V

С ночи 17 мая 1606 года прошло без малого четыреста лет. Из них триста лет падают на царствование дома Романовых. Родоначальник царствовавших Романовых, отец первого царя их династии, Филарет, он же и патриарх, принимал участие в позорном спектакле «обретения мощей невинно убиенного царевича» в Угличе, переноса их в Москву и причисления царевича Дмитрия к лику святых русской православной церкви,

Романовы, спасая лицо родоначальника, церковь — канонизированный обман, затвердили своей властью нелепую выдумку об убийстве. Отсюда и все недоумения, все противоречия и путаница вокруг личности Лжедмитрия I. Ни один русский историк не имел возможности обойти цензурные установления.

В конце прошлого века церковь уже не могла сдерживать историков, накопилось очень много хотя бы и предположительных высказываний в пользу того, что Лжедмитрий I был истинным сыном Ивана Грозного, в обиход был введен новый аргумент. Говорили так: если признать, что царствовал истинный Дмитрий, то этим оправдывается польская интервенция в Российское государство. Царизм хотел выглядеть всегда правым в своей польской политике.

Однако этого рода аргумент не что иное, как преднамеренное искажение событий и смешение времен.

Ни одно из сословий Речи Посполитой, ни народ, ни шляхта, ни высшие магнаты, ни видные государственные деятели, ни сейм целиком не поддерживали претендента 1603 года. Ян Замойский, коронный гетман, называл суету вокруг претендента «комедией Плавта и Торенция». Претендента поддержал король Сигизмунд — чужак в Польше (шведский принц), фанатик, полностью находившийся в руках иезуитов. Но и он был вынужден объявить поход «Дмитрия» частным делом воеводы Юрия Мнишека.

Лжедмитрий вступил на русскую землю в сопровождении всего лишь полутора тысяч сабель польских всадников, «уголовного сброда», как его называли тогда польские государственные деятели. Вел этот сброд Юрий Мнишек, не менее других замешанный в уголовных делах (обворовал королевскую казну),

Если бы среди русских людей не царила убежденность, что царевич Дмитрий жив, этот поход ни к чему бы не привел. Даже для крестьянской войны в тот момент, в 1605 году, его имя не могло стать знаменем, смута еще не приобрела всеразмывающего характера, не пришло время и для открытой интервенции.

Вот как депутаты сейма 1606 года оценивали авантюру с Лжедмитрием I. Из выступления одного из депутатов: «Если бы Бог не расстроил планов иезуитов, то они заставили бы французов изменить династию, которая царствовала у них более шести столетий; мы увидели бы постоянного врага Франции, возведенного на ее престоле иезуитами. Это было бы, конечно, гораздо более удивительно, чем если бы они дали нам в короли своего Дмитрия московского. Но, во-первых, — это предприятие иезуитов опиралось на самые шаткие основания, они прибегали к самым безнравственным мерам, которые, однако, не имели успеха. При всем том незрелые планы, составленные иезуитами относительно России, вдохнули в них столько гордости, что они считали для себя позволительным все, что им угодно, вопреки законам королевства».

Польское издание этой речи было скуплено иезуитами и сожжено. Русский перевод сделан с латинского издания 1609 года в Германии.

Заметим, что как раз в это время иезуиты пытались взорвать в полном составе английский парламент.

Можно надеяться, что советская историография, не связанная с тенденциями дома Романовых и с царистскими опасениями дать индульгенцию польскому народу в истории с Лжедмитрием, оснащенная всеми современными средствами исследования, сможет наконец разобраться в парадоксах Смутного времени.

 Федор Шахмагонов