37. Предостережение убийцам

В тот день, когда Эйхмана доставили в Израиль, два старших офицера управления полиции – начальник следственного отдела Матитьягу Села и Шмуэль Рот, исполнявший обязанности начальника уголовного отдела, – получили приказ явиться к генеральному инспектору. Шеф был взволнован и сообщил им, что Эйхмана поймали и доставили в Израиль. Теперь начали волноваться и подчиненные, Посовещавшись, трое полицейских офицеров обговорили порядок составления ордера на арест преступника.

Шмуэлю Роту не надо было объяснять значение свершившегося. На другой день инспекторы вместе с судьей Ядидом Алеви приехали к месту заключения Эйхмана, и Рот был поражен, до какой степени преступник невзрачен: как и многие другие, он представлял себе Эйхмана совсем не таким.

Рот перевел на немецкий язык вопрос судьи – кто таков задержанный.

Немец без колебаний ответил:

– Я Адольф Эйхман.

Судья подписал ордер на арест.

Полиция была заинтересована в том, чтобы Эйхмана опознал хотя бы еще один очевидец, тем более, что мы не располагали отпечатками его пальцев. Полиция попросила Бено Коэна срочно приехать.

Бено поехал вместе с Эфраимом Гофштетером, которого к тому времени назначили главой отдела 06, специально созданного для сбора материалов по делу Эйхмана. Бено рассказал Гофштетеру, что видел эсэсовца в Берлине до второй мировой войны, когда тот появился на собрании активистов сионистского движения. Гофштетер попросил Бено поговорить с немцем о том собрании и умышленно путать имена людей, чтобы Эйхман мог его поправить.

Когда Бено и Эфраим вошли в камеру, Эйхман побелел как полотно, видимо, решив, что сейчас его выведут на казнь. Гофштетер спросил Бено на иврите, знаком ли ему арестованный. Бено ответил, что не может его опознать. Тогда Эфраим спросил Эйхмана, знаком ли ему этот господин, и указал на Бено. Эйхман пожаловался, что отобрали его очки.

– Это господин Бено Коэн, – сказал Гофштетер.

– Имя мне ничего не говорит.

– А вы помните палестинское бюро в Берлине?

– Конечно, я его хорошо помню.

– И не припоминаете господина Коэна?

– Нет.

Бено узнал голос и акцент Эйхмана. Когда Гофштетер снова спросил Коэна, узнает ли он арестованного, Бено твердо ответил:

– Да, я его знаю. Это сотрудник СС Адольф Эйхман.

Немец кивнул, и Гофштетер спросил его:

– Помните, как весной 1939 года вы созвали совещание представителей еврейских организаций на улице Принца Альберта в Берлине?

– Нет, меня перевели в Берлин только в сентябре 1939 года. Впрочем, возможно, я и раньше бывал в столице на разного рода совещаниях.

Тут вмешался Бено:

– На том совещании присутствовали доктор Пауль Эпштейн, доктор Лилиенфельд, председатель еврейской общины, Гейнрих Шталь и Отто Гирш.

– Отто Гирш? – переспросил Эйхман. – Да, он, помнится, говорил на швабском наречии и постоянно вмешивался.

Бено спросил о судьбе Пауля Эпштейна. Эйхман осекся и сказал:

– Страшная судьба. Его расстреляли. Но это было после того, как меня перевели в Венгрию.

Бено продолжал вспоминать имена сионистских лидеров Берлина, и Эйхман отвечал со знанием дела.

Когда Бено назвал имя доктора Фридена, который был одним из активистов в те времена, Эйхман поправил:

– Его звали не Фриден, а Принц.

Он начал рассказывать о собрании сионистов, состоявшемся в тридцатые годы в Берлине по случаю отъезда доктора Принца из Германии, и о том, что его – Эйхмана – гестапо послало наблюдать за Принцем.

Бено спросил Эйхмана, помнит ли он имя своего предшественника, возглавлявшего еврейский отдел гестапо до него. Кажется, его звали Кольман или Кочман...

– Вы имеете в виду Кохмана, такого толстого и низкорослого?

После беседы Коэн мог поклясться, что говорил с Адольфом Эйхманом.

23 мая я снова отправился в Иерусалим. В тот день глава правительства собирался известить членов кабинета о поимке Эйхмана, а затем объявить об этом в кнессете. Некоторое время я присутствовал на заседании кабинета, а затем вместе с Бен-Гурионом отправился в кнессет.

Заседание парламента началось как обычно в 16:00. По городу уже распространилась весть, что глава правительства собирается сделать важное сообщение, поэтому зал был в напряженном ожидании.

Я редко показываюсь на людях, поэтому вошел в зал лишь за несколько минут до того, как Бен-Гурион попросил слова.

Бен-Гурион встал и взволнованным голосом зачитал сообщение:

«Я должен известить кнессет, что израильская служба безопасности некоторое время тому назад обнаружила место, где скрывался один из самых крупных нацистских преступников – Адольф Эйхман, несущий вместе с главарями нацизма ответственность за то, что они называли „окончательным решением еврейского вопроса“, иначе говоря, уничтожение шести миллионов евреев Европы.

Адольф Эйхман уже находится под арестом в Израиле и вскоре предстанет перед израильским судом согласно закону 1950 года о наказании нацистов и их пособников».

Члены кнессета были ошеломлены. Они и не подозревали, что пока правительство равнодушно реагировало на сообщения о том, что Эйхман жив, добровольцы-израильтяне уже действовали. Они искали преступника, чтобы поймать его и предать суду.

Из кнессета весть разлетелась по всей стране, а затем и по всему миру. Все честные люди отдавали Израилю дань уважения, а преступники, получившие предупреждение, дрожали в своих норах. Но и до них дотянется карающая рука. Ничто не забудется, и рано или поздно справедливость восторжествует.