|
||||
|
Орёл и дракон – 14 Интриговать, противопоставляя индийские и китайские "интересы", нетрудно. Было бы желание. Ну и сила, конечно, чтобы было чем желание не только подкрепить, но и "провести в жизнь". А у США, которые упорно лезли на вершину именно для того, чтобы не только хотеть, но ещё и "мочь", в избытке и того, и другого – и желания, и силы. Поле для игры индийцы и китайцы создали сами. Первый удар по мячу сделали индийцы, которые, не успев толком получить независимость, принялись претендовать на лидерство в среде всех "униженных и оскорблённых" мира. Индия возымела желание в той или иной форме объединить афро-азиатские "нации" с тем, чтобы их возглавить. Индийцы первыми породили сырую идею о движении "неприсоединения". Неру весной 1947 году созвал в Дели "Конференцию по делам Азии", на которую съехались представители двадцати восьми стран. В 1949 году по его же инициативе в Дели собралась вторая конференция с целью коллективного осуждения "полицейской акции" Нидерландов в Индонезии. Играть роль "центрового", пусть и в столь разношёрстной компании, индийцам понравилось чрезвычайно, тем более, что они тут же обнаружили, что из этого можно извлечь не только моральные, но ещё и вполне себе материальные выгоды. Завершающим аккордом, призванным "узаконить" лидерство Индии, должна была стать Бандунгская Конференция 1955 года. Однако вышел "облом", в Бандунге индийцам был брошен вызов, ответить на который они не смогли. В 1955 году на сцене появился Китай. Пока индийцы создавали первые "наработки" и резвились, играя с афро-азиатской малышнёй в их детские игры, китайцы занимались куда более важными делами. Они вели гражданскую войну. А потом "цементировали" сами себя. И только после этого, по-родственному разобравшись с домашними, они вышли "на улицу". Показать себя. Показ вышел впечатляющим. На афро-азиатском уровне, конечно, но тем не менее. В Бандунге Китай как государство (как "образ") выглядел куда предпочтительнее Индии, и, что не менее важно, на личном уровне Джавахарлал Неру не выдерживал конкуренции с Чжоу Энь-лаем. Индийцы это не так поняли (они продолжали почивать на лаврах, ведь самообманываться так легко), как "почуяли" и немедленно заняли в отношении Китая оборонительную позицию. Они посчитали, что будет достаточно предпринять усилия по "умиротворению" Китая. Это было ошибкой, последствия которой не заставили себя ждать. Индийцы начали строить взаимоотношения с Китаем на основе такой эфемерности как "индийско-китайская дружба". В двусторонних отношениях был разработан политический лексикон, сводившийся к "пяти принципам", к так называемым Панч Шила (Panch Shila) – признание суверенитета и территориальной целостности друг-друга, не допущение использования силы, невмешательство во внутренние дела друг-друга, взаимоуважение и непременное "мирное сосуществование" (ещё бы! куда ж нам без него). Китайцы в этой пропагандистской игре охотно приняли участие, тем более, что с их точки зрения всё это было пустой и ни к чему их не обязывавшей говорильней, индийцы же наивно рассчитывали этим "blah-blah-blah" заговорить зубы китайскому дракону. В своём самоослеплении они зашли так далеко, что всерьёз приняли выброшенный ими же самими политический слоган "Hindu-Chin Bhai Bhai". Бхай-бхай и складывание ладошек закончились в 1959 году. В октябре 1959-го индийцы обнаружили, что китайцы построили стратегическую дорогу, соединявшую Синьцзян с Тибетом, причём значительная часть этой дороги проходила через Аксай Чин, который Индия считала Индией. Построенная же в заоблачных высях дорога со всей возможной убедительностью демонстрировала, однако, что Китаю до того, что считает Индия, дела нет. Точно так же, как взаимоотношения людей проверяются деньгами, во взаимоотношениях государств тоже есть своеобразная "лакмусова бумажка", называется она "территориальными претензиями". Возникшая ситуация усугублялась унизительностью индийского положения, дело в том, что как только индийцы начали углубляться в вопрос, они обнаружили, что дорога, на которую индийские патрули СЛУЧАЙНО наткнулись в 1959 году, была построена китайцами за два года до этого, в 1957. "Ах!" Пытаясь удержать ситуацию под контолем, индийская сторона пригласила китайцев в гости с тем, чтобы разрешить проблему "по-добрососедски", "так, как это принято между цивилизованными людьми". Индийская инициатива выглядела не только несвоевременной, но ещё и немножно некрасивой, так как в начале 1959 года индийцы, несмотря на яростные протесты китайцев, предоставили политическое убежище бежавшему после провала "тибетского восстания" в Индию далай ламе. Кроме того, китайская позиция выглядела посильнее ещё и потому, что китайцы никогда не признавали проведённую в 1914 году Генри МакМэхоном китайско-индийскую границу и претензии индийцев на примерно 52 тысячи кв. миль "исконно китайской территории" для них выглядели совершенно беспочвенными. И тем не менее китайцы на переговоры пошли. Они решили извлечь из самого факта переговоров политический капитал, далеко превосходивший значимость "спорной территории". В апреле 1960 года китайская делегация, возглавлявшаяся Чжоу Энь-лаем, прилетела в Дели. Индийцы, опять же считая себя хитрее всех, обставили переговоры как личную инициативу Джавахарлала Неру. Тут же выяснилось, что китайцы подготовились к событиям заранее, и приготовились лучше. Они рассчитали на несколько ходов вперёд. Бедным картографам в ту эпоху приходилось обходиться без помощи спутников на низкой орбите и китайская сторона использовала это обстоятельство на всю катушку. Как только начались переговоры, на стол были выложены карты и "высокие переговаривавшиеся стороны" с изумлением (китайцы изумление разыграли, им, с их разрезом глаз это было легче лёгкого, а вот индийцы потеряли дар речи) обнаружили, что переговариваться, вообще-то, нет никакой возможности, карты китайские отличались от карт индийских примерно так же, как отличаются карты лунной поверхности от карт Марса. "O-o-ops!" Переговоры были прерваны и китайская делегация отбыла восвояси. Отбыла с сознанием выполненного долга, с гордо поднятой головой. Их позвали – они приехали. Даже и на далай ламу не посмотрели. Они честно протянули индийцам руку дружбы. Они честно попытались договориться. Ну, и они же не виноваты в том, что у индийцев такие карты. "Ну вы сами посудите!" Умный Чжоу Энь-лай публично посадил Неру в калошу. Индийская хитрость с "личной инициативой" сослужила Неру плохую службу. Его "имиджу" был нанесён невосполнимый урон. Индийцы раскипятились, раскипятился и Неру, что понятно, кому же понравится, когда его перед всем миром выставляют дураком. Китайскую делегацию провожали не "бхай-бхаем", а чуть ли не скрежетом зубовным, и никто иной как сам обиженный Неру немедленно обвинил Китай в "агрессии". Чжоу Энь-лай тут же созвал пресс-конференцию и грустно заметил собравшейся журналистской братии, что "он расстроен подобными заявлениями индийской стороны и расстроен тем более, что он относился и продолжает относиться к премьер-министру Неру с глубоким уважением". После чего на индийско-китайской границе начались пограничные столкновения, летом 1962 года плавно перешедшие в открытую войну. Войну, которую Китай выиграл. Войну, которую Индия проиграла. Войну, при помощи которой Китай убрал со своей дороги конкурента, пытавшегося возглавить Третий Мир. |
|
||