1924 г. Карцивадзе был доставлен в грузинское ГПУ. Подготовка новой авантюры была сорвана. Лица, намеревавшиеся продолжать подрывную антисоветскую работу в Грузии, понесли заслуженное наказание.

Одним из ярких дел о преступлениях буржуазных националистов является дело крымского татарского деятеля Вели Ибраимова, рассматривавшееся в 1928 г. в советском суде.

Гражданская война в Крыму отличалась большим ожесточением. Здесь на протяжении ряда лет орудовали разномастные антисоветские элементы. Большую активность среди них проявляла, как было сказано выше, татарская националистическая партия Милли Фирка, безуспешно пытавшаяся захватить власть, образовать националистическое татарское государство и отделиться от Советской России.

В конце гражданской войны, когда советские войска изгнали белые армии с большей части территории страны, в том числе из Крыма, лидеры партии Милли Фирка решили «пересмотреть» свои антисоветские позиции, «примириться» с Советской властью. 25 ноября 1920 г. они обратились к Крымскому военно-революционному комитету с докладной запиской. В ней они, признав, что «Советская Россия является первым и естественным другом и союзником угнетенного мусульманства», предложили свои услуги в деле «организации экономической структуры общества в направлении перехода от капиталистического строя к коллективному на трудовых основаниях». За это они требовали: «1. Легализации Милли Фирка. 2. Передачи татарских религиозных, просветительных дел и вакуфов в ведение Милли Фирка. 3. Разрешения издания газеты «Миллет», литературных и научных журналов и книг».

Крымский военно-революционный комитет не пошел на такое «сотрудничество» с националистами. Их предложение являлось попыткой проникнуть в советский государственный аппарат и получить возможность легально руководить идеологической работой среди татарского населения. Не добившись своих целей легальным путем, миллифирковцы ушли в подполье.

Одновременно миллифирковцы, скрыв свое участие в подпольной организации, стали работать в советских учреждениях Крыма. Особое внимание они уделяли учреждениям, связанным с идеологической работой. На службу в Крымский наркомат просвещения проникли крупные деятели Милли Фирка: профессор Чобан-заде, Озенбашлы, Асан-Сабри Айвазов и многие другие. Они заняли важные посты и оказывали влияние на ход идеологической работы советских учреждений. Так, например, взяв в свое ведение составление учебников для татарских школ, они протаскивали в этих учебниках националистические идеи. Националистическая и пантюркистская идеология пропагандировалась и в газетах, журналах, издававшихся на татарском языке («Ени-Дунья», «Иллери», «Оку-Ишляри»). В этом же духе миллифирковцы влияли и на молодежь, среди которой стали возникать националистические группы.

В 1924 г. из документов, обнаруженных при обыске у одного из арестованных татарских националистов, выяснилось, что в Крыму существует подпольный Центральный комитет партии Милли Фирка в составе Сеида Джелиля Усейн-оглу Хаттатова, Бекира Вагап-оглу Чобан-заде, Амета С. Абла Озенбашлы, Халиля Алямета Чапчакчи, Бекира Абдурашида Одобаша и других. Сохраняя свои прежние политические позиции (в том числе ориентацию на Турцию), эти лидеры партии надеялись в условиях новой экономической политики на перерождение Советской власти и тайно направляли своих людей в советские учреждения.

Помимо миллифирковцев в Крыму антисоветскую работу вели и мусульманские клерикальные, панисламистские группы, мечтавшие о создании «великой Исламии», объединяющей все народности, исповедующие ислам.

Упорная и почти открытая враждебная антисоветская работа татарских националистов, целый ряд недостатков в советском строительстве, факты кулацкого засилья в сельском хозяйстве Крыма вызывали обоснованные подозрения, что антисоветские элементы имеют здесь поддержку или покровительство со стороны местных должностных лиц.

Летом 1926 г. в Главном суде Крымской АССР слушалось дело кулацких вожаков – братьев Муслюмовых, обвинявшихся в том, что, будучи в прошлом связанными с укрывавшимися в горах бандами, они в течение ряда лет терроризировали татарскую бедноту Южного берега Крыма. Преступления Муслюмовых разоблачали бедняки, и среди них – советский активист Абдураман Сейдаметов и красный партизан времен гражданской войны Ибрайм Ариф Чолак. Эти свидетели, между прочим, указывали, что Муслюмовы были связаны с известной бандой Амета Хайсерова.

Бывший штабс-капитан царской армии Хайсеров с первых дней Октября участвовал в гражданской войне на стороне антисоветчины. Сначала он действовал в составе татарских отрядов, ведущих вооруженную войну против Советов, а в 1919 г. служил во врангелевской контрразведке, где прославился жестокостью в отношении коммунистов и советских активистов. После освобождения Крыма Хайсеров образовал вооруженную банду и ушел с нею в горы, откуда совершал налеты и грабежи. В 1921 г. банда была ликвидирована, но Хайсеров и его сообщники ушли от наказания: к ним применили амнистию.

Деятельное участие в судьбе Амета Хайсерова принял видный крымский советский работник Вели Ибраимов, в 1921 г. работавший председателем чрезвычайной тройки по борьбе с бандитизмом, потом ставший наркомом Рабоче-крестьянской инспекции, а в 1924 г. избранный на высокий пост председателя Центрального исполнительного комитета Крымской АССР. Благодаря содействию Вели Ибраимова Хайсеров был амнистирован; Ибраимов даже принял Хайсерова и его друзей на службу в отряд, состоящий при чрезвычайной тройке по борьбе с бандитизмом. Когда Вели Ибраимов вступил на пост председателя ЦИК, он назначил Хайсерова своим личным секретарем, а затем помог ему устроиться на службу в «Дом крестьянина». Между тем Хайсеров втайне продолжал заниматься преступлениями: в 1922 г., подкупленный турецкими контрабандистами, он убил ялтинского таможенного работника, спекулировал и т. п.

Когда в 1926 г. возникло судебное дело Муслюмовых и над Хайсеровым нависла угроза разоблачения, снова вмешался Вели Ибраимов. Пользуясь своим высоким служебным положением, он предпринял ряд действий, направленных к срыву судебного процесса. Ему удалось добиться ослабления меры наказания в отношении подсудимых Муслюмовых, а главное – изъять из сферы судебного процесса материалы о причастности к этому делу Амета Хайсерова. Подобное поведение Вели Ибраимова вызвало недоумение, а у участников судебного процесса – свидетелей Сейдаметова и Чолака – возмущение. В свое время, в 1919 г., Хайсеров, работавший во врангелевской контрразведке, лично избивал нагайкой пойманного красного партизана Чолака, прострелил ему челюсть. Еще в 1921 г. Чолак заявлял об этих преступлениях Ибраимову, но последний заявил, что «возбуждать старое дело против Хайсерова не стоит». Чолак не смирился с этим и продолжал разоблачать Хайсерова как на собраниях, так и в частных разговорах. Так же поступал и Сейдаметов. В апреле 1927 г. партийные органы объявили выговор Ибраимову за «неправильное поведение в связи с делом Муслюмовых».

29 мая 1927 г. на бывшего свидетеля по делу Муслюмовых Сейдаметова, направлявшегося из Ялты в деревню Дерекой, по дороге напали несколько злоумышленников. Один из них, в котором Сейдаметов опознал Хайсерова, произвел в него три выстрела из револьвера, но вследствие темноты не попал в цель. Сейдаметов упал, нападавшие оттащили его в сторону и камнями проломили ему голову. К месту происшествия приближались люди, и преступники убежали, оставив на месте тяжелораненого.

Расследованием было установлено, что нападение произвели Амет Хайсеров и сообщники его былых бандитских похождений. Опасаясь ответственности, нападавшие скрылись в лесу и вновь во главе с Хайсеровым образовали шайку.

13 июля 1927 г. в свалочной балке за Симферополем был обнаружен труп мужчины, присыпанный землей. Когда его извлекли и осмотрели, оказалось, что неизвестный был задушен кляпом, забитым в рот. Следы указывали, что труп был откуда-то привезен и выброшен на свалку. Это был второй свидетель по делу Муслюмовых – Ибраим Чолак.

Стало ясно, что эти кровавые преступления – убийство Чолака и ранение Сейдаметова – связаны между собой, совершены одной преступной шайкой. Но раскрыть фактические обстоятельства этих преступлений и привлечь виновных к ответственности было весьма трудно. И сейчас председатель Крымского ЦИК Вели Ибраимов, пользуясь своим высоким служебным положением, препятствовал установлению истины, принимал меры к сокрытию преступления и деятельно помогал шайке преступников, скрывавшихся от следственных органов.

Розыском по этому делу занялись органы ГПУ. Вскоре были получены сведения о том, что Ибраимов поддерживает связи с Хайсеровым, скрывающимся со своей шайкой в районе деревень Ай-Василь и Никита. Ибраимов передал бандитам револьвер, деньги; лично выезжал из Симферополя на автомашине в район Южного берега, в условленном месте на дороге вызывал свистком Хайсерова и вел с ним переговоры. Так продолжалось до сентября.

Затем Ибраимов решил переправить скрывающихся Хайсерова и участников его шайки за границу, в Турцию. Предварительно необходимо было тайно доставить их в Симферополь. Перевозку Хайсерова осуществил сам Ибраимов, выехав на автомашине к условленному месту, где он по дороге захватил Хайсерова как «случайного прохожего», привез его в Симферополь и укрыл… у себя на квартире. В этом надежном укрытии Хайсеров прожил около полутора месяцев.

Остальные члены шайки тоже были переправлены в Симферополь и укрыты у разных лиц. Активное участие в переправке членов банды, укрытии их от следственных властей и хлопотах по их нелегальной переброске за границу принимал приятель Ибраимова – заместитель председателя ЦИК Крымской АССР Мустафа Абдулла. В поисках путей переброски Хайсерова и его шайки за границу Ибраимов и Мустафа Абдулла вели переговоры с контрабандистами, лодочниками, турками.

1 октября 1927 г. на станции Синельниково были задержаны в поезде два разыскиваемых участника шайки Хайсерова. У них нашли значительные суммы денег, золото, турецкие лиры, подложные документы. Они сознались, что едут в г. Гори (Грузия), где в гостинице «Боржоми» назначена их встреча с несколькими другими участниками шайки Хайсерова перед дальнейшим их нелегальным следованием за границу. Через несколько суток устроившие в гостинице засаду чекисты задержали еще двух приехавших членов банды. Они рассказали, что направлялись за границу, а Ибраимов и его заместитель Мустафа Абдулла помогали им в устройстве побега за границу.

В середине октября скрывавшийся в квартире Ибраимова Хайсеров, снабженный подложными документами, вышел из квартиры под руку с женой Ибраимова и направился к поджидавшей его линейке. Следом за ними вышел и Вели Ибраимов. Хайсеров сел в линейку и скрылся.

В начале ноября близ деревни Байдар чекистами были задержаны еще несколько человек из шайки Хайсерова.

Теперь следственные органы получили возможность полнее расследовать все обстоятельства дела. Выяснилось, что покушение на жизнь Сейдаметова и убийство Чолака явились террористическими актами, в которых непосредственное участие принимал Вели Ибраимов.

Убийство Чолака было совершено на квартире Ибраимова, при его непосредственном участии. 12 июля 1927 г. Чолак приехал в Симферополь ходатайствовать о назначении ему персональной пенсии как участнику подпольной борьбы против белых и потерпевшему от насилий врангелевцев (в заявлении он, между прочим, указывал и о преступлениях Хайсерова). Среди других должностных лиц Чолак посетил и председателя ЦИК Ибраимова, который во время беседы предложил ему зайти к нему на квартиру. Чолак согласился. Когда он явился, Ибраимов вместе с находившимся в квартире Афузом Факидовым задушили его. В тот же вечер Факидов с вовлеченным в это дело местным торговцем Абибуллой Исмаилом вывезли труп Чолака за город и выбросили на свалку. Факидов, как впоследствии выяснилось, систематически занимался нелегальной переправкой в Турцию антисоветчиков, при этом он в ряде случаев действовал по поручениям Ибраимова. О преступлениях Факидова стало известно ГПУ в 1927 г., и тогда, опасаясь ареста, он в течение целого месяца скрывался в «надежном убежище» – квартире председателя ЦИК Крымской АССР Ибраимова. За это он и помог Ибраимову убить Чолака.

Дело Ибраимова и 15 его сообщников было рассмотрено в апреле 1928 г. в Симферополе выездной сессией Верховного суда РСФСР под председательством А. А. Сольца, с участием прокурора В. И. Фридберга, общественного обвинителя и защитников. Обвинения, предъявленные Ибраимову и его соучастникам, были доказаны собственными признаниями подсудимых и целым рядом объективных доказательств. 28 апреля суд вынес приговор. Ибраимов и наиболее активный из его сообщников, заместитель председателя Крымского ЦИК Мустафа Абдулла были приговорены к расстрелу. Президиум ВЦИК отклонил ходатайство осужденных о помиловании, и приговор был приведен в исполнение. Остальные подсудимые были приговорены к разным срокам лишения свободы, а трое оправданы.

К моменту судебного процесса еще не были в достаточной степени выяснены факты прошлой антисоветской деятельности Ибраимова. Позднее эти вопросы были исследованы высшими партийными и советскими органами, и тогда преступления Ибраимова получили политическую оценку. Советская общественность прозвала эти преступления «велиибраимовщиной». Под таким названием понималось антисоветское явление, характеризующееся засорением советского аппарата националистическими антисоветскими элементами, антисоветское перерождение в этих условиях отдельных частей государственного аппарата. «Велиибраимовщина» была тесно связана с националистической антисоветчиной, в частности с движением, возглавляемым татарской партией Милли Фирка.

Как выяснилось, в прошлом Вели Ибраимов был и организационно связан с партией Милли Фирка. Кандидатура Ибраимова на выборах в сейм 1919 г., при господстве белогвардейцев в Симферополе, была выставлена по списку этой партии, наряду с такими известными деятелями партии, как Чапчакчи, Хаттатов, Озенбашлы, Одобаш и другие. Ибраимов скрыл свою принадлежность к организации Милли Фирка и обманно проник в Коммунистическую партию. Занимая ответственные посты в советском аппарате, он остался скрытым националистом. Его работа в советских государственных учреждениях способствовала антисоветской деятельности миллифирковцев, его поведение вполне соответствовало их тактике проникновения в советский аппарат.

Показательно, что антисоветчики во имя достижения своих целей были готовы идти на сговор и с уголовными бандитскими элементами.