|
||||
|
|
АГЕНТ № 001 Кто в нашей стране не знает Николая Ивановича Кузнецова? Героя Советского Союза. Знаменитого разведчика. Отважного партизана. О жизни и подвигах Кузнецова – «Пауля Зиберта» – снято целых три фильма (самый известный – «Подвиг разведчика» с Кадочниковым в главной роли), написана уйма книг. Ему поставлены памятники. Его именем названы улицы и школы. Николай Кузнецов – это советский Джеймс Бонд. Супермен, не знающий промахов и жалости. С одной только разницей. Бонд был агентом № 007. Кузнецова же смело можно назвать агентом № 001… В январе 1940-го года в приемную НКВД пришло трое мужчин. – Мы с заявлением, – сказали они усталому дежурному. – Уж больно подозрительно ведет себя один гражданин. Что-то не ладно. Дежурный с интересом выслушал посетителей. Взял бумаги. – Разберемся. Спасибо, товарищи, за бдительность. Они расстались весьма довольные друг другом. Мужчины были рады, что выполнили свой пролетарский долг. Дежурный – лишний раз убедился, насколько велик в народе авторитет органов.
Никто из трех граждан, просигнализировавших о подозрительном иностранце, ни на секунду не усомнился: сегодня-завтра за Шмидтом приедут ребята в штатском. Слава богу, наши органы – щит и меч революции – надежно стоят на страже завоеваний Октября. Сколько уже врагов – скрытых и явных – повычистили! Однако время шло, а Рудольф Шмидт по-прежнему наслаждался жизнью. Он ходил по дорогим ресторанам, посещал выставки и театры. И даже – о, ужас! – встречался с иностранными дипломатами. То и дело агенты НКВД докладывали своим кураторам о подозрительном немце, настроенном явно антисоветски. Их донесения скурпулезно оседали в лубянских закромах, да и только. Инженер Рудольф Шмидт казался заговоренным. Вопреки всей мыслимой и немыслимой логике, с головы его не падал ни один волос… … Долгие годы о работе органов безопасности писать в СССР было не принято. Кого из разведчиков (и контрразведчиков) знали широкие массы? Провалившихся Кима Филби? Гордона Лонгсдейла (он же Конон Молодый)? Полковника Абеля? Рихарда Зорге? Вот, пожалуй, и все. Некоторое раздолье наблюдалось лишь в ареопаге чекистов, снискавших славу на полях Великой Отечественной, самым известным из которых был, конечно, Николай Кузнецов. Советская пропаганда немало потрудилась для канонизации его образа. Но тут – сказать, действительно, нечего: Кузнецов был настоящим героем. Он хладнокровно одного за другим уничтожал в немецком тылу высших фашистских чинов: имперского советника Гелля и его секретаря Винтера, заместителя рейхскомиссара Украины Даргеля, президента верховного суда Функа, вице-губернатора Галиции Бауэра. Средь бела дня похитил из Ровно командующего карательными войсками генерала фон Ильгена и личного шофера гауляйтора Украины Коха. Немцы, знающие Кузнецова, никогда бы не поверили, что кавалер двух Железных крестов, отличный парень и завсегдатай пивнушек, обер-лейтенант Пауль Зиберт – советский разведчик. Кузнецов превосходно говорил по-немецки и выглядел как наглядное пособие к теории о расовом превосходстве арийской нации. Фашисты полностью доверяли «фронтовику» Зиберту. Не таясь, обсуждали в его присутствии секреты рейха. А «фронтовик» моментально переправлял полученную информацию в Центр. Именно Кузнецов первым сообщил о том, что гитлеровцы готовят покушение на глав правительств «Большой тройки» (Сталина-Черчилля-Рузвельта) в Тегеране, где должны были пройти исторические переговоры. Он же, весной 1943-го, получил сведения о подготовке противником крупной операции под Курском, где немцы рассчитывали оглушить нас новейшими «тиграми» и «пантерами». К сожалению, до победы разведчик не дожил. В марте 1944-го, пробираясь к линии фронта, он погиб на Львовщине в бою с бендеровцами. Звание Героя Советского Союза было присвоено ему посмертно. Мы сознательно рассказываем о подвигах Кузнецова так схематично. Его военная биография достаточно известна. А вот о том, как складывалась судьба героя до его заброски в немецкий тыл, знают лишь посвященные. В энциклопедиях и книгах предвоенная жизнь Кузнецова описана предельно кратко. Родился 27 июля 1911 года в Свердловской области в крестьянской семье. Окончил школу и лесной техникум. В 1934-м переехал в Свердловск, где работал конструктором на Уралмаше и учился в Индустриальном институте. В июне 1941-го попросился на фронт. Учитывая языковые способности Кузнецова (часто общаясь с немецкими специалистами, он научился говорить на языке Гёте, как истинный ариец) и внешние данные, было решено использовать его для выполнения спецзаданий в тылу врага. Не намного подробнее описывал судьбу своего боевого соратника и друга прославленный командир партизанского отряда «Победители», Герой Советского Союза Дмитрий Медведев. Единственное, о чем указывал он в многочисленных книгах («Это было под Ровно», «Сильные духом», «На берегах Южного Буга») – что до войны Кузнецов работал инженером. Откуда такая скупость? Где воспоминания друзей и сослуживцев, трогательные рассказы о конструкторе, с юности отличавшемся честностью и бескомпромиссностью? Гд е вся та милая чепуха, столь любимая советскими биографами? Ее нет и быть не может. До недавнего времени жизнь Николая Кузнецова оставалась страшной тайной, надежно укрытой в стенах желтого здания на Лубянской площади. У этого человека было много имен. Иностранные дипломаты, аккредитованные в Москве, знали его как Рудольфа Шмидта. Для офицеров Ровненского гестапо он был Паулем Зибертом. Николаем Грачевым называли его бойцы партизанского отряда «Победители». «Колонист», «Ученый», «Кулик» – под такими псевдонимами значился он в оперативных учетах ОГПУ-НКВД– НКГБ. Даже крещен он был не тем именем, под которым впоследствии войдет в историю. При рождении его назвали Никанором, но в 1931 году он переменил не модное уже имя на более современное – Николай. Никанор-Николай Иванович Кузнецов появился на свет в глухой деревне Зырянка на Урале. Отец его был кулаком и даже… белобандитом. По крайней мере именно так он писал в чекистских анкетах. Сын за отца не отвечает – это знаменитое изречение Сталина было только красивой фразой. Папа-белобандит не давал покоя бдительным борцам за чистоту рядов. Сначала Кузнецова исключают из комсомола, не дав даже окончить Талицкий лесной техникум. В 1932 году приговаривают к году исправительных работ за «особо опасные для Союза ССР преступления против порядка управления» по статьям 59 и 11 УК РСФСР. Правда, после многочисленных апелляций в ЦК, Кузнецов в комсомоле был восстановлен. Но, думаю, произошло это отнюдь не потому, что в Москве свято блюли социалистическую законность. Просто в том же 1932 году Кузнецов становится агентом госбезопасности. Завербовал его Коми-Пермяцкий окружной отдел ГПУ.
Как много значит в нашей жизни случайность! Не придрались бы к происхождению Кузнецова, не припаяли бы ему год исправработ – вряд ли он стал бы агентом ОГПУ. И, значит, не гремела бы по земле слава бесстрашного разведчика. Но произошло то, что произошло. Из простого помощника таксатора по устройству лесов Кудымкара он превратился в агента ОГПУ «Кулика». В те годы в Коми жило много ссыльных эсеров. Ихто «Кулику» и было поручено разрабатывать. Он скрупулезно фиксировал все сказанное «врагами», передавая затем чекистам. Уже тогда в крестьянском пареньке просыпается уникальный талант – тот, что десятилетием позже сделает его знаменитым на всю страну. Кузнецов был самым обычным лингвистическим гением. Иностранные языки даются ему на удивление просто. В считанные месяцы он – чистокровный сибиряк – в совершенстве способен выучить любой язык, да так, что и в голову никому не придет, что язык этот – для него не родной. Еще в школе, интереса ради, Кузнецов овладел международным наречием эсперанто. Увлекся немецким (через несколько лет увлечение это изменит всю его жизнь). Оказавшись же в Кудымкаре, столице КомиПермяцкого округа, он берется за язык, на котором говорят его новые друзья – коми. Вскоре Кузнецова невозможно уже отличить от природного коми-пермяка. Разумеется, его кураторы из ОГПУ не могут пройти мимо таких восхитительных возможностей агента. В 1934 году Кузнецова-»Кулика», как агента-маршрутника направляют в Юрлинский район. Незадолго до того здесь прошли два крестьянских восстания – Пожинское и Юрлинское – и органы хотели знать, с корнем ли выкорчеваны вражеские гнезда. Кузнецов ходит по селам и выдает себя за кулака, сбежавшего с поселения или (по ситуации) за учителяэсера. В помощь ему был список людей, уже арестованных за контрреволюцию. Их имена при случае надлежало упоминать в разговорах.
Юрлинский маршрут проходит успешно. По крайней мере начальник окружного ОГПУ Тэнис остается доволен своим талантливым агентом. Беда подкралась оттуда, откуда ее совсем не ждали… … Мы долго колебались, прежде, чем решились предать огласке эти скандальные обстоятельства. Нам казалось, что в определенном смысле они способны дискредитировать этого неординарного человека, тем более, что всей своей героической жизнью (и не менее героической смертью) он сполна искупил эти юношеские грехи. И в то же время мы считаем не вправе утаивать их, держать за семью печатями. Они принадлежат не нам, не Лубянке – истории: ведь Николай Кузнецов давно уже стал фигурой исторического масштаба. А история, как известно, не бывает хорошей или плохой. Она – либо есть, либо ее нет… Конечно, от рождения Кузнецов был личностью незаурядной. Исключительная память, прекрасные языковые способности, наконец, авантюристический склад характера – все эти, столь необходимые в спецслужбах качества были заложены в нем самой природой. Но одних только врожденных талантов недостаточно, чтобы стать агентом экстра-класса. Это лишь исходный материал, глина. Всё остальное зависит уже от мастерства оперработника, под началом которого работает агент. Кузнецову не повезло. В начале своей оперативной карьеры он встретил недобросовестных людей, «липовщиков» – как тогда принято было именовать фальсификаторов. За что и поплатился. 3 октября 1934 года агент «Кулик» был арестован и помещен во внутреннюю тюрьму Свердловского УНКВД. В вину ему ставилось, что он «сообщал провокационные сведения на ряд лиц (…), обвиняя их в к-р повстанческой деятельности против Сов. власти». Иными словами, Кузнецов сознательно оговаривал невиновных, по сути, обрекая их на гибель. Через несколько лет такая «липовщина» захлестнет всю страну, превратится в систему. Людей начнут расстреливать по единственному, ничем не подкрепленному соседскому доносу, и чекисты ежовского набора, только вчера сменившие рабочие блузы на хрустящую форму, свято будут верить, что только так, а не иначе, и следует бороться с врагами народа. Но тогда, в 1934-м, в НКВД работало еще немало честных и профессиональных сотрудников, для которых подобная практика казалась дикостью. Каким уж образом фальсификаторство Коми-Пермяцкого окружного отдела вылилось наружу – узнать уже нам не дано никогда. Может быть, написал заявление кто-то из невинно арестованных. А может, просигнализировали и сами сотрудники. Вариантов – масса. Выехавшая из Свердловского УНКВД проверка без труда сумела найти многочисленные факты провокаций. Большинство из них были связаны с именем Кузнецова. В архивах сохранилось немало протоколов его допросов. Все они – мало отличаются друг от друга. Сперва следует вопрос работника УНКВД – говорил ли вам такой-то человек, что он готовит новое восстание. Затем неизменный ответ Кузнецова: нет, не говорил. «Когда я писал донесения, – признается „Кулик“ на допросе, – мною руководила одна мысль: как можно резче ударить по к-революции, но так как благодаря неправильного руководства мною Тэнисом (начальником Коми-Пермяцкого отдела ГПУ – Примеч. авт.), я в этом маршруте стал на роль провокации, то выполняя слова Тэниса «называть вещи естественными словами», я раздувал, заострял». «Так чему можно верить в ваших донесениях и где в них начинается провокация?», – задают чекисты резонный вопрос. Кузнецов отвечает:
Мы сознательно не комментируем эти беспомощноциничные оправдания Кузнецова (добавить к его словам, наверное, нечего). Скажем лишь, что в тюрьме просидел он недолго. После многочисленных его заявлений, в которых он молил дать ему возможность «искупить свою вину на работе», ибо «в изоляции я не в состоянии бороться против к-р», Кузнецов был выпущен на волю. Освободившееся место в камере незамедлительно занял его бывший начальник Тэнис, а сам Николай Иванович надолго оседает в Свердловске. Даже за сравнительно короткое время общения местные контрразведчики успевают оценить уникальные способности секретного сотрудника. Особенно привлекает их блестящее владение Кузнецовым немецким, ведь немцев на Урале – и своих, советских, и приехавших из-за кордона специалистов – хоть пруд пруди. Сразу после освобождения Кузнецов поступает на связь в областное управление НКВД. «Ученый» – так именуют его отныне в секретных донесениях. Кузнецова используют для разработки инженеров и спецов свердловских предприятий, подозревающихся в шпионаже и вредительстве. Используют успешно: никому из объектов и в голову не приходило, что расцеховщик конструкторского отдела Уралмаша является агентом НКВД. Чего там греха таить – в 30-е годы недостатка в агентах у чекистов не было. Однако Кузнецов выделяется даже из такой огромной массы добровольных помощников. «Находчив и сообразителен, обладает исключительной способностью завязывать необходимые знакомства и быстро ориентироваться в обстановке. Обладает хорошей памятью» – так пишут свердловские контрразведчики в характеристике на «Ученого». Неудивительно, что Кузнецову дают все более и более сложные задания. Он начинает работать под «легендой». В 1936 году его арестовывают по печально известной статье 58-10 (контрреволюция) и бросают в спецкорпус Свердловского УНКВД. Это уже третье по счету знакомство Кузнецова с уголовным кодексом. Но на сей раз обвинение в контрреволюционно-террористической агитации придумано специально, дабы придать Кузнецову вес в определенных кругах. В том числе и среди иностранных спецов. В официальной биографии Николая Ивановича, вышедшей в серии «Жизнь замечательных людей», есть замечательный кусок:
Зная теперь всю правду об истинной жизни Кузнецова, читать эти строки довольно смешно. Удивительно только, что друзья Николая Ивановича не могли догадаться: почему же к патриоту не пристает грязь. Патриотизм – оправдание для наследников Феликса слабоватое. А знание немецкого Кузнецову действительно пригодилось. Причем задолго до начала войны… … Хорошим солнечным днем 1938 года на перрон Казанского вокзала сошел статный красавец-блондин. Звали его Рудольфом Вильгельмовичем Шмидтом. Под этими документами блондин поселился в гостинице «Урал». Администраторша (она же агент НКВД «Малинина») внимательно изучила паспорт постояльца, пролистала все страницы, даже посмотрела на свет, но ничего подозрительного, кроме немецкой фамилии, обнаружить не смогла. Своему куратору тем не менее о новом постояльце «Малинина» доложила: на всякий случай. Контроль и учет – главные достижения социализма… Но судя по тому, что Шмидт беспрепятственно покинул вскоре гостиницу, органы его персоной не заинтересовались… Между тем новый житель Москвы перебирается в частную квартиру: в дом № 20 по улице Карла Маркса. Устраивается на работу: инженером-испытателем авиазавода № 22… Нет больше на свете Николая Кузнецова. Он исчез, растаял в воздухе, точно фантом, едва тронулся от платформы скорый поезд Свердловск-Москва. В столицу поезд увозил Кузнецова – для знакомых и друзей ехал он на учебу. А привез – совсем другого уже человека: 26-летнего немца Рудольфа Шмидта, уроженца города Саарбрюкене, привезенного в Россию родителями еще в далеком 1914-м. Так начался новый этап в жизни этого удивительного человека. Из провинциального агента, шпионящего за третьесортными инженерами, ему предстоит стать подлинным асом контрразведки. Едва ли не лучшим агентом в паутине НКВД. Таланты талантами, но, как всегда и бывает, решающую роль в его судьбе сыграл случай. Еще в Свердловске Кузнецов попался на глаза только что назначенному наркому внутренних дел республики Коми Михаилу Журавлеву[152]. Из Москвы Журавлев получил указание – навести порядок на уральских лесозаготовках. Легко сказать: навести порядок. В лесном деле новый нарком понимал не больше, чем в высшей математике, а посему попросил подыскать ему в помощь какого-нибудь опытного человека. Руководство Свердловского УНКВД предложило кандидатуру Кузнецова. Тот с заданием справился блестяще. Журавлев был приятно поражен. Решил присмотреться к сексоту повнимательней. Отзывы о Кузнецове были неизменно превосходными. Результативный – по его материалам УНКВД завело немало оперативных, да и уголовных дел. Решительный. Блестяще владеет немецким. (К тому времени, «поварившись» в среде германских специалистов, Кузнецов выучил язык в совершенстве: говорил на пяти диалектах. Впоследствии даже гауляйтор Восточной Пруссии Эрих Кох, пообщавшись с коренным уральцем полчаса, признал в нем своего земляка-пруссака.) Журавлев взял агента на заметку. – Знаешь, – поделился он как-то между делом со своим приятелем– зам. начальника отделения СПО ГУГБ Леонидом Райхманом[153], будущим генералом. – Хоть у нас здесь и глушь глушью, но порой встречаются такие самородки, что дадут и центру сто очков вперед. Райхман сразу же сделал стойку. И тогда Журавлев рассказал о найденном им таланте. С кадрами в те годы было туго. Вернее, кадров хватало, но, как сказано в писании, это был пир, где много званых, но мало избранных. Полистав агентурное дело Кузнецова, руководители СПО ГУГБ решили посмотреть товар лицом. Когда тот приехал в Москву – на первую, притирочную беседу, Райхман от изумления ахнул. Перед ним стоял самый натуральный немец: светловолосый, голубоглазый, с правильными чертами лица. А уж после того как Кузнецов открыл рот и заговорил с истинно берлинским акцентом, всякие сомнения отпали. Очень скоро Райхман сумел по достоинству оценить выбор Журавлева. Да что там Райхман! Многие материалы, добытые Кузнецовым, докладывались на самый верх – вплоть до главного адресата страны. Его хотели даже зачислить в школу НКВД и аттестовать, но не пропустили кадры: подкачали сомнительное происхождение и старая судимость. Тогда – случай уникальный – Кузнецова взяли на довольствие, стали платить офицерское жалованье. Поселили на конспиративной квартире. Выдали документы прикрытия на имя Шмидта: паспорт, военный билет. Вхождение в шпионский мир Москвы агент «Колонист» (теперь у него был новый – третий по счету – псевдоним) начал стремительно. Этого шикарно одетого человека можно было часто увидеть в театрах и ресторанах. Лучшей приманки для иностранных разведчиков трудно было себе представить. Особенно, если учесть, что по легенде «работал» он испытателем на суперсекретном авиазаводе… … В ноябре 1940-го в «Метрополе» Кузнецов-Шмидт знакомится с секретарем военного атташе Японии Сасаки. Потом они как бы «случайно» сталкиваются вновь в «Метрополе». Кузнецов не спешит. Он дожидается, пока японец сам подсядет к нему за столик, завяжет разговор. И вот уже Сасаки записывает номер домашнего телефона «инженера» и просит познакомить его с юными московскими красавицами. Уж этого добра в агентурной сети НКВД хоть отбавляй! Следующим вечером японец приходит в гости к новому знакомому. В квартире его ждут две молодые красотки – сестры Г. Весь вечер они танцуют с девушками. А через день в квартире Кузнецова вновь накрыт шикарный стол. Сашу – так просил называть себя Сасаки – развезло быстро. – Я люблю иметь половую связь не только с женщиной, но и с мужчиной, – жарко зашептал он в ухо Кузнецову – Если нет девушки, я имею связь с мужчиной. И в подтверждение своих слов полез целоваться… В час ночи девушки уехали домой. С горя Сасаки съел два бифштекса. Закрыв дверь, он приступил наконец к главному. – Я могу сделать вас богатым, – торжественно изрек он. – Вы – немец, вам не дороги интересы советской России. Будем говорить, как двое мужчин: я не шпион, не бойтесь, но нам нужны сведения о русских самолетах, аэродромах. А потом вы сбежите за границу, будете богатым. Какую валюту вы предпочитаете? Доллары? Марки?… Только под утро «Колонист» простился с японцем, посадил на такси. – Завтра вечером я иду на концерт вместе с вашими барышнями. Потом заеду к вам… Он попытался поцеловать Кузнецова на прощанье, но тот вовремя увернулся… Вечером японец явился по уже известному адресу. Достал из портфеля бутылку виски и пачку импортных сигарет, закрылся с Кузнецовым в кабинете… Куда делась врожденная интеллигентность самурая. Перед Кузнецовым сидел теперь жесткий и властный человек, насквозь, до самой печенки, буравил глазамищелочками. – Сколько вам лет? Давно работаете в Москве? В каких городах бывали? – вопросы следовали один за одним. Сасаки еле-еле успевал выводить на бумаге иероглифы. Наконец он захлопнул блокнот. Покровительственно улыбнулся, похлопал собеседника по плечу. – Я приду завтра и мы продолжим. А пока… – он похотливо хихикнул. – Нельзя ли вызвать какую-то гейшу? Срочно приехавшая красотка Ольга Зд-ва удовлетворила пылкую страсть японца… Прихода Сасаки «Колонист» ждал с нетерпением. Так охотник, засевший в засаду, поджидает добычу. Едва войдя в квартиру, японец снял левый ботинок и вытащил из носка свернутую бумажку с напечатанными на русском языке вопросами из области авиации. В первую очередь его интересовала конструкция и качества нового боевого самолета, участвовавшего в параде на Красной площади. – Послезавтра я заберу письменные ответы и передам аванс, – сказал он. – А когда мы проверим их правильность, то дам вам много денег. Однако в условленный час «японский агент» материала не подготовил. Сасаки разозлился. Через день он подстерег Кузнецова у подъезда. «Готовы сведения?». «Колонист» отрицательно помотал головой. – Я не могу ждать! Я уезжаю в командировку, мне нужны эти сведения срочно! Сейчас я не гость, а хозяин! Глаза японца извергали молнии. – Саша, не сердись, – «Колонист» постарался сказать это как можно виноватее и даже опустил голову. – Я все успею, дай только срок… – Когда? Дата? – Дай мне еще пару дней… Кстати, мне звонила сегодня твоя подруга Кэти… – Кэти? Ну, ладно, пару дней мы еще подождем. Только не пытайся нас обмануть… … Когда контрразведчики проанализировали подробные доклады Кузнецова, они обратили внимание, что вопросник, оставленный Сасаки, аналогичен материалам, которые японский военный атташе ранее передал авиационному атташе Германии. Сомнений не оставалось: это была проверка. Японцы хотели убедиться в искренности нового агента. «Раз эти сведения японцам уже известны, мы ничего не потеряем от того, что их продублируем», – решили на Лубянке. «– А комбинация-то интересная». Отношения Кузнецова с Сасаки продолжались вплоть до самого начала войны. Если бы не вероломное нападение немцев, секретарь атташе наверняка влился бы в стройные ряды лубянской агентуры. Компрматериалов на него хватало с излишком. Но и того, что удалось сделать, было немало. Через канал Кузнецова в Токио бурным потоком шла информация, очень похожая на правду. Но от правды весьма и весьма далекая… … Это только одна операция, проведенная Кузнецовым. А сколько их было всего! Чиновник японского посольства Такоямо, сотрудник немецкого посольства Шредер, германский военноморской атташе Баумбах, лакей гитлеровского посла Шулленбурга Ганс Флегель, работник Норвежской миссии Хреберник, секретарь Словацкой миссии Крно, член германской торговой делегации Маере, венгерский подданный Шварце, представитель шведской авиакомпании Левенгаген, американский корреспондент Джек Скотт, горничные норвежского и иранского послов – вот далеко не полный список людей, с которыми так или иначе работал Николай Кузнецов. Наконец-то ему повезло. Он попал в руки к истинным асам своего дела, которые и довершили его воспитание: так художник наносит последние мазки на живописный шедевр. О том что довелось ему пережить в Кудымкаре, об арестах и оговорах людей Кузнецов старался больше не вспоминать. Только теперь понял он, как много значит оперативник в судьбе агента, ведь работали с ним контрразведчики, именами которых и по сей день гордится Лубянка. Леонид Райхман – в недалеком будущем генераллейтенант. Василий Рясной[154], ставший впоследствии зам. министра госбезопасности СССР и Виктор Ильин[155] – тоже будущий генерал. Наконец, сам начальник советской контрразведки Павел Федотов[156]. Неудивительно, что в таких умелых руках природный алмаз превратился в бесценный бриллиант… Одной из зон «постоянных интересов» Кузнецова был Столешников переулок, «золотой», как называли его москвичи. Здесь находилось сердце деловой Москвы – толкучка, где продавалось и покупалось абсолютно все. Многие из обитателей «Золотого переулка» были объектами пристального внимания чекистов. В том числе… советник словацкой миссии Крно. В НКВД отлично знали, что дипломатический статус Крно – лишь прикрытие, на самом деле был он кадровым офицером разведки. И при этом промышлял торговлей драгоценностями и часами, которые в большом количестве привозил из Братиславы. При первом же «случайном» знакомстве Кузнецов предложил словаку выгодную сделку. – Вы действуете неверно, – заметил он. – Если вы будете торговать врассыпную, рано или поздно вас засекут. Лучше я буду брать у вас товар оптом. С небольшой скидкой, конечно… – Зачем вам столько часов? – Я же не спрашиваю, откуда и почем вы их берете. В бизнесе у каждого есть свои тайны… За те несколько месяцев, пока Кузнецов работал с Крно, вся Лубянка оказалась завалена швейцарскими часами. Но наконец наступил тот момент, когда отношения их следовало переводить в иное русло. Привезя очередную партию в Москву, Крно позвонил «Шмидту». – Я готов к встрече. – Мне очень жаль, – ответствовал Кузнецов. – Но я придти не смогу. Как назло сломал ногу. – Что же делать? Я привез товар специально под вас, – заволновался Крно. – Выход только один, – сказал, немного поразмыслив, Кузнецов. – Это, конечно, риск, но риск – дело благородное… Знаете что: привозите товар ко мне домой. Деньги у меня есть. Крно задумался. В нем боролись два начала. Как профессиональный разведчик, он понимал, чем может обернуться посещение советского офицера (под такой «легендой» действовал Кузнецов). Но, как коммерсант, не мог устоять перед запахом денег… Едва только словак разложил на столе россыпь часов, в дверь позвонили, и в квартиру вошло трое людей. – Вы кто? – спросил один из них у Крно. – Что это у вас? Ого, столько часов… Крно промямлил что-то, но мужчины его не слушали. – Мы из милиции, – отрекомендовались они. – Ищем особо опасного преступника, так что потрудитесь предъявить документы. – Вы не имеете права! Я дипломат! – Дипломат?!! Прекрасно. В таком случае мы обязаны сообщить о вашем задержании в Наркоминдел. Хозяин, где здесь у вас телефон? Тут уж словак понял, что дело швах. – Не надо никуда звонить. Заберите лучше часы. Это целое состояние. Оперативники рассмеялись. – Нам часы не требуются. А договориться – что ж, договоримся. И они договорились. Словацкий разведчик Крно, тесно сотрудничавший с немцами, стал агентом НКВД… О том насколько хорошо Кузнецов вжился в образ Шмидта, свидетельствуют не только проведенные им операции. «Подозрительный немец» регулярно попадал в поле зрения различных управлений НКВД и агентуры. Надо сказать, что Кузнецов строго следовал легенде и из образа никогда не выходил. Так, агент «Кэт», состоящая на связи в Третьем управлении НКВД, доносила, что Шмидт недоволен плохими условиями жизни в Советском Союзе. Агент «Надежда» (третий отдел ГУГБ) информировала о неприязни Шмидта к русским. (Он-де даже не общается со своей матерью, не может ей простить, что она вышла замуж за русского.) Агент «Астра» (отдел КРО УНКВД по Москве) сообщала, что Шмидта можно застать дома в любое время дня и ночи, его посещает много людей, особенно девушки, он часто покупает дорогое вино и дефицитные продукты. Агент «Мальта» (третий спецотдел НКВД) сигнализировала, что адрес подозрительного немецкого инженера запрашивала в «Мосгорсправке» не менее подозрительная иностранка. От источника «Кармен» (третий спецотдел НКВД) чекисты узнали, что немец Рудольф намеревается получить советское подданство, а агент «Марина» (шестой отдел Главного экономического управления), напротив, докладывала, что Шмидт недоволен тем, что гражданство это получил. Отслеживались и контакты Шмидта с иностранцами и прочими подозрительными элементами. Практически о каждом из них агенты НКВД и «топтуны» скрупулезно докладывали наверх. Любопытно, что на одном из донесений рукой будущего наркома Меркулова было начерчено: «Обратить внимание на Шмидта». И обращали. Но в самый разгар работы, когда уже была выставлена за «шпионом» наружка, а в кителях прокручены дырки для новых орденов, неожиданно следовал грозный окрик сверху. … Методы работы Кузнецова-Шмидта были самыми разнообразными. От уже известных вам «спекулятивных сделок» до секс-шпионажа. Красивый, атлетически сложённый мужчина, с отдельной квартирой и толстым бумажником; о чем еще могла мечтать в голодной Москве любая женщина. Одно время в контрразведке даже всерьез подумывали над тем, чтобы сделать Кузнецова администратором Большого театра, благо иностранные разведчики во все времена были неравнодушны к изящным танцовщицам, да и «крестный отец» его Леонид Райхман был женат на знаменитой балерине Ольге Лепешинской (чем, кстати, НКВД активно пользовалось), но потом решили затею эту оставить. Все-таки в обличье немца Кузнецов был более полезен. Не только балерины – женщины всех возрастов и национальностей падали в объятия «Колониста». С удивительной грациозностью ему удавалось совмещать приятное с полезным… Как-то в Москву прибыла немецкая торговая делегация. С одним из ее членов, неким М., Кузнецов «подружился». Через него познакомился с секретаршей фашистского посольства. Немка влюбилась в Рудольфа Вильгельмовича без памяти. Сила ее чувств была так велика, что вскоре она начала снабжать возлюбленного информацией из недр посольства. Секретарша была не единственным источником Кузнецова в посольстве. Недаром еще в марте 1941 г. он сообщил точную дату начала войны. К тому же она была не единственным источником и не единственной дамой сердца. По заданию НКВД Кузнецов влюблял в себя многих. Скажем, в ходе оперативной разработки «Туристы» он почти полгода встречался с женой арестованного чекистами немецкого шпиона Отто Борка, 30-летней Розой Леопольдовной Борк. Контрразведка не без оснований подозревала, что Борк, как и ее муж, связана с германской разведкой. Ее близкое знакомство с асом шпионажа доктором Конради говорило само за себя. Опасения подтвердились. Впоследствии Борк была выслана из Москвы. Произошло это уже после начала войны… Разумеется, на Лубянке отлично понимали неизбежность войны с фашизмом. О начале войны контрразведку предупреждал не один только Кузнецов. Но политика Сталина была известной: он не хотел верить в пусть страшные, но очевидные факты. Волей-неволей НКВД приходилось работать в прежнем, мирном режиме. Одна из последних предвоенных операций с участием Кузнецова была проведена весной 1941-го. Незадолго до этого чекисты отфиксировали, что один из чиновников германского посольства, установленный сотрудник СД, неожиданно поехал в командировку на Украину – в маленький городок Черновицы. Формальная причина командировки была очевидно искусственной: поиск советских немцев – фольксдойч, – желающих эмигрировать в Рейх. Вскоре посольский посланник отправился в Черновицы вновь. Но на этот раз в купе его уже ждал Кузнецов. Ничто так не сближает, как дальняя дорога. А когда дипломат узнал, что перед ним его же соотечественник, всякие условности отпали вовсе. Расставались попутчики точно старые друзья. Назначили друг другу встречу в лучшем ресторане Черновиц. Продолжили отношения и по возвращении в Москву. Очень скоро Кузнецов «согласился» работать на немецкую разведку. Поначалу задания ему давались несерьезные, проверочные. Но постепенно доверие немцев росло, и в один прекрасный день чекисты узнали наконец тайну черновицких вояжей. Оказалось, в Черновицах жил германский агент, законсервированный еще со времен Гражданской войны. Двадцать лет обретался он под личиной незаметного ювелира и после присоединения Северной Буковины к советской Украине берлинское руководство решило поощрить старика: отправить его на родину. Но возникла проблема: драгоценности и валюту, которую скопил Десидор Кеснер (так звали агента), через таможню провезти было невозможно. Для того чтобы забрать скарб ювелира, а затем отправить его дип. грузом, куратор Кузнецова и ездил в Черновицы. Правда, обе поездки оказались неудачными. Кестер попал в больницу и на связь выйти не мог. – Вы же понимаете, – сказал Шмидту куратор, – мой третий визит в Черновицы воспримут неадекватно. Придется ехать вам. 17 апреля «Колонист» и сопровождавший его оперработник Егоров прибыли на черновицкий вокзал. В тот же день, как и было условлено, Кузнецов пришел на улицу Мирона Костич, в дом 11/а и назвал агенту пароль. Кеснеру представился он сотрудником посольства Рудольфом Фальке. Тем же вечером богатства Кеснера перекочевали в гостиничный номер «Фальке». Помимо золотых изделий и 17 тысяч румынских леев, агент вручил «дипломату» целую гору вещей: фотоаппарат, шубу, костюмы и даже льняные салфетки. (Впоследствии на Лубянке весь скарб Кеснера оценили в 30-35 тысяч рублей.) Но шпионские богатства интересовали чекистов в самую последнюю очередь. В НКГБ затеяли продолжить игру с Кеснером. В финчасти заготовили уже 10 тысяч долларов, которые Кузнецов должен был продать при помощи Кеснера черным дельцам Черновиц, но планы контрразведки нарушила война… В июне 1941-го немецкое посольство в Москве спешно эвакуировалось в Берлин. «Хозяевам» и «друзьям» Кузнецова не суждено было больше его увидеть. Новое время ставило новое задачи. Осенью 1941-го Кузнецов прошел курс спецобучения в ГРУ. Структуру гитлеровской армии, ее устав, порядки он знал теперь на зубок. Это было отличным дополнением к арийской внешности и блестящему немецкому. По разработанному плану, на Тульском направлении Кузнецов должен был перебежать к немцам и внедриться в разведку врага. Легенда была у него теперь новая, весьма схожая с его подлинной. Родился в 1912 году в Тобольской губернии в семье обрусевших немцев. Отца – богатого хуторянина – раскулачили в 1929-м. Осел в Коми. Работал в лесоустроительных партиях. В 1938-м перебрался в Москву. Устроился на авиазавод, откуда был уволен с началом войны. Промышлял мелкой спекуляцией. Вместе с другими немцами депортировали в Казахстан, но по дороге бежал. Выхлопотал себе документы на новую – русскую – фамилию. Под новым именем был призван в армию. При первом же удачном моменте перешел линию фронта.
Чекисты справедливо считали, что легенда, под которой Кузнецов действовал в Москве, сработает и за линией фронта. Однако этого не произошло. Рудольф Шмидт умер, ему на смену пришел обер-лейтенант Вермахта, кавалер двух железных крестов и медали «Мороженое мясо» Пауль Зиберт. 25 августа 1942 года Николай Иванович Кузнецов приземлился во вражеском тылу, на базе партизанскодиверсионного отряда НКВД «Победители». Что было затем, рассказывать, думаю, излишне. Это известно всем…
Документ такого содержания был подписан в ноябре 1948-го, спустя четыре года после гибели Кузнецова. Вопреки всеобщему убеждению, герой-разведчик не имел даже командирского звания. Из жизни он ушел простым агентом, так и не увидев блеска собственной славы. Впрочем, к людям его профессии слава всегда приходит после смерти, ибо даже свое собственное, данное им от рождения имя помнят они не всегда… И если придуманный в анналах британской разведки Джеймс Бонд – гордо именуется агентом 007, то реальный, созданный из плоти и крови Николай Иванович Кузнецов имеет все основания называться агентом №001. И не только потому, что по числу своих подвигов он ничуть не уступает хитроумному Бонду. Потому еще, что в советской контрразведке не было второго такого агента, как Кузнецов. И, наверное, не будет уже никогда… |
|
||
