– А вот смотри, король, арбалетчик с этой стены мог бы достать нас здесь, где мы сейчас стоим?

– Отчего же, – сказал Дьялваш, – для лука здесь, пожалуй, был бы очень хороший выстрел, а их цангры на треть дальше бьют.

(Ю. Горишняя «Слепой боец»)

«Цангра» – это то, что в одном из ранних романов Олди именовалось «цагрой»: в нашей, земной реальности – разновидность раннесредневекового арбалета. Какое из названий более правильно? Пожалуй, первое, хотя по-византийски произносилось и так, и этак, и даже с двумя «г» («цаггра» или даже «тцаггра»), хотя первоисточник все-таки, вероятно, романский, даже точнее – старофранцузский: «сhancre».

А при чем тут вообще византийская версия? При том, что именно на латинско-византийском фронте этот арбалет впервые и «засветился» достаточно широко:

«Видя Мариана в полном вооружении, к нему тотчас же сбежались люди с оружием в руках. Мариан стал уговаривать латинян на их языке ничего не опасаться и не сражаться с единоверцами. Кто-то из латинян прострелил ему шлем из цангры.

Цангра – это варварский лук, совершенно неизвестный эллинам. Пользуясь им, не нужно правой рукой оттягивать тетиву, а левой подавать вперед лук; натягивающий это орудие, грозное и дальнометное, должен откинуться чуть ли не навзничь, упереться обеими ногами в изгиб лука, а руками изо всех сил оттягивать тетиву. К середине тетивы прикреплен желоб полуцилиндрической формы, длиной с большую стрелу; пересекая тетиву, он доходит до самой середины лука; из него-то и посылаются стрелы. Стрелы, которые в него вкладываются, очень коротки, но толсты и имеют тяжелые железные наконечники. Пущенная с огромной силой стрела, куда бы она ни попала, никогда не отскакивает назад, а насквозь пробивает и щит, и толстый панцирь и летит дальше. Вот насколько силен и неудержим полет этих стрел. Случалось, что такая стрела пробивала даже медную статую, а если она ударяется в стену большого города, то либо ее острие выходит по другую сторону, либо она целиком вонзается в толщу стены и там остается. Таким образом, кажется, что из этого лука стреляет сам дьявол. Тот, кто поражен его ударом, погибает несчастный, ничего не почувствовав и не успев понять, что его поразило.

И вот стрела, пущенная из цангры, попала в верхушку шлема и пробила его на лету, не задев даже волоска Мариана; провидение не допустило этого».

((Анна Комнина. Алексиада))

«Примитивный» и «полупримитивный» (с поясным крюком) способы натяжения сохранились на многие века: для не очень сильных арбалетов они применялись и после того, как были изобретены натяжные устройства

Насчет демонической эффективности арбалета, да еще столь примитивного – это, конечно, «дамские байки» (а может быть, наоборот: «солдатские страшилки», которые высокообразованная принцесса воспроизвела дословно). Насчет того, что это оружие «совершенно неизвестно эллинам» – то если эллинами считать древних греков, – следует признать: у них были кое-какие аналоги; если же под эллинами подразумеваются византийцы, то Анна опять-таки не права. Впервые цангра упоминается за много десятилетий до нее, в «Стратегиконе» Кекавмена. Открытым остается вопрос, можно ли отождествить автора этого труда с известным полководцем Кекавменом Катакалоном (может быть и нет: его «Стратегикон», вопреки названию – лишь отчасти трактат о военном искусстве, в основном он содержит назидательные разговоры «за жизнь»), но этот тип оружия ему знаком. Да и в еще более раннем, рубежа IX–X вв. трактате «Тактика Льва» упоминаются некие «соленарии»: по-видимому, тоже ранние арбалеты с деревянной дугой и элементарным спусковым механизмом, уже не «завозные», состоящие на вооружении византийцев. Эти соленарии упоминаются в том же разделе, где говорится о всякого рода метательных машинах, но сами они вроде бы оружие ручное, предназначенное для «стрелкового прикрытия» настоящих артиллерийских систем. «Вроде бы» – потому что автор трактата, император Лев VI Фило?соф, был достаточно «книжным мальчиком», а его трактат в основном представляет собой повторение книги великого воина Маврикия, несколько подправленное с учетом военных новинок. Соленарии – как раз из новинок, поэтому описаны они слегка невнятно…

Но первые арбалеты появились раньше Льва и даже Маврикия. Строго говоря, с них фактически начинается история метательных машин как таковых!

Готовый к стрельбе гастрафет по одной из современных версий: как считается сейчас, лук у него был, возможно, и композитный – но из «природных» материалов

Фотография «работающей модели» Шрамма со стальным луком: экспериментатор, навалившись животом на тыльник ложа, вдавливает выступающий перед луком «ствол» натяжного устройства, тем самым приводя гастрафет в боевое положение

Гастрафет, первая из метательных машин Древней Греции и, пожалуй, всего Средиземноморья (со Средиземьем не путать!). Стало быть, и всего Запада вообще, хотя регион включает в себя и такой вроде бы Восток, как Египет, Вавилон и Ассирия.

Корень «гастр» указывает именно на то, о чем вы подумали, исходя из этимологии слов «гастрит», «гастрономия» и пр. Живот. У оружиеведов до сих пор нет окончательно согласованной версии: не то существовал, хотя бы у некоторых вариантов, особый рычаг, на который наваливались животом, не то в живот упирались тыльником приклада, чтобы ухватиться за тетиву обеими руками и рывком на себя взвести ее. Второе более вероятно, но… может быть, лишь потому, что еще до Первой мировой войны великий немецкий реконструктор Э. Шрамм, артиллерийский офицер и филолог (!), воссоздал именно такую версию гастрафета, до сих пор не превзойденную и, главное, работающую. Так или иначе, перед нами – механизированный лук. Формально он, выходит, в баллисты «поступил» раньше, чем в арбалеты – но гастрафет являлся станковым оружием лишь в том смысле, что мог использоваться и в этом качестве тоже. В основном же это оружие ручное: правда, довольно тяжелое, так что стрелять лучше бы с опоры, но ведь он и использовался преимущественно в осадной войне, предполагающей всяческие прикрытия.

Сила гастрафета заметно меньше, чем у высокоразвитых ручных арбалетов (ведь натяжного механизма, строго говоря, нет, да и дуга не стальная… хотя Шрамм предполагал, что она должна быть как раз стальной!), габариты и вес – побольше, но не так чтобы очень.

Сам по себе он имел смысл только на фоне тогдашних и тамошних луков, весьма слабых и малоприцельных. Но послужил «стартовой площадкой» для всех остальных метательных машин античного мира, среди которых были вполне артиллерийские варианты. В основном, правда, из класса катапульт и «классических» баллист, торсионных, – но и баллисты с гибкой дугой тоже продолжали существовать и развиваться. Уже в римское время из них выработались настоящие арбалеты: как ручные, так и станковые. Собственно, термин «арбалет» – производное от их латинского названия «аркбаллиста», т. е. баллиста лучная, а не торсионная.

В уже известном нам трактате Вегеция «Краткое изложение военного дела» (IV в. н. э.: а первые гастрафеты появились в IV в. до н. э.!) эти луки-баллисты предстают уже как совершенно легитимное воинское оружие – в отличие от неких малопонятных и слегка подзабытых «манубаллист», которые, судя по названию, вроде бы тоже должны быть ручными, а не станковыми:

«Когда башни подвинуты, то пращники своими камнями, стрелки – дротиками, другие – из ручных баллист и арбалетов (arcuballista), копейщики – свинцовыми шарами и метательными дротиками (missilia) прогоняют людей со стены».

«…Против этого обычно осажденные защищаются при помощи баллист, онагров, скорпионов, арбалетов, фустибалов (стрелков), пращей. Баллиста натягивается при помощи канатов из жил; чем длиннее у нее плечи, т. е. чем она больше, тем дальше она посылает стрелу. Если она устроена по законам механики и управляется опытными людьми, которые раньше рассчитали ее силу, то она пробивает все, что поражает. Онагр бросает камни, и вес их пропорционален толщине и величине канатов: чем больше они будут, тем большие камни баллиста мечет, как удары молнии. Ни одно метательное орудие не является более сильным, чем эти два вида. Скорпионами называлось то, что теперь мы называем ручными баллистами; названы они были так потому, что маленькими и тонкими стрелками они наносят смерть. Описывать фустибалы, арбалеты и пращи я считаю излишним, так как они в ходу и теперь».

«Первый строй принципов (и второй – гастатов) обучается пользоваться этим оружием. Позади них были ферентарии (метатели дротиков) и легковооруженные отряды, которые мы теперь называем экскулькаторами (фурьерами) и арматурой; щитоносцы [те, которые] вооружены мечами и копьями со свинцовыми шарами, как теперь, кажется, вооружены почти все воины; были также стрелки со шлемами, панцырями и мечами, стрелами и луками, были пращники, которые при помощи ремней или метательных шестов бросали камни, были трагулярии, которые направляли свои стрелы при помощи ручных баллист или луков-баллист (арбалетов). Второй ряд был вооружен приблизительно так же».

Аркбаллиста времен Римской Империи (в данном случае – охотничий вариант)

Вариант манубаллисты как торсионного оружия (по Д. Баатцу: реконструкция 1999 г.). Для дальней и одновременно меткой стрельбы оружие такого веса придется класть на опору, но на близкой дистанции можно стрелять и с рук. Конечно, это получится главным образом при осаде: ядром, зажигательной стрелой с большим количеством горючего материала, тяжелой «пробивающей» стрелой сквозь станковый щит – или «пакетом» из нескольких стрел по отважившемуся на вылазку отряду осажденных.

Что такое «фустибалы» (точнее, «фустибулы») как устройства, а фустибулярии как военная профессия, мы еще скажем. Касательно загадочных «ручных баллист» есть мнение, что это все же были машины торсионного, а не арбалетного типа. Современные реконструкторы в попытках воссоздать их разделились на два лагеря, для доказательства правоты готовых чуть ли не буквально обстреливать друг друга из метательных машин. В общем, получается, что ручной торсионный аналог арбалета, если все-таки существовал, весом будет килограмм 14, не меньше – и с настолько тугим натяжением тетивы, что один человек без ворота не сможет подготовить его к выстрелу. А ворот в античном мире был принадлежностью станковых устройств.

Исходя из этого, а также из огромного для ручного оружия веса, наши современники склонны все же отказать ручным торсионным баллистам в праве на существование. Лично я бы с этим поспорил. Трудно быть уверенным, что римские системы натяжных воротов не могли выполняться в съемном варианте, да и для стрельбы в легионе могли подобрать специального тяжелоатлета (а для заряжания – другого: так что и без ворота есть шанс обойтись!). Да, выстрел получится нерядовой, но ведь и система тоже – «оружие специального назначения»: для особо мошных выстрелов, пробиваю легкие осадные сооружения; для особо дальних, делающихся со стены или башни по маячащему «за пределами досягаемости» противнику; для особых боеприпасов – вроде зажигательных стрел…

Есть и еще странные античные упоминания, не только у Вегеция. Чтобы увидеть, какие разногласия вызывает этот вопрос и насколько он важен для специалистов в «метательной» области, приведем цитату из уже не древних авторов, а современных:

«Арриан описывает упражнения кавалеристов в своем трактате „Тактика“ (около 137 г.). В нем всадники должны стрелять из неких стрелометов (машин – mechanea): „XLIII. Однако теперь, после этого, делаются многотипные метания либо легкими дротиками, либо еще и стрелами (ведь они не из лука запускаются, но из машины), либо камнями, бросаемыми из руки или из пращи в мишень, которая ставится в середине тех двух, о которых я уже сделал упоминание. И тут опять становится красиво, если б они сокрушили бы камнями мишень, которую случалось нелегко сокрушить“.

Чеведден считает, что это было некое подобие арбалетов, возможно, таких же, какие изображены на галло-римских рельефах. Баатц же говорит, что „mechanea“ Арриана могли представлять собой исключительно торсионные ручные стрелометы, считая, что во времена императора Адриана речь может идти только о них. Притом из контекста не ясно, то ли всадники должны стрелять верхом, то ли перед стрельбой предварительно спешиваться. Еще одно свидетельство есть у Аммиана Марцеллина: „XVI.2.5. Чтобы не получилось какой-либо задержки, Юлиан взял только катафрактариев и баллистариев, мало подходящих для охраны особы командующего, и, пройдя по этому пути, прибыл в Аутосиодор“.

Ballistarii, которые являлись частью мобильного отряда, организованного Юлианом для нанесения быстрого удара по алеманнам в 356 г., скорее всего не были прислугой осадных машин (иначе теряется смысл такого мобильного отряда), а имели на вооружении ручные метательные машины. Но из этого фрагмента не ясно, были ли они пехотинцами или всадниками. Чеведден считает их пехотинцами на лошадях, потому что ballistarii не смогли бы перезаряжать свое оружие верхом, т. к. римляне не знали стремян. Наиболее вероятно, что у них на вооружении были arcuballistae, похожие на те, что изображены на галло-римских рельефах, а не более тяжелые manuballistae. Таким образом, термин ballistarii используется здесь для обозначения арбалетчиков, а не артиллерийского расчета большого орудия и смысл термина изменился по сравнению с его более ранним классическим значением. Новое значение термина, которое он принял тогда, распространилось в Средневековье и обозначало именно арбалетчиков на многих языках Европы».

(«Ручные метательные машины Античности (гастрафет, манубаллиста, аркбаллиста)», А. Зорич, И. Каюмов)

По поводу упоминаний у Арриана и Аммиана в принципе можно сказать следующее: не исключено, что тяжелые, но все-таки ручные «стреляющие машины» всадники могли перезаряжать с упором в седло, и даже стрелять с таким упором (возможно, в седле был для этого специальный паз, совпадающий с выступом на прикладе, как то делалось для стрельбы с коня из «ручных мортирок» XVIII в.?) – конечно, лишь со смирно стоящей лошади. Зато фраза насчет «баллистариев, мало подходящих для охраны особы командующего», как раз и может означать, что они были не «мобильным отрядом», но именно прислугой осадных машин, которой найдется работа не в пути, а уже на месте прибытия…

Но это уже частности. Главное остается фактом: в ручном оружии восторжествовала «типичная» арбалетная схема

В художественной литературе отношение к арбалетам неоднозначное. Некоторые авторы, особенно из «фэнтезийщиков», предпочитают это оружие в упор не замечать. Кажется, по тем самым причинам, что так убедительно изложены у Еськова: см. прошлую главу. Возможна еще одна причина: фэнтези частенько норовит уж очень демонстративно отделить «мир меча и магии» от «мира машин» – и арбалет в результате оказывается отнесен как раз к машинному миру. Однако многие писатели его не гнушаются: очень уж хорошо вписан арбалет в реалии миров доиндустриальных, но городских и притом «западноевропейских» по общему колориту. Впрочем, и мирам восточноазиатской масти («параллельным» старому Китаю или Японии) он не чужд, да и в мире лесных (не только) охотников-воинов применение себе честное находит. Пожалуй, основной список общеупотребимых миров на этом и исчерпан.

У заряжающего – блочный ворот, у уже зарядившего на поясе висит натяжной крюк, которым он, видимо, и пользовался. Доспехи обоих арбалетчиков настолько вычурны, что хоть прямо сейчас в фэнтези; но это вина не средневековых оружейников, а средневекового художника

Ну и, разумеется, в самом «лучном» мире арбалет может применяться врагами. Именно как «бесчестное» оружие механического оверкилла (особенно хорошо оно смотрится в нечеловеческих лапах): вряд ли случайно при голливудском штурме Хельмовой Пади из арбалетов постреливали исключительно урук-хаи, которые вдобавок и сами есть порождение зловеще-технических экспериментов. При таком раскладе арбалетчики, конечно, просто обязаны в конце концов проиграть как лучникам, так и мечникам. Что они с успехом и делают.

Среди арбалетов были и такие, которые можно назвать первыми образцами достаточно унифицированного оружия. В случае тревоги они массово выдавались из городских арсеналов средне обученным стрелкам – и те на не слишком большой дистанции демонстрировали вполне приличные результаты

А еще есть компьютерные игры, в последние годы очень существенно повлиявшие если не на фантастику вообще, то на «оружейные» представления фантастов точно. Арбалетами они насыщены, но арбалет там – оружие неуклюжее, медлительное, малоубойное и малоупотребительное (все – отрицательные сравнения!). Особенно впечатляют арбалеты в Diablo II, разделяющиеся на «легкие» (небезошибочно скопированы с довольно тяжелых пехотных арбалетов века где-то XIV) и «тяжелые» (эти скопированы более точно – но с чего?! С «дробовых» арбалетов XVI–XVII вв., самых легких, применявшихся для охоты на птиц и четвероногую мелочь вроде зайцев!). Их возможности там устрашающе низки – как и луков; пожалуй, это постоянная особенность всех игр, чье поле неизбежно ограничено пространством экрана, позволяющим стрелять в цель на немногие десятки шагов, но никак не на многие сотни. В результате монстры успевают проскочить поражаемый участок прежде, чем с тетивы сорвется очередная стрела, – и все преимущества дальнего боя сходят на нет…

Вообще-то, вопреки легендам, скорострельность реальных арбалетов не так уж мала. Даже те из них, что натягиваются блочными воротами и – особенно! – «кранкелином», зубчато-реечной передачей, позволяют дать три прицельных выстрела в минуту. Это если и арбалет силен, и стрелок силен (да, речь не о мастерстве, а о физической силе, позволяющей быстро вращать ручку натяжного ворота). Если силен из них только первый – что ж, один выстрел в тридцать секунд тоже обеспечен.

А что такое «силен» применительно к арбалету? Ну, если мы говорим о тех его типах, что снабжены наиболее совершенными из натяжных механизмов (в нашем мире – это та самая реечная передача, храповик, действующий по принципу домкрата), то 250–300 кг – довольно рядовая сила мощной дуги. 400 кг – сила, даже для мощных арбалетов, большая: тут чаще всего идет речь о тяжелом оружии, стреляющем с опоры, хотя и не по-настоящему станковом. Но и с рук из такого арбалета стреляют, более того – САМЫЕ мощные из «ручных» арбалетов имели силу порядка 600 кг! Стрелять из них, конечно, могли только здоровеннейшие дяди: законы физики и в этом случае никто не отменял, отдача была лютая, как у «слонобойного» штуцера или вовсе противотанкового ружья (конечно, легкого). Так что даже такому дяде при малейшей возможности лучше бы опереть ложе на крепостную стену, на заменяющий сошки край осадного щита, поваленное дерево и т. д., и т. п. Однако все-таки мы по-прежнему говорим о ручном оружии, а не метательных машинах.

Тут надо хоть несколько слов сказать о распространенной путанице, связанной с «доспешными» и «полудоспешными» арбалетами. В относящихся к XV в. арсенальных описях многих городов Европы присутствуют такие термины, причем арбалеты первого типа относятся к числу более мощных (обычная сила натяжения – 300–500 кг) и довольно тяжелых (собственный вес – 8–9,5 кг). Любопытно, что дуга у них не всегда стальная: довольно часто – композитный или массивный тисовый лук с ленточной обмоткой из шейных сухожилий лошади или быка (эти сухожилия, поддерживающие массивную голову животного, обладают особой упругостью). «Полудоспешные» арбалеты примерно вдвое легче, а их сила натяжения обычно варьирует в пределах 200–300 кг. Конечно, в обоих случаях надо приплюсовать еще и вес кранкелина (чаще всего 1,5–2,5 кг), но… кранкелины чаще всего бывали универсальными, на разные типы арбалетов, а в городском гарнизоне, предназначенном для защиты своих укреплений, они и не к каждому арбалету прилагались. Например, по описи 1492–1493 гг небольшого немецкого городка Hermannstadt на 117 арбалетов (в основном «полудоспешных») приходилось лишь 15 кранкелинов. Конечно, полудоспешный арбалет можно натянуть и блочным воротом, и поясным крюком, но в данном случае подразумевались услуги «заряжающего», который будет обслуживать нескольких стрелков одновременно.

Натягивание арбалета при помощи кранкелина (реечно-редукторного ворота). Сам кранкелин стандартно удерживается на ложе арбалета веревочным кольцом.

Высокосовершенный кранкелин (вес – 1,624 кг, ход рейки – 31,2 см) последней четверти XV в. с нестандартной системой крепления к арбалетному ложу: вместо толстого веревочного кольца – пластина с прорезями для специального штифта. Три отверстия на разном уровне позволяли приладить это натяжное устройство практически к любому арбалету, «доспешному» и «полудоспешному»

Так все-таки – откуда такие термины? Предполагается ли, что лишь «доспешный» арбалет пробивает латы? В принципе, конечно, он сделает это успешнее – но дело не в том. В системе боевых эквивалентов такой арбалет приравнивался к полному латному доспеху; «полудоспешные», соответственно, шли два к одному. Так что перед нами просто мера боеспособности города: при взгляде на опись можно сразу определить, сколько стрелков, равных латникам (или просто латников), может выставлять тот или иной населенный пункт.

Вообще, сильный арбалет может сработать как ПТР: не против танков (по многим причинам, первой из которой станет отсутствие танков в Средневековье), но против «полевых укреплений». Хотя, конечно, лишь с близкого расстояния и тяжелой цельнокованой стрелой: из тех, что весят порядка 800 г.

Не случайно такие арбалеты и такие стрелы очень надолго, до самого XVII в. включительно, задержались там, где требовалось пробивать деревянный борт: например, на галерах. Это был один из важных козырей предабордажного боя – особенно если учесть, что на гребных судах сколько-нибудь мощную артиллерию невозможно расположить так, чтобы она обеспечивала бортовой залп. Зато арбалетчики при прохождении судов борт о борт действовали весьма успешно: их массивные стрелы поражали вражеских гребцов даже сквозь дощатое прикрытие. Доставалось и готовой к абордажу вражеской команде, собравшейся на палубе за аналогичными прикрытиями.

Разумеется, очень мощная тиковая обшивка могла удержать арбалетную стрелу: такую обшивку даже не всякая корабельная пушка пробивала. Но так можно защитить лишь «ключевые узлы», а не весь борт. Разве что речь идет о настоящей плавучей крепости: корабле-гиганте, которых на нормальную эскадру приходится максимум один-два.

Ранее мы упоминали «профессии» арбалетов в компьютерных играх и в фантастике. Но фантастики, собственно, и не требуется: спусковые устройства нашей родной Земли выглядели так, словно предназначались для инопланетных рук, право слово! Думаете, нажимать на спуск следовало привычным, естественным и вроде бы единственно возможным движением указательного пальца? Иногда – именно этим способом, но «естественность» его долгое время не была очевидна. В самых ранних арбалетах, похоже, спусковой механизм высвобождали чуть ли не всей кистью, таким движением, как передергивают затвор винтовки. Впоследствии у арбалетов появился спусковой рычаг (не крючок!), который следовало прижимать примерно так же, как нажимают ручной тормоз, укрепленный на руле велосипеда. В разных арбалетах разные стрелки делали это движением не назад, а назад-и-вверх, либо даже просто вверх: указательным пальцем, указательным и средним вместе, большим (!), мизинцем (!!)…

Да и приклад с хорошо выраженным плечевым упором земные арбалеты получили совсем уж поздно, под влиянием… мушкетов. До этого у арбалетчиков иная анатомия была, что ли?!

Если же серьезно, то натяжные устройства бывали еще более разными, чем устройства спусковые. Для сравнительно слабых арбалетов применялись те или иные типы рычагов, в основном накладных. Собственно, боевые версии этих приспособлений всегда выполнялись не зацело с самим оружием, перед выстрелом их отсоединяли; только в самых поздних из «классических» арбалетов появились «неотъемные» рычаги – но это произошло уже в то время, когда арбалет практически полностью сменил профессию с боевой на охотничью. В современных спортивно-охотничье-диверсионных моделях приняты и встроенные рычаги, и «переломные» системы, и тетивы-полиспасты с закрепленными на конце дуг колесиками-эксцентриками. Эти современные модели рассчитаны на жалкие десятки килограммов: без механизмов современному стрелку такое натяжение не осилить (позор!!!). Такие полиспасты с колесиками в духе «Рэмбо-2» – правда, там лук был (вдвойне позор!!!) – позволяют легко и быстро натягивать тетиву, но снижают меткость. Самые мощные из средневековых рычагов способны взвести 200-250-килограммовую – не по весу, понятно – дугу, причем заметно быстрее, чем ворот, хотя и сами требуют приложения большей силы.

Был еще поясной крюк (пояс, разумеется, тоже специальный: часть оружия!), иногда с присоединенным к нему тросиком и небольшим блоком, который, в свою очередь, перед натягиванием тетивы присоединялся к арбалету. Не понимаете? А насчет полиспаста, храповика и «козьей ноги» все понятно? Уж извините: инженерные подробности здесь обсуждать вряд ли уместно, см. иллюстрации! Словом, крюк накладывали на тетиву и с силой распрямлялись из полусогнутого положения. Арбалетную дугу мощностью 100–150 кг так можно было натянуть за несколько секунд.

«…В наиболее простом варианте его (натяжной крюк. – Авт.) цепляли рукой за тетиву, а левой ногой, вставляемой в стремя, оттягивали арбалет вниз, поддерживая его второй рукой. Такой способ изображен на миниатюре Велиславской Библии, хранящейся в Праге. Позднее появился крюк с двумя ручками. Воин тянул тетиву не одной, а двумя руками, прижав арбалет ногой к земле.

(Более практичным было крепление крюка к кожаному поясу стрелка» (Ю. Шокарев, «Арбалет»).)

Прорисовка с миниатюры Велиславской библии: если даже у одного из арбалетчиков, заряжающего оружие, крепление крюка к поясу и не изображено – то у другого именно такой крюк все-таки висит именно на поясе

Одинарный поясной крюк и простой веревочный блок поясного крепления (крюк цепляли за тетиву, а зацеп на конце троса крепился за штифт на ложе арбалета)

Нет, не получается. Крепление крюка к поясу было не «более практичным», а ЕДИНСТВЕННО ВОЗМОЖНЫМ. То, что на некоторых миниатюрах этого крепления «не видно», объясняется просто: это не фотография, а рисунок с высокой степенью условности. Никто и никогда «просто» рукой, одной или двумя, крюк не удерживал (не удержать!). И натяжное движение всегда производилось снизу вверх, напряжением становой тяги, мышц пресса и спины. А приподнимали арбалет не для того, чтобы опускать его «всего лишь» силой ноги, но потому, что таков был алгоритм натяжения: сначала зацепить тетиву за крюк, потом вставить ногу в стремя, вместе с арбалетом опустить ее, согнувшись, на землю – и лишь теперь распрямляться, используя силу всего тела…

Оружие малой для арбалета мощности порой натягивали и вообще безо всяких приспособлений – правда, с большей затратой собственных сил. Ступню (а иногда и обе ступни) – в арбалетное стремя (у примитивных арбалетов – на сам лук), обеими руками взяться за тетиву – и распрямляйся, пока тетива не встанет на зацеп. Вот так изготавливают к выстрелу те самые цангры (все-таки с буквой «н»). Если же переходить при этом не из полусогнутого положения в стоячее, а из полусидячего в лежачее – то и за 300 кг можно выжать (согласно китайским военным трактатам, мощность арбалетов доходит «до двенадцати даней», но не будем снова вычислять, какой из даней имеется в виду. Даже если самый маленький – все равно этого, наверно, хватит для натяжения манубаллисты!). Правда, особого выигрыша в скорости это не даст, зато потребует свободного пространства – что не всегда удобно в строю. И вообще это скорее китайская манера, а китайские арбалеты очень своеобразны, о них тоже разговор впереди.

Какова же, при такой силе оружия, дистанция эффективной стрельбы?

Так сразу и не ответишь. Смотря чем, по кому и с какой целью.

Сразу оговоримся: по назначению арбалеты (не только стрелы, но и оружие как таковое) бывают дальнобойные и бывают бронебойные. Первые нужны, чтобы с максимально возможного расстояния дать первый залп по несущейся на вас чингисханообразной орде, а потом успеть максимальное число раз повторить такие залпы, прежде чем противник доскачет на лучный выстрел. Тоже классическая китайская традиция полевого боя; против монголов эпохи Чингисхана она не сработала, но против них ничего и ни у кого не срабатывало – дело тут не только в оружии.

Стрелы у арбалетов этой школы (да, речь опять-таки о школе боя, а не о самом оружии) почти лучные. Сравнительно легки, серьезной брони им не пробивать, летят далеко. Километровый рубеж для них преодолим, но для слаженного залпа, даже первого, все-таки предпочитают дистанцию не более 700 м.

Тяжелый боевой арбалет Японии – наследник китайских. Интересно, что в подписи к этой зарисовке он называется «о-юми»: точно так же, как большой самурайский лук

(Для такой залповой стрельбы «по площадям» в китайской армии использовали и большие луки, натягиваемые точно так же: ноги на лук, руки на тетиву – и распрямление до полулежачего положения; только теперь из него же и следовал выстрел. В этом случае система «человек + лук» как бы представляла собой арбалет. Можно даже предположить, что китайские арбалеты появились как дальнейшее развитие этой мысли…)

Практиковалась в таких случаях и снайперская стрельба, причем ей обычно были обучены высшие командиры – и выцеливать они тоже стремились в основном себе подобных. Вот как выглядит в одной из китайских хроник эпизод успешной (увы, лишь временно) обороны от войск Чингисхана города Чженчжоу: «Как скоро монгольские войска, приближавшиеся к городу, были отбиты, то генерал Цю-ю, пользуясь этим, выступил сражаться у моста и из тугого арбалета убил одного предводителя. Тогда неприятельские войска несколько отступили».

Монголы широко использовали опыт китайских специалистов, особенно при осаде укреплений – но учиться военному делу умели и сами. В том числе даже использованию арбалетов, хотя это им, природным лучникам, как бы «не положено». Вот другой, абсолютно кошмарный эпизод времен все тех же войн, в котором даже не хочется сочувствовать осажденным: «…Обе армии переправились, осадили внешний город и, взяв его, приблизились к земляным воротам. Городское правительство, согнав старых и малолетних, топило из них сало, что называли „баллистами из человеческого сала“. Ужасно было и слышать о том. ‹…› Нючженьский генерал Фу-чжури Чжун-лосо вышел ночью из западных ворот с пятьюстами лучшими солдатами, несущими снопы соломы, верхние концы которой обмакнуты были в сало. Они намерены были зажечь укрепления обеих армий и осадные орудия, но монголы скоро приметили это и засели в потаенном месте с сотнею тугих арбалетов; как скоро появился огонь, то немедленно пущены были стрелы. Нючженьские солдаты обращены в бегство и очень многие ранены…». («Ган-му»).

Видимо, то «потаенное место» располагалось далеко, за пределами прицельной стрельбы из монгольских луков – а ближе не было удобного места для засады. Кстати, городские власти, видимо, сперва намеревались использовать в качестве средства доставки не солдат (которые, оказавшись в соотношении с врагом полтысячи против сотни, доблестно бросились бежать, едва в их рядах появились раненые), а дальнобойные стрелы больших станковых арбалетов: на это указывает название «баллисты из человеческого сала»…

Но о станковых арбалетах – в одной из следующих не глав, но книг. Это все же метательные машины, а не ручное метательное оружие!

…Арбалеты европейской традиции – скорее бронебойные. У них другая сверхзадача: гарантированно сразить хорошо бронированного противника на совсем не обязательно предельном расстоянии.

Вес боеприпасов при этом пугающий: 160 г – стрела, конечно, тяжелая, но довольно рядовая. Даже и 400 г в высшей степени не максимум. Максимум – под 800, но это уже для тех арбалетов, что на грани превращения в станковые (или во «флотские»). Довольно часто стрела лишена оперения, но баланс и конфигурация древка рассчитаны так, чтобы в полете она не кувыркалась.

Понятно, что дальние выстрелы имеет смысл рассматривать лишь для «легких» разновидностей этих стрел, которые обычно все-таки заметно массивнее самых «тяжелых» стрел боевого лука. Такие стрелы в большом количестве сохранились во многих музейных фондах и частных оружейных коллекциях, так что можно провести статистический анализ.

Длина их обычно колеблется в пределах 30–40 см, абсолютное большинство – ближе к 40. Вес, как правило, 50–80 г, в большинстве случаев укладываясь в «вилку» 60–75; крайне редко встречаются и 35 – 40-граммовые, но при этом все-таки боевые. Иногда контуры арбалетной стрелы рассчитаны так, чтобы она могла обходиться без оперения, порой такие стрелы имеют «обычное» оперение, как лучные: из маховых перьев хищных птиц. Но чаще всего для них использовались двойные или тройные «стабилизаторы» (перьями это назвать трудно) из… тончайших деревянных планок, вроде современной фанеры. Такой стабилизатор (иногда он бывал и кожаным) обладал необходимой жесткостью.

Есть отдельная категория «легких стрел для тяжелых арбалетов». Эти арбалеты в основном предназначались для стрельбы с городских укреплений, а не использования в полевых сражениях – но при этом они остаются ручным метательным оружием, ни в коем случае не «станковым», довольно часто из них стреляли вообще без опоры. Их легкие стрелы «в норме» бывают длиной 50–65 см, обычно все же не свыше 60, а весом 100–150 г (наиболее часто – 120–135 г); и это при том, что их всячески стараются облегчить – даже оперение обычно делают из бумаги. Это уже многовато для дальнего выстрела, даже при учете большей мощности арбалетной дуги, но ВСЕ боеприпасы тяжелых «застенных» арбалетов в любом случае рассчитаны на достаточно бронебойное попадание.

(А охотничьи стрелы на «среднегабаритную» дичь вроде оленя? Они, конечно, изящней, легче, короче? Чем «застенные» – да, а вот по сравнению с просто боевыми – совсем не так! Среднестатистическая длина – очень ненамного, но больше, зато вес – заметно больше, 80 – 100 г. Броню охотничьим боеприпасам не пробивать, на многие сотни метров европейские охотники, привычные к лесистым угодьям, тоже не стреляют. Зато «обессиливающая» рана для зверя должна быть куда более широкой, желательно еще и с повреждением кости. Поэтому охотничьи стрелы могут оснащаться довольно развесистыми наконечниками, в том числе и обратной стреловидности.

Стрелы же на мелкую дичь, обладающую ценной шкуркой или красивым оперением, порой и вовсе представляют собой «летающие дубинки», колотушки с утолщенной головной частью древка и массивным тупым набалдашником…)

Итак, если брать легкую, но не сверхлегкую боевую стрелу и просто сильный, а не рекордный по своим показателям арбалет, то весь полет такой стрелы при дальнем выстреле составит метров 600. Причем на 450 м даже просто хороший стрелок (а не замечательный на грани феноменальности, как в случае с луком) уверенно попадет в человека, без проблем пробивая кольчугу, кожаную броню, легкий щит – словом, то, что для дальнобойной лучной стрелы неуязвимо по определению. Одной из задач «доспешных» арбалетов при обороне городских стен была прицельная стрельба по орудийной обслуге: именно на таком расстоянии. Среднестатистическую пушку XV в., чтобы она нанесла хоть какой-то ущерб, следовало подвести гораздо ближе 400 м, но при этом неприятель уже издали попадал в зону досягаемости арбалетов…

Мощный компактный арбалет находит себе применение и в достаточно ближнем бою, хотя к XV в. ему приходится конкурировать не только с луком и холодным оружием, но и с первыми образцами аркебуз и даже чем-то вроде зажигательных гранат

Так что эфемерность «преимущества» даже сильнейших лучников перед арбалетчиками на дальней дистанции совершенно очевидна. Другое дело, что в полевых сражениях Столетней войны англичане сплошь и рядом вели перестрелку с арбалетчиками на двух-трех сотнях метров, «забивая» их скорострельностью и бо#льшим боезапасом. Но это уже из обширного списка примеров дебильного командования, регулярно проявляемых французской стороной. А вот при обороне (или штурме) крепостей даже это командование не смогло заставить арбалет уступить луку!

Кстати, чтоб не было иллюзий насчет бронебойности: рыцарь в по-настоящему высокоразвитых латах XV в. – очень сложная мишень даже и для стрелка с мощнейшим пехотным арбалетом. Согласно «натурным» экспериментам, проведенным английскими исследователями, средней силы арбалет пробивал латы на дистанции до 100 м, 2,5-сантиметровую дубовую доску – на вдвое более далеком расстоянии, а при стрельбе в упор пробивал доску 9 см толщиной. Но если действительно бить «по контуру», не выбирая уязвимых мест, то сотня ярдов и впрямь почти максимальный рубеж для пробивания кирасы.

А это значит, что при отражении конной атаки арбалетчик успеет дать лишь один гарантированно опасный выстрел, а перед этим еще один дальний, сомнительной смертоносности – ну, пусть менее сомнительной, чем у лука. Так что вопросы насчет полевых укреплений и взаимодействия с другими родами войск для арбалетчиков тоже крайне актуальны. В случае недебильного командования (бывало и такое) они успешно решались – и тогда арбалет действительно становился одним из козырей победы.

Дальняя стрельба по навесной траектории могла сорвать почти любую конную атаку – особенно если вблизи были установлены «противокопытные заграждения»

Посмотрим, как это получалось во время, например, Третьего крестового похода, когда даже арбалетное стремя было еще не такой уж общепризнанной новинкой, а натяжные устройства тогда хотя уже и появились, но представляли собой первые, простейшие варианты поясных крюков (несколько десятилетий назад этот вопрос еще был дискуссионен, теперь же ясно, что натяжные крюки в ту пору, конечно, возникли, однако оставались совсем уж новинкой, гораздо менее общепризнанной, чем стремя).

Когда правивший Кипром «малый император» Исаак Комнин (да, из тех самых Комнинов) в бою за гавань Лимасола попытался воспрепятствовать высадке войск Ричарда Львиное Сердце, он разместил на берегу многочисленные отряды конных лучников очень грамотно: если бы это происходило во время Первого крестового похода, когда роль арбалета в ходе таких операций еще не была толком определена – крестоносцев могло ожидать только поражение. Но на дворе уже 1187 г., так что по греческим всадникам еще на подходе, точнее, на «подплыве» была открыта плотная арбалетная стрельба: с бортов подходящих к берегу кораблей, со шлюпок… пехотинцы, идущие к берегу вброд, начинали стрелять еще по грудь в воде – правда, вряд ли они смогли бы в этих условиях перезарядить оружие, но один залп им сделать удавалось… Конные лучники, попав под такой обстрел (прицельный, «бронебойный», наносящий тяжелый урон!) на такой дистанции, когда они сами могли своих противников обстрелять не очень-то прицельно, практически без надежды пробить защитное вооружение – отступили с потерями, не использовав шанс «подловить» врага в единственно уязвимый момент, на высадке. Что определило исход не только этой битвы, но и всей войны за Кипр…

У сицилийских норманнов еще в эпоху раннего рыцарства тяжеловооруженная конница подкреплялась организованными отрядами стрелков – лучников и арбалетчиков

Ко времени расцвета рыцарства арбалет в конном бою имел не такие уж малые возможности!

В ходе сухопутной кампании 1191 г., являвшейся продолжением все того же похода (только уже с другим противником: не «какой-то там» Комнин, а сам грозный Салах-ад-дин), арбалетчики очень хорошо проявили себя в ходе марша на Аскелон. Этот эпизод обычно именуют, по завершающему событию, «битвой при Арсуфе», что вряд ли справедливо. Да, у самого Арсуфа стрельба из арбалетов тоже весьма способствовала победе крестоносцев, но гораздо важнее не этот «разовый» подвиг, а действия на длительном тяжелом марше. Салах-ад-дин сделал все для того, чтобы этот переход стал для крестоносцев мучительным этапом, способным подорвать их силы; но… не получилось. Прежде всего из-за арбалетчиков, бдительно охраняющих периметр тянущейся вдоль побережья армии, ее фланги и арьергард. Коронный номер восточной конницы – внезапные атаки легковооруженных лучников, мгновенно наносящих удар по слабому месту, без труда уходящих от погони, и так раз за разом, день за днем – оказался сорван арбалетными… ну, может, не залпами, но рассыпной прицельной стрельбой. Много большая скорострельность арабских, тюркских, курдских лучников и их высокая маневренность за счет «хода конем» ничего не решали: при попытке атаковать сарацины на изрядном расстоянии попадали под перекрестный «огонь» арбалетчиков, несли при этом, пожалуй, небольшие потери – но и навредить крестоносцам не могли.

Сыпать частый дождь стрел с большой дистанции (хоть на основной объект атаки, хоть на арбалетное прикрытие) особого смысла не имело, тем паче что даже при такой тактике можно было получить в ответ несколько редких, но весомых «возражений» в виде арбалетных болтов. Сконцентрировать значительные силы, целенаправленно подавить прикрытие и все-таки прорваться к крестоносному войску? Но это противоречит тому, для чего предназначаются подобные отряды: тревожащее, изнуряющее «пощипывание» малыми силами. А основные силы тем временем собираются под Арсуфом. Чтобы, не размениваясь на множество мелких поражений, потерпеть там сразу крупное…

И, словно бы «контрольная» проверка на следующий год – операция по высадке в гавани осажденного мусульманами города, тогда называвшегося Иоппе, а сейчас Яффа. Это была работа посложнее, чем в Лимасоле: на берегу – войска все того же Салах-ад-дина, которые мало того, что грамотно расположены, но еще и не обращаются в бегство под арбалетным обстрелом. Однако пехота сумела закрепиться на самом краю берега, выстроившись «зубчатым строем», каждая единица-«зубец» которого состояла из четырех человек: двое одоспешенных копейщиков с большими щитами (пехотные варианты тех, которые ввел в своем войске Мануил Комнин: «от плеч до ног») и два арбалетчика. Пригнувшись, сомкнув щиты и уперев их в землю, первая пара выставляла копья и держала оборону, арбалетчик, расположившись сзади, стрелял сквозь «амбразуру» между их головами, второму же арбалетчику полагалось стрелять лишь в случае гибели первого. Пока первый стрелок жив, второй за его спиной натягивает попеременно оба арбалета, подает своему напарнику перезаряженное оружие и принимает у него разряженное.

Мусульманская конница атаковала этот строй, понесла потери от арбалетных болтов и копейных ударов, сама причинила урон лучной стрельбой в упор и оружием ближнего боя – но… несмотря на многократное численное превосходство, почти сразу же откатилась, так и не смяв боевое построение христиан. А с кораблей тем временем высаживалось пополнение, сходу вступало в схватку – так что эта битва опять-таки завершилась в пользу крестоносцев. (Другое дело, что на том фактически и закончился Крестовый поход, все достигнутые успехи которого вскоре ушли в песок.)

Почему же всадники Салах-ад-дина так оплошали? На этот счет существуют разные мнения, в основном сводящиеся к тому, что численное преимущество было не таким уж и значительным. Но скорее всего дело в том, что конница, способная обстрелять (пускай даже с дальнейшим вступлением в отчаянную схватку) и конница, способная смять противника с налета, при первом же схождении – это две абсолютно различные воинские формации. Полностью совместить их не удавалось ни византийцам, ни чингизидам.

Применялись ли арбалетчики «с той стороны»? Одно время даже бытовала теория, что арбалет и пришел-то в Европу после первых Крестовых походов, будучи «позаимствован» у мусульман. Теперь ясно, что он никогда не исчезал с римских времен. Но ведь и мусульманские цивилизации – в каком-то смысле наследники той же римской Ойкумены, хотя и восточной ее части. Так что арбалеты они знали, даже и пулевые. Но… в основном это было охотничье оружие. Или уж станковые конструкции, устанавливаемые на стенах.

Во всяком случае, если речь идет об исламском мире эпохи Крестовых походов. В других мусульманских краях арбалет более заметен.

«Внизу те, кто бежал, думали только о бегстве; время пускать стрелы или вести бой ушло. Я сам стрелял с ворот из самострела; некоторые мои приближенные тоже метали стрелы. Из-за ударов стрел сверху враги не смогли пройти дальше и отступили… В этот день, стоя у ворот Шейх-задэ, я метко сразил стрелой из самострела лошадь одного начальника конной сотни; эта стрела ее убила».

Это все тот же наш знакомец Бабур. Есть у него и другие упоминания об арбалетах и арбалетчиках. Помните, мы обещали привести один «вырезанный» фрагмент из описания подвигов простого человека по имени Ислим Барлас, который «многое умел делать хорошо»? Так вот, в числе этого «многого» – стрельба из арбалета: «Из самострела силой в тридцать-сорок батманов он насквозь пробивал доску».

Так что даже для всаднических культур арбалет не чужд. Более того: они могут одаривать им и пехотную армию! Например, китайский арбалет шэнь бигун («сверхъестественно сильный станковый лук»), принятый на вооружение в китайских войсках XI в. после долгого «безарбалетного» периода, пришел в императорскую армию как раз от «всаднической» культуры тангутов: вассальный тангутский князек Ли Хун доработал свое племенное оружие с учетом общекитайской специфики и предъявил его на суд императора.

Отряд испанских арбалетчиков во время взятия Гранады: часть арбалетов оснащена композитными дугами из дерева и рога, оклеенными сухожильными или берестяными лентами; для других характерны мощные тисовые дуги

Столь же успешно арбалет применяется и не в спешенных, но в по-настоящему кавалерийских сражениях. Н. Перумова в свое время многие «знатоки» сильно критиковали за конных арбалетчиков, и он их действительно описал не без ошибок, но – были такие. Из них составлялись задние ряды рыцарского «копья» (надо ли объяснять, что в данном случае это не оружие, а подразделение, «боевая единица»?): передние состояли из конных латников. При сближении с аналогичным «копьем» врага арбалетчики успевали дать дальний залп по навесной траектории (низвергающиеся по крутой дуге стрелы были очень опасны для бригандин – их крепящиеся «внахлест» пластины гораздо лучше держали удар спереди, чем сверху, – и для вражеских коней, которые даже в эпоху лат довольно редко были закрыты броней целиком: круп обычно оставался не защищен), а потом… Потом им хватало времени перезарядить оружие – чаще при помощи «козьей ноги», чем реечного ворота, – и дать следующий выстрел уже в упор, как раз тогда, когда на галопе сшибались копейщики первой линии обоих «копий». Понятно, стреляли не в спину своим рыцарям, а в промежутки между ними или в грудь тому из врагов, кто, выбив «спарринг-партнера» из седла, прорвался сквозь линию.

Третий раз перезарядить оружие в таком бою не получалось: приходилось выхватывать меч, а арбалет «брать на ремень» за спину, парировать им вражеское копье – да, был такой прием, даже просто бросать. Но первые два выстрела (особенно – второй!) вполне окупали эту тактику. С теми, кто скажет, что вот тут-то кавалерийский лук более применим, даже при меньшей бронебойности, спорить не стану: может, и более – но навыков нет, а их так просто не приобретешь, они тянут за собой базовые атрибуты цивилизации. Однако в смертельные мгновения перед вторым выстрелом конные арбалетчики показывали высший класс каскадерских спецэффектов – порой даже через плечо назад стреляли, если враг успевал сманеврировать (не фокус и не гипербола – а прием из одного учебника воинского искусства XV в.)!

Между прочим, учтите: арбалеты для конного боя в среднем послабее пехотных – но стрельба на галопе заметно увеличивает энергию удара стрелы (разумеется, не меткость; и, столь же разумеется, при стрельбе вперед, а не через плечо). Совокупная скорость схождения летящих навстречу друг другу всадников – где-то 30 м/с, даже на реальном поле боя, а не специально оборудованном ристалище. Это лишь вдвое меньше скорости выброса нетяжелой стрелы из очень мощного арбалета. Следовательно, ударит она в полтора раза сильнее, чем при стрельбе с места. Неплохо!

Пластинчатая пружина арбалета способна дать фору и цилиндрической пружине сколько-то сопоставимой мощности, и упруго-растяжимым тросам «резинового боя». Ни один из них не способен передать стреле – или чему уж там – запасенную энергию со столь же малыми потерями. Впрочем, нет: как показали современные исследования, один все-таки способен. Это – плоская резиновая трубка, играющая роль одновременно и дуги, и тетивы. Сконструированный на такой базе «арбалет» (арбалет ли?) может быть не только силен, но и чрезвычайно компактен, однако требования высоких технологий тут в самом прямом смысле берут конструкторов за горло. Причем эти требования должны предъявляться не только к материалу «тетивы», но и к стреле. Хотя бы потому, что такая «тетива» наилучшим образом работает с очень легкой стрелой. А чтобы такая стрела сохраняла необходимую прочность (даже не для пробивания доспеха!), ее нужно делать, допустим, из тонкостенной титановой трубки. Самое то для Средневековья!

Если бы Терминатор не имел в распоряжении помпового ружья – ему очень пригодился бы китайский магазинный арбалет времен «опиумных войн»: с обоймой на десять стрел (а в сдвоенном варианте – и на двадцать, выстреливавшихся за те же десять выстрелов!)!

До столь высоких технологий дело не дошло, но на излете Средневековья появились новые конструкции. Некоторые из типов арбалета обзавелись чем-то вроде ствола (с боковыми прорезями для тетивы), другие сделались до изумления компактны. Самые маленькие «баллестрино», пулевые арбалетики XVI в. – размером с дамский пистолет: и в карман их можно спрятать, и даже в эту книгу вложить! Причем арбалетики это сравнительно мощные, со «встроенным» храповиком! На дистанции даже в немногие десятки метров из них разве что по воробьям стрелять, но вот на дистанции шпажного выпада такая пулька при попадании в глаз или в висок убить может (как и пулька из дамского пистолетика). Сказал бы, что шпага надежней – но не скажу: при чем тут надежность, ведь не для самообороны и не для терроризма предназначался такой баллестрино, а для тренировочной стрельбы по мелким пташкам и комнатным мишеням.

Но «карманный» сверхмалый арбалетик – это все же экзотическая крайность. А вот малый арбалет, который можно, полностью готовый к выстрелу, носить под полой плаща – реалии «городских джунглей» XVI–XVII вв.

В это же время европейские арбалеты перестают быть военным оружием. Последний раз в бою они употреблялись во время датско-шведских войн конца XVII в. Но то были слабые охотничьи образцы, которые датчане применяли, лишь компенсируя нехватку ружей. Примерно тогда же (последнее десятилетие XVII в.) арбалеты фигурируют в военных арсеналах «короля-солнца» – но боя им увидеть уже не довелось…

Правда, по некоторым сведеньям, уже Наполеон, убедившись в малой пригодности гладкоствольных ружей для «снайперской стрельбы» (а ружья нарезные в то время были дороги, очень малоскорострельны и тоже не страдали излишней меткостью), достаточно всерьез задумался о перевооружении арбалетами хотя бы части стрелков. Почему бы и нет, раз уж Веллингтон подумывал о возрождении английских луков…

Известны и магазинные арбалеты: да-да, не только современно-спортивные, а старинные, вроде бы боевые. Опять-таки Китай, где они применялись вплоть до «Боксерского восстания» включительно. Описывать не буду – взгляните на иллюстрацию; лишь одно уточнение: спускового крючка нет потому, что «качание» ручки обеспечивает сразу все – и натяжение тетивы, и подачу стрелы (иногда – двух стрел одновременно!), и выстрел. Дальность стрельбы, прицельность, пробивная сила – очень малы; а убойный эффект куда выше, чем может показаться, – стрелы почти всегда отравлялись! Но все равно единственный «адресат» такого арбалета – слабоподготовленный новобранец, с близкого расстояния ведущий огонь по густой толпе. Во время многолюдного безобразия, которое в старом Китае принимали за уличный, а порой даже осадный бой, применение этого оружия было самой что ни на есть реальностью; при любых других обстоятельствах – скверно продуманной фантастикой.

Впрочем, кроме «многозарядной» стрельбы, применялась и «залповая»: из одного оружия, пучком коротких стрел. Для китайских станковых, «артиллерийских» арбалетов это была распространенная норма, но и для ручного оружия – тоже не единичное исключение!

К сожалению, вокруг этого оружия в отечественной литературе (особенно в популярной) сложилось немало неправильных представлений. Дело доходит до утверждений, что в русских войсках существовали многочисленные отряды профессиональных арбалетчиков. Бытует даже мнение, что русское войско применяло арбалеты в ходе Куликовской битвы.

Утверждать подобные вещи – это значит не понимать сущности ведения полевого боя русскими. В отличие от Западной Европы, на Руси XII–XV вв. (период наибольшего использования арбалетов) роль пехоты была менее значительна. Основу русского войска составляла конница, причем действовала она по восточной тактике, поскольку имела дело в основном с кочевыми народами. Русская конница всегда отличалась подвижностью и маневренностью и предпочитала для ведения дальнего боя легкое оружие – луки.

Арбалеты на Руси в основном использовались в крепостной и осадной войне.

(Ю. Шокарев. Арбалет)

Все тот же «Лицевой свод»: москвичи отстреливаются от осадивших город войск Тохтамыша. В оригинале арбалетные дуги того же желтоватого цвета, что и ложа – то есть, видимо, деревянные

Вообще-то в 1997 г. так можно было бы уже не писать и в издании 2001 г. не повторять. Что ж, поговорим о «неправильных представлениях», которых и в самом деле «сложилось немало».

Арбалет («самострел») появляется на Руси как будто не ранее XII столетия. Во всяком случае, тогда его замечают письменные источники. Но есть серьезное желание им не поверить, потому что САМОЕ первое упоминание (Никоновская летопись под 1159 г.) описывает арбалет как оружие уже привычное, вписавшееся в боевую традицию, более того – в традицию конного боя! Применяет этот самострел кто-то из воинов княжеской свиты, жертвой же становится «конкурирующий» князь, Изяслав Черниговский: «…Постигоша бежаща в борок и начаща сещи его по главе саблею, Ивор же Геденьевич удари его копием в плече, а другий прободе его копьем выше колена, инъ же удари его копьем в лядвии, бежащу же ему еще, и удариша его ис самострела в мышку. Он же спаде с коня своего».

Логика использования арбалета русскими всадниками (казалось бы, совершенно в нем не нуждавшимися, потому что у них были на вооружении отличные кавалерийские луки) более чем понятна, если вспомнить, что Бабур, тоже получив стрелу – лучную! – в подмышку, после этого спокойно пишет мемуары, мельком упомниая в них о достоинствах своего доспеха, пробитого, но все-таки сумевшего защитить. Между прочим, не факт, что князь Изяслав до попадания арбалетной стрелы получил хоть одну рану, кроме копейной повыше колена (о которой сказано «прободе»): все остальные удары приходятся на «зону доспеха»!

Пожалуй, стремление все-таки попасть арбалетной стрелов в ту же уязвимую зону, куда при других обстоятельствах целят из лука, указывает на сравнительно малую силу этого кавалерийского самострела. С другой стороны, мы ведь не знаем обстоятельств: тип наконечника, тип доспеха, расстояние… Хотя создается впечатление, что расстояние до «объекта» как раз невелико: примерно такое же, как у других воинов, уже пустивших в ход копья, а то и сабли.

Аналогичный случай Ипатьевская летопись помечает под 1162 г. Потом арбалет появляется в «Хронике Ливонии» Генриха Латвийского: как оружие, которого окрестные «славяне» изначально не знали, однако к моменту создания «Хроники» (1225–1227 гг.) уже позаимствовали у своих ливонских противников – причем не какие-то абстрактные прибалтийские славяне, но именно русские в 1223–1224 гг. применяли арбалеты при обороне Юрьева. И только в 1251 г. мы видим первое русское текстовое упоминание о самостреле как о бесспорно пехотном оружии. Оно фигурирует в перечне вооружения войска Даниила Галицкого «Щите же их яко зоря бе, шолом же их яко солнце всходящу, копием же их дрьжащим в руках яко трьсти мнози, стрелцем же обапол идущим и держащим в руках рожанци свое и наложившим на нъ стрелы противу ратным».

Прорисовка перестрелки лучников и арбалетчиков с листа 195 Раздивилловской летописи

В данном случае «рожанци» – это самострелы: термин как нельзя лучше соответствует внешнему виду арбалета с композитным луком при снятой по-походному тетиве. В таком случае концы его луковища загибаются верх, действительно напоминая рога. Стрелки Даниила Галицкого идут не «по-походному», а в полной боевой готовности (точнее, слегка парадной) – но это исключение, а название сформировано типичными случаями.

(Трудно сказать, как на Руси – а в Европе снимание с арбалета тетивы и, соответственно, оснащение его заново перед боем было серьезной проблемой! В за#мках и крепостях для этого существовали специальные станки, в полевых условиях применялась дополнительная, более длинная тетива со специальными зажимами – но для этого хорошо бы и натяжной механизм иметь, причем не какой-нибудь, а кранкелин. Бывало, что хорошо сработавшиеся кроманды арбалетчиков поочередно помогали друг другу, втроем-вчетвером разом осиливая одну мощную дугу.)

Древнейшие изображения российского арбалета мы находим на миниатюрах Радзивиловской летописи, но тут больше загадок, чем решений. В тексте об арбалетах нет ни слова; что касается времени написания миниатюр, то это уже позднее Средневековье, причем художник знако#м (хотя и не очень хорошо) с западноевропейскими реалиями, а насколько он повторяет летописные сюжеты из более ранних списков, большой вопрос. На листе 195, где изображены события 1152 г. (пехотный бой у стен Чернигова и последующая оборона города), присутствуют две миниатюры с участием арбалетчиков: каждый раз арбалет применяется только одной стороной – но разной! Стрелы-болты показаны лишь на одной из этих миниатюр, но они совершенно умопомрачительны: тупоносые летающие дубинки. Иллюстратор или видел их совсем мельком и очень давно… или, наоборот, даже слишком хорошо знает то, что хочет показать: охотничьи стрелы на пушную дичь (и при чем здесь усобицы меж русскими княжествами?!). Дуги у арбалетов, видимо, деревянные (может быть, обмотаны берестой или сухожилиями), стремя то изображено со знанием дела, то его вообще нет.

«Один арбалет оснащен стременем, а второй арбалетчик натягивает тетиву, упираясь ногой в дугу. При этом воин использует какое-то натяжное устройство, и по расположению его рук можно предположить, что он применяет ворот английского типа. На рисунке ворот не представлен, и, возможно, это связано с тем, что художник просто плохо представлял себе его устройство»

((Ю. Шокарев. «Арбалет»).)

Последнее предположение абсолютно, даже избыточно верно. Настолько верно, что полностью обессмысливает предшествующее. Да, художник просто плохо представлял себе, как и чем натягивают арбалет, натягивают ли его хоть чем-то, за что цепляется тетива и как осуществляется спуск. Возможно, он вообще не видел арбалеты натянутыми: только висящими на стене оружейной…

На листе 233 изображены события, известные нам по «Слову о полку Игоревом»: 1185 г., бой на реке Каяле. Верхняя миниатюра показывает перестрелку конных лучников (русские и половцы неотличимы), на нижней спешившиеся воины добивают поверженных всадников (опять же не понять, кто есть кто, хотя по логике событий победители – половцы) – и один из этих всадников, приподнявшись над убитой лошадью, целится во врагов из «стременного» арбалета!

Кто бы он ни был: ратник князя Игоря или хана Кончака – все равно на Каяле сошлись носители всаднической культуры и соответствующего ей комплекса вооружения…

Конечно, можно предположить, что иллюстратор Радзивиловской летописи свои рисунки вообще не соотносил с текстом. Но тут вспоминается первое летописное упоминание об арбалете… и татищевский список несохранившейся летописи, повествующей об этом же сражении, на исходе которого половцы будто бы «въехали в русские ряды с луками и самострелами»… А ведь Татищеву и верить можно с опаской, и не верить с оглядкой!

Тем не менее, конечно, при штурме и обороне крепостей самострелы на Руси тоже применялись. Наверно, даже чаще, чем в полевых столкновениях. Об оборонительном применении арбалета можно судить по находкам наконечников от арбалетных болтов. При раскопках южнорусских городов и крепостей, погибших в результате монгольского нашествия, доля таких наконечников составляет 1,5–2% от общего числа обнаруженных наконечников стрел (другой вопрос, репрезентативна ли такая подборка. Ведь русские стреляли отнюдь не по своему городу!). Интересно, что при первом упоминании в Воскресенской летописи пушек на стенах Москвы описан меткий выстрел из самострела, а не из пушки! Речь идет об осаде Москвы войсками Тохтамыша в 1382 г.: «Един горожанин именем Адам москвитин бе суконник, иже бе над враты Фроловскими, приметив единого татарина нарочина и славна, напя самострел и испусти напрасну стрелу на него, ею же уязви его в сердце его гневливое и вскоре смерть ему нанесе».

Надо сказать, не совсем обычное имя и род занятий для русича! Можно предположить, что это был обитатель тогдашнего аналога «немецкой слободы» (купец?), оборонявший город вместе с москвичами. «Сукно» тех времен – привозная западноевропейская ткань.

При проведении археологических раскопок древнего Изяславля, разрушенного монголами в 1241 г., были обнаружены останки воина-арбалетчика, погибшего при защите воротной башни. То есть как раз арбалета при нем не было, но был поясной крюк.

Пресловутое колесико из крепости Вщиж и поясной крюк из Изяславля

Однако Изяславль расположен на Волыни, там могло ощущаться венгерское и польское влияние. А уж Новгород, где самострелы тоже присутствуют, торговал и обменивался «гостями» со всей Европой.

В Западной Европе со второй четверти XIII в., в связи с нарастанием мощности арбалетных луков, для натяжения тетивы начинают использоваться не только поясные крюки, но и шарнирные рычаги – прежде всего типа «козья нога». К сожалению, на территории Руси пока не обнаружено никаких остатков подобных приспособлений, но это еще не дает повода отрицать саму возможности их существования.

Но вот чего, по-видимому, на Руси никогда не было, так это арбалетов с «кранкединами», шестереночно-реечнымн механизмами натяжения тетивы. Многие отечественные историки же сих пор настаивают на их повсеместном распространении среди русских стрелков, утверждая даже, что подобные натягивающие устройства появились на Руси будто бы еще в первой четвери XIII столетия, то есть на добрых полтораста лет раньше, чем на Западе. В качестве доказательства обычно приводятся данные о раскопанном в 1940 г. на территории крепости Вщиж зубчатом колесике, которое было найдено в слоях первой половины XIII в. Вот его параметры: диаметр – 85 мм, толщина – 5–6 мм. По периметру это колесико усеяно мелкими, не более 1 мм в высоту, зубцами. Изготовлено оно из железа.

При первом же беспристрастном и хоть сколько-нибудь компетентном взгляде на этот предмету становится ясно, что никакого отношения к арбалетному вороту он не имеет. Начнем с того, что «шестерня» изготовлена весьма грубо, форма ее далека от по-настоящему круглой, и совершенно непонятно, как она могла бы нормально входить в зацепление с другими деталями ворота. А уж крошечная высота зацепляющих зубцов и небольшая толщина самого колесика заставляют предполагать, что, будь этот предмет действительно использован в натяжном устройстве, эти зубчики попросту срезались бы во время эксплуатации.

Чем же все-таки является это колесико? Понятия не имеем! Но если каждый неопознанный предмет считать принадлежностью арбалета, оружиеведение, безусловно, зайдет слишком далеко…

В Ипатьевской летописи под 1291 г. имеются упоминания о «великих и малых коловратных самострелах», но тут, несмотря на размерную дифференциацию, явно подразумевались осадные метательные машины (летописец упоминает их в единой фразе со стенобитными «пороками»): слово «коловрат» в данном случае скорее всего означает вороты канатно-блочного типа.

Кроме того, судя по находкам наконечников болтов, на Руси до XIV столетия наряду с втульчатыми наконечниками применялись и черешковые, явно предназначенные для стрел маломощных самострелов, которые вполне можно натянуть, даже не прибегая к помощи поясного крюка. А находят их в основном «по периферии»: на территориях западной, юго-западной и северо-западной Руси. Северо-западный путь проникновения арбалета сейчас считается наиболее вероятным.

Самострелы на Руси весьма активно использовались вплоть до второй половины XV столетия, и вот тут уже действительно в качестве оборонительного крепостного вооружения. Об этом можно судить по тому, что в Никоновской летописи под 1451 г. они упомянуты в числе «пристроя градного» после пушек и пищалей, но перед щитами, луками и стрелами.

В последний раз боевое применение самострелов было отмечено в 1486 г., после этого они, как принято считать, уступили место пищалям. Но это по летописям. Если же судить по разрядным спискам, переписным книгам и прочей отчетной документации, они бытовали еще долго – правда, из-за «татарского» колорита войн отступая от приграничных городов в тылы. Так, в перечне вооружения стрельцов Сумского острога от 1674 г указано: «119 пищалей, 125 копий, 6 рогатин, 10 лубья саадачного, 6 луков, 8 самострелов, а к ним по 25 стрел».

Во время Московского царства упоминаются самострелы «московского» и «псковского дела». Некоторые из самострелов охарактеризованы как «большие»: именно для них существует название «лук болтовый» (то есть термин «болт» на Руси употребляется лишь для стрелы, которая вылетает из почти станкового оружия?), другие – как «железные» (стальная дуга только у них?). Лишь насчет последних говорится, что они «с храпами». Предположительно и натяжной храповик, и арбалет в этом случае – завозные. Георг Перкамота, посол Ивана III к Миланскому герцогу, упоминая о московитском оружии, сообщил, что «…после того, как немцы совсем недавно завезли к ним самострел и мушкет, сыновья дворян освоили их так, что арбалеты, самострелы и мушкеты введены там и широко применяются». Оставим на совести переводчиков «мушкеты» (в 1486 г.! Это, конечно, имеются в виду некие огнестрельные «ручницы», отличные от пушек) и не совсем понятное разделение на «арбалеты» и «самострелы», а на совести посла – «недавно завезли»; но, возможно, в XV в. произошло нечто вроде нового открытия.

Все тот же «Лицевой свод»: момент гибели одного из приближенных Тохтамыша. В оригинале арбалетная дуга того же желтоватого цвета, что и ложе – то есть, видимо, деревянная

Однако уже к началу Петровской эпохи в обширнейшей оружейной князя В. В. Голицына значится только «один самострел водный, ценою 10 алтын» (что это значит?!). Несколько самострелов хранилось в Кремлевской оружейной палате; на одном из них (со стальной полосой, ложем, украшенным «черым рыбьим усом» и шелковой тетивой) пятнадцатилетний Петр I опробовал силы – и, как сообщают, сумел его натянуть (непонятно только, вручную или при помощи механизма)…

И еще один крайне необычный арбалет (?) Н. Витсен в 1664 г. обнаружил хотя и не в России, но рядом: в замке Нивен-Хойзен (всего 18 км от Печоры), ранее принадлежавшем Тевтонскому ордену: «Здесь хранится лук, из которого много лет назад был поражен один великий князь… Лук, о котором говорится выше, высотой 5 футов, очень тяжелый и сделан из толстого слоя рыбьих костей, наложенных друг на друга. Железяки, с помощью которой лук натягивали, нет. Когда восемь лет назад русские заняли замок и один из них спросил, почему этот лук должен висеть рядом с другими, никто не посмел ему сказать, что из этого лука 300 лет назад было поражено сердце их царя и что здесь празднуют этот день. Тогда русский забрал это железо и подковал им своих лошадей, а остаток бросил».

Надо думать, «железяка, с помощью которой лук натягивали» – это кранкелин. Сам «лук», выложенный моржовым бивнем, следовательно, является арбалетом: как минимум «доспешного» класса. Все остальные реалии тоже примерно просчитываются: в 1368 г. псковичи осаждали, но не взяли этот замок (правда, убит был не князь, а воевода Селило Скертовский), а в 1656–1661 гг. Россия вновь, до Кардисского мира, занимала эти территории…

Срезень – тяжелая стрела, у которой вместо заостренного наконечника красуется вогнутое лезвие, формой напоминающее полумесяц. В полете такая стрела гудит наподобие шмеля, и звук этот, для земледельца знаменующий мирное начало лета, воину напоминает о смерти. Срезень с легкостью перерубает руку или ногу, но серповидное лезвие специально изогнуто по форме шеи. Именно в шею и ударила проклятая стрела Шамашкара. Сбоку ударила, так что не помогла даже завитая и умащенная маслом накладная борода.

(С. Логинов «Свет в окошке», Москва, «Эксмо», 2003, с. 150–151.)

«Вот он, наконечник-срезень, выемчатая лопатка в четыре пальца шириной, которым бьют неокольчуженного врага или крупного зверя на охоте. Он перекусывает при встрече кость, рубит, а не протыкает внутренности, а попади в плечо или руку – снесет напрочь, оправдывая свое название».

(Г. Панченко «Число зверя», Харьков, «Рубикон», 1998, с. 180.)

Эк нас обоих на срезни потянуло. У меня – правильней! Во-первых, срубить голову для лучного срезня – перебор по силе удара, а во-вторых – и по направлению: плоская лопатка такой стрелы ориентирована «поперек» земли (иные типы стрел в полете вращаются, как нарезные пули, но срезню – не положено). Вот арбалетный срезень на это способен, а болт с наконечником типа «ласточкин хвост» – тем более; и у них-то лезвие идет параллельно земле, т. е. поперек шеи. НО ЭТО НЕ БОЕВЫЕ СТРЕЛЫ! Во всяком случае, те, что экспонируются в одной из витрин Эрмитажа – откуда они, ей же богу, и перелетели прямиком на страницы «Света в окошке» (замечательный роман!). Охотничьи это стрелы, для стрельбы на близкой дистанции по могучему зверю. Кабана или оленя они валят не хуже жакана: рассекая ребра или лопатку, широко надрубая легкие…

Чтобы не хвастаться, сразу скажу: я и сам в этой своей повести малость преувеличил эффективность лучной стрельбы (обычно срезню не до перерубаний – ему бы чиркнуть вдоль тела, нанести длинную обессиливающую рану).

Итак, речь – о стрелковых боеприпасах доогнестрельной поры. Стрела – она, как правило, и в Африке стрела, потому любое «отклонение от нормы» сразу привлекает читательское (и писательское) внимание. Легче всего заработать дополнительные очки на нестандартных наконечниках. Ну, срезень. Ну, томар – дробяще-ломающий, притупленный и массивный, как зубило. Зазубрины невозвратных шипов… нет, это уже привычно. Угловатая огранка бронебойного острия… тоже привычно, пожалуй. Хотя – малоизвестная деталь: угол схождения к острию многих из подобных наконечников подобран такой, что твердое препятствие пробивается с наибольшим для него уроном (попади не в броню, а в кость – та треснет страшными брызгами оскольчатого перелома). Сопромат и высшую математику древние кузнецы не изучали – но и не на одной интуиции держались: экспериментального материала, конечно, хватало.

Отравленные стрелы? Заслуживают отдельного подраздела – хотя бы потому, что с ними тоже связано преизрядное количество ошибок. А впрочем, именно поэтому несколько слов о них можно сказать и прямо сейчас:

– Иногда отравляющего эффекта можно достичь и без яда. Например, бронзовый наконечник, оставшись в ране (а иные из них крепились на древке очень слабо, чтобы «сняться» при первой попытке вытаскивания), очень скоро, в тот же день начинает окисляться так, что спасти может или операция, или ампутация.

– Очень многие авторы как отравливают единожды стрелы своих героев, так и носят их потом (вместе с героями) в таком виде долго-долго: в походно-полевых условиях, да еще, как правило, в открытом колчане… Нет, носить-то их так и в самом деле можно, и рана от такой стрелы, пожалуй, будет заживать хуже, чем от совсем не отравленной. Но вот о сколько-нибудь быстром действии яда, проявляющемся прямо на поле боя, следует забыть. Разве что яд какой-то совсем магический или хотя бы «закреплен» от распада фэнтезийными средствами. Без них даже кураре очень скоро ослабнет. Он, кстати, чрезвычайно чувствителен к влажности – настолько, что в дождливо-туманный день лучше смазывать стрелу не просто перед охотой или боем, но прямо перед выстрелом: разумеется, если вы хотите, чтобы жертва именно свалилась как подкошенная даже от несмертельной раны… А вообще-то яд (и жидкий, и кашицеобразный) в походе надо носить не на наконечниках стрел, а во флаконе с притертой крышкой. Причем тот яд, который должен убивать, попадая в кровь, преспокойно можно пить: и тот же кураре, и змеиный яд при попадании в желудочно-кишечный тракт вполне безобидны.

– Изготовлением стрельных ядов могут заниматься не только туземные знахари, но и европейские алхимики. Кстати, стойкость таких ядов куда выше, чем биологических. Может, при попадании стрелы в руку или пятку они не свалят вот так сразу, за доли секунды (разве что именно в той пятке укрылась душа!) – но дело свое сделают, причем тоже очень быстро. Зато и «подзарядки» не требуют, т. к. высыхать на стрельных наконечниках могут без утраты боевых свойств. Соли свинца, сурьмы, меди, да и мышьяка, конечно; цианиды и роданиды (не обязательно калия – хоть той же меди)…

– Кстати, о несмертельных ранах. Если вы как автор озабочены вышесказанным (т. е. мгновенным поражающим эффектом), все-таки озаботьтесь ранить своего врага довольно глубоко, да еще и поближе к жизненно важным органам. Правда, можно сделать это совсем уж тонкой и легкой стрелой: например, стрелкой духового сарбакана, которая немногим толще велосипедной спицы. Но из того же сарбакана на месте кладут лишь мелкую дичь. Если же требуется проделать такое с опасным врагом (особенно – двуногим и вооруженным) – то бьют из засады, с минимальной дистанции, метров с шести, доставляя яд непосредственно в область сердца и легких или к «ключевым узлам» головы и шеи: да, на таком расстоянии человеческое тело пробивает и плевок.

Вернемся к более традиционным типам доогнестрельных боеприпасов. Арбалетную стрелу традиционно называют «болт», причем уже не только в англоязычной литературе. Об отличии болта от лучной стрелы достаточно говорилось в прошлых главах. Еще кое-что напоследок: болт, как правило, стандартизирован, он – один из первых предметов массового производства, в арсенальных хранилищах собраны тысячи максимально одинаковых готовых стрел, типовых наконечников, вымеренных и вывешенных заготовок для древков… Лучники тоже высоко ценят одинаковость своих боеприпасов, но если для современных спортсменов это прямо-таки свет в окошке, то для лучников-воинов старой школы характерен чуть иной подход. Да, все их стрелы должны быть подходящими для их лука, т. е. почти стандартными, но при этом каждую из них стрелок «узнает в лицо», а также по имени и по голосу! Ему твердо известно, чего от нее ждать, на какой дистанции, при каком ветре и влажности… Часть фантастических достижений таких лучников базируется именно на подобном знании! Для залповой стрельбы на пределе поражения, когда особой меткости все равно не достичь, – стрелы из запасных чехлов, «ширпотребовские», везомые в обозных телегах; а когда враг приблизился – свои, знакомые…

Мастер-изготовитель зажигательных болтов

Внешность обманчива: два крайних болта, самых устрашающих – охотничьи; а средние, довольно скромные – «легкие стрелы для тяжелых арбалетов», способные на 400 и более м. пробивать кольчуги

В прошлом разделе речь шла также об арбалетных пульках и дроби. Стреляющие этим арбалеты у оружиеведов традиционно называются баллестрами (или «баллестрино», если совсем уж малы). Их тоже много видов. Сам удивляюсь почему, но все они использовались ТОЛЬКО для охоты: от птиц до косули! Не было попыток ни стрелять ядрышками в бою (конечно, такой снаряд «тормозится» броней, плотью и даже воздухом куда больше, чем стрела, – но хоть в городских распрях, где расстояния малы, а доспехов нет, могли ведь они применяться!), ни забрасывать из них во вражеские укрепления уже известные типы зажигательных снарядов. Зажигательные стрелы – не то: они, конечно, применялись, но не для баллестров же…

Художественная литература такими ограничениями не связана – но, дорогие писатели: вводя в средневековые реалии «арбалетный гранатомет», будьте осторожны. Из чего-то ведь исходила наша реальность, пренебрегшая этим вариантом аж до… Первой мировой войны! Тогдашние арбалеты-гранатометы, учтите, были слишком громоздки для стрельбы с рук, а гранату они посылали на десятки метров. Может, в этом все дело: то, что подходит для окопной войны («мертвая зона» между ручным броском и минометным выстрелом!), не очень хорошо при штурме замка.

Ведь Китай пошел своим путем: ядрышки тамошних баллестров (свинцовые и керамические) использовались в «гражданских разборках». На войну их, правда, и там не пустили.

Стреляли такими снарядиками и из луков (со специально обустроенными тетивами), тоже на охоте по мелкой дичи. Но вот камнестрельный лук и в боях, кажется, применялся! Правда, не в «фэнтезийную» эпоху: наш Кавказ, эпоха Шамиля-первого (не Басаева) и Хаджи-Мурата. И вроде бы только для «тревожащего» огня по окнам-бойницам, позволяющего экономить ружейные пули. Но все-таки! Мелкий камушек такой лук, говорят, посылал на 200 м, вблизи же бил камнями размером с гусиное яйцо…

Лучная «пулька» на охоте употребляется для стрельбы по животным размерами от воробья до лисицы

(Это утверждение содержалось в нескольких моих журнальных статьях, три года назад оно вошло и в опубликованную книгу. Тем не менее придется его несколько откорректировать. После более внимательного анализа тех же первоисточников – старых публикаций, описывающих кавказские, горские межклановые войны – выяснилось, что на 200 м такой лук посылал довольно серьезные камни, при попадании способные контузить или даже убить. Но такая дистанция получалась при выстреле не с земли, а с… боевой площадки каменной родовой башни!)

Арбалетно-ружейная стрельба зажигательными болтами, которые на стрелы уже совсем не похожи…

Кроме того, стреляющие «ядрышком» луки были довольно широко распространены в Индии: как телохранительское оружие (это-то понятно) и… боевое (может быть, потому, что в таком климате многие сражаются без доспехов?)

А рогатка – со снабженной упором в предплечье рукоятью, с четырьмя резиновыми тяжами, со специальной скобой на «кармашке» для снаряда (металлический шарик), допускающей кулачный хват, – бьет на… 250 м! В США даже общенациональные чемпионаты проводятся; на них, безопасности ради, вместо цельнолитых шариков используются полые баллончики с водой (а если пренебречь безопасностью, то можно их и зажигательной смесью наполнить!). Так что не зря Лазарчук в «Ином небе» дал рогатку в руки главному герою, который не юный хулиган, а матерый диверсант!

Сапковский же в одном из романов «ведьмачьего» цикла решил применить боевые арбалеты, бьющие какими-то стрелопульками: неоперенными снарядиками размером с гвоздь, которые при попадании вонзаются так, что целиком исчезают в теле – видно только входное отверстие. При этом называются они «бельтами» (хотя это, кажется, вольность переводчика, имевшего в виду арбалетные болты). В принципе такое возможно – но опять-таки скорее для «гражданской самообороны» или разбойного нападения, а не для перестрелок на боевых дистанциях.

Стоп. Это уже идет обсуждение ситуаций, когда мало того, что лук не лук, но и стрела уже совсем не стрела. А чем еще все-таки может быть стрела, хотя бы формально оставаясь сама собой?

Может – копьем: тонким и сравнительно легким, но почти трехметровой длины. Причем это стрела лучная! Применялась и применяется она (в бассейне Амазонки) для стрельбы по… рыбе. «Рыбные» стрелы бывают и короткими, облегченными, но – для стрельбы по водной живности, держащейся совсем неглубоко. А эта трехметровая пика при стрельбе почти «в упор» (считая за таковой поверхность реки) мгновенно пронизывает водную толщу на глубину, близкую к длине своего древка, и прицельно накалывает добычу. Как там насчет перестрелки с себе подобными – трудно сказать, но для борьбы с монстрами этот вариант, наверно, приемлем. Не обязательно даже в воде: такой «гарпун» оптимально сохраняет точность и силу на малой, но коварной за счет сопротивления среды дистанции.

Может – «авиационной пулей» (точнее – чем-то вроде неразрывной бомбочки): острый, тяжелый, компактный стержень, не выстреливаемый, а сбрасываемый с большой высоты. В таком случае это скорее «кассетное» оружие, для него должны существовать некие обоймы, позволяющие осуществлять сброс десятков стрел одновременно. Во время детства боевой авиации эти устройства довольно широко использовались для работы по наземным целям. Может – артиллерийским снарядом. В эпоху самых-самых первых европейских пушек (ну, не только пушек: там было много причудливо-переходных конструкций, иные из которых вплотную приближались к ручному оружию) ядро еще не доказало своих преимуществ перед стрелой. Между прочим, в «артиллерийских» версиях осадных арбалетов оно таких преимуществ действительно не имело. Огнестрельное оружие все-таки вскоре от использования стрел отошло, но попробовать их успело. То как небольшие «летающие тараны» для стрельбы по станковым щитам и замковым воротам (а замковые стены и ядрам долгое время были недоступны: ситуация изменилась лишь на подступах к XVI веку!), то даже при ведении огня по живой силе, но огонь этот был весьма ближний и велся как минимум из-за полевых укреплений.

Амазонский индеец стреляет по… водяной черепахе! Нет, она не летит над его головой, но плывет примерно на метровой глубине метрах в десяти-пятнадцати от берега: просто стрела-копье должна обрушиться на нее отвесно (иначе при любых обстоятельствах вода помешает!) и с такой силой, что глубоко пробьет панцирь

Снарядом, выстреливаемым из мушкета, стрела тоже может быть. В московских арсеналах такие фиксируются уже при Петре. Например, опись 1690 г. обнаруживает «780 стрел скорострельных мушкетных».

Первая треть XIV в.: одно из самых ранних изображений европейской пушки. Как видим, стреляет она отнюдь не ядром! Любопытно, что пушкарь, судя по «гербовым» наплечникам – не простой ратник, но рыцарь

Такие стрелы не только в оружейных хранились. Годом раньше в следственном деле об одном из стрельцов появляется допросная запись: «…Как под Девичьим монастырем отведывали из мушкетов стрел железных, и в то время у него Оброски попортило руку».

(Почему все-таки эти стрелы называются «скорострельными»? Скорее всего это не указание на быстроту перезарядки: так в то время именовались… системы залпового огня. Например, «5 скорострельных ружей на 36 пуль каждое» – это 180 мушкетов на пяти станках.)

Какое-то отношение к этому имеют и «мушкетные гранаты». Сейчас-то ружейное гранатометание не представляет собой экзотики, а вот во время «стрел скорострельных мушкетных» это было нечто диковинное. Тем не менее именно тогда «гость» Петр Микляев, посланный за границу (в Голландию) для закупки оружия, сообщил своему московскому начальству, что в Германии появились новые мушкетные гранаты: «полет имеют на восемьдесят сажен». Многовато для того, что в ту пору могло именоваться «гранатой». Не исключено, что это какой-то аналог… «взрывающегося древка»: того, которое так и не приняли на вооружение в Англии.

Так что снарядом для подствольного (то есть скорее – ствольного) гранатомета стрела тоже может быть.

Может – ракетой. Собственно, даже классическая ракета сохраняет стреловидность, а в первые ракетные века довольно часто «сопла» просто крепили к древку мощной стрелы над оперением. Ближе к наконечнику крепилась дополнительная емкость, чаще уже не с «ракетной», а просто с зажигательной смесью. Иногда это даже была не какая-то особая смесь, а просмоленная пакля, как на лучно-арбалетных «огненных стрелах». Аналогична и дальность полета – сотни метров, не тысячи, – и наконечники: жуткие зазубрины предназначены совсем не для того, чтобы стрелу (или ракету) было тяжело вытащить из раны, да хоть бы и из деревянной стены. Эти зубцы позволяли «зажигалкам» удерживаться на крышах, причем не крепостных башен, а зданий внутренней застройки. Пущенные издали, по крутой дуге, они неприцельно падали на осажденный город и, если повезет (не осажденным!), зацеплялись этими зубцами достаточно надолго, чтобы пламя успевало перекинуться со стрелы на домовые кровли.

Бр-р-р, недостаточно рыцарственно для типовой фэнтези!

Европейские стрелы-ракеты из трактата 1555 г. Это их «лебединая песня»: уже и тогда существовали ракеты куда более современного облика!

Китайский трактат 1621 г.: стрелы-ракеты и детали устройства для залповой стрельбы. Дальность полета этих «огненных стрел» – 400 м: меньше, чем может обеспечить мощный лук. Точность, даже при залпе, тоже не слишком высока…

Использовались ли стрелы-ракеты в полевом бою? На Востоке случалось, хотя в общем-то для них требуется цель, по которой промахнуться не легче, чем по осажденному городу. Но – бывало. Огромные массы пехоты в тесном построении, место дислокации вражеской конницы (именно место дислокации отряда, а не отдельные всадники!)… И все равно противника удавалось скорее рассеять, чем перебить. Короче говоря, это оружие применимо в основном против армии, которая не столько хорошо умеет сражаться в плотном строю, сколько категорически не умеет сохранять боеспособность без такого строя.

Любопытно, что, судя по ряду китайско-корейских трактатов, активный интерес к таким «ракетострелам» (иногда – залповым, в духе «катюши»!) возобновляется, после долгой паузы, в XVI–XVII вв. Это очень напоминает поиск «асимметричного ответа» на вызов начинающей проникать в регион полноценной европейской артиллерии. В реальной истории «асимметричность» отнюдь не помогла сравнять шансы… И снова: стоп. Это вновь начинается уровень, за которым стрела перестает быть стрелой.

А как обстояло дело со стрелами в каменном веке? Арбалетов, ракет и прочего, понятно, не существует – только луки. Наконечники стрел – кремень и обсидиан (где есть). Как эти стрелы проявят себя против доспехов, если контакт с одоспешенным миром все-таки состоится? Случилось ведь это в Америке все того же XVI в.! «Выносим за скобки»: неметаллические доспехи и щиты там были, что-то вроде армий – тоже, так что конкистадоры, как и монголы, побеждали не только оружием как таковым.

Для деревянного щита, войлочной или кожаной брони обсидиановый наконечник, чтоб не искать других слов, страшен: за счет естественного микропильчатого края он «вгрызается» в цель лучше стального. Кольчугу (нет, не латы и даже не пластинчатый набор) он тоже пробьет без труда, но… лишь при попадании по нормали: при любых других углах попросту разобьется.

В общем-то это действительно и для европейских стрел с металлическими остриями, но не так критично. В индейской же Америке складывалась парадоксальная картина: облаченный в кольчугу идальго шутя выдерживает полсотни попаданий – а пятьдесят первая стрела, угодив под нужным углом, не то что слегка повреждает кольчатый доспех, но пронзает его, как бумагу. С понятным результатом… А ведь у конкистадоров зачастую и не было ничего, кроме кольчуг: имей они средства на латы – вообще остались бы дома!