7. Изменение характера войны на море

Я возвратился на остров Гуам из Пирл-Харбора как раз ко встрече нового, 1945, года. Все мы были преисполнены самых радужных надежд, на горизонте не было видно ни облачка. Оптимисты считали, что в наступающем году война окончится. Но как полагали более осторожные люди, мы сможем вторгнуться на острова собственно Японии не раньше осени и военные действия там будут долгими и кровопролитными.

Штаб адмирала Нимица напоминал африканский сафари, приготовившийся двинуться в девственные леса Конго. Кабинеты были заставлены ящиками, и все занимались упаковкой вещей перед переездом на остров Гуам.

С адмиралом у меня было несколько коротких совещаний. Вообще я часто приходил к нему с докладом, ибо сам характер моих обязанностей требовал от нас тесного контакта в работе. Но сейчас, в начале января 1945 года, перед нами встали новые вопросы. Нашим штабам, тесно связанным друг с другом, потребуются на Гуаме новые средства оперативного руководства и связи. Кроме того, нам необходимо было обсудить положение, создавшееся на четвертом году войны в результате коренного изменения характера вооруженной борьбы на море. Если раньше наши подводные лодки действовали в основном самостоятельно, то теперь их боевая деятельность должна была проходить в тесном взаимодействии с надводными кораблями и авиацией.

В начале войны наш немногочисленный подводный флот, разбросанный на огромных просторах Тихого океана, прилагал героические усилия, чтобы ослабить военный и торговый флот противника, не допуская в японские порты суда с награбленной добычей и уничтожая караваны транспортов с войсками, снаряжением и продовольствием, направлявшиеся в районы боевых действий. Мы переживали тогда отчаянное время: воевать приходилось без радиолокации, с несовершенными торпедами.

По мере увеличения числа наших подводных лодок японцы стали объединять свои торговые суда в более крупные конвои, усилили охранение транспортов. Это заставило нас перейти к групповому использованию подводных лодок. Наш находчивый, но менее удачливый противник в Атлантике называл такие отряды «волчьими стаями». Наши волчьи стаи показали всему миру, как нужно нападать на добычу. Зачастую после встречи с ними корабли японского эскорта удалялись в свой порт в печальном одиночестве, оставляя охранявшиеся ими суда лежать на морском дне.

К январю 1945 года в результате успешных наступательных операций сухопутных, военно-воздушных и военно-морских сил наши подводники лишились районов, некогда столь богатых добычей. Исчезли большие группы транспортов, нагруженных награбленным добром и пытавшихся прорваться к своим портам. Перестали появляться крупные транспорты со снаряжением, боеприпасами и войсками, следовавшие из метрополии в южном направлении.

Немногие оставшиеся у японцев океанские суда теперь с опаской крались вдоль побережья в надежде пробраться домой из «сферы совместного процветания», как японцы называли захваченные ими территории в южной части Азии, которые к тому времени стали выходить из-под их влияния. Точно так же ходили и мелкие японские суда, перевозившие из Маньчжурии и Кореи рис, бобы, уголь и железную руду.

В связи с изменившейся обстановкой наши подводники стали выполнять и другие, менее интересные задачи. Например, они принимали участие в работе службы спасения, занимаясь спасением летчиков, самолеты которых были сбиты над морем. Эта почетная работа была, однако, очень однообразной и в высшей степени опасной. Нередко летчиков приходилось подбирать чуть ли не у самого берега, где подводная лодка в любой момент могла подорваться на мине, подвергнуться атаке глубинными бомбами и даже попасть под обстрел береговых батарей. На мелководье подводники чувствовали себя, как в западне, и если охотникам за подводными лодками или самолетам противника случалось обнаруживать подводную лодку, у нее почти не оставалось шансов на спасение. Походы с целью обнаружения и нанесения на карту минных полей у японских берегов, намеченных для вторжения, также нельзя было назвать увеселительной прогулкой. И, наконец, последним в числе новых задач, стоявших перед подводными силами, значился прорыв в Японское море, который должен был затмить собой проход английских подводных лодок через Дарданеллы во время первой мировой войны. Задачи не шуточные, что и говорить, и для их выполнения требовались отвага и героизм. Но у нас были и отличные корабли, и смелые и опытные подводники, умеющие не только нанести удар, но и принять его.

Между тем с гидролокационной аппаратурой не все шло гладко. Моя радость по поводу успеха подводной лодки «Тиноса» была неожиданно омрачена более чем скромными результатами, полученными во время испытаний двух других подводных лодок, оборудованных гидролокаторами, которые прибыли в Пирл-Харбор из Меар-Айленд в январе 1945 года. Это были «Бауфин» (капитан 3 ранга Алек Тайри) и «Танни» (капитан 3 ранга Джордж Пирс). Настроение у меня резко ухудшилось после этих испытаний. Оказалось, что гидролокационные устройства на обеих подводных лодках оставляют желать лучшего.

С «Бауфин» дело обстояло совсем плохо. Сколько мы ни бились, нам не удалось наладить гидролокатор до выхода подводной лодки на боевое задание. Поэтому мы решили не пускать ее в минированные воды, а это было весьма досадно, так как мы очень нуждались в дополнительных сведениях о минных постановках противника. Уже одно это решение говорило о том, что гидролокатор из вспомогательного устройства превращался в главное средство, с помощью которого можно было проникнуть в ранее не доступные районы. Между прочим, именно в этом вопросе многие подводники проявляли досадную недальновидность. Гидролокатор для того и существует, считали они, чтобы «выпроваживать» их в наиболее опасные воды. На самом же деле мы приобрели и усовершенствовали гидролокационные устройства для защиты подводных лодок от мин в тех районах, куда их пришлось бы послать в ходе боевых действий. Вплоть до окончания войны часть командиров подводных лодок разделяла мнение скептиков. Однако я с удовлетворением должен отметить, что гораздо больше было у нас командиров, которым не терпелось использовать гидролокатор для прорыва в Японское море, где их ожидала богатая добыча.

На «Танни» тоже многое не ладилось. Электрические цепи перегревались, электронно-лучевые трубки работали плохо, а под рукой не было специалистов по гидролокационной технике, способных разобраться в новом, сложном и капризном приборе.

Необходимо было принять срочные меры. Я спешно созвал у себя совещание специалистов по электронному оборудованию, на котором мы составили и послали в Сан-Диего доктору Харнуэллу секретную телеграмму. Мы просили его прислать на остров Сайпан специалиста по гидролокаторам для устранения неполадок. И доктор Харнуэлл немедленно сообщил, что в начале марта он пошлет к нам своего заместителя профессора Малькольма Гендерсона с двумя опытными помощниками, которые пробудут в штабе командующего подводными силами Тихоокеанского флота столько времени, сколько потребуется.

Я получил эту телеграмму, когда с офицерами своего штаба уже садился в самолет, направлявшийся на остров Гуам. Самолет поднялся в воздух, и я с удовлетворением стал рассматривать летевших со мной способных, испытанных в боях офицеров. На новом месте они должны были стать моими непосредственными помощниками. Это были капитан 3 ранга Дик Воуг — офицер оперативного отдела, капитан 3 ранга Билл Ирвин — офицер-связист, капитан-лейтенант Эд Хайнс флаг-секретарь и, наконец, мой адъютант Боб Воган.

Неделей раньше из Пирл-Харбора на остров Гуам вышла плавбаза подводных лодок «Холланд» — мой будущий флагманский корабль на новой базе. На борту у нее находились различные грузы, и на ней же перебирался к новому месту службы личный состав моего штаба. Командовал кораблем капитан 2 ранга Райт. Я служил с ним на подводных лодках во время первой мировой войны, когда мы оба только что окончили военно-морское училище. В Пирл-Харборе остались мой заместитель Джон Браун и начальник штаба капитан 1 ранга Мерилл Комсток. Там они прекрасно справлялись со своими сложными обязанностями.

У Сайпана, а затем у Гуама начались учения по обнаружению мин и форсированию минных полей. Испытания проводились при идеальном состоянии воды и воздуха. Что же касается района учений, то он находился далеко от базы, и возможность появления там неприятельских подводных лодок никогда нельзя было сбрасывать со счета. Близость подводных лодок противника подтверждалась обнаружением перископов и шумом винтов. Однако японские подводные лодки, по-видимому, не соблазнялись такой «мелочью», как наши подводные лодки, и в конце концов мы тоже перестали обращать на них внимание. Помню, еще у Пирл-Харбора наши эскадренные миноносцы не раз приказывали моим подводным лодкам всплывать на поверхность, а затем забрасывали глубинными бомбами то место, где, по их расчетам, находилась подводная лодка противника. И поделом. Мы же не приглашали японцев участвовать в наших учениях! Из послевоенных источников стало известно, что их подводные лодки часто подходили к нашим базам главным образом с разведывательными целями. Какая пустая трата времени, топлива, а иногда и человеческих жизней!

Большие глубины у берегов Сайпана и Гуама не позволяли ставить якорные мины. Задача была решена с помощью тральщика, который по нашей просьбе поставил на углублении 12 метров три-четыре буя с закрепленными под ними учебными минами. Лучшего и желать было нельзя — буй служил нам визуальным знаком, по которому с помощью перископа мы проверяли дистанции, указанные гидролокатором.

Углубление в 12 метров мы выбрали, исходя из донесений о том, что японцы обычно ставят мины на углублениях 3, 12 и 20 метров. Углубление около 12 метров представляло собой среднее арифметическое к было удобно для учебных целей.

После того как «Тиноса» обнаружила минные поля в районе острова Окинава и севернее Формозы, возник вопрос: есть ли мины в соседних районах? Наши силы вторжения продвигались все дальше на север к собственно Японии. Очередную высадку предполагалось произвести на остров Иводзима, а затем на остров Окинава. Поэтому было важно знать, не встретят ли там наши надводные корабли минные заграждения, будет ли у кораблей достаточно места для маневрирования при обстреле береговых укреплений, смогут ли они без особого риска преследовать и атаковать корабли противника, высланные против них. Нас не тревожил остров Иводзима, так как омывающие его воды слишком глубоки для минных постановок, а вот район острова Окинава и примыкающий к нему участок Восточно-Китайского моря из-за мелководья представляли немалую опасность.

По данным разведки, одно из минных полей противника протянулось от южной оконечности Кюсю (самого южного из главных островов собственно Японии) до Формозы. Мы предполагали, что в этом районе погибла одна, а то и две наших подводных лодки. В интересах собственной безопасности и безопасности всего нашего флота мы должны были разведать эти районы, как только у нас появятся подводные лодки, оснащенные гидролокационной аппаратурой.