ГЛАВА 5

«Второстепенные союзники»: Русские, украинцы и другие этносы крыма в немецкой национальной политике

Русский вопрос и власовское движение

Одной из самых трагических и вместе с тем малоизученных страниц Второй мировой войны является история Власовского движения и созданных в результате его военно-политического развития вооруженных сил, известных как Русская освободительная армия (РОА). Какие цели преследовало это движение? Кто именно шел служить в эту армию? Наконец, что побуждало людей добровольно или недобровльно выступать на стороне врага своей Родины? В советское время на эти и многие другие вопросы мы могли получить только однозначно негативный ответ. Сейчас же большинство историков склонны считать, что не все было так просто с этим движением и с этой армией. И для понимания этой проблемы уже проделана колоссальная работа. Тем не менее некоторые ее аспекты до сих пор остаются без внимания историков. Одним из таких самых, на наш взгляд, неисследованных и запутанных остается вопрос истории Власовского движения и частей РОА на территории оккупированного немцами Крыма. И только ответив на него, мы сможем понять, что же на самом деле происходило на этом полуострове в период с 1941 по 1944 год.

Но вначале немного истории. С осени 1942 года важным фактором, впоследствии повлиявшим на изменения в немецкой национальной и оккупационной политике, стало Власовское движение. Это движение получило свое название и было неразрывно связано с именем бывшего генерал-лейтенанта Красной армии А. Власова, который в июле 1942 года попал в плен к немцам на Волховском фронте. Находясь в лагере военнопленных, Власов выразил желание сотрудничать с некоторыми представителями германского командования, которые в противовес убежденным нацистам выступали за союз с некоммунистической Россией, а также готовили убийство Гитлера и государственный переворот с концептуальным изменением целей войны. В обмен на сотрудничество он просил поддержки в деле «освобождения России от большевиков». В дальнейшем Власов намеревался создать новое правительство новой независимой России, «свободной от большевиков и капиталистов», а его вооруженными силами должна была стать антисталинская армия — РОА.

Однако немцы решили использовать его прежде всего как инструмент своей пропаганды в войне с СССР. И одним из первых шагов в этом направлении стала разработка листовки — «Обращение Русского комитета к бойцам и командирам Красной армии, ко всему Русскому народу и другим народам Советского Союза». Она была напечатана в Берлине 27 декабря 1942 года и подписана Власовым (председатель Русского комитета) и другим пленным советским генералом — В. Малышкиным (секретарь комитета). В этом «Обращении», которое получило название «Смоленского манифеста» (считалось, что именно там, поближе к России и к тем, кому адресовалось, оно и было написано), провозглашалось создание нового правительства — Русского комитета (который так и остался на бумаге) и его вооруженных сил — РОА. Главной целью их существования являлось «свержение Сталина и его клики, уничтожение большевизма».

Листовка имела некоторый успех, и прежде всего на оккупированных советских территориях. Поэтому германское командование приняло решение более активно использовать Власова и его сторонников в целях пропаганды, положив начало так называемой «акции Власова». Одним из результатов этой акции явилась организация в феврале 1943 года координационного центра, который должен был, как писал один из участников этих событий, «изучать политические и психологические проблемы Русского освободительного движения» — так стали называть всех сторонников Власова. К марту 1943 года центр разросся в крупную школу по подготовке пропагандистов для «восточных» добровольческих формирований вермахта (частей, набранных из граждан СССР), которая по месту своего расположения в местечке недалеко от Берлина получила название «Дабендорф».[244]

Здесь следует остановиться, сделать небольшое отступление и выяснить, что же на самом деле представляла собой РОА, разобраться с этим, так вроде бы хорошо известным и вместе с тем неизвестным, термином. Еще А. Солженицын в свое время писал, что искать определение этого термина «было для лиц неофициальных — опасно, для официальных — нежелательно. Поэтому до сих пор даже в серьезных исторических исследованиях, посвященных Второй мировой войне, бытует мнение, что «РОА — власовская армия», возникла она сразу же после провозглашения «Смоленского манифеста» и просуществовала без изменений до конца войны. Все это не так! Как уже можно понять из истории появления манифеста (да и из целей, с которыми он был написан), РОА связывалась с именем Власова только в пропагандистском отношении. Но даже и РОА как оперативного формирования, подчиненного Власову, никогда не существовало, ее… вообще не существовало. Не началась ее организация и после опубликования «Смоленского манифеста». Только позднее, весной 1943 года, почти все «восточные» добровольческие формирования вермахта (обычно численностью не более батальона), укомплектованные русскими добровольцами, стали называться «батальоны РОА». Ни Власов, ни его окружение не имели никакого отношения к созданию, формированию, боевому применению и командованию этими батальонами уже по той простой причине, что они начали создаваться в августе — сентябре 1941 года, когда Власов еще защищал Киев.[245]

Джафер Сейдамет (справа) и Абдулла Сойсал

Альфред Фрауэнфельд общается с местным населением

Боец одной из частей крымско-татарской «Schuma»

Крымско-татарские добровольцы на обложке популярного немецкого журнала «Сигнал»

Проект и вариант проекта нарукавного щитка для личного состава Крымско-татарского легиона

В подтверждение этих слов ныне покойный немецкий историк Й. Хоффманн писал автору этого исследования, что «все солдаты русской национальности могли считать себя с 1943 года бойцами РОА — в данном случае… речь в первую очередь шла только о пропаганде».

Все вышесказанное касается и «батальонов РОА» в Крыму, с той лишь разницей, что начали они создаваться уже после «признания» Власова председателем Русского комитета и «командующим РОА». Столь поздний срок можно объяснить лишь тем, что власовская программа — «Смоленский манифест» — получила сравнительную известность только в средней полосе России и практически осталась неизвестной на юге, тем более в Крыму. Широкую известность на территории полуострова имя генерала получило в связи со следующим по времени пропагандистским шагом немцев — появлением открытого письма Власова «Почему я встал на путь борьбы с большевизмом?» (18 марта 1943 года).[246]

Именно этому открытому письму, в котором он рассказывал «о своей жизни и своем опыте в СССР», объяснял причины, «побудившие его начать войну против сталинского режима», Власов был обязан своей популярностью в некоторых слоях населения.[247]

В Крыму первым на это письмо публично отреагировал бургомистр Ялты В. Мальцев, человек трагической и вместе с тем интересной судьбы. Кадровый военный и полковник ВВС, он в 1937 году был назначен начальником Главного управления Гражданского Воздушного Флота Средней Азии и Закавказья. Менее чем за год гражданский флот Туркменской ССР вышел на первое место во всемож-ном масштабе. По этой причине, а также за выдающиеся заслуги в области гражданского воздухоплавания, Мальцев бы представлен к высокой награде — ордену Ленина. Однако получить орден он не успел. Уже 11 марта 1938 года полковник Мальцев и некоторые другие руководители этой советской республики были арестованы органами НКВД и посажены в тюрьму по обвинению в антисоветской деятельности. После 18-месячного заключения в ашхабадской тюрьме его освободили, реабилитировали и затем назначили начальником санатория «Аэрофлот» в Ялте. На этой должности Мальцев находился с 1 декабря 1939 года и вплоть до вступления в город немецких войск’.

«По занятии германскими войсками города, — писал позднее Мальцев в своих воспоминаниях «Конвейер ГПУ», — я в полной военной форме явился к германскому командованию и объяснил причины, побудившие меня остаться».[248]

После небольшого допроса он предложил немцам свои услуги по организации отряда для борьбы с большевиками. Однако немецкий комендант немедленно отдал приказ о назначении Мальцева бургомистром Ялты. Находясь на этом посту, он старался вернуть город к нормальной жизни, чем заслужил к себе уважение как немцев, так и местного населения.

Тем не менее полковник Мальцев был прежде всего военным, и его деятельность не ограничивалась только работой в органах самоуправления. Так, обладая незаурядным ораторским талантом, Мальцев выступал с речами в различных городах Крыма, призывая население объединиться для борьбы со Сталиным и большевизмом. Особенно большой успех имели его выступления в городских театрах Симферополя и Евпатории.

Продолжая работать на ниве пропаганды, Мальцев по заказу штаба 11-й немецкой армии написал свои воспоминания, отрывок из которых был процитирован выше. По сути, его «Конвейер ГПУ», в котором он делился «опытом» пребывания в ашхабадской тюрьме, являлся первой на территории СССР книгой, посвященной сталинским репрессиям. Воспоминания были написаны в первой половине 1942 года, а уже в июле этого же года они были опубликованы отделом пропаганды штаба 11-й армии. За свою работу Мальцев даже получил гонорар — 500 марок. Книга оказалась настолько удачной, что немецкие пропагандисты широко использовали ее не только в Крыму, но и на других оккупированных территориях.

В декабре 1942 года Мальцев был вызван в штаб Восточных добровольческих частей, который находился в Симферополе. Здесь ему было поручено приступить к созданию коллаборационистских частей из местного населения. За очень короткий период Мальцев организовал шесть формирований, которые предназначались для борьбы с партизанами.[249]

В марте 1943 года Мальцев прочитал «Открытое письмо» генерала Власова, которое произвело на него огромное впечатление.

Ему показалось, что немцы наконец поменяли свою «восточную политику» и дают антисталинским силам возможность создать свой политический центр и собственные вооруженные силы для борьбы с коммунистами. Как и многие другие в то время, Мальцев ошибался и не знал, что немцы использовали имя бывшего советского генерала исключительно в пропагандистских целях. Тем не менее он начал действовать.[250]

Весной 1943 года полковник Мальцев решил присоединиться к Власовскому движению и подал рапорт о своем переводе в распоряжение Русского комитета. Позднее, 4 июня, в органе Симферопольского городского управления газете «Голос Крыма» был опубликован его ответ на письмо Власова. Ответ был написан также в форме открытого письма и озаглавлен «Борьба с большевизмом — наш долг». В этом письме Мальцев рассказывал, как он прошел путь от «коммунизма к борьбе с ним», и призывал всех коммунистов последовать его примеру, отдав все силы на благо русского народа, то есть поддержать Власова и РОА. «Д не колеблясь ни одной минуты, с радостью присоединяюсь к Вашему призыву… — писал Мальцев в своем открытом письме. — Надо положить конец чудовигцному преступлению Сталина, продолжающему гнать на смерть миллионы людей… Будем драться за свободную счастливую обновленную Россию без эксплуататоров и палачей. За тесное содружество двух великих наций! За нашу совместную победу с Германским народом!».

Не прошло и двух недель после опубликования этого письма Мальцева, как уже 18 июня «Голос Крыма» сообщил об открытии при его содействии первого вербовочного пункта РОА на полуострове. Этот пункт был открыт в Евпатории.[251] А уже 30 июня 1943 года в Симферополе состоялось освящение помещения центрального вербовочного пункта РОА в Крыму, по случаю чего в 6 часов вечера был отслужен торжественный молебен. Как писала газета «Голос Крыма», «он был открыт для проведения систематической разъяснительной работы, консультации, записи добровольцев и оформления их в ряды РОА, так как сотни лучших людей нашей Родины уже подали заявления о вступлении в ее ряды».

Следует сказать, что газета «Голос Крыма» проявляла большой интерес к теме РОА и немало способствовала ее популяризации среди всех слоев населения Крыма. Так, с этого же времени на ее третьей странице появилась рубрика «Уголок добровольца», в которой помещалась информация, посвященная формированию частей этой армии в Крыму, записи добровольцев, их боевым действиям. Публиковалась также информация не только крымского, но и общероссийского характера. Например, 29 марта 1943 года была опубликована статья «Русская Освободительная Армия», которая должна была доказать, что «служение народу и Родине в рядах РОА есть высший долг каждого боеспособного гражданина России и его почетная обязанность. Чистота знамени и идеи, нерушимость присяги Родине — таков лозунг РОА». В номере от 23 мая 1943 года раскрывались «Задачи Русского Освободительного Движения»: «Русский народ обязан прежде всего напрячь свои силы к уничтожению советской власти. Он должен сделать это во имя счастья грядущих поколений, во имя своего будущего. Это сейчас главная цель и в этом пока единственный прямой путь, сворачивать с которого преступно». А в статье «РОА и народы России» от 9 июля 1943 года определялось ее место среди уже существующих национальных добровольческих формирований: «РОА — это цемент, добровольно связывающий все национальные вооруженные силы Новой России. РОА — это основной союзник Германской Армии, ведущей всю тяжесть борьбы с большевизмом».[252]

Создание частей РОА на территории Крыма свидетельствовало о том, что русский вопрос занял качественно иной уровень в немецкой оккупационной политике. И, как следствие, это привело к значительным изменениям в сфере межнациональных отношений на полуострове. Особенно это касается русско-татарских взаимоотношений, которые с 1941 по 1943 год претерпели значительную эволюцию.

Американский историк А. Даллин писал, что в свете переселенческих планов нацистов их национальная политика по отношению к населению Крыма была долго не совсем ясна. Однако она явна была направлена на «дискриминацию русского населения». «Оно, — пишет этот исследователь, — вытеснялось со всех позиций в местном самоуправлении и экономике, особенно в сельской местности, и заменялось татарскими коллаборационистами».[253]

Естественно, менталитет русского населения за 20 лет советской власти очень изменился. Интернационалистское же воспитание привело к тому, что обычный русский человек вряд ли воспринимал крымского татарина как своего этнического или религиозного врага. На это в целом и рассчитывали немцы, когда планировали сделать татар опорой своего оккупационного режима. Выше уже говорилось, что началось все с заурядных подачек и экономических привилегий, которые, однако, распределялись по национальному признаку. Далее было создание национальных комитетов и помощь в религиозно-культурном возрождении. И, наконец, в январе — феврале 1942 года крымские татары получили возможность иметь свои национальные воинские части. Ничего этого, за редким исключением, русские не имели. Какова же была их реакция? В одном из отчетов оперативной группы «Д» можно прочесть такие строки: «Русское население вследствие татарской активности чувствует себя несколько подавленным, и это совершенно нормальная реакция».

А вскоре крымско-татарские националисты попытались перейти от слов к делу и претворить в жизнь свои планы национального строительства. Этому в целом благоприятствовало два фактора. Во-первых, как уже было сказано выше, начали создаваться крымско-татарские добровольческие формирования, в обязанности которых, даже с формальной точки зрения, входила борьба с партизанами и поддерживающим их населением. Во-вторых, эти партизаны и это население, как правило, были либо славянами, либо симпатизировавшими им греками. Таким образом, даже просто выполняя немецкие приказания по борьбе с партизанами, крымско-татарские добровольцы могли заниматься этническими чистками.

Так, уже в ноябре 1941 года после организации первых отрядов самообороны ходили слухи, что татары собираются вырезать русские деревни, и даже кое-где уже режут русское население. Пока это делалось втайне от оккупантов, так сказать в порядке частной инициативы. Однако уже зимой 1942 года руководители Бахчисарайского и Алуштинского мусульманских комитетов обратились к немецким властям с предложением уничтожить всех русских. Известно, что немцы никак не отреагировали на это. Тем не менее сам факт обращения стал достоянием местного татарского населения, которое на свой страх и риск начало расправляться с русскими. Например, такие этнические чистки имели место в Бахчисарайском районе, а именно: в деревнях Верхний Керменчик и Бия-Сала.

Несмотря на то что эти события так и не стали системой, не вызывать тревоги у русских они тоже не могли. И, самое интересное, большинство из них начали склоняться к мысли, что в таком положении виноваты не только и не столько немцы. Один из свидетелей событий оккупации так в целом отразил эти настроения: «Русский человек, — писал он, — в тот момент должен был быть в несколько раз осторожнее… и видеть двух врагов: это фашистов и подавляющее большинство татар, из-за которых погибло много партизан в лесу, подпольщиков и других. Кроме того, татары хотели вместе с немцами… уничтожить русских в Крыму».

Забегая несколько вперед, следует сказать, что такие настроения в среде русского населения сохранились до самого конца оккупации. Более того, подавляющая его часть вполне нормально восприняла депортацию крымских татар. И не потому, что питало к ним какую-то «иррациональную ненависть», как пишут сейчас некоторые протатарские историки. Просто очень был еще свеж страх, который пережили многие русские в 1942–1943 годах.

Благосклонное поначалу отношение немцев к РОА показало крымско-татарским националистам, что с дискриминацией русских (в определенной степени) покончено. А немецкая национальная политика в Крыму выходит на новые позиции. Одной из таких позиций должно было стать сотрудничество между коллаборационистами из различных национальных групп, а не их противопоставление, как это имело место раньше. В связи с этим будет небезынтересно упомянуть тот факт, что в крымских частях РОА служили не только русские, но и крымские татары. Это подтверждает целый ряд публикаций в «Голосе Крыма», свидетельствующих о «совместной борьбе татар и русских против большевизма»: «Плечом к плечу с РОА», «Борьба татар против большевизма», «Голос крови зовет меня» и т. п. Основной смысл этих статей можно выразить следующей фразой из одной из них: «Победа или смерть! Плечом к плечу с русской Армией мы пойдем на борьбу за наше освобождение».

В крымско-татарской прессе можно было встретить такие же высказывания. Так, 28 апреля 1943 года орган Симферопольского мусульманского комитета газета «Azat Kirim» опубликовала передовую статью со следующим пассажем: «Русские интеллигенты, военные офицеры и крестьяне своим объединением вокруг генерала Власова показали, что они вышли на правильную дорогу. Отныне на фронтах татары, украинцы и донско-кубанские казаки неодиноки: в их ряды включаются и русские добровольцы. Отныне наступление, начатое из областей, освобожденных благодаря германским войскам, будет всеобщим наступлением наций, которые являются братьями по оружию».[254]

В дальнейшем развитие военного сотрудничества коллаборационистов должно было привести к сотрудничеству политическому. В январе 1944 года так и произошло. Речь идет о проекте генерал-полковника Э. Йенеке, направленного на создание в Крыму местного правительства, куда должны были войти представители трех наибольших национальных групп полуострова — русских, украинцев и крымских татар. О том, к чему привел этот замысел, было достатоточно сказано выше, поэтому здесь не имеет смысла повторяться.

Естественно, что все местное руководство РОА было тесно связано с органами немецкой пропаганды, а именно со Штабом пропаганды «Крым» — главным инструментом психологической войны на полуострове. Его начальник обер-лейтенант Фрай, в частности, рекомендовал своим подчиненным использовать офицеров РОА «для непосредственного разъяснения обстановки и использования в качестве докладчиков на радио и в печати».

Например, 11 июня 1943 года капитан Б. Ширяев прочитал собравшимся в алуштинском «Доме воспитания» учителям лекцию на тему «Немецкая система воспитания как основа высокого жизненного уровня в государстве». Другие офицеры-пропагандисты, такие как капитаны JI. Станиславский, Г. Барятинский, А. Таманский и другие, активно выступали со статьями в местной печати, а поручик Константин Быкович даже стал впоследствии главным редактором газеты «Голос Крыма».[255]

Пропагандисты РОА также привлекались для подготовки листовок и воззваний, обращенных к бойцам Красной армии и крымским партизанам, в которых последние призывались переходить на сторону немцев. При их участии были составлены листовки со следующими характерными названиями: «Братья красноармейцы!», «К офицерам и солдатам Красной Армии», «Товарищ, один вопрос…!» и т. п.

В конце июля 1943 года в добровольческих формированиях, лагерях военнопленных и немецких дивизиях, расположенных в Крыму и имеющих русских добровольцев, появились выпускники школы в Дабендорфе — офицеры-инспектора РОА, призванные «следить за физическим и моральным состоянием своих соотечественников>Л Это было еще одной из обязанностей офицеров РОА, и на территории Крыма в том числе.

Как известно, весь 1943 год прошел под знаком ухудшения положения германских вооруженных сил на Восточном фронте. Это, естественно, не могло не сказаться на ситуации с РОА, и в Крыму в том числе. Например, уже в январе 1944 года в одном из отчетов Штаба пропаганды «Крым», озаглавленном «Об откликах населения на немецкую пропаганду», было отмечено некоторое ослабление энтузиазма крымчан и местных властей по поводу РОА. В газете «Голос Крыма», говорилось в этом отчете, «…совершенно не пишется о РОА. Нужно было что-нибудь писать о ней, даже если она используется где-то на Итальянском фронте».

Как ни парадоксально, но одновременно с этим немецкие власти не рекомендовали распространять власовские газеты, такие как «Доброволец», «Заря», «Боевой путь» и другие, среди рабочих трудовых лагерей, опасаясь возникновения «русских фантазий».

Скорее всего, имелись в виду «фантазии» о русской национальной идее и так называемой «третьей силе», то есть использовании РОА в качестве инструмента в борьбе и против большевиков, и против нацистов. Так, в том же отчете Штаба пропаганды указывалось, что «среди населения имеется много сторонников… «третьей силы». Это — люди, ожидающие окончательного завершения войны, которое наступит после полного поражения Германии и Советского Союза… Совершенно определенно, эти идеи косвенно или прямо направлены против немецких интересов. Несмотря на это «Голос Крыма» опубликовал уже несколько статей, посвященных этому вопросу и созвучных общему мнению населения. Последней из таких статей является статья «Третья мировая война» в номере от 7 января 1944 года, где речь идет о том, что Англия и Америка третью мировую войну будут вести против СССР… А Германия… вычеркивается».

При этом немцев беспокоило прежде всего то, что такое убеждение «снизило страх перед возвращением большевиков», что оно могло сказаться на лояльности населения к оккупационным властям и повлиять на желание совместно с ними оборонять Крым. В конце концов подобные высказывания привели к тому, что теперь за пропагандистами-лекторами РОА было установлено постоянное наблюдение, а для проведения лекций были выработаны унифицированные образцы докладов, которые утверждались в Штабе пропаганды «Крым».[256]

Помимо чисто пропагандистских целей части РОА в Крыму использовались и по своему прямому назначению — для участия в боевых действиях против Красной армии и партизан, что было также своего рода пропагандой. Недаром находясь еще в лагере военнопленных, генерал Власов говорил немецким офицерам: «Чтобы добиться победы над Советским Союзом, нужно ввести в бой против Красной армии военнопленных. Ничто не подействует на красноармейцев так сильно, как выступление русских соединений на стороне немецких войск…».

После открытия вербовочных пунктов РОА началось формирование частей этой армии в Крыму. Об их общей численности судить очень трудно, так как немецкая сторона эту численность явно завышала, заявляя о «тысячах добровольцев», которые с утра до вечера толпились у дверей, например, симферопольского пункта. Один из очевидцев позднее вспоминал: «Желающих записаться было такое огромное число, что прикомандированные к пункту не справлялись с работой. Сюда приходили и 17-летние юноши и 50-летние мужчины, требуя записать их и дать им оружие в руки, для борьбы с большевизмом. Здесь было много сцен истерики при отказе по возрасту».

Советская сторона, напротив, преднамеренно занижала численность добровольцев, сообщая о том, что в «Крыму с треском провалилась кампания, проводимая немцами по вербовке в РОА. Никакие угрозы, никакие подручные Власова, выступавшие с воззваниями, не подействовали на советских людей — они в РОА не пошли… Своей освободительной армией наши люди называют Красную армию».

Тем не менее советское военно-политическое руководство считало, что РОА, даже несмотря на свою малочисленность, может быть весьма опасной. Для того чтобы сорвать набор добровольцев и очернить в глазах населения саму идею Власовского движения, был предпринят целый комплекс мероприятий военно-политического характера. За линией фронта этим занимались органы советской пропаганды, в Крыму — партизаны и подпольщики. Так, в ответ на начало вербовочной кампании на полуострове Главное политуправление Красной армии выпустило в количестве 300 тыс. экземпляров листовку «Солдаты и офицеры РОА». В ней была предпринята попытка повлиять на записывающихся в эту армию добровольцев — и уже не только уговорами. «Вы стараетесь прикрыть свою измену, — говорилось в листовке, — громкими фразами о «борьбе с большевизмом» «за счастье народа», за «Новую Россию». Все это ложь — вы изменники. Вы просто служите немцам, потому что вам там хорошо живется. Вы продались за сытную еду, за красивую форму, за легкую жизнь. Немцы перед вами всячески заискивают, стараются вам угодить, лишь бы вы дрались вместе с ними. Но вы просчитались…»[257]

И это было только начало. Всего же за период с 15 мая по 1 октября 1943 года редакция газеты «Красный Крым» (г. Краснодар) — основной орган печатной пропаганды на полуострове — выпустила 15 наименований листовок на тему о РОА (всего 375 тыс. экземпляров, по 25 тыс. каждого наименования). Среди них такие, как: «К добровольцам», «Не идите в так называемую «русскую освободительную армию», «К добровольцам и всем, кто обманут Гитлером!», «К «добровольцам», полицейским, старостам и всем, кто работает на немцев», «К солдатам и офицерам РОА» и т. п.[258]

Если советская власть была еще вне пределов Крыма и могла действовать пока только пропагандой, то партизанам и подпольщикам были даны указания срывать вербовку в РОА любой ценой, вплоть до применения террора. В целом своей пропагандой и агитацией партизаны должны были создать атмосферу недоверия и нетерпимости по отношению к этой армии и тем, кто в нее записывался. Для этого было необходимо ответить на ряд вопросов, которые могли бы возникнуть у населения: «Что означает эта новая авантюра Гитлера… Для чего нужна Гитлеру РОА?». Следовало говорить так: «Германии до зарезу нужны солдаты, нужно мясо для пушек. Для этого и нужна немцам так называемая «РОА». Гитлер хочет заставить русских людей воевать против России, против своих единокровных братьев, за чуждые нам интересы немецких князей и баронов». На очень существенный вопрос «из кого состоит РОА?» предполагалось отвечать, что «она состоит из белогвардейцев, разгромленных в свое время Красной армией и бежавших за границу. Кроме того, немцы силой загоняют в эту армию военнопленных. Гитлеровцы в своих газетах открыто пишут, что им нужна «белая армия»… Вот о какой армии мечтают немцы, в какую армию они хотят загнать русских людей и заставить воевать против своей отчизны… «РОА» — это наглый обман, это ловушка для русского народа».[259]

То есть, несмотря на принижение советской пропагандой значения РОА, работе по срыву вербовки в нее отводилась «исключительно важная роль». Вот только некоторые из акций крымских партизан и подпольщиков, направленных против власовцев. Так, по воспоминаниям феодосийского подпольщика А. Овчинникова, вопрос о «срыве вербовки в РОА» был очень важным и не снимался с повестки дня заседаний его подпольной группы до весны 1944 года. Советской пропагандой среди добровольцев РОА занималась работавшая в период войны в Симферопольской центральной библиотеке Е. Пахомова. Партизан из Евпатории Н. Каташук вспоминал: «Перед группой связанных со мной товарищей я поставил задачу не допустить ни одного рабочего в так называемую «власовскую армию’’». 26 февраля 1944 года диверсионная группа Симферопольской подпольной организации пустила под откос воинский эшелон на перегоне Альма — Симферополь. Помимо уничтоженной в нем военной техники было также убито и ранено 315 солдат и офицеров из частей РОА.[260]

Кто же шел добровольцем в эту армию? Для советской стороны были характерны такие высказывания: «Немцы и их лакеи — предатели советского народа — развернули в Крыму бешеную кампанию по «вербовке» добровольцев в так называемую «русскую освободительную армию». Они проводят митинги, собрания, пишут статьи в своих бульварных газетках, призывают и угрожают… Но добровольцев идти на службу к гитлеровцам не оказывается. Затея немцев явно провалилась. В Симферополе фашисты кое-как наскребли 6—7 «добровольцев», решивших под угрозой расстрела пойти на черное дело. Не имеет успеха «вербовка» и в других городах и в сельской местности Крыма. Поэтому гитлеровцы прибегают к излюбленному методу насильственной мобилизации населения».[261]

Что же касается тех, кто все-таки пошел служить в РОА, то о них коммунисты говорили только так и не иначе: «По Симферополю еще набрали в РОА около 15 человек, и то из числа уголовников и других враждебных элементов, подвергшихся репрессиям со стороны советской власти».

Как известно, такие высказывания были характерны не толь-га) для крымской ситуации, и правдой в них было только то, что в РОА действительно шли люди, которые были, мягко говоря, не в ладах с советской властью, и зачастую не по своей вине. Об одном из них, Викторе Мальцеве, говорилось выше. В июне 1943 года газета «Голос Крыма» сообщила своим читателям, что «работники Ялтинского городского управления устроили теплые проводы В.И. Мальцеву, отъезжающему добровольцем в РОА». Отвечая на прощальные речи своих сотрудников, Мальцев сказал: «Долг каждого из нас — честно работать и отдать все для нашего несчастного русского народа. Пусть каждый из нас честно выполнит свой долг». В конце этой встречи ялтинский бургомистр М.Н. Каневский вручил Мальцеву большой букет живых цветов. Покинув Крым, он, как бывший летчик, вступил в Русскую авиационную группу, расквартированную в Восточной Пруссии. Осенью 1944 года на основе этой группы стали формироваться ВВС Комитета освобождения народов России (КОПР), командующим которыми в чине генерал-майора и стал Мальцев.[262]

Следуя его примеру, в июне 1943 года добровольцем в РОА вступил феодосийский бургомистр И. Харченко. А вскоре их примеру последовали и многие другие представители местной гражданской администрации. Однако основным контингентом, который шел в РОА, были простые местные жители и военнопленные, доведенные до отчаяния в немецких концлагерях.[263]

Из сказанного видно, что источники пополнения крымских формирований РОА были разнообразными, разнообразной была и униформа их личного состава. Так, бойцы частей РОА, набранные непосредственно на территории полуострова, носили в основном немецкую униформу пехотного образца, выданную со складов вермахта. Офицеры-пропагандисты прибывали из Дабендорфа, как правило, в своей униформе: или немецкой, или трофейной со складов иностранных армий (например, голландской). В ноябре — декабре 1943 года в Крым с Таманского полуострова стали прибывать части 17-й немецкой армии. Находившиеся в ее составе «батальоны и роты РОА» не имели единого обмундирования. Большинство солдат этих формирований носили немецкую пехотную униформу или одежду, специально перешитую по военному образцу.

Единственным моментом, что объединяло все типы этого обмундирования, была символика и знаки различия РОА. Как известно, они начали разрабатываться с января — февраля 1943 года, а уже 4 апреля 1943 года газета «Доброволец» опубликовала образцы и описание этих знаков, включавших:

1. Нарукавную эмблему в виде щитка темно-зеленого цвета с синим андреевским крестом на белом поле с красной окантовкой и желтыми буквами «РОА» в верхней части щитка;

2. Овальную сине-красную кокарду;

3. Темно-зеленые петлицы с продольной полоской и пуговицей, с серебряной выпушкой для офицеров и золотой для генералов;

4. Темно-зеленые погоны с красной выпушкой, с белыми суконными лычками — для унтер-офицеров, с красными просветами и золотистыми звездочками — для офицеров и с золотыми зигзагообразными галунами — для генералов.

Курсанты школы пропагандистов в Дабендорфе одними из первых получили новые петлицы, погоны и эмблемы РОА. Вероятно, с прибытием этих офицеров в Крым и связано первое появление знаков различия РОА на полуострове.

На вооружении крымских формирований РОА (как, впрочем, и в других регионах) состояли главным образом трофейные образцы пехотного вооружения: советские, польские, чехословацкие и другие винтовки, автоматы и пулеметы. Когда же трофейных образцов не хватало, то в качестве исключения, допускалось вооружение некоторых частей (самых надежных) немецким оружием. В основном это были карабины Маузера 98к, автоматы МР-40 и пулеметы MG-34 и MG-42. Что касается тяжелого пехотного вооружения (минометы, противотанковые средства) и артиллерии, то их на вооружении крымских формирований РОА не было.[264]

К весне 1944 года в Крыму располагались следующие формирования РОА:[265]

Какова же была их общая численность? В целом за указанный период она колебалась от 2 до 4 тыс. человек, причем почти / из них в конце 1943 —начале 1944 года перешла на сторону партизан. Это привело к тому, что немцы отвели с передовой некоторые части РОА, разоружили их, а личный состав заключили в концлагеря. По донесениям советских разведчиков такой случай имел место в Евпатории в марте 1944 года. А с 3 по 12 декабря 1943 года около батальона власовцев было переброшено из Крыма в Италию и во Францию.

Концом Власовского движения на территории Крыма можно считать февраль 1944 года, когда немцы закрыли симферопольский вербовочный пункт РОА. Как позднее вспоминал один из власовцев, «пункт стал привлекать к себе антибольшевистские силы с заводов и фабрик, из татарских аулов и городов Крыма»..[266] Таким образом, немцы и здесь остались верны себе: им нужны были обыкновенные наемники, а не идейные добровольцы.

Эти наемники продолжали служить в рядах вермахта еще два месяца, до весеннего наступления Красной армии, в ходе которого была разгромлена немецкая группировка на полуострове. По мнению современного российского историка К. Александрова, «все русские добровольческие формирования вермахта, дислоцированные в Крыму, погибли в ходе (этих) операций». Еще более трагическая участь постигла В. Мальцева. В 1946 году он был передан западными союзниками в руки советских властей и в ночь на 1 августа повешен во дворе Бутырской тюрьмы (Москва) вместе с генералом Власовым и другими высшими офицерами РОА.

Деятельности украинских националистов в период Второй мировой войны посвящено множество работ. В отношении интереса к их организациям, как со стороны историков, так и пропагандистов, им «повезло» гораздо больше, чем каким-либо другим националистическим движениям. В советское время это происходило по одним причинам. Нет нужды объяснять, что в наше время этот интерес возникает совершенно с противоположной стороны. Начиная с 1945 года изучены почти все аспекты истории украинских националистических организаций. Однако все они касаются в основном их деятельности на территории собственно Украины. Ряд же фактов свидетельствует о том, что на протяжении всего периода немецкой оккупации они пытались распространить свое влияние и на Крым, уже тогда считая его сферой украинских интересов.

Рассмотреть эти факты в политической и военной плоскостях, а также в связи с использованием германским военнополитическим руководством «украинского фактора» в оккупационной политике на территории Крыма, и входит в задачи данного исследования.

Стремление украинских националистов овладеть Крымским полуостровом не было случайным. Уже перед войной они вполне обоснованно считали, что «только тот, кто будет господином Крыма и будет иметь свободный путь через Босфорские ворота к мировым путям, тот будет хозяином Черного моря и юга Восточной Европы». После начала Второй мировой войны эти стремления только усилились.

Первые попытки украинских националистических организаций проникнуть в Крым относятся к лету 1941 года. Все они связаны с деятельностью Организации украинских националистов (ОУН), которая в данный период была наиболее активной.[267] Так, в это время в рядах наступавшей на Крым 11-й немецкой армии действовало несколько так называемых походных групп ОУН. Несмотря на то что эти группы номинально входили в состав более крупной «Южной походной группы ОУН», в своих действиях они были вполне самостоятельны. В их задачи, пишут современные украинские историки А. Дуда и В. Старик, «входило продвижение вдоль побережья Черного моря вплоть до Кубани». На всем протяжении пути своего следования члены этих групп должны были вести пропаганду украинской национальной идеи, а также пытаться проникать в создаваемые немецкими оккупационными властями органы «местного самоуправления и вспомогательную полицию с целью их последующей украинизации».

Следует сказать, что вся «Южная походная группа ОУН» принадлежала к мельниковской ветви этой организации, а ее отдельные подразделения возглавляли выходцы из Буковины: Б. Сирецкий, И. Полюй, О. Масикевич и С. Никорович — все видные общественные деятели, большинство из которых только что были выпущены немцами из советских тюрем. Возглавляемые ими группы действовали очень скрытно, часто под видом переводчиков при немецких воинских частях, членов рабочих команд и сотрудников «экономических штабов».[268]

Исследуя деятельность этих походных групп, нельзя не отметить, что до сентября — октября 1941 года немецкие военные и гражданские власти очень лояльно относились к проявляемой ими активности. Однако вскоре ситуация изменилась. Главным образом это было связано с попыткой бандеровской ОУН провозгласить 30 июня 1941 года во Львове «Независимую Украину».[269] Это событие в целом заставило немцев очень настороженно относиться ко всем проявлениям украинской национальной идеи. Что же касается крымской ситуации, то здесь, наряду с общим резонансом от львовских событий, существенную роль сыграло включение полуострова в систему «нового немецкого порядка». Создание 1 сентября 1941 года рехйскомиссариата «Украина» (Reichskomissariat Ukraine), в котором Крым фигурировал как часть организационно входившего в него генерального округа «Крым» (Generalbezirk Krim), недвусмысленно показало, что немцы не допустят на полуострове постороннего влияния.[270]

В январе 1942 года в Крыму появились 6 новых походных групп ОУН. Однако на этот раз все их члены принадлежали к бандеровской ветви этой организации и являлись выходцами либо из Галиции, либо с Правобережной Украины. Каждая из групп насчитывала в среднем по 6 человек. Они пытались создать в Крыму подпольное движение, однако, по словам украинского эмигрантского историка В. Косыка, их действия со стороны крымчан были поддержаны лишь единицами.[271]

При этом будет небезынтересным отметить, что некоторые представители крымско-татарских националистов выступили за тесное сотрудничество с членами ОУН. Тем не менее эта позиция не нашла отклика у влиятельных политических лидеров крымских татар, которые делали ставку на поддержку со стороны Германии. Отношения с ОУН на этом этапе войны могли только скомпрометировать татарское национальное движение в глазах немецкого военно-политического руководства.[272]

В ответ на подпольную деятельность ОУН со стороны немецких оккупационных властей незамедлительно последовали репрессии. Так, член одной из походных групп, проникших в Крым, был арестован еще по дороге в Симферополь. Другая походная группа, численностью в 14 человек (руководители Р. Бордаховский и Наконечный), была в полном составе арестована и расстреляна гестапо в Джанкое в начале декабря 1941 года.[273]

В начале следующего года в Симферополе по приказу Службы безопасности (СД) был закрыт местный украинский театр, а ряд его актеров были арестованы за связи с ОУН. Одним из немногих уцелевших был член «Южной походной группы» Б. Суховерский, который еще в течение 1942 года продолжал организационную работу в Крыму.[274]

Таким образом, ни одной из проникших в Крым походных групп ОУН не удалось создать здесь действенное и влиятельное националистическое подполье. Все попытки, направленные на это, беспощадно пресекались оккупационными властями. Единственным же достижением украинских националистов в Крыму с политической точки зрения стало создание местного Украинского комитета, в который вошли люди, не связанные с ОУН и находившиеся под полным контролем немцев. В данном случае события развивались следующим образом.

1 июля 1942 года комендант Симферополя издал распоряжение, согласно которому «все украинцы… которые живут в городе… но которые почему-то зарегистрированы как русские… могут обратиться с прошением в комиссию при Главном управлении полиции Симферополя… Личности, украинская национальность которых будет доказана, получат новые паспорта с верно указанной национальностью».[275] Для этого была создана специальная комиссия, которая занялась исправлением паспортов. По данным современного украинского историка В. Сергийчука, за относительно недолгий период были внесены изменения в почти 4 тыс. документов.

Далее. На том основании, что они «нерусские», местные украинские общественные деятели 27 сентября 1942 года образовали свой национальный комитет, в ведение которого перешли все торгово-промышленные предприятия и открытое ранее при городском управлении Бюро помощи украинскому населению.[276]

В начале своей деятельности этот комитет состоял из председателя и пяти членов, каждый из которых отвечал за определенный род деятельности. Так, пропагандой, школами и библиотекой занимался В. Шарафан; торгово-производственным сектором, магазином и мастерскими — Е. Колесниченко; санитарной частью заведовал врач Исаев; материально-бытовой — Н. Цишкевич. Возглавлял комитет Н. Шапарь. Деятельность председателя и его заместителя оплачивалась из фонда городского управления Симферополя, а остальные члены комитета работали на общественных началах.[277]

Руководство этой организации старалось объединить вокруг нее «сознательных украинцев», однако столкнулось с вполне объяснимыми трудностями. Украинцев в Крыму было мало, а тех, кто поддерживал комитет, — еще меньше. Поэтому чтобы дело «украинизации» шло успешнее, лидеры комитета открыли специальный «украинский магазин» и объявили, что «только украинцам будут выдавать муку и другие продукты». Как писал очевидец этих событий, «из-за этого в украинцы записывались люди, которые сами и отцы которых никогда не видели земель Украины и которым при других обстоятельствах и в голову бы не пришло обратиться в украинцев».[278]

Следует сказать, что столь позднее, по сравнению с другими национальными организациями, создание Украинского комитета в Симферополе объясняется прежде всего тем недоверием, с которым немцы относились к украинским националистам после активизации ОУН как на Украине, так и в Крыму.

Деятельность комитета носила исключительно культурный и экономический характер. Что же касается политических вопросов, то об участии в их решении не могло быть и речи. Поэтому к середине 1943 года эта организация влачила жалкое существование, а ее члены никого, кроме себя самих, не представляли.

В целом же попытки националистов (как легальных, так и не легальных) украинизировать полуостров были весьма и весьма скромными. В 1942 году в Симферополе некоторое время работала украинская начальная школа. Была попытка открыть автокефальную церковь, но из-за сопротивления верующих она провалилась. Как событие большого значения «местная украинская общественность» отмечала оперу «Запорожец за Дунаем», которую 2 июня 1942 года поставил украинский музыкально-драматический театр. К слову, просуществовал этот театр недолго и был закрыт немцами. Весной 1942 года один из оуновских подпольщиков написал отчет о деятельности на территории полуострова. В нем, в частности, есть такая фраза: «Украинцы в Крыму представлены не лучшим образом… Они, в общем, перепуганы, без инициативы». Как можно убедиться, он имел полное право написать такие слова.[279]

Из сказанного видно, что создание Украинского комитета не являлось заслугой националистов, а было составной частью немецкой политики, направленной на использование «украинского фактора» на территории Крыма. Другим аспектом этой политики, ее продолжением в военной плоскости стало создание и использование украинских добровольческих формирований в вермахте и немецкой полиции.

Так, еще в составе воевавшей в Крыму в 1941–1942 годах 11-й немецкой армии действовало несколько небольших частей украинских добровольцев. Самым известным из них являлся «Украинский добровольческий корпус» (численностью не больше батальона) под командованием сотника Тименко. В январе 1942 года это подразделение участвовало в боях против советского десанта под Феодосией, где, — как писала газета «Винницкие вести», — «наголову разбило батальон Красной армии».[280]

17 ноября 1941 года Главное командование 11-й армии издало «Указание по созданию вспомогательных команд». Этот документ дает весьма полное представление о немецкой политике, направленной на привлечение украинских добровольцев в силовые структуры вермахта. В целом о принципах этой политики там говорилось следующее:

«Для усиления собственных охранных сил, а также для поддержания спокойствия и порядка в занятых областях, всеми воинскими подразделениями могут быть созданы вспомогательные охранные команды из особо надежных жителей, о которых известно, что они боролись с большевизмом или настроены антибольшевистски.

При формировании команд руководствоваться следующими указаниями:

1. Численный состав этих команд должен быть, по возможности, небольшим. Привлекать к этому столько людей, сколько необходимо для выполнения данного задания;

2. При включении в состав команды должны принципиально исключаться: члены коммунистической партии, активисты и сочувствующие коммунизму, кроме того, приверженцы так называемого движения «Бандеры» и уголовные преступники. Для надежного контроля над вспомогательными командами привлекать войска СД;

3. Вспомогательные команды должны контролироваться исключительно немецкими военными силами;

4. Вспомогательные команды различных местностей не должны иметь между собой никаких связей;

5. Пока вспомогательные команды подчинены немецким подразделениям, они должны носить белую нарукавную повязку с надписью «На службе у немецкого вермахта». Повязки простой формы изготавливаются воинскими частями и снабжаются печатью;

6. Каждый член такой команды получает от воинского подразделения удостоверение с фамилией и номером, сроком на 4 недели. Список выданных удостоверений должен вестись и периодически проверяться. Срок действия удостоверения должен быть отмечен в удостоверении и в списке;

7. Следить, чтобы на вооружении вспомогательных команд были только резиновые и деревянные дубинки. Огнестрельное оружие (пистолет или винтовку) давать только вполне надежным людям на ограниченный срок, для выполнения особых заданий под ответственность начальников немецких подразделений;

8. Вспомогательные команды имеют право на производство только временного ареста. Наказание является делом только немецких военных сил;

9. Назначение вспомогательных команд в караул или охранение производится в соответствии с особым указанием по обеспечению войск;

10. Роспуск вспомогательных команд производить только в случае, если в них нет необходимости».

Таким образом видно, что немцы постарались оградить этих добровольцев от всяческого политического влияния. В то же время, создавая команды на таких принципах, они полностью исключили возможность возникновения на их основе полноценной военной силы. Наконец, нельзя не отметить, что подобные ограничения касались только команд из славянского населения. Как было показано выше, созданные почти одновременно крымско-татарские отряды самообороны обладали гораздо большими правами и привилегиями.

К лету 1942 года была окончательно организована система охраны общественного порядка на территории Крыма. Функции по его «полицейскому обеспечению» были возложены на фюрера СС и полиции «Таврия» (SS- und Polizeifuhrer Taurien), который находился в подчинении главного фюрера СС и полиции «Россия-Юг» (Hohere SS- und Polizeifuhrer Ru?land-Sud’).

Помимо немецкого персонала в разных ветвях немецкой полиции (охранная полиция, жандармерия, железнодорожная охрана и т. п.) служили и местные добровольцы. При этом следует сказать, что, в отличие от армейского командования, эти добровольцы были организованы по национальному признаку. Так, по подсчетам американского историка А. Муньоса, в ноябре 1942 года в подчинении фюрера СС и полиции «Симферополя» находились следующие силы:[281]

Однако все эти лица при их приеме в полицию опять-таки проходили строгую проверку на их принадлежность не только к органам советской власти, но и к ОУН. Поэтому в своей основной массе они вряд ли были «национально-сознательными украинцами». Следует подчеркнуть, что термин «украинская полиция» для крымской ситуации является больше условным, чем официальным. Дело в том, что немцы, за исключением специально оговоренных случаев, называли «украинскими» все полицейские формирования, созданные на территории рейхскомиссариата «Украина». Обычно в этих частях служили представители и других национальностей.

Еще одной категорией украинских добровольческих формирований на территории полуострова являлись части, находившиеся в подчинении командующего войсками вермахта в Крыму. Однако в данном случае это были «пришлые» формирования, которые, в отличие от полиции, были укомплектованы не местными добровольцами, а эвакуированы в Крым с Таманского полуострова вместе с 17-й немецкой армией в октябре — декабре 1943 года. Следует сказать, что это было своего рода уникальное объединение вермахта, так как 16 % (28 436 чел.) от его общей численности составляли «восточные» добровольцы.

В том числе, украинским персоналом были укомплектованы следующие подразделения этой армии (по состоянию на 23 ноября 1943 года):[282]

В среднем численность этих формирований равнялась 2140–2780 человек, что, таким образом, соответствовало 7,5–9,7 % от общего количества «восточных» добровольцев 17-й армии.

Поскольку украинские роты и батальоны являлись частью германских вооруженных сил, пропаганда идей украинского национализма была в них строго запрещена и пресекалась самым решительным образом. В апреле — мае 1944 года все эти подразделения погибли в ходе советского наступления, уничтожившего крымскую группировку немцев.

В начале 1944 года немцы предприняли запоздалую попытку свести воедино свои усилия по политическому и военному использованию «украинского фактора» в своей оккупационной политике на территории Крыма. Как известно, в январе этого года командующий войсками вермахта в Крыму генерал-полковник Э. Иенеке приказал начать подготовку к созданию на полуострове местного правительства. По замыслу немцев, украинскому комитету, а также русским и татарским организациям отводилась в нем довольно существенная роль. Однако этим замыслам немецкого командования так и не суждено было исполниться, так как уже в апреле — мае 1944 года Крым был освобожден частями Красной армии.[283]

Готовя войну против Советского Союза, руководство Германии рассматривало его как с<искусственное и рыхлое объединение огромного числа наций, этнический конгломерат, лишенный внутреннего единства». Поэтому расчленение СССР путем привлечения к сотрудничеству нерусских народов планировалось как один из вариантов скорейшего окончания войны и послевоенного переустройства «восточных территорий». Это сотрудничество должно было осуществляться сразу по нескольким направлениям, главными из которых было политическое и военное. Одним из результатов последнего стало создание и использование из представителей кавказских и тюркских народов СССР формирований Восточных легионов.

Что же представляли собой эти легионы? В современной историографии Второй мировой войны прочно утвердились два крайних мнения. Сторонники одного считают, что Восточные легионы — это только формирования, созданные соответствующими органами вермахта в Польше и на Украине. Другая, на наш взгляд, крайняя точка зрения — называть Восточными легионами поголовно все части, организованные немцами из представителей тюркских и кавказских народов СССР, и, более того, причислять к ним калмыков. Первая классификация является слишком узкой, так как части и соединения, подобные Восточным легионам, создавались под эгидой других органов вермахта, например, его военной разведкой. Вторая классификация, наоборот, является слишком широкой и не учитывает того факта, что немцы так и не отважились рассматривать, например, крымско-татарские формирования как части Восточных легионов.[284]

В связи со сказанным, а также с учетом анализа нормативных документов германских вооруженных сил, Восточными легионами вермахта можно называть только следующие части и подразделения:

пехотные батальоны, сформированные командованиями Восточных легионов в Польше и на Украине;

кроме пехотных батальонов, в Польше и на Украине было создано огромное количество строительных, железнодорожных, транспортных и прочих вспомогательных частей;

разведывательные и диверсионные подразделения, сформированные при участии немецкой военной разведки — абвера.

Создатели каждого из типов Восточных легионов преследовали общую цель, о которой мы сказали в начале нашего очерка: развалить Советский Союз путем привлечения на сторону Германии тюркских и кавказских народов. Однако задачи, поставленные перед персоналом этих частей, были сугубо свои, «корпоративные». Это в принципе и обусловило то, что каждый тип Восточных легионов имел свою историю организации и боевого применения. Рассмотрим их, отталкиваясь от указанных методологических посылок.

Появление первых частей Восточных легионов следует отнести к октябрю 1941 года. Именно в этом месяце в полосе группы армий «Юг» началось создание так называемых охранных «сотен», главной задачей которых должно было стать обеспечение порядка в тыловых районах этого войскового объединения. Необходимо подчеркнуть, что выбор места и времени был неслучайным. По словам начальника Генштаба сухопутных войск вермахта генерал-полковника Ф. Гальдера, это было обусловлено тем, что частями этой труппы армий было захвачено очень много военнопленных, которые принадлежали к «монгольским народностям».[285]

Первоначально охранные части создавались стихийно. Однако уже 15 ноября 1941 года этот процесс получил свою правовую основу. В этот день генерал-квартирмейстер Генштаба сухопутных войск генерал-майор Э. Вагнер издал приказ, озаглавленный «О создании охранных «сотен» из военнопленных туркестанской и кавказской национальностей». Отныне организация подобных частей должна была стать более упорядоченной.[286]

Первым из созданных на основе этого приказа охранных формирований стал так называемый «Туркестанский полк» («Turkestanisches Regiment»). Эта часть была сформирована при 444-й охранной дивизии, отвечавшей за обеспечение порядка в тыловом районе группы армий «Юг». Полк состоял из четырех пехотных рот под командованием немецких офицеров и фельдфебелей и уже зимой 1941–1942 годов нес службу по охране тыла на территории между устьем Днепра и Перекопом. Следует сказать, что эта часть была полком только по названию. В действительности же это был обычный батальон — 444-й тюркский. Именно так он и проходил по немецким нормативным документам. Командовал батальоном обер-лейтенант Таубе. Опыт боевого применения указанного батальона был вполне успешным. Поэтому командование группы армий «Юг» планировало создать при 444-й охранной дивизии еще несколько таких батальонов.[287]

444-й тюркский батальон был фактически одной из первых подобных частей. Одновременно он как бы являлся прообразом будущих, собственно, Восточных легионов. Однако, как таковым, легионом он еще не был. В связи с этим трудно не согласиться с немецким историком Й. Хоффманном, который писал, что нельзя переоценивать факт создания этого батальона, так как речь здесь шла «только о «диких» формированиях, которые по своей организации существенно отличались от позднейших Восточных легионов».

Зимой 1941 года германское военно-политическое руководство приняло окончательное решение наступать на южном крыле Восточного фронта. Таким образом, целью следующей кампании должен был стать Кавказ, с перспективой проникновения в Среднюю Азию и Индию. Кроме того, оккупация такого стратегически важного региона СССР обязательно бы заставила Турцию вступить в войну на стороне Германии. Следует сказать, что планы новой кампании и проекты будущей «организации» Кавказа и Закавказья коренным образом отличались от всех предыдущих планов нацистов. Теперь не секрет, что одним из ключевых моментов будущей оккупационной политики в этих регионах должно было стать «иное», чем в других областях СССР, отношение к местному населению. В целом планировался грандиозный эксперимент по предоставлению проживающим здесь народам определенных прав и привилегий. И прежде всего в политической и военной сфере.

В связи с этим Верховное командование сухопутных войск (ОКХ) приняло решение централизовать и упорядочить создание и использование тюркских и кавказских частей, в результате чего этот процесс был изъят из компетенции штаба 444-й дивизии. В свете новых планов германского военно-политического руководства, на эти части возлагалась особая роль. Теперь их личный состав не должен был заниматься охраной немецкого тыла или вести ограниченную пропаганду против советских частей. Напротив, хорошо организованные и превосходно обученные тюркские и кавказские подразделения предполагалось отправить на передовую в авангарде наступающих на Кавказ немецких войск. Разумеется, что выполнять они там должны были не только чисто военные, но и специальные политические задачи. Отталкиваясь в целом от этих планов, Верховное командование сухопутных войск и приступило к формированию нескольких кавказских и тюркских воинских частей, которые получили официальное наименование Восточных легионов. Соответствующий приказ об их создании был подписан 30 декабря 1941 года.

Эти легионы должны были представлять собой одновременно и запасные части по обучению личного состава для фронтовых частей, и центры по подготовке кадрового персонала — офицеров и унтер-офицеров. Поэтому местом их дислокации был выбран глубокий тыл немецкой армии — Польша, где в январе — феврале 1942 года было первоначально сформировано четыре легиона. Так, 13 января 1942 года были созданы: Туркестанский и Кавказско-магометанский легионы,[288] а уже 8 февраля последовал приказ о формировании Грузинского и Армянского легиона.

Первоначально Туркестанский легион объединял в своих рядах узбеков, казахов, киргизов, туркмен, каракалпаков и таджиков. Кавказско-магометанский легион — азербайджанцев, дагестанцев, ингушей и чеченцев. Грузинский легион, помимо собственно грузин, включал в себя осетин, абхазов, адыгейцев, черкесов, кабардинцев, балкарцев и карачаевцев. Лишь Армянский легион имел однородный национальный состав.

2 августа 1942 года началась первая реорганизация Восточных легионов. Чтобы сделать их более мононациональными, из состава Кавказско-магометанского легиона были выведены представители народов Северного Кавказа, а сам он — переименован в Азербайджанский. То же самое сделали и с контингентом Грузинского легиона. В результате все новые добровольцы были объединены в рядах Северокавказского легиона. Кроме того, 15 августа 1942 года немцы организовали еще один легион — Волжско-татарский легион, объединивший в своих рядах поволжских татар, башкир, марийцев, мордву, чувашей и удмуртов.

Общее руководство формированием и обучением этих национальных частей осуществлял Штаб подготовки Восточных легионов (Aufstellungsstab der Ostlegionen), который 23 января 1943 года был переименован в штаб Командования Восточными легионами (Kommando der Ostlegionen). Зимой — весной 1942 года этот штаб располагался в Рембертове, а летом был переведен в Радом. Командующим Восточными легионами в Польше был назначен полковник Р. фон Хайгендорф. Первоначально он обладал правами полкового, а с 1943 года — дивизионного командира.

Из сказанного выше ясно, что общее руководство Восточными легионами осуществляло ОКХ, а именно через ведомство начальника вооружений сухопутных войск и командующего армией резерва генерал-полковника Ф. Фромма. Ему по вертикали подчинялись все сухопутные части вермахта на территории собственно Германии и на некоторых оккупированных территориях. Польша считалось именно такой территорией. Поэтому первой инстанцией для штаба Восточных легионов являлся командующий войсками вермахта на территории «Генерал-губернаторства» (так с 1939 по 1944 год официально именовалась оккупированная Польша).

В своих действиях полковник Хайгендорф руководствовался «Директивой для формирования Восточных легионов», которую 24 апреля 1942 года издал начальник Общего управления командования Армии резерва генерал пехоты Ф. Ольбрихт. В них они, например, были определены следующим образом: «Части добровольных борцов за освобождение своей родины от большевизма и за свободу их веры».[289]

Таким образом, структура польских Восточных легионов выглядела летом 1942 года следующим образом:

Основным контингентом для пополнения легионов, по крайней мере, до того момента, пока немецкие войска не вступят на Кавказ и в Среднюю Азию, должны были быть советские военнопленные соответствующих национальностей. В основном, их «отбором и сортировкой» занимались специально созданные немецкие инстанции. Так, еще в августе — сентябре 1941 года было организовано от 25 до 30 комиссий общей численностью от 500 до 600 человек, призванные «посещать лагеря и составлять списки тюрко-мусульманских военнопленных». А уже весной 1942 года — непосредственно перед наступлением на Кавказ — был сформирован Организационный штаб «К», который развернул активную деятельность по вербовке добровольцев среди военнопленных — уроженцев Кавказа и Средней Азии. В его задачи входило создание комиссий по «фильтрации лагерей военнопленных» и «отделение лиц кавказской национальности от русских для последующей… вербовки».

Прибывшее пополнение распределяли по подготовительным лагерям, которые имелись у каждого легиона. Так, в Беньяминово располагался подготовительный лагерь Туркестанского и Северокавказского, в Малькинии — Азербайджанского, в Бяла Подляске — Грузинского, в Заежирже — Армянского, а в Седлице — Волжско-татарского легионов.[290]

Уже в подготовительных лагерях будущие легионеры разбивались по ротам, взводам и отделениям и приступали к обучению. Как правило, оно заключалось в общефизической и строевой подготовке, а также в усвоении немецких команд и уставов. Строевые занятия проводились командирами рот — немцами с помощью переводчиков, а также командирами взводов и отделений из представителей данной национальности, прошедших двухнедельную подготовку в специальной школе на станции Легионово. Эта школа занималась обучением младшего командного состава, а также офицеров — цугфюреров (лейтенантов) и компанифюреров (капитанов).[291]

После завершения начального курса обучения легионеры переводились в батальоны в центрах формирования легионов, где переходили к тактической подготовке и изучению материальной части оружия. Предполагалось, что в составе этих батальонов они впоследствии отправятся на фронт.

Каждый батальон должен был иметь три стрелковые, пулеметную и штабную роты по 130–200 человек в каждой. В стрелковой роте — три стрелковых и пулеметный взводы, в штабной — взводы противотанковый, минометный, саперный и связи. В целом общая численность батальона составляла от 800 до 1000 солдат и офицеров, в том числе до 60 человек немецкого кадрового персонала: 4 офицера, 1 военный чиновник, 32 унтер-офицера и 23 рядовых. У немецких командиров батальонов и рот были заместители-дублеры из числа представителей данной национальности. Командный состав ниже ротного звена комплектовался исключительно национальными кадрами, прошедшими подготовку в школе в Легионово.[292]

В результате к весне 1942 года первые батальоны Восточных легионов закончили свое обучение и были отправлены на Восточный фронт (главным образом на Кавказ и под Сталинград). Это происходило в три этапа:

к концу 1942 года было отправлено: 6 туркестанских (450-й, 452-й, с 781-го по 784-й), 2 азербайджанских (804-й и 805-й), 3 северокавказских (800, 801 и 802-й), 2 грузинских (795-й и 796-й) и 2 армянских (808-й и 809-й) пехотных батальона;

в начале 1943 года за ними последовали: 5 туркестанских (с 785-го по 789-й), 4 азербайджанских (806, 807, 817, и 818-й), 1 северокавказский (803-й), 4 грузинских (с 797-го по 799-й и 822-й), 4 армянских (с 810-го по 813-й) и 3 волжско-татарских (825, 826 и 827-й) пехотных батальона;

во второй половине 1943 года: 3 туркестанских (790, 791 и 792-й), 2 азербайджанских (819-й и 820-й), 3 северокавказских (835, 836 и 837-й), 2 грузинских (823-й и 824-й), 3 армянских (814, 815 и 816-й) и 4 волжско-татарских (с 828-го по 831-й) пехотных батальона.

Всего же до упразднения штаба Командования Восточными легионами в Польше (октябрь 1943 года) здесь было сформировано 53 пехотных батальона: 14 туркестанских, 8 азербайджанских, 7 северокавказских, 8 грузинских, 9 армянских и 7 волжско-татарских численностью около 53 тыс. человек.

Польша была не единственным местом формирования частей Восточных легионов. Так, после зимних боев 1941–1942 года из состава группы армий «Центр» на Украину была выведена 162-я пехотная дивизия вермахта. Согласно приказу верховного командования вермахта (ОКВ) ее предстояло преобразовать в еще один учебный центр по подготовке «восточных» войск, с теми же целями и задачами, что и в Польше.

В результате к маю 1942 года новые центры с учебными лагерями были развернуты на территории Полтавской области в следующих населенных пунктах:

в Ромнах — Туркестанский легион (командир — майор Эберль);

в Прилуках — Азербайджанский легион (командир — майор Хефер, затем подполковник граф Н. фон Юксюоль-Гиллебанд);

в Гадяче — Грузинский легион (командир — подполковник Ристов, затем подполковник Маус);

в Лохвице — Армянский легион (командир — майор Энгхольм);

и в Миргороде — Северокавказский легион (командир — капитан Ольбрих, затем подполковник Ристов).

Создание Волжско-татарского легиона планировалось в будущем, однако он так и не был сформирован.

В Миргороде также находился и главный центр формирования легионов, который официально назывался Штаб подготовки и обучения иностранных добровольческих формирований из советских военнопленных (Aufstellungs und Ausbildungsstab fur auslandische Freiwilligen-Verbande aus sowjetrussischen kriegsgefangenen). Начальником штаба был назначен полковник (с 1 сентября 1942 года — генерал-майор) О. Риттер фон Нидермайер — один из крупнейших немецких востоковедов и знатоков СССР.[293]

Как и в случае с организацией Восточных легионов на территории Польши, все военнопленные, отобранные специальными комиссиями, поступали в подготовительные лагеря. В данном случае они находились в Лубнах и Хороле — также фильтрационные лагеря вермахта. Комендантом всех фильтрационных лагерей Командования Восточными легионами на Украине был подполковник фон Пауль-Рамминген.

Численность и структура батальонов, сформированных на Украине, практически не отличалась от батальонов, сформированных в Польше. Единственным исключением было соотношение немецкого и национального кадрового персонала. Если в Польше немцев было не более 60, то здесь их должно было быть не более 37 человек: 4 офицера, 1 военный чиновник, 7 зондерфюреров, 15 унтер-офицеров и 10 рядовых.[294]

Было и еще одно отличие, так как у батальонов, сформированных на Украине, значительно отличалась номенклатура. В целом они имели двойную нумерацию, в которой первая римская цифра означала порядковый номер национального батальона, а вторая, арабская — номер немецкой дивизии, предоставившей кадровый персонал.

Таким образом, до мая 1943 года на Украине удалось сформировать 25 пехотных батальонов:

12 туркестанских — 1/29, 1/44, 1/76, 1/94, 1/100, 1/295, 1/297, 1/305,1/370,1/371,1/384 и I/389-й,

6 азербайджанских —1/4,1/73,1/97,1/101,1/111 и II/73-й,

4 грузинских —1/1,1/9, II/4 и II/198-й и

3 армянских —1/125,1/198 и II/9-й, а также

2 усиленных северокавказских полубатальона (842-й и 843-й), 7 строительных и 2 запасных батальона, общей численностью более 30 тыс. человек.

Кроме того, в стадии формирования находились еще 8 пехотных батальонов: 4 туркестанских (1/71, 1/79, 1/376 и 1/113-й), 1 азербайджанский (I/50-й), 2 грузинских (11/125 и III/9-й) и 1 армянский (III/73-й).

Широкое использование частей Восточных легионов началось осенью 1942 года, когда первые из сформированных в Польше и на Украине батальонов были отправлены на Кавказ и под Сталинград. Создавая командования по подготовке легионов, немцы преследовали двоякую цель. С одной стороны, она была чисто военной: пополнить немецкие части и соединения за счет местных уроженцев, хорошо знакомых с горным театром военных действий.

С другой стороны, эта цель была политической, как при создании любого иностранного добровольческого формирования. Ее суть в своей докладной записке «Вопрос о кавказских воинских частях» выразил один из нацистских идеологов А. Розенберг. В ней он, в частности, отмечал: «Разграничение племен и народностей Кавказа между собой…облегчило бы немецкому командованию господство над ними… Численность отдельных формирований может определяться военными соображениями, но размещение их среди отдельных народностей — только политическими соображениями… Уже самый факт использования воинской части с целью возрождения противоречий между разными народностями является политическим моментом».[295]

На этом основании некоторые (прежде всего советские) историки утверждали, что при организации и подготовке частей Восточных легионов в основу системы их боевого применения был положен исключительно политический принцип. А использовались они, как пишет современный российский исследователь В. Галицкий, только как «карательные и диверсионно-разведывательные батальоны».

Это верно отчасти. Согласно немецким архивным материалам, большинство батальонов Восточных легионов готовились именно как фронтовые формирования, и применять их собирались соответствующим образом.

С сентября 1942 по январь 1943 года в полосе групп армий «А» и «Б» было задействовано 25 пехотных батальонов Восточных легионов, которые выполняли самые разнообразные боевые задачи наравне с частями вермахта. Например, в направлении Туапсе наступали 452-й, 781-й туркестанские и 800-й северокавказский батальоны, а также 796-й грузинский и 808-й армянский. Все они действовали в составе различных соединений немецкой 17-й полевой армии, таких как: 97-я егерская или 125-я пехотная дивизии. Южнее, в направлении на Сухуми, в составе 4-й горно-егерской дивизии, наступал 804-й азербайджанский батальон. Восточнее — в районе Нальчика и Моздока — действовали 805, 806-й азербайджанские, а также 795-й грузинский и 809-й армянские батальоны. Они находились в подчинении либо 111-й, либо 50-й пехотных дивизий 1-й немецкой танковой армии. На астраханском направлении, в составе 16-й моторизованной дивизии, находились 450, 782 и 811-й туркестанские батальоны, сосредоточенные здесь для дальнейшего продвижения в Среднюю Азию и Казахстан. Эти батальоны действовали в основном как пехотные части.

Исключение составляли те, которые входили в состав горноегерских дивизий (804-й азербайджанский, 796-й и II/4-й грузинские) В целом же система подчинения и боевого применения пехотных батальонов Восточных легионов в этот период выглядела так:

а — армия, гк — горный корпус, гед — горно-егерская дивизия, гр.а. — групп армий, ед — егерская дивизия, мд — моторизованная дивизия, пб — пехотный батальон, пд — пехотная дивизия, та — танковая армия, тд — танковая дивизия, тк — танковый корпус

.

Вследствие того, что эти батальоны использовались в основном на самых опасных участках фронта, потери в них были очень велики. Это происходило как из-за того, что бои на Кавказе носили крайне ожесточенный характер, так и из-за недостаточной выучки личного состава батальонов для боевых действий в горной местности. Например, в 450-м туркестанском батальоне потери в боях за указанный период составили 188 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести на 961 человек личного состава (то есть 20 %). В ряде других батальонов это соотношение было следующим: 782-й туркестанский батальон — 12 %; 811-й туркестанский батальон — 9 %; 452-й туркестанский батальон — 11 %; I/370-й туркестанский батальон — 55 %; 805-й азербайджанский батальон — 21 %.

Еще в ходе битвы за Кавказ и особенно после ее окончания, немцы стали выводить части Восточных легионов в тыл. Главным образом это было связано с тем, что большинство из них нуждалось в отдыхе, пополнении и переподготовке. Некоторые следовали прямо к местам своей первоначальной дислокации — в Польшу или Украину. Некоторые задерживались в тыловых районах групп армий, где их использовали в качестве охранных частей.

Вот как, например, процесс передислокации частей Восточных легионов проходил через территорию Крымского полуострова. В целом он состоял из двух этапов. На первом из них (январь — октябрь 1943 года) в Крым выводились полевые батальоны Восточных легионов с целью кратковременного отдыха и дальнейшей передислокации к местам формирования и пополнения. Только некоторые из них оставались на полуострове, где их личный состав должен был нести охрану восточного побережья. Так, с января по апрель 1943 года с Кавказа в Крым были выведены следующие пехотные батальоны:

804,805,806,1/73-й азербайджанские,

809-й армянский,

245,811,1/370-й туркестанские,

796,1/9, II/4-й грузинские и

801-й северокавказский.

Таким образом, к концу указанного периода в распоряжении командующего немецкими войсками в Крыму находилось 1350 легионеров: 250 «туркестанцев», 400 северокавказцев, 300 азербайджанцев, 150 грузин и 250 армян.[296]

В октябре — ноябре 1943 года начался второй этап пребывания и использования формирований Восточных легионов в Крыму. Он связан с последствиями ликвидации немецкого Кубанского плацдарма и эвакуацией на полуостров 17-й полевой армии вермахта. Как уже говорилось выше, в ее составе находилось большое количество добровольцев из числа граждан СССР (около 16 %).

В среднем численность формирований Восточных легионов этой армии равнялась 5540–6800 человек, сконцентрированных в:

804, 806, 1/73-м азербайджанских пехотных батальонах,

1/370-м туркестанском пехотном батальоне,

1/9 и II/4-й грузинских пехотных батальонах, а также в целом ряде вспомогательных частей и подразделений.

В апреле — мае 1944 года большинство этих частей погибли в ходе советского наступления, уничтожившего крымскую группировку немцев.[297]

29 сентября 1943 года началась новая реорганизация Восточных легионов. В этот день Гитлер отдал распоряжение о переводе всех добровольцев с Восточного фронта в Западную Европу — после отступления немцев с Кавказа и из южной России он не считал эти части достаточно надежными для борьбы с Красной армией.[298]

Немцы действовали весьма оперативно, так как уже 2 октября 1943 года германский Генштаб сухопутных войск отдал приказ за № 10570/43, в котором, в частности, говорилось о переводе Командования Восточными легионами из Польши во Францию в распоряжение главнокомандующего на Западе. Согласно этому приказу, туда переводились все управленческие структуры, подготовительные лагеря и часть батальонов. Передислокация легионов была в основном завершена в первой половине ноября 1943 года. В результате на 21 ноября этого года во Франции, помимо штаба командования, находились все шесть легионов, офицерская школа и школа переводчиков. Общая численность легионеров составляла 10,5 тыс. человек. Центром командования был избран город Нанси (восточная Франция).

1 февраля 1944 года во Франции произошла новая реорганизация Восточных легионов, которая имела целью усилить контроль над ними и добиться их максимальной боеспособности. Согласно этому новому приказу, целый ряд полевых частей Восточных легионов подлежал переформированию в запасные подразделения. Так, например, было решено поступить с:

792, 794, 839, 841, 842 и I/370-м туркестанскими батальонами;

II/4 и I/9-м грузинскими батальонами;

II/4-м северокавказским батальоном;

804 и 806-м азербайджанскими батальонами;

II/9-м армянским батальоном;

832, 833 и 834-м волжско-татарскими батальонами.[299]

В результате реорганизации все они были переформированы в запасные батальоны, персонал в которых также распределялся по национальному признаку. Эти новые батальоны были переведены в южную Францию и размещены в городах Кастр (грузинский, туркестанский и северокавказский батальоны) и Манд (армянский, азербайджанский и волжско-татарский батальоны). Здесь они были соответственно объединены в 1 — й и 2-й Кадровые добровольческие (восточные) полки, составившие вместе с русскими, украинскими и казачьими частями Кадровую добровольческую (восточную) дивизию (Freiwilligen-(Ost) — Stamm-Division) со штабом в Лионе. На 1 февраля 1944 года эта новая дивизия имела следующую структуру:[300]

Первоначально командиром дивизии был назначен полковник Хольсте, которого в конце марта 1944 года сменил генерал-майор Хеннинг. В конце июня 1944 года это соединение, как не оправдавшее надежд немецкого командования, было расформировано, а его кадры пошли на укомплектование других добровольческих частей.[301]

Еще одним новшеством, которое повлекла за собой реорганизация Восточных легионов, было изменение соотношения кадровонационального персонала в их батальонах. В целом оно было направлено на увеличение количества немецких офицеров и унтер-офицеров при прежней численности подразделения. Например, на 15 мая 1944 года это соотношение в туркестанском пехотном батальоне выглядело следующим образом:[302]

Другие батальоны, не вошедшие в Кадровую дивизию:

• либо несли службу по охране Атлантического вала на побережье Франции, Бельгии и Нидерландов (795, 797, 798, 822 и 823-й грузинские, 800, 803 и 835-й северокавказские, 781-й и 787-й туркестанские, 809, 812 и 813-й армянские);

• либо действовали в центральных районах Франции, ведя борьбу с партизанами (799, 1/9, II/4-й грузинские и 829-й волжско-татарский).

В борьбе против англо-американского вторжения большинство из них оказались не в состоянии противостоять превосходящему во всех отношениях противнику. Одни батальоны (например, 795-й грузинский и 809-й армянский) были уничтожены или развалились под ударами войск союзников. Другие (798-й и 823-й грузинские, 800-й северокавказский) оказались блокированными в «крепостях» Атлантического побережья и там капитулировали. Третьи (797-й грузинский, 826-й и 827-й волжско-татарские) были разоружены немцами из-за многочисленных случаев дезертирства.

Кроме того, многие батальоны, из находящихся в основном в Нидерландах, подверглись массированной пропаганде со стороны местных коммунистов. В результате немцы отвели их с передовой и переформировали в дорожно-строительные части, предварительно «изъяв» наиболее активных подпольщиков. Такие события, например, имели место в 787-м туркестанском, 803-м северокавказском и 812-м армянском батальонах. Заговоры в этих батальонах окончились для немцев благополучно: они успели их предупредить. В 822-м грузинском батальоне, который дислоцировался на голландском острове Тексель, им это сделать не удалось. Поэтому в ночь с 5 на 6 апреля 1945 года здесь вспыхнул мятеж грузинских добровольцев, поддержанный местной голландской коммунистической организацией.

Мятежники перебили почти всех немцев в батальоне и попытались закрепиться на острове до подхода частей западных союзников. Однако, несмотря на фактическое окончание войны, германское командование в Голландии перебросило на Тексель значительные силы и после трех недель тяжелых боев вновь восстановило контроль над этим островом. После подавления организованного сопротивления отдельные группы грузин рассеялись по Текселю. Они продолжали нападать на немецких солдат вплоть до 20 мая, пока высадившиеся на остров части 1-го Канадского армейского корпуса, согласно условиям безоговорочной капитуляции, не разоружили немецкий гарнизон.[304]

Наконец, остатки разбросанных на Западном фронте национальных батальонов были собраны на учебном полигоне Нойхаммер (Силезия). Здесь на основе лучших кадров Грузинского, Армянского, Азербайджанского и Северо-Кавказского легионов зимой 1944–1945 года было сформировано 12-е Кавказское истребительно-противотанковое соединение (12. Kaukasischen Panzerjagdverband). Весной 1945 года оно действовало на Одерском фронте и принимало участие в обороне Берлина.[305]

Еще два уцелевших пехотных батальона — 799-й грузинский и 836-й северокавказский — были выведены из Франции в Данию, где в начале 1945 года на их основе был сформирован 1607-й Кавказский гренадерский полк (1607. Kaukasischen-Grenadier-Regiment). Однако он не являлся самостоятельной боевой единицей, а в качестве составной части входил в боевой порядок 599-й русской бригады (вместе с 1605-м Русским гренадерским полком). Бригада оставалась в Дании до самой капитуляции вермахта.[306]

Остальной, менее боеспособный, контингент Восточных легионов был переформирован во вспомогательные части, которые до конца войны использовались на фортификационных и других подобных работах. Следует сказать, что эта категория «восточных» добровольческих формирований была не менее многочисленной, чем их боевые подразделения. Так, на март 1945 года в состав вермахта входили:

• 5 туркестанских рабочих батальонов, объединенных в так называемое «Соединение Боллера» («Boiler Verband»).

• 10 хозяйственных и строительных батальонов смешанного национального состава;

• а также 202 хозяйственные, саперные, железнодорожные и строительные роты (111 туркестанских, 30 грузинских, 22 армянские, 21 азербайджанская, 15 волжско-татарских и 3 северокавказские).

Всего в частях этой разновидности Восточных легионов проходило службу около 50 тыс. человек.[307]

Следует сказать, что не все подразделения и части Командования Восточными легионами в Польше были передислоцированы во Францию. Туда были отправлены только те из них, которые не вошли в состав нового экспериментального соединения, созданного немцами 21 мая 1943 года. В этот день центры по подготовке Туркестанского, Азербайджанского и Грузинского легионов были преобразованы в 162-ю Тюркскую пехотную дивизию (162. Turkvolkischen-Infanterie-Division). Это соединение планировалось создать на базе тех батальонов, которые еще находились на стадии формирования. Немецкий кадровый персонал должен был поступить в дивизию из расформированного штаба командования Восточными легионами на Украине.

Первоначально структура этого соединения выглядела следующим образом:

Штаб дивизии;

303-й Туркестанский пехотный полк;

314-й Азербайджанский пехотный полк;

(кадровый) батальон 162-й немецкой пехотной дивизии;

236-й Туркестанский артиллерийский полк;

936-й саперный батальон;

кавалерийский эскадрон.

Однако уже летом 1943 года личный состав дивизии был переброшен из Польши на учебный полигон Нойхаммер (Силезия), где ее формирование было продолжено. В результате 15 августа 1944 года был создан еще один, третий, пехотный полк, получивший 329-й порядковый номер. Основой для его формирования послужили 804-й и 806-й азербайджанские пехотные батальоны, укрепленные 162-м кадровым немецким батальоном (эти батальоны были переданы в соединение из состава Кадровой добровольческой дивизии). В целом такая структура дивизии оставалась неизменной до самого конца войны. Единственное изменение произошло осенью 1944 года, когда были расформированы 3-й батальон 303-го и 2-й батальон 314-го пехотного полка.[308]

Следует отметить, что система комплектования этой дивизии отличалась от системы комплектования других частей Восточных легионов. Известно, что ее кадровый состав набирался по принципу 1: 1. То есть на 50 % национального персонала приходилось 50 % немецких офицеров и унтер-офицеров.

Первоначально командиром дивизии был назначен О. Риттер фон Нидермайер, который пробыл на этом посту фактически до мая 1944 года, когда его сменил бывший начальник Командования Восточными легионами в Польше генерал-майор Р. фон Хайгендорф.[309]

После завершения в сентябре 1943 года своего формирования и обучения 162-я дивизия была отправлена в Словению, где совместно с немецкими частями и формированиями местных коллаборационистов вела бои против югославских партизан. В августе 1944 года дивизия была передислоцирована в Италию, где ее до самого конца войны использовали на охранной службе. После начала наступления западных союзников она в течение двух кампаний (сентябрь — декабрь 1944 и январь — апрель 1945 года) принимала участие в боях с ними. В апреле 1945 года дивизия была отведена в Австрию, где и капитулировала перед британскими войсками.[310]

В целом же система подчинения и боевого применения 162-й дивизии выглядела следующим образом:

Оценивая опыт использования частей Восточных легионов на Кавказе, начальник штаба группы армий «А» генерал-лейтенант X. фон Грайфенберг отмечал прежде всего их неодинаковый уровень боеспособности и крайне разный боевой дух личного состава. В частности, он указывал, что некоторые из них «действовали в крупных лесных районах часто самостоятельно, успешно боролись с бандами и отрядами противника и внесли большой вклад в дело обеспечения умиротворения этих районов».

Среди таких частей Грайфенберг называл 804-й и 805-й азербайджанские, 809-й армянский пехотные батальоны и еще целый ряд других. В другом немецком приказе, на этот раз командующего 16-й моторизованной дивизией, изданном 7 января 1943 года, отмечались заслуги 450, 782 и 811-го туркестанских батальонов. В этом документе, в частности, говорилось, что эти батальоны завоевали «почетное право носить немецкую форму».

Однако многие другие части не оправдали надежд германского командования: не проявили высокой боеспособности в связи с тем, что многие из завербованных в них советских военнопленных дезертировали или переходили на сторону Красной армии. Существенную роль при этом сыграла советская пропаганда, которая, хоть и обвиняла всех добровольцев в предательстве, но одновременно и обещала прощение «вовремя одумавшимся». Кроме того, имело место и обыкновенное нежелание легионеров воевать со своими соотечественниками.

Например, 10 человек из состава 795-го грузинского пехотного батальона дезертировали еще во время следования на фронт, 50 — сбежали сразу после прибытия к месту назначения, а еще 33 добровольца перешли на сторону советских войск уже в ходе боевых действий. В других частях положение было не лучшим. В 796-м грузинском батальоне число перебежчиков за все время боев достигло 82 человека, а в 781-м туркестанском — 43.

Чтобы хоть как-то нормализовать обстановку в частях Восточных легионов немцы принимали по отношению к их личному составу соответствующие меры. Иногда довольно жесткого характера. Так, 452-й и 781-й туркестанские батальоны были в конце концов расформированы, а их личный состав распределен по немецким частям. 795-й грузинский батальон — вообще выведен с фронта. В Крыму, куда он попал на отдых, его очистили от ненадежных и свели в две роты — стрелковую и пулеметную. В дальнейшем эти роты показали себя гораздо лучше, чем на Кавказе. Менее повезло 796-му грузинскому и 808-му армянскому батальонам: после отвода с фронта они были разоружены и реорганизованы в дорожно-строительные части.[311]

В некоторых батальонах еще в период организации были созданы подпольные группы, готовившие переход на сторону Красной армии или партизан. Например, в 808-м армянском батальоне в число подпольщиков входило от 30 до 40 % легионеров. Руководил ими бывший советский лейтенант Григорьян. Однако ни эта, ни многие другие попытки, предпринятые во время пребывания батальонов на Кавказе, не увенчались успехом: после всех упомянутых случаев немцы очень тщательно следили за личным составом всех частей Восточных легионов.

Первая успешная попытка почти полного перехода имела место в феврале 1943 года в 825-м волжско-татарском батальоне, который в это время нес охранную службу в Витебской области (Белоруссия). В этой части еще с конца 1942 года действовала подпольная организация. Подпольщики Витебска установили с ней связь, сообщили местным партизанам подробные данные о батальоне и приняли деятельное участие в организации перехода его личного состава на сторону партизан. В результате 23 февраля 1943 года подавляющее большинство легионеров (более 800 человек), захватив оружие (6 противотанковых орудий, 100 пулеметов и автоматов), ушли в лес.

Еще один такой случай, и опять при содействии партизан, имел место в 804-м азербайджанском батальоне, после того как он был выведен с Кавказа в Крым. Здесь в августе 1943 года в нем была создана подпольная организация, которая со временем должна была стать костяком партизанского отряда. Подпольщики действовали до 8 октября 1943 года, пока их не выдал предатель. Немцы расстреляли 8 главных зачинщиков, еще несколько десятков — менее виновных — отправили в концлагерь. Тем не менее 60 человек смогли бежать и создали партизанский отряд, который успешно действовал до самого освобождения Крыма.[312]

Подобные случаи способствовали тому, что немецкое командование стало меньше доверять личному составу этих батальонов. После же разгрома немцев под Сталинградом и их отступления с Кавказа моральное состояние добровольцев и вовсе ухудшилось. В связи с этим, как уже говорилось выше, все «восточные» формирования было решено передислоцировать с Восточного на Западный или Итальянский фронты. Предполагалось, что здесь, вдали от «большевистской пропаганды», боеспособность этих частей значительно повысится. Однако результат оказался обратным. Так, генерал пехоты К. фон Типпельскирх отмечал, что прибывшая в Италию 162-я пехотная дивизия, «сформированная из советских военнопленных — тюрков… в боевых действиях себя не оправдала и могла быть использована лишь для борьбы с партизанами. Значительное число солдат из состава этой дивизии перебежало на сторону противника».

Следующей структурой вермахта, которая так или иначе занималась созданием Восточных легионов, была его военная разведка — абвер. В октябре 1941 года эта организация начала работу по созданию частей специального назначения, которые должны были содействовать продвижению немецких войск на Кавказ и в Среднюю Азию. Помимо выполнения специальных задач, таких как борьба с партизанами и разведывательно-диверсионная деятельность, их личный состав должен был заниматься пропагандистской работой по привлечению на немецкую сторону перебежчиков из числа представителей среднеазиатских и кавказских народов, и участвовать в организации антисоветских восстаний на территории национальных республик. Как и в случае с первыми Восточными легионами вермахта, основным контингентом для организации этих частей должны были стать советские военнопленные соответствующих национальностей.[313]

Первоначально 2-й отдел абвера, который отвечал за диверсии и саботаж в тылу противника, запланировал создать два специальных батальона — туркестанский и кавказский. Несмотря на то что оба батальона должны были создаваться с учетом их будущей разведывательно-диверсионной специфики, первый из них был организован в рамках польского Туркестанского легиона. Командиром этого батальона был назначен майор А. Майер-Мадер, который много лет провел в странах Востока. Весной-летом 1942 года эта часть, в составе одной азербайджанской и шести туркестанских рот, была направлена в район Глухов — Ямполь (Сумская область Украины), где ее непродолжительное время использовали в борьбе против партизан. При этом немецкие отзывы о боевых качествах личного состава батальона были далеко не самыми лучшими. Поэтому уже осенью 1942 года батальон был изъят из компетенции абвера. Ему присвоили 450-й порядковый номер и отправили в Калмыцкие степи как обычную пехотную часть.[314]

Несколько иначе сложилась судьба кавказского батальона абвера, который вошел в историю Второй мировой войны как Соединение специального назначения «Бергманн» (Sonderverband «Bergmann»).

Его создание началось осенью 1941 года на учебном полигоне Нойхаммер (Германия). Личный (преимущественно рядовой) состав соединения набирался в лагерях военнопленных из представителей народов Северного Кавказа и Закавказья. Офицеры — среди эмигрантов-кавказцев, проживавших в основном на территории Франции. Помимо добровольцев, набранных среди военнопленных и эмигрантов, в соединение было включено около 130 грузин, составлявших специальное соединение абвера «Тамара», созданное в свое время для организации восстания в Грузии.

Командиром соединения был назначен кадровый офицер разведки, обер-лейтенант Т. Оберлендер, пользовавшийся авторитетом большого знатока Советского Союза. Его заместителем стал зондерфюрер В. фон Кутченбах, который вырос в России и хорошо говорил по-русски и по-азербайджански.[315]

Отбор добровольцев в соединение происходил до конца ноября 1941 года. После этого оно было передислоцировано в Миттельвальде (Бавария), где до марта 1942 года легионеры занимались пехотной и горно-егерской подготовкой. К этому времени структура соединения включала в себя штаб, группу пропаганды и пять стрелковых рот, национальный состав которых был следующим:

в 1 — й роте служили грузины и армяне.

во 2-й — представители народов Дагестана.

в 3-й — азербайджанцы.

в 4-й — грузины и армяне.

5-я же, штабная, рота была укомплектована грузинами-эмигрантами.

Командный состав соединения (до ротного звена включительно) состоял целиком из немцев.[316]

На 7–8 июня 1942 года личный состав «Бергманна» насчитывал около 1200 человек (300 немцев и 900 кавказцев). В июне 1942 года соединение приняло присягу, а в конце августа было отправлено на Восточный фронт. Интересно отметить: его цели и задачи были настолько секретными, что личному составу соединения было приказано выдавать себя за испанских басков или боснийских мусульман.[317]

Вскоре стало ясно, для чего была необходима такая секретность. Так, уже в августе — сентябре 1942 года часть бойцов «Бергманна» (преимущественно уроженцы Чечни и Дагестана) была отобрана в Северокавказскую специальную команду «Шамиль» (Nordkaukasiche Sonderkommando «Schamil»). После соответствующей подготовки, они были выброшены с парашютами в советском тылу для осуществления разведывательно-диверсионных акций. Одна из трех групп этой команды — 10 немцев и 15 северокавказцев под общим командованием обер-лейтенанта Ланге — высадилась в районе объектов нефтедобычи в Грозном с целью их захвата и удержания до подхода передовых частей немецкой 1-й танковой армии. Первая часть плана увенчалась успехом, хотя группа и потеряла более половины своего личного состава. Однако попытка прорыва немецких войск на Грозный 25–27 сентября 1942 года окончилась провалом. Поэтому чтобы не попасть в плен, диверсанты были вынуждены с боями прорываться через линию фронта. В целом им этот удалось. Более того, они даже привели с собой несколько сот дезертировавших из рядов Красной армии грузин и азербайджанцев. Со временем эти перебежчики пополнили подразделения соединения.[318]

Подобным образом предполагалось использовать и весь остальной личный состав «Бергманна». Однако после прибытия последнего на Кавказ в сентябре 1942 года планы по его применению были изменены. Вначале оно действовало против советских партизан в районе Моздок — Нальчик — Минеральные воды, а 29 октября было отправлено на передовую в качестве обычной фронтовой части. При этом 1-я и 4-я его роты были отправлены на нальчикское, а 2-я и 3-я — на ищерское направление, где они находились в общем оперативном подчинении 1-й танковой армии. Чтобы проверить надежность соединения, его бросали на самые трудные участки фронта, в результате чего оно понесло очень тяжелые потери — до /г своего первоначального состава.[319]

И немецкие и советские источники признают, что все части «Бергманна» действовали очень эффективно. Везде они сражались весьма упорно, даже не имея тяжелого оружия. Кроме того, о высоком боевом духе личного состава соединения свидетельствует тот факт, что за все время боев на Кавказе из его рядов не было ни одного дезертира. Напротив, за время с сентября по ноябрь 1942 года из перебежчиков, советских военнопленных и местных добровольцев удалось сформировать еще 4 стрелковые роты (грузинскую, северокавказскую, азербайджанскую и смешанную запасную) и столько же кавалерийских эскадронов (грузинский, кабардинский, балкарский и русский). В результате этого к концу 1942 года соединение достигло численности 2690 человек (240 немцев и 2450 кавказцев).[320]

За весь период своего существования соединение «Бергманн» так и не было использовано по своему прямому назначению. В ходе отступления с Кавказа его личный состав осуществлял арьергардное прикрытие отходящих немецких войск и выполнял некоторые специальные задачи, например, по уничтожению промышленных предприятий. Даже после передислокации в Крым, в феврале 1943 года, бойцы «Бергманна» несли службу по охране побережья в районе Коктебель — Двуякорная бухта и занимались борьбой против партизан. В апреле 1943 года произошла очередная реорганизация соединения. Оно было переформировано в полк, где его личный состав был распределен по трем национальным батальонам:

1-й грузинский (в составе пяти рот).

2-й азербайджанский (в составе четырех рот) и

3-й северокавказский (в составе пяти рот).

Следует сказать, что это могла быть не последняя реорганизация «Бергманна». Так, по советским источникам (осень 1943 года), немцы планировали создать на его основе Кавказскую дивизию. Обстрелянный и хорошо зарекомендовавший себя в боях личный состав полка должен был стать ее кадровой основой. Остальной же персонал для дивизии планировалось взять из находившихся в тот период на территории Крыма других частей Восточных легионов. Однако эти планы так и остались на бумаге.[321]

Поздней осенью и зимой 1943–1944 года «Бергманн» принимал участие в боях на Перекопском перешейке. В конце концов, в апреле 1944 года персонал полка был эвакуирован в Румынию, а уже оттуда по частям передислоцирован на Балканы (1-й и 3-й батальоны) и в Польшу (2-й батальон). В дальнейшем судьба легионеров сложилась по-разному. Грузинский и северокавказский батальоны продолжали активно участвовать в боевых действиях. Весь 1944 и первую половину 1945 года они сражались против партизан в Греции, Албании и Югославии. Капитуляция Германии застала их возле Загреба (Хорватия). Азербайджанский же батальон был только единожды использован в боевых действиях. В августе-октябре 1944 года он участвовал в подавлении Варшавского восстания. После окончания боев за город этот и еще один азербайджанский батальон — 1/111-й — были объединены в 111-й азербайджанский полк и выведены на учебный полигон Нойхаммер (Силезия). После незначительного пополнения эта часть была отправлена в Данию, где и находилась до самого конца войны. В целом участь бойцов «Бергманна» оказалась незавидной. Грузины были сразу пленены частями Красной армии. Северокавказцы и азербайджанцы — западными союзниками. Но и они все в конце концов были выданы в СССР.

Проанализировав приведенные выше факты, можно с уверенностью сказать, что за период с 1941 по 1945 год в формированиях Восточных легионов вермахта прошло службу от 310 до 325 тыс. представителей народов Поволжья, Кавказа, Закавказья и Средней Азии, а именно:

Абрамян Э.А. Забытый легион. — Ереван, 2005. — С. 149–158.

В целом это составляет 15 % от общего количества иностранных добровольцев в германских вооруженных силах (около 2 млн человек) и 20–23 % от общего количества добровольцев из числа советских граждан (1,3–1,5 млн человек). А если учесть, что легионеры действовали не только на Восточном фронте, а везде, где Германии приходилось вести боевые действия, их вклад в военные усилия нацистов следует признать очень значительным.

Такой значительный процент добровольцев можно объяснить только целым комплексом причин. С одной стороны, создание Восточных легионов являлось военным продолжением немецкой национальной политики. С другой стороны, нельзя сказать, что такое большое количество граждан СССР, вставших в ряды вермахта, можно объяснить только деятельностью соответствующих германских органов при полной пассивности легионеров. С их стороны также наблюдалась некоторая активность, причины которой кроются в проблемах общественно-политического развития СССР в предвоенный период. Что же касается народов, представители которых служили в Восточных легионах, то их вражда к советской власти имела еще и исторические корни — многие из них считали ее деятельность продолжением старого русского империализма царских времен.

Следует также сказать, что данные формирования были уникальными в своем роде. Дело в том, что в течение всей войны ни одна из групп иностранных добровольцев не имела такой организации, какой были, например, командования Восточными легионами в Польше и Украине. Подчеркнем, что такая организация оправдала себя уже потому, что за период с конца 1941 по конец 1943 года немцам удалось создать и подготовить десятки пехотных батальонов, а также сотни батальонов и рот вспомогательного назначения.

Сформированные командованиями Восточными легионами батальоны и роты активно использовались в ходе войны. Из наиболее значительных театров военных действий, где происходило их боевое применение, можно назвать следующие: Кавказ, Крым, Украина, Белоруссия, Польша, Франция, Нидерланды и Италия. Однако здесь следует сказать, что боевые качества личного состава этих формирований снижались по мере отдаления их от Восточного фронта. Переломный в войне 1943 год стал переломным и для боевого духа легионеров. Большинство из них уже не видели перспектив в войне на стороне Германии. И это резко отрицательно сказалось как на дисциплине, так и на боевом духе многих бойцов Восточных легионов.

Примечания:

2

Вторая мировая война. Взгляд из Германии: Сб. статей материалов. — М., 2005. — С. 64.

3

Раушнинг Г. Говорит Гитлер. Зверь из бездны. — М., 1993. — С. 42–47.

24

Бройнингер В. Противники Гитлера в НСДАП, 1921–1945. — М., 2006. —С. 385–386.

25

Das Deutsche Reich und Zweiten Weltkrieg… — Bd. 6. —

26

Корхмазян P.C. Турецко-германские отношения в годы Второй мировой войны. — Ереван, 1977. — С. 112, 113.

27

Цит. по: DallinA. Op. cit. — P. 258.

28

Голос Крыма. — 1942. — № 76.

29

Семенов Ю.С. Отчаяние: Романы, рассказы. — М., 1998. —

30

Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории гражданской войны в Крыму. — Симферополь, 1997. — С. 4.

31

Neulen H.-W. An Deutscher Seite: Internationale Freiwillige von Wehrmacht und Waffen-SS. — Munchen, 1985. — S. 39–49; Seidler F.W. Die Kollaboration: 1939–1945. — Munchen; Berlin, 1995. — S. 8–42.

32

Попов А.Ю. 15 встреч с генералом КГБ Бельченко. — М., 2002. — С. 99–118.

244

Материалы по истории Русского Освободительного Движения. — М., 1999, — Вып. 4. —С. 161–178.

245

Личный архив О.В. Романько (далее — ЛАР), Письмо K.M. Александрова (С.-Петербург, Россия) от 29 августа 2000 г. — Л. 1–2. Если следовать фактам, то «власовской армией» в полном смысле этого слова можно назвать только Вооруженные силы КОНР, которые были созданы после провозглашения этой организации (Прага, 14 ноября 1944 г.) и просуществовали до мая — июня

246

В Крыму это письмо опубликовал орган Симферопольского городского управления газета «Голос Крыма». — 1943.—№ 33. — 18 марта.

247

Штрик-Штрикфельдт В.К. Указ. соч. — С. 210, 211.

248

Мальцев В. И. Конвейер ГПУ. — Симферополь, 1942. — С. 47.

Писать эти воспоминания В.И. Мальцеву помогала его супруга — Ю. Яковлева. Она главным образом отвечала за корректорскую работу. После войны компетентные органы припомнили ей это сотрудничество с «врагом народа». Яковлева была арестована и после недолгого следствия приговорена к 10 годам лагерей. (Реабилитированные историей. Автономная республика Крым / Под ред. B.П. Антипенко и др. — Симферополь, 2006. — Кн. 2. — С. 24.)

249

Подробнее о жизни и судьбе В.И. Мальцева см.: Колесник А.Н. Грехопадение? Генерал Власов и его окружение. — Харьков, 1991. — С. 88, 138; Романько О.В. К вопросу о Русской освободительной армии и судьбе В.И. Мальцева // КНП. — 1997. — № 1. — С. 132–135; Александров K.M. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта A.A. Власова 1944–1945 гг. — СПб., 2001. — C. 204–207.

250

Плющов Б. Указ. соч. — С. 13.

251

Голос Крыма. — 1943. — № 72. — 18 июня.

252

Голос Крыма. — 1943. — № 76. — 27 июня; № 77. — 30 июня.

253

DallinA. Op. cit. — P. 261.

254

Голос Крыма. — 1943. — № 75. — 25 июня; № 8 4. — 9 июля; № 90. — 30 июля.

255

Azat Kirim. — 1943. — № 34(130).

256

ГААРК, ф. П — 156, on. 1, д. 26, л. 25.

257

ГААРК, ф. П — 156, on. 1, д. 173-а, л. 32–32об.

258

ГААРК, ф. П— 1,оп. 1, д. 2185, л. 10–10об.

259

ГААРК, ф. П—151, on. 1, д. 28, л. 22, 23.

260

Яковлев В.П. Преступления. Борьба. Возмездие. — Симферополь, 1961. — С. 167, 169; ГААРК, ф. П — 156, on. 1, д. 57, л. 148об.; д. 40, л. 31 об.

261

Провал вербовки «добровольцев» // Красный Крым. — 1943. № 19. — 23 апреля.

262

Голос Крыма. — 1943. — № 71. — 16 июня, Александров K.M. Жизнь русского авиатора // Посев. — 2000. — № 3. — С. 33–35.

263

Феодосийский вестник. — 1943. — № 51(83). — 21 июля; ГААРК, ф. Р — 1458, on. 1, д. 1, л. 25, 26, 28а.

264

Описание знаков различия РОА дано по: Дробязко С.И. Русская освободительная армия. — М., 2000. — Илл. 5.

265

Nafziger G.F. Foreigners in Field Gray: The Russian, Croatian, and Italian Soldiers in the Wehrmacht. — Pisgah, Ohio, 1995. — P. 19–30.

266

ГААРК, ф. П — 151, on. 1, д. 28, л. 40–41; д. 30, л. 28; д. 505, л. 151,210–6. Цит. по: Сергтчук В. Украшський Крим. — К., 2001. — С. 186.

267

Среди наиболее активных украинских националистических организаций, действовавших в период Второй мировой войны, необходимо назвать следующие. Собственно Организацию украинских националистов (ОУН), которая с февраля 1940 г. была расколота на два враждующих между собой крыла: ОУН-Бандеры и ОУН-Мельника. Другой более-менее влиятельной группой украинских националистов следует назвать военно-политическую организацию «Полесская сечь» атамана Т. Бульбы-Боровца. Каждая из этих организаций создала в 1942–1943 гг. свои воинские формирования, наиболее известными из которых была Украинская повстанческая армия бандеровской ОУН и Украинская народная революционная армия Бульбы-Боровца. На данный момент нет фактов, свидетельствующих о деятельности этих формирований на территории Крыма. Единственно, о чем можно говорить с полной уверенностью, так это только о попытках ОУН установить свое влияние среди местного украинского населения и солдат украинских добровольческих формирований германских вооруженных сил (Гунчак Т. УкраУна: перша половина XX стсшття. Нариси псштичноГ icTopif. — K., 1993. — C. 238–239; Кост В. Украша i Шмеччина у друпй свгговш вшш. — Льв1в, 1993. — С. 239, 274–275, 330–331, 408; Шевчук В. Украинская Повстанческая Армия // Полппка i час. — 1991. — № 11. — С. 78–84).

268

Там же. — С. 96–102.

269

Подробнее об этом см.: Косик В. Указ. соч. — С. 112–120.

270

Рёкотов П.В. Указ. соч. — С. 91–92.

271

КосикВ. Указ. соч. — С. 221.

272

Там же. — С. 379.

273

Дуда А., Старик В. Указ. соч. — С. 99.

274

Сергтчук В. Указ. соч. — С. 188.

275

Окупацшний режим в Криму… — С. 34.

276

Голос Крыма. — 1942. — № 95. — 27 сентября.

277

Реабилитированные историей… — Кн. 2. — С. 18–19.

278

ГААРК, ф. П—156, on. 1, д. 31, л. 103.

279

Реабилитированные историей… — С. 19.

280

Вшницью Bicri. — 1942. — 25 С1чня.

281

Einac I. Репресивно-каральна система на УкраУш. 1917–1953: У 2-х кн. — К., 1994. — Кн. 2. — С. 280–281.

282

Nafziger G.F. Foreigners in Field Gray… — P. 19–30.

283

Крымско-татарские формирования: документы Третьего рейха свидетельствуют // ВИЖ. — 1991. — № 3. — С. 89–90.

284

Более подробно о крымско-татарских частях вермахта, полиции и войск СС было рассказано выше.

MGFA, Verzeichnis von Freiwilligen-Verbande aus dem Osten in der deutschen Wehrmacht. — S. 1–3.

285

Гальдер Ф. Указ. соч. — Т.З. — Кн.1. — С. 60.

286

ВА-МА, RH 22. Kommandierender General der Sicherungstruppen und Befehlshaber im Heeresgebiet Sud, RH 22/10, Befehl fur die Aufstellung turkistanischer und kaukasischen Einheiten.

287

Ibid.

288

ВА-МА, RH 2. Oberkommando des Heeres / Chef der Heeresrustung und Befehlshaber der Ersatzheeres, H 37/108, bl. 37–38.

ВА-МА, RH 2. Oberkommando des Heeres / Chef der Heeresrustung und Befehlshaber der Ersatzheeres, H 62–0/9, bl. 27–28.

289

MGFA, OKH/Chef HrustuBdE/AHA. Bestimmungen fur Aufstellung der Ostlegionen. — 24.4.1942. — S. 2–3.

290

Ибрагимбейли ХМ. Крах гитлеровской оккупационной политики на Кавказе // Народный подвиг в битве за Кавказ: Сб. статей.—М., 1981. —С. 269.

291

BA-MA, RH 53–23. Militarbefehlshaber im Generalgouvernement / Wehrkreisbefehlshaber im Generalgouvernement, 75022/10/ Teil 2, bl. 90–92.

292

MGFA, Heygendorff R. v. Turkvolkische und Kaukasische Verbande im Kampf an Deutschlands Seite wahrend des 2. Weltkrieges. — 1949. —S. 14f.

293

ter von Niedermayer im Zweiten Weltkrieg. Ein Beitrag zur Geschichte der Ostlegionen // Wehrwissenschaftliche Rundschau. — 1970. № 12.

S. 683–702.

294

BA-MA, RH 26. Infanterie-Divisionen, RH 26–162. Kommando der 162. Infanteriedivision, 34427/1, bl. 37. ’Hoffmann J. Ostlegionen 1941–1943… — S. 76.

295

Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками: Сб. материалов: В 3 т. — М., 1966. — Т.2. — С. 216.

296

Hoffmann J. Kaukasien 1942/43. Das deutsche Heer und die Orientvolker der Sowjetunion. — Freiburg, 1991. — S. 156–183, 193–211,212–253, 327–345.

297

Nafziger G.F. Foreigners in Field Gray… — P. 19–30.

298

Neulen H.-W. Op. cit. — S. 331.

299

Munoz A.J., Romanko О. V. The East Came West: Muslim, Hindu and Buddhist Volunteers in the German Armed Forces 1941–1945. — New York, 2002. — P. 177.

300

Tessin G. Op. cit. — Bd. 14. — S. 270.

301

Munoz A.J. Hitler’s Eastern Legions: In 2 vols. — New York, 1997. — Vol. 2. — P. 24, 27; Nafziger G.F. The German Order of Battle: Infantry in World War II. — London, 2000. — P. 483.

302

Houterman H. Eastern Troops in Zeeland. The Netherlands, 1943–1945. — New York, 1997. — P. 13.

303

Б-н — батальон

304

Мамулиа Г. Грузинский легион в борьбе за свободу и независимость Грузии в годы Второй мировой войны. — Тбилиси, 2003. —С. 101–104, 121–122.

305

Hoffmann J. Kaukasien 1942/43… — S. 264.

306

Nafziger G.F. Foreigners in Field Gray… — P. 37–38.

307

MGFA, Verzeichnis von Freiwilligen-Verbande aus dem Osten in der deutschen Wehrmacht. — S. 28–29.

308

Nafziger G.F. The German Order of Battle: Infantry in World War II… — P. 209.

309

Ibid. — P. 209–210.

310

Цит. по: Дробязко С.И. Восточные легионы и казачьи части в вермахте… — С. 10.

311

Дробязко СИ. Восточные легионы и казачьи части в вермахте… — С. 10.

312

ГААРК, ф. П—151, оп. 1,д.312, л. 1.

313

Дробязко С.И. Восточные легионы и казачьи части в вермахте… — С. 4.

314

Hoffmann J. Die Ostlegionen 1941–1943… — S. 26–27.

Кавказ. 1942–1943 гг.: героизм и предательство // Военноисторический журнал. — 1991. — № 8. — С. 35–43.

315

Кровавые злодеяния Оберлендера: отчет о пресс-конференции для советских и иностранных журналистов, состоявшейся в Москве 5.04.1960 г. — М., 1960. — С. 24–25.

316

Hoffmann J. Kaukasien 1942/43… — S. 104–106.

317

Дробязко С.И Восточные легионы и казачьи части в вермахте…—С. 13.

318

PAJH, Norkaukasisches Sonderkommando «Schamil». — S. 1–3.

319

ВА-МА, Oberkommando der 1. Panzerarmee, RH 21–1/409, bl. 107–110.

320

В A-MA, RH 27. Armeeoberkommandos, RH 27–3. Kommando der 3. Panzerdivision, RH 27–3/70, bl. 25–26; RH 19. Heeresgruppenkommandos, RH 19 V. Oberkommando Heeresgruppe А — Sudukraine — Sud, RH.19 V/111, bl. 54.

321

Freiwillige vom Kaukasus. Georgier, Armenier, Aserbaidschaner, Tschetschenen u.a. auf deutscher seite / A. Jeloschek und andere. — Graz— Stuttgart, 2003. — S. 173–232.

Бонвеч Б. За кулисами «рельсовой войны». Советские партизаны в 1941–1944 И Родина. — 2003. — № 7. — С. 74.