СОЛЖЕНИЦЫН

Мертвого льва может лягать и осел.


Прекрасные слова сказаны А.И. Солженицыным: «Жить не по лжи». Вот мы и перескажем содержание книги «Не сотвори кумира»,[19] чтобы увидеть, как же сам Александр Исаевич придерживался этого принципа. Ее автор, бывший редактор власовской газеты Л.А.Самутин, честно отсидевший свой срок в воркутинском лагере, по сути, был соавтором некоторых страниц книги «Архипелаг Гулаг». В семидесятых годах по просьбе Солженицына прятал у себя эту рукопись. Самутин хранил верность Солженицыну лишь до того момента, когда работники КГБ у него эту рукопись изъяли. За три недели до этого в органы госбезопасности была вызвана их общая знакомая Елизавета Денисовна Воронянская — она все печатала Солженицыну и была с ним, как говорится, в отношениях «особо тесных». Перепугавшись, женщина повесилась, и Самутин, проанализировав обстоятельства ее гибели и своего ареста, делает однозначный вывод — донес на них не кто иной, как. сам Солженицын! Это позволяло ему поднять на Западе шум вокруг «Архипа» и в предисловии заявить: «Но теперь, когда госбезопасность все равно взяла эту книгу, мне ничего не остается, как немедленно опубликовать ее».

Реакция самого Самутина на «Архип» вначале была восторженная:

«Клевета, ну и пусть! Зато влепил им А.И. пощечину!» Но затем восторг сменился на бешенство — идеолог власовской армии увидел, что в роман перекочевали материалы из геббельсовского министерства пропаганды.

«Кто поверит в эту «туфту»? (Еще как поверили!!! — авт.) Из каких шепотков на нарах, от каких жалких личностей слышал Исаич, а потом силой своего авторитета попытался возвести в ранг непреложной истины эти «открытия»? Но, пожалуй, самое большое разочарование вызвали у меня, как это ни странно, те немногие страницы «Архипелага», где автор писал правду».

Самутину стало ясно, что ради спасения своей шкуры Исаич шел на все. Чтобы избежать фронта… Впрочем, давайте прошагаем с Исаичем по его фронтовым дорогам.

В армию попал не с начала войны, как нас убеждают, а лишь во второй половине октября — ездовьм в Сталинградский округ, находившийся тогда в глубоком тылу. Затем училище, и лишь с мая 1943 года служба в АИР (артиллерийская инструментальная разведка). Это в определенном смысле «кабинетный шпионаж», требующий лишь умения чутко работать с акустическими приборами. Исаич в состоянии был выписать на «передовую» даже свою жену Наталью Алексеевну Решетовскую, с которой героически бил «по воробьям и воронам».

Можно было бы такую службу ему в упрек не ставить, если бы и она не тяготила нашего «героя». Были известны десятки случаев, когда людей откомандировывали в глубокий тыл по самым невероятным причинам: то мать гречанка, то скрыл, что был на оккупированной территории… Вот и начал Исаич строчить из частей «особой секретности» письма с трескучими фразами: «Превращение войны отечественной в войну революционную… Война после войны…», — короче говоря, вперед — до Ла-Манша! Даешь Париж! Даешь Европу!.. Повторение «троцкистских бредней» противоречило официальным установкам того времени, но большой провинностью не было. Существ овал вариант закончить войну в каком-нибудь запасном артполку, охраняя мост где-нибудь на Волге… Однако весь этот блистательный план с треском провалился после лишь одного окрика следователя: «Солженицын, вы не искренни со следствием!» У Исаича наступило, по его же словам, «затмение ума и упадок духа», и он оговорил своих ни в чем не повинных школьных товарищей — Виткевича и Симоняна, получивших, соответственно, «и по ногам и по рогам».

В лагере Исаич не бедствовал, так как сразу предложил свои услуги лагерного стукача. Ему была присвоена и признана им письменно кличка «Ветров». На случай разглашения органами этого факта, Солженицын «проговаривается» об этом во втором томе своего «Архипа» (стр.346). Сохранилось его «сов. секретное донесение» о якобы готовящемся побеге. На самом деле заключенные лагеря «Песчаный», находящегося вблизи Караганды, намеревались 22 января 1952 года обратиться к руководству лагеря с просьбой об улучшении режима. Но из-за доноса «Ветрова» их встретили автоматными очередями. Многие были убиты, оставшиеся в живых получили «положенные» 25 лет.


Как мог в своих книгах трус и лагерный стукач описывать поведение Сталина в ноябре 1941 года? Конечно, «его Сталин» в страхе уезжает в Куйбышев и из бомбоубежища неделю названивает: сдали ли Москву? «Поверить нельзя было, что остановят, — остановили! Молодцы, конечно, молодцы. Но многих пришлось убрать: это будет не победа — если пронесется слух, что Главнокомандующий временно уезжал. Из-за этого пришлось седьмого ноября небольшой парад зафотографировать!..»

Вот ведь как! И парада не было, и речь Сталин не говорил!

Жаль, не могут встать из братских могил и плюнуть Исаичу в жалкую бороденку, в его бесцветные от злобы глазки те, кто, пройдя у Мавзолея, сразу уходил в свой последний бой…

До какой же низости может опуститься человек! Да, не пророк. Порок!

Своей гулаговской «туфтой» он заменил в сознании советских людей пусть не простой, но прекрасный и созидательный период жизни нашей страны. Но разве можно историю великой Державы писать лишь по томам уголовных дел, видеть ее глазами лагерных шестерок?!

А где же был Стаханов Алексей,
Ангелина, Изотов и Бусыгин,
И миллионы по России всей —
Великие, веселые, простые?
А кто же строил город Комсомольск,
Магнитку, Уралмаш? Кто сеял в поле?
Шел впереди в рядах испанских войск?
Кто покорял тогда пески и полюс?
Кто вкладывал тогда душевный жар
В широкую страну мою родную?
И как же создал лишь один Гайдар
Тимуровскую армию такую?
И отчего же был энтузиазм
И чкаловские авиаполеты,
И творческий порыв единый масс,
Дерзания идей, открытий взлеты…
(А.Голенков)


В школьный учебник включены рекомендации Солженицына для человека, пожелавшего «жить не по лжи».

«С этого дня он: — впредь не напишет, не подпишет, не напечатает никаким способом ни одной фразы, искривляющей, по его мнению, правду…»

Как раз во время написания этого Исаич наперегонки с Роем Медведевым за премию в 5 тысяч «баксов» бросился доказывать, что автор «Тихого Дона» не Шолохов^

«живописно, скульптурно, фотографически… не изобразит ни одного искажения истины, которое различает…»[20]

Выяснилось, что многие «жалостливые зековские» фотографии Исаич фабриковал уже после отсидки.

Еще один факт бесстыдства. Тутуже не выдержали работники Госархива:

«Если подсчитать количество арестованных по статье 58ж, то получишь, что в исправительно-трудовых лагерях побывало около двух миллионов человек. Два миллиона — много это или мало? Конечно же, много, но кому-то это кажется мало, и они доводят цифру до 110 миллионов».

(Для справки: Геббельс, утверждающий, что, чем невероятнее ложь, тем быстрее в нее поверят, смог «осилить» лишь 14 млн. репрессированных.) Работники Госархива высмеяли фразу Исаича:

«Я не дерзну писать историю Архипелага. Мне не довелось читать документов».

«Приезжайте в Москву. Эти документы ждут вас», — с сарказмом пригласили они «живущего не по лжи». Архивы Гулага открыты![21]

Но недосуг ему теперь этим заниматься. Еще недавно он писал:

«Нет на свете нации более презренной, более покинутой, более чуждой и ненужной, чем русская». Еще недавно он вымаливал у ЦРУ Нобелевскую премию: «Мне эту премию надо. Как ступень в позиции, в битве! И чем быстрее получу, тем тверже стану, тем крепче ударю!»

Время ударов по «чуждой и ненужной» нации прошло: Союз лежит в развалинах, по рекомендации Исаича «отпущены» Прибалтика и Средняя Азия, по всей стране кровь, беженцы… Теперь Россию надо обустраивать для новых хозяев. А те знают, что лучший наркоз, чтобы «презренная нация» при этом не взбунтовалась, — антикоммунизм.

Солженицын хорошо выполняет эту работу. Бывшему сексоту не привыкать работать на «хозяина».


Примечания:



1

Сталин, т. 10, стр. 173



2

«Большевик», № 16, 1.9.1925 г.



19

ВИЖ № 9 -12,1990 г.



20

ИО, 11 класс, стр.220



21

Знание — народу, № 6,1990 г.