31. «Мы выберемся…»

Угроза встретиться с японскими кораблями, их орудиями и глубинными бомбами держала команды «морских дьяволов», и особенно орудийные, пулеметные и торпедные расчеты, в постоянном напряжении.

Артиллерийские снаряды находились на палубах в герметически закрытых кранцах. На некоторых подводных лодках для орудийных расчетов имелись поблизости от носового орудия, по соседству с мостиком, специальные помещения с люком, выходящим на палубу. При первых словах команды: «Боевая тревога, приготовиться к артиллерийскому бою!» командир орудия, горизонтальный и вертикальный наводчики должны были втиснуться в эти тесные коробки. Из них они выберутся прямо к орудию, когда последует команда открыть огонь. За ними последуют и другие номера расчета, в том числе приемщик раскаленных гильз. В длинных, по локоть, асбестовых перчатках он подхватывает стреляные гильзы, которые выскакивают из орудия такими горячими, что хоть рыбу на них жарь. На подводных лодках, где не было таких помещений, орудийные расчеты, как сельди в бочку, набивались в боевые рубки, обычно и без того переполненные. От боевой рубки до зарядного погреба под центральным постом выстраивались четверо подносчиков снарядов. Через их руки проходили снаряды весом по 27 килограммов каждый.

Сигнальщики на мостиках и операторы у электронных приборов были крайне напряжены. Они являлись великолепными мастерами своего дела, но в эту ночь превзошли самих себя. С напряженным вниманием осматривали они закрытый туманом горизонт и шарили своими приборами над и под водой, выискивая притаившегося в ночи невидимого противника и навигационные опасности, не отмеченные на их картах.

Погода в эту ночь была нелетная, и самолетов можно было не опасаться. Зато японские мины представляли собой вполне реальную и, если говорить откровенно, страшную угрозу. Подводные лодки легко могли отклониться от того пути, который командиры называли «безопасной дорогой» (трасса русских судов) и попасть «в канаву» с японскими минами типа «93», выставленными с небольшим углублением.

Некоторые моряки из группы «морских дьяволов» помнили гибель подводной лодки «Флайер», которая подорвалась на мине в проливе Балабак. Восемь оставшихся в живых подводников плыли 17 или 18 часов, чтобы добраться до ближайшего острова. Нечего было и пытаться повторить это в проливе Лаперуза. В ледяной воде смерть не заставит себя ждать.

Каждый командир по-своему пытался разрядить напряжение, охватившее подводников во время прохода пролива. На «Танни», где командиром был Пирс, диктор регулярно оповещал команду о продвижении через пролив. Еще перед началом перехода он рассказал команде о расположении минных заграждений, и когда позади оставалась очередная линия мин, он сообщал об этом.

Командир подводной лодки «Скейт» приказал дать воздух высокого давления в носовой торпедный отсек. «Я вовсе не был уверен в том, что это помогло бы нам остаться на плаву, если бы мы наткнулись на мину, — объяснял он позже, но это повысило настроение команды».

В ходе «операции Барни» подводной лодке «Сидог» все время не везло с радиолокатором. При форсировании пролива Лаперуза он опять вышел из строя.

— Не успели мы двинуться в путь, — рассказывал Эрл, — как радиолокатор на «Сидог» перестал работать. Стэйни шел позади меня на верной «Кревалле» в нашей северной колонне. Я сообщил ему эту печальную новость и приказал возглавить колонну, а сам пристроился в хвост колонны за «Скейт». «Скейт» и провела нас сквозь густой, как молоко, туман, какого мне еще не доводилось видеть. На рассвете, когда мы отошли достаточно далеко от районов, где могли быть мины, наш радиолокатор ожил.

Каждое мгновение «морские дьяволы» ожидали встречи с японскими противолодочными кораблями, и когда дикторы всех лодок, кроме «Сидог», объявили: «Контакт, пеленг 330°, расстояние 8000 метров», напряжение достигло предела.

На борту «Кревалле» старший помощник бросился вниз к радиолокатору. Через несколько секунд он крикнул через люк командиру, оставшемуся на мостике:

— Командир, это корабль, и притом солидных размеров. Возможно, эскадренный миноносец или даже что-нибудь покрупнее.

Стейнмец, который теперь возглавлял колонну, задумался: «Может быть, это японский эскадренный миноносец, если только у них здесь есть крупные корабли, а возможно, и русский». Надо ли объявлять боевую тревогу и готовиться к артиллерийскому бою? А если он отдаст такое приказание, то стоит ли сообщать об этом и другим подводным лодкам? Вдруг это русский, а кто-нибудь нечаянно выстрелит. Вот заварится каша! Решив не объявлять тревоги, Стейнмец крикнул в люк:

— Следите хорошенько за обнаруженной целью! Как можно скорее определите курс корабля и скорость. Немедленно доложите мне, если выяснится, что он идет в нашу сторону.

— Есть, сэр.

«Подождем еще немного», — решил про себя Стэйни.

Тем временем лучи радиолокаторов и глаза сигнальщиков напряженно прощупывали темноту. Кто же там был — японец или русский?

Проходили секунды, минуты ожидания. На некоторых подводных лодках командиры орудий и наводчики проскользнули в свои помещения у пушек, как они говорили, «на всякий случай».

Умолк радиотелефон, с помощью которого подводные лодки держали связь между собой. Необходимо было известить о происходящем «Сидог», которая по-прежнему тащилась в хвосте колонны с вышедшим из строя радиолокатором. С прекращением радиотелефонных переговоров напряжение возросло. Команда «Сидог» чувствовала себя совсем одинокой в этой кромешной тьме.

Казалось, не выдержав такого напряжения, кто-нибудь крикнет: «Боевая тревога, приготовиться к артиллерийскому бою!», но этого не случилось. Закаленные в боях, моряки готовы были, не дрогнув, выдержать любое испытание. К тому же артиллерийская стрельба в этот момент могла бы привести к самым нежелательным последствиям — появлению дозорных кораблей и самолетов-бомбардировщиков.

Из люка донесся голос лейтенанта Линча:

— Командир, по левому борту судно. Приблизиться к нам не пытается, идет прямо, не делая зигзагов.

Неожиданно раздался голос сигнальщика, прозвучавший с явным облегчением:

— Вот оно, сэр, почти на левом траверзе, а освещено, словно ресторан. Конечно, это русский!

Донесение было сделано определенно не по форме, даже без обычной флотской терминологии, но все облегченно перевели дух.

Теперь судно подошло так близко, что были видны все его огни. Командиры подводных лодок, которые раньше уже встречались с русскими судами и даже, бывало, топили их, если на них не было соответствующих огней и знаков, были довольны, что на этот раз все обошлось благополучно.

Никогда еще нам не было так приятно встретить русских. Да и русские не прогадали. Страшно подумать, что могло бы произойти, если бы судно шло с затемненными огнями или случайно направилось в сторону готовых к бою «морских дьяволов». Наши 127-мм орудия и 40-мм автоматы разнесли бы его в клочья, прежде чем оно разобралось бы, в чем дело.

Успокоившись, «морские дьяволы» уже собрались было прокричать «ура», как вдруг русское судно включило 60-сантиметровый прожектор и неторопливо, внимательно начало обшаривать колонны, пока, наконец, длинный белый палец прожектора не уткнулся в «Спейдфиш», которая была возмущена таким бесцеремонным вмешательством в ее личные дела.

— Я уж думал, что этот русский никогда не выключит свой прожектор, рассказывал потом Билл Гермерсхаузен. — Он выключил его как раз в тот момент, когда я уже начал серьезно подумывать, не погасить ли мне его самому.

Всего три дня назад около острова Рэбун «Спейдфиш» потопила, по всей вероятности, русское судно. Поэтому теперь лезть на рожон было, разумеется, неблагоразумно, но при тех обстоятельствах трудно было винить Гермерсхаузена.

— Наш проход через пролив был поистине захватывающим приключением, говорил мне командир «Кревалле» Стейнмец. — Мы шли вторыми в северной колонне, за «Сидог». Мы успели пройти совсем немного, как вдруг «Сидог» резко повернула влево и пошла вдоль колонны. Вскоре от командира «Сидог» Эрла Хайдмэна мы получили приказание занять место во главе колонны — его радиолокатор снова вышел из строя, как это случилось при подходе к Корейскому проливу еще перед началом «операции Барни».

Все шли за нами, а нам не особенно хотелось быть в авангарде. Закончив зарядку батареи, мы увеличили скорость до 18 узлов. Как раз в это время мы и обнаружили русское грузовое судно, о котором здесь уже говорилось. Я приказал всем изменить курс, чтобы хоть немного увеличить расстояние между нами и незнакомцем. Встреча с этим судном несколько смутила сторонников прохождения через пролив в надводном положении.

Позже, достаточно удалившись от русского судна, мы снова легли на основной курс. Все время, пока мы проходили через пролив, видимость не превышала 550 метров. Однако наши индикаторы кругового обзора работали лучше, чем во время больших маневров.

Не могу удержаться, чтобы не вспомнить о том, с какой трогательной предупредительностью ухаживали за мной во время похода. Бывало, стоило мне только протянуть руку, как в ней оказывалась чашка свежего горячего кофе.